В 50-х — 70-х годах прошлого века трудно было найти командира подводной лодки, который бы не служил на подводных лодках 613 проекта. Эти лодки называли «партой для адмиралов». А еще это была самая большая серия подводных лодок, построенных в послевоенные годы. Они, как и лодки довоенной постройки, именовались «эсками». О судьбе трех лодок, построенных на заводе «Красное Сормово», мы вам и расскажем.

Подводный детектив

Было ли это совпадением или так задумывалось фашистским командованием, но в третью годовщину начала войны — 22 июня 1944 года — подводные операции на Балтике приняли жесткий и агрессивный характер. До этого дня выходы из Финского залива контролировали финские подводники. За три года войны они понесли значительные потери, и активность их субмарин существенно снизилась.

Командующий подводными силами вермахта Папаша Карл — гросс-адмирал Карл Дениц — принял решение перебросить в Таллин несколько боевых экипажей из Атлантики.

30 июля в 12.42 случился бой у острова Руонти. Командир подводной лодки U-250 капитан-лейтенант Вернер — Карл Шмидт — увидел в перископ одинокий катер, патрулировавший мелководье. Всего лишь одна точно пущенная торпеда решила судьбу советского «морского охотника».

Для U-250 это был второй боевой выход, и начался он удачно, с победы.

Но не знали подводники, что взрыв торпеды засекли на другом «морском охотнике», который тут же поспешил в район боя. Подобрав семь человек из экипажа погибшего катера, «морской охотник» бросился на поиски лодки.

Было странно, что экипаж катера не заметил следа приближающейся торпеды. Для крупных, неповоротливых кораблей этот след — приговор, а юркий катер мог бы уйти от поражения. Спасшиеся моряки в один голос утверждали, что торпеды не видели.

Убегающую лодку обнаружили только в 19.10. На цель было сброшено пять глубинных бомб. Столбы воды, поднимавшиеся за бортом, выбрасывали песок с мелководья. Судя по всему, бомбы не задели лодку. Она вполне могла бы уйти, но ее выдал след — дорожка воздушных пузырьков. Еще пять бомб полетели в воду. Одна из них достигла цели. Каким-то образом с лодки спаслось семь подводников во главе с командиром.

Командование флота этому обстоятельству обрадовалось гораздо больше, чем победе над вражеской субмариной. Тут же поступил приказ доставить пленников в штаб флота.

А дальше начались события, которые могли бы лечь в канву сценария фильма-боевика.

Советское командование знало, что на немецких подводных лодках появились новые электрические торпеды, которые не оставляют в воде следа из пузырьков воздуха. Именно такой торпедой и был подбит катер. Вот почему подводники не видели идущую на них опасность.

На первом же допросе командир U-250 подтвердил наличие на борту лодки секретного оружия. Добыча могла быть легкой — лодка лежала на глубине всего трех десятков метров. Советское командование решило ее поднять.

Но до сентября 1944 года приблизиться к району гибели субмарины было невозможно: немцы постоянно бомбили этот квадрат моря. Доставала его и финская береговая артиллерия.

И все же лодку подняли. Торпеды были извлечены и изучены. Нашли для них «противоядие» и оснастили специальными ловушками корабли союзных конвоев.

Лодку удалось отремонтировать и даже поставить в строй советских ВМФ под индексом ТС-14. С апреля по август 1945 года она несла службу, а когда надобность в ней отпала, ее тут же списали.

Но история U-250 на этом не закончилась.

Немецкие лодки XXI серии, к которым относилась и поднятая субмарина, имели очень удачную конструкцию. Они были скоростными и хорошо вооруженными. Но самое главное — лодки могли оставаться под водой в течение 40 суток, тогда как любая другая лодка ежесуточно всплывала для подзарядки аккумуляторов.

Все преимущества лодки заключались в особом устройстве — шнорхеле.

Адмирал Г. Егоров, в годы войны командовавший трофейной лодкой, напишет в своих мемуарах: «С 1943 года немцы стали оснащать лодки системой „шнорхель“, предназначенной для обеспечения более длительного пребывания под водой. С помощью „шнорхеля“ решалась задача движения в подводном положении под дизелем, что, по замыслу немецких конструкторов, уменьшало потери от противолодочных сил (особенно авиации), уже оснащенных к тому времени радиолокационными средствами».

Шнорхель — попросту говоря, воздухозаборная труба. Лодка подвсплывала, и через эту трубу воздух поступал в работающие дизели, и через нее же выводились выхлопные газы.

Рекорд автономного плавания в те годы поставил командир лодки U-977 Хайнц Шефер. Он 66 дней не давал команды на всплытие.

Наша история о многом «скромно» умалчивала. Лишь теперь стало известно, что нарком ВМФ адмирал Н. Кузнецов, изучив документацию по лодке U-250, дал команду приостановить все работы по разработкам средних лодок. В конце концов он утвердил тактико-техническое задание на проектирование дизельной подводной лодки проекта 613, которое во многом совпадало с характеристиками немецких лодок XXI серии. Конструкторы «намек» поняли.

О немецком «следе» в наших послевоенных субмаринах умалчивалось. Выходило, что флот побежденных стал флотом победителей. Но ведь речь идет не о скрытом заимствовании, а о трофеях. Американцы считают родоначальником своей космонавтики Вернера фон Брауна, а он для них был тоже трофеем.

Лодка, которая начинала послевоенную серию «эсок» — С-80. Необычный вид ей придают контейнеры для крылатых ракет. Но они монтировались на ней позже.

За счет шнорхеля немецкие лодки XXI серии переходили в другое поколение субмарин. Выходит, наши конструкторы преодолели планку более высокой технической ступени за счет идей врага? В этом было стыдно признаться?

Нет, стыдно было признаться в другом. Этот самый шнорхель изобрел… лейтенант российского флота С. Янович и установил его на подводной лодке «Кета» еще в 1904 году. Считается, что немцы шнорхель позаимствовали в Голландии, когда после оккупации им в руки попались все документы по подводным лодкам.

И не будем забывать, что немецкие конструкторы «стажировались» на ленинградских кораблестроительных заводах. А еще, до войны, мы растили немецких летчиков в Липецке, танкистов — в Казани, химиков — под Куйбышевым. После Первой мировой Германии было запрещено иметь свою армию. Мы же по-товарищески ей в этом помогали.

В 1946 году технический проект первой послевоенной лодки был утвержден.

Головную субмарину проекта 613 заложили 13 марта 1950 года на заводе «Красное Сормово». Шла она как заказ 801, но уже имела свой индекс С-80. НАТОвцы, любившие давать нашим лодкам цветистые имена, позже назвали всю серию «Виски». До сих пор нет ни объяснений этому, ни сведений, кому пришло в голову такое название, не с «легкого» ли похмелья оно родилось.

Лодки 613 проекта стали «подводными партами» для будущих адмиралов.

Субмарины проекта 613 почти два десятка лет составляли основу советского подводного флота. Строили их в Горьком, Николаеве, Ленинграде и Комсомольске-на-Амуре. За восемь лет, пока их строили, флот получил 215 лодок данного проекта.

Рекордсменом построек этих лодок стал судостроительный завод № 112 — «Красное Сормово».

Здесь освоили посекционную сборку и, как ни трудно поверить, каждые десять дней рождалась субмарина. Так что 113 «эсок», бороздивших моря и океаны, были сормовскими. Эти лодки приняли на себя всю тяжесть «холодной войны».

Было подсчитано, что на каждую «эску», выходившую на боевое дежурство в Средиземном море, приходилось по 23 надводных корабля и 180 самолетов противника, а всего по 265 солдат на каждого нашего подводника.

Две такие ракетные подводные лодки 665 проекта были построены на заводе «Красное Сормово».

«Гриб» над морем

Первые успешные испытания атомных бомб вдохновили советских физиков из закрытого города, скрывавшегося в глухих лесах на юге Горьковской области. Этот город был стерт с географических карт. Редкие паломники, помнившие о земле и чудесах Серафима Саровского, перехватывались на дальних подступах и тут же сопровождались в обратный путь.

О том, что в исчезнувшем городе, который к тому времени стали устно именовать Арзамасом-16, велись работы по созданию атомного оружия, знали, но вслух об этом говорить было не принято, да и небезопасно.

Вдохновленные физики сыпали на далекий казахстанский полигон все новые бомбы, но уже возникла проблема доставки их к месту расположения противника. Во время «холодной войны» никто не сомневался, что таким противником для нас являлась Америка.

Самолет Т-4, скопированный с американской летающей крепости В-29, был тихоходен и легко уязвим появившимися к тому времени реактивными истребителями. Да и долететь до берегов Америки этот самолет мог только с промежуточной посадкой. Экипажи, которые должны были доставить бомбы, прекрасно знали, что билет у них в один конец. Единственное, что они могли сделать для своего спасения, покинуть свои самолеты и приземлиться с парашютом, скажем, в Мексике.

А между тем десятки американских стратегических бомбардировщиков, базировавшихся в Турции, Японии, западной Европе и Пакистане, барражировали у границ СССР с ядерными бомбами на борту. «Холодная война» оборачивалась явно не в пользу Советского Союза, взятого в ядерные клещи.

Надо было разжимать эту смертельную хватку.

Тут как нельзя кстати и прозвучали предложения молодого ученого из Арзамаса-16 Андрея Дмитриевича Сахарова. Мы уже знаем из предыдущих публикаций, что он предложил сосредочить внимание не на бомбах, а на торпедах. Подводные лодки оставались неуязвимы и прорыв их к берегам Америки был реален. Взрыв торпеды в 100 Мт мог вызвать волну, которая смыла бы все с побережья, а на берег были бы выброшены подводные лодки, авианосцы, рушились бы порты, морские базы. Заодно с ними гибли бы и города…

Работы над созданием суперторпеды велись втайне от… командования флотом. Сталин боялся утечки информации и перекрыл все доступы морскому начальству к особо секретному проекту.

В июне 1954 года высшее командование флота увидело сработанную суперторпеду Т-15 калибра 1550 мм с термоядерным зарядом и пришло в ужас. Адмиралы в один голос сказали, что военные моряки привыкли бороться с вооруженным противником в открытом бою.

Адмиралов поддержали топографы и географы. Они дали заключение, что рельеф дна у восточного побережья США существенно ослабит энергию волны.

Этот довод убедил тогдашнего главу государства Никиту Сергеевича Хрущева, и он с сожалением, но расстался с идеей суперторпеды, оставив флоту параллельно разрабатываемую Т-5 калибра 533 мм.

К этому времени американцы уже провели атомные эксперименты над своим флотом. Французский адмирал Пьер Баржо по этому поводу писал: «Выводы, сделанные на основании результатов испытаний атомных бомб в Бикини в 1946 году, скорее успокоили, чем встревожили американский флот… Сам корабль является укрытием, а море обеспечивает ему эффективную защиту… Море позволяет кораблю выжить».

Советский флот такого опыта не имел, поэтому работы над ядерной торпедой шли в авральном порядке.

Пока на Семипалатинском полигоне шли испытания ядерного заряда, готовился другой полигон — морской.

Первоначально планировалось испытать торпеду на морском полигоне Кольского полуострова, но с этим предложением не согласился главком ВМФ Н. Кузнецов. Он понимал, что одним испытанием дело не закончится. И тогда подыскали место для полигона на архипелаге Новая Земля, выселив оттуда ненцев и русских поморов.

Торпеда Т-5 с атомной боеголовкой — ныне экспонат музея в Сарове.

Между тем на Семипалатинском полигоне не все шло гладко. Самый первый опытный заряд не сработал. Взрыв обычной взрывчатки не вызвал цепной реакции.

Вот как продолжение этой ситуации описывает в своих воспоминаниях один из членов комиссии, академик Евгений Аркадьевич Негин:

«После поездки к месту несостоявшегося атомного взрыва Курчатова, Малышева, Зернова, Харитона и других участников мы собрались в каземате и стали спокойно разбираться в причинах отказа. Вдруг появляется некий полковник госбезопасности. В фуражке, начищенный, с иголочки. Козырнул и обращается к В.А. Малышеву, нашему министру:

— Товарищ министр! Если я правильно понимаю, произошел отказ?

— Правильно понимаете.

— Разрешите начать следствие…

Нам всем как-то нехорошо стало».

Кто знает, как бы после этой неудачи сложились судьбы ученых и что бы «накопал» щеголеватый полковник, будь жив куратор атомных проектов Лаврентий Берия. Но он был уже расстрелян как враг народа и это позволило руководителю комиссии Игорю Васильевичу Курчатову сказать, что «отрицательный результат вполне допустим при экспериментальной отработке заряда».

Погрузка торпеды на подводную лодку.

Параллельно с испытаниями заряда, шла доводка самой торпеды. И здесь не все складывалось благополучно. Первые 15 выстрелов произвели на озере Иссык-Куль. В четырех было зафиксировано преждевременное срабатывание гидроакустического замыкателя, а это — взрыв. У торпеды обнаружился важный недостаток — нестабильный ход по глубине. После доработок, испытания продолжили на Ладожском озере: из б выстрелов одна неудача.

21 сентября 1955 года в 8 часов утра на Новой Земле был произведен первый в Советском Союзе подводный ядерный взрыв. Но это была еще не торпеда. Атомщики пока не смогли втиснуть в нее ядерное устройство, поэтому заряд опустили под воду на тросе с буксирного судна.

«Гриб» над морем. Подводный атомный взрыв.

Один из очевидцев взрыва описывает его так: «Вначале мы увидели вспышку в воде и почувствовали легкое сотрясение почвы. Раздался негромкий хлопок, поверхность над местом взрыва закипела, вспучилась, и тут же стал подниматься водяной столб, внутри которого горящие газы образовали ярко светящийся стержень. Буквально через мгновение на его вершине образовалась шапка, а от ее подножия во все стороны пошли большие волны. Еще три-четыре секунды этот мощный водяной столб растет, а затем обрушивается, а образовавшееся из паров белое облако начинает двигаться по ветру. В месте выхода султана рождаются все новые высокие волны. Поднявшийся столб воды полностью закрыл от нас испытываемые корабли, и как ударная волна воздействовала на них, видно не было».

Буксир, с которого был спущен заряд, испарился. Эсминцы «Реут» и «Грозный», находившиеся в эпицентре взрыва, мгновенно затонули. Меньше всего досталось подводным лодкам. Их подняли и быстро привели в порядок.

Комиссия ожидала большего эффекта, а тут сделала вывод, что если бы субмарина атаковала конвой, то в лучшем случае потопила бы одно судно или один корабль. Однако работа над торпедой Т-5 шла полным ходом и ее уже нельзя было остановить.

Ко времени этого испытания в СССР было уже произведено двадцать взрывов ядерных устройств на Семипалатинском и один на Тоцком полигонах. В США к этому времени — сорок четыре взрыва в воздухе, восемнадцать на земле, два под водой и еще два под землей. Великобритания произвела один надводный взрыв. Таковым был ядерный марафон мировых сверхдержав, который в 1955 году только набирал свой темп.

Программа испытаний на Новой Земле в 1957 году предусматривала выстрел торпед с атомной боеголовкой. На всякий случай их отнесли на конец года. Определили подводную лодку, с которой будет произведен выстрел. Ею стала серийная лодка С-144 (613 проект), которая четыре года назад сошла со стапелей завода «Красное Сормово» и находилась в составе Северного флота. Командовал лодкой капитан I ранга Григорий Васильевич Лазарев. Состав экипажа пополнили опытными подводниками, и он приступил к тренировкам.

Государственная комиссия во главе с заместителем главкома ВМФ адмиралом Н.Е. Басистым определила порядок испытаний. Для начала с лодки должны были сделать три пристрелочных пуска торпед с обычной взрывчаткой, а затем уже шел пуск атомной торпеды. Лодка выходила в горловину залива, стреляла по цели, разворачивалась и полным ходом скрывалась за мысом. Этот маневр довели до автоматизма.

К сожалению, произошел сбой, который едва не стал причиной отмены испытаний. Один пристрелочный выстрел был неудачным. Первый заместитель главкома ВМФ адмирал А.Г. Головко настаивал на доработке торпеды. Однако большинство членов комиссии настояло на продолжение стрельб.

10 октября 1957 года в 10 часов утра подводная лодка С-144 подошла к горловине губы Черной. Выстрел атомной торпедой производился с перископной глубины. У торпедного аппарата стоял командир минно-торпедной боевой части капитан-лейтенант Всеволод Борисович Бессонов. Подводная лодка, как и планировалось, благополучно укрылась за скалистым мысом.

Огромного, вставшего из воды султана, как два года назад, не было. Глубина взрыва была почти в три раза больше. Над поверхностью акватории поднялась огромная светящаяся гора. Когда она осела, недосчитались двух эсминцев, трех подводных лодок и пары тральщиков, исполнявших роль «подопытных кроликов».

Государственная комиссия испытания одобрила и торпеда Т-5 была принята на вооружение.

За проведенную стрельбу атомной торпедой капитан I ранга Г. Лазарев был награжден орденом Ленина, а капитан-лейтенант В. Бессонов — орденом Красного Знамени.

Лодка С-144 продолжала служить на флоте, но след ее затерялся. Она была переоборудована в подводного радиоэлектронного разведчика и засекречена.

Перекованный меч флота

60-е годы прошлого века. Полигоны содрогаются от ядерных взрывов. Начинается ракетное противостояние. Мир висит на волоске. Враги реальные — США и СССР.

Кто-то должен уступить и сделать шаг назад. Шаг, который можно расценивать как поражение.

В немыслимой военной гонке уступает Советский Союз, предлагая перековать мечи на орала.

«Перековка» коснулась и подводного флота. В 1957 году Советское правительство принимает решение разоружить и переоборудовать одну из подводных лодок для научных исследований океана. Выбор пал на сормовскую «эску» — С-148 проекта 613 — к тому времени самой массовой серии советских субмарин. Лодка, сошедшая со стапелей завода «Красное Сормово» в 1953 году, находилась в боевом составе Северного флота.

Как известно, приказы командования не обсуждаются. Первый отсек лодки, который всегда был торпедным, определили под научный. Место торпедных аппаратов заняли иллюминаторы. В нишах, проделанных в легком корпусе, установили прожекторы ближнего и дальнего освещения. В нос лодки врезали передающую телевизионную камеру.

С левого борта в легком корпусе установили трубу, а в ней штангу для взятия проб грунта. Лодку оснастили эхолотами различных систем. Кроме 50 человек экипажа, на борту должна была находиться группа ученых в составе шести человек, щедро снабженных фото- и киноаппаратурой.

Идея использовать подводную лодку в научных целях была не нова. Батискафы, которыми обычно пользовались ученые, были неуклюжи и малоподвижны.

В 1931 году известный английский путешественник Герберт Уилкинс и норвежский ученый Харольд Свердруп пытались, пройдя подо льдами, достичь Северного полюса. Для этого они приспособили списанную американскую субмарину, назвав ее «Наутилус». Попытка не удалась. На лодке сломались рули глубины. Уилкинс в сердцах воскликнул: «Есть единственный способ заставить эту лодку погрузиться под воду. Надо набить ее динамитом и взорвать».

Примерно в это же время в Японии начались работы по созданию миниатюрной подводной лодки, предназначенной для разведки рыбных запасов. Перед войной она была построена, испытана, но вскоре стало не до научных исследований. Опытная лодка затонула во время бомбардировки Токио.

Советская субмарина в этом ряду стала третьей. Ее назвали «Северянкой». Как писали тогда газеты: «советские женщины достойны, чтобы в честь них получила такое ласковое название необычная подводная лодка».

Научным хозяином «Северянки» стал Всесоюзный научно-исследовательский институт морского рыбного хозяйства и океанографии.

Граждане страны могли в любой бакалейной лавке купить спичечный коробок с рассекреченным изображением лодки.

Одна из лодок 613 проекта С-148 стала кораблем науки — «Северянкой». Ее тут же рассекретили и все смогли увидеть мирную лодку… на спичечных этикетках.

14 декабря 1958 года на «Северянке» прозвучали команды:

— По местам стоять, к погружению!

— Принимать балласт! Боцман, ныряйте на глубину 40 метров. Дифферент 10 градусов на нос. Оба мотора — малый вперед!

Лодка отправилась в свой первый научный рейс.

Появление «Северянки» заметил французский журнал «Съянс э Авенир». Он писал:

«Океанографическая подводная лодка?.. Но она уже существует! Это советская „Северянка“, которая провела свои первые опыты в декабре 1958 года. Большая заслуга Советского Союза в том, что он первым вышел за пределы обычных океанографических исследований на поверхности воды.

„Северянка“ удивила океанографию, начав изучение моря в самом море, а не только на море. Она предприняла наблюдение рыбных косяков, спустившись к самим рыбам».

Мирная инициатива СССР была замечена и размножена прессой — что и требовалось доказать.

О «Северянке» начали распевать песню, руку к которой приложил поэт Сергей Михалков:

В списках экипажа лодки среди «друзей молодых» примечательна одна фамилия — Владимир Ажажа.

Российским уфологам (это те, кто изучает НЛО — неопознанные летающие объекты), хорошо известен человек со сходной фамилией — Владимир Георгиевич Ажажа. Не одно ли это лицо?

Звонок в Москву:

— Владимир Георгиевич, не знакомо ли вам имя подводной лодки «Северянка»?

— А как же, знакомо. Лодка совершила десять научных походов, я был начальником девяти.

— Не повлияли эти походы на ваше дальнейшее занятие уфологией?

— Однозначно трудно сказать. Но в плаваниях мы наблюдали тоже много загадочного. Может быть, я тогда и понял, что тайн хватит и на меня.

Владимир Георгиевич зачитал строчки из дневника, который тогда вел:

«Около четырех часов утра мы увидели такое, что, наверное, долго не будет давать мне покоя… Опершись лбом о кожаную подушечку, укрепленную над стеклом иллюминатора, я вглядывался в освещенное пространство и считал сельдей.

В этот момент я увидел „лиру“. Иначе и нельзя было назвать медленно плывущее перед глазами незнакомое животное.

Представьте себе часто изображаемую лиру — символ поэзии, высотой сантиметров в тридцать, перевернутую основанием вверх. Собственно „лира“ — это два симметрично согнутые тонкие лапы-щупальца, отливающие изумрудом и покрытые поперечными полосами, наподобие железнодорожного шлагбаума. Лапы беспомощно свисали из небольшого, напоминающего цветок лилии прозрачного студенистого тела с оранжевыми и ярко синими точками. „Лира“ была наполнена каким-то пульсирующим светом. Этот свет, напоминающий горение газовой горелки пробегал от тела к щупальцам».

— И что же это было, Владимир Георгиевич?

— До сих пор неизвестно. Так что тайны еще остаются и на земле и в воде. Жаль, что нет нашей «Северянки».

А такой рисовали «Северянку» в научно-популярных журналах.

И хотя походы научной подводной лодки были сугубо мирными, тревога не раз звучала на ее борту.

Однажды вахтенный заметил в темноте атлантической ночи слабые огни. Сначала они не беспокоили его — в этом районе могли находиться рыболовные суда. Но огни начали быстро приближаться — быстрее, чем если бы они принадлежали рыболовному судну. Сомнений не оставалось, на лодку шел военный корабль. Ревун тревоги мгновенно расставил команду по своим местам. В считанные секунды лодка нырнула сразу на 100 метров.

Рассказывая «Северянке», журналисты деликатно обходили одну важную тему — было непонятно, из кого состоит экипаж подводной лодки. Фотографии, публиковавшиеся в газетах, показывали моряков в неопределенной рабочей робе. Цензоры бдительно следили, чтобы в печать не просочилась и доля реальной информации.

Только теперь «расшифровано», что лодка не выходила из состава Военно-морского флота и на ее борту был боевой экипаж. Никто не отменял морякам занятий и тренировок в преодолении экстремальных ситуаций.

Как-то лодка шла на глубине сто метров, когда снаружи в районе первого отсека раздался оглушительный взрыв, потрясший восьмидесятиметровое стальное тело подводного корабля. Набатом зазвенели сигнальные колокола, а из репродуктора корабельной трансляции прозвучало: «Аварийная тревога! Осмотреться в отсеках!»

Расшвыривая встречающиеся на пути предметы и позеленевших от страха «научников», матросы в одно мгновение вытащили из укрытий аварийный инструмент, приготовили легководолазные костюмы. В центральном посту заработали насосы.

Когда лодка всплыла, то обнаружили причину взрыва. Оказалось, что лопнула лампа одного из верхних светильников.

Хотя в песне о «Северянке» и пелось:

но жизнь на лодке протекала по морскому уставу.

А мы продолжаем разговор с Владимиром Георгиевичем Ажажей:

— Вы не могли бы сказать об итогах походов «Северянки»?

— Такие итоги давно подведены. Лодка прошла 25 тысяч миль. С научной целью провела в море 9 месяцев. На борту побывало 45 научных сотрудников: ихтиологи, гидробиологи, океанографы, специалисты по рыболовству, гидрооптики, гидроакустики.

— Специалисты признают, что использование бывших боевых подводных лодок в исследовательских целях — тупиковое направление.

— Это не совсем так. Результаты походов «Северянки», безусловно, обогатили морскую науку. Ведь мы искали не только косяки сельди и помогали рыбакам. Были проведена большая работа по исследованию северных морей. Специалисты правы в том, что для этих целей надо использовать лодки поменьше и специально их оснащать научным оборудованием. Такие лодки уже есть и, насколько мне известно, их строил все тот же завод «Красное Сормово», который строил и «Северянку».

Отработавшую восемь лет в науке лодку С-148 вернули военному флоту, где ее приспособили под зарядную станцию. Она долго еще ходила в море, как вспомогательный корабль.