9 мая 1980 года на площади перед заводом «Красное Сормово» открыли необычный памятник. На высоком постаменте стояли два танка. И если один из них был хорошо известен — легендарная «тридцатьчетверка», то другой напоминал большую детскую игрушку.
Но с него началось советское танкостроение.
Слухи. Они будоражили фронты, разносились по траншеям., проникали в офицерские блиндажи. Они росли и ширились с тех самых пор, как ромбовидной формы железные чудовища медленно двинулись на позиции немцев. Случилось это на севере Франции на реке Сомме 15 сентября 1916 года.
В бой эти чудища бросил главнокомандующий английской армией Дуглас Хейг. Почти месяц англичане топтались перед позициями немцев, имея ничтожные результаты предпринятых наступлений и неся весьма ощутимые потери.
В распоряжении генерала было 49 «сухопутных крейсеров». Из них только 32 сумели выйти на исходные позиции и лишь 18 приняли участие в атаке. За несколько часов наступления англичанам удалось прорвать немецкую оборону и продвинуться вглубь неприятельских позиций сразу на пять километров.
Генерал был доволен прорывом и тут же отправил в Лондон требование на тысячу боевых машин.
С тех пор эти железные чудовища на фронте стали называть «дьяволами, изрыгающими огонь». Сохранилось свидетельство очевидца о том бое:
«…Стальные громады шли в тумане, покачиваясь и гремя гусеницами. В бреши, проделанные ими в колючей проволоке, устремились потоки английской пехоты. Отчаянно застрочили пулеметы. Но танки, окутанные дымом, ревя и вздымаясь на дыбы, обрушивали блиндажи, давили пулеметные гнезда.
Внезапное их появление внесло панику в ряды неприятеля. Люди бросились бежать, некоторые падали под огнем танков, другие прятались в воронки».
Слухи превращали стальных чудовищ в непобедимое оружие, они утолщали их броню, которую мог пробить осколок гранаты и тем более артиллерийский снаряд, они увеличивали огневую мощь, действительно превращая их в дьяволов.
В Сормове есть памятник, на котором соседствуют два танка: самый первый и легендарный.
Танки. Бронированные машины, появившиеся на полях сражений, не сразу стали танками. Русский изобретатель А.А. Пороховщиков предоставил Главному начальнику снабжения Северо-Западного фронта генералу Ю. Данилову чертежи и смету на гусеничную машину под названием «вездеход».
Теперь мы уже знаем, что англичане свои стальные машины называли «сухопутными крейсерами». Для немцев они стали «панцеркампфваген» — боевыми бронированными повозками. Французы были лаконичны, их «шар де комба» была просто боевой повозкой, а на жаргоне военных она была просто «шар». Итальянцы употребляли термин «карродармато» — вооруженная повозка, шведы — «стридсваген» — боевая повозка. Поляки стали оригинальнее всех, назвав стальную машину гусеницей — «чолг».
Но танк обязан своему названию все-таки англичанам. Понимая, что за боевыми машинами началась охота разведок, они прибегли к строжайшей конспирации во время их перевозок. Для этого была придумана специальная легенда. Машины укрывали брезентом, маскировали под цистерны — танки, подтверждали это и слухами: цистерны изготовлены по заказу России. Надпись на платформах: «Осторожно. Петроград» рассеивала последние сомнения.
Так танк стал танком.
Встреча. В конце ноября 1918 года войска Антанты начали оккупацию юга Украины. Они шли на смену хозяйничавшим здесь австро-германским захватчикам.
Морские транспорты доставили в Одессу французские, германские и польские легионы. Они прибывали с самым совершенным оружием: пулеметами, артиллерией, аэропланами и танками.
Вместе с танками в Одессу вползли и слухи. Говорили, что эти бронированные чудовища неуязвимы, а сами будто бы могут поражать любую цель и даже ослеплять противника с помощью каких-то «фиолетовых лучей».
О новом оружии надо было знать все. По заданию подпольного комитета большевистской партии член «Иностранной коллегии» (так называлась интернациональная группа, созданная для революционной работы среди оккупантов) Жак Елин пробрался на Пересыпь, где французы держали свои танки и, обманув охрану, тщательно их обследовал.
На другой день в Одессе вышла подпольная газета «Коммунист», в которой была опубликована статья отважного подпольщика. Он снимал завесу таинственности с танков, сообщая, что у них много уязвимых мест, а «ослепительная установка» не что иное, как фара.
И действительно, уязвимость танков показали первые же бои, в которых они были использованы.
Вот как об этом вспоминал начальник одного из артдивизионов, а впоследствии маршал Советского Союза Л.A. Говоров:
«…Помню, было раннее осеннее утро. Мои батареи стояли за хутором Терны, притаившись в садах. Я был на своем наблюдательном пункте — на высокой водокачке хутора.
И вот неожиданно в предрассветной мгле мы увидели ползущие танки, их была целая эскадра — семь чудовищ. Весь огонь пришлось перенести на них. На моем участке их было два. Пользуясь мглой, одному из них удалось прорвать проволоку и перелезть через окопы, но здесь он нарвался на батарею и, будучи поврежден ее огнем, повернул и начал уходить, но второй меткий снаряд повредил его. Видно было, как высыпала команда и принялась за исправление, но следующая очередь шрапнели расшвыряла их по сторонам.
Второй танк не успел дойти до окопов. Метким снарядом был взорван его бензиновый бак. Танк, объятый пламенем, остановился».
После нескольких подобных стычек слухи о непобедимости танков начали быстро таять. И все-таки за ними закрепилась репутация грозного оружия.
Германское командование, старавшееся долго не «замечать» танки как очевидную реальность, подхватило опасную эпидемию — танкобоязнь. Оно было вынуждено успокаивать свою пехоту пропагандистскими листовками: «Танки — это нелепая фантазия и шарлатанство. Вскоре здоровая душа доброго немца успокаивается и он легко борется с глупой машиной…».
Но лучшим аргументом был все же огонь артиллерии, а не слова листовки.
Захват. Танки не помогли Антанте сломить Красную Армию. Наши войска успешно противостояли им. А вскоре в районе станции Березовка, это в полусотне километров от Одессы, произошло важное событие.
Сохранилась фотография той поры. Она не раз публиковалась в книгах по истории. Сюжет ее прост: красноармейцы плотным кольцом обступили захваченный французский танк «Рено».
В одном из юных бойцов, стоявших чуть сбоку, узнал себя сормович Иван Сергеевич Карапетянц. Фотография была сделана в марте 1919 года, сразу же после митинга по случаю освобождения станции.
Иван Сергеевич отлично помнил эпизод захвата танков:
«Наши конники получили боевое задание — захватить хоть один танк целым и невредимым. Они устроили засаду под мостом, по которому должны были пройти танки, чтобы атаковать наши позиции на противоположном берегу реки.
Пять танков „Рено“ прогромыхало по бревнам моста. Тут выскочили конники, окружили шедшим последний танк, посовали шашки в смотровые щели и французы вынуждены были сдаться».
Митингующие на станции решили послать трофей в подарок Ленину.
Делегация от 2-го Украинского фронта повезла танк в Москву. В сопроводительном письме говорилось: «Даже танки, эти современные чудовища, порожденные последней войной, не устояли перед революционной силой войск, и сегодня 2-я Украинская Советская армия имеет счастье преподнести Вам, дорогой учитель, одно из этих страшных орудий, перед которыми дрогнули и побежали дисциплинированнейшие в мире германские дивизии.
Именно Вам мы отправляем один из этих танков, который будет лучшим доказательством мощи пролетарской революции».
Голосовал за это послание и юный одесский подпольщик Иван Карапетянц. Он попадет в Горький на завод «Красное Сормово» несколько позднее, в 1942 году, и будет строить здесь танки.
Иван Сергеевич узнал о судьбе той трофейной машины, которую отправили в Москву.
Долог и труден был ее путь. Железные дороги были забиты эшелонами. В первую очередь пропускали те, что везли важные военные грузы на фронт. Военные коменданты станций, читая мандат, выданный митингующими, не спорили — груз важен, но движется он все же в тыл.
Добрался-таки танк до Москвы. 1 мая 1919 года на военном параде по Красной площади провел его известный летчик Борис Иллиодорович Российский. Он хорошо знал французские моторы, освоил их, учась в летных школах Франции.
Прототип. Телеграфный аппарат в штабе 2-го Украинского фронта отстучал:
«Приношу свою самую глубокую благодарность и признательность по поводу присланного в подарок танка.
Этот подарок дорог нам всем, дорог рабочим и крестьянам России, как доказательство геройства украинских братьев, дорог также потому, что свидетельствует о полном крахе казавшейся столь сильной Антанты.
Председатель Совета Обороны В. Ульянов (Ленин)».
Еще год назад, выступая на совещании военспецов, Ленин говорил, что республике нужна регулярная армия, вооруженная не одними ружьями и гранатами, а оснащенная военной техникой. Необходимо было подумать о создании саперных и инженерных войск, надо будет растить летчиков, делать бронепоезда, броневики и танки.
Вскоре Совет Военной промышленности объявил открытый конкурс на создание боевых машин. Это было невероятно: во все времена и во всех странах секреты тщательно оберегались, а тут… Но такой шаг был необходим. Ведь не существовало специальных конструкторских бюро, не было специалистов, знатоков оружия.
Конкурс вызвал поток проектов и предложений.
Многие идеи получат реализацию в будущем, а пока решено было ограничиться копированием трофейного танка и по возможности улучшением его.
«Отцом» французского танка «Рено FT-17» считается полковник Ж. Этьен. Всю свою воинскую карьеру был он штабным работником. Идея создания танка родилась легко: он обратил внимание на высокую проходимость американских гусеничных тракторов. И он был не один, но в истории осталось только его имя. Полковник точно определил тот круг боевых задач, которые предстояло решать с помощью танков.
И еще ему удалось увлечь своей идеей известного конструктора и владельца автомобильной фирмы Луи Рено. Тот взялся за разработку «бронированного футляра мотора и двух человек».
В танке «Рено» воплотился легкий характер французов — так считали специалисты. В нем нет ничего устрашающего, громоздкого. Он подвижен, маневренен, быстр. Этьену и Рено удалось найти образ танка, который закрепится в танковой промышленности всех стран, производивших эти боевые машины.
Эти танки состояли на вооружении более 20 стран мира и вплоть до августа 1939 года принимали активное участие во многих военных конфликтах на разных континентах.
Но это мы уже забежали далеко вперед.
Пока же было отдано распоряжение отправить красноармейский подарок в Нижний Новгород на Сормовский завод. Совет Обороны принял решение о производстве 15 отечественных танков, взяв за прототип трофейный «Рено».
Создатели. Никто и никогда на Сормовском заводе танков не видел. Груда узлов и деталей, прибывшая на платформе, картины не прояснила. Но приказ был категоричен: выпустить танк за 10 месяцев. Броневые детали поручалось поставлять Ижорскому заводу, а броневые листы Кулебакскому горно-металлургическому, ответственным за двигатели был Московский завод АМО.
В архиве музея завода «Красное Сормово» хранятся воспоминания участников строительства первого танка. Перелистаем их.
Николай Иванович Хрулев, руководитель чертежно-конструкторской группы:
«…Меня вызвали к директору. Он сказал:
— Будешь строить танки!
Я опешил. Танков я никогда не видел. Бросались в глаза снимки в газетах, на которых можно было увидеть лишь большое черное пятно с подписью — „танки в бою“.
— Ничего, научитесь! — ответил директор.
Мне было предложено подобрать группу конструкторов, чертежников, копиистов и начать работу.
Чтобы окончить проектирование и изготовление всех рабочих чертежей, нужно было работать на заводе день и ночь. Но товарищи, которых я подобрал, заверили, что с охотой возьмутся за дело и не подведут.
Директор дал нам шестидневный срок для того, чтобы изготовить все рабочие чертежи и чертежи общих видов».
Андрей Васильевич Бояркин, конструктор:
«К нам на завод привезли не только „Рено“. На берегу Волги лежал еще один танк. Говорили, что он английский.
Это была огромная стальная коробка, оплетенная гусеницами. Меня послали посмотреть на него. Я разобрался в его конструкции. Так что приступая к новой работе, я кое-что уже знал.
Мы не копировали слепо „Рено“. У этого танка была литая башня, а мы сделали клепанную. Танк поступил к нам без вооружения. Мы решили поставить на него пушку и пулемет.
Многие части танка при транспортировке были утеряны, так что пришлось восстанавливать. Я работал над коробкой передач. Не сомневаюсь, что мы внесли изменения в конструкцию танка.
Еще задача — подобрать металл. В заводских лабораториях подвергли испытаниям каждую деталь, составляли характеристики и шли к металлургам. Те советовали, какой металл выбрать. Дело хоть и продвигалось медленно, но шло.
Рабочие чертежи были готовы в срок. Представитель Центроброни, руководивший работами, Иван Христианович Гаугель, распорядился премировать нас. Мы получили по семь метров мешковины. По тем временам премия завидная!»
Схема устройства танка «Русский Рено».
Иван Ильич Волков, мастер:
«С первых же дней работы над танком затруднений было множество. Никак не могли собрать из броневых листов кузов. На деревянной модели мы прикинули раскрой металла.
Все вроде бы сделали как полагалось, но листы не подгонялись, перекашивались.
Позвали котельщиков. Эти ребята имели дело с изделиями сложной формы. Опыт подгонки у них большой. Действительно, дело пошло.
Или еще: надо посадить шестерни на вал. Нехитрое вроде дело. Но тут заковыка — допуск какой? До всего доходили сами, все познавали на собственном опыте».
Иван Алексеевич Аверин. Испытатель первого отечественного танка.
Испытания. Центром строительства танка стал огромный пушечный цех. В нем создали специализированные участки: разметочный, слесарной обработки деталей, станочной обработки и сборки.
Многие детали «Рено» были сделаны из алюминиевых сплавов, а Сормовский завод с таким металлом не работал. Не делали здесь и подшипники.
Девять месяцев потребовалось сормовичам, чтобы пройти все трудности. К концу лета 1920 года танк собрали, отладили, обкатали на заводском дворе и начали испытание.
Гаугель усадил за рычаги танка слесаря Ивана Алексеевича Аверина: «Он поручил мне сесть за рычаги танка, а сам взобрался на башню. Из ворот завода выехала целая процессия: впереди танк, а сзади несколько подвод с инструментом и запасными частями.
Все шло хорошо, мы катили по бездорожью, но вдруг мотор заглох — отказал масляный насос. Такие поломки случались, и мы уже знали, что нам делать.
Танк оказался на редкость резвым. Он брал довольно крутые горки, шел через болота.
При испытании танка в районе станции Варя мы увидели полуразрушенный дом, брошенный хозяевами. Гаугель предложил: „Давай попробуем!“
Танк легко преодолел развалины».
Один из первых сормовских танков сегодня можно увидеть в танковом музее подмосковной Кубинки.
От французского «Рено» сормовичи оставили лишь форму — внешний вид и конструкцию ходовой части — надежнее было трудно придумать. Заводские умельцы внесли ряд усовершенствований, улучшив боевые возможности машины. В танке предусматривалась укладка снарядов.
Название нового танка родилось не сразу. Одни предлагали назвать его «Борец», другие «За свободу!», третьи «Товарищ Ленин». Наконец, все остановились на том, что он должен называться «Борец за свободу товарищ Ленин».
Красная Армия начинала вооружаться танками. 20-е годы XX века.
Второй вышедший из цеха танк имел аналогичное название, но товарищ был другой — Троцкий. Но о нем история умалчивает.
1 декабря 1920 года в Москву ушла телеграмма: «Секретное. Председателю Совета Народных Комиссаров товарищу Ленину.
Совет Военной промышленности направляет Вам к сведению краткую справку о постройке первого танка русского производства. Все работы произведены собственными средствами русскими рабочими и техниками. Три таких танка (2 с пулеметами, 1 с пушкой) составляют боевую единицу и к весне таких боевых единиц должно быть выпущено 5 (или 15 танков)».
В истории танкостроения первый танк известен под двумя индексами: М — малый и КС — «Красное Сормово».
После полевых испытаний танк помыли, почистили, подкрасили и 15 декабря сопроводили в Москву. Своим ходом он бы до столицы не дошел. Его прототип, танк «Рено», имел запас хода всего лишь в 35 километров. Поэтому к месту боя эти танки подвозили на машинах.
Сормовский танк имел больший запас хода, но в Москву его везли на железнодорожной платформе. Сопровождал его первый испытатель Иван Алексеевич Аверин. Он вел его своим ходом с Белорусского вокзала до Управления бронечастей Красной Армии на Смоленской площади. Весь путь его сопровождали московские мальчишки, бежавшие за «чудо-танком».
Сормовичи слово свое сдержали и на следующий год вооружили Красную Армию танками «Парижская коммуна», «Пролетарий», «Красный борец», «Буря», «Илья Муромец», «Победа»…
Некоторые из них вошли в состав 7-го автотанкового отряда, который показал свою мощь на Красной площади 23 февраля 1922 года.
Парадоксы. История без них обойтись не может. Французы, имевшие к концу Первой мировой войны лучший танк, вскоре полностью утратили лидирующие позиции.
Еще в 1920 году Ж. Этьену, ставшему к тому времени генералом, было категорически отказано объединять мелкие танковые группировки в самостоятельный род войск. Все танки подчинили пехоте, считая, что «танки представляют собой… в некотором роде, бронированную пехоту».
Генерал Этьен пытался писать статьи и докладные записки, доказывающие необходимость подготовки к маневренной войне. Военная верхушка не обращала на генерала никакого внимания. Она продолжала почивать на усыхающих лаврах, доставшихся от побед в Первой мировой войне. Так Франции не удалось стать танковой державой.
И этот маленький «Рено» был бы забыт, не послужи он прародителем советских танковых армад. Сормовичи удостоили его чести, поставив рядом с танком-легендой уже другой войны, к которому они тоже приложили руки. Но это уже другая история.