При выезде из кургородка стоял завлекательный щит, где вкривь и вкось голубели княжеские слова: На свете нет лазурней, звонче места, Чем золотая Белая Невеста!

Зеленый восклицательный знак — кипарис будто хлопнул меня по голове.

Протер я глаза: а этот кипарис растет прямо на зеркальном шоссе. Из асфальта к небу тянется. Каждую зеленую веточку вижу. У, черт! Жму прямо на него. Проскочил. Нет никакого кипариса. Одна видимость.

Мне бы только до вокзальной билетной кассы дотянуть! Непривычен я лечиться. Соскучился по настоящей баранке. Скоро уборочная…

Гляжу: на Тещином повороте из-под знакомого берета выбились белокурые волосы. Не химические, живые. И глаза синющие за ветровым стеклом. Ближе, ближе…

«Может, тоже, — думаю, — мерещится?»

Нет! И «Волга» правдашняя, с черными шашечками на боку. И так я загляделся, что впервой в жизни спутал левый и правый поворот. Я влево — и она влево. Я вправо — и она туда. И у «Волги» словно не фары, а синие глазищи.

В мозгу как молния ударила: «Сейчас врежемся и — кувырком в море! Оба…» Нет, уж лучше один. Все равно жизнь дала трещину. Эх, неприкаянная твоя душа!..

И повернул я на том Тещином языке на девяносто градусов. Только и успел крикнуть:

— Прощай, Нина!..

А потом как во сне. Свистит, гудит. Болтает меня, будто в самолете. Сосны, скалы подо мной. Рябит, скачет все в глазах. Не поймешь, где небо, где море.

«Гу-ух!..»

Будто ватным одеялом накрыло. Ничего не помню.