Известно, что за время войны было обезврежено более тридцати тысяч немецких шпионов, свыше шести тысяч террористов и около четырех тысяч диверсантов. У невидимой войны невидимо и оружие. Таким оружием стали радиопоединки с разведкой врага. За время войны было проведено 183 радиоигры. Три из них проходили в Горьком.

Операция «Престол»

В разработанном гитлеровским командованием плане молниеносного вторжения в Россию большое внимание уделялось шпионажу и диверсиям, как в прифронтовой полосе, так и в глубоком тылу. Правда, не все здесь было прописано в подробностях. Этот раздел отдавался на откуп спецслужбам.

Открытое кодовое название плана блицкрига — «Барбаросса» появилось в приказе штаба оперативного руководства вермахта, содержавшем директивы о подрывной деятельности на советской территории сразу же после вторжения.

Основная забота по формированию «пятой колонны» в тыловых районах страны, которую предстояло покорять, легла на плечи полковника Эрвина Лахузена-Вивремонта, который руководил службой «Абвер II». Тут же был сформирован мозговой центр — группа «А», приступившая к разработке будущих операций.

«Абверу II» подчинили учебный полк «Бранденбург», где готовили диверсантов, специалистов по деморализации советского тыла и откровенных убийц.

На рассвете 22 июня 1941 года небо наполнилось не только бомбардировщиками, но и десантными самолетами с подразделениями «брандербуржцев». Переодевшиеся в форму красноармейцев диверсанты захватывали мосты, тоннели, цехи предприятий и удерживали их до подхода основных сил вермахта. Они расстреливали и вырезали небольшие группы солдат, оказавшихся в окружении или отставших от своих частей. Не гнушались они и полевыми госпиталями, нападали на штабы, обозы, минировали дороги, сеяли панику среди населения.

Изначально было ясно, что эти «мясники» не могут стать «пятой колонной». Их поле деятельности — неразбериха прифронтовой полосы. В тылу они тут же окажутся в руках НКВД. Там должна действовать тонкая, тщательно законспирированная агентурная сеть.

Кое-что уже было. Из послевоенной истории стало известно, что с декабря 1940 по март 1941 года органами госбезопасности СССР было обезврежено 67 баз абвера. За этот же период раскрыто 1596 германских агентов, из них 1338 в западных областях Украины и Белоруссии, в прибалтийских республиках.

В селах и провинциальных городках появились плакаты, призывающие к бдительности.

Но это только часть предвоенной «пятой колонны».

В марте 1941 года абвер формирует фронтовые разведывательные органы «Вилли» I, II, III. Создан специальный штаб в местечке Сулековке под Варшавой. Расписан штат разведшкол. По плану их должны наполнить русскими «добровольцами», изъявившими желание поработать на Германию. Они будут, в этом никто не сомневается.

1 июня. Начало операции «Эрна». Пошла заброска в СССР агентов из украинских националистов. Им предстоит встретить войска вермахта с поименными списками советских граждан, подлежащих уничтожению.

10 июня. Совместное заседание высших чинов абвера, СД и полиции. Утверждена система террористических мер на советской территории сразу же после оккупации.

18 июня. Дивизии первого эшелона вермахта заняли исходные позиции на границах СССР. В составе разведывательных подразделений находятся бойцы полка «Бранденбург».

19 июня. Приведен в боевую готовность штаб «Вилли».

22 июня…

Немецкая разведка не ошиблась, в России действительно были недовольные существовавшей властью. Ближе к осени ей стало известно, что в Москве имеется некая религиозно-монархическая организация «Престол», которая ждет не дождется восстановления русского самодержавия. Если немцы помогут в этом, они готовы помочь немцам.

Во главе «Престола» стоит князь Глебов в прошлом предводитель Нижегородского дворянского собрания. Он уже стар, ему за семьдесят, но деятелен и пользуется авторитетом в кругах остатков бывшей аристократии. Ему не надо доказывать преданность монархии. Достаточно взять подшивку журнала «Нива» за 1913 год и найти номер, посвященный приезду Николая II в Кострому по случаю 300-летия дома Романовых. На большой фотографии князь приветствует царя от имени костромских дворян. Жена князя — свой человек при дворе российской императрицы Александры Федоровны.

Второй человек в «Престоле» — Борис Александрович Садовской. Если у немцев найдется хоть один знаток русской поэзии, то он тут же воскликнет: «Как, разве он еще жив?». Жив! Последний поэт Серебряного века. Правда, для разведки понятие «поэт» — это нечто непостоянное, а значит и ненадежное.

Но он еще и дворянин.

Вот это уже кое-что. Его отец был инспектором Удельной конторы — смотритель казенных лесов Нижегородской губернии и угодий, принадлежавших Департаменту уделов.

Садовские имели свое поместье в Щербинках. Боря был любимым сыном и кумиром родителей.

Нижегородский поэт Борис Садовской.

Вот только если немецкая разведка задумает проверить родословную Бориса Александровича Садовского, то столкнется с определенной нестыковкой. Она не обнаружит в списке дворян Нижнего Новгорода фамилии Садовской, близкая по написанию есть — Садовский. Но это одно и то же лицо. Борис Александрович слыл еще незаурядным фантазером и мистификатором. Фамилию он свою изменил: так звучнее и непохоже на знаменитую русскую актерскую фамилию, за потомка которой его могли принимать. С его же подачи во всех литературных справочниках значится, что родился он в Нижнем Новгороде, но тогда что значит это:

Родился я в уездном городке. Колокола вечерние гудели, И ветер пел о бреде и тоске В последний день на Масляной неделе. Беспомощно и редко я кричал, Водою теплой на весу облитый, Потом затих: лишь самовар журчал У деревянного корыта.

Нижний Новгород даже при буйной поэтической фантазии не назовешь уездным городом, бери выше — губернский. А уездный городок — это оказывается Ардатов. Почему он отрекся от него, теперь уже навечно останется тайной.

Его вторая жена Надежда Ивановна Воскобойникова была под стать ему — тоже авантюрного склада. Она считалась фрейлиной императрицы Александры Федоровны и была с ней в момент ареста царской семьи.

Позже Надежна Ивановна станет членом законспирированного «Общества спасения царя», которому американцы ссудят 8 миллионов долларов на спасение царя и его близких.

И что удивительно, деньги эти пойдут в дело. Эмиссары «Общества» установят контакты с царем, они попытаются передать ему заграничные паспорта и деньги, но царь им не поверит. Он подумает, что это «происки» большевиков.

Вторую попытку должна была предпринять Надежда Ивановна, но было уже поздно — семью царя расстреляли.

Чета Садовских чудом уцелела в годы репрессий. Бориса Александровича спасли… грехи молодости. Двадцати трех лет он заразился сифилисом, долго лечился, но получил общее отравление организма. Постепенно его парализовало и передвигался он только на коляске. Тем не менее за ним числились грехи посерьезнее. В 30-х годах чекистами были ликвидированы три монархические группы молодежи, собиравшиеся вокруг Садовского. Все они были ориентированы пронемецки и всерьез рассчитывали на помощь германского фашизма.

«Чета Садовских связана с церковно-монархическими кругами старцев — бывших монахов и монахинь, которые, находясь в глубоком подполье, пытаются влиять на массы верующих в антисоветском духе.

Садовские и это окружение пораженчески настроены и с нетерпением ждут немцев».

Эти строки из «личного дела», которое хранилось на полках Лубянки. Возможно они стали бы обвинительными строками приговора, но поэту «повезло» — началась война.

Немецкая разведка даже не догадывается, что сведения о «пятой колонне» в Москве она получила из… 4-го управления НКВД, занимавшегося разведывательно-диверсионной деятельностью. Руководитель «Престола» — князь Глебов, числился здесь под псевдонимом «Предводитель», а главный идеолог Садовской так и остался «Поэтом».

Ни князь, ни поэт пока не догадывались, что они члены тайной организации, которая являлась лишь звеном задуманной чекистами операции «Монастырь». Кстати, название операции прямо указывало на место жительства «Поэта».

В «тайной» монархической организации было еще третье лицо, которое в отличии от руководителей, кое-что знало об игре. Это лицо носило агентурную кличку «Старик». В самый разгар войны его наградят орденом, а «Предводителю» и «Поэту» простят антисоветские грехи и дадут возможность дожить до естественной кончины. Но и это тогда было немалым…

Из агентурного донесения «Старика»: «Садовской — писатель, живет с женой в подвале Красной церкви Новодевичьего монастыря, в комнате, перегороженной занавеской, за которой находится его библиотека. Садовской при советской власти не публиковал ни одного своего произведения. Все их складывал за занавеску. Получал пенсию Союза писателей за прошлые заслуги в надежде, что он будет писать и при новой власти. Садовской раньше получал обеды из столовой Союза писателей, которыми делился с приживалками — монашками из секты „федоровок“. Когда Садовской перестал получать обеды, монашки ушли. Садовской парализован, глубокий инвалид, передвигается на коляске».

В разработке операции «Монастырь» предполагалось использовать имя Садовского и лиц из его ближайшего окружения для:

1. Создания канала, по которому можно забрасывать нашу специальную агентуру в Германию.

2. Дезинформации немцев о положении в СССР.

3. Выяснение круга вопросов, интересующих немцев в СССР.

В этой игре «Поэт» превосходно ведет свою партию.

Обращаясь к немцам, он пишет:

Христос Воскрес! Спешите, братья! Из мглы кровавой октября Мы простираем к вам объятья, Зовем свободу, ждем царя!

Агентурное донесение «Старика»: «Получив от Садовского предложения об установлении связи с немцами, я по вашему указанию дал на это согласие, после чего Садовской поручил мне подобрать группу лиц для использования их в целях установления связи с немцами и проведения антисоветской работы в Москве».

Итак, «пятая колонна» была готова к действию. Ждали реакции немцев.

«Учитывая желание Садовского связаться с немцами, намечаем переброску через линию фронта агента „Гейне“ в качестве курьера церковно-монархической группы, возглавляемой Садовским».

Переброска агента прошла удачно, после многочисленных проверок «Гейне» поверили. Немцам хотелось одного — расширения организации. После возвращения «Гейне» занялся этой работой. Скоро от имени «Престола» работало уже три радиостанции и появились ячейки в Свердловске, Челябинске, Новосибирске, Горьком.

В это же время в газете «Правда» публикуется сообщение о «варварском акте диверсии» в одном из сибирских городов, Взорвался цех, выпускавший самолеты. Взрыв в городе слышали, пожар видели…

«Гейне» получает шифровку с благодарностью за хорошую работу.

Еще одно известие — взорвана железная дорога под Горьким. Взрыв жители слышали и видели как войска НКВД оцепили место происшествия.

В очередной шифровке — «пожелания успеха» и «быть осторожнее».

Правда арестовано уже восемь агентов, засланные в Москву, но война без потерь не бывает. К тому же Москва, считай, прифронтовой город. Здесь обострено все: проверки, режим, бдительность граждан…

«Гейне» радирует, что «Престол» готов принимать «гостей» в Горьком.

Идет радиоигра с немецкой разведкой. Справа агент «Гейне» — Александр Павлович Демьянов.

Начальник Управления НКВД по городу Горькому докладывает: «В качестве явочного пункта в городе Горьком нами подготовлена квартира агента НКВД „Козловой“, оборудованная оперативной техникой и сигнализацией».

Наталья Сергеевна Козлова — дочь священника церкви Михаила Архангела Лукояновского уезда, врага народа. В городе она работала учителем пения в музыкальной школе. «Завербована на компрматериалах. С органами госбезопасности сотрудничает давно и успешно. Характеризуется исключительно положительно. Родственников на оккупированной врагом территории не имеет».

По задуманному плану ей отводилась роль всего лишь хозяйки квартиры. С «гостем» должен был «работать» чекист, выдававший себя за члена тайной организации «Престол». Подобрали типаж из старой чекистской гвардии. Решили, что монархически настроенным подобает быть интеллигенту. Скажем, пожилому университетскому профессору.

С ним-то на явочной квартире по улице Пушкина и встретился немецкий курьер. Три дня «профессор» сопровождал его в прогулках по городу. «Гостя» больше всего интересовала железная дорога и сосредоточения войск под Горьким. Освоившись, он самостоятельно побывал на железнодорожном вокзале и сделал кое-какие записи. Они и стали главной уликой…

А между тем «Гейне» сообщил в разведцентр неприятную новость: агент после приземления сломал ногу и находится в одной из больниц города. В ответ пришла шифровка с сочувствием и рекомендацией «убрать» агента. Что и было сделано…

Таким вот образом «на живца» было поймано больше половины засланных агентов Катынской разведшколы, которая базировалась под Смоленском и работала с «Престолом».

Тыловой Горький на протяжении всей войны продолжал интересовать немецкую разведку. Его «курировали» различные разведшколы, сбрасывая в предместьях города своих агентов. Архивы, хранящие протоколы допросов и приговоры военных трибуналов, подтверждают такой «интерес».

Январь 1944. Агент В. Сидоренко сброшен на парашюте в Гороховецком районе Ивановской области (тогда это было так — Авт.). Ему предписывалось собрать сведения об авиационном заводе. Заодно он должен был установить, какие заводы находятся на территории Горького и что они выпускают. Требовалось также выяснить, какие повреждения причинены Горьковской электростанции от бомбардировки немецкими самолетами. Достаточно ли снабжается электроэнергией население? Каково политико-моральное состояние жителей и имеется ли соглашение у Советского Союза с Америкой о выпуске американских конструкций самолетов.

Агент был снабжен радиостанцией, фиктивными документами, деньгами. С повинной в органы советской власти не явился. «На основании изложенного считать доказанным предъявленное обвинение в измене Родины». Итог — расстрел.

Экипировка немецко-фашистских диверсантов, пойманных органами государственной безопасности.

Январь. 1945 г. Группа агентов немецкой разведки в составе Литвиненко, Валько, Пюрко приземлилась в Воскресенском районе.

«Для практического выполнения задания немецкая разведка снабдила их фиктивными документами, чистыми бланками, мастичными печатями от имени различных воинских частей, советскими деньгами в сумме 400 тысяч рублей и личным оружием».

При аресте были изъяты антисоветские листовки «Он еще пригодится», обращения «Товарищ», «Манифест», «Русский народ должен знать правду», «Ленинские заветы». То ли идейная направленность имевшейся у них литературы сработала, то ли чувствовалось уже близкое окончание войны, но агентам повезло — 10 лет лишения свободы каждому.

Еще два агента С. и К. опустились на парашютах в Краснобаковском районе. Мы пометили их буквами по этическим причинам. Оба они были уроженцами тех мест и незачем напоминать живущим ныне родственникам не о самых приятных семейных страницах.

Из протокола допроса:

«Вопрос: С какой целью вы оказались на территории Краснобаковского района.

Ответ: На территории Краснобаковского района я оказался по заданию немецкой разведки как агент-диверсант для проведения диверсионных актов на Горьковской железной дороге и для создания антисоветских групп среди населения».

После приземления агент К. поспешил явиться с повинной, а С. прежде хотел встретиться с женой. Агенту К. была дарована жизнь, а С. ждал суровый приговор.

«В соответствии с директивой НКВД СССР от 23 мая 1942 года приведение приговора в исполнение будет производиться публично в пункте задержания указанного парашютиста. С этой целью арестованного С. этапировать усиленным конвоем в распоряжение начальника управления НКВД по Горьковской области».

И дальше:

«На основании распоряжения НКВД № 2363 от 6 июня 1942 года публично в присутствии 25 человек местных жителей привели в исполнение решение особого совещания над осужденным к расстрелу изменником Родины С. Выстрел произведен отделением бойцов войск НКВД залпом из шести винтовочных стволов под команду: „По изменнику Родины — огонь“ в одном километре от станции Ветлужская… 13 июня 1942 года в 10 часов горьковского времени».

Шпионов становилось все больше. Назрела необходимость сформировать особые части по их нейтрализации. В апреле 1943 года состоялось совещание руководителей разведки, на котором председательствовал И. В. Сталин. Он одобрил идею преобразования особых отделов НКВД в особые отделы с новым названием «СМЕРНЕШ». Такое сокращение знакомого лозунга «Смерть немецким шпионам!» показалось вождю не совсем удачным: «Почему, собственно говоря, мы должны иметь в виду только немецких шпионов? Разве разведывательные службы других стран не действуют против нашей страны? Давайте назовем „Смерть шпионам“… или кратко „СМЕРШ“».

Операция «Семен»

«СМЕРШ» стал действительно грозой шпионов. Но и до него особые органы НКВД в дремоте замечены не были. Работы им хватало. К концу 1942 года на германо-советском фронте действовало в общей сложности 130 немецких разведывательных органов и 60 специальных школ по подготовке разведчиков. Со шпионами не церемонились. Военные трибуналы особым разнообразием приговоров их не баловали. Только резвость, с которой засылаемые агенты являлись с повинной, спасала им жизни.

Вот почему группа немецких агентов в составе шести человек, сброшенных на парашютах в ночь с 15 на 16 сентября в районе Арзамаса, тут же, даже не собираясь вместе, поспешила в Арзамасский райотдел НКВД. Первым его достиг некто Семен Калабалин. Прямо с порога он объявил, что является немецким агентом, и выложил перед изумленными чекистами радиостанцию, оружие и кучу денег.

Из протокола допроса:

«Вопрос: С какими задачами вы были переброшены на территорию СССР?

Ответ: Задание перед нами поставлено: разведка движения войск по железной дороге, водным и шоссейным путям, где формируются воинские части, их возраста, командный состав, вооружение, работа промышленности, транспортировка грузов и вооружения, боеприпасов. Разведка военных складов, аэродромов. Помощь союзников и политико-моральное состояние частей Красной Армии».

Ничего оригинального в полученном агентом задании не было. Может, что скрывает?

«Вопрос: Имели ли вы задание проводить диверсионно-подрывную и разложенческую работу в СССР?

Ответ: Таких заданий я не получал. В школе нам разъяснили, чтобы мы этим не занимались. Нам рекомендовали держать себя скромно, чтобы не выделяться из общей массы населения».

Некто Калабалин, явившийся с повинной, был вовсе не «некто». Если бы он сообщил арзамасским чекистам подробности своей. довоенной биографии, то они бы, пожалуй, заслушались и отвлеклись от основной нити допроса.

Семен Афанасьевич Калабалин был… героем «Педагогической поэмы» Антона Семеновича Макаренко. Кто до войны не читал этой книги. Правда, Калабалин в книге носил фамилию Карабанов, но был Семеном. Бывший вор и грабитель… В книге умалчивается о его партизанском прошлом, когда он воевал в отряде брата против деникинцев. Был ранен, переболел тифом… Успел еще побывать в боях и опять был ранен. А в тюрьму попал уже из банды.

В колонии Макаренко он появился рослым семнадцатилетним пареньком и быстро «перековался», потому как понимал, что тюрьма до добра не доведет. По детдомовской путевке попал на рабфак, закончил инженерно-мелиоративный институт, но стал… педагогом. До самой войны учительствовал в колониях и детских домах. В июне 1941 года его детский дом для трудных детей уезжал в эвакуацию, а он — в другую сторону, на фронт, добровольцем.

Семен Калабалин.

По официальной версии отряд фронтовых разведчиков, в который входил и он, с задания не вернулся. Они попали в плен к бандеровцам… Связан ли был Семен Калабалин с другой разведкой, той, которую меньше всего интересовали отдельные мелкие части, непрерывно находившиеся в движении? Косвенные факты располагают к утвердительному ответу.

«Семена», а теперь это будет его рабочий псевдоним, ждали на своей территории. На допросах он расскажет все: и как был пленен, и как был определен в разведшколу… Вот этого, кажется, больше всего и добивались, посылая разведчика на маловажное задание.

«На седьмой день после приземления группы Калабалин в назначенное ему время вышел на связь с Варшавским разведцентром под нашу диктовку», — вспоминал один из участников операции, горьковский «куратор», полковник КГБ Константин Грязнов.

Ключ «Семена» отстукивал: «…Сообщаю вам, что согласно моим сведениям, полученным от местного населения, в районе города Лукоянова формируются и проходят обучение крупные воинские части для операции в зимних условиях». «25 и 26 сентября изучали движение перевозок. На запад прошло 47 поездов, из которых 28 войсками, 7 боеприпасами, остальные дрова, уголь, металл».

Сброс разведчиков под Арзамасом был не случаен. Эта станция числилась в разряде стратегических. Отсюда уходила ветка на юг. Авиаразведка этого направления была затруднена — далеко. Восполнить пробел должна агентура. Немцев интересовали эшелоны, идущие в сторону Сталинграда. Много ли их? Готовят ли русские там наступление?

«Семен» упорно радирует, что эшелоны идут в основном в западном направлении, предположительно на Москву. Это же подтверждают резиденты в Вологде, Ярославле, Рыбинске, Калинине. Уже сформировались контуры главного зимнего удара русских — на Волхов и Тихвин. Сталинград немецкая разведка проморгала.

С 1942 по 1943 год немецкая разведка получала ложную информацию одновременно из 83 контролируемых радиостанций. Можно себе представить работу координирующего центра советской контрразведки. Ведь разыгрывались, как принято говорить сейчас, виртуальные операции. За это время было сообщено о сосредоточении на различных направлениях советско-германского фронта 255 стрелковых дивизий, 3 танковых армий, 6 танковых корпусов, 55 танковых бригад, 80 артиллерийских полков, 6 кавалерийских дивизий и 3 армейских штабов.

В январе 1943 года немецкая разведка получила сообщение, что в Горьком формируется резервная армия. То, что немецкое командование пересмотрело план дислокации своих войск, это уже сейчас, когда изучены документы вермахта, очевидно. Но в этом надо было противника еще убедить.

«Легализация Калабалина была проведена в строгом соответствии с полученными от противника инструкциями. Он был прописан в Горьком по полученным от вражеской разведки фиктивным документам на имя Карева, состоял на учете в военкомате как освобожденный от воинской обязанности по болезни и работал в подсобном хозяйстве в поселке Мыза. Встречи работников советской контрразведки с радистом проходили только на конспиративной квартире», — вспоминает работавший с Калабалиным чекист Дмитрий Тарасов.

Семен Калабалин для немцев был «агентом 91». Весьма активным агентом.

«Конечно же, мы понимали, что немцы захотят проверить Семена и его информацию, — вспоминает полковник Грязнов. — Очень интересовалась, к примеру, немецкая разведка расположением горьковских аэродромов. В ответ на этот запрос Калабалин и контрразведчики сообщили им, что в 10 км к югу от Горького имеется аэродром гражданской авиации. На самом деле это был маленький аэродром в Щербинках, не представлявший значения».

Этот аэродромчик жив был еще в середине 60-х. Помнится, как мы, молодые парашютисты, в качестве подсобной силы разбирали деревянные каркасы пустовавших ангаров. В довоенные годы аэродром был хорошо известен. Здесь часто устраивали показательные полеты и прыжки парашютистов.

«Сдав» один аэродром, «Семен» тут же «обнаружил» аэродром более крупный на левом берегу Волги к северо-востоку от Горького. Прилетевшие на разведку немецкие самолеты вернулись со снимками и вряд ли дешифровщики могли заподозрить в аэродромных постройках макеты.

Каждая игра должна иметь кульминационные всплески, иначе пропадает азарт, игра становится пустой и начинает вызывать подозрение — почему все идет спокойно?

Из воспоминаний полковника Константина Грязнова:

«По рекомендации специалистов мы начали постепенно вводить в электрическую цепь рации дополнительное сопротивление (реостат). Сопротивление усиливали раз от раза, ухудшалась слышимость радиопередач. При этом Семен, который слышал немцев прекрасно, сообщил им, что тоже плохо слышит их. Наконец уже где-то в середине мая разведцентр сообщил Семену, что готовит самолет, на котором к нему будет направлен связник с питанием для рации и деньгами».

К встрече курьера, а их оказалось два, готовились. Чекисты сделали свое дело, военный трибунал — свое. Для немецкой разведки курьеры «погибли» в момент возвращения. Рация «Семена» получила новое питание и игра продолжилась. Она шла до конца 1944 года….

В начале 70-х годов одна пионерская дружина завоевала право называться именем Антона Семеновича Макаренко. В честь такого события пригласили гостей. Из Подмосковья приехала чета Калабалиных — оба «Заслуженные учителя РСФСР».

Когда Семена Афанасьевича спросили, бывал ли он раньше в Горьком, он не моргнув глазом ответил, что «нет». А вечером его можно было увидеть свободно разгуливающим не только по тем улицам, на которых невозможно заблудиться.

Операция «Друзья»

Весной 1944 года в гитлеровской разведке произошли коренные изменения. Адмирал Канарис, возглавлявший ее, был отстранен Гитлером и брошен на фронт экономической войны. Абвер был подчинен Главному управлению имперской безопасности. И здесь, видимо, закономерно, на первые роли вышел самый успешный разведчик вермахта Отто Скорцени.

Бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг, начальник зарубежной политической разведки и контрразведки, с помощью хитроумных комбинаций все-таки завладел шпионско-подрывным аппаратом абвера. Вызвав Скорцени к себе, он передал содержание разговора Гитлера с Гиммлером. Фюрер был недоволен результатами информационной деятельности секретных служб в отношении России. Абвер был не в состоянии активизировать разведку так, как того требовала обстановка на фронте.

Буквально через месяц Шелленберг и Скорцени приступили к осуществлению операции «Цеппелин», направленной против Советского Союза. Скорцени делает вывод: «Твердо установлено, что в первую очередь следует нанести удары по русским коммуникациям, то есть дорогам, мостам и шоссе…» Заметим, все это намечается сделать в глубоком тылу.

Трудно сказать, так совпало или советская разведка узнала об установках Гитлера, но она «помогла» Шелленбергу и Скорцени в полете их «Цеппелина». Стало известно, что в лесах Белоруссии сформировался большой отряд окруженных немцев, готовый к выполнению диверсионных заданий. Командовал группой подполковник Генрих Шернхорн. В советской контрразведке он числился под псевдонимом «Шубин».

Так началась еще одна игра нашей разведки, получившая кодовое название «Березина». Одним из связников игры стал известный нам по игре «Монастырь» агент «Гейне». К тому времени тайная организация «Престол» хоть и продолжала существовать, но в немцах разочаровалась. Поэтому Борису Садовскому оставалось лишь писать антисоветские стихи, в узком кругу вымирающих единомышленников прославлять царя и жаловаться на несбывшееся. И все это в том же полуподвале Новодевичьего монастыря.

Игры разведок вдохновляют литераторов и даже рождают их. Примечательно, что один из «авторов» тайной организации «Престол», радиоигры «Монастырь» и операции «Березина», начальник 3-го отдела 4-го управления НКВД СССР Михаил Борисович Маклярский стал впоследствии автором сценариев хорошо известных фильмов «Подвиг разведчика», «Выстрел в тумане», «Заговор послов», «Секретная миссия», «Ночной патруль».

Начальник 3-го отдела 4-го управления НКВД М. Б. Маклярский.

Отто Скорцени в своих воспоминаниях не скрывает радости, что после чувствительных поражений в июльской кампании 1944 года на центральном участке Восточного фронта дал о себе знать «резервный агент» с сообщением о группе Шернхорна. До конца дней своих дока разведки верил в подлинность операции, которой он дал свое название — «Браконьер». Правда, можно перевести и по другому — «Волшебный стрелок».

Операция шла строго по плану Скорцени, правда, с «осложнениями», которые были вызваны объективными причинами, все-таки тыл советских войск. Эти «объективные причины» вскоре превратили группу Шернхорна в окруженцев, пытающихся выбраться к своим. В строчках воспоминаний Скорцени подытожил:

«Операция „Браконьер“ окончилась неудачно».

Но это для кого как. Советская разведка в ходе нее обезвредила 25 агентов, получила 13 радиостанций, семь из которых тут же включились в радиоигру, приняла 644 места различных грузов, в том числе 4 тонны хлеба и 370 килограммов шоколада. Кроме этого, ей перепало 2 258 330 рублей.

Какое место отводилось в плане «Цеппелин» тыловому Горькому, неизвестно. Но, согласно указаниям Гитлера — обратить особое внимание на промышленные города, можно предположить, что в плане он обойден не был. Правда, Горький мог числиться у абвера в разряде «благополучных» городов. Здесь уже долго и успешно отстукивал свои шифровки «агент 91» или по классификации чекистов «Семен». Работала дублирующая радиоточка с позывным «Петр». Любое сообщение «91-го» или «Петра» можно было перепроверить.

«Семен» и не догадывался о существовании «коллег». Их решено было не знакомить, пусть работают обособленно. Все равно информация для передач исходила из одного источника.

Позывной «Петр» — это для немцев. В оперативных сводках горьковских чекистов радиоточка числилась под кодовым названием «Друзья». К истине это было поближе. На связь выходили два агента, сдавшихся СМЕРШу в ночь приземления. Кличку «Петр» носил Николай Палладий. А придумал ее немецкий капрал, учивший разведчиков радиоделу. Он уловил в усатом агенте сходство с Петром I. Второй агент, Иван Коцарев, отличался обилием псевдонимов — Дубинский, Лукьянов…

И Палладий, и Коцарев в прошлом были офицерами советской армии. Оба были ранены в бою и захвачены в плен. Потом, «поддавшись» на уговоры вербовщиков, оказались в разведшколе. О задумках друг друга они ничего не знали, но каждый хотел вернуться при первой же возможности к своим.

По легенде, разработанной в Борисовской разведшколе «Сатурн», Палладий получил звание старшего лейтенанта и орден Красного Знамени, а Коцарев стал лейтенантом с орденом Красной Звезды. На вопрос, где бы «Петр» хотел вести разведывательную работу, он тут же назвал Горький. В этом городе он, как командир взвода связи отдельного гвардейского минометного дивизиона, получал «Катюши». Несколько свободных дней, которые выдались, он посвятил прогулкам по городу, так что немного его знал.

Сговора о переходе к своим у агентов не было. Лишь перед самой погрузкой в самолет Палладий рискнул: «Прилетим, уйдем к своим!». Коцарев вздрогнул от неожиданности, но когда встретился взглядом с «Петром», кивнул.

Радиоигра «Друзья» началась в Лефортовской тюрьме, куда доставили агентов после приземления. Потом их перевезли по «месту работы» в Горький и тоже расположили в тюремной одиночке. Раз в неделю их вывозили в лес или на берег Волги. Отсюда летели шифрограммы в центр. Летом несколько раз позволили искупаться, но все это под бдительным оком «смершевцев».

Только осенью они обрели свободу и разместились в квартире по улице Фурманова в семье фронтовика. Здесь-то их и навестил первый курьер. Он доставил все, что было «заказано» и между прочим предложил хорошенько кутнуть. В ресторан не пошли, побоялись проверок и слежки. Продукты купили в комиссионном магазине и устроили вечеринку дома. Встреча сослуживцев, так сказать…

Утром курьер отъезжал в обратную дорогу. В «командировочном удостоверении» Палладий, как инструктировали, «влепил» несколько неточностей. Он не знал, что курьер их «родной» разведшколы также благополучно сдался СМЕРШу. Это была последняя проверка друзей.

Однажды ночью их привезли на улицу Воробьева к темной громаде Горьковского управления НКВД. «Эмка» въехала в ворота, и они вошли в здание с черного хода. Под два мягких удара напольных часов их ввели в просторный кабинет, где в круге света от лампы с абажуром сидел генерал, и оставили с ним наедине.

На первый взгляд разговор с генералом был сумбурный. Он перескакивал с темы на тему: спрашивал о настроении, о прохождении сигналов во время связи, о возможных проверках агентов и вновь о настроении… Кто был этот генерал, они тогда не знали. Второй раз они увидят его уже в Москве, когда он будет вручать им боевые ордена — сам шеф СМЕРШа Виктор Семенович Абакумов.

Позже, уже после войны и после смерти Сталина они в третий раз узнают об этом генерале. На этот раз газеты сообщат, что он обвинен в предательстве и по приговору суда расстрелян заодно с его непосредственным начальником Лаврентием Берия.

А в ту ночь генерал Абакумов изъявил желание сам познакомиться с исполнителями радиоигры «Друзья», которую он лично контролировал. Перед поездкой в Горький генерал просмотрел последние расшифрованные радиограммы и остановился на свежей, только что полученной: «Петр. Вы награждены за храбрость, поздравляем вас и желаем дальнейших успехов. Племянник».

Это послание вселяло уверенность в том, что он не ошибся в исполнителях нового сценария игры с абвером.

Горьковский дуэт — без сомнения удача СМЕРШа. Этим надо было активнее воспользоваться. Война — явление временное, тем более что на фронтах уже шли необратимые процессы — гитлеровские войска отступали. Абверу надо дать повод не сомневаться в преданности своих агентов. Они ведь могут пригодиться и в будущем. Надо видеть дальше войны…

В сентябре 1943 года на явочный адрес, сообщенный в шифрограмме, явились два агента-курьера. Они доставили батареи, бланки документов, деньги. Курьеров решено было тут же арестовать, а в разведцентр радировать: «Племяннику. Не дождавшись курьеров, послал к вам Лукьянова. Петр».

Коцарев-Лукьянов готов был к такому повороту событий. После встречи с генералом с ним вели работу опытные чекисты-разведчики. Ему пришлось изучить все радиограммы, посланные к разведцентр. Он готов был отвечать за каждую строчку — где, когда и при каких обстоятельствах добыта информация. Он познакомился с «информаторами», которых до этого в глаза не видел. Теперь он знал наиболее опасные, с точки зрения агента, места, где могут задержать и проверить документы. Пришлось перевернуть кипы газет, быть в курсе всего, что происходило.

Чтобы показать опасность их работы, придумали несколько случаев, когда им приходилось искать выход из затруднительного положения. Его провезли по всем объектам, упоминавшимся в шифровке, а это железнодорожные станции, речной вокзал, порт, госпитали, предприятия, места расположения зенитных батарей, подходы к площадкам с военной техникой, пункты наблюдения за железнодорожными составами. Учитывались все мелочи. Провал операции исключался. Сопровождавший Лукьянова к линии фронта майор СМЕРШа В. М. Климов в своем рапорте отразил:

«Сопровождая Лукьянова к линии фронта, я предложил ему действовать самостоятельно с тем, чтобы он по возвращении в разведорган противника мог доложить обстоятельно и уверенно все то, с чем пришлось ему столкнуться. Моя роль сводилась только к тому, чтобы в случае необходимости давать ему необходимые советы, переброска через линию фронта была осуществлена на одном из участков действия 16-й армии. Обстановка в месте перехода была спокойной, ничего тревожного замечено не было. Лукьянов чувствовал себя уверенно, был предельно сосредоточен и внимателен. Перед тем как расстаться, я попросил его еще раз тщательно проверить содержание карманов и вещей, чтобы исключить возможность какой-либо случайности. Когда все было готово, я сказал: „Ну, дорогой, ни пуха ни пера!“. Он улыбнулся и ответил: „К черту!“».

Через несколько дней «Племянник» сообщил: «Петру. Ваш напарник приехал. После отдыха направили его к вам с багажом».

Отдых был продолжительным. Лишь 1 мая 1944 года немецкий самолет доставил Лукьянова к «месту прописки» с прежним заданием — продолжать работу вместе с радистом. А в своем отчете он сообщил следующее:

«По прибытии мне было приказано составить подробный отчет о моем пребывании в советском тылу. После этого капитан Фурман сказал, что сегодня вечером прибудет шеф — подполковник Херлиц, который вручит мне награду за мою работу по выполнению задания германского командования. В назначенное время в „Штадтбюро-1“ прибыли подполковник Херлиц, штандартенфюрер СС Дорн и обер-лейтенант доктор Радель. Херлиц приказал унтер-офицеру Курту выстроить всех разведчиков. Перед строем он произнес речь о моей работе в советском тылу, произвел меня в лейтенанты Русской освободительной армии и вручил две медали „За храбрость“. После вручения наград была организована вечеринка, на которой присутствовали все разведчики и сотрудники во главе с Фурманом. По окончании вечеринки, прощаясь, Фурман вручил мне 500 немецких марок и сказал, что я буду получать двойной рацион питания.

Офицерское обмундирование для меня сшили в течение суток. Сделано это было по приказу подполковника Херлица. По его же приказу мне предоставили в общежитии разведчиков отдельную, заново отремонтированную комнату, обставленную хорошей мебелью».

Разведчик вернулся, казалось бы, задание выполнено, но не все совпало с разработанным сценарием. Там предусматривался вариант внедрения в разведцентр — агент опытный, могли бы оставить инструктором. Но абверу не прикажешь… Что же, важно и то, что германская разведка ничего не заподозрила. Радиоигру можно было продолжать, а там видно будет.

К концу 1944 года радиостанция разведцентра уже с трудом «доставала» до Горького, да и город немецкую разведку уже не интересовал. «Петру» радировали, чтобы агенты по возможности сменили место жительства и перебрались в Прибалтику.

Как горьковские чекисты прощались со своими подопечными, история умалчивает. А ведь где-то и сейчас в архивах спецслужб хранятся сотни радиограмм, отбитых «Друзьями», — вся та «лапша», которую они вешали на уши абверу. И это почти всю войну…

Выполнив приказ разведцентра, «Друзья» объявились в Каунасе. Они до последних дней войны «хранили верность» своим хозяевам. В начале мая 1945 года им пришла последняя шифровка, где определялась явка в Германии, пароль для связи и пожелание «не падать духом и ждать победы».

Они-то своей дождались. После войны Николай Лукич Палладий и Иван Никифорович Коцарев выбрали местом жительства Белоруссию, обзавелись семьями и теперь уже легально стали друзьями, без всяких кавычек. О своих военных делах, конечно, помалкивали. Но, как оказалось, для разведчиков войны не кончаются даже с победными залпами салюта. В 1952 году советской контрразведке вновь понадобилась их помощь — шла «холодная война». Они, не задумываясь, согласились и принялись вспоминать немецкий язык. Но вскоре необходимость привлечения их к работе отпала…

Операция «Цеппелин» — удар возмездия по тылам страны Советов — осталась лишь в секретных папках абвера, который в конце концов выдохся.

Из справки Генерального штаба Красной Армии: «…С сентября 1944 по май 1945 года немцами в советский тыл было совершено 39 самолето-вылетов и выброшено 22 германских разведчика, которые были арестованы 4-м управлением НКВД СССР, а также 13 радиостанций, 255 мест груза с оружием, боеприпасами, обмундированием, продовольствием, медикаментами и 1 700 000 рублей советских денег…».

А дальше арестованным и осужденным руководителям немецкой разведки, сидя в камерах, оставалось писать мемуары. Что они успешно и делали. Они расписывали свои «подвиги» в Италии, во Франции, в горах Югославии, раскрывали. тайны проникновения своих агентов в Англию, США, рассказывали о создании секретных баз в странах Ближнего Востока и Северной Америки. Они обошли вниманием только своего главного противника — Советский Союз. Их понять можно: в поражениях признаваться трудно.