Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

* * *

 

 

Глава первая

Кто стучится в дверь твою

Таня читала японского классика.

В чтении, надо сказать, вкусы у нее были простецкие – из книжек она предпочитала фэнтези, с непременным романтическим героем в центре. И с обязательной победой добра под конец.

Но на филфаке, где Таня числилась студенткой, литература такого рода была не в почете. Продвинутые личности из ее пединститута предпочитали Коэльо и Мураками. И начитавшись оных, нещадно обсуждали их повсюду – в институтском буфете, на переменах, даже на остановках у института…

Именно из-за них она и грызла сейчас гранит японской классики вместо того, чтобы почитать что-нибудь романтическое. А то и вовсе пойти погулять. Очень уж хотелось в случае чего не отмалчиваться в уголке, а взять и сказать свое веское слово о восточной духовности. Причем красиво так сказать, эпично, со знанием дела и текста.

День между тем был субботний, теплый и солнечный по майскому времени. В распахнутые окна квартиры, где проживала Таня, вольно задувал ветер. Городские птицы, что купались в воздухе, суматошно кричали у самого балкона. Природа, как сказал бы любой русский классик, ликовала. А вот она валялась на диване вниз животом и читала. Причем текст, по ее мнению, был скучнейший.

Дома Таня была одна, мать с дедом уехали в Коломну навестить дальних родственников. И вернуться должны были лишь поздно вечером.

Она уже осилила новеллу о воротах Расёмон, когда раздался звонок. Книжка тут же полетела на пол, а Таня радостным шагом промаршировала в прихожую. Где рывком распахнула дверь, даже не озаботившись посмотреть в глазок.

За дверью стояла дама лет сорока, полная, осанистая. Внушительный бюст, подпертый животиком, вздымался ввысь. Сверху был наверчен широкий шарф на индийский манер, из синего шелка в белый цветочек. Из-под него струилась до пола складчатая юбка из того же материала.

Глаза у женщины были темно-голубые, с легкими морщинками в уголках, округлое широкое лицо выглядело ухоженным. Светлые кудряшки стояли над головой, образуя нимб.

– Я ваша новая соседка, – произнесла дама с легким протяжным акцентом, растягивая губы в улыбке. Смотрела она при этом внимательно, изучающе. – Вот, сняла квартиру рядом с вами по соседству.

И дама указала рукой в сторону двери справа.

– Квартиру Натальи Львовны сняли? – с интересом спросила Таня. – А она что, уже ее сдала?

Наталья Львовна, соседка Дебриных, за последнюю неделю стала притчей во языцех для всего дома.

Возвращаясь из расположенной по соседству школы, где трудилась от рассвета до обеда, преподавая математику, Наталья Львовна столкнулась с капотом роскошного «мерседеса». И была сбита этим капотом наземь. От школы до ее дома надо было пройти метров пятьсот, не больше. Состоял этот путь из внутренних подъездных дорог, везде, на всем протяжении окруженных тротуарами. Уж как там пересеклись пути «мерседеса» и Натальи Львовны, осталось неизвестным. Известным было лишь то, что после столкновения из машины вышел красавец-мужчина – брюнет, метр восемьдесят – и кинулся поднимать соседку с асфальта. Наталья Львовна не то чтобы ушиблась, но сочла разумным изобразить страдания, травматические боли и легкие потери сознания время от времени. Она, старая дева с неприглядным сероватым личиком, думала выудить из брюнета и красавца хоть какое-то возмещение за легкий толчок бампером, полученный от «мерседеса».

Но финал у истории вышел совсем иной. Брюнет и красавец влюбился в страшноватенькую математичку тридцати восьми лет от роду. Прямо там, на тротуаре, перед капотом «мерседеса», он признался ей в любви. В любви с первого взгляда, роковой и безумной. Воистину неисповедимы пути стрел Амуровых…

Наталья Львовна в тот же день переехала в особняк красавца и брюнета, который оказался еще и банкиром. И уже на следующий день сделал предложение руки, сердца и банковского счета.

Случился этот любовный нонсенс ровно неделю назад, а нынче Наталья Львовна уже и квартиру сдала. Видно, очень уж ей хотелось порвать все связи с позорящим ее бедным прошлым. Да и соседкам-сплетницам показать, что назад не собирается.

Дама пожала плечами. Сказала немного ехидным тоном:

– Скоро ваша соседка станет супругой господина Жарского, который от недостатка жилья не страдает. И дворец на Рублевке у него стоит, и домик на Лазурном Берегу имеется. Будет где молодой хозяйке голову преклонить, будет что хозяйским взором обвести. А эта квартира Наталье Львовне больше не нужна, вот она ее и сдает.

– Понятно, – пробормотала Таня. – Как-то быстро все получилось…

Дама прищурилась:

– Вы правы. Все получилось очень быстро, дитя мое.

От этого «дитя мое» повеяло старомодной изысканностью. Таня про себя решила, что у дамы наверняка какие-нибудь аристократы-дворяне в родне завалялись, вот она и выражается как по писаному.

– А я к вам с просьбой, – продолжала женщина. – Знаете, мне нужно стол на кухне передвинуть. Но поясница что-то разболелась. Вы мне не поможете? Я вам хорошо заплачу.

Таня эту старушенцию – а к старушенциям она причисляла всех женщин старше сорока – тут же по-человечески пожалела. Ну не заставлять же такое дряхлое создание таскать тяжелые столы.

– Да ладно вам! – по-благородному воспротивилась она, сдергивая ключи с гвоздика и запихивая ноги в новые тапочки, что стояли наособицу. Их ее мамка держала исключительно для светских выходов в подъезд. Вот Таня и напялила роскошные шлепанцы леопардовой расцветки, чтобы не позориться перед новой соседкой в своих старых, затертых до дыр топтунах. – Ничего платить не надо. Я вам и так помогу.

Она вышла, захлопнула дверь и направилась к соседней квартире. Дама сообщила из-за Таниной спины, чуть поотстав:

– Да, забыла вам представиться. Меня зовут Арлена.

Имечко у дамы было странное. Но в старые советские времена, как Таня слышала, детям давали имена и постраннее. Типа Трактора, Днепрогэса и Революции. Имя Арлена на этом фоне было еще ничего. Возможно, оно представляло собой аббревиатуру – что-то вроде сборки из слов Апрель, Революция, Ленин…

– А меня Таней зовут! – отозвалась она.

И ввалилась в тесную прихожую, благо дверь квартиры справа была гостеприимно распахнута.

– Таня означает Татьяна, не так ли? – строго спросила дама. – Хорошее, звучное имя. Не стоит превращать его в Таню, это отдает просторечием. Должна признаться, что Наталья Львовна мне о вас рассказывала. Она называла вас славной девочкой. Вы и вправду очень славная.

– Очень приятно, – в полной растерянности брякнула Таня.

Она не знала, как отвечать на такие старомодные комплименты. Славная девочка, надо же…

Квартира Натальи Львовны нисколько не изменилась после отъезда своей владелицы. Все мебеля по-прежнему были на местах, и даже кружевные салфеточки привычно лежали на комоде в прихожей.

Кухонный стол, который новоиспеченная жиличка Арлена решила передвинуть, стоял у боковой стенки на кухне. Тащить его следовало к окну.

– Я сама, – солидно заявила Таня, отодвигая Арлену, которая вцепилась было в край стола. – У вас же поясница болит. И потом, здесь тащить всего ничего – метр с сантиметром, не больше. Кухонька-то крохотная.

Дама Арлена ничуть не воспротивилась, тут же отошла в сторону и принялась наблюдать за процессом перестановки на расстоянии. Стол был не тяжелый – ясное дело, китайский спецзаказ, фанера и ДВП, дерева там ни в одном углу не было. Таня утянула его одним движением к окну и принялась поправлять клеенку, которую от рывка перекосило. В этот момент соседка Арлена громко сказала:

– Вот гляжу я на вас, Татьяна, и прямо жуть берет – до чего же вы похожи на своего деда, на князя Вала Тарланя.

– Это… это вы ошиблись, – ответила Таня с секундной заминкой. – Моего деда Михаилом Семенычем зовут. Князей у нас в роду не име…

Дама Арлена ее перебила с неожиданно жесткими нотками в голосе:

– Михаил Семеныч ваш дед по матушке, Татьяна. А вот вашим дедом по батюшке является князь Вал Тарлань. Отец княжича Вера Тарланя, вашего родного отца. Это достаточно почетное родство, уверяю вас. У вас нет причин его стыдиться.

У Тани после этих слов появилось стойкое подозрение, что дамочка сошла с ума. Кто этих сумасшедших знает, может, некоторым из них Наполеоны чудятся, а другим князья и их внучки мерещатся? Каждый имеет право на свой бзик, в конце концов. Она пожала плечами и сказала:

– Вы меня с кем-то путаете. Отца моего зовут Алексей Иванович Алешин. Мне мама о нем рассказывала…

– Его звали иначе, – опять перебила Таню дама Арлена. – Вашим отцом был княжич Вер Тарлань.

Таня стояла и исподлобья рассматривала Арлену. Мать ее замуж никогда не выходила, отца своего Таня никогда не видела. И в свидетельстве о рождении у нее стоял долгий такой прочерк в графе «отец», так что о нем она знала только со слов матери.

Имя неизвестного родителя также назвала мама. Если подойти критически – а девятнадцать Таниных лет были вполне подходящим возрастом для критического подхода, – гражданин Алешин мог и не быть ее папенькой. А то и вовсе не быть, то есть не существовать в реальности – это если уж подойти совсем критически…

Но «княжич Вер Тарлань» звучало как имечко из низкопробного фэнтези. И вызывало в Тане законное недоверие и протест. Дамочка, похоже, скорбна главой, как это обтекаемо именовали в старину.

– Глупости! – решительно подытожила Таня.

И рванулась к выходу.

Дама по имени Арлена перехватила ее перед самой дверью кухни. Оттолкнула и встала в дверном проеме, ухватившись руками за косяки.

Да она сумасшедшая, подумала Таня. И как мне отсюда выбраться? А если эта Арлена на всю голову шизанутая и с маниакальными наклонностями? Жить-то как хочется, спасу нет…

И что самое неприятное, находимся мы сейчас на кухне, мелькнула в голове у нее насмешливая мысль. Ножички, штопоры и прочий маниакальный инвентарь – все рядом, только руку протяни.

– Прежде чем вы уйдете через эту дверь… – торжественно начала Арлена.

Сумасшедшая квартирантка все-таки намерена ее отпустить? Вот оно, счастье!

– Вам придется выслушать то, что я имею вам сказать, – закончила Арлена, и в речи ее вдруг прорезался странный акцент.

Таня кивнула головой. Если все, чего желает новая сумасшедшая соседушка, это выговориться, то будем слушать. И в ладоши похлопаем, если что.

В уме она поставила себе маленькую пометку: не отвлекать больше странную тетку репликами. Чем скорее та выговорится, тем быстрее отпустит.

– История вкратце такова, – сказала Арлена. – Существует мир под названием Анадея. В нем есть страна Эррона. Князья Тарлани были ее властителями на протяжении тысячи с лишним лет, пока Совет магов самым подлым образом не заполучил власть над Источником Силы. Затем Совет предпринял попытку убить вашего деда, Вала Тарланя, вместе со всей семьей. Но светлейший и часть Тарланьского дома сумели спастись, став изгнанниками на чужбине. Все это случилось давно, по вашему летоисчислению – целых тридцать два года назад. По нашему же календарю прошло двадцать шесть лет. Вам все понятно до этого момента, уважаемая Татьяна?

– Все, – послушно ответила Таня.

– У Вала Тарланя был сын, Вер Тарлань, – продолжала Арлена. – У него были и другие дети, и Вер Тарлань, его третий сын, был бы ничем не примечателен, если бы не одно «но». Вер Тарлань очень любил посещать ваш мир. Местные дикарки никогда не умели защищать себя от магического воздействия, даже от самого простого, которое вы называете «приворотом». Вер Тарлань на Земле развлекался. На родине такое было бы невозможно, там девицы живут под защитой заклинаний. А в вашем мире Вер Тарлань был волен делать что угодно – и, увы, наделал кучу детей. Вернее, кучу дочерей.

Таня воззрилась на Арлену с интересом. Даже если эта женщина была сумасшедшая, бред ее, надо признать, был забавным.

– Одной из этих дочерей являетесь вы, княжна Татьяна, – сообщила Арлена. – Кстати, я не исключаю, что ваша матушка и впрямь считает, что вашего отца звали Алексей Иванович Алешин. Должна заметить, что Вер Тарлань, подкатываясь к местным девицам, всегда называл им вымышленное имя. Соответствующее реалиям той страны, где проживал предмет страсти. В России он был Алеша, в Америке – Алекс…

Бред у тетки был настолько занятный, что страх у Тани прошел. И она дерзко поинтересовалась:

– А мой дед, который князь, может, еще и меч особый имел? С цветной подсветкой, к примеру. Или со способностью по железу резать, как по маслу?

Раз уж у них там есть Совет магов, то мечу-кладенцу сам бог велел быть.

– Нахальное молодое поколение взрастила эта страна, – надменно произнесла тетка. – Но ничего. Когда вы покинете этот мир, Татьяна, я приложу все силы, чтобы научить вас вести себя прилично. Достойно вашего происхождения.

– О, так я еще и этот мир покину? – удивилась Таня.

Ей опять стало страшненько. Уж не смертью ли ей тут грозят…

Арлена одарила ее строгим взглядом, скучно сказала:

– А теперь я перехожу к сути. У нас в Анадее с давних пор существует одно пророчество. Собственно говоря, до недавнего времени никто не придавал ему особого значения. Написал его Алидориус Верейский, у которого сбылись далеко не все предсказания. Но зато те, которые сбылись, обессмертили его имя. Чего стоит только катрен о граде Иргене, что порастет ростками и зацветет цветами. Почти четыреста лет все считали это пророчеством о благополучии и многих летах града. Но вот сто шестнадцать лет назад кесарь Халкидии решил присоединить Ирген к своим владениям. Жители Иргена немножко воспротивились. Кесаря обуяло бешенство – у него в роду вообще было много сумасшедших. Браки с родными сестрами подействовали, не иначе. И он сначала захватил Ирген, а потом приказал сжечь весь город, руины его расчистить, а получившееся поле распахать и засеять. Когда на месте Иргена заколосилась пшеница, в которой еще и васильки расцвели, только тогда все уразумели, что означали строки «Ирген Великий, потому как честь берег, ростками порастет и цветом зацветет». Наверное, лучше будет, если я зачитаю катрен, который относится лично к вам…

И подняв глаза к потолку, как человек, который вспоминает что-то хорошо зазубренное, Арлена продекламировала:

– Чудненько! – громко высказалась Таня, разом позабыв свое разумное намерение молчать, чтобы сумасшедшая Арлена могла выговориться в полном спокойствии. – А меня это каким боком касается?

Арлена раздвинула губы в улыбке и попыталась изобразить что-то вроде реверанса. Но поскольку она при этом продолжала держаться руками за косяки, реверанс вылился в легкий присед на одной ноге.

– Вы и есть та самая четырнадцатая дочь. Ваш почтенный отец, светлейший княжич Вер Тарлань, обзавелся здесь, на Земле, пятнадцатью дочерьми. Вы по счету четырнадцатая.

– Бред какой-то! – воскликнула Таня. – Вас послушать, так у меня не отец был, а какой-то бык-производитель.

– Он был светлейший княжич, – многозначительно произнесла Арлена. – И ему были свойственны порывы и желания, простительные юноше… особенно когда этот юноша столь высокого происхождения. Если бы Совет магов не изгнал его семью из Эрроны, Вер Тарлань жил бы в Алом замке. С официальной любовницей, одобренной придворным магом-лекарем, под охраной заклятия от нежелательной беременности. И от его излишней живости не осталось бы неприятных последствий в виде оравы незаконнорожденных дочерей…

Вот при этих словах Таня разозлилась. Не то чтобы она поверила в сказку о папаше княжеских кровей, но ей стало обидно. За то, что ее назвали неприятным последствием и незаконнорожденной.

– А самому вашему светлейшему княжичу в голову не приходило, что не стоит плодить детей направо и налево? – холодно сказала она. И высокомерно вздернула вверх подбородок.

– Вы правы, – поспешно согласилась Арлена. Но сказала это как-то слишком быстро и равнодушно. – Княжича извиняет только тот факт, что во всем виноват Совет магов.

Таня оглушительно фыркнула. Хорошо, когда во всем виноват Совет магов.

– Поговорим лучше о пророчестве, – почти умоляюще сказала Арлена. – О странном катрене Алидориуса Верейского мы вспомнили тогда, когда княжич Вер Тарлань обзавелся тринадцатым по счету потомком на вашей Земле. И все тринадцать, что примечательно, оказались девочками. До этого катрен о четырнадцатой дочери никак не толковался. Понимаете, пророчества вещь сложная. Иногда те, кто пророчествует, видят будущее как аллегорию и пытаются передать увиденное метафорой. Видят аллегорически, описывают метафорически… В итоге невозможно понять, что же именно там предсказано. Но после вашего рождения немногие посвященные припомнили катрен Алидориуса Верейского. На удивление ясный и не требующий особого толкования. Княжий дом пал, а княжич этого дома породил четырнадцатую дочь. Оставалось ждать лишь «проклятья древних королей». Которое с окраин путь начнет и так далее.

– Это все, что вы мне хотели сказать? – сурово спросила Таня.

– О нет, это далеко не все, – быстро ответила Арлена. – Кстати, из всех дочерей вашего отца вы единственная, кто знает правду о своем происхождении. Остальные так никогда и не узнают, кем был их отец.

– Ну прямо слезы наворачиваются, – ехидно заметила Таня. – Сколько же они потеряли…

Тут до нее дошло кое-что.

– А почему – был?

– Княжич Вер Тарлань семнадцать лет назад погиб. Уже в нашем мире, в Анадее, – сухо сказала Арлена. – Княжич был убит холодным оружием, это все, что мы смогли узнать. Но я вернулась сюда не для того, чтобы сообщить, кем был ваш отец и кем является ваш светлейший дедушка. Я пришла за вами. Татьяна, ваше время пришло. Вы нужны миру ваших предков. Мы должны отправиться туда немедленно.

– Сейчас, бегу и падаю! – строптиво заявила Таня. И про себя подумала, что сумасшествие новой соседки, должно быть, заразное. И на нее, Таню, перекинулось. Вот с чего бы ей воспринимать это предложение Арлены всерьез? И всерьез спрашивать, что там приключилось с ее якобы отцом. Ведь ясно же, что мира с княжьими предками, о котором вещала больная на всю голову соседушка, не существует. Не может существовать. Это все лишь плод фантазии сильно скорбного ума. Нет бы согласиться, глядишь, сумасшедшая и успокоится…

– Но вы должны! – Дамочка глядела на нее умоляюще, страдальчески покусывая губы.

Лучше бы эта особа страдальчески заламывала руки, мелькнула у Тани мысль. Тогда она смогла бы проскочить в щель между ней и косяком. И убраться из этой квартиры. Но нет, тетка по имени Арлена, хоть и страдала лицом, но руками по-прежнему цепко держалась за косяк.

– На прошлой неделе в фамильном склепе вашей семьи треснула гранитная плита на могиле самого Дара Тарланя, вашего великого предка! – торжественно провозгласила Арлена. – Треснула ни с того ни с сего. Так нам сообщили наши лазутчики из Кир-Авера, из столицы княжества. Это страшный знак! Странные случаи начали происходить на окраинах Эрроны; целые деревни превратились в кладбища, выживших нет. Дружинники Совета магов, посланные туда, нашли лишь изувеченные тела. Никто не знает, что случилось. Ходят слухи, что вернулась голубая чума, несущая безумие.

– Эпидемиологов пригласите, – посоветовала Таня с ехидством. Тут в голову ей пришла мысль: – Вот давайте прямо сейчас позвоним по одному телефончику, и сразу же приедут врачи и вам помогут.

И вам помогут, и мне, подумала Таня. Тем, что натянут на вас смирительную рубашку…

Но Арлена, увы, на предложение позвонить не повелась.

– Я вас прошу, – простонала она голосом несчастным до жути. Лицо ее исказилось. – В Элиморе призраки выходят из могил и маршируют вдоль дорог. В Аретце жители вдруг уверовали, что в их бедах виноваты кошки. Они учредили Лигу борцов с котами-вредителями и сожгли всех кошек в городе. А теперь эта Лига, по слухам, принялась за людей… Кто-то наложил на весь город заклятие безумия, не иначе, потому как это массовое помешательство.

На мгновенье Тане даже жалко стало и Арлену, и весь выдуманный ею мир, в котором творятся такие ужасы.

Вот бедолага, подумала она. И небылицы придумывает, и сердцем за них болеет. Ох и плачет по тетеньке больница имени Кащенко…

Арлена с жаром и напором продолжала:

– Я вас умоляю! Согласитесь по доброй воле уйти в мир ваших предков. Ибо на вас вся наша надежда, Татьяна. Существует нечто, что может помочь нашей Эрроне и всему нашему миру! И только вы можете это найти. Это было предсказано самим Алидориусом Верейским…

Видимо, у Тани на лице крупными буквами написалось, что лично она ни в каких Алидориусов не верит, потому что Арлена возмущенно вскинула ровные брови:

– Вы мне не верите?!

– Да верю я вам, верю… – пробормотала Таня. И напомнила себе: сумасшедшим главное не перечить.

Арлена продолжала:

– И вам не кажется подозрительной история любви, случившаяся по соседству? Молодой красавец, богач, да и просто интересный мужчина влюбился ни с того ни с сего в страшную старую деву.

– А любовь зла, – заявила Таня, – полюбишь и козла.

Арлена насмешливо улыбнулась:

– Ну прямо-таки девиз зоофила. Но, увы, у господина Жарского тяги к козлам никогда не было. А была у него любовница. И как раз на тот момент. Юное очаровательное создание, ваша одногодка, синие глаза, роскошная блондинистая грива до пояса…

Наталья Львовна сравнения с подобным созданием не выдерживала. Лицо у соседки всегда было унылое, сероватое, с отечными веками – видно, почки пошаливали. И фигуру словно из геометрических фигур слепили, тело прямоугольное, без малейшего намека на талию, руки и ноги сухие, как палки.

Но вот сердце у Натальи Львовны было доброе. И Тане она помогала по математике совершенно бесплатно в свое время. Сердечнейший человек была соседка, несмотря на то, что училка и математичка.

Так что Таня решительно высказалась:

– А может, этот банкир в нашей Наталье Львовне другие достоинства нашел. Душевные.

– Дитя мое! – назидательно произнесла Арлена. – Душевные достоинства ищет тот, кто беден. Тот, кто богат, предпочитает исключительно те достоинства, за которые можно подержаться руками. Во всем, и в дамах тоже. Нет, это были не скрытые достоинства вашей соседки. Это были чары, и их наложила я. Еще и дорогу в двух местах испортила, чтобы господин Жарский направил свою повозку без лошадей в сторону вашего дома. И вот теперь богач и красавец готовится к свадьбе с вашей соседкой, между нами говоря, страхолюдиной не первой свежести. А прелестная содержанка выброшена на улицу. Плачет, бедняжка, с утра до ночи, ищет нового покровителя. И все это ради того, чтобы у меня была возможность завязать знакомство и пригласить вас сюда для разговора!

Таня смутилась. Наталья Львовна и впрямь была неказиста. И то, что ее суженым стал миллионер, банкир и красавец – да еще так скоропостижно! – граничило с колдовством. Бабки на скамейке возле подъезда, кстати, именно такой вердикт и вынесли: «Да опоила она его, бабоньки, как есть опоила и приворот наложила»…

Арлена уловила в ее лице некую задумчивость, но истолковала ее по-своему. Заявила с жаром:

– Найдите то, что напророчил вам найти Алидориус Верейский, и мы подыщем для вас жениха еще лучше. Спасите мой мир, и я брошу к вашим ногам ваш! Я вознесу вас на те вершины, которые вы сами выберете, я… я многое для вас сделаю, обещаю.

Таня хоть и понимала, что все это бред чистейшей воды, но на минутку замечталась. Если бы эта Арлена и впрямь была ведьмой и могла сделать ее богатой, очень богатой, что тогда? Миллиона два запросила бы, решила Таня. И в долларах. Нет, лучше десять. А потом съездила бы на юга, и мамку с дедом отправила на месяц-другой к морям и океанам отдохнуть. Еще купила бы новую квартиру, просторную, не то что их маленькая двушка. А что еще? Бутики каждодневно посещать и черную икру вкушать ложками больно уж пошло…

Таня вдруг поняла, что у нее не запасено ни одной мало-мальски приличной мечты на случай, если вдруг подвалит богатство. Вот Олечка Веденеева из их группы как-то раз полушутливо-полусерьезно заявила: мол, не знаю, как вы, девчонки, а я непременно когда-нибудь стану богатой. И куплю себе роскошную тачку, низкую такую, гоночную, у которой двери не вбок открываются, а вверх взлетают, как крылья бабочки. И еще длиннющую горностаевую шубу. Буду выходить из этой тачки, а горностаевый подол будет за мной тянуться, пыль мести, как мантия… Таня представила себя вылезающей из гоночной роскошной машины, изящно вылезающей, с выкидыванием ног, как это делают модели. А потом бредущей к своему старенькому подъезду, причем по грязному асфальту за ней будет волочиться шуба, на которую можно купить полквартиры…

Таня фыркнула. И с раскаянием подумала: собственной мечтой к девятнадцати годам так и не обзавелась, а над чужой ржу. Нехорошо.

– Итак, вы готовы отправиться со мной в Анадею? – с лихорадочным блеском в глазах спросила Арлена.

Таня припомнила свое намеренье не перечить сумасшедшей соседушке и сказала вежливо:

– Ну раз уж вам без меня никак… Хорошо, ведите меня в этот ваш мир моих предков.

И запоздало подумала: а что, если Арлена потащит ее на балкон и предложит спрыгнуть, потому как вход в мир предков располагается именно под балконом? Вполне логичное продолжение истории про деда-князя и папу-княжича. И что тогда?

Вот тогда я точно упрусь, решила Таня. И буду орать благим матом. Глядишь, кто-то из соседей вызовет полицию…

Настроение Арлены в одно мгновенье из несчастного и подавленного стало бодрым и до ужаса энергичным.

– Благодарю вас! – воскликнула она.

Затем наконец-то отпустила косяки, протянула руки, обняла Таню и притянула к себе.

А сила-то у тетки недюжинная, с некоторым содроганием осознала Таня. Ей и ножички ни к чему – руками обойдется.

– Вас надо научить языку, – пробормотала Арлена. – Вы должны знать анадейский, чтобы разговаривать и понимать…

Таня услышала, как Арлена шепчет непонятно что низким шипящим голосом. Потом она несильно шлепнула ее между лопатками одной рукой. И сказала:

– Энес лер гелто.

Это не «энес лер гелто», с изумлением осознала Таня. Сейчас мы переместимся – вот что сказала Арлена. Но что за…

Ладонь тетки легла ей на затылок и с силой пригнула буйную Танину голову к плечу Арлены. Она уткнулась лбом и носом в пухлое плечо, укутанное шелком.

– Фенрихт! – неожиданно выкрикнула Арлена. И сильно топнула ногой.

Таню охватил внезапный приступ тошноты. Может, от волнения? Она попыталась поднять голову с могучего Арлениного плеча. Надо вдохнуть воздуха, глядишь, и полегчает.

Мощная ладонь буйной соседушки все еще прижимала ее затылок, не давая разогнуть шею.

Потом Арлена разжала объятия. Таня глянула поверх ее плеча… и застыла.

Интерьер вокруг нисколько не напоминал квартиру Натальи Львовны.

 

Глава вторая

В аристократических кругах

Не было вокруг тесной маленькой кухоньки – семь шагов в длину и пять в ширину, со скромным зеленым кафелем на стенах и стареньким холодильником в углу.

Таня стояла в четырехугольном громадном помещении размером с хороший спортивный зал. Освещали его шары-светильники в бронзовых оплетках, что свисали гроздьями из всех четырех углов. Стены покрывал золотой цветочный узор на багровом фоне. Потолок был высокий, густо-черный. То ли покрашено так, то ли черен был сам материал потолка.

– Где я? – изумленно спросила Таня.

И посмотрела на Арлену.

Пока Таня разглядывала зал, сумасшедшая жиличка из соседней квартиры отошла в сторону. И теперь вполголоса разговаривала с каким-то типом, весьма странно одетым: черные штаны, заправленные в черные сапоги, короткая куртка, подпоясанная ремнем из черно-серых металлических пластинок. Серебро с чернью? Куртка была травянисто-зеленая, замысловато расшитая серебряными шнурами. С которых там и сям свисали кисточки.

В общем и целом весь костюмчик напоминал иллюстрацию к сказке, виденную Таней еще в детстве. Где изображался, как ей помнилось, прекрасный принц.

Арлена, прервав разговор с типчиком, сообщила:

– Мы сейчас находимся в приюте изгнанного князя Тарланя и тех немногих благородных людей Тарланьского дома, что смогли пережить Ночь Восставших магов.

Таня похолодела. Другой мир был налицо – а значит, все, сказанное сумасшедшей теткой, правда. Про отца. Про местного Нострадамуса по имени Алидориус, который что-то там сочинил. Про то, что ей здесь предначертано нечто найти.

При этом Арлена разговаривала не на русском и не на английском, а на каком-то незнакомом языке. Однако Таня прекрасно ее понимала. Как там дамочка сказала? «Вы должны знать анадейский»…

Ну вот она и знает. Вот только один неприятный момент – а оно ей надо?

Чужие миры, лихорадочно припомнила вдруг Таня, приятным местом бывают только в романах. А на деле…

Мужчина, оторвавшись от беседы с Арленой, глянул на нее и сказал наглым тоном, совершенно не подходившим к облику прекрасного принца:

– Это и есть незаконная внучка князя Тарланя? По лицу сразу видно, что мать из простонародья, от сохи и лопаты, как говорится…

И он окинул Таню долгим брезгливым взглядом с головы до ног. Арлена шикнула:

– Орл, уймитесь, вспомните ваши манеры, вы же благородный человек, в конце концов.

– Ах да, – с насмешкой сказал мужчина. И отвесил в сторону Тани короткий издевательский полупоклон. – Прошу прощения, милая девица. Как там поживает ваша мать-селянка?

Мама у Тани селянкой никогда не была. Звалась она Вера Михайловна Дебрина, работала учительницей, родилась и выросла в городе, а село видела лишь по телевизору.

– Моя мать не селянка, – сообщила Таня на анадейском, запинаясь от непривычки на окончаниях слов. Со злым прищуром оглядела типа в костюмчике принца с ног до головы. – И лично для вас я не «милая».

– Ого! – заявил тип чуть ли не радостным голосом. – А наша курочка клюется. Квохчет в ответ. А петь умеет?

– Орл! – рявкнула Арлена. – Хватит! Ни слова больше!

Тане не терпелось достойно ответить злобному типу, но, увы, в голову ничего не приходило достаточно изысканного и едкого. А попросту слать матом по анатомическим направлениям не хотелось. Место, весьма похожее на дворец, к этому не располагало.

Поэтому Таня ограничилась тем, что обожгла подлеца яростным взглядом, затем повернулась к Арлене и заявила:

– Знаете что, Арлена, я требую, чтобы вы отправили меня домой. Сейчас же! Немедленно!

– Татьяна, не обращайте внимания на Орла, он еще не понимает, перед чем стоит наш мир…

– Я в любом случае передумала! – известила ее Таня громким голосом. – Да я думала, что вы просто сумасшедшая! Вот и решила не перечить. Пожалела бедненькую, головкой стукнутую. Откуда я знала, что эта Анадея действительно существует? Требую, чтобы меня отправили домой! Меня мама с дедом искать будут, всю полицию на ноги поднимут…

– Страшно-то как! – ехидно сказал типчик в зеленой куртке со шнурками и кисточками. – Наверное, и до нас доберутся, а?

Таня, не глядя на Орла, бросила в сторону Арлены:

– А не вернете, так я вам помогать не буду. И ничего искать не стану. Вы же меня на роль ищейки определили, так? Чтобы я нашла то, чего не смог найти никто… Так вот – не буду и не стану!

Арлена сложила пухлые ладони в молящем жесте, прижала их к монументальному бюсту. А типчик со шнурками и кисточками вкрадчиво сказал:

– Собственно, их не так уж и много – тех, кто верит, что вам и впрямь суждено что-то найти. Алидориус Верейский мог иметь в виду другую четырнадцатую дочь. К примеру, в каганате Серендион у кагана Вакрифа есть не только четырнадцатая, но и сто четырнадцатая дочь.

– Вот и отправьте меня домой! – со злостью бросила Таня.

Лицо Арлены стало трагичным, лицо Орла приняло презрительно-враждебное выражение – мол, понаехали тут. Тут послышался шум, словно приближалась целая толпа народу. Затем распахнулись высокие двери.

И в зал действительно ввалилась целая толпа народу.

Это шествие походило на свиту; впереди шел седовласый старец в одеждах, похожих на средневековые пышные наряды, по бокам у старца и сзади него шествовали четыре личности, одетые в черное, с привешенными к поясам мечами. Мечи были без ножен и по-злодейски сверкали обнаженной сталью.

Сразу же за черными личностями шли дамы и кавалеры. Именно дамы и кавалеры, иначе не назовешь. Дамы были в длиннющих юбках, которые тащились по полу. Каждая дамочка обеими руками придерживала подол, чтобы не наступить ненароком. На кавалерах красовались затейливые короткие куртки с вышивкой и воротником-стойкой, перехваченные ремнями. На ремнях висели мечи, поменьше размером, чем те, которые имелись у четырех черных личностей. Но всяко превосходящие по размерам кухонные ножи. Неширокие штаны заправлялись в ботфорты до колена.

Старец остановился, отчего вся процессия, шествовавшая за ним по пятам, застыла. Внешность у старца была величественная. Голову украшала грива седых волос, аккуратно подстриженная серебряная бородка окаймляла скорбно поджатые губы. Тело облегал черно-алый камзол, длинный, до колен, с пышными рукавами.

Но там, где рукава кончались, не было кистей. И сами пышные, фонарями сшитые рукава болтались очень уж безвольно. Наводя на мысль, что рук-то в этих рукавах и не было.

– Дитя мое! – провозгласил старец. Пустые рукава слегка качнулись. – Упади же на грудь страдающего деда твоего!

Орл при появлении старца склонился в глубоком поклоне. Арлена выполнила замысловатый реверанс. После чего в два быстрых шага вернулась к Тане, шепотом сказала:

– Иди к князю! И пади на его благородную грудь. Ну чего тебе стоит?

Таня отступила от Арлены и заявила:

– Ни на чьи груди падать я не собираюсь!

Арлена рядом с Таней ахнула. В толпе кавалеров и дам, что торчали столбами позади старца, начались возмущенные шепотки. Но старик только один раз мотнул головой, и шепотки тут же смолкли.

Старец сказал:

– Юная дева права. Мое поведение есть невежество по отношению к ней. Я не представился, и это мое упущение. Итак, я его исправлю. Я Вал Тарлань, низложенный князь Эрроны, опальный владетель Алого замка, отец несчастного княжича Вера Тарланя. И твой дед, милая девушка.

Таня так и предполагала, что величавый Дед Мороз в средневековых шмотках и есть родитель ее блудного папочки.

Низложенный князь продолжил, внимательно глядя Тане в лицо:

– К сожалению, твой отец, мой бедный сын, уже не может ввести тебя в тот круг, к которому ты принадлежишь по праву рождения. Но я сделаю это вместо него. Отныне и навсегда признаю тебя дочерью Тарланьского дома. И нарекаю тебя Татьяной, княжной Тарланьской!

– Я и без вас уже девятнадцать лет как Татьяна! – возмутилась Таня. – И в кличках, которых вы тут к именам прилагаете, не нуждаюсь!

Старый князь потемнел лицом. Тане почему-то стало стыдно. Как говаривал ее дед, Михаил Семеныч – упавших топтать смелости не надь. Бедолаге, если разобраться, и так досталось, со всех сторон и по первое число. Из собственной страны выгнали, власти и трона лишили. Рук нет, сына злодейски убили – в общем, не жизнь, а сплошное страдание. И невесть откуда притащенная внучка хамит в придачу…

Но потом обида взяла верх над жалостью. Дед с папенькиной стороны захотел ее увидеть, потому что у них тут начались всякие беды. А некий Алидориус Верейский все это когда-то предрек – и присовокупил, подлец, ссылку на четырнадцатую дочь. То бишь указал ее порядковый номер в ораве детей блудливого папочки. Не ею лично интересовался этот старик, а порядковым номером. После мыслей об этом Танина жалость улетучилась, и она вспомнила о том, что время, собственно, идет. И мать с дедом вечером вернутся домой. Начнут ее искать, а найдут лишь сотовый и валяющегося на диване японского классика…

Таня вмиг представила себе, что будет потом. Мать в слезах начнет глотать валерьянку и запивать ее флаконами пустырника. А еще будет непрерывно звонить в полицию. Дед сначала потрет грудь с левой стороны – у него давно пошаливает сердце, но он это скрывает. То есть от мамы скрывает, которая занята работой в школе и частными уроками. А от Тани скрыть невозможно, она из института возвращается после обеда и все видит. Потом дед накинет на плечи куртку и побежит на обход района. Еще и Танину фотографию с собой прихватит…

Таню обдало холодом.

Только что обретенный дедушка смотрел на нее печально. У свиты за его спиной лица были потрясенные.

Таня свела брови на переносице, вскинула голову и заявила:

– Требую, чтобы меня немедленно отправили домой! У меня там мать, если вы не знали. И дед тоже есть. Причем нормальный дед, который всю жизнь был рядом. Который в садик меня водил и подарки на день рождения дарил… не то что некоторые. И дед с мамой вот-вот вернутся домой. А меня нет!

– Дитя, – изрек старец. Голову склонил, посмотрел этак мягко, подлец, умоляюще, – не беспокойся за свою почтенную мать. И за своего достойного деда. Благородная Арлена, вы сделали то, что положено было сделать?

Благородная Арлена чуть ли не на пол бухнулась в очередном реверансе.

– О да, ваше пресветлое княжье могущество! На дверь дома княжны Татьяны я нанесла чары. Как только ее почтеннейшая матушка проследует через эту дверь, она забудет о существовании дочери. То же случится с ее достойнейшим дедом. И другие лица, будь то сродственники или друзья-знакомые, пройдя через эту дверь, позабудут о княжне Татьяне. Словно ее и не было.

– Глупости, – убежденно сказала Таня. – У меня там фотографии по всей квартире развешаны. Где я с дедом, с мамкой, во всех видах и даже на нашей даче. И документы мои там, и одежда. Как будут прибираться, так и найдут. А уж туфли и вовсе по всем полкам в прихожей растыканы. Размерчик у меня, кстати, побольше, чем у мамы. Так что мою обувку за свою она точно не примет.

– Нету, – спокойно произнесла Арлена. – Нету там больше ни ваших туфель, ни бумажек от властей, ни этой ужасной одежды, что вы носили в вашем мире. Я, уж простите, оставила на двери вашей квартиры еще и заклинание на уничтожение всех следов живого человека помимо чар забвения. Все, что вам принадлежало в том мире и в той квартире, больше не существует. Помните, что было, когда вы вышли из вашей двери? Вы пошли вперед, не оглядываясь, а я задержалась сзади на секунду. Сказать почему?

Таня глянула на нее хмуро.

– И чары забвения, и заклинание на уничтожение следов я прочла возле двери заранее, – назидательным тоном сказала Арлена. – Еще до того, как нажала на звонок. А потом, когда вы вышли, я двумя прикосновениями к косяку влила Силу в чары и заклинание. Как только вы переступили порог вашего дома, путь назад был отрезан, княжна Татьяна.

– Ну вы вообще звери… – обескураженно выдохнула Таня.

В голове у нее мелькнуло: что это за Сила такая? Но уже через секунду Таня переключилась на другое. Удивительно, но факт – ей стало легче оттого, что дед с мамкой искать ее не будут. Пусть она для них исчезнет, но зато не будут сходить с ума от страха. А в том, что Арлена и вправду способна колдовать, она уже не сомневалась. Сумела же та за одну секунду перетащить ее в другой мир? Значит, и на прочее способна. Тем более что по всему видно – не хвастается Арлена перед своим князем, а чинно ему докладывает.

И забудут про Таню на Земле, как есть забудут…

– Я еще в институте учусь, – припомнила она. Не то чтобы с надеждой – просто в слабой попытке хоть как-то уесть оппонентов. – Вот когда ректоры с деканами к нам домой названивать начнут, мол, где эта Татьяна Дебрина, мать с дедом сразу же про меня вспомнят!

И будет это вовсе ни к чему, с грустью подумала Таня, закончив речь. Потому что как только ее вспомнят, так сразу же кинутся искать. И все пойдет по тому же сценарию – валерьянка, звонки в полицию, дед дрожащими руками надевает куртку…

Старец только бровью повел в сторону Арлены, и та зачастила:

– Ах да, институт, это дом наставников, к которым ходила княжна Татьяна. Туда я тоже нанесла визит. Сегодня, как только княжна покинула дом. Представилась теткой Татьяны, сказала, что ее мать тяжело больна и девочке придется оставить учебу. Мне сразу поверили, вычеркнув ее из всех списков. Правда, что-то начали говорить о книгах из библиотеки. Пришлось дать местных денег одной особе, чтобы та не искала княжну. Вот и все…

Затем Арлена повернулась к Тане и наставительно произнесла:

– Вы и представить себе не можете, как легко вычеркнуть одного-единственного человечка из вашего мира.

– Не торопись, – буркнула Таня. – У нас есть еще такая великая вещь, как бюрократия. Я у себя в квартире прописана, на меня квартплата начисляется. Как только квитанция придет, мама сразу же увидит, что у нее в квартире еще кто-то проживает.

– Уже нет, – нараспев сказала Арлена. – Я в свое время немного пожила у вас. Так что правила и законы вашего мирка знаю. Я побывала в жэке и паспортном столе. Вы больше нигде не прописаны, нигде не живете. Вас нет. Нашим заклинаниям – и вашим деньгам – все паспортистки до ужаса покорны.

Таня ожгла Арлену яростным взглядом. Но та только насупила светлые бровки и ответила пламенным взором. Мол, мое дело правое, я за родину борюсь.

– И при всех этих обстоятельствах, – очень мягко произнес старец, – для тебя, юная дева, будет разумнее с нами не ругаться. Ибо мы не звери какие-нибудь, а лица, к тебе сердечно привязанные. Хочешь вернуться на родину – да пожалуйста! Как только найдешь то, что предписано найти, мы тут же отправим тебя назад. С почетом и чувством неизбывной благодарности в сердцах. Обещаю, что восстановим все, что изменили. Память твоей матушки, прочее… Но сделаем это после того, как ты найдешь то самое, чего никто из нас найти не может. И никакие твои мольбы и уговоры тут не помогут.

– Какие мольбы, какие уговоры? – разъярилась Таня. – Я вам как дважды два объясняю: не буду я вам ничего искать! Нашли тут поисковую овчарку… Отправьте меня домой, вам же лучше будет! Я, когда злюсь, очень даже неприятная!

Седоволосый старикан чуть сдвинул брови. Склонил голову, рассматривая Таню.

– Вижу, княжна Татьяна, что вы приняли свое решение. А мне в ответ придется принять свое. Арлена, отведите княжну в комнату. Заприте там. Никаких посещений, держать на хлебе и воде, пока не одумается.

Таня глянула на дедулю зло и растерянно:

– То есть вы меня под замок сажаете? В застенок? Я вам что, рабыня?

Старый князюшка ласковым голосом возвестил:

– Вы в полной моей власти здесь, княжна Татьяна. Как и всякая другая девица Тарланьского дома.

Такого диктата Таня снести не могла. А посему, потеряв самообладание, выкрикнула в лицо внезапно обретенному дедушке:

– Ах вы, аристократы недоделанные, уроды с родословными, да какое вы имеете право, чучела титулованные…

Неизвестно, какие еще перлы она могла бы выдать, но Арлена что-то буркнула, ткнув Тане рукой меж лопаток.

И ее лицо враз онемело. Из горла вырывался только сип. Хотя она пыталась, изо всех сил пыталась много чего еще сказать.

– Мы увидимся позже, – нахально заявил старый князь. Даже благообразно улыбнулся, подлюга. – И несмотря ни на что, дитя мое, я был крайне рад встрече с вами. Вы так похожи на моего потерянного сына… в немалой степени благодаря вашему неукротимому нраву. До встречи. Помните, вам надо всего лишь сказать, что вы согласны. И ваше заточение тут же прекратится.

Его княжье могущество стремительно развернулся и вышел из зала. Дамочки из сопровождения подхватили подолы и засеменили следом. Кавалеры сопровождали их бойким шагом.

Таня стояла на месте с разинутым ртом, сжав кулаки. Да так, что ногти вонзились в ладони. Во рту ощутимо горчило – наверное, от чувства собственного бессилия.

– Пойдемте, княжна, – строго сказала Арлена.

Таня сделала шаг назад. Орл, оставшийся в зале после ухода князя, тут же ввернул:

– Бросьте, благородная Арлена, вы же слышали, что она говорила. Такая по доброй воле не пойдет. Я не удивлюсь, если она набросится на вас с кулаками.

Он, увы, был прав – Тане до ужаса хотелось влепить Арлене пару пощечин. Раз уж не было возможности наорать. Останавливали ее лишь два соображения: это ничего не изменит и старух бить нехорошо.

Арлена торопливо заявила:

– Думаю, будет лучше, княжна, если я вас перенесу в вашу комнату. Мин кунишу…

Орл гадко хихикнул.

Таня дернулась было, решив бежать из этой залы, но Арленина рука стремительно коснулась ее плеча. Танины ноги мгновенно прилипли к полу. Да и руки не отзывались, их вроде как парализовало.

Чертова магия, яростно подумала Таня. Два непонятных словечка, одно касание – и вот вам результат.

Арлена снова что-то буркнула, шлепнула ее по руке, и Таня замороженной статуей воспарила над полом. Арлена зашагала вперед. Таня плыла по воздуху за ней, словно на невидимом, но крепком поводке.

 

Глава третья

В глуши, во мраке заточенья…

Двери сами по себе растворились, выпуская их из зала. Коридор за дверями состоял из нескончаемой вереницы каменных колонн. Все они стояли на странных пятипалых основаниях, напоминавших птичьи лапы. Сверху смыкались острые готические арки. Окон не было, коридор освещали горящие факелы, воткнутые в стальные кольца на колоннах.

Таня плыла по воздуху вслед за Арленой и мрачно разглядывала реалии чужого мира. Реалии, кстати говоря, были грязноваты. Между колоннами занавесками висела паутина, у подножий валялся мусор. Только середина коридора была относительно чистой.

Тропинку в грязи, должно быть, вымели своими юбками дамочки из свиты князя, зло подумала Таня. Вот оно, преимущество длинных подолов – и снизу не задувает, и пол выметен.

А потом она пригляделась к факелам.

Их пламя было почти как настоящее. Только языки у него не бились, не взлетали и не опадали, как это бывает у живого огня. Пламя висело в воздухе застывшим цветком, не шевелясь и не меняясь.

И тут магия, констатировала Таня. С печалью констатировала, ибо перед всеми этими магическими чудесами достижения ее родного мира, техногенные и громыхающие, несколько блекли.

Длинный коридор свернул направо и уткнулся в двустворчатые двери. Те, в свою очередь, опять распахнулись перед Арленой сами по себе.

И Таня выплыла под небеса чужого мира.

На желтом небе сиял диск раза в два больше земного Солнца. От него исходил мягкий зеленоватый свет. В Анадее время явно близилось к полудню, лучи лились почти отвесно.

Вокруг простирался громадный двор, четырехугольный, тянущийся вдаль и замощенный серым камнем. Его окружали высокие здания, возведенные без зазоров, плотно одно к другому. Строения были самыми разными – тут попадались и круглые романские башни с зубцами, имелись квадратные зиккураты самого мрачного вида, стояли прямоугольные здания, кубические… И все они отличались разной отделкой. Где красовалась облицовка из цветного камня, где лепнина, а где во всю ширь и высь фасада разворачивались впечатляющие барельефы.

Здания роднило только одно – удручающее отсутствие окон. Лишь кое-где виднелись небольшие прямоугольные отверстия, скважинами уходящие в толщу стен. Видно, такая у них тут была фишка в архитектуре – здания по типу блиндажей.

Арлена, не оглядываясь на Таню, свернула влево и отшагала вдоль строений метров двести. Вошла в высокий дом, крышу которого украшали каменные фигуры дев и вьюношей, скрюченных в замысловатых позах.

Таня летела следом.

Сразу от входа начиналась широкая лестница. Они поднялись на третий этаж – Арлена пешочком, Таня дрейфуя над ступенями. На третьем этаже вдаль уходил коридор, с одной стороны тянулись через равные промежутки двери из дерева, украшенные резьбой. В конце коридора Арлена остановилась, оглянулась.

– Это ваши покои, княжна Татьяна.

Она толкнула дверь, зашла, а следом за ней покорно вплыла Таня.

Комнату освещали все те же замороженные факелы. Темные стены в их ярком свете поблескивали сколами на каменных блоках. В дальнем углу стояла узкая койка, у стены напротив торчали два резных деревянных стула. Между стульями на манер стола притулился высокий деревянный сундук с узорчатыми накладками. Судя по цвету, из бронзы.

Окон не было. Совсем.

Арлена что-то произнесла приглушенным голосом, хлопнула Таню по плечу. Та приземлилась на пол.

– Так, – сказала Арлена, – в молчанку мы играть не будем. Княжна Татьяна, я верну вам возможность двигаться и говорить, но только прошу вас не делать глупостей.

Она провозгласила, опять-таки приглушив голос, но на этот раз Таня ее расслышала:

– Милишу. Кунишу.

Могучая Арленина рука дважды хлопнула Таню по спине.

И она пошевелилась. Потом облизала пересохшие губы – за Арленой лететь приходилось с полуоткрытым ртом. Выпалила:

– Как вы могли! Притащили меня сюда, чтобы на хлеб и воду, под замок… Феодалка бесстыжая! Дед этот полоумный, с вашим Афигидориусом…

– Алидориусом, – поправила ее Арлена. – Успокойтесь, княжна, право, ни к чему так плеваться словами. Просто весы так расположились, не в вашу пользу. На одной чаше ваша свобода, на другой – жизни людей моего мира.

– А что, если я не та самая четырнадцатая дочь? – рявкнула Таня.

– Это выяснится. Когда-нибудь, – холодно ответила Арлена. – Но вы можете быть и той самой, а это дает нам некий шанс или, по крайней мере, надежду на этот шанс. На вашем месте, княжна Татьяна, я бы расслабилась и попыталась прижиться в нашем мире. Все равно другого выбора у вас нет.

Таня яростно сверкнула на нее глазами. Но промолчала. Потому что благородная зараза Арлена была кое в чем права. Раз уж она по собственной глупости – и по Арлениной подлости – очутилась здесь, то надо попытаться выжить. А потом найти возможность вернуться.

Мелькнула было мыслишка о побеге, но Таня ее задушила на самом корню. За стенами замка никто не ждал с распростертыми объятиями. Уж лучше княжной побыть. Хоть кормить будут и защитят при случае.

Арлена по-светски улыбнулась.

– Давайте сделаем вид, что мы только что познакомились. Княжна Татьяна, добрый день, как вам ваши покои?

– Как каменный мешок, – зло сообщила Таня, чувствуя себя узницей замка Иф.

Арлена хмыкнула:

– Мы в Фенрихте, в замке, построенном адельбергскими магами еще в Эпоху Ненасытного. Тогда от магических нападений защищались хорошими каменными стенами. Окон избегали. Считалось, и не без основания, что окна более уязвимы перед чужой магией, чем сплошные стены. При возведении стен, кстати, творились кое-какие обряды. В скрепляющий раствор замешивали человеческую кровь, чтобы усилить защиту. А в фундамент самого замка непременно замуровывали какую-нибудь девственницу.

– Шутите? – спросила пораженная Таня.

– Нисколько, – спокойно ответила Арлена. – Довольно часто в коридорах и покоях Фенрихта можно встретить благородную девицу Аделину дер Фонрайт. Встречается она ближе к полуночи, одета в платье того времени. Такое, знаете ли, свободное одеяние, подпоясанное под грудью, с длинными рукавами, волочащимися по земле. В те времена длина рукавов говорила о благородстве происхождения. Чем длиннее рукав, тем благороднее персона. Именно тело Аделины дер Фонрайт лежит в фундаменте этого замка.

– Нет, вы точно не шутите? – выдохнула Таня.

– Какие шутки, – спокойно сказала Арлена. – Кстати, у Аделины дер Фонрайт рукава такие, что приходится думать о ее родстве с королевским домом тех времен. Платье светлое, так что вы легко различите ее на фоне каменных стен. Не пугайтесь, Аделина безобидна. Немного плаксива – многие слышали, как она всхлипывает. И любопытна – всегда приходит посмотреть на нового человека. Думаю, и на вас придет посмотреть сегодня ночью.

– Во как… – дрогнувшим голосом сказала Таня. – А тень отца Гамлета у вас тут имеется? Для комплекта.

На полном лице Арлены появилась усмешка.

– В приличном замке не держат привидений, мечтающих о мести, княжна Татьяна. Раньше здесь бегали целые стада призраков, как-никак замку полторы тысячи лет, в его стенах бывало всякое, и убивали здесь по-всякому. Но князь Вал Тарлань, поселившись в Фенрихте, первым делом очистил замок от привидений, которые могли повредить его людям… то есть нашей прислуге, которая и так немногочисленна. Для самих Тарланей призраки не страшны.

К этому моменту Таня уже оправилась от изумления и потому ввернула:

– Ну да, у каждого свой страх. У прислуги призраки, у Тарланей – Совет магов.

Арлена хмуро глянула на девушку:

– Совет магов теперь и ваш враг, поскольку вас признали и нарекли княжной Тарланьской… Показать покои? Правда, не знаю, интересно ли вам, где спрятаны ванна и туалет.

Таня яростно фыркнула. Но промолчала. Гнев ее спадал. Сколько ни рычи на Арлену, ситуация не меняется. Она в чужом мире, в чужом дворце, и следует хоть чему-то научиться. Хотя бы куда и как ходить по нужде.

Она втянула носом воздух и настоятельно потребовала:

– Покажите мне покои!

Арлена приподняла светлые брови и улыбнулась с намеком, как училка, ждущая от ученицы правильного ответа.

Таня зло добавила:

– Прошу вас…

Лицо Арлены озарилось приятнейшей улыбкой.

– Понимание есть добродетель последняя по счету, княжна Татьяна, но отнюдь не последняя по значению. Она замыкает ряд добродетелей в кольцо, творя тем самым вечный круг. Приятно видеть у вас признаки именно понимания.

Затем, стремительно развернувшись, подошла к пустому углу справа от двери и хлопнула ладонью по темной кладке.

В стене тут же прорезался четырехугольный проем. Камни подернулись легкой серой дымкой и превратились в деревянную дверь.

Арлена пояснила:

– Здесь ваша уборная, княжна Татьяна. На дверь наложен морок, ибо место, где благородная дама совершает свой туалет, следует скрывать от посторонних глаз. При хлопке морок спадает и дверь обнаруживается.

Таня зашла вслед за Арленой внутрь. Здесь тоже не было окон, свет шел от двух факелов на стене. Напротив двери красовалась ванна – бронзовая, снабженная с одной стороны длинной спинкой. Над ней из стены торчала тонкая труба. Таня присмотрелась. Это был кран, ничем другим это быть просто не могло! Без вентиля, но кран. А кран предполагал наличие водопровода и канализации.

Она не поленилась и заглянула под ванну, стоявшую на массивных бронзовых лапах. Снизу имелась еще одна труба, пошире, уходящая в пол. Значит, слив имеется. Вот тебе и средневековье с частичными удобствами.

Таня ощутила нешуточное облегчение. Все-таки нашему человеку без водопровода и канализации жить неуютно.

Прочие удобства напоминали те, что были в ее московской квартире. У одной из стен стоял стульчак, прикрытый резной деревянной крышкой, на другой стене висело зеркало. Под зеркалом примостился столик с глубокой чашей.

– Поглядите сюда, княжна Татьяна, – величественно сказала Арлена. – Итак, чтобы принять ванну…

Из рассказа Арлены, очень подробного, выяснилось следующее: почти все в этой комнате было как на родине. Но имелись и отличия.

Чтобы заработал кран или слив ванны, следовало хлопнуть по ним ладонью. До простой пробки или задвижки на кране здесь еще не доросли, поэтому все трубы открывались и перекрывались исключительно магией.

К чаше под зеркалом надо было прикоснуться пальцами, и она наполнялась водой. В ней ополаскивали руки и лицо. После чего следовало хлопнуть ладонью по столику, и вода утекала в трубу, утопленную в стене за чашей.

По обеим сторонам зеркала имелись два углубления. В одном из них была налита густая масса для чистки зубов, в другом – жидкость для умывания рук и лица.

Жидкое мыло и зубная паста, перевела для себя Таня. Она сунула палец в углубление с мылом, понюхала. Жидкость была густой, маслянистой и пахла цветочками. Над ванной тоже имелось углубление с этой штукой.

До шампуней и бальзамов здесь еще не доросли. Впрочем, наличие мыла уже радовало. Пахло оно вроде ничего…

На роль полотенца претендовала простыня, висевшая на крюке рядом с ванной.

Они вернулись в спальню. Арлена, переступив порог, хлопнула по стенке рядом с косяком. Дверь снова обрела вид каменной стены. Таня запомнила фокус и то место, куда Арлена била ладонью. А то придется ночью спросонья вставать по нужде, и будешь колотиться в стенку до утра, ища заветную точку…

– Вот и все, – жизнерадостно сказала Арлена. – Может, вы уже передумали, княжна Татьяна? И готовы жить вместе с нами, бороться и искать?

Таня молча насупила брови.

– Что ж, особа благородной крови – а вы безусловно особа благородной крови – не может так скоро отказываться от своих слов, сие было бы просто неприлично, – церемонно сказала Арлена. И присела в глубоком реверансе. – Прошу прощенья, княжна Татьяна, если я оскорбила вас, предположив, что вы уже передумали. Хлеб и воду вам будут приносить трижды в день. Не пытайтесь выйти из двери – все равно не получится. А теперь я удаляюсь…

И она вышла.

Таня, поразмыслив, решила сначала принять ванну для успокоения нервов и души.

Точка, которая разоблачала дверь, нашлась сразу же. Она зашла, двумя пальцами осторожно хлопнула по трубе. Вниз рванулась струя, весело зажурчала. Вода была приятно горячая. Следовало бы ополоснуть ванну на предмет чистоты, но бронзовые стенки сияли в свете факелов таким надраенным блеском, что она решила не мучить излишней гигиеной ни себя, ни блестящее чудо.

Таня залезла в воду и пролежала там чертову прорву времени, то и дело спуская остывшую воду и подливая горячей.

Когда она вышла, на резном деревянном сундуке напротив кровати стояла тарелочка, расписанная бордовыми листьями и синими птичками. На тарелке стопкой лежали три куска хлеба. Рядом стоял серебряный кувшин с водой и такой же серебряный стаканчик.

– А я не барыня, – гордо сказала Таня в пустоту комнаты. – Я и хлебом могу быть сыта. Так что свои ананасы и рябчики держите для себя, буржуи недобитые.

Высказавшись, Таня взяла кусок хлеба и надкусила. Хлеб был пышный, солоноватый и сладковатый одновременно. Интересно, кто принес сюда тюремную пайку? Увижу в следующий раз, подумала она. И улеглась на узкую койку, снова и снова прокручивая в голове события этого дня.

Понемногу она все больше и больше понимала то, что внутренним чутьем осознала с самого начала: сдаться все равно придется, рано или поздно. Домой не отпустят, ибо на кону у здешних стоит самое святое – покой родимых хат, которым грозят древние проклятия.

А также, согласно гаду Афигидориусу, под угрозой срыва вот-вот окажется местный природный цикл. И цветочки с листочками в неестественные цвета перекрасятся. По всем этим причинам ее скорее заживо здесь сгноят, но не выпустят. Ибо не пожалеть живота дальнего своего (а Таня, как выходец из чужого мира, к ближним причислена быть не могла) ради того, чтобы собственную родину защитить, сие есть мечта всякого толкового патриота.

Она вдруг подумала о другом. Сколько можно просидеть на воде и хлебе без ущерба для здоровья? Две недели, три, четыре? Точных сроков Таня не знала, но помнила, что от такой диеты рано или поздно начинается цинга. Что там у нас по цинге… Десна кровоточат, зубы выпадают. Замечательно. Она представила себя без зубов. И впечатлилась.

И так в красавицах не ходила, а без зубов будет и вовсе на чуду-юду смахивать…

Но сдаваться так просто, без боя, было неприятно. Претило ей быстро сдаваться. Значит, что? Значит, будем держаться, пока силы есть. И «жубы» не шатаются… Огорченная Таня повернулась на бок и задремала.

Проснулась она от звука открывающейся двери.

На это стоило посмотреть. Объемистую талию Арлены теперь стискивал тугой панцирь корсажа. От талии было заложено столько складок, что юбка стояла колоколом. Все это великолепие было сшито из сияющего синего атласа и украшено пышными серебряными кружевами по линии громадного декольте. Подол волочился по полу. Светлые волосы, раньше окружавшие лицо простым полукругом, теперь свисали с макушки пучком блондинистых спиралек. Голову украшала диадема с крупными синими камнями.

Теперь Таня знала, как будет выглядеть кукла Барби, после того как проживет много-много лет и съест много-много котлет.

В руках у Арлены был поднос с кувшином и тремя кусками хлеба.

– Так это вы у меня в тюремщиках, – хмуро сказала Таня.

Арлена присела в реверансе:

– Добрый вечер, княжна Татьяна.

Она сгрузила хлеб на тарелку, в придачу к недоеденному. Заменила кувшин. Сказала:

– Знаете, на улице сейчас вечер, княжна Татьяна. Прекрасный такой закат, совершенно изумрудный… Через полчаса у нас ужин, после него – танцы. Мы тут в нашем изгнании время от времени устраиваем скромные семейные вечера. Кузен Арентил чудесно играет на скрипке, стоит послушать.

– Не искушай… те, – пробормотала Таня. – Не уступлю, и не надейтесь.

Арлена вздохнула:

– Ах да, по правилам вашего мира девице сразу же уступать не положено. Что ж, потяните время, княжна Татьяна. Все легче будет потом, когда наконец согласитесь.

Она улетучилась с лукавой улыбкой, а Таня встала и взялась за хлеб. Желудок урчал. Она умяла все пять кусков, три свежих и те два, что остались с прошлого раза, запила их водой. Потом упала в койку, представляя, что было сегодня на ужин у мамки с дедом.

В гастрономических мечтах Таня и уснула.

Проснулась она от странного звука. Села на кровати, прислушалась.

Из середины комнаты доносился непрестанный шелест, негромкий, но заполняющий всю комнату. Он плескался в ушах, словно рокот отдаленного прибоя. Таню обдало холодом, сердце стремительно заколотилось. Потом вспомнились слова Арлены о призраке королевского происхождения.

Она попыталась успокоиться. Подумаешь, призрак! Да к тому же плаксивый. И не опасный, как было сказано. Для местных – самое привычное явление, по словам Арлены.

Да, но она-то местной не была…

Минута тянулась за минутой, но призрак не появлялся. И шелест не умолкал. Таня бдительно осматривала комнату, каждую секунду ожидая, что сейчас из какого-нибудь угла появится унылая личность, волочащая за собой длинные рукава.

В какой-то момент, оправдывая ее ожидания, в углу возле двери вылепился лоскут серого тумана. И начал понемногу оформляться в смутную фигуру.

Сердце у Тани остановилось, а потом заколотилось в бешеном ритме. Она глотнула воздух широко открытым ртом – и только тогда осознала, что несколько мгновений вообще не дышала.

У Аделины дер Фонрайт было мелкое туманное личико и рукава, облачно-серыми шлейфами стелющиеся над полом. Распущенные волосы прядями вились по воздуху.

– Узнай, незнакомая дева, как страшно сей мир меня предал! – печально провозгласила гостья.

И хоть Арлена говорила, что призрак кисейной барышни опасности не представлял, Таня ощутила в животе холодный тяжелый ком.

Аделина дер Фонрайт надрывно вздохнула. Вздох у девственного призрака был совершенно не девичий. Словно железо об железо скрежетнуло.

– Проклятый мир! – возвестила она. – Который одних возносит на башни замков, а других погребает под этими замками. Что ты скажешь на это, о дева?

– Мир… он такой, – прошептала Таня, косясь на факелы.

Почему-то ей казалось, что сейчас они горели слабо. В то время как ей хотелось света, да поярче. Было полное ощущение, что тьма в комнате становилась все гуще. А фигура призрачной гостьи, напротив, вроде как начала испускать свет.

– Фундамент сего замка строился с одного камня, – слезливо сказала Аделина. – На один камень поставили два. На два – еще четыре…

– А на них восемь? – предположила Таня.

Призрак на ее слова внимания не обратил, а заунывно продолжал:

– А потом, когда фундамент стал достаточно широк, привели меня. Я была в платье невесты, рукавчики в десять локтей длины, как и положено…

– Чудная картинка, – сглотнув, подтвердила Таня.

Ей никогда в жизни не приходилось разговаривать с призраком, и потому дыхание сбивалось на каждом слове. Она и сама не знала, почему разговаривала с Аделиной. Наверное, от страха.

Последние слова Аделина дер Фонрайт расслышала.

– Что? О да, я была как картина, лучшая картина кисти мастера Ярера. Я шла тихо и безмятежно, как это и положено девице из рода Фонрайтов. Но моя душа кричала: проклятие, проклятие тем, кто принес на нашу землю свои ритуалы, свою проклятую волшбу, которую они называли магией.

– Полностью с вами согласна, – выдавила Таня. – Меня саму сюда притащили с помощью этой самой проклятой волшбы. Которую еще называют магией. И заточили здесь как узницу.

Девица распахнула призрачные очи.

– И тебя тоже хотят замуровать в этом замке, о незнакомая дева?

– От меня кое-чего ждут, – прошептала Таня. – Но замуровать… Нет, надеюсь, что нет!

– А-а-а… – Аделина дер Фонрайт подняла к груди укрытые рукавами ладошки, сложила их молитвенно. – Но если тебя все-таки поведут замуровывать, отнесись к этому смиренно, дева. И с достоинством ступай к своему последнему покою. Как это сделала я…

Она скользнула к центру комнаты и растаяла там. Факелы тут же засияли с прежней яркостью. То ли призрак своим появлением приглушал их, то ли просто в присутствии этой персоны воздух темнел.

Таня еще какое-то время лежала, косясь взглядом в центр комнаты. А потом погрузилась в тяжкий сон, наполненный непонятными и пугающими сновидениями, которые потом даже не смогла вспомнить.

Наутро хлеб принес молодой парень с черными кудрями. На звук открывающейся двери Таня проснулась мгновенно. Помедлила, лежа под одеялом, поглазела на симпатичного парнишку, который дошагал до сундука, избегая глядеть в сторону кровати. Парень заменил пустую тарелку на другую, с хлебом. И поменял кувшин.

Когда кудрявенький развернулся к двери, Таня решилась. Рывком села на кровати, позволив одеялу упасть на колени. Прогнулась, чтобы грудь – она у нее была маленькая, но все же имелась – гляделась пообъемистей. И сказала, улыбаясь во все тридцать два зуба:

– Здравствуйте! Скажите, а на воле сейчас что, вечер или уже утро?

Умом она понимала, что сейчас там наверняка было утро. Или полдень – в зависимости от того, сколько она проспала. Но надо было повалять дурочку, и она ее честно валяла.

– Не… – сурово начал было парень, глядя перед собой. Потом взгляд его скользнул на Таню и на ее грудь колесом.

Старенькая застиранная футболка, в которой она вчера вышла из дома, натянулась очень даже откровенно.

– Не велено разговаривать! – выпалил парень. И рванул к двери.

У нее мелькнула мысль выскочить следом. Но куда бежать потом? Здесь она была чужая среди чужих. Да и парнишка тревогу поднимет, не будет же он столбом стоять.

Парень переступил через порог комнаты, и только тогда Таня заметила нечто, чего не видела прошлым вечером, когда приходила Арлена. Воздух в дверном проеме, пропуская кудрявого, подозрительно блеснул. Синеватым отсветом. Надо думать, что и тут имела место магия. Проклятая волшба, как ее охарактеризовала Аделина…

Таня откинулась на подушку и несколько минут предавалась унынию, приправленному ностальгией. Потом решила с этим унынием бороться. Руками и ногами.

К тому времени когда Арлена принесла ей обеденную пайку, Таня успела сделать три раза зарядку и принять долгую ванну. Чтобы взбодрить свой дух.

– Княжна… – Арлена приветствовала ее легким приседом. – Как вам спалось, как настроение? И – ай-ай-ай, княжна! – не беседуйте больше с мальчиком, который будет приносить хлеб по утрам, пока я занята своим завтраком. В следующий раз он вам не ответит. Тюремщик, болтающий с заключенным, – это почти посетитель. А сие князем строжайше запрещено. Я буду вынуждена доложить светлейшему, он будет вынужден еще больше ужесточить условия содержания…

Таня, которая собиралась рассказать о приходе Аделины, прикусила язык. Стало быть, они решили лишить ее не только свободы и человеческой еды, но и человеческого общения? Ну ничего, чихали мы на это. Будем общаться с Аделиной.

– А что же вы сами со мной беседуете? – спросила Таня и медовенько улыбнулась.

Арлена глянула, сложила губы в усмешке.

– А я добрая тюремщица, каковая должна вас, узницу, просвещать и на путь истинный наставлять. Княжна Татьяна, не пора ли, отринув детскую гордыню, пойти навстречу вашей семье? Светлейший князь спрашивал о вас и вчера за ужином, и сегодня.

Таня встала. Гоголем прошлась к тому месту, где в каменной кладке была сокрыта дверь в определенную комнату. Хлопнула по стене с оттяжечкой, пояснила через плечо:

– Живот прихватило. Вы уж меня извините, но от ваших наставлений меня чегой-то пучит. Если желаете, дверку оставлю приоткрытой, будете и дальше наставлять. Пока я занята неотложным делом.

Арлена вздохнула и удалилась. А Таня пошла к сундуку за хлебушком. После зарядки аппетит разыгрался.

Потянулись долгие дни.

Первые четверо суток она изводила себя зарядкой. Физическая усталость хоть как-то отвлекала от хандры.

На пятый день ей это надоело. Единственное, что Таня продолжала делать, так это принимать ванну по шесть раз на дню. Арлена всякий раз вопрошала, не готова ли княжна воссоединиться со светлейшим дедушкой, льющим слезы по непокорной внучке.

Таня бросала четкое «нет». Арлена вздыхала, расписывала, что делалось в замке. На обед приготовили серрского оленя, его грудинка особенно хороша под соусом из кислых яблок, приходил торговец вуалями из Серендиона, рассказывал, какие в той стороне нравы.

Таня отворачивалась к стенке, но парадного променада в сторону нужника не повторяла. Ей и за прошлый раз было стыдно, ибо попахивало пошлостью.

Аделина приходила по ночам и слезливым голосом рассказывала все то же, что и в первую ночь: фундамент, ее ведут в платье с рукавчиками положенной длины, проклятые маги с их проклятой волшбой. Таня слушала, поддакивала, даже радовалась. В ее полном уединении и жалующийся призрак стал приятной компанией.

Так прошло еще несколько дней. Все их Таня помечала, макая палец в местное крем-мыло и рисуя черточки на зеркале. Живот втянулся, глаза запали. Хотелось есть. Но не надоевшего хлеба, а мяса, молока, картошки с маслом…

На двенадцатый день она перестала принимать ванны. И поняла, что пора сдаваться.

Арлена заявилась в обед, распространяя аромат неизвестных духов и шурша пышными юбками зеленого шелка. Таня выдавила, не дав ей даже подойти к сундуку:

– Согласная я…

Арлена победно улыбнулась, рассыпалась мелким бесом:

– Моя княжна! Какая радость, вы одумались! Сейчас я призову вашего дедушку, он упоминал, чтобы его немедленно известили, как только вы примете правильное решение. И конечно же вам нужно съесть что-нибудь… что-нибудь человеческое.

 

Глава четвертая

И свобода вас примет радостно у входа

Арлена умчалась и вернулась в сопровождении пышнотелой особы с румяными щечками. На особе было синее платье, открывающее щиколотки. Голову украшал пышный берет из белой ткани, из-под которого выбивались каштановые кудряшки.

Руки кудрявой особы оттягивал поднос, нагруженный едой.

– Только хлеба не надо! – воскликнула Таня, узрев поднос.

– Нет там хлеба, – доброжелательно сказала Арлена.

Таню уложили в постель, чему она сопротивляться не стала. А то еще унесут поднос назад – мол, не перевоспиталась в должной степени, не окняжилась, так сказать.

У подноса оказались ножки и его установили над Таниными коленями.

Здесь стояла тарелка с мясом, причем мясо было двух видов, вареное и запеченное, в обуглившихся черных корочках. В тарелке поменьше возвышались здоровенные ломти сыра, дырчатого, усаженного слезками. Имелось еще что-то, похожее на пирог. В мисочке на манер салата лежала горкой кружавчатая темно-красная травка. Прямо на подносе, между тарелками, была втиснута гроздь ярко-алого винограда.

И сиял вишневыми бликами бокал вина.

– Для укрепления сил. Пейте! – распорядилась Арлена. – А я посижу, составлю вам компанию.

Она кивнула особе в синем платье, и та исчезла. Арлена опустилась на стул напротив кровати.

– Может, вы тоже перекусите? – предложила Таня. Ибо кушать в одиночестве, когда на тебя смотрят, было как-то не по-нашему.

Арлена качнула головой:

– Я уже завтракала. Ешьте.

Таня немного помялась и принялась за еду.

Она жевала, когда раздался стук в дверь; почти тут же дверь распахнулась и в комнату влетел дедушка. За ним топал мрачного вида субъект с мечом на поясе. На этот раз один.

Арлена при появлении князя встала и привычно присела.

– Дитя мое! – возгласил дедуля. – Как я рад! Ты одумалась! И готова стать той, кем тебе предназначено стать! Воистину, смирение и послушание – добродетели доброго дитяти.

Таня мрачно глянула сначала на деда, потом на Арлену.

– Вижу, дитя, ты побаиваешься будущего, что тебя ждет, – не унимался дедушка. – Не бойся, благородная Арлена тебя подготовит.

Таня глянула на спокойное лицо Арлены и решила скопировать эту расслабленность. Так, на всякий случай, чтобы не приставали с воплями о смирении и послушании. Но, очевидно, перестаралась. Дедуля, увидев мину на ее лице, моргнул, сказал с сочувствием:

– Вижу, ты еще не пришла в себя. Ешь, набирайся сил. Увидимся позже. Благородная Арлена, вверяю свою внучку в ваши благородные руки!

Он резво повернулся и вышел, сопровождаемый субъектом с мечом. Таня продолжила опустошать поднос.

Увы, но осилить все наложенное на тарелки, она не смогла. В какой-то момент Таня откинулась назад, печально глянула на слегка пощипанный виноград, оттолкнула от себя поднос.

Арлена тут же объявила:

– Сейчас вам следует отдохнуть.

– Я готова, – пробормотала Таня и зевнула. После съеденного клонило в сон.

– Дева благородного происхождения, – непреклонно заявила Арлена, – даже ко сну должна отходить в одежде, подобающей ее рангу. Мелта!

Пышнотелая женщина, должно быть, поджидала у дверей, потому что явилась тут же. Через руку у нее был перекинут розовый балахон.

С Тани содрали все и облекли в ночную рубашку до пят, обшитую рюшами и воланами. Затем затолкали в постель. Таня все терпела. Воспротивилась она только тогда, когда особа в синем платье попыталась унести ее домашнюю одежду.

– Стой! – завопила Таня и выпрыгнула из постели. Воланы взвились облаком. – Дай сюда! Пожалуйста!

– К чему вам эти лохмотья? – с неудовольствием спросила Арлена.

– Память о доме.

Арлена глянула косо, сказала с оттенком брезгливости:

– Ну тогда хоть в сундук это спрячьте, что ли…

Мелта улетучилась вместе с подносом, забрав заодно хлеб с водой, принесенные Арленой до этого. Таня собрала свои домашние вещи в охапку и пошла к сундуку.

Что-то звякнуло, выпав из кармана спортивных брюк. Она наклонилась, подняла, ощутив внезапно нахлынувшую волну ностальгии и светлой печали.

Это были ключи. Ключи от дома в России, сиречь от московской квартиры. Толстая такая связка. С красивым крупным брелоком из ограненного черного агата – подарок матери. С двумя ключами от входной двери. Их Таня сунула в карман, когда вышла из дома, чтобы помочь новоявленной соседке.

Арлена уже подняла крышку сундука. Таня запихала свои вещи поверх пышных кружавчатых ворохов, лежавших в сундуке. Но ключи оставила. Ограненная слеза из агата приятно холодила ладонь. В ней было что-то успокаивающее. Так что Таня решила подержать ее при себе. Как талисман. А что? Как-никак это был ключ от родного дома…

Со связкой в кулаке Таня залезла в постель и сунула ее под подушку. Арлена заметила, закрывая крышку сундука:

– Кстати, совсем забыла вам сказать. Светильники в нашем мире гаснут, если сделать вот так…

Она два раза подряд несильно топнула ногой по каменному полу. Бестрепетные факелы погасли.

– Двойной клик ногой. Я запомню, – сонно сказала Таня в темноте. И подумала, что Арлена могла бы и раньше просветить на этот счет, но не захотела. Одиннадцать ночей сна при ярком неугасающем свете как еще один фактор давления…

Она провалилась в сон.

Проснулась Таня неизвестно когда, при отсутствии окон время определить было невозможно. Факелы опять ровно пылали. Арлена сидела в комнате, удобно опершись о спинку стула кудрявым шиньоном на макушке. То ли не уходила вообще, то ли только что пришла. Внушительный бюст обтягивал искристо-черный панцирь корсажа.

– Вечер, – объявила она без всяких предисловий. – Ваш дедушка снова желает видеть вас. Но прежде ужин.

В дверях комнаты возникла давешняя пышнотелая особа в синем платье, с подносом в руках.

Таня поела, кося глазом в сторону задумчивой Арлены, изучавшей что-то на каменном полу. Потом Мелта забрала поднос и улетучилась. Арлена тут же сообщила, оторвав взгляд от каменных плит:

– Займемся вашим одеянием. Мелта сейчас принесет платье.

Ждать пришлось недолго. Упомянутая Мелта – служанка, судя по всему, – влетела в комнату, держа на вытянутых руках гору зеленого шелка.

– А обязательно напяливать эти ваши средневековые балахончики? – уныло спросила Таня. – У них подолы по пыли волокутся, никакого понятия о гигиене.

– Длина подола определяет, кто вы! – сообщила Арлена. – Подол выше щиколотки носят исключительно простолюдинки. Подол по щиколотку дозволяется женам торгашей. И только благородные дамы имеют право надевать юбку ниже щиколотки. Но ни одна из них никогда не наденет мужские штаны! Запомните это, княжна Татьяна!

– Ой, как же у вас тут женский пол закабален, – сморщилась Таня.

Арлена строго качнула головой, распорядилась:

– Вы наденете это платье, княжна Татьяна! Его подол ровно на две ладони ниже пятки. Только такая длина и подобает дочери великого княжеского дома Тарланей.

– А чье оно? – настороженно спросила Таня.

– Его сшили для вашей кузины, княжны Элерии. Но когда его закончили, княжны Элерии в замке уже не было – она уехала в… небольшое путешествие к родственникам. Так что платье отправилось прямиком в кладовую. Его никто не носил, чтобы вы знали, княжна Татьяна.

Ясно было, что Арлена чего-то не договаривает, но Тане было не до кузины.

Она со вздохом откинула одеяло. Контроль над собственной жизнью стремительно уплывал из рук. Отправлять домой не желали. Одеться предлагали по средневековой моде. После чего, ясен пень, и жить заставят по тому же шаблону. Сюда не ходи, девица Татьяна, туда не смотри, не то падет на твою башку позор и отправим тебя в монастырь. Или в башне запрем. Одно запиранье уже имело место…

Кстати, есть здесь монастыри или нет? Таня решила, что пора поинтересоваться устройством этого мира. И его религией.

Арлена отошла к сундуку, деликатно отвернулась.

Мелта, не слушая Танино оханье, содрала с нее ночную рубашку и натянула тонкую сорочку. Потом велела Тане поднять руки и обрушила на нее сверху водопад из прохладных зеленых юбок.

Затем Таня покорно просунула руки в рукава, покосилась с замиранием сердца на нечто жесткое и пластинчатое, косо стоящее перед ее грудью. Так вот ты какой, незастегнутый корсаж.

Мелта крутнулась, очутилась за спиной и принялась стягивать края корсажа шнуровкой. Таня сказала:

– Кстати, Арлена… А насчет религии у вас тут как? Во что вы верите, как молитесь?

Что здесь нет атеизма, она была уверена. Раз существует табель о положенной длине подолов, значит, прогресс до атеизма еще не дорос. Где есть запреты на одежду, там всегда имеется какая-нибудь религия.

– Я рада, что вы понимаете, как много вам следует узнать о нашем мире, – со значением сказала Арлена. – Итак, пока вы будете одеваться, я расскажу…

И она принялась просвещать гостью, по-прежнему стоя к Тане спиной.

Почти все страны Анадеи, по ее словам, совместно веровали в Семерых богов. До того, что Бог един, здесь еще не додумались. Тане это показалось странным. Реалии Анадеи сильно смахивали на земное Средневековье, а оно стояло на монотеизме. И управлялось им же.

Впрочем, местное многобожие отличалось от земного. На родине во время оно все божественные сущности были приставлены к конкретному делу – приглядывали за земледелием, кузнечным промыслом, за воинским сектором. На худой конец, просто олицетворяли Солнце, Луну и прочие планеты.

А тут божества заведовали ни много ни мало качествами души. Эригу Честный, Зойден Скромная, Унхор Воздержанный, Велата Сострадающая, Коэни Милосердный, Йалди Любящая, Алор Понимающий.

Честность, Скромность, Воздержание, Сострадание, Милосердие, Любовь, Понимание. В речи Арлены эти слова звучали с большой буквы. Божественные ипостаси и все такое.

Пока Таня слушала эти откровения, Мелта закончила с платьем. От юбок тянуло незнакомым ароматом, горьковато-цветочным.

Арлена между тем вещала:

– Честность ведет к скромности, ибо честный сознает свою незначительность. Скромность ведет к воздержанию, ибо скромный не требует многого. Воздержание ведет к состраданию, ибо отринувший блага жалеет тех, у кого этих благ нет. Сострадание ведет к милосердию, ибо сострадающий дарует милость. Милосердие ведет к любви, ибо милосердный умеет любить. Любовь ведет к пониманию, ибо истинно понять может лишь любящий. И наконец, понимание ведет к честности, потому что понимающий не нуждается во лжи.

Таня вздохнула разок-другой полной грудью. Какое счастье, что у них тут корсажи не затягивают по самое не могу. И в них вполне можно дышать.

Арлена повернулась, подошла к Тане, расправила складки пышных юбок. Сказала мягким тоном:

– Вам удивительно к лицу этот фасон, княжна. Вы мне напоминаете о тех далеких днях, когда юные княжны дома Тарланей шествовали по залам Алого замка.

Складки под рукой Арлены улеглись ровным веером, на них зажглись ленты шелковистого сияния. На Таню снова пахнуло волной аромата.

– А теперь, – сказала Арлена, – я прочту вам нашу главную молитву к Семи богам.

Таня передернула бровями, но смолчала. Ее согласия Арлена не спросила. А стало быть, возникать не следовало.

– От честности к скромности, от скромности к воздержанию, от воздержания к состраданию, от сострадания к милосердию, от милосердия к любви, от любви к пониманию, от понимания к честности. Да будет вечен круг от честности до понимания. Да не прервется он вовек, – пропела Арлена все тем же мягким голосом. – У нас есть и другие молитвы, но эта, о круге, есть основа и столп, так сказать. Не желаете выучить, княжна Татьяна?

– А зачем? – упрямо спросила Таня.

Арлена пожала плечами:

– На всякий случай. Кто знает, может, это пригодится в какой-то момент. Кстати, обращаясь к дамам и кавалерам в нашем мире, следует именовать их «благородный» или «благородная». Добавляя имя. При обращении к незнакомому лицу высшего сословия следует говорить «благородная госпожа» или «благородный господин».

– А молитву я все равно учить не буду, благородная Арлена, – насупилась Таня. – Я, чтобы вы знали, атеистка. В богов не верю.

Арлена глянула с интересом, усмехнулась:

– Что ж, не буду настаивать. Если наши боги захотят вручить вам дар веры, то в один прекрасный день, княжна Татьяна, вы непременно почувствуете их прикосновение. И уверуете. А если нет – значит, вы богам не нужны. И кто я такая, чтобы сомневаться в решении богов?

Таня промолчала, не зная, что сказать. Арлена, державшаяся невозмутимо, пропела:

– Не желаете взглянуть на себя в зеркало?

Она подошла к стене возле двери, бросила:

– Катревтисон!

И хлопнула по стене ладонью.

По камням словно разлилась лужа темной воды. Лужа тут же просветлела и стала зеркальной.

Таня, уже привыкшая к чудесам, чиркнула взглядом по месту, где каменная стена переходила в зеркало. Зеркальную пластину словно вплавили в камни.

Подол платья вольно разлегся по полу – как и обещала Арлена, он был на две ладони длиннее Таниных ног. Рукава у платья были сшиты пышными длинными фонарями. У запястий рукава были присборены, а сборку унизывали крупные бусины темно-изумрудного тона, прозрачные на просвет. Неужто изумруды? Учитывая, что платье шилось для княжны, очень даже может быть.

В общем и целом платье Тане понравилось. Дивной красавицей оно ее не сделало, но определенное благородство облику придало.

– Ох! А ноги-то у княжны босые! – вдруг вскинулась Арлена.

Мелта всплеснула руками и кинулась к сундуку. Покопалась внутри и выпрямилась. Таня покатилась со смеху. На руках у женщины болтались длинные, телесного цвета чулки. А еще там имелся комплект тесемочек весьма шаловливого розового цвета и пара черных тряпичных тапочек.

– Наденьте это, княжна Татьяна, – кротко попросила Арлена. – Ваша домашняя обувь не подходит для нашего мира. А без чулок благонравной девице не следует выходить из покоев.

Таня скрипнула зубами и натянула чулки. С прилагавшимся к ним комплектом старинных подвязок, которые по запутанности и сложности в одевании больше напоминали лошадиную упряжь. Мелта сунулась было ей помочь, но Таня вскинулась с оскорбленным видом. Не дай бог ей так окняжиться, чтобы посторонние помогали натягивать нижнее белье.

Потом ее усадили на стул, вытащив его на середину комнаты. Мелта, вооружившись гребенкой, расчесала Танины недлинные – чуть ниже плеч – каштановые пряди. Повздыхав, что волосы очень уж короткие и приличной прически из них не сделать, она начала укладывать их сзади прихотливыми кренделями.

Как только Мелта отступила назад, Таня подскочила к зеркалу, повертела головой. В каштановых крученых прядях на затылке поблескивали изумрудные бусины, нанизанные на шпильки. Простонародное и округлое Танино лицо по неизвестной причине вытянулось, обретя налет аристократичности. Она и впрямь смахивала теперь на княжью внучку, аристократскую дочь.

Арлена знаком отпустила служанку, сообщила:

– Пойдемте, княжна. Князь ждет нас. Голову держите высоко, спину прямо, а язык – на привязи.

И вышла. Таня, кое-как подхватив спереди многослойные юбки, собралась последовать за Арленой. Но тут в комнату заскочила Мелта с кипой аккуратно сложенной ткани в руках, с деловым видом направилась к кровати.

Смена постельного белья? Мелта сгрузила кипу на кроватную спинку, шагнула и ухватилась за подушку.

На простыне блеснула черная слеза. Рука Мелты двинулась к ней.

– Стойте! – Таня, перехватив юбки одной рукой и задрав их повыше, в три прыжка подлетела к кровати. Схватила ключи, зажала в кулаке.

– Да я же только переложить, – ошарашенно сказала Мелта. – Благородная княжна, вы же не подумали…

Таня с силой сжала связку. Ребро одного из ключей больно впилось в кожу. Надо было выкручиваться.

Она заискивающе улыбнулась.

– Что вы, Мелта! И в мыслях не было. Просто… просто я всегда ношу эти ключи с собой. Вроде талисмана. А тут забыла. Вот и кинулась.

– А… – односложно сказала Мелта. Присела в реверансе. – Так я продолжу менять постель, с вашего позволения, моя благородная княжна?

Лицо у нее было вышколенно-вежливое, тон любезный. И не поймешь, поверила или нет.

– Да оставьте тут простыни, я потом сама поменяю, – с готовностью предложила Таня.

– Как можно! – воскликнула Мелта. – Вы не подумайте, я хорошо меняю. Все честь по чести застелю, все уголочки у простыней натяну.

Таня вздохнула. Она снова ее задела? Ох и тяжела ты, княжеская доля…

– Я всего лишь хотела помочь, – предприняла она последнюю попытку. – Извините, если что не так.

Мелта не смягчилась. Строго сказала:

– Идите, благородная княжна, вас светлейший князь ждет. И впредь не говорите служанкам – дай-ка, мол, помогу. Не так вас поймут.

Таня прикусила губу. Неуклюже сделала реверанс – у Мелты округлились глаза – и понеслась догонять Арлену. Злополучные юбки пришлось держать обеими руками, чтобы не споткнуться об длиннющий подол.

Хотя она спускалась по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, Арлену удалось нагнать только во дворе. Та вышагивала целеустремленно, не оглядываясь. Таня пристроилась сзади, отстав на несколько шагов.

Злополучные ключи она сунула за корсаж. Карманов на пышных юбках не имелось.

 

Глава пятая

Родня близкая и дальняя

Уже наступил вечер. По громадному двору протянулись длинные зелено-бронзовые тени от окаймлявших его зданий, небо из желтого стало охристым. Слева в дальнем конце двора неспешным шагом шла по своим делам стайка дам и кавалеров. До Таниных ушей долетел взрыв хохота. Потом дамы принялись о чем-то шушукаться, раза два издав дружные изумленные возгласы. Таня, успевшая было отвернуться, снова перевела на них взгляд.

Так и есть. Компания теперь едва плелась, и лица всех были повернуты в ее сторону.

Арлена, шагавшая впереди, бросила через плечо:

– На первых порах вы будете привлекать много внимания, княжна Татьяна. Это в порядке вещей. Ведите себя скромно, не давайте повода подумать или сказать о вас плохо, и со временем все успокоится.

От этого заявления у Тани почему-то похолодело в животе.

Покои князя располагались в здании с другой стороны двора. Лишенное окон строение сложили некогда из громадных каменных блоков, светло-серых в голубых прожилках.

Через единственную дверь, металлическую с чернью, они вошли в небольшой холл, где стояло несколько мужчин. Двое были одеты подчеркнуто неброско, в черное. Остальные сияли многоцветьем тканей и камней.

Компания вполголоса что-то обсуждала. При появлении дам мужчины смолкли и вразнобой поклонились Арлене. На Таню посмотрели с хмурым любопытством.

Арлена ответила на поклоны простым кивком и повернулась к двери в боковой стене. Таня молча последовала за ней. Длинный коридор без окон привел их к распахнутой настежь двери.

Комната за дверью была кабинетом. Об этом говорил длинный письменный стол, заваленный потрепанными книгами всех размеров – от гигантских, в полметра по длине и ширине, до крохотных, в пол-ладони величиной. Из кучи кое-как сложенных томов торчали свитки. Напротив имелась еще одна дверь, тоже открытая, и Таня со своего места могла видеть большую кровать резного дерева, укрытую вишневым покрывалом. Спальня.

В нескольких метрах от двери в спальню находился камин, где сияло и потрескивало самое настоящее живое пламя. Пахло смолистыми поленьями и дымом.

У огня стояли два кресла, в одном сидел князь. Пышные пустые рукава безвольно свисали с наружной стороны подлокотников.

Дед поднял голову и кивком указал Тане на второе кресло. Она послушно села. Арлена, присев в привычном реверансе, тихо пристроилась на стульчике в дальнем углу кабинета.

Светлейший некоторое время изучал Таню в полном молчании, затем сказал:

– Ты несколько бледновата. Сидение взаперти вредно для молодых людей, я всегда так считал и никого не запирал без серьезного на то основания. Но мы все исправим. Благородная Арлена, вы слышали о селении под названием Ярг?

– Увы, нет, ваше пресветлое княжье могущество, – церемонно ответила Арлена из своего угла.

– Вот и напрасно, – пожурил ее князь. – Впрочем, я и сам о нем впервые услышал час назад. Это на закатной стороне Керсы, в низовьях реки Кароты. Там случилось нечто… нечто очень странное, как сказал герцог Франц. Его светлость в недоумении, герцогский маг тоже. Съездите, благородная Арлена, поглядите, что там стряслось. Сегодня уже поздно, так что отправляйтесь завтра. И княжну с собой возьмите. Ей пойдет на пользу прогулка. Свежий воздух полей и садов, дивный вид на некогда славное село, ныне странным образом вымершее.

Не прост был дедушка, ох не прост.

– Ваше княжье могущество, я отправлюсь с утра. Однако будет ли разумным везти туда княжну? – высказалась Арлена из своего угла.

Старикан ответил:

– Франц меня заверил, что «это» – чем бы оно ни было – уже закончилось. И кто угодно может поехать и полюбоваться на последствия. Если хотите, возьмите с собой Орла. Врата там имеются, доберетесь без проблем.

Он подался вперед, впился в лицо Тани острым взглядом.

– Дитя мое, я знаю, у тебя нет причин питать ко мне родственные чувства. Поэтому я не прошу и не требую этого. Но благородная Арлена должна была сообщить, что в случае успеха наша благодарность будет значительной. И весьма значительной.

Тане вдруг стало горько. Непонятно почему. Она нахмурилась, бросила:

– Говорят, я могу оказаться вовсе не той четырнадцатой дочерью. Что тогда?

Скорбно сложенный рот дедушки растянулся в гримасе неудовольствия.

– И кто же это говорит?

– Орл, – ответила Таня.

Старик недовольно крякнул. Отвел глаза в сторону книг на столе.

– Я с ним разберусь, – пообещал он книгам. – Мальчишка уж слишком болтлив.

– А если он прав? – не отступала Таня. – Что тогда?

Старикан слегка пожевал нижнюю губу.

– Думаю, что скоро все выяснится. Через несколько месяцев, самое большее – через год. И если ты не та самая четырнадцатая дочь, тебя отправят назад. Возместив тебе душевные переживания. Удачного брака, надеюсь, будет достаточно?

– Посмотрим, – туманно сказала Таня.

Она попыталась представить себя дамой с Рублевки, законной супругой некоего миллионера. Особого восторга это не вызвало. Наверное, надо было потихоньку начинать мечтать о горностаевой шубе и гоночном автомобиле. Чтобы войти во вкус и подготовиться.

Дедушка кивнул:

– Я рад, что мы нашли общий язык. Ты славное дитя, княжна Татьяна, хоть и склонна к необдуманным решениям. После поездки мы снова увидимся. А сейчас доброй ночи.

Он медленно повел головой в сторону двери. Арлена бесшумно возникла сзади, шепнула:

– Пожелайте его светлости спокойной ночи, сделайте реверанс и следуйте за мной.

Таня так и сделала. Но на пороге остановилась и обернулась.

Старый князь сидел в своем кресле, разом обмякнув, ссутулившись и глядя на собственные ноги в мягких туфлях. Силуэт его на фоне пылающего камина был темен, почти черен. Тане он напомнил больную птицу.

Она спросила с порога:

– Я действительно похожа на своего отца?

– О да, – тяжело вздохнул князь. – На моего Вера. Ты славная девочка с глазами моего мальчика.

Арлена дернула ее сзади за юбки, прошипела:

– После прощального реверанса следует уходить.

Таня выдавила, глядя на фигуру в кресле:

– Мне жаль, что его… что он умер. Правда.

И после этого она сделала то, что следует делать после прощального реверанса, – ушла.

Снаружи изумрудное солнце садилось за кромку зданий напротив. Небо над головой отливало терракотой.

Они вышли из здания, и буквально через несколько метров их окликнули:

– Благородная Арлена!

Таня обернулась вслед за Арленой и увидела Орла, идущего от соседнего здания. Сегодня он был одет в костюм вишневого цвета, с черным шитьем по рукавам и плечам. Каштаново-рыжие пряди Орл на этот раз зачесал назад. И видно было, что лоб у него высокий, хорошей лепки. И нос ровный, и скулы красиво очерчены, и подбородок с ямочкой. Вот только брезгливая мина, появившаяся при виде Тани, все портила.

– Орл, – без предисловий сказала Арлена, – это хорошо, что вы мне встретились. Завтра я и княжна Татьяна по приказу князя едем в Ярг, какое-то керсийское село. Нам нужен кто-то для сопровождения.

Лицо Орла скривилось.

– Сопровождать? Мне? Эту особу? Дочь простолюдинки?

Таня, сохранившая об Орле самые худшие воспоминания, не сдержалась:

– Ты, отрыжка благородного сословия! Сидишь тут…

Арлена коснулась ее лица, что-то буркнула, и Танин рот застыл на середине вопля. Разинутый и перекошенный.

– Княжна Татьяна, – величественно сказала Арлена. – Не должно княжне ругаться, как торговке на базаре. Сейчас я сниму с вас чары немоты и позволю еще раз выразить свое негодование благородному Орлу. Но негодуйте по-княжески. Достойными словами, что не будут позорить ни вас, ни меня, вашу спутницу. Вы все поняли? Не вынуждайте снова лишать вас голоса.

Она произнесла: «Милишу» и коснулась Таниного подбородка.

Губы у Тани расслабились, рот захлопнулся.

Орл с ленивой улыбкой обронил:

– Решили из вашего булыжника выгранить алмаз, Арлена? Боюсь, даже магу вашего уровня с этим не справиться.

Таня облизнула губы. Собрала в памяти все, что помнила о манерах и благородных дворянах. Увы, собралось ничтожно мало, да и то благодаря читанному в детстве Дюма. Вложив в голос – в подражание Арлене – столько льда, сколько смогла, она произнесла:

– Орл!

Арлена сбоку метнула предостерегающий взгляд, Таня со злостью поправилась:

– Благородный Орл! Специально для вас сообщаю: быть простолюдином не самая худшая участь. Простые люди, по крайней мере, заняты делом. А у вас единственным занятием за весь день являются смена одежды и укладка волос. В оставшееся время вы гоняетесь за мной, чтобы рассказать, насколько неприятно мое общество лично вам. Но даже это не отличается разнообразием. Жалкое занятие для мужчины вашего возраста, не находите?

Закончив, она вздернула нос. Хоть осталась недовольна сказанным. Не умела она по-благородному негодовать. Выпад был неудачный, фразы не хлесткие, слова не едкие.

Но Орл тем не менее запунцовел от ярости и открыл рот, готовясь ответить.

– Хватит, – жестко отрезала Арлена. – Довольно, Орл. Хотите, чтобы я доложила князю о ваших нападках на княжну? Какого демона вы брызжете слюной, как только она попадается вам на глаза?

Орл зло глянул сначала на Таню, потом на Арлену. Ответил:

– Я – слюной? Не надо так со мной, Арлена. Просто это несправедливо. Почему она? Почему не кто-то из нашего мира?

– Вы еще скажите – почему дочь, а не сын. И необязательно четырнадцатый, – спокойно заметила Арлена.

Орл хищно ощерился:

– А что? Разве потомки Дара Тарланя по мужской линии менее достойны, чем какая-то незаконнорожденная деваха?

Ух ты, с испугом подумала Таня. Выходит, этот Орл тоже из Тарланей? С такой родней и врагов не надо.

Арлена яростно сказала:

– Прежде чем завидовать чужой ноше, хорошо бы пощупать свою спину – а выдюжит ли? Чему вы завидуете, Орл? Думаете, исполнять предсказания Алидориуса Верейского – это как тортик под серендийское вино на башенке вкушать? Алидориус мелкими бедами не озадачивался, у него каждый катрен – предвестник страшных событий. Вспомните-ка судьбу Бароссы Форнского. Есть там чему завидовать? И потом, вы же сами сказали – она может быть совсем не той четырнадцатой дочерью!

– Но если она та, ее имя пребудет в веках, – слегка дрогнувшим голосом возразил Орл. – Почему ей, за что? Она даже не из нашего мира.

– Не завидуйте, Орл, – значительно произнесла Арлена. – Еще ничего не известно. Мы не знаем, что она найдет – если это вообще ее предназначение. И чем все кончится. В общем, подождите, пока прояснится хоть что-то, и тогда уж начинайте сохнуть от зависти, Рьяг Ненасытный вам в помощь. А пока в вашем сопровождении мы не нуждаемся.

Орл с ненавистью покосился на Таню, прошипел:

– Как вам будет угодно.

И отбыл по своим делам быстрым шагом.

Арлена вздохнула, глядя ему вслед. Посмотрела на Таню и предложила, непринужденно улыбаясь:

– Прогуляемся?

Они двинулись по вымощенному камнем двору.

– Скажите, Арлена, – спросила Таня, глазея на окружающий ее мир, ленту зданий вокруг двора, небо. – А свет у вас всегда такой зеленый?

– Что? – Ее собеседница глянула на заходящее солнце. – Ах да, наше светило несколько зеленовато по сравнению с вашим. Но этот свет вам не повредит, не бойтесь, княжна Татьяна.

– А как называется светило? – полюбопытствовала Таня.

– Элсил. И упреждая другие ваши вопросы, княжна Татьяна, – год наш больше вашего, в нем пятьсот с лишним дней, каждый месяц состоит из сорока одного или просто сорока дней. Всего месяцев четырнадцать – наши зима и лето дольше на один месяц. Сутки делятся на двадцать восемь силов. В каждом силе семьдесят силуянов, в каждом силуяне семьдесят си-силуйнов. Си-силуйн, кстати, чуть короче вашей секунды.

– Ух ты! – впечатлилась Таня. – А сейчас у вас что, лето?

Воздух во дворе был прогретым и теплым.

– Сейчас первый месяц осени, гимень, – задумчиво сказала Арлена. – Еще немного, и на полях поспеет урожай, потом настанет время зимы. Которую в этом году я буду ждать с особым трепетом – из-за катрена Алидориуса Верейского. Кстати, урожаи у нас собирают два раза в год, погода благоприятствует. Я вас предупреждаю, княжна Татьяна, вам вполне может понравиться наш мир. Анадея – рай среди миров.

– Рай, – легко согласилась Таня. – С большим количеством несчастных случаев. И я зачем-то вам понадобилась…

Арлена молча отвела глаза.

Из здания, опоясанного каменными барельефами с цветочными мотивами, прямо на них выпорхнула стайка дамочек. Пошептались, с улыбочками присели, и улетучились в следующее здание.

Арлена ответила простым кивком, не обременяя себя ответным реверансом. Похоже, в здешней табели о рангах благородная Арлена стояла наособицу. Доверенное лицо светлейшего князя, а учитывая ее путешествия на Землю – еще и лазутчица? Местная Мата Хари, благородная дама плаща и кинжала.

Арлена глянула на заходящее солнце, от которого поверх зданий остался теперь лишь сияющий зеленый край. Предложила:

– Хотите посмотреть на мир за пределами замка?

– И вы еще спрашиваете? – изумилась Таня. – Я на все хочу посмотреть. И на ваши леса, и на сады.

Арлена качнула головой.

– Деве вашего положения не положено бродить по лесам. Или садам. Еще за крестьянку примут.

Таня глянула искоса, но промолчала.

Здание, к которому ее подвела спутница, было высокой башней из буро-ржавого камня. Вход закрывала решетка затейливой ковки. При их приближении она сложилась гармошкой. От порога начиналась идущая по спирали лестница с перилами изумительной работы, в железных цветах и завитках. Замыкал лестницу люк, который опять же откинулся сам.

С площадки башни открывался вид на окрестности Фенрихта.

Таня подошла к самому краю. Замок стоял на гребне, окаймлявшем исполинских размеров котловину. Та уходила вниз гигантской вогнутой чашей, склоны густо облепляли черепичные крыши домов, стекавшие вниз потоками улиц. По гребню вровень с замком тянулась стена бордового леса, справа и слева Таня видела вознесенные вверх кроны. А над всем этим царило небо, терракотовое над ее головой, густо-зеленое с изумрудом на закатной стороне, и коричневое с горчичным отливом с другого краю. В небе загорались льдисто-желтые звезды.

– Ух ты… – выдохнула Таня, благоговейно глядя на чужой мир.

Арлена рядом молча улыбнулась.

Таня обернулась, глянула на сам Фенрихт. Громадный четырехугольный замковый двор походил на плот, плывущий по лесу. По периметру неровной лентой тянулись крыши зданий.

– Чудный вид, – обронила Арлена. – Не правда ли, княжна Татьяна? Одно из правил хорошего тона гласит, что неприятные беседы следует затевать в исключительно приятном месте. Чтобы собеседнику было на что отвлечься.

– Это намек на то, что вы сейчас будете со мной беседовать? – хмуро сказала Таня. – Дайте угадаю: на тему моего некняжеского поведения? В частности, с Орлом?

Арлена коротко фыркнула.

– Нет. Орл получил по заслугам. И даже недополучил. Правда, вам стоит поработать над техникой, чтобы издеваться, а не ехидничать. Поверьте, первое жалит гораздо больнее, чем второе. Но я бы хотела поговорить о другом. Княжна Татьяна, город перед нами – Тарус, столица Керсы. Здесь правит герцог Франц, о котором вы уже слышали. Его светлость из милости дал нам приют и много лет терпит нас в этом замке. Да, мы не бедствуем, но увядаем. Наши сердца скорбят о Кир-Авере, об Алом замке, об Эрроне…

– Сочувствую. А что здесь неприятное лично для меня? – спросила Таня.

Арлена глянула на нее и отвела глаза.

– Алидориус Верейский так и не уточнил, что именно должна найти четырнадцатая дочь. И многие в этом замке верят, что таинственное нечто должно всенепременно помочь дому Тарланей. То есть вернуть нас домой.

– Вот как. – Таня прикусила губу и провела рукой по прохладному камню башенного парапета. – Ну а если это не так?

– Вы сообразительны. – Арлена вздохнула, затем повернулась спиной к парапету и удобно оперлась об него пышным задом. Складчатая юбка из жесткой ткани, черной с серебряной искрой, протестующе зашуршала, сминаясь. – Лично я уверена, что наш мир ждет нечто более ужасное, чем падение одного княжеского дома, пусть даже столь великого, как наш. И четырнадцатая дочь рано или поздно будет вынуждена исполнить пророчество. Я также верю, что дева из пророчества – это именно вы. Но тут, княжна, мы переходим к неприятному. Вместе с исполнением пророчества – каковое навряд ли будет иметь отношение к нашему роду, – вам придется озаботиться еще одним делом. А именно возвращением Тарланей в Кир-Авер.

– А если я не озабочусь? – не слишком ласково осведомилась Таня.

Арлена вздохнула, с некоторым трудом скрещивая руки под пышной грудью.

– Тогда, увы, наш род не озаботится вашим возвращением на родину. Вы же хотите вернуться? Учтите, между мирами могут путешествовать лишь маги дома Тарланей. Совет магов давно пытается открыть наш секрет, но пока что безуспешно.

– А если пророчество все-таки не обо мне? – поинтересовалась Таня.

Арлена поморщилась.

– Я не могу предсказывать, я не Алидориус, но той другой четырнадцатой дочери придется совершить нечто и впрямь эпохальное, чтобы Тарлани это заметили. И перестали ждать от вас чуда. Самая большая беда, которая может постичь этот мир, по мнению моей семьи, это если мы так и не вернемся в Алый замок.

Моя семья, мы? Арлена – тоже Тарлань? Вот и еще одна родственница.

– Но старый князь обещал мне… – начала было Таня.

– Его светлейшество и впрямь очень старый, – оборвала ее Арлена. – Причем в этом замке живут его близкие. Двоюродные племянники, троюродные внуки, дети племянников и внуки дядей. Это все, что осталось от его рода. И он вместе со всеми надеется и ждет чуда, которое вернет дом Тарланей в Алый замок.

– А вы? – резко спросила Таня.

– Я считаю, что вам предопределено нечто другое, – спокойно сказала Арлена. – Кстати, вашему отцу я приходилась троюродной кузиной. Как ваша тетя в дальнем колене я прошу и советую: занимаясь тем великим, что вам предопределено, уделите чуточку внимания и дому вашего отца. Вот и все, собственно.

Таня, насупившись, глядела на замковый двор. В бронзовом сумраке, заполнившем его, уже зажглись редкие огоньки, помечавшие входы в здания. Причем огоньки были не везде. Если предположить, что освещались лишь те входы, что использовались, негусто было выживших Тарланей.

Для рода, благоденствовавшего на престоле в течение тысячи с лишним лет – так, кажется, сказала Арлена, – жалкий итог. Похоже, Тарланям и впрямь досталось в Ночь Восставших магов…

Что-то похожее на жалость шевельнулось в душе у Тани. Она нахмурилась и напомнила самой себе, что эти Тарлани, по сути, обманом увели ее из родного мира, родную мать с дедом заколдовали.

В общем, никакой жалости к иномирским захватчикам.

– Не желаете что-нибудь спросить? – Арлена выжидательно глядела на нее.

– Желаю, – ответила Таня с неожиданной для самой себя резкостью. – А где в этом замке ворота на выход?

– Бежать собрались? – с интересом спросила собеседница.

Таня приподняла брови. Вслед за бровями почему-то вздернулся и нос.

– Надо же мне знать, через какие ворота выводить Тарланей на Алый замок, строем по двое.

Арлена хмыкнула:

– Ворот в вашем понимании здесь нет. Все – и пешие, и конные – выбираются и попадают в Фенрихт через Вратную башню. Завтра вы ее увидите, княжна Татьяна.

Они постояли еще немного. Изумрудное зарево на закатной стороне погасло, место сияющей зелени занял горчичный просвет, небо налилось кофейной мглой, и Арлена распорядилась:

– Уходим, княжна Татьяна. Скоро ночь, уже холодает.

По площадке и впрямь просвистел прохладный ветерок.

Они спустились по лестнице, вышли во двор. Сделав несколько шагов, Таня сказала:

– Послушайте, Арлена, – и поправилась, не дожидаясь укоризненного взгляда со стороны спутницы: – Благородная Арлена. А не могли бы вы как-то приструнить этого Орла? В счет моих будущих трудов во славу Тарланей, разумеется. А то озверел ваш благородный, зависть ему в голову бьет, струей и непрерывно.

Арлена вздохнула.

– Не судите его так строго, княжна Татьяна. Орл благородный человек, просто здесь, в Фенрихте, он ведет бесцельную, а потому довольно несчастную жизнь. В свое время у Орла тоже были мечты. И тоже во славу Тарланей, как вы изысканно выразились. Но, увы, триумфального возвращения в Алый замок так и не произошло. И вот появляетесь вы. Юная, глупая…

Таня сморщилась. Но Арлена, словно не заметив этого, безжалостно продолжала:

– Не сведущая в магии, ничего не понимающая. Но – четырнадцатая дочь. И вам, возможно, предстоит изменить судьбу этого мира. Просто потому, что повезло родиться четырнадцатой по счету в веренице незаконнорожденных дочерей. А Орлу, которому уже под сорок, судьба такого подарка не сделала. Она вообще ему никаких подарков не дарила. Разве это не обидно?

Таня вздохнула. И впрямь жалко дядечку.

Хотя, мелькнула у нее гаденькая мыслишка, мог бы плюнуть на все, уйти прочь и поискать себе удачи на просторах этой ихней Анадеи. Мужик он или что? Вот и следовало решаться – и вперед.

Но Таня эту мыслишку отогнала. Может, у них тут условия такие, что далеко не уйдешь. Не зря же они в этом замке сидят.

Мысль эта раззадорила ее любопытство, и она спросила:

– Арлена… то есть благородная Арлена. А почему вы живете все вместе? Столько лет?

– Хороший вопрос, – кивнула Арлена. – Фенрихт приютил нас двадцать лет назад. По вашему земному летоисчислению с того момента прошло тридцать два года. Вскоре после нашего спасения Совет магов уведомил князя Тарланя, что для него будет нежелателен всякий переезд. Это же касается и других Тарланей. Несколько вольнолюбцев, которые пытались жить в других местах, закончили печально. Поговаривают, кстати, что ваш отец тоже был в их числе. Вы меня понимаете?

– Вот как… – Таня запнулась о подол, который в задумчивости выпустила из рук. – Ну а мне-то что делать? Если он будет и дальше ко мне подбегать и болтать всякое…

– Я с ним поговорю, – пообещала Арлена. – И князь с ним побеседует. Его светлейшее княжье могущество к вам благоволит, вы ему напоминаете сына. Правда, к Орлу он благоволит тоже, но не волнуйтесь, все будет хорошо.

Она довела Таню до ее комнаты. Там ждала Мелта – и очередной полный поднос.

 

Глава шестая

Ярг уходит в небо

Проснулась Таня оттого, что чья-то сильная рука тряхнула ее за плечо и укоризненный голос возвестил:

– Вставайте, княжна Татьяна! Благородная Арлена вот-вот спустится и будет ждать вас внизу. Просыпайтесь же!

Таня разлепила веки, узрела Мелту. Зевнув, уселась. За спину ей тут же подоткнули подушку, а на колени поставили поднос.

В высоком бокале плескалась зеленоватая жидкость, кисло-сладкая, напомнившая Тане подкисший яблочный сок. На тарелке лежали ломтики сыра и копченого мяса, сбоку громоздились горячие плюшки, усыпанные крупными желтыми зернами. Таня отколупнула одно зернышко, надкусила. Маслянисто-ореховый вкус наполнил рот.

– Княжна Татьяна, вы булочку-то кусайте, нечего тут поклевывать, – тоном ворчливой нянюшки распорядилась Мелта, раскладывая на стуле платье темно-серого бархата. – Вам сегодня за город ехать, и еще неизвестно, когда вернетесь. Так что ешьте про запас. Фелоде, нашей кухарке, булочки с ирбисом всегда удаются.

Таня подхватила с подноса плюшку. Булочка с ирбисом – местной разновидностью ореха, судя по вкусу, – и впрямь таяла во рту. Она жевала и думала.

Благородная страдалица Аделина дер Фонрайт в эту ночь так и не пришла. Возможно, призрак бледной девы все же являлся, но Таня, налопавшись на ночь деликатесов с вечернего подноса, спала как убитая. И деликатных всхлипов благородного привидения не слышала.

Она решила на этом остановиться и особо тему не скрести. Ибо другой вариант – что страдалица Аделина была-таки казачком засланным и приходила припугнуть несговорчивую внучку по просьбе самих Тарланей, ей не нравился. Таня по-прежнему злилась на все тарланьское семейство, но некоторое сострадание к изгнанникам все же начала испытывать. А Аделину и вовсе жалела.

Занятая раздумьями, Таня незаметно для себя умяла штук пять булочек и выпила весь подкисший сок. Больше в нее не лезло, поэтому она взялась за ручки подноса, чтобы поставить его на кровать.

Мелта налетела вихрем, поднос исчез, а Таня была вздернута на ноги и отправлена в ванную. Когда она вернулась, в руки ей сунули чулки и увесистые ботинки.

– Дорожная обувь, – пояснила служанка.

У ботинок была толстая подошва и шнуровка по короткому голенищу. Обутки имели армейский, коричнево-зеленый цвет. Но на ноги они налезли легко и ступню облегали так, словно сшили их по Таниной мерке.

Ее облачили в серое платье, более скромное, чем вчерашнее зеленое – складок меньше и корсет свободнее. Вместо шнуровки имелся ряд пуговичек спереди. Вот только подол опять волочился по полу. Таня вздохнула. Придется снова держать на весу это юбочное изобилие, а не то наступишь на собственный подол, и пол в башка попадет…

Мелта зачесала Танины волосы в тугой узел на затылке, приколола шарф из тончайшего серого кружева к крохотной фигушке, что вышла из недлинных Таниных прядей.

– Готово, княжна Татьяна, – объявила под конец. И протянула ей кожаный мешочек на серебристой цепочке. – Это для вашего талисмана, того самого, что с собой носите. А то вы его за корсаж засунули, того и гляди, поцарапаетесь.

Таня покраснела. И, чувствуя себя немножечко свиньей, под внимательным взором Мелты достала ключи из-под подушки, куда засунула их с вечера.

Длины цепочки хватило как раз на то, чтобы запихнуть мешочек в ложбинку между грудей.

Арлена ждала ее внизу, облаченная в темно-зеленое платье, обшитое золотой тесьмой. Вокруг нее утреннее светило красило в золотисто-оливковые тона каменные плиты двора. Над крышами зданий плавали лимонные облака, а над головой, в зените, чистое небо сияло яичным желтком.

Не виданные и не слыханные Таней птицы истерично вскрикивали где-то в высоте.

– Доброе утро, Арлена! – выпалила Таня. И поправилась: – Благородная Арлена.

– Доброе! – благожелательно отозвалась та. – Карета ждет, идемте.

И она устремилась вперед бодрым шагом. Таня заторопилась следом, задрав повыше серые юбки.

Местное средство передвижения ожидало их на другом конце двора. Карета была темно-вишневая, лакированная, вся облепленная серебряными завитушками. Пара лошадей, запряженных в карету, щеголяла попонами того же глубокого темно-вишневого оттенка, что и стенки кареты, упряжь украшали серебряные цветочки. В общем, блеск и красота, выезд принцессы Сисси. Рядом с каретой стояли двое мужчин, облаченных в темные куртки и штаны. Кучера.

Таня шла вслед за Арленой и чувствовала, как колотится сердце. Ее ждала экскурсия в неведомый Ярг, где произошло нечто удивительное и необъяснимое. Настолько необъяснимое, что даже местные, навидавшиеся чудес, пришли в недоумение.

Сейчас ее переполняло дикое любопытство. Это тебе не фэнтези почитать в картонном переплете. Перед ней был чужой магический мир, и она вот-вот поедет по нему в самой настоящей карете.

Арлена остановилась возле экипажа, Таня встала рядом и огляделась.

В двадцати метрах от кареты возвышалось массивное здание из темного камня. С распахнутыми настежь громадными двустворчатыми дверями.

Люди в темных куртках отвесили по поклону в сторону Арлены с Таней. Один открыл дверцу кареты, откинул складную подножку из двух ступенек, что была заправлена внутрь экипажа. Арлена обернулась, пригляделась к Тане с некоторой тревогой. Сказала назидательно:

– Не стоит так сильно задирать платье, княжна Татьяна. Подол должен лишь чуть-чуть приподниматься, иначе прислуга разглядит все вплоть до коленок. А колени княжны Тарланьской не есть зрелище для прислуги.

И она выразительно покосилась на задранное выше щиколоток серое платье.

Таня скрепя сердце позволила юбкам упасть, прикрыв ботинки. Раз не велено прислугу баловать, значит, не будем, мрачно подумала она. Хоть это и есть ущемление женских прав и свобод.

Арлена сразу же смягчилась, возвестила:

– В наших правилах есть смысл, княжна Татьяна. Благородные люди должны требовать от себя больше, чем простолюдины. А благородные дамы должны вести себя строже, чем простолюдинки. Длинный подол не прихоть. Длинный подол – знак того, что вы строги в своей морали.

Она сделала назидательную паузу, и тут двор осветила короткая яркая вспышка, сверкнувшая внутри здания. Створки ворот на мгновенье залило красным сиянием, по плитам двора полыхнуло розовыми отливами.

Таня присела от испуга, стрельнула глазами по двору. Вспышка подозрительно напоминала взрыв, вот только звука не было. Взрывная волна опять же не прилетела. И никто из присутствующих, ни Арлена, ни ребята в темном, и бровью не повели в ответ.

Стало быть, не взрыв. Что же тогда?

Арлена нахмурилась:

– Я забыла вас предупредить, княжна Татьяна. Мне самой только утром это сообщили… В Ярг нас будет сопровождать сын и наследник герцога Франца, благородный Рут Бореск. Называйте его «наследник Рут». Можете также именовать «ваша милость». Главное, не упоминайте, кто вы и откуда. Вообще говорите как можно меньше, все, что нужно, за вас скажу я. Просто согните хоть немного колени, пока я буду делать реверанс.

Покончив с кратким наставлением, благородная дама отвернулась к зданию и застыла, глядя в пустой проем ворот.

– А что это было? – спросила Таня. – Что за красная вспышка?

Арлена немного раздраженно двинула плечом.

– Потом я все объясню. А пока прошу вас помолчать. Договорились?

Таня кивнула в знак согласия и приготовилась молчать.

Из ворот показался всадник, подъехал поближе, в нескольких шагах от них соскочил с коня и отвесил легкий полупоклон. Арлена тут же присела в реверансе, Таня неуклюже последовала ее примеру.

– Доброе утро, наследник Рут! – звучно провозгласила благородная дама.

Она выразительно покосилась на Таню, и та послушно промямлила:

– Доброе утро, ваша милость.

– И вам того же, благородные дамы, – глуховатым баском ответил всадник.

Наследник Рут оказался молодым парнем, чуть постарше самой Тани. Одет он был в куртку и штаны бурого цвета. Невысокий, но крепкий, с хмурым лицом, под курткой явно мускулы, а не бутафорские накладки. Волосы какие-то серые, вроде как присыпанные пылью.

Таня пригляделась. Брови кустистые, потому и кажется, что парень все время хмурится. Не красавчик, но и не урод.

Арлена осведомилась о здоровье герцога и герцогини, получила в ответ заверения в их полном здравии. Затем кивнула на Таню.

– Наследник Рут, это княжна Татьяна, одна из девиц дома Тарланей. Она будет сопровождать меня в Ярг.

Его милость окинул Таню внимательным взглядом, в котором не было ни капли мужского интереса. А было лишь въедливое любопытство естествоиспытателя при виде букашки, доселе не известной науке.

– Она тоже маг? – резко спросил он.

– О, она просто оказывает любезность престарелой родственнице, – пропела Арлена. – В последнее время мне нездоровится. Боюсь, в какой-то момент мне может потребоваться ослабить корсаж, а ни вас, ни моих кучеров о такой любезности я попросить не смогу, знаете ли…

Хмурый Рут Бореск глянул на Таню с легким пренебрежением. Склонился в поклоне перед Арленой.

– Если вы готовы, благородная Арлена, мы можем отправляться.

Он успокаивающе погладил по шее здоровенного черного жеребца, дико косившего глазом на лошадок, запряженных в карету. Арлена повернулась к Тане, тихо сказала:

– Полезайте в карету, княжна Татьяна. И прошу вас, забираясь туда, будьте осторожны с вашими юбками. Негоже задирать их перед герцогским сыном…

Таня застыла. Кровь бросилась в лицо, даже мочки ушей, и те загорелись от жара. Ну не любила она, когда ей указывали при посторонних. И вообще не любила, когда указывали.

Она стиснула зубы, подхватила платье двумя руками, ухарски задрала его и направилась к подножке кареты.

Арлена за спиной зашипела:

– Все Семь богов! Опустите подол пониже! Какой позор, и это при наследнике герцога!

– Не беспокойтесь из-за меня, благородная Арлена, – произнес сзади наследник герцога. Голос у него был слегка сдавленный, словно его душил смех. – Если бы я оскорблялся из-за каждого задранного подола, тогда позор, несомненно, был бы на мне.

Разозленная Таня отпустила юбки и нырнула в карету. За ней, пыхтя, с помощью кучера залезла Арлена, села напротив.

Парень в темной куртке сложил подножку, с гулким стуком захлопнул дверь, и экипаж медленно покатил вперед. Таня отдернула с окошка тяжелую, расшитую серебром вишневую шторку. Увы, со скамейки, на которой она сидела, был виден лишь двор позади кареты. Пробормотав сдавленное «извините», Таня быстро переметнулась на скамейку напротив. Арлена недовольно охнула, но отодвинулась, давая ей место.

Они въезжали в то самое здание, из которого недавно выехал наследник. Строение изнутри напоминало каменный ангар, сработанный средневековыми мастерами. Потолок высоченный, ширина под стать – внутри вполне мог поместиться небольшой самолет. Но при этом потолок поддерживали готические арки, опирающиеся на частые колонны. Повсюду сияли все те же странные факелы, в которых пламя горело, но не билось.

А в дальнем конце здания возвышалось нечто, похожее на косяк огромной двери. Два идеально ровных четырехгранных столба из черного камня поднимались вертикально вверх, их венчала такая же балка. Проем, образованный столбами, был метров пять в ширину и метров семь в высоту.

Шоколадные рысаки под вишневыми попонами сонно шагали к черной прямоугольной арке.

– Что это? – с изумлением спросила Таня.

Арлена, у которой лицо все еще было кислым после выходки во дворе, ответила сухо:

– Переходные Врата.

– А что это за штука? – не унималась Таня.

– Через Переходные Врата мы перемещаемся по нашему миру, – все тем же сухим тоном сообщила Арлена. – Говорят, что первые Врата установил когда-то в Анадее именно ваш великий предок, пресветлый князь Дар Тарлань.

В ее тоне было некое назидание – вот, мол, предок-то каков был! Он Врата устанавливал, а ты даже юбку правильно поднять не можешь. Таня сморщилась. Ехидно ответила:

– Ну почему только мой? Как я поняла, великий и сильномогучий Дар Тарлань был и вашим предком.

Арлена обронила:

– Лично я достаточно взрослая. И в моральном костыле в виде памяти о великом предке, дабы поступать правильно и достойно, не нуждаюсь. В то время как вам, княжна Татьяна, не мешало бы почаще напоминать самой себе, чья кровь течет в ваших жилах. И мыслями к великому предку обращаться, как к образу и образцу. Завтра же я подберу книги, и вы начнете изучать историю первого князя нашего дома, великого и добродетельного Дара Тарланя.

Таня поспешно вернула разговор к теме, которая интересовала ее больше, чем великий и добродетельный предок.

– Что такое эти ваши Переходные Врата?

– Устройство для перемещения. Сродни кристаллам Силы, те тоже несут в себе магическую энергию. На пороге Врат царит Безмирье. Всякий, ступая на порог Врат, оказывается в этом Безмирье, и уж затем попадает в нужное место.

– То есть это мгновенная телепортация? – с замиранием сердца спросила Таня. Добавила с наигранной печалью: – Так вы, стало быть, продвинутые. Жаль, а то я подумывала, не научить ли вас строить паровозы.

– Нам, – четко и раздельно сказала Арлена, – изделия столь примитивного уровня не потребны. И на лошадях мы ездим исключительно в силу традиций. Должен же благородный человек хоть как-то отличаться от простолюдина. Вот и приходится заезжать во Врата или верхом, или в экипаже. В то время как простолюдины входят в Безмирье пешком. Все ясно?

Таня кивнула и снова уставилась в окно.

Возле Врат стоял стульчик. На гнутых ножках, с высокой овальной спинкой. На нем сидела личность с волосами, обрезанными скобкой, в куртке – наверное, это следовало именовать камзолом – из темного материала, густо расшитого серебром. Едва лошади доехали до личности, карета встала. Расшитый камзол поднялся. Поклонился карете, потом отвесил еще один поклон куда-то назад. Похоже, герцогский наследник Рут, собиравшийся их сопровождать, ехал следом за каретой.

Арлена рядом с Таней громко сказала, не двигаясь с места:

– Это я, Флор. Мы едем в Ярг, по приказу светлейшего.

Расшитый камзол кивнул и еще раз поклонился. С передка кареты соскочил мужчина в темном, потопал к пустому проему из темного камня, приложил руку к вертикальной балке. Громогласно объявил:

– Ярг!

Потом быстрым шагом вернулся к карете, и упряжка шоколадных рысаков тронулась. Проем между балками оставался темным. Если где-то там и пряталось Безмирье, то оно никак себя не выдавало.

Неожиданно средневековый ангар осветился бликами, и Таня, ойкнув, высунулась из окна. Вспышки света шли от Врат. В темном проеме сияли алые жилы, прихотливо сплетенные в пульсирующую сеть.

И шоколадные рысаки, мерно ступая, уходили в нее.

Арлена дернула Таню за юбки, почти силком усадила на скамейку. Задернула на оконце жесткую занавеску.

– Я же посмотреть хочу! – обиженно сказала Таня.

Из-под краев покачивающихся занавесок пробивались красноватые всполохи.

– В Безмирье не на что смотреть, – отрезала Арлена. – Кроме того, всякий смотрящий в Безмирье, слепнет. Мгновенно. Эти занавески совсем не случайно такие плотные. Они не пропускают свет Безмирья.

Таня молча ткнула пальцем в красные всполохи.

– Это не страшно, – успокоила Арлена. – Опасен лишь прямой свет, бьющий прямо из Безмирья.

– А как же кучера? И лошади?

– У лошадей на глазах шоры. А люди всегда имеют при себе повязки. Мы пользуемся Переходными Вратами уже больше тысячи лет, княжна Татьяна. И сообщу вам кое-что удивительное – мы научились это делать, не калеча себя, как раз тысячу с лишним лет назад. Сами, без помощи пришельцев.

В ее голосе явственно слышалась ирония, так что Таня почла за лучшее заткнуться.

Экипаж медленно катился вперед. В какой-то момент из-под занавесок ударил такой мощный поток красного света, что белое лицо Арлены словно залило кровью.

– Все, – сказала благородная дама, – Переходные Врата мы миновали. Кстати, алая вспышка, которую вы видели во дворе Фенрихта, не что иное, как остаточный след завершившегося перехода. И сейчас над Яргом сверкнула такая же. А теперь я попрошу вас об одном одолжении, княжна Татьяна: хотя бы на выходе из кареты не задирайте юбку до высей небесных, хорошо?

Взгляд Арлены был ледяным, тон – приказным. Таня угрюмо насупилась. Тут карета остановилась, и она, обиженно фыркнув, толкнула дверцу. Сзади послышалось:

– Особа княжеского рода сначала ждет, чтобы кучер открыл ей дверь, откинул подножку, затем предложил руку, дабы опереться, и лишь затем…

Она подхватила юбки и выпрыгнула из кареты.

Вокруг вишневого экипажа простирался чужой мир. Сверху нависало яичное небо, по нему бежали охристые и лимонные облака. Под ногами был желто-бурый проселок. По обочинам росла рыже-коричневая трава, утыканная там и сям белыми цветочками. Вдаль уплывали громадные холмы в розоватой дымке, наползающие один на другой. А по волнистой линии горизонта тянулась зубчатая оторочка туманно-бордового леса.

Склоны холмов были возделаны. Их покрывали крупные лоскуты полей, желтых, коричневых, темно-красных. Ближе к вершинам склоны становились круче. Их опоясывали ленты террас, утыканные деревцами и кустарниками. Уютный такой, красивый крестьянский мир в желто-красных тонах.

Резкая вспышка залила все вокруг красным сиянием, и Таня глянула в направлении задка кареты, откуда она прилетела. На некотором расстоянии сзади возвышались три черные балки, сложенные гигантской буквой «П». Переходные Врата.

И от них неспешно отъезжал Рут. На голове наследника был черный шарф, закрывавший пол-лица. Рут содрал его с головы, потом потянулся вперед, к лошадиной морде. Таня вдруг поняла, что на глазах у лошади тоже была повязка. Наследник дернул, и черная полоса, разворачиваясь, упала вниз, повисла на ремне уздечки.

Арлена спустилась из кареты как положено – дождавшись появления кучера, который откинул подножку и предложил ей руку для опоры. Утвердившись на земле, благородная дама сообщила:

– Не туда смотрите, княжна Татьяна. Ярг впереди, там, где лошади.

Таня повернулась.

В двух сотнях метров, в седловине между двух громадных холмов лежало селение. Возведенные близко друг к другу дома напоминали гибрид деревенского сарая с замковой башней и почти не имели окон. Стены разных оттенков бежевого венчали острые крыши.

Арлена спросила у Рута:

– Вы уже были здесь, ваша милость?

Лицо наследника было замороженным. Светло-серые глаза блуждали по верхушкам холмов.

– С того момент, как пришли вести о случившемся, прошло три дня, – после долгой паузы ответил он. – Все это время я был здесь, с герцогскими волками. Мы сидим и караулим тела… то есть то, что от них осталось. Правда, вчера вечером я покинул Ярг, чтобы повидаться с родителями. Заодно заехал в Фенрихт за вами.

Арлена глянула на него, пробормотала:

– Думаю, нам лучше дойти до деревни пешком. Без экипажа. Княжна Татьяна, вы не против?

Княжна Татьяна была всячески за. С вершины холма, на котором они стояли, вниз к деревне вела проселочная дорога, петляющая по крутому склону. Его милость герцогский наследник зашагал первым. Арлена решительно засеменила следом. Третьей двигалась Таня, парочка кучеров замыкала отряд. Один раз Таня оглянулась, посмотрела на них мельком. Лица у парней были зверски решительные, прищуренные глаза обшаривали окрестную траву с таким видом, словно в низких, по колено, рыжих зарослях мог кто-то прятаться. С такими лицами да такими глазами – ох, что-то сомненья ее брали, что ребята занимались исключительно лошадками при дворе ее деда.

Выстроенные по кольцу высокие деревенские дома становились все ближе. Приглядевшись, она поняла, что скаты крыш были сложены из тонких каменных плит, которые шли внахлест и каким-то чудом держались вместе, не рассыпаясь. Наверно, и тут поработала магия.

Метрах в тридцати от околицы – и в двадцати от дороги – стояло несколько палаток, между ними лениво курился костерок, возле которого сидели два темных силуэта. Ни Рут, ни Арлена на палатки не обратили ни малейшего внимания.

Пока они подходили к Яргу, в траве возле дороги жужжали и гудели незнакомые Тане насекомые. С неба доносились переливчатые свисты – какая-то птаха упражнялась в пении.

Но в самой деревне не было слышно ни насекомых, ни птиц, словно что-то отсекло все звуки, как только они ступили внутрь первого кольца домов.

– Наследник Рут!

От угла дальнего строения к ним спешил человек, одетый в камзол и штаны из тонкой черной кожи. С длинного лица, самую малость опущенного вниз к земле, смотрели янтарно-желтые глаза. Смотрели устало и печально.

– Привет, Энгер, – довольно тепло сказал герцогский наследник, шедший впереди. И остановился. – Как у вас тут, все тихо?

Таня тоже остановилась и огляделась. Обстановочка пахла Средневековьем. Дома, скорее всего, были каменные, покрытые бежевой штукатуркой. При домах были дворики, огражденные невысокими заборчиками. Во дворе слева сушилось белье, развешенное на веревке, – белые рубахи, коричневые штаны, что-то вроде длинных носков грязно-желтого цвета.

Белье выглядело вполне сухим и полоскалось по воздуху от легчайших дуновений ветерка. Таня вспомнила слова Рута. С того момента как пришли вести о случившемся, прошло три дня, сказал хмурый герцогский сын. Значит, белье было повешено самое малое трое суток назад. А теперь будет висеть на веревке, пока не истлеет.

– Все спокойно, наследник Рут, – ответил человек в черной коже. – Правда, ветер этот неприятный…

Человек по имени Энгер замялся. Рут крутанул головой, изучая ближайшие дома. Спросил коротко:

– А что не так? Дует слабо? Так здесь холмы, сильного ветра ждать не приходится.

– Сегодня на рассвете Леланду из второй тройки послышалось, что ветер слова какие-то шепчет, – неохотно произнес Энгер. – Потом и мне почудилось. То ли шорох, то ли шепот. А я не барышня с чувствительными нервами, мне ничего просто так не слышится и не чудится. Что-то начало меняться сегодня с утра.

Человек по имени Энгер на барышню и впрямь не походил. Лицо у него было вылеплено из углов и выступов мышц, шея в распахнутом вороте черного кожаного камзола казалась сплетенной из жил и мышечных жгутов. И размах плеч был соответствующий, приятный женскому взору.

– А что именно шептал ветер, вы не расслышали? – деловито спросила Арлена.

– Нет, благородная госпожа, – спокойно ответил Энгер, бросив на нее и на Таню быстрый изучающий взгляд.

– А Леланд что-нибудь расслышал? – продолжала расспросы Арлена.

– Только одно слово, – нехотя ответил Энгер. – Отмщение. Хотя он не совсем в этом уверен.

Рут быстро сказал:

– Раз так, благородная Арлена, благородная княжна, может, вам лучше вернуться?

– Нет, – ответила Арлена. – Ваш сиятельнейший отец попросил наш дом об услуге, и светлейший князь Тарлань поручил мне осмотреть здесь все. И я не уйду, пока этого не сделаю.

– Здесь может быть опасно, – заметил Рут. Несколько пренебрежительно глянул на Таню. – Вы-то владеете боевой магией, благородная Арлена, но вот ваша подопечная…

– И все же мы останемся, ваша милость. Обе, – отрезала та. И обратилась к Энгеру: – Кроме вас двоих кто-нибудь еще слышал шепот? В какой момент это началось?

Энгер запрокинул длинное лицо к небу, глянул на Элсил, местное солнышко, висевшее над домами и заливавшее деревню мягким зеленовато-желтым светом.

– Началось на рассвете, примерно три сила назад. Слышали неясный шепот треть моих волков. Правда, только Леланд расслышал словцо. Все остальные уловили какие-то неясные дальние разговоры. Слова, что шепчут, вроде как знакомы, а различить не получается. Но учтите, госпожа, что Леланд самый юный у меня в отряде. Ему могло и почудиться.

– Или же только он и мог расслышать что-то, по причине своего возраста, – задумчиво протянула Арлена. – Дети и юные отроки ощущают куда больше нас, натура их более чиста.

– Прикажете притащить сюда младенца? – с хмурой иронией спросил Рут. – Чтобы тот послушал шепот ветра и рассказал, в чем дело?

Арлена снова обратилась к Энгеру:

– А сколько лет вашему Леланду?

– Двадцать два, – ответил тот. – В герцогскую стражу можно вступать только после двадцати двух, благородная госпожа.

Арлена повернулась к Тане:

– Нет нужды тащить сюда младенца, потому что у нас есть особа, которая только что вышла из нежного детского возраста. – Она глянула с укоризной, сообщила назидательно: – И не расставшаяся при этом с детскими повадками. Княжне Татьяне всего девятнадцать, меньше, чем Леланду. Может, она что-нибудь услышит?

Добавила, обращаясь уже к Тане:

– Вы поняли, княжна Татьяна? Обо всем, что почудится или услышится, тут же рассказывайте мне. Незамедлительно.

Таня послушно кивнула, и Арлена вновь переключилась на Энгера:

– А что говорит об этом герцогский маг?

Человек в черной коже хмыкнул:

– Ирили? Он прибыл вместе с нами, заглянул в два-три дома, сказал, что все в порядке и что Сила, которая это сотворила, уже ушла. После чего вернулся в Вагран. Его мудрейшество собирался найти в архивах записи о похожих случаях. Но никаких сведений мы так и не получили. Как только Леланд разобрал слово «отмщение», я передал весть об этом по блюдцу. А Ирили полсила назад соизволил ответить. Мол, на нас действует обстановка. Нам почудилось. А еще намекнул, что некоторые из боевых волков герцога стали чувствительными, ну прямо как девицы на выданье. Голос Энгера дрогнул, выдавая обиду.

– Что ж, давайте глянем, – произнесла Арлена с непроницаемым лицом.

Они зашли в первый дом слева – тот самый, во дворе которого на веревке полоскалось белье. Впереди шла Арлена, за ней Таня. Кучера со взглядами заправских бодигардов как-то незаметно оттерли Рута с Энгером назад и теперь шагали в середине процессии.

За входной дверью сразу же шла комната, исполнявшая роль и спальни, и столовой. В одном углу виднелась дверь, ведущая вглубь дома, в другом была кровать. В центре комнаты стоял стол с двумя лавками. Его застилала вышитая скатерть, по лавкам лежали подушки. Уютный такой деревенский дом из чужого мира.

А на кровати, застеленной красно-коричневым покрывалом, лежало нечто, напоминавшее гигантского снеговика. Слепленное из лоскутов телесного, серого, белого. На месте головы был странный ком, затем шло вздутие чуть побольше, переходившее в гигантское, бесформенное пузо. От него тянулся толстый хвост. По причине расстояния и скудности света, падавшего из раскрытой двери, Таня никак не могла разобрать, что же лежало на кровати. Окон в комнате не было, царил полумрак.

Арлена решительно двинулась вперед, Таня последовала за ней. Каменный пол за столом был залит коричнево-красной массой. Воняло. В массе виднелись комочки.

По краям красно-коричневого пятна тянулись отпечатки сапог.

– Что это? – спросила Арлена.

Рут ответил сзади:

– Кровь. Рвота. Все, что выходило из людей, пока с ними творилось это.

Арлена, наплевав на приличия, задрала подол на Танин манер, чуть ли не до колена. И осторожно двинулась в обход кроваво-бурой массы.

Таня нерешительно пошла вслед за ней.

Дама-маг остановилась в полуметре от кровати, вытянула руку над комом, повернула ладонь кверху и прошептала какие-то слова. Тряхнула рукой. Над растопыренными пухлыми пальцами тут же засиял шарик света.

Засиял и озарил то, что лежало на кровати.

Первое, что разглядела Таня в бесформенном коме, венчавшем гигантского снеговика, было лицо. Лицо еще не старой женщины, повернутое вниз и почти утыкающееся носом в покрывало.

А сверху, над женским лицом, торчал профиль мужчины. Вокруг росли неровной полосой черные волосы. Остальная часть кома была слеплена из тряпиц, торчащих локонов и лоскутов чего-то телесного.

Она вгляделась.

Эти лоскуты телесного цвета были кусками человеческой кожи. С неровной сеткой морщин там и тут. Кое-где на этих лоскутах виднелось кое-что еще. Вон там, несомненно, был плотно зажмуренный глаз, тут – сплющенный, примятый нос.

– Сюда гляньте, княжна Татьяна, – бестрепетно сказала Арлена и указала пальцем пониже.

Второй ком, тоже слепленный из кусков плоти и тряпок, был украшен головкой младенца. С зажмуренными глазками и разинутым в крике ртом. Вот только крика не было слышно.

В третьем коме явственно угадывалось женское бедро в складках юбки. Его обвивало тело ребенка постарше, лет шести. Раскинутые руки врастали в юбку, над складками ткани торчал вихрастый затылок. А дальше снова шли лоскуты кожи и тряпок.

Снизу под третьим комом был хвост из переплетенных и сросшихся между собой ног, мужских и женских. Одна из женских ног была прикрыта до колена задравшейся юбкой.

«И прилепится человек к жене своей, и будут оба едина плоть» – вдруг всплыло в голове у Тани.

Ее затошнило, и она опрометью выскочила из домика, едва не опрокинув по дороге двух кучеров. Рут с Энгером успели посторониться.

В себя она пришла лишь в углу двора, спрятавшись за бельем, развевающимся по легкому ветерку. Рот сводило от горечи, а весь завтрак лежал, извергнутый, на каменных плитах двора.

Арлена подошла сбоку, протянула фляжку из серебристого металла.

– Выпейте, княжна.

Таня слабыми пальцами приняла, сделала глоток. Вода показалась сладковатой после желчи, наполнявшей рот.

– Сначала прополощите и сплюньте, потом отпейте, – распорядилась Арлена.

Таня так и сделала. Спросила хрипловатым голосом:

– То, что было в домике… это семья?

– Семейная чета, – кивнула Арлена, – еще родители одного из супругов и двое детей.

Из-за длинной рубахи, полоскавшейся по ветру, появился герцогский сын. Глянул на Таню изучающе.

– Как себя чувствует благородная княжна? Нам пора идти дальше, домов еще много. Если только вы не передумали.

Таня сжала зубы, вернула Арлене фляжку. Та отрицательно качнула головой.

Два кучера ждали за развешанным бельем. С непроницаемыми лицами. Арлена на ходу спросила у герцогского наследника:

– В селе остался кто-нибудь живой?

Рут зло дернул уголком рта:

– Все мертвы. Правда, почему-то не разлагаются.

– Стало быть, это еще не конец. – Арлена нахмурилась.

Они ходили по деревне еще около полутора часов. Здесь было не больше семидесяти дворов. И везде повторялась одна и та же картина: слепленные в комья люди в домах, безмолвные дворы.

Они смотрели на этот ужас от порога и уходили.

Где-то на полпути Арлена, запыхавшись от быстрого шага, спросила:

– Ваша милость, наследник Рут, а как же живность? Куры, козы, собаки с кошками?

– Кошки, моя благородная госпожа, в некоторых домах слиплись в единое целое с их хозяевами, – ответил Рут, не сбавляя шага. – Очевидно, оказались рядом в тот момент, когда все началось. Та же участь постигла кое-где и собак. Куры и свиньи, что были в загонах, слиплись между собой, невзирая на породу. Кто не был заперт, сбежал и бродит сейчас в холмах. Но к деревне никто не приближается. Кстати, деревенское стадо было на выпасе, когда это случилось. Мы видели мычащих коров у дальней речки. Видно, что не доены несколько дней. Пытались подманить хлебом, но они взбрыкивают и убегают.

Арлена ровным тоном заметила:

– Странно, что животные до сих пор перепуганы. Силы здесь больше нет, в этом Ирили был прав.

– А пастушок? – спросила Таня. – При всяком стаде ведь должен быть пастух?

Рут ответил:

– Кто его знает. Может, он что-то увидел, побежал домой и сейчас где-то там, в одном из домов. А может, вернулся в село уже после всего и сбежал с перепугу. Если так, то скоро он объявится и будет рассказывать, какой ужас случился в Ярге. Думаю, поживем – услышим.

Они уже свернули на улицу, в конце которой виднелся дворик с развевающимся на веревке бельем – тот самый, где Таню стошнило. Между домами вдалеке просматривался ржаво-красный склон холма за околицей и ленточка дороги, взбирающаяся по нему ввысь. Арлена мягко спросила:

– Вам ничего не послышалось до сих пор, княжна Татьяна?

Таня отрицательно мотнула головой.

– Хочу заметить, – вмешался Энгер, – шепот слышался моим людям только тогда, когда они оставались одни. По нужде отходили ну или еще как.

– Понятно, – задумчиво протянула Арлена. И с сомнением глянула на Таню. – Моя княжна, не могли бы вы…

– Да чего уж там, – с тяжелым вздохом сказала Таня. – Отойду, ладно.

Она повернулась спиной к остальным и пошла по улице. Легкий ветерок овевал ее лицо и шелестел в проходах между домами.

После всего, что она видела, в животе лежал туго сжатый ледяной ком. И коленки слегка подрагивали.

Она шла и оцепенело размышляла. Не удивительно, что герцогским воякам послышался шепот. Нагляделись местных кошмаров, вот и наступил у них массовый психоз. А началось все с того парня, который первым пошел отлить. Что-то там ему показалось, он сказал об этом второму, тому тоже что-то почудилось – и пошло-поехало. Если бы первому вояке привиделись призраки, танцующие канкан, всем остальным померещилось бы то же самое.

Занятая этими мыслями, она брела посередине дороги. И чуть не споткнулась, когда услышала шепот.

Ветер сначала улегся, а потом дунул с новой силой. Причем с разворотом, прямо Тане в ухо. Она расслышала слова:

«Отмщение Нисайе». Слова были произнесены достаточно четко. Чей-то мужской голос вскрикнул «нет!» И десятки голосов, мужских и женских, начали шептать ей в ухо.

Но вот слов разобрать в этом шепоте она уже не могла.

Таня застыла на месте. Первое, что ощутила, было изумление. Значит, шепот и впрямь был?

А потом в доме слева что-то скрежетнуло. Причем сильно. По коже побежали ледяные мурашки. Вспомнились слова Арлены: события в Ярге еще не закончились.

Развернувшись, она опрометью понеслась туда, где стояла Арлена. Чертовы юбки пришлось задрать и прижать чуть ли не к животу, но они все равно мешали.

Дама-маг встретила ее усталым вздохом и укоризненным взглядом. Взгляд Рута был одобряющий. Устремлен он был на Танины коленки.

Энгер тоже увлеченно пялился на ее ноги, украшенные грубыми ботинками и шелковыми чулками.

– Княжна Татьяна! – провозгласила Арлена. – Немедленно опустите юбки вниз! На вас смотрят!

Таня остановилась как вкопанная.

– Арлена, я слышала слова!

К чести Рута и Энгера, они тут же позабыли про ее ноги и уставились ей в лицо.

– Какие? – спросили дружно Рут с Арленой.

– «Отмщение Нисайе». А потом какой-то мужик закричал «нет!». И еще вопли были, но их я уже не разобрала, – выпалила Таня.

И, помявшись, добавила:

– А еще я слышала скрежет в доме рядом. Сразу же после этих слов. Как будто дерево заскрипело.

– Уходим немедленно! – бросила благородная дама.

Она подхватила свои юбки, развернулась и размашисто зашагала по дороге, ведущей из деревни.

Таня устремилась за ней. Рут, Энгер и кучера замыкали отступление.

Они все-таки не успели. В какой-то момент штукатурка на заборчиках, что тянулись вдоль дороги справа и слева, стрельнула ветвистыми трещинами. В воздухе пронесся странный тяжкий скрежет. Потом стремительно обросли трещинами фасады домов, глядевшие на дорогу.

В одно мгновенье штукатурка растрескалась, осыпалась мелкими кусками. Из-под нее показались камни, и камни эти начали торжественно воспарять в воздух, начиная с верхних рядов кладки.

Люди застыли на месте, наблюдая за действом. Потом Рут схватил Таню за руку и поволок по дороге. Следом бежал Энгер, таща на буксире задыхающуюся Арлену. Двое ребят в темном, до этого исправно изображавшие кучеров, разделились. Один выскочил вперед и понесся в авангарде. Другой замыкал отступление.

Камни поднимались в воздух и зависали там правильными рядами. Ряды повторяли очертания построек, в стенах которых прежде лежали грубо обтесанные валуны. Четырехугольные каменные облака повисли на месте бывших домов и амбаров, многоярусные линии с изгибами отмечали место, где по земле проходили заборы.

Таня оступилась, засмотревшись на стаи камней. Чертовы юбки, которые приходилось держать одной рукой, потому что за вторую ее волок Рут, высвободились. Таня споткнулась о собственный подол, начала падать, но Рут дернул ее на себя и подхватил, разворачиваясь. Она взлетела вверх. И за дальнейшим наблюдала, болтаясь на плече Рута, перекинутая через него самым позорным образом, как мешок с картошкой.

Взмыли в воздух камни из нижних стенных кладок, стряхивая с себя нехитрый людской скарб – мебелишку, шкафчики, рукомойники. С тяжким стоном воспарили камни полов. Вместе с ними вверх на долю секунды взлетели столы, стулья, кровати с останками бывших хозяев. А потом все это посыпалось вниз.

И дрогнула земля. Ввысь взметнулись камни фундаментов.

Потом каменные стаи ожили. Ряды дернулись, свились между собою, закружились в воздухе громадным адским клубком, повисшим над центром Ярга.

Кипенье клубка порождало неумолчный каменный стук, глухой и размеренный. Со стороны его дунул ветер, погладил Танины щеки струей горячего жара. Температура у воздуха была такая, словно там, над поверхностью, бушевал пожар.

Они уже выскочили за пределы бывшей деревни, границы которой отмечали лишь черные ямы опустевших фундаментов. Таня, свисавшая с плеча герцогского наследника головой назад, а задом, как ни печально, вперед, вдруг увидела нечто небывалое.

Каменные ленты в клубке стремительно переплелись между собой на новый лад, разошлись, снова сомкнулись… и на месте деревни, точнее, в воздухе над ней, возник замок.

Он просуществовал лишь несколько мгновений, а затем камни распались, ломая стены и башни. Вновь закружились, создавая свитый из каменных лент клубок, который просуществовал считаные секунды – и тоже распался. Камни опять прилипли друг к другу, являя миру четыре громадные башни, связанные стенами и переходами. Поверх стен шел каскад тонких башенок.

– Гляньте! – завопила Таня, шлепнув ладонью по пояснице Рута. Нужно было перекричать грохот камней, и она возвысила голос так, что горло заболело. – Нет, ну гляньте же! Назад!

Рут и человек в черном, бежавший прямо за ним, остановились. Глянули. Затем Рут рывком сгрузил Таню на землю.

Арлена и Энгер тоже встали. Повернулись к замку, который то возникал, то исчезал в шевелящемся каменном потоке.

– Велата Сострадающая, – глухо сказала Арлена. – Что это, во имя всех Семи богов?!

Никто ей не ответил.

Было нечто завораживающее в том, как камни строили и разрушали замок под немолчный грохот камней. Они все пятеро стояли и смотрели. Первой очнулась Арлена.

– Уходим! – громко, во всю мощь легких рявкнула она. – Княжна Татьяна, бегите отсюда!

Благородная дама бросила еще два словца, которых Таня не поняла. Резко наклонилась, так что на корсаже сзади лопнул один из швов. С размаху ударила ладонью по земле. Потом выпрямилась и полоснула Таню разъяренным взглядом – дескать, почему стоим, команда в ушах заблудилась?

Она послушно развернулась и побежала. Субъект в черном, якобы кучер, проскользнул мимо, понесся впереди. Энгер крупными скачками двигался справа. Сзади слышалось тяжелое дыхание Арлены. В задах процессии бежали Рут и второй кучер.

Они поднимались в гору уже не по дороге, ломились напрямую через заросли травы, чтобы укоротить путь. Сбоку, от палаток, наперерез им несся отряд мужчин. Черные силуэты налетели, окружили. Кто-то схватил ее за руку и поволок вверх по склону холма.

Лишь у самой кареты отступающие остановились. Все встали и повернулись к Яргу.

Замок, слепленный из бывших домов, жил своей пульсирующей жизнью. Появлялся из кипящего каменного клубка и вновь растворялся в нем.

Таня, наглядевшись на живой замок, повела глазами вбок. Вокруг стояли мужчины разных возрастов – тот самый отряд, что присоединился к ним по пути. Все были одеты в черную кожу, как и Энгер. Куртки и штаны из кожи имели один покрой. Форма? А форма есть первый признак воинского соединения. Те самые «боевые волки герцога», о которых упоминал Энгер и наследник Рут?

Запыхавшаяся Арлена подошла к Тане. Сказала:

– Я все-таки ощутила Силу. В тот самый последний момент, когда стены уже трескались. Но что это за Сила…

Рут, стоявший чуть поодаль, спросил, хмуря кустистые брови:

– И откуда она пришла?

– Не знаю, – отозвалась дама-маг. – Также я не знаю заклинания, которое может сотворить такое с целым селом. Я способна лишь предполагать.

– Именно ради этого вас сюда и позвали, благородная Арлена. Ради предположений. – Рут слегка наклонил голову.

Та устало выдохнула:

– Я знаю, что Совет магов занимается созданием новых мощных заклятий. Может, мы сейчас видели результат их нового достижения?

– А какой в этом смысл? – резко спросил Рут. – Зачем его применять здесь? Будь это Совет магов, они раскатали бы по камушку замок Фенрихт, где квартируете вы с вашим князем. Или наш Вагран за то, что дали вам приют. Но несчастное село на окраинах Керсы? Кому нужны эти крестьяне, что их смерть принесет Совету магов?

Арлена промолчала. То ли впала в задумчивость, то ли не знала ответа.

Таня, тихо стоявшая рядом, вдруг заметила высокие оранжевые языки между черными шрамами фундаментных ям. И сказала растерянно, ткнув пальцем в сторону седловины меж холмами, где жил своей жизнью замок:

– Горит… там горит!

– Всего лишь сработало мое заклинание «бегущего огня», – с ноткой неудовольствия просветила ее Арлена. – Я запустила пламя за околицей, где мы останавливались.

– Зачем? – односложно осведомился Рут.

– Останки людей, – столь же кратко ответила дама. – Негоже оставлять их непогребенными. А соваться обратно в Ярг опасно. К тому же с останками тоже могут происходить разные метаморфозы. Кто знает, может, даже это – еще не конец.

– Теперь вы намекаете на магию эпохи Ненасытного, основой которой являлась плоть людей? – спросил Рут, вытягиваясь как струна. – Но ведь адельбергские маги уничтожены давным-давно, в древности. Как раз вашим предком Даром Тарланем.

– Не все, чем пользовались адельбергские маги, исчезло вместе с ними, – сухо заметила Арлена.

Таня втянула со свистом воздух, набираясь смелости, и спросила:

– А чего эта штука так пульсирует-то? Прямо как время отмеряет!

Благородная дама глянула почти с испугом, Рут настороженно. Потом Арлена пробормотала:

– Я уже говорила, что даже это, возможно, еще не конец. Вот и наша юная княжна подтверждает это. Девицы, они как младенцы, склонны предчувствовать. А иногда и предвидеть. Отмеряет время, вот как? Интересно, перед каким событием…

Замок продолжал свое пульсирующее бытие, а на земле пожар пожирал переломанную мебель и останки жителей Ярга.

– Что ж, – хмуро сказал наследник Рут, – не смею задерживать вас дальше, благородная Арлена. Ваше мнение мы учтем.

Благородная Арлена чуть слышно фыркнула:

– По моему мнению, здесь произошло непонятно что, и это еще не конец, но чего ждать, я не знаю. Это мнение вы собираетесь учитывать, ваша милость?

– И малый камень укрепляет стену, как говорил когда-то мой учитель, – мрачным тоном возвестил наследник Рут. – Если в Ярге случится что-то еще, мы непременно вновь обратимся к дому Тарланей за советом. А теперь мне следует отправиться в Вагран, чтобы лично известить обо всем отца. Вам, моя благородная госпожа, тоже лучше вернуться.

– Разумеется, наследник Рут, – мягко произнесла Арлена. Присела. – Мои наилучшие пожелания их сиятельствам.

 

Глава седьмая

Призраки Элимора

Копыта Люра цокнули по камню, и Рут понял, что выехал из Переходных Врат.

В Безмирье, что царило за Вратами, ступать приходилось по мягкому. Никто не знал, чем выстлано то небольшое пространство, которое пересекали люди и лошади за порогом арки из черных кристаллов. Но таинственное нечто, что кидало под ноги и копыта (а также под колеса) Безмирье, всегда пружинисто прогибалось при движении. И никогда не издавало звуков, словно ступаешь по болоту, которое даже не чавкает.

Рут сдернул с глаз шарф, развязал повязку на морде Люра. Черный жеребец благодарно фыркнул.

Внутренность Вратной башни заливал свет из одиннадцати высоких окон, идущих по кругу, – она была выстроена в форме громадного цилиндра. Рут обернулся к крохотной башенке у левого косяка Врат. В амбразуре выложенного из камней внутреннего укрепления торчала хмурая физиономия Глера, одного из старейших боевых волков герцога. Рут кивнул.

– Как там Энгер? – спросил привратник, косо улыбнувшись.

Когда-то ему выбили зуб в трактирной драке, и с тех пор он улыбался только одной половиной рта.

– Командует, – спокойно ответил Рут. – А еще грозится поймать того, кто сотворил с Яргом такое, и выпотрошить. Причем так, что серендионские палачи заплачут от зависти.

Глер одобрительно хмыкнул. Рут спешился, взял под уздцы Люра и пошел к стрельчатой арке, за которой открывался выезд на мост, соединявший Вратную башню с замком Вагран.

Арочный пролет висел в воздухе на высоте четвертого этажа, укрытый настилом и навесом. Снизу громкими голосами перекликалась городская улица, вливавшаяся в расщелину между замком и отдельно стоявшей башней. Там, где мостовой настил из толстых досок ложился на край стенного проема, белели лица. Сторожить въезд в замок всегда ставили парней, еще не достигших совершеннолетия. Целая стайка угловатых молодых эрни, брякающих дареными дедовскими мечами, выглядывала сейчас из проема.

Рут и сам недавно был на их месте, поскольку двадцать два ему исполнилось всего три месяца назад. Он перекинулся с парнями приветствиями. Кто-то спросил:

– Как там в Ярге?

Рут пожал плечами, уклончиво ответил:

– Тихо. И невесело.

Первым новости должен был услышать отец. К тому же на сегодня он навидался достаточно мрачных лиц, а бывшие товарищи по стенным дозорам выглядели такими беззаботными.

Попрощавшись с ними кивками, Рут двинулся вперед. Мощную, толщиной в десять шагов замковую стену прорезал широкий коридор. В конце его из стены выступала длинная каменная плита, похожая на язык. Отсюда широким завитком вниз падала дорога на подмостках.

Рут спустился, ведя Люра в поводу. Конюшня Ваграна стояла в середине передней части двора, в трех десятках шагов от спуска. Рут дошел до ее распахнутых дверей, вручил поводья конюху и направился к Главной башне, стоявшей в самом центре замка.

Стены Главной прорезали частые окна. Борески, которые построили Вагран, любили свет, хотя многие считали их порождениями тьмы.

За дверями навстречу ему попалась служанка. От нее он узнал, что герцог сейчас в зале для приемов, принимает посетителей. Рут пересек нижнюю залу, дошел до тяжелых двустворчатых дверей в дальнем углу. Вышел на лестницу.

Ступени, вымощенные плитками белого и черного камня, которые складывались в узор «келдиг», шли широкими пролетами. Рут поднялся на четвертый этаж, скользя взглядом по узору. Толкнул резную дверь, ведущую в приемную залу, и вошел.

Здесь царили бело-красные тона – молочный потолок, вишневый пол, тонкие колонны из знаменитого мраморного дерева, белого в кровавых разводах. Стену в дальнем конце зала прорезали частые окна, идущие почти сплошь.

У входа в зал стояли несколько стариков в темных камзолах – старшие рода, которые всегда присутствовали, когда герцог принимал официальные посольства. Рут присоединился к старикам. Самые крайние обменялись с ним быстрыми кивками.

Отец сидел на красной герцогской скамье у стены справа, чуть склонив голову – знак того, что он внимательно слушает. Перед ним на скамьях просителей сидели служители Семи богов, одетые в традиционные плащи.

Цвет одеяний был не привычно серый, а бело-желтый. Рут пригляделся и решил, что это шелк. В Керсе служители предпочитали лен, спряденный с шерстью. А в холодное время года и вовсе чистую шерсть. Значит, все семеро – не из Таруса.

Лица служителей были усталыми, с опухшими веками. Лобные перевязи несли знаки богов. Рут пробежался глазами. Знак надорванного снизу сердца – служитель Эригу Честного. Сердце, разомкнутое сверху, – служительница Алора Понимающего.

К перевязи слуги Унхора крепилось сердце с вписанным в него треугольником основанием вниз, знак воздержанности. Служитель Йалди единственный нес на лбу целое сердце, без дополнений, так как любви приличествует только такое сердце.

Служитель Велаты – слеза в сердце. У служительницы Зойден Скромной на знаке было сердце, расколотое сверху вниз. Слуга Коэни Милосердного имел поверх сердца треугольник основанием вверх.

Еще никогда на его памяти к отцу не приходили служители всех Семи богов одновременно. Да еще издалека. Рут обратился в слух.

– Мы решились на небывалое, – резко сказал служитель со знаком Велаты Сострадающей. – Мы пришли умолять вас, герцог, ваше сиятельство…

– Что есть мои титулы перед лицом Семи богов? – Герцог еще ниже склонил голову. – Называйте меня Франц. Великая честь, если так меня назовут люди, с которыми говорят сами боги.

– Боги говорят мало, но много слушают, – вступила в разговор невысокая женщина с сердитым лицом – служительница Зойден Скромной. – Я уверена, герцог, что богиня оценит вашу скромность. Но все же мы будем именовать вас герцогом, чтобы явить ей и нашу скромность.

– Да будет так, – торопливо вмешался служитель Сострадающей. – А теперь, может, поговорим о событиях в Майлоке? Все началось с двух мертвецов, которые вернулись домой после похорон, герцог. Мы их похоронили заново и вновь освятили могилы камнем и ветвью. Но на следующую ночь они восстали опять. А вместе с ними поднялись семь похороненных в тот день и девять похороненных за день до этого. Каждую ночь мертвых поднималось все больше. Через декаду люди устали закапывать заново трупы и начали их жечь. Мы надеялись, что несчастные наконец обретут упокоение – но увы, они вернулись в обличье призраков. С ними пришли свежие мертвецы и скелеты. Нам не оставалось ничего другого, как жечь всех, кто мог гореть.

– Весьма разумное решение, – пробормотал герцог Франц. – По крайней мере, вы избавили город от заразы. И от вони.

– Это так. Хоть что-то нам удалось, – согласился с некоторым облегчением служитель Велаты. И добавил после короткой паузы: – Герцог, беда не только в том, что призраков становится все больше.

– Мне всегда казалось, что призраки довольно безобидный народ, – заметил герцог. – Как-никак у них нет рук, чтобы творить зло, и ног, чтобы пинать упавших.

– Обычные призраки – да, безобидны. – Служитель Велаты вскинул голову. – Хотя при таком количестве… Если ночью в каждой комнате кто-нибудь толчется, светя в глаза, а на улице светло, как днем, от этих гнилушек, что летают туда-сюда…

– Брат, – резко оборвал его служитель Коэни Милосердного, – будь милосерден и пожалей этих несчастных, вместо того, чтобы обзывать их гнилушками.

– Или вспомни, что бессонная ночь – это всего лишь воздержание от сна, – поддержал его служитель Унхора Воздержанного. – А воздержание ведет к состраданию, к ипостаси твоей собственной богини.

– Это я помню, – огрызнулся служитель Велаты. – А вы лучше припомните, из какого места вышли некоторые из этих несчастных!

Служители Милосердного и Воздержанного дружно вздохнули и положили руки на камни из храма Семи, что висели у них на шеях.

– Начавшись в столице, бедствие расползлось дальше. В итоге в Элиморе восстали все призраки, которые появились за последнюю тысячу лет, – мрачно сказал служитель Велаты. – Они заполонили страну. Мы перестали спать по ночам. Но это был еще не конец. Начали восставать те, кто жил в эпоху Ненасытного. Из бездн Семи демонов вынырнули адельбергские маги. Призраки кровавых колдунов творят ужасы по всему Элимору. И мы не знаем, как их остановить!

– Что именно они творят? – быстро спросил герцог Франц, поднимая голову.

Вокруг его рта пролегли две скорбные складки. Он знает, догадался Рут. Он уже знает, что ему сейчас расскажут.

– Они входят ночами в тела людей, – сказал служитель, и голос его дрогнул. – А те встают и идут творить черную магию. Кружевница Далина была первая, кто видел своими глазами призрака, вошедшего в ее мужа. Он встал и ушел, а поутру в соседнем доме нашли тела. Мы думаем, что там было совершено гадание на крови. Если судить по последним телам, призраки колдунов уже перешли от гаданий к простейшим обрядам. Что потом? Они возродят свою магию, вернут свою Силу – и в Анадее вновь настанет эпоха Рьяга Ненасытного?

Остальные служители тут же склонили головы и зашептали:

– От честности к скромности, от скромности к воздержанию, от воздержания к состраданию…

Герцог Франц дождался, пока они закончат. Спросил:

– И что же вы хотите от меня?

Горестные складки вокруг его рта стали еще глубже.

Он догадывается, чего они хотят от него, понял Рут. Догадывается, но ответит отказом.

– Вы – эрни! – бросил служитель Велаты. – Вы были детьми Триры Мстительной, одной из Семи демонов. Вы владеете умениями, недоступными простым людям.

– Да, – согласился герцог Франц. – А Семь богов владеют Силами, которых боятся даже эрни. Ты – служитель и знаешь о клятве, что мы принесли когда-то богам. Ни один эрни никогда не использует свой дар против людей.

– Не против людей, – тихо, со значением, сказал худой жрец Сострадающей. – Мы просим применить ваши Силы и дар против призраков. Это не противоречит обету, не так ли, герцог?

Он искушал его. Это понял Рут, но сам служитель навряд ли знал, какое большое искушение он только что предложил герцогу Францу. Испробовать Силу эрни на привидениях – такого и впрямь не было в клятве, которую каждый эрни знал с пеленок. Испытать Силу эрни на призраках. Ощутить, что такое их дар, в полной мере. Узнать, каково быть истинным эрни.

Несколько долгих мгновений в зале висела тишина.

– Нет! – наконец сказал герцог. С тенью сожаленья в голосе. – Пусть призраки и бестелесны, но они являются посмертными личинами когда-то живших людей. Пока сами боги не явятся ко мне и не скажут, что я не должен считать их людьми, мой ответ будет «нет». Я не могу рисковать судьбой моего рода.

– А если зараза выйдет за границы и дойдет до вас? – тихо спросил старик с простодушным лицом, служитель Йалди Любящей. – Вы и тогда будете твердить «нет»?

Герцог вскинул кустистые, как у Рута, брови, ответил:

– У меня есть небольшая надежда. В земле Керсы нашли последний приют очень многие эрни. Думаю, войско наших родичей поднимется еще до того, как восстанут адельбергские маги. Предки не оставят свой род в беде. Я в это верю.

– А если все будет как во времена Ненасытного? Если демон вернется? – ожесточенно бросил служитель Велаты.

Тут он допустил оплошность, и герцог мягко пожурил его:

– Велата Сострадающая, главенствующая над богами, царит над нами всеми. Никакой демон – а уж тем более побежденный в прошлом – не может изменить этого. Или вы не верите во всемогущество вашей богини-покровительницы?

– Верю, – огрызнулся служитель.

Прочие шесть слабо откликнулись:

– От воздержания к состраданию, от сострадания к милосердию…

Герцог Франц выждал, пока речитатив завершится. Предложил:

– Пригласите магов из Кир-Авера. Уверен, в их арсенале найдутся заклятия, способные усмирить колдовских призраков.

Служитель Велаты вскинул подбородок.

– Четыре члена Совета магов уже посетили Элимор в начале этой декады. Они провели у нас одну ночь. А наутро убрались через Врата в свой безопасный Алый замок. Оказалось, что заклятия, действующие на обычных призраков, на наших не действуют.

– Это печально. – Взгляд герцога скользнул над головами служителей к окнам, прорезавшим дальнюю стену. Сквозь синеватые стекла виднелся верх замковой стены с бойницами и город Тарус, стекающий по склонам холмов потоком желтых черепичных крыш, с купами деревьев в крохотных садах, с беседками и фонтанами. – Но мы не можем помочь вам. Ничем. Я сожалею.

– Не так, как мы, – с горечью сказал служитель Йалди Любящей.

Служители поднялись, трое из них все-таки нашли в себе силы, чтобы пробормотать на прощанье:

– Благословенье Семи на ваш дом, герцог, на ваш род и вашу семью.

– Да помогут вам Семеро, – пожелал в ответ герцог.

Старшие эрни, кучкой стоявшие у входа, подались в разные стороны, пропуская уходящих служителей. Рут не отрываясь глядел на них.

По лицам было видно, что элиморцы не спали много ночей. Шли они тяжело и медленно. Как люди, которым некуда идти.

Когда за последним некрашеным плащом захлопнулась дверь, герцог обратился к старшим:

– Вы все слышали. Если кто из рода не согласен с тем, как я ответил на просьбу служителей, пусть скажет.

Старшие стояли неподвижно. Один сказал спокойно:

– Обет нерушим.

– Вовеки, – кивнул герцог. – Я рад, что вы согласны со мной, уважаемые отцы. Теперь я желал бы остаться с сыном.

Они согласно склонили головы и начали расходиться. Самый старый из них, Латр, проходя мимо Рута, поинтересовался:

– Как там, в Ярге?

Рут смешался на мгновенье, не зная, с чего начать. Случившееся в окраинном селе нельзя было описать в двух словах, оно требовало пространного повествования. А времени не было, отец ждал, чтобы поговорить наедине. Из замешательства его вывел сам Латр, спросивший скорбно:

– Настолько плохо?

Рут кивнул. Латр задумчиво прищурился, собрав вокруг глаз сеточки морщин, и молча похромал к двери. Его мучила подагра с прошлой весны.

– Рут! – Отец кивком указал на скамью рядом с собой.

Наследник сел, чуть склонив голову, бессознательно повторяя отца. Спросил:

– Ты знал о призраках магов до прихода служителей из Элимора?

Герцог поморщился.

– Хорош бы я был, если бы не знал последних слухов и сплетен, что ходят по рынку Таруса. К тому же утром, когда ты отправился в Фенрихт, ко мне приходил другой посол. Даур Гонса, из благородных людей Элимора, приближенный тамошнего властителя. Он рассказал то же самое, вот только не просил меня отправляться на бой с призраками. Властитель Гуар Валер устами Даура Гонсы просит у нас убежища.

Рут глянул на отца искоса.

– Он хочет бросить свою страну, своих людей – и бежать?

– Возможно, он просто желает вывезти из Элимора семью, – ответил герцог. – В Керсу уже несколько дней прибывают люди из Элимора, как простые, так и благородные. Я не могу отказать властителю в том, в чем не отказываю простым гражданам. Да, а что в Ярге? Ты здесь, значит…

– Там плохо, – сказал Рут.

Он описал, как они шли по Яргу, передал слова, услышанные княжной Татьяной. И то, как все село по камешку взлетело в воздух. Слова Арлены, что это еще не конец. Герцог Франц слушал молча, с неподвижным лицом. Рут закончил. В зале на какое-то время воцарилась тишина.

Потом герцог пошевелился, пробормотал:

– Да пребудут с нами все Семь богов… Бедное село. А кто такая княжна Татьяна, которая услышала «отмщение Нисайе»?

Рут вдруг понял, что до сих пор почти ничего не сказал о юной родственнице Арлены Тарланьской. Замок в небе над Яргом занимал его больше, чем какая-то девица.

– Одна из княжон, живущих в Фенрихте. Благородная Арлена взяла княжну Татьяну с собой, опасаясь, что ей вдруг понадобится ослабить корсаж. Эти благородные дамы так затягиваются…

Рут замолчал, не зная, что еще сказать.

– Для этого берут служанок, Рут, – тихо произнес герцог Франц. – Твой учитель истории говорил тебе, кто в доме Тарланей имеет право именоваться княжной?

Рут слегка покраснел.

– Мы не очень много времени уделяли Тарланьскому дому. Они низложены и изгнаны.

– Те, кто изгнан, иногда опаснее тех, кто остался, Рут. Княжна – это та, кого от светлейшего князя отделяет не более трех поколений. От нынешнего ли светлейшего князя, от прежнего ли, не имеет значения. И если одна из этих девиц сопровождает благородную Арлену, одну из лучших магов дома Тарланей, под таким смехотворным предлогом, это по меньшей мере странно. Причем странно не только это…

Рут склонил голову еще ниже.

– Когда я последний раз был на званом ужине в Фенрихте, – задумчиво сказал герцог, – там насчитывалось одиннадцать княжон. И шесть просто благородных девиц Тарланьских. Но Татьяны среди них не было.

– Может, она только что вышла из детской? – предположил Рут.

– В детской замка Фенрихт тогда было восемь детей, – заметил герцог Франц. – Полгода назад самым старшим был мальчик – Мар, сын Инга Цирал-Тарланьского. Очень разумный парень для своих четырнадцати лет. Если только его не переодели в женское платье и не нарекли новым именем…

– Нет, – отрицательно мотнул головой Рут. – Эта Татьяна девица. У нее на платье был вырез, в нем виднелись… доказательства.

Про то, что означенная княжна Татьяна еще и юбки в его присутствии задирала два раза, и ножки под юбками были вполне женские, он решил не упоминать. Это были мелочи. Наличия груди достаточно.

– Вот как…

Герцог встал, размашисто дошагал до ряда окон напротив, толкнул тяжелую створку, крикнул:

– Ирили ко мне!

И пожаловался, возвращаясь к Руту:

– Вот вроде бы герцог, а чтобы кого-то призвать пред мои герцогские очи, приходится бегать к окну. Говорят, во дворце кагана Серендиона в каждой комнате висят шнурки. Дернешь за такой шнур, а в комнатах прислуги внизу тут же начинает звонить колокол. И кто-нибудь из слуг сразу мчится узнать, чего изволят наверху. У них много чего есть, они это именуют простой магией.

– Я могу сегодня же распорядиться, – с готовностью сказал Рут. – Шнур пропустим через окно, колокол повесим во дворе.

Отец улыбнулся краем рта.

– Месяц назад я беседовал по блюдцу с сиятельным верховным Герго из Совета магов. И он мягко намекнул мне, что Кир-Авер не потерпит распространения простой магии. По неизвестной причине Совет магов не хочет, чтобы мы вешали шнурки и колокола. А вот и наш маг…

За дверями зала послышались шаги. Ирили летящими шагами подошел к скамье, склонил голову перед герцогом, косо глянул на его сына.

Боится, что я привез новости о событиях, которые он не сможет объяснить – после того, как не смог предугадать, подумал Рут.

Придворный маг герцога, человек лет тридцати с небольшим, черты лица имел приятные – ровный нос, аккуратный подбородок и гладкий лоб без морщин. Торс туго обтягивал фиолетовый камзол со свободными полотнищами вместо рукавов – эта мода недавно пришла из Халкидии. Пышные штаны до колен делали фигуру странно женственной. На голове у мага была повязка с пером и брошью, тоже в халкидийском стиле.

– Ирили, друг мой, – начал герцог. – Я помню, вы когда-то любили хаживать в Фенрихт…

Ирили приподнял одну бровь, по гладкому лбу пошла рябь морщинок.

– Ваше сиятельство, стоит ли об этом говорить?

– О некоторых случаях говорить не стоит, но вспоминать нужно, – небрежно заметил герцог. – Тут до нас дошли слухи, что во времена, когда вас пускали в Фенрихт, вы поглядывали как на княжну Элерию, так и на другую особу. Мне называли такое забавное имя – Татьяна, кажется…

– Это ложь! – возмутился Ирили. – Этот полоумный Тарлань просто не знает, как бы содрать с меня еще один серебряк! Никакой Татьяны у них в Фенрихте не было!

– Вот как? – заметил герцог, внимательно вглядываясь в лицо мага. – Стало быть, мне наврали? Ах эти люди, они так… гм… лживы. Но вернемся к нашим делам, Ирили. Мой сын принес вести из Ярга. Неутешительные вести.

Рассказ герцога был значительно короче рассказа Рута. Из него исчезла не только княжна Татьяна, но и слова, что она услышала. Закончив, его сиятельство спросил с легкой печалью:

– Ирили, у вас есть какие-нибудь идеи?

Ирили глянул на герцога с мрачным воодушевлением.

– Конечно есть, мой повелитель. Князь Тарлань, я уверен, давно замышляет отплатить вам злом за добро. Хотя Тарланьский дом и не владеет более единолично Источником Силы, у него имеется кое-что из прежней эпохи. Вы знаете, как Тарланьский дом избежал полного уничтожения в Ночь Восставших магов? Они применили нечто, что Дар Тарлань тысячу с лишним лет назад забрал у адельбергских магов, основу их злой магии…

– Да-да, – перебил его герцог Франц. – А как вы думаете, Ирили, зачем им понадобилось уничтожать Ярг?

– Они потеряли свой престол, а теперь зарятся на вашу герцогскую скамью! – выпалил Ирили. – Ярг был пробой, мой герцог. Теперь Тарлани убедились, что наследие злых магов может уничтожать людей внутри строений, и от этого нет защиты. Мой повелитель, на вашем месте я бы срочно покинул Вагран. В любой момент Тарлани могут применить здесь то, что опробовали в Ярге.

– Звучит разумно, – задумчиво ответил герцог. – Но вы же понимаете, Ирили, если я уйду отсюда, то потеряю свою герцогскую скамью. С другой стороны, оставшись, я могу потерять жизнь. Знаете, Ирили, мне надо подумать над этим. Благодарю вас за совет и предупреждение. Ступайте, я буду размышлять.

Ирили поклонился и вышел.

– Он и вправду верит, что мы можем сбежать из Ваграна? – спросил Рут с плохо замаскированным изумлением.

Вокруг глаз его сиятельства собрались насмешливые морщинки.

– Ирили верит в то, во что ему хочется верить. С другой стороны, я два года искал среди выпускников Академии магов именно такого, как он. Насмешек над ним я не потерплю. Маг, которым можно управлять, – это достояние. Обычно они сами стараются управлять своими властителями.

Рут сдвинул брови, шевельнулся на скамье.

– А история с княжной Элерией? Как-то это слабо сочетается со словами «можно управлять».

– Я управляю магом, Рут. А вот мужчиной, в котором этот маг обитает, – нет. Но поговорим лучше о Нисайе.

– То есть это слово – или имя – вам знакомо? – с расстановкой спросил Рут.

– И тебе должно быть знакомо. Помнишь, как я упоминал о тайной комнате библиотеки? И о том, что каждый наследник должен заглянуть в лежащие там записи первых Боресков с кровью эрни? В них есть и история с королевой Нисайей.

Рут прикусил губу, глянул в окно, потом снова на отца.

– Отец, я до этих записей еще не дошел. Тренировки на мечах, с кристаллами и без… Часы, которые я должен провести в управах. Другие дела…

Другими делами были поручения герцога, которые он начал выполнять три месяца назад, после совершеннолетия. Причем поручения занимали большую часть дня. А когда его послали в Ярг, так и весь день. О тайной комнате библиотеки Рут даже не задумывался – некогда.

– Ты теперь совершеннолетний, Рут, – заметил отец. – Если завтра со мной что-то случится, на скамью сядешь ты. И будущему герцогу следует знать, как мы заняли этот престол. Даже теперь, по прошествии пятисот восьмидесяти шести лет, история с королевой Нисайей – тлеющий уголь под моей скамьей. И под всем родом эрни. Да, мы сделали все, чтобы люди не помнили эту историю, но это не значит, что и нам следует забыть ее.

– Я сегодня же, – Рут виновато кивнул, – исправлю свое упущение, мой герцог.

– Сегодня ты будешь занят, – отозвался герцог Франц. – Твоя мать желает тебя видеть. Кроме того…

Он на мгновенье задумался.

– Кроме того, вечером мы отправимся в Фенрихт. Вдвоем. Я хочу посмотреть на эту княжну Татьяну. Ты с ней уже знаком, вы вместе были в Ярге. Это дает тебе право заговорить с княжной. Посмотрим, что она собой представляет.

– Воля герцога – закон, – склонил Рут голову.

Отец хмыкнул:

– Энгеру я сообщу, чтобы обошелся без тебя. Все равно мои волки там просто сидят и глядят, как я понимаю.

– Долг ваших подданных – сидеть там, где вы прикажете, и глядеть туда, куда вы прикажете, ваше сиятельство.

– Не ерничай, – поморщился герцог Франц. – А историю королевы Нисайи я тебе расскажу сам. Потому что неизвестно, когда ты доберешься до потайной комнаты.

Рут еще ниже склонил голову.

Взгляд герцога снова уплыл за окно, к панораме Таруса, раскинувшегося за стенами Ваграна.

– Когда-то Керса была не герцогством, а королевством. И правили здесь короли Борески. Они, кстати, наши предки по материнской линии – то есть по одной из материнских линий. Однако они были людьми по крови. А эрни тогда были изгоями.

Рут глянул на отца исподлобья. Тот ответил спокойным взглядом.

– Все началось при короле Кенлоке, у которого был сын, Хадрат. Старая королева умерла. Наш предок упоминает о слухах, винивших в ее смерти Кенлока. Но доказательств тому не было, да их и не искал никто, самоубийц не нашлось – король славился крутым нравом. После смерти жены Кенлок женился на девице по имени Нисайя, которая вскоре родила девочку. Кенлок на радостях отписал принцессе несколько имений в приданое. Однако их он отрезал от земель, что когда-то сам передал во владение наследнику Хадрату. Королева Нисайя, едва оправившись от родов, тут же забеременела снова. Несправедливость отца, плодовитость юной королевы и то, что Хадрат устал дожидаться трона, – все это привело к гибели короля.

– Милая добрая старина? – Рут насмешливо блеснул глазами из-под густых бровей.

– Добрыми бывают сказки, а милыми девки, – наставительно произнес герцог. – Истинная же история каждого государства обычно неприглядна. Так вот, после радостного известия о второй беременности король с королевой отбыли в провинцию. Решили дождаться появления ребенка в одном из королевских замков, подальше от столицы. А Хадрат тем временем сговорился с илазирским королем. В одну из ночей наследник с несколькими полками, что пришли из Илазира через Врата, обложил замок Альцен. Маги Илазира поставили сплошной заслон вокруг замка, и король не смог призвать себе помощь по блюдцу. Силы его собственных магов уступали илазирским. Осада длилась несколько месяцев. Хадрат подкупил командующего королевскими войсками, и тот отсиживался на границе Керсы с Веантом.

– И что, никто в королевстве ничего не заподозрил? – недоверчиво спросил Рут. – С королем же были придворные. Их семьи должны были поднять тревогу.

– Поднимали, – ответил герцог Франц. – И исчезали. Тогда, без малого шестьсот лет назад, в Керсе произошла смена поместных властителей. Очень многие линии благородных вдруг пресеклись. По разным причинам – пожар в замке, разбой на дороге. Дальние родственники, в один день унаследовавшие чужие поместья, тревогу уже не поднимали.

– Замок пал? – спросил Рут.

Герцог кивнул:

– Кладовые Альцена не были рассчитаны на то, чтобы долго кормить толпу народа. Внутри стен оказалась заперта не только королевская чета, но и маги-медики, поварихи, горничные, белошвейки, две роты охраны. Начался голод. Что точно случилось в Альцене, неизвестно, но в одну из ночей ворота открылись изнутри. Сделала это королева Нисайя.

– Ее можно понять, – медленно сказал Рут. – Она была беременна, с ней было дитя, они голодали.

– Король Кенлок этого не понял. – Герцог, прищурившись, поглядел на сына. – Хадрат хотел объявить, что отец его скончался от некой болезни и похоронить его публично, с отпеванием тела в главном храме. Поэтому Кенлока обрекли на мучительную смерть. Его привязали к королевскому ложу и оставили без воды и еды. Через трое суток король скончался. Хадрат отдал илазирскому королю две провинции и сел на трон.

Рут слушал, покусывая губу. Герцог сделал паузу и продолжал:

– Умирая, король Кенлок проклял жену за предательство. Он пожелал, чтобы пища, за которую она его продала, не пошла ей впрок. Проклятие сбылось. Королева Нисайя ела без остановки и при этом мучилась от голода. Она умерла, родив мертвого ребенка и отощав так, что походила на скелет. Так, по крайней мере, сказано в записях нашего предка. Его, кстати, звали Олер.

– То есть, – с расстановкой спросил Рут, – Кенлок своим проклятием обрек на смерть и ребенка?

– Есть люди, которые любят своих детей ровно настолько, насколько они льстят их самолюбию, – ответил герцог. – Думаю, король относился к этой категории. Он любил дитя от юной королевы, потому что оно доказывало – он еще мужчина. А когда пришел смертный час, все это ушло. И осталась лишь обида на женщину, что посмела поставить собственную жизнь и жизнь детей выше его жизни и смерти.

– Итак, Хадрат стал королем, – задумчиво сказал Рут.

Он попытался представить, как это было. Принц въезжает в Тарус, развеваются знамена чужеземных полков, маги короля-соседа сгрудились вокруг отцеубийцы, чтобы в нужный момент заслонить его от летящего копья или стрелы. А где-то сзади, на богато украшенном возке, трясется тело отца, которого сын обрек на смерть…

– И он стал довольно неплохим королем, – значительно произнес герцог. – Плохо лишь то, что при Хадрате гонения эрни достигли апогея. Хадрат решил искупить грех отцеубийства перед Семью богами, преследуя детей одного из демонов. Он сжег шесть сел эрни, после чего оставшиеся в живых сбежали в соседние государства. Но и там нашим предкам не очень обрадовались. И эрни поняли, что жить спокойно они смогут лишь в той стране, которая принадлежит им самим.

– Звучит несколько самонадеянно, – заметил Рут.

– Отчаянный план, – кивнул герцог. – Но то были отчаянные времена, и жили в них отчаянные люди… Время шло. Маленькой принцессе, дочери Нисайи, исполнилось шестнадцать лет. Она знала, что брат лишил ее отца, а отец – матери. Король Хадрат поселил сестричку в Фенрихте – и от столицы близко, и от двора далеко. За ней приглядывали две служанки и четыре роты стражников. Как-то раз к ней пришли двое торговцев из Серендиона – на самом деле это были двое эрни, которые коверкали язык, изображая серендионский акцент. Они предложили девочке некий план, и та согласилась. Через три дня Хадрата и его двух сыновей не стало. Их убили во время торжественного шествия. Не помогли ни маги-защитники, ни три ряда стражи. Те трое, что сделали это, проходили выучку не на плацах, а в ночных отрядах эрни. Убийцы спрыгнули на короля и принцев с крыши дома, мимо которого проезжал королевский кортеж. Своих жертв они прикончили одним ударом – боковым в шею, лучшим при нападении сверху.

Это хороший удар, подумал Рут. Хороший, но требующий непрестанных тренировок. Если месяца два не практиковаться, хотя бы на чучелах, поставленных под деревьями, точность удара при прыжке пропадает.

Но те, кто пошел на это, наверняка тренировались непрерывно.

– Понятно, что стража растерзала убийц, но дело было сделано. – Взгляд герцога слегка затуманился. – И дочь Нисайи, принцесса Янзель Бореск, стала наследницей трона и последней из династии Боресков. Конечно, никто бы не позволил малолетней принцессе править. Ее перевезли в королевский замок Таруса, что стоял тогда на месте Ваграна. К ней приставили уже шесть рот стражников. Но на рассвете следующего дня в замок пробрались восемьсот эрни, завязалась короткая битва, в которой победили наши предки. Когда наступил день, принцесса выехала на площадь перед замком верхом на кобыле с белой гривой. Именно на такой лошади должна выезжать новобрачная знатного рода в первый месяц после свадьбы. Она объявила о том, что вышла замуж. И что избранником ее стал один из эрни, которому она, как наследница трона, даровала титул герцога. Ее супруг взял родовое имя жены, чтобы никто не смел кричать об узурпации власти. Так вместо королей в Керсе появились герцоги. Правда, тоже Борески.

– А местные благородные не взбунтовались? – спросил Рут. – На юную принцессу в древней Керсе у кого-то имелись виды, раз ее содержали под стражей.

– Разумеется. – Герцог улыбнулся. – Но предкам некуда было отступать. Они держались сплоченно, а их противники грызлись между собой. Решали, кто женится на принцессе, когда та станет вдовой. Эрни тем временем отворили королевскую сокровищницу и явили неслыханную щедрость керсийским магам и войскам. Так что победа – и принцесса – в конечном счете осталась за ними.

Рут немного помолчал, пытаясь представить, какой была принцесса Янзель, его далекая прапрапра… в общем, его бабка с очень многими «пра».

– А почему наследница выбрала именно нашего предка? Или у нее не было выбора?

Герцог принял серьезный вид, но уголки губ подрагивали, словно он подавлял ухмылку.

– Ну почему же? Выбор принцессе Янзель был предоставлен. Она выбрала сына того, кто убил ее брата, короля Хадрата.

– Плата за кровь.

– Именно, – сказал герцог. – А теперь хватит лирики, вернемся к нашему Яргу. В записках Олера сказано, что помимо проклятия королеве Нисайе, король Кенлок озвучил еще два проклятия. Одно касалось принца Хадрата. Король предрек ему скорую смерть. Правда, оно задержалось на пятнадцать лет…

Герцог Франц вдруг наклонился вперед, опер локоть правой руки о колено, утвердил на ладони этой руки свой подбородок. Сказал задумчиво:

– Мне тут пришло в голову… может, проклятие и не задержалось вовсе? Скорая смерть – это ведь не только та смерть, что наступает на следующий день. Это еще и быстрая смерть, то есть молниеносная. Тогда отцовское проклятие сбылось в точности. Хадрата убили ударом в шею, думаю, он умер мгновенно.

– Вряд ли король Кенлок желал именно этого, – вставил Рут.

– Будь внимательнее к словам, когда проклинаешь, – заметил герцог, выпрямляясь. – Проклятие – дело тонкое. А третье проклятие короля касалось замка Альцен. Помню, там были напыщенные слова насчет того, чтобы замок никогда больше не служил приютом человеку. Но Хадрат уехал, увозя тело отца, а перед этим убил всех его людей. Так что Альцен опустел. Олер, наш предок, пишет, что после смерти королевы Нисайи перепуганный Хадрат приказал разобрать замок по камушку. Он боялся, что кто-то из его потомков забредет в замок и стены вспомнят слова Кенлока.

Герцог откинулся назад, помолчал. Продолжил:

– Похоже, Ярг возвели там, где стоял Альцен. И дома построили из камней разрушенного замка. Село впервые упоминается в поселенских списках триста сорок один год назад, значит, крестьяне поселились там лет через двести после событий. Три с лишним столетья проклятие спало, а теперь проснулось. Почему? К тому же само проклятие простенькое и мало напоминает то, что случилось с поселянами. А камни, танцующие в воздухе и сами по себе создающие замок, сюда и вовсе не вписываются.

– Зато по крайней мере ясно, в какой замок они складываются, – медленно сказал Рут. – Альцен. И Нисайя, получается, тоже одна из наших прапрабабок…

– Как мать принцессы Янзель – да. – Герцог повернул голову, глянул на сына. – Это одна из причин, по которым эта история должна храниться в потайной комнате. А теперь, после истории с Яргом, особенно.

Рут изумился:

– А почему Энгер и другие из твоих «боевых волков» не вспомнили об этой истории? Кто-то же должен знать. У них тоже есть право доступа в потайную комнату.

– Иметь право не значит использовать его, Рут, – мягко отозвался отец. – Они – мои «боевые волки», герцогская гвардия. Это означает, что они безупречны в бою, но я не требую от них тяги к знаниям. Те эрни, что имеют интерес к буквам, обычно идут в герцогские управы. Даже ты, мой наследник, тоже получивший право доступа в потайную комнату, почему-то не спешишь им воспользоваться.

Рут попытался увильнуть:

– Неужели и впрямь за пределами Керсы об этом никто не помнит? Я знаю, многие записывают в свои книги все, даже то, какая на дворе погода. Говорят, что потомкам пригодится. А уж такое событие…

Герцог, словно бы ничего не заметив, ответил:

– Олер – он, кстати, был сыном принцессы Янзель – упоминает, что уже при его отце делалось все, чтобы стереть из людской памяти эту историю. Книги выкупались, ученым давали взятки. Предки обнаружили, что ученым мужам тоже хочется кушать, а рукописи чудеснейшим образом горят. Кстати, мы не единственные, кто это обнаружил. Соседние государства тоже давно причесали свою историю и убрали из нее нехорошие моменты. К примеру, в истории Илазира две керсийские провинции значатся как исконно илазирские земли, а помощь королю Хадрату расписана как небольшая освободительная война, в ходе которой доблестные илазирские войска победили злобную Керсу, подло захватившую перед этим две провинции. Именно после этого, дескать, презренные керсийские короли порастеряли свою спесь и стали называться герцогами.

Рут фыркнул.

– А теперь ступай к матери, – объявил отец. И строго сдвинул брови. – Она все время жалуется, что почти не видит тебя. И вечером будь готов. На исходе восьмого вечернего сила мы отправимся в Фенрихт поглядеть на эту Татьяну.

Рут поклонился отцу и отправился выполнять его приказание.

 

Глава восьмая

Указание путей

Герцогиня была в комнате для рукоделий, на втором этаже. Когда Рут вошел, она стояла у окна. Рядом на столе возвышалась кособокая корзина, и герцогиня задумчиво перебирала мотки цветной пряжи, горой наваленные в нее. Неизвестный мастер украсил бока корзины вензелями, грубо сплетенными из лозы. Начальные буквы имен герцога и герцогини переплетались за боковые дужки. Концы нескольких мотков, свесившись из корзины, успели за них зацепиться.

– Очередное приношение? – Рут кивнул на корзину. – Добрый день, матушка.

Он нагнулся, подставляя поочередно щеки и лоб под материнские поцелуи.

Герцогине Эвгалир было сорок три года. Происходила она из рода поместных властителей с севера Керсы, не слишком богатых, но и не нищих. Лицо, некогда красивое, теперь увядало. Темно-каштановые волосы пронизывали серебряные нити седины. Серо-зеленые глаза смотрели тревожно и вопросительно.

– Как ты, мой мальчик?

– Хорошо, – ответил Рут. Недовольно поморщился – ну какой же он мальчик, он мужчина-эрни и наследник герцогства. Но матушка этого признавать не хотела, а отец не желал, чтобы ее что-нибудь огорчало.

Вот и приходилось оставаться мальчиком, достигнув совершеннолетия. Рут подозревал, что для этой женщины он будет мальчиком еще лет сорок. Если не больше.

– Ярг тебя вымотал, – заявила с ходу герцогиня. – У тебя одни глаза остались. Чем там кормят в лагере у Энгера – сухарями с солониной?

– Там подают печеную оленину, дичь и похлебку, – отрапортовал он, подавив мученический вздох. – Люди Энгера радуются каждой возможности сбежать из лагеря, так что свежатины хватает. У них даже подают десерт – краснику с окрестных холмов.

– Я вообще не понимаю, зачем тебе там находиться, да и им тоже, – сказала ее сиятельство, резко отодвигая корзину. Полированная столешница жалобно скрипнула. – Сделать уже ничего нельзя. Эти люди погибли, и погибли безвозвратно. Да, ты спрашивал про это плетеное чудо… В прошлом году одна бедная вдова с немощным сыном обратилась ко мне за помощью. Я хотела дать ей денег, но Франц напомнил ваш девиз: «Не помоги, но укажи путь». Так что я купила вдове несколько коз, чтобы у нее было молоко и шерсть на продажу, а сына пристроила в ученики к плетельщику. Эту корзину он сплел для меня, а матушка заполнила ее цветной пряжей, которую спряла сама. Вот и думаю теперь, куда пристроить подарок.

– Найдите бедную девицу, оставшуюся без попечения родных, и предложите ей научиться ткать гобелены, – предложил Рут.

Герцогиня улыбнулась:

– Попрошу Лирта найти такую. Увы, он приглядывает за управой немощных и оставленных без попечения слишком старательно. До меня добираются лишь единицы – он перехватывает всех бедолаг по дороге и безжалостно пристраивает их учениками и работниками в дома горожан.

– Главное, чтобы помощь была оказана, матушка. – Рут пожал плечами. – А уж от кого она исходит…

– Это так, – с легкой грустью согласилась герцогиня. – Но мне, знаешь ли, из-за него совсем нечем заняться. Помощь бедным – единственное развлечение для женщины моего звания и положения. Балы и приемы в моем возрасте уже не столько радуют, сколько утомляют, Рут.

– Думаю, скоро все переменится, матушка, – с наигранной бодростью ответил он. – В Керсу стекаются беженцы из Элимора. Их становится все больше, рано или поздно работы в городе перестанет хватать на всех. И тогда вы сможете заняться благотворительностью вволю. Я бы даже сказал, вам придется ею заняться. Ибо Лирту одному не справиться.

– Да, Элимор, – вздохнула герцогиня. – Говорят, там лютуют призраки. И восстали адельбергские маги. Что-то близится, Рут. И судя по знакам, что-то нехорошее.

Она ухватилась за ручку корзины и сжала ее так, что костяшки пальцев побелели.

– Матушка, – мягко сказал Рут, – вам не о чем беспокоиться. Мы в Вагране, а Ярг на границе с Илазиром. Элимор еще дальше. Это временные и далекие грозы. Они пройдут, вот увидите.

О том, что случилось в Ярге, лучше не упоминать, подумал Рут. Пусть отец сам расскажет потом.

Он провел с матерью еще около сила, разговаривая о всякой всячине, далекой как от Ярга, так и от Элимора, – о цветах, которые она собирается посадить следующей весной на клумбах возле ристалища, о растениях, что цветут сейчас в дворцовой оранжерее. Даже выслушал с улыбкой краткий список «милых девушек из благородных семейств, которых следует пригласить на ближайший праздник, ибо приглашение девушек в дом, где есть наследник без пары, – это прямой долг его матери». Вытерпел утомительное перечисление качеств и талантов девиц. Мать казалась совершенно успокоенной, когда он собрался уходить.

Но когда Рут, взявшись за ручку двери, обернулся, герцогиня снова стояла у стола, прижав к груди сжатые вместе ладони, и с мучительным страхом смотрела на него.

Он жизнерадостно улыбнулся, успокаивающе помахал ей рукой и вылетел за дверь.

Поскольку обеденное время давно миновало, а пообедать в лагере у Энгера ему так и не удалось, первым делом Рут отправился на кухню. Она помещалась на первом этаже Главной башни, слева от входа, и в любой сил дня была полна народу. Рут кивнул трем молодым эрни из управ, что сидели за угловым столом в компании двух молоденьких помощников конюха. Полные миски, стоявшие перед ними, стремительно пустели. Он поймал за локоть симпатичную служаночку, вертевшуюся возле ребят, и попросил ее наполнить еще одну миску, уже для него.

На обед сегодня было фрикасе из молодого козленка и листьев огородной паляхи в яичном соусе. Рут очистил миску, вытер ее ломтем хлеба, зажевал все это пряно-кислыми листьями зерды и запил стаканом красного разбавленного вина. Перед тем как выходить, он глянул на лучи Элсила, косо падавшие из высоких окон кухни. Лучи золотили облака кухонного пара, которые поднимались от кастрюль и плавали над головами поварих.

До вечера была еще масса времени. Искать кого-то, чтобы потренироваться на мечах, не хотелось. Идти в библиотеку, чтобы засесть за тома потайной комнаты, – тем более.

Подумав, Рут решил отправиться в оранжерею, что возвышалась за Главной башней. Туда был проведен отводок от родника, снабжавшего Вагран питьевой водой. Под кусками стекла в частых окладах рам постоянно журчала вода, стекая по извилистому желобу из цветного мрамора, синего в бирюзовых искрах. В журчанье вплеталось чириканье птиц, которые жили в большом вольере в центре оранжереи – иногда вразнобой, но иногда очень даже мелодично. Руту нравилось сидеть на скамеечках, стоявших у кустов рензеи. Ветви ее клонились вниз под тяжестью больших алых ягод, так что скамейки прятались за ветвями как за занавесом. В это время года, осенью, оранжерея была полна плодов и цветов. Последним даже удавалось иногда заглушать стойкий запах птичьего помета, идущий от вольера…

Это место лучше прочих подходило для того, чтобы сесть там, расслабиться и попытаться забыть о Ярге. О домах Ярга. О людях Ярга.

Он вышел из Главной башни и уже развернулся к оранжерее, когда кто-то схватил его за рукав. Рут обернулся.

Заморенная девица в платье, висевшем на ней как на пугале, с потрепанной перевязью на голове, украшенной несколькими косыми стежками цветной нитью, протягивала сложенный листок бумаги. Рут вскинул брови, спросил удивленно:

– От кого? И как к тебе это попало?

– На воротах остановил мальчишка. – Девица мотнула подбородком в сторону ворот Ваграна. – Дал и сказал, что это писулька от одной благородной к наследнику Руту. Просил доставить тут же.

Рут помедлил мгновенье, неспешно взял листок. Поинтересовался:

– Что-то я тебя раньше не видел. Откуда ты?

– Я… благородный господин Лирт велел, чтобы я помогала на вашей кухне. Сказал, чтобы сначала отъелась, а уж потом обещал пристроить в какой-нибудь дом.

По сути, ответа на его вопрос – откуда она – девица так и не дала. Но Руту показалось, что заморенное создание едва сдерживает слезы, и он не стал настаивать на ответе.

Все и так было ясно. В ее речи слышался едва заметный чужеземный акцент, некоторые буквы она произносила в нос. Так разговаривают уроженцы южных стран – Халкидии, Элимора.

– Лирт знает, что делает, – пробормотал Рут. И попытался улыбнуться. – Раз так, беги на кухню. И начинай отъедаться. Тебе на это потребуется много времени, как я посмотрю.

Изможденная девица ответила неуверенной улыбкой, в которой не хватало нескольких зубов, и чуть присела, пробормотав:

– Спасибо, ваша милость.

И медленно побрела ко входу в Главную башню. Рут глянул на письмо.

От него ощутимо веяло благовониями. Да не какими-нибудь, а серендионскими, полученными из цветов и коры благовонных кустарников, растущих только на песчаных почвах Серендиона. Печати на сложенном листке не было. Рут развернул послание.

«Жду вас в «Окороке и даме». Немедленно».

Подписи на листке тоже не было, но это его не удивило. Когда отдаешь посланцу незапечатанное письмо, подписываться глупо.

Он сжал хрупкий листок, задумался. «Окорок и дама», – так назывался довольно популярный трактир в двух кварталах от замка. Говорят, когда-то он звался «Седло барашка и красотка», и всякий мог заказать в нем и то и другое в любой сил дня и ночи. Но время шло, хозяин трактира, начинавший как содержатель притона, разбогател и остепенился. Со временем он нанял вышибалу, который стал пускать в заведение только приличную публику. С девками было покончено. Потом хозяин решил, что название тоже следует облагородить, и заказал новую вывеску. Трактир стал называться «Окорок и дама». Теперь его клиентами были в основном влюбленные парочки, которым было чем расплатиться.

Кем была отправительница письма? Многие поместные властители желали выдать за него свою дочь, но какая из них осмелела настолько, что решила лично устроить себе знакомство с наследником?

Рут изучил бумагу. Дорогая, с атласным отливом. Почерк каллиграфически изящный. Женская рука, без сомнения.

Что ж, как всякий эрни, он должен уважать смелость. Если она ему не понравится, он просто пожурит дурочку и отправит ее домой. А если понравится…

Рут повернулся и торопливо зашагал к воротам. Не следует заставлять даму ждать.

Вышибала у дверей «Окорока и дамы» узнал его сразу же, но не обронил ни слова, только поклонился подчеркнуто низко, открывая дверь. Рут вошел в трактир и огляделся. Хотя обеденное время уже прошло, за половиной столов сидели парочки самых разных возрастов. Перед входом в поварню устроился менестрель, который терзал струны походной арфы и напевал:

Рут нетерпеливо обежал взглядом посетителей. Дама, что ждала его, должна быть одна.

Единственная одинокая фигура, закутанная в синий плащ, сидела за столом в дальнем углу. Он подошел, опустился на стул напротив, сказал, стараясь быть любезным:

– Кто-то прислал мне записку, благородная госпожа. Уж не вы ли…

Две белые руки взлетели вверх, капюшон плаща упал, и Рут уставился на повязку с надорванным сверху сердцем. Служительница Алора Понимающего смотрела на него с поистине божьим пониманием во взоре. Одна из тех, кто приходил просить его отца разобраться с призраками. Одна из семи служителей Элимора. Если бы не набрякшие мешки под глазами, ее можно было бы назвать хорошенькой. А в юности, наверно, она и вовсе была красавицей.

– Вы… – медленно произнес Рут. – Как я понимаю, теперь вы попросите меня помочь вам? Тайком от моего отца.

Служительница качнула головой:

– Нет. Я хочу всего лишь напомнить девиз вашего рода: «Не помоги, но укажи путь». Не могли бы вы отправиться в Элимор и попробовать… просто попробовать указать нам путь? Я знаю, что эрни, хоть и не пользуются своим даром в полную силу, все же позволяют себе видеть и чувствовать, как им положено. Это могло бы помочь в понимании…

– Нет, – отрезал Рут. Он начал подниматься, чтобы уйти. Не слишком вежливо бросил: – Прошу прощения, но продолжать разговор нет смысла. Благословенье Семи на вас и вашу страну.

– И на вашу тоже, – откликнулась служительница. – Ибо ее ждут большие потрясения. Вы знаете, что наш властитель Гуар Валер собирается бежать из Элимора, бросив все – и страну, и свой дворец? Так вот, он полагает, что сможет чудно устроиться в вашем Вагране.

Рут сел.

– Посидите, – благожелательно сказала служительница. – Сейчас принесут вина и сладких пирогов. Со сливками. И здешний менестрель, кажется, начинает новую песню.

Менестрель и впрямь сделал паузу, а потом принялся терзать струны арфы в более быстром темпе. Затянул, возвысив голос:

– Впечатляет, – сказала служительница. – Это у вас такие девы?

– Это у нас такие песни, – сердито ответил Рут. – Балладу о деве Мерисье поют только в трактирах. Пьяной публике все равно, что слушать, лишь бы ритм был позабористее. Вернемся к Гуару Валеру.

– Да, действительно, – согласилась служительница. – Вернемся к нашему властителю. Думаю, вы уже знаете, что он попросил у вас убежища. Готовьтесь, потому что вскоре он попросит и вашу герцогскую скамью. Правда, ее он собирается выкинуть – то ли форма не нравится, то ли сиденье жестковато. Я слышала, что он собирается установить в вашей зале для приемов трон, который сейчас стоит в его замке. Чтобы сделать эту мечту явью, Гуар Валер уже вступил в сговор с вашими крайне многочисленными поместными властителями.

Сбоку подлетел служка с подносом, уставил стол тарелочками со сладкими пирогами, взбитыми сливками и сливочным кремом. Поставил в центр столешницы кувшин с розовым вином.

– Вы уж простите, – вздохнула служительница, – но у нас в Элиморе трудности с коровами, они, знаете ли, отчего-то перестали доиться. Не нравятся им светлые ночи в сиянии призраков, что поделать… Вот я и решила попробовать настоящих сливок и сливочного крема в вашей стране. Вы позволите?

Рут, проклиная этикет – он был выше служительницы по положению, стало быть, она не могла приступить к трапезе без его позволения, – сделал пригласительный жест рукой. Выждал немного, дав ей возможность проглотить кусок пирога, щедро покрытый сливками. Потом твердо сказал:

– Говорите. Все о Гуар Валере. Все о тех потрясениях, что вы обещаете нашей стране. Ну?

Женщина глянула на него с интересом, взяла кусок пирога с красникой, положила сверху несколько ложек сливочного крема. Пробормотала с набитым ртом:

– Это блаженство… Попробуйте, наследник Рут, всячески рекомендую. Кстати, надеюсь, я здесь гостья вашей милости? Наши храмы, знаете ли, живут на пожертвования, а в Элиморе в последнее время люди разуверились в Семи богах…

– Вы гостья, – ответил Рут едко. – Но не забывайте, что долг гостя – развлекать беседой хозяина.

Служительница по-девчоночьи облизнула пальцы и улыбнулась.

– А что здесь говорить-то? Мне нравится ваша страна. Народ у вас сытый, правитель честный, нет продажных чиновников – наверное, потому, что все высшие чиновники здесь эрни, дети Триры Мстительной. У вас, у эрни, род стоит выше семьи. И если линия какой-то семьи прервалась, кто-то из эрни должен тут же родить младенца, что вновь понесет в вечность имя прерванной линии. А также унаследует имущество, отомстит, если надо – конечно, не преступая обета, упаси нас Йалди Любящая, та, что когда-то предложила простить детей Мстительной и не стирать их с лица Анадеи.

– Вижу, вы интересуетесь нашими обычаями, – спокойно сказал Рут.

– Очень. – Улыбка сбежала с лица служительницы Понимающего, и она с сожалением посмотрела на тарелки перед собой. Вздохнула. – Истинное понимание своего тела проявляет женщина, когда отказывается от взбитых сливок. И медового пирога с красникой. Притом что этот медовый пирог вкуснее всего, что она когда-либо ела.

Рут вскинул руку, сделал знак. Слуга моментально возник у его плеча, низко склонился, выдохнул:

– Чего изволите?

– Приготовьте корзину, – велел Рут. – И заполните ее медовыми пирогами с красникой. Корзину заберет почтенная служительница. Счет за все, в том числе и за этот стол, принесите мне.

– Раз так, добавьте к пирогам еще и горшок со взбитыми сливками, – проворно ввернула женщина. – И да пребудет с вами благословение Алора Понимающего!

Слуга исчез.

– И с вами оно пусть тоже пребудет, наследник Рут, – продолжала служительница. – Надеюсь, вы уловили, в чем шаткость вашего положения в этой стране?

– В том, что у нас все хорошо и чиновники не воруют? – ответил он вопросом на вопрос.

– Именно. – Служительница энергично тряхнула головой. – Ваши поместные властители глядят на благородных людей в других странах, и что же они видят? Что у тех есть возможность пристраивать своих детей к кормушкам. А здесь такой возможности нет, потому что вместо министерств и ведомств в Керсе всего лишь управы. И каждой управой заведуют двое-трое эрни. Которые вместо того, чтобы брать взятки и раздавать земли, смеют нахально и упорно выполнять свою работу. Одно слово – выродки демона.

– И все равно не вижу… – начал было Рут.

Женщина перебила его:

– В вашей стране сейчас слишком много потомков благородных семей, которые хотели бы жить богато, как это положено благородным. Не прибегая при этом к труду, который детям благородных не положен. Но при нынешнем правителе – а точнее, правителях, ибо вместе с герцогом правит весь род эрни – это невозможно. Я знаю, что в вашей столице уже сейчас есть три общества, куда спешно вербуют нищих выходцев из семей поместных властителей. Я знаю, что им рассказывают историю о том, как проклятые эрни захватили власть, после того как один из них силой принудил к замужеству последнюю из прежних Боресков.

Рут сделал невольное движение. Служительница сказала снисходительно:

– Да, я знаю, что они перевирают истинную историю. У нас в храме сохранилась одна книжка, несмотря на все попытки ваших предков сначала выкупить, а потом и выкрасть ее. Судя по записям в ней, принцесса Янзель горела жаждой мести и по доброй воле заключила союз, который затем перерос в брачный. Но благородным не интересна правда. Они хотят уничтожить всех эрни, прикрыть их управы, ввести более жирные налоги и зажить хорошо. А то, что это «хорошо» означает чье-то «плохо», их не волнует. Итак, что мы имеем в результате? Есть множество людей, желающих ухода слишком честного правителя, который не дает им воровать. Но эти люди боятся выступить открыто. Потому что герцог не один, за ним – его «боевые волки». Есть другой правитель, который хочет сменить свою страну на другую, с более спокойными кладбищами. У него есть гвардия, маги, кристаллы Силы, наконец. И все это вместе взятое дает нам захват власти в одном отдельно взятом герцогстве.

– Когда? – коротко спросил Рут.

Женщина с иронией подняла брови:

– О, вот теперь я вижу полное понимание. Не бойтесь, наследник Рут, это случится не сразу. Но механизм уже запущен. Вы не сможете тронуть этих мальчишек, которые бегают на собрания тайных обществ – они пока что ни в чем не виноваты, и их семьи возмутятся. А эрни не смогут вырезать эти семьи, потому что им далеко до людей, до того же Хадрата Отцеубийцы, который в свое время значительно проредил ряды местных благородных.

– Зато мы можем не пустить Гуара Валера в Керсу, – буркнул Рут.

– Можете, – кивнула женщина. Она отщипнула крошку от пирога, кинула в рот, посветлела лицом. – Правда, тогда он въедет в Керсу через Переходные Врата в каком-нибудь дальнем поместье. И будет там сидеть, управляя смутой. А события будут продолжать развиваться, с одной-единственной поправочкой – вы не будете знать, где засел ваш враг.

Рут помолчал, спросил:

– А что будет, если я все-таки отправлюсь в Элимор искать некий путь?

Служительница виновато вздохнула, быстрым движением макнула ложечку во взбитые сливки, лизнула белопенную шапку сверху.

– Предположим, вы находите некий путь. Указываете его нам. Мы… гм… решаем проблему с восставшими призраками. И Гуар Валер тут же возвращается в свою страну. Учтите, ему неизвестно, приживется ли он здесь. Благородные, что восстали против одного правителя, с такой же легкостью восстанут против другого, если тот им не угодит. Конечно, у него гвардия, маги и кристаллы, но благородных в вашей стране сейчас слишком много, как я уже сказала.

– Вот так просто? – недоверчиво спросил Рут.

Его собеседница насмешливо улыбнулась:

– Вам следует воспитывать в себе понимание, наследник Рут. Иногда, чтобы избежать больших бед, нужны лишь крохотные шажки. Просто эти шажки нужно делать в правильном направлении.

– А почему вы не сказали этого моему отцу? – резко спросил он.

Женщина слизнула остатки сливок с ложки, зевнула, не стесняясь Рута. Кинула ложку на стол, потерла лицо руками. Ее клонило в дрему.

– Потому что это был бы шажок в неправильном направлении. Ваш отец или не поверит мне, или попытается решить проблему по-другому. Кстати, у нас в Элиморе есть пословица: не пытайся остановить бурю платком. А ваш отец и все эрни, исходя из моих наблюдений, как раз из тех, кто выходит против бури с платками. Вы моложе, ум у вас еще не закоснел от правил и законов, так что с вами у меня есть надежда.

– Мы правим Керсой почти шестьсот лет, – холодно бросил вполголоса Рут.

– Для того чтобы потерять страну, иногда достаточно одной ночи, – сонно пробормотала служительница. – Тарланьский дом тому подтверждение. Правда, они потеряли неизмеримо больше, чем страну. Мне пора возвращаться в Элимор, наследник Рут. Мы будем ждать вас. Каждую ночь возле главных Переходных Врат Майлока, элиморской столицы, будет стоять прислужник из храма Семи. Подойдите, скажите «укажи мне путь домой» – и он проведет вас к нам.

– А если я приду днем? – хмуро спросил Рут.

От дверей кухни уже несли громадную корзину с пирогами, и тащил ее сам хозяин заведения, судя по внушительному брюху и дорогому камзолу из халкидийской парчи. Толстяк, сгибаясь под тяжестью ноши, ухитрялся на ходу кланяться. Парочки в трактире шушукались и оглядывались на угловой столик.

Женщина хмыкнула.

– Вы наследник герцогства, и ваши дни принадлежат вашей стране. Однако вы еще не женаты, так что ваши ночи принадлежат вам. Для того чтобы понять это, не нужна даже помощь Алора Понимающего. Вам придется приходить к нам по ночам, а к утру возвращаться, ибо только так это можно сохранить в тайне от вашей семьи.

– Я приду, когда смогу. – Рут насупил брови.

Служительница кивнула:

– В ту ночь, когда сможете. Хорошо.

– И если мне удастся что-то понять… – Он помедлил. Выдохнул с внезапной злостью: – Тогда вы отдадите мне книгу, которую не смогли выкупить у вас мои предки.

– Сувенир на память? – Служительница чуть улыбнулась.

– На забвение, – отрезал он.

Трактирщик бухнул на стол между ними тяжеленную корзину, почти полностью скрывшую служительницу Алора от Рута. Склонился перед наследником:

– Ваша милость, какая честь…

Рут сунул руку в маленький карман, который был пришит к внутренней части ремня. Выудил крохотный кристаллик. Внутри дымчатых граней блестела ровная оранжевая искра.

– Что вы, ваша милость! – Трактирщик опять с пыхтеньем перегнулся в поясе. – Для меня честь вас угостить. Все за счет заведения, только заходите еще…

– Бери и дай мне сдачу, – прервал его Рут. – И не вздумай обсчитать ни меня, ни себя. Иначе уже завтра сюда придет Слер, который приглядывает за управой торговых дел и заведений.

Он получил пригоршню серебряков, выложил несколько монеток на стол, попросив трактирщика послать слугу, чтобы тот донес корзину с пирогами до Врат. Затем с трудом затолкал оставшиеся серебряки в тот же поясной карман. Взмахом ладони отогнал трактирщика от их стола и встал, резко склонив голову.

– Благодарю вас, что одарили меня своим пониманием, почтеннейшая госпожа.

– До встречи, – тихо сказала служительница. Вскинула руку, надвинула на лицо капюшон синего плаща, наверняка купленного сегодня в одной из лавок Таруса специально для этого свидания. – И благословение Семи на вас, наследник. Особенно – благословение Алора Понимающего.

Рут вышел не оглядываясь.

До исхода восьмого вечернего сила времени было еще много. Он вернулся в Вагран, хотел было разыскать ту заморенную девицу, но подумал и отказался от этого намерения. И так было ясно, что никакого мальчишки на воротах не было, а была лишь просьба верховной служительницы Алора с покинутой родины. Отказать которой девица никак не могла.

Он подумал и направился в библиотеку.

 

Глава девятая

Белое платье и великий предок

Таня забралась в карету, поерзала, устраиваясь на скамеечке. На душе у нее было тошно. Она сцепила руки на коленях, пытаясь забыть стоявшие перед глазами картины, виденные ею в Ярге. Не выходило. Угрюмое молчание Арлены, сидевшей напротив, угнетало еще больше.

Хотелось услышать человеческий голос. Просто нарушить тишину.

– Арлена… – начало далось тяжело, горло пересохло. Она сглотнула и упрямо продолжала: – То есть благородная Арлена. Что это за блюдца такие, по которым Энгер послал кому-то весть? И эти Переходные Врата – по какому принципу они работают?

– Патент желаете? – с ехидцей бросила Арлена. – Не волнуйтесь, завтра же мы начнем изучать деяния великого Дара Тарланя. И там вы узнаете о вестовых блюдцах и Вратах. Но это завтра. А в данный момент, княжна Татьяна, я хочу помолиться. Ибо после того, что мы видели в Ярге, молиться приличествует и подобает. Даже вам.

– Я вашу веру не приму… – сердито начала было Таня.

– Хорошо, – устало прервала ее благородная дама.

И на этом разговор был окончен. Арлена сложила ладони на животе, прикрыв глаза. Лицо ее расслабилось, стало отрешенным.

Из-за занавесок мерно, в такт покачиванию экипажа, сверкали розовые отблески. Потом оттуда полыхнуло красным, и через минуту карета остановилась. Дверца с занавесками распахнулась, приглашая пассажирок на выход.

Они снова находились в каменном дворе, перед зданием, в котором прятались Переходные Врата. А неподалеку стоял Орл, одетый в бордовый камзол.

– Ну и как прошел выгул нашей сиятельной крестьянки? Или, сообразно с персоной, лучше сказать – выпас?

Стоял он вольно и ухмылялся недобро.

– Орл, замолчите, – властно произнесла Арлена, грузно ступая с подножки на плиты двора.

– А ну, потявкай еще на меня, – тихо, но с нажимом сказала Таня, вылезая вслед за ней.

Орл ее достал. Так достал, что хотелось подойти и по-простонародному вцепиться ногтями в физиономию. А потом полосовать эту гадкую морду, полосовать долго и с проявлением фантазии – когда сверху вниз, а когда и справа налево.

После зрелища искореженного и поднявшегося в небеса Ярга внутри тлела злоба. Говоря словами из старого кино, хотелось рвать и метать. Причем рвать желательно живое, а метать далеко и наотмашь.

Что-то почувствовавший Орл на этот раз промолчал. Только изобразил на морде лица презрительную мину.

Она ушла со двора вместе с Арленой, высоко задрав голову. Благородная дама проводила ее до комнаты, сурово сказала:

– Княжна Татьяна, обеденное время миновало, поэтому я пришлю к вам служанку с подносом. Однако сегодня вы обедаете у себя в комнате последний раз. За ужином светлейший князь представит вас благородным Тарланьского дома. Затем вы начнете спускаться к обеду и ужину в трапезную вместе со всеми. И каждый раз – прилично одетая и причесанная.

– Может, не надо? – тоскливо спросила Таня. – Я и в спальне могу столоваться, мне не в напряг.

Арлена церемонно возвестила:

– Вы более не затворница. Вы одна из нас и это должно быть узаконено окончательно.

Она ушла, сверкнув прорехой в платье сзади.

Таня, не дожидаясь Мелты, содрала с себя серое платье, сдернула с волос кружевной шарф вместе со шпильками. Раскрыла сундук и облачилась в свое домашнее – растянутые треники и потрепанную футболку.

Хотелось снять с себя все анадейское. Жаль, что саму Анадею нельзя отбросить куда-нибудь в угол, как серое платье…

Мелта явилась с подносом в руках, когда Таня уже направлялась в ванную.

– Помыться хочу, – заявила она, игнорируя недовольный взгляд служанки, брошенный на ее штаны.

– А обедать как же? – ворчливо осведомилась Мелта.

– Поставьте где-нибудь поднос. Поем после ванны, – равнодушно бросила Таня. После чего устыдилась своей невежливости – человек о ней заботится, а она отвечает командами, мол, оставь-поставь. И добавила для очистки совести: – А назад я его отнесу сама, чтобы вам не бегать. Где тут кухня?

– Благородная княжна! – возмутилась служанка. – Вы – и с подносом в руках?!

– Да ладно, – тоскливо вздохнула Таня. Ну не удается ей побыть здесь либеральной аристократкой, и все тут. – Как скажете. Пойду-ка я в ванну…

Мелта поставила поднос на сундук, наказала обязательно скушать все и выпорхнула из комнаты.

Таня пролежала в ванне долго. От горячей воды тело расслабилось, а сознание переместилось в другой мир, где пребывали сейчас мать и дед. К ним хотелось нестерпимо. На родину бы, и забыть эту чертову Анадею, как дурной сон, как кошмар.

К обеду она так и не притронулась. Вышла из ванны и повалилась на кровать.

Прибежавшая Мелта начала уговаривать съесть хотя бы кусочек, но Таня только поморщилась и, бормоча извинения, повернулась лицом к стене.

Служанка, повздыхав, унесла поднос.

Таня смотрела в стену и думала о матери с дедом. По ее подсчетам, дома сегодня была пятница. Если, конечно, анадейские сутки не слишком отличаются от земных. Конец рабочей недели, завтра мама вернется домой рано. Будет печь что-нибудь или делать салатик по последнему рецепту, найденному в интернете. А может, они вместе с дедом поедут в Коломну, к тетке Анюте.

Она всегда увиливала от коломенских визитов. Посиделки за чаем с вареньем и сдобными пирогами, сдобренные сплетнями и рассуждениями о прошедших временах и ценах ввергали ее в зевоту. Эх, навернуть бы сейчас Анютиных пирогов с вареньем и послушать диспут о ценообразовании. Ну и что, что о глупостях, зато на русском языке, от родных людей…

Вечером ужин начался с появления Мелты, которая притащила на вытянутых руках гору белого шелка.

– Это что такое? – несколько враждебно спросила Таня. – Свадебный наряд?

Та строго качнула головой.

– Что вы, княжна Татьяна. Просто вы незамужняя девица, а таким положено быть в белом, когда их представляют Тарланьскому дому.

Через несколько минут Таня была вся в белом. И на ногах красовались матерчатые белые тапочки, от которых на душе стало и вовсе нехорошо.

– Теперь причесываться! – бодренько возвестила Мелта.

И, усадив Таню, пристроила ей на макушку перевернутую корзинку из серебряной проволоки. В корзинку служанка вплела волосы, потом накрутила поверх всего гирлянду из белых бутонов, живых и пахучих. Кивнула на угол у двери, где в стене сияло серебряной проталиной зеркало, наколдованное Арленой.

Девица, отразившаяся там, была вылитая невеста. Только человека в черном, сиречь жениха, не хватало рядом для полного сходства. Единственное утешение – у пышных юбок, обшитых белым кружевом и хрустальными каплями, не было кринолина.

Вот и она познала скромную радость нарядиться Барби. Хорошо хоть, что блондинкой не была, а то вышло бы полное попадание в образ.

Мелта сбоку присела, протараторила:

– Княжна Татьяна, вы прекрасны в этом наряде, доброго вам вечера, позвольте я пойду?

Таня кое-как изобразила ответный реверанс, пробормотала:

– Да, конечно. И спасибо большое.

Мелта поморщилась при виде ее реверанса, но промолчала. Потом умчалась, хлопнув дверью.

Волоча за собой юбки, Таня сделала несколько шагов и присела на койку. Было ощущение, что сил не было вовсе. Хотелось тишины и покоя. Почему-то тянуло в сон, хотя до этого черт знает сколько времени она пролежала с широко открытыми глазами…

Веки сомкнулись даже раньше, чем голова коснулась подушки. Проснулась она от того, что кто-то немилосердно тряс ее за плечо и ворчал:

– В парадном платье! Спать на постели! Княжна Татьяна! Когда вы уже подготовлены к выходу, максимум, что можно себе позволить, – это присесть на краешек стула, чтобы отдохнули ноги. Семь богов, посмотрите теперь на ваше платье!

Таня разлепила глаза и увидела Арлену.

– А что не так с моим платьем? – хриплым со сна голосом спросила она.

– Помялось! – трагическим тоном возвестила Арлена.

Таня равнодушно дернула плечом.

– А у нас, знаете ли, платья специально мнут, эффект мятой ткани называется.

Арлена покачала головой:

– На первом представлении Тарланьскому дому вы будете помятая…

– Зато не голая, – сквозь зубы процедила Таня. – Ну где там ваша трапезная? Ведите меня есть, я жрать хочу!

На самом деле есть не хотелось вовсе. Но торчать здесь и выслушивать Арленины причитания было невмоготу.

Как могла Арлена, подумала Таня яростно, как могла она после Ярга думать о платье?!

– И это княжна из рода Тарланей, – вздохнула та. Затем пошла к двери, не оборачиваясь.

Таня, подхватив юбки, с мрачным лицом двинулась следом.

Трапезная помещалась в том же самом здании, где проживал старый князюшка. Но если к покоям князя вела боковая дверь холла, то в трапезную – центральная. Перед дверью скучала парочка мужчин в черном – княжеские телохранители. Оба быстро поклонились Арлене с Таней. Дверь, что было уже привычно, распахнулась сама.

Столы в трапезной стояли в форме буквы «П». За ними сидели дамы и кавалеры. Женщины щеголяли безбрежными декольте, в глубинах которых сияли драгоценности, кавалеры были поскромнее – их украшало серебряное и золотое шитье на камзолах.

Все смотрели на них. На нее, если быть точнее.

Арлена двинулась вперед, Таня шагала за ней. В центре зала дама остановилась и присела в глубоком реверансе. Татьяна повторила за ней присед как могла.

Орл сидел неподалеку, на краю торца перекладины, с брезгливой ухмылкой на лице. Таня демонстративно отвернулась, глянула вперед.

Старый князь восседал в центре стола-перекладины. После их двойного реверанса он тяжело поднялся, провозгласил:

– Я имею честь представить всем благородным Тарланьского дома княжну Татьяну Тарланьскую, дочь погибшего княжича Вера Тарланя. Я признаю ее перед людьми, богами и своей совестью как свою внучку. И запись о том да будет внесена в летописи Тарланьского дома. Долгих лет юной княжне!

К тому, что последовало дальше, она не была готова. Все вскочили на ноги и заорали:

– Долгих лет юной княжне!

Даже Орл поднялся. Правда, не орал, лишь под конец слегка шевельнул губами, глядя на нее холодно и зло. Сидевшая с ним рядом парочка – юная дама и кавалер – тоже поглядывала нерадостно.

Таня, стиснув зубы, отвесила по поклону на все три стороны. Пусть ей тошно, но люди приветствовали, и хамить не следовало. Арленино лицо посветлело.

Вот так становятся приспособленцами. И ничего не поделаешь – в любом обществе, чтобы выжить, надо чем-то поступиться. К тому же отвешивать неумелые реверансы оказалось гораздо легче, чем читать японского классика.

– Сядь рядом со мною, дитя, – звучно сказал князь, дождавшись, когда умолкнут отзвуки крика.

По правую руку от него пустовало кресло – видать, заранее приготовили. Арлена быстро подсела к боковому столу. Тане пришлось одной шагать к месту за центральным столом.

Откуда-то возник слуга в темной одежде, предупредительно отодвинул стул. Она нервно поддернула юбки вверх, села. Оглядела стол, уставленный тарелками и блюдами. Обычный ужин здешних изгнанников или пир в честь ее представления?

Сидевший рядом князь повернул голову, добродушно улыбнулся. Ей вдруг пришла в голову неприятная мыслишка: может, она должна кормить деда, раз сидит рядом? Он же безрукий…

Словно отвечая на ее мысли, со стола взмыл один из кувшинчиков и подрулил к бокалу, стоявшему перед князем. Склонился. В бокал ударила бордовая струя. Потом кувшинчик подлетел к бокалу, стоявшему перед ней. Наполнил и его, вернулся на свое место.

Таня с любопытством покосилась на дедулю. Тот шевельнул кудлатыми бровями. Бокал поднялся и прикоснулся к губам под аккуратно подстриженными усами, спланировал назад. С тарелки на смену ему взлетела вилка с куском мяса.

Такому не требуется уход, такой безрукий может сам за другими поухаживать – налил же он ей бокал вина.

Дед между тем прожевал мясной ломтик и спросил, повернувшись к Тане:

– Каковы твои впечатления от поездки в Ярг, дитя мое?

– Отвратительные, – хмуро, зато честно ответила она.

– Это прискорбное событие, – со вздохом сказал старый князь, – всех нас удручило. Сегодня после ужина я жду тебя на личную аудиенцию, дабы утешить твою скорбь.

В утешениях совершенно незнакомого старика Таня не нуждалась, но говорить этого не стала. Старикам положено выказывать уважение.

Она подумала-подумала – и стала кушать. На одной из тарелок лежало мясо, запеченное кусками. На другой были куски крупно нарезанных бордовых листьев, политые густым коричневым соусом. Имелся сыр, хлеб, нечто вроде рагу кирпичного цвета в глубокой серебряной миске. На большом блюде возвышалась горка из пышной травки алого цвета. Она набрала себе всего понемногу.

Мясо пахло дымом и похрустывало на зубах поджаристой корочкой. Листья имели перечный вкус, травка – кисло-сладкий. Хлеб и сыр вкус имели великолепнейший.

Она все еще пробовала то, что наложила на блюдо, когда шум голосов в трапезной вдруг смолк. Таня подняла глаза.

От двери шел немолодой мужчина. Волосы каштановые с серым отливом, подстриженная скобкой бородка подчеркивала квадратную нижнюю челюсть. Камзол на нем был темно-коричневый, без шитья. На шее висела просто устрашающая в своем великолепии цепь из массивных блях, усаженных кроваво-красными рубинами. Рядом с мужчиной в рубинах шагал Рут – хмурый, как всегда, одетый в темно-серое, с серебряной цепью в два пальца толщиной, лежащей на плечах. Увидев Таню, наследник едва заметно кивнул ей головой.

И взгляд гостя в рубиновой цепи тут же переметнулся на княжну.

Старый князь, недовольно дернув уголком рта, поднялся, обратился к мужчине в рубинах:

– Брат мой герцог, какое счастье видеть вас!

– И для меня, – коротко бросил на ходу тот. – Приветствую вас, светлейший собрат. Не подскажете, кто эта очаровательная дева в белом рядом с вами? Ее лицо мне почему-то незнакомо.

Дедушка казался расстроенным, но не слишком. Он повернулся к Тане, кивнул, приказывая ей подняться. Объявил:

– Вы правы, ваше сиятельство, эту девицу вы никогда не видели. Увы, лишь недавно обнаружилось, что мой погибший сын Вер оставил после себя дитя, вот эту юную особу. Конечно, мы тут же приняли ее под свою опеку. Как раз сегодня я объявил благородным моего дома, что признаю деву как дочь княжича. Отныне она – княжна Татьяна Тарланьская.

– Вот как? – сказал мужчина, блеснув глазами в сторону Тани. – Стало быть, мы пришли как раз к представлению? Какая необычайная радость. Поздравляю вас, княжна.

– Благодарю, – пробормотала она.

Герцог уже стоял перед столом. И Рут с ним. Наступила тишина. После неловкой паузы князь, пожевав губами, предложил:

– Присаживайтесь, брат мой герцог. Разделите наш скромный ужин.

И указал Тане глазами на боковой стол – изыди, мол. Она с готовностью начала вылезать из щели между столом и стулом, волоча за собой юбки. Но тут мужчина в рубинах настойчиво сказал:

– Прошу вас, брат мой, пусть княжна останется и составит компанию моему сыну Руту. А мы с вами побеседуем о своем, о стариковском.

Дедушка, сузив глаза, метнул на Таню быстрый взгляд. Ответил негромко:

– Уместно ли это? Увы, ваше сиятельство, моя внучка выросла среди простых людей. Ее происхождение благородно, но должного воспитания она не получила. И боюсь, не сможет она развлечь наследника Рута приятной беседой.

– Мой сын, – герцог склонил голову, неотступно глядя на Таню, – отзывался весьма лестно о некой княжне, что сопровождала благородную Арлену Тарланьскую в Ярг. Девица, которая не визжала и не падала в обморок при виде ужасов Ярга, несомненно, будет приятной собеседницей для наследника герцогства.

Ее похвалили? Ее похвалили… Ну хоть кто-то в этом мире сказал о ней что-то хорошее!

Таня залилась румянцем. Дедуля-князь быстренько пропел:

– Княжна благодарит вас за теплые слова. Садитесь же, брат мой герцог. И вы, наследник Рут.

По его кивку дама, что сидела рядом с Таней, поднялась и ушла к боковому столу. Герцог сел по левую руку – место ему уступил блондинистый молодой человек. Слуга убрал за ушедшими, поставил чистые тарелки и положил серебряные приборы для новых гостей.

Рут сел рядом, тут же спросил, хмуря кустистые брови:

– Как поживаете, княжна Татьяна?

– Лучше всех, – не задумываясь, ответила она.

Его милость наследник потянулся к тарелкам, кинул себе здоровенную ложку рагу кирпичного цвета. Сказал мимоходом, приглядываясь к блюдам и явно решая, что бы еще положить:

– Кстати, а ваша уважаемая матушка любит цветы? А то у нас в оранжерее растут удивительные экземпляры. Моя мать-герцогиня, уверен, с удовольствием пошлет вашей матушке несколько горшков. Куда мне отправить посыльного?

Таня припомнила утренний наказ Арлены – не говорить ничего герцогскому сыну о том, кто она и откуда. Но в памяти вдруг всплыли слова деда об отсутствии у нее должного воспитания, и она выпалила, наслаждаясь маленькой местью:

– А какая же уважаемая матушка цветов не любит, наследник Рут? Присылайте всенепременно. Адресуйте в Москву, Дебриной Вере Михайловне, Шелапутинский переулок, дом шесть.

Рут оторвался от разглядывания блюд, посмотрел озадаченно.

Дедуля-князь рядом вздохнул, посмотрел на Таню странным взглядом, в котором мешались укоризна и понимание. Сообщил после короткой заминки:

– Брат мой герцог и вы, наследник Рут, долг хозяина повелевает мне быть откровенным с гостями. Я хочу открыть вам одну тайну. Я просто должен ее вам открыть. Сегодня день, когда я вспоминаю своего сына, ибо его дочь вошла в Тарланьский дом. Но мой сын Вер оставил после себя не только эту девицу. Увы, всех его детей я не в состоянии приютить. С прискорбием сообщаю, что княжна Татьяна является четырнадцатой по счету дочерью княжича Вера.

Наступила пауза. Молчал князь, глядя прямо перед собой. Молчал герцог, откинувшись назад и рассматривая Таню из-за спинки монументального княжеского стула. Молчал Рут, переводя удивленный взор с отца на Таню.

И молчали все благородные Тарланьского дома за всеми столами. Правда, если на лицах герцога и Рута было написано изумление, то на лицах благородных была лишь легкая растерянность. Очевидно, никто не ожидал от князя такой откровенности.

– Припоминается мне один катрен из «Откровений Алидориуса Верейского», – протянул наконец герцог. Подался вперед, спросил у князя: – Стало быть, вы думаете, что настало время для катрена Алидориуса о четырнадцатой дочери? И он начал исполняться?

– Кто знает. – Князь пожал плечами. Пышные пузыри рукавов смешно и печально дернулись. – Конечно, княжна Татьяна далеко не единственная четырнадцатая дочь в Анадее. Так что катрен может и не иметь к ней отношения.

Рут пробормотал с тоской в голосе:

– Теперь еще и это читать…

Трапезная потихоньку оживала. За боковыми столами снова зазвенели вилки, ножи и бокалы, полились негромкие разговоры. Князь с герцогом заговорили о связи событий в каком-то Элиморе с катреном Алидориуса. Князь заявил, что и события в Ярге, возможно, тоже последствие одного из проклятий, о которых говорит катрен. Но герцог эту идею с жаром отверг.

Рут мрачно терзал ножом птичью ножку. Потом спросил вполголоса:

– Так где все-таки проживает ваша матушка, княжна Татьяна? Я непременно пошлю ей цветы.

Князь, прервав разговор с герцогом, перебил Рута:

– Матушка княжны Татьяны проживает в Москве, ваша милость. Это такой небольшой городок в самом центре Серендиона. Увы, но навряд ли вы сможете послать туда цветы из вашей оранжереи, поскольку Серендион не имеет Переходных Врат.

– Стало быть, мать княжны Татьяны – серендионка? И сама княжна выросла там? – спросил герцог Франц, сейчас надежно укрытый от Тани княжьим стулом, княжьим торсом и пышными рукавами. – А я и не знал, что Вер Тарлань заходил так далеко в своих странствиях.

– Серендион – романтичное место, – торжественно ответил князь. – Совет магов там не властен, а серендионки славятся своей красотой. Но не будем об этом, прошу вас. Княжна оставила свой дом и почтенную мать, это до сих пор ее печалит.

Наступила короткая пауза, которую прервал голос герцога:

– Это весьма печально. Кстати, собрат мой князь, не кажется ли вам, что опустошения приграничных сел в Эрроне относятся к третьей строке катрена: «Проклятие древних королей с окраин путь начнет»?

– Очень даже может быть, – задумчиво ответствовал князь, и беседа полилась снова.

Рут больше ни о чем не спрашивал. Вместо этого он бросил несколько слов о погоде, пригласил Татьяну при случае посетить Вагран и пообещал, что замковая оранжерея ей понравится. Словом, пожалел несчастную. Что самое смешное, на его лице она и впрямь увидела тень сочувствия.

Очень скоро герцог Франц поднялся, коротко поклонился князю и ушел вместе с сыном. Потом встал сам князь. Благородные за всеми столами тут же вскочили на ноги.

Его светлость князь Вал Тарлань, прежде чем выйти из-за стола, кивнул Тане, чуть шевельнув бровями. Затем ушел, а она осталась на месте, не зная, что делать. Народ в зале снова сел. Все принялись пировать дальше, благо еда на столах еще осталась. Зазвучали разговоры, теперь гораздо более оживленные. За одним из столов радостно пиликнула скрипка.

Тане есть не хотелось. Прочие Тарлани, сидевшие за тем же столом, только чуть поодаль, на нее не смотрели. И в беседы не вступали. А вот интересно, прилично будет встать и уйти, как сделал ее дед? Она бы спросила у Арлены насчет тонкостей ухода княжьей внучки с княжьего пира, но та сидела слишком далеко и ответить не могла.

Рядом бесшумно возник слуга в темном. Тихо сказал, убирая прибор ушедшего наследника:

– Княжна Татьяна, что же вы сидите? Вас же князь на аудиенцию позвал. Бровками-то он вам знак сделал, помните?

– А! – односложно сказала Таня. С готовностью вскочила с места, выпалила: – Благодарю!

Слуга отвесил поклон. И Таня в ответ присела.

Все, кто был в зале, оторвались от своих тарелок и теперь глазели только на нее. Кто с любопытством, а кто и с ехидным выражением на лице. А плевать мне на вас, подумала она сердито. Мои колени, перед кем хочу, перед тем и приседаю.

И после этой прогрессивной мысли Таня поспешно двинулась на выход, не обращая внимания на Орла, злобно скривившегося в ее сторону. Арлена, сидевшая слишком далеко, оглянулась с тревогой на лице.

Мужчины в черном, стоявшие прежде перед дверью трапезной, теперь охраняли боковую дверь холла. Оба поклонились, и один из них предупредительно распахнул перед ней створку. Дверь в кабинет в конце коридора была приоткрыта. Таня вошла.

Князь опять сидел перед камином. Она опустилась в кресло напротив, выдохнула:

– Я пришла.

Дед приступил к беседе не сразу. Какое-то время он молча смотрел на огонь. Потом вздернул подбородок, и поленья в камине сразу же ворохнулись, меняя места. Пламя взметнулось и затрещало сильнее.

– Дитя мое, – мягко произнес старый князь. – Тебе и вправду так плохо из-за этой поездки? Пожалуй, Ярг впечатлил тебя сильнее, чем я рассчитывал. Милая Татьяна, я сожалею, что отправил тебя смотреть на эти ужасы.

От этих слов князя у нее почему-то защипало в носу. Она даже позабыла, как совсем недавно он проходился по поводу ее воспитания.

Старик повелительно дернул подбородком. Из буфета у дальней стены выплыл хрустальный граненый бокал, наполненный зеленой жидкостью. Старый князь сделал три глотка, сморщился. Бокал проворно убрался назад.

– И не пить нельзя, и пить горько, – проворчал князь Вал Тарлань. – Однако зачем было рассказывать Руту, откуда ты? Он ведь наследник герцогства, значит, помнит названия всех сел и городов цивилизованной Анадеи. За исключением разве что Серендиона и прочих диких стран, где нет Врат. Должен отметить, ты своим откровением о Москве ввергла наследника герцога в недоумение.

– А зачем нужно было так отзываться о моем воспитании? – вопросом на вопрос ответила она.

Князь вздохнул, глянул в огонь.

– Отнюдь не затем, чтобы тебя обидеть. Я просто хотел отвлечь внимание, чтобы ты спокойно ушла из-за стола.

– Врете. – Она встретила его взгляд, с жаром продолжила: – Такими словами внимание не отвлекают, а привлекают. А вообще-то вы меня удивили, милый дедушка. Раз Арлена велела не говорить, кто я и откуда, мне казалось, вы будете скрывать, что я четырнадцатая дочь.

Глаза деда насмешливо прищурились:

– А! Вижу, ты похожа на моего мальчика не только глазами. Что ж… Визит герцога несколько ускорил ход событий, но в любом случае весть о возможном приходе четырнадцатой дочери рано или поздно должна была уйти в мир. Так почему бы не сейчас? Однако ты ускорила ход событий. Из-за тебя пришлось поторопиться. Запомни на будущее: то, откуда ты явилась, не тема для публичного обсуждения.

Было у Тани подозрение, что вся Анадея не знает о способности Тарланьского дома шастать по чужим мирам, а теперь это подозрение подтвердилось.

– Что-то вы, ваша светлость, странные вещи говорите. – Таня откинулась на спинку кресла. Серебряная корзинка на макушке уперлась в изголовье, шпильки царапнули по коже головы. – Мне что, следовало отвечать, что я ниоткуда? Из сельца Небывалово да под градом Невидалово?

Князь кивнул:

– Ты права, дитя мое, это наша промашка. Давно следовало придумать что-то наподобие этой истории с Серендионом. И научить тебя, как отвечать. Просто мы не ожидали, что герцог навестит нас именно сегодня. Мы его ждали позже.

Таня уставилась на дедулю. Вот оно как. Стало быть, поездка в Ярг имела две цели: ее впечатлить и герцога озаботить.

– Что ж, теперь эта история существует, – спокойно сказал дедушка. – Отныне всем, кто спросит, отвечай, что ты из Москвы, маленького городка в центре Серендиона. Благородная Арлена поищет заклинание, которое учит серендионскому языку, и расскажет все, что знает, об их обычаях.

– Я смотрю, Арлена у вас мастер на все руки, – с легкой иронией заметила Таня. – И в Ярг на инспекцию ее послали, и за мной на Землю, теперь еще и учить меня будет.

Князь посуровел лицом.

– Благородная Арлена Тарланьская есть человек высокой учености. И многое повидавший. Помню, в Ночь Восставших магов она, тогда еще совсем юная девица, младше тебя нынешней, замечу, дралась с хладнокровием воина. И лично спасла из северного придела Алого замка двух детей нашего дома. Так что ее многие знания не есть предмет для шуток. Идите спать, княжна. Вы устали, это заметно.

Из-за двери мгновенно появилась Арлена, словно стояла там все это время. Присела в реверансе, пропела:

– Пойдемте, княжна Татьяна, я провожу вас в ваши покои.

Она пожелала спокойной ночи князю – тот в ответ что-то пробормотал – и пошла вслед за Арленой.

В спальне ждала Мелта. На кровати была разложена белая ночнушка. Уже без воланов, но с богатым золотым шитьем по вороту и оплечью.

Таня подавила зевок, спросила с насмешкой:

– Это что, княжеская униформа для сна? А что же без аксельбантов? Между прочим, золотое шитье колется. Я же не усну, всю ночь чесаться буду.

– Это ночное одеяние, шитое заговоренной нитью, – возвестила Арлена. – Не бойтесь, нить не колется. Блеск ее происходит не от золота, а от Силы. Эту ночную сорочку надевают на всех княжон Тарланьского дома в первую ночь после их представления.

– Ладно, – устало согласилась Таня. – Давайте сюда это ваше шитое вместилище Силы. А то так спать хочется, что челюстей свести не могу.

– Особа княжеского рода челюстей не имеет, – величаво заметила Арлена. – Лишь уста.

Таня сонно кивнула.

– Ага, уста. Сахарные, медвяные и так далее. Раз уж я княжна, то непременно вся глюкозой брызжу – и члены тела у меня соответственные.

Мелта расшнуровала и стащила с нее белое платье. Потом скороговоркой пожелала спокойной ночи и удалилась. Но всего это Таня не слышала и не видела, ибо упала на койку и уснула.

Арлена, уходя, погасила факелы.

 

Глава десятая

Путь-дорожка в Элимор

Борески вернулись в Вагран.

Угрир, что стоял на страже Врат в этот поздний час, кивнул, не выходя из своей башенки, и пробасил:

– Мой герцог, просили передать, как придете – тут от элиморского Гуара Валера весточка пришла. Говорит, через сил-другой явится к нам в Тарус. Ночной гость, одно слово.

Сказанное Угриром было лишь началом старой керсийской пословицы: ночной гость к добру не идет. Рут напрягся.

– Пойдем. – Отец тронул его за плечо, подтолкнул к выходу на мост.

Рут вслед за ним прошагал по гулкому настилу, спустился во двор Ваграна и направился к Главной башне. Только там, миновав зал первого этажа и ступив на лестницу, герцог спросил:

– Рут, тебя что-то тревожит?

В этот поздний сил в коридорах и на лестнице не было никого, поэтому они могли разговаривать открыто.

– Приезд Гуара Валера, – отозвался Рут. – Отец, а если элиморский властитель имеет далеко идущие планы? Я не верю, что он затаится в укромном замке, как бедолаги Тарлани.

– Я бы на твоем месте не стал называть Тарланей бедолагами, – заметил отец. – Они позволили побить себя своим же оружием, по своей же глупости, но у них есть еще кое-что в запасниках. А если эта Татьяна и впрямь окажется той самой четырнадцатой дочерью…

Придется зайти в библиотеку и поискать в «Откровениях Алидориуса Верейского» катрен о четырнадцатой дочери, подумал Рут. В свое время он пролистывал том «Откровений» по приказу учителя истории. Но в голове почти ничего не отложилось. Слишком много было катренов, а времени после уроков и боевых тренировок слишком мало.

Но признаваться в этом Рут не стал, а просто спросил:

– И что тогда?

– Тогда в мире опять будут перемены, – медленно сказал герцог. – И кто знает, какие. Но вернемся к Гуару Валеру. Ты знаешь что-то конкретное или это лишь предчувствия и страхи, как у твоей матушки?

Они уже успели подняться и теперь стояли на площадке второго этажа, лицом к лицу. Рут немного подумал – и решился.

– Отец, сегодня я был приглашен на встречу в «Окорок и даму»…

Герцог приподнял брови, склонил голову.

– Великая радость для отца узнать, что сына уже приглашают на свидания.

– Я бы тоже радовался, но это было не свидание, – отозвался Рут. – В трактире меня ждала служительница Алора Понимающего из Элимора. Она сказала, что Гуар Валер так скорбит от бед своей страны, что решился стать властителем нашей. Он уже сговорился с поместными властителями Керсы. Еще она сказала, что в Тарусе есть целых три сообщества, куда набирают нищих потомков благородных родов и нашептывают им, что проклятых эрни следует сместить. Это заговор, отец. Гуар Валер прибудет в Керсу со своими магами, с гвардией, с сундуками кристаллов.

Брови отца сошлись на переносице.

– Тебе следовало сказать мне об этом раньше. Я бы отказал ему во въезде.

– Служительница предвидела это, – отозвался Рут. – Она считает, что в этом случае Гуар въедет в Керсу через Врата в имении одного из его сторонников. И мы даже знать не будем, где он и что делает.

– Слуги Понимающего и впрямь сверх меры одарены пониманием, – проворчал герцог.

Рут тихо сказал:

– Проблема не столько в Гуаре Валере, как я понял, сколько в наших поместных властителях. Им хочется, чтобы страной правили… по-человечески. Чтобы были послабления в налогах и раздача казенных земель для богатых, хлебные места в управах для потомства.

Герцог чуть слышно фыркнул. Ответил тоном, в котором слышалась веселая ярость:

– Перебьются! Но хорошо, что служительница тебя предупредила. Я буду держать наготове волков, отзову из Ярга Энгера с его отрядом.

Рут припомнил слова служительницы Алора: «Не пытайся остановить бурю платком».

Нужны были массовые казни. Или очень много несчастных случаев. Он глянул на черно-белый узор под ногами. «Келдиг», сложное смешение рваных линий. Говорят, он приносит счастье. Рут перевел взгляд на спокойное лицо отца. Чтобы остановить надвигающуюся бурю, Керсу следовало обрызгать кровью. Не омыть, нет – смерть трех-четырех сотен благородных оболтусов на купель не тянет. Но отец на это не пойдет. У него самого мысль об этом вызывала отвращение.

– Что ты предпримешь? – тихо спросил Рут.

Далеко в конце коридора мать вышла из своей музыкальной комнаты и направилась в опочивальню. Он слышал ее шаги, неспешные, мягкие, сопровождаемые тихим шорохом от тянущихся по полу юбок. И знал, что мать сейчас слышит невнятные голоса на лестнице, но на таком расстоянии не может разобрать слов. А выступ коридора скрывал отца и сына Боресков от герцогини.

– Буду наблюдать, – спокойно ответил герцог Франц. – И как только они выступят, накрою всех. Вот тогда пощады не будет.

Рут ощутил озноб.

– Не лучше ли, – сказал он, тщательно подбирая слова, – опередить врага? Мы можем арестовать этих мальчишек прямо сейчас, не дожидаясь больших бед.

Герцог качнул головой.

– И завтра же двор Ваграна будет полон отцов, просящих за своих сыновей, и вопящих матерей, умоляющих и проклинающих мою особу. А по стране поползет слушок, что проклятые эрни наконец-то сорвались с цепи и выказали свою демоническую натуру. Скажут, что я схватил этих бедных человеческих деток, чтобы принести их в жертву демонам, и прочее в том же роде.

– Может, арестовать тех, кто у них верховодит? – предложил Рут.

– Тут же найдутся новые, – пожал плечами герцог. – Нет, Рут, тот, кто хочет отрубить голову змее, должен хорошо нацелить удар. Иначе она ускользнет. Будем ждать и следить. Рано или поздно все начнется, и вот тогда мы все это закончим. Одним ударом, потому как со змеями не играют. Все будет на законных основаниях, в честном бою – открытый мятеж против законного властелина.

Герцог с сожалением коротко глянул в сторону коридора, в глубине которого пряталась дверь в герцогскую опочивальню.

– Придется возвращаться. Пойдем со мной, Рут, – распорядился он. – Нужно кое-что изменить в дозорах Вратных башен. Я знаю, что ты устал, но хочу, чтобы ты присутствовал при этом.

– Конечно, отец. – Рут развернулся к ступеням, по которым только что поднимался. Добавил: – Может, мне стоит лично отправиться к главным Вратам Таруса, чтобы встретить Гуара Валера? Мне хотелось бы посмотреть ему в лицо. Из личного интереса.

Герцог кивнул.

Элиморский властитель въехал в город торжественно, под непрерывные алые всполохи из Переходных Врат; вслед за ним нескончаемой лентой шли все новые и новые люди, ехали крытые повозки. Под властителем беспокойно перебирал ногами угольно-черный конь, один из лучших скакунов Серендиона.

Рут поклонился всаднику, следя за тем, чтобы на лице отражалось лишь почтение. Сообщил:

– Сиятельный Гуар, для вас все приготовлено. Этот человек проводит вас к новому дому.

Слер, глава управы торговых дел и заведений, шагнул вперед.

– Вот как? – сказал Гуар Валер, высокий мужчина с жестким, по-мужски красивым лицом и волной коричневых блестящих волос. – Добрый вечер, точнее, доброй ночи, наследник Рут. А я, увидев вас, уже начал надеяться, что вы сами покажете мне мой новый дом и столицу.

В словах Гуара была некая двусмысленность. Рут ровно ответил:

– Я был бы рад сделать это, но герцог велел мне как можно раньше вернуться в замок. Завтра я должен отправиться в одну из провинций с инспекцией.

Это было ложью, но эрни лгать не запрещалось. Запрещалось лишь быть истинными эрни. А упражняться во всем человеческом, в том числе и во лжи, – да сколько угодно.

– О! – Глаза Гуара Валера зажглись ленивым интересом. – Государственные дела, э? Смотрю, вас очень рано начали привлекать к управлению страной, наследник Рут. Я восхищен.

– Вы очень добры ко мне, сиятельный Гуар. – Рут распахнул пошире глаза, простодушно улыбнулся. – Но право же, вам не стоит задерживаться ради рассказов о моих скромных радостях. Вы устали, вас ждет ваш новый дом.

Он склонился в коротком поклоне. Сверху, с жеребца, донеслось:

– А, да. Благодарю вас, наследник Рут. Надеюсь, мы увидимся в скором времени.

– Непременно, – ответил он, держа голову склоненной.

И выпрямился только тогда, когда Гуар Валер отъехал. Лицо его было непроницаемым.

Слер уже ушел. У выхода Вратной башни главу управы торговых дел ждал конь и элиморский властитель.

Рут постоял немного, разглядывая прибывающих людей. Это была гвардия, и притом несомненно побывавшая в бою – у многих лица помечены шрамами, локти привычно оттопырены, как бывает, когда долго упражняешься в чем-то. И навряд ли это «что-то» было вязанием на спицах.

Любой маг-лекарь мог в два счета вывести подобные шрамы, за умеренную плату по серебряку за каждый. Но эти люди их оставили. Из гордости или на память? Как бы то ни было, понятно, что с собой в Тарус элиморский властитель взял только самых проверенных. И не боящихся драки.

Местом пребывания элиморцу определили старое имение на окраине Таруса. Владелец его умер, оставив долги, и имение получили не наследники, а кредиторы. Поскольку покупателя на громадную запущенную усадьбу все никак не находилось, она пустовала. Герцог еще днем отправил к ним Даэрта, который заведовал государственной казной. И тот, не торгуясь, купил имение. Теперь оно принадлежало Борескам и роду эрни. Были посланы слуги, чтобы на скорую руку прибрать три мрачноватых особнячка старой постройки, почти без окон, со сплошными стенами, высящиеся в центре запущенного сада. Рут мрачно подумал, что они зря старались – этим воякам, судя по их лицам, плевать, в каких комнатах они лягут спать, выметенных или нет.

У имения, помимо его окраинного расположения и множества комнат, спрятанных в особнячках, было и еще одно достоинство: прямо напротив него стоял пустующий дом, сущая развалина по внешнему виду. С сегодняшней ночи он пустовать не будет, хотя никто из людей этого не заметит. Там залягут герцогские волки, чтобы приглядывать за усадьбой и Гуаром.

Колонна элиморцев наконец кончилась. Рут повернулся к Шадру, он командовал сегодня отрядом стражи; в отличие от Вратной башни Ваграна, на охрану которой отряжали всего одного стражника, здешние Врата охраняло не менее десятка боевых волков.

Впрочем, теперь и замковые Врата будут охраняться усиленным нарядом с кристаллами Силы на поясе, об этом гласило распоряжение герцога, отданное им в присутствии Рута не далее как полсила назад.

– Шадр, мне нужно отправиться в одно место, – сказал Рут, следя, чтобы голос звучал слегка небрежно. – По тайному поручению отца.

Отец сейчас спал, а Шадр должен был ему поверить.

И поверил.

– Так чего ждешь? – Глава стражи пожал плечами, широко улыбнулся. – Врата вон…

Рут качнул головой:

– Ты не понял. Это тайное поручение, и отправление должно быть тайным. Никто не должен знать, куда я отправляюсь. Пусть все выйдут. И ты, Шадр.

Он чуть было не добавил под конец «прошу тебя», но вовремя сдержался. Тот, кто исполняет волю герцога, не обременяет себя вежливостью, а ему нужно выглядеть именно исполняющим.

Шадр слегка удивился. Но не настолько, чтобы усомниться. Похоже, Алор Понимающий сегодня благословил Рута сверх меры. А вот Шадру благословения Понимающего не досталось вовсе, и он ничего не понял, не стал сомневаться.

Глава стражи сделал знак. Все вышли, оставив Рута наедине с Вратами.

Башня, в которой прятались главные Переходные Врата Майлока, высилась на набережной. Стражники в башне, что охраняли Врата, не задали Руту ни одного вопроса. Оно и понятно – какой же враг одуреет настолько, что полезет в город, из которого и свои-то бегут? Один из стражников заикнулся было о пошлине за вход, но другой, одетый в кольчугу с блистающим на левом плече кристаллом, велел ему заткнуться. И присовокупил, что на бегство великому Гуару они уже насобирали, так что…

Запах сохнущих водорослей Рут унюхал, как только вышел из Врат. Из-за стен звучал немолчный плеск волн. Он неспешно дошагал до выхода из башни и огляделся.

Море было позади, а дома начинались шагах в ста; перед башней лежала небольшая площадь, за которой поднимались радующие глаз особнячки. Принадлежащие явно не самым бедным в Майлоке людям. В нескольких домах ярко светились окна из мозаичного стекла, но на площади не было ни души. Точнее, души все-таки были – только мертвые. Цоколи особнячков озарял неровный свет от толпы призраков, которые плыли по своим призрачным делам, испуская лиловое сияние.

Его ждали сразу два прислужника из храма Семи, оба молодые, с усталыми лицами, кутающиеся в храмовые плащи из некрашеного шелка. Парни стояли по обе стороны выхода, прислонясь к каменным стенам. Он обернулся к одному из них, вполголоса произнес:

– Укажи мне путь домой, брат.

Взгляд прислужника из утомленного сразу стал радостным:

– Ох, ваша милость! Вы все-таки пришли!

– А что, кто-то сомневался? – буркнул Рут, избегая смотреть в лица парней, полные надежды.

Те надеялись на скорую и всенепременную помощь, а он вовсе не был уверен, что сможет помочь. Более того, Рут не был уверен, что ему следует быть здесь.

Храмовые плащи на прислужниках топорщились с одной стороны. Очень характерно топорщились, так оттопыривать ткань могли только короткие боевые мечи. Рут мысленно это одобрил. Город покинут властителем, его гвардия ушла вместе с ним, здесь без меча никак. И два-три кристалла не помешает иметь, с заранее нанесенными на них заклятиями.

Сам он, к примеру, сегодня ушел из Ваграна с мечом на поясе, сунув в кармашек несколько кристаллов. Заклятий на них не было, но традиционную боевую триаду: заклинание заслона, заклинание обездвиживания и заклинание подъема – Рут знал наизусть.

А вот чего он не одобрил, так это ношения меча под плащом. Пока эти вояки откинут полу, пока нашарят рукоять…

На улицах не было людей – только сонмы призраков реяли над мостовой, заливая ее гнилостным лиловым светом. И все имели четко различимые лица.

– Разговаривать они могут? – спросил Рут.

– А как же, ваша милость, – ответил один из прислужников.

И без всякого почтения схватил наследника за руку, принуждая того остановиться. Указал пальцем на пролетавший мимо призрак.

Фигуру в струящемся по воздуху коротком плаще венчала горестно склоненная мужская голова. И хотя она была прозрачно-лиловой, испускающей сияние, Рут различил крупно вылепленные лоб и подбородок, крючковатый костлявый нос, полузакрытые глаза.

– Кто ты? – спросил прислужник.

Призрак застыл. Поднял голову, полузакрытые глаза слепо уставились в пространство над головой Рута.

– Я достойный Вуур Филам, ювелир с Шестой улицы. Но мой дом пуст, в мастерской нет учеников, а дочь, которой я построил дом и дал в приданое десятую часть ее веса в золоте, не желает меня видеть и говорить со мной. Где моя жена? Где мой сын, моя невестка, мои внуки?

Парнишка дернул Рута за рукав, и они снова пошли.

– Видите? – сказал прислужник на ходу. – Они и помнят, и разговаривают.

Рут хмыкнул.

– А вы не пробовали спрашивать, почему они восстали?

– Вон у того дома, ваша милость, крутится девица, – показал парень. – Дом на углу – бордель, а у красотки и юбка короткая, и корсаж грудь не прикрывает. Стало быть, она одна из местных работниц. Чтобы я вам долго не рассказывал, давайте подойдем да спросим. Так оно быстрее будет, да и вам нагляднее.

– Я сам спрошу, – бросил Рут.

У парнишки в голосе почему-то зазвенела радость.

– Конечно, ваша милость.

Радуется, что я проявляю интерес и сам лезу во все это, хмуро подумал Рут.

У двери дома на углу сиял флиг, зачарованный факел. Девица, уперев кулаки в бедра, прохаживалась взад-вперед перед дверью. Волосы ее были собраны сзади в узел, из которого выбивалось несколько летящих по воздуху прядей, пышная грудь, подпертая снизу корсажем, колыхалась при каждом шаге, короткие юбки взлетали и обнимали колени хороводом светящихся складок.

Призрачная дева была на диво хороша, и даже в посмертном своем обличье смотрелась соблазнительно. Рут залюбовался ею на мгновенье, но тут же одернул себя. Любование призраками нормальным не назовешь. Вот люди, к примеру, на умерших не засматриваются, они их просто боятся. Всегда следует вести себя подобно людям, чтобы не пугать их своей чуждостью.

Наверное, именно из-за этой внутренней отповеди самому себе он не стал расспрашивать, что да как, а просто заступил дорогу призраку девицы и спросил:

– Почему ты восстала из могилы?

Бывшая мастерица постельных дел остановилась, глянула на него растерянно. Между тем бордельная выучка сказалась – она встала не абы как, а игриво, выставив вперед одно бедро, изогнувшись в талии и растянув полупрозрачные лиловые губы в зазывной улыбке.

– Нас позвали, и мы восстали.

– Кто позвал?

Поскольку девица мялась, не давая никакого ответа, Рут вытащил из кармана, подшитого к поясу, среднего размера кристалл. Подкинул его в воздух, поймал.

Взгляд призрака скользнул вслед за кристаллом.

– Красивые у тебя игрушки, молодчик.

– Отдам, – пообещал он.

Привидение усмехнулось, выставило вперед прозрачные ладони.

– Ты-то дашь, да я не возьму. Да и потом… не знаю я, кто нас позвал.

– А здесь что делаешь? – спросил Рут.

Ладони призрачной девицы сжались в кулаки, и она спешно отдернула их.

– Надеюсь, вдруг да вернется Аар Калана. Она, подлая, отдала меня тому Дауру с перебитым носом. Раз уж я здесь, хочу стать ее кошмаром.

Рут убрал кристалл, бросил вопросительный взгляд на одного из прислужников, стоявших рядом. Тот сообщил:

– Хозяйка борделя. Ходят слухи, что она собрала все, что могла, и сбежала в Аретц. В борделе теперь заправляет одна из ее мастериц.

Призрак отозвался эхом:

– Аар Сагила, тоже гадина. Но у нее передо мной вины нет. А бордель принадлежит Аар Калане. Она еще вернется – проверить счета, деньги забрать. И тут я ее встречу!

Рут предложил:

– А если мы заключим соглашение? Предположим, ты в какой-то момент узнаешь, кто вас позвал, и сообщишь об этом, – он запнулся, глянул на прислужников, – ну, скажем, одному из служителей Алора Понимающего, из главного столичного храма Семи.

Парни одновременно кивнули. Рут продолжал, уже более уверенно:

– Если ты скажешь одному из служителей, кто он, позвавший, я сам за тебя отомщу. Что ты можешь сделать этой Аар Калане, пальчиком ей погрозишь? А я живой и могу причинить неудобства, в том числе и те, что ведут к смерти. Могу и сделаю.

– Слова, – ответила призрачная дева пренебрежительно. – Думаешь, я мало слышала слов, пока была жива?

Рут выкинул вперед правую руку. Поднял левую и клятвенно положил ее на запястье правой.

– Клянусь своей рукой! Если ты, незнакомая дева, скажешь одному из служителей, кто призвал восстать мертвых Элимора, я отомщу за тебя Аар Калане, хозяйке борделя в городе Майлок, ныне живущей в Аретце. Если выяснится, что она и впрямь намеренно обрекла тебя на смерть, я обреку ее на ту же участь.

– Кто ты, чтобы кидаться подобными клятвами? – после заминки спросила девица.

– Эрни, – ответил Рут. – Я один из детей Триры Мстительной. Если ты слышала о нас, то знаешь, что для нас месть свята, а клятва о ней – пожизненный обет.

– Кто же не слышал о демонском отродье? – Девица склонила голову. – Пожалуй, я приму твою клятву. Не то чтобы у меня был выбор…

Она задрожала и подернулась мелкой рябью.

– Надо будет спросить, может, они знают что-то о позвавшем. – И призрак начал таять.

– Кто они? – выкрикнул Рут. И дернулся в ее сторону, но рука прошла сквозь исчезающее плечо.

– Те, что умерли давно, – пришел ответ от блеклого отсвета, оставшегося от девы, и призрак исчез.

Рут постоял мгновенье, безрадостно глядя на опустевшую мостовую, потом повернулся к храмовым прислужникам:

– Как я понимаю, вы и раньше слышали от призраков то же самое.

– Именно так, ваша милость, – подтвердил один из них. – И тоже всякое им предлагали, чтобы они на призвавшего донесли – семейству помочь, детей одарить. Все соглашались, но никто ничего толкового не сказал. Правда, мстить мы еще никому не обещали.

– Каждый платит той монетой, что имеет, – хмуро отозвался Рут.

Другой прислужник заявил уверенно:

– Что бы вы ни сделали для Элимора, ваша милость, я уверен, боги будут на вашей стороне и простят вас.

– А не боги, так их служители, – пробормотал Рут.

И они пошли дальше по улице.

 

Глава одиннадцатая

Адельбергский след

Столичный храм Семи богов располагался в полусиле ходьбы от площади с Вратами. Громаду храма построили на пустыре в конце одной из улиц, и она замыкала ее, поблескивая округлыми боками гигантских зданий из искристого черно-зеленого гранита.

Храм Семи в Майлоке возвели по тому же плану, по которому строились все храмы Анадеи – семь молельных домов, каждый посвященный своему богу, шли по кругу, соединяясь стеной. Сейчас и стены и молельни озарял снаружи неверный лиловатый свет, дробящийся на тысячи бликов в сколах гранитных валунов, уложенных в кладку. Призраков здесь было даже больше, чем на городских улицах и площади у Врат. Лишь шпили храма, по одному над каждым молельным домом, кутались в темноту, взлетая вверх. В вышине над ними парила мощная крона храмового дерева, подсвеченная снизу лиловым.

Рут вслед за прислужниками прошел через круглый вход, прорезанный в стене меж двумя зданиями – молельней Честного и молельней Понимающего. Четверо служителей, стоявших у входа, приветствовали его безмолвными поклонами. У них тоже были мечи под плащами. Рут измерил взглядом длину оружия, оценил форму острия, обрисованного плащом. Божьи слуги были вооружены элиморскими поединочными клинками.

Именно то, что нужно для обороны небольшого прохода, подумал он одобрительно. И ступил на помост, что возносился над двором, пряча корни тилатеи, дерева в центре храма. Корни тянулись к молельням, оплетая нижние части стен и соединяя все божьи дома в единое целое.

Один из прислужников указал на молельный дом Алора Понимающего, пробормотав с элиморским акцентом «ваша милость». Рут развернулся в ту сторону. Парни, что его сопровождали, остались у входа.

Сразу за дверью находился громадный зал со Стеной Молений в дальнем конце, покрытой изображениями сердец, больших и малых, надорванных сверху – знак Алора Понимающего. Кое-где, подколотые к сердцам, висели белые лоскуты бумаги. С написанными на них мольбами тех, кто искал понимания.

От стены с сердцами до самого входа тянулись скамейки. На каждой сидело несколько человек, а сверху в бешеном хороводе кружились призраки, излучая гнилостный свет. У двери, что прорезала Стену Молений ровно посередине, стоял немолодой служитель с круглыми ястребиными глазами и бородкой клинышком. Он поймал взгляд эрни, кивнул.

И Рут двинулся к нему, глядя на молящихся.

Большая часть сидела с закрытыми глазами, не обращая внимания на сполохи, красившие лица людей в лиловый цвет. Лишь одна из молящихся, совсем молодая женщина, испуганно озиралась, прижав к груди стиснутые кулаки.

Служитель при приближении Рута исчез в проеме, сделав знак следовать за ним. Вместе они вышли в маленький коридорчик, который привел их к лестнице, уходившей вниз одним единым пролетом. У лестницы служитель остановился, склонился в поклоне.

– Дальше вы пойдете сами, ваша милость. Я должен вернуться к бедным людям, мой долг сторожить их, дабы души колдунов не могли на них покуситься. А вы спускайтесь до самого конца, там вас ждут.

Он развернулся и быстро ушел, а Рут полез вниз.

Высокие металлические ступени гудели под ногами. Внизу, под полом молельного дома, призраков было на удивление мало – может, подземелья напоминали им могилы, из которых они недавно выбрались, поэтому умершие их избегали? Или здесь не было людей, к которым их явно тянуло…

Лестница пронизывала два подземных яруса, спрятанных под молельней, заканчиваясь на третьем. Рут ступил на вымощенный камнем пол, огляделся.

От лестницы отходил тоннель, в котором, несмотря на отсутствие флигов, темно не было. Сверху, из лестничного пролета, падали отблески света, в дальнем конце тоннеля сиял одинокий призрак, почему-то безостановочно кружившийся на одном месте. А в тридцати шагах из раскрытой двери падал сноп света.

Рут зашагал вперед. За проемом двери обнаружилась комната с широкими лавками вдоль стен, на которых что-то лежало, укрытое покрывалами.

В центре комнаты стояли две женщины в храмовых плащах и тихо беседовали. Рут еще в коридоре услышал, о чем шел разговор. В Халкидии элиморских беженцев лишили всего имущества, и по специальному указу халкидийского кесаря объявили лицами, взятыми под защиту кесарской длани. После чего разделили, отправив детей и женщин помоложе в бордели, а мужчин и стариков в рудники. Одна из беседующих сказала, что следует с утра отправить глашатая к Переходным Вратам, чтобы люди не шли в Халкидию.

Рут вступил в комнату.

– Доброй ночи!

Говорившие обернулись, и он узнал в одной из них верховную служительницу Алора, с которой разговаривал в «Окороке и даме». Ее собеседница была намного старше. Выбеленная сединой голова не несла повязки со знаком, но понимание отпечаталось на ее лице так сильно, что и без того было понятно, кому она служит.

Женщины поклонились, не слишком низко, правда.

– Да услышат боги ваше пожелание, и да будет воистину добра к нам эта ночь, – отозвалась верховная служительница Алора, та, что помоложе. – Надеюсь, вы добрались до нас без трудностей, ваша милость, и надеюсь, что ваши родители пребывают в добром здравии, хотя бы пока. На этом, наследник Рут, я предлагаю покончить с приветствиями и перейти к делу.

– Согласен, – кивнул Рут.

Верховная служительница молча сделала несколько шагов к лавке по левую руку от него и сдернула покрывало.

Там лежало тело мужчины. Голова была запрокинута, отчего раздвоенный волевой подбородок нацелился в потолок, длинные волосы расплескались по лавке черным озерцом, одежда была темной от засохшей крови. А еще у трупа не было рук. Обеих. Рут пригляделся к бледно-серой коже.

– Умер от обескровливания, – сказал он чуть дрогнувшим голосом, отводя взгляд.

Не из-за страха. Просто смотреть там больше было не на что. Причину смерти Рут уже себе уяснил.

– И другие тоже, – бесстрастно произнесла верховная служительница.

По ее знаку вторая женщина прошлась по комнате, сдергивая покрывала. Всего здесь было двое мужчин, один молодой и один седовласый. Три женщины – старуха и две девицы.

И у всех отсутствовали руки, а высохшая кровь окрасила одежду в темно-бордовые и черные цвета.

– Этих несчастных нашли сегодня вечером, – сообщила верховная служительница. – С недавних пор элиморцам предписано ночью собираться по несколько человек, возжигать флиги и бодрствовать. Эти несчастные – одна семья. Они еще днем пригласили к себе одинокую соседку, чтобы та провела ночь в их доме. Она их и нашла, незадолго до заката.

– Снова адельбергские колдуны? – поинтересовался Рут.

Женщины кивнули. Верховная служительница сухо сказала:

– До сих пор наши дни были безопасны. Призраки исчезали с восходом Элсила. Но теперь что-то изменилось. Нам придется спать по очереди.

– А что говорят маги? – живо поинтересовался Рут. Поправился: – Если кто-нибудь из них остался в столице.

– Остался Даур Юленор, старейший из магов Майлока. Он сказал, что слишком стар как для бегства, так и для участия в играх властителя. Мы приютили его в доме Йалди Любящей, там есть хорошие гостевые покои над молельным залом. Четверо служителей сторожат его денно и нощно, с кристаллами наготове, на которые самим Дауром Юленором нанесены заклятия обездвиживания и лишения речи. Кристаллы используют при первом намеке на то, что в мага вселился призрак. Все остальные шестнадцать магов ушли вместе с Гуаром Валером. Это и к лучшему. Случись хотя бы одному магу приютить в себе адельбергского колдуна, последствия будут не просто ужасные – ужасающие.

Рут глянул на одно из тел, спросил:

– А что сказал об этом Даур Юленор?

– Он предположил, – медленно сказала служительница, – что над несчастными был совершен некий ритуал, дарующий мощь. Причем для этого нужен магический предмет по имени олекон. Ими пользовались адельбергские колдуны в эпоху Рьяга Ненасытного. Сам Даур Юленор об этом знает крайне мало, равно как и Совет магов, с которым мы связались по блюдцу. Они считают, что все олеконы были уничтожены, а до наших дней дошел лишь один, принадлежащий Тарланьскому дому. Но тут у нас сразу пять доказательств того, что олеконов осталось два, а может, и больше. Один уже обрел неведомую мощь…

В уме Рута вдруг всплыли слова Ирили, герцогского мага. «Вы знаете, как Тарланьский дом избежал полного уничтожения в Ночь Восставших магов? Они применили нечто, что Дар Тарлань тысячу с лишним лет назад забрал у адельбергских колдунов, основу их злой магии…»

И пустые рукава светлейшего князя Вала ему тоже вспомнились.

– Получается, Тарлани единственные, кто что-то знает, – медленно сказал он. – Значит, их и следует спросить. Однако не думаю, что они ответят на призыв по блюдцу. Княжества у них больше нет, сообщений ждать не от кого, и вряд ли в Фенрихте держат стражу у блюдца. Значит…

– Значит, вам лучше отправиться туда самому. Лично, – оборвала его верховная служительница Алора. – Как-никак вы сын герцога Франца, который дал приют Тарланьскому дому, когда все остальные дома от него отвернулись. У вас единственного после герцога есть надежда получить хоть какой-то ответ.

Рут нахмурился.

– Собственно, вы просили меня только попробовать узнать, почему восстали призраки…

– Собственно, эти новые события представляют для всей Анадеи угрозу даже большую, чем призраки, – холодно сказала его собеседница. – И мне, право, странно… Как наследник герцога, вы должны понимать, что восставший адельбергский колдун, вооруженный мощью и магическим предметом своей эпохи, в теле обычного человека может запросто отправиться куда угодно, в том числе и в вашу обожаемую Керсу. Все, что для этого нужно, – пройти через Врата. Я уж не говорю о том, что история с призраками изначально могла быть делом рук потомков адельбергских колдунов.

– Зачем? – спросил Рут.

Служительница глянула насмешливо.

– А вы полагаете, что на Адельберге не грустят о былом могуществе?

Рут нехотя кивнул, признавая ее правоту, затем коротко поклонился, насмешливо дернув уголком рта.

– Непременно приведу ваши аргументы князю Тарланю. Надеюсь, они его устрашат так же, как и меня.

– Осенние ночи длинны, – изрекла вдруг старая женщина, молчавшая до сих пор. – Вы успеете возвратиться до рассвета, наследник герцога. Несчастные, – она взглядом указала на тела, распростертые на лавке, – должны вот-вот восстать. Может, они расскажут что-то об их убийце или убийцах. Немного знаний от старого Тарланя, немного от мертвецов, глядишь, что-то прояснится… Да пребудет с вами благословение Семи!

Рут снова поклонился, на этот раз низко и почтительно.

– Да свершится круг от понимания до честности, почтенная мать. И для вас здесь, и для меня в Фенрихте.

Парочка, что привела его сюда, снова увязалась следом, едва он вышел из храма. Они молча прошагали по пустым улицам обратно к Переходным Вратам. Несколько призраков, попавшихся по дороге, выкрикнули мольбы о мести. Рут не знал, было это простым совпадением или его обещание мастерице постельных дел уже стало предметом обсуждений у призрачных господ.

Он и прислужники шагали молча, не отвечая на крики, так что призрачные силуэты в конце концов отстали.

В башне Переходных Врат уже не было никого из стражников, только ветер, залетающий через неприкрытые двери, гонял по полу какой-то листок. Рут поднял его.

На муаровой бумаге с блестящими разводами, что было признаком бумаги дорогой, употребляемой лишь в особых случаях, темнела оттиснутая в сургуче круглая печать с корабликом и двумя башнями по бокам. Рут узнал герб элиморского Гуара. Сверху шли буквы: «Особый приказ. Городской страже в мое отсутствие повелеваю приглядывать за городом Майлоком до получения особых от меня распоряжений. А если кто будет говорить недостойные или оскорбительные слова о моей персоне, моей семье или приближенных, тех злодеев подвергать утоплению «инк луар» тут же, без суда и без разбору, прилюдно или нет…»

– Какая забота о репутации, – пробормотал Рут.

– А стражники плюнули, да и разошлись по домам, – добавил один из прислужников, заглядывая ему через плечо. – И правильно. Гуар Валер наверняка всю казну с собой увез, о жалованье можно забыть. Кто же будет задаром народ топить?

Рут глянул косо, но говорить ничего не стал. Скомкал бумагу, чтобы зашвырнуть ее в дальний угол башни, но передумал, расправил и сунул в карман – вдруг пригодится.

Потом он задумался. Может, отправиться сначала в Вагран или в башню Главных Врат Таруса, чтобы предупредить своих о последних событиях? Рут вспомнил лицо отца, спокойное и бесстрастное.

Завтра столица может заполыхать. Пока герцог вместе с родом эрни ожидают мятежа и выступления Гуара Валера, новые события в Майлоке их вряд ли заинтересуют. Не до дальних стран, когда в собственном доме беда.

Значит, это его ночь, и все придется делать самому.

Он уже собирался спросить у храмовых прислужников, как они поступят – возвратятся в храм или подождут здесь, но повернулся, глянул на них и передумал.

Посылать по улицам ночного Майлока двух доходяг с мечами, которые они надежно спрятали под плащами, было опасно. И опасно для них самих, а вовсе не для тех, на кого они наткнутся.

После короткой заминки Рут распорядился:

– Пойдете со мной в Фенрихт. Если нет повязок для глаз, чтобы пройти через Врата, накиньте на головы плащи.

– Как прикажет ваша милость! – откровенно ликующим тоном ответил тот прислужник, что был поразговорчивее.

И они отправились к Тарланям.

Стража Переходных Врат в Фенрихте состояла из одного-единственного мага – у Тарланей простых стражников почти не было. Этого мага Рут уже видел несколько силов назад, во время визита в Фенрихт ради выяснения личности княжны Татьяны. Он припомнил, как обращался отец к этому человеку. И сказал, отвешивая вежливый поклон:

– Доброй вам ночи, благородный Улих. Могу я переговорить со светлейшим князем Валом Тарланем?

Маг вернул поклон, тревожно блеснув глазами.

– Уже поздно, ваша милость. Боюсь, великий князь уже спит. Кроме того, вы сегодня уже виделись с князем.

– Да, конечно, – ответил Рут нарочито ровным голосом. – Но произошло нечто, не терпящее отлагательств. Мне необходимо поговорить с его светлостью о предмете, называемом олекон.

Он с тайным удовлетворением подметил, как напряглось лицо мага, добавил:

– Это по поручению отца. И по тому же поручению я должен действовать тайно, благородный Улих. Надеюсь, вы понимаете. О моем приходе никто не должен знать, кроме вас, меня, моего отца, вашего князя… ну и людей храма.

Он кивнул на парней в храмовых плащах, что стояли позади него.

Маг вскинул голову. Глаза его изучили сначала лицо Рута, потом лица храмовых прислужников.

– Хорошо, – сдался он. – Правда, это будет трудно устроить. Вход в покои князя охраняет стража. Вам придется объяснить им…

– Не придется, – перебил его Рут, – если вы лично сходите к князю. И он лично прикажет своей страже пропустить меня. А потом забыть о моем визите.

– Я не оставлю Врата без охраны, – напрягшись, сказал благородный Улих.

Глаза Рута уловили, как правая рука мага начала подниматься.

– Я знаю, вы боитесь очередного нападения и не верите никому, – быстро выпалил он. – Но вот мое предложение: заключите Врата в сферу и обездвижьте нас, а сами сходите к князю. Вы же маг, вам для обездвиживания не нужны кристаллы, как нашей вратной страже. И отчитываться за неоправданный расход кристаллов вам не придется.

Маг кивнул, соглашаясь с его словами, шагнул вперед. Правая рука взлетела, блеснув одиноким перстнем.

– Ук кунишу…

Улих удалился с озабоченным видом, предварительно обездвижив всех троих. На прощанье он еще звучно топнул по полу рядом с затейливым стулом, на котором сидел – видимо, заклинание непробиваемой сферы было нанесено именно там. Рут знал, что за его спиной Переходные Врата сейчас окутались едва заметным синевато поблескивающим пузырем. Вследствие чего через Врата стало ни проехать ни пройти, да и просто приблизиться к ним было невозможно.

Застыв на месте, он ощутил мимолетный приступ легкой зависти – везет же некоторым, у которых есть их собственная Сила. Им не надо, выходя из дома, всякий раз проверять наличие кристаллов в подшивном кармане, пополнять их запас при нужде и объяснять казначею, куда ушли драгоценные камушки.

Улих вернулся на удивление быстро. С серьезным лицом снял с Рута заклинание обездвиживания, склонился в подчеркнуто глубоком поклоне:

– Князь ждет вас, ваша милость.

– А мои спутники? – Рут оглянулся на парней в храмовых плащах.

– Они подождут здесь, и именно в таком виде. Мы их не знаем, в отличие от вас. Великий князь не станет принимать посреди ночи незнакомых юнцов. Лишь сыну вашего отца оказано высокое доверие, вы должны понимать…

Двор Фенрихта был темен и скудно освещен. Покои князя Рут нашел быстро, следуя указаниям Улиха: в том самом здании, где они нынче вечером ужинали с князем, в холле перед трапезной свернуть налево, и через боковую дверь выйти в коридор.

Стражников не было видно нигде, похоже, князь их отослал.

Светлейший Вал Тарлань ждал его в спальне, сидя на кровати. На плечи князя было неловко наброшено синее бархатное покрывало, шитое бордовыми цветами. Тощие оголенные ноги, торчавшие из-под подола ночной рубахи, тянулись к тапкам.

Увидев Рута, князь досадливо поморщился, дернул бровями – и тапки, взмыв над полом, сами наделись на ступни с выступающими суставами.

Рут поклонился.

– Прошу прощения, ваше светлейшество, что беспокою посреди ночи, но страшные события в одной стране…

– Наследник Рут, – прервал его князь, – давеча за ужином его сиятельство герцог Франц уже беседовал со мной об очень страшных событиях. Какова причина, ради которой он послал вас теперь, посреди ночи?

– Мы получили вести. В Элиморе нашли тела с отрубленными руками, – быстро вымолвил Рут. И с удовлетворением увидел, как пошло глубокими морщинами лицо Вала Тарланя. – Старейший маг Майлока уверен, что это был ритуал. Дарующий, как он сказал, непостижимую для наших магов мощь, при наличии одного предмета, называемого олекон. Вы ведь знаете, что в Элиморе восстают призраки? И что некоторые из них были когда-то адельбергскими колдунами?

Он дал старому князю несколько мгновений, чтобы тот осмыслил все сказанное. Продолжил:

– В свете этого, ваше сиятельство, мне нужны сведения. А именно – как проводится ритуал с олеконом; что за мощь он дает и как ей противодействовать. От имени моего отца я прошу и умоляю вас поделиться знаниями, ибо беда близко.

– Какое вам дело до Элимора? – проворчал старый князь.

– Врата Элимора с этой ночи стоят без стражи, – без запинки ответил Рут. – Любой человек или существо может пройти через них и очутиться в Керсе. Мы должны быть готовы к этому. Точнее, мы должны быть готовы ко всему. Вы же понимаете, ваша светлость, пока стоят Врата, все мы слишком близки к Элимору. Включая и Фенрихт.

Князь хмыкнул, шевельнулся, устраиваясь на кровати поудобнее. Один край синего покрывала слетел с плеча – и практически тут же вернулся на свое место.

Рут успел заметить, как была сшита ночная рубашка князя – мешком, без всякого намека на рукава.

– Допустим, – бросил князь все тем же ворчливым тоном. – Однако те знания, которыми вы просите поделиться, единственное, что удерживает Совет магов от действий против нас.

Рут опустил взгляд, куснул нижнюю губу.

– Моей клятве, что я никогда, ни при каких обстоятельствах не открою тайны, вы не поверите?

– Мой дом, – очень ласково сказал князь, – уже имел глупость довериться чужакам. Именно по этой причине я сижу сейчас в чужом замке, в чужой стране, безрукий, а из трех моих сыновей со мной остался один. Да и тот не в себе после одной страшной ночи…

Скрипнула дверь, и в спальню, позевывая, вошла Арлена Тарланьская. Наспех наброшенное домашнее платье было зашнуровано кое-как, одно из рыхлых плеч дамы обнажилось из-за сползшего рукава. Рут поклонился.

– Доброй вам ночи, благородная Арлена Тарланьская. Умоляю дать мне еще несколько минут для беседы с его светлостью.

Арлена, подавив зевок, присела в безукоризненном реверансе:

– Доброй ночи и вам, наследник Рут. А разве его светлейшее могущество еще не дал свой ответ?

– Благородная Арлена права, – чопорно сказал князь. – Я уже ответил. Я не вложу в ваши руки оружие, которое потом ударит по мне самому, наследник Рут. Второй раз такой ошибки я не совершу.

– Но… – Рут искал, что еще сказать. Помимо его воли брови сошлись на переносице, как всегда бывало в моменты замешательства.

– В любом случае мы благодарны вам за предупреждение, – произнес князь, чуть смягчив тон. – И непременно закроем Врата Фенрихта на некоторое время. Советую вашему отцу сделать то же самое со всеми Переходными Вратами Керсы. А там видно будет.

– У нас четыреста двадцать девять Врат, – мрачно сообщил Рут. – Причем те, что стоят возле сел, не имеют стражи. Может, именно сейчас зло идет через одно из них.

– Нам очень жаль, – пропела Арлена, снова приседая. – Но вы можете послать своих боевых волков закрыть все Врата. Если снабдить их лошадьми, то максимум через две недели все вернутся обратно.

И Тарус на несколько дней останется без половины своей гвардии. Подарок Гуару Валеру на новоселье.

Арлена вместе с князем смотрели выжидательно и явно ждали его ухода.

– Послушайте, – Рут склонил голову, – должно же быть что-то, что я могу предложить взамен!

– Перебить весь Совет магов? – предположил любезно старый князь.

Рут моргнул.

Там осталась целая страна, подумал он. Без правителя, наполовину обезлюдевшая, но все же страна. Не будь здесь замешан Гуар Валер, он бы предложил князю стать новым владыкой Элимора. Но Гуару Валеру нужно место, куда он сможет вернуться.

Впрочем, осталась не только страна.

– У меня есть предложение. Не выдавайте вашего секрета. – Рут склонил голову еще ниже, бросил исподлобья взгляд на князя, мрачновато улыбнулся. – Вместо этого отправьте со мной магов Тарланьского дома. Пусть они сами заберут олекон или все олеконы, что найдут. Если магические безделушки удерживают Совет магов от нападения, подумайте, каким воспитанным он станет, когда Тарланьский дом заимеет два олекона. А то и три.

Рут видел, какими взглядами обменялись светлейший князь и Арлена. Он был близок к победе, Трира всех побери!

– А что получит от этого дом Боресков? – спросила вдруг благородная дама.

– Возвращение Гуара Валера. – Рут кривовато улыбнулся. – Он попросил у нас убежища. Мой отец его дал, но если элиморский владыка задержится в Керсе, то станет опасен для всех – для моего отца, для герцогства, для эрни. Не говоря уже о том, что история с восставшими призраками дурно пахнет после Ярга. Я… мы хотим, чтобы Гуар Валер мог мирно вернуться на свою родину. И готовы сделать для этого все.

– Не понимаю, зачем столько церемоний. Убейте его, – напевно сказала Арлена. – Конечно, придется постараться, но это возможно.

Рут задержал дыхание. Она была права, но дело было не только в Гуаре.

– Скажем, я решил побороться за мир во всем мире, – неловко сказал наконец он. – Чтобы всем было хорошо.

– А герцог Франц знает об этой борьбе? – поинтересовалась Арлена, прищуриваясь. – Признаюсь, перед тем, как идти сюда, я зашла в башню Переходных Врат. И увидела там двух юнцов, которые сопровождают вашу милость. Судя по храмовым плащам и загару, они из храма Элимора. Не думаю, что герцог отправил бы своего сына на такое дело в одиночку. Или под охраной служек из чужой страны.

Рут на мгновенье ощутил себя пойманным на лжи ребенком.

Но только на мгновенье.

– Стоит ли об этом задумываться, благородная Арлена? – Он одарил ее безмятежной улыбкой. – Да, мне помогают служители элиморского храма Семи. Лучше сосредоточьтесь на том, что важно для вас. Олеконы…

– И они не побоятся действовать вместе с врагами Совета магов, то бишь с Тарланьским домом? – задумчиво спросила Арлена, обращаясь больше к самой себе, чем к Руту.

Он пожал плечами:

– Думаю, сейчас они готовы призвать на помощь даже демонов, лишь бы спасти страну.

– Надо решить, кто пойдет, – тихо сказал князь.

Арлена энергично присела в очередном реверансе:

– Пойду я, ваш племянник Алвин, Гарт и Орл. Всем нам будет полезно подышать воздухом за пределами Фенрихта, особенно Орлу.

– Хорошо, – пробормотал князь. – Теперь вот что. Если наши маги попросят вас, наследник Рут, удалиться, вы развернетесь и уйдете. И вообще будете делать все, что вам скажут. Кстати, думаю, вы должны узнать кое-что об олеконах.

Рут начал было поднимать правую руку для клятвы, но старик на кровати с усмешкой сказал:

– То, что я открою, нам не навредит, даже если дойдет до Совета магов. Олекон набирает магическую силу после принесения жертвы. Отрубленные руки означают, что кто-то просит у Рьяга силу перемещать другие предметы и людей. Ноги означают просьбу о силе передвижения для просящего, голова – просьбу о силе предвидения. Дар Ненасытного вливается в олекон, и пожертвовавший может использовать его до конца жизни. Олекон, принадлежащий Тарланьскому дому, был омыт кровью и наполнен даром Ненасытного в Ночь Восставших магов.

– Но у эрронских магов имеется то же самое, – с некоторым удивлением сказал Рут. – Заклятие перемещения, заклятие подъема. Лишь предвидения нет. Как вы выбрались?

Князь хмыкнул:

– Я снес к демонам все стены, что стояли на пути. Вместе с магами. Сила олекона намного больше силы заклятий нашего времени.

– Раз сила олеконов больше, как смог Дар Тарлань победить адельбергских колдунов? – не утерпел Рут.

– А вот на это я не отвечу, – буркнул старый князь. – Так вы обещаете слушаться моих людей?

Рут таки вскинул правую руку в клятвенном жесте, коснулся левой рукой ее запястья.

– Клянусь.

– Вот и прекрасно, – сказала Арлена, – а теперь поговорим о другом. В Майлоке есть только один адельбергский замок, Иракион. Вот с него и начнем поиски олекона и адельбергских колдунов.

Рут согласно склонил голову. Потом, не удержавшись, спросил у князя:

– Это, может, жестокий вопрос, но почему у вас…

Он почти знал ответ.

– Почему у меня нет рук? – спросил его старый князь. – Нет, это не жестокий вопрос. Жертву приносят двумя способами. Можно отрубить руки другим, тогда для наполнения олекона силой потребуется несколько человек. Сколько – зависит от того, насколько ценными они покажутся Ненасытному. При втором способе приносят в жертву часть себя. Свои руки. Свои ноги. Рьяг, хоть и демон, не лишен своеобразной справедливости. Тот, кто жертвует своим, получает Силу несравнимо большую, чем тот, кто жертвует чужим.

 

Глава двенадцатая

Замковые тайны

Выйдя из княжеской опочивальни, Арлена мягко сказала:

– Ваша милость, мне нужно переодеться в дорожное платье и разбудить тех, кто пойдет с нами в Элимор. Умоляю простить нас за задержку. Вы можете подождать нас у башни Врат.

При всей любезности тона просьба подозрительно смахивала на приказ.

Рут молча кивнул. Благородная дама сделала еще один реверанс, затем направилась к темному зданию по другую сторону двора. Звезды сияли в полную мощь, окрашивая плиты Фенрихта в пыльно-желтый цвет. Фигура Арлены казалась силуэтом из черной бумаги, скользившим по прописанной светом и тенью картине замка.

Рут на всякий случай запомнил, куда она направилась. Потом окинул взглядом здания Фенрихта. В одном из них спала сейчас княжна Татьяна, простолюдинка по воспитанию, не умеющая даже правильно подхватывать собственные юбки. Воспоминания о ней почему-то были приятны. Может, в этом был виноват подол княжны, который то и дело задирался? Он припомнил круглые колени и ровные крепкие лодыжки. Тонкие ноги изящных очертаний всегда рождали у него ощущение ломкости и недолговечности. У княжны Татьяны особого изящества не наблюдалось, зато, судя по коленкам, она вполне была способна взобраться пешком по одной из улочек Таруса, идущих в гору. А после еще и спуститься вниз, не требуя передышки или мешочка с вонючей смесью, которую дамы почему-то называют ароматной. Или заклинания, возвращающего силы. Вслед за лодыжками плохо воспитанной княжны ему припомнилась тонкая белая кожа в вырезе серого дорожного платья, подсвеченная, точно мрамор, голубыми прожилками вен…

Он обругал себя и ускорил шаг. Не время думать о лодыжках и прочем. Сегодняшняя ночь, возможно, станет спасением Ваграна – или не станет, но в любом случае для дум о девице она не предназначена. Даже о той, у которой хватило духу прогуляться в одиночку по улицам Ярга…

Улих при его появлении поднялся со стульчика, склонился в поклоне:

– Все в порядке, ваша милость? Верю и надеюсь, что беседа с великим князем была для вас доброй.

– Она была плодотворной, – сдержанно ответил Рут. – Мне велено ждать здесь ваших родственников, благородный Улих. Не могли бы вы снять заклятие с моих спутников? Под чарами неподвижности, как я помню, ноги со временем немеют до судорог.

– Разумеется, наследник Рут. – Улих промаршировал к храмовым служкам, стоявшим застывшими истуканами, поочередно коснулся каждого, пробормотал заклинание.

Отмерев, бедные ребята принялись разминать руки и ноги, приплясывая и испуганно поглядывая на мага. Улих глянул на них безразлично, предложил:

– Не желаете ли присесть, ваша милость? Вот стул, покорнейше прошу.

Но Рут сесть отказался. Впрочем, долго стоять не пришлось – во Вратной башне появились двое, мужчина лет тридцати со спокойным, на редкость добродушным лицом, представившийся княжичем Алвином, и Гарт, здоровяк с мощными челюстями. После чего явился Орл, красавец средних лет, одетый роскошнее прочих, в темно-пурпурный камзол с вышитыми на обоих плечах созвездиями летнего неба. Гранатовый бисер на серебряной нити, что пошел на вышивку, сыпал бордовыми искрами при каждом его движении. Рут, который так и не удосужился снять с себя официальное темно-серое одеяние наследника, в котором был на ужине – лишь титульную цепь содрал и оставил в Вагране, – хмыкнул. Решил ли Орл пойти на бой как на праздник или просто натянул то, что лежало в одежном сундуке сверху? Тайна сия велика есть…

Облаченная в черное платье Арлена пришла в башню последней. Подол ее одеяния был непривычно короток, что он одобрил. Магу в стычке лучше иметь руки свободными, там не до подолов.

– Ну что, пошли? – спросила дама.

И они цепочкой ушли в проем Врат.

Иракион возвышался во тьме трехъярусной громадой; в отличие от Фенрихта, этот замок имел три уровня, пирамидально возносящиеся друг над другом. Переходные Врата находились на самом нижнем уровне, без всякой башни, поскольку за всю историю древнего замка никто так и не удосужился ее построить.

Когда-то Иракион стоял в некотором отдалении от Майлока – возможно, для того, чтобы адельбергский клан, правивший Элимором в ту давнюю эпоху, мог дышать воздухом без миазмов большого города. Но время шло, Майлок рос, и ныне Иракион располагался на северной окраине столицы. Вокруг него теснились небольшие домики не слишком богатого люда. Все это Рут знал со слов своего наставника, как и то, что элиморские владыки давным-давно превратили Иракион в тюрьму для преступников.

Сейчас замок казался пустым и заброшенным. Преступников, скорее всего, спешно выпустили. Или спешно казнили. При мысли об этом Рут нахмурился.

Побеленные стены замка освещало лиловое сияние нескольких призраков и ярко-желтые зерна звезд в коричневом небе.

Арлена, вышедшая из Врат вслед за ним, распорядилась, обращаясь к Руту:

– Ваша милость, мы сходим на разведку. А вы побудьте тут, на страже. Учтите, гости из Бездн демонов могут явиться в любой момент.

Один из прислужников громко сглотнул.

Тарлани с сосредоточенными лицами двинулись к темным дверным проемам в стене второго яруса. Прислужники замерли перед Вратами, чуть левее того места, где стоял Рут, и никакого желания последовать за магами не проявляли. Разумно.

Его тренированный слух вычленял из тишины замка неровное, испуганное дыхание прислужников, шум шагов Тарланей, уходивших все глубже и глубже в каменное чрево Иракиона, а еще доносящийся издалека переливчатый, задиристый стрекот – где-то там внизу, под замком, надрывалась неведомая птаха. Или это было насекомое? Он слышал от наставника, что в Элиморе водятся громадные шестиногие жуки, в ладонь величиной, громкостью пения не уступающие птицам.

Ничего не происходило. Иракион был тих, стрекот под замком непрерывен, в глубинах замковых коридоров топали Тарлани, сопели служки, сосредоточенно разглядывая древний замок. Так что он расслабился, повернулся и пошел к краю яруса. Подковки на сапогах цокали по плитам, те гулко отзывались на шаги. Жаль, что сейчас ночь и нельзя увидеть, из какого камня построен Иракион; не всякий камень способен так громко отзываться на поступь одного из эрни.

Он встал у парапета и глянул на Майлок.

Море темных крыш у подножия замка окутывала сеть светящихся лиловых жил – то были улицы, по которым плыли призраки. Дальше город являл взгляду не только крыши, но и куски боковых стен, поэтому тьму начинали пятнать разноцветные окошки. Еще дальше и окошки, и улицы становились россыпью цветных огоньков в путанице лиловых ручьев. А там, где цветная россыпь кончалась, лежало море – кусок черноты в золотых отражениях звезд, вставленный в широкую рогатку из холмов, что подступали к столице справа и слева.

Рут, насмотревшись на Майлок, повернулся, чтобы отойти от края, но тут под его ногой с недовольным хрюканьем просел край яруса. Он отпрыгнул, застыл в пяти шагах, а внизу тем временем с грохотом обрушился камень. Плиты перекрытия, что углами опирались на него, перекосились. Ровная как стол поверхность яруса ощерилась щелью.

Прислужники за спиной Рута ахнули. Один остался на месте, а второй дробно затопал ногами – побежал спасать.

– Стой, где стоишь! – рявкнул Рут.

И вскинул руку.

Парнишка замер шагах в пяти, спросил, шумно дыша:

– Что случилось? Вы оступились.

– Упал камень, – ответил Рут. Протянул задумчиво: – Выпал из замковой стены у меня под ногой.

Прислужник выдохнул, замер. Вскинул руки – уши Рута уловили шлепок, с которым ладони легли на круглый дырчатый булыжник из гранита, подвешенный на груди. Камень, наряду с перевязями и некрашеными плащами, был знаком служения Семи. Вытесан он был из плит старых храмов, разобранных за ветхостью.

– Да будет вечен круг от честности до понимания, и да защитят нас все Семь богов, нас, избравших этот круг своим путем, – пробормотал парень.

– Тихо! – цыкнул Рут. – Думать буду.

Прислужник перестал дышать. А он начал думать.

Адельбергские замки не старели и не ветшали, это был закон. Они стояли уже второе тысячелетие и были вечны – более вечны, чем скалы, ибо те рушились и сглаживались под ветрами и дождями, а замки колдунов нет. По крайней мере, до сегодняшнего дня Рут не слышал ни об одном адельбергском замке, который бы нуждался в ремонте.

Но щель зияла на ярусе Иракиона, и скошенные плиты обрамляли ее. Он покосился на провал и со вздохом принялся думать дальше.

Замок рушится, стало быть, что-то изменилось.

Древние замки охраняла магия. Основой ее являлась жертва, замурованная когда-то в фундамент строения. Так считалось, так преподавалось, и знание это было одобрено магами. Но недавно он узнал, что адельбергцы свои жертвы приносили не просто так, а над олеконами. Что, если именно олеконы хранят замки? А замурованные люди, принесенные в жертву, это лишь плата Ненасытному за сохранность?

Из этого проистекал целый ряд выводов. Первый – Иракион сейчас лишен защитной магии и будет стремительно разрушаться. Оставаться здесь опасно.

Далее – сколько там замков осталось от эпохи Рьяга Ненасытного? Семьдесят шесть по всей Анадее. Стало быть, именно столько олеконов уцелело в мире. И один из них уже изъят и заряжен кровавой жертвой. А когда очередь дойдет до остальных, восставшие колдуны станут серьезной силой.

И если адельбергцы в телах людей способны проходить через Врата, боги да хранят Анадею. Ибо люди ее могут потерять.

Он без особой радости припомнил, что на территории Керсы адельбергских замков имелось целых семь. Что означало семь олеконов.

С другой стороны, уныло подумал Рут, все могло быть хуже. И олеконов могло быть больше. Почему все адельбергские замки стоят на городских окраинах или за городом? Ведь цитадель властителя обычно строится в центре поселения. А если в крупных городах замки имелись, но рассыпались в прах, лишившись своих олеконов в войне с Даром Тарланем? И уцелевшие адельбергские замки всего лишь загородные поместья?

Потом он задумался о поведении Тарланей.

Какие выводы можно сделать из поведения Арлены? Она пожелала посетить Иракион, чтобы глянуть, нет ли в замке восставших адельбергцев. Однако маги не озаботились ни осмотром периметра, ни разведкой ходов-выходов. Вместо этого они дружно отправились внутрь замка. Не оставив ни одного мага у Врат для прикрытия в случае появления колдунов, для охраны пути отступления.

Тарлани не могли быть настолько глупы или самонадеянны. Только не эта троица – Алвин, Гарт и Арлена. У них в жизни много чего было, он в этом уверен.

Вывод прост: адельбергцы сюда не вернутся, и Тарлани это знают. Да и зачем им возвращаться? Они не дураки. Затаятся где-нибудь, имея на руках заряженный Силой олекон. Обдумают в тишине и покое, что делать дальше, попытаются вступить в контакт с другими адельбергцами, если уже не вступили.

Что из этого всего следует? Колдунов в Иракионе нет и не предвидится, но зато здесь имеется нечто, что крайне интересует Тарланьский дом. Не олекон – он уже изъят и даже получил свои кровавые жертвы благодаря убийствам в Майлоке. Нет, Тарлани ищут что-то другое.

А замок между тем разрушается.

– Возвращаемся к Вратам, – повелительно сказал Рут, обращаясь к застывшему у него за плечом прислужнику.

Тот выдохнул, спешно развернулся.

– Не спеши, – предупредил Рут. – Ступай мягко.

И спросил, чтобы парень отвлекся:

– Тебя как зовут?

– Аар Касима.

– Касима, – сказал Рут, намеренно опуская приставку «Аар» – форму обращения к простолюдинам здесь, в Элиморе. Он помнил из уроков, что, когда так поступал высокородный, это считалось у здешнего люда знаком благоволения. – Скажи мне, как много ты знаешь случаев с адельбергскими колдунами, вселившимися в тела людей?

– Много! – вздохнул Касима.

Сапоги прислужника топали по каменному покрытию Иракиона – не очень сильно, парнишка помнил предупреждение Рута. Но все равно каждый шаг его отдавался гулом в каменной толще плит. А слух Рута теперь улавливал и тончайший скрежет снизу, из-под перекрытия.

Иракион рушится; в этом он больше не сомневался. Магия олекона уже не хранила древний замок, и ему предстояло заплатить за все – за прошедшие века, за подмытое кое-где основание, за расшатавшиеся плиты фундамента. Конечно, весь он не падет, стены выстоят, но вот перекрытия вряд ли уцелеют.

Нужно убраться отсюда раньше, чем пол проломится под тяжестью Врат. Тяжелые кристаллы, образующие косяк, наверняка воткнули в свое время кое-как, не проверив, есть ли под ними опоры или колонны.

Почему он сразу же не прислушался к камню под ногой? Почему не различил за шагами Тарланей тончайшего скрежета, подпевающего их топоту?

Обида закупорила ему уши, вот почему, ответил сам себе Рут. Он был зол, что маги оставили его на вторых ролях, позади.

Касима наконец дошел до Врат и застыл там, рядом со вторым прислужником.

– А теперь стой на месте, – спокойно распорядился Рут.

И пустился к Вратам неслышной, скользящей походкой. Но плиты все-таки отвечали на каждый его шаг нехорошим гулом, пусть и тише, чем на проход Касимы.

Рут встал в трех шагах от прислужников, спросил у второго парня, который все это время простоял у Врат:

– А твое имя как?

Тон его был нарочито будничным. Перепуганное лицо парня дрогнуло, ожило.

– Аар Чорис.

– Вот и славно, – ровно отозвался Рут. – А теперь, Касима и Чорис, расскажите-ка мне о том, что вытворяли адельбергские колдуны в последнее время здесь, в Майлоке. И случались ли подобные события где-нибудь еще в Элиморе. Но прошу, не гарцуйте при этом с ноги на ногу – у меня тонкий слух, его оскорбляет топот. Опять же надо прислушиваться, не подкрадывается ли к нам адельбергский колдун.

Прислужники закивали с пониманием. Чорис, на лице которого страх сменился воодушевлением, заявил:

– Сначала произошел тот случай с кружевницей Аар Далиной, верно, Касима? Ее муж перерезал соседей, там по всему дому стояли чаши с кровью, а маги – они тогда еще не успели уехать – заявили, что в доме было совершено гадание. Наутро дух колдуна из мужа кружевницы вышел, и он даже не помнил, что натворил.

Касима кивнул, буркнул:

– Угу.

– Дальше, – потребовал Рут.

Словоохотливый Чорис продолжал:

– А потом на улице Мерканта пропал горшечник Аар Игрим, а в соседнем доме на следующее утро нашли старика со старухой, что там жили. Их убили и зачем-то остригли. Потом нашли остриженных людей на улице Гарифы.

Рут слушал, кивал, чтобы парни видели, как он внимает каждому слову. Маги не возвращались, так что время еще было.

– Самого Аар Игрима нашли утопшим, в море. Ну а этим вечером обнаружили семью ткачей с улицы Раилы, вот и все. С отрубленными руками! – выпалил Чорис. И глянул на Рута с торжеством во взгляде – вот мол, сколько я знаю.

Лучше бы тебе этого не знать, хмуро подумал Рут.

Вряд ли Чорис видел трупы лично; старшие служители наверняка не подпустили малолеток к телам. Для него все эти смерти так и остались ужасными историями из разряда тех, что рассказывают юнцы перед сном.

Навскидку Рут дал бы ему лет восемнадцать, значит, Чорис был младше его самого года на четыре. Разница маленькая – и огромная. Двадцать два – время, когда ты уже что-то решаешь; правда, потом приходится отвечать за свои решения. А восемнадцать – это когда ты рассказываешь со сверкающими глазами об ужасах, что случились не с тобой и не с твоими близкими.

– В других городах Элимора что-то подобное происходило? – строго спросил Рут.

– В Деливре, там нашли убитых. И чаши с их кровью.

– А остриженных бедолаг?

– Нет, – признал Чирос, разочарованно сверкнув глазами.

Все сходилось. Деливра. Второй по величине город Элимора – и второй, в окрестностях которого стоял адельбергский замок. Еще замки колдунов имелись под Виренью и Мадеском…

Рут услышал шаги – ушедшие возвращались.

Лица Тарланей были спокойными, но некий азарт все же чувствовался, словно господа маги побывали на охоте и обнаружили след. Рут мягко шагнул вперед, вскинул руку, останавливая их.

– Благородная госпожа Арлена, позвольте спросить…

– У нас нет времени! – возмутился Орл, дернув плечом. Шитое драгоценным бисером созвездие Летящих Псов возмущенно стрельнуло искрами.

Княжич Алвин осадил родича:

– Вы забываетесь, Орл. Наследник Рут выше вас по положению, и вы не должны его перебивать.

– Я вас слушаю, ваша милость, – поспешно сказала Арлена. – Но помните слова князя и не спрашивайте многого.

Рут прищурился:

– Зачем вы пришли сюда, благородная Арлена? Только не говорите, что ищете некий предмет, имя которого я говорить не стану по понятным причинам. – Рут указал глазами на замерших прислужников. – Нет, эту штуку вы искать не могли – колдуны ее забрали и даже наполнили Силой в Майлоке, об этом говорят убийства, случившиеся там. Адельбергцам сюда возвращаться незачем, вы это знаете.

– Не ваше дело, – резко сказала Арлена.

Слишком грубо. Даже Алвин удивленно приподнял брови. Раз так, тогда он тоже не будет церемониться.

– Вы правы, мое дело адельбергские колдуны. Как насчет них? Вы будете искать то, что вам нужно, оставив колдунов в покое? Вы для этого отправились со мной?

Он ругал себя последними словами – не вслух, разумеется. Надо было четче оговаривать, что будут делать этой ночью Тарлани.

Арлене хватило совести опустить глаза.

– Ваша милость, мы не отступим от данного слова. Просто очередь колдунов настанет потом. Сначала надо лишить их возможности наложить лапу на… на еще одну штуку.

– Говоря о штуках, не думаю, что вы ожидали найти здесь хоть что-то. – Он, наоборот, смотрел на нее в упор.

Разгадка странного поведения Тарланей вдруг мелькнула у него в голове. Рут выдавил холодную улыбку.

– Благородная Арлена. Вы явились в Иракион, чтобы узнать, где именно был спрятан тот предмет? В этом проблема Тарланей? Вы не знаете, где и как спрятаны эти безделушки? Знаете только, что они есть.

– Откуда вы… – опешила Арлена.

– Он эрни, – желчно сказал Орл. – Думаю, он нас подслушивал. Известно, что в своем истинном облике эрни способны услышать писк ночной мыши на той стороне континента. Он нас подслушивал, все время, еще с Фенрихта, когда вы нас будили. Арлена, он уже преступил обет, данный его родом Семерым!

Рут досадливо поморщился. Слух у него был тонкий, но только вследствие тренировок. И не так уж далеко он слышал. Сила эрни была в другом, однако он не собирался рассказывать о сути этой Силы каждому встречному-поперечному.

Орл взбудораженно затоптался на месте. Рут распорядился свистящим, приглушенным тоном:

– Стойте спокойно и не дергайтесь, благородный Орл. Несколько силуянов назад у меня под ногой на краю парапета обвалилась плита. Сами должны понимать – кое-что из замка ушло, и магия его больше не хранит.

Орл замер.

– Надо уходить отсюда, – встревоженно сказал здоровяк Гарт.

– Непременно, – согласился Рут. – Вот только сначала надо решить, куда мы направимся. И разговор, который я завел, имеет к этому самое непосредственное отношение. Пусть будет по-вашему – сначала безделушки, потом колдуны. Куда вы собираетесь отправиться после Иракиона, благородная Арлена? И способны ли вы теперь найти эти безделушки самостоятельно?

– В замок под Деливрой, – быстро ответила та. – И да, теперь мы знаем, как и где искать эти… эти безделушки.

– Поделюсь с вами знаниями: недавно в Деливре был проведен некий обряд, – бросил Рут с непроницаемым лицом. – Трупы и чаши с кровью. Вам это что-то говорит? По лицу вижу, что да. Правда, мертвецов с обрезанными волосами там не нашли, но это ничего не значит. Возможно, выходцы из Бездн стали благоразумнее и начали прятать свои жертвы. Боюсь, что Карель, замок под Деливрой, так же пуст, как и Иракион.

– И что вы предлагаете? – поинтересовался княжич Алвин, даже сейчас не утративший добродушного выражения лица.

– Имеются еще замки в Вирени и Мадеске. Правда, они, как и замок в Деливре, не имеют своих Врат. – Рут не спускал глаз с лица Арлены. – Стало быть, от городских Врат до замка нам придется добираться пешком. Учитывая обстановку в стране, я бы предложил Вирень. Она меньше всех. Меньше шагаем – быстрее дойдем. Учтите, к рассвету Элимор может уже не принадлежать людям. Следует спешить.

Арлена задумалась, но тут здоровяк Гарт переступил с ноги на ногу, и каменная плита под ним скрежетнула в своем гнезде. Орл выругался, прислужники зашептали молитву, княжич Алвин зачем-то раскинул руки в стороны, как канатоходец на проволоке. Зачем это ему было нужно, непонятно – плита под княжичем вела себя, как докладывали уши Рута, на удивление спокойно, покоясь как влитая в тех пазах, в которые ее уложили тысячелетия назад. Должно быть, перекрытие под ней подпирала колонна.

– Идем в Вирень, – приняла решение Арлена.

Вирень славилась на весь Элимор своими садами.

Здешние дома стояли на нескольких улочках, притиснутые друг к другу, вывесив на улицу кокетливые балкончики, убранные кружевными решетками. В воздухе над Виренью витал аромат спелой рензеи и муруллы – кустарников с красными и желтыми плодами. Блеск холодных звезд здесь смягчался, становясь из льдисто-желтого розоватым, а над городской управой, что стояла на рыночной площади, возносилась громадная клепсидра, сиречь водяные часы, неостановимо отсчитывающие время бегом хрустальных капель. Каждый день городской маг заполнял бак клепсидры водой из бассейна, что красовался у здания управы, и время Вирени продолжало бежать капелью по желобу из дымчатого обсидиана.

Вода в бассейн попадала из источников Калейской горы, нависавшей над Виренью. На ее же склонах росли сады, прославившие городок. Надо думать, сады росли здесь и тысячу с лишним лет назад, иначе с чего бы адельбергским колдунам строить в Вирени замок в те незапамятные времена?

Шесть человек и один эрни вышли из Врат, стоявших посреди рыночной площади. Стражи нигде не было видно. Похоже, что местные вояки, так же как и майлокские стражники, разбежались по домам.

В некотором отдалении от Врат начинались торговые прилавки. Был месяц гимень, ранняя осень, самое время сбора фруктов. Со слов наставника Рут помнил, что в эту пору рынок в Вирени работал даже ночью. Повозки с фруктами шли из садов непрерывно, а на площади их уже ждали перекупщики из других стран и городов. На рынке и в ночное время было светло как днем, ибо владельцы садов не скупились и охапками закупали флиги, зачарованные факелы, для освещения торговых рядов.

Теперь прилавки стояли пустые, ни флигов, ни торговцев не было, и все заливал призрачно-мертвенный свет привидений, снующих над площадью. Запах спелых фруктов, разлитый в воздухе, отдавал гнилью.

Рут этого видеть не мог, но и воды в клепсидре над управой не было – время Вирени замерло.

Кое-где в домах ярко светились окна, перепуганные горожане зажигали в комнатах по три-четыре флига зараз, чтобы разогнать сон и изгнать тени.

Рут обозрел площадь с домами, спросил приглушенным тоном:

– Скажите, а чаши с кровью и остриженные мертвецы должны встречаться до извлечения вашей безделушки или же после? Потому как в первом случае достать из тайника эту штуку будет затруднительно, разве что вы сами поиграете в адельбергских колдунов и порежете народец.

– После! – поспешно каркнул Орл.

Рут кивнул. Ну и то ладно…

Шалюс, местный адельбергский замок, был построен на склоне Калейской горы. Он стоял над городом по правую руку Рута, окутанный темно-коричневым шелком ночного неба, и лишь сиянье звезд намечало неровную линию его зданий и башенок. Шалюс был меньше Иракиона и имел один уровень, как Фенрихт.

– Мы задерживаемся, – бросил княжич Алвин. Зябко передернул плечами и завернулся в плащ, который до этого висел у него за спиной.

Гимень заканчивался, близился орень, второй месяц осени, а ночи в Вирени, приютившейся у подножия горы, были гораздо холоднее, чем в Майлоке, где дышало теплое южное море.

– Мы осматриваемся, – поправил его Рут. – Я иду первый, вы за мной. И не спорьте – может, вы и маги, но слух у вас никудышный. Да и руки… гм… под стать. Больше привыкли вливать Силу в заклинания, чем махать мечом.

Сказав это, он ощутил маленькое, но удовлетворение – лицо Орла исказилось. Гарт лишь ухмыльнулся, Алвин ответил добродушным взглядом, а Арлену тема мечей и вовсе не интересовала.

Шпилька, а приятно. Ибо неприязнь, которую питал благородный Орл Лен-Тарланьский по отношению к нему, Рут ощущал прямо-таки всей кожей. Вот только не знал, относилась эта неприязнь лично к его персоне или же ко всему роду эрни.

Они зашагали по городским улицам, направляясь к замку – эрни впереди, следом Арлена с княжичем и прислужники. Замыкали их маленький отряд Гарт с Орлом.

Призраки кружили вокруг лиловой каруселью, облетали слева и справа, пытались заговорить. Не зря считается, что в провинциальных городишках народ общительнее, в отличие от Майлока, здесь заговаривать с ними пытался каждый встречный.

Хорошо хоть никто не приставал к Руту с просьбами о мести.

 

Глава тринадцатая

Звеня мечом, разя кастетом…

Крик прилетел с рассветной стороны города, и сначала за стонами и бормотанием призраков Рут его не заметил. Но он повторился, жалобный, потрясенный, на предельной возможности легких.

Крик был женский. Или в тихом городишке завелись мародеры, или в Вирени началось то, что уже случилось в Майлоке, – наполнение Силой олекона. И тогда они опоздали. Адельбергцы их опередили, местный замок пуст.

– Там! – бросил Рут, не тратя времени на разворот к спутникам. Выхватил из ножен меч, махнул сверкнувшим лезвием, указывая на восход.

Что примечательно, в той самой стороне возвышался и Шалюс. Что еще больше утвердило его в мысли, что они опоздали.

Призрак, по которому прошлось лезвие, отпрянул, заворчал возмущенно.

– За служками приглядите! – крикнул Рут, уже летя по улице.

Он был уверен – Орл этого не сделает. Но Арлена и Алвин парней не бросят. По крайней мере, он на это надеялся.

Мощенная камнем дорога стелилась под ногами. Он несся и радовался, что обул сегодня сапоги с гибкой стеганой подошвой, с набойками в виде крохотных подковок с шипами. Для бега по городским мостовым самое оно. Правда, подковки звонко цвиркали по камням, но зато он не скользил. А в тишине он сейчас и не нуждался.

Крик повторился еще раз, оборвался визгом. Не успеваю, подумал в панике Рут. И понесся громадными скачками.

Ориентиром ему, как ни странно, служили призраки. Лиловые фигуры беседовали меж собой, указуя перстами и повернувшись лицом в ту сторону, откуда прилетел женский вопль. Если бы не призраки, Рут этот дом, вполне возможно, даже не нашел бы.

Он стоял в конце улицы, маленький, одноэтажный, с белеными стенами и узкими окошками из бесцветного стекла. Бедное жилище небогатых людей, что исключало мысль о мародерстве.

Дверь слетела с петель, как только Рут пнул ее.

Еще подбегая к домику, он уже знал, что опоздал. И знал, что людей жалеть не следует – этому его учил наставник, строгий Берд.

Их не к чему жалеть, раз уж они сами друг друга никогда не жалеют, говорил он.

И он не стал жалеть, вот только дышать стало тяжело, и рот ощерился подобно волчьему оскалу.

Те, кто должны были умереть в этом домике, уже умерли. С порога Рут увидел две пары ног, прикрученных к потолочной балке. Две неподвижные пары ног, принадлежавшие мужчине и женщине.

Тел не было видно, потому что их заслоняли стоявшие.

Стража вовсе не разбежалась по домам, как решил Рут, стоя на рыночной площади. Она была здесь, облаченная в кольчуги и с оружием. Сухопарый немолодой вояка со шрамом на нижней челюсти, толстяк, у которого внушительный разворот плеч не уступал по размерам пивному брюху, хотя это же была Вирень, так что брюхо было винным, а не пивным. И еще в большой комнате, занимавшей практически весь дом, стояли пятеро мужчин помоложе, в возрасте от двадцати до тридцати. Все вооруженные мечами.

И все мечи были обнажены, что примечательно.

У пожилого со шрамом, у толстяка и у одного из молодых на обоих плечах сияли кристаллы, нашитые на кольчугу. Но это не значило, что оставшиеся четверо камушков не имеют. Кристаллы можно прятать в поясе или же в специальном кармане в рукаве кольчуги. Вирень была небедным городом, вдобавок далеким от властителя, так что местная стража Врат наверняка имела свой неучтенный маленький доход с приезжих торговцев.

Люди, занимающиеся такими вещами, обычно хорошо экипированы. А хорошая экипировка это не только большой-пребольшой меч.

Рут выдохнул, вскинул на уровень пояса руку с коротким боевым клинком, которым был вооружен. Одновременно отвел левую руку назад, незаметно шевельнул пальцами. Из рукава в ладонь выскользнул далт – что-то вроде кастета с длинным жалом, которому надлежало встать между указательным и средним пальцами, с кольцом и упором для большого.

Он мысленно пробежался по собственному телу – все ли в порядке? Тело было готово. Одежда не жала, пояс, как и положено, затянут в меру – так, чтобы на выдохе пропустить три пальца.

Мгновенье, в течение которого стражники, стоявшие в домике, изумленно таращились на неведомо откуда взявшегося хмурого парня, истекли.

Первым на него бросился сухопарый со шрамом. Рут увернулся от двух коротких рубящих ударов. И встретил ринувшегося с другого бока толстяка, приняв его меч на перекрестье у рукояти.

Сухопарый явно побывал на одной из войн, что то и дело разгорались между Халкидией и Элимором, ибо рубился в типично халкидийской манере. Толстяк на войне не был, но вырос в столице и ходил на поединки, о чем говорил его длинный колющий выпад.

Рут скользнул между ними. Отбил рубящий слева, парировал удар толстяка, тут же стремительно махнул левой рукой, обманчиво пустой. Лишь в последний момент сжал кулак, обнажая жало далта. И ударил сухопарого в шею.

Хитрость кастета была в том, что штырь острия обнажался лишь перед самым ударом. А все остальное время кисть висела расслабленно и пальцы прикрывали жало.

Сухопарый упал, блеснул лиловый свет. Так вот как адельбергцы покидают занятые ими тела! Толстяк справа хищно оскалился и сделал выпад, пропоров Руту камзол и кожу на боку. Сбоку подлетел молодой стражник с кристаллами на кольчуге, размахивая мечом, попытался мазнуть Рута сияющим камушком в руке. Губы его при этом не шевелились – стало быть, на кристалл уже нанесено подходящее заклятие. Скорее всего, обездвиживания.

Рут уклонился, пружинисто присел до пола и оттуда, с нижней позиции, рубанул толстяка под кольчугой. Но толстый успел снова занести меч, и колющий выпад, сделанный им уже по инерции, полетел в сторону головы Рута. Он махнул рукой с далтом, отводя удар вбок.

И продолжил замах, качнувшись влево, под ноги молодому. Жало кастета пролетело под коленками вояки. Боковые грани острия далта не затачивались, но скорость в таких ударах решает все; ноги мужчины подломились. Рут рывком выпрямился, аккуратно прыгнул к упавшему, целя набойками по запястьям. Послышался хруст, молодой дико завыл. Рут отступил, оставляя того корчиться на полу.

Выживет, оклемается, снова станет человеком – и маги ему все залечат, мелькнула у него в голове отстраненная мысль.

К тому же ему нужны были живые пленники. Чтобы было у кого спрашивать, почему восстали мертвецы Элимора.

Толстяк был еще жив. И скреб пальцами пол, с ненавистью глядя на него. Вряд ли выживет, но помучается, констатировал Рут, даже не глядя в его сторону. Он и без того знал, куда ударил – в низ живота, глубоко. Хотя если до истечения ночи позвать к пузатому мага-лекаря, то он еще попьет винцо и потопчет землицу. Если только в Вирени остались маги-лекари.

В любом случае Рут не хотел его добивать. Еще один пленник, способный говорить, никогда не помешает.

Трое вояк обступили его с мечами наперевес. Судя по тому как они держали свои клинки, им не довелось побывать ни на войнах, ни на поединках. Но учитель фехтования у них был неплохой – тот самый сухопарый, решил Рут, парировав несколько рубящих ударов молодых стражников.

За их спинами прятался четвертый, наверняка с кристаллами в руках.

Этого обязательно нужно оставить в живых, подумал он. Раз прячется за спинами остальных – значит, душа колдуна, что вселилась в него, не последняя в их мертвецкой компании.

И он стал размазанным по воздуху вихрем, украшенным блестящим росчерком меча, что прорастал колючим шипом то тут, то там. На долю мгновенья. Рубящий здесь. Колющий там. Оглушающий лезвием плашмя.

Вот так!..

Потребовалось всего несколько си-силуйнов – и два десятка ударов сердца Рута, – чтобы все четверо упали. Кто-то успел закричать. И лишь один продолжал дышать после схватки – тот, который хотел сковать его кристаллами.

Дурак. Кристалл Силы – это хорошо. Но выйти с ним против того, кого много лет учили уходить от прикосновений гибельных камушков, – это плохо.

Все было кончено. Комнату наполняли раненые и трупы, он был единственный, кто остался стоять на ногах. И пытался прислушаться к себе.

Рута с детства учили драться. И с детства готовили убивать.

Но сегодня он убил впервые в жизни.

Больше всего его пугало то, что он ничего не чувствовал. Наставник его предупреждал, что убить в первый раз – это как родиться заново. Сначала боль, печаль, отвращение, а потом ты сознаешь, что иначе было нельзя. Ибо эрни не убивают просто так, ради игры, развлечения или по глупости. Эрни – дети Триры Мстительной. Убийства, совершенные их рукой, должны служить справедливости, быть местью или же спасать кого-то. Иногда и самих эрни.

Его сегодняшний бой был ради спасения целого Элимора. Но ни боли, ни печали, ни отвращения он не испытывал, а потому у него было ощущение, что что-то не так.

Он решил обдумать все потом. И огляделся.

Теперь, когда в комнате остался стоять один Рут, тела владельцев домика ничто не заслоняло. Совсем молодая пара, у мужчины на бледных щеках даже щетина не загустела, женщина тоже выглядела почти девочкой. В углу на витых штырях висели свадебные венцы из ветвей храмового дерева. Семейная пара, а учитывая их юный возраст, поженившиеся совсем недавно.

В стороне на полу валялся использованный, опустевший кристалл. Вот и объяснение, почему женщина успела-таки закричать, прежде чем ее схватили. Кристалл совсем крохотный. Пожалуй, его хватило на один небольшой заслон, но потом ее достали или сбоку, или сверху.

Рут вздохнул и принялся стаскивать в угол комнаты троих выживших.

Тот, у которого на кольчуге были нашиты кристаллы, с переломанными руками и подрезанными ногами, шипя и дергаясь, пытался коснуться Рута плечом с камушком. Рут уходил от соприкосновения не глядя.

Толстяк был бледен, брюхо его вздулось еще сильнее. Но он не стонал, только кусал губы, с ненавистью глядя на Рута. Последний выживший, молодой стражник, прятавшийся за спинами своих дружков, лежал без сознания.

Погибших он трогать не стал. Мертвым все равно где лежать.

Самое интересное Рут обнаружил в углу напротив двери. Четыре большие чаши, полные крови, стояли, намечая квадрат.

Отставшие маги наконец добрались и даже сумели разыскать дом. Первым в дверь влетел Гарт – и застыл на пороге. Сзади на него тут же налетел Алвин, потом Орл. Арлена с прислужниками должна была быть где-то позади магов-мужчин, во всяком случае, Рут на это надеялся.

Орл недобро покосился на него из-за плеча Гарта. Пересчитал взглядом тела на полу и в углу, пробормотал:

– Семерых в одиночку… Не зря вас сжигали раньше целыми семьями. И охотились на вашу эрнийскую братию целыми армиями.

Гарт недовольно повел плечом, заставляя Орла замолчать. Спросил деловито:

– Ну и зачем было опрометью бежать сюда, ваша милость? Вы же сами сказали, что время не терпит и к рассвету Элимор может перестать принадлежать людям. Наше дело – Шалюс и колдуны, а не всякие местные разбойники.

Рут молча отступил в сторону, чтобы не заслонять чаши.

Все три мага на мгновенье застыли, а потом ринулись в угол с кровавым квадратом. Теперь стало видно стоявшую за ними Арлену и две фигуры в некрашеных плащах.

Тяжело дышащая дама, прежде чем двинуться к чашам, окинула Рута лихорадочно блеснувшим взглядом:

– Вы ранены, ваша милость?

У него и в самом деле по рукаву левой руки сочилась кровь, был слегка подпорот бок – но там кровь уже остановилась. И ныло правое бедро. Плата за слишком частые уходы вниз.

– Я в порядке, – ответил Рут. – Сейчас достану кристаллы и буду как новенький.

Арлена шагнула вперед, быстро коснулась плеча Рута, пробормотала заклинание.

Боль в бедре прошла, дышать вдруг стало легче. Заклинание, возвращающее силы, сообразил он.

– Благодарю вас, благородная… – церемонно начал было Рут.

Но Арлена просто кивнула и поспешно отошла к магам, уже сгрудившимся в углу.

Прислужники, не решаясь войти в комнату, торчали на пороге, возбужденно озираясь.

– Ко мне, – распорядился Рут. – И будьте всегда рядом, смотрите друг за другом, мало ли что.

В отличие от магов, забывших все при виде чаш, он помнил, что здесь только что погибли четверо носителей адельбергских душ. Под потолком метались всполошенные лиловые фигуры – вполне возможно, кто-то из них и был адельбергцем. Если не все. Пожелай они реванша и войди в ребят, будет весело, поскольку прислужники храма, хоть и не учились бою, но мечи имели. А меч, он и в Безмирье меч, и того факта, что удар в спину есть самое непобедимое оружие, еще никто не отменял.

Парни спешно подошли. Чорис спросил, восхищенно тараща глаза:

– Это вы их, ваша милость? Один?!

– Ну почему же один, – буркнул Рут. – Со мной всегда пребывает благословение моей матушки.

Его тренировали с трех лет и как раз для такого случая. Точнее, для гораздо худших случаев, чем этот. К тому же повезло – сами стражники в ратном искусстве ему уступали, а адельбергские колдуны, похоже, были невеликие бойцы. И олекон, если он тут имелся, не успел одарить их Силой.

Но мальчишкам он этого объяснять не стал. Просто развернулся и пошел к магам, застывшим у чаш, прислушиваясь на ходу к тому, что творилось у него за спиной. Вдруг да свершится то, чего он опасался, и прислужники возьмутся за мечи. Хорошо хоть плащи у них широкие, складчатые и до пят, наверняка будут путаться.

Арлена изучала четырехугольник из чаш, присев на корточки. Княжич Алвин нависал сверху тяжкой глыбой, Орл глядел на чаши, как мышь на зерно, – голодно и нахально.

– Мнения, благородные господа? Выводы? – с ходу спросил Рут.

Орл от такой наглости чуть не подавился слюной. Даже Алвин и Гарт немножко посмурнели.

Рут смотрел на них равнодушно. Выбора у него не было. Дай им волю, так маги будут ползать вокруг сосудов до самого утра и замерять, на сколько пальцев отстоит один от другого.

Арлена, лица которой он не видел, потому что оно было опущено к чашам, сказала задумчиво – он даже не был уверен, ему или себе самой:

– Ни знаков, ни надписей нет. Ромб в основании равносторонний, с прямыми углами… Олекон должен быть или здесь, или у этих вояк.

Она резко запрокинула голову, глянула на Рута выпуклыми глазами. Благородной толстушке явно нелегко было сидеть на корточках. Спросила:

– Вы проверяли этих господ на наличие олекона?

В ответ он молча и стремительно опрокинул носком сапога все четыре чаши.

Господа маги дружно ахнули, инстинктивно дернулись назад от разлившейся лужи крови, а он тем временем нагнулся и подхватил с пола небольшой предмет, с детский кулак величиной. Штука, из-за которой все это свершилось, лежала в ближайшей к двери чаше.

Скользкая и липкая от крови, поверхность олекона была ноздреватой, пористой. Он сжал пальцы и ощутил отвращение – поверхность пружинила в ответ на нажатие.

– Что вы делаете, наследник? – несколько фальшиво изумился Алвин.

Навряд ли ему самому хотелось лезть в кровь и доставать оттуда вожделенный олекон.

– Вот именно, что вы себе позволяете? – совершенно искренне возмутился Орл.

– Ускоряю события, – спокойно ответил Рут. – Легче опрокинуть четыре чаши, чем обыскать семь человек. К тому же нам пора допрашивать пленников.

Арлена, которая чуть не упала, отпрыгивая от кровавого разлива, устроенного его ногой, – ее подхватил Гарт, – с достоинством отдышалась и изрекла:

– Вы поступили неразумно, ваша милость. Мы не знаем, сколько эта вещь должна была пролежать в крови. Боюсь, что вы нарушили процесс, повторить который мы уже не сможем. Ну разве что вы сами поиграете немножко в адельбергцев и сами порежете народец.

Она вернула удар, и он хмуро кивнул. Поинтересовался, оглядывая комнату:

– Кстати, раз уж зашла об этом речь… Что это за процесс? Мне говорили, что чаши с кровью нужны для гадания. Что, эта штука еще и гадает?

Прислужники стояли тихо и подозрительных телодвижений не совершали.

Трое пленников в углу внимательно прислушивались к разговору, лежа в живописных позах с закрытыми глазами, – изображали потерявших сознание. Даже тот, которого он оглушил последним, попутно повредив ему руки, чтобы не было эксцессов, успел очнуться. Но предпочитал прикидываться полумертвым.

Веки у всех троих чуть-чуть подергивались, дыхание частило, и это их выдавало.

– Маги, как всегда, судят о том, чего не знают, по аналогиям, – тихо ответила Арлена. – Известно, что в Серендионе чаши с кровью применяются для гадания. Но здесь они служат для другой цели. Это часть обряда очищения, ваша милость. Мы сами мало что знаем, мы больше предполагаем. Все дело в том, что замковые олеконы не свободны, они наполнены охранной и защитной Силой. Прежде чем наполнить их другой Силой – и другой жертвой, следует очистить олеконы от прежней.

– Причем теперь, – злобно сказал Орл, – этот олекон так и останется неочищенным. Вы нарушили процесс, ничего не зная о нем. А ведь нам обещали действующие олеконы в уплату за участие в этой истории!

Рут, не отвечая, развернулся и пошел к пленникам.

Трое стражников упорно продолжали изображать беспамятство. Он встал над ними, предложил почти вежливо:

– Поговорим? Дыхание, кстати, у вас участилось. У всех троих. Оставьте этот балаган, вы не дамы, чтобы умело изображать обмороки. Я эрни, думаю, вы наслышаны о таких, как я.

Три пары глаз, внезапно распахнувшись, окатили его взглядами, в которых кипела ненависть.

Гарт, пришедший следом, деловито бросил из-за спины:

– Вряд ли они скажут хоть слово по своей воле, наследник Рут. Проводить пытки вас обучали?

В голосе мага наличествовало лишь любопытство, и ничего более.

Рут мотнул головой, кинул на Гарта странный взгляд и направился к небольшому столу, что притулился к одной из стен домика. Принес оттуда короткую скамью, молча грохнул ее на пол перед пленниками. Уселся, перекинув ногу через шаткое сиденье.

Затем медленно выложил на доску перед собой олекон. Глянул на него и оторопел.

Потому что крови на этой дряни больше не было. На скамье лежал серый пористый шарик, больше всего походивший на аккуратно скатанный хлебный мякиш. Рут машинально бросил взгляд на собственные пальцы.

Кисть по-прежнему пятнала чужая подсыхающая кровь, но кончики пальцев, которыми он касался олекона, были чистейшими. Ушли даже мозоли, наработанные долгими тренировками.

Маги стояли кучкой в трех шагах и наблюдали за ним с неодобрением. Однако не вмешивались. И придерживали Орла, который то и дело порывался бежать к олекону.

Навершие рукояти на эрнийском клинке Рута украшало стальное яблоко с растущим из него шипом. Он прихватил олекон двумя пальцами левой руки, вознес меч на уровень плеча.

И нацелил шипастое яблоко на олекон.

Алвин напрягся, он это почувствовал, даже не глядя в его сторону. Гарт запыхтел. Наверное, это и послужило причиной тому, что Орла они упустили. Тот выскользнул у них из рук, винтом выкрутился и кинулся к Руту с воплем:

– Что ты себе позволяешь, вшивый эрнийский щенок!

Рут, не глядя, махнул левой рукой вбок. Орл улетел в угол – и на него тут же навалились прислужники, до этого никак себя не проявлявшие. Вот тебе и польза от людей храма.

Но Орл легко их раскидал. Поднялся, завопил:

– А вы что стоите?! Алвин, Арлена, хватайте его!

– Благородный Орл, – внятно сказал Рут. – Послушайте вшивого эрни. Мне нужно узнать, почему проснулись спящие мертвецы Элимора. Не стойте у меня на пути, потому что я пойду до конца. Ибо от этого зависит не только Элимор, но и мой дом, покой моей матери, моей страны. И даже, возможно, существование всего моего рода. Пытать тех несчастных, в телах которых сейчас сидят адельбергцы, бесполезно. Они в этих телах гости, хотят – придут, хотят – уйдут. И тут, в нашем обществе, их удерживает только олекон. Который, кстати говоря, принадлежит мне, ибо это я прибежал сюда первым и одолел адельбергцев. Без вас. Не можете смотреть – уходите. Хотите остаться – молчите, потому что в следующий раз рука, которой я вас встречу, будет вооружена.

Он повернулся лицом к пленникам. Те внимательно смотрели и еще более внимательно слушали. Спросил:

– Вам все понятно?

– Арлена! – жалко крикнул Орл. – Это же надежда нашего дома!

Дама-маг грустно ответила:

– Которую добыли не мы. Было бы бесчестьем отбирать этот трофей у его милости. И я не уверена, что стоит ставить под угрозу две страны ради одного дома. Пусть даже речь идет о нашем собственном доме.

Рут отповеди Арлены почти не слушал, ибо его занимало другое. Тени адельбергцев, парящие под потолком, вдруг застыли. Все-таки началось. А он так надеялся, что обойдется…

Уложив меч на колени, Рут выщелкнул из поясного кармана четыре кристалла. Зашевелил губами, спешно повторяя заклинание заслона. Крутнул свободной рукой три раза, не вставая с места.

Невидимые щиты возникли спереди, слева и справа, сходясь у него за спиной углом. Последним Рут установил заслон сверху.

Теперь вокруг эрни была клетка, пройти через которую не могли ни маги, ни люди – только тот, кто ее установил.

Гарт глядел, явно ничего не понимая. Орл грязно выругался.

Прислужники в углу кое-как поднимались, держась за стеночку и друг за друга.

– Благородная Арлена права, – высказался тем временем княжич Алвин, хоть и не слишком радостным тоном. – Поймите, Орл, для нас этот олекон бесполезен. Мы не знаем полного обряда очищения и не умеем его проводить. Мы все-таки маги Тарланьского дома, а не адельбергские колдуны.

Лица стражников при последних словах перекосились.

И настал момент, которого ждал Рут.

Круг лиловых теней под потолком дрогнул, синеватые молнии ринулись к магам. По иронии судьбы, благородных господ из Тарланьского дома было ровно столько, сколько и убитых им стражников – четверо.

Так что никто из адельбергцев не остался без вместилища.

Прислужники в углу замерли и вжались в стены. Рут рявкнул:

– Касима, Чорис, убирайтесь из дома! Бегите в местный храм!

Потом, скривившись, достал еще один кристалл. Наклонился, шепча нужное словцо, и быстро коснулся пола рукой, нанося заклинание и переливая Силу из кристалла в заслон.

Теперь он был прикрыт и снизу – на тот случай, если призраки вдруг просочатся сквозь камень и землю, со стороны пола.

Глядя со скамьи на то, что творилось в комнате, Рут понял, почему адельбергцы не атаковали раньше. Вхождение в чужое тело было не таким уж молниеносным, да и маги сопротивлялись – он видел, как на лицах Тарланей сменялись гримасы отвращения, ярости, ужаса…

Не будь он под защитой заслонов, мог бы запросто отправить всю четверку в беспамятство. Те не стали бы сопротивляться, момент у них был не тот, одна душа дралась с другой за власть над телом.

Битва закончилась, и маги в ней проиграли. Рут наблюдал, как благородные Тарлани встают кругом вокруг его скамьи. Значит, он будет договариваться не со стражниками, а с этими.

– Тварь! – рявкнула Арлена. – Все равно мы тебя достанем! Заслонов не хватит надолго!

– На два сила, не более, – бесстрастно согласился Рут. – Но чтобы поломать вашу игрушку, мне времени хватит. Однако я могу поменяться. Вам олекон, мне – правду о том, кто поднял мертвых Элимора.

– Когда эти два сила кончатся, я разорву тебя голыми руками! – пригрозил Гарт. – Как кусок мяса!

– Вы отстали от эпохи, – ровно произнес Рут. – В наше время мясо режут ножами, а людей убивают оружием. Голые руки – это дурной тон и признак дикарей. Впрочем, делайте со мной что угодно, олекона вы не получите.

– Эрни, – протяжно сказал Алвин. – При нас твои сородичи жили хорошо – ты знаешь об этом? Клянусь, когда мы полностью вернемся в этот мир, семья Лахег позаботится и о тебе, и о всем твоем роде.

Рут молча глядел перед собой, положив одну руку на меч, который лежал у него на коленях. Алвин скривился.

– Я знаю, что мы сделаем. – Арлена жутко оскалилась.

Гарт и Орл исчезли из его поля зрения, и Рут едва успел подавить желание обернуться. Собственно, это было ни к чему, он и так все понял. Тарлани бросились к раскрытой двери домика. Он слышал, как они бегут по мостовой, топая сапогами.

Издалека прилетел вскрик. Потом грязное словцо, выплюнутое дрожащим мальчишеским голосом. Прислужники из храма не успели убежать далеко. Плохо. Даже очень плохо…

Мир вдруг стал ярче. В запахе крови стали различаться разные нотки, от Арлены пахло цветами храмового дерева, от прислужников, которых заволокли в комнату Гарт и Орл, несло страхом. От бордового камзола Орла разило неприятными духами, от Гарта – обильным потом. У Алвина на плече висел светлый волосок, уцепившийся за шитье из крученой черной нити. При виде этого волоска Руту вдруг вспомнилась княжна Ивара, которую он видел мельком в Фенрихте год назад. За волоском скрывалось многое. Достаточно было посмотреть как следует и понять.

Алвин несомненно виновен – Ивара являлась его родственницей. А еще она была несчастной девицей без приданого, выросшей в старом замке с кучей родственников. Скучная, унылая жизнь без проблеска надежды. Алвину, который был старше ее и умнее, не составило труда обольстить юную кузину и склонить ее к кровосмешению. Виновен. Виновен. Виновен…

Темная сущность эрни рвалась наружу из глубин его души. Дыхание стало глубоким и размеренным, сердце на мгновенье замерло и пошло отсчитывать ровные, мощные удары.

Он сжал зубы, заставил себя посмотреть на все с человеческой точки зрения. Иваре скучно, и она вместе с Алвином провела несколько весьма приятных ночей. Над всеми благородными девицами читают заклинание «пустоцвета», так что последствий от этой связи не будет. Ну и, в конце концов, они не слишком близкие родственники – всего лишь двоюродные дядя с племянницей. Никто от этого не пострадал. А если нет пострадавшего, то и виновного нет.

– Будем пытать мальчишек, – рычала тем временем Арлена с несвойственными ей интонациями. – И тогда ты, эрни, сам выйдешь из-за заслонов и отдашь нам…

– Отец всегда предупреждал меня, что переговоры нельзя затягивать, – оборвал ее Рут.

Он поднял меч и приставил его острие к доске за олеконом. Утвердил на рукояти обе руки.

– Начинайте, – предложил почти любезно. – А то я питаю какие-то глупые надежды, иллюзии, как это называл мой наставник изящной словесности, – вдруг да договоримся. Подтолкните меня, умоляю.

– Когда храмовое быдло завизжит от боли, ты еще пожалеешь об этом! Стократно! – проскрежетала Арлена. – Давайте их сюда!

Странно, подумал вдруг Рут. С душой Арлены или без, но дама-маг по-прежнему командовала своим маленьким отрядом. И выглядела при этом как прежняя Арлена, только голос изменился. Нелегко мужчине рычать по-мужски, имея женскую гортань.

Рядом с Арленой появился Орл, легко, изящно так державший заломленные за спину и вверх руки Чориса. Бедолага даже не пытался дергаться, шел оступаясь, перегнувшись в поясе. Некрашеный плащ тянулся по плитам пола.

Вот уж на ком перемена душ отразилась больше всего, так это на Орле. Он был спокоен, не дергался, как раньше. И смотрел на удивление умным взором, казавшимся почти чужим на его холеном лице.

– Ничего-ничего, – пыхтел Гарт, таща волоком одного парня. – Сейчас ты увидишь и даже унюхаешь, твоя эрнийская милость. Пытать не умеешь? Мы тебя научим.

Прислужники держались, не кричали. Но им было страшно.

– Вы меня недооцениваете, – твердо сказал Рут. – Как только вы начнете, я раскрошу ваш олекон в пыль и сниму свои заслоны. Выйду против вас, а дальше пусть решают боги. Пока что решение за вами, но потом я вложу его в руки Семерых.

Он опустил взор и застыл, уставившись на олекон, намеренно не поднимая глаз. И поэтому не видел, как адельбергцы с лицами Тарланей поставили прислужников прямо перед ним. Где-то на краю его зрения колыхались и вздрагивали грязно-желтые складки храмовых плащей…

Истошный вопль полоснул по ушам, и он повел меч вниз, на олекон.

Пористая поверхность промялась вглубь под нажимом лезвия, но пореза он так и не увидел. Как резать эту дрянь? Может, пырнуть ее шипом на рукояти?

Крик прервался. И одновременно по переднему заслону плеснуло кровью, рванулись и повисли прямо в воздухе алые струйки. Рут усилил нажим.

– Мы согласны, – произнес кто-то голосом Орла. – Вам скажут, почему в этой гнилой стране восстали мертвецы. Слышите, наследник Рут? Мы согласны. Вспомните все, что можете потерять. Подумайте…

Рут, стиснув зубы, надавил на лезвие изо всех сил.

Там, где клинок касался олекона, на металле медленно таяли пятна темно-алой крови. Олекон уже почти разделился надвое, но пореза не было.

На мгновенье он испугался – вдруг эта гадость не поддается стали? И ее нельзя разрезать, невозможно уничтожить?

Но будь это так, разве стали бы адельбергцы дергаться? Надо просто искать решение. Искать и найти.

– Стой! – рявкнул кто-то. Кажется, Гарт. – Ты не можешь! Ты не должен…

Рут поднял глаза.

Орл стоял в двух шагах от него, держа в одной руке меч, а в другой ровно отрубленную голову. Прихватив ее пятерней за волосы.

Рут заставил себя посмотреть на измазанное, окровавленное лицо.

Касима. Почтенный Аар Касима, к мертвым нужно проявлять особое почтение. Особенно к безвинно погибшим, которых убили жестоко.

Кровь которых взывает к отмщению.

Виновен. Мертвый адельбергский колдун – виновен! Но как отомстить мертвому?

– Уберите меч от олекона, – потребовал Орл. Кивнул, указывая вбок.

Рядом с ним трясся от ужаса Чорис, которого держал за горло стоявший сзади Гарт.

– Вы убили Касиму, – одними губами ответил Рут.

Орл глянул на отрубленную голову, приподнял брови, чуть улыбнулся. Улыбался он совсем как прежний владелец тела.

– Этого? Да. Увы, но вы вынуждали нас согласиться, и мне захотелось хоть как-то отомстить. Хоть самую чуточку. Понимаю, это слишком мелко, он был всего лишь ничтожной тварью, слугой. Но даже мелкая месть – это так приятно. Вы же эрни, вы должны меня понять.

– Я понимаю вас. – Губы Рута его не слушались. – Ради Керсы и во имя Элимора…

– Уберите меч, – потребовал Орл. – Во имя этих самых двух провинций, которые вы тут упомянули. Кстати, мы когда-то звали их Карис и Элом. Оставьте олекон в покое, его хоть и сложно повредить, но при надлежащем упорстве все возможно.

Рут сглотнул. Невероятно долгое мгновенье все лежало на весах, ярость Рута и его желание мести уравновешивал лишь вопль в глубинах его сознания: «Керса! Элимор!»

Керса и Элимор победили. Он снова положил меч на колени, сказал бесстрастно:

– Мои условия: сначала вы поклянетесь мне священным чревом и жаждой Рега Владыки Всего Сущего, которого мы зовем Рьягом Ненасытным. Поклянетесь, что будете говорить правду и ничего, кроме правды. Затем скажете, отчего восстали мертвые в этой стране. И как я могу защитить мое тело от вас. Потом…

Орл перебил его с ухмылкой:

– Так в этом мире еще помнят, как мы клялись и что для нас священно! Это хорошо, меньше придется учить потом.

– Просто у эрни очень долгая память, – холодно сказал Рут. – И лично у меня очень хорошие наставники. Я продолжаю. Потом вы и ваши собратья покинете эти тела. Все, в том числе и тела раненых в углу. Отправитесь под потолок и будете там ждать. Я оставлю олекон на скамье, под защитой заслонов. Через некоторое время, когда заслоны истощатся, он будет ваш.

– Так не пойдет, – твердо заявил Орл. – Вы отдадите нам олекон немедленно.

Рут улыбнулся, не глядя на него. Приподнял меч, держа его строго вертикально, приставил острие к олекону, нажал.

Выкованное в форме листа острие глубоко вмялось в пористую поверхность. Кровь, пятнавшая сталь у острия, начала исчезать.

– Клянусь! – зло выкрикнул Орл. – Священным чревом Рега – Владыки Всего Сущего, его жаждой…

– По полной форме, – напомнил Рут, не отрывая взгляда от олекона. И по-прежнему вдавливая в него меч.

Орл глянул с ненавистью, зачастил:

– Клянусь священным чревом Рега – Владыки Всего Сущего, что скажу правду, и да не отлучит он меня от чрева своего, дарующего мощь. Клянусь кровавой жаждой Рега Владыки Всего Сущего, что скажу правду, и пусть он выпьет меня, и да стану я никем и ничем, если нарушу клятву. А теперь слушай, проклятый эрни. В главном храме Элимора принесли мольбу, но попросили о помощи не одного из ваших богов, а демона. Ту, которую ты называешь Трирой Мстительной. Создательницу эрни.

Рут резко выдохнул и слепо глянул в сторону Орла.

– А кто ее принес и почему, мне неизвестно, – уже с издевкой в голосе сказал его собеседник. – Вот и все, собственно. Теперь ты знаешь столько же, сколько и мы. Клянусь тебе в этом.

– Как мне от вас защититься? – напомнил Рут, не спуская глаз с Орла, точнее, с того, кто сейчас прятался за его красивым лицом.

– А ты уже от нас защищен, эрни. – Чужой в теле одного из Тарланей махнул рукой, в которой держал голову Касимы. Ткнул туда, где в луже крови валялись перевернутые чаши. – На твоих руках кровь, которую мы посвятили Регу – Владыке Всего Сущего. Того, кто помечен священной кровью, не изберет для своего вместилища ни один из нас, это святотатство, которого Рег не простит.

– Уходите! – резко сказал Рут. И с натугой поднял меч.

Там, где олекон касался стали, лезвие отливало теперь снегом и серебром.

Лиловый свет над головами Тарланей озарил комнату. Рут бесстрастно считал вспышки: одна, две, три, четыре…

Гарт, переменившись в лице, быстро отнял руку от горла Чориса, дико повел глазами. Увидел лежащее у его ног обезглавленное тело Касимы и содрогнулся.

Орл нервно дернул ртом и недоуменно посмотрел на свою руку с окровавленным мечом. Перевел взгляд на другую руку, в которой все еще держал отрубленную голову. Взвыл, резко отшвырнул и то и другое, едва не угодив Гарту мечом по ноге. Поднес к лицу окровавленные пятерни и застыл, разглядывая их.

Алвин тяжело ворочал глазами, оглядывая комнату. И судя по лицу, понемногу сознавал, что произошло.

Спокойнее всех приняла случившееся Арлена. Быстро, почти деловито обвела взглядом труп, горестно сморщилась. Тут же шагнула к Орлу. Мягко коснулась его рук, что-то прошептала. Кровь, пятнавшая кисти, исчезла. Она материнским жестом притянула его голову к себе, погладила каштаново-рыжие кудри. Тихо зашептала. Судя по тому, как долго шевелились ее губы, это было не заклинание, а просто слова утешения.

Чорис, стоявший впереди всех, дрожал, и глаза его неотрывно смотрели в одну точку где-то над головой Рута.

В углу всхлипывали и стонали стражники.

А под потолком кружились лиловой каруселью призраки, и на лицах их он видел злорадство.

Рут встал, не вкладывая клинок в ножны. Перекинул ногу над скамьей и шагнул за пределы заслонов.

Надо было уходить.

– Благородные господа Тарланьского дома, должен вам сообщить неприятное известие: в вас только что побывали адельбергцы, – резко бросил Рут. – Стойте спокойно, я должен кое-что сделать.

И метнулся в угол, где окунул руки в кровь. Вернулся, пятью быстрыми движениями пометил каждого из стоящих.

– Это то, что предохраняет от адельбергских душ, – пояснил он в ответ на удивленные и даже разъяренные взгляды. – Мне удалось кое-что узнать, но об этом лучше поговорим потом. И не здесь. Нам надо уходить. Благородный княжич Алвин, примите у Арлены вашего родича и приглядите за ним. Из всех адельбергцев, что вселились в вас, ему достался самый…

С его языка едва не сорвалось грязное слово. Ни к чему попусту злить тварей, реющих под потолком. Нужно уводить всех живых. И идти в главный храм Элимора.

К тому же не в обычаях эрни разбрасываться обидными словечками. В их обычаях мстить. При этой мысли он ощутил, как в душе что-то шевельнулось и запело.

Мстить.

Как ни жаль, но все, что он может, это вернуть адельбергские души туда, откуда они выползли, – в посмертную бездну Рьяга Ненасытного.

– …Самый опасный, – закончил наконец свою фразу Рут. – Благородная Арлена, там, в углу, раненые. Помогите толстяку, иначе он не доживет до рассвета. Переломы не лечите, надо их просто обезболить. Потом прочтите над всеми тремя заклинание переноса. Заберем их с собой. Торопитесь!

Арлена внимательно глянула на него, кивнула и ушла. Алвин по-братски обнял Орла за плечи, завздыхал.

– Благородный Гарт, за вами Чорис, – продолжал распоряжаться Рут. – Не отпускайте его.

Гарт шагнул вперед, опустил на худые плечи Чориса мощную длань, повел вокруг тяжелым взглядом.

Рут еще раз прогулялся к луже, измазал кровью Тарланям лбы и тыльные стороны кистей. Сделал то же самое с Чорисом.

Арлена отступила от раненых, и замолчавшие наконец стражники всплыли над полом. Она метнула на Рута вопрошающий взгляд.

Он измазал кровью и этих троих, распорядился:

– Выходим. Сначала Алвин с Орлом, потом Арлена со стражниками, Гарт и я. Вперед, быстро.

– А как же олекон?! – вскинулся вдруг Орл. – Вы оставите им их… его… после всего?

Пористый мякиш лежал на скамье, надежно прикрытый заслонами от всех, даже от Рута – ибо из-за заслонов можно выйти, но войти за них снова уже нельзя. Нельзя дважды встать под защиту одного и того же заслона, таково свойство невидимых щитов.

– Это часть сделки, – хмуро ответил Рут. – Объясню все потом. Уходим.

До городских Врат они добрались без проблем.

В маленьком отряде, что шагал по ночной улице Вирени, почти все пребывали в некотором оцепенении, а раненые стражники так и вовсе плыли по воздуху в полном беспамятстве. Рут, идя сзади, держал наготове обнаженный меч и прятал далт в левой руке, на всякий случай.

Но все было спокойно, призраки жались к домам, глядели на них, переговаривались. И кроме их болтовни и шагов своей маленькой колонны Рут ничего не различал.

Так они и дошли до Переходных Врат, причем по дороге никто из них не проронил ни слова.

Площадь пестрела лиловыми силуэтами, но вокруг Врат словно кто-то очертил небольшой круг, за который никто из умерших душ не заступал. Рут глянул вскользь, задумчиво приподнял бровь.

Вывод напрашивался один: Врата чем-то пугают призраков. И дело вряд ли в кристаллах, что составляют конструкцию – они всегда имеются там, где живут люди. А вот Безмирье, которое невидимо стоит за каждым из Врат, присутствует только тут.

Почему я этого не замечал раньше, изумился он. Может, потому, что Врата Майлока от площади отделяла башня и там это было не так наглядно? А по Иракиону шаталось слишком мало призраков…

Они остановились у Врат, и только тогда Арлена церемонно спросила:

– Как я понимаю, ваша милость, пока адельбергцы сидели в нас, вы достигли с ними некоего соглашения? Могу я спросить какого?

Орл при упоминании колдунов перекосился, Алвин и Гарт почти не переменились в лицах.

– Они любезно освободили ваши тела и рассказали, почему восстали мертвецы Элимора, благородная Арлена. И как защититься от их вселения, – хмуро ответил Рут. – А после дали мне клятву чревом и жаждой своего божества Рега, что больше ничего не знают. Я в ответ оставил им олекон, под прикрытием заслонов, которые сила через два истощатся.

Дыхание Тарланей изменилось; вот теперь оцепенение, в котором они пребывали после посещения злосчастного дома, точно ушло.

Арлена пробормотала:

– Клятва Регом, ну надо же. Я об этом читала, но не знала, правда ли это. А помазание кровью из жертвенных чаш защищает от вселения колдовских душ, не так ли? Следовало набрать этой крови, это же почти артефакт.

– Можете вернуться потом, – неласково буркнул Рут. – С тряпками для сбора и прочим.

Арлена осуждающе покачала головой.

– Все-таки вы поспешили с чашами, ваша милость. Так отчего восстали мертвые?

– Кто-то принес в главном храме Майлока мольбу о мести. Одну-единственную, но, по-видимому, крайне удачную, – холодно сказал Рут. Помолчал и добавил: – Мольба была обращена к Трире Мстительнице.

Орл сделал именно то, чего он ожидал от него, – вскинулся и заорал:

– К демону?! К вашему создателю?! Так вы сами замешаны во всем этом!

Гарт наступил ему на ногу, а княжич Алвин напряженным шепотом посоветовал заткнуться.

Рут пожал плечами, заметил равнодушно:

– Врата перед вами. Мой путь лежит в Майлок, ваш – туда, куда захотите.

Он повернулся к единственной здесь даме, обратился к ней, резко сменив тон:

– Благородная Арлена, не могли бы вы забрать этих раненых в Фенрихт? Утром я пришлю кого-нибудь позаботиться о них. Буду вам обязан и непременно когда-нибудь отплачу – услугой или кристаллами…

Арлена вздохнула:

– Какая приятная мысль – мне задолжает услугу сам наследник герцогства. Я перенесу их в Фенрихт немедленно. Но обещайте, что подождете здесь и без меня в Майлок не отправитесь. Я все-таки могу быть вам полезна, а в Майлоке, как я помню, имеется один полностью очищенный и заряженный олекон. Против него, кстати, вам без нас не выстоять.

Алвин с Гартом переглянулись. Высказался за обоих один Алвин, обозначив поклон легчайшим наклоном головы:

– Мы тоже настаиваем на том, чтобы пойти. Нас с Гартом вытащили из кроватей ради этого похода, и мы хотим увидеть, чем все закончится, ваша милость. Раз уж проснулись посреди ночи, догуляем до конца.

– И я, – желчно сказал Орл. – Вы думаете, я это так оставлю? Я хочу увидеть этих адельбергцев. На этот раз они не застанут меня врасплох! Я буду бить их, я… Они сделали меня убийцей…

И хотелось бы Руту отказаться от такого попутчика, но тут он был не вправе.

– Месть благородное дело, – нехотя согласился он. – К тому же Врата принадлежат всем, и я не смогу заслонить вам путь.

Арлена тихо спросила:

– Может, мне забрать в Фенрихт и прислужника?

Рут глянул на Чориса; тот стоял вытянувшись, оцепенело глядя перед собой. Отвел глаза.

– Идти он может, а мне нужен кто-то, кто знает Майлок. К тому же наша дорога лежит в храм Семи. Там ему станет лучше – родные стены, знакомые лица…

Арлена кивнула и двинулась к Вратам. Троица раненых плыла за ней по воздуху, словно их тянул невидимый поводок.

В ожидании дамы-мага Рут задумчиво обозревал свой меч. Серебряно-белые пятна на лезвии и острие беспокоили его. В лиловом свете, заливавшем площадь, они были почти не видны, но он знал, что они есть.

Рут из чистого любопытства постучал по ним ногтем, и звук чуточку отличался от звука на сверкающей серой части лезвия. Когда все закончится, надо будет показать меч оружейнику.

Он представил, какую выволочку устроит ему отец, когда все закончится, и вздохнул. Прямо хоть начинай молиться, чтобы все подольше не заканчивалось.

Однако речь не только о нем и его гордости, но и о жизнях людей. А их, как его учили с детских лет, надо ценить больше своих мелких неудобств.

Из врат ударило красным, Арлена ступила на площадь, протянула магам черные повязки, которые те отдали раненым. Рут шагнул к громадному косяку из кристаллов, на ходу вытаскивая из кармана широкую ленту плотного черного шелка.

Тарлани встали отрядом у него за спиной, держа с двух сторон так и не пришедшего в себя храмового служку. Арлена надела на Чориса повязку, найденную у того в кармане.

Рут завязал глаза, шлепнул по косяку. Сказал:

– Майлок!

И шагнул вперед.

Но не ощутил под ногой привычного пружинисто-мягкого покрытия. Наоборот, набойки на его сапогах цокали по камням…

Он прошел по инерции два шага, уже понимая, что случилось. Содрал с глаз повязку. Вокруг по-прежнему высились дома Вирени.

Сзади налетел Алвин, раздраженно сказал:

– Какого демона! Что случилось?

Рут озабоченно распорядился:

– Снимайте повязки. Майлокские Врата закрыты.

– Боюсь, они не просто закрыты, а уничтожены, – добавила сзади Арлена, налетевшая на несчастного прислужника и теперь обнимавшая его двумя руками. Тот дергался и трясся, пухлая рука Арлены гладила его по голове. – Нам бы следовало догадаться раньше, что олекон в Майлоке заряжали Силой перемещения не просто так. Они получили оружие и разрушили Врата, отрезав столицу от внешнего мира. Разумно.

– Однако город и так практически принадлежит им. – Рут размышлял, что делать дальше. – Я там был. Властитель сбежал, стража разбежалась. А Врата, как я понял из разговора со служительницей, используются нынче лишь для бегства.

– Именно, – тихо сказала Арлена. – Беженцы. Живые тела, которые нужны адельбергцам. Где-то же им надо жить?

Орл ругнулся. Княжич Алвин предложил:

– Попробуем попасть в какое-нибудь село рядом с Майлоком!

– У меня есть предложение получше. – Рут подкинул в воздух полосу шелка, которую все еще держал в руках. Та взлетела, изогнулась в воздухе красивым зигзагом, опала в подставленную руку. – Иракион. Адельбергцы туда не сунутся, они знают, что замок опасен и вот-вот рухнет. Эта самая быстрая дорога к храму.

– Но это риск, – сказал Гарт, – хотя, думаю, мы готовы рискнуть. Вот только как спускаться будем? Там даже самый нижний ярус выстроен на уровне Фенрихта, не ниже. И ни лестницы, ни спуска.

– Есть идея, – сказал Рут. – Надеюсь, вы, благородные господа, готовы немножко поступиться своим достоинством?

 

Глава четырнадцатая

Дорога в храм

Врата Иракиона все еще держались, хотя поверхность яруса уже щерилась дырами и провалами. Алый отсвет, хлынувший из Врат, высветил каменные плиты, и Рут облегченно вздохнул. Провалы были небольшими, и между ними можно было пройти.

Он двинулся вперед, простукивая плиты длинным шестом, отодранным от навеса на виреньском рынке. За ним по воздуху летела Арлена, удерживаемая заклинанием переноса, которое Рут собственноручно наложил на нее и закрепил Силой одного из последних своих кристаллов. А за Арленой плыли по воздуху все остальные маги, объединенные в цепь. Ибо Арлена наложила заклинание на Орла, Орл на Гарта, Гарт на Алвина. Княжич же, будучи последним магом, привязал к себе Чориса. Рут надеялся, что эти пятеро выживут, даже если он сам провалится – заклинание переноса, помимо всего прочего, удерживало предметы от соприкосновения с твердью.

Но цепь, получившаяся в результате, была неповоротлива. И приходилось напрягаться, чтобы привести ее в движение. А также следовало быть очень осторожным в выборе плит. Он ступал только туда, где звук от удара шеста был глухим. И простукивание по углам выказывало устойчивость камня. Несколько раз приходилось перепрыгивать через две-три плиты разом. Бледно-зеленая полоса, которая пролегла по рассветной стороне неба, заставляла его торопиться, потому что предвещала близкий конец ночи.

Может, поэтому он и ошибся. А может, его вес просто нарушил некое равновесие, установившееся здесь. Сначала обвалилась плита рядом с той, на которую он ступил, и только потом рухнула его опора.

В самый последний момент Рут успел рвануть шест, разворачивая его так, чтобы тот лег поперек узкого места провала. Еще успел забросить руку на ближайший камень. Так и повис – одна рука на шесте, другая напряженным пауком вцепилась в плиту, а ноги висят в пустоте. Сверху парила цепочка из магов, самую малость не касавшихся ногами плит.

– Ваша милость! – окликнула его встревоженная Арлена.

Ответа она не ждала, потому что Рут говорить не мог, на то имелись причины.

Двое из магов тяжело и часто дышали, но сейчас он не мог понять, кто именно.

На камень, который оказался под рукой, Рут вытаскивал себя по крохе, стараясь больше опираться на шест. Выполз из провала и улегся на трех плитах сразу, при этом та, что была у него под животом, ощутимо подалась.

До края яруса оставалось еще двадцать шагов. И тут со страшным хрустом подломился пол под Вратами, черная угловатая арка из кристаллов ухнула вниз, весь Иракион содрогнулся.

И Рут понял: либо сейчас, либо никогда. Иначе ему не выжить.

Он бросил себя вверх, рывком отталкиваясь от шеста, опиравшегося сразу на четыре плиты.

Иногда все зависит от скорости. А иногда – от начального толчка. Его бег сейчас был скорее чередой прыжков, где главным стал самый первый – тот, что он сделал вначале. Рывок, придавший Руту и людской цепи за его плечами скорость и направление.

Не будь у него за плечами этой самой цепи из висящих в воздухе магов, все могло бы и получиться. Потому что она его замедляла и укорачивала прыжки.

За три шага до края яруса везение Рута кончилось. Плита ему под ноги подвернулась вовсе никудышная, рухнувшая едва ли не прежде, чем он опустил на нее ногу. Рут полетел вниз лицом на следующую плиту, выбросил вперед руку, скребнул по камню, обламывая ногти…

И все-таки вытолкнул себя к краю. За ним, едва не коснувшись ногами перекошенных плит, скользнула цепь магов.

Тело Рута рыбкой перевалило за край яруса и начало падать вниз, к земле. Уже в полете, головой вниз, он выплюнул то, что держал во рту все это время – кристалл с нанесенным на него заранее заклинанием прыжка. Молясь о том, чтобы камушек не угодил в провал, а ударил по одной из плит внешней обшивки Иракиона.

Кристалл коснулся черной стены с сухим щелчком, алая искра, горевшая в нем, вспыхнула и погасла.

И падение стало прыжком. Его отбросило от пролетающей перед глазами каменной стены шагов на десять вперед – сработала отдача от пришедшего в действие заклинания прыжка. Дальше он стал падать медленнее и по кривой. Живую цепь из магов кинуло вперед по инерции, но она тут же вытянулась вслед за Рутом, повторяя в воздухе кривую, которую очерчивало его тело.

Они приземлились на крыше невысокой пристройки, что лепилась к одному из домов, стоявших вокруг заброшенных руин адельбергского замка. Точнее, приземлился он, а прочие зависли в четверти шага от крыши.

– Еще немного, – пробормотал Рут. Вот теперь он мог говорить.

Спуск с ветхой крыши оказался не таким уж и безопасным, как он надеялся. Старая черепица обломилась на первом же шаге, и удержал его лишь обломок гнилого стропила, попавшийся под ногу.

Рут мягко, медленно скользнул по крыше, хрустя хрупкой, как бумага, черепицей. Спрыгнул в переулок и бормотнул заклинание, коснувшись Арлены.

По цепочке пробежала волна движения, сопровождаемая шепотом. Маги отсоединялись, приземляясь на мостовую с высоты в пол-локтя. Последним заклинание сняли с Чориса, и Алвин тут же принял его в свои объятия, бережно поставил наземь.

Похоже, долгий полет над пустотой на прислужника как-то подействовал, потому что Рут услышал, как тот ломким дрожащим голосом поблагодарил княжича.

Они стояли в узком переулке, вокруг них теснились дома. Почти в каждом светилось одно, а то и два окна. Беднота не спешила покидать обжитые места – на чужбине жизнь придется налаживать заново, а это не всем под силу. Беднякам тяжелее всех тронуться с места.

По переулку расхаживали призраки, судя по виду – бывшие обитатели этого же квартала. На прибывших лиловые личности внимания почти не обратили, удостоив их лишь несколькими взглядами. Что Рута вполне устраивало.

Пока они осматривались и собирались в кружок, рядом, в боковом окне дома, мелькнул свет факела. Их появление не прошло незамеченным. Однако времена были тревожные, и никто не выглянул спросить, кого там носит ночью по крышам.

Арлена поправила растрепавшиеся кудряшки, собранные сзади в узел, чинно сказала:

– Я в восторге, ваша милость. Использовать заклинание прыжка, чтобы смягчить удар при падении, – это весьма свежо и оригинально.

– Честь открытия принадлежит не мне, благородная Арлена. – Рут пожал плечами. – Восьмой Илазирский конфликт, оборона пограничного Олгеля. Илазирский король тогда подкупил нашего мага и тот испортил Олгельские Врата, а также уничтожил все блюдца. И Нерг Левреск, предок Энгера Левреска, командира наших волков, предложил организовать атаку в ночное время. Волки спрыгнули на головы илазирцам с башен пограничного форта, применив тот же прием, что и я только что. Атака увенчалась успехом, возникла сумятица. В ту ночь погибло больше половины илазирского войска. Хотя Нерг в своих записях упоминал, что многие из погибших были сражены в возникшем хаосе рукой своих же. Как бы то ни было, наутро илазирцы ушли, и командир волков отправил посыльного в ближайшее село, где имелись Врата и блюдце.

– Никогда не интересовалась военными историями. И похоже, зря, – пробормотала Арлена. – Наследник Рут, когда мы вернемся в вашу славную столицу Тарус, не будете ли вы так любезны… э-э-э… ознакомить меня со всеми магическими моментами в ваших Илазирских конфликтах?

– Почту за честь, – с легким поклоном ответил Рут. Отца наверняка позабавит такое почтение к их истории…

Рут отбросил ненужные мысли и шагнул к прислужнику, который стоял, кидая испуганные взгляды в небеса, с которых только что сошел.

– Нам нужно в главный храм, Чорис. Ты знаешь эти места?

– Да… – неуверенно сказал тот.

И медленно огляделся. Просветлел лицом, заметив перекошенный угол крыши у дома неподалеку.

– Это… это северная окраина. Мы с Касимой здесь покупали дешевые сласти у тетки Лины, у нее тут лавочка.

Он скривился и поднес ко рту руку, заглушая рвущийся всхлип.

– За все будет уплачено, – убежденно сказал Рут. Надо было чем-то отвлечь парнишку. – И за Касиму тоже – в свой черед, в свое время. Ты сможешь отвести нас к храму боковыми улочками? Надо спешить, время не ждет.

Чорис несколько раз моргнул, утерся рукавом. Горестно сказал:

– Да, Майлок в опасности. Пойдемте, ваша милость.

Они зашагали по переулкам, сворачивая то влево, то вправо. Дома потихоньку становились выше и богаче, толпы призраков – гуще и оживленнее. К ним уже начали приставать с вопросами. Но они брали пример с Чориса, отрешенно шагающего прямо сквозь лиловые тела, и шли молча, тесной группой.

– Кстати, ваша милость, – вполголоса спросила Арлена, шагая вслед за Рутом, – а почему вы решили двигаться по боковым улицам?

– Потому что мы в захваченном городе, благородная Арлена, – ответил он, ощущая некоторое смущение, уж больно картинно прозвучали эти слова. – А в захваченных городах небольшой группе лучше не ходить по проспектам. Считайте это моим предубеждением, что ли.

Арлена кивнула. Сказала серьезно:

– Кажется, у вас были очень хорошие наставники, наследник Рут. Поэтому к вашим предубеждениям мы отнесемся со всем почтением.

Они продолжали свой путь в полном молчании, и на одном из поворотов Рут вдруг увидел втиснутый между двумя крышами холм, высящийся над городом. Гигантскую крону храмового дерева заливал желтый свет ярких южных звезд. Силуэт кроны мелькнул и снова пропал, но Рут с этого места зашагал уверенней – еще немного, и они будут у цели. Он даже немного расслабился, хоть и не до такой степени, чтобы вложить меч в ножны.

И как выяснилось, правильно сделал.

Напали на них недалеко от храма. Сначала из щели между двумя домами выскочил пес, поджарый, с длинной мордой. Черная шерсть лоснилась, ловя отблески лилового света от призраков, плывших неподалеку.

Псина метнулась к ним, странно повела головой по воздуху, взвыла громко, торжествующе. И тут же бросилась в атаку. Целью ее стали те двое, что шагали первыми – Рут и прислужник. По несчастливому стечению обстоятельств, Чорис оказался ближе.

Рут едва успел отдернуть парнишку назад, развернулся, встречая оскаленную пасть острием меча.

Полыхнуло лиловым. Голова пса, налетевшего на клинок, развалилась надвое. А на острие клинка, на том месте, которым он недавно пытался продырявить олекон, стремительно выцветало пятно крови.

В другое время он бы обязательно задумался над этим. Но откуда-то спереди и сзади наплывал странный шум, пробиваясь сквозь болтовню призраков, гуляющих по улочке. Словно множество запаленных глоток одновременно хватали воздух… и множество лап стучали по камню когтями.

Что-то это ему напомнило. Но что?

Псовую охоту – понял вдруг Рут. При герцогском дворе гончих псов не держали, но у деда по матери, поместного властителя, гончие имелись. И дедовская свора на охоте дышала так же. Ну или почти так же. Хотя костяной дроби их лапы не выбивали, те псы охотились в лесах, а не в городе. Там, где шаг охотящейся твари почти не слышен.

Ничего не подозревающие Тарлани столпились вокруг, с интересом рассматривая мертвого пса и меч в его руке. Рут поморщился, бросил:

– Пес не взбесился, он кого-то искал. Думаю, именно нас. Сейчас сюда бегут псы, их много. Я бы посоветовал занять оборону.

Лица у магов вытянулись. Гарт дернул Арлену, вынуждая отступить за его спину. Рут молча подтолкнул к даме Чориса.

Звякнули мечи – Тарлани изготавливались. И тут Арлена рявкнула – голосом, который Рут слышал только у Энгера, командира герцогских волков:

– Вы что, одурели? Ставьте заслоны! Спрячемся за ними, а там посмотрим! Вы же маги, а не громилы, вот и думайте, как маги!

«Громилы» – это в мой огород камешек, мелькнуло у Рута. Но Арлена была права, если набежит стая остервеневших псов, из всей их компании отобьется разве что Гарт. Да и то надолго ли его хватит?

Маги в два счета поставили четыре заслона, отгородив их компанию с четырех сторон. Все сбились в центре, настороженно оглядываясь.

– А сколько заслоны продержатся? – робко спросил Чорис.

– Сколько надо, – буркнул Орл. – Надо будет, так поставим новые. Проблема не в них, а в том, что надо идти вперед. Нам нельзя надолго отлучаться из замка. А мы тут собачек развлекаем…

– Одного не пойму, – бросил Рут, озираясь, – откуда у них столько псов в городе?

Теперь уже и Тарлани слышали нарастающий топот. Гарт рядом с Рутом набычился, расставил ноги, перехватил поудобнее меч. Княжич Алвин с недовольным вздохом отпустил грязное словцо – такого перла Рут не слышал даже на керсийских рынках.

– Я слышала, у элиморского властителя хорошие псарни, – негромко сообщила Арлена. – Значит, адельбергцы сторожат захваченный ими город. Псы для этого идеальный вариант – у них и нюх, и слух.

– А у самих адельбергских душ еще и блюдце для связи. Иначе с чего бы им нападать на каких-то чужаков? – заметил Рут.

Орл задорно предложил:

– Может, подпустим огня? А, братья маги? Псы его боятся.

– Здесь мостовая, ее не подожжешь, – отпустила практичное замечание Арлена. – А поджигать дома вокруг неразумно. Там же люди. Нас призвали спасать, а не убивать.

Призраки потихоньку исчезали с улочки, уходили, прячась перед тем страшным, что неслось сюда. Чем-то оно их пугало. Становилось все темней.

– Так придумайте что-нибудь свежее и оригинальное, – пробормотал Рут.

Темная масса лентой метнулась из-за поворота улочки. Арлена сзади забормотала заклинания, по воздуху поплыли огоньки, освещая то, что неслось к ним.

Здесь были псы гончие, сторожевые и даже те, которые использовались для собачьих боев. Черные, светлые с палевыми подпалинами, пятнистые бело-рыжие… И никто из них не лаял и не рычал.

Стая налетела, псы заметались вокруг четырех заслонов, запрыгали, взбираясь друг на друга, пробуя высоту преграды. Лишь изредка взвизгивали, когда лапа одного чувствительно проходилась по шкуре другого.

Арлена вдруг вскрикнула:

– Есть! Алвин, Гарт! Свод строительных заклинаний, творение ямы под дом. Вспомните! Их можно просто засыпать землей. Но для этого кому-то придется выйти из-за заслона.

Алвин сунул меч в ножны, объявил:

– Выйду я.

– Мы прикроем, – заволновался было Орл.

Но Рут его оборвал:

– Прикрывать княжича пойдем я и Гарт. Я справа, Гарт слева.

Нелюбезно, но разумно, подумал он. Гарт крепче Орла, и не только на вид.

Орл скорчил недовольную гримасу. Рут, не обращая на него внимания, распорядился:

– Благородный Гарт, мы идем первые, расчистим пятачок. И только потом настанет черед благородного княжича Алвина. Благородный Гарт, не подпускайте псов близко, помните: охотничьи псы приучены кусать и отпрыгивать, но боевые, если вцепятся, уже не разжимают челюстей.

Гарт кивнул, сказал улыбаясь:

– Не могли бы вы называть меня просто Гарт? Оставим титулы для гостиных и приемов.

– Поддерживаю, – добавил Алвин.

Рут кивнул:

– Тогда уж и я – просто Рут.

Гарт одолжил у хмурого Орла его меч, взял в левую руку. Рут смешался – сам он как-то не подумал о том, что стаю взбешенных псов вряд ли удастся удержать на расстоянии одним клинком. Слишком много челюстей, рядом с которыми рукой махать не следует, и его далт здесь будет бесполезен. Уши слегка загорелись, Рут раздраженно дернул бровями. Торопливо повернулся к Чорису, попросил, протягивая руку:

– Меч!

Прислужник потратил несколько мгновений, выпутывая оружие из складок плаща. Рут взял в левую короткий боевой клинок, взвесил в руке, качнул вверх-вниз. Рукоять коротковата и на лезвии щербина. Впрочем, что имеем, тем и воюем.

Рут кивнул Гарту, и они одновременно встали у самой кромки заслона, невидимого, отмеченного лишь мешаниной собачьих тел по ту сторону. Взмах. Руки с мечами вырвались наружу.

В четыре руки они выстригли небольшое пространство за заслоном. Воздух сиял от лиловых вспышек, адельбергцы покидали мертвые тела.

– Шаг вперед! – скомандовал Гарт.

Между спинами и заслоном появился зазор.

Княжич Алвин рванулся вперед, протиснулся между Рутом и Гартом где-то на уровне колен. Рут молниеносно ткнул в две морды, нацелившиеся на Алвина, и принялся левой зачищать пространство над спиной Тарланя, правой отбиваясь от тех, что наседали сбоку.

И дрогнула земля. Впереди вдруг разверзлась темная яма, колодцем уходящая вниз, дальше по улице хлестнуло землей и камнями из мостовой.

Воздух огласился воем и визгом, часть псов погибла, попав под земляной вал. От дома до дома пролег котлован в три человеческих роста глубиной. По бокам смутно виднелись обнажившиеся фундаменты. Между ямой и заслоном уцелел лишь небольшой перешеек земли, на котором они стояли, как на мостике.

Не меньше двух третей стаи погибло под землей. Из высокого отвала на той стороне ямы вырывались нервно мечущиеся лиловые огоньки – адельбергские души покидали временные пристанища.

Но часть собак осталась жива и рвалась, что печально, к их глоткам. Правда, псов стало меньше, и нападали они уже только с двух сторон. Спереди зиял котлован, сзади стеной возвышался заслон.

– И что теперь? – рявкнул Гарт, перекрывая визг псов.

Рут, стоя боком к заслону и защищая перешеек со своей стороны, крикнул:

– Может, засыпать их до конца? Правда, дорогу попортим!

Рядом с ним за заслоном тут же возникло лицо Арлены. Дама-маг мрачно возвестила:

– Дома могут обрушиться. Или тот кусок мостовой, на котором мы сами стоим. Нет, пойдем другим путем. Наследник Рут, у вас остались кристаллы?

Он кивнул, работая мечом.

– Тогда прыгайте на ту сторону, через яму им не перебраться. Сражаться не будем, будем уходить.

Рут услышал, как Арлена выкрикнула два заклинания, потом ломко взвизгнул Чорис, причем у него над головой, а не сбоку. Рут на мгновенье скосил глаза, отбиваясь от псов, норовящих прыгнуть прямо на плечи с кучи из тел собратьев. Дама-маг уже стояла на той стороне ямы, на вершине отвала. Чорис парил в воздухе рядом; похоже, Арлена прыгнула вместе с парнем, подцепив того заклинанием переноса.

На гребне отвала появился Орл, потом Алвин. Гарт сзади закричал:

– Уходи! Я маг, мне легче.

И Рут решил не кочевряжиться. Магам и впрямь легче, а у него в поясном кармане остался всего один кристалл. Что сужало возможности для маневра.

Он спешно засунул собственный меч в ножны, перекинул в правую руку клинок Чориса. Вытащил камушек, продолжая отбиваться одной рукой. Швырнул его вниз, выкрикнул заклинание и прыгнул.

На гребне уже было пусто – Тарлани спустились на мостовую, давая им место. Рут приземлился на полусогнутые ноги, Гарт прыгнул следом. Встал рядом, покачнувшись. Рут ухватил его за ремень, придержал. Маг в ответ благодарно кивнул и запрыгал вниз по склону.

Воссоединившись, Тарлани тут же организованно рванули по улице, прихватив с собой Чориса. Рут задержался на мгновенье, бросил взгляд назад.

Уцелевшие твари стояли сзади, вокруг невидимой клетки из заслонов, смотрели молча на отвал. Не выли и не рычали, словно обдумывали что-то.

Замешательство среди них длилось несколько си-силуйнов, не больше. Потом псы вдруг разом взвыли и над их головами засияли лиловые вспышки. Освободившиеся собаки кинулись врассыпную по улице.

Рут развернулся и понесся вслед за Тарланями. Сообщил на бегу, пристроившись в хвосте маленького отряда:

– Псы разбежались. Адельбергцы их покинули.

– Ушли?! – на бегу обрадованно воскликнул Алвин.

Арлена, хватая ртом воздух, одышливо поправила:

– Не ушли, а отступили. И это плохо. Колдуны вернутся, но уже не в собачьих телах, а в людских. А крошить людей не так легко, как собак.

– Значит, надо спешить, – пробормотал Рут.

Он схватил Чориса за руку и поднажал, обходя Тарланей. Гарт и Орл подхватили с двух сторон Арлену, потащили ее за собой.

Храмовое дерево вздымалось за крышами домов и четко виднелось на фоне начавшего светлеть неба. Еще два раза пришлось свернуть, но с каждым шагом темный купол кроны подрастал. И Рут уже начал верить, что им удастся прорваться в храм без второго боя…

Они ждали их на пустыре, что лежал перед громадой храма. Восемь человек. Опять стражники, облаченные в кольчуги с кристаллами, с мечами в руках. Их могло быть и больше, но за такое короткое время много не наловишь, и адельбергцам, по всей видимости, удалось заполучить и приволочь сюда лишь эту восьмерку.

Рут поднажал, легко обходя Чориса. На бегу выхватил меч, держа его на отлете. Встряхнул левой рукой, чтобы далт улегся в кисти.

Бой. С восьмерыми. Да снизойдет к нему Трира Мстительница, майлокская стража наверняка держится за меч лучше, чем виреньская. Что ж, проверим.

За спиной у стражников виднелся вход в храм. Круглый проем грубо и небрежно заполняли камни. Завалили с помощью заклинаний?

Краем глаза Рут заметил жерло улицы, выходившей на пустырь слева. И похолодел. Оттуда текла толпа. В предрассветном сумраке белела рябь лиц. Люди шли молча.

Он остановился резко, на бегу. Качнул левой рукой, уводя обратно в рукав далт. Перехватил освободившейся рукой бежавшего следом прислужника, остановил.

Сзади набежали Тарлани, все еще не видевшие изливающейся на пустырь человеческой массы. Первым рядом встал Гарт, сказал, тяжело хватая ртом воздух:

– Хорошо, что подождал. Нечего лезть в драку в одиночку, небось не Баросса Форнский. Дай и нам немного повоевать.

Рут молча махнул клинком влево. Теперь он уже ясно видел, что в толпе есть и дети – несколько лиц белели на уровне пояса взрослых.

– Демоново отродье, чтоб их все Семеро! – выругался Гарт.

Подтянулись остальные Тарлани.

– Городите рвы, – буркнул Рут. – Драться не будем, наша задача – не пускать.

– Используйте заклинание для рытья каналов, – добавила Арлена. – Распределяйтесь по площади, надо возводить преграды по частям.

Мужчины-маги рванулись, побежали наискосок через пустырь. Арлена осталась с ним. Нагнулась, хлопнула ладошкой. По прямой стрельнул первый ров. Полетели вывороченные из мостовой камни, самую малость не долетевшие до людей.

Толпа рванулась, побежала, но отставший от группы Тарланей Орл уже бухнулся на колено, ударил с размаху по земле – и еще одна линия рва соединилась с уже имеющейся, перечеркнув путь толпы. Ударили Гарт, Алвин. Арлена отбежала и снова наклонилась, прокладывая новый ров в другую сторону.

Пустырь у храма стремительно превращался в перепаханное валами и ямами поле. Вернулся Орл, крикнул:

– Пошли отсюда!

Припал на колено и проложил еще один котлован у самых ног Рута, параллельно тому, что создала Арлена.

Рут едва успел отпрыгнуть, дернув за собой Чориса, который стоял, изумленно вертя головой. Развернулся, приказал коротко:

– За мной. Держись в десяти шагах. В драку не лезь, если что – беги к Тарланям.

И понесся к стражникам.

Учили их и впрямь хорошо, но все же похуже, чем учат на ристалище Ваграна. А маги все продолжали прокладывать рвы под ногами толпы и земля содрогалась. Рут прыгал с одного камня качающейся мостовой на другой, бил и уклонялся. Два пятна, оставшиеся на лезвии меча после олекона, искрились снегом, и клинок пел тонко и нежно, встречаясь с мечами стражников.

Он справился с четырьмя, потом рядом мелькнул Орл, кинулся в атаку со стиснутыми челюстями и совершенно безумным лицом. Слева в схватку врубился Гарт, бросил через плечо, работая мечом с той небрежной легкостью, что отличает мастеров клинка:

– Не всех убил, и то спасибо. Остынь, парень, не быть тебе Бароссой Форнским – не позволим, нам тоже славы хочется.

Еще силуян, и перед ними уже никого не было. Трое тяжелораненых стражников хрипели на земле.

– Хорошо дерешься, – сказал Гарт, отдуваясь. – Жаль, что тебя не было рядом с нами в Ночь Восставших магов. Или одного из ваших.

Рут глянул искоса, ответил, насмешливо дернув уголком рта:

– Мне тоже жаль, что Тарланьский дом не дал убежища моим предкам, когда на них начали охотиться.

Впереди неспешно отваливались камни, освобождая проем, ведущий в храм.

Дикая радость затопила Рута. Они дошли. И там, за храмовой стеной, оставались люди, свободные от адельбергских душ. Во всяком случае, он на это надеялся.

Толпа сзади начала перебираться через последний ров, проложенный магами. Рут и его спутники рванулись к входному проему, все еще до половины закрытому камнями. Нырнули в открывшуюся щель под круглым сводом. За их спинами тут же застучали валуны – люди храма снова замуровывали проход.

 

Глава пятнадцатая

Семь Бездн и семь Садов

Храмовый помост был проломлен, края обломанных досок упирались в импровизированную каменную стену, перегородившую входной проем. Видно, сначала служители пытались соорудить преграду прямо на помосте, но он не выдержал, и им пришлось выкладывать стену уже с земли, от корней храмового дерева.

Рут вслед за Тарланями и Чорисом спрыгнул на край помоста. Вокруг замурованного прохода толпились люди в храмовых плащах, усталые, с бледными лицами и кругами под глазами. Вокруг ствола храмового дерева кружились лиловые призраки с размытыми очертаниями; ночь шла к концу, время потусторонних гостей заканчивалось.

Увы, к адельбергским душам это не относилось. Те разгуливали и днем.

Тарлани отряхнулись, дружно возвестили:

– Да пребудет с вами благословение богов, почтенные служители.

Рут отыскал взглядом женщину со знаком Алора на повязке, шагнул к ней, склоняя голову. Правое бедро ныло, поэтому он решил обойтись без глубоких поклонов. Объявил усталым голосом:

– Почтеннейшая, все это началось здесь.

Тонкая рука показалась из-под желтоватого некрашеного плаща, коснулась губ, и только тогда Рут сообразил, что главные служители навряд ли захотят обсуждать его новости на виду у всех. Он осекся.

Женщина поспешно объявила:

– Я вижу, вы устали, ваша милость. Не желаете ли освежиться? У нас есть бодрящие отвары и целебные настои, кроме того, вам нужно присесть, перевести дыхание. – Гибко повернувшись, она махнула рукой в сторону одного из молельных домов, легчайшим движением обозначила что-то вроде поклона. Потом выпрямилась и глянула на Тарланей: – Вас, благородные господа, я тоже всячески умоляю снизойти к моему приглашению. Следуйте за мной, прошу вас.

Чориса уже подхватили под локотки двое служек, повели в другую сторону.

Они двинулись через толпу служителей, почтительно раздавшихся перед маленькой процессией. Рут ощущал на себе взгляды – испуганные, горящие надеждой, мрачные… разные. Было даже несколько ненавидящих, направленных лично на него. Ну да, проклятый эрни.

Молельный дом, к которому они направились, принадлежал Йалди Любящей. На лавках, заполнявших молельный зал, сидели люди. Многие дремали, привалясь друг к другу. На задних рядах, где сидящих было мало, спали вповалку на полу, меж скамьями и под ними. Над спящими плыли по воздуху несколько бледных призраков. Какой-то ребенок устало и жалобно всхлипывал у самой Стены Молений, вдоль которой стояли четверо служителей, не сводивших глаз с зала. Меры безопасности в храме были явно усилены.

Рут вслед за Тарланями направился к двери, ведущей во внутренние помещения дома. Задумчиво скользнул взглядом по Стене Молений, проходя через проем. Ее серебряной чешуей покрывали знаки Йалди, большие и малые сердца. На крючках под знаками не осталось свободного места – все усеивали мольбы к Любящей богине. Кое-где висело даже по два листка.

После короткого плутания по коридорам и спуска по лестнице они вошли в одну из подземных комнат храма. Меблировка была скудная, от одной стены отходил дощатый длинный стол, с деревянными лавками по обеим сторонам, на трех стенах висели флиги. Больше в комнате ничего не было, этакое аскетичное подземное место встреч.

Их пригласили сесть, обойдясь без слов, одними взмахами рук под складками некрашеных плащей. Тарлани гуськом заняли скамью напротив двери, Рут опустился на дощатое сиденье последним.

С той стороны степенно примостились семеро главных служителей храма. Женщина со знаком Алора пропустила своих собратьев вперед и села с краю, очутившись напротив Рута.

Все молчали. У худого служителя Велаты, разместившегося в центре стола напротив, губы сжались в одну тонкую линию. Рут счел это знаком и тоже решил помолчать.

Набежали служки, заставили стол кувшинами с отваром гафры, бодрящим кисло-сладким орехом, который рос только здесь, на юге, и стоил баснословных денег. Расставили бокалы, перед Гартом и Рутом на стол водрузили по чашечке целебного настоя. Рут склонил голову, пряча легкую ухмылку. Надо думать, нуждающихся в настоях служки определили по степени изодранности их одежд.

Принесли тарелки с хлебом и старым, засохшим сыром. Гарт тут же ухватил по куску того и этого, зажевал. Его примеру последовали прочие Тарлани. Даже Арлена скромно отщипнула кусочек хлеба, пожевала со вздохом, поводя внушительным бюстом. Магия на свежем воздухе возбуждает аппетит.

Рут налил себе отвар гафры, сделал несколько глотков.

Прислужники исчезли, плотно закрыв за собой дверь. Главный служитель Велаты провозгласил:

– Начнем же! – и хлопнул ладонью по столу.

Тарлани оторвались от еды, глянули на него не слишком ласково.

– Ваша милость, наследник Рут, – зажурчала служительница Алора, – где вы были всю ночь? Кто ваши спутники?

Она склонила голову в сторону Тарланей. Рут вдохнул побольше воздуха, представил магов и начал рассказывать.

Когда он закончил, люди в храмовых плащах переглянулись. Женщина со знаком Алора побледнела. Круги под ее глазами теперь выделялись, как нарисованные углем. Служитель Велаты грозно нахмурился, толстячок со знаком Коэни печально засопел.

Арлена, воспользовавшись паузой, вкрадчиво спросила:

– А скажите, адельбергцы у вас тут не появлялись? Я говорю про вселение душ.

Люди в некрашеных плащах закачали головами. Служитель Сострадающей напряженно сказал:

– Обычные призраки заходят, благородная э-э-э…

Он замялся, но тут служитель Унхора Воздержанного, сидевший рядом, качнулся в его сторону, что-то прошептал. Мужчина со знаком Велаты быстро поправился:

– Благородная Арлена. Но адельбергцы в пределах наших стен еще ни в кого не входили. Мы полагаем, что пробудилась хранящая магия древности, другого объяснения тут нет. Деревья, растущие в храмах, когда-то имели свою собственную Силу, не похожую на Силу кристаллов, но также весьма значимую. Древнее право храмового убежища возникло не просто так.

Княжич Алвин откинулся назад, с расстановкой произнес:

– Значит, храмы могут служить убежищем от адельбергцев? Это радует.

Рут вдруг осознал, что на лицах людей по ту сторону стола витает горестная задумчивость. Граничащая с обреченностью. Словно из его рассказа служители уяснили нечто нерадостное, пострашнее нынешнего восстания мертвецов.

Он подался вперед, требовательно глянул на хмурых служителей. Потребовал:

– Говорите. Вы что-то знаете, я вижу. В конце концов, мы пришли сюда по вашей просьбе. Хотите, чтобы вам и дальше помогали? Так вот, вслепую я это делать не намерен.

Прозвучало несколько дерзко, но времени для словесных кадрилей у него не оставалось. В герцогском замке просыпаются рано, и его скоро хватятся. А надежда успеть домой до пробуждения родителей таяла прямо на глазах.

Женщина со знаком Алора тихо сказала:

– Сведения, что вы принесли, наследник Рут, напоминают события, изложенные в одном полуистлевшем свитке. Там описан конец эпохи Рьяга Ненасытного. Как раз перед тем, как миру явился предок сидящих здесь благородных господ.

Она снова склонила голову в сторону магов и продолжала:

– Тогда, как и сейчас, начали проявляться Силы прошедших эпох. Сейчас все опять повторяется. Исполнение мольбы, возложенной к Стене Молений, по сути, есть магия времен Вирхара Хвастливого. Хранящая и оберегающая Сила храмового дерева, которая, похоже, хранит храм, пришла из эпохи Коэни Милосердного. Возможно, что храмовое древо хранило нас всегда, просто нынче мы смогли ощутить его Силу на деле.

Она на мгновенье смолкла, погладила напряженно согнутыми пальцами столешницу перед собой, и добавила:

– Кроме того, из ваших слов ясно, что в нашей стране вновь используются олеконы, дар Рьяга Ненасытного. Итого три Силы из трех ушедших эпох. Тысячу с лишним лет назад проснулись четыре Силы. Наследник Рут, господа, – похоже, близится нечто, перед чем все наши возможности, даже мощь нынешних магов, есть ничто. Грядет смена эпох. И время Велаты Сострадающей заканчивается.

Он услышал, как тихо ахнули Тарлани. Гарт и Орл вразнобой выругались.

Рут молча склонил голову, задумался.

Конец эпохи. Что он знал об этом? Да немного. Некогда в мир явился Дар Тарлань и победил адельбергцев. Уничтожил их магию – не до конца, как выяснилось, – но по большей части. И тем самым установил власть Сострадающей.

Кто придет сейчас? Чья эпоха настанет? И с кем будет бороться нынешний Дар Тарлань, вот в чем вопрос. С магами, завладевшими наследием первого Тарланя? С его потомками драться уже вроде незачем. Правда, у них остался заряженный олекон, которого побаивается даже Совет магов.

Или же вестник грядущей эпохи пойдет против владык разных стран, потому как истинная власть в Анадее в их руках?

Рут, не глядя, сгреб со стола чашку с целебным настоем, глотнул горьковатую жидкость. Узнал вкус сахеи – травы, которой поили раненых, чтобы вернуть силы. Быстро спросил:

– Что нас ждет? И как скоро… как долго это продлится?

Худой служитель Велаты вскинул брови, провозгласил:

– Ждать нас могут лишь еще большие беды! Всколыхнется твердь земная, из глубин небытия…

– Краткость есть сестра скромности, почтенный собрат, так будем же кратки, – перебила его немолодая женщина с сердитым лицом, служительница Зойден Скромной. – Мы знаем немногое, наследник Рут. Сначала из небытия должна восстать забытая магия прошедших эпох. Также ослабнет магическая Сила нынешней эпохи. Потом… Ну потом появится посланник и принесет в мир новую магическую Силу.

Рут снова отхлебнул из чашки. Он только что обнаружил, что горьковатый вкус замечательно прочищает мозги. Медленно сказал:

– Для вас это мало что меняет. Ваш Элимор и без того на краю гибели.

– Неразумный! – рявкнул служитель Велаты. – Ты понимаешь, кто идет на смену Сострадающей богине? Богу наследует демон, а демону бог. Да, восстание мертвецов сокрушает Элимор, но еще несколько силов назад у нас была надежда, что кто-то спасется, сбежит через Врата, обретет новую жизнь в других странах. Что некий эрни наконец найдет корень бед и остановит зло. А теперь мы знаем, что Анадее суждено утонуть в крови под властью Триры Мстительной. Есть ли смысл кого-то спасать?

Рут нахмурился и в два глотка прикончил отвар сахеи.

– Насколько я знаю, – спокойно заметил он, – люди выжили при самых страшных демонах. Не вижу причины, почему бы им не сделать это снова, под властью Триры.

Его наградили несколькими разъяренными взглядами. Похоже, люди храма очень хотели скорбеть и горевать, а он им мешал.

Служитель Унхора Воздержанного, перекосив рот, высказался:

– Эрни до сих пор называют этого демона своей матерью-прародительницей, не так ли? Так что вы не сможете нас понять. Вашему народцу с ее приходом ничего не грозит, наоборот…

Рут предпочел промолчать.

Мысли его закрутились водоворотом. Прав ли этот глупец, говоря, что его роду ничего не грозит? Если придет Мстительница, простит ли она отрекшихся от нее эрни? Или уничтожит, отплатив за предательство?

Гарт рядом звучно спросил:

– Значит, Источник Силы в Алом замке обречен?

Старик со знаком Йалди Любящей на лбу посмотрел мягко, ответил:

– Ну вряд ли он полностью иссякнет. Хранили же проклятые олеконы все эти годы свои адельбергские замки? Но мощь его, несомненно, уменьшится. И неизвестно, что с ним станется после прихода грядущего посланца Триры.

Тарлани переглянулись. Арлена медленно протянула:

– Что ж, пока этот посланец не пришел, давайте жить. И что-то делать, не сдаваться же просто так. Кто-нибудь еще хочет спасти Элимор? Здесь, сейчас, сегодня?

Большинство главных служителей витали в своих горестных мыслях. Отозвалась только та, что несла на повязке знак Алора:

– Не знаю, возможно ли это?

– Мы можем хотя бы попытаться, – напористо произнесла дама-маг. – Было бы неплохо осмотреть прямо сейчас все бумажки с мольбами в храме. И поискать среди них те, что обращены к демонам, особенно – к Трире Мстительной. Кстати, как часто вы очищаете Стены Молений от старых листков? Есть ли вероятность…

– Нет, – тихо ответил старик со знаком Йалди Любящей на лбу. – С недавних пор листки со Стен собираются каждое утро. Элиморцы в отчаянии, и крюки под знаками заполняются непрерывно. Если только неизвестный проситель не пишет свою мольбу снова и снова и не цепляет ее каждый день заново в одном из домов храма, то…

Он сделал красноречивую паузу.

Служительница Алора поднялась, пошла к двери, бросив на ходу через плечо:

– Я распоряжусь! Мольбы соберут, просмотрят, сюда принесут те, о которых вы говорили, обращенные к демонам. Хоть это и против правил – читать людские прошения к богам, все-таки это личное дело между богом и человеком, но в такие времена, думаю, мы можем пойти на некоторые нарушения обычаев. Велата и прочие боги нас поймут.

Она вышла.

Ненадолго повисла хрупкая, как стекло, пауза. Все сидели, погрузившись в свои мысли. Гарт крякнул, поднялся, подцепил сразу два кувшина с отваром гафры – и правой, и левой рукой. Щедро разлил оранжево-коричневую жидкость по бокалам. Улыбнулся и предложил, обращаясь сразу ко всем:

– Раз все равно помирать, так пусть хоть отвар не пропадет. Пейте, почтенные и благородные. Полегчает.

Тарлани и двое служителей взялись за бокалы.

Ушедшая женщина вернулась, села на свое место, с наигранной бодростью сказала:

– Прислужники уже отправились собирать мольбы. Как только они закончат их просматривать, нам сразу принесут все богопротивное.

Рут поразмыслил, спросил:

– Кстати, а почему вы заложили вход, если храм под защитой дерева, как вы утверждаете?

Худой служитель Велаты словно очнулся, сгреб бокал. Ответил после внушительного глотка:

– На всякий случай. Мы не знали, что выкинут проклятые колдуны, и решили поберечься.

Арлена с жаром заметила:

– Какое разумное решение! А за прилегающим пустырем вы следите?

– Разумеется, – пробурчал мужчина. – В крышах молельных домов есть смотровые оконца, там стоят на страже прислужники.

Рут наклонил голову, предложил:

– Вернемся к мольбе. Что такого там могло быть, что Трира Мстительница откликнулась?

– Какое-нибудь кощунство, – сморщился служитель Велаты. – Я уверен, что поганое моленье принесли не куда-нибудь, а в дом Коэни Милосердного, чья божественная сущность противоположна природе Мстительницы. Налицо сотрясение основ, осквернение устоев.

– Ну, – не удержался Рут, – если бы демоны отвечали на каждую просьбу о мести и прочем, прилепленную к Стенам Молений, боюсь, четверть Анадеи уже лежала бы в развалинах. И еще четверть сровнялась с землей.

Несколько служителей глянули на него возмущенно. Служительница Понимающего поперхнулась. Высокий мужчина со знаком Велаты на лбу едко провозгласил:

– Не судите всех по себе, ваша милость. Не все желают зла другим.

– Постоянно – нет. Но время от времени… – пожал плечами Рут. – И я не сужу, почтенный служитель. У меня просто был хороший наставник по этикету и правилам хорошего тона. Из людей, кстати.

Арлена прощебетала:

– В словах его милости наследника Рута есть определенный смысл. Вирхар Хвастливый, конечно, гм, весьма одиозный демон. Но боюсь, даже он не смог бы откликаться на всякую бумажку. Должно быть некое условие, какое-то ограничение. Не могли бы вы рассказать мне все, что знаете о магии эпохи Вирхара Хвастливого?

– Зачем? – резко спросила суроволицая женщина со знаком Зойден. И с некоторым подозрением глянула на Арлену.

– О, – пропела дама-маг, – если мертвецы встали по мольбе одного, может, они улягутся по просьбе кого-то другого?

– Да, – поддержал ее Орл. – В этом есть смысл.

Рут, сидевший лицом к двери, вдруг заметил краем глаза три лиловые точки, проклюнувшиеся на поверхности толстых досок. Он вскинул руку, призывая к молчанию. Все смолкли, обернувшись туда, куда он смотрел.

Через мгновение верхняя точка превратилась в лицо, нижние две вылепились в женскую грудь. И Рут с изумлением, а также с налетом шальной радости опознал в гостье проститутку, встреченную возле дома свиданий в начале ночи. Ту, которой он обещал совершить месть в обмен на кое-какие сведения. Лиловый силуэт, блеклый, но все еще узнаваемый, оторвался от двери и поплыл по воздуху. Пряди уже выцвели, но слабо различимые складки юбки еще танцевали вокруг колен.

Он услышал, как служители и Тарлани затаили дыхание. Пробормотал в их сторону:

– Простите, ко мне дама…

И встал, отвешивая подчеркнуто глубокий поклон. С сожалением подумал, что так и не удосужился узнать имени мертвой девицы.

– Ждал меня, красавчик? – просипело привидение. С наступлением утра, похоже, размывались не только силуэты, но и голоса. – Уж прости, чего ты хотел, я так и не узнала. Но кое-кто хочет тебя видеть. Прямо взвился весь, как услышал, что сюда заявился самый настоящий живой эрни. Он идет.

Слабо светящийся абрис фигуры доплыл до середины комнаты и истаял, выдохнув на прощанье:

– Помни…

Рут напрягся.

К подземной комнате кто-то шел. Гремели шаги, за дверью вскрикивали и гомонили человеческие голоса. Через дверь продавился следующий гость.

На этот раз это был мужчина. Не блеклый, как приходившая до него девица. Тело и лицо лучились напряженным лиловым светом, с голубизной. Молодой, с разбросанными по плечам прядями длинных волос. Широкую крестьянскую рубаху перехватывал широкий ремень. В отличие от прочих призраков, виденных Рутом здесь, в Элиморе, он не плыл над полом, а шел по нему. Твердым, уверенным шагом.

А на ремне, вложенные в петли-ножны, висели три далта. Эрни. То есть призрак эрни.

Служители сидели тихо-тихо и не сводили глаз с гостя. Рут не сомневался, что на лицах Тарланей за его спиной тоже написано самое что ни на есть пристальное внимание.

– Сородич! – гулко сказал пришедший. На мгновенье чуть более темные точки зрачков на его лице дернулись вбок, в сторону стола и застывших там людей. По светящимся губам пробежала усмешка, потом зрачки снова нацелились на Рута. – Хороших тебе дней и мирных дорог!

Рут узнал старинное приветствие эрни. Поклонился, ответил:

– Да будет твоя Бездна Садом.

Традиционное напутствие мертвым у эрни.

Призрак кивнул, чуть вскинул концы бровей и одарил Рута нахальной улыбкой.

– Я пришел помочь собрату. Мое имя Пейт Лайрес.

– Рут Бореск, – представился Рут.

Призрачный Пейт шевельнулся, положил правую руку на пояс рядом с далтами. Сжатая в кулак левая продолжала висеть вниз, прижимаясь к бедру.

– Не помню такого имени среди наших линий.

– Имя моей линии Хедаск, – ответил Рут. Не удержавшись, обежал нерадостным взглядом напряженные лица служителей.

Призрак взгляд заметил, уголки лилового рта насмешливо дернулись. Но он продолжал как ни в чем не бывало:

– Эту линию я знаю. Точнее, знал когда-то. Говорят, ты хочешь знать, кто поднял из могил мертвых Элимора?

Рут четко кивнул, не спуская глаз с призрачного собрата.

– Исключительно потому, что это нужно тебе, сородич, – громыхнул призрак. – Я помогу. Мертвые восстали по зову и слову Триры.

– Я знаю, – коротко сказал Рут.

– А почему, ты тоже знаешь?

– Нет, – признался он. Склонил голову, глянул исподлобья. – Если знаешь ты, буду рад выслушать тебя.

– Цена вопроса? – бросил умерший собрат.

Рут честно ответил:

– Моя страна. Судьба моего рода и моей семьи.

– Рад видеть, что потомки нашего рода не дешевят, когда берутся что-то делать, – одобрительно пророкотал призрак. – Ради спасения рода я тебе и помогу. История началась три месяца назад. Великий властитель Гуар Валер отправился на охоту в приграничные владения. Охота затянулась, властителю сначала было весело, потом стало скучно, и он велел изловить приглянувшуюся ему крестьянку. Охранники, отлавливая непокорную, случайно прибили ее сынка-трехлетку. Гуар Валер, как потешился, выпихнул бабенку за дверь комнаты – уж больно та стонала и всхлипывала, под такое не уснешь. С бабенкой позабавились принявшие ее охранники. Когда крестьянин наконец получил свою жену обратно, та прожила не более суток. Он проклял всех богов и решил обратиться напрямую к Трире Мстительнице. Накатал у себя в хибарке, рядом с телом жены – сына он похоронил еще раньше – записку. Отправился в Майлок и нацепил мольбу на крюк в главном храме, поближе к Гуару Валеру, чтоб уж наверняка.

– И почему это сработало? – Рут не видел, но прямо-таки почувствовал, как подобрались Тарлани.

– Семьсот лет назад на месте этого поселения стояла деревушка эрни, – ответил призрак. – Потом, как водится, большую часть эрни убили. По случайному совпадению, хибарка крестьянина – а главное, стол в ней – стоит как раз на том месте, где семьсот лет назад сожгли трех эрни. Неотмщенная смерть, старая месть, новая месть… Кстати, войском, которое уничтожило деревушку нашего рода, руководил один из дальних предков Гуара Валера. Все совпало и пересеклось.

Рут вскинул голову, глянул в светящееся лицо, по которому пробежала болезненная гримаса.

– Ты один из тех, кто лег там?

– Нет, меня убили здесь, – отозвался Пейт. – Войско тогдашнего Гуара привезло в столицу двух эрни, обездвиженных магами. Властителю хотелось узнать пределы нашей выносливости. Наш сородич Алейр передает тебе привет, но он сюда не пришел – не любит здешний люд. Я же решил, что надо помочь одному из нас.

– Скажи сородичу Алейру, – пусть его Бездна будет Садом, – глухо сказал Рут.

– Передам, – беззаботно ответил Пейт. – И добавлю, что месть дело хорошее, но лучше обменять полудохлую месть на настоящие жизни. Тем более если это жизни нашего рода. А мы с тобой именно это и сделаем. Скажи-ка этим людишкам, пусть выйдут из-за стола.

Тарлани вскочили с лавки мгновенно – на лицах у всех выражалось изумление и любопытство. Маги как дети, им только дай намек на новую магию.

Трое из служителей заупрямились, но прочие их уломали, напирая на «жизни невинных элиморцев».

– Стол прибери, – сказал Пейт, поворачиваясь к столешнице.

Рут шагнул, выхватил меч и одним длинным движением очистил стол от кувшинов, тарелок и бокалов. Зазвенела бьющаяся посуда.

Мертвый эрни вскинул левую руку, ту самую, кулак которой все это время был сжат. Медленно развел пальцы. На столешницу высыпалась горка мелкого серого праха.

– Это прах нас обоих, меня и Алейра. – Пейт глянул в лицо Руту, смешливо прищурился. – Не будь я призраком эрни, мне бы не удалось дотащить его.

Именно этого замечания не хватало Руту, чтобы встал на место последний камешек в мозаике.

– Ты знал все еще до нашего прихода сюда, – с расстановкой сказал он.

На лиловом лице опять появилась ухмылка. Такого весельчака среди живых сородичей Рут никогда не встречал. Похоже, древние отличались от нынешних эрни не только временами, в которых жили.

– Может, мне захотелось поболтать с потомком?

– А откуда прах? – спросил Рут серьезно. – Я могу похоронить его с почестями, забрать с собой в Керсу.

– Э нет! – светящийся эрни погрозил пальцем. – Как только весть о том, что здесь случилось, разнесется по миру, на мою могилу набежит толпа всяких жаждущих и страждущих. И покоя нам с Алейром не будет, так что лучше уж мы останемся там, где умерли. Ты понял, что нужно сделать? Принесите бумажку и накорябайте свою мольбу поверх праха. А потом повесьте на Стену.

Лицо призрака вдруг посуровело, он посмотрел на Рута так, словно изучал его. Потом кивнул.

– Сейчас я уйду, сородич. Ты ничего не хочешь у меня спросить, потомок одной из наших линий?

– Что нужно написать, чтобы… – Рут хотел сказать «чтобы мертвецы улеглись обратно». И лишь в последний миг сообразил, что это будет невежливо. Поправился: – Чтобы ночи Элимора перестали гореть лиловым светом?

– Да ты поэт, – одобрительно сказал призрак. – Однако правильный вопрос не «что», а «кто». Чтобы ночи Элимора снова почернели, написавший должен поклясться, что отомстит Гуару Валеру, потомку того самого Гуара. Старая месть и новая месть. И упаси вас Трира не сдержать клятву.

Пейт выдержал паузу, лица служителей, ожившие при его последних словах, снова застыли.

– Потому что тогда в Элиморе не останется никого из тех, кого тревожит свет по ночам. – Он глянул на Рута, снова заулыбался. – Прощай, сородич. Передай всем прочим: наша Бездна и вправду Сад, пусть и каменистый.

Он развернулся и пошел к двери.

– Благодарю тебя, Пейт. – Рут отвесил от стола поклон. – И Алейра.

Лиловый призрак ответил кивком, не оборачиваясь.

Служитель Коэни, толстячок, стоявший с заломленными руками, нервно крикнул вдогонку:

– Постой! А храмовое дерево и впрямь способно нас хранить? Великий дар Коэни жив?

Призрачная фигура задержалась на мгновенье перед дверью, не оборачиваясь буркнула:

– Да. Вот только этот дар не кормит, не греет и не радует. А также благоразумно не трогает то зло, что творится за его пределами.

И Пейт Лайрес ушел. Загремели, удаляясь, шаги.

После нескольких мгновений замешательства толстый служитель Коэни кинулся к двери и бросил несколько слов в темноту коридора. Вернувшись, сообщил:

– Сейчас сюда принесут бумагу и пишущий стержень. Нам надо решить, кто…

– Думаю, это должен быть я, – негромко произнес Рут. – Сородич обращался ко мне, дар тоже преподнесли мне. Убить Гуара теперь мой долг.

– Нет! – твердо заявил женский голос. Служительница Алора…

– Дело даже не в том, что страна, которая гибнет, моя. – Руки ее откинули полы плаща и легли на храмовый камень, висевший на груди. Стиснули его так, что побелели суставы, хотя на лице при этом не было заметно и тени молитвенного экстаза. – Дело в другом. Вас могут не подпустить к Гуару Валеру близко. А если подпустят, то сначала прикроют его заслонами. В то время как я пройду беспрепятственно. Как главная служительница главного храма, которая пришла сообщить властителю, что мертвецы ушли и его страна спасена.

– Послушайте… – начал было Рут.

– Нет, это вы послушайте! – возвысила голос женщина. – Подумайте, что будет потом. Убийцу, возможно, растерзают на месте. Причем, если говорить о вас, ваше убийство скрыть не удастся – сын герцога, безусловно, слишком важная персона, чтобы просто взять и исчезнуть. Вас будут искать. Учтите, что сейчас нас слушают люди, кое-чем обязанные вашему дому.

Она указала глазами на Тарланей.

– Поэтому ваш отец рано или поздно узнает обо всем. Ваша кровь ляжет между Керсой и Элимором. Пусть даже герцог Франц согласится, что вы сами приняли это решение, боюсь, он не откажется от мести.

Женщина на мгновенье замолчала, продолжила чуть мягче:

– Близится эпоха Триры Мстительной, и Элимору, раз уж мы решили его спасти, не нужны проблемы с детьми Триры. Ни сейчас, ни в будущем.

– Это невозможно, – твердо сказал Рут. – Вы – женщина.

– Точно, – подтвердила та. – Именно поэтому я лучше всех подхожу для этого дела. Это не ваша страна и не ваша беда, наследник Рут. Это даже не ваш властитель, поэтому вы не имеете никакого права поднимать на него руку. Внутренние дела всякой страны должны улаживать люди этой страны, а не чужаки. Опять-таки вы уже помогли нам, за что мы премного благодарны вашей милости. И непременно отблагодарим, причем благодарность выразим вполне материально, в виде оговоренного еще в Тарусе предмета.

Она одарила его улыбкой. Сказала почти по-матерински:

– И советую вам в будущем брать пример с отца. К примеру, не ввязываться в конфликты, которые не касаются ваших наследных земель.

Его ловко и элегантно высекли, причем прилюдно.

Рут вдруг ощутил, как противно и нудно ноет правое бедро. У границ сознания плясала темная пропасть дремоты – бессонная ночь давала о себе знать. Прошлый раз он спал позавчера, в лагере за околицей Ярга. Несколько несчастных силов на жесткой походной постели в палатке Энгера, после чего вот уже больше суток он куда-то шел, кого-то слушал, о чем-то думал.

Его охватило нехорошее, но весьма устойчивое желание бросить все. Вернуться в Вагран, в темную прохладу собственной комнаты, окна которой выходили на купол оранжереи. Женщина права, это не его война.

И не его народ, если уж на то пошло.

Проклиная все, он склонил голову, сделал четко выверенный шаг назад, выдохнул:

– Как вам будет угодно.

Худой мужчина со знаком Велаты провозгласил:

– Как низко мы пали! Месть, клятва демону… Воистину темные силы веют над нами!

Толстячок с пухлыми щечками, несший знак Коэни, закатил глазки и горестно опал с лица.

– Гм, – откликнулась на это заявление женщина со знаком Алора, – думаю, все мы употребляем немного не те слова. Согласны ли почтенные собратья, что случай, описанный неким Пейтом Лайресом, прямо-таки вопиет о правосудии? А правосудие близко как Алору Понимающему, так и Эригу Честному.

Щечки служителя Коэни снова надулись. Он важно провозгласил:

– Правосудие также является актом Милосердия по отношению к несчастным жертвам, а посему сам Коэни Милосердный не только не отвергает его, но и зрит одобряющим оком.

– Вот я и свершу это правосудие, – просто сказала служительница Алора. – Во всяком случае, следует думать об этом именно так, почтенные собратья.

В дверь постучали. Один из служителей опрометью бросился туда, принес бумагу и стержень. Женщина подхватила их, шагнула к столу.

– Стойте, – сказал Рут. – А как вы убьете Гуара? Убийство дело нелегкое.

Служительница Алора улыбнулась, усаживаясь на лавку. Одним движением подгребла горстку праха к себе, припечатала сверху листком.

– Ваша милость, понимание учит многим вещам, и у нашего дома есть свои секреты. Но ваша помощь вовсе не повод раскрывать их.

Она начала писать, аккуратно и осторожно выводя буквы. Остановилась на мгновенье, подняла глаза на Рута, спросила:

– Обращение «Великая Трира Мстительная» вашу прародительницу устроит?

– Трира не Вирхар Хвастливый, – буркнул Рут. Ему еще никогда не приходилось разговаривать с человеком, добровольно идущим на смерть. С будущим мертвецом, по сути. Вот новое ощущение, без которого он легко бы обошелся. – Ей не нужны славословия, можно обойтись и без титула «Великая»…

– Ну теперь уже поздно, – рассеянно заметила женщина.

Дописала и встала, бережно держа перед собой бумажку. Пальцы у нее подрагивали, но держалась она на удивление спокойно. Задумчиво сообщила:

– Думаю, дом Коэни станет самым подходящим местом для этой мольбы. Хочу на всякий случай поклясться еще и вслух, перед Стеной.

Люди в храмовых плащах расступились. Служитель Велаты, худой и грозный на вид мужчина, сорвался с места, выбежал из комнаты. Начал отдавать приказы в коридоре. Послышались спешные шаги служек – им было велено расчистить путь к молельному залу Коэни. На всякий случай.

Рут стоял у стола и молча глядел на уходящую женщину, сведя на переносице брови.

Служительница Алора переступила порог, собратья по храму, кинув печальные взгляды на присыпанную прахом столешницу, направились за ней. Тарлани двинулись следом, перешептываясь и оглядываясь на стол. Рут посторонился, пропуская их всех.

Над столешницей вдруг возник крохотный вихрь. Как раз там, где доски усыпала мелкая пыль, дар эрни. Спирально закрученные струи воздуха прошлись по доскам, всосали в себя прах, превратились в бурлящий серый узел. Метнулись к каменной кладке стены и там исчезли.

Кто-то позаботился о прахе. Побледневшие Тарлани вылетели в дверь. Рут прошептал:

– Да будет ваша Бездна Садом…

Склонил напоследок голову и вышел.

Роскошный камзол одного из Тарланей поблескивал впереди в свете редких флигов. Рут поднажал, пристраиваясь к хвосту процессии, которая извивалась змеей по внутренним переходам дома Йалди. Где-то там, в голове змеи, шла служительница Алора…

Они поднялись по лестнице, двинулись по короткому коридору, прорезанному с двух сторон дверями. За одной сиял свет и звучали голоса. Проходя мимо, Рут кинул взгляд и углядел сосредоточенных служек, склонившихся над высокими, по пояс человеку, корзинами. Люди храма вполголоса и вразнобой считывали мольбы, собранные в плетенки. Он даже уловил обрывок фразы, произнесенный тонким дрожащим голосом:

– Файру Ненавидящий, уничтожь их…

Рут, не останавливаясь, ухмыльнулся. Почтенные служители сегодня много чего узнают о своей стране и народе. А также о судах, благородных властителях, обнаглевших торговцах и прочем.

Вслед за другими он переступил порог двери, прорезавшей Стену Молений в доме Йалди. На опустевших крюках уже висело несколько листков с мольбами. Два из них, нанизанные на крюки рядом с выходом, затрепетали в потоках воздуха, которые разогнала процессия.

Идти предстояло недалеко, дом Коэни был следующим в круге храмовых зданий. Тарлани вслед за служителями исчезли за распахнутыми дверями, вокруг которых уже толпились служители рангом пониже, глазея на входящих с затаенной надеждой.

Рут внутрь не пошел, рассудив, что там и без него народу достаточно. А увидеть, откликнется или нет Трира на клятву служительницы, можно было и снаружи.

Следовало только найти наблюдательный пункт.

Он приблизился к сооружению из камней, закрывавшему вход в храм. Преграду выложили в форме треугольника со скошенной вершиной. Рут выбрал один из двух боковых склонов, взбежал по крутой и шаткой лесенке, получившейся из граней и углов валунов. Подтянулся на руках и уселся боком на храмовой стене, над самым входом.

Приведенные адельбергцами все еще были здесь. На куске уцелевшей мостовой вокруг храма тесно стояли люди, упорно глядя на вход и темные башни молельных домов.

Его заметили; пришлось чуть покачнуться, уклоняясь от просвистевшего рядом со щекой камня. По-хорошему, сидеть тут вовсе не следовало, но Руту очень уж хотелось своими глазами увидеть то, что должно было случиться. В конце концов, именно ради этого он и пришел в Элимор.

Песочно-рыжее предрассветное небо над головой наливалось желтизной все сильнее, лучи встающего Элсила заливали все вокруг бликами цвета первой весенней травы. Именно на небе и появился первый знак того, что Трира Мстительница откликнулась.

Сначала свистнул ветер и разогнал легкие клочья облаков на закатной стороне. Небо вдруг исчертили тонкие линии, стремительно наливающиеся цветом и объемом. Рут бросил быстрый взгляд вниз; служительница Алора уже вышла из молельного дома с толпой собратьев. Лицо ее было поднято вверх, на мгновенье она застыла и тут же кинулась в простенок между двумя домами. Кто-то принес лестницу, приставил шаткое сооружение из жердей к ограде прямо перед ней. Тарлани, шедшие следом, не мудрствуя лукаво просто прыгнули и угнездились на стенах, как куры на насестах. Хорошо быть магом…

Предрассветная болезненная желтизна неба выцвела. В небосвод, как в гигантское блюдо, кто-то опрокинул, предварительно перевернув, семь Бездн и семь Садов. Ясно и четко видимых. Как куски громадного пирога, расходились от центра – а центром стала крона храмового дерева – стесанные сверху исполинские горные кряжи, свисающие вниз сталактитами. На плоских треугольных вершинах, уходящих за пределы горизонта, в бесконечность, курчавились коричнево-алые Сады, зависнув над городскими крышами. А между Садов темными треугольниками вклинивались Бездны. Тоже поросшие кое-какой растительностью, судя по скупым мазкам красных и бордовых тонов.

Рут перевел взгляд на людей за стеной, застыл выжидая. Камней уже никто не бросал – они тоже потрясенно таращились на небо.

От толпы адельбергцев перед храмом отделилась крохотная лиловая искра. Несколько голосов яростно и громко закричали на языке, которого Рут не знал. И тут же вслед за первой искрой от толпы рванулся вверх целый дождь из сияющих лиловых капель.

Рванулся, пролившись в одну из Бездн, возносясь с земли. Души адельбергцев возвращались домой, к Рьягу Ненасытному. Люди в толпе падали как подкошенные. Дождь полностью выкосил человеческие ряды перед храмом.

И сразу же лиловые ливни поднялись из-за стены домов по ту сторону пустыря, расходясь кольцом по столице. Светящийся дождь орошал уже все небеса. Души возвращались в места, им предназначенные, кто в Сад, а кто в Бездну.

Он не знал, сколько это продолжалось; нескончаемые потоки лилового света, уносящиеся вверх, завораживали и меняли ощущение времени. Твердь, нависшая над головой, казалась более живой и реальной, чем серые силуэты домов, застывшие по ту сторону пустыря, чем люди храма, замершие внизу с поднятыми лицами. У Рута даже мелькнуло ощущение, что это он повис вверх ногами над чьим-то миром, разглядывая и рискуя вот-вот в него сорваться.

А потом все кончилось, резко и внезапно. Последние капли втянулись в Сады и Бездны, бордовые деревья на вершинах и серые камни в глубинах вдруг налились яркостью, плеснули смесью густых цветов – и все исчезло, сменившись молниеносно, словно по чьей-то невидимой отмашке, яркой желтизной утреннего неба.

С городских крыш напротив храма сорвались птицы. Пригоршнями черных меток метнулись через пустырь, закружились вокруг храмового дерева, громко перекрикиваясь.

Люди, приведенные к храму адельбергцами, по одному поднимались с земли. Большая часть, оглядевшись, спешно уходила через развороченный пустырь к домам, сгорбившись и втянув голову в плечи. Двое или трое детей плакали, ковыляя вслед за взрослыми.

Но кое-кто разворачивался к замурованному входу храма. Под стеной, на которой сидел Рут, уже собралась молчаливая толпа. Люди стояли, склонив головы, лишь некоторые глядели в сторону валявшихся на земле стражников, убитых Рутом и Тарланями.

Набежавшие служки кинулись разбирать преграду, закрывавшую храмовый вход. Рут спрыгнул со своего насеста, скатился по груде валунов, выпрямился.

Служительница Алора шагала к нему по помосту. Сбоку к ней подбежала старая женщина, которую Рут видел в начале этой ночи в подземельях храма. Передала что-то на ходу.

Главная служительница, подойдя, протянула ему небольшую книжечку в кожаном переплете.

– Вот обещанное вам за помощь. Вы даже не представляете, как много вы для нас сделали и как мы благодарны. Да пошлют боги все блага и долгих лет правления вашей милости.

– Благодарю, почтеннейшая, – с неловкостью произнес Рут. Поклонился.

Женщина устало заметила:

– Учитесь принимать чужую благодарность, наследник Рут. Я предвижу, что в будущем это вам может понадобиться. Знаете, некоторые особенности характера так легко прочитываются… Может, вы желаете что-нибудь еще?

Тарлани стояли тесной кучкой неподалеку. Всем своим видом и взглядами выражая, что им тоже следует получить свой кусок от благ и благодарностей.

Рут перевел взгляд на служительницу. Честно признался:

– Да. Скажите, что вам открыли люди, которых адельбергцы убили в Майлоке? Те, что лежали у вас в подземелье?

– Ничего особенного. – Его собеседница устало зажмурилась, потерла пальцами брови и лоб. – Бедняги опознали своих палачей, точнее, тех, в кого вошли адельбергцы. Один торговец из южного квартала, двое его сыновей и три прислужника. Больше ничего толкового убитые не сообщили, им было как-то не до подробностей, пока их убивали.

– Как имя торговца, почтеннейшая? – Арлена возникла рядом, торопливо присела в неглубоком реверансе. – И нам очень хотелось бы узнать, где он жил. Видите ли, наследник Рут кое-что обещал Тарланьскому дому в благодарность за помощь. Но, увы, обещания его милости так и остались обещаниями, что нас печалит сверх всякой меры. Речь, как вы понимаете, о некоем предмете…

Служительница Алора кинула на Арлену оценивающий взгляд. Сухо сказала:

– Обещания наследника Керсы будут выполнены. Вас прямо сейчас проводят к дому означенного торговца. – И добавила еще более суровым тоном: – Можете также навестить Вирень с Мадеском. Бумагу к тамошним служителям, чтобы они оказали вам всяческое содействие в поисках неких предметов, вам выдадут.

Женщина в храмовом плаще обернулась к главам домов, успевшим подойти и встать у нее за спиной тесной группой. Те склонили головы, соглашаясь. Правда, не слишком дружно.

– Предметы, составляющие суть обещаний наследника Рута, слишком опасны, – продолжала она. – Пусть их забирает Тарланьский дом, освободив тем самым Элимор от дара проклятого демона. Но… вы позволите дать вам совет? Из благодарности.

На лицах глав домов медленно проявлялось осмысление. Благородная Арлена кивнула, сумев на этот раз обойтись без снисходительности.

– Не мстите Совету магов. Забудьте мечту об Алом замке, не пытайтесь вернуть себе Источник Сил. Оставьте эрронских магов посланнику, который должен прийти. Поверьте, ваше керсийское изгнание – это еще не самая худшая участь. Я говорю это потому, что мне жаль детей Тарланьского дома. Знаете, о чем я иногда думала, когда изучала историю?

Арлена аристократически надменно вскинула одну бровку – нечто среднее между вопросом и небрежно-милостивым позволением говорить. Ее собеседница продолжала, уже более мягким тоном:

– Я думала о том, что великий Дар Тарлань сделал с детьми адельбергцев. Ведь они были, не могли не быть… Раздал по семьям и приказал вырастить их простыми анадейцами? Отослал на древнюю родину, остров Адельберг, где эти дети были всем чужие, никому не нужные, и скорее всего умерли от руки местных жрецов как жертвы их божеству Рьягу Ненасытному? Убил?.. Стоит ли обрекать ваших собственных детей на подобную участь ради мести? И ради недолгого возвращения к удобствам Алого замка?

Арлена опустила глаза, после короткой заминки пропела:

– Я непременно передам ваши слова сиятельному князю Тарланю. Благодарю вас от имени всего Тарланьского дома за заботу и участие. Не могли бы вы дать мне теперь провожатого и ту самую бумагу, о которой говорили?

Старик со знаком Йалди отделился от группы главных служителей, подошел к Арлене, тронул за рукав, неловко поклонившись.

– Следуйте за мной, благородная госпожа.

И тут Рут понял, что Арлена слова служительницы восприняла очень даже серьезно, потому что ее прощальный реверанс был подчеркнуто низким.

Тарлани ушли вслед за стариком. Женщина со знаком Алора повернулась к нему, сказала, устало прикрыв глаза:

– Наследник Рут, не хотите ко мне присоединиться? Я собираюсь позаимствовать лошадь у одного из наших горожан. И отправиться на ней в Ренло, самую близкую отсюда деревню. Врата Майлока, как вы сами нам сказали, скорее всего разрушены, Врата Иракиона похоронены в недрах самого Иракиона, а в замке Гуаров Переходных Врат никогда и не было – властители Элимора издревле считали это весьма опасным.

– Почту за честь. – Рут склонил голову.

Буквально через сил два всадника влетели в Ренло. И не задерживаясь, понеслись к Вратам, стоявшим на другом конце деревушки. Их прибытие и последующее отбытие не заметил никто – немногие державшиеся на ногах селяне были в полях, прочие отсыпались.

Первым, кого увидел Рут, выехав из Врат, был Энгер. Глава герцогских волков стоял у него на дороге и хмурил брови.

Рут натянул поводья. Служительница Алора, ехавшая следом, сделала то же самое. Длинноногая кобылка под ней возмущенно зафыркала.

– Наследник Рут, – подчеркнуто вежливо сказал Энгер. – На случай, если вы явитесь сюда, герцог Франц велел передать, что он ждет вас у Врат Ваграна. Вам следует немедленно отправиться туда.

Двое боевых волков средних лет, привалившихся к стеночке справа, вовсю ухмылялись. Молодой наследник ночью сбежал из замка, а возвратился с женщиной. Бывает. В молодые годы бывает и не такое.

Этим двоим был виден лишь силуэт его спутницы, закутанной в плащ, так что полет фантазии боевых волков ничто не ограничивало.

Энгер, в отличие от них, мог видеть под капюшоном край лица, а потому на наследника герцога взирал озабоченно и с сомнением. Особа рядом с Рутом не походила на юную искательницу приключений, решившую отлучиться из храма на денек-другой. Да и сам наследник не выглядел человеком, которого вдруг обуяла любовная страсть.

Однако дураком Энгер не был, поэтому не проронил ни слова.

Рут сжал коленями бока крапчатого жеребца. Тот в ответ нервно цокнул копытом по каменным плитам Вратной башни.

Если он отправится в Вагран сейчас, то служительнице придется самой искать поместье, где остановился Гуар Валер. Эта мысль Руту почему-то не нравилась.

Конечно, можно попросить Энгера, чтобы он отправил с ней одного из своих боевых волков, но…

Брови Рута сошлись на переносице. Подобное решение выглядело недостойным. Увертка, подозрительно смахивающая на трусость. Он стиснул зубы. Идущая в последний путь имеет право на провожатого. По крайней мере, это он может для нее сделать.

Вот только Энгер по-прежнему стоял на дороге.

Глядя сверху вниз на застывшую фигуру в черной коже, Рут задумался. Если он начнет что-то объяснять, командир волков может заподозрить неладное и упереться. С него станется потащить к герцогу еще и служительницу Алора – просто для того, чтобы глава дома Боресков мог разобраться со всеми загадками лично, неспешно и вдумчиво, в тиши Ваграна.

Следовало идти напролом, и быстро. Рут с подчеркнутым почтением повернул голову в сторону спутницы, сказал, возвысив голос так, что звук рассыпался эхом под высокими перекрытиями башни:

– Почтеннейшая, позвольте представить вам Энгера, командира наших боевых волков.

Потом снова глянул на вояку, затянутого в кожу, и добавил:

– Энгер, это служительница Алора из главного храма Элимора. Она привезла вести со своей родины для Гуара Валера. Я должен проводить почтенную даму к нему. А затем отправлюсь в Вагран.

Сказанное Рут подкрепил долгим взглядом, требовательным и темным, как ночная река. Добавил чуть тише:

– Политика, Энгер. Если один из главных служителей Элимора желает повидать своего властителя, я обязан ему помочь.

Тот в ответ сморщился так, что верхняя губа задралась, на мгновенье обнажив длинные зубы.

– Сыну моего герцога конечно же положено знать такие слова, как политика. Но стоит ли лезть в эту политику без ведома отца?

Голова Рута чуть заметно дернулась, словно его ударили. В воздухе вдруг повеяло грозой…

Энгер глянул странно – и все прошло. Башня, как и раньше, благоухала оружейной смазкой, лошадиным потом и жареными пирожками.

Он слишком устал, вот ему и чудится. Рут моргнул, настойчиво сказал:

– Так нужно. Служительница должна добраться к своему властителю.

– Может, я сам провожу почтенную даму? – предложил Энгер. – Вместо вас, наследник Рут. А вы тем временем отправляйтесь в Вагран.

Рут, не отвечая, тронул поводья. Жеребец двинулся вперед.

Он справил свое совершеннолетие три месяца назад. Никто в Керсе не знал, где и как он провел эту ночь, что его определенным образом защищало. Пока что никто не имел права его останавливать – он эрни, взрослый, не запятнавший себя глупыми поступками.

Хотя рассказ о событиях этой ночи наверняка изменит последнее утверждение. Раз и навсегда.

Энгер стоял неподвижно, глядя на подъезжавшего всадника скорее с укоризной, чем с возмущением.

Рут объехал главу волков сбоку. Следовавшая за ним служительница повторила маневр.

Они выбрались из башни, при этом плечи Рута сводило от взглядов, уткнувшихся в спину. Он ударил жеребца задниками сапог, заставляя перейти на рысь. Во Вратной башне имелось блюдце, и можно было с уверенностью сказать, что в этот момент Энгер уже связывался с отцом. Значит, герцог Франц мог вот-вот появиться у Главных Врат.

Двое всадников галопом полетели над мостовой, и Тарус принялся разматывать перед ними анфилады улиц, ведущих к восходной стороне города. Именно там располагалось поместье Рандеск, где поселился Гуар Валер.

День разгорался, и на улицах кричали дети.

На одном из поворотов служительница Алора крикнула:

– Вам не следует провожать меня до дома Гуара – подходы наверняка охраняют. Оставьте меня где-нибудь рядом! Не делайте… не делайте мою жертву напрасной!

Рут на полном скаку повернулся к женщине, кивнул, резко прижав подбородок к груди.

Свернув на улицу, которая вела к Рандеску, он подхватил под уздцы длинноногую кобылку. Потянул, принуждая ее остановиться, одновременно осаживая крапчатого жеребца.

Женщина сидела скособочившись, ухватившись за переднюю луку седла. Капюшон за время скачки слетел у нее с головы. Волосы, до этого аккуратно собранные сзади, растрепались, запавшие глаза глядели сонно и устало.

Рут облизнул пересохшие губы, сказал хрипло:

– Ворота ниже по улице. Отличить их легко, это последние ворота справа, прорезанные в стене, за которой виден сад. Напротив, по левую сторону дороги, пустырь и заброшенный дом.

В котором сейчас затаились сородичи. И очень даже внимательно наблюдают за всем, что происходит в поместье. А также на подъездах к нему.

Женщина сказала, все еще задыхаясь от скачки:

– Благодарю вас, ваша милость. Еще раз, уже не от имени Элимора, но от меня лично.

Рут на мгновенье замешкался с ответом. Выдавил после паузы, склоняясь в поклоне:

– Надеюсь, что вы спасетесь. Удачи.

– И вам, – отозвалась женщина. – Я рада, что обратилась именно к вам, наследник Рут. Знаете, та корзина с медовыми пирогами навеки пребудет в моем сердце.

Он вскинул склоненную голову, с изумлением увидел, как она улыбается. Озадаченно моргнул.

– Не удивляйтесь. Сегодня утром все эти слова о Безднах и Садах, о том, что после смерти мы куда-то уходим, подтвердились. Так что ни вам, ни мне незачем расстраиваться. Единственный печальный факт заключается в том, что в тех краях вряд ли подают сливки…

Она еще раз кивнула и тронула поводья, посылая кобылу вперед.

Рут развернул коня. Уезжая, он ни разу не обернулся.

Отец, как и обещал Энгер, ждал его у Вратной башни Ваграна. С холодного лица глянули на сына ледяные серые глаза. Такие же, как у самого Рута.

– Отец… – начал было он.

Герцог жестом оборвал сына:

– Вижу, ты цел. Хоть что-то радостное.

– Мне нужно многое рассказать… – снова начал Рут.

И герцог снова оборвал его:

– Ты прав. Очень многое. И не мне одному.

Рут вдруг заметил, что боевые волки, стоявшие поодаль, по одному уходят из башни.

– В другое время я бы дал тебе отдохнуть, – тихо, сочувственно сказал отец. – Но ты солгал о моем поручении, исчез на всю ночь, потом вернулся со служительницей из элиморского храма и зачем-то повез ее к Гуару Валеру. Будь ты простым эрни, все было бы проще, но ты мой сын и когда-нибудь сядешь на герцогскую скамью. Эрни хотят знать… Нет, не так – эрни должны знать, что натворил этой ночью их будущий герцог и почему он обманул своих сородичей. Я выслушаю тебя перед лицом всех наших братьев. Все, кто может освободиться от службы, уже собираются в зале для приемов. Иди туда. Я приду попозже.

Он повелительно махнул рукой в сторону выхода. Рут краткое мгновенье глядел в непроницаемое и холодное лицо. Отец ответил тяжелым взглядом. Что сделано, то сделано. Теперь время держать ответ.

Рут развернулся и зашагал к выходу, чувствуя, как усталость окутывает плечи плотным тяжелым плащом.

Спиной он ощущал взгляд отца.

Эрни и впрямь стекались в башню – темные фигуры, на диво молчаливые. Флег, Магр, Кален и Зейг, его одногодки и закадычные приятели, помахали Руту издалека. Но молча и с вопрошающими лицами.

Эрни постарше вообще старались на него не смотреть.

Ложь строит стены, подумал Рут.

Мать поджидала его на лестнице Главной башни. Герцогиня Эвгалир выбежала из-за поворота коридора, отпустила юбки, улегшиеся торжественными складками вокруг ее ног. Обласкала сына взглядом.

Здесь не было всхлипов «где ты был?» и «как ты мог?», мать стояла молча, не отводя взгляда. По лестнице рядом с застывшим Рутом поднимались эрни, старательно прятавшие глаза. Рут наконец выдавил улыбку, слегка развел руками, словно показывая: вот он я, живой и здоровый.

И герцогиня-мать, порывисто вздохнув, прижала стиснутые руки к животу, к тому месту, где из-под корсажа волнами вырывались юбки. Рут еще раз широко улыбнулся, кивнул и пошел вверх по лестнице. Мать осталась стоять там, где стояла. Теперь, когда блудного сына рядом с ней уже не было, проходящие эрни приветствовали свою герцогиню поклонами.

Отец и вправду пришел очень скоро, и Рут начал свой рассказ…

– Я подытожу.

Отец сидел, глядя на него исподлобья. По сухим, словно выточенным из светлого камня щекам катались желваки.

– Ты тайно отправился в чужую страну. Не предупредив никого. Там ты убил несколько ее жителей – ради спасения Элимора и потому, что в них вселились адельбергцы, я помню. Ты сделал все, чтобы Тарланьский дом получил олеконы, древние предметы с пугающей мощью, потому что ты решил предложить Тарланям в качестве оплаты именно их. Наконец, ты сам вызвался убить Гуара Валера, и это просто чудо, что тебя остановила некая женщина.

Отец сидел на герцогской скамье, Рут – напротив, на лавке для просителей. У этого седалища было еще одно предназначение: когда герцог вершил свой суд герцогской скамьи, на ней сидели подсудимые.

То, что сейчас творилось в зале, было разбирательством. Но мрачные нотки в голосе отца как бы намекали, что до суда этому разбирательству оставалось всего ничего. За спиной Рута толпились эрни. Первыми стояли старейшины, потом главы герцогских управ, боевые волки постарше и, наконец, его сверстники.

Пальцы герцога впились в край скамьи так, что побелели костяшки. Слова падали холодно и тяжело.

– Знаешь, сын, что хуже всего?

– Олеконы, которые достанутся Тарланям? – предположил Рут, вскидывая голову.

Отец качнул головой, и он увидел горькие морщинки в углах его рта.

– Нет. Хотя сам факт того, что у нас под боком теперь будут жить не просто маги, а маги, владеющие игрушками адельбергских колдунов, меня не радует. Нет, хуже всего то, что ты всех нас… – Герцог сделал паузу, и Рут понял, что отец ищет слова.

– Ты всех нас презрел. Отсек. Ты узнал что-то, решил, что справишься один, – и ушел, никому ничего не сказав. Не посоветовался ни с одним из нас, не предупредил, где искать твои останки в случае чего. Словно мы все для тебя чужие. Ничто.

Герцог Франц сделал паузу и продолжал все более отстраненно:

– Ты плюнул в лицо всему роду. Мы выжили, потому что когда-то научились держаться друг за друга и вместе встречать любую беду. А мой собственный сын показал в эту ночь, что для него дороже всего на свете его собственное мнение. И возможность поиграть в будущего герцога.

– Нет! – Рут сорвался на крик, но отец метнул на него холодный взгляд. Заткнись, было написано у него на лице.

Рут поправился:

– Нет. Дело не в титуле, дело не в будущем герцоге. Просто я почувствовал, что прав. И что ты… что все вы не согласитесь помочь Элимору. Опять-таки эта книга…

– Рут… – сжатая на краю скамьи рука герцога разжалась, пальцы отбили дробь по отполированной годами древесине. – Ты молод. И не понимаешь, что элиморский Гуар Валер, по сути, собирался оказать нашему роду услугу. Все, кто ненавидит эрни, в один день сорвали бы маски, выйдя в открытую. И мы уничтожили бы наших врагов – всех разом, не заморачиваясь на суды и доказательства. Ты, будущий герцог, о чем ты думал?

Рут опустил голову. Сказал подчеркнуто ровным тоном:

– О мальчишках, которых нам пришлось бы убить. Ты сам говорил когда-то, что в любом мятеже не меньше трети участников попадают туда в силу стечения обстоятельств, не особо понимая, что делают.

– Но когда этой трети удается избежать расплаты за свою глупость, они, как правило, тут же снова попадают в переделку, – тихим голосом подхватил отец. – С этой стороны мятеж Гуара был даже полезен; откровенных дураков, как и скрытых предателей, следует время от времени выпалывать. Кстати, принесенная тобой книжка, достанься она Гуару Валеру, все равно рано или поздно попала бы к нам. Или сгорела в огне мятежа. У тебя есть еще что сказать в свое оправдание?

Рут молчал. Отец вскинул голову, бросил:

– Если кто-то из наших сородичей хочет задать вопрос наследнику Руту, пусть говорит сейчас.

Повисла тишина, которую прервал голос Энгера:

– Я спрошу кое-что.

Уши Рута уловили легкие шорохи – эрни уступали дорогу командиру волков, идущему к скамье просителей.

Добравшись, Энгер перекинул ногу через лавку и сел рядом. Рут повернул голову, уставился в длинное лицо, обросшее пепельно-черной щетиной. Похоже, в последние сутки у Энгера не было времени для бритья – впрочем, как и у него самого.

– Я хочу спросить у будущего герцога моего сына…

Сыну Энгера было всего три года, и его герцогом он стал бы не скоро. Но Рут этого говорить не стал. Просто медленно кивнул, глядя командиру волков в глаза.

– Наследник Рут, почему вы предложили олеконы Тарланям? Почему не захотели добыть их для нас? Хотя бы один?

Прежде чем ответить, Рут помолчал, собираясь с мыслями.

– Каждому оружию нужна привычная к нему рука, – проговорил наконец. – А я не очень хорошо представляю… да и никто из эрни не представляет, что делать с этими штуками. Олеконы привлекли бы к нам внимание Совета магов. И всех домов Анадеи. Учитывая, кто мы, нас начали бы ненавидеть еще больше. И бояться до исступления.

– Бояться, вот как? – Энгер вскинул брови.

Рут сказал настойчиво:

– Страх и ненависть уничтожат то хрупкое равновесие, что установилось между нами и людьми. Детям Триры Мстительной ни к чему обзаводиться дарами Рьяга Ненасытного. Тем более что об этих дарах знает слишком много народу. Если все дома Анадеи и Совет магов объединятся, нам не выстоять. А олеконы вполне могут подвигнуть их на такой порыв.

Энгер слушал, не сводя с него желтовато-карих глаз. Рут облизнул губы и продолжал:

– И я надеялся, что Тарлани, заполучив олеконы, тут же отправятся отвоевывать назад свое княжество. В Тарланьском доме слишком много магов, чтобы они могли стать добрыми соседями надолго, а благодарность за данный им приют, боюсь, уже начинает выветриваться. Мы смогли бы избавиться от Тарланей, сохранив мнение о нас как о чудовищах наполовину. Но все-таки наполовину, а не полностью.

Он метнул взгляд на отца. Тот слушал так же внимательно, как и Энгер. Рут ощутил мимолетную тень удовлетворения.

– Помимо олеконов Тарланям потребовалось бы войско, чтобы захватить Кир-Авер и Алый замок. Платить им нечем, но княжество Эррона по землям даже больше Керсы, причем поместных властителей в княжестве уничтожили по причине родства с Тарланями, а поместья достались эрронским магам. Стоит Тарланям объявить о наборе войска и пообещать за верную службу земли, как наши керсийские мятежники не пойдут, а побегут к ним на службу. И это будет… то есть был бы бескровный разгром. К сожалению, я ошибся.

– Политика, – пробормотал Энгер. – Я прямо-таки сожалею, что все это не удалось.

– Политика, – согласился Рут. – И как всегда в политике, все сорвалось из-за нескольких слов. И неизвестных обстоятельств. Началась смена эпох, Тарлани об этом узнали и теперь вряд ли сдвинутся с места.

Энгер, хмуря брови, кивнул; кивок подозрительно походил на поклон. Затем бесшумно встал со скамьи и отступил назад.

Отец проводил его глазами, спросил:

– Кто еще желает задать вопрос наследнику?

Желающих больше не было.

– Хорошо. – Герцог Франц наклонил голову, глянул на Рута с холодной печалью. – Теперь ты, Рут. Хочешь спросить или сказать что-то, прежде чем я оглашу решение о твоем наказании?

Наказание. Он это предвидел. Рут стиснул челюсти, потом расслабил мышцы лица. Сказал ровным тоном:

– Нет ли вестей из Рандеска?

Отец перевел взгляд на боевого волка, который вошел в зал последним и стоял у дверей. Тот доложил:

– Там странная суматоха. Вроде бы собирают вещи и грузят их в повозки. Пока еще рано говорить, но те несколько керсийцев, которые зачем-то пришли к Гуару Валеру, были развернуты у ворот имения.

Значит, ей удалось, подумал Рут. Как там говорят у людей? Пусть ее путь ведет к Саду…

Он отогнал нерадостные мысли. Отец вскинул руку, явно собираясь объявить свое решение, в то время как у него имелся еще один вопрос. Рут приподнялся над лавкой, быстро выпалил:

– Что вы собираетесь предпринять в связи со сменой эпох, мой герцог?

Какой официоз, горько подумал он. «Вы, мой герцог». Но иначе нельзя, любое другое обращение сейчас будет выглядеть как попытка разжалобить и смягчить отца.

Герцог склонил голову еще ниже, помолчал. Ответил после паузы:

– Ничего. Если посланец Триры соблаговолит прийти в Керсу, он найдет нас здесь. Если нет, мы поймем и не обидимся.

Рут громко сказал:

– В Элиморе, по сути, встретились двое эрни, один живой и один мертвый. Кажется, Трира-прародительница питает к нам определенный интерес.

Если раньше Рут улавливал идущие из-за спины отзвуки шепотков и дыхание многих эрни, то теперь это все как обрезало. Наступила полная тишина.

– В подземной комнате храма, – тяжелый голос отца упал в эту тишину, – кроме тебя, находились еще маги Тарланьского дома и главные служители храма. Я бы сказал, что Трира приглядывается, кто в нашем мире может по своей воле прийти к Мстящей. Она пробует на излом людей и нас.

– И какие решения вы примете, исходя из всего этого? – быстро спросил Рут. И добавил: – Мой герцог.

Взгляд отца скользнул над головами эрни.

– Мы много тысячелетий пытались стать подобиями людей, – сказал он наконец нехотя. – Иногда я думаю, что теперь в нас даже больше человеческого, чем в самих людях. Стоит ли нам становиться теми, кем мы были, – вот в чем вопрос. В конце концов, боги и демоны приходят и уходят, а мне бы хотелось, чтобы мы, эрни, остались. Но в любом случае пока что рано об этом думать, открытых предложений нам никто не делал. Вот будут предложения, тогда и…

Отец на мгновенье смолк, ушел в себя. Потом, словно очнувшись, глянул на сына, резко посуровел лицом.

– Хватит слов. Готов ли ты, Рут, выслушать решение о своем наказании?

Рут склонил голову:

– Да.

– Поскольку мой сын показал, как мало мы ему нужны, – голос герцога зазвенел металлом, – наказание ему будет соответствующее. На два месяца, на восемьдесят дней, начиная с сегодняшнего, наследника Рута не существует ни для кого, живущего в замке. Никто не должен к нему обращаться, разговаривать с ним или замечать его. Слугам также будет запрещено общаться с наследником. Кроме того, наследнику Руту на эти два месяца запрещается покидать Вагран. Сын, на два месяца ты для нас мертв.

Рут потратил несколько си-силуйнов, чтобы осознать смысл сказанного. А поняв, вдруг ощутил, как дико и безудержно хочет спать. Два месяца тишины и безмолвия… может, это не так уж и плохо?

Рут встал и пошел на подгибающихся ногах к двери. Зал молчал.

 

Глава шестнадцатая

Княжеское обучение

Разбудила Таню Мелта, пришедшая с подносом. После завтрака служанка натянула на нее сливочно-желтое платье с кружевцами, потом заплела волосы в две коротенькие косички и свернула их над ушами тугими улитками. Таня при виде этой прически даже оторопела, ибо такого ужаса на голове не носила давненько, с семи лет уж как…

Но времени возмущаться не было. Мелта подхватила ее ночнушку и исчезла из комнаты.

Оставшись одна, Таня потратила некоторое время на ожидание, – в последнее время ее утро всегда начиналось с визита Арлены. Однако немолодая блондинка почему-то задерживалась, а сидеть в комнате без окон не хотелось. Поэтому Таня, поразмыслив, вышла и направилась во двор.

Воздух был свежим и пряным. Местное зеленоватое солнышко все еще пряталось за каменными строениями замка. Лучи его красили в зелень верхушки зданий напротив.

Она принялась в гордом одиночестве мерить шагами двор. Очень скоро из здания, где находилась трапезная, повалила толпа дам и кавалеров. К ней никто не подходил, и ее это устраивало; воспоминание об Орле напрочь избавило Таню от желания заводить знакомства среди Тарланей.

Дождавшись, когда двор опустеет, она снова продолжала свой променад. Даже наведалась к башне, с вершины которой вместе с Арленой когда-то обозревала окрестности Фенрихта. Увы, серебристая решетка закрывала вход. А открываться сама собой, как тогда перед Арленой, металлическая преграда не спешила. Хотя Таня и прутья подергала, и низ решетки попинала, благо на ногах опять были крепкие ботинки самого что ни на есть спецназовского фасона.

Зверея от безделья, она принялась рассматривать башни и строения по периметру двора, ощущая себя туристкой, попавшей в Средневековье. Двор то и дело пересекали группы и отдельные личности, кто прогулочным шагом, а кто и бодрой трусцой.

К обеду ее нашла во дворе Мелта и утащила обратно в комнату, где уже ждал поднос.

После обеда Таня решила попытаться проникнуть в здания, окружавшие двор. Чтоб, так сказать, изучить местную архитектуру уже не только снаружи, но и изнутри. Может, ей повезет наткнуться на библиотеку. Или на собрание каких-нибудь статуй с картинками. Говоря начистоту, Таня сейчас даже прогулке по местной кухне обрадовалась бы – все какое-то разнообразие.

Но тут в дверь стукнули, влетела Мелта, выпалила:

– Благородная Арлена вернулась и ждет вас для занятий!

Откуда именно вернулась благородная Арлена, служанка уточнять не стала. Просто молча ухватила Таню за руку и потащила вон из комнаты. Их путь лежал к высокому строению в дальнем углу двора.

Местный Элсил успел высоко подняться, пока Таня обедала. И сейчас сиял каплей расплавленного фосфора в самом центре желтого неба, в оправе из персиковых облачков. По двору в некотором отдалении брели несколько мамзелей.

Кованая дверь из темного металла распахнулась после того, как Мелта хлопнула по ней ладонью. Надо запомнить. Хотя этот метод мог подходить только для этой двери…

Внутри открылся восьмиугольный зал. Бестрепетных факелов не было, легкий, слегка голубоватый свет излучали сами стены. Вдоль стен лентой тянулись низенькие, Тане по бедро, шкафчики. Свободным от шкафов был лишь угол напротив двери.

В центре зала стояли в ряд несколько столов со стульями – солидных, украшенных резьбой, с пузатыми ножками.

За самым дальним столом сидела Арлена в черном закрытом платье. Волосы аристократической блондинки выглядели растрепанными и грязными. Над ушами и с затылка свисали сосульки слипшихся волос.

Арлена зевнула, махнула рукой, подзывая Таню. Мелта подтолкнула ее вперед и улетучилась.

– Займемся тем, ради чего вас привели сюда, – провозгласила Арлена. – В первую очередь, княжна Татьяна, вам следует научиться читать и писать. Дайте мне руку.

Таня с некоторой настороженностью подошла, протянула ладонь. Арлена крепко ее сжала. Объявила торжественно:

– Иш варинум диава э графа! Отныне вы умеете писать и читать. Как видите, в нашем мире это делается просто. Не нужно ни прописей, ни букварей.

– Здорово! – мрачно сказала Таня. – И учителей тоже не надо? Вот ваши правители экономят на народном образовании!

Арлена пожала плечами:

– В каждом селении имеется свиток, в котором записаны самые нужные заклятия. В том числе и заклятие грамотности. Но его мало прочесть – оно должно быть подкреплено прикосновением, в котором имеется Сила. Маги, княжна Татьяна, становятся хранилищами Силы, коснувшись один раз Источника. Конечно, к этому еще нужно иметь способности… А простые люди, не имеющие магического дара, используют кристаллы, заряженные Силой.

Она прервалась, прикрыла ладонью зевок и продолжала:

– Так вот, об образовании. Обычно жители деревни покупают мелкие кристаллы и касаются ими детей, прочитав предварительно заклинания. Это вкладывает кое-какие знания в головы даже самых неспособных. Можно также пригласить мага, но они есть не везде. Как видите, наши правители не просто экономят, они вообще не платят. Но мы отвлеклись. Соберитесь, княжна Татьяна.

Она указала Тане на стол рядом с собой. Таня отодвинула стул и села.

– Сначала я расскажу о вещах, которых нет в вашем мире. Как я помню, вас интересовали блюдца и Переходные Врата?

Неспешно встав, Арлена подошла к одному из низких шкафчиков, что стояли у стены. Открыла и достала оттуда диск из серебристого металла диаметром с ее ладонь.

– Это и есть блюдце. Такие имеются в каждом селе или городе, у старосты или городского головы. Чтобы передать сообщение, достаточно прикоснуться рукой к краю этой штуки и позвать. В крупных городах и столицах всегда существует «стража блюдца» – это те, кто сидит у стола где-нибудь в управе или замке властителя, положив руку на такой же диск. Призыв и сообщение звучат, пока пальцы человека касаются блюдца. Стража сменяется, так что оно ни на миг не остается без присмотра. По нему передают новости или страшные вести, как в случае с Яргом. Теперь о Переходных Вратах…

Арлена сунула диск обратно в шкаф, вернулась на свое место.

– Вся нынешняя система Врат была установлена в Анадее самим Даром Тарланем. Три столба, образующие проем Переходных Врат, по сути, есть кристаллы Силы. На них перед зарядкой от Источника Силы наносится заклятие Перехода, так что при прикосновении и произнесении имени нужного пункта Врата срабатывают и открывают туда Переход. Вот и все, что мы знаем.

– Негусто, – сказала Таня. – А что, ни законов, по которым эта Сила действует, ни теорий по поводу того, чем она является, у вас нет?

– Вот останьтесь у нас и займитесь этим, – с улыбочкой ответствовала Арлена. – Тарланьский дом будет только рад обрести ученую княжну.

Таня одарила ее сердитым взглядом. И продолжала:

– А что такое Источник Силы?

– А вот это, – Арлена вдруг стала серьезной, – вам и впрямь следует знать. Источник Силы, моя княжна, это громадный кристалл. Он был привезен в Эррону нашим предком. К тому времени Дар Тарлань уже стал великим князем эрронским. В летописях есть упоминание, что Силой Источник наполнили сами боги. Кристалл стоит в хранилище на первом уровне Алого замка. Больше тысячи лет он был основой, на которой держалась мощь и власть Тарланьского дома. Видите ли, моя княжна, все кристаллы Силы, которые встречаются в Анадее, заряжены от Источника. Но зарядить их не так-то просто. Обязательное условие – один из благородных Тарланьского дома, наследник Великого Дара по мужской линии, рожденный от того, кто и сам когда-то заряжал кристаллы, должен одной рукой коснуться Источника, а другую возложить на кристалл. Тогда, и только тогда Сила потечет в свое новое вместилище.

Была в голосе у Арлены горестная нотка, а печальная задумчивость, в которую она впала, предвещала нерадостное продолжение рассказа.

– Как вы сами понимаете, при таких условиях Тарланьский дом был непобедим. Мы владели несметными запасами кристаллов. Более того, нам принадлежал Источник Силы и только из наших рук заполнялись новые кристаллы. Но в одну страшную ночь Совет магов, люди, которых наш дом пригрел и позволил им вести учет и присмотр за оборотом кристаллов в Анадее, восстал. Большая часть Тарланьского дома была перебита прямо в своих постелях. Немногим удалось спастись. Я одна из них…

– Сочувствую, – вздохнула Таня.

– Лучше посочувствуйте своему дяде, Арсу Тарланю, – бросила Арлена. – Эти презренные придумали способ, как заставить Источник наполнять кристаллы и после изгнания Тарланей. Арсу, второму сыну вашего деда, было тогда всего лишь пятнадцать лет. Маги Совета захватили его, обездвижили заклинанием и привязали к Источнику. Все двадцать с лишним лет по анадейскому летоисчислению, тридцать с небольшим по земному, Арс сидит в хранилище Источника. Его поят, кормят, моют, обтирают – и снова привязывают к Источнику. Говорят, рука его, под которую подсовывают кристаллы, окостенела и сморщилась, как сушеная птичья лапка. А еще говорят, что он совсем не изменился – влияние Источника, не иначе.

Таня выдохнула, сглотнула. В носу у нее защипало.

– А теперь, – снова зевнув, произнесла Арлена, – начнем наши занятия. Весть о вашем существовании уже ушла в мир, и теперь нужно ждать, как она отзовется. Возможно, у нас слишком мало времени для вашего образования. А может, его и вовсе нет. Вам, княжна Татьяна, сейчас нужно как можно больше узнать об истории Анадеи. А также об истории нашего славного рода. Возможно, это поможет найти то неведомое нечто, о котором говорится в катрене.

Таня поморщилась. Ой, сомнения ее брали, что неведомое нечто положено найти именно ей.

– Поговорим для начала об истории Анадеи, – властно сказала Арлена.

Таня вздохнула и подперла щеку рукой, настраиваясь на долгое слушание.

Арлена, к счастью, рассказывала кратко, благоразумно избегая дат.

Сейчас в Анадее была эпоха Велаты Сострадающей, начало которой положила победа Дара Тарланя над адельбергскими магами.

– Зловредные маги, – вещала Арлена, – пришли с юга, с острова Адельберг. Сначала, как гласят летописи, пришельцы расселились по всем крупным городам цивилизованной Анадеи. Их было немного, по две-три семьи на город. Чтобы добыть себе пропитание, они гадали, проводили нехитрые обряды по просьбам горожан. Ничего опасного, сплошные житейские дела – порчи, привороты. А потом вдруг захватили власть во всех городах. В одночасье. Их магия наводила порчу на целые войска, кровавые жертвы, что они приносили, дарили им небывалую мощь. Адельбергские маги гадали на внутренностях, насылали чары и заморачивали. Они поклонялись Рьягу Ненасытному, и время, когда они властвовали над Анадеей, называется эпохой Рьяга Ненасытного.

– А кто такой этот Рьяг? – спросила Таня. Имечко это она уже слышала.

– Демон. Всего демонов семь, и каждый из них противостоит одному из Семи богов. Их имена Лейн Лгущая, Вирхар Хвастливый, Рьяг Ненасытный, Уэн Равнодушная, Трира Мстительная, Файру Ненавидящий, Гелд Непонимающий. Эти демоны суть ступени лестницы, по которой катятся вниз отвергнувшие Семерых богов. От лжи к хвастовству, от хвастовства к ненасытности, от ненасытности к равнодушию, от равнодушия к мстительности, от мстительности к ненависти, от ненависти к непониманию…

– И от непонимания ко лжи, – закончила Таня. – Прямо по кругу, совсем как в вашей молитве. Вот только переход от равнодушия к мстительности непонятный. Тот, кто мстит, от равнодушия далек.

Арлена поморщилась.

– Не стоит даже мысленно заключать демонов в круг, ибо им лучше оставаться разобщенными, княжна Татьяна. А касательно ваших сомнений, так мстящий равнодушен к другим и видит только себя.

– Да ладно, – сказала Таня. – Значит, жили да были адельбергские маги. И что, ничем хорошим эти ребята так и не отличились? Сплошь черные были?

– Они построили множество замков во всей Анадее, – задумчиво ответила Арлена. – Их семьи росли, а жить в городах они боялись. Замки той эпохи, кстати, до сих пор считаются самыми надежными. Теперь таких уже не строят. Адельбергских замков не может коснуться магия, их стены не пропускают чары, и все благодаря невинной жертве в фундаменте замка. Именно тогда и был построен Фенрихт, в котором мы обитаем. Магия крови и жертвоприношений – она вообще-то сильная.

Таня содрогнулась. Арлена поспешно сказала:

– Конец владычеству адельбергских магов положил наш предок, великий Дар Тарлань. В одно утро он вошел в ворота Кир-Авера, столицы Эрроны, принеся магию, которая не нуждалась в жертвоприношениях. Сначала он освободил от кровавых магов Кир-Авер, затем всю Эррону. А потом наш предок прошелся маршем по всем государствам Анадеи. Всюду, куда он приходил, адельбергские маги теряли свою силу и власть. С появлением Дара Тарланя в Анадее началась эпоха Сострадающей богини, ибо он был ее посланцем.

Арлена зевнула и потерла виски ладонями. Потом встала, подошла к шкафчикам, вернулась оттуда с внушительной стопкой книг. Книги она бухнула на стол перед Таней. Из переплетов вылетело облако пыли, столешница жалобно заскрипела.

– Итак, княжна Татьяна… В этих книгах есть все, что нужно и должно знать княжне Тарланьского дома.

Таня печально посмотрела на кипу томов. Книг было штук восемь, они были разного цвета и разной степени изношенности. Роднило их только одно – солидная толщина.

– За вами придут, когда настанет время ужина, – церемонно сказала Арлена. – Сегодня вы еще столуетесь в своей комнате, но завтра я отведу вас в общую трапезную. А теперь читайте. Лучшие знания – это те, над которыми трудишься, не так ли, княжна? Вон в том углу, где пусто, уборная. Хлопните по стенке слева, дверь и откроется. До встречи.

Она присела в низком реверансе, еще раз зевнула и преспокойненько ушла. Таня вздохнула и решительно взялась за первую книгу из стопки.

Буквы здешнего алфавита напоминали россыпь завитушек. К ее изумлению, книга была явно типографского производства – одинаковость букв и ровность строчек говорили сами за себя. Видимо, здешняя магия добралась и до книгопечатания.

Заглавие книги гласило: «История рода Тарланей». Таня вздохнула и принялась читать.

«В осень пятьсот двадцать шестого года эпохи Рьяга Ненасытного в город Кир-Авер пришел молодой человек. Доподлинно известно, что он вошел в город через Зеленые врата, потому как потом, став князем Эрроны, этот молодой человек сам поведал своим подданным, что впервые пришел в свою будущую столицу пешим и босым, чрез Зеленые врата. Великий дар и магическое могущество Дара Тарланя проявились уже в тот момент. Ибо всякий входящий в Кир-Авер должен был уплатить пошлину клану Бегар, что правил городом в то время. Дар же заявил, что у него нет монеты для оплаты. И стражники пропустили его в город, хоть и не должны были…»

Таня хмыкнула. Скорей всего великий предок, придя в город босым, показался стражникам настолько жалким, что его пропустили просто так. Из жалости.

«Войдя в город, Дар Тарлань тут же отправился на городской рынок, где нанялся к зеленщику перебирать фрукты. Оплатой Дару Тарланю стали гнилые плоды, которые ему позволили съесть. Об этом факте его биографии известно всем, так как сам великий князь Дар неоднократно рассказывал близким своим и придворным о том, что первой пищей, которую он вкусил в столице своего княжества, были гнилые фрукты».

Таня покрутила головой. Получается, предок у нее был сущий бомж. Нищий, босой, жрущий гнилые фрукты. И при этом местные еще считают, что она по маме – простолюдинка. Лучше бы глянули, от кого она происходит по папе!

«Потом будущий великий князь предложил зеленщику прочесть над его фруктами заклинание, которое предохраняло бы их от порчи. Подлый торговец позволил сделать это, и заклинание заработало от касания великой длани Дара Тарланя. Но преподлейший человек этого не знал. Он стал смеяться над Даром, называя его сумасшедшим…»

Что и неудивительно, ехидно подумала Таня.

«А затем торговец выгнал Дара Тарланя, не дав ему за труды даже ломаной монетки. Но фрукты в его лавке и впрямь перестали гнить. Это заметил зеленщик напротив, который видел, как смеялся подлый торговец над великим Даром. Он разыскал великого в своей скромности Дара Тарланя, который в то время зарабатывал на пропитание, работая тестомесом у пекаря. Второй зеленщик попросил будущего великого князя прочесть и над его фруктами заклинание, которое сохранит их в целости и сохранности. А еще он спросил, не может ли Дар Тарлань навести порчу на фрукты соседа. Но Дар Тарлань отказался».

И как только великим князем стал, такой добренький, подивилась Таня. Не иначе попалась ему разумная женщина и сумела-таки приструнить души прекрасные порывы, направив их в правильное русло. Был прекраснодушный мечтатель, а стал великий князь.

«Но тем не менее второй зеленщик заплатил Дару Тарланю столько, что он смог снять комнату в трактире возле рынка. Фрукты же первого зеленщика распродались. Но он разленился и отвык заботиться о своем товаре, и фрукты, которыми он торговал потом, сгнили. А второй зеленщик, который был честен, познал невиданное процветание, ибо Дар Тарлань всякий раз приходил к нему за товаром и читал заклинание над его корзинами. Уразумев свою неразумность, первый зеленщик стал просить великого Дара о той же милости. И Дар Тарлань снизошел, однако навещал криводушного человека не так часто, как другого, честного и достойного».

Таня утвердилась в своем мнении, что великого князя из этого лопуха Дара Тарланя сделала некая женщина. Шерше ля фам, однако.

«Прознав об этой истории, к Великому Дару Тарланю потянулись торговцы с рынка. Среди них был человек по имени Альгерда. Маги клана Бегар только что забрали из дома Альгерды его юную дочь. Участь, что ее ждала, была ужасна: маги хотели использовать невинную деву для кровавого гадания. Оной деве еще не исполнилось и четырнадцати. А церемония гадания была такова, что пережить ее юное невинное создание не могло. Альгерда не хотел этого…»

Что и неудивительно, подумала Таня.

«Он предложил Дару Тарланю все свое имущество, дабы спасти дочь от страшной участи. Альгерда был богат. Но не это подвигло Дара Тарланя на свершение сего дела, а благочестивая его натура и предобрейшее сердце. Дар Тарлань отказался от вознаграждения. И, опоясавшись мечом…»

Таня зевнула и положила голову на книгу. Раннее пробуждение и монотонное повествование сказались – она уснула быстро, почти мгновенно, стоило только ее щеке коснуться прохладного книжного листа.

Разбудила ее Мелта, пришедшая, чтобы отвести Таню в комнату, где ждал ужин.

Дни тянулись за днями, и все они были заполнены учебой. К ужасу Тани, в число уроков вошли и местные танцы – этакая затяжная кадриль, состоящая из скользящих шагов, поворотов, приседов и взмахов. Махать руками следовало как можно изящнее, а приседать как можно ниже. Таня время от времени начинала ерничать, рисуя руками кренделя в воздухе и приседая чуть ли не до полу. Но учитель танцев, благородный Ленклав Тарланьский – он с первого урока потребовал, чтобы Таня именовала его именно так, – на выходки княжны глядел спокойно. Потом как-то раз обронил, уже в конце урока:

– Весьма интересные упражнения. Вы заметили, княжна Татьяна, что после них ваш реверанс стал четче? Выполняйте эти движения постоянно, прошу вас. Через месяц ваша грация может стать, не побоюсь этого слова, вполне сносной.

После этого сомнительного комплимента Таня перестала ерничать. А жаль, хоть какая-то отдушина была.

Большая часть времени была отдана урокам географии и истории стран Анадеи. Их вела сама Арлена. По вечерам каждый день притаскивался старичок с замороженным лицом, благородный Онлит. Он укладывал на резной стол перед Таней два громадных альбома с тщательно разрисованными страницами и принимался просвещать ее на предмет того, какие животные и травы имеются в разных странах Анадеи.

Говорил благородный Онлит тихо, ровно выговаривая слова, на Таню смотрел редко. Раза два она поймала старичка на том, что он глядел поверх ее головы и блаженно улыбался кому-то или чему-то, растворенному в пространстве.

И ей стало жутко.

Наверное, поэтому на его уроках Таня сидела тише воды ниже травы и довольно успешно научилась различать зверей, птиц и древесно-травяное изобилие, с удивительным тщанием прорисованное на картинках в альбомах Онлита.

Но самыми страшными для Тани были обеды и ужины, потому что ради них приходилось спускаться в общую трапезную. За стол князя ее больше не звали, место Тане определили в конце одного из столов, в компании семнадцати девиц.

Ввели Таню в их общество очень просто. На следующий день, как и было обещано, Арлена отвела ее в трапезную – громадный зал, залитый светом нескольких десятков флигов, с громадным столом в виде буквы «П». Пожилая блондинка подвела ее туда, где сидел весь местный девичий бомонд. Весьма официально представила ей одну девицу за другой и сразу после этого удалилась к своему месту у дальнего стола.

После ухода Арлены никто не сказал Тане ни слова. Словно ее и не существовало. Все повернулись к своим тарелкам и затрещали на милые девичьи темы. Платье с оборочками в локоть или в палец? Какой новый аромат изобретут халкидийские парфюмеры этой зимой? Мешают ли высокие каблуки, которые, как говорят, появились в Эрроне, величественной походке или, наоборот, помогают? Ну и тому подобные важные вопросы.

Таня, сжав зубы, заняла стул на самом краю. Поведение юных красоток, среди которых было несколько княжон, а все остальные носили гордое звание «благородная девица такая-то», шибко смахивало на бойкот. Таня подозревала в этом происки Орла – но, если вдуматься, девицам и без него было за что злиться на Таню. Явилась безродная, географии не ученая, но с заранее уготованным великим будущим. И пусть означенное великое будущее не более чем вероятность, оно все равно выделяло незаконнорожденную среди всех, причем самым обидным образом выделяло.

К открытым оскорблениям девицы Тарланей не приступали, но время от времени начинали бурно обсуждать, что же случилось с гардеробом княжны Элерии. Больше всего местных мамзелей волновал вопрос, какой именно нищенке этот гардеробчик достался.

Таня, отлично помнившая, откуда взялись на ней платья с подолом «в две ладони ниже пяток», только стискивала зубы. И делала отсутствующее лицо, дескать, у меня свои думы в голове, я вас в упор не слышу. По школьному опыту она знала: отреагируешь – и девицы сорвутся с цепи. Начнут скорее всего с матери, посмевшей родить вне брака, затем переключатся на то, как она управляется с местной двузубой вилкой, потом еще что-нибудь припомнят. В общем, темы для обсуждения всегда найдутся.

Орл все эти дни, в отличие от мамзелей, вел себя на удивление тихо. И на нее практически не смотрел, а ходил с этакой задумчивостью на челе, словно судьбы мира решал.

Но упрямое Танино молчание проблему не сгладило. Она начала ловить на себе озлобленные взгляды исподтишка, сначала редкие, потом частые. Мамзели с удвоенной энергией принялись обсуждать случаи, когда презренные простолюдинки завлекали в свои объятия, пропахшие потом и навозом, благородных людей. А поскольку у отцов-простолюдинов не было денег, чтобы над их дочерьми маг-лекарь прочел заклятие «пустоцвета», то от этих гадких связей еще и незаконные уродцы нарождались, вот ужас-то и стыд!

Кризис назревал, как чирей, и наконец прорвался.

В один прекрасный день сидевшее рядом с Таней волоокое создание подставило ей подножку как раз в тот момент, когда она выходила из-за стола. Учитывая, что из трапезной Таня всегда удалялась с особой радостью – на подъеме, так сказать, – падение получилось неординарное. Таня полетела на пол с размаху, с силой приложившись о каменный пол ладонями и лицом. Взметнувшиеся юбки накрыли ее опадающим парашютом, так что по коленкам, уже отвыкшим от свежего воздуха, пахнуло холодом.

Она рывком села в полуобороте, подтянула ноги в волне скомканных темно-розовых юбок. Девицы хихикали, благородные Тарланьского дома, те, что были постарше и сидели дальше, глядели на нее полубрезгливо-полужалостливо. От дальнего стола спешила Арлена.

Есть вещи, которые прощать нельзя, подумала Таня.

И ощутила, как машет ручкой ее самообладание.

Она взлетела с пола рывком, осознавая, что брови и верхняя губа сами собой задираются вверх, а из горла вместе с выдохом вылетает шипение. Сделала шаг, взметнув одной рукой юбки, подступила вплотную к своей обидчице. Та в ответ махнула рукой, Таня прогнулась, отдергивая голову, перед глазами мелькнули длинные блестящие ногти.

В ответ на такую агрессию она просто распялила ладонь и ухватила нежную шейку милой девицы сзади. Жамкнула с двух сторон – там, где под кожей проходили жгуты чувствительных жил. Девица пискнула, застыла, вскинув ручки, обездвиженная болью. Таня радостно вскрикнула и с восторгом макнула красотку лицом в тарелку. Пришло время делать косметическую маску.

– Княжна Татьяна, отпустите ее, или я вас обездвижу, – пригрозила Арлена, стоявшая за спиной.

И Таня отступила, разжимая сведенные от злости пальцы.

Она не стала оправдываться. Просто крепко сжала руки и посмотрела на Арлену, сверкая глазами.

Благородная дама, за спиной которой сгрудились прочие Тарлани, несколько мгновений глядела то на Таню, то на девицу.

– Поскольку мне приблизительно ясна причина этой ссоры, – до ужаса официальным тоном начала она.

– Приблизительно?! – возмутилась Таня. – Да весь зал видел, как я упала! Эта…

Она запнулась, ибо поняла, что в анадейском языке нет слова, которое хотя бы наполовину приближалось к образной красоте российского термина «лахудра». И «заразы» там тоже не было, и «кикиморы».

Но когда у нашего человека проблема с эпитетами, он демонстрирует познания в зоологии.

– Эта крыса подставила мне подножку! – рявкнула Таня после секундной заминки.

Милая девица, уже вынырнувшая из тарелки и размазывающая по лицу подливу с ошметками бурых овощей, завопила:

– Она сама! Сама упала! Я не виновата, что эта корова путается в собственном подоле и ходит, как кобыла!

Похоже, местные тоже широко использовали в своем лексиконе зоологические термины.

– Нет так громко, я все слышу, – поморщилась Арлена. – Княжна Орелия, князь уже удалился, поэтому он не видел, как вы развлекались. Но я ему все расскажу, не сомневайтесь. Сегодня же вечером вы отправитесь на аудиенцию к светлейшему князю. Наказание вам определит лично он – для меня это неуместно, учитывая ваш титул. Княжна Татьяна…

Таня вытянулась и застыла с высокомерным лицом. Сейчас ругать будут.

Но тут через толпу Тарланей, которые собрались за спиной Арлены, пробрался один из княжьих бодигардов – здоровенный детина в темном. Приник на мгновенье к уху Арлены, прошептал несколько слов.

– Княжна Татьяна, – тут же возвестила та, – нас вызывает князь. Следуйте за мной.

Украшенная подливой девица бросила на нее победоносный взгляд – и залилась слезами. Кое-кто из Тарланей бросился ее утешать, остальные раздались перед Арленой, давая ей дорогу. Таня последовала за ней с каменным лицом, выпрямив спину.

Не иначе как у милого дедушки имелись доносчики среди придворных, вот ее и призвали на ковер столь оперативно.

Путь из трапезной в кабинет светлейшего они проделали в полном молчании.

В камине снова пылали поленья, но кресло, в котором ранее сидел князь, на этот раз занимал незнакомый мужчина. Лысый на полголовы и повязанный как раз по краю лысины пыльно-серой лентой. Складчатая хламида того же пыльного цвета, что и лента, укрывала костлявые, но широкие плечи незнакомца. Сам князь сидел у длинного стола и перед ним была разложена громадная, с журнальный стол величиной, книга. Страницы медленно взмывали и перелистывались, князь что-то там просматривал, и появившихся Арлену с Таней удостоил лишь коротким взглядом.

Зато незнакомец у камина вскочил, сделал несколько шагов, приблизившись к женщинам вплотную. Взгляд его жадно рыскал по их лицам. Арлена присела, и Таня повторила поклон, успев заметить, что серую ленту на голове незнакомца украшал серебряный значок: перевернутый равнобедренный треугольник на фоне столь знакомого и, похоже, межмирового уже символа сердечка. Украшение? Знак принадлежности к некоему сообществу?

– Да будет вечен круг, почтенный служитель Милосердного, – пропела Арлена.

Незнакомец облизнул пересохшие губы. Сказал клекочущим голосом:

– Да будет. И благословение Семи на вас, благородные госпожи. Кто из вас княжна Татьяна?

У Тани почему-то захолонуло сердце.

Арлена слегка развернулась к Тане, запела:

– Позвольте, почтенный служитель, представить вам благородную княжну Татьяну Тарланьскую. Княжна Татьяна, позвольте представить вам почтенного главного служителя Коэни Милосердного из храма Таруса. Вы меня не знаете, почтеннейший служитель, но я посещала храм и видела вас. Мое имя Арлена Тарланьская.

Ага, подумала Таня, а вот и первый божий человек, которого она здесь видит.

– Я должен привезти вас в храм. Я пришел за вами, – объявил служитель. Голос его прервался.

От стола, за которым тихо-тихо посиживал дедушка, подплыл высокий хрустальный бокал с красноватой влагой. Торкнулся в руку лысого служителя. Тот не глядя ухватил подношение, одним долгим глотком опустошил бокал, потом разжал пальцы, оставляя его в воздухе.

Но бокал не упал, а лишь нырнул вниз и убрался обратно к столу.

– Мне приснился сон. – Лысый сверлил Таню пронзительным взглядом. – Ко мне пришел тот, кому я посвятил всю свою жизнь…

Поскольку нос и веки у лысого были исчерчены характерными красными прожилками, Тане захотелось брякнуть: зеленый змий, что ли? Но она прикусила язык. На анадейском змий означал гада ползучего, и ничего больше.

– Кто же вам приснился, почтенный? – тихо спросила Арлена.

Костистое лицо служителя Милосердного озарилось вдруг блаженной улыбкой.

– Светом осиянный… сам Коэни. В плаще, подобном моему, и с непокрытой головой. На босых ногах мозоли набитые и шипы вонзенные.

Служитель излагал все так складно, что Таня даже заслушалась.

– Он пришел и сказал… – Лысый с придыханием протянул к ней руку. – Найди в доме Тарланьском княжну, а имя ей – Татьяна, и пусть она придет в мой дом.

– А что же он лично ко мне в сон не пришел и лично меня не пригласил? – столь же проникновенным тоном осведомилась Таня.

Служитель судорожно ухватил полы плаща, подтянул их вверх и застыл с прижатыми к груди кулаками, из которых складками свисали пыльно-серые фалды. Потрясение на его лице потихоньку сменялось гневом.

Арлена смотрела недовольно, прикусив губу. Со стороны стола донесся мощный удар – громадная книга, которая перелистывалась перед князем, резко захлопнулась.

– Княжна, разумеется, поедет, – звучно сказал дедушка. Тона он не повышал, но голос его почему-то прогремел в кабинете троекратным эхом. – Думаю, ей давно следовало посетить главный храм Семи и особенно – молельный дом Коэни Милосердного. Ибо существуют некоторые, кто нуждается в милосердии больше прочих, потому как не ведают, что творят и в особенности что говорят. Не так ли, княжна?

Суровый взгляд Арлены говорил, что не соглашаться с дедулей будет для Тани смерти подобно.

– Да, – согласилась Таня. Злость и обида, что наполняли ее после инцидента с княжной Орелией, вдруг исчезли. И желание плеваться ехидными словечками ушло вместе с ними.

Правда, на лысого она все равно смотрела с опаской. Взгляд у него был очень уж фанатичный.

– Благородная Арлена будет сопровождать княжну, – добавил дедуля. – Я уже распорядился, экипаж готовят.

– Немедленно! Нужно ехать немедленно! – воскликнул лысый. Шагнул, вцепился в Танину руку. Гнев с его лица потихоньку уходил.

Чужая ладонь, легшая на запястье, была потной, и Таню охватила волна брезгливости.

Арлена с ласковой улыбочкой протиснулась между ними, сняла когтистые пальцы с Таниного запястья, бестрепетно положила их себе на руку, зажурчала:

– Надеюсь, почтенный служитель, вы поедете с нами. И по дороге еще раз расскажете мне о боге. Каким он был в вашем сне?

Эти двое пошли на выход, а Таня вдруг ощутила мощный толчок сзади. Едва не упав, она сделала по инерции несколько шагов и обернулась.

Дедуля сидел у стола и сердито смотрел на нее, указывая глазами на парочку, которая как раз в этот момент выходила из кабинета. Пониже талии Таню опять что-то толкнуло, уже полегче, и князюшка сердито передернул бровями.

Посыл был понятен: Тане настоятельно советовали идти в храм, на свиданку к богу.

Она поплелась за Арленой и служителем, поневоле слушая их разговор.

Коэни Милосердный лысому приснился в облике светозарного юнца. С босыми ногами и в храмовом плаще…

У выхода из здания, где помещались апартаменты князюшки, их ждал «экипаж феодальной Барби» – вишневая коробочка в серебряных накладках, кони в попонках, с уздечками в финтифлюшках и гривами, уложенными волнами. У Тани появилось подозрение, что здешний конюх всю жизнь мечтал стать парикмахером, вот и отыгрывается теперь на лошадках. Конюх-куафер, ешкина малина…

Арлена вместе с лысым первая погрузилась в карету, Таня последовала за ними.

На сей раз помощи прислуги ей избежать не удалось. Кучер, похоже, был специально проинструктирован на этот счет, потому что вытянул руку прямо над ступеньками, перегородив Тане путь.

Она посверлила его некоторое время возмущенным взглядом – мол, как ты смеешь, смерд, княжне препятствовать? Внутренне содрогнувшись, правда. Что-то она начала в последнее время окняживаться. Вот и слуг перестала реверансами приветствовать, уж больно они от этого пугались.

Но кучер не отступил. Даже одарил Таню в ответ суровым взглядом, преисполненным достоинства: дескать, это мой святой служебный долг, вы же должны понимать.

Так что Таня со вздохом положила руку ему на запястье. И поднялась в карету княжна княжной: правая рука приподнимает подол, самую чуточку, только чтобы не споткнуться, левая небрежно возложена на длань прислужника, взгляд устремлен вперед, на морде княжья скука и утомленность от сего мира.

В карете Арлена со служителем бурно обсуждали, почему у Коэни во сне ноги были сбиты и усажены шипами. Не есть ли это знак, что даритель Милосердия страдает из-за путей, которые избирают люди? И куда катится мир?

Почему во всех мирах так любят обсуждать направление, в котором катится мир, подивилась Таня. Она примостилась на скамеечке напротив Арлены и лысого, отдернула шитую занавеску.

По ту сторону кареты стоял Орл. И глядел на нее злобно. Слева от него в стайке спешно удаляющихся дам виднелось фиалковое платье княжны Орелии, и Таня вдруг задалась вопросом, уж не родственнички ли они. Орл и Орелия… Хотя здесь все друг другу родственники.

Карета дернулась, и Орл поплыл назад.

Перед Переходными Вратами она сама, не дожидаясь Арлены, задернула занавеску. Чем заслужила одобрительный взгляд пышнотелой наставницы. От Врат прилетел вопль кучера:

– Тарус!

И карета тронулась вперед. Стук окованных колес по камню быстро смолк, сменившись вязким шорохом, исходившим от осей. Заехав во Врата, экипаж поехал мягко, словно по натянутому ковру, и лишь самую чуточку покачивался из стороны в сторону.

Пока ало-розовые отблески из Безмирья заливали кровью серебряное шитье внутри кареты и профиль Арлены, повернутый к лысому, Тане в голову вдруг пришла мысль: стало быть, она и впрямь является той самой четырнадцатой дочерью. Если только местный слуга божий не врет про сон, а Арлена не врет про богов, и они в их мире таки существуют.

Таня содрогнулась. Пророчество было про нее. А точнее, она была для пророчества.

Как только они выехали из Врат, кто-то просунул в окошечко руку и отдернул занавеску.

– Доброго вам дня, – сказало появившееся в окошечке мужское лицо, простое, с мощными надбровными дугами и ломаным носом. На высокий лоб падали светлые всклокоченные пряди волос. – Имя, цель прибытия?

Ниже шеи человек был затянут в потертую черную кожу. Такую же униформу Таня видела в Ярге на людях герцога Бореска. Местный мундир?

Лысый мужчина напротив нее подался вперед, хрипло каркнул:

– Я главный служитель Коэни в этом городе! Везу…

Он на мгновенье запнулся, но тут вмешалась Арлена:

– Почтеннейший служитель сопровождает нас в храм. Мы – дамы Тарланьского дома. Желаем помолиться у Стены Молений, дабы наши скромные мольбы о милосердии коснулись слуха самого бога.

– Не врете, я вижу. Проезжайте, – буркнуло лицо. – Раз из Фенрихта, значит, идете как свои. Беспошлинно. И благословение Семи на вас, почтенный служитель. Простите, что я вас не узнал. Редко хожу в храм.

– А следовало бы, – забурчал лысый.

Личность исчезла из окошка, аккуратно прикрыв за собой занавеску. Пришлось отдергивать ее заново.

Сначала Таня увидела внутреннее убранство какого-то большого строения, но они почти сразу же выехали из него, и в карету хлынул зеленоватый свет местного светила. А вместе с ним шум, запахи и виды большого города. Она вдруг поняла, насколько отвыкла от цивилизации, сидя в Фенрихте. Там было тихо, мирно, малолюдно. И даже когда все Тарлани выходили из трапезной после обеда, двор все равно казался полупустым.

А тут вокруг перекликался голосами большой город. Шли люди, бегали дети. В окошко виднелись одноэтажные каменные дома, фасады их украшали витые колонки и застекленные окна. Таня, высунувшись из кареты, на архитектурные чудеса Таруса взирала с немым изумлением. Надо думать, и тут поработала магия, потому что такой уровень архитектуры Средневековью не свойственен.

Экипаж свернул на другую улицу, покатился быстрее – дорога пошла под уклон. Тут стояли дома побогаче, в три-четыре этажа, щедро разукрашенные балкончиками, лепниной и фресками удивительной красоты.

Тане хотелось задать кучу вопросов. Ну например, что продает тот скрюченный человечек на углу улицы, у которого с рук свисают связки темных полос, напоминающих толстую кожу? Почему на этом углу висят гирлянды стелющихся по ветру шарфов?

Но Арлена так упоенно обсуждала с лысым труды некоего Чевра, главного служителя Эригу из Хаерны, что прерывать ее Таня не решалась.

Дорога, до этого идущая покато вниз, перешла в крутой спуск. Экипаж покатил еще живей. Таня с любопытством высунулась из окошка и в просвете дороги внизу увидела серую громадину.

Шестиугольный замок возвышался в котловине, куда спускался город. Высокая стена окружала три гигантских здания.

На каждом из шести углов замка лепились тонкие изящные башенки, а еще напротив каждого угла поднимались башни, полностью вынесенные в город. Бастионы. Их венчали флаги, где змеилась серая полоса на белом фоне. Стены вынесенных башен прорезали высокие стрельчатые окна. И в довершение ко всему каждую башню соединял с замком мост, перекинутый высоко над улицами города, продолжавшимися в проеме между башнями и стенами замка.

– О! – выдохнула Таня, заглядевшись на цитадель.

И вновь ощутила перемены, произошедшие в ней за последнее время. Раньше она бы выкрикнула «вау!» или «ух ты!» А вот сейчас – благовоспитанное «о»…

Арлена оторвалась на мгновение от разговора с лысым служителем, бросила:

– Это замок Вагран, родовое гнездо герцогов Боресков и всего их рода.

Экипаж, спустившись вниз, проехал впритирку к замковым стенам, дав Тане возможность полюбоваться летящими росчерками мостов на фоне пронзительно-желтого неба в кипени лимонно-персиковых облаков.

Карета еще два раза свернула, удаляясь от чуда из серого камня, и высадила их на небольшой площади. Таня, спустившись по ступенькам в самой что ни на есть княжеской манере – из-под юбок выглядывает только кончик башмачка, прислуга почтительно поддерживает за ручку, – увидела комплекс из нескольких башен, идущих по кругу и увенчанных шпилями. Взгляд ее скользнул вверх.

И она застыла.

Над шпилями клубилась гигантская древесная крона. Бордовая в охристых бликах. Ствол дерева – ровный, круглый, безупречный – она сначала приняла за еще одну башню, выстроенную в центре. И откуда у них такие мастодонты в растительном мире?

– Дом богов наших, – поспешно сказал лысый, оборачиваясь к ней и склоняясь в полупоклоне. – Сюда велел вас привести мой небесный покровитель, княжна Татьяна. Надеюсь, вы понимаете всю незаурядность события, оказанную вам высокую честь? Следуйте за мной!

Таня без особой радости кивнула. И двинулась за лысым вместе с Арленой, разглядывая кладку башен и стен, что их соединяли.

Черно-бурый камень, уложенный крупными блоками и отполированный до зеркальной гладкости, отблескивал на солнце. Пахло чем-то горьким и сладким одновременно, а еще теплой пылью и птичьим пометом. С крыши одной из башен сорвались птицы, закружились стаей, ушли в крону.

За полукруглым входом, прорезанным в стене, шел деревянный помост. Арлена, сделав несколько шагов по гулким доскам, остановилась. Церемонно сказала:

– Мы немного отстанем от вас, почтенный служитель. Княжна Татьяна первый раз в вашем храме, ей требуется наставление, ибо она во многих вещах еще не осведомлена.

Лысый понимающе вскинул и опустил брови, поклонился и пошел по помосту, огибая ствол.

Арлена, вопреки Таниным ожиданиям, не принялась сразу же поучать, а глубоко и проникновенно вздохнула. Этак мученически.

– Ну что еще, благородная Арлена? – буркнула Таня.

– Я не знаю, следует ли мне теперь давать вам наставления, княжна Татьяна, – тихо сказала Арлена. – Если уж сам Милосердный призвал вас и тем самым подтвердил, что вы особая, тогда кто я такая, чтобы указывать деве из пророчества?

– А вы представьте, что ваш жрец на ночь переел лишка, вот ему и привиделось разное, – так же тихо сказала Таня. – Какая дева из пророчества, благородная Арлена? Я, если честно признаться, даже и не дева вовсе.

Был у нее грех в последнем классе; уж больно хорош был собою Витька Оскольников, ее одноклассник, высокий парень с длинными ресницами и гибкими пальцами пианиста. Вот и оступилась, о чем многократно потом жалела, ибо Витька многим растрепал о сем прискорбном факте.

У Арлены иронично дернулся уголок рта.

– Я про состояние души, не тела. Разумом и душой вы, княжна Татьяна, не просто дева – дите малое. И тем не менее… Конечно, ваше положение четырнадцатой дочери высоко. И вознесет вас еще выше среди благородных Тарланьского дома. Но прошу вас – молчите. Не спрашивайте ничего в храме, не говорите того, что залетает в вашу головку. Тарланьскому дому сейчас нежелательно ссориться со служителями главного храма Керсы.

– Буду нема как рыба, – твердо пообещала Таня.

– Лучше как камень, – сказала Арлена. – Рыбы, как я слышала, машут плавниками и хвостом и так выражаются.

Таня кивнула. Тоскливо глянула на мощный ствол, что возносился рядом с ней гладкой башней, обтянутой шелковистой корой кофейного цвета. Как раз на высоте ее роста от ствола отходила веточка с багряно-бордовой листвой, украшенная двумя белыми цветами с кремовыми каемками. Цветы были крупные, незамысловатые, на манер яблочных.

Ее строгая наставница подхватила юбки строго выверенным жестом – подол серо-голубого платья над досками вознесся на положенные полсантиметра, не больше. Затем развернулась и пошла вокруг ствола. Таня, прежде чем последовать за ней, протянула руку и коснулась пышной бордовой листвы. Потом, осмелев, чуть нагнула ветку, понюхала цветок.

Запах был тот самый, горьковато-цветочный, которым пахли ее платья по утрам, когда их приносила Мелта.

После соприкосновения с природой она оставила ветку в покое, подобрала собственные юбки и двинулась вперед. Арлена стояла вместе с лысым у входа в одну из гигантских башен. Таня была в трех шагах от них, когда до ее слуха долетел первый крик. Даже вопль.

Кто-то что-то кричал про дерево.

Сначала она увидела, как главный служитель Коэни поднимает вверх костистое лицо, заламывает руки – и шагает вперед не глядя. Изумление и даже ужас на лице Арлены.

И только потом Таня развернулась и глянула на дерево сама.

Взгляд ее зацепился за ветвь, отходившую от ствола на уровне двухэтажного дома. Ветку окутывала белая кипень, и Таня поначалу решила, что это цветы.

Но затем ее глаза скользнули выше, и она похолодела.

В бордовой древесной шапке над шпилями ширились белые пятна, росли, превращая крону в белое облако. Прилетел, кружась, опавший лист – длинный лепесток белого глянцевого шелка.

Арлена, мгновенно очутившись рядом, напряженно спросила, приглушив голос:

– Вы касались дерева, княжна?

– Я цветочек понюхала, – промямлила Таня.

Наставница энергично распорядилась все тем же тихим голосом:

– Молчите. Обо всем молчите. Будем надеяться, что никто не свяжет ваше появление и белую листву. О, Семеро…

Таня судорожно кивнула соглашаясь. О черт…

Арлена шагнула еще ближе, приникла к ее уху, прошептала проникновенно:

– Я была неправа. Все мы были неправы! В пятой строке катрена – не предсказание того, что вы сделаете. Там знаки, указующие на ваше появление! И тут вы не лекарство, а причина…

Она оторвалась от Таниного уха, обвела взглядом внутреннее пространство двора. Распорядилась вполголоса:

– А теперь ужасайтесь. И поискреннее.

Таня тут же изобразила на лице гримасу немого страха, открыла рот пошире, чтобы всем было ясно, в каком она ужасе. Переплела пальцы, прижала руки к сердцу. Нечто подобное она видела у дамочек, изображенных на картинках по библейским сюжетам.

Сделано было вовремя, потому что лысый перестал наконец махать руками перед стволом и повернулся к ним. Во взгляде его подозрение мешалось с прозрением.

– Ах какой ужас! – возопила Арлена. – Я слышала о хвори, что поражает деревья в Илазире, но неужели это началось и здесь? Что теперь будет с лесами вокруг Фенрихта?

– Кошмар! – поддержала ее Таня.

Служитель размашисто подошел, возвестил:

– Стоило вам войти в храм, как случилось это! Кто вы, княжна Татьяна? И почему Коэни велел привести вас сюда, в свой дом? Почему именно сейчас проявилась эта зараза… эта болезнь?

У Тани прямо язык защипало – так ей захотелось посоветовать лысому спросить об этом напрямую самого Коэни. Но она помнила о неких обстоятельствах, а посему этот язык прикусила.

– Это печальное совпадение, не более того, – твердо сказала Арлена. Жалостливо вздохнула: – Бедное дитя! Коэни знает, как сильно княжна Татьяна нуждается в милосердии. Она потеряла отца, и эта потеря до сих пор не дает ей опомниться. И обрести… э-э-э… душевное равновесие и здравый ум. Видите ли, княжна у нас не в себе. Что вы могли заметить еще в замке по ее поведению.

Таня спешно свела глаза на переносице и позволила нижней челюсти слегка отвиснуть. В голову ей прокралась крамольная мысль, а не капнуть ли заодно слюной на помост…

– Думаю, нам лучше прямо сейчас припасть к Стене Молений – вдруг да свет милосердия Коэни озарит несчастную княжну и ей полегчает, – со значением провозгласила Арлена. – Если вы, предобрейший служитель, вознесете вместе с нами ваши мольбы, думаю, вы нам сильно поможете. Но не знаю, смеем ли мы претендовать на ваше время в этот печальный сил, когда храмовое дерево поражено серьезной хворью… И все это ради девицы, скорбной рассудком!

Служитель несколько мгновений сверлил их подозрительным взглядом, затем сказал с напускным безразличием:

– Стало быть, вы непременно хотите помолиться возле Стены? Похвально. Пойдемте, благородная Арлена. Поскольку мой первый долг – нести милосердие людям, я отрину думы о бедах моего храма и вознесу свои мольбы рядом с вами.

Лысый и Арлена развернулись практически одновременно и зашагали в гигантскую круглую башню, у входа которой они стояли. Таня вошла следом.

По громадному залу тянулись лавки, на стене в дальнем конце поблескивали сердца с треугольниками основанием вверх. Тот же символ она видела на лбу у служителя.

Скамейки были пусты. Надо думать, все, кто тут сидел до этого, стояли сейчас на помосте, задрав головы.

Вслед за Арленой Таня прошла по проходу между лавками. Под знаками на стене висели белые лоскутки, похожие на бумагу. Ей хотелось спросить, что это, но она помнила наставления Арлены: молчать, молчать и еще раз молчать.

Хотя мысль о том, что расспросы о бумажках и сердцах только укрепят ее образ тронутой, у нее мелькала. Местные, надо думать, обо всем этом узнают еще в раннем детстве, для них это очевидно, а очевидных вещей не знает лишь дурак. Что и требовалось доказать.

Арлена со служителем опустились на скамью перед стеной с сердцами. Таня присела рядом, глянула искоса. Хочешь не хочешь, а придется изображать молельный раж. Слова местной молитвы она вроде помнила. Но не знала, положено ли при этом двигать руками. И если положено, то как.

Пышная блондинка громко сказала, и голос ее наполнил пустоту храма:

– Простите, почтенный служитель, но бедная княжна настолько нетверда умом, что так и не смогла заучить молитву в полном объеме.

– Мы помолимся вместе, благородная госпожа, – заявил служитель. – И пусть княжна вставит слово, где сможет. Если сможет.

Арлена переплела ладони и прижала руки к животу под пышной грудью, Таня сделала то же самое. Дуэт двух голосов, одного скрипучего и одного мелодичного, вразнобой завел:

– От честности к скромности, от скромности к воздержанию, от воздержания к состраданию…

Нога Арлены, спрятанная под юбками, пнула Танину лодыжку, и та вплела свой голос:

– От сострадания к милосердию, от милосердия к любви, от любви к пониманию…

Потом опомнилась и сделала передышку. Нетвердую память следовало подтверждать.

Молитву зачитали не менее трех раз, затем Арлена со служителем принялись на память декламировать еще какие-то тексты, тоже нравоучительного содержания. Их Таня и вовсе не знала, но старательно присоединяла голос на окончаниях.

Наконец Арлена встала, картинно всхлипнула, утерла невесть как выжатую слезу. Таня, поднявшаяся следом, мудро рассудила, что в этом подражать наставнице не следует. И снова отвесила нижнюю челюсть.

Из руки Арлены к служителю перекочевал бархатный мешочек со словами:

– Это на нужды Милосердия, почтеннейший служитель. Вы слышали, как четко княжна Татьяна начала выговаривать слова молитвы вслед за вами? Ах, как подумаю, что никто из нас так не смог добиться от нее такого успеха за все это время… Воистину Коэни не зря приходил в ваш сон! Чудо, клянусь, вы совершили чудо! Нам следовало раньше привести к вам княжну. Дабы светоч вашего милосердия озарил ее затуманенный разум.

– Приходите снова, благородная госпожа, – с готовностью ответил служитель. Мешочек уже исчез у него под плащом. – Боюсь, столь сильное помутнение сознания, которое я наблюдаю у благородной княжны, за один раз не излечишь.

– Обязательно! Всенепременно! Вы – наш спаситель! – Арлена, заламывая ручки, под прикрытием юбки опять пнула Таню.

Та все поняла правильно, быстренько присела и скорым шагом почесала к выходу. Отвесив челюсть и сведя глаза на переносице.

Забравшись в карету, Таня первым делом мрачно спросила:

– И вы думаете, он в эту белиберду поверит?

– Нет. – Арлена перевела дыхание. – Но нас не стали задерживать и расспрашивать прямо в храме, а это сейчас самое главное. Как все-таки хорошо, что жрецы Элимора решили держать в тайне смену эпох!

– Чего-чего? – спросила Таня.

Арлена странно на нее глянула, бодренько ответила:

– Смену календарного времени. Это, княжна Татьяна, особенности нашего календаря. Как-нибудь на уроках мы еще поговорим об этом. Обязательно поговорим. А сейчас лучше вернуться к тому, что произошло. Полагаю, теперь следует ждать, когда в вашем присутствии почернеет цвет.

– А я думаю, что в этот храм мне лучше второй раз не ходить, – буркнула Таня. – Еще обвинят в чем-нибудь. Скажут, дерево сглазила, порчу навела.

Арлена с жаром согласилась:

– И вы совершенно правы! Полагаю, вам следует посетить храм далеко от Керсы. Но не сразу, где-то через декаду, то бишь дней через десять. Там и посмотрим…

После чего Арлена погрузилась в задумчивое молчание. А Таня повернулась и молча уставилась в окошко кареты. Городских улиц, проплывающих мимо, Таня не видела. Перед глазами стояло зрелище бордовой кроны, стремительно превращавшейся в кипенно-белое облако.

Карета высадила их у здания, в котором помещалась трапезная и комнаты князя. Арлена спустилась со своей стороны кареты, Таня – со своей, избежав торжественного спуска, происходившего сейчас по ту сторону экипажа.

И первым, кого она увидела, был Орл, быстро шагавший к ней через двор.

– Ты! – громко рявкнул Орл еще за несколько метров. – Грязная крестьянка! Да как ты, тварь, посмела поднять руку на княжну, законнорожденную в отличие от тебя!

Таня выдохнула, склонила голову и нехорошо глянула на приближавшегося красавчика.

За ее спиной загремела отъезжающая карета.

– Дерьмо, вырядившееся в чужое платье! Отродье грязной бабы, ублюдок простонародной шлюхи…

Арлена, которую до этого скрывала карета, что-то сказала за ее спиной. Но Тане было уже не до словесных баталий.

У нее прервалось дыхание. Она сглотнула и смерила взглядом Орла. Высокий, зараза. Ну да ничего.

Сунув руку за корсаж, она нащупала в его глубинах ключи от дома. С увесистым брелоком. Все это время Мелта, одевая ее по утрам, ежедневно напоминала про ключи, называя их талисманом. И чуть ли не силой вешала их Тане на шею.

Для нее осталось загадкой – то ли служанка и впрямь поверила тогда в ее сказку, то ли так наказывала ее теперь за проявленное один раз недоверие. Как бы то ни было, Таня каждодневно таскала на себе ключи, подвешенные к шнурку.

Вот и пригодились. И хорошо, что брелок тяжелый, галькой в руке лежит. Маменькиным подареньем да по охальнику…

Она выпростала связку и метнула ключи в Орла, целя тому в лицо. Внутри кипели ярость и обида – за сказанное, за сделанное, за причиненные обиды, за унизительные, как плевок в лицо, слова. И все это искало сейчас выхода. И нашло. Плевать было на нормы приличия, на возможные последствия, в том числе и те самые, в виде сдачи, щедро отвешенной мужской рукой.

Вольно ж было этому подлецу проходиться самым нехорошим образом по ее адресу. Одним словом, сам напросился.

Дальнейшее она видела как в замедленной съемке. Ключи летели в лицо Орла серебристыми рыбками, граненая агатовая слеза расплескивала в полете колючие злобные блики. А Орл протянул вперед руку с растопыренной пятерней, словно намеревался схватить ключи в воздухе. И что-то такое бормотал, наверняка опять клеймил ее позором. Или ее мать. Злыдень злопыхательный…

Таня стиснула зубы. До смерти захотелось, чтобы ключи проехались по красивому гладкому лицу Орла всеми острыми гранями. Чтобы у него хоть какая-то царапина осталась на память. Чтобы остерегся в следующий раз ее задевать.

Мир застыл. Как-то странно съежился. На одном конце его был Орл со вскинутой рукой. А на другом конце мира была Таня. И внутренним зрением, не глазами даже, а кусочком сознания, обращенным внутрь себя, она увидела – а может, просто ощутила, – как зародился и расцвел внутри нее круглый цветок колючего синего пламени. Утыканный холодными изогнутыми шипами.

Шипы посверкивали, испуская сияние. Ком ледяного синего огня горел у нее в груди, прямо в грудной клетке, и от этого по спине и животу пробежал холодок.

Таня ощутила, как вся ее ненависть и обида на Орла растворились в этом пламени, были выпиты им. Да свершится месть!

Блики пламени сверкнули на гранях ключей голубыми искрами, рассыпались по граненому агату, увенчав его короной бриллиантовых отблесков…

Потом время ускорилось, мир снова стал прежним. Ее затопила дикая радость, потому что ключи врезали Орлу в правый глаз. Тот стоял с вытянутой вперед рукой, прямо статуй какой-то. По красивому лицу медленно разливалось изумление. Ключи с жалобным звяканьем брякнулись на каменные плиты двора. Орл все стоял.

Изумление на его лице медленно сменялось испугом.

– Она попала в меня, – сдавленным шепотом объявил красавчик. Поднял руку и коснулся глаза, стремительно тонущего в багровой опухоли. Ойкнул.

Сразу было видно и понятно, что этому Орлу ни разу в жизни не прилетало за неумеренный треп. Ни в лоб, ни в морду.

Арлена, успевшая подойти и уже стоявшая за ее плечом, спросила с холодком в голосе:

– Что с вами, Орл? Забыли, как правильно произносится заклинание заслона?

– Я не забыл, – низким голосом прорычал Орл. – Я все сказал правильно. Она… Эта вещь пробила заслон.

Он стремительно наклонился и подхватил с пола ключи. Поднес их к единственному здоровому глазу, тщательно изучил, переворачивая так и сяк. Спросил, вперив в Таню мрачный взгляд:

– Что это? Какой-то предмет, наделенный Силой? Из вашего мира?

– Ключи от моего дома, – ответила Таня, пожав плечами.

Синяк на лице Орла наливался, перетекая на щеку. Глаза не было видно. Таня от души надеялась, что среди Тарланей водятся сплетники и они ему за такое украшение перемоют все косточки. Хоть это и малое возмещение за всю ту грязь, что он извергал в ее сторону ушатами.

Арлена быстро подошла к пострадавшему красавцу, теперь злобно косившему в сторону Тани одним глазом – но молча и стоя на месте. Взяла у него из рук связку, осмотрела ее, ощупала и ключи, и брелок, только что не обнюхала. Пробормотала:

– Да нет, невозможно. В их мире Сила есть, но она рассеяна. Единого Источника Силы там нет. И мелких носителей тоже быть не может.

Она положила ключи на ладонь, спросила строго:

– Княжна Татьяна, что это?

– Сказала же, ключи от моего дома! – с напором выкрикнула Таня. – И пусть этот придурок больше на меня не тявкает!

Орл злобно кривил лицо. Во взгляде у него читались страх и сомнение.

Арлена поморщилась. Сказала строго:

– Что за лексикон, княжна Татьяна – тявкает, придурок… Я, разумеется, не могу осуждать вас за сделанное, но попрошу следить за выражениями.

– Что?! – высоким голосом возмутился Орл. Болезненно сморщил здоровую половину лица – видно, ушибленный глаз не позволял открывать рот слишком широко. – И это все? То есть вы считаете это нормальным? Она же выбила мне глаз! Она опасна! Это животное, это быдло…

– Вы говорите о признанной княжне. Так что закройте рот! – резко приказала Арлена. Оглядела пустой двор, нахмурилась. – Кстати, надо кое-что проверить.

И на шаг отступила от Орла, без замаха бросив связку Тане. Та едва успела поймать.

– Киньте ключи в меня, – распорядилась Арлена жестким тоном. – Устроим испытание. И вам, и вашим ключам.

Монументальная блондинка вытянула вперед руку, совсем как Орл до этого. Покрутила кистью, бросила словцо на непонятном языке:

– Гинетикос!

Затем сказала уже на местном наречии:

– Швыряйте, княжна!

Таня пожала плечами. Раз барыня желают-с…

Она кинула ключи, размахнувшись так же широко, как и в первый раз. Вот только злобы на сей раз внутри не было.

И синее холодное пламя не плескалось в груди, дотрагиваясь до плоти лучистыми шипами. Или ей это только почудилось?

И почудилось, и пригрезилось, решила Таня. На нервной почве. Вон сколько всего случилось в последнее время. Девица она или нет? А девицам положено иметь тонкую нервную натуру. В обморок падать при каждой возможности, грезы и видения наблюдать как наяву.

Ключи мелькнули рыбками в воздухе. Но до Арлены не добрались, отлетели в сторону и упали на камни, словно наткнулись на какую-то преграду.

Таня с интересом уставилась на пухлую блондинку. Значит, слово «гинетикос», что она слышала, было заклинанием заслона?

– Вот и все, – решительно возвестила Арлена. – Вопрос прояснен, не так ли, Орл? Княжна не в состоянии пробить заслон. Думаю, вы просто допустили ошибку в заклинании. Поработайте над произношением, косноязычие первый враг мага. В скороговорках поупражняйтесь, что ли. И ступайте полечите вашу щеку. А то наши дамы увидят вас и пристанут ко мне с расспросами. Я же ненароком могу и рассказать, у меня язык без заслонов, вы меня знаете.

Сказав это, Арлена подхватила ключи, размашисто подошла к Тане и сунула связку ей в руку.

Стало быть, расстроенно подумала Таня, Орл долго с этим украшением не проходит. А жаль.

 

Глава семнадцатая

Анадейская пленница

После происшествия с ключами Арлена с непроницаемым лицом отослала Таню в комнату. Там и сям уже собирались группки Тарланей, привлеченные криками. Смотрели, шушукались тихо и настороженно, поглядывали издалека.

Орл удалился со двора широкими размашистыми шагами, две дамы кинулись ему наперерез, поспешно засеменили рядом. Вот уж кому не придется жаловаться на недостаток сочувствия.

Таня ушла в свою комнату, сжимая в кулаке связку ключей. Крики птиц над головой казались ей чьим-то плачем.

Бросившись в комнате на кровать, она уставилась в потолок невидящими глазами. Хотелось зареветь, но глаза оставались неприятно сухими. Несправедливо. Черт, как же все несправедливо…

Встреченные в этот день люди кружились у нее перед глазами – гадюка Орелия, лысый служитель с крючковатыми пальцами, сердитый князюшка, отправивший ее в храм, разъяренный Орл. И Арлена, которая просто отослала ее в комнату, не сказав ни слова. Хоть бы одно словечко – ободряя, сочувствуя…

В дверь постучали. Таня рывком села на кровати. В комнату стремительно вошла Арлена, небрежно присела.

– Княжна, следуйте за мной.

Таня молча встала, и Арлена повела ее в трапезную. Хотя для ужина было еще рановато.

В громадном зале, между столами и перед ними, толпились Тарлани. На вошедшую Таню родственнички глядели по-разному – кто смущенно, а кто и с затаенным недоброжелательством.

Седовласый человек в черном камзоле, стоящий у входа, повернулся, блеснув серебряным шитьем, и Таня узнала дедулю. Она подумала и сделала в его сторону не слишком глубокий реверанс.

Арлена двинулась вперед, встала рядом с князем.

– Я собрал вас, – громко бросил старый Вал Тарлань в напряженную тишину зала, – чтобы сообщить приятнейшую новость. Сегодня княжна Татьяна была в главном храме столицы. И храмовое дерево побелело в ее присутствии. Это не совсем то, что мы ожидали, но это явно знак. Дети мои, лист побелел. А значит, наша княжна – истинная четырнадцатая дочь. Сомнений больше нет. Близится время, когда мы вступим в Алый замок.

Он смолк, и стало тихо-тихо.

На нее глядели с радостью. Буквально все. Увы, она сознавала, что радость относится не к ней лично, а тем благам и преференциям, что должна принести Тарланям дева из пророчества.

Арлена ободряюще улыбнулась, стоя напротив. Склонилась в реверансе. Монументальная блондинка и прежде приседала перед Таней, знаменуя разницу в их положении – она была всего лишь благородной, а ее подопечная княжной. Но никогда еще Арлена не склонялась так низко.

– В связи с этим… – возвысил голос князюшка.

Арлена продолжала сидеть в своем галантном полуприседе, почтительнейше склонив голову. Дамы в трапезной потихоньку тоже приседали. Пена цветных нарядов оседала, кавалеры опускали в поклонах надменно вскинутые головы. Там и сям блестели многочисленные лысины – похоже, большинству Тарланей было далеко за сорок. Хотя прежде Таня этого не замечала.

Вот только ни Орелии, ни Орла в толпе видно не было. А жаль.

– Отныне всякий, кто словом или делом оскорбит или заденет княжну, будет иметь дело со мной, – заявил дедуля.

И Таня мгновенно перевела взгляд на него. Ага, стало быть, она теперь неприкосновенна.

Его светлейшее могущество продолжил с чувством:

– Двое из вас, как я узнал сегодня, недостойно отзывались о моей внучке. Княжна Орелия отсидит месяц у себя в комнате под замком. Из них декаду – на хлебе и воде. На год она лишается права носить драгоценности.

При последних словах реверансы некоторых дам стали настолько глубоки, что они практически уселись на пол. Ноженьки ослабли?

А Арлена все сидела и сидела в своем полуприседе, и Тане даже стало ее жалко. Впрочем, пожилая блондинка держалась хорошо: складки серо-голубого платья, разметавшиеся по полу, застыли в неподвижности, вот что значит выучка и тренировка.

– А благородный Орл, – скорбно сказал дедуля, – посмевший говорить непотребности не только о княжне, но и о ее родительнице, понесет особо суровое наказание. Видит Велата, я его предупреждал. Но он счел мои слова бормотаньем старца, выжившего из ума. А посему благородный Орл изгоняется из замка. И да смилуются над ним боги, ибо Совет магов уж точно не смилуется. Пусть это станет уроком остальным.

Таня сумела поймать взгляд дедули, до сих пор величественно витавший где-то у нее над головой. Сколько в нем боли…

Она склонилась еще ниже, чем Арлена, пробормотала в полной тишине:

– Э-э-э… благодарю. За защиту и все такое. Можно, я теперь пойду?

– Иди, дитя мое, – разрешил дедуля. – Я прошу у тебя прощения за наш дом, за всех нас. Ступай с миром.

В голосе князюшки была лишь выверенная и бесчувственная учтивость. То ли он так скорбел из-за изгнания Орла, то ли еще что…

Таня отправилась в свою комнату, чувствуя легкую обиду. Все было как-то не так.

Арлена пришла следом, сделала еще один дежурный реверанс на пороге комнаты. Подошла поближе к Тане, успевшей усесться на кровати, и мягко сказала:

– Вы должны кое-что понять, княжна Татьяна. То, что случилось, для вашего деда очень болезненно. Орл – один из немногих детей, спасшихся в Ночь Восставших магов. Родители мальчика погибли, он вырос на глазах у светлейшего. И всегда напоминал ему потерянного младшего сына, княжича Арса. Князь любил мальчика и, увы, баловал.

Таня, сидевшая на кровати, пожала плечами.

– Рада за него, – холодно сказала она. – А я-то тут при чем?

Арлена, склонив голову, глянула оценивающе. Вздохнула.

– Вы не понимаете, какую жертву принес ради вас ваш дед. Он обрек на смерть человека, которого знал с детства, которого сам вырастил…

– Отчего же на смерть? – Таня ощутила легкий холодок внутри. – Может, Орлу на пользу пойдет прогулка за стенами замка.

– Я уже говорила вам, что за стенами Фенрихта всех Тарланей поджидает Совет магов. И смерть, обычно быстрая. Ваш отец – один из многочисленных тому примеров. Только один, подчеркиваю.

Таня сгребла с кровати подушку, обхватила ее и прижала к животу.

А внутри все равно было холодно.

– То есть… – Голос сорвался. – Вы хотите сказать, что его обрекли на смерть из-за меня?

Арлена взяла стул, стоявший у сундука, подтащила и поставила рядом с кроватью.

– Он заплатил за свои слова, княжна Татьяна. Орла предупреждали, но он не выдержал и сорвался. Зависть, ненависть… теперь придется за все это заплатить.

– Это нечестно, – сказала Таня, все еще не веря до конца и в то, что Орла ждет смерть, и в то, что она сама его жалеет. До колик в животе жалеет. – Вон Орелия под замком посидит, и все. А мужика, значит, из-за болтовни на смерть послали?

– Все честно, – ответила все тем же мягким голосом Арлена. – Орелия глупая девица, Орл мужчина. И князь до этого уже разговаривал с ним. Его предупреждали. В свете всего происшедшего князь не мог больше закрывать глаза. Вы, как четырнадцатая дочь, дороги Тарланьскому дому, даже слишком дороги. Кстати, отныне ваше место в трапезной будет за столом самого князя, по левую руку от него. Гордитесь, это большая честь. Но вы должны понимать, что ваш сотрапезник будет несколько, я бы сказала, сумрачен.

– Да вы что! – возмутилась Таня, отшвыривая подушку обратно. – Так нельзя! Верните этого Орла!

– Княжна Татьяна, – чуточку посуше сказала Арлена. – Тарланьский дом – это маги и благородные люди. Нам позволяется многое, но также многое и запрещается. Иначе мы просто передушим друг друга. Орл уже ушел из замка, и никто не вправе его вернуть. Даже сам князь не может этого сделать; он огласил вынесенное наказание, и назад пути нет. Просто не обижайтесь на вашего деда за некоторую холодность, которую вы, несомненно, почувствуете. И поймите, какую большую жертву он принес ради вашего спокойствия. А теперь… не приступить ли нам к занятиям?

И, несмотря на Танин ужас, она взяла ее за руку и потащила в башню с восьмиугольным залом, где в низеньких шкафчиках стояли книги. Пригрозив обездвижить и волочь магическим способом, если потребуется.

До самого вечера они изучали историю кесарей Халкидии – не слишком симпатичных господ с явными кровосмесительными наклонностями. Потомки кесаря Явена Первого полагали, что их род произошел от самой Йалди Любящей. И кровь этого рода следовало беречь и, так сказать, сливать в общем потомстве, пусть даже и неизменно больном.

То ли оттого, что описание зверств и безумств кесарей и впрямь впечатляло, то ли потому, что Таня устала уже горевать и расстраиваться, но печальные воспоминания об Орле потихоньку отступали, превратившись мало-помалу в темную тень, в отзвук горестной мысли на краю сознания.

Когда настал ужин, к своему месту за столом Таня подходила напряженным шагом. Общество горюющего старика сейчас было последним, в чем она нуждалась.

Но князюшка нес свой траур с достоинством, окружающим его не навязывал, и даже смог улыбнуться, когда она приветствовала его неловким реверансом, опускаясь на свой стул. К тому же с другой стороны от Тани сел другой сотрапезник, светловолосый мужчина, не слишком молодой, лет этак за тридцать. Блондин оказался ее двоюродным братом, сыном старшего княжича, Гима Тарланя. И наследником старого князя.

Самого Гима ей никто не представил, а Таня не решилась о нем спросить, опасаясь услышать еще один печальный рассказ. В папенькиной семье, похоже, куда ни повернись, непременно скелет найдешь.

Наследник, Бар Тарлань, весь ужин сыпал улыбками. Было ясно, что Бару приказали явить ей всю любезность и приятство, кои Тарланьский дом в силах из себя выжать. Чтобы привязать деву из пророчества еще и симпатией помимо родственных уз.

И хоть Таня сознавала, что все это предназначалось не ей, а пророчеству, но она слишком устала расстраиваться, злиться и обижаться. Было приятно расслабиться и послушать человека, который улыбался искренне, смотрел весело и говорил, явно пытаясь развлечь ее.

Два дня она провела относительно спокойно, даже побывала на семейных танцульках. Под звуки одиноко пиликавшей скрипочки дамы и кавалеры выстраивали ряды и рушили их, обмениваясь жеманными позами и поклонами. Таню приглашали то Бар, то благородный Ленклав, учивший ее танцам. Ей отвесили кучу комплиментов, ни одному из которых она не поверила.

Воспоминание об исчезнувшем на просторах Анадеи Орле приходило лишь по ночам.

Через два дня Таня проснулась ночью от того, что к ней кто-то прикоснулся.

Выныривая из сна, она ощутила, как чужие руки болезненно прошлись под коленками и подмышками, а потом рывком вздернули ее на воздух. Бок Тани прижался к жесткому, ее понесли. Первым побуждением стало желание дернуться и закричать, но тело не отзывалось.

Ощущение полной онемелости рук, ног и рта Тане было уже знакомо – так ее спеленала Арлена в самый первый день в Фенрихте. Сердце бешено колотилось. Она начала задыхаться с полным ощущением того, что воздух в легких разом закончился.

Кто-то прошептал над ухом:

– Проснулись? Вы обездвижены и лишены возможности говорить, девица Тарланьская. Успокойтесь. Мы не причиним вам вреда.

Ага, причинят только добро. Ужас сколько благодетелей развелось в последнее время.

Она яростно рванулась внутри тела, которое стало для нее ловушкой. Бесполезно.

Хуже всего было то, что глаза были закрыты, и по воздуху она плыла на чужих руках в полной темноте. Оставалось полагаться только на слух и обоняние.

Вокруг царила тишина, она не слышала иных звуков, кроме легкой поступи похитителя. Точнее, похитителей – сзади шел еще один человек. Мужчина, как и тот, что ее нес. От первого исходил перечно-горький запах.

Итак, ее похищают двое мужчин. Стало жутко, рот наполнился слюной, которую Таня даже не могла сглотнуть. Язык одеревенел.

Похитители спустились по лестнице, она почувствовала это по неровности шагов. Скрипнула, распахиваясь, дверь. Таня окунулась в зябкий холод, пахнуло холодной сыростью – они вышли во двор. А снаружи нынче был месяц орень, самая середина осени. Она мгновенно продрогла.

И принялась лихорадочно соображать, что делать. Но у обездвиженного выбора нет, лежи на чужих ручках и не дергайся. Неожиданно ей вспомнился случай с синим колючим шаром в собственном теле. Вот только что это было, как это использовать? Да и было ли это? За прошедшие два дня синий феномен ни разу не повторился, может, все просто пригрезилось…

Таня попыталась разозлиться, как в тот раз – вдруг да блеснет снова синим, придет прилив ярости, и она, глядишь, начнет разить молниями за неимением ключей. Но все было тщетно. Злость присутствовала, но не такая ураганно-шквальная, и к тому же она ощущала ужас и холод. То и другое вместе взятое уже превратили тело в ледышку.

Еще несколько минут Таня безмолвно плыла в чужих руках, в черном омуте ужаса и неизвестности. Потом кто-то накинул ей на лицо тряпицу, раздался хлопок и возглас:

– Алый замок!

Значит, сейчас ее похитители стоят у Врат и вот-вот отправятся в колыбель Тарланьского дома. Ее похищают маги Эрроны, от которых ей, как отпрыску Тарланей, пусть и незаконнорожденному, ничего хорошего ждать не приходится.

Однако вместо того, чтобы испугаться еще больше, она неожиданно успокоилась. Когда что-то понимаешь, уже становится легче.

Правда, потом вдруг припомнилось, что Вратную башню всегда кто-то охранял. Где же страж или по ночам тут стражи? Может, их убили? А может, подкупили.

От мысли, что во Вратной башне или трупы лежат, или тихо стоят предатели, стало еще холоднее.

Шаги несущего Таню человека смягчились. Потом снова стали жесткими, тряскими, но ненадолго. Похитители остановились, ее поставили на ноги, что-то прошептали, больно хлопнули по плечу. Снова шепот, снова хлопок.

И она смогла распахнуть глаза.

Ночь была на исходе, по коричневому небу уже пролегла изумрудная подпалина рассвета, очертив холмистую линию горизонта вдали. Прямо перед Таней в полусумраке вздымалось здание, напоминающее исполинских размеров холм, собранный из кусочков стен и каскадов уступчатых крыш. Холм заливало сияние огней. По ту сторону здания-холма еще что-то смутно виднелось.

– Где я? – глупо спросила Таня.

По обе стороны от нее стояли мужчины. В темной одежде, с неразличимыми в сумраке лицами.

– Вы в бывшем родовом гнезде вашего дома, – спокойно произнес один из них. – Перед вами Алый замок.

Вряд ли они несли меня от Врат целый километр на руках, подумала вдруг Таня. Следовательно, Переходные Врата должны быть рядом, за спиной. Хлопнуть по косяку, крикнуть «Фенрихт!» – и прыгнуть внутрь. Шансов мало, но надежды выжить, очутившись в Алом замке, еще меньше. Что там рассказывала Арлена о судьбе дядюшки Арса Тарланя, отцовского брата?

То-то и оно. Для Совета магов Тарлани – это не только древнее имя, но еще и очень ценное туловище, которое можно приклеить к Источнику Сил и доить по мере необходимости.

Нужно хотя бы попытаться сбежать.

– Красота! – воскликнула Таня. Хотя восторга не испытывала.

И шагнула вперед в простодушной надежде, что похитители последуют за ней, как верные бодигарды, с двух сторон. Однако один из них грубо схватил ее за руку и рявкнул:

– Смотри куда прешь!

Она опустила взгляд. Буквально в шаге, едва угадываясь в полумраке, шла округлая линия. Чуть более светлая, чем окружавший ее полумрак оттенка кофе с молоком. Огни дома-холма утекали под эту линию.

Здание начиналось не на том уровне, на котором она стояла. Таня скосила глаза. То, что вздымалось сбоку и сзади за зданием, походило на высокие сужающиеся башни – стоявшие наподобие зубцов короны.

И она вместе с похитителями находилась на одном из таких зубцов. Сверху.

Во всем виновато ее внезапное и довольно пугающее пробуждение, иначе с чего бы ей пытаться сбежать по методу «а я – блондинка», словно с ней тут будут в салочки играть.

Ее затрясло уже не только от холода, но и от страха. Таня зябко поежилась, пытаясь согреться.

Босые ступни, стоявшие на ледяном камне, окоченели. Хорошо хоть ночнушка в тридцать три волана прикрывала руки и плечи. Правда, не грела на осеннем ветру.

– Пошли! – отрывисто бросил тот, кто все еще держал ее за руку.

Он дернул ее, вынуждая развернуться, и она сразу же увидела гигантскую букву «П» – косяк Переходных Врат, прорисованный темно-оливковыми отблесками на фоне коричневого неба. В двух шагах от того места, где они стояли, поднимались перильца, ограждавшие громадную дыру.

Там начиналась лестница, уходящая вниз широкой спиралью. Из широких – метра три, не меньше – ступеней. Витки лестницы висели, нанизанные на круг невообразимо высоких каменных колонн внутри башни.

После глупой попытки бегства Таня находилась в некотором смятении. В мыслях была полная сумятица. Она пыталась сообразить, зачем ее выкрал Совет магов, и всякий раз на ум приходили только два неутешительных ответа.

Либо Арс Тарлань, ее вечно юный дядя, прикованный к Источнику Сил, не выдержал и помер, и она по каким-то параметрам подходит на его место, либо до местных дошли слухи о той самой четырнадцатой дочери.

И в первом и во втором случае ей капец, а по-русски говоря, разворачиваются невеселые перспективы.

Где-то на середине лестницы онемевшая от холода Танина ступня соскользнула с гладкого камня, и она чуть было не покатилась вниз. Удержал ее в стоячем положении один из похитителей, ухватив в последний момент жесткой рукой поперек живота.

И, видимо, ощутив Танину дрожь, снял с себя плащ и набросил ей на плечи. Второй только хмыкнул. Без недовольства, скорее иронично.

Ей хотелось вцепиться в широкие полы чужого плаща и укутаться в него по самые брови. Но она сдержалась и лишь подхватила пальцами складки плаща спереди, тем самым жестом, которым ее приучили подхватывать юбки.

Она, черт побери, в этом бедламе княжна, и помирать, если придется, будет по-княжески…

Бесконечно долгая спираль лестницы кончилась, и Таню повели по запутанным лабиринтам коридоров, через огромные залы, чисто убранные, в отличие от Фенрихта, с отполированными до зеркального блеска каменными полами. Стены блестели разноцветным полированным камнем, в каждом зале разного цвета, с золотыми и серебряными накладками в виде цветов, птиц, а кое-где и страшноватых зверей.

Здесь не было видно флигов, зачарованных факелов, повсюду сияли матовые шары, уложенные в гигантские сосуды из золотой проволоки. Вместилища шаров формы имели самые разнообразные – где колонной, где традиционной, с пузырем внизу, вазой, а где и конусом.

Навстречу попадались мужчины в неброской одежде, женщин Таня не заметила. Хотя следовало учесть, что время было предрассветное, считай, ночь. И кто знает, как маги используют Алый замок, – может, теперь это лишь правительственное здание, по которому ходят исключительно лица при исполнении?

У нее вдруг мелькнула мысль, что когда-то это был дом ее предков. Здесь жила ее бабушка, та, что с отцовской стороны. Таня никогда ее не видела, но она жила, родила как минимум трех сыновей, ходила вот по этим блестящим полам, волоча за собой раритетные юбки «на две ладони ниже пятки»…

Она отвлеклась от дум о своей печальной судьбе и глянула на залы и коридоры уже с большим интересом. Екало что-то внутри при мысли, что вот и она одним боком происходит из этого родового гнезда.

Путь их закончился в громадном восьмигранном зале. Похоже, он занимал самый центр здания-холма; стены здесь улетали на невиданную высоту, увенчанные где-то там, в высях, темными сводами. Окна, прорезанные под потолком, казались крошечными, а изумрудные отблески близящегося рассвета превращали их в цепь бусин, подвешенную наверху. Собственно, зал освещали шесть громадных кресел, расставленных у дальней стены, как раз напротив двери.

Кресла сияли.

В первый момент Таня не сообразила, из чего они сделаны. Но похитители мерно двигались вперед, она, не желая, чтобы ее снова обездвижили, шла за ними, отставая на два-три шага. И в какой-то момент вдруг поняла, что кресла у стены сделаны из сияющих камней. У камушков были правильные грани, по виду они напоминали естественно выросшие кристаллы, дымчато-розовые, дымчато-оранжевые.

А внутри граней горел огонь, заливая все вокруг теплым светом, не слишком ярким, но ровным. Свет охватывал весь зал, не оставляя ни одной тени. Было даже ощущение, что сиял сам воздух.

На креслах сидели люди, одетые поярче и побогаче ее похитителей. Двое помоложе, лет тридцати, прочие, по Таниным меркам, дряхлые старцы – от пятидесяти и старше.

Похитители остановились в центре зала, отвесили по поклону. Таня застыла между ними с прямой спиной, разглядывая тех, кто сидел в креслах.

– Все сделано, сиятельные верховные, – чуть глуховато сказал мужчина, отдавший Тане свой плащ. – Да будет на вас благословение Семи. Стража Врат была без сознания, как нам и обещали. Больше охраны в Фенрихте не было, мы вошли тихо и ушли без звука. Добыча перед вами.

– Надеюсь, вы не стали никого убивать? – каркнул один из тех, кому было за пятьдесят.

Мужчина ответил флегматично:

– Нет, нужды не было, магов в башне усыпили качественно. А во дворе нам никто не встретился, ночь все-таки.

Кто-то в Фенрихте продался магам, сообразила Таня. Вот она, измена в наших тарланьских рядах.

– Это хорошо, – сказал старичок в кресле. – Всякий раз, когда мы можем избежать жестокости, ее нужно избегать.

Личность, сидевшая в третьем справа кресле, сделала знак рукой. Мужчины по обе стороны от Тани молча поклонились и исчезли, оставив ей плащ.

– Как вы себя чувствуете, девица Тарланьская? – осведомилась та же личность, что махала ручкой.

Таня подавила истеричный смешок. Ну прямо как в сказку «Морозко» попала: «Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная?»

– Я чувствую себя босой и раздетой, – отчеканила она, задирая подбородок как можно выше. – И мне от этого холодно и неудобно.

И я тебе не милая Настенька из сказки, подумала Таня зло, чтобы выдавливать из себя добренькие слова.

По ряду сияющих кресел прошла волна движения. Тот, кто ее спрашивал, тут же встал и двинулся к ней.

Красавчик, невпопад подумала Таня. По мере того как мужчина приближался, идеально прекрасные черты его лица становились все четче. Лицо дышало благородством, умом, мужеством, и русые волосы, уходящие вверх ото лба крутой волной, всячески подчеркивали это.

Красавец уже был рядом, куртуазно коснулся пальцев ее правой руки, ловко и легко отцепил их от плаща, сжал.

– Я сожалею обо всем, что вам пришлось пережить по пути сюда, – объявил он звучным, пробирающим до мозга костей голосом. Эдаким мужественным, с хрипотцой.

Если бы Таня не постигла у Тарланей суровую истину, что она в этом мире интересна людям исключительно в силу неких тонких обстоятельств, она, возможно, и растаяла бы. Вот чего у старой аристократии не отнять, так это умения открывать глаза на людей.

Красавец медленно обвел ее взглядом сверху донизу. Смотри-смотри, мысленно хмыкнула Таня. Все равно ни черта не высмотришь. Как и положено княжне Тарланьского дома, она сейчас была облачена в ночную сорочку, надежно укрывавшую тело от горла до пят. А выпуклости грудей скрывали тридцать три волана, нашитые панцирем стройными рядами от пупка и выше.

– Мы немедленно все исправим, – громко пообещал до невозможности прекрасный маг, сжимая ее ледяные пальцы в своей горячей руке. – Вас немедленно отведут туда, где вы оденетесь в достойное вас платье. И сможете передохнуть, ибо вы слишком юны, чтобы мучиться бессонницей в этот ранний предрассветный час.

– А вы, значит, достаточно стары, чтобы бессонницей страдать? И потому собрались здесь, в креслицах посидеть? – жестко спросила Таня. Глянула, приподняв бровь, на людей, расположившихся в сияющих креслах. – А от меня что вам надо – колыбельную, чтобы в сон потянуло? Так я своим басом только пугать умею, я сладкозвучностью не страдаю.

Красавец не растерялся. Поднес ее пальцы ко рту, дыхнул на них, обдавая Танину руку жаром.

Если бы перед ее мысленным взором не маячил скрюченный подросток с иссохшей кистью, Арс Тарлань, несчастный дядя по отцу, она, может, и поддалась бы нескромному обаянию молодого мага.

А так – извините. Таня молча, без улыбки, глянула ему в лицо. И шаловливая полуулыбка, до сих пор там игравшая, растаяла.

– Чуть позже, когда вы остынете, я непременно скажу, почему вас пригласили сюда столь решительным способом.

– Бумаги не хватило? – участливо спросила Таня. – На приглашение… Истратили в других местах и по другому назначению? Проблемы?

Ее явно несло по кочкам, Таня это сознавала, но ничего не могла с собой поделать. Прав был красавчик – она и впрямь слишком юна, чтобы не спать в этот ранний предрассветный час. Особенно когда пробуждение выдалось не из лучших.

Красавец вздохнул, отступил, хлопнул в ладоши. Откуда-то сбоку появились две молодые женщины. В коротких – неприлично коротких, как сказала бы Арлена, – юбках. Белые чулки обтягивали открытые до колен голени. Глубокие декольте кое-как декорировались платочками. А на ногах были туфли с каблуками в целых три Таниных пальца. Вот это и есть «высокие каблуки, что появились в Эрроне»? Вот из-за этих стопочек столько копий сломала княжна Орелия и ее подруженьки?

– Отведите девицу Тарланьскую в предназначенную ей комнату, – звучно произнес русый красавец.

И снова одарил Таню искусительной полуулыбкой, видимо, уже по инерции.

– Мы еще увидимся.

– Прям вся в нетерпении, – ответила Таня, тоже исключительно по инерции.

Девицы в коротких, почти земных платьях неумело присели. Таня, уже успевшая сделать немало реверансов в этом мире, заподозрила, что особы ни разу в жизни не гнули колен перед другими людьми. Совет магов был явно демократичнее Тарланьского дома.

Но вот зазывали они к себе в гости еще более авторитарным способом, чем старая аристократия.

Девицы взмахнули руками, указывая на выход. Со стороны сияющих кресел донеслось одинокое:

– Доброго вам отдыха, девица Тарланьская!

Напутствовал ее второй по счету молодой маг, заседавший в этом собрании древностей. Остальные даже не шелохнулись, стало быть, молодой вел дозволенные речи.

И вывод из этого был только один: Совету магов она интересна исключительно по причине пророчества. С дублером бедного Арса Тарланя никто бы не стал церемониться – зачем беседовать с мясом, которое вот-вот прилепят к Источнику? Но четырнадцатая дочь, та самая дева, о которой писал Алидориус Верейский, дело другое. Здесь политес желателен и даже обязателен.

Таня вышла из зала в некотором оцепенении. Ее провели по длинному коридору, который уткнулся в широкую лестницу, уходящую вверх размашистыми пролетами.

Вдоль тяжелых витых перил, подозрительно серебристых – серебро? – тянулся желоб из золотой сетки, в который были уложены все те же сияющие шары, что освещали залы Алого замка. Стены над ступенями украшала роспись, причем изображалась на ней еще одна лестница, идущая параллельно настоящей. Она казалась почти реальной. По призрачным ступеням нескончаемой чередой поднимались дамы и кавалеры. С другой стороны ступени обрывались прямо в небо – то ли рассветное, то ли закатное, цвета охры с терракотой, подсвеченное изумрудными всполохами. И на каждом этаже был выписан свой Элсил, изумрудная скобочка над пеной персиковых облаков, нависших над головами людей…

Сияли драгоценности, грозно поблескивали рукояти мечей и эфесы шпаг, дамы кидали лукавые взгляды на настоящую лестницу, кавалеры смотрели искоса, кто проницательно, а кто и с бесшабашным весельем во взоре. Лепота…

В череде людей, бесконечно идущих по стенам, попадались мужчины и женщины, повернутые лицом к настоящей лестнице. Толстые и тонкие, высокие и худые, с лицами строгими и наивными, – всех их роднила некая значимость в позах. И странный всевидящий взгляд, устремленный на идущего по ступеням.

– А кто это? – спросила Таня у девиц, что поднимались вместе с ней – одна спереди, другая сзади.

Та, что шла первой, обернулась, сказала весело:

– Да так… князья, что тут жили прежде, свои персоны намалевали.

Ответ Тане не понравился. Одно дело самой проходиться насчет своей родни, и совсем другое – позволять это делать другим.

Чувство справедливости опять же говорило, что раз уж она дерзила своим вельможным родственникам, то этим девицам надерзить в ответ сам бог велел. А точнее, все семеро местных богов.

– Это твою бабку намалюют, а моих предков тут изобразили, ясно? – сообщила она.

Особа в короткой юбке глянула через плечо с насмешкой:

– Как скажете, девица Тарланьская.

Таня насупилась, и больше ничего не спрашивала.

Подниматься пришлось долго. Этажей через пять девицы устали и, скромненько стрельнув глазками, предложили отдохнуть. Таня, ничуть не запыхавшаяся, пожала плечами и встала. Лифт в их девятиэтажке чаще не работал, чем работал, и шагать по ступеням для нее было делом привычным.

Девицы присели на ступеньки, а Таня отошла к перилам и принялась рассматривать росписи.

То ли недосып сказался, то ли эта личность уже стала для нее сущим наваждением, но нарисованный напротив мужик в широких штанах, заправленных в сапоги по колено, смотрелся вылитым Орлом.

Она еще раз оглядела тянущийся по стенке парад. Вон у той дамы белокурые кудряшки Арлены. Вот у этой взгляд Орелии. И даже, кажется, ее нос и брови; их она хорошо запомнила, благо совсем недавно взирала на Орелию снизу вверх, сидя на полу после подножки.

Люди на нарисованной лестнице были Тарланями, отделенными от нее годами, а может, и веками.

Они еще два раза останавливались и отдыхали. Где-то по счету двадцатый пролет вывел их на небольшую площадку с одной дверью. За ней пряталась предназначенная Тане комната – с дугообразным потолком и пятью окнами в стене напротив входа.

Посередке стояла широкая кровать. Она немедленно залезла на нее и свернулась под одеялом, чтобы наконец согреться. Девицы пожелали доброго отдыха и исчезли.

Уснуть Таня так и не смогла – слишком уж много дум крутилось в голове. Но тело согрелось, а вставать она не спешила. Кто знает, что день грядущий ей готовит? Пусть не хочется спать, надо хотя бы отлежаться…

Девицы явились, когда Таня уже начала впадать в легкую дремоту.

– Время вставать, девица Тарланьская, – твердо объявила одна. – Мы принесли вам завтрак и одежду. Скоро сюда придет верховный Харгор.

Комнату заливали лучи утреннего светила, окрасившие все в цвет молодой зелени. Теперь Таня разглядела помещение получше. Оказывается, боковых стен здесь не было вовсе – потолок распластался широкой аркой, вырастая прямо из пола слева и справа. Дугу арки подсекали стены, в передней была прорезана дверь, в задней – ряд окон. Кровать стояла в середине комнаты, по-барски.

Таня не слишком радостно поднялась, борясь с зевотой. На колени, прямо как в Фенрихте, тут же бухнули поднос с горой еды. Неподалеку стояла наготове одна из короткоюбочных девиц с ворохом темно-синего шелка на руках, свисающим до полу. Через плечо у девицы было перекинуто нечто мохнатое и пушистое – впрочем, в Фенрихте Мелта тоже начала уже кутать ее в плащи. Анадейская осень хоть и была помягче российской, но жарой не баловала.

Таня вяло поела, сходила в закуток – небольшую ванную комнату в углу у входа, умылась, причесала недлинные каштановые пряди. Глянула на себя в зеркало. На нее устало глянула девушка с глазами болотно-зеленого оттенка, обведенными кругами, с круглым, добродушным лицом, которое портили упрямо сжатые губы.

Под взглядами девиц Таня натянула на себя принесенное платье. Подол был длиннее, чем у местных красоток, но все равно до положенных княжне масштабов не дотягивал. Темно-синие юбки оставляли открытыми лодыжки, что Тане напомнило родину и несказанно обрадовало.

К платью дали ботинки без всяких каблуков. Она насторожилась – похоже, сегодня придется ходить за пределами дворца. И плащ подбит мехом, это неспроста.

Пока Таня одевалась, ни одна из девиц даже пальцем не шевельнула, чтобы ей помочь. Не то чтобы она в этом нуждалась, но это позволяло сделать кое-какие выводы. Особы, приставленные к ней, служанками не были. Скорее всего, они приходились родственницами кому-то в замке. И к обслуживанию их привлекли исключительно в целях сохранения тайны.

– Добрый день, девица Тарланьская!

Хлопнула дверь, и русый красавец-маг, тот самый, что давеча жамкал ей ручку в зале с сияющими креслами, промаршировал по комнате. Схватился за ладонь, с силой сжал. Одарил улыбкой, слишком широкой, чтобы быть естественной.

– Кому добрый, а кому и так себе, – громко сказала Таня, выдергивая руку. – Вы как, мимо гуляли? Или у вас есть что мне сказать?

Девицы ахнули. Маг отступил на шаг, склонил голову, протянул задумчиво:

– Нет, все-таки в старой аристократии что-то есть. Обязательно женюсь на аристократке из прежних. Пойдете за меня, девица Татьяна?

– Непременно, – ответила Таня. – И будем мы с вами жить-поживать и добра наживать. Благо и трудиться не придется, добро само станет капать – кристаллами с руки Арса Тарланя, моего дяди.

Она уже знала, чем в этом мире измеряют богатства и что, собственно, здесь ценится дороже всего. Арлена просветила на своих уроках. Правда, мутило почему-то при мысли о том, как этому миру достаются его кристаллы.

Красавец отступил, сказал уже суше:

– Меня зовут верховный маг Харгор. Вы можете называть меня верховный маг, или верховный Харгор, или просто Харгор.

Таня приподняла брови, кинула взгляд, который подглядела у Арлены.

– Остановимся на верховном Харгоре. Дальше?

Русый крутнул головой, тоже приподнял брови. Негромко сказал, адресуясь девицам:

– Брысь!

Парочка в коротких юбках ушла, одарив красавца-мага томными взглядами.

– Ума не приложу, где и как ваш отец успел наделать столько дочерей, – сказал с легким презрением маг Харгор, складывая руки на груди и изучая Таню с легким прищуром.

– Вижу, вам и впрямь нужно жениться, верховный Харгор, – ответила она, вложив в интонацию чуточку больше презрения, чем ее собеседник. – Чтобы вас не мучил вопрос о том, где и как другие делают детей.

Маг слегка поперхнулся, она слегка улыбнулась. Это должно отвлечь его от вопроса, откуда она родом.

– Так меня похитили потому, что я считаюсь четырнадцатой дочерью?

– Да, – с тревогой в голосе ответил верховный Харгор. – А что, вы ею только считаетесь? Но мы знаем про случай в храме, про побелевшие листья…

Таня, не удержавшись, стукнула носком ботинка по полу, звучно помянула демонову мать. Ей следовало этого ожидать. Раз уж у них есть помощник в Фенрихте, они знают многое.

– И что же вам от меня нужно? – спросила она в лоб. – Решили составить себе коллекцию из Тарланей? Вот этот для Источника, а эта из пророчества, ценный экземпляр? Или что-то стряслось и вы надеетесь, что дева из пророчества все уладит?

Тарлани, что интересно, тоже на это надеются, подумала она.

Взгляд мага чуть дернулся в сторону, и она поняла, что угадала.

– Хоть расскажете, какого чуда от меня ждете? – полюбопытствовала Таня. – Откройте мне глаза, раз уж я вам нужна как спасительница.

Проблемы у Совета магов были серьезные, и весьма, потому что верховный маг Харгор вдруг сразу как-то осунулся, и взгляд у него стал не только тревожным, но и опечаленным.

– Не знаю, имеете ли вы в Фенрихте вести из Эрроны…

– Где уж нам! – успокоила его Таня.

Хотя хорошо помнила слова, что сказала Арлена в самую первую их встречу: «Так нам сообщили наши доносчики из Кир-Авера, из столицы княжества». Алый замок стоял как раз в Кир-Авере.

– В селах на окраине Эрроны творится что-то странное, – чуть поколебавшись, ответил маг. – Сначала перестали приходить вести из двух деревень. Из-за ваших родственников нам приходится держать все окраины под присмотром, и каждодневно общаться с сельскими главами по блюдцу. Вдруг кто-нибудь из ваших посмеет дерзкой стопой покуситься на многострадальную эрронскую землю… Так вот, когда эти поселения перестали нам отвечать, мы обеспокоились и послали туда дружинников Совета. Они обнаружили во всех деревнях свежие трупы. Люди погибли утром того же дня, по словам дружинников и магов, их сопровождавших…

Он замолчал, и Таня сказала доверительно:

– Ну прямо-таки восхищаюсь я этим вашим Советом магов. Умеете вы так дело повернуть, что от моих родственников вам одна польза выходит. Там кристаллы капают, тут вовремя ужасы обнаруживаются.

– Ужасы – хорошее слово, – мрачно отозвался верховный Харгор. – Люди растерзали друг друга сами. Детей, младенцев…

Таня вздохнула, тоскливо повела глазами в сторону окон, залитых ярким светом наступающего дня. Не хочется верить в ужасы, стоя в залитой лучами комнате.

– А от меня вы что хотите?

– Мы покопались в книгах и нашли. Это безумие насылает древнее существо по имени игалса, – сказал маг. – Как оно появилось в наших краях и почему так распространилось, не ведает никто. Мы пресекаем слухи, следим за порядком, чтобы народ не начал массово бежать из страны. Но нужно что-то предпринять. Нечто решительное. А катрен указывает, что вы найдете то, чего не смог найти никто, и в вашем присутствии уже побелела листва…

Таня качнула головой, сказала строго, прямо как Арлена:

– По-хорошему, верховный Харгор, вам следовало бы подождать, пока в моем присутствии еще и цветы почернеют. И прочее, с зимой, тоже произойдет.

– К тому времени, – очень серьезно ответил ее собеседник, – безумие может добраться до самого Кир-Авера. И Эрроны не станет.

Таня сдвинула брови, подытожила:

– Как я понимаю, у вас уже есть некий план, как вынудить меня заняться вашим спасением.

– Ну… – маг поглядел на нее оценивающе, – вас оставят в той деревне, что пострадает следующей, по нашим прикидкам. Соседнее с ней село уже обезумело и обезлюдело. Уж простите, но вы окажетесь в самом центре событий. Вам, или вашему пророчеству придется что-то предпринять. И вы либо спасетесь, либо… В любом случае что-то случится. Даже если вы погибнете, мы опять-таки выигрываем – Тарланьский дом, по крайней мере, лишится своих глупых ожиданий.

Таня глянула исподлобья. Обсуждать что-либо с этим типом было бесполезно.

Харгор торжественно прошагал к кровати, поднял со спинки меховой сверток, оставленный там девицами. Укутал Танины плечи темно-серым плащом с меховым подбоем, склонился.

– Прошу вас, пойдемте. Не заставляйте меня…

Она зашагала к двери, бросив быстрый взгляд в окно, где плавились в свете восходящего Элсила силуэты башен и уходили вниз покатым каскадом крыши. Похоже, комната была на самой верхотуре.

Под конвоем мага Харгора Таня, стиснув зубы, спустилась по лестнице вниз. Они прошли по лабиринту коридоров и вышли на лестницу внутри башни, бесконечную спираль, подвешенную на круге колонн. Возможно, это была та самая лестница, по которой она недавно спускалась.

Путь закончился на верхней площадке башни, осененной черным косяком Врат. У перил, ограждавших спуск на лестницу, неподвижно стояли шесть человек в темных плащах.

– Несколько наших лучших молодых магов вызвались вас сопровождать, – бросил верховный Харгор. Вытащил из кармана широкую полосу черной ткани. – Повяжите…

Таня безропотно приняла шарф. На секунду застыла, глядя на мир вокруг.

С одной стороны башни вздымался горб дворца, унизанный хрусталиками окон, с другой лежал город – равнина из крыш и деревьев, сквозь которую прорастали скалистые зубцы небольших пригорков. Кир-Авер, столица Эрроны. Местное светило успело почти полностью проклюнуться над горизонтом.

Мысль о том, что следующего рассвета она, возможно, не увидит, давила яростной тяжестью на мысли и сознание. И смерть может быть мучительной.

Она стиснула челюсти. Горло перехватило до боли. И все ради чего? Что ей эта Эррона? Кто она ей? Совсем недавно она и слова-то такого не знала.

– Вам помочь? – услужливо предложил стоящий рядом верховный Харгор. Протянул руки, показавшиеся Тане скрюченными когтями. – Понимаю, вас ждет печальная судьба, и желание потянуть время вполне естественно и понятно. Но мы, увы, не можем ждать. Если вас не держат ноги, можем вас зачаровать и перенести…

Таня шарахнулась:

– Нет!

И молча пошла к Вратам на подгибающихся ногах, повязывая на ходу шарф.

Кто-то взял ее за руку, мрачно сказал:

– Я вас поведу. Девицы почему-то нервничают в Безмирье.

– Лисва! – возвестил один из магов.

Ее потянули вперед, и она ступила на что-то мягкое и пружинящее, словно натянутый над землей ковер.

После выхода из Врат у Тани первым делом отобрали повязку; тонкий такой намек на то, что она ей больше не понадобится.

Вокруг лежала равнина в оторочках далеких лесов, разделенная надвое широкой ложбиной. Желто-коричневые поля утекали вниз, делая местность похожей на раскрытую книгу. Внизу, в глубине ложбины, пряталась деревня.

Рядом с Вратами поднималась высокая, Тане по пояс, бордово-коричневая трава в желтых шишечках; в альбомах благородного Онлита она звалась рагеном. Из желтых шишечек лущили зерна, раген был местным злаком. Там и сям, запутавшись в массе коричневых стеблей, сияли белые и розовые звездочки цветов. Беззаботно носились отсвечивающие фиолетовым слюдяные бабочки.

Маги собрались в кучку, осматривались с отстраненным видом. Кто-то положил Тане руку на плечо; она обернулась и увидела верховного Харгора.

– Вот место, в котором скоро появятся игалсы, – простенько сказал маг, кивая на деревушку. – Скажите, вы ощущаете в себе что-либо необычное помимо страха? Прилив какой-нибудь силы, некое чувство, ощущение?

– Разве что омерзение к вашему личику, – буркнула Таня, сбрасывая руку мага с плеча.

Из травы поднялись двое мужчин, укутанных в бордовые, под цвет растительности, плащи, коротко поклонились. Один из них подошел к магу Харгору.

– Сиятельный верховный, кольцо из заслонов уже стоит. В нужных точках расставлены люди для его поддержки. Люди в деревне проснулись, но пока что никто из деревенских не приближался к Вратам. Мы ждем вашего приказа, чтобы открыть окно из зараженных мест к этому селению.

– Открывайте, – бархатным голосом велел Харгор. – Наша гостья отправится в Лисву лишь после того, как игалсы зайдут в село и дадут о себе знать. Негоже заставлять даму ждать, так что поторапливайтесь.

И верховный Харгор этак аристократически повел ручкой, поторапливая.

Человек в бордовом плаще отступил к своему товарищу, застывшему на краю поля. В руках у него появился серебристый диск – переговорное блюдце.

Таня глянула на Харгора, сказала медленно, ощущая, как по спине сыплется ледяное крошево:

– Значит, вы лгали, говоря о деревне, которая, по вашим прикидкам, пострадает следующей. Вы запустите сюда игалс и меня к ним. А сами будете ждать за заслонами.

Верховный Харгор благодушно ответил:

– В жизни так мало благоприятных случайностей, что умные люди организуют их сами, девица Тарланьская. Не поговорить ли нам? Потребуется время, чтобы игалсы добрались до деревни. Пока все тихо, я с удовольствием побеседую с особой из пророчества. Как-никак такие люди рождаются раз в несколько поколений, этот шанс упускать нельзя.

– А вы присоединяйтесь, – сказала Таня голосом, который лишь самую малость подрагивал. – Прогуляемся в деревню под ручку, и у вас будет шанс не только поболтать, но и понаблюдать.

Харгор снисходительно улыбнулся:

– Вынужден, увы, отказаться… Скажите, девица Тарланьская, помимо побелевших листьев происходило с вами что-нибудь еще? Нечто странное?

– Похищение, – буркнула Таня. Кивнула на группу магов, что пришли вместе с ними из Алого замка: – Эти отправятся в деревню со мной? Зачем?

– Собственно, не сразу, – ответил верховный. – Не обязательно сопровождать вас с самого начала, верно? Мы же не звери. А вот ближе к концу… если вы победите игалс, тогда маги зайдут за заслоны, чтобы привести назад деву из пророчества. Видите ли, в случае успеха операции вы еще понадобитесь Совету магов.

– Какая забота, – саркастически сказала Таня. – А не боитесь, что я воспротивлюсь? Если одолею игалс, с которыми вы, несмотря на всю вашу мощь, так и не справились, что мне после этого ваши парни? Тьфу, плюнуть и растереть!

Верховный Харгор пожал плечами.

– Значит, такова их судьба. Но учтите одно, девица Тарланьская: окно в кольце заслонов, которое сейчас существует, мы закроем. Вам охота сидеть взаперти в небольшом селении? Где вместе с вами будут заперты крестьяне, а снаружи, на полях, начнет осыпаться неубранный урожай? Не думаю, что вы начнете расправляться с крестьянами – в ваши юные годы человеку еще несвойственно так заботиться о собственной жизни.

Таня глянула с нехорошим прищуром, но смолчала. Харгор сказал насмешливо-поучающим тоном:

– К тому же люди из пророчеств, девица Тарланьская, обычно наделены не только силами, но и ограничениями. Боги приводят их в мир для определенных целей. И не позволяют использовать подаренные силы просто так. Прекрасный пример – Баросса Форнский. Убив всех, кого было предначертано уничтожить, Баросса не смог противостоять обычным людям. Его смерть, кстати, и завершила пророчество.

Надо бы, мелькнула у Тани мысль, спросить Арлену про этого Бароссу Форнского. Вот только шансы выжить практически нулевые, так что монументальную блондинку она вряд ли снова увидит.

Таня сузила глаза в щелочку, потребовала:

– Расскажите мне про этих игалс. Какие они, как выглядят, что делают с людьми.

– У них туловище в половину человеческого, – объяснил Харгор. – Морда тоже слегка похожа на лицо… Вообще игалсы смахивают до некоторой степени на людей. Как и шаглы, что водятся в северных областях Керсы. Вам доводилось их видеть, девица Тарланьская? Вы же жили в Керсе некоторое время.

– Из-за вашего Совета магов я из Фенрихта не выходила.

– Да-да. – Маг довольно кивнул. – Так вот, лапы у них тонкие, вывернутые, как у полевых жучков, и ничем не напоминают человеческие руки-ноги. Однако шкура как человеческая кожа, только бронзового оттенка. Игалсы умеют замечательно прятаться, можно сказать, становятся невидимыми. На людей воздействует их запах – сначала от него одолевает болтливость, а потом охватывает дикая ярость. Мы знаем, что игалсы пожирают разорванные человеческие тела, но это уже потом, после всего. Сами игалсы на человека не нападают, предоставляют это людям…

Таня свела брови на переносице, поразмыслила немного, сказала с безнадежностью в голосе:

– Хоть меч дайте.

Маг Харгор приподнял светлые брови.

– А зачем? Оружие при нападении игалс бесполезно, вы просто пораните им других людей.

– Дайте, – настаивала Таня.

Харгор пожал плечами:

– Хорошо. Теперь, когда я рассказал вам все, что знаю…

– И сколько деревень у вас уже погибло из-за этих зверей? – перебила его Таня. – Любопытно, знаете ли.

Маг недовольно нахмурился, сказал с расстановкой:

– За пять месяцев игалсы уничтожили почти половину всех приграничных эрронских сел. Погибло также ужасающее количество магов. Мы отгородили пораженные деревни магическими заслонами, перекрыли границы, наши маги жертвуют собой, удерживая заслоны днем и ночью. Но безумие время от времени прорывается. Маги, занятые на удержании стены из заслонов, то и дело гибнут. Мы отправляем к ним дружинников с кристаллами, но запасы ценных камней у Совета на исходе. Эррона на краю гибели.

– А вы стульчики разберите, – пробурчала Таня. – Те, что в приемной зале Алого замка. Они же у вас из кристаллов?

Харгор кивнул:

– Как только кладовые опустеют, мы будем вынуждены сделать и это. Но в масштабах целой страны наша жертва станет всего лишь каплей. Так что будет ли в этом смысл?

Таня сморщилась с отвращением. Жертвователь, блин…

Налетевший ветер с ласковым шепотом переворошил траву, растущую с обеих сторон дороги. Стелились по ветру бордовые узкие листья, раскачивались коричневые стебли, увенчанные желтыми шишечками. Мимо Таниного лица пронеслась громадная стрекоза с расписными крыльями.

Ей почудилось, что на краю ее поля зрения мелькнула какая-то тень. Таня тряхнула головой, беспокойно стрельнула глазами влево-вправо. Но ничего не узрела. Нервишки шалят?

О том, что это могут быть игалсы, прямо тут, за невидимым заслоном, думать не хотелось.

Верховный Харгор продолжал с воодушевлением:

– Мы пошли на вынужденную меру и рекрутировали студиозусов из нашей Академии магов. Кстати, эти молодые маги, что отправятся за вами в деревню, тоже оттуда, отличники с последнего курса.

Таня оторвалась от разглядывания окружающих полей, глянула на шестерку магов, которые пришли с ними из Алого замка. Верховный врал – они были не просто молодые, они были юные, четверо и вовсе подростки.

Харгор сказал ласково:

– А теперь поговорим о серьезных вещах. Скажите, вам приходилось в детстве видеть вещие сны? Или совершать что-то необычное? Вам чудятся голоса?

– Нет, – коротко бросила Таня. – И сплю я крепко, и несварением желудка не страдаю.

– Жаль, – с искренним сожалением сказал маг. – Теперь поговорим о ваших родителях. Из какой страны происходит ваша матушка?

– Из Серендиона, – ответила Таня. – Скажите-ка лучше, а почему запасы кристаллов у Совета магов на исходе? С Арсом Тарланем что-то случилось?

Верховный Харгор глянул насмешливо:

– Беспокоитесь за дядюшку? С ним все в порядке, он жив, если это можно назвать жизнью. Дело, увы, в Источнике Сил, он угасает, и давно. Мы получаем все меньше кристаллов, пришлось даже уменьшить наши ежегодные продажи камней в другие страны. А история с игалсами, начавшаяся пять месяцев назад, может привести к тому, что мы и вовсе их прекратим.

Таня быстро спросила:

– Так почему же начал иссякать ваш… то есть наш, Тарланьский, Источник Силы?

Маг пожал плечами. Пригладил ладонью разлохмаченные ветром волны красивых русых волос.

– Он не ваш. Девица Тарланьская, вы помните, в какую эпоху мы живем?

– Велаты Сострадающей, – мрачно ответила Таня. – А вы сами об этом помните? Что-то у вас сострадания я не вижу. Ни ко мне, ни к крестьянам из деревни Лисва.

Харгор вздернул подбородок:

– Сострадание высшего порядка – жертвовать отдельными личностями ради спасения многих.

– Ну да, сострадаете вы, а погибают другие, – откликнулась Таня.

Лицо мага чуть дрогнуло. Он сухо сообщил:

– Именем Сострадающей нашу эпоху назвали потому, что в начале ее богиня Велата послала одаренным людям Эрроны Источник и заклятия. Но ваш подлый предок присвоил их себе. Не смейте называть наш Источник Тарланьским, глупое дитя. Теперь об угасании. Источник – это сосуд, который вбирает в себя чувства людские, те, что пробуждают боги. Всякий раз, когда кто-то любит, понимает, сострадает или же честно признается в содеянном, рождается Сила. Она стекается в Источник, и уже оттуда снова растекается по миру – в виде кристаллов и добрых дел, творимых магами. Вечный круговорот Силы в природе!

Добрые дела, творимые магами, – этот пункт она могла бы оспорить.

– Но поскольку нынешние люди на редкость лживы, бессердечны и равнодушны, то не удивительно, что Источник начал угасать, – разливался маг.

Над деревней вдруг взмыл крик. Кто-то завизжал дико и надрывно, тонким, почти детским голосом. Над одним домом проклюнулась струйка дыма.

А потом над Лисвой повисла какофония воплей, яростных и скорбных, ненавидящих и умоляющих. И при этом с неба цвета яичного желтка безмятежно сиял Элсил, колосились вокруг поля с рагеной…

– Ну вот и все, – почти с облегчением сказал верховный Харгор. – Игалсы пришли, и я прекращаю дозволенные речи. Прошу вас, девица Тарланьская…

Он с легким полупоклоном махнул рукой в сторону деревни.

– Про меч не забудьте, – сквозь зубы процедила Таня.

Харгор досадливо поморщился:

– Как только вы окажетесь по ту сторону, я брошу его через заслон. Раньше и не просите.

Он взял Таню за локоть и повел по дороге, ведущей от Врат к селу. Остановился у небольшой палки, воткнутой в землю и помеченной сверху лоскутком черной ткани. Сказал учтиво:

– Дальше вы сами…

Таня яростно выдохнула и зашагала к Лисве. Пройдя через заслон, ответивший на ее проход легким синеватым бликом, развернулась:

– Вы обещали мне меч!

Верховный Харгор молча протянул назад руку. К магу из Совета тут же приблизился мужчина, недавно рапортовавший о кольце заслонов. Вытащил из ножен собственный короткий клинок, вложил его в руку Харгора.

Оружие скользнуло в воздухе мимо Тани, исчезло в стене рагена. Потребовалось несколько мгновений, чтобы отыскать его в чаще стеблей и листьев. Крики за это время стали еще громче, еще пронзительней.

Она наконец увидела меч, нашарила отделанную кожей рукоять, схватила и побежала к деревне.

У самого входа в селение, там, где начинались аккуратные домики под веселой оранжевой черепицей, двое расправлялись с третьим. Пожилой, но еще крепкий мужчина скорчился у забора, доходившего ему до пояса. Сзади его держал за руки молодой мужчина, стоявший по ту сторону ограды. Пожилой вяло махал руками по воздуху – спереди наседала молодая женщина. Молодуха азартно, но не слишком глубоко тыкала вилами, вопила:

– А теперь как? Скажешь еще что-нибудь про дом? А?

Старик в ответ что-то булькал, кровь, заливавшая не только одежду, но и подбородок, шла уже с пузырями.

Таню замутило. Ее, наверно, даже стошнило бы, но тут мужчина, державший старика за руки, вцепился тому в ухо. Зубами.

Странным образом это привело ее в чувство.

– Оставь его, ты! – рявкнула она, обращаясь и к мужчине, и к молодухе одновременно.

И подняла повыше меч, пытаясь сообразить, как его держать. Надо суметь отбить вилы, если молодуха кинется на нее.

В приступе отчаяния, ловя ускользающую надежду, Таня попыталась вызвать у себя чувство ненависти к этим двоим, чтобы, как тогда, засияло синее пламя. Но не смогла, чего-то не хватало. Может, мешала мысль, что эти двое тоже были жертвами? Как и старик, как и она сама.

Молодуха тем временем резво развернулась, оскалила зубы, махнула вилами. Таня неумело ударила лезвием по черным жалам, от удара руку тряхнуло, клинок едва не вылетел. Вилы ушли вбок, бабенку повело вслед за ними, она расставила ноги, возвращая равновесие. И набычилась. Замахнулась вилами, собираясь пырнуть со всего размаха…

– Это все игалсы! Из-за них все, они уже тут! – завопила Таня. – Очнитесь же!

И тут ее волной накрыло ощущение, что мир застыл. На короткий миг.

А потом вдруг стал сине-белым.

Синее пламя сияло, заливая тело изнутри. Она осознала, что меч – это неправильно. Клинок выпал из разжавшейся руки, глухо звякнул о камень в колее…

И мир снова стал прежним.

– Оставьте старичка, он не виноват! – завопила Таня во всю мочь своих легких, перекрикивая вопли, звеневшие над деревней.

Вилы снова направились к ней, но теперь она отбила их одним ударом ладони. Заметив, что руку оплетает рисунок струящихся синих жил, словно под кожей текли дорожки пламени и отсветы прорывались наружу.

– И вы не виноваты, это все запах игалс! – путано и смешно выкрикнула она.

А потом ринулась вперед и схватила за плечо изумленно таращившуюся на нее бабенку, собираясь объяснить все внятно и доступно. Однако та слушать не стала, а вместо этого закатила глаза и опала к Таниным ногам ворохом одежды.

Перепуганная Таня быстро нагнулась и пощупала шею женщины, ища пульс. Даже приложила руку к груди, проверяя дыхание. Все было в порядке – молодуха дышала, на крепкой шее ровно бился пульс. Обморок. Выходит, она своим прикосновением просто загнала бабенку в беспамятство?

Так даже лучше, вдруг поняла Таня. На объяснения требуется время, а вокруг исходят криком люди.

Она метнулась вперед, обходя лежавшую у ее ног молодуху. Быстро шлепнула парня по руке, тот свалился за забор. Значит, ее прикосновение и впрямь действует. Потом на всякий случай коснулась пожилого. Но он, упав вниз безвольной грудой, уже не дышал.

Таня развернулась.

Вниз по улице прямо на нее бежали несколько человек, причем двое были пониже росточком. Один из взрослых догнал щуплого недоростыша, сбил его с ног, упал сверху, принялся махать кулаками. Какофония воплей пополнилась еще одним криком.

Она рванулась туда. Завопила:

– Оставь ребенка, урод! Невиноватый он!

Сначала Таня налетела на тех, кто еще бежал, и уложила всех в глубокие колеи деревенской улицы. Тому, кто бил ребенка, от нее достался размашистый подзатыльник. Мужик, кувыркаясь, полетел в пыль, а потом застыл, уткнувшись носом в землю.

Мальчишку она тоже зацепила рукой. На всякий случай.

Она бежала от одного двора к другому и вопила что-то про игалс и невиновность. Взгляд ее ловил людей, которые упоенно рвали друг друга на части прямо на дороге и в собственных дворах. И приходилось к каждому подбегать и дотрагиваться, дотрагиваться, дотрагиваться…

А потом во дворах стали попадаться одни бездыханные тела.

К околице Таня добралась на подгибающихся ногах, заметила через забор крепкую женщину Арлениных годов – и ее же размеров, что примечательно. Та, упоенно хекая при каждом взмахе, забивала палкой девицу помоложе.

Таня выдавила из охрипшего горла «оставь ее» и, доковыляв, отвесила леща.

Истошный бабий визг, последний звук, сотрясавший воздух над деревней, смолк. Она на всякий случай, чтобы исключить мстительные порывы, приголубила ручкой и девицу.

Затем, держась за забор, выбралась на улицу, прошла несколько шагов к околице – и тут ее силы кончились.

Упав на четвереньки, Таня захлебнулась рвотой. Все тело горело, голову охватывал то жар, то холод. Дорога перед глазами кружилась, наплывала и ускользала…

Она рухнула в пыль, свернулась клубком. Холодная желтоватая земля под щекой приятно холодила. Мысль о том, что она на грани обморока, почему-то вызвала отвращение. И злость – слабенькую такую, выдохшуюся.

Таня подтянула к лицу руки; камушки в пыли больно царапнули кожу. Ладони двоились у нее в глазах, но сквозь рой черных точек, заполонивших мир, она разглядела на коже тонкий рисунок синих жил.

Сиянье их поблекло, почти выцвело, однако блекло-синие линии, сейчас похожие на старую, сведенную татуировку, продолжали оплетать руки ветвистым, прихотливо изогнутым древом.

Держать кисти становилось все тяжелее, плечи и тело сотрясала дрожь. Таня уронила руки, распластав их по дороге. Какое-то время лежала, натужно дыша и ни о чем не думая.

Потом в поле зрения возникло чье-то личико. Сморщенное, одновременно и старческое и детское. С большим, жадно распахнутым ртом. Из-под отвислых коричневых губ иголками торчали тонкие клыки.

Она из последних сил поднялась и села в пыли.

Игалсы и впрямь напоминали людей, вот только верхняя часть головы у них была странно скошена. И руки с ногами вывернуты, как у громадных кузнечиков. Они собирались вокруг, выползая из колосившейся рагены. Игалс было много, сквозь заросли бордово-коричневой травы виднелись спины бронзового отлива, уходившие вдаль лентой.

Одна из тварей подползла на расстояние вытянутой руки, глянула злыми глазами…

– А на меня не действует, – шепотом сообщила ей Таня. – Хоть со злости лопните, а только не действует. И шли бы вы туда, откуда пришли. А еще лучше – подохли бы все вместе.

Игалса, глядя на нее, вытянула передние лапки – маленькие, гадко вывернутые, с двумя выростами на конце, напоминающими толстые щипцы кусачек. Выросты сомкнулись на руке повыше запястья, Таня дернулась, пытаясь освободиться, но опоздала. Она ощутила дикую режущую боль и взвыла, глядя в злобное личико твари.

И к ней вернулась ярость, а мир в ответ снова послушно мигнул синим. Игалса, зажавшая ее руку, из бронзовой вдруг стала серо-стальной, в синих полированных отливах. Упала на бок, издала тонкий визг, заскребла по земле длинными задними лапами. Таня успела поджать ногу, но шипы одной из лап разодрали темно-синюю юбку ниже колена.

Она прижала руку к груди, баюкая ее. Вскинула глаза…

Стальной мор расходился, как круг на воде. Одна за другой твари с человеческими личиками вдруг теряли бронзовый цвет, падали и умирали в конвульсиях. Воздух заполнял звук от падающих и бьющихся тел, визг и скрежет…

Рука упала, голова ударилась об утоптанную землю.

Но всего этого она уже не ощутила. Мир поблек и исчез.

Сознание возвращалось медленно, капля за каплей. Кто-то похлопал ее по щеке, прошептал издалека:

– Девица Тарланьская! Очнитесь!

Она открыла глаза, борясь с тошнотой. Увидела над собой лица молодых магов. Тех самых, что должны были прийти в деревню, если она одолеет игалс.

Одолела, подумала она. Но счастливой себя почему-то не почувствовала.

Из глубин памяти всплыла недавняя беседа с верховным Харгором, и ее угрозы после игалс расправиться с его магами. Смешно. Сейчас Таня рукой не могла пошевелить, а уж чтобы быть кому-то угрозой…

Уголок ее рта насмешливо дернулся, и она слабо хрюкнула. Один из магов, склонившихся над ней, тут же озаботился:

– Девица Тарланьская, вам так плохо? Сейчас я…

– Ты что? – строго сказал другой, выглядывавший из-за его плеча. – Ее же запрещено подкреплять заклятиями.

– А если она умрет? – возразил первый. Прочие пять магов, как по команде, оторвались от лицезрения распростертой на земле Тани и уставились на него. – Умрет прямо тут, у нас на руках? Вы подумайте! Если она может уничтожать игалс, это же… да ей цены нет!

Тане хотелось надеяться, что она пока что не умирает, но тошнота и слабость сводили с ума. А еще больше собственное бессилие.

Перед глазами почему-то всплыла Арлена, а конкретно одно ее наставление: «Обморок есть действенное оружие женщины, но применять его следует только перед лицом друзей». Таню даже заставили тогда два дня репетировать мягкое падение на пол.

Что ж, лица вокруг нее казались вполне дружелюбными. И она уже лежала.

Таня из последних сил выжала из горящих легких тонкий стон, закатила глаза и вытянулась с расслабленным лицом.

– Ну что, убедились? – яростно прошипел ее заступник своим друзьям. – А знаете, что скажут, когда мы притащим к Вратам ее труп и расскажем обо всем? Что виноваты мы, а не верховный Харгор, отдавший приказ не лечить девицу, даже если она пострадает в битве с игалсами!

– А тут разве была битва? – с сомнением протянул один. – Игалсы, конечно, все дохлые, но без порезов. Просто в серый цвет окрасились.

На него шикнули сразу несколько голосов:

– Да ты что, Жирер! Битва наверняка была магическая, какие тебе порезы! Сказано было: девица амулет и живой артефакт Тарланьского дома, созданный проклятым колдовством подлых Тарланей!

Тот, кто подслушивает, вяло подумала Таня, всегда узнает о себе много нового и интересного.

– Ну ладно, подкрепляйте ее, – проворчал сомневающийся.

Она услышала шепот:

– Зинесу…

И ощутила легкое прикосновение к щеке.

Тошнота не прошла полностью, но отступила. Таня прерывисто вздохнула, ощутила руки-ноги, которых до этого вообще не чувствовала. Обе ее ладони были зажаты в руках юных магов, спина уже заледенела – осенний месяц оринь для отдыха на земле не очень подходил.

Она медленно раскрыла глаза, памятуя слова Арлены о том, что падать в обморок следует быстро и неожиданно, а выходить из него долго и мучительно.

– Как вы теперь себя чувствуете, девица Тарланьская? – спросил ее один из юных магов, тот, что ратовал за излечение заклятием.

Таня только вздохнула. Вольно ж Арлене было говорить про медленный выход, сама она небось падала в обморок только в отапливаемых замках. А тут лежи на земле, замерзай.

– Лучше, – просипела она. Надорванное горло отозвалось болью. – Помогите мне… подняться.

Маги с готовностью дернули ее вверх, поставили на ноги, держа под руки. Один даже за талию сзади уцепился – то ли поддерживал, то ли щупал под шумок.

Она поморгала, пережидая темноту в глазах и звон в ушах. Украдкой оглядела руки и кожу на груди в вырезе платья. Синих жил больше не было.

Потом Таня скользнула взглядом по отрезку дороги, уходящей в заросли рагена.

В колеях лежали тела игалс, стального цвета с синеватым отливом. Длинные задние конечности торчали вкривь и вкось, сведенные предсмертными судорогами.

– Все мертвы? – прохрипела она.

Юный маг, державший ее слева, уважительно отозвался:

– Все, девица Тарланьская. Чистая победа. Ваше имя, несомненно, занесут во все исторические летописи Эрроны. Вы спасли эту деревушку, и многие другие, до которых эти твари теперь не доберутся.

Было у Тани подозрение, что в исторических летописях победу, скорее всего, припишут верховному Харгору. А то и всему Совету магов. Обозвав при этом саму девицу Тарланьскую просто артефактом, без эпитета «живой». И без упоминания имени.

Это враки, что историю пишут победители; ее пишут те, кто посылает победителей в бой.

– А селяне? – выдавила она. Какое ей дело до местных летописей, в самом-то деле.

Тот же маг ответил:

– Четверть людей погибла, больше половины выживших нуждается в помощи. Как только мы выйдем отсюда, заслоны снимут и в деревню придут маги-лекари. Не беспокойтесь, девица Тарланьская.

Ее развернули и понесли через деревню, держа под руки. В некоторых домах к заборам подходили селяне – хромающие, перевязанные. Некоторые даже кланялись, завидев ее.

Элсил стоял высоко над деревней; прошло не меньше трех-четырех часов с того момента, как Таня влетела в Лисву, держа в руке потерявшийся теперь меч. Стало быть, маги сначала благоразумно подождали, пока выветрится запах от игалс, а уже потом отправились за ней.

Обратный путь Таня проделала, повиснув на руках юных магов. Те шагали размашисто и, не стесняясь, прямо на ходу громко обсуждали мощь и природу магических сил девицы Тарланьской. Ее личные тактико-технические характеристики, говоря сухим инженерным языком.

Она слабо перебирала ногами, разглядывала вприщур пронзительно-желтое небо и ни о чем не думала. Сил не было.

Верховный Харгор ждал Таню у Врат, довольный, улыбающийся. Перед ними сняли заслон, и ее подвели, а точнее, поднесли к верховному. Харгор тут же дал отмашку рукой, донеслись слова команд, рядом с Вратами из коричнево-бордовых зарослей рагены вынырнули маги, одетые в бордовые плащи, торопливо побежали по направлению к деревне.

Русый красавчик встал картинно, глянул на Таню по-отечески добродушно:

– Поздравляю, девица Тарланьская, все сложилось наилучшим образом. Вы живы, игалсы мертвы, и ваше пророчество вас бережет.

– А вы знаете, как выглядят дети, которых забили ногами? – спросила Таня срывающимся шепотом. От вида довольного и счастливого Харгора ее почему-то начала колотить дрожь.

С лица русого мага сползла улыбка.

– Это детали, – бросил он. – Мы сделали нужное дело. Благодаря этому будут жить многие и многие эрронцы.

– Почему игалсы появились именно в Эрроне? – хрипло спросила Таня.

Маг пожал плечами:

– Может, то была кара богов за прегрешения Тарланей, осквернивших страну. Бесчестный Тарланьский дом веками прелюбодействовал, подличал и губил всех достойных людей. Вот боги и не потерпели, наказав таким образом всех эрронцев за их многовековое бездействие.

Харгор глянул с вызовом, и Таня вдруг осознала, что ей это не нравится. Маг защищался. Что-то тут было нечисто…

Нечисто было и с ней самой. Таня ощутила, что колени больше не дрожат. В поддержке магов она уже не нуждалась, хотя те по-прежнему держали ее под руки. Что-то близилось. Новый прилив синего пламени?

Юных студиозусов, растерянно подумала Таня, хорошо бы убрать. Чтобы не кинулись обездвиживать ее в самый неподходящий момент. Интересно будет посмотреть на реакцию Харгора, когда ее кожу распишут синие жилы…

Она вздохнула, свесила голову, изображая девичью слабость, проскрипела надорванным голосом:

– Хочу сказать вам пару слов наедине…

– Отныне никто и никогда не будет разговаривать с вами наедине, девица Тарланьская, – отрезал маг.

Умный, бессильно подумала Таня.

– Отправляемся в Алый замок, – величественно распорядился Харгор. И уже начал разворачиваться к Вратам.

Таня стряхнула руки магов, стоявших справа и слева, шагнула вперед и дернула Харгора за плечо, разворачивая к себе. Краем глаза заметила, как валятся наземь те двое, которые только что держали ее под локотки. Похоже, с ними было то же самое, что и с селянами, – глубокий обморок.

А ведь синеньким не сверкало. И кожа, насколько Таня могла видеть, оставалась чистой. Выходит, теперь она может творить чудеса без световых эффектов? И без сияющей татуировки, что есть плюс, как ни посмотри – зачем же людей пугать, мало ли что им с перепугу в голову взбредет.

Верховный Харгор прошептал уже знакомое:

– Мин кунишу…

И шлепнул ее по плечу. Но знакомое заклятие обездвиживания на нее почему-то не подействовало, к большому разочарованию верховного Харгора. У того даже лицо сморщилось от изумления.

За все время пребывания в Анадее ей еще никогда не было так хорошо. В первый раз магия местных на нее не действовала. Она была наравне с сильными мира сего, говоря высоким стилем.

И это захватывало.

Таня, улыбнувшись, вскинула руки вверх. Взялась за отделанную бисером и шитьем горловину камзола верховного. За грудки, говоря по-русски. Прикрутила маленько жесткую ткань. Харгор, мужчина на полголовы ее выше, почему-то не воспротивился, а только покорно икнул, не сводя глаз с Таниного лица.

Уловив какой-то нехороший шорох, она глянула через плечо. И вовремя – двое из оставшихся на ногах четверых юных студиозусов уже стояли у нее за спиной. Тот, что постарше, сообщил напряженным шепотом:

– Не смей. Отойди от него, а то обездвижим.

Двое остальных склонились над упавшими товарищами, на нее глядели исподлобья. Один взирал враждебно, другой, с темными кудряшками, с любопытством.

Она ощутила, как в глубине души удушливой волной поднимается ярость. Здешние маги слишком уж привыкли полагаться на заклятие обездвижения, а Таня порядком успела от него подустать.

Молодой маг выкрикнул два заветных слова и мазнул ладонью по Таниной спине. Эффект превзошел все ее ожидания – парнишка побледнел и повалился назад. Второй, закусив губу, отважно потянулся следом и улегся рядом.

Где-то в глубине души маленькая частичка прежней Тани разразилась каскадом тревожно-жалостливых мыслей. Парни упали больно уж резко, словно у них все жилы выдернули. Могли ушибиться, разбить головы…

А нечего соваться, мысленно обрезала эти вопли Таня нынешняя, кипящая злобой и яростью.

Те двое, что сидели над телами своих товарищей, сделали выводы из увиденного. Один вскочил, повернулся к дороге. Метки бордовых плащей на ней уже приближались к деревеньке, маги спешили на помощь селянам. Второй распрямился почти одновременно, стремительно хлопнул первого по плечу.

Таня услышала короткий, резко оборвавшийся звук, начало пронзительного вопля. Лишенный голоса развернулся и заработал еще один шлепок, но уже в грудь. Застыл на месте, покачнулся – видимо, обездвижение в момент разворота ничего хорошего не сулило. Кудрявый шагнул вперед, обнял его и поддержал.

Таня сжала губы, брови сами по себе вопросительно вздернулись.

– Моя помощь прекрасной деве, – галантно заявил кудрявый. Осторожно уложил обездвиженного мага на землю и отвесил глубокий, церемонный поклон с замысловатым взмахом руки. – К тому же я за справедливость. Как-никак вы спасли целую деревню, они могли быть с вами и полюбезней.

Таня глянула с сомнением.

По-видимому, на помощь Харгору никто прийти не мог – маги уже вливались в Лисву, а из зарослей рагены новые силуэты не показывались. Почему верховный не оставил никого из взрослых магов для своей защиты? Самонадеянность или обычная неразбериха после неожиданной победы, пусть и чужой?

У нее мелькнула противная мыслишка: все слишком уж удобно получалось, слишком просто…

Она отбросила эти мысли и резко обернулась к Харгору. Ей на лоб тут же упала капля пота – маг обильно вспотел. Хотя жарко не было. Таня, прижав ворот, тряхнула русого красавца, сказала, четко отделяя паузой каждое слово:

– Почему игалсы появились именно в Эрроне? Откуда они пришли?

Харгор молчал, мучительно морщился, заливался нехорошей краснотой. Таня еще сильнее прикрутила горловину камзола, рявкнула:

– Говори, тварь, уничтожу!

И изумилась тому, как легко вылетели у нее эти слова. Княжеская кровь дает о себе знать? Или то самое, синенькое?

Маг все молчал, и Таня, отпустив ворот, легонько шлепнула его по щеке. Физическое воздействие, так сказать.

Харгор задохнулся. В буквальном смысле. В выпученных глазах, прежде красивых, сине-серых, с сахарно-белыми белками, а теперь залитых кровью и мутных, Таня вдруг рассмотрела свое отражение.

С раздутым лбом, с оскаленными зубами, из глаз мага на нее глядело чудовище. Вроде она… и не она. Словно из-под кожи наружу прорастала новая Таня, страшная и отталкивающая. Этот надлом бровей – откуда он у нее? Костистый, заостренный абрис скул – как прорезался? Из-под ее округлых, полных щек…

Она хватанула ртом воздух, резко разжала руки, поспешно ощупала свое лицо. Нет, все было как прежде. Почудится же…

Верховный Харгор, успевший задохнуться, надсадно кашлял. Она едва не упустила момент, когда кашель перешел в слова.

– Магия Источника – это дар Сострадающей. Однако Источник начал истощаться двадцать с лишним лет назад, а через десять лет пришла голубая чума. Мы оцепили зараженные деревни, вылечили кого смогли. Но были умершие, осталось много калек. Люди хоронили близких, помогали выжившим, сострадали… и Источник опять стал прежним. Он ослаб лишь через пять лет. Полгода назад нам привезли из-за морей одну игалсу. Всего одну, клянусь! Мы выпустили ее в маленькой деревушке. Но уже через декаду перестали приходить вести из нескольких деревень, а единственная игалса обратилась в целые полчища. Мы просто хотели, чтобы люди сострадали…

– То есть, – Таня скрежетнула зубами, – людям пришлось умирать, чтобы Источник сыпал кристаллами? И как, помогло? Воссиял ваш Источник?

– Нет, – признался маг дрожащим голосом.

Таня вскинула голову, отчеканила:

– В жизни так мало удобных случайностей, что умные люди организуют их сами, да?

– Вы не понимаете, – пробормотал Харгор. – Мы не можем сильно сокращать продажу кристаллов в другие страны. Властители могут объединиться. Источник, даже затухающий – лакомый кусок. Войска властителей просто задавят нас количеством. Мы не можем надолго оставаться без кристаллов, не можем оставить без кристаллов Анадею…

И тут Таня не выдержала. Рука взлетела сама собой, и она залепила Харгору пощечину. Не то бледное ее подобие, которому Таню обучала Арлена – без широкого замаха, запястье почти неподвижно, пальцы изящно бьют по щеке оскорбившего, можно сказать, только касаются, – а хорошую, полноценную оплеуху. От души и со всего плеча.

Что-то хрустнуло, и голова Харгора свернулась назад, словно шея у него была резиновой. Тело мягким кулем рухнуло вниз.

Синие жилы, лихорадочно подумала Таня, ощущая, как вновь мелкой дрожью заходятся колени. И на плечи словно давит невидимая рука, пригибая вниз.

Гори на руках жилы, она, может, и помнила бы, что каждое ее прикосновение теперь несет на себе печать синего пламени.

Но они не горели, и она ударила изо всех сил. Отбитая ладонь болела, доказывая весомость оплеухи.

И как все вышло-то, как все сошлось… Харгор остался с ней под прикрытием нескольких мальчишек. Один из которых даже встал на ее сторону. Причем взрослые маги, знающие и умеющие куда больше, ушли все до одного.

Неизвестно почему Тане вдруг вспомнилась строчка из книги, одной из тех, которые давала Арлена с наказом прочитать: «А там, куда нас путь ведет, тяжелый, горький, страшный, таится добрый кукловод в высокой горней башне»…

Слабость и тошнота окутали Таню черным покрывалом. Забирая у нее все – раскаяние, ужас, ярость…

Она упала на дорогу и уже ничего не видела и не чувствовала.

 

Глава восемнадцатая

Венец творенья, дивная Татьяна

Белым было покрывало, под которым она лежала. И белой была стена, на которую она смотрела.

Сбоку маячило лицо. Таня, сделав над собой усилие, всмотрелась и узнала того самого мага с черными кудрями, который помог ей, обездвижив своего товарища.

– Как вы себя чувствуете, девица Тарланьская?

Таня с усилием разжала губы. Ноющее горло выдало сиплый хрип. На теле словно черти горох молотили, ее захлестывала дрожь и слабость с тошнотой и звоном в ушах.

Маг глянул с пониманием, исчез, а через мгновенье Таня ощутила на губах край бокала.

– Это отвар иливы. Пейте, вам станет легче.

В голове и впрямь прояснилось, когда теплая кислая жидкость пролилась в горло. Таня наконец смогла выдавить:

– Татьяна. Я – княжна Татьяна.

Маг приподнял брови, тут же с извиняющимся видом заулыбался, прижал руку к груди:

– Умоляю о прощении, хотя и недостоин…

После чего, блеснув влажными карими глазами, послал Тане совершенно недвусмысленный взгляд. Маг, следует отметить, был хорош собой; не той зрелой мужской красотой, что отличала верховного Харгора, а другой, более молодой и чувственной, южного андалузского типа. Темно-вишневые глаза под густыми ресницами, ровный нос с легкой орлиной горбинкой, рот Аполлона Бельведерского с капризно вылепленным изгибом нижней губы, темные кудри. Эдакий вьюнош прелестный со взором горящим.

– Где я? – прохрипела Таня. С каждым словом слабость накатывала вновь, давила на грудь холодной подушкой. Приходилось делать паузы, выдавливая из горла каждое слово. – Что… Харгор и маги?

Маг заботливым жестом поправил на ней покрывало, положил на лоб холодную тряпицу, склонившись так, что Танину щеку обдало его дыханием. Глянул в глаза проникновенно и восхищенно.

– Все позади, все кончилось, мы сейчас в Аретце. Это один из вольных городов на юге Анадеи, куда Совет магов не рискует соваться. Здесь вы в безопасности, княжна Татьяна.

Таня перевела взгляд с лица мага на белую стену за ним. Там была дверь, а зеленоватый дневной свет падал сзади, со стороны изголовья; стало быть, окно находилось за кроватью.

– Я применил на вас заклинание, возвращающее силы, но оно не помогло, – сообщил маг. – Возможно, это связано с вашим магическим даром и с тем, что последний раз вы творили свою магию после такого же заклинания. Ваш организм истощен до крайности, даже подкрепляющие чары теперь не действуют.

Руки его тем временем подтыкали покрывало вокруг Тани. Она чувствовала легчайшие, чуть вороватые прикосновения к своим бедрам и плечам. Хамил помаленьку маг, распускал блудливые рученьки.

Но сопротивляться не было сил. Решительно никаких. Слабость не отпускала, держала крепко. Дрожь потихоньку перестала сотрясать тело, но поселилась в животе, что-то там внутри спастически подергивалось, было такое ощущение…

– Я решил испробовать некий способ, принятый у простонародья, у которого нет денег на мага-лекаря, и позвал к вам местную травницу. Она велела поить отваром иливы, правда, пришлось разжимать вам зубы, чтобы влить это пойло. Но зато вы наконец очнулись.

– Сколько? – прохрипела Таня.

Маг понял ее моментально, сообщил, заглядывая в глаза:

– Два дня уже. Меня не хотели пускать в город – с вами-то на руках. Решили по вашему виду, что у вас заразная болезнь. Пришлось отдать все кристаллы, что у меня были.

Таня попыталась иронично хмыкнуть, но все, что у нее получилось, это чуть более глубокий выдох. Выдавила:

– Верховный Харгор?..

Парнишка сочувственно улыбнулся.

– У него сломана шея. Он был мертв, когда я уносил вас из Лисвы.

Таня похолодела. Она убила человека. Дрянь, мразь… но человека.

Имелись, конечно, смягчающие обстоятельства: ее одолевали странные, вроде как и не ее, ярость и злость. И синее пламя помогло, хоть и осталось невидимым, иначе разве она могла бы прибить одним ударом здорового мужика? Но правда заключалась в том, что она желала Харгору смерти, давая ему пощечину. Желала и убила. Никаких отмазок, стало быть.

Ох, что же теперь будет…

Словно угадав ее мысли, молодой маг серьезно сказал:

– Совет магов будет в ярости. Верховный Харгор является… то есть являлся сыном бывшего верховного Аргора. Того самого, кто лично пленил вашего родственника Арса и привел его к Источнику, обеспечив тем самым победу восставшим магам. Позиции Аргора до сих пор сильны в Совете, и он, несомненно, потребует вашей казни. Злоумышляющему против магов в Эрроне грозит царкуба, вечное обездвижение, и хорошо, если найдутся родственники, чтобы кормить и обмывать навечно обездвиженное тело. А убившему мага полагается царгема – обездвижение и заключение в тюрьме Совета, где ученые маги отрабатывают на людях новые заклинания. Вам, точнее, вашему телу это сулит сплошные ужасы, потому что Аргор после отставки стал главой ученых магов. Даже ваша сила не поможет, вы после ее применения, как я заметил, имеете нехорошую привычку впадать в беспамятство.

Таня сморщилась. Просипела:

– А просто казнить не судьба?

– Как можно! – возмутился маг. – Нынче на дворе эпоха Велаты Сострадающей, и вот так просто убить другое существо никак нельзя, особенно в нашей светлой, богоизбранной Эрроне.

В голосе юного красавца звучала откровенная ирония.

Таня без сил вытянулась на подушках. Интересное обстоятельство: после слов кудрявого мага ее жалость к верховному Харгору резко уменьшилась. Тело захлестывали попеременно волны то жара, то холода. Ее сотрясала вернувшаяся крупная дрожь. Нервы, нервное истощение…

Надо успокоиться. Отвлечься, спросить о чем-нибудь другом.

– Совет магов разрабатывает новые заклинания? – проговорила она через силу. – А тех, что оставил Дар Тарлань, уже не хватает?

Парень с андалузским профилем окатил ее восхищенным взглядом:

– О да, я тоже считаю, что Дар Тарлань заложил основы магии, создал все известные заклинания. Но Совет магов… Вы уже знаете, что они обвиняют Дара Тарланя в воровстве и присвоении божьего дара?

Таня двинула челюстью, обозначая кивок.

– Так вот, они решили, что лучшее доказательство тому – это расширение списка заклинаний, оставленного первым Тарланем. Поэтому сразу же после изгнания вашего семейства были отобраны маги, славящиеся своей ученостью. Бывший верховный Аргор заявил, что каждое слово, пусть и умозрительно, можно разделить на части. И предложил провести сравнение всех заклинаний из всех сводов и списков, с тем, чтобы разделить их на части, сравнив между собой вычлененное.

Таня прикрыла глаза. Средневековье доросло до корней, суффиксов и приставок. Прогресс налицо.

Но следующие слова заставили ее снова приподнять веки.

– Теперь у них набрался целый список вычлененных частей, и они меняют их местами, соединяют новыми способами. А затем испытывают на приговоренных. Говорят, получаются результаты, очень болезненные для людей, которые приговорены к царгеме. Но Аргор и его маги полны надежд.

– А что же… – Таня глубоко вздохнула, чтобы отогнать кружившие перед глазами мошки. – Что же они не начали с камней и прочего неживого?

Маг сказал интимно-доверительным тоном:

– Так на людях, по словам Аргора, яснее видны недостатки нового заклинания. Я слышал, они с людьми такое творят – страшно видеть! А уж слышать их крики… Хорошо, что подвалы у Алого замка большие, вместительные. Есть место не только для мастерских, где маги Аргора плетут новые заклинания, но и для камер с осужденными.

Таня опять прерывисто вздохнула. Ей это только показалось или юный маг и впрямь пытается ее запугать?

Что сделала бы Арлена на ее месте? У Тани перед глазами встала сцена в храме. Арлена прикинулась бы классической блондинкой, это как пить дать. А сама при этом смотрела, примечала, мотала бы на ус…

– О, какой ужас! – воскликнула она.

И, закатив глаза, беспомощно склонила голову к плечу. Самое время изобразить беспамятство. Благо она и впрямь недалека от него по причине слабости.

Молодой маг, оставшись наедине с безгласным телом, утомленно вздохнул. Лениво хлопнул Таню по щеке; не добившись реакции, отошел от постели. Потом она снова услышала шаги. Танину голову приподняли, разжали ей зубы железной пластиной. Кислый отвар полился в горло.

Она покорно глотнула, чуть не поперхнувшись. Приподняла веки, выдавила:

– И что же мне теперь делать? Я хочу домой, в Фенрихт…

Ибо именно этого должна желать всякая приличная княжна, оказавшаяся в безвыходной ситуации.

– Вам нельзя домой, – наставительно сказал ее спаситель. – Я знаю Аргора, он ни перед чем не остановится. Чтобы отомстить за своего сына, бывший верховный разнесет убежище Тарланьского дома по камешку. Вы же не желаете зла тем бедным детям, что живут в Фенрихте?

– Как же быть? – Таня из последних сил выдавила из себя всхлип.

Маг вдруг дернулся и исчез из ее поля зрения. Таня, превозмогая дурноту, скосила глаза.

Лицо кудрявого вьюноши было теперь на уровне покрывала, под которым она лежала. Маг, похоже, встал на одно колено перед кроватью, а та была высоконькой.

– Вы спасли крестьян Лисвы, – с волнением в голосе возвестил вьюноша. – А я спасу вас! Я, как только увидел ваши глаза, понял, что в них плавает закатный Элсил! Я никогда еще не видел глаза такого необыкновенного цвета! О, это сияние заката в вашем поистине небесном взоре!

Не будь Тане сейчас так плохо, она заржала бы. Ее болотисто-зеленые глаза сравнивать с изумрудными заревами этого мира? Ей-то польстили, но Элсил явно обхаяли.

Вслух Таня, разумеется, ничего не сказала. Просто полуприкрыла веки и слабо ворохнулась под покрывалом, с радостью ощутив, что дрожь почти ушла.

Собравшись с силами, она из чистого озорства томно курлыкнула:

– А благородный Орл находил… что в моих глазах… играет рассвет.

Правда, пришлось сделать две остановки во фразе, но дело того стоило, потому что юнец вскочил, сделал стойку, выпростал из-под покрывала Танину ладонь и скользнул по ней губами.

– О да, как же я не подумал! В ваших глазах все рассветы мира, ибо вы сами свежи и прекрасны, как утренняя заря. Как наступающий день! Но кто этот Орл, который смеет делать вам комплименты?

Придурок, хотела сказать Таня. Но губы почему-то сами собой выдали:

– Один кавалер из Фенрихта.

Перебрала она общения с благородными Тарланями, вне всякого сомнения.

– А-а! – вознегодовал молодой маг. Глаза его блеснули яростно и возбужденно. – Забудьте его, о прелестная и благородная госпожа, он вас не стоит. Разве он попытался найти вас и спасти? Посмотрите на того, кто рядом с вами, кто готов пожертвовать ради вас всем!

Если играет, то очень хорошо, подумала Таня. И выдавила:

– Ах, оставьте… мне не до этого. Что же мне делать?

Юнец присел боком, закинул руку на другой край узенькой кровати, склонился над ней. Будь Таня настоящей княжной, следовало бы найти в себе силы и дать ему пощечину.

Княжной она не была, но выходить из образа не следовало, так что Таня, прикрыв свои закатно-рассветные очи, выдала протестующее хныканье.

– Я открою вам страшную тайну, – прошептал молодой маг. И склонился, стервец, еще ниже, так что его распаленное дыхание коснулось Таниной шеи. – Я не эрронец…

Почему это было тайной, Тане оставалось непонятным, а посему наглеца следовало поощрить и разговорить. Таня чуть приподняла ресницы, одарила разгоряченного мага мутным взором с намеком на удивление.

– О?

Арлена как-то раз ей сказала, что звук «о» крайне многозначителен. И что с его помощью приличная дама может выразить чуть ли не все возможные эмоции, а также принять участие в любой беседе, даже самой неприличной, не испортив при этом своей репутации, – слов-то произнесено не было.

– Вы этого не знаете? – самую чуточку удивился маг. – После победы Совета магов в Академию допускаются лишь выходцы из Эрроны. А поскольку нельзя стать магом, если ты не прикоснулся к Источнику, не-эрронец даже с сильным магическим даром в маги не попадет. Но я с детства грезил о волшебстве и чарах, а моя семья обладает большой властью на родине… достаточной, чтобы воплотить мою мечту. Была найдена эрронская пара, жившая в провинции, в уединении. Они привезли меня в Кир-Авер и объявили, что я их сын. Моя няня была из Эрроны, так что я знал анадейский язык и обычаи. Даже характерная внешность не стала препятствием – в Эррону часто привозят прекрасных девушек с моей родины и наша кровь гуляет по вялым эрронским жилам. Я стал студиозусом, но потом пришло это безумие. Я сам не понимаю, как им удалось уговорить меня отправиться в Лисву, но я счастлив, потому что там я увидел вас.

Таня закатила глаза, предварительно прикрыв их веками. Сейчас опять запоет про небесный взор. Она мученически простонала:

– О-о…

– Вы так слабы, – заторопился маг. – Буду краток. Когда вы убили Харгора, я понял, что вас надо спасать. Поэтому и только поэтому я взял на себя смелость спрятать вас от Совета магов. Мы уедем на мою родину, прелестная и благородная Татьяна! Как я уже сказал, моя семья обладает там большой властью. И большими богатствами, так что вы ни в чем не будете нуждаться. Все равно у вас нет другого выбора, я не позволю, чтобы вы погибли здесь.

А вот это «не позволю» ты зря сказал, подумала Таня. Потому что теперь становится ясна раскладочка.

Дела в Эрроне пошли плохо, и тебе эта страна больше не нужна. Тем более что свое касание к Источнику ты от нее уже получил, это как пить дать. А на родине ждет семья, обладающая большой властью и богатством. И можно ли придумать лучший подарок, чем живой артефакт Тарланьского дома? Тем более что он видел, как сработал ее дар в Лисве. И знает, что после его использования она впадает в беспамятство – подходи и бери голыми руками. Такими девицами не разбрасываются.

А маг тем временем продолжал заливаться:

– Я украшу вашу шею ожерельями из драгоценных кристаллов, ваши ноги будут ступать лишь по серебру, ваши руки будут касаться только золота. Лучшие серендионские благовония окутают вашу красу, ибо спелому плоду положено благоухать. Лучшие шелка покроют вас и скроют ваше лицо, ибо рассветные очи моей избранницы зрелище не для простолюдинов…

Что-то подобное она уже слышала – о том, что некие участки ее тела зрелище не для простолюдинов. Правда, Арлену тогда беспокоили лишь ноги. У Тани было ощущение, что по мере того, как она познает этот мир, Тарланьский дом в ее глазах начинает все больше и больше смахивать на скромный такой рассадник демократии в мире средневекового шовинизма. Таня вздохнула и тревожно отозвалась:

– О!..

– Не бойтесь, приличия будут соблюдены, – улыбаясь, успокоил ее маг. – Я женюсь на вас. Раз в месяц мой отец присылает сюда корабль, на всякий случай. Знаете, мы единственные в Анадее, кто еще не утратил секрет постройки больших судов, способных пересекать моря. Увы, злобные маги не дают нашему Серендиону крупных кристаллов, которые потребны для постройки Переходных Врат. Поэтому мы поплывем на корабле. Он придет тридцать пятого ориня, через девять дней…

Серендион? Она надеялась, что кудрявый вьюнош не слышал, как она сообщила Харгору о своей матери из тех мест. Таня попыталась вспомнить все, что слышала об этой стране. Там правит каган Вакриф, у которого есть не только четырнадцатая, но и сточетырнадцатая дочь – спасибо Орлу за сведения. Упомянутая личность многоженец, не иначе. В Фенрихт как-то раз заходил бродячий серендионский торговец с рассказами о серендионских нравах. И дамах. Увы, Таня не слышала его рассказов, потому что сидела взаперти. Намекала ей тогда Арлена, что она еще пожалеет о своем упрямстве – и вот пожалте, сейчас жалеет.

Таня приподняла ресницы, облобызала мага взглядом от пояса до кудрявой макушки, пропела вопросительно и с намеком:

– О? О-о-о?

– Ах, простите, я не представился, – правильно понял ее намек маг. – Меня зовут Таркиф. И я…

Он сделал многозначительную паузу, объявил с улыбкой:

– Сын кагана всего Серендиона, самого Вакрифа!

Что-то такое Таня и подозревала. Не у каждой семьи хватит богатства, чтобы каждый месяц присылать корабль в чужой порт просто так, на случай, если сыночку вдруг приспичит вернуться.

Таркиф смотрел на нее гордо, явно ждал реакции. Таня сомлела:

– О-о-о…

И мутным взором поблуждала по потолку, мол, на радостях себя не помню. Потом закрыла глаза и вдавила затылок в подушку.

Сын кагана вскинулся:

– Я сделаю все, чтобы мы были счастливы!

Таня пробормотала:

– Я так слаба. Хочу спать. Умираю…

– О! – выдал маг. Не иначе как от нее заразился. – Да, конечно, вы измождены, мы поговорим позже. А сейчас вам надо поесть, вы два дня живете на одних бульонах и целебном отваре. Я пришлю служанку, она вас покормит, и вы отдохнете. Выздоравливайте, моя прелестная Татьяна!

Таркиф наконец ушел. Таня рывком вытащила из-под покрывала и поднесла к лицу дрожащие ладони. Чистые, без единого намека на синеву. Она бессильно уронила их обратно на кровать и задумалась.

Чудные дела творятся в мире, где властвуют местные Семь богов. Ох ты ж, еж твою кудрить, ту япону маму, как говаривал дед, оставшийся в России.

Что она может делать и как она это делает, Таркиф уже видел. Но все равно собирается тащить ее в Серендион, стало быть, у него есть козырь в рукаве. А вывод отсюда только один: бежать надо. Причем бежать, не используя своего дара, иначе весь побег кончится привычным уже обмороком.

К тому же Тане не хотелось будить эту чертову Силу. При мысли об этом тошнило.

Оставался один вопрос: а куда бежать-то?

Как ни горько было это признавать, но бежать следовало к Тарланям. Не потому что они родня, а потому, что Таня помнила о высшей цели, о возвращении к деду и матери. Что могли обеспечить только милые родственнички.

Стало быть, ее дорожка лежала в Фенрихт.

Однако прежде чем бежать, надо встать на ноги и разузнать, что творится в этом городе. Чтобы Совет магов не рисковал сюда соваться, местные должны были чем-то ему пригрозить. Чем-то, внушающим всяческое уважение…

Ей следует играть скорбную здоровьем княжну. Все равно до прихода корабля время еще есть. Нужно отлеживаться, набираться сил, слушать, что говорят слуги, и изображать девичью покорность. Так оно будет лучше. Пока лучше.

Из-за двери донесся частый мелкий топот. Створка распахнулась, на пороге возникла служанка с подносом в руках.

Таня страдальчески вздохнула и застыла с полуприкрытыми глазами.

Служанка, крупнотелая девица с неприветливым лицом, брякнула ей на колени поднос и развернулась к выходу.

– Вы такая славная девушка, – прерывистым голосом пролепетала Таня в четырехугольную спину, задрапированную пышной блузой. Что-то подобное ей самой говорила Арлена в их первую встречу. – Вот гляжу я на вас и думаю: до чего же вы похожи на мою сестру, благородную княжну Орелию!

Девица притормозила, развернулась, заинтересованно взглянула на Татьяну:

– Да? А мне папенька говорил, что у нас в роду давным-давно, еще при первом Тарлане, имелись благородные. И на Заливной улице, где живем, наша семья самая уважаемая.

Надо ей польстить, подумала Таня. И поспешно согласилась:

– О да, благородное происхождение ничем не скроешь. Как ваше имя, благородная девица?

Девица расправила плечи до отказа, выпятила грудь. На первых уроках танцев, когда Ленклав попросил Таню изобразить благородную осанку, она тоже вытворяла что-то подобное. И тогда он разъяснил, что прямая осанка и выпяченная грудь есть вещи разные. Если первое подобает даме, то второе – девице из торговых кварталов. Благородный Ленклав Тарланьский так и не произнес слова «шлюха».

– Аюзанна, – сообщила служанка. – А что?

Таня измученно улыбнулась:

– О! Наши имена созвучны. Вы Аюзанна, я Татьяна… Скажите, благородная Аюзанна, кто является хозяином дома, в котором я нахожусь?

– Господин Омсель, – ответила девица.

– Я хотела бы… – Таня страдальчески сморщилась. Она и в самом деле долго не ела, от вида и запаха еды на подносе живот скручивало в узел так, что в глазах темнело. – Я хотела бы поблагодарить почтеннейшего господина Омселя за приют.

До чего же трудно быть княжной, когда еда на подносе и жрать хочется!

– Так он только что отсюда вышел, вот и благодарили бы. – заявила девица. – За подносом скоро зайду, ешьте побыстрее.

– О, благодарствую… – забормотала Таня ей в спину.

Итак, дом принадлежит Таркифу, который в этом городе носит имя Омсель. Информация вроде бы бесполезная, зато она сумела разговорить служанку.

Таня опустошила половину подноса, дождалась возвращения девицы и выдавила:

– Благодарю вас, благородная Аюзанна. А скажите, красив ли город Аретц? Я о нем слышала, но никогда не бывала.

– Порт есть, – деловито сообщила служанка. – Корабли заходят не часто, но зато все из Серендиона и диких стран. Разные диковины привозят, торговцев тамошних. У нас тут и лавки на набережной богатые имеются, в двух шагах отсюда. Там на все эти привозные редкости поглазеть можно. Опять же два рынка, новомодный театрус и капитория, куда выборные с каждой улицы на сход ходят. Больше ничего особенного нету…

Выборные с каждой улицы? Таня припомнила уроки Арлены. Аретц, Монсель и Гарлир – три вольных города на юге Анадеи, на самом краю Юргенской пустоши. Делами в них заправляли советы городских жителей, правителей не было, отсюда и название – вольные.

Аюзанна подхватила поднос, Танины мысли перескочили на другое. Если бежать, используя Врата, нужно сначала их найти. Обычно в городах Переходные Врата ставят на рыночных площадях. Или рядом, в центре.

Она выдохнула:

– А где расположены рынки, благородная Аюзанна? Может, прогуляюсь как-нибудь по торговым рядам.

Не зря Арлена советовала ей добавлять титулование при каждом обращении, ох не зря… Пышнотелая девица в ответ одарила Таню размягченным взором, сообщила:

– Рыбный рынок у нас недалеко, тут на берегу. А второй, шелковый, подальше, возле капитории. И театрус при нем.

После этих слов она оглянулась на дверь и поспешно ушла, а Таня вытянулась на подушках с закрытыми глазами. Итак, ее держат в доме на краю города, возле набережной. Поблизости рыбный рынок. Шелковый… шелковый должен быть где-то в центре города. Врата скорее всего рядом с ним.

Что еще ей следовало учесть? По всей Анадее принято брать пошлину за вход, но в вольном городе могли брать и за выход. Народное управление иногда обходится дороже, чем монархия и прочий деспотический строй.

Следовательно, нужно раздобыть деньги, а также платье и обувь. Придется подыграть каганскому сыну, глядишь, и выпустит на прогулку. Чего не сделаешь ради одежды и знаний.

Потом она перекатилась на бок, почти не потревожив этим движением просторную ночную рубаху, которая обнаружилась на ней под покрывалом. Тело ответило на поворот участившимся дыханием и недолгой темнотой в глазах. Но в общем и целом она чувствовала себя гораздо лучше, чем до еды.

Таня закусила губу и принялась обдумывать случившееся в деревне Лисва. В свете всех прочих обстоятельств…

Итак, начало событиям положил визит лысого служителя, рассказавшего о сне, где главенствовал бог по имени Коэни. Бог пожелал Таниного появления в храме. Она пришла – точнее, ее туда привели. И у храмового дерева вмиг побелела листва.

Потом Таня вернулась в Фенрихт, наткнулась на Орла и ощутила в себе синее пламя. Правда, в Фенрихте она всего лишь нарисовала Орлу синяк под глазом, пробив поставленный им магический заслон. И в обморок после всего не упала.

Через два дня Таню похитили, отправили в Лисву, где синее пламя уже растеклось по ее коже, а сама она принялась усыплять наложением рук, на манер библейских святых. После чего одна из игалс коснулась ее руки, и все твари, скопившиеся в окрестностях деревушки, сдохли. Словно мор библейский прошел.

А у нее появилась тенденция терять после совершенных чудес сознание.

Концовка. Драматическая, как в голливудском боевике. У Врат она убивает верховного Харгора одной пощечиной, предварительно отправив в беспамятство четверых молоденьких магов. Причем в последнем случае она даже пальцем не шевельнула. А подлый синий огонь внутри уже не плескался, снаружи не рисовался и вообще никак не проявлялся. Разве что несвойственной ей яростью.

В этой истории было два подозрительных момента. Первый: Харгор отправил всех опытных магов в деревню, а сам остался с Таней и горсткой студиозусов из местной Академии магов.

Впрочем, верховный наверняка был магом не из последних. К тому же Таню смогли обездвижить при похищении. Стало быть, Харгор мог понадеяться на собственную силушку.

Однако, сурово подумала Таня, он должен был представлять, что она натворила в деревне. И опасаться. Но почему-то этого не сделал.

Второй странный момент: в горстке студиозусов, оставшихся с Харгором, нашелся засланный казачок, сын серендионского кагана, косивший под местного. Очень удачно и очень вовремя нашелся. По сути, он Таню спас, потому что возвращаться в Алый замок для нее было смерти подобно.

Вот только за каким чертом ей на ум пришли строки про кукловода? Интуиция, предчувствие? Может, она тоже начинает потихоньку пророчествовать?

Таня натянула покрывало до самого подбородка и постаралась вспомнить знаменитый катрен Алидориуса Верейского.

Пятая строка, подумала Таня. Пятая строка уже частично исполнилась, поскольку лист побелел. И не один, а много листьев. Она подсунула под подушку ладонь, прикрыла глаза.

Пророчество про «проклятье древних королей» осталось вроде как неисполненным, хотя шут его знает. Может, тот замок в Ярге, слепленный из остатков домов и оград, и был результатом такого проклятия? А может, с этим как-то связаны игалсы. Они ведь расползлись по пограничным деревушкам, то бишь по окраинам.

Теперь надо ждать почернения некоего цвета. Но что это будет и как произойдет, Коэни его знает.

Танины мысли снова совершили скачок и вернулись к случаю у Врат. Если предположить, что там и впрямь присутствовала воля некоего кукловода, то возможности у него должны быть, прямо скажем, божественные. А хотел он, судя по результатам, или убить Харгора, или отправить Таню в Аретц.

А может, и то, и другое, вместе взятое, сонно подумала она. Кстати, если верна идея про Аретц, то именно здесь Тане и предстоит увидеть пресловутое почернение цветов. Или что-то другое, не менее значимое и эпохальное.

Она зевнула и уже начала проваливаться в мягкую темень сна, когда с улицы донесся вопль, приглушенный оконными стеклами:

– Кто друг коту, тот враг богам!

Таня кое-как подняла себя с кровати, углядев попутно громадную ночную вазу, размером с хороший унитаз, установленную прямо за ее ложем. Слабо хмыкнула – а в прежние времена непременно бы ехидно рассмеялась. И потащилась к окну, держась рукой сначала за кровать, а потом за стеночку.

За мутноватым окошком лежала улица, вдоль которой текли двухэтажные домики, залитые лучами местного светила и облепленные со всех сторон разномастными полотняными навесами. Один из таких навесов трепыхался как раз под тем окном, в которое глазела Таня.

По неширокой улице к дому почтенного господина Омселя приближалась странная процессия. Два человека толкали перед собой клетку, поставленную на колеса. На дне ее темнела серая груда. На передней решетчатой стенке болтались две дохлые кошки, привязанные за длинные хвосты.

Сзади попарно шли еще восемь человек, одетые в сероватые хламиды вроде тех, что носили служители тарусского храма Семи. Процессия, миновав Таню остановилась и завопила снова:

– Изгони кота из сердца твоего, потому что демон внутри у него!

После чего странное сборище странных типов опять зашагало по улице.

Таня смотрела пока могла; улицу обрезал край оконного проема, глубокого, выложенного камнями. Еще два раза люди с клеткой останавливались и орали. Первый вопль уходящих Таня еще разобрала:

– Когда кот-вредитель садится тебе на колени, на них садится один из демонов!

А второй вопль из-за дальности расстояния донесся просто неразборчивым шумом.

Таня стояла в задумчивости, уцепившись обеими руками за тонкий подоконник. Аретц и коты-вредители. Что-то такое Арлена упоминала при самом первом их разговоре, еще там, на родине, в квартире соседки.

Все вдруг всплыло в памяти так ярко, словно случилось только что. Даже лицо Арлены возникло перед глазами, со скорбными складками в углах рта…

В Аретце жители вдруг уверовали, что в их бедах виноваты кошки, вот что сказала пожилая блондинка. Они учредили Лигу борцов с котами-вредителями и сожгли всех кошек в городе. А теперь эта Лига, по слухам, принялась за людей. Кто-то наложил на весь город заклятие безумия, не иначе, потому как это массовое помешательство.

Таня глянула на улицу. Там и сям из-под полотняных навесов выходили люди, убравшиеся с мостовой при приближении процессии, буднично шли по своим делам, разговаривали…

Она, шатаясь, добралась до постели, забралась под покрывало и уснула.

Когда Таня проснулась, был уже вечер. Свет, падавший из окна и освещавший комнату, стал блеклым, по углам начали сгущаться оливково-серые тени. Девица Аюзанна принесла ужин. На этот раз Таня выведала от нее, что к шелковому рынку надо поворачивать вправо от дома, а потом поворачивать влево… и снова направо. Сама же означенная девица ни разу не путешествовала через Врата, – незачем, ибо родственников за пределами Аретца не имелось.

Зато Таня узнала, что выход через Врата в Аретце бесплатный.

После Аюзанны явился сам Таркиф. Коротко стукнул и тут же вошел, по-хозяйски широко распахнув дверь.

А Таня, как назло, перед этим решила прогуляться по комнате и уже успела усесться на краю кровати. Поскольку шаги Аюзанны всегда гулко отдавались в коридоре, она надеялась, что услышит и прочих визитеров, прежде чем они войдут. Но подлый каганский сын подошел к двери совершенно беззвучно. Да и позволения войти ждать не стал.

Прощай, образ болезной княжны…

– О! – возмутилась Таня, сдернув с кровати покрывало и прикрыв им грудь.

На ней была надета одна широченная рубашка, вырез которой, вполне возможно, смотрелся очень скромненько на внушительном бюсте Аюзанны. Но лично Таня из этого выреза едва не вылетала. К тому же за проведенные в беспамятстве дни она потеряла с десяток килограммов, не меньше.

Влетевший в комнату Таркиф застыл на пороге, изобразил на морде лица радостный восторг.

– Ваши глаза как рассветное море! Если бы я мог стать единственным кораблем, что его бороздит!

Таня стиснула зубы и напомнила себе: думать и поступать как Арлена.

– О! – возмутилась она. – Вы меня смутили! Вы же благородный человек, господин Таркиф. Вы не можете врываться в комнату благородной девицы, не дождавшись ее позволения войти.

Каганский сын вкрадчиво ответил:

– Моя прелестная и благородная Татьяна, нужно ли стыдиться, когда в скором времени вы станете моей женой. Или я вам неприятен?

– Приличная девица, – твердо объявила Таня, – должна беречь свою чистоту, пока не произнесен брачный обет. Выйдите и войдите, как положено, прошу вас.

Таркиф помедлил, но все же вышел из комнаты. Картинно постучал снаружи в неплотно прикрытую створку, сказал, почти не скрывая насмешки в голосе:

– Вы позволите войти, о моя прелестная скромница?

Таня за время передышки успела обмотаться покрывалом и обыскать комнату взглядом – нет ли чего подходящего для подручной обороны? Увы, кроме ночной вазы за кроватью, ничего не годилось, да и та была слишком тяжела, чтобы она смогла ее поднять.

Комната вообще отличалась минимумом меблировки, кровать и ваза – вот и все мебеля.

– Войдите, благородный господин Таркиф, – позволила наконец Таня, чувствуя себя актеркой в дешевом водевиле.

Андалузской красы юнец вошел, прошагал к кровати, ухватил за мизинец руку, которой она поддерживала складки покрывала на груди. Приложился к ручке, не отнимая ее, да так, что нос с горбинкой на мгновенье прилип к скромному Таниному бюсту.

– Вы есть фиал скромности, чистейший сосуд благовоспитанности!

– О! – отозвалась Таня. – Вот как раз об этом я и хотела поговорить. Благовоспитанность моя вопиет, а скромность поколеблена и кровоточит. Девице моего происхождения не пристало встречать гостя в одной сорочке.

Чертов придурок куртуазно улыбнулся:

– Как писал Чесаф Лягурский, «бутон моего сердца свеж всегда, хоть укрывай его вуалями, хоть нет».

– Позор! – зловеще возвестила Таня, не проникшись строками какого-то Чесафа. – Позор княжне Тарланьского дома, будущий муж которой неспособен прикрыть ее наготу подобающим платьем!

Это, кажется, Таркифа проняло. Он слегка нахмурился, но тут же разгладил наморщенный лобик, опять лучезарно улыбнулся.

– Завтра же вы получите платье.

– Также я желаю развлечься. – Таня изобразила на лице страдание. – Эта деревенька Лисва, эти бедные люди, что грызли и кусали друг друга… все это так и стоит у меня перед глазами. Я боюсь, что сама начну кого-нибудь грызть и кусать. Мне, несомненно, нужно подлечить нервы. Кстати, я слышала еще там, в Фенрихте, что город Аретц имеет новомодный театрус. Как бы я хотела посмотреть его представления!

– Но… – Таркиф выглядел недовольным. – Вам не следует показываться в публичных местах, благородная княжна Татьяна.

Они немножко померились взглядами, но потом Таня вспомнила одно из наставлений Арлены: «Битву с мужчиной выигрывает только та женщина, которая умеет правильно ее проиграть».

Таня душераздирающе всхлипнула, опустила взгляд, укуталась в покрывало до бровей. Выдавила:

– Если уж теперь, перед свадьбой, вы не готовы заботиться обо мне, то чего мне ожидать потом?

– Нет! – отрезал Таркиф. Но тут же торопливо произнес: – Как только мы прибудем в Серендион, все изменится, обещаю вам.

– До Серендиона еще девять дней, – всхлипнула Таня. – Я так одинока, я сижу взаперти… Отпустите меня хотя бы на шелковый рынок! Мне нужны чулки, обувь; я же благородная дама, вы должны понимать! Ах, эти стены так давят!

Голос каганского сына, когда он ответил, был тяжел и суров, словно он разом утратил желание заигрывать и очаровывать:

– Нет. Вы не понимаете – Совет магов разыскивает вас повсюду. И этим утром, кстати, стражники Аретца получили приказание искать девицу с волосами темного меда и глазами странного зеленого цвета. Поскольку местные выборные не особо прислушиваются к эрронскому Совету магов, боюсь, вы понадобились кому-то отсюда, из здешних мест. И я даже догадываюсь кому.

– Им-то я зачем? – хмуро удивилась Таня. – У них игалс нет.

Таркиф вздохнул, без особого восторга обозрел Таню, закутанную в белое покрывало с ног до головы.

– Говорят, местная капитория давно поглядывает на соседние Монсель и Гарлир, но те, погрязнув в гордыне и себялюбии, не хотят входить в хартию вольных городов. Возглавлять которую должен конечно же Аретц.

– Они меня не заставят, – сквозь зубы процедила Таня, враз потеряв весь свой внешний княжеский лоск.

Каганский сын с легким презрением скривил губы, но ответил почти любезно:

– Вы не уважаете того, кто управляет этим городом через выборных в местной капитории. Судя по тому, что я слышал, это опасный человек. И решительный. Вы думаете, он не поймет с первого взгляда, кто вы и что вы? Если перед вами поставят сотню детей, пригрозят их убить – а еще лучше не убить, а медленно замучить до смерти, – как скоро вы согласитесь отправиться в Гарлир, чтобы выбить нужное согласие от глав купеческого патроната, тех, кто там правит? Означенные главы, между нами говоря, редкие сволочи, ибо питают любовь к мальчикам и девочкам, погрязли в мздоимстве, и вообще – жить не достойны.

– А вы полагаете, я не смогу защитить тех, кого поставят передо мной? – тихим шепотом отозвалась она.

И померилась с обаятельным Таркифом взглядом.

Тот дернул разлетистыми бровями, вскинул голову. И зачем-то – руку, согнутую в локте.

– Не надо думать, – сказал он с легкой хрипотцой, раздувая ноздри, – что сильнее вас на свете никого нет. Умные люди то, что имеют, хранят и берегут, а не разбрасываются им направо и налево. И уж тем более не показывают, спасая кого ни попадя.

Он щелкнул пальцами, и Таня вдруг увидела тонкие синие струйки, брызнувшие из-под обшлага рукава по кисти, поросшей редкими темными волосками. Синяя сияющая сеть оплела кожу на одно мгновенье, а потом рука стала такой же, как и прежде.

– И ты? – только и смогла выдавить пораженная Таня.

Таркиф опустил руку, с насмешкой отозвался:

– Я? Я это просто я, бывший эрронский студиозус Жирер, ныне господин Омсель, а через девять дней снова Таркиф бал Вакриф, сын кагана. Я серендионец, человек и маг. А вы, собственно, о чем?

Таня обличительно ткнула пальцем:

– У тебя тоже есть эта Сила!

– Во-первых, – аккуратно сказал Таркиф, – вы, прелестная Татьяна, только что выдали мне, что ваши возможности сродни моим. И отличаются только в одном: я могу их контролировать, а вы нет. Это я говорю, исходя из того, что вы творили в Лисве и у Врат и как испугались, узнав о судьбе Харгора. Значит, я не ошибся, предположив, что смогу вас скрутить, если потребуется. Во-вторых, не тыкайте в меня пальцем. Серендионка не имеет права тыкать в мужчину пальцем. Но вы же не из нашей страны, верно? Хоть и объявили верховному Харгору, что ваша мать из Серендиона.

Значит, он все-таки слышал. Таня сглотнула и вскинула голову. Глянула на каганского сына с прищуром.

– Кроме того, вы еще и на редкость невежественны, – спокойно сказал Таркиф. – Глядите мне в глаза, как равная. Перед мужчиной вам следует опускать глаза, запомните это на будущее, о драгоценный зеленый алмаз моих глаз. Так вот, я запрещаю вам выходить из дома. И в случае неповиновения применю ту самую Силу, которой владею лучше вас. Вам все понятно?

– А что это за Сила? – не выдержала она. – И как…

Таркиф перебил ее:

– Вы хотите, чтобы я сам вложил в ваши руки оружие против себя?

– Хорошо, – хмуро сказала Таня. – Скажите только, почему эта синяя сверкающая мощь есть и у вас, и у меня? Ведь в пророчестве ничего не сказано про сыновей, там говорится только про четырнадцатую дочь. Или у вас в Серендионе все такие?

– Нет, не все. А в каком пророчестве? – Таркиф приподнял густые красивые брови.

Таня скрипнула зубами. Он же думает, что она просто живой артефакт и даже не знает о пророчестве.

Она наскоро пересказала стишок, ввернув пару слов про свой титул и происхождение – разумеется, только с отцовской стороны. После чего каганский сын ненадолго впал в задумчивость. И сказал, недовольно поморщившись:

– Старая мудрость моего народа гласит: все анадейцы лжецы. Думаю, этот Алидориус тоже.

– Но это единственное объяснение тому, что у меня эта Сила есть! – возмутилась Таня. – И в Лисве у меня все получилось, я там спасла людей, чего не смогли сделать эрронские маги. Поэтически формулируя, я нашла спасение, которого не нашли другие!

На лицо Таркифа набежала тень.

– Думаю, как раз этот ваш вынужденный подвиг и увидел сквозь века упомянутый Алидориус. Но больше вы этими глупостями заниматься не будете, обещаю вам.

– Скажите хоть, что это за вещь такая и как она мне досталась, – безнадежно произнесла Таня.

– Вы говорите про Силу, полученную вами от великой богини? – Таркиф сложил руки на груди, глянул скучающе из-под темных бровей. – Что вы знаете о Серендионе, о моя невинная и дивная Татьяна, прелестная, как день, сияющая, как рассвет?

Она пожала плечами:

– Там есть дамы, вуали, каган и его сто четырнадцать дочерей.

– Там есть не только это. Но главное, в Серендионе мы поклоняемся великой богине, Трире Справедливой Расплате. А также Дарующей Правосудие, Несущей Мстительное Милосердие и прочее, – наставительно сказал Таркиф. – Мы чтим и других богов – Лейн, Вирхара, Рьяга, Уэна, Файру и Гелда, но Трира превыше их всех.

– А мне говорили, что это демоны, – одними губами сказала Таня. И припомнила имена с эпитетами: Лейн Лгущая, Вирхар Хвастливый, Рьяг Ненасытный, Уэн Равнодушная, Трира Мстительная, Файру Ненавидящий, Гелд Непонимающий.

Каганский сын шагнул к ней, склонился над ухом, пугающе ровно прошипел:

– Это боги! Демоны все те, кому поклоняются здесь, в Анадее. Кстати, ваша Сила, о Элсил моей души, это дар Триры. Он есть у меня, потому что я сын правителя, которого благословила великая богиня. Но почему он есть у вас… Я вижу только одно объяснение: вы предназначены самой богиней мне в супруги. Припоминая ваш рассказ о вашем происхождении, я полагаю, что Справедливая Трира решила влить в наш род кровь первого Тарланя. Зачем, не знаю, очевидно, в этой крови есть некая Сила. Настанет день, и либо мы, либо наше дитя приведет всю проклятую Анадею к истинной вере. К вере в Триру, да озарит ее справедливость весь мир!

После чего Таркиф вышел, хлопнув дверью. Таня опустила руку, комкавшую покрывало у подбородка, упала на кровать, задумалась.

В придачу ко всему будущий женишок еще и фанатик. Ее спасет лишь побег.

Вот только как достать платье и выйти из дома? Конечно, можно изобразить дикую влюбленность, вдруг да проникнется, выпустит погулять…

Но Тане этот тип казался слишком склизким, чтобы решиться на подобное. И она сомневалась, что ее способностей к актерству хватит до победного – то бишь постельного – конца.

Она поднялась с кровати, доковыляла до окна. На тяжелой металлической раме оттенка бронзы не было ни ручки, ни запора. Таня подергала ее за край, но та не поддалась. Заклятие или какая-то хитрая задвижка?

С досадой тряхнув головой, Таня повернулась к окну спиной и принялась расхаживать по тесной комнате из угла в угол. Хоть ноги потренирует.

В сумерках под окнами еще два раза проходила процессия, предлагавшая всем миром бороться с котами и их укрывателями.

Когда местное светило зашло и в комнате сгустилась тьма, пришла Аюзанна и принесла один флиг, зачарованный факел. Засунула его в кованый держак, прикрепленный к стене напротив кровати, с легкой усмешечкой пожелала спокойной ночи.

Таня, как раз в этот момент стоявшая у окна, печально всхлипнула в ответ.

– Благородная Аюзанна, боюсь, что эта ночь не будет спокойной. Здесь под окнами все время ходят какие-то люди, грозятся, кричат про котов…

Служанка притормозила, развернулась и хихикнула:

– Это вы про наших кошкодавов, что ли? Не волнуйтесь, они приличные ребята, у меня вон кузен с Затечной улицы недавно вступил в их союз. Добрых людей, не укрывающих кошек, они не трогают.

– Но крики… – заволновалась Таня.

Аюзанна махнула рукой:

– Говорю же, не бойтесь. И спите спокойно, по ночам наши кошкодавы не кричат, по ночам они демонских пособников ловят.

Сказанное Таню мало обрадовало, потому что теперь она подумывала бежать именно ночью. И бродящие в ночи ловцы демонских пособников ей могли помешать. А с другой стороны, там, где бесчинствует какая-нибудь лига или союз, не бывает жулья и грабителей. Может, все к лучшему?

А вот интересно, кого в этом городе избрали на роль демонских пособников?

Она, может, и додумала бы эту мысль, но тут Аюзанна, выходя, широко распахнула дверь. И Таня узрела в просвете между косяком и ее юбками мужчину, сидящего на корточках. Комнату сторожили, причем давно, раз страж успел утомиться и сползти вниз по стеночке.

Значит, Таркиф не полагается на одну свою магическую Силу. Сбежать будет непросто. Из комнаты не выпускают, за дверью страж, окно закрыто.

Таня прикусила губу и отправилась делать зарядку. Остановилась она, когда на лбу уже выступила испарина и сил хватило только на то, чтобы доползти до кровати на дрожащих ногах.

Ночью и впрямь никто не кричал.

На следующий день с утра в ее комнату приволокли большую деревянную бадью. Переноской занималась Аюзанна вместе с хмурым громилой, у которого за пояс была небрежно заткнута парочка кинжалов. Жаль, что с кровати, на которой Таня изображала скромную княжну, натянув до носа покрывало, нельзя было увидеть кусок коридора за дверью. Похоже, к переноске бадьи привлекли как раз ее стражника.

Потом громила принес два ведра с горячей водой, Аюзанна – полотенце и свежую рубашку. Таня с придыханием поблагодарила служанку, получив в ответ покровительственную улыбку. Дождавшись, когда все уйдут, Таня принялась мыться.

Размазывая по коже липкое и мягкое, как разогретый пластилин, мыло, она обдумывала план предстоящего побега.

Покончив с планом, Таня некоторое время бездумно обливалась водой. Тело почти оправилось от недавней слабости. Она прогнулась, не обращая внимания на брызнувшую по полу воду, радуясь тому, как мягко и легко подчиняются мышцы. И нет ни звона в ушах, ни головокружения.

Затем неожиданно вспомнила о некоем подозрительном обстоятельстве. В Анадее Таня жила уже больше двух месяцев, а именно шестьдесят восемь дней, и все это время ее ни разу не побеспокоила та самая проблема, которая беспокоит всех юных (и не очень юных) дев раз в месяц. Долгое время она списывала эту оплошку своего организма на перемену климата, а заодно и смену планеты вместе с прилегающей к ней звездной системой. Но теперь, пожалуй, нужно было поискать другое объяснение. Похоже, над ней все-таки прочли заклятие «пустоцвета». Или ночью, пока она спала, или в некий момент, когда она, отвлекшись, не заметила за своей спиной быстрого бормотания с легким прикосновением…

Вот и славно, подумала Таня. В чужом окружении, считай в плену, не до этого. Тем более накануне побега.

Аюзанна пришла как раз тогда, когда она вылезла из бадьи. С могучей руки служанки свисало платье.

То ли Таркиф знал о нравах Тарланьского дома, то ли в его Серендионе были схожие обычаи, то ли просто в Аретце была такая мода, но юбки сливового одеяния стелились по полу ладони на три. К платью прилагались башмачки – невесомые шелковые лепестки того же цвета, с белым подбоем.

Бежать в таком платье будет крайне затруднительно, решила Таня. Сливовый шелк она затянула шнуровкой, удивившись непривычно маленькому вырезу. В Фенрихте у Тарланей декольте были пообзорнее.

Аюзанна споро вычерпала ведрами воду, потом вместе с громилой унесла бадью. За завтраком Таня рискнула попросить нож, которого на подносе не было. Заявив, что желает потоньше нарезать хлеб.

Аюзанна отказала. Как и следовало ожидать.

Честно говоря, Таня сомневалась, что может представлять кому-то угрозу, вооружившись столовым ножом. Ей стало смешно, она фыркнула, и в таком веселом настроении пребывала до тех пор, пока не появился Таркиф.

На этот раз господин каганский сын благовоспитанно постучал и даже спросил из-за двери:

– Можно ли мне войти, о Элсил моей жизни?

Таня ухмыльнулась, потом усилием воли превратила свою ухмылку в благообразную улыбочку. Пропела, вставая с кровати:

– Прошу вас, благородный господин Таркиф, входите.

Тот появился, с грацией качнул головой, отбрасывая со лба прядь кудрявых волос.

– О, как к лицу вам этот цвет, как дивны ваши стати, говоря стихами Чесафа Лягурского… Как вам спалось, о несравненная?

Давешнего разговора словно и не было. Каганский сын опять изображал анадейского кавалера – любезного до приторности, сыплющего комплиментами. То ли Таркифу бал Вакрифу нравилось демонстрировать приобретенный на чужбине лоск, то ли еще что…

Будем подыгрывать, яростно решила она. И, подцепив сливовые юбки кончиками пальцев, присела в глубоком реверансе.

– Добрый день, ваша милость. Спала я прекрасно, а утром вы порадовали меня этим платьем. Теперь я могу прикрыть свою наготу; нет слов, чтобы высказать мою благодарность.

Она застыла в полуприседе, наблюдая за Таркифом из-под ресниц.

Тот глядел на нее задумчиво, словно решая что-то для себя.

Таня выпрямилась, подумала и заявила:

– И как лестно мне, что длина подола у вашего подарка соответствует правилам моего дома – не менее двух ладоней ниже пятки. Длина подола, ваша милость, не только определяет, кто я, но и показывает мою добродетель.

Вот так. Пусть думает, что длина юбок – это наше все. И обращаться к нему будем «ваша милость», со всем уважением. Кашу надо маслить маслом, а каганского сына – титулом.

Таркиф закончил размышления, обольстительно улыбнулся:

– Я счастлив, что смог исполнить ваше желание, прелестная и благородная дева, оплот горделивой скромности.

– О! Вы были так щедры, смею ли я просить вас о большем, – сконфузилась Таня. И глянула на каганского сына с намеком. Мол, смею, и сейчас попрошу, готовься.

Таркиф напрягся.

– Увы, душистый цветок моего сердца, я не могу повести вас в театрус.

Таня скромно потупила очи.

– О! Я раскаиваюсь в этой глупой просьбе. Но правильно ли я поняла вас? Предстоит свадьба? Вы и впрямь предлагаете мне законный брак?

Каганский сын хищно дернулся, и Таня узрела его у края своего подола, преклонившего одно колено.

– Не говорите мне, что вы не согласны, не разбивайте моего сердца!

– Согласная я! – провозгласила Таня. – Но меня похитили из родового гнезда, подвергли испытаниям и лишениям. Моя девичья краса поблекла.

Она сделала паузу и правильно поступила – Таркиф немедленно вскинулся и завел речитативом:

– Краса твоя, о дева, поблекнуть не способна. Она цветет и пышет всем бедам вопреки.

– Чесаф Лягурский? – вскинула одну бровь Таня.

Каганский сын с улыбочкой кивнул. Она скорбно поджала губы.

– Для подтверждения этих слов мне нужно зеркало, ваша милость. И еще я должна каждодневно умащивать кожу снадобьем, которое готовится по старинным рецептам Тарланьского дома. Через восемь дней меня ждет дорога, следует подготовить достаточно снадобья, чтобы умащаться и на корабле.

Таркиф спросил напряженным голосом:

– Что за снадобье?

– Оно делает кожу бархатистой и разглаживает морщины, – заявила Таня. – Также оно утягивает пышные щеки, делая лицо благородно-утонченным. Что мне необходимо, как вы сами видите. Но готовить снадобье следует только после вечерней зари. Я должна взбить его собственноручно, сегодня же, после заката. Желаю, знаете ли, быть красивой ко дню свадьбы.

Каганский сын с некоторым сомнением кивнул. Таня скороговоркой перечислила требуемое: большой горшок с крышкой, четыре куска сырого мяса, стакан соли и тридцать яиц от домашней птицы.

– И две большие серебряные ложки, – закончила она перечисление. Пояснила с милой улыбочкой: – Яйца нужно взбивать исключительно серебряными ложками, пока не превратятся в пену.

– А мясо? – немного растерянно спросил Таркиф.

Таня величественно кивнула.

– Хороший вопрос. Кровь и мясо придают остроту всему, не только снадобью, не так ли? Не могу сказать вам больше, ибо сей рецепт является достоянием моей семьи, а вы в нее пока что не вошли.

Некоторое сомнение еще можно было прочесть на гладком смуглом лице каганского сына. Она выдвинула свой последний аргумент:

– Конечно, после приготовления снадобья я буду очень занята. Здесь, в комнате. Не знаю, хватит ли мне оставшихся до прихода корабля дней, чтобы навести должную красу. Боюсь, придется умащаться, умащаться и умащаться. Добавьте сюда еще и обливания водой для большей утяжки щек…

– Когда вы хотите все получить? – перебил ее Таркиф. – Я пошлю служанку на рынок за свежими яйцами и мясом.

Последний бастион пал.

– К вечеру, – сообщила Таня. Добавила, злорадствуя: – И не забудьте, о благородный Таркиф, что ложки должны быть непременно серебряные. И большие.

Таркиф кивнул, подошел к стене напротив кровати, буркнул словцо, хлопнул рукой. По беленой штукатурке мгновенно разлилось зеркальное озеро – поменьше размером, чем то, что сотворила когда-то в ее комнате Арлена, но вполне достаточное, чтобы видеть себя от головы до колен. Таня, как воспитанная княжна, поблагодарила.

После этого все пошло по накатанной: каганский сын выдал два комплимента, приложился к правой ручке, осыпал ее поцелуями, забираясь все выше, даже рукавом не побрезговал. Чуть было не добрался до ключицы, но тут Таня отпрянула и возмутилась:

– Большее только после свадьбы, ваша милость! Чистая девушка позволяет такие ласки супругу, а не тому, кто лишь собирается им стать!

Будущий супруг посетовал на то, как тянется время, назвал ее кристаллом чистоты и удалился.

Таня осталась наматывать круги по комнате. И делать приседания – единственное упражнение, которому не мешали юбки.

Время тянулось бесконечно. Во время обеда ей удалось вытянуть у Аюзанны еще две подробности: в той стороне улицы, куда все время уходили местные котоборцы, лежал край города. А еще там, на краю города, возвышалось здание с башней – дом Лиги борьбы с котами. Говоря доходчиво, штаб тех самых ребят с дохлыми кошками.

После обеда, как уже было заведено, явился каганский сын, и на этот раз обслюнявил поцелуями другую руку, левую. Затем тонко попытался выведать, не знает ли она и другие тайные заклинания Тарланей помимо рецепта снадобья. Таня так же тонко ответила, что это ее единственное приданое помимо нерушимой девичьей чести, и все это получит только ее будущий супруг. И только после принесения обета.

Странно, но каганский сын не настаивал. У Тани вообще сложилось впечатление, что его устраивает хрупкое равновесие, сложившееся между ними, и ссор он не желает.

После его ухода она стянула платье, залезла в постель и постаралась уснуть. Поспать следовало, но сон не шел. В голове безостановочно кружились мысли, она пыталась представить, на что может наткнуться на ночных улицах Аретца…

 

Глава девятнадцатая

Долги наши тяжкие

Небо просветлело, мутный рассвет нехотя зажегся с одной стороны гигантской котловины, в которой раскинулся город Тарус. Тучи, обложившие все небо, отливали гноем – бурые, охристые, желтые.

Рут стоял на пороге Главной башни, одного из трех внутренних зданий Ваграна. И, откусывая от ломтя хлеба с куском копченого окорока, захваченного на кухне, разглядывал двор.

Воздух был холодный и сырой, рыжеватые лохмы туч цеплялись о зубцы замковой стены. Порывами налетал промозглый ветер – месяц оринь уже перевалил за свою половину, и осень готовила мир к зиме.

По темному холлу за его спиной разносились неясные звуки; на кухне повара спешно месили тесто для сегодняшних хлебов. Скоро в трех башнях замка начнут накрывать столы для завтрака… к которому он не явится. С момента его возвращения из Элимора прошло уже тридцать шесть дней, и все это время Рут ел в одиночестве, запасаясь снедью на кухне и съедая ее либо по дороге на ристалище, либо у себя в комнате. На обед он часто удалялся в оранжерею, кусты рензеи составляли прекрасную, хоть и молчаливую компанию.

После того как отец назначил наказание, он лишь один раз вышел к общему столу. И этого раза хватило. Было тяжело сидеть и слушать, как вокруг разговаривают прочие эрни, тщательно – пожалуй, даже слишком тщательно – избегая смотреть в его сторону. Нет, он не хотел, чтобы кто-то нарушил приказ отца и заговорил с ним. Но его мучило ощущение, что он стал привидением в родном замке. Вроде того, что обитало в Фенрихте.

Хотя нет, по слухам, с привидением Фенрихта все же разговаривали. Немного и не все, но с тамошней призрачной девой время от времени перебрасывались словечком.

Слуги на кухне, куда он заходил за провизией, замолкали при одном его появлении. Он брал еду со столов у поваров, а те старательно отворачивались, пряча глаза.

Единственным исключением была мать. Рут не знал, какой разговор состоялся у нее с отцом после объявления наказания, но герцогиня, надо думать, осталась недовольна как герцогом, так и разговором.

И ее сиятельство Эвгалир Бореск превратила свое недовольство в открытый протест, явившись к нему в комнату на следующий день после его возвращения из Элимора. Рут, успевший отоспаться за прошедшие сутки, валялся на кровати в одежде, мрачно разглядывая потолок. В другое время герцогиня накинулась бы на него за такое непотребство. Как можно – с сапогами, на покрывале?

Но тут при виде валяющегося сына она даже не поморщилась. Молча и решительно притащила от окна табурет, едва не запутавшись в юбках. Уселась и принялась болтать о всяких глупостях – о заболевших цветах в оранжерее, об очередном бедолаге, сумевшем избежать суровой помощи Лирта, главы управы немощных. Который добрался-таки до герцогини, кинувшись под колеса ее экипажа…

Разумеется, он не отвечал и даже не смотрел в ее сторону. То есть почти не смотрел. Но ему было приятно. Вместе с матерью в комнату словно залетал летний ветер, воздух в комнате странным образом теплел от ее присутствия, от ее голоса, от одного ее вида. От того, что она пыталась удержать на лице улыбку, глядя при этом встревоженно и изучающе. Он начал брать из библиотеки книги в комнату, чтобы было куда уткнуться в момент появления матери.

Но на пятый день, вернувшись с ристалища, Рут обнаружил в комнате записку. На листе с печатью дома Боресков отцовским почерком были начертаны всего две строчки:

– Для того чтобы принять наказание, иногда требуется больше мужества, чем для подвига.

И он начал запирать свою комнату, чтобы мать не могла войти. Несколько дней молча сидел внутри, слушая, как она робко скребется в дверь. Потом герцогиня перестала приходить, но иногда подстерегала его на лестнице или в коридорах. Всякий раз глядела вопросительно, прикусив губу, комкая ладонями подхваченные юбки. И он в ответ рисовал на лице улыбку, не в состоянии остаться совсем уж безучастным, пусть это и нарушало строгость наказания, наложенного отцом…

Сзади кто-то кашлянул. Рут, очнувшись от задумчивости, понял, что стоит в дверях, загораживая половину проема. Он поспешно шагнул во двор. Мимо проскользнула служанка, неся накрытый холстиной поднос – завтрак для стражи замковых Врат.

Слуги теперь общались с Рутом именно так, покашливанием из-за спины. Им, в отличие от населявших Вагран эрни, приходилось сталкиваться с ним чаще, поскольку столовался он теперь на кухне, избегая общих трапез.

Промозглый ветер дунул сильнее, скользнул по лицу и шее. Но тело дыхания ветра не ощутило – свободный камзол, подбитый шерстью, подпоясанный широким кожаным ремнем, держал тепло. Рут вдохнул ледяной воздух, расправил плечи и зашагал к ристалищу, спешно дожевывая горбушку с окороком. Пока никого нет, он сможет поупражняться, никого не беспокоя своим присутствием.

Три башни Ваграна образовывали треугольник, в середине которого по прихоти одной из герцогинь, дальней Рутовой прабабушки, когда-то возвели круглую коробку оранжереи. Ристалище размещалось позади двух задних башен и оранжереи, занимая весь задний двор замка.

Рут слизнул с ладони последние крошки хлеба. Прошелся вдоль Второй башни к навесу с оружейными стойками, выбрал себе серендионский меч, длинный, изогнутый, с утяжеленным концом. Поиграл клинком в воздухе, разминая кисть. Оглядел ристалище.

Широкая площадка, начинавшаяся на задах Второй башни и стеклянной коробки, расписанной бордовыми силуэтами деревьев, тянулась до самой замковой стены. Низкие, по колено, каменные бортики делили ее на четыре части. Здесь имелся квадрат с ровным гравием, квадрат с перепаханной землей, потом с каменистой осыпью, где между валунами пробивалась упрямая каменная вьюнка, даже сейчас, по холоду, хранившая свой розовато-коричневый цвет. Скромная травка, на темных камнях напоминавшая обрызганные кровью кружева, одинаково хорошо переносила морозы и топтавшихся по ней эрни.

Последний квадрат изображал крохотное болотце. Его заливала вода, текущая по трубе из оранжереи. А чтобы не допустить расползания болота на другие части ристалища, помимо бортиков заболоченный участок окружали дренажные канавы, выложенные камнем и отводившие воду дальше, в замковый сток.

За разделенным на квадраты ристалищем, которое эрни именовали просто ладошкой, на задах Третьей башни располагалось так называемое высокое ристалище – сооружение из дерева и камня в четыре этажа высотой.

По сути, высокое ристалище было просто грубо сработанным каркасом, отдаленно напоминающим здание. Здесь были колонны и каменные балки, намечавшие стены, деревянные тонкие жердины, брошенные то там, то тут взамен перекрытий. В одном из углов камень полностью заменяли бревна, и ристалище становилось деревянными лесами. Полоскались по ветру веревки, один угол каркаса окаймляла широкая аллея из толстых деревьев – для отработки боя в лесу. У другого угла возвышалась гранитная скала, сливавшаяся с замковой стеной, с осыпью валунов у подножия.

Ристалище Ваграна не имело себе равных во всей Анадее.

Только один маленький штришок портил это место, такое эрнийское в своей сути – все предусмотрено, все рассчитано, все основные виды местности, имеющиеся в Керсе, представлены, – и этим штришком были перины.

Под колоннами и лесами высокого ристалища усыпанную опилками землю выстилали самые настоящие пуховики, может, не из лучшего пуха, но зато набитые от души. И уложенные в два слоя, внахлест. Когда-то ради них с жизнью (и с перьями!) рассталось все птичье поголовье, что обреталось на скотном дворе деда Рута по матери, властителя Цейлена из Хаскела.

Говорят, помимо собственного птичника в те незабвенные дни дед две декады очищал от дичи окрестные леса. Заодно призвав крестьян, живших по соседству, внести свою лепту пухом и перьями.

Властитель Цейлен в тех краях считался доблестной личностью, и местным приходилось звать его на помощь, когда из лесов по зиме выходила шагла, тварь, похожая на человека и человеком же питавшаяся. Поэтому крестьяне на призыв откликнулись. И набрали соседу-властителю сразу четыре возка пуха, правда, вперемешку с грубыми перьями. Цейлен закупил около тысячи локтей лучшего палаточного полотна, которое не пропускало сырость и влагу, и слуги в Хаскеле за короткое время сшили чуть ли не две сотни перин.

По лицу Рута пробежала улыбка, когда взгляд его коснулся почерневших от грязи и времени наперников. Комкастые и бугристые, перины тем не менее ощутимо смягчали падение, выстилая все пространство под балками и опорами ристалища.

Пятнадцать лет назад, когда пухового покрытия под каркасом еще не было, строение имело всего два этажа. История перин началась, когда Цейлен в один прекрасный день решил проведать дочь и повидать внука. Зятя старик не любил, невзирая на его титул, впрочем, как и прочих эрни. Но внука обожал. А увидев, как возлюбленное детище сначала карабкается по веревке на второй этаж голого каркаса, между перекладинами и опорами которого свистит ветер, а потом скачет по жердинам наверху, старик раскричался. И потребовал от зятя не посылать больше внука на верхотуру, не рисковать его жизнью.

На что герцог Франц дерзко ответил, что упомянутый мальчишка держит равновесие хорошо, получше многих воинов из людей, к тому же великолепно чувствует поверхность под ногой. И вообще обожает высокое ристалище. Пусть-ка властитель Цейлен приедет через годик, когда наследнику Руту уже исполнится восемь лет. Это как раз тот возраст, когда юных эрни начинают обучать бою на высоте, так что ему будет на что поглядеть.

Дед возмутился и отбыл из Ваграна не попрощавшись. А через три декады Врата Ваграна пропустили целый обоз с перинами. Дед самолично повел колонну прямо к ристалищу, где приказал слугам выстелить привезенными пуховиками пространство под опорами. Перины из полотна – в те дни еще кремового, а не серо-бурого – безжалостно бросили на темно-желтые опилки.

Рут подозревал, что первым желанием отца тогда было убрать все перины, но младшие эрни, уже начавшие прыгать с высоты на кучу пуховиков, смягчили его сердце. К тому же герцогиня, всегда питавшая неприязнь к высокому ристалищу, заявила, что, если супруг посмеет выкинуть подарок ее отца, она будет оскорблена до глубины души – и до закрытой двери в спальню.

Несколько дней взрослые эрни прятали смешки, озирая перины, а через декаду герцог объявил, что теперь, когда ристалище стало таким безопасным, самое время сделать его повыше.

И эрни надстроили два этажа. Герцогиня месяц не разговаривала с мужем, а властитель Цейлен в очередной раз проклял день, когда дал кров его светлости Францу, тогда всего лишь наследнику, приехавшему поохотиться на шагл в северных лесах.

Рут подступил к первой с краю каменной колонне, сжал зубами лезвие серендионского меча с той стороны, где не было заточки, и полез вверх.

Какое-то время он танцевал на перекрытиях последнего яруса, неспешно делая выпады и аккуратные полукруглые взмахи, перемещая ноги в ритме бегущей воды – неровном, стремительном и непредсказуемом. Потом внизу, на ладошке, начали появляться эрни, уже покончившие с завтраком и не обремененные на сегодня караульной службой. Их было немного; в холодное утро большая часть сородичей не спешила вылезать из-за столов, предпочитая еще немного посидеть в тепле трапезных залов Ваграна.

Рут прыгал с этажа на этаж высокого ристалища, работая мечом в прыжке. И перебрасывая клинок из одной руки в другую. Где-то через полсила несколько эрни появилось на противоположном углу каркаса. Он глянул, подавил легкий вздох и соскочил со второго яруса, украсив прыжок выпадом-бабочкой, сложным закрученным движением, когда лезвие идет по восьмерке, прорисовывая петли справа и слева. Бабочка в исполнении серендионского меча смотрелась особенно эффектно, длина лезвия тут решала все.

Приземлившись на обсаженной деревьями дорожке, Рут двинулся обратно к стойке, невидимой тенью проходя меж эрни. Его никто не видел. В упор.

В комнате было прохладно – уходя, он оставил окно приоткрытым. Бурое осеннее небо отражалось в стеклянной крыше оранжереи, лежавшей под окном, сквозь щель доносились выкрики с ристалища. Слабый свет ненастного дня, проходя сквозь бирюзовые и изумрудные стекла оконного витража, заполнял половину комнаты сине-зелеными тенями.

Рут вошел, мельком глянул на желтоватый лист, пришпиленный к куску деревянной доски, висевшей на стене.

Приказ Гуара Валера, который он подобрал той памятной ночью в оставленной стражниками Вратной башне Майлока, украшал теперь стену напротив его кровати. Он сам прикрепил к доске и повесил в комнате полет державной мысли теперь уже мертвого Гуара. Как сувенир и напоминание о многом: о странной ночи, отданной им, как выяснилось, во имя Элимора, но не ради Керсы, о том, кем быть и каким не быть, о Касиме, о женщине в храмовом плаще, любившей сливки…

Края доски траурно чернели на фоне беленой стены. Вот и у него начал потихоньку собираться свой круг мертвецов, о которых забыть невозможно. Аар Касима и служительница Алора, имя которой он так и не удосужился узнать. А может, просто не захотел; имя вспоминается легче и отдается в душе даже болезненнее, чем смутный образ, затерянный в памяти…

Он прикрыл окно, скинул теплый камзол, оставшись в одних штанах и нижней рубахе. Сел за стол и раскрыл лежащую там книгу, рукописную, ветхую, с полустертыми буквами на переплете – «Адельбергские колдуны. Эпоха Ненасытного».

Посещения матери приучили его иметь в комнате книги, а нынешнее одиночество и отрезанность от всех в замке эту привычку усугубили и закрепили. «Адельбергские колдуны» были восьмой по счету книгой, которую он читал в своей комнате. Первым из библиотеки Рут взял том с катренами Алидориуса Верейского и теперь пророчество о четырнадцатой дочери знал наизусть.

Он склонился над книгой и принялся перелистывать страницы с описанием наказаний, принятых у адельбергцев. Последнее время Рут живо интересовался эпохой Ненасытного. Увы, в попадавшихся книгах большей частью описывались нравы, быт и даже постельные предпочтения адельбергцев, в то время как он искал сведения о конце эпохи. Точнее, о ее последних днях.

В томе, что лежал на столе, к привычным уже деталям быта были добавлены описания казней и телесных наказаний. Автор труда жил два столетия спустя после эпохи Ненасытного, так что большая часть написанного могла быть и байками. Конца эпохи книга не касалась.

Право же, тоненькая книжица «Свод кратких сведений о жителях острова Адельберг», составленная одним эрни лет этак четыреста назад, дала ему в свое время куда больше полезных сведений, чем все прочитанные в последние дни книги, отличавшиеся при этом немалыми размерами. Именно из «Свода кратких сведений» Рут почерпнул знания о клятвах колдунов, так пригодившиеся ему в Элиморе.

И не только ему.

Стук прозвучал неожиданно. Сначала он подумал, что стучат в другую дверь – дальше по коридору жил Айред, еще не женатый эрни лет тридцати с лишним, работавший в торговой управе. Но осторожный стук повторился, и Рут, изумленный, пошел открывать дверь.

На пороге стоял один из боевых волков, Дрейц. И добродушно глядел ему в лицо. Вокруг глаз и рта обветренная огрубевшая кожа была собрана в веера из мелких морщинок. Похоже, волк изо всех сил сдерживал ухмылку.

– Добрый день, наследник Рут. Герцог Франц ждет тебя в приемной зале, – объявил Дрейц. Затем быстро развернулся и ушел.

Вихрь мыслей пронесся в голове Рута. Отец не отменил бы своего наказания просто так. Значит, что-то случилось. Но судя по ухмылке на лице волка, ничего страшного.

Какие бы вопросы ни мучили его, ответ ждал в зале для приемов.

Он поднял с кровати камзол, брошенный туда по приходе с ристалища. Накинул, торопливо продел в петлицы грубые пуговицы из темного дерева и вышел, застегивая ремень.

Двух человек, расположившихся на лавке просителей напротив герцога, Рут узнал сразу же. Благородная Арлена и сам великий князь, светлейший Вер Тарлань. Благородные Тарланьского дома сидели, укутанные по подбородок в меховые плащи – в зале для приемов был камин, но топили его только после первого снега. У дверей зала стояла охрана князя, четверо мужчин с хмурыми лицами. При появлении Рута четверка низко поклонилась, шагнула за порог и со стуком захлопнула за собой двери. Сиятельнейший князь повернул голову на стук, неспешно сказал:

– Наследник Рут, какая радость видеть вас!

Арлена подскочила и, сделав реверанс, осталась стоять.

Рут ответил поклоном, вопросительно поглядел на отца.

– Ввиду особых обстоятельств, – с непроницаемым видом сообщил сыну герцог Франц, – я решил прервать твое наказание. На некоторое время.

Особой радости в голосе герцога не было, но и особой печали тоже. Скорее там присутствовала настороженность. И затаенное напряжение.

Рут кивнул, снова повернулся к гостям:

– Благородная Арлена, рад видеть вас в добром здравии. Великий князь, ваша светлость…

Отец кашлянул, и он произнес полную формулу приветствия, положенного монаршей особе бывшего великого князя Эрроны:

– Ваше пресветлое княжеское могущество, примите мои уверения в совершеннейшем к вам почтении. А какое дело…

– Для начала, – прервал его отец, – я хочу, чтобы ты припомнил ту ночь, которую провел в Элиморе. Говорят, что помимо олеконов ты обещал благородной Арлене оказать некую услугу. Было такое или нет?

Рут сдвинул брови. Порылся в памяти. Что-то вроде этого он и впрямь говорил, когда просил даму-мага отправить раненых стражников в Фенрихт. Рут ощутил мимолетный приступ стыда; той ночью случилось так много всего, что наутро он не сразу вспомнил о раненых. А вспомнив, уже ничего не мог поделать – с ним никто не разговаривал. Причем не стоило и пытаться покинуть Вагран. Все выходы охраняли волки с приказом не выпускать наследника.

Особого беспокойства Рут не испытывал. Раненым ничего не грозило, маги Тарланьского дома лечить умели, а отправить стражников обратно в Вирень было и вовсе делом нескольких силуянов. Будь у Тарланей проблемы, они всегда могли обратиться к его отцу. Герцог Бореск поступил бы, как нужно и должно.

Но Тарлани обратились только сейчас. Сразу заговорив об услуге, хотя он предлагал и кристаллы. Интересно…

– Я действительно обещал оказать им услугу, если они позаботятся о раненых. – Рут взглянул на отца – потом объясню, говорил его взгляд. Снова повернулся к Арлене: – Кстати, что с ними?

– Все хорошо, – торопливо произнесла дама-маг. – Мы их вылечили, через декаду они уже вернулись в Вирень. Наследник Рут, может, лучше поговорим о том, что привело нас сюда?

– Я весь внимание, – сухо ответил он, уловив краем глаза напряженный взгляд отца.

– Совет магов похитил одну из наших девиц, – отрывисто бросила Арлена. – Княжну Татьяну.

Рут вскинул брови:

– Вот как? Но ведь единственный способ выйти из Фенрихта – это пройти через Врата, которые охраняются денно и нощно. У вашего замка нет спуска к земле, чужаку туда не зайти. Или эрронские маги напали в открытую?

Арлена качнула головой:

– Никакого нападения. Это была измена, и пришла она изнутри, из нашего дома. На магов, охранявших Вратную башню, наложили сонные чары. Но с этим мы разберемся сами.

Рут дернул уголком рта, чуть склонил голову:

– А мне, как я понимаю, вы поручите разобраться с чем-то другим? В качестве услуги?

– Да, – быстро ответила Арлена. – Касательно этого дела… Княжну Татьяну похитили восемь дней назад. Через три дня после этого пришли известия, что страшное безумие, которое свирепствовало на окраинах Эрроны, вдруг отступило. Исчезло, прекратилось как по мановению божьей руки. Крестьяне говорят о загадочной даме, окутанной синим пламенем. Рядом с ней, как утверждают слухи, зло погибает. Причем зло описывается конкретно в виде чудовищ, невидимых глазу простого человека, пока они не умрут. Сразу после этого пришла весть о том, что в Кир-Авере похоронили одного из самых молодых членов Совета магов. Слуги, готовившие тело к погребению, шепчутся между собой о синяках и свернутой шее…

Она сделала паузу, выжидательно поглядела на Рута. Тот с нарочитым простодушием восхитился:

– Как хорошо работают ваши доносчики, благородная Арлена!

Дама-маг чуть вскинула бровки:

– Нам пока что есть чем платить; и к тому же кое-кто из них имеет счеты с магами Алого замка, поэтому да, они работают на совесть. Увы, все они единогласно сходятся в одном: сейчас в Алом замке княжны Татьяны нет. Хотя в одной из комнат замка, где никто не живет, слуги при уборке обнаружили женскую рубашку. С длинным подолом и высоким воротом, как и положено ночному одеянию девы Тарланьского дома. Замечу, княжну Татьяну похитили ночью, из постели. И служанка, готовившая княжну ко сну, рубашку по описанию опознала: ворот на двух пуговичках, многослойные круговые оборки. Это неопровержимо свидетельствует…

Она внезапно споткнулась, болезненно сморщилась.

– …Что княжну Татьяну похитили люди Совета магов. То же самое утверждает и предатель.

– А почему он решился предать? – не удержался Рут от вопроса. Озеро отстраненного молчания, в котором он плавал до сих пор, похоже, сделало его излишне любопытным.

– Пять дней назад одному из благородных людей нашего дома передали послание, – ответила Арлена. – Несчастный полагал, что его семью уничтожили в Ночь Восставших магов. Но в послании говорилось, что младший сын жив. К письму прилагалась погремушка, принадлежавшая его сыну в младенчестве. Там же была угроза, что уже выросшего парня пришлют в Фенрихт по кусочкам, если он не обеспечит проход через Врата в ближайшую ночь.

Голос Арлены горестно дрогнул.

Герцог Франц спокойно спросил:

– Пять дней прошло, говорите? А как раз перед этим, семь дней назад, в главном храме Керсы побелело храмовое древо. Причем, как мне доложили, в тот момент там находились вы с княжной Татьяной. Положительно, последняя декада крайне богата на события.

Рут метнул на отца удивленный взгляд. В своем вынужденном уединении он пропустил слишком многое. Побелевшее дерево – это же дословное исполнение слов пророчества Алидориуса: «Белеет лист, чернеет цвет…»

Арлена кивнула:

– Да, больше нет сомнений, что княжна Татьяна – та самая четырнадцатая дочь.

Наступила короткая пауза, которую прервал Рут:

– А это правда, про выжившего младшего сына?

Он лез не в свое дело, но очень уж его заинтересовали слова, брошенные Арленой, – «несчастный полагал»…

Светлейший отозвался из-за спины Арлены:

– В Ночь Восставших магов Тарланьский дом потерял слишком много детей. Однако не думаю, что маги убили всех – им следовало позаботиться о замене для моего мальчика, моего Арса, если его тело вдруг не выдержит. Мы знаем, что в сердце Алого замка есть несколько комнат, куда никого не пускают вот уже несколько лет. Три раза в день в комнаты относят еду на восемь человек. Охрана комнат состоит из четырех магов, так что в комнатах, похоже, четыре узника. В свое время мы скрыли это от выживших родителей.

– Открой мы правду, – убежденно сказала дама-маг, – нас вынудили бы пойти на штурм Алого замка. А второго разгрома Тарланьский дом не переживет.

Она обернулась и поглядела на князя. Наверное, с состраданием, – Рут ее лица не видел. Потом снова повернулась к нему:

– Время дорого. Не вернуться ли нам к теме нашего разговора?

Он молча кивнул.

– Что вы знаете об Аретце, ваша милость?

– Немного, – медленно ответил Рут. Глянул на отца и увидел, как герцог Бореск поощрительно двинул бровями. – Стоит на юге Анадеи, один из трех вольных городов. С одной стороны его омывает Предельное море, с другой граничит с Юргенской пустошью. Управляется советом выборных, но это формально. А на деле там правит Лига борцов с котами-вредителями, точнее, ее глава, которого зовут Кайрес.

Он смолк, и Арлена живо сказала:

– Так вот, вчера утром стражникам Аретца было приказано искать девушку с определенными приметами: недлинные волосы цвета темного меда и зеленые глаза. Совпадение не просто интересное, но прямо-таки ошеломляющее. Приказ пришел из капитории, где сидят выборные, но отдал его, судя по слухам, прошедшим среди стражников, Кайрес. Учтите, Лига, несмотря на смешное название, до сих пор не совершила ни одной ошибки, ни в чем. Если они ищут в Аретце девушку, похожую на княжну Татьяну, значит, она там есть. И еще, на сегодняшний день для властителей и людей, стоящих рядом с властью, княжна Татьяна самая привлекательная девица в Анадее. В силу некоторых обстоятельств.

Арлена перевела дыхание и продолжала:

– Поскольку княжны Татьяны нет в Алом замке, возможно, она в Аретце? Не знаю, как она там оказалась, но бывший слуга Тарланьского дома, живущий в Аретце, был категоричен в своем докладе: ищут девицу с ее зелеными глазами и ее волосами.

Значит, у Тарланей есть свой человек даже в Аретце.

Рут припомнил княжну Татьяну: две симпатичные ножки в тонких чулках под задранной юбкой, белые округлости, яблоками выпирающие из корсажа серого платья, лицо, не блещущее идеальной красотой, но тем не менее далекое от того, чтобы вызывать в мужчине дрожь отвращения. Если припомнить дымчато-зеленые глаза и мягко вылепленный рот, княжна была очень даже мила – на свой тихий, мягкий манер.

Хотя характер ее тихим и мягким он бы не назвал, учитывая, как она разговаривала.

Герцог Франц задумчиво уронил со своей скамьи:

– Но ведь княжна Татьяна – четырнадцатая дочь. Возможно, ее исчезновение лишь часть предначертанного. И все идет именно так, как должно. А вам нет смысла беспокоиться или пытаться ее спасти. Сомневаюсь, что деве из пророчества… настоящей деве из начавшего исполняться пророчества можно причинить хоть какой-то вред.

– Вспомните Бароссу Форнского. Люди, упомянутые в пророчестве, очень часто умирают, – устало сказала Арлена.

И тут вступил сиятельнейший князь:

– Даже будучи той самой девой, она остается дочерью моего сына и моей внучкой. Меня сейчас не интересуют предначертания и прочее. Я хочу вернуть княжну Татьяну под защиту Тарланьского дома. Мы пришли к наследнику Руту за помощью, которую он нам обещал.

Взгляды и Арлены и князя обратились к Руту. Он свел брови. Лицо герцога, наблюдавшего за всем с герцогской скамьи, посуровело.

Отец должен быть в ярости, подумал Рут. Непутевый сын опять куда-то ввязался. Срок наказания еще не истек, для самих эрни пользы от этого нет…

– Какой помощи вы хотите? – бесстрастно спросил герцог.

Старик, сидевший на лавке просителей, мягко ответил:

– Благородная Арлена под видом простолюдинки отправится сегодня в Аретц. Мы хотим, чтобы наследник Рут ее сопровождал.

Вот как? Не то чтобы он не хотел сейчас вырваться из замка…

– Что я должен делать? – поинтересовался Рут, тщетно пытаясь придать голосу оттенок мрачного неудовольствия.

– Если кто и сможет ее найти, так только вы, – проникновенно сказала дама-маг. – Чуять несправедливо обиженных и гонимых – это же часть вашего дара.

– Которую все эрни поклялись никогда не показывать людям. – Рут отвесил короткий, насмешливый поклон в ее сторону.

Арлену это не смутило.

– Грядущая эпоха будет принадлежать Трире Мстительной. Стало быть, роду эрни больше нет нужды прятаться и отказываться от своей сущности.

Он припомнил слова отца: «Боги и демоны приходят и уходят, а мне бы хотелось, чтобы мы, эрни, остались».

Отец молчал. Рут вскинул голову.

– Сожалею, но обет нерушим.

– Мы не настаиваем, чтобы он был нарушен! – выпалила Арлена. – Но вы нам обещали оказать услугу. Памятуя историю, случившуюся в Элиморе, ваше присутствие может быть полезно. Мне так кажется. И к тому же рука, способная хорошо держать меч, не будет лишней нигде.

Рут склонил голову, глянул исподлобья.

– У вас есть свои мастера меча, тот же Гарт. К тому же он еще и маг.

– Гарт с Алвином уже отправились туда. – Арлена пожала плечами. – Еще утром. Мы пойдем следующими и будем, уж простите, изображать мать с сыном, для прикрытия. Охрану или стражников туда брать нельзя – котоборцы Аретца могут заподозрить неладное. И вместо того, чтобы найти источник сведений, мы сами станем им для Лиги. Что нежелательно.

Князь рядом с Арленой сказал с неподдельной грустью:

– Мы хватаемся за соломинку, но вести из Аретца – это все, что у нас есть. Рассказ Арлены об Элиморе оставил у меня ощущение, что вам, наследник Рут, определенно везет. Конечно, это везение вряд ли даровано теми, кому молятся в наших храмах, скорее другими сущностями… Но в нашем положении выбирать не приходится. Я заранее благодарен вам за то, что вы сделаете, потому что знаю – вы сделаете все, что сможете.

Рут чуть слышно хмыкнул.

– И когда отправляться? – осведомился он.

– Сейчас. – Арлена шевельнула руками, развела полы подбитого мехом плаща.

Под ним было одеяние из неприглядной грубой ткани: темно-коричневая юбка, желтоватая блуза, простой черный пояс-корсаж. Одежда элиморских горожанок, с подолом, не доходившим даже до лодыжек.

– Не так быстро, – спокойно произнес герцог. – Сначала наследнику следует переодеться и подготовиться. Аретц – город, керсийцам чужой.

Светлейший князь, сидя на скамье просителей, быстро закивал головой:

– Конечно-конечно! Благородная Арлена подождет вашего сына во Вратной башне Ваграна столько, сколько будет нужно. Да, и еще кое-что…

Дама-маг переглянулась с князем. Сообщила:

– Это насчет одежды. В Аретц мы пойдем как элиморские горожане, а наследник Рут одет как благородный человек с севера.

Она отступила в сторону. На лавке, скрытый до сих пор складками ее плаща, лежал сверток.

– Мы принесли его милости одежду. Надеюсь, все подойдет.

– Еще кое-что, – медленно сказал Рут. – Как лицо, причастное к этой истории, могу ли я спросить вас об олеконах? Вы нашли их в Элиморе?

Арлена кивнула:

– Рада вам сообщить, наследник Рут, что этот ваш долг оплачен. В Майлоке и в Мадеске мы нашли по олекону. Увы, олекон из Вирени нами найден не был. Очевидно, встреча с вами так сильно потрясла тамошние колдовские души, что они спрятали его очень надежно. До встречи во Вратной башне, ваша милость. Ваше сиятельство, мои наилучшие пожелания герцогине…

Арлена Тарланьская сделала реверанс и направилась к дверям. Старый князь поднялся следом. Сказал, небрежно поклонившись:

– Благородная Арлена позаботилась о вашей одежде, а я хочу сказать несколько слов об оружии. Думаю, не стоит брать меч, простые люди им не пользуются. Кинжал, а еще лучше несколько кинжалов – как раз то, что нужно.

Герцог на мгновенье вскинул брови, холодно кивнул:

– Мы, несомненно, учтем ваши советы. Прощайте, ваше светлейшее могущество. – Он склонил голову.

Старый князь вышел. Отец с сыном остались одни в красно-белом великолепии приемной залы.

– Отец… – начал было Рут.

Но герцог тряхнул головой, и он смолк.

– Могу я узнать, о чем ты думал, когда раздавал такие обещания? И как много услуг ты задолжал?

– Только Тарланям. И только эту, – медленно ответил Рут. – Я не мог оставить там людей. Дело в том, что их ранил я. Защищаясь, конечно.

Он на мгновенье запнулся. Добавил:

– Это стражники из Вирени, в которых вселились адельбергцы. Когда мы покидали городок, Арлена отправила их в Фенрихт. Я обещал, что расплачусь услугой или кристаллами; правда, тогда она восприняла эти слова скорее как шутку. Так мне показалось.

– Тарлани не шутят, – спокойно сказал отец. – И в их присутствии шутить не следует. Итак, ты пообещал, и это обещание придется исполнить. Я бы послал с тобой кого-то из волков, но…

Рут застыл. И тогда он будет выглядеть как мальчишка, за болтовню которого пришлось расплачиваться другим.

– Но это было бы нечестно. И не только по отношению к роду, но и по отношению к тебе, – закончил свою мысль отец. – Слово – это единственное богатство эрни, все остальное принадлежит его потомку и его роду. Поэтому пойдешь сам. Надеюсь, больше ты ничего никому не обещал?

Рут мотнул головой.

– Чудненько, – вздохнул герцог. Взглядом указал на сверток. – Ступай, переоденься. Уверен, скоро в твою комнату прибежит мать. Все вести, касающиеся тебя, передаются к ней по воздуху, не иначе.

Герцог вдруг глянул устало, и Рут сказал то, что пришло ему в голову. То единственное, что следовало сказать сейчас:

– Простите, отец.

Герцог вздохнул, потянулся вперед, поставил руку локтем на колено и подпер ею щеку.

– Совершеннолетие, Рут, не означает, что ты созрел, как только оно наступило. Это рубеж, после которого с тебя спрашивают как со взрослого. Собственно, именно это и заставляет повзрослеть. Ты уже с лета совершеннолетний, думай, что говоришь и что обещаешь. Ты меня понял?

Рут кивнул. Герцог неспешно продолжал:

– А понял ли ты, почему я все-таки согласился на это безумие? Если исключить тот факт, что слово эрни всегда нужно держать?

Рут поднял глаза, сказал первое, что пришло в голову:

– Из-за княжны Татьяны?

– Из-за четырнадцатой дочери, – поправил его отец. – Учитывая, что идет смена эпох, а на нее указывает пророчество, боюсь, княжна и есть посланница Триры. И для нас будет полезно приглядеться к ее характеру. Может, даже помочь. Как сказано в одной старой книге, «пока вы в благости, рассыпайте услуги широкой горстью, чтобы в дни горестей хоть кто-то отплатил вам добром». Правда, происшествие в храме меня настораживает – там почему-то прозвучало имя Коэни Милосердного.

Герцог Франц сделал паузу, и Рут, шагнув к свертку с одеждой, попросил:

– Расскажите мне об этом.

История про сон главного служителя и впрямь звучала странно…

Рут вернулся в комнату, переоделся, ухмыльнувшись при виде длинных, до колен, чулок и широких коротких штанов, пузырем свисавших до колен. Потом достал из сундука старый плед, побросал на него белье и мелкие вещи, которые понадобятся вдали от дома: гребень, комковатое сухое мыло, две пары сапог про запас. Подумав, добавил еще смену одежды из собственных запасов, на всякий случай.

Если бы он ехал в Аретц как благородный человек, можно было бы взять дорожный сундук. Но простолюдины таскали свои пожитки в узлах, и ему придется сделать то же самое.

Покончив с этим, он вытащил из-под кровати оружейный ящик. Задумчиво оглядел свои запасы, поглаживая кончиками пальцев лезвия и клинки, укрытые в ножнах. Выбрал нагрудную перевязь с далтами, бросил ее на плед. Добавил туда же два мотка шелковой веревки, три складных кошки с заточенными остриями, засунул за пояс два кинжала. И на этом решил остановиться.

Мать прибежала как раз тогда, когда он увязывал узел.

Осень в Аретце была теплой, не в пример керсовской.

Рут вышел из Врат вслед за Арленой, держа на плече узел с вещами. Дама-маг, одетая в неприметное платье простолюдинки, шла с некоторой неуверенностью. И явно не знала, куда деть руки, привыкшие держать юбки.

Рут спрятал улыбку, шагнул вперед, нагоняя. Нарочито грубовато подхватил ее под локоть левой рукой – правая держала закинутый за спину узел. И громко сказал, по-простонародному растягивая слова:

– Вы уж не печальтесь, матушка. И тетушку мы разыщем, и сестрицу…

Ибо такова была выдуманная Тарланями история: они прибыли из Элимора в Аретц, чтобы найти своих родных, которые сбежали от восставших мертвецов больше месяца назад.

Врата Аретца окружала высокая крепостная стена, прорезанная воротами. Как раз сейчас в них заезжала длинная подвода, укрытая промасленной холстиной. Колеса визгливо скрипели, из-под ткани выпирали ровные, один в один, выступы. Похоже, везли чушки чугуна.

Они с Арленой прошли вслед за подводой и заплатили входную пошлину, рассказав страже Врат байку про поиски затерявшихся в Аретце родных.

За пределами крепостной стены лежала громадная площадь, умеренно заполненная народом. Площадь окружали здания с колоннами и треугольными фронтонами в каменной резьбе.

Но первое, что бросалось в глаза, это клетки. Они стояли, установленные одна над другой, словно какой-то великан решил поиграть тут в кирпичики и возвел в центре площади грубое подобие башни. Ветер дул с моря, которое пряталось где-то слева, за домами, и относил в сторону вонь, идущую от сооружения. Но Руту с его нюхом запах все равно ударил в лицо удушливой волной, несмотря на ветер.

Арлена остановилась, дернула его за руку, разворачивая обратно к кольцу крепостной стены.

– Калем, сыночек… – слезливо завела она.

И вытащила из-за пазухи блекло-зеленую полосу ткани, подобие шарфа с обтрепанными краями, которым пользовалась при проходе через Врата.

Рут глянул с интересом. Ступив на площадь Аретца, дама-маг стала двигаться как простолюдинка – тяжело, неспешно, растопыривая локти и переваливаясь с ноги на ногу. Белокурые кудряшки исчезли, затянутые в узел, половину головы закрывал теперь кургузый полотняный чепец. От носа протянулись вниз неожиданно глубокие морщины, которых Рут раньше не замечал.

– Ох и ветрище! Это все из-за моря, оно тут рядом. Дай-ка я горло тебе укутаю, – сказала благородная Арлена и дернула его за ворот, вынуждая Рута нагнуться.

Он покорно склонился, и у самого уха услышал шепот:

– Посмотрите на тех двоих, что сейчас подходят к Вратам…

Рут украдкой глянул на проход через крепостную стену. Арлена принялась наматывать ему на шею зеленую тряпицу.

«Те двое» были молодой парой с узлами на плечах. Их остановили, и женщину тут же повели к небольшой будке, прилепившейся слева от прохода. Рут принял ее за убежище от дождя, пристроенное для стражников, но женщина вошла внутрь, через несколько мгновений вышла с изумлением на молодом еще лице, и стало ясно, что будка предназначалась для чего-то другого.

Пару тут же отпустили и они скрылись в проходе. Арлена дернула Рута за руку, ворчливо сообщила:

– Да что ж ты за телепень такой! Пошли, нечего тут стоять!

Он зашагал за ней, снова и снова прокручивая в голове виденное.

Их путь пролегал мимо сооружения. Внутри были люди; Рут различил темные тени, сидевшие в углах. Вниз свисали веревки, на мостовой стояли ведра с прикрепленными к ним лоскутами бумаги. Рут скользнул взглядом.

«Гертень-обманщик с супругой. Обездолил детей сестры, забрал их дом. Четыре месяца клетки». «Лулана-убийца, отравила мужа. Два месяца клетки». «Бутила-палач, убил изуверски двух детей. Год клетки».

Один прохожий лениво бросил недоеденный пирожок в первое ведро. Арлена подтолкнула Рута локтем, и они прошли рядом. В ведре, принадлежавшем Лулане, лежал маленький штоф, заткнутый деревянной пробкой, и снедь, завернутая в чистую тряпицу. В ведре Бутилы было пусто.

– Правосудие Аретца в действии? – тихо прошептал Рут, склоняя на ходу голову.

Дама-маг пробормотала:

– И милосердие тоже. Говорят, здесь злодеи преступают закон не более двух раз. Каким-то образом Лига борцов их находит. И всех приговаривает к наказанию в клетке. На первый раз некоторым еще удается выжить, но вот на второй…

Она резко дернула его за рукав, уводя в сторону. И направилась к угловому трактирчику с вывеской в розанах, на которой было написано: «Юная дева». Мимо трактира неспешно брели несколько господ в богатых накидках, в круглых шапках с ниспадающими шарфами. Навстречу им быстро шла женщина с большой корзиной, похоже, где-то неподалеку находился рынок. Из-за господ вывернулся скрюченный старичок, переглянулся с Арленой, бодро затрусил в переулок рядом с трактиром.

И они пошли следом.

Старичка звали Увир. Домик у него был маленький, он прятался в глубине длинного кривого переулка, располагаясь не на виду, но при этом близко к Вратам. Его огораживала стена в полтора человеческих роста, за которой лежал уютный дворик с пышными зарослями цветов. Прежде чем зайти в калитку, спрятанную в кладке забора, старичок на мгновенье застыл, воровато стрельнул глазами по соседним изгородям, высоким и беленым. А потом неожиданно низко поклонился Арлене и исчез внутри.

Они зашли следом. Старичок отступал к дому, пятясь и кланяясь.

– Довольно, Увир, – негромко сказала Арлена. – Ты уже не слуга, а я давно не госпожа. Мы с тобой просто старые друзья. Выпрямись, дай я тебя поприветствую…

И на глазах у изумленного Рута благородная Арлена Тарланьская склонилась в реверансе перед простолюдином. Увир стоял с открытым ртом, лишь легкий румянец, окрасивший обвисшие склеротичные щечки, выдавал смятение старика.

– Не покажешь свой дом? – просто сказала Арлена.

Увир суетливо взмахнул ручками с распухшими суставами и кинулся к дверям.

Скоро они уже сидели в маленьком зале с широкими скамейками, покрытыми подушками. Хозяин принес кувшин с отваром гафры, поставил на столик рядом с лавкой блюдо с пирожками, начиненными потрохами дикой птицы – здесь, на юге, это считалось деликатесом. Покончив с угощением, Увир примостился рядом, на низком табурете на ладонь ниже, чем лавки, на которых сидели дама-маг и наследник. Быстро и сбивчиво принялся рассказывать.

Следов княжны в Аретце обнаружить не удалось. Но зато буквально вчера из города уехал последний маг, пользовавший больных. Старичок по странному совпадению встретился на рынке со служанкой мага. Уж как там он организовал это совпадение…

– И сообщила, благородная госпожа, что маг был испуган, – рассказывал Увир, шамкая. – А ранее к нему приходили из Лиги борцов с котами-вредителями и что-то требовали. Так вот, служанка в тот вечер слышала крики и стук, вроде как тупым об стенку молотили. А потом у мага на лице были синяки.

– Он не защищался? – с расстановкой спросила Арлена.

Увир на мгновенье выпучил глазки, потом прижмурил их, как кот.

– Служанка слышала, как он выкрикивал заклинания, но потом начался стук…

– Его заклинания не подействовали, – негромко заключила Арлена.

И они обменялись с Рутом взглядами.

 

Глава двадцатая

Беги, Таня, беги

Когда Аюзанна принесла ужин, Таня вытянула из нее еще одну новость: дебелую девицу, как и прочих слуг, наняли в услужение не далее как три дня назад, но помещение принадлежало Омселю-Таркифу уже год. Дом до недавнего времени стоял пустой, прислуга считала Таркифа серендионским торговцем, проводящим время в разъездах по Анадее. Кстати, улица, на которой стоял дом господина Омселя, звалась Свечной, и находилась она на рассветной стороне города. Стало быть, центр города следовало искать на закатной стороне.

После ухода служанки Таня натянула платье, быстро поела. И подошла к окну, поглядеть на нефритовые отблески разгорающегося заката, плывущие над крышами. Вот в ту сторону и следовало бежать.

Ее мысли прервали шаги служанки, пришедшей за подносом. Таня отпрыгнула к кровати. И уже с высоты подушек утомленно спросила, какие представления идут в театрусе. Завистливо поохала, услышав, что Аюзанна неделю назад ходила смотреть ужас какую интересную пиесу, под названием «Святой котоборец».

Потом две служанки доставили в ее комнату все то, что она запросила. И почти тут же явился Таркиф.

Таня присела в низком реверансе, горячо поблагодарила и принялась перечислять, в чем еще она нуждается: приличные заколки, достойного вида гребни для волос, хотя бы одна вуаль, дабы было в чем взойти на корабль, толстые чулки во избежание простуды…

Каганский сын очень быстро пожелал ей спокойной ночи и убежал. Таня улыбнулась и прилегла на кровать.

Аюзанна, пришедшая после Таркифа с флигом в руках, спросила:

– А с этим что делать будете?

И кивнула, указывая на поставленные в угол громадный горшок, куль с яйцами, сверток с мясом, покрытый кровавыми пятнами, и сверток поменьше, с солью. Завершали картину завернутые в холстину две серебряные ложки, каждая в две Таниных ладони длиной.

– Приготовлю снадобье, – равнодушно ответила Таня. Демонстративно зевнула, распорядилась: – Пусть мне завтра с утра приготовят ванну, благородная Аюзанна. Моя кожа как кора, завтра же следует смягчить ее моим снадобьем. После чего нужно совершить омовение…

Аюзанна недовольно скуксилась и ушла угрюмая.

Таня ждала сколько могла. В доме господина Омселя стихли последние отзвуки шума, улица за окном была пуста и темна. Свет звезд ложился на камни мостовой, осыпая их серыми бликами. Она досчитала до пятисот, потом еще раз и еще…

Пора.

Стянув с подушки наволочку, Таня уложила туда соль. Не оружие, конечно, но если швырнуть в глаза, мало не покажется. Оставила до поры белый сверток на кровати – вдруг придут проведать.

И потащила под окно большой горшок.

Наступил час «икс», то бишь самый опасный и показательный момент. Таня разложила рядом с горшком набитый яйцами куль и серебряные ложки. Развернула сверток с мясом и старательно составила на полу икебану из окровавленных кусков. Потом уселась прямо на пол и поочередно разбила все тридцать яиц, слив их содержимое в горшок.

Как она и боялась, в ответ на шум бьющейся скорлупы в дверь кто-то поскребся. Приглушенный мужской голос спросил:

– Благородная госпожа, вы в порядке?

– Войдите! – надменно сказала Таня. И спешно одернула юбки, задравшиеся на коленях.

Дверь скрипнула, в щели показалось грубое лицо, поросшее щетиной.

– Шум у вас тут какой-то, – пробормотал Танин страж, озирая комнату и ее саму. Наткнулся взглядом на мясную композицию, глянул настороженно.

Таня подняла ложки, сунула их в горшок, постучала об стенку изнутри.

– Я готовлю снадобье, – высокомерно заявила она. – Из яиц, которые ваш господин прислал мне. Взбивать их я буду до утра, а если снова откроете дверь, расскажу господину, что вы за мной подглядывали. Все понятно? Для приготовления снадобья из яиц мне нужны покой и тишина.

Лицо проворчало:

– Да ладно, понятно…

И исчезло.

Таня еще немного поболтала яйца, потом подоткнула края юбок под вырез платья и метнулась к кровати. Схватила заранее снятую простыню. Понеслась назад, собирая ее в жгут и перехватывая посередине.

Для того, что она задумала, достаточно было половины белого полотнища. Окно было меньше кровати. Таня макнула конец простынного жгута в горшок, развернула, давая ткани пропитаться яичной болтанкой.

И два раза несильно топнула ногой, гася флиг.

Простыня налеплялась на окошко легко, попутно пачкая ладони склизкой яичной жижей. Таня разгладила ткань, убирая пузыри и складки. Затем вскинула руки, придавила края склизкого полотнища к стене над оконной рамой – и застыла в этой позе, не обращая внимания на затекающие в рукава липкие струйки.

Нужно было подождать, и она ждала.

Когда Таня осторожно оторвала пальцы от прилепленной на окно простыни, плечи уже онемели. Зато яйцо подсохло, схватилось корочкой.

Она помахала руками, покрутила локтями мельницу, разминая суставы. И уселась под окно, скрестив ноги. Теперь нужно ждать, пока яйцо не высохнет полностью.

Она сидела тихо, время от времени монотонно постукивая ложкой по горшку, чтобы страж не успел отвыкнуть от шума. При этом Таня думала о всяком разном: о далеком доме там, на Земле, и о более близком Фенрихте, затерянном где-то на севере Анадеи. И мать с дедом, и князь с Арленой жили сейчас своей жизнью где-то там, вдали и в безопасности. Дедуля с Арленой так и вовсе в этот момент должны были спать, вознесенные громадой замка высоко над вершинами окрестных деревьев. А она была здесь, в чужом доме, в чужом городе, в чужом мире – и даже в чужом платье, мелькнула на миг ехидная мыслишка, тут же пропавшая. Сидела в темноте одна, и одна же боролась за то, чтобы вернуться к ним ко всем – сначала к князю и Арлене в Фенрихт, а потом, в один прекрасный день, и на Землю, к матери, к деду, к привычной жизни. Было в этом что-то несправедливое, в этом одиночестве, и Тане вдруг стало жалко себя и тоскливо, в носу защипало, глаза заплыли влагой…

Она тряхнула головой, сморгнула слезу. Подумала со злостью: стыдитесь, княжна Татьяна! Хорош воображать себя одинокой страдалицей, которая одна безвинно терпит. Все проходит, пройдет и эта ночь, надо только дожить до рассвета. Может, следующую ночь она встретит уже в Фенрихте, и об этом своем плаче у окна, и о собственном малодушии будет вспоминать с усмешкой.

Таня шмыгнула носом и принялась тихим, почти беззвучным шепотом мурлыкать первые такты из «Прощания славянки» – очень уж подходило к ситуации.

Потом она вспоминала дом, японского классика, оставшегося валяться на диване. Мамины застолья с родней, и грозы, на которые так здорово было смотреть с девятого этажа, потому что тучи нависали так близко, что молнии, казалось, били чуть ли не с уровня твоего плеча.

Время от времени Таня вскидывала руку и щупала жесткую, в корке засыхающего яйца, простыню.

Наконец она решила, что пора. Осторожно, вдоль стеночки, дошла до кровати, перенесла к окну перину. Ощупью нашла на стене напротив флиг и выдернула его из держака.

Перину Таня распялила над окном левой рукой, прижав ее к оконной створке локтем и всем, чем смогла дотянуться – головой, плечом, собственным боком. Перехватила древко факела за самый конец…

И с силой ударила в верхнюю часть окна.

Расчет был на то, что стекло в окошке сделано способом средневековым, полукустарным. Не зря же оно было мутноватым. А извечный бич всех кустарных поделок – хрупкость.

Стекло тихо звякнуло под периной. Таня локтем ощутила, как гладкая его поверхность промялась. Она ударила еще раз, в самый низ окна, молясь, чтобы страж за дверью или спал, или был достаточно устрашен видом мясного натюрморта на полу, вместе с угрозой выставить его мерзким подглядывающим типом.

Опора из стеклянной пластины, к которой она прижималась боком, исчезла. Таня кинула погашенный флиг на сложенный под окном край перины, развернулась, выпуская из рук наперник. И пальцами торопливо ощупала простыню, наклеенную на окно и стену.

Засохшее яйцо должно было удержать осколки стекла на ткани, чтобы они не посыпались вниз, потревожив обитателей дома. Задумывая все это, Таня даже не знала – а сработает ли?

Но сработало: простыня приклеилась к раме и стене от души, осколки повисли на ней позвякивающей чешуей с обратной стороны. И Таня ощутила дикую радость. Сколь много нам познаний чудных приносит простое мытье холодильника! Поскольку все знания о клейкой силе засохшего яйца Таня почерпнула именно при этом увлекательном занятии.

Она осторожно отодрала простыню от рамы и стены, стараясь поменьше звенеть стеклом. Уложила ткань с осколками на перину, на мгновенье задумалась, поддела горку ногой и вытащила флиг из складок. Он еще пригодится.

Из рамы невидимыми зубьями торчали крупные куски, но звезды желтыми искрами блестели на их краях. Таня принялась расчищать себе путь наружу. Торопясь, она несколько раз порезала пальцы, но вскрикивать было нельзя. Поэтому она всего лишь закусила губу и часто задышала, чтобы отогнать боль и пришедшую с ней легкую тошноту.

Очистив нижнюю часть рамы, Таня огляделась, подобрала с пола серебряные ложки. Не монеты, конечно, но серебро, оно и в Анадее серебро, так что могут пригодиться как средство обмена. Мало ли что… Собственно, именно с этой целью она и потребовала их у Таркифа. Ну еще и для придания достоверности истории про снадобье.

Ложки легли в наволочку к соли, потом Таня запихала туда же белое покрывало и флиг.

На секунду она задержалась у пустого оконного проема, глянула во тьму комнаты ищущим нервным взглядом. Нет ли тут чего-нибудь еще, что пригодится потом?

Вроде взято все что можно.

Она завязала концы наволочки узлом, повесила получившуюся торбу на плечо, освободив себе руки, и полезла в окно. Села в оконном проеме, свесила оцарапанные стеклянной крошкой ноги на улицу.

В лицо пахнул ночной ветер, сырой, прохладный, но не ледяной, как в Фенрихте, – Аретц все-таки был южным городом, и месяц оринь здесь был теплее, чем в Керсе.

Она извернулась, оперлась на край проема животом и скользнула вниз, цепляясь пальцами за подоконник, за более-менее чистый от стекла кусок рамы. Отцепила руки, схватилась за край каменной кладки в оконной нише, на мгновенье повисла. Потом ее ноги в тонких балетках нащупали полотняный навес у стены… и Таня разжала порезанные пальцы.

По наклонному навесу из прочной ткани она съехала, пересчитав при этом всем телом поперечины, державшие полотно. Флиг вывалился из наволочки и заскользил по навесу вслед за ней.

Когда ноги уже бултыхались в воздухе, Таня судорожно схватилась руками за последнюю поперечину, тормозя. Застыла, лежа животом на навесе, размахивая в воздухе ногами. Флиг застрял чуть выше. Таня осторожно похлопала рукой по полотну, побуждая древко сползти к ней. Факел нехотя дернулся, и она сумела дотянуться до него кончиками пальцев. Сунула обратно в торбу.

И огляделась.

Второй этаж дома нависал над ней темной громадой. Его прорезали пять окон: то, из которого Таня сбежала, было на самом краю. Остальные четыре глядели затененными, слюдянисто поблескивающими щелями, без единого лучика света.

Полотняный навес был пуст и чист. Значит, ложки и сверток с солью остались в торбе.

Таня оттолкнулась от поперечины и спрыгнула. Свечная улица лежала перед ней, залитая светом ярких злых звезд. Безлюдная мостовая убегала лентой в обе стороны. Террасы вокруг домов, прячущиеся под навесами, пугали черными тенями.

Таня поправила торбу на плече скрюченными, болезненными пальцами, на которых кровь и яичная жижа запеклись коркой, стягивая разрезанную кожу. Снова подоткнула в вырез платья вылезшие оттуда края юбок и побежала направо.

Шелковые балетки ног не защищали. Камни в мостовой отдавались болью в ступнях. Она все равно бежала, стараясь держаться края улицы, но не сбавляя скорости. Хотя дыхание рвалось из груди уже со свистом. Улица была безлюдна, тиха; у нее даже мелькнула мысль: неужто она и впрямь вырвется из плена вот так просто, без осложнений?

И сглазила. Тот самый дом был еще одной тенью, которая возвышалась над улицей, в ряду прочих теней. Тане до него оставалось шагов сорок-пятьдесят, когда неожиданно раздался грохот, словно в чью-то дверь молотили кулаками. Раздался вопль:

– Открывайте! Лига борцов с котами-вредителями!

Она рванулась под прикрытие террасы ближайшего дома. Присела, слилась с каменным столбиком, который поддерживал поперечину с навесом. И вовремя – дорогу впереди исполосовали лучи света, упавшие из окон второго этажа. Испуганный голос сказал что-то невнятное, приглушенное дверью. Снова загрохотало, бодренько так, с ритмом. У Тани появилось подозрение, что впереди высаживали бревном дверь.

Совсем близко что-то скрипнуло, она прижалась к столбику, тряхнула распущенными волосами, чтобы те упали на лицо. Как хорошо, что она шатенка – блондинки отсвечивают в темноте.

Дверь дома, под навесом которого она пряталась, отворилась. Блеклая тень, чуть более светлая, прокралась от выхода к краю террасы, осторожно высунулась – и Таня разглядела мужской профиль.

В доме впереди что-то обрушилось, закричали уже два голоса, мужской и детский. Тень рядом с Таней убралась назад, тихонечко скрипнув дверью.

Ей нужно было просто дождаться, пока там, впереди, все не закончится. А потом продолжить свой путь. Подождать и все…

Таня страдальчески вздохнула, прикусила губу. Встала, выпрямляясь. Если подойти поближе и вблизи посмотреть, что там происходит, это ведь никому не повредит, так?

В доме все стихло. Откуда-то с улицы, с той стороны, откуда она прибежала, доносился скрип. Словно по мостовой ехала повозка на колесном ходу. Таня вытащила флиг, неумело перехватила его за древко как дубинку. И осторожно двинулась через террасы, огороженные низкими, ей по колено, бортиками.

Легкие отсветы, падавшие от освещенного дома, расцветили серовато-желтыми тенями оградки, столы и скамейки, прятавшиеся под навесами. Два раза Таня натыкалась на мебель. Подозрения насчет повозки подтвердились: та проехала мимо, вынудив Таню замереть. А также сморщиться от сладковатого зловония. Она спряталась за одним из столбиков, из темноты смотрела, как въезжает в квадрат света громадная клетка. Сзади, толкая ее, шли два молодчика в длинных плащах. Переднюю часть клетки украшали трупики кошек…

– А вот и кот! – послышалось из дома.

В ответ раздались громкие голоса – мужской и женский. Взрослые уверяли, что это не их кошка, просили пощадить. А потом начали плакать дети.

Дома по обе стороны улицы оставались неправдоподобно тихими. Таня сильно, до крови, прикусила губу.

Если она полезет в эту передрягу, ее побег закончится здесь. Синяя Сила, поселившаяся в Танином теле, за каждое свое проявление неукоснительно брала плату: ее беспамятство и последующее бессилие. И что там будет потом, неизвестно…

Из дома вышли трое парней. Передний торжественно нес небольшую клетку, в которой жалобно мяукал бело-серый комочек. За ними вслед, плача, спотыкаясь и цепляясь друг за друга, выбралась семья. Сзади шагали еще два мужика, невысоких, но чрезмерно и неприятно плечистых.

Что-то Таню сомнения брали, что животное и впрямь жило там, где его нашли. Ну кто в здравом уме рискнет держать в доме кошку, когда по улицам бродят идейные борцы с котофеями! Стало быть, подстава. Принесли с собой и вытащили из-под полы в нужный момент…

Наверное, именно вот эта мысль – «подстава!» – и решила все.

Таня одной рукой рванула вниз заправленный в вырез подол, подхватила опавшие юбки с должной грацией, выпрямилась и пошла через террасу, помахивая флигом, как палочкой. Лениво бросила на ходу:

– Эй, почтенные!

Мужики в плащах, которые уже подвели семью к клетке, остановились. Развернулись к Тане и уставились на нее изумленно. Лица у них были идейными донельзя – с низкими лбами и бульдожьими складками вокруг ртов. Таню пробрал озноб.

Она собрала всю свою силу воли и перешагнула последний бортик. Ступила в квадрат света, падавший из окна на террасу перед домом, отпустила юбки и двинула ногой, заставляя шелк подола улечься кругом. Сказала надменно:

– Я благородная княжна Тарланьская, одна из дев великого Тарланьского дома. А вы, я смотрю, мою кошечку поймали и в клетку засадили? Нехорошо, господа, мучить бедную животную!

На ошеломленных лицах отца и матери семейства, уже стоявших перед раскрытой дверью клетки, появилась слабая надежда.

– Я же говорил, – забормотал мужчина. – Я же говорил вам, что это не наша кошка!

– Цыц! – рявкнул один из мордоворотов. – На вас указал ваш сосед, как на бесчестных кошкоукрывателей. Так что лезьте в клетку и не мяукайте тут! А эта дамочка… Так вот, значит, от кого вы получили своего кота! Вот через кого держали связь с демоном! Ясно, ясненько… Малух, Ятыга, чего стоите, хватайте пособницу!

Двое плечистых мужиков рванулись к Тане. Она зло и неумело ткнула в лицо одному из них факелом. Но древко тут же вырвали у нее из рук. Чужие лапы больно сдавили предплечья и запястья, мужички прихватили Таню с двух сторон, толкнули к клетке. Один из них стащил с плеча куль из наволочки.

Таня переступила ногами и споткнулась о длинный подол. Ее вздернули вверх, потащили волоком…

Припомнив все случившееся в деревушке Лисва, она на всякий случай громко сообщила:

– Я невиновна!

В ответ ей прижали локоть так сильно, что на глазах выступили злые слезы. Таня скрежетнула зубами – и от боли, и от бессильной ярости.

– Это ты в штабу расскажешь, нашим командерам! – азартно отозвался мужик слева. – Давай-давай, шевели коленками! А то княжна, видите ли.

– А что это за Тарлатаньский дом? – с интересом спросил другой.

– Деревня, наверное, – равнодушно ответил ему голос со стороны клетки. – Княжна из великой деревни, гы-гы-гы!

Узнай Арлена, что где-то в Анадее живут люди, не ведающие, что такое Тарланьский дом, – ее бы удар хватил. Или родимчик, говоря по-старому.

Ее подвели к клетке. Семейство уже стояло внутри, дети всхлипывали за прутьями решетки. Таня дернулась, попыталась выдрать руки, но чертова синяя дрянь и не думала проявляться. Она ощутила злость, смешанную с ужасом. Дрожащим голосом объявила:

– Эти люди тоже невиновны!

Мужики заржали.

И белые пятна лиц перед Таней вдруг на мгновенье обросли синими тенями. Начинается, поняла она с облегчением.

Ее грубо затолкали в клетку. Внутри стояли муж и жена, к ним жались двое детей и торчал в углу проволочный короб с кошкой. За Таней со скрипом захлопнули дверцу. Скрежетнул замок, и низкая повозка покатилась. Двое крепких ребят толкали клетку, остальные идейные кошкодавы бодро топали впереди.

Ее увозили, а синее диво все не просыпалось, не одаривало ее ничем. Таня уже было начала впадать в отчаяние, но вдруг заметила, что взрослые и дети, стоявшие в клетке, смотрят на нее с ужасом.

– Кто вы? – пролепетала мать семейства. – Может, вам нездоровится?

– Ух ты, светится! – сказал один из тех двоих, что толкали клетку сзади. – Гляньте-ка, почтенный Вага!

Шагавшие перед процессией люди в серых плащах обернулись. Повозка тем временем остановилась.

Таня, скосив глаза, глянула на руки, попутно осмотрев кожу в вырезе платья.

Кисти и декольте сияли слабым синим светом. Примерно такое свечение исходит в темноте от безделушки из пластика с добавлением фосфора. Ну значит, началось, подумала она. Вот только как это проявится теперь? Учитывая, что она сидит в клетке…

Мужички тем временем столпились вокруг. Один пробурчал:

– Может, у ей голубая чума? По цвету подходит.

Борцы с кошками испуганно отступили от клетки.

– Не мели глупостей! – прикрикнул на говорившего тот, которого звали Вагой. – У меня прабабка эту чуму видела и рассказывала, что от нее белые пузыри по всему телу, и все. Потом уж трупы синюшными становятся, даже волосы синеют, оттого и прозвали так. А этой девке до трупа далеко, жива-живехонька, демонская подстилка. Я так думаю, в ней восставший мертвец сидит, вон как в Элиморе. Она же не местная, а из какого-то Тарланьского села. Небось из Элимора.

Таня тем временем развернулась к дверце клетки, пробормотала:

– Как бы нам на двор окошко…

И положила руки на переплетенные прутья. Со жгучим любопытством положила, надо сказать.

Увы, решетка в пластилин от ее прикосновения не обратилась и плавиться не начала. Ощутив приступ паники, Таня толкнула дверь от себя. Та стояла как влитая.

Она со страхом подумала: а может, синий феномен уже исчерпал себя? Или ослаб? И навалилась на дверцу всем телом, подергала. Но дверь, как и клетка, была неподвижна.

– Что это с ней, судороги? – спросил почтенный Вага. Опасливо глянул и отступил назад.

Свет, который излучали Танины руки, вдруг моргнул и исчез. По решетке рванулись тонкие синие линии. Встретились на стыках, вспыхнули, погасли. А Танина кожа вновь засияла фосфорной синевой.

Семеро кошкодавов с изумленными лицами дернулись назад. Встав как раз с той стороны улицы, что вела к окраине города и к их резиденции. Готовились драпать?

Клетка, жалобно скрежетнув, распалась. Четыре решетчатых прямоугольника свесились краями на мостовую, образовав скаты. Упавший сверху потолок успел подхватить отец семейства. Но Тане успело прилететь по темечку краем решетки. Она зашипела, потерла голову тыльной стороной ладони; изрезанные пальцы все еще саднило. Сзади испуганно охнула женщина.

– Умоляю, не сердитесь на него, благородная госпожа! Мой муж сделал это нечаянно, он просто не удержал!

Таня, одной рукой потирая темечко, пробормотала:

– Ничего-ничего. Двигайте отсюда.

Те так ничего и не поняли, стояли как столбы. Таня рявкнула:

– Бегите, спасайтесь! Ну?

Мужчина отшвырнул решетку, семейство спрыгнуло с угла повозки. Кучка борцов-кошкодавов впереди заволновалась, кто-то закричал:

– Они убегают!

Таня решительно повернулась к ним, состроила зверскую рожу. В сочетании с синей светящейся кожей это должно было произвести впечатление. И произвело – борцы с котами застыли неподвижно.

Она величественно подхватила юбки, ступила на настил из бывшей клетки. Идти было больно, шелковые балетки не годились для ходьбы по арматуре.

Идейные кошкодавы наблюдали за ней в некотором оцепенении. Почтенный Вага вскинул руку.

– Изыди, зло! Над нами бессильна магия злодеев из Совета магов, не совладать с нами и тебе!

Она вздернула голову еще выше и пошла прямо на Вагу. Налетевший ночной ветерок взъерошил кое-как причесанные утром каштановые пряди. Таня шагала уже по мостовой, и вытертые до блеска камни мостовой отражали свет, льющийся с кожи. Обалдеть и не встать, жизнь ходячего торшера…

Борцы с котами шагнули назад, на месте остался лишь Вага, крупный мужчина с неприятным квадратным лицом. Таня подошла к нему на расстояние вытянутой руки.

Мгновенье они сверлили друг друга взглядами, а потом Таня нахально улыбнулась, сделала козу и демонстративно потянулась к глазам противника. Который зачарованно глядел на ее светящиеся пальцы.

Когда до глаз оставалось всего ничего, почтенный Вага отшатнулся назад. Таню захлестнула волна радости, потому как шаги спасенного семейства звучали все тише и тише, а эти семеро стояли смирно, как овцы, глядели испуганно и изумленно.

Наверное, именно эта радость испортила все, потому что Таня уже привычно потеряла сознание.

 

Глава двадцать первая

Случай тоже божество

Пирожки с потрохами оставляли на пальцах масляные крошки. Рут вытер пальцы об салфетку, угодливо подсунутую Увиром, сказал:

– Благородная Арлена, почтенный Увир, позвольте вас оставить. Пойду прогуляюсь по городу, послушаю, о чем говорят.

Здесь в нем все равно не нуждались. Разговор в зале с низкими лавками давно уже шел о прошлых временах. Арлена и старый слуга поминали знакомые только им имена и смаковали сплетни, ходившие в Алом замке лет этак тридцать назад. Его присутствие явно было лишним. Он, в конце концов, покинул Вагран не для того, чтобы лавку тут задом протирать, слушая древние сплетни.

Старичок обеспокоенно вскинулся, Арлена, успокаивая, повела в его сторону рукой, кивнула.

– Ступайте, ваша милость, но будьте осторожны. В самом деле, не сидеть же вам с нами весь день. А на улицах можно услышать всякое, глядишь, и узнаете что-нибудь полезное.

Он склонил голову сначала перед Арленой, потом перед Увиром. В ответ старичок начал подниматься, очевидно, чтобы поклониться, но дама-маг удержала его на месте.

Рут развернулся и вышел в узкий коридор. По стенам висели узорчатые драпировки из дорогой ткани, которые легко было зацепить и смахнуть плечом. Тут пришлось идти осторожно, неспешно.

И только выйдя из дома, он зашагал размашисто и быстро. Широкие штаны, прихваченные у колена, смешно полоскались при каждом его движении. Это смущало, но сдерживать шаг не хотелось.

По площади, на которую выходил переулок, в разных направлениях шли люди, кто быстро, а кто и неспешно, прогулочным шагом. Встав у углового трактира, Рут сначала огляделся, а потом медленно двинулся к циклопическому сооружению из клеток, стоявшему в центре площади. Из нескольких узилищ доносились частые судорожные вздохи. Но криков не было, значит, люди из Лиги наложили на пленников заклятия немоты.

Рут свистнул, подзывая мальчишку, бродившего неподалеку с подносом. Купил несколько булок и бросил в ведра, надписи на которых казались не такими жуткими. Всякий раз громко поминая Велату, чтобы его скромный дар выглядел не как разгульная щедрость, а как почтительное приношение богине.

Люди лучше воспринимают набожных, чем просто добрых, а здесь, на площади, хватало наблюдательных глаз.

Мальчишка с подносом ушел не сразу, встал поблизости, поглядел, как Рут совершает приношения. Сказал громко:

– Им еще воды не хватает. Воду в баклажках продает Арса, вон он, на той стороне площади.

– Зови, – распорядился Рут. И бросил мальчишке серебрушку – деяния во имя Сострадающей надо поощрять.

Распределив воду между заключенными, он решил, что для богини Велаты на сегодня сделал достаточно. Богоугодные дела, помимо прочего, дали возможность понаблюдать краем глаза за проходом в крепостной стене, прятавшей Врата.

Вчерашняя история повторилась – еще одну женщину на его глазах отправили к будочке. И через несколько мгновений выпустили.

Он купил у мальчишки булку для себя и направился к набережной, небрежно пощипывая корку в сладкой обсыпке.

День был ясный, для северянина непривычно теплый. Рут шагал, рассматривая прохожих и прислушиваясь к разговорам.

Соседка вытряхивает половики прямо из окна, и всю пыль несет к нам, чтоб ей ногу сломать на своих драных дерюгах. Раген подорожал из-за напастей в Эрроне, эти пособники демонов, что правят там, ни на что не годны. Завтра будет судилище над укрывателями котов и демонскими прихвостнями, вы пойдете? На той декаде ожидается корабль из Серендиона, нужно поспеть на причал к его приходу. Говорят, серендионцы в прошлый раз не хотели брать в уплату кристаллы Силы, просили за товары одно золото…

С моря веяло свежестью, солью и рыбой. Несколько мальчишек удили прямо с набережной – мощенной камнем дороги, огражденной от моря высокой стенкой из валунов. Аретц жил своей привычной жизнью. И девушку с волосами цвета темного меда искать в нем можно было до бесконечности.

В самом конце набережной шли причалы, окруженные гирляндами рыбацких лодок. Больших кораблей не было видно – похоже, барки из Серендиона и диких земель появлялись в Аретце не каждый день.

А потом он увидел людей из Лиги борцов с котами. Несколько мужчин молчаливой сплоченной группой шли от дальних причалов. Рыбаки и просто прохожие почтительно раздавались перед ними в стороны. Из-за некрашеных плащей Рут сначала принял борцов с котами за служителей храма.

Но лица идущих навстречу не имели того выражения отстраненности и покоя, что было на лицах божьих слуг. Да и щеки были не в пример румянее и пухлее.

Через несколько шагов он уловил еще что-то неразличимое и неуловимое, разлитое в воздухе вокруг людей в серых плащах. Что это было, Рут понять никак не мог, но оно присутствовало, манило и озадачивало своей непонятностью. Поэтому он поддался искушению и позволил себе увидеть. Увидеть как эрни. Хотя в последнее время он и так слишком часто позволял себе видеть и чувствовать как эрни. Это было плохо, это могло стать привычкой.

Сначала его ноздрей коснулись запахи. Их было много, они были разные; пахло капнувшим с еды жиром, каплей серендионского благовония, попавшего на одежду с рук женщины. Мысленно Рут увидел лицо хозяйки благовония – тяжелые смоляные кудри, пронзительные яркие глаза, крупный нос… От одного из них пахло вином, пролитым на одежду во время вчерашней попойки.

Еще через два шага он осознал, что неуловимое и неразличимое, окружавшее людей, было отсутствием, а не присутствием – чистой белизной, отсутствием того, что он привык ощущать. Ни у одного из идущих навстречу не было чувства вины. Им не за что было мстить. Им никто не жаждал отомстить. Они ни за что себя не корили. Не мучились сожалениями. Сознание каждого было чистым и ощущалось Рутом как яркое белое сияние. До сих пор он встречал такое только у младенцев и сумасшедших. Да еще Берд, учитель боя, как-то упоминал, что отпетые злодеи тоже никогда не пахнут виной и сожалением, потому что никогда себя не корят, ни в чем себя не винят…

Рут застыл, потом, опомнившись, снова двинулся вперед, с интересом глазея на людей Лиги. Его одежда обличала в нем чужеземца, а стало быть, глазеть и удивляться ему полагалось.

Борцы с котами одарили его пренебрежительными взглядами и прошли мимо. Одежду элиморских простолюдинов здесь знали, в Аретц в свое время бежало немало людей, доведенных до грани восстанием мертвых. Правда, известие о чудесном избавлении Элимора пришло месяц назад, и те, кому было куда возвращаться, уже разъехались по домам.

Но все равно вид элиморца в его привычных одеждах удивления в Аретце не вызывал.

Потрясенный и огорошенный, Рут прошагал мимо двух причалов, потом взгляд его скользнул к воде, серо-синей, в бликах зеленого с позолотой света. Лодки в обрамлении сине-зеленых теней постукивали бортами друг о друга, ряды невысоких мачт мягко колыхались в такт звукам. Шагах в ста впереди мощеная лента набережной обрывалась и из-под нее уходил зигзагом в море каменистый берег, уставленный рядами сохнущих сетей…

Мысли Рута вдруг смешались и перескочили на другое, совершенно неожиданно для него. Рут застыл, глядя поверх причалов.

Море. Серендион, прячущийся где-то там, за морским горизонтом. Корабль, который должен прийти в следующую декаду. И княжна Татьяна.

Он повернулся и быстро пошел назад.

Калитка распахнулась, едва он в нее стукнул. Старый Увир, похоже, караулил его возвращение во дворе. На невнятные приветственные бормотания Рута – человеку, открывшему тебе дверь, что-то следует сказать – старик только молча поклонился и махнул рукой в сторону домика.

Внутри, в том самом зале с низкими лавками, его ждали. Пока Рут ходил по городу, явились Гарт с Алвином. Одетые по-местному, они сидели на лавках; Алвин – изящно, скрестив ноги, Гарт вразвалку, напихав под руку подушек. Маги обсуждали с Арленой, где неизвестный похититель мог прятать княжну Татьяну. Княжич полагал, что отыскать ее будет почти невозможно, раз уж сам Кайрес, глава Лиги борцов, ищет в собственном городе означенную девицу и никак не может найти. А ведь Кайрес, по сути, некоронованный властитель Аретца.

Рут обменялся поклонами с благородными Тарланьского дома, сел на табурет, где раньше восседал Увир, и с ходу высказался:

– А если мы оставим в стороне вопрос «где княжна»? И сосредоточимся на вопросе «почему она тут»? Почему она оказалась именно в Аретце, что такого в этом городе?

Маги глянули задумчиво. Арлена подтолкнула в его сторону чашку со сластями, стоявшую на низеньком столике, сказала с живостью:

– Нам будет крайне интересно ваше мнение.

– Это всего лишь предположение, – честно признался Рут. Достал из чашки варенную в меду и завяленную ягоду рензеи, надкусил.

И с сожалением подумал, что у сластей из северной красники вкус лучше – сладкая рензея от меда становится и вовсе приторной, тогда как кисловатая красника от него только выигрывает.

– Мать княжны Татьяны из Серендиона, ведь так? А на следующей декаде в Аретц прибывает барка из каганата. Что, если похищенная княжна сбежала от эрронских магов, а потом решила вернуться… – Рут чуть было не сказал «домой», но вовремя прикусил язык и поправился, – на родину. Туда, где осталась ее мать. Известно, что юные девицы скучают по материнским объятиям. К тому же княжна наверняка напугана всем случившимся. А Фенрихт, откуда ее выкрали, вряд ли кажется ей надежным убежищем после всего, что было. Если так, возможно, она будет на причале, когда прибудет барка. И случится это через восемь дней, как я понял из разговоров на набережной.

Гарт поперхнулся, Алвин сидел все с тем же благодушно-любезным выражением лица, только носок ноги, положенной на другую ногу, чуть дрогнул. Арлена светски улыбнулась.

– Ваша милость совершенно правы, удивляюсь, как мы сами до этого не додумались. Но мы хотим найти княжну Татьяну до прихода барки. Видите ли, если в игру вступил сам каган Вакриф, забрать княжну с причала нам просто не дадут. Дева из пророчества лакомый кусочек для любого властителя.

Гарт взял из чашки оранжево-алую ягоду рензеи, полупрозрачную от меда, сосредоточенно принялся жевать. Глядя на Рута честнейшими глазами. Именно эта показная искренность и натолкнула Рута на догадку: сегодняшний день был прямо-таки полон открытий и находок.

– Она не из Серендиона, так? – медленно спросил он.

И потянул ноздрями воздух. Алвин был расслаблен и пахло от него насмешкой, но от Гарта тянуло виной. И от Арлены тоже, немножко.

– Я не буду спрашивать, что побудило вас солгать, – сказал Рут, выделяя каждое слово. – Но если вы хотите помощи, не следует пускать меня по ложному следу.

Арлена встрепенулась.

– Да, вы правы, ваша милость, мать княжны Татьяны не серендионка. Но мы скрывали и будем скрывать, где она живет, потому что тот, кто ее похитит, будет распоряжаться княжной. Полностью. Ее жизнью, ее честью, ее странной непонятной Силой. Прошу простить и понять нас, ваша милость.

На этот раз дама-маг не врала… почти не врала. Рут кивнул.

– Я принимаю ваши извинения. И вашу ложь, благородная Арлена. А теперь, чтобы сменить тему разговора, сообщу одну вещь. Я видел людей Лиги.

Гарт перестал жевать, непринужденная поза Алвина стала еще непринужденнее.

Рут коротко, не вдаваясь в детали, описал ощущение сияющей безгрешности, которая окружала борцов с котами.

– Так, – напряженно сказала Арлена, как только он закончил. – Возможно, в руках у Лиги еще один из забытых даров наподобие храмового древа. Или тех же олеконов адельбергских колдунов. Интересно, какой бог мог создать такое? Демонов, по понятным причинам, я исключаю. И что эта безгрешность дает в реальной жизни?

Она задумалась, а Гарт буркнул:

– Не все ли равно? Смена эпох сметет их, как смела всех остальных. А следующим на очереди будет наш Источник.

Рут чуть склонил голову.

Маги боялись будущего. И он их понимал. Слишком многое они должны были потерять с приходом новых времен. Самое малое – свою Силу, самое большее – жизнь. А вот его грядущие перемены почему-то не пугали. Хотя эрни, возможно, тоже придется несладко, Трира Мстительница не простит предавших ее детей. И все равно он хотел увидеть, какой станет Анадея в новую эпоху. В излишнюю кровожадность Прародительницы он не верил, хоть и знал, что многим ее справедливость будет как острый нож.

Алвин поменял положение ног – теперь сверху оказалось другое колено, правое – и бросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Говоря о княжне Татьяне… если она не бежит к матери, значит, кто-то ее привез в Аретц. Кстати, идея про корабль не так уж и плоха. Каган Вакриф вполне мог заинтересоваться девой из пророчества, его люди под видом торговцев давно ходят по всей Анадее. И не только торгуют, но и высматривают, разузнают, собирают сведения. Однако есть одно обстоятельство, которое может помочь. Нам известно, что княжна неким образом обрела странную Силу. С такой пленницей похититель, если только он не дурак, будет обращаться крайне достойно. И с почтением.

– А если дурак? – хмыкнул Гарт.

– Тогда все, что я предлагаю, бесполезно, – спокойно ответил Алвин. – Но будем надеяться на лучшее – что похититель умен и пытается угодить княжне в мелочах. Возможно даже, что он обольстил бедную девушку.

– Тогда он маг, – быстро сказала Арлена. – На княжне Татьяне, как и положено, лежит заклятие «хладного сердца», влюбиться она не в состоянии.

Алвин пожал плечами:

– Он вполне может быть магом, продавшимся серендионцам. Главное, не забывать, что он скорее всего будет ей угождать. А возможно, он серендионец… То есть надо искать серендионца или кого-то еще, кто вдруг начал покупать женские товары.

Арлена на мгновенье задумалась, а потом решила:

– Пройдемся по лавкам с благовониями и богатыми товарами. Поспрашиваем.

Она решительно встала. Рут тоже поднялся. Заметил:

– Кстати, в Аретце благородных дам нет, поэтому юбки здесь носят только по щиколотку. Как я понимаю, княжну Татьяну выкрали без ее гардероба? А дочь Тарланьского дома короткое не носит, так что вы можете спросить, не искал ли кто готовое платье с длинным подолом. Кто знает…

Арлена как-то странно на него глянула, и Рут вспомнил, что княжна росла вдали от Тарланьского дома. А стало быть, не приучена измерять свое достоинство длиной подола. И ее поведение в Ярге, где она задирала юбки на каждом шагу, это подтверждает.

Он слегка смутился от воспоминаний; видение колен княжны Татьяны было наваждением, которое просвечивало сквозь дымку розоватых чулок…

Арлена уже уходила, Алвин пошел за ней, и в зале остался только Гарт. К сожалению, лучший меч Тарланьского дома, хоть и не разбирался в интригах и политике, но в жизни кое-что понимал, равно как и в мужском образе мыслей. Поэтому смущение Рута после фразы о длинном подоле истолковал верно. Маг ухмыльнулся, бросил:

– А не выпить ли нам? А заодно и перекусить.

Рут, взяв себя в руки – в конце концов, он не юнец, для которого слово «подол» таит в себе невообразимые тайны, – неспешно и с достоинством кивнул.

Гарт почему-то опять ухмыльнулся.

От дверей Увир уже нес заставленный тарелками поднос. Кувшин вина появился после.

Поскольку время было обеденное, еду старый слуга принес соответствующую: мясо, жареная птица, сыр. И печеный раген с травами на гарнир. Они дружно принялись за еду.

Гарт ел со смаком, вино пил беспрерывно, и время от времени бросал на Рута непонятные взгляды исподтишка. Рут наконец не выдержал:

– Благородный Гарт, вы хотите что-то спросить?

Маг Тарланьского дома кивнул, пробормотал, прожевывая кусок жареного мяса:

– Я вот всегда хотел узнать, как у вас в Вагране живут до свадьбы? Я имею в виду самих эрни. Вы же поголовно мужчины, девицы у вас не родятся, так?

Рут молча склонил голову в знак согласия.

Говорят, еще при сотворении первых эрни Трира-Прародительница заявила, что месть – не женское дело. И тогда ею было решено, что от эрни родится только эрни, способный держать меч и нож, но не способный родить дитя, поэтому у эрни не бывает сестер.

– Ага… – задумчиво пробормотал Гарт. Громко захрустел алой травкой с подноса, глубокомысленно поднял глаза к потолку. – Стало быть, все эрни в Вагране мужского пола. И как же вы обходитесь до свадьбы? Я имею в виду, по постельному делу? Вот в Алом замке раньше каждому давали любовницу из простонародья, под заклятиями, чтобы не было ни бастардов, ни дурных болячек. А вы со служанками перебиваетесь или…

– А мы, – ровно сказал Рут, – укрепляем дух и до свадьбы – ни-ни.

А про себя подумал: так я тебе и сказал. Хотя сказать было что.

Бордельчик, который содержали эрни для себя, стоял на задах Ваграна и официально считался приютом для падших девиц, в котором царили самые строгие нравы. Настолько строгие, что обитательницы приюта почти не выходили на улицу. К ним захаживали только бродячие торговцы.

Снаружи все выглядело чинно и благопристойно, за приютом надзирала управа немощных и оставленных без попечения. На окошках висели плотные занавески, которые никогда не раздергивали. Каждую декаду все девицы дружно строем ходили в столичный главный храм молиться. А еще от приюта в главный храм Таруса постоянно отправляли обильные пожертвования во искупление былых грехов. В общем, красота и благолепие.

Приходящих молодых эрни не замечал никто – обитель блудниц соединялась с Ваграном подземным ходом.

Впрочем, эрни обычно не тянули с женитьбой, и в приют для блудниц ходили не больше двух-трех лет. А после свадьбы в домик за стеной и вовсе не заглядывали. Те, кто видит и чувствует больше, чем люди, редко ошибаются в выборе супруги.

– Так вы, значит, пока не женитесь, ни с кем не грешите? – поразился Гарт. Даже жевать перестал.

Рут косо глянул на сотрапезника. Кое-что о нравах, царивших в Фенрихте, он знал. Времена Алого замка прошли безвозвратно, и так называемые «одобренные» любовницы теперь имелись лишь у единиц: у сына светлейшего князя, Гима Тарланя, у Бара, княжеского внука, и двух племянников светлейшего. А прочие Тарлани мужского пола – и те, что дрались в Ночь Восставших магов, и те, что были тогда детьми, теперь утешали горьких вдовиц, которых в Тарланьском доме набралось немало. Но делалось это тайно, с соблюдением приличий. Надо думать, что некоторые, как Алвин, тайком посягали на юных родственниц. А вот интересно, с кем был Гарт?

Ноздри у Рута чуть шевельнулись, но он тут же обругал себя. Вынюхивать, с кем спит каждый встречный, было как-то слишком… по-человечески.

Да и не следует все время прибегать к подобным методам, это затягивает. Сначала начинаешь чуять все постоянно, а потом начинаешь подумывать о нарушении обета. Об этом предупреждали и Берд и отец. И об этом же писалось в многочисленных хрониках рода.

– Мы храним чистоту для наших жен, – соврал Рут.

И внутренне ухмыльнулся, увидев, как поперхнулся Гарт.

Смущение мага Тарланьского дома продолжалось недолго. Он закусил его куском печеного мяса, хрустнул косточкой, попавшейся на зуб, смачно хлебнул вина и спросил:

– Кстати говоря, о женах… Вы с кем-нибудь помолвлены, наследник Рут?

– Увы, – пробормотал Рут, начиная догадываться, куда клонит сотрапезник.

Гарт озаботился:

– Вот как? А о поисках спутницы жизни еще не думали?

Рут внимательно взглянул на него, отчего заботливое выражение на лице Гарта несколько поблекло.

– Об этом уже думает моя матушка, – сухо, с расстановкой ответил он. – Хотите обсудить с ней эту тему?

– А что, я с удовольствием, – живо отозвался маг.

В Тарланьском доме семнадцать девиц, вдруг вспомнил Рут. А вместе с княжной Татьяной уже восемнадцать.

Думай, что говоришь, сказал отец. Нельзя давать надежду там, где ее быть не может. Рут склонил голову, признался:

– Благородный Гарт Тарланьский, я должен сообщить, что герцоги Борески, настоящие и будущие, женятся только на дочерях поместных властителей Керсы. Чтобы крепче привязать их к себе. Единственные из эрни, мы ограничены в выборе.

Гарт опечалился, даже отвел руку от подноса.

– Но прочие в нем свободны, – поспешно сказал Рут, ощутив что-то вроде жалости. – Я скажу матушке, и она будет рада видеть девиц и княжон Тарланьских на празднике Поворотной звезды в нашем замке. Мы пришлем вам приглашения. На праздник, кстати, прибудут поместные властители из разных краев Керсы.

Гарт крякнул.

– Благодарю, мы подумаем. Конечно, Совет магов не обрадуется, но, похоже, нашим бывшим слугам скоро будет не до нас.

Они еще какое-то время опустошали поднос, потом Гарт блаженно завалился на кучу подушек, лежавших на скамье. Звучно зевнул. Рут понял, что трапеза окончена, поднялся, сказал с привычной церемонностью:

– Пойду прогуляюсь по другой стороне города, благородный Гарт. Прошу меня простить…

– Да что вы! – отозвался тот. Метнул непонятный, с прищуром, взгляд. – Вы тут не хозяин, а такой же гость, как и я, сидеть со мной не обязаны. Идите, ваша милость, подышите воздухом.

И Рут вышел, досадливо поморщившись при виде идущего навстречу Увира. Старик, едва его завидел, тут же с кряхтением переломился в пояснице.

Элсил клонился к закатной стороне, от башни из клеток пахло развороченными нужниками. Двое горожан лениво бродили у дальнего края сооружения, что-то бросали в ведра. Сначала Рут подумал, что они так же, как и он до этого, приносят жертву Велате. Но потом услышал жестяной звук, который раздавался при каждом взмахе рук, и понял, что горожане бросали в ведра для милостыни камни.

Милые, добрые забавы жителей Аретца…

Рут прошелся по рассветной стороне набережной. Здесь возвышались дома побогаче, с задними двориками, с террасами; под навесами некоторых прятались лавки. Ближе к вечеру на набережной начали появляться богато одетые женщины; и честные горожанки в плотных элиморских шелках, ведущие за руку детей, и девицы легчайшего поведения, вокруг которых по морскому ветерку стелились серендионские вуали, таяли в запахах соли и гниющих водорослей облака бесценных серендионских ароматов.

В одной лавке Рут прикупил для себя местную одежду: штаны, рубаху из темной шерсти и кожаный жилет. Этой ночью предстояло одно дело, и он хотел выглядеть как местный житель. Зауженные штаны ничем не походили на элиморские пузыри, которые сейчас болтались у него на бедрах, и уже этим несказанно ему нравились.

Потом он совершил круг по внутренним кварталам Аретца, бедным, далеким от моря. На одном из перекрестков Руту подвернулся мальчишка, который за две серебрушки указал дорогу к одному дому и даже проводил до места. Он осмотрел подходы, запомнил улицу и пошел назад, к площади с клетками.

Когда Рут вернулся в домик, прятавшийся в переулке за трактиром «Юная дева», Увир уже тащил в зал очередной поднос. Гарт, лежавший на лавке, на еду глянул без интереса, но зато подозрительно оживился, завидев Рута. Тут, к счастью, появились Арлена с Алвином, и Гарт переключился на них. Княжич нес свертки со своим всегдашним любезным видом, Арлена была задумчива и невесела.

Вести, принесенные магами, оказались безрадостными. Никто из торговцев платьев с длинным подолом не продавал. Более того, все заявляли, что на продажу такого чуда никто не держит – к чему портить ткань, выкраивая юбки длиннее обычного?

– Скорее всего, княжна сейчас одета по-местному. Если только она тут… – Арлена с усталым вздохом опустилась на низкую лавку, с болезненной гримасой потерла поясницу под пышными юбками – и тут же с интересом уставилась на поднос с тарелками. – Конечно, неизвестный похититель мог пройти через Врата и попасть в какую-нибудь страну, где живут благородные, а в лавках продаются платья приличного фасона. Но мы не в состоянии допросить всех лавочников Анадеи. Так что будем собирать сведения о серендионцах, появившихся в Аретце недавно, ну и прислушиваться к сплетням и слухам.

Рут кивнул, выждал, пока Арлена перепробует все блюда, стоявшие перед ней на подносе. И лишь потом высказался:

– У вас ведь есть люди в Кир-Авере, благородная Арлена? Хорошо бы узнать, что требовали котоборцы Лиги от мага, который бежал из Аретца последним.

– Попробуем, – кивнула Арлена.

Элсил уже начал закатываться за городские крыши. Алвин с Гартом попрощались и ушли; как выяснилось, маги Тарланьского дома снимали комнаты в трактире по ту сторону площади с клетками. Площадь, кстати, звалась Вратной, горожане почему-то считали Врата самой большой достопримечательностью этого места.

По мнению Рута, площадь следовало переименовать в Клеточную.

После ухода магов Арлена какое-то время смаковала мелкими глотками вино, глядела с сонным прищуром в маленькое окошко зала. Потом бросила несколько ласковых слов Увиру, который увивался вокруг, спрашивая, не нужно ли чего доброй госпоже, и отправилась спать. Рут тоже ушел к себе.

Комнатушка, которую отвел старый слуга Тарланьского дома наследнику, была небольшой, там едва помещались топчан и маленький стол, под которым прятался грубый деревянный сундук для вещей. Но она располагалась на передней стороне дома, рядом с входом, что было ценно для Рута. И имела достаточного размера окно, выходившее во дворик.

Рут бросил на стол захваченный из залы сверток с покупками, упал на кровать и застыл с закрытыми глазами.

Этим утром Рут соврал, сказав, что задолжал услугу только Тарланям. Сейчас его слегка мучил стыд, потому что ложь предназначалась отцу, не чужому человеку. После обеда в трактире, где служительница элиморского храма попросила помочь спасти Элимор, Рут то и дело лгал. Или умалчивал. Или изворачивался. Жаль, но дорог, на которых помогаешь всем и никому не врешь, не существовало. В этом Рут уже убедился.

Маленькая ложь во спасение. Да простит его Трира-Прародительница. Правда, утренняя ложь была не во спасение, а ради спокойствия отца.

Тридцать семь дней назад он поклялся девице из борделя отомстить за ее смерть, если хозяйка борделя и впрямь к этому причастна. Хозяйка, Аар Калана, сбежала в Аретц, открыв здесь заведение с привычным для нее товаром. Так что у Рута было в Аретце и другое дело помимо поисков пропавшей княжны. Долг по клятве.

Клятву он дал на правой руке, что делало ее обязательной. День принадлежит Тарланям, которым он задолжал за услугу, а ночь ему. И она послужит для уплаты долга убитой мастерице постельных дел.

Когда Рут открыл глаза, зеленовато-терракотовый сумрак за окном сгустился в коричневую темень. Он поднялся, неспешно сменил элиморское одеяние на местное. Вытащил из-под кровати узел со своими вещами; в сундук Рут не положил их намеренно, чтобы не шуметь ночью, вытаскивая деревянное хранилище из-под стола.

Он кинул узел на узкий топчан, развернул и выбрал пару сапог без набоек, но с подошвой из шкуры налега – плавучего зверя, водившегося в северных морях. Шкуру налега сплошь покрывали мелкие наросты, поэтому каменотесы любили использовать ее для полировки камней, а сапожники пускали на зимние сапоги – и по льду не скользит, и в раскисшем снегу не мокнет. Охотники и рыбаки обувь из налега надевали на промысел даже летом.

А эрни – когда предстояли дела, которые не предполагали больших драк, но требовали тишины.

В рукавах купленного в лавке одеяния не было хитрых петель для далтов, как в его керсийском камзоле. Зато к рубахе прилагался широкий тканевый пояс, который следовало накрутить поверх штанов. Рут так и сделал, после чего, достав из перевязи шестерку далтов, эрнийских кастетов с жалами, сунул их за пояс. В складках полосатой ткани поместились еще два кинжала, а напоследок Рут взял с кровати кошелек. Там, куда он шел, без денег не пускали.

Дверь домика Увир запер на ночь, а оставлять ее просто притворенной Рут опасался. Поэтому на двор он выбрался через окошко, головой вперед. Скользнул на каменные плиты террасы, приземлившись на руки, застыл на мгновенье, прислушиваясь. И только потом встал.

Звезды светили неярко, словно издалека. Ночной Аретц был на удивление тих. Странно, учитывая, что рядом располагалась площадь с добрым десятком питейных заведений.

Он потратил один кристалл из кошелька, чтобы прыжком с заклятием преодолеть стену, приземлился в переулочке и пошел, держась поближе к высокой ограде.

По Вратной площади Рут проскользнул неспешно. Со стороны клеток неслись надсадные вздохи, близкие к рыданиям. Теперь, когда город затих, ничто не заглушало звуков, которые издавали узники.

Аретц был укутан тьмой, как коричневым шелком, и сияющие окна дырявили шелк, превращая его в прорезное кружево, сверху подсвеченное звездами.

До нужного дома он добрался быстро. Огляделся за два шага до своей цели. Все были тихо, лишь вдали по улице брели двое подвыпивших горожан. Парочка падала и спотыкалась на ходу, но не горланила и не буянила, не в пример его родным керсийцам. Рут мгновенье смотрел в сторону удаляющихся пьянчуг, потом поднялся на ступеньку из белого мрамора с резьбой в четырех углах. По мрамору ползли кровавые тени – сверху, над крыльцом висел флиг, прикрытый алым стеклом.

Рут поднял руку и постучал.

Дверь черного мореного дерева, усаженная железными скрепами, отворилась после небольшой паузы. В проеме возник немолодой, но еще крепкий мужчина с бородой и шевелюрой, по которым густо шла седина. Привратник оглядел Рута с ног до головы, досадливо свел брови на переносице.

Мой внешний вид, сообразил Рут. Я не кажусь ему достаточно богатым. Это может стать проблемой.

Он спешно выхватил из складок пояса кошель, подбросил, поймал. Звук и вид шитого золотом кошелька подействовали на привратника умиротворяюще, он даже выдавил что-то похожее на улыбку. А самое главное – отступил на шаг, открывая Руту проход.

– Впервые к нам, почтеннейший? Раньше мы вас что-то…

– Да и мы вас, – бросил Рут, протискиваясь мимо мужика. – Ваше заведение открылось недавно, ведь так? Я о вас услышал только на днях.

– И надеюсь, только хорошее, – значительно произнес женский голос сбоку. Не просто громкий, а прямо-таки трубный голос.

Рут глянул влево.

В небольшой комнате, где по стенам шли фрески самого фривольного содержания, мебели не было вообще. Здесь были только Рут, привратник, еще довольно милая девица в коротеньких юбчонках, едва прикрывавших срамное место, и эта женщина. Могучая, с крупно вылепленным лицом, в платье, бесстыдно обнажающем немалые прелести, которые, по мнению Рута, следовало прятать, а не выставлять напоказ, поскольку дама была не первой молодости. Темный шелк платья выглядел достаточно скромно, но громадные пуговицы портили это впечатление. В них сияли кристаллы Силы, оправленные в золото. Пуговицы шли от глубокого выреза почти до колен, где подол темного платья расходился на манер занавесей, и можно было видеть две могучие щиколотки в золотистых чулках.

– Позвольте обслужить вас наилучшим образом, – произнесло устрашающее видение в темном платье.

Девица в коротких юбчонках тут же прильнула к Руту, с простодушной, почти детской улыбкой ухватившись за некое место пониже пояса. Хорошо, что не за пояс, с некоторым смятением подумал он. Девичья рука легко нащупала бы далты и кинжал. Один кинжал интереса не вызовет – по ночам никто не ходит безоружным ни в одном городе Анадеи. Но вот сочетание кинжала с далтами…

Его плоть покорно ответила на прикосновение, и пришлось, чтобы успокоить себя, втянуть носом воздух.

Лучше бы он этого не делал.

Дом свиданий пропах десятками запахов и ароматов. Воняли дешевые благовония, смердели засаленные ткани, пахло мужским и женским потом, ночными вазами и чужим семенем… Он, чуть покачнувшись, запретил себе чуять.

Потом мягко убрал руки девицы от того места, за которое она все еще держалась, и глянул в лицо могучей женщины с обнаженными отвислыми грудями. Сказал, намеренно усложняя речь и растягивая гласные:

– Это дитя прелестно, но я хочу чего-то более… более изысканного.

– Так господин из благородных? – полувопросительно заметила хозяйка борделя.

И присела в неуклюжей пародии на реверанс, забавно растопыривая крупные колени. Ткнула рукой себе за спину, где пряталась дверь.

– Прошу наверх, благородный господин. У красотки Каланы есть товар на любой вкус. Ни один из благородных господ от нас не ушел обиженным…

Могучая хозяйка борделя привела его в комнату на втором этаже, где в центре стояла невысокая скульптура – двое слились в экстазе, причем способом, который больше подходил зверью, а не людям. Рут давно уже не был девственником, но при взгляде на мраморные фигуры у него ощутимо загорелись уши. Работа была халкидийская, выразительная, как все творения тамошних скульпторов. Даже чересчур выразительная.

– Прошу вас, присаживайтесь, – предложила госпожа Калана.

И повела рукой в сторону длинного дивана, занимавшего переднюю часть комнаты.

– Не стоит, – надменно, как и положено благородному человеку, сказал Рут. – Я не собираюсь рассиживаться тут и выбирать кого-то из ваших девиц. Я просто желал поговорить с вами наедине.

И усмехнулся с намеком, не разжимая губ. Вылитый избалованный сынок благородного семейства, ушедший через Врата на другой край Анадеи, чтобы там исполнить некие фантазии. Которые на родине выполнять нельзя – слухи пойдут, родное семейство огорчится, благородные невесты опять же носики морщить начнут.

– Но о чем может говорить такой прелестный молодой господин со мной, со старухой? – немного фальшиво изумилась хозяйка.

Рут глянул на нее, склонив голову. Тепло. Даже горячо. Файру Ненавидящий побери и эту тетку, и этот бордель!

– Был у меня знакомый из Элимора, некий Даур с перебитым носом, – тихо сказал Рут. – Не буду говорить, где мы с ним познакомились, скажу только, что в очень приятном месте. Так вот, этот господин рассказывал о некоей Аар Калане, содержательнице борделя в Элиморе. Она, по его словам, исполняет любые желания клиентов, абсолютно любые… И вот я задаюсь вопросом, уж не вы ли та самая Аар Калана?

Он блефовал. Но если хозяйка и впрямь поставляет девиц для особых клиентов, ответ будет уклончивым. Тогда смерть девицы в Майлоке была не случайной, Аар Калана намеренно отдала ее убийце. А значит, виновна.

Лицо женщины с квадратной мужской челюстью и обвисшими щеками дрогнуло. Губы расплылись в улыбке.

– Так вы бывали в Элиморе, благородный господин? Вижу, знаете, как следует обращаться к приличным людям в наших краях.

– Вернее сказать, Элимор побывал у нас, – ответил Рут. – Ваши бежали от своих мертвецов, потом начали навещать всякие интересные места в нашем Илазире, и я познакомился с благородным Дауром, о котором говорил. Кстати, почему вы не вернулись домой, как это сделали другие элиморцы?

Назваться илазирцем Рут решил заранее, о соседней стране, главном враге Керсы, он знал достаточно, да и выговор у него был похож на илазирский, тоже северный.

Госпожа Калана мощно вздохнула.

– Ах, благородный Даур… я ведь могу вас так называть? В Майлоке, как и во всем Элиморе, дела сейчас идут плохо. Не у каждого есть звонкая монета или лишний кристалл, чтобы отдать его за маленькие радости от моих девочек. А здесь клиенты с толстыми кошельками, ну как тут было не задержаться.

– Вот и прекрасно, – сказал Рут. – Я как раз из тех клиентов, которые с толстыми кошельками, так что мы, можно сказать, нашли друг друга. И желаю я той же услуги, что вы оказали когда-то моего другу, Дауру с перебитым носом. Вы ведь меня поняли, так? Маленькие радости, которые я хочу, особого рода…

Он выдержал небольшую паузу, потом бросил, чуть брезгливо скривив рот:

– Мой друг хвастался, что ему вы дали весьма красивую девицу. Но я на красавице не настаиваю, мне достаточно чистой, без болезней.

И снова вытащил из складок пояса кошелек, который успел туда засунуть. Лениво поиграл им в воздухе.

– А с девицей вы захотите уединиться в месте, где вас никто не потревожит и никто не услышит? Так же, как и ваш друг? – деловито спросила Калана. Снова улыбнулась, растянув тонкие губы. – Вам несказанно повезло, благородный Даур. Среди комнат в моем борделе есть подвальная. И как раз там я держу одну девчонку. Следуйте за мной.

Он снова шел по лестнице за хозяйкой борделя, но теперь они спускались вниз. Достигнув первого этажа, госпожа Калана повернулась боком к двери, что вела в комнату у входа. И коснулась стены.

Часть бесстыжей фрески тут же отъехала, оказавшись панелью из крашеного дерева. Рут увидел дверцу с замком, спрятанную в нише. В руке у хозяйки блеснул ключ, дверца распахнулась, и могучая бабища, кивнув, слащаво улыбнулась. Рут ступил на лестницу первым. Оставшись позади, Калана сначала потянула на себя настенную панель, потом закрыла дверь и начала спускаться.

На лестнице горели флиги, что говорило о том, что в подвал заглядывали часто. И он тут не первый клиент с особыми желаниями.

Рут, не удержавшись, потянул носом воздух. Хотя все было ясно и так.

Сквозь запахи сырости, плесневеющего камня и воды, подтачивающей фундамент где-то под землей, пробивался запашок гнили от погребенных под плитами тел. Неглубоко погребенных. Однако…

Он спустился с лестницы, встал, поджидая отставшую хозяйку, – та переставляла толстые ноги осторожно, боясь загреметь вниз. Рут с наигранной беззаботностью спросил:

– Я слышал, в Аретце ищут зеленоглазую девицу с волосами оттенка темного меда. Как я понимаю, девица пропала? Уж не в вашем ли подвале она затерялась?

Вероятность подобного была крайне мала, но проверить стоило.

– Увы, благородный Даур, я эту девчонку не видела. – Хозяйка, отдуваясь, ступила на последнюю ступеньку. – Попадись она мне в руки, разве я отправила бы такой клад в подвал? Кайрес, главный борец Лиги, назначил хорошую награду. Да я сейчас кушала бы с золота, пила из него…

По мнению Рута, все это она могла позволить и теперь – учитывая, какие пуговицы украшали ее платье. Но насчет разыскиваемой девицы содержательница борделя не врала, он это чуял. Зеленоглазой особы с волосами темного меда здесь не было. И то хорошо.

Калана прошлась по короткому проходу, идущему от лестницы, отодвинула засов на самой последней двери. Рут услышал вопль:

– Отпустите меня! Ну что я вам сделала?

И шагнул внутрь.

В комнате стояла громадная кровать, а в ногах ее застыла угловатая худая девушка. С ошейником на шее, от которого к изголовью тянулась толстая цепь.

Девица всхлипывала и умоляла. Рут, не обращая на нее внимания, повернулся к Аар Калане, сказал, возвысив голос:

– Хоть я и не просил красавицы, но эта уж больно худа. Нет ли у вас чего покрепче?

Спускаясь сюда, они прошли мимо трех дверей, и там тоже могли быть пленницы.

– Это все, что есть, так что берите, благородный Даур, не побрезгуйте, – со значением ответила хозяйка. – И не подумайте чего, эта быстро не сомлеет. Со вчерашнего дня у меня тут сидит и все вопит без умолку. Вы со своим инструментом или вам дать?

Слегка опешивший Рут помедлил, а Калана тем временем понимающе кивнула и исчезла за дверью.

– Господин, – умоляюще зашептала угловатая девица, – господин, спасите меня, я честная девушка! Я не должна быть здесь, просто принесла записку, а старуха не отпускает…

Рут глянул без всякого выражения, равнодушно отвернулся к двери. Выходить из образа не следовало, так что девчонке придется еще немного побояться.

Калана вернулась с деревянным ящичком вроде тех, в которых плотники носят свои инструменты. Сунула Руту в руки, и он машинально его открыл.

Поблескивали лезвия, у стенки лежал сверток узловатых веревок, торчали ручки небольших щипцов. Дивненько…

Во всем происходящем была какая-то несуразность. Руту припомнилась пирамида из клеток на Вратной площади. Как при такой жесткой прополке всех злодеев в нескольких сотнях шагов от площади с их клетками творится такое?

Но додумать мысль он не успел, потому что хозяйка протянула к нему ладонь:

– Вы уж простите, благородный Даур, но денежки вперед.

– Разумеется. – Рут выдохнул.

Он все узнал, тянуть не было смысла. Пора.

Ящик полетел в угол комнаты, его содержимое блестящим стальным ливнем посыпалось на пол. Девица испуганно вскрикнула, а он шагнул вперед, оттолкнув протянутую хозяйкой руку. Сграбастал темный шелк у самого выреза, дернул к себе – и с некоторым удивлением обнаружил, что хозяйка не так уж и слаба. Рост и вес давали могучей женщине возможность сопротивляться.

– Я кое в чем соврал, – холодно бросил Рут. – О вас я узнал не от Даура с перебитым носом. А от девицы, которую ему отдали.

– Не может быть, она мертва… – прохрипела женщина.

И попыталась оттолкнуть его, но Рут отбил подрагивающие руки.

– Точно замечено. Однако когда вставали мертвецы, эта девица встала тоже. Я здесь по ее просьбе, она пожелала, чтобы я отомстил.

Аар Калана содрогнулась всем телом.

Тяну время, понял вдруг Рут. Убивать женщин оказалось тяжелее, чем мужчин, – что-то тормозило руку, готовую лечь на пояс.

Прикованная девица, умолкшая, когда Рут взял Калану за грудки, неожиданно взвыла. Он на мгновенье скосил глаза, и тут хозяйка борделя, оскалив крупные зубы, схватила его за горло обеими руками.

Тело отреагировало само. Рут не стал отбиваться от захвата, просто напряг шею и повел рукой. Далт скользнул в ладонь, вошел с неприятным хрустом под левое ребро.

Хватка на шее тут же ослабла, шелк платья, который он все еще держал в кулаке, выскользнул из пальцев. Хозяйка завалилась назад. Лежала, пытаясь зажать рану ладонью, а сквозь пальцы вяло пульсировала кровь.

– Господин! – вновь завопила девица и рванулась к нему, загремев цепью. – Не оставляйте меня тут!

Даже эта девчонка и та понимает, что мне нужно уходить, мелькнула у Рута мысль. Вперед, пошел…

Он шагнул к девице, приложил палец к губам. Та тут же смолкла, и Рут смог ощупать ошейник на ее шее в относительной тишине – хозяйка сзади непрерывно булькала, никак не утихала.

Обруч оказался не из кожи, а из железных пластин, и запирался на замок размером с крупную монету. Рут скользнул в тот угол комнаты, где рассыпалось хозяйство из ящичка, нашел мелкий, чуть не с булавку, ножичек. В три движения освободил девицу.

А потом цепко взял за локти и осторожно тряхнул. Приказал, глядя в угловатое лицо серыми, цвета старого пепла, глазами:

– Иди за мной молча, рот не открывай, что бы ни случилось, вид прими несчастный… Поняла?

Девица кивнула, и Рут вернулся к лежавшей хозяйке.

Та еще была жива. Он чуть сморщился. Крупное тело, далт вряд ли достал до сердца, а если и достал, то только оцарапал. Значит, оставшись одна, Калана может исцелиться; содержательницы борделей побогаче всегда выкупают у магов-лекарей несколько врачебных заклинаний. С их работой без этого нельзя. Не зря же на платье у бабищи пуговицы с кристаллами.

Рут снова потянулся к поясу. Рубанул кинжалом по шее – так, чтобы уже никакими заклинаниями не спасти. Обыскал могучее тело и в потайном кармане нашел ключ.

– За мной! – через плечо Рут глянул на девицу. Та стояла бледная, испуганная, но не порывалась бежать. Хозяйка борделя права, такая действительно верещала бы долго.

Он вышел, зашагал к лестнице, останавливаясь у каждой двери на несколько мгновений и принюхиваясь. Живым человеком не пахло нигде. Зато попахивало мертвечиной из-за двух дверей.

По лестнице Рут взлетел, благо худая девица с круглыми испуганными глазами не отставала. Открыл низкую дверь, приник к расписной панели, прислушался, – нет ли там кого?

У подножия лестницы все было тихо. И живыми не пахло. Они вышли, Рут запер дверцу, пристроил на место панель и направился в комнату у входа. Девица молчаливым хвостиком следовала сзади.

Привратник был все тот же, а вот девица сменилась – теперь у входа ожидала клиентов высокая рыжеволосая красотка в корсаже на голое тело, который не прикрывал, а только подпирал грудь. И в тонкой полотняной юбке, ниже бедер разрезанной на ленточки.

На Рута они оглянулись одновременно, рыжеволосая с выражением скучающим, привратник – с любезным, как и положено слуге в хорошем заведении.

Но как только он узрел шедшую за Рутом девицу, любезность тут же исчезла.

– А где хозяйка, благородный господин? – поинтересовался привратник с нехорошим прищуром глаз.

И как бы невзначай положил руку на гнутую рукоять крупного кинжала, подвешенного к поясу.

Но у Рута сегодня не было настроения миндальничать, а взгляд немолодого мужчины, брошенный на угловатую девицу, яснее ясного говорил, что он ее знал и помнил. Рут склонил голову. Потянул воздух, позволил себе почуять…

Все верно. Привратник был в курсе того, что творилось в борделе, и сейчас, глядя на девицу, ощущал недоумение, злобу и легкую тень вины. Смутная тень легла перед глазами, словно морок, и Рут узрел другую картину. Лицо девицы с разинутым в крике ртом, темно-красная стена – наверное, интерьер одной из комнат, в которых обслуживают простых клиентов. И привратник, который заламывал девице руки за спину. Виновен, вне всякого сомнения.

– Госпожа Калана отдыхает, – сообщил Рут.

И двинул рукой, посылая далт в полет. Серебряная стрелка мелькнула, вошла привратнику глубоко в глаз. Рыжеволосая охнула, опрометью кинулась к двери напротив той, что вела на лестницу. Захлопнула за собой дверь и только потом завизжала.

Рут перешагнул через привратника, на ходу выдрал далт, обтер о край одежды мужчины. Мельком глянул на девицу за спиной. Та дрожала, глаза напоминали колодцы, зубы постукивали, но стояла прямо и в истерику не впадала.

– Пошли. – Он протянул ей руку, стоя по ту сторону тела привратника.

Девица, прикусив губу, с плаксивым выражением на лице перешагнула через труп.

На улице их встретила темень и тишина. Бордель за спиной быстро наполнялся криком и визгом. Он скомандовал:

– Бегом!

И припустил по направлению к портовым районам, держа девицу за руку. Бегать она не умела, большую часть пути Рут просто волочил ее как на буксире. Отбежав три квартала к морю, он свернул налево, пробежал еще два квартала и только тогда остановился в тени одной из террас.

Девица задыхалась и хрипела. Рут шепотом посоветовал:

– Нагнись, упрись руками в коленки, станет легче.

Та послушно согнулась.

Он стоял, прислушиваясь к звукам города. Крики из борделя Рут перестал различать уже через первую сотню шагов, а здесь, в отдалении, стояла звенящая тишина. Аретц безмолвствовал в южной ночи, приправленной запахом близкого моря.

Девица дышала все тише, даже выпрямилась, опершись о каменный столбик ближайшей террасы. Рут с презрением подумал о здешней страже. Совсем распустились – может, из-за того, что вместо них со злодеями теперь борется Лига борцов с котами. Этой ночью он отмахал по городу не одну сотню шагов, но никого из городской стражи не встретил, ни одного человека.

Дыхание девицы постепенно успокаивалось, и он повернулся к ней.

– Как ты попала в бордель?

Девица ответила прерывающимся шепотом:

– Хозяева послали, отнести записку. А тамошняя госпожа позвала наверх, ответ забрать, как напишет. А потом…

Рут переждал короткий всхлип. Что случилось «потом», и так было ясно.

– Кто-нибудь в городе у тебя есть?

Девица мотнула головой:

– Никого, я сирота. Хозяева только.

Что-то в этом роде он и ожидал. И спокойно заметил:

– К ним лучше не возвращаться.

Угловатая девчонка сделал глубокий вдох:

– И куда я пойду? Они даже за первый месяц еще не заплатили, у меня нет ни гроша, чтобы хоть угол снять на первых порах.

Рут глянул на небо. Рассветный край прятался за домами, но он без него знал, что до рассвета далеко. Начатую месть надо заканчивать, а злодея убивать вместе с пособниками – так говорил Берд.

А хозяева девицы именно пособниками и были. Кто из приличных горожан станет писать записочки в бордель? Всякому понятно, что это просто повод, чтобы послать туда глупую девчонку.

– Давай сходим и получим с них деньги, – предложил он.

Девица ойкнула:

– Но они… вдруг они…

– Вдруг – это не они. Вдруг – это я, – почти ласково сказал Рут. И пробежался руками по поясу, проверяя, не выронил ли чего во время бега.

Все было в порядке; далты, кинжалы и кошелек лежали в тугих складках ткани, даже ключ от подвала был там, потому что Рут сунул и его в пояс.

– Дорогу знаешь? Веди! – распорядился он.

И шагнул из тени на мостовую.

Девчонка по улице почти бежала. Рут шел быстрым шагом, и этого хватало, чтобы не отставать.

Одинаковые дома темными силуэтами нависали над мостовой. На ходу он узнал имя девушки – ее звали Нианна. Она его имя спрашивать не стала, а он с представлениями не спешил. Ни к чему. Если все сложится удачно, они расстанутся раньше, чем закончится ночь.

Рут собирался вытрясти из хозяев девицы не только положенное жалованье, но и определенную компенсацию – на его взгляд, они кое-что задолжали. Потом девицу придется отвести в трактир поприличнее, где она устроится, пока не найдет новую работу. В крайнем случае девушку можно отправить через Врата в Вагран.

Что же касается хозяев, то одними деньгами они не обойдутся. Воспоминание о ящике с инструментами не давало Руту покоя. Месть должна быть завершена.

Немного поплутав по темному городу, девица вывела его на относительно ровную улицу, лентой уходившую вдаль. Отсюда они пошли уже прямо, никуда не сворачивая.

И через двести шагов Рут расслышал отдаленный топот. По улице кто-то бежал, как раз в их сторону. В конце мостовой, залитой светом звезд, появились три темных силуэта, подчеркнутых тенями. Судя по более низкому силуэту, один из бегущих был ребенком.

Не тратя времени на слова, Рут рывком увлек Нианну в тень соседней террасы. Прошипел на ухо два слова, приказывая стоять тихо.

А потом прислушался. Бегущие быстро приближались.

Он нажал девушке на плечи, принуждая ее опуститься на корточки во тьме террасы. Сам развернулся, шагнул вперед и прижался к каменному столбику, державшему навес. Выглянул из темноты.

По улице бежали мужчина, женщина и ребенок лет десяти-двенадцати. Мужчина что-то нес на руках. Похоже, еще одного ребенка.

Эрни отступил назад, не желая, чтобы его заметили. Семейство уже миновало террасу, где они прятались, как вдруг Нианна за его спиной вдруг воскликнула:

– Так это же Чивелица, господская дочка! Хозяева!

И она выскочила на мостовую, кинувшись через террасу наискосок. Суматошно вскрикнула:

– Госпожа Каела! Господин Миршен!

Мужчина от крика служанки пригнулся, припустил еще быстрее. Девочка, бежавшая рядом с женщиной, сбилась с ноги, засеменила, пытаясь обернуться. Но мать тут же дернула ее за руку, и все семейство прибавило ходу.

Решимость Рута отомстить, как это и полагается в таких случаях, до конца и всем, вдруг испарилась. Нет, он мог отомстить, он даже хотел… но при детях?

При детях это было бы немыслимо. К тому же хозяева опрометью бежали, бросив, судя по их виду, и дом, и пожитки. Похоже, кто-то еще помимо Рута озаботился возмездием. Что ж, Нианна могла быть не первой жертвой, а он – не единственным мстителем в Аретце.

Рут скользнул к девице, ухватил ее за руку, чтобы не бросилась догонять хозяев.

– Как же, почему же… – бормотала та.

– Что ты знаешь о служанках, которые работали у этих господ раньше? – мягко спросил Рут.

Нианна ответила, глядя вслед бывшим хозяевам:

– Ну… ничего. Соседи говорили, что никто у них не задерживался. Все уходили одна за другой. Правду сказать, госпожа Каела любила покапризничать, то одно потребует, то другое.

– Возможно, их тоже посылали с записочкой в известный тебе дом, – вполголоса предположил Рут. – И они исчезали, как могла исчезнуть и ты.

Нианна содрогнулась. Вздохнула горестно:

– Пропало мое жалованье!

– Зато сама цела, – напомнил Рут. И потянул девушку в тень террасы. – Давай-ка постоим тут. Думаю, что те, от кого бегут твои хозяева, сейчас появятся.

Это была не единственная мысль, его посетившая, но вторую Рут высказывать не стал. Отловом злодеев в Аретце занималась Лига борцов с котами-вредителями, так что неизвестными мстителями могли оказаться и котоборцы.

А мозолить глаза людям, вокруг которых в воздухе разливается сияющая безвинность, он не хотел.

Нианна послушно переступила низкий каменный бортик. Они застыли под навесом, настороженно прислушиваясь. Но никто не бежал, никто не появлялся.

В конце концов он, оставив Нианну, снова шагнул на мостовую, залитую светом звезд. Глянул в тот конец улицы, откуда прибежали хозяева, склонил голову.

Инстинкты эрни кричали, что идти надо за хозяевами. Чтобы завершить месть. А голос разума нашептывал, что идти следует туда, откуда они появились. Чтобы узнать, от кого или от чего они сбежали.

Победил разум. Рут вернулся к Нианне, тихо сказал:

– Я пройдусь и вернусь. Жди здесь. На всякий случай…

Он сунул пальцы в складки многослойного пояса, вытащил кошелек.

– Возьми. На первое время хватит, если что.

Девица испуганно всхлипнула, и он чуть было не предложил ей отправиться прямиком в Керсу. И там разыскать Лирта, главу управы немощных и оставленных без попечения. Но вовремя прикусил язык.

Лучше пока никому не знать, из какой страны пришел тот, кто убил содержательницу борделя. Мало ли что…

– Сиди тихо, – распорядился Рут, чувствуя легкий приступ вины – нехорошо оставлять девицу одну посреди ночного города. – Затаись и не выходи, кого бы ни увидела.

Он повернулся и торопливо зашагал по мостовой.

Время от времени Рут останавливался и прислушивался. Вскоре он услышал шум шагов и скользнул под навес, замерев там молчаливой тенью – сгусток тьмы на коричневой бархатной мгле вокруг дома.

Семь мужчин, определил он на слух. Не бегут, но дышат часто – значит, или испуганы, или чем-то возбуждены. Если они преследуют хозяев Нианны, то не торопятся. И это означает одно из двух: либо поставщики девичьего мяса для подвала Аар Каланы изначально не были целью для этих семерых и спугнули они их случайно… либо цели поменялись.

Он выглянул из-за столба. Стесанный каменный край приятно холодил щеку.

Это и впрямь оказались котоборцы Аретца. Рут видел, как развеваются по ветру длинные плащи из некрашеного грубого полотна, которые в этом городе носили только люди Лиги и служители храма.

Однако служители ночью по улицам не шатаются, да еще и всемером.

Четверо из борцов несли странные носилки. То ли дверь, то ли рама от кровати. На ней лежала женщина – Рут мог бы поклясться в этом. Запыхавшаяся семерка была уже рядом, так что он различал фигуру, распростертую на носилках. Нос эрни уловил запах недорогого мыла – цветочный с оттенком щелочи, смешанный с ним слабый привкус женского пота. Еще почему-то пахнуло засохшей кровью и сырым яйцом…

Секунду он решал, что делать, а потом увидел свесившийся с носилок край платья, который подметал брусчатку. И струился по ветру так, как может струиться только шелк. Итак, непомерно длинная юбка, шелковый подол…

Благородная дама или девица? Какое совпадение… Та, из-за которой Рут прибыл в Аретц, тоже носила длинные юбки. Во всяком случае, когда он ее видел.

Ему на ум вдруг пришла фраза из старой книги: «Случай тоже божество».

И Рут двинулся вперед.

Первой его жертвой стал крупный мужчина с жестким квадратным лицом, который шел во главе отряда котоборцев. Он успел лишь моргнуть, когда Рут возник у него на дороге и ударил в висок рукоятью кинжала.

Все было закончено в двадцать семь шагов и одиннадцать ударов рукоятью. Скоро. Быстро. Под вопли противников. Бить лезвием Рут избегал. В конце концов, о людях Лиги он до сих пор не слышал ничего порочащего, и убивать просто так, беспричинно, не хотелось.

Вопли метались между громадами домов, застывших по обе стороны улицы. Что Рута удивляло, так это то, что никто не показывался из домов на крики. Один раз он уловил чье-то присутствие на террасе неподалеку, но потом ощущение живого человека исчезло.

Словно мышка выглянула и спряталась. Или крыса.

Носилки, на которых лежала женщина, оказались решетчатым настилом. Котоборцы бросили его наземь в самом начале схватки, которая больше походила на избиение, и Руту оставалось только надеяться, что особа в шелковом платье не отшибла себе чего-нибудь при ударе о мостовую.

Последний из семерки попытался удрать, и пришлось его догонять. Покончив с ним, Рут вернулся, склонился над женщиной, безвольно скатившейся с решетки.

Она лежала, уткнувшись носом в камни мостовой. В глаза Руту бросились грубо скрученные за спиной руки. Он в первый раз за всю схватку обнажил лезвие кинжала, освободил тонкие женские запястья.

Потом перевернул почти бездыханное тело и на мгновенье застыл. И впрямь княжна Татьяна Тарланьская. Здесь, на краю Анадеи…

Рут спешно провел пальцем по шее, ощутил биение пульса – и заодно гладкость кожи, не похожей ни на шелк, ни на бархат. Иную гладкость. Рывком перекатил княжну на спину, вскинул вверх.

И побежал по улице, пригибаясь, неся княжну, грубо перекинутую через плечо как куль. Он бежал и надеялся, что Нианна все еще там, где он ее оставил.

Ему нужен был кто-то, кто выведет его кружным путем к переулку, где стоит дом Увира. Следовало спешить, борцы из Лиги могли вот-вот очнуться. И поднять тревогу.

Нианну придется вести в дом к Увиру. Иного выхода он не видел.

Служанка выступила из тени навеса, как только он подошел к террасе. Глянула на ношу Рута недоуменно и слегка ревниво.

– Знаешь переулок, на углу которого стоит трактир «Юная дева»? – спросил Рут, прерывисто дыша, не размениваясь на объяснения. – Можешь вывести нас туда кругом, минуя Вратную площадь?

Нианна уверенно кивнула.

– Тогда пошли, – скомандовал он. И пообещал: – Помоги мне, а я найду такое место, где тебя примут как родную дочь.

– Вы меня спасли. Я и так у вас в долгу, господин, – сконфуженно напомнила Нианна. Вздохнув, деловито заметила: – Но и место мне тоже нужно.

Рут попросил:

– В том кошельке, что я тебе дал, есть кристаллы. Верни их. На время.

– Они и так ваши, господин, – благоговейно ответила девушка.

И, выбрав из кошелька все кристаллы, протянула их Руту.

Дальше княжну Татьяну он тащил за собой заклинанием переноса. До дома старого слуги Тарланьского дома они добрались, не потревоженные никем. Один только раз на дальней улице Рут слышал крики и вопли, но Нианна тут же свернула в какой-то проулок, провела его по узкой тропинке между домами, и крики начали стихать.

Уже светало, когда они наконец вышли к высокому забору, скрывавшему дом Увира. Рут потратил кристалл, чтобы снять с княжны заклятие переноса. Та была по-прежнему в беспамятстве, и это начинало его тревожить.

Потом он опустошил еще один кристалл, чтобы перемахнуть стену. Рут полагал, что Арлена и Увир все еще спят, но первым, что он увидел, приземлившись на каменных плитах, было лицо благородной дамы, поджидавшей внутри. Возмущенное лицо, с поджатыми губами и пятнами пунцового румянца на круглых щеках.

– Ваша милость… – ледяным шепотом начала было Арлена.

Рут приложил палец к губам, отомкнул засов с калитки и занес во двор княжну Татьяну, безвольно лежавшую за стеной.

Нианна вошла следом.

 

Глава двадцать вторая

Сон Рута Францевича

Руту велели донести княжну до комнаты Арлены. Он осторожно положил все еще бесчувственную Татьяну на широкую кровать и отступил назад.

При свете двух флигов, горевших в спальне, ясно было видно, как исхудала найденная княжна. Заострившиеся нос и скулы обтягивала белая с голубизной кожа. Оттенка первого снега, который вот-вот выпадет в Керсе…

Не знай он, что девушка жива, принял бы ее за мертвую.

Влетевшая следом Арлена выставила Рута вон, приказав ждать, пока она не освободится. Как он понял, благородная дама собиралась учинить допрос, где и как обнаружилась пропажа Тарланьского дома.

Спасенная девчонка шла за ним молчаливым хвостом. Рут отправился в залу, сел и кивком указал Нианне на лавку, где вчера сидел Гарт. Ее все еще украшало невероятное количество подушек, в самый раз для усталой девицы, по мнению Рута. Ночь у Нианны выдалась нелегкая, да и до этого в борделе ей досталось.

Худая костистая девица держала руки на коленях, явно стараясь прикрыть заплаты. Рут в ее сторону не смотрел. Не хотел, чтобы она увидела откровенную жалость на его лице.

В зал забежал Увир, с торопливым поклоном предложил завтрак. Рут есть не хотел, но о спасенных, как уверял его Берд, положено заботиться какое-то время. Поэтому он глянул на Нианну и ответил согласным кивком.

Старый слуга явился снова, уже с нагруженным подносом. Рут небрежно пихнул столик ногой по направлению к девушке, одним движением ладони приказал сгрузить еду туда. Увир так и сделал, метнув на Нианну удивленный взгляд.

Темное потрепанное платьишко причисляло ее к разряду слуг самого низкого пошиба – тех, что работали в лавчонках и домах мелких торговцев. Таким место на кухне, а не в зале с благородными господами.

Арлена отсутствовала половину сила. Нианна за это время успела опустошить весь поднос, временами виновато поглядывая на Рута.

Едва войдя в зал, дама-маг окинула девицу цепким взглядом и щелкнула пальцами. Сзади тут же материализовался Увир.

– Думаю, бедной девушке нужно отдохнуть, – громко сказала Арлена. – Найди место, где ее никто не побеспокоит. И кровать.

Старый слуга подлетел, дернул Нианну за рукав. Та поднялась, бросив на Рута взгляд, полный такой признательности, что он поежился.

Горячие чувства спасенной девчонки были ему не нужны.

Благородная дама уселась напротив него, дождалась, пока девица уйдет, потребовала:

– Расскажите мне все, ваша милость.

И он начал выкладывать все. Много времени это не заняло. Как только Рут смолк, Арлена некоторое время задумчиво хмурила белесые бровки. Заключила спокойно:

– В других условиях и при иных обстоятельствах вас следовало бы пожурить, наследник Рут. Но победителей и властителей не судят. Не затей вы эту мальчишескую эскападу, мы не нашли бы княжну. И была бы она сейчас в лапах Лиги, причем неизвестно, для какой цели.

Вновь появившийся Увир приволок поднос, заставленный блюдами и чашами. Ловко стащил со столика поднос, над которым поработала Нианна, заменил его на полный. Арлена, не дожидаясь ухода слуги, сказала задумчиво:

– Хорошо, что вы привели сюда эту служанку. Она слишком много знает, оставлять таких на свободе опасно.

Рут бросил с холодной учтивостью:

– Я рад, что вы одобряете мою заботу об этой несчастной. Однако если это хорошо, то что в таком случае плохо? – Он чуть склонил голову, добавил: – Вижу, у вас на лице, как сказал бы мой учитель изящных манер, лежит «печать несчастливых размышлений».

Арлена поморщилась. Потом подцепила с подноса лепешку, макнула в чашу со сливками, затем в сваренный на медовом сиропе ягодный джем. Откусила половину, безразлично пожевала. Ответила наконец:

– Гарт с Алвином запаздывают. И это мне не нравится. Элсил уже высоко, они обещали явиться сразу же после рассвета.

– Я могу сбегать в трактир, где они остановились, и все разузнать, – предложил Рут.

– Вы еще не поняли, ваша милость? – Арлена осуждающе качнула головой, отпила ягодного отвара. – Вам теперь нельзя выходить в город. Вы оставили свидетелей. Проститутки из борделя, люди Лиги. Целых девять человек знают вас в лицо и видели в действии. Это если не считать горожан, которые наверняка подглядывали в окошки, когда вы устраивали свое уличное побоище. Честное слово, я всегда полагала, что эрни более безжалостны. Зачем вы их не убили?

Рут пожал плечами:

– На них не было вины. Я посчитал, что нет нужды решать их судьбу так поспешно.

– И поэтому они теперь могут решить вашу, – ворчливо заметила дама-маг. Доела лепешку, больше погруженная в размышления, чем в смакование вкуса еды. – Нет, вам придется сидеть дома. И вот еще что… при этой девице не следует много болтать. И никаких «ваша милость» или «благородная Арлена». Мы – простые горожане из Элимора, как это было условлено раньше. Увир наш дальний родственник. Меня зовут Аар Ралена, вас – Аар Калем. Будем надеяться, что девица не слышала, как я назвала вас во дворе «ваша милость». А в трактир пойдет Увир.

Она отщипнула кусок лепешки, положила на него полоску тонко нарезанного копченого мяса, с усилием надкусила. Рут тоже потянулся к подносу. Напряжение после ночной прогулки потихоньку спадало, и он вдруг ощутил, что зверски голоден.

Увы, посланный в трактир Увир вернулся ни с чем. Господа Ливич и Сулюта, как назвались здесь Гарт и Алвин, ушли из трактира еще засветло.

Арлена от этого известия застыла на скамейке, побледнев до той же степени голубизны, что и княжна Татьяна. Рут поспешно сказал, пытаясь ее отвлечь:

– А как там спасенная мной дева? Княжна пришла в чувство?

– Нет, – горько вздохнула Арлена. – Хотя я испробовала на ней сразу три врачующих заклинания – для придания сил, для излечения от головных хворей и для очищения дурной крови. Но в сознание Татьяна так и не пришла. И хотя то, что она нашлась, должно радовать, мне почему-то тревожно. Гарт и Алвин исчезли, княжна погружена в странное оцепенение, ее разыскивает Лига, вас тоже наверняка разыскивают…

Попытка отвлечь не удалась. Рут сказал с наигранной бодростью:

– В крайнем случае мы можем уйти из города пешком. Прямо в поля. Путешествовали же люди в древности без всяких Врат.

– Это было давно, – сурово отрезала Арлена. – И я не собираюсь повторять подвиги предков.

– В ближайшем селе наверняка стоят Врата. – Рут пожал плечами. – Все, что нам нужно, – это добраться до соседнего села, благородная Арлена. В крайнем случае я могу потащить вас заклинанием переноса, как тогда, в Майлоке.

Арлена кивнула, даже не дослушав:

– Да-да, ваша милость. Но сейчас нужно ждать известий об Алвине и Гарте…

В этот момент в коридоре, который вел к зале с низкими скамейками, раздался топот. И легкий вскрик Увира. Рут вскочил, сожалея о том, что у него нет меча. Руки скользнули по поясу. В левой далт, в правой – кинжал.

Он ударом ноги опрокинул скамейку, на которой сидел до этого. Прижал подошвой дощатый край. Как только сюда войдут, можно будет пнуть ее под ноги нападающим.

Дверь распахнулась, и он едва удержал готовую к удару ногу.

В зал ввалился сначала Гарт, потом Алвин.

– О! – высоким, режущим уши голосом воскликнула Арлена. – Как вы могли! Где вы были?

– Как это по-женски, – провозгласил Гарт, – сначала возмутиться, как мы могли, и только потом спросить, где мы были.

Алвин молча отвесил два поклона, один Арлене, другой Руту. Промаршировал к скамейке, плюхнулся на подушки, объявил:

– В Аретце ночью напали на людей Лиги. Город бурлит. Говорят, их штаб пытались взять штурмом. И что самое плохое, Врата теперь охраняют сразу четыре десятка человек. Из них только четверть стражники, а прочие – борцы Лиги. Вокруг города выставлено кольцо патрулей из котоборцев. Болтают, что те, кто напал, теперь наверняка захотят сбежать из города. Мы потому и задержались, что бродили по городу, узнавая новости.

– Главные вести ждут вас здесь, – перебила Арлена. – Этой ночью наследник Рут нашел княжну Татьяну. Случайно, благодаря очередной своей мальчишеской выходке. Призванной, как я понимаю, очистить мир от скверны – что есть любимое занятие его милости. Прошу меня простить, наследник Рут, но правда должна не только думаться, но и говориться.

Гарт резко выдохнул:

– Ничего себе!

Рут пришлось заново изложить всю историю ночной вылазки. После того как он умолк, в зале несколько мгновений стояла тишина. Затем княжич Алвин изрек:

– Вы удивительно везучий человек, ваша милость. Даже когда вы совершаете несусветную глупость, вроде мести за какую-то умершую проститутку, боги тут же подсовывают вам под нос удачу.

– Я не человек, – холодно напомнил Рут. – И не думаю, что боги заботятся об удаче эрни.

– Да уж, это скорее демон, – согласился с ним Гарт. – Возможно даже, тот самый, который вот-вот начнет в Анадее новую эпоху имени самого себя.

И хотя тон у мага Тарланьского дома был такой же, как всегда – насмешливо-дружелюбный, внутри Рута почему-то поднялась волна неудовольствия. Не стоило так отзываться о Трире-Прародительнице. О ней вообще не стоило отзываться.

– Думаю, наследник Рут устал, – вмешалась Арлена. – Ступайте, ваша милость, поспите немного. Вы всю ночь провели на ногах. А мы тут обсудим, что делать дальше.

Он кивнул, склонился в поклоне перед дамой и вышел.

То ли стенки здесь были тонкие, то ли слух у него обострился от недосыпа, но уже через несколько шагов он расслышал, как Алвин в зале произнес:

– Будем уходить без Врат. Я считаю, первой парой должны пойти княжна и Арлена.

– Это будет затруднительно, – живо откликнулась та. – Княжна в беспамятстве, и я не могу привести ее в чувство. Она словно подверглась воздействию неизвестной мне магии. Боюсь, безвратный переход еще больше усугубит ее состояние. А кроме того, не думаю, что смогу удержать княжну в стоячем положении…

Последние слова он расслышал, уже стоя у отведенной ему комнаты. Но тут скрипнула дверь, ведущая на кухню, и Рут поспешно шагнул внутрь.

Он узнал достаточно. Маги могли покинуть город, не пользуясь Вратами, не совершая прогулки по окрестностям. Слухи о тайных заклинаниях этого семейства бродили по Анадее чуть ли не со времен первого Тарланя, и вот подтвердились. Дар измельчавшим потомкам от великого предка.

На месте Тарланей, подумал Рут, он отправил бы княжну в Фенрихт немедленно. Даже рискуя ухудшить ее состояние. Потому что пребывание в лапах Лиги может отразиться на здоровье еще хуже.

Впрочем, это не его дело. Долг уплачен. Все. Если благородные маги сейчас сбегут, бросив его, выход из города для одного из эрни найдется всегда. Пусть перекрыта суша, остается море. Вряд ли оно холоднее керсийских рек, которые он переплывал. Ему нужно лишь выплыть за кольцо дозоров…

Рут скинул одежду, достал из узла керсийское исподнее, переоделся и уснул, едва его голова коснулась подушки.

Из глубины сна Рут вынырнул как-то быстро и резко. А потом с изумлением увидел, что комнаты, в которой он уснул, не было. Исчезла. Топчан стоял посреди серого марева, затейливо расписанного черными и ржаво-коричневыми слоистыми узорами. Схожие цвета и узоры можно увидеть на склонах оврагов. Там, где целые пласты отвалились, обнажая внутренние слои земли. Вот только виделось все это туманно, словно смотреть приходилось через стекло, на которое непрерывно лилась вода.

Я сплю и вижу сон, изумился Рут.

Эрни не видели снов. Во многом они были как люди – но сновидений по ночам не зрели. То ли боги забывали их послать, то ли небылицы, которые плетет спящий разум, противны самой природе эрни.

Рут встал, чувствуя себя первопроходцем. Одеяло, укрывавшее его, исчезло само по себе. Миг – и оно уже лежит, скомканное в туманные складки, у изножия кровати. Он отметил странную легкость и точность каждого движения. С интересом огляделся.

Расписное марево висело кругом, только слева казалось более далеким; с этой стороны узоры ощутимо мельчали, цветные слои истончались до ниточек. Сверху над головой нависала темная, словно выстеленная коричневым шелком пропасть.

Потом ткань расписного марева дернулась, на ней прорезались огоньки, расположенные попарно. С правой стороны, там, где слои были толстыми и близкими, огоньки сетью темно-багровых углей уходили ввысь. Слева пары багровеющих углей висели в дымке на высоте его роста и тянулись вдаль.

Рут заинтересованно вгляделся в огни, что были ближе всего. На мгновенье показалось, что он различил абрис человеческой фигуры. Пара огней висела как раз там, где положено находиться глазам.

А потом что-то сдвинулось, словно кто-то выдернул залитое водой стекло, стоящее перед ним…

И Рут увидел.

Справа вверх поднимался склон гигантского оврага с вывороченными корневищами, неизвестно как попавшими в толщу земли, с рябью ало-рыжих кустов, что цеплялись за почти отвесный склон. На склоне были люди. А слева – Рут метнул туда быстрый взгляд – слева простиралась равнина, за которой вздымалась другая стена оврага, далекая, смазанная расстоянием. Равнину тоже покрывали человеческие фигуры в одежде разных времен.

И все они двигались. Мягко, медленно, плавно, как в танце. Те, что плыли по склону, касались алой листвы на кустах, обрушивали небольшие осыпи земли.

Рут перевел взгляд на того, кто стоял прямо перед ним. Единственный, кто не двигался, а стоял и смотрел ему прямо в лицо.

Эрни. Широкие плечи покрывал короткий и узкий плащ из грубо выделанной кожи. Ему было лет тридцать. По лбу шла широкая багровая полоса, уходившая под золотисто-белые волосы.

Заметив, куда смотрит Рут, облаченный в плащ незнакомец сказал:

– Знакомый отпечаток, правда? След от герцогской тиары.

Рут пригляделся к серо-голубым глазам, к жестким складкам по обеим сторонам рта.

– Так вы…

– Я первый герцог Бореск, – произнес незнакомец. – И твой предок. Поскольку ты выглядишь вполне взрослым, думаю, тебе уже сказали, с какой истории началась линия герцогов Керсы.

Рут кивнул. И припомнил две книжки из числа тех, что успел прочитать в дни своего одиночества. Как раз по истории семейства.

– Вы Аленц Бореск. Сын того, кто отомстил за принцессу Янзель Бореск. Отец Олера Бореска, оставившего самую подробную летопись последних дней Керсийского королевства. А след – это…

– Отпечаток от раскаленной тиары, – сказал знаменитый предок без всякой грусти в голосе. И, склонив голову, глянул исподлобья – движение, которое Рут не раз подмечал у отца.

Аленц, первый герцог Бореск, погиб от рук илазирцев через двенадцать лет после своего воцарения. Эрни, только что получившие под свое управление разоренную страну, хотели заключить мир с соседями, и Аленц отправился на встречу с королем Илазира, назначенную в городке на границе. Именно там король и казнил первого герцога, предварительно надев ему на голову раскаленную в пламени очага тиару. Затем илазирские войска ворвались в Керсу, и вспыхнула война, которую потом назовут первым Илазирским конфликтом.

Увы, король Илазира успел скончаться, пока эрни занимались выдворением его войск за границу. Не стало того, кому они задолжали личную месть. Условием мира стало возвращение герцогской тиары и выплата солидной контрибуции. Войско и магов следовало кормить.

А тиара, чуточку оплывшая, до сих пор надевалась герцогами Керсы в особо торжественных случаях.

– Значит, я не сплю, – сказал Рут, окидывая взглядом людей. – А это Бездна Триры? Вот, значит, как это…

– Молчи, – твердо сказал человек с выжженной полосой на лбу. – Я позвал тебя не за этим. Мне нельзя говорить долго, мне нельзя сказать многого. Посланец, которого Трира выбрала, сотрет с лица Анадеи не только магов, но и эрни. Это предрешено.

Руту отчаянно захотелось спросить, а верно ли, что посланцем Триры-Прародительницы будет княжна Татьяна, но лицо предка уже начинало оплывать, а в глазах засветились багровые точки.

– Когда ее заберут, – со значением сказал Аленц Бореск, и голос его звучал все тише, – ступай туда, где по-настоящему увидел ее в первый раз. Туда, где время…

И все исчезло, сменившись темнотой и тишиной.

Проснулся Рут оттого, что чья-то рука дотронулась до плеча. На этот раз пробуждение было настоящим. Он разлепил веки, казавшиеся неподъемными, и увидел склонившегося Увира.

– Благородные господа Тарланьского дома желают видеть вашу милость немедленно, – церемонно возвестил старый слуга. Добавил: – И просят захватить с собой все оружие, какое есть.

Он вышел. Рут вскочил. Надо бы сходить в уборную, плеснуть водой в лицо, но у него было ощущение, что время поджимает. Само появление старого слуги как бы намекало, что у Тарланей что-то пошло наперекосяк.

С того момента как он уснул, прошло три-четыре сила, судя по лучам, падавшим из окна. Мутное стекло делало свет Элсила слабым и болезненным. Но все равно здесь, на юге, светило сияло жарче, чем в его родной Керсе.

Что-то в этом свете было тревожное. Или ему так казалось?

Рут вытащил из-под топчана засунутый туда перед сном узел, решительно выбрал керсийский костюм – камзол с застежкой под горло, длинные мягкие штаны, свободные, но не пузырями. Достал из своих запасов свежие короткие чулки и надел любимые сапоги со стальными набойками. Раз уж Тарлани желают видеть Рута вместе со всем его оружием…

В кармашки, пришитые к внутренней стороне широкого кожаного ремня, перекочевали два кошелька. После ночного похода один из них заметно похудел. Именно этот похудевший кошель был его подарком спасенной из борделя девице – подарком, который следовало вернуть, восполнив потраченные на заклятия кристаллы.

Он зарядил далтами тканевые петли в рукавах камзола, прицепил кинжалы к защелкам на поясе, предназначенным для оружия. Сгреб оставшиеся далты в пригоршню и вышел.

Гарт, Алвин и Арлена ждали его в зале. Все трое были на ногах, причем княжич нервно мерил шагами небольшое пространство перед лавками. У мужчин на поясе уже висели небольшие мечи. Похоже, в доме Увира небольшой запас оружия все-таки был.

Завидев Рута, Алвин остановился.

– Ваша милость, творится что-то странное. Мы…

Княжич запнулся, глянул на Арлену, та ответила недовольным взглядом. Алвин продолжал с легкой неуверенностью в голосе:

– Вы должны пообещать мне, что никому не скажете того, что я сейчас открою. Вы благородный человек…

– Его милость не имеет права скрывать что-либо от своего рода, – пробормотал Гарт, ни на кого не глядя. – Но все это скоро станет байками прошедшей эпохи, так что…

Княжич прервал сородича, возвысив голос:

– У нас, наследник Рут, есть способ преодолевать расстояния без Врат. Тайное наследие нашего предка. Перемещаться можно одному или по двое. Много так не попутешествуешь, потому что для этого нужны особые камни, а их осталось мало. Так вот, признаюсь: пока вы спали, мы попытались отправить княжну Татьяну в Фенрихт.

– Разумно, – спокойно сказал Рут.

И встретил немного удивленный взгляд Арлены. Пожал плечами. Похоже, от него ждали иной реакции.

– Но камень не сработал, – горестно сказал Алвин. – Потом мы обнаружили еще кое-что.

Княжич сунул руку в витки многослойного тканого пояса по местной моде, который на щеголеватом княжиче смотрелся на удивление аристократично. Вытащил что-то и протянул Руту.

– Поскольку княжну желательно было привести в чувство, каждый из нас испробовал на ней свои познания во врачебной магии. Но это не помогло, и мы решили испробовать кристаллы. Достали их и увидели, во что они превратились.

Розоватые камешки, лежавшие на ладони княжича, кристаллы Силы напоминали лишь отдаленно. Даже разрядившись, кристаллы всегда сохраняли свою прозрачность; только искра Силы, сиявшая в их гранях, гасла. А тут…

Мертвые ограненные камушки в руке княжича были непрозрачными, мутными. Словно кто-то взял и подменил их.

Рут поспешно кинул на ближайшую скамью далты, которые до сих пор держал в руке. Потом запустил пальцы за пояс, вытащил один из кошельков. Его кристаллы тоже стали пригоршней бесполезной гальки.

– А где тот камень, с помощью которого вы собирались совершить переход без Врат? – быстро спросил Рут.

Арлена с непроницаемым лицом сунула руку в вырез просторной блузы, достала окатыш черного цвета размером с детский кулачок.

– А как он выглядел изначально?

– Он был белый, – с трудом произнесла Арлена. – И с огнем. Тоже белым.

Рут склонил голову, глядя на черный камень.

– Не думаю, что все кристаллы Аретца пришли сейчас в негодность.

– То есть вы хотите сказать, – растерялась Арлена, – что все это может быть в пределах какой-то части города?

– Даже дома, – решительно заявил Рут. – Одного дома.

И наконец-то понял, почему свет Элсила казался ему таким тревожным.

Сделав три быстрых шага к небольшому оконцу в боковой стене, Рут откинул крючок и распахнул створку. Потянул ноздрями воздух.

В пяти шагах от окна поднималась дворовая стена, высокая, в полтора человеческих роста. По грубой штукатурке, нанесенной полосами, тянулись щупальца зеленого мха – сказывалась близость моря.

А из-за стены неслись запахи по меньшей мере десяти человек. Они были рядом, за преградой из камней. И явно чего-то ждали.

Рут захлопнул оконце, тихо сказал:

– Это западня.

И, уже адресуясь к Увиру, спросил:

– Кто живет за стеной с этой стороны?

– Господин Мумлян с семьей. – Увир часто и глубоко дышал. Цвет его лица Руту категорически не нравился, но сейчас было не время об этом говорить. – У него трое детей, жена, больная мать.

– Я чую больше десятка мужчин. Прямо за стеной. – Рут глянул на Алвина. – Почему ваш слуга сказал мне, чтобы я принес оружие? Было еще что-то?

Тот ответил растерянно:

– Когда мы убедились, что кристаллы и камень перехода умерли, решили испытать свои силы. Однако ни прыжок, ни перенос тяжестей не сработали. Наша магия нам больше неподвластна. Не то чтобы мы этого не ждали, но не так же быстро…

Вмешался Гарт:

– Значит, в соседнем дворе засада? Похоже, нас собираются прихлопнуть разом.

– Нет. – Рут качнул головой, отошел от оконца. – Они чего-то ждут. Сколько окон в доме?

– Девять, – откликнулся Увир. – И шесть комнат, считая этот зал, кухню и уборную…

Конца его фразы Рут не расслышал, потому что уже бежал по коридору к кухне. Дверь, которая туда вела, была последней с правой стороны коридора.

Увир недавно готовил, пахло жареной рыбой и томленой кашей. Округлая печь в конце комнаты дышала жаром, белела оштукатуренными боками. Из трех окон, два из которых глядели на боковую стену, а одно во двор, распахнуто было боковое, в дальнем углу.

Рут подбежал к подоконнику, заставленному разбитыми горшками с землей. Застыл, мельком глянув на хилые ростки, тянувшиеся вверх…

От стены, что возвышалась в двух шагах, пахло мужским потом. С этим запахом мешался запах рыбы, и сосчитать количество мужчин было невозможно. Сидевшие за стеной люди, похоже, недавно бежали. Даже в Аретце месяц орень не настолько жаркий, чтобы вспотеть, сидя в засаде на свежем ветерке.

Он рванулся к другому окну, тому, что выходило во двор, распахнул. Ощутил идущую со стороны калитки волну чужих запахов, слегка смягченную расстоянием.

Сердце пропустило один удар и начало биться медленнее. Пульс гремел у Рута в ушах.

Осторожно, стараясь не шуметь, он закрыл створку, повернулся и увидел Гарта, стоявшего на пороге кухни. Качнул головой, сходил к угловому окну, прикрыл и только тогда сообщил:

– Нас окружили со всех сторон.

– Заложим окна? – предложил Гарт, останавливая взгляд на длинном крепком столе, занимавшем весь центр кухни.

Рут обдумывал эту идею ровно мгновенье.

– На все проемы мебели не хватит. Лучше собраться в одной комнате и забаррикадироваться там. Хотя и это просто оттягивание времени…

Увир в коридоре уже задвигал солидных размеров засов на входной двери. Потом замер, растерянно опустив руки. Сказал тяжело, с одышкой:

– Дом маленький, не спрячешься. В Ночь Восставших магов мы хоть по замку разбежались. Кого из слуг не нашли, тот и выжил. Велик был Алый замок и красив, да…

– Ступай, Увир, – мягко сказал Гарт. – Теперь мы справимся сами.

Старик, шаркая ногами, ушел в сторону залы, где остались Арлена с Алвином. Рут указал Гарту взглядом на свою комнату. Предложил:

– Топчан. Закроем им дверь. Пусть, по крайней мере, помучаются на входе.

Они заклинили узкое ложе наискосок между стенами, подперли его деревянным сундуком. Бегом возвратились в зал. Гарт глянул на Арлену, стоявшую перед закрытым окном и тревожно глядевшую на стену, ограждавшую двор. Распорядился мрачно:

– Несите сюда княжну. Мы в силах оборонять лишь одну комнату, соберемся здесь.

– Вообще-то в доме есть подвал, ваша милость, – сказал вдруг Увир. Посмотрел жалко и растерянно. – Маленький и неглубокий, но…

Тарлани на заявление слуги не обратили почти никакого внимания. Арлена и Алвин поспешно направились к двери, Гарт вытащил короткий меч, висевший у него на поясе, и начал его осматривать. Рут повернулся к Увиру, спросил быстро:

– Нианна сейчас в твоей комнате? Той, что рядом с кухней?

Тот кивнул, и подбородок у него задрожал.

Старик лишний, подумал Рут. Дом осажден. Первое правило защиты осажденных крепостей: на стенах должны оставаться те, кто способен держать оружие. А все неспособные – вон, в убежище, подальше от драки.

Рут пробежался по коридору, стукнул костяшками пальцев в дверь по соседству с кухней, вошел, не дожидаясь ответа. Тряхнул Нианну, спавшую на таком же узком топчане, какой был в комнате у него самого.

– Проснись! Вокруг дома какие-то люди.

И тут же отвернулся, давая девице время накинуть платье, брошенное на табурет рядом с кроватью.

Нианна, надо отдать ей должное, оделась быстро. Спросила, часто дыша:

– А что им надо?

– Думаю, пришли за мной и еще кое за кем, – бросил Рут.

Нианна чуть слышно охнула; похоже, решила, что «кое за кем» относится к ней. Он махнул рукой, приказывая идти следом, и помчался назад.

Едва они вошли в зал, явился княжич, неся перекинутую через плечо, словно куль, княжну. По-прежнему бесчувственную. Увир при виде княжьих особ покачнулся, неловко кинулся вперед, кое-как сдвинул в дальнем углу две скамейки. Алвин опустил на них княжну. Появившаяся следом Арлена засуетилась, начала обкладывать неподвижное тело подушками.

Рут посмотрел на Увира:

– Говоришь, есть подвал?

Он припомнил люк у самой стены, в нескольких шагах от входа. Если поставить к стенке стол, люк обнаружат не сразу.

Старый слуга торопливо закивал, расплываясь в робкой улыбке. Рут повернулся к мужчинам Тарланьского дома.

– Учитывая, что магия перестала действовать, за стенами должны быть люди Лиги. Помните рассказ о том маге, к которому они приходили? У того тоже заклинания не сработали.

– Мы будем обсуждать это здесь? – зашипел Алвин, взглядом указывая на Нианну.

Рут нетерпеливо тряхнул головой.

– Вы правы, ее следует убрать. А вместе с ней всех, кто не может сражаться. Увира, Нианну и Арлену лучше спрятать в подвале.

Спасенная им девица тихо стояла в сторонке, опустив глаза в пол и сложив руки на животе. Лицо у нее было напряженно-внимательным. Старый слуга Тарланьского дома смущенно поглядывал на своих господ. Арлена возмущенно вскинула бровки:

– По какому праву вы причислили меня к беззащитным овцам? Я прошла через Ночь Восставших магов, я боевой маг…

И тут она осеклась.

– Вот-вот, – кивнул Рут. – Все, что вы умеете, ушло. У благородного Гарта и княжича Алвина я вижу мечи. Причем они умеют ими пользоваться. Но вы, благородная Арлена, дело другое.

– Я отправлюсь в подвал только вместе с княжной, – заявила дама.

Рут с досадой вздохнул. Сколько времени съедают объяснения…

– Этого делать нельзя. Вспомните, княжна уже была у них в руках. Уверен, Лига осаждает дом не столько ради меня, сколько ради нее. Это значит, что княжну будут искать, благородная Арлена. Дом перевернут вверх дном, найдут всех – ее, вас, Увира. Но когда обнаружат княжну, борцы с котами потеряют интерес к этому месту. И тогда вы выберетесь и уйдете. Помочь княжне невозможно, но можно спастись. Хоть кому-то.

– То есть вы мне предлагаете, – с расстановкой сказала Арлена, – бросить княжну на милость котоборцев, а самой спрятаться. И это притом, что Лига в подвалах своего штаба применяет при допросах пытки. А до клетки на площади, по моим сведениям, доживают отнюдь не все захваченные ими люди.

Рут склонил голову.

– С княжной останемся я, Гарт и Алвин. Трех смертей вполне достаточно. Даже во имя княжны Тарланьского дома.

– Остынь, сестричка, – мягким тоном посоветовал Алвин, не трогаясь с места. – Ты больше не можешь быть защитником. Только жертвой, увы.

Замечание княжича благородную Арлену разъярило еще больше. Она уперла сжатые кулаки в пояс на широкой талии и вызывающе подняла подбородок.

Гарт в два быстрых, скользящих шага очутился у нее за спиной. Уши Рута уловили звук мягкого удара. Женщина безмолвно стала заваливаться вперед. Гарт обхватил ее за широкую талию, смягчил падение.

Алвин одобрительно кивнул, распорядился:

– Потащишь сам. Ты у нас покрепче, тебе и страда… в общем, эта ноша как раз по тебе.

Гарт попробовал было взвалить Арлену себе на плечо, но пошатнулся. Потом благоразумно переменил тактику, ухватив даму за подмышки. Увир кинулся вперед, собираясь поднять хозяйку за лодыжки…

Алвин чуть дернулся, сказал ледяным тоном:

– Ты долго жил без нас, Увир, и сейчас забываешься. Простолюдин не может прикасаться к ногам благородной дамы!

Бедолага Увир застыл, потом начал мелко и часто кланяться, шепотом умоляя о прощении. Гарт поднапрягся и поволок Арлену к двери в одиночку. Рут торопливо обогнал его, понесся в кухню.

Люк в подвал располагался справа от кухонной двери, в углу. Он снял дощатую крышку, ступил на полого уходившую вниз лестницу. Пыхтевший на весь дом Гарт добрался до подвала довольно быстро. Начал осторожно пятиться задом по лестнице, волоча за собой Арлену.

Рут собирался подстраховать мага Тарланьского дома на спуске, чтобы тот не загремел вниз по лестнице вместе с ношей. Но Гарт шел уверенно, твердо ставил ноги. Все же Рут не спускал с него взгляда, готовый подхватить Тарланя в любой момент.

Пятки Арлены с глухим звуком бились по ступенькам. Когда благородная дама очнется, ступни у нее будут болеть, подумал он.

Подвал был небольшой. Все, что туда влезло, это четыре бочки и небольшой стояк для копченостей. Под лестницей тесной стайкой стояли мешки с какими-то припасами. Гарт прислонил Арлену к бочкам, быстро поднялся. Рут, шедший следом, кивнул Увиру и Нианне, уже стоявшим на кухне:

– Залезайте!

Он протянул девице оба кошелька, которые были у него за ремнем. И подтолкнул Нианну к открытому люку. Та подчинилась молча, но, спускаясь, то и дело оглядывалась. Взгляд у нее был потерянный.

Вместе с Гартом они поставили поверх закрытого люка длинный кухонный стол. Придвинули к столешнице стулья. Рут мельком глянул в окна – все было тихо, засевшие за стенами почему-то не спешили идти на штурм… и он этому был рад.

Вернувшись в зал, Алвина они застали тоже у окошка. Он мрачно глядел на стену напротив. Завидев их, развернулся.

– Может, загородим окна мебелью? Затрудним им путь?

– Нет такого завала, который не разнесет толпа мужчин, – заметил Гарт.

И принялся стаскивать в угол лавки.

– Благородный Гарт прав, – согласился Рут, подхватывая с лавки брошенные туда далты и запихивая их за ремень. – Рано или поздно они проложат себе путь. Уж лучше защищать проход, чем быть пришибленным скамьей из собственного завала. Удачно, что нас трое. Два окна и дверь, значит, каждому достанется по проходу.

– Но долго мы не продержимся, – философски заметил Гарт. И присел на крайнюю лавку с беззаботным видом. – Впрочем, я не жалуюсь. Лично меня должны были убить еще двадцать лет назад.

– Очнись княжна сейчас, она могла бы помочь, – перебил его Рут. – Как помогла эрронцам. Благородный княжич Алвин, благородный Гарт, могу ли я к ней подойти? Может, чутью эрни удастся понять, что с ней.

Гарт хмыкнул и кивнул, княжич Алвин чуть приподнял брови:

– Но вы уже несли ее на руках… и ничего не поняли?

Он и впрямь ничего не почувствовал тогда и вряд ли почувствует сейчас, но в их положении следовало хвататься за любую возможность. Поэтому Рут туманно сказал:

– Тогда было не до того…

Алвин согласно кивнул. Рут подошел к сдвинутым скамейкам, опустился на колени перед княжной. Прикоснулся к кисти, безвольной, похожей на увядший цветок поверх ало-синей подушки…

Первое, что ощутили его пальцы, – пульс. Он бился медленно, редко. У людей, как знал Рут, это означало близость смерти. Но…

Он придавил жилку на запястье сильнее, и ощутил то, что никак не вязалось с близостью смерти: жила была упругая, ее наполняла кровь, несмотря на редкое сердцебиение. А тело, хоть и было прохладным на ощупь, цепко держалось за жизнь.

Почему-то на ум пришли крепкие лодыжки и круглые коленки этой самой княжны. Рут подавил ухмылку. Все-таки есть в ней что-то простонародное. Может, именно оно и держит ее в жизни?

Или что-то другое. Мысли Рута понеслись вскачь.

Редкое биение сердца. В точности как у эрни в момент опасности. Неужто княжна Татьяна и вправду станет посланницей Триры? Сходство последствий как бы намекало…

Он вдруг вспомнил слова первого герцога, Аленца Бореска: «Посланец, которого Трира выбрала, сотрет с лица Анадеи не только магов, но и эрни…»

Может быть, следует отправить в Сады и Бездны будущую убийцу его рода? Прямо сейчас, пока есть такая возможность?

Он мягко положил руку на шею княжны.

Алвин и Гарт этого прикосновения не заметили. Рут попытался размышлять здраво.

Рассуждая логически, если княжна Татьяна и впрямь посланница Триры, он ее не убьет. Попросту не сможет. Никто не в силах остановить предреченного посланника, ничто не в силах повредить ему или сбить с пути. Смерть к таким приходит только тогда, когда они выполнят все предначертанное.

Но если убить княжну все-таки удастся, значит, она не посланница, а случай с почерневшим храмовым деревом есть подлый трюк Тарланьского дома, мечтающего обрести второго Дара Тарланя. А потом вернуться из изгнания и отомстить.

Но девушка-то при этом умрет. И единственной толк от убийства будет состоять в том, что оно разрешит его сомнения. Велика польза…

Веки княжны вдруг дрогнули и пошли вверх.

– Рута, – выдохнула она, коснувшись его лица удивительным зеленым взглядом. – Трава такая. Там, где я живу. Помогает от зла.

Тарлани уже нависали у него над плечами, Алвин над левым, а Гарт над правым. Но веки княжны снова сомкнулись, и она неподвижно вытянулась на подушках. Снова безмолвная и почти бездыханная.

Его теребили и вопрошали, что с ней и что он сделал, раз княжна пришла в себя. Рут отмахнулся, снова потянул ноздрями воздух. Глянул, на этот раз повнимательнее…

Над княжной лежало облако детских провинностей. Рут увидел странно одетую немолодую женщину, укоризненно качающую головой, и обломки чего-то блестящего, россыпью лежавшие на полу. Потом обнаженного молодого парня с неприятной улыбкой и пухлую бабенку в синем платье керсийской горожанки, оскорбленно поджавшую губы. Никакой особой вины за княжной не было – так, грешки молодости, битые чашки…

И любовник. При мысли об этом почему-то стало неприятно. Но потом Рут увидел то, что заставило его забыть об обнаженном парне в памяти княжны.

Отмщение. Прямо сейчас ей кто-то мстил. Черными клешнями откуда-то издалека к девушке тянулась творящаяся месть. Вот только за что…

Перед домом во дворе загрохотало, и он оторвался от княжны. Вскочил. Княжич уже стоял у двери, Гарт застыл между окнами, приготовившись защищать сразу оба проема. Увидев, как Рут поднимается, Гарт сказал умоляюще:

– Оставь, мы пока справимся. Лучше ее приведи в чувство!

Рут с сожалением качнул головой, сделал два шага вперед… и тут на них накатило. На всех троих.

Упав на колени, Рут ощутил, как из глубин памяти выныривает на поверхность все, чего он стыдился. Слишком сильный замах в учебном бою, стоивший его сверстнику Ралду двух зубов и распоротой до кости щеки. Дочка трактирщика с Угольной улицы, которой он увлекся в шестнадцать лет. И к которой бегал на свидания, несмотря на все запреты. Способ, который он применил, чтобы отец и прочие эрни не учуяли тогда запах девчонки и вины, исходивший от него. Интерес, проснувшийся у него лет в двенадцать-четырнадцать к некоторым книгам из замковой библиотеки, где описывалось, что именно мужчины делают с женщинами и что при этом чувствуют последние. Уроки, от которых он увиливал, рассказывая о несуществующих поручениях отца…

Касима, которого он не спас. Служительница, которую он не остановил. Те, кого он убил, и те, за кого не отомстил.

Кто-то словно развязал мешок его памяти и вытряхнул оттуда все постыдное, все самое отвратительное, что он хотел забыть. Рут ощутил отвращение к самому себе. Губы гадливо сморщились, сердце сжала чья-то невидимая рука.

Он нуждался в ком-то, кто простил бы все его грехи. И пожалел. А самое главное – выслушал и разрешил забыть, не мучиться больше, не задыхаться от стыда, не ждать позорного разоблачения. И сделал бы так, словно всего произошедшего не было никогда…

Где-то далеко-далеко, в конце коридора, с грохотом рухнула выбитая дверь, и это помогло ему очнуться, а потом собрать воедино куски раздавленного стыдом сознания.

Те, кто их обложил со всех сторон, шли на приступ. Рут, страдальчески сморщившись, глянул на Гарта и Алвина. Тарлани, как и он, стояли на коленях. Гарт, свесив покрытую сединой голову, мерно бил себя кулаком в левую половину груди.

Каялся в грехах, догадался Рут.

Алвин стоял на коленях, застывший и сосредоточенный, белый как стена за ним. Руки были сложены на поясе в молитвенном жесте. Крупные капли пота выступили на высоких, чисто выбритых, жестких скулах княжича.

Ему хуже всех, понял Рут. Алвин расплачивается за кузину…

А по коридору уже вовсю гремели шаги, и он поспешно опустил глаза, позволяя стыду и раскаянию затопить себя снова. Драться не было смысла, в одиночку он долго не продержится. К тому же Рут сомневался, что сможет двигаться быстро, раздавленный бременем стыда и вины. И наносить удары, как положено, не играя, а убивая.

Зато был смысл выжить и посмотреть, кто же так хорошо умеет управлять чужими душами, заставляя чувствовать других несоразмерно огромную вину за мелочи, а потом жаждать…

Пришедшая мысль огорошила Рута. Жаждать милосердия? Это навязывалось ему кем-то? Но кто может сотворить такое с эрни?

Стая плащеносцев влетела, разом заполонив все помещение. Он стоял на коленях, печально опустив глаза долу, и ждал. Люди в некрашеных плащах оставили вокруг Рута пространство в один шаг. Потом борцы Лиги раздались в стороны, и только тогда он позволил себе поднять глаза.

И ощутить.

По короткому, но широкому проходу между силуэтами в желтоватых складчатых плащах шел высокий человек. Лет тридцати, не более. И если вокруг прочих разливалось белое сияние безвинности, то от этого несло виной. Но какой!

Рут напрягся.

От шедшего между борцами мужчины исходило ощущение огромной, сплетенной в узел виноватости. Сразу за всех, за людей и за нелюдей. За хороших и плохих. За то, что не уберег, недоглядел и не помог. А еще вокруг него плыло желание защитить и предусмотреть, одарить прощением…

– Девица здесь? Это она? – Голос у человека был хриплый, словно простуженный.

Сзади выступил один из котоборцев, сказал благоговейно:

– Похоже, та самая, Кайрес. А этот, – говоривший указал в сторону Рута, – смахивает на того, кто ее отбил. Остальные повыше и покрупней будут. И еще кое-что, Кайрес…

Высокий мужчина с хриплым голосом улыбнулся.

– И что же это, Сантяй?

– У девицы-то волосы темного меда, – сказал деловито котоборец. – Я уж и веко ей поднял. Там в углу темно, но глаз вроде как с зеленью.

Названный Кайресом вздохнул и на мгновенье поднял глаза к потолку. У Рута было сильное подозрение, что он сейчас возносил молитву.

– Уносите, – коротко распорядился высокий мужчина. – А этих троих оставьте. Уходим, и пусть их раздавит бремя их же вины.

Он повелительно махнул рукой. Через несколько мгновений посторонился, пропуская мимо себя котоборца, несшего на руках княжну. Голые лодыжки девушки плыли по воздуху, ничем не прикрытые.

Простолюдин, всплыло в голове у Рута, не может прикасаться к ногам благородной дамы.

Плащеносцы покинули комнату быстро и бесшумно. Последним вышел Кайрес. Остановился на пороге, спокойно оглядел троих, что стояли на коленях в комнате.

– Один из вас, судя по одежде, чужой, а прочие ему помогали. Чужак убил в борделе хозяйку и привратника, потом напал на честных борцов Лиги. Думаю, невинных тут нет. Он убийца, прочие укрыватели и пособники. Всех вас я оставляю на суд ваших душ. Он будет скорым.

Кайрес стремительно вышел, а Рут вдруг ощутил, как накрывает его каменно-тяжелая ладонь ненависти к себе. Стало тяжело дышать, он заскрипел зубами, и вдруг вцепился ногтями в собственное горло.

Заваливаясь на бок, он все пытался отодрать руки от шеи. Где-то на краю сознания пульсировала мысль, что он – эрни. Это он должен мерить чужую вину, а не склоняться перед отмеренным другими…

Рядом взревел Гарт, напоминая зверя, которого рвут на части заживо.

Очнулся он от хлесткого удара по щеке. С трудом поднял веки и увидел Арлену, склонившуюся над ним с каменным лицом. Заметив, что Рут пришел в себя, она резко встала и шагнула в сторону, а ее место заняла Нианна.

– Как вы, господин?

Боль пульсировала в голове, запуская щупальца к вискам, чего с ним никогда не было. Даже когда на тренировке получил удар шестом по голове, болела кожа под волосами, но не сама голова. Ныла шея. Он коснулся горла дрожащей рукой и ощутил края разодранной плоти.

– Как вы?

Нианна умоляюще смотрела ему в лицо, губы ее тряслись. Рут приоткрыл сухие, шершавые губы, прошептал:

– Хорошо.

Потом медленно, как старик, перекатился на бок и встал на четвереньки. Глянул туда, где последний раз видел Гарта и Алвина.

Оба лежали на полу. Гарт скорчившись и завязавшись в узел, Алвин вытянувшись. Между ними прямо на плитках пола сидела Арлена. И молча смотрела куда-то вдаль, не глядя ни на Рута, ни на сородичей.

– Что с ними? – шепотом спросил Рут.

Хотя он и так знал, что произошло с Тарланями. Раз Арлена не пыталась привести их в чувство, не трясла и не награждала пощечинами, как его.

Благородная дама Тарланьского дома перевела в его сторону пустой, равнодушный взгляд, сказала звучно, заставив отзвук эха метаться под низким потолком:

– Как жаль что я стара и многое повидала. Будь я молодой, я бы просто возненавидела вас, ваша милость, и тем утешилась. Вы не дали мне остаться с Гартом и Алвином. Умом я понимаю, что сделано это из лучших побуждений, чтобы я не стала еще одним трупом в этой комнате. Но сердцем я хочу вас ненавидеть. Хочу и не могу, потому что слишком старая, опытная, понимающая. Я потеряла столько братьев и сестер в ту ночь, я надеялась, что никогда снова…

Рут сел, закрыл и снова открыл одеревеневшие веки. Перевел взгляд на Нианну.

Худая девица выглядела потрясенной, но не настолько, как Арлена. Он спросил с усилием:

– Как давно… все стихло?

Перед ним возник Увир, склонился, сказал, угодливо изгибаясь:

– Сказать по правде, не знаю, ваша милость. Пока мы в подвале сидели, у меня сердце прихватило. Еще и девка ваша расплакалась, что вас бросили. Пришлось даже рот ей зажать. А когда отлегло и над головой все стихло, я молиться начал. Полный молитвенный свод служителя Риголеуса перечел – он когда-то был в большом почете в эрронской столице, в Кир-Авере, не знаю уж, как сейчас. Потом очнулась благородная Арлена…

А раз благородная Арлена очнулась, они не могли не вылезти. Рут кивнул.

Это было его ошибкой. Боль раскаленным варом плеснула по всей голове. Подсохшие раны на шее остро заныли.

Он прикрыл глаза, стиснул зубы, пережидая. Потребовал, не разжимая век:

– Нианна, кошельки, что я дал, при тебе? Достань кристаллы.

До его слуха донеслись шорохи и звяканье. Через несколько мгновений он с усилием открыл глаза и глянул на камушки, которые девица протягивала в ладонях.

Кристаллы вновь светились.

– Магия вернулась, – хрипло сказал Рут. – Вы слышите, благородная Арлена? Доставайте ваш камень, нужно уходить. Сюда могут прийти в любой момент.

Входную дверь люди Кайреса снесли с петель, судя по грохоту, который он слышал. Калитки, возможно, тоже не было. И даже если котоборцы не вернутся, посчитав, что заплатили по всем счетам, в дом могут заглянуть любопытные соседи.

Арлена, двигаясь медленно, как во сне, засунула руку в блузу, достала окатыш, рассыпающий белые лучи. Сунула обратно, поднялась на ноги тяжело, как старуха, и пошла к Руту.

– Сначала отправим Увира…

– Нет! – рявкнула дама. – Хватит! Я больше не буду вас слушать. Гарт и Алвин погибли. Их смерть будет отомщена, если вы вырвете девицу из рук Лиги. Поэтому сначала я вытащу отсюда вас, чтобы потом вы отобрали у них Татьяну. И не говорите мне о стариках и приблудных девицах, мне их не жаль! Мне жаль Гарта, которому было пятнадцать лет в Ночь Восставших магов – а он сражался! Алвина жаль, которому было двенадцать, и он полз с перебитой ногой…

Она с перекошенным лицом нагнулась, сгребла рукой камзол на груди Рута и рывком вздела его на ноги. Обхватила двумя руками, плотно прижав к себе, рявкнула:

– Зажмурься, ну!

И не интересуясь, сделал он это или нет, выкрикнула:

– Фенрихт!

А потом топнула ногой по полу.

Глаза Рут открыл уже в Фенрихте. Арлена еще два раза топнула, держа его двумя руками. Флиги засияли. Длинная комната, где они очутились, жилой не была. У дальней стенки стояла вереница покрытых пылью изваяний; красивые лица и вытянутые тонкие тела, чуть изогнутые в текучих, стремительных движениях.

Арлена почти с отвращением оттолкнула его от себя, процедила:

– Ждите, сейчас вас найдут. А я обратно. Перенесу Увира, вашу находку… и Гарта с Алвином.

Она отступила назад, снова топнула ногой, глядя на него с болезненно перекошенным лицом. Выкрикнула:

– Аретц!

И исчезла. А он без сил опустился на пол и застыл, неловко согнув ноги.

Затхлые запахи пыли и плесени, двери, которые десятилетия, а то и века простояли закрытыми. Здесь было спокойно и тихо. И чувство вины, которое мучило Рута, постепенно слабело, растворялось…

Там его и нашел один из Тарланей. Рут дремотно поднял веки в ответ на скрип двери и попытался вспомнить имя высокого полного человека с длинными рыжеватыми прядями.

Не получилось. Через несколько мгновений он понял, что никогда его не знал.

– Наследник Рут, – любезно сказал Тарлань, склоняясь в поклоне и одновременно оглядывая его шею взглядом опытного мага-лекаря. – Я Зелг Тарланьский. Спешу вам сообщить, что благородная Арлена уже вернулась. Спасенная вами девица тоже находится в замке. Вы позволите осмотреть вашу шею?

– Даже подлечить, – пробормотал Рут и вскинул голову.

Подсохшая на ранах корка лопнула, на грудь потекла теплая струйка.

Он ощутил несколько легких, бережных прикосновений. Кровь остановилась, саднящая боль в шее ушла.

– Пойдемте, ваша милость. – Зелг потянул его вверх, поднимая на ноги.

Двор, в который они вышли, поплутав по коридорам, встретил Рута морем света и криками скользящих над зданиями птиц.

– Когда будут похороны? – спросил он у Зелга, который вел его куда-то.

Маг сбился с шага, но ответил все так же любезно:

– Думаю, завтра. Дом скорбит и хотел бы проводить своих сыновей достойно.

Он свернул к одному из зданий, которое Рут узнал – в нем помещался обеденный зал Тарланей. Но направились они не в залу. Его провожатый, войдя в небольшой передний холл, сразу же свернул налево, в боковую дверь. За ней тянулся узкий коридор, судя по всему, огибавший обеденную залу с левой стороны.

В конце его стояли два стражника в темном, с мечами на поясах. По кивку Зелга оба расступились. Стражник, стоявший справа, распахнул дверь.

Князь Вал Тарлань сидел в кресле у пылающего камина. Комнату освещало беспокойно горящее пламя, флиги были погашены. Плечи светлейшего обвисли и пышные рукава по старой эрронской моде повисли смятыми тряпками по обе стороны кресла. Ввалившиеся глаза посверкивали из глазных впадин.

– Рад вас видеть, – неожиданно дребезжащим голосом сказал он.

И смолк.

Рут поклонился и застыл, не зная, что делать. Зелг отступил назад и слился с тенями, колышущимися у стены.

Прошло некоторое время. Рут стоял неподвижно, князь сидел молча. И только огонь без устали трещал, наполняя комнату светом и звуками. Потом светлейший пошевелился.

– Я благодарю вас за все, что вы сделали, наследник Рут, – медленно сказал он. – По крайней мере, благородная Арлена жива. Это уже радость…

Хлопнула дверь. В комнату вошла Арлена, по-прежнему одетая в платье элиморской горожанки. В сторону Рута она поглядела спокойно, даже равнодушно. Сделала безупречный реверанс, невыразительным голосом сказала:

– Ваша милость, вас я не приветствую. Мы с вами расстались совсем недавно.

И пошла к князю усталой походкой.

– Как они погибли? – спросил Рут, глядя ей в спину. Звук выходил из пересохшей гортани с хрипом.

Арлена на мгновение застыла.

– У Гарта разорвано горло и лицо. До костей. Руки окровавлены, ногти содраны, словно он это сам сделал. У Алвина повреждений на теле нет. Думаю, у него просто остановилось сердце. Мечи остались в ножнах. Они даже не пытались защититься.

Добравшись до камина, Арлена встала за креслом светлейшего, взявшись за резную завитушку, венчавшую спинку. Глянула на Рута. Лицо ее было теперь в тени, и Рут не видел его выражения.

– Расскажите все, что случилось в доме Увира. Начиная с того момента, когда вы отправили меня в подвал.

Он подчинился. И едва закончил, Арлена резко повернула голову, так что пламя осветило ее профиль с оплывшим подбородком. Спросила у князя:

– Ваше пресветлое княжье могущество, вам приходилось слышать о такой магии?

– Нет, о таком я не слышал. Но кто знает, что успело потеряться в веках, скоро и мы, возможно…

Он горестно замолчал. Из тени мгновенно выступил Зелг, сказал с преувеличенной любезностью:

– Светлейший князь нездоров и должен отдохнуть. Его внук и наследник Бар Тарлань сейчас занят устройством похорон, но будет рад побеседовать с вашей милостью. Если вы того желаете.

Рут качнул головой, склонился перед неподвижным князем:

– Выздоравливайте, ваше светлейшее княжье могущество.

И торопливо вышел. Вслед ему тут же зазвучали шаги Арлены.

Меряя широкими шагами коридор, он вылетел во двор, и только там встал. Шедшая следом благородная дама тоже остановилась за его спиной, нетерпеливо спросила:

– И куда вы теперь, наследник Рут?

Элсил клонился к закатной стороне, зеленоватые лучи падали под углом. День, который заканчивался, был одним из тех редких дней середины осени, когда светило прогревало воздух. Руту вдруг вспомнилось вчерашнее утро – промозглое, холодное, влажное.

Утро, которое он встретил за толстыми стенами Ваграна. Где право решать принадлежало отцу.

Теперь право решать было у него, но это не радовало. Даже ощущение оторванности и одиночества после наказания, наложенного отцом, переносилось легче, чем нынешнее право решать.

– Обещание, данное вам, для меня почти обет, – по-прежнему хрипло сказал он.

Нужно было попить, чтобы освежить пересохшее горло, но Тарлани проявлять гостеприимство не спешили, а он не решался что-либо просить. К тому же чувство жажды было вполне терпимым.

– Но сначала я должен навестить Вагран, – заключил он.

Арлена уже вышла из-за спины и стояла перед ним, требовательно глядя в лицо.

– В вольный город мы пойдем вместе, ваша милость, это даже не обсуждается.

– У вас завтра похороны, – напомнил он. – Думаю, вы захотите проводить ваших сородичей как положено.

Арлена посуровела.

– Похороны завтра утром. На погребальный пир я могу и не оставаться. Так что могу отправиться в Аретц сразу после них. Еще кое-кто присоединится, и все вместе мы будем просить князя отдать нам один из адельбергских олеконов. После отчета о событиях в Майлоке светлейший был против их использования, причем многие его поддержали; даже жизнь изгнанников лучше, чем полное истребление. Но теперь, после смерти Гарта и Алвина, князь может изменить свое решение.

– Этот Кайрес, – перебил ее Рут, – вполне возможно, что он грядущий посланник. Вы рискнете выступить против него с вашим олеконом?

Арлена ответила колючим взглядом, заявила после паузы:

– Мы ставим на то, что посланником будет наша Татьяна. Ведь если он и впрямь посланник, тогда зачем она ему? А вы считаете, что его магия не относится к забытым дарам богов? Думаете, это что-то новенькое?

Рут сдвинул брови, прохрипел:

– Я вообще о многом думаю. Почему мы так безоговорочно поверили словам служителя о том, что богам наследуют только демоны? Ведь доказательств этому нет, хроники древнее конца Адельбергской эпохи не сохранились.

Арлена вскинула подбородок и вытянулась, как старая гончая, унюхавшая след дичи.

– А у вас есть доказательства обратного?

– Нет, – тяжело вздохнул он. – Просто слишком много магий, понимаете? Неужели столько тысячелетий все так и тянулось – одна магия, вторая, третья? Может, они появлялись по две за эпоху? И потом, если на небесах все так мирно – был бог, пришел демон, потом снова бог, – почему в Анадее всякий раз происходят противоборства?

Он смолк, облизывая покрытые коркой губы. Арлена напряженно сказала:

– Я пока не понимаю, к чему вы клоните.

– Борьба, – закончил Рут севшим голосом. – Бог дерется против демона. Кто у нас там на очереди, по кругу богов? После Велаты Сострадающей идет Коэни Милосердный. А его вечная противница – Трира Мстительная. Бой ради власти над эпохой.

– Дальше, – приказала Арлена.

Он решил не обращать внимания на столь вопиющее нарушение этикета. Мрачно сказал:

– Мне пришло это в голову в домике, пока я стоял на коленях. То, что мы почувствовали, было виной за содеянное. Но живые существа всегда милосердны к самим себе. И прощают многие проступки сами себе тут же, походя. Лишить их этого милосердия, заставить жаждать прощения за каждую мелочь – это может лишь бог. Только тот, кто дарует милосердие, может его и лишить.

Судорожный вздох Арлены прервал его сбивчивую речь. Благородная дама Тарланьского дома стояла с застывшим лицом. Рут быстро окинул взглядом двор. Если бы хоть одна служанка пробежала мимо с кувшином…

– Мне думается, между Коэни и Трирой будет что-то вроде битвы, – пробормотал он, закончив осмотр двора. – Я еще могу поверить в то, что боги отдадут свою власть без боя. Хотя некоторые сомнения присутствуют. Но вот во что я точно не поверю, так это в демонов, уступающих свою власть просто так. Это я о том времени, когда победил ваш предок, Дар Тарлань.

– И каково место Татьяны во всем этом? – слабым голосом спросила Арлена.

Рут склонил голову, задумался на мгновенье. Честно признался:

– Не знаю. Тут два варианта: либо боги и демоны уладят все это между собой, либо на битву выйдут их посланники. Тогда их должно быть двое.

– Значит, – сказала его собеседница, и голос ее дрогнул, – воздух Фенрихта сейчас для княжны полезнее, чем воздух Аретца.

– Обсудим это завтра, – быстро сказал Рут. Пожалуй, даже слишком быстро. – Не могли бы вы прислать эту девицу, Нианну, во Вратную башню? Я думаю отвести ее к моей матушке. И передайте мои лучшие пожелания Увиру.

– Да, конечно, ваша милость. – Арлена, все еще погруженная в свои раздумья, сделала реверанс. – До завтра. Я немедленно пришлю вашу спасенную к Вратам.

Рут зашагал к квадратному строению, в котором прятались Врата Фенрихта, а она так и осталась стоять посреди вымощенного камнем пространства, и к ногам ее подползали тени с другой стороны двора.

Дожидаясь Нианну в башне, Рут успел переброситься словом с тремя Тарланями, стоявшими на страже.

Всем им было за тридцать. Они, похоже, принадлежали к последнему поколению, которое еще успело прикоснуться к Источнику. С Рутом маги были подчеркнуто вежливы, и ни один не обмолвился ни о Гарте, ни об Алвине.

В редких случаях этикет является благословением, хмуро подумал он. Нельзя тревожить властителя высочайшего происхождения разговором о смерти нижестоящих благородных, пока он сам не соизволит о них упомянуть. О двух умерших Тарланях Рут сейчас не хотел ни думать, ни говорить – слишком больно было.

Нианна влетела в башню, запыхавшись. При виде Рута лицо ее просветлело.

– Господин!

– Я отправляюсь в свой замок, – хмуро сказал он, ощущая себя центром внимания троих Тарланей. Те наверняка уже начали строить предположения о том, что могло связывать наследника герцогства с девицей из простонародья. Одно слово – люди. Рут едва успел подавить в себе желание принюхаться к запахам этой троицы. – Если хочешь, моя мать пристроит тебя куда-нибудь и позаботится о твоем будущем.

– О, господин! – Нианна отвесила низкий поклон.

– Тогда пошли. – Он вытащил из кармана керсийских штанов всегда лежавшую там наготове ленту. Оглядел платье Нианны, приказал: – Если у тебя нет ничего для глаз, замотай лицо передником. Или просто зажмурься. Я поведу тебя за руку.

– Мы можем вам дать… – поспешно сказал один из Тарланей. И шагнул вперед, вытаскивая из кармана темно-зеленую полосу.

Но Рут, остановив его движением руки, пошел к Вратам, ведя за руку Нианну, споро накинувшую на голову передник.

Вагран охранялся усиленно, вместо одного привратника, как раньше, караул во Вратной башне несли сразу четверо волков. Одним из них был Глер, всегда относившийся к Руту добродушно.

Его присутствию Рут обрадовался. Судя по молодцеватому виду старого вояки, он тут ходил в командирах. И можно было надеяться, что под его командой волки препятствовать уходу сына герцога не станут.

Ступая по Безмирью, лежащему меж Врат, Рут все время вспоминал слова Аленца Бореска, который то ли приснился, то ли привиделся ему в Аретце. Когда ее заберут, сказал предок, увенчанный страшной красной полосой, ступай туда, где по-настоящему увидел ее в первый раз. И добавил: «Туда, где время…»

Что означала неоконченная фраза про время, так и осталось неясным. Но загадочной особой, которую «заберут», должна быть княжна Татьяна. Все последние события на это указывали.

Девицу он видел в трех местах: в Ярге, за ужином в Фенрихте и в Аретце. Примеряясь к словам предка, Рут предполагал, что из трех этих мест следовало выбрать Ярг и идти туда. Именно там он имел честь лицезреть княжну Тарланьского дома дольше всего. Видел, как она простодушна и безыскусна. Однако все свои недостатки княжна искупала смелостью.

Нужно идти в Ярг, подумал он, раз уж девицу, как и предрекал предок, забрали. Вот только зачем? В то, что предок приходил ради пропавшей княжны, он не верил. Дело в другом…

В другое время – и в другом состоянии – он трижды подумал бы, прежде чем сбегать в Ярг. В другое время, но не сейчас. Воспоминание о том, что сделал с ним Кайрес, горело в памяти. Он чувствовал, как в ход мыслей то и дело врывались образы из прошлого, обрывки старых забытых разговоров, лица, виденные когда-то. И все они несли вину и ненависть к самому себе.

Я выжил, но прежним уже не буду, отстраненно подумал Рут.

Глер, стоявший у входа в башню, расцвел косой улыбкой, затронувшей лишь половину лица. И зашагал к нему. В зеленоватых лучах Элсила, косо падавших из высоких стрельчатых окон, над головой и плечами старого волка плясали пылинки.

– И куда ты бегал на этот раз? Энгер говорил, что у тебя с прошлого раза остались какие-то долги.

– Они, – односложно ответил Рут. И кивнул на Нианну, испуганно застывшую за его спиной. – Не окажешь мне услугу, Глер? Девицу нужно отвести к моей матушке, и пусть она расскажет все, что видела. А пробелы в рассказе восполню я сам, когда вернусь.

Глер сначала бросил взгляд на камзол наследника, потемневший от крови, потом на Нианну. Пробормотал:

– Слышал я, что долг касается какой-то девицы. Но это вроде не она…

– Нет. – Рут устало кивнул. – Не она. Поэтому придется снова уйти. Тарлани дожидаются, когда я выполню обещанное.

Он быстро развернулся и зашагал к Вратам, на ходу поднося к лицу ленту черного шелка. Один из волков – его имя было Делас – вышел из сторожевой башенки рядом с Вратами, глянул вопросительно сначала на наследника герцога, потом на Глера.

Рут не видел, но ощутил, как глава стражи за его спиной сделал знак. Волк отступил назад.

– Ларсу! – громко сказал Рут.

И ударил по боковому кристаллу Врат.

Ларсу, крохотная деревушка на северной стороне Керсы, делила Врата с двумя селами по соседству, и потому они стояли далеко в лесу, на перекрестке трех дорог. Заканчивался второй из четырех осенних месяцев, дело шло к середине осени. В окрестностях Ларсу в этом месяце обычно уже лежал снег. В такое время люди воздерживаются от путешествий в дальние края. Да и час был вечерний, так что у Врат не должно было оказаться ни души. Именно поэтому Рут и выбрал Ларсу как место, где ничьи уши не услышат, куда он направляется.

Завтра после похорон Арлена явится в Вагран. И если он не вернется до завтрашнего дня, у нее с герцогом произойдет неприятный разговор. Возможно, отец, которому волки доложат, куда он отправился, поделится этим знанием с Арленой. А может, и нет. И сам обязательно отправится по следам беглого сына. Но в Ларсу герцог его след потеряет.

В глубине души Рут сознавал, что поступает глупо, утаивая все от отца и эрни. Вся беда была в том, что он знал, как поступит герцог. Он отправится в Ярг. С соответствующей охраной, – урок, полученный эрни в тот день, когда умер Аленц Бореск, забыт не был. Однако предок сказал «ступай», а не «ступайте». И еще кое-что: пожелай первый Бореск, чтобы в Ярг отправился не Рут, а отец, отцу бы и привиделся…

Рут шагнул на усыпанную опавшей листвой почву севера и торопливо содрал с глаз шарф.

Элсил в этих краях садился рано, закат здесь уже догорал. Зеленое зарево отсвечивало из-за невысокого леса. Снега, как ни странно, не было. Седые мхи, из которых поднимались корявые стволы, покрывали лишь опавшие черно-багровые листья. Голые ветви сплетались в подобие толстого ковра, зависшего на высоте одного человеческого роста над землей.

Было тихо и безлюдно, чего Рут и желал. Он отошел на несколько шагов от Врат, встал под навесом из сплетенных изогнутых ветвей и прислушался.

По лесу плыли тихие, находящиеся за пределом слышимости для обычного человека звуки. Похрустывали изредка падающие сучки, где-то далеко рыл землю колумнус, северный волк – похоже, кто-то выгнал его на ночь глядя из логова, и теперь он спешно готовил себе новое. Беспокойно хлопала крыльями хищная птица, готовящаяся ко сну на одном из деревьев…

И было до странности тепло. А вот снега не было.

Рут сдвинул брови, склонил голову к левому плечу. Лес был готов к зиме, об этом говорили и опавшие листья, и беспокойство волка, не желавшего ложиться спать под открытым небом, чтобы не проснуться поутру под снежной шубой. Но воздух был слишком теплый для этого времени года и для этих краев.

За шиворот ему упала тяжелая, полновесная капля. Он поежился. Это тоже было неправильно – воздух пах влагой, нечистой, с оттенком плесени. Но поблизости не было ни рек, ни озер, могущих породить такую слякоть. В окрестностях Ларсу били лишь холодные ключи. Которые к этому времени уже должны были покрыться ледяной коркой…

Зима не к нам придет, припомнил он. Неужели сбывается то, что описал в своем катрене Алидориус Верейский? Что за народ эти провидцы, подумалось вдруг Руту. Хотя бы строчку сочинили просто так, для рифмы и красы – нет, у них все в дело, все должно сбыться и исполниться.

Он вернулся к Вратам, хрипло сказал:

– Ярг!

И вошел в Безмирье.

Отряд волков, отозванный из Ярга в ожидании событий в столице, назад так и не вернулся. Рут об этом знал еще до того, как отправился сюда.

Здесь тоже начинался закат. Изумрудный диск Элсила склонялся к распадку между гигантскими холмами, в котором прятался Ярг. На фоне зеленого зарева то проявлялся, то сминался в гигантский ком замок короля Кенлока. С того места, где стоял Рут, башни накладывались друг на друга и вместо четырех главных у замка виднелись лишь две.

Странно, но тут, на закатной окраине страны, было холоднее, чем в окрестностях Ларсу. Впрочем, Тарусу, столицу Керсы, погода тоже не баловала. Или на северной окраине творился какой-то странный погодный казус, или катрен Алидориуса Верейского собирался воплотиться весь, до последней своей строчки.

Налетевший ветер свистнул между перекладинами Врат и пахнул холодом по спине. Рут с сожалением подумал, что по дороге сюда следовало завернуть куда-нибудь и разжиться там теплой одеждой.

И оружием. И едой. Наверное, нужно было прямо из Ларсу отправиться в крупный город, купить там плащ, провизию…

Он вспомнил, что оба его кошелька остались у Нианны, так что покупать необходимое было не на что. Рут коротко хмыкнул. В Вагране он мог без проблем разжиться не только плащом и едой, но и мечом. Сейчас при нем имелись лишь два кинжала и дюжина далтов. Но в родовом замке пришлось бы отвечать на вопросы. А врать другим эрни невозможно – особенно если они спрашивают с особым вниманием.

По дороге, взбирающейся по склону со стороны черного пепелища, расстилавшегося на месте деревушки, двигался силуэт. Ростом он был чуть выше его колена, поэтому Рут не обеспокоился. Уже через несколько мгновений силуэт подрос и превратился в исхудалого пса. Судя по виду, это была пастушья собака. Это напомнило ему о том, что где-то в окрестностях могут бродить и коровы с овцами. Если только их не выловили окрестные крестьяне и не съели волки из леса, который скобочками украшал холмы на горизонте.

Погреба! – вдруг вспомнил он. Арлена пустила огонь на завалы из мебели, тряпья, досок и исковерканных человеческих останков, все должно было сгореть… Но в погребах под домами могли сохраниться припасы. Особенно если их присыпало обвалившейся землей. Что там укладывают крестьяне в подпол по осени? Мед, овощи, фрукты, ягоды в горшках, залитые медом, колбасы. Кто побогаче, добавляет к этому вино, привезенное с юга.

Ярг погиб в конце первого месяца осени, когда погреба уже начали заполняться. Так что шанс обнаружить там еду имелся. Правда, неизвестно, пригодно ли съестное из Ярга в пищу. Вдруг магия возродившегося проклятия испортила и припасы в погребах?

Пес подковылял к нему, остановился в трех шагах, задрал морду. Он был весь в колючках, запутавшихся в свалявшейся палевой шерсти. Колтуны возле пасти покрывали коричневые сгустки запекшейся крови. Пес недавно пережил серьезную схватку. Дрался с волками из дальнего леса?

Рут свистнул, похлопал по бедру. Пес посмотрел с тоскливой надеждой, но с места не стронулся. Однако хвост его робко приподнялся и вильнул.

– Похоже, нам обоим нужна еда. И убежище. – Рут глянул в сторону пятачка под склоном, где раньше стояли палатки волков, посланных герцогом для охраны изуродованного проклятием Ярга. – И Трира меня забери, если я знаю, сколько мне тут ждать и чего!

Пес проводил его до самой околицы бывшей деревни, но за кольцо обгорелой и развороченной земли не пошел. Уселся на задние лапы там, где кончалась пожухлая бурая осенняя трава, и принялся ждать, глядя ему вслед и терпеливо помаргивая усталыми, больными глазами. Рут помахал ему рукой, громко проговорил:

– Сиди здесь!

Неизвестно, услышал ли его пес – над пепелищем стоял немолчный грохот от камней, что сходились и расходились над центром деревушки. После долгой прогулки он обнаружил в земле несколько ям, от которых пахло едой. Добычей его стали два окорока, прятавшиеся под слоем слежавшейся и сглаженной дождями земли. В свое время хозяева заботливо завернули их в мешки, набитые солью. От дождей соль вытаяла через холстину, окрасив почву густыми белесыми разводами. Но кое-что в мешках осталось, да и погода стояла холодная, так что мясо все еще было вполне съедобным.

Колбас и копченостей, о которых он мечтал, не нашлось. Похоже, они успели сгнить. Рут нашел несколько завалов, от которых тянуло гниющими фруктами, выбрал один, осторожно разгреб землю рядом с ним. Хотелось найти еще что-нибудь, кроме соленого мяса.

Тень от возникающего и исчезающего замка ползла вверх по склону холма, на котором стояли Врата. Элсил заходил. Следовало торопиться.

Он нашел в размякшей земле, перемешанной с черепками, единственный уцелевший горшочек. Руки его были в земле, под ногтями чернела грязь. Но в данный момент наследника герцога это совершенно не беспокоило. Рут подхватил мешки с окороками, оставленные поблизости, и почти торжественным жестом прижал к груди горшок. С неизвестным пока что содержимым. После чего быстрым шагом направился к краю деревни, где его терпеливо дожидался темный силуэт пса.

Ночь застала Рута на месте бывшей стоянки герцогских волков. Поскольку палатки люди Энгера ставили по всем правилам, места, где они стояли, теперь очерчивали четкие линии канавок для стока воды. Внутри лежали ссохшиеся перины из веток и сена, которыми волки выстилали землю под днищами своих палаток. Рут накидал на одну из таких перин ветки и сено с соседнего участка. Получилось нечто вроде небольшого стожка, который портили только колючие сучки, торчавшие тут и там. Рут, закрыв глаза, вырыл себе в этой куче яму, повозился, обламывая самые колкие ветки.

Уже в сумерках он сбегал к небольшому родничку, который бил из подножия холма в ста шагах от стоянки. Напился вволю, смыл соль с одного из окороков. Второй прямо в мешке был прикопан в сене. Пес молча и неотступно следовал за ним, и недостойного интереса к спрятанному окороку не проявлял. Под конец Рут умылся, хотя вода была ледяная, а от ночного холода не спасал даже шерстяной камзол.

Вернувшись к стожку, он быстро распластал отмытый от соли окорок на две части и щедро бросил половину псу. Тот схватил свой кусок молча, улегся рядом с лежбищем Рута, вгрызаясь в снедь.

На холодном темном небе уже начинали зажигаться бледно-желтые звезды. Рут запихнул в дыру мешок с целым окороком, оставленную для себя половину и горшок с неизвестным содержимым. Затем поспешно полез внутрь. Отверстие, сделанное в стожке, глядело на деревню, как раз на то место, где к околице подходила дорога. Он устроился в сплетении ветвей и сена, торопливо принялся жевать, чувствуя, как понемногу утихает зябкая дрожь.

Солонина была жесткой и жилистой. Рут жевал и дремотно думал, что холод – это даже хорошо. По крайней мере, он не даст ему уснуть. Увы, в горшке обнаружилась красника в меду, которая его все-таки согрела, и Рута окончательно сморило…

Звезды сияли, заливая светом пса, трудившегося над своей половиной окорока, холмы и безостановочно пульсирующий над пепелищем замок.

 

Глава двадцать третья

Менуэт и политес. Цветы и цвета

Таня проснулась от того, что кто-то ее тряс. Не открывая глаз, поморщилась и дернула плечом, в которое вцепились чужие жесткие пальцы. В голове плыли последние обрывки сна, который снился до этого. Главную роль в нем играл хмурый парень с серыми глазами, наследник герцога по имени Рут. Во сне он был рядом, на расстоянии протянутой руки. И гладил ей шею кончиками пальцев, глядя на нее как-то странно. Хотя поводов она ему не давала, даже во сне.

Еще снилась незнакомая комната с желтыми стенами, полная народу, и в этой комнате, на полу, белело чье-то искаженное лицо с разверстым ртом.

В ответ на попытку избавиться от чужих рук ее тряхнули еще сильнее, да так, что голова на короткий миг даже оторвалась от подушки. Таня проснулась окончательно, разлепила веки и уставилась на пожилую женщину, стоявшую у изголовья койки. Ложе, кстати, было довольно мягким, перинные валики охватывали тело со всех сторон, и было полное ощущение, что лежишь в мягком облаке.

Склонившаяся над ее головой старуха выглядела внушительно. Широкоплечая, крупное тело окутано складками блузы и юбки, которые перечеркивал широкий пояс. Наряд походил на тот, что носила Аюзанна, только цвет был черный. Жидкие седые волосы зачесаны назад и подхвачены широкой налобной повязкой, расшитой серебром. Челюсть казалась квадратной из-за обрюзгших щек, глаза смотрели требовательно и жестко.

– Вы кто? – выдавила Таня охрипшим голосом. Язык казался сухим и каким-то чужим. – Где я?

Сверху нависал потолок с черными поперечными балками, деревянный, сколоченный из простых досок; сбоку была беленая стена, залитая зеленоватым светом в узорчатых тенях. Таня перевела взгляд и увидела ряд невысоких окон, разделенных крохотными простенками, забранных кокетливыми решетками в завитках и бутонах.

Именно эти решетки и навели ее на мысль, что она в тюрьме. Правда, не простой, а привилегированной – такую красоту в обычном застенке не увидишь, там предпочитают рисунок в клеточку. Хотя она в здешних тюрьмах еще не бывала…

Чувствовала себя Таня на удивление хорошо. До сих пор после синего сияния пробуждение получалось тяжелым, с головными болями, головокружением и тошнотой. Прямо похмельный синдром какой-то. А сейчас Таня была как огурчик. Во рту только сухо.

– Велено вставать! – заявила старуха.

И двинулась куда-то в сторону. Проследив за ней взглядом, Таня узрела в углу столик, оборудованный всеми удобствами средневековой цивилизации: на столешнице таз с кувшином для умывания, а на полу, под столом, горшок известного назначения. Белый, керамический, с росписью.

От этого зрелища вдруг возникла тоска по Фенрихту. В частности, по комнате с бронзовой ванной, сиявшей начищенными боками в окружении каменных стен. Туда бы сейчас, в горячую воду…

Старуха встала рядом со столиком, энергично указала многослойным подбородком на таз, распорядилась категорично:

– Вставайте и умывайтесь. Сам Кайрес вас ждет, так что нечего тут разлеживаться.

– А кто такой Кайрес? – осведомилась Таня охрипшим голосом.

Старуха глянула удивленно.

– Отец наш, глава Лиги борцов с котами-вредителями. Долго еще лежать думаете? – И пробурчала, самую малость приглушив голос: – Как это такого не знать…

Таня села, опустив на пол ноги, и подивилась рубашке, которая была на ней. Похоже, кто-то опять поделился с Таней гардеробчиком. Княжна, которая все время носит одежду с чужого плеча…

Громадное, в складочках одеяние вполне могло принадлежать и суровой бабище, стоявшей в углу комнаты. Но ряды оборок с кружевами неуловимо напоминали о Фенрихте. Подол опять-таки был ниже пяток, такой, что она не сразу пол ногой нащупала. Короче, самой что ни на есть тарланьской длины подол. Странно…

Ни тапок, ни прочей обуви возле кровати не обнаружилось. Таня подхватила рубаху и зашлепала по каменному полу босыми ногами. По дороге потребовала:

– Выйдите. Мне нужно… это самое.

Старуха насмешливо хмыкнула, но вышла.

Она попользовалась местными удобствами. Нестерпимо хотелось пить, поэтому Таня, заглянув внутрь кувшина для умывания и определив, что вода вроде чистая, осторожно отхлебнула. У воды был свежий, чуть металлический привкус. Она напилась вдоволь, потом, быстро ополоснув лицо, причесалась обнаруженным на столике гребнем. Утереться за неимением полотенца пришлось длинным подолом. Все ж таки не зря Орл попрекал ее простонародным происхождением. Небось истинная княжна и нужду бы при служанке справила без проблем, и лицо мыть не стала, пока полотенце не принесут.

На табурете со скрещенными ножками лежал тканевый сверток. Таня скользнула по нему взглядом и пошла к забранным затейливыми решетками проемам.

Комната находилась на третьем-четвертом этаже. Она измерила взглядом высокие потолки и решила, что все-таки на третьем. Здесь, в отличие от лесов Фенрихта, листья с деревьев не опадали, поэтому под окном курчавились бордовыми кронами аккуратные делянки садов, ухоженных и подстриженных. Сады уходили к горизонту, где вздымались пологие горчично-желтые горы. Между делянками пролегли длинные тени. Значит, уже вечер.

В голове была куча вопросов и ни одного ответа. Это что – поместье за городом? Или самое последнее здание на окраине, а за ним тянутся сады и огороды? И что ее ждет?

За спиной хлопнула дверь, старушечий голос каркнул:

– Одеваться! Быстро! Кайрес ждет!

Таня, пожав плечами, повернулась к табурету. Как она и предполагала, сверток оказался одеждой. Черная юбка с поясом, подгонявшимся под фигуру завязками, синяя блуза, нижняя рубашка и толстые серые чулки с тщательно провязанной рельефной пяткой. Подвязок, как в Фенрихте, не было. Вместо них на табурете под одеждой лежали две ленты, плотные, жесткие, без малейших признаков шелкового блеска. Таня повертела их в руках и решила, что ленты предназначены для подвязывания чулок под коленом. Хотя последние, судя по всему, прекрасно будут держаться и так.

Она одарила старуху негодующим взглядом, и та отвернулась. Таня скинула громадную рубаху, натянула сорочку, чулки, завязала на лентах неловкие узлы. Надела остальное, повозилась с завязками пояса, выпрямилась и поинтересовалась:

– А обувь? Не босиком же мне топать к вашему Кайресу.

Бабища качнула головой в сторону кровати, и со своего места она увидела пару грубых башмаков, стоявших под изножьем. Карга старая, подумала Таня. Ведь видела, как она босиком по камням топает, и ничего не сказала.

Настроение в целом было хорошее. Боевое такое настроение. Непонятно почему, но страха было мало. А вот любопытство ощущалось. Она в руках Лиги, которая, вот совпадение, искала по всему городу девицу с ее глазами и волосами. Сейчас познакомится с местным партайгеноссе, которого зовут Кайрес. Кстати, это его ранг или часть имени? В любом случае беседа, похоже, будет занимательной.

Таня вспомнила семейство, посаженное котоборцами в клетку. Люди, которые запихивают детей в клетку вместе с родителями… Ну-ка посмотрим, кто ими командует.

Она вбила ноги в башмаки и поспешно зашагала за старухой, звонко шлепая задниками – обувка оказалась больше нужного размера.

За дверью ожидали четверо мужчин в широких серых плащах. При их появлении они раздались в стороны, а потом сомкнулись у Тани за спиной и вразнобой зашагали следом.

Пройдя по широкому коридору, где беленые стены прорезали частые деревянные двери, вслед за старухой Таня вышла на лестницу. Пока они спускались, еще двое котоборцев в широких серых плащах проследовали вверх, одарив ее любопытными взглядами.

Она их холодно проигнорировала, припомнив уроки, преподанные Арленой. Бросила мимолетный взгляд на оконца, выходившие на лестницу. Здесь решеток не было. Значит, комната, где она проснулась, и впрямь узилище для персон с положением. Вряд ли всех узников размещают с удобствами и перинами.

Старуха дошла до первого этажа и свернула в открывшийся перед лестницей холл. Но ступени на этом не кончались, от первого этажа вниз уходил широкий пролет. У здания имелся большой и часто используемый подвал, иначе зачем строить такую лестницу?

Таня ощутила холодок в груди и сжала зубы.

Справа начинался проход, перегороженный в самом конце стеной и двустворчатыми дверями. По обе стороны их тянулись узкие стрельчатые окна. А вот и выход, надо учесть…

Старуха в черном одеянии направилась к первой от прохода двери. Таня, шедшая следом, очутилась в большой комнате, полной стоявших и сидевших котоборцев. При ее появлении все смолкли. Взгляды мужчин, как по команде, устремились на нее. Странно, но враждебности на их лицах не было. Скорее любопытство.

Сама того не желая, Таня вдруг припомнила прием, оказанный ей Тарланями. Здешние глядели на нее гораздо дружелюбнее. Но они при этом ловят людей и сажают их в клетки, поспешно напомнила она себе.

Бабища в черном направилась к двери, прятавшейся в глубине длинного помещения, на ходу обмениваясь легкими кивками с некоторыми из котоборцев. Постучала. Изнутри послышалось резкое:

– Войдите!

Старуха распахнула дверь и, застыв, сделала размашистый жест, приглашая Таню войти.

Она шагнула, и дверь тут же захлопнулась, отсекая ее от людей в зале, старухи в черном и шедшей следом четверки стражников.

Комната была маленькая, с привычными уже белеными стенами. Стену справа прорезали узкие окна, похожие на те, что были по бокам входных дверей. Перед окнами стоял стол, заваленный исписанными бумагами, за ним сидел человек и молча глядел на Таню.

Падавший из-за его спины свет почти не освещал лицо, но очертания оно имело мужественные – квадратный подбородок с желваками по обеим сторонам рта, высокий лоб и ровная стрела носа. Черные волосы были коротко подстрижены.

– Да спасут вас боги! – отрывисто сказал незнакомец.

И Таня вдруг осознала, что ей нужно срочно выбрать линию поведения. Потому как представать перед собеседником, как учила Арлена, с первой же секунды следует такой, какой хочешь ему казаться.

Собственно, было два пути: или она играет благородную княжну, или глупую простушку. Таня припомнила все случившееся после похищения. Каждый раз, когда она вела себя соответственно, как это называла Арлена, своему титулу и положению, начинались заморочки. На нее давили, она в ответ защищалась… ладно, иногда откровенно дерзила. Пару раз. Кончалось все тем, что вспыхивало синее сияние, и она теряла сознание. Зато в тот единственный раз, когда она валяла дурочку у Таркифа, удалось даже сбежать.

Таня распялила глаза, моргнула, чтобы придать глазам коровью влажность, и пропела на одном дыхании:

– Ах, благородный господин, я так испугана! Я в таком ужасе!

Благородный господин неспешно уронил на кучу бумажек листок, который держал в руке, легко поднялся и обошел стол.

Было ему лет тридцать. Лицо у него было не только мужественное, но и симпатичное, признала Таня. И взгляд открытый, взгляд мужчины, который ничего не боится, но многое может. Одет, в отличие от своих кошкодавов, как простой прохожий с улицы, которых Таня видела из окна дома господина Таркифа. В желтоватую рубаху с пышными рукавами и светло-серый расстегнутый жилет.

– И отчего же вы испуганы? – спокойно спросил симпатичный Кайрес.

Таня сложила руки на животе, переплела пальцы и стиснула их так, что они побелели. Заставила нижнюю губу задрожать, испустила трепещущий вздох. В голове мелькали мысли: что сказать? Какую часть правды? Потому что полную правду говорить нельзя, это к бабке не ходи – и так ясно.

Хорошо бы узнать, почему ее искала Лига котоборцев. Вариантов имелось немного – или здешние что-то слышали про четырнадцатую дочь и решили по случаю разжиться девой с предначертанием, или же Совет магов посулил за убийцу верховного Харгора немалые денежки, и теперь ее ищут во всех городах и весях.

– Потому что я в чужом городе! И одна, какой ужас! – выдохнула Таня.

– И где же ваша семья? – немедленно спросил Кайрес, склоняясь к ней с высоты своего роста.

Таня ощутила, что она неровно дышит к высоким мужчинам. В самом буквальном смысле: дыхание вдруг прервалось.

– Моя семья… – Тарланей лучше не упоминать, подумала она. – Моя семья живет в Тарусе. – Этот город она, по крайней мере, видела издалека. – В Керсе.

– И как же вы попали в Аретц? – продолжал расспрашивать глава котоборцев.

– Сбежала, – не моргнув глазом, сообщила Таня. – Ах, я так давно хотела побывать в ваших лавках на набережной! Говорят, там есть такие вещички из Серендиона – чудо, прелесть, красота! И главное, у вас тут самые дешевые серендионские благовония в Анадее.

Глава Лиги шевельнул бровями, глянул ей в лицо пристально, словно искал там какие-то неведомые знаки.

– Однако ночью, когда вы напали на патруль борцов, у вас была лишь наволочка. В которой лежали ложки, соль и покрывало. Где же благовония – или, по крайней мере, деньги для их покупки?

– У меня еще и флиг был, – быстро нашлась Таня. Потом всхлипнула понесчастней, чтобы из образа не выбиваться. – А ложки, между прочим, серебряные. Моя матушка, почтенный господин, не дает мне денег на вещи, крайне необходимые для всякой девицы. И вот я…

Как уверяло Таню телевидение, такие девицы и впрямь существуют. В другом мире, на Земле. Ну не может быть, чтобы в Анадее – и такого чуда не было.

– И что же вы, прямо ночью и сбежали? – насмешливо спросил Кайрес.

– Ну почему же ночью. – Таня потупила глаза. – Вечером. А потом бродила по вашему городу. Одна…

Мужчина шагнул вперед, наклонился еще ниже, к самому уху, и шепотом сказал:

– А по рассказам моих борцов, возле дома проклятого пособника котов и демонов вы вели себя по-другому. Представлялись княжной и упоминали имя некоего дома. Правда, мои борцы по простоте душевной приняли его за название села. Заявили, что кошка ваша, и требовали отпустить преступника. Который, к вашему сведению, занимался сводничеством и поставлял невинных девиц в бордели, для темных дел и опасных господ.

Чего уж тут валять дурочку, в таких-то условиях… Таня свела брови на переносице, ощутив, что господин Кайрес разом потерял половину своей привлекательности в ее глазах. И тихим голосом спросила:

– А дети его тоже сводничали? И девицами торговали?

Кайрес выпрямился. Сказал без эмоций:

– Они росли, вкушая хлеб, купленный кровью невинных. Нельзя остановить преступления, пока люди будут считать, что наказание коснется только их. В этом мире, милейшая княжна, только звери и конченые себялюбцы совершают преступления ради себя. Большая часть – ради детей и близких, вот что печально.

Таня глянула зло, но тут же взяла себя в руки. И заявила, ощущая, как внутри закручивается невидимая пружина:

– Раз уж начали говорить начистоту, может, скажете, зачем вы разыскивали по всему Аретцу девицу, похожую на меня?

Мужчина отступил назад, вскинул голову, рассматривая Таню с высоты своего роста. Оперся одной рукой о край стола.

– Мы поговорим об этом и о многом другом. Но сначала выполните одну мою просьбу.

Он махнул рукой в угол слева от двери, и Таня обернулась.

У самой стены красовалось деревянное ведро, где торчала ветвь храмового дерева. Большая, чуть не в рост человека, покрытая цветами. Как она ее не заметила, войдя в комнату? И ветка-то была не маленькая, и по комнате плыл горьковато-цветочный аромат. Наверное, в волнении все дело.

Вокруг ведра на каменном полу разлилась лужица воды.

– Что, водичку подтереть? – спросила Таня. И глянула нагло.

– Просто коснуться.

Эта ветвь стала ответом на вопрос, почему ее разыскивала Лига. Таня молча подошла, понимая, что упираться нет смысла, если она не коснется, то коснутся ее. Погладила бархатистые лепестки. Кайрес подошел сзади, встал рядом.

Цветы были по-прежнему бело-кремовые и даже не думали чернеть. Ну вот совсем.

Она ощутила некое облегчение. И подумала, что, возможно, все дело было в том, что это отрезанная ветвь. Кто его знает, что будет, если коснуться живой ветви в храме. А может, в знаменитом катрене речь вообще шла не о храмовых цветах?

Первым от созерцания ветки оторвался Кайрес. Разочарованно вздохнул, глянул на нее отстраненно.

И сразу стало понятно, что она перестала представлять для него некий интерес. Таня в пику ему широко улыбнулась, спросила:

– Может, мне еще что-нибудь потрогать в вашем кабинете, благородный господин? Если это не заденет моей девичьей скромности, я готова…

Благородный господин, помрачнев, широкими шагами вернулся к столу. Сел, сообщил, поднимая листок с груды бумаг, лежавшей на столешнице:

– Даже если вы не та, кого я ищу, все равно остается вопрос о вашем нападении на людей Лиги. И разрушении клетки. Помимо этого вы при свидетелях объявили обнаруженную кошку вашей, что говорит о связи с демонами. А еще светились в ночи демоническим синим светом. Разумеется, вас ждет судилище Лиги, но сначала я вытрясу из вас все сведения относительно интересов Тарланьского дома в Аретце и этого загадочного свечения.

Он смотрел уже не на нее, а на зажатый в руке листок. Крикнул громко:

– Заруанна!

Дверь тут же распахнулась, и на пороге возникла одетая в черное старуха.

– Девицу – в каземат для особо опасных персон, – приказал Кайрес, погруженный в изучение листка. – Стража пусть сопроводит ее туда и останется рядом. Если что, сразу бейте по голове.

Таня вскинула голову и шагнула к бабище. Но та сначала обвела кабинет хозяйственным взглядом, спросила:

– Милостивый Кайрес, веточку поменять?

Тот с досадой поднял взгляд от бумаги. Старуха в ответ ткнула рукой в угол:

– Вы же приказывали, чтобы всегда только свежее стояло. А оно того, завяло…

Таня развернулась, едва не выпав из башмаков. Белые цветы посерели, и края лепестков уже начали печально скручиваться.

– Вон! – негромко сказал Кайрес, и бабища исчезла.

Он вышел из-за стола, обошел Таню, глянув на нее странным взглядом, в котором читались и горечь и радость. Склонился над ветвью. Протянул медленно:

– Нет сомнения. Они чернеют, только очень медленно. Значит, вы и есть будущая дева Аретца.

– О как, – протянула Таня. – Так меня еще не называли. А какие обязанности у девы Аретца? В смысле, чего вы от меня ждете и что это вообще такое?

Тут ее желудок заурчал, прямо посреди разговора, напоминая о том, что последний раз она ела сутки назад, в доме Таркифа, каганского сына. Таня покраснела.

– Может, обсудим это за ужином? – дипломатично предложил Кайрес. И развернулся к выходу, не дожидаясь ее согласия. Добавил, направляясь к двери: – Здесь комната для работ, а столуюсь я в личных покоях. Это рядом; там и поговорим.

Он вышел, не оглядываясь и не проверяя, идет ли она. Таня торопливо зашагала следом. Есть хотелось до ужаса, к тому же господин обещал поделиться информацией. А она в ее положении была сущей манной небесной – надо же узнать, какие обязанности ждут деву этого города, княжну Татьяну, и четырнадцатую дочь по совместительству.

Кошкодавы, толпившиеся у дверей, почтительно раздались в стороны при появлении Кайреса. Пройдя по коридору, проложенному им, Таня вышла из зала.

Покои и впрямь располагались аккурат напротив. Первым помещением оказалась просторная зала с дверью в дальней стене, напоминавшая комнату, где толпились котоборцы. Те же беленые стены и узкие окна, вот только мебель была получше качеством. На всю залу протянулся массивный обеденный стол со стульями, сплошь резьба и позолота, как в каком-нибудь Пале-Рояле. Такую обстановку Таня видела лишь в Фенрихте.

Кайрес, стремительно шедший впереди, остановился у дальнего конца стола. Сел первым, указав Тане на стул по левую руку.

Следом в столовую сунулась Заруанна, выслушала распоряжение об ужине и исчезла. Кайрес уложил локти на столешницу из позолоченного дерева. Сцепил кисти, изучающе посмотрел на Таню.

– Может, расскажете мне пока об этой деве Аретца? – поспешно предложила она.

Желудок настойчиво урчал, лучшим средством заглушить звуки был разговор, да и любопытство подгоняло.

– Сначала давайте познакомимся, – без спешки ответил глава Лиги. – Ваше имя, как я знаю, Татуана…

– Татьяна, – поправила Таня.

Он кивнул.

– И именовать вас следует княжной. Рад с вами познакомиться, княжна Татьяна. Меня зовут Лемень, сын Малисты.

Значит, Кайрес – это титул. Она тоже кивнула, но молча.

– Ко мне, княжна Татьяна, месяцев восемь назад пришел посланник. Сказал, что Анадею ожидает ночь. А именно, темные времена, когда люди будут платить кровью за любую мелочь, когда войны начнут вспыхивать одна за другой. И пепел от огней ближних и дальних накроет наш город, как пелена. Лишь одна дева, по его словам, спасет Аретц и всю Анадею от этой участи.

Лемень сделал паузу. Таня тут же спросила:

– А что это был за посланник? В смысле как он выглядел?

– Обычно. – Лемень в чине Кайреса откинул голову, глянул на нее с легким прищуром. – Приятный юноша, лет двадцати. В плаще, голубоглазый. Лицо такое… на удивление чистое. Я ему не поверил, но он оставил кое-что, предназначенное для девы Аретца. И сказал, что я должен это хранить. На следующий день мой хозяин, который до этого меня лишь унижал, вдруг поблагодарил за честность. И даже сделал компаньоном. Тогда, чтобы вы знали, не существовало еще ни Лиги, ни Кайреса.

– Хозяин? – встрепенулась Таня. – Так вы работали?

– Приказчиком у купца Гаргузы. Мой отец, княжна Татьяна, тоже был купцом, только разорившимся. Однако в дни благоденствия он успел дать мне образование, и я смог устроиться на портовый склад не грузчиком, а приказчиком. Хотя грузить тоже приходилось. Я отработал шесть лет за маленькое жалованье и комнату при складе. А потом пришел посланник, и я стал компаньоном.

Лемень откинулся назад.

– После этого люди начали признавать свои ошибки, находясь рядом со мной. Раскаиваться в грехах, зачастую вслух. Даже дурак сообразил бы, что это связано с оставленной вещью. Я стал носить ее с собой, потому что боялся оставить дома. И…

Он пристукнул по столу сплетенными кистями, на мгновенье приподнял и опустил брови. Выдохнул:

– Я понял, что в руках моих Сила. С ней я создал Лигу.

Таня решилась вставить слово:

– А что вам сделали коты?

– Мне? Ничего, – улыбнулся создатель Лиги. – Просто со злом так трудно бороться. Оно таится за стенами, умеет себя защитить, убеждает людей, что ничего страшного не делает. Я решил придать злу лицо. Точнее, морду. Сделал кошек символом зла и с их помощью начал очищать людей. Вы не представляете, как быстро весь город избавился от котов, как быстро мне поверили. И не нужно было больше убеждать горожан, что сосед, избивающий жену и детей, творит зло. Нужно было просто подсунуть ему кошку – и месяц сидения в клетке на Вратной площади ему обеспечен. А там уж все зависит от родных.

– М-да, – протянула Таня. Подумала: вот история о том, как один приказчик боролся с мировым злом. Но вслух ничего не произнесла, уроки Арлены не прошли даром. – А люди и впрямь так быстро отдали котов? Насколько я знаю, кто-то всегда ослушается. Глухая бабулька, жалостливый ребенок… Надеюсь, вы не с них начали очистку города от зла?

– Что вы, – улыбнулся ее собеседник. – Мы послали глашатаев на улицы, дали горожанам месяц на добровольную сдачу зверушек. Уличных отловили сами. Потом, когда поступал донос о сумасшедшей старушке с котом, зверь обнаруживался вовсе не у нее, а у какого-нибудь соседа, который погряз в грехах. Объявлялось, что кот на деле принадлежал злодею, а старушку он одурманил и принудил с помощью магии укрывать вредителя. Кстати, детей из безвинных семей мы тоже не трогали.

– Ну прямо воины добра и света, – не удержавшись, пробормотала Таня.

Кайрес по имени Лемень вскинул брови, хотел ответить, но дверь распахнулась и вошла Заруанна с подносом. Сгрузив его на стол, старуха расстелила на их конце скатерку, небольшую, с простенькими узорами, вытканными красной нитью по холстине. Расставила тарелки, бокалы, блюда – и удалилась.

Таня решительно схватилась за блюдо с зажаренной птицей, посыпанной сверху желтой пудрой. Отпилила ногу ножом, отправила в рот ломтик. Нужно было время для обдумывания услышанного. Да и есть хотелось. Так что приятное с полезным…

Лемень, которому отец успел дать образование, а вместе с ним и начатки воспитания, чуть поморщился. Но тревожить активно жующую даму не стал. Молча положил себе мясо, налил вино в два бокала – свой и Танин.

Желтая пудра на птице походила на перетертое в пыль сухое растение. Вкус у него был, как у смеси перца с корицей. Непривычно, но интересно.

Таня выбросила из головы мысли о специях и переключилась на услышанное.

Итак, молодой посланник. Пришел, возвестил на манер ангела божьего приход некой девы. Оставил нечто, что вразумляет местных жителей до полного раскаяния. И, что немаловажно, оставил именно для нее. Вопрос: почему это связано с цветами, а значит, с приснопамятным катреном?

И если Лемень, купецкий сын, сколотил свою Лигу за счет вещицы, предназначенной ей, как деве Аретца, не придется ли принимать всю эту братию под свою светлу рученьку? Или будет как всегда – умный Кайрес просто сделает ее свадебным генералом, то бишь генеральшей?

Вопросы…

Она дожевала птицу, хлебнула вина. Спросила, изображая простодушие:

– А зачем нужно было трогать цветы?

– Так велел посланник. – Кайрес склонил голову, отсалютовал Тане бокалом, отпил. – Четыре дня назад он снова появился. Сообщил, что у девы Аретца волосы цвета темного меда, зеленые глаза, а узнаю я ее по прикосновению, от которого почернеют храмовые цветы. С того дня в моем кабинете всегда стояла свежая ветвь храмового дерева, а женщины, покидающие город, должны были прикоснуться к такой же ветке, установленной в будке. Мы практически остригли все дерево в нашем храме, должен сказать. Но вы с нами, и это искупает все.

– Вот, кстати, о радости воссоединения. – Таня вежливо улыбнулась. Пора было продемонстрировать и свое воспитание. – Что вы ждете от меня, как от девы Аретца? И каким будет мое, ну… – Арлена за такое «ну» облила бы ее презрением. – Каким будет мое житье, раз уж я здесь и с вами?

– Разумеется, вы, как невинная девица, не можете жить в штабе Лиги, – тоном заботливого дядюшки сказал Кайрес.

Таня, успевшая схватить кусок пирога, в котором бордовая местная травка соседствовала с кусками сыра, едва не подавилась.

– Мы снимем для вас дом рядом. Или купим, – деловито сообщил Кайрес.

Все-таки он был Кайрес, имя Лемень ему не шло категорически. Бывает же такое – Наполеон, родившийся на складе. Так бы и считал всю жизнь мешки, не случись в его жизни визит посланника. Или сгинул, решив наконец бороться со злом своими силами, без котов и прочего.

– Однако есть одно «но». – Предмет ее раздумий доверительно положил руку на Танино запястье, как раз тогда, когда она заинтересовалась блюдом с красиво разложенными полосками копченого и вяленого мяса. – Понимаю, вы княжна, да еще и Тарланьского дома… Кстати, не расскажете, что это за свечение, которым вы так напугали моих людей? Да и клетку разломали.

– Это секреты Тарланьского дома, – быстро соврала Таня. – Древняя магия, присущая только нам, Тарланям. Сказать не могу, научить тоже.

Она ожидала, что Кайрес будет разочарован, но он, напротив, оживился.

– Вот как. Что ж, дева Аретца должна быть одарена богами больше прочих. Это даже к лучшему, это вас сделает любимицей всех борцов Лиги.

Таню от этой перспективы почему-то пробила дрожь.

– А что насчет того самого «но»?

– Так, маленькие мелочи. – Кайрес наконец-то убрал руку с запястья. – Я понимаю, вы княжна, особа благородной крови. Но мы сможем дать вам лишь пять служанок. И один экипаж. Понимаете, мы на самом деле слуги народа, больших богатств у Лиги нет.

– А что, купцы еще не начали нести вам пожертвования на благое дело? – не подумав, брякнула Таня.

Кайрес задумчиво улыбнулся.

– Увы, мы пока что не храм, чтобы принимать дары от прихожан. Но мысль интересная. Тем не менее пока что вам придется жить скромно. Разумеется, кроме жилья у вас будет дуэнья…

Таня зажевала это заявление ярко-алым фруктом размером с детский кулачок. Под жестковатой шкуркой пряталась приторная мякоть, похожая на желе. Только сладость и помогла ей проглотить сообщение про дуэнью.

– Поговорим об этом после, – выдавила она. – Покажите лучше вещь, которую оставил вам посланник. Она ведь предназначается мне?

Губы Кайреса сжались в одну линию.

– Да, разумеется, – с расстановкой произнес он.

И вытащил из-за ворота рубахи стальную цепь в Танин мизинец толщиной. На конце петли из кованых звеньев покачивался тонкий длинный цилиндр. Тоже стальной, судя по блеску. Кайрес с благоговением снял цепь, взял цилиндр двумя руками, как приношение, сделал быстрое движение большими пальцами обеих рук.

– Застежка с секретом, – пояснил он, заметив удивление на лице Тани.

И медленно, неспешно отнял одну половинку цилиндра от другой.

Она задержала дыхание. Из-под стального среза вынырнула двойная черная нить, на конце которой сияла капля света. Чистейшего, белого, режущего глаз. Таня прищурилась, даже руку протянула, не удержавшись от детского желания потрогать.

– Поразительно, не так ли? – тихим шепотом сказал Кайрес. – Как только я ее увидел, сразу поверил всему.

– А вы не спрашивали, кто ваш посланник? – Таня коснулась капли.

Она оказалась вполне материальной и на ощупь напоминала круглую бусину. Холодную, словно камешек со дна студеного ключа.

– Спрашивал, но он не сказал.

Кайрес держал половинку цилиндра над Таниной рукой. Не отдергивал, но и в руки не давал. Странно, но отнимать пальцы от прохладной бусины не хотелось. Таню это даже испугало немного.

– Но у меня есть сумасшедшая догадка, – мягко сказал ее собеседник. – Это посланник бога или сам бог.

Таня наконец оставила бусину в покое, глянула на Кайреса, нахмурившись. В бога она не верила ни там, ни тут. А здешнюю магию считала одним из физических явлений мира под названием Анадея. Может, свет местного Элсила что-то такое излучает или магнитные линии не так повернуты.

– Думаю, что боги устали от несправедливостей нашего мира. И дар послан, чтобы изменить Анадею. Сделать людей добрее, хотя бы через раскаяние.

Таня застыла. Итак, у сурового Кайреса душа идеалиста и романтика. Не сталь под бархатом, а бархат под сталью… Она глотнула вина, хотя голова уже слегка кружилась. Сказала:

– Вы так и зовете этот предмет вещью? Иного названия у него нет?

Главное, чтобы он не называл ее «моя прелесть».

– Посланник говорил «эта штука». – Кайрес пожал плечами. – Он, может, и способен отзываться о ней так просто. Но я не он. Я называю ее подарком. Про себя.

Он несколько мгновений любовался сияющей каплей, потом с благоговением опустил ее в другую половину цилиндра. Щелкнул застежкой, заправил цепь внутрь рубахи и поднялся из-за стола.

– Поскольку вы уже закончили ужинать, предлагаю вам небольшую прогулку. Хотите посмотреть, как работает подарок?

– Да! – Таня торопливо встала, одернула зацепившуюся за резьбу юбку. Чертов чулок на левой ноге, растянувшийся под коленом, повис, косо зацепившись за икру. Того и гляди свалится.

Они прошли по коридору к лестнице. По дороге она несколько раз ловила на себе взгляды идущих навстречу котоборцев. Взгляды были любопытствующие и полные неприкрытого воодушевления. Кажется, деву Аретца ждал не только Кайрес. Знать бы еще, куда заведет ее эта дорожка.

На первой же ступеньке чулок соскользнул вниз. Таня содрогнулась, но продолжала идти, надеясь, что длинная юбка скроет собравшийся на щиколотке в гармошку чулок. Навстречу по лестнице поднимался очередной кошкодав, так что останавливаться и поправлять одежку под юбкой было немыслимо.

Подвал начинался широким проходом, тянущимся вглубь. Ярко сияли флиги. По обеим сторонам шли решетки, разделенные колоннами.

Кайрес повернулся к Тане, кивнул на ближайшую ограду из частых прутьев, за которой виднелись детские лица.

– Как видите, дети злодеев содержатся вполне прилично. Здесь светло, сухо, воздуха довольно…

– А что с ними будет потом? – не удержалась она от вопроса.

– Судьбу родителей-злодеев решает народ, – уклончиво сказал Кайрес. – Но их отпрыски, разумеется, не могут жить с теми, кто связался с демонами. У Лиги имеется работный дом, как раз для них.

– А если дети сами пострадали от отца-изувера? И жена?

Кайрес вел ее вперед. Справа и слева в клетках тихо переговаривались люди, где-то слабо хныкал грудной ребенок. Конец прохода перегораживала дверь, рядом с ней стояли несколько котоборцев.

– В таких случаях дети остаются с матерью. – Кайрес на ходу стремительно кивнул облаченным в плащи соратникам по Лиге. Те услужливо распахнули дверь. – Проходите. Именно тут раскаиваются все пособники демонов…

Таня переступила порог. Комната была просторная и практически пустая – каменные стены, горящие флиги да массивный стол напротив двери. Все. Последние слова гостеприимного хозяина пробудили в ее сознании легкую тень смятенного ужаса. Здравствуй, мать святая инквизиция, я тебя и не узнала в новом обличье? Она, не удержавшись, воровато скользнула взглядом по углам. Ни дыбы, ни железной девы, ни шкафчиков для щипцов и прочего, потребного для раскаяния грешников…

Лемень по имени Кайрес, задержавшись за ее спиной, вполголоса отдал распоряжение одному из котоборцев. Потом прикрыл дверь и сказал, обращаясь к ней:

– Кстати, вы так и не спросили, когда я отдам подарок.

Таня застыла. Не объяснять же славному детинушке Леменю, что она даже с синим сиянием не разобралась, зато всякий раз расплачивалась за его использование несколькими часами жизни. А то и днями, проведенными в беспамятстве. При таких условиях новый магический дар от неизвестного посланника нужен примерно так же, как собаке пятая нога. Управиться бы с полученным…

Симпатичное лицо Кайреса освещали флиги. На губах играла слабая полуулыбка, но прищур глаз был напряженный. Нервный такой прищур.

Вот человек, подумала Таня, который получил предназначенное мне, после чего начал бороться со злом. И попутно разлучать детей с матерями, заставляя их расплачиваться за чужие грехи. Ей приказал дать по голове, если что. Беззащитной девушке, между прочим. А судьба котов, которых сдали Лиге жители, и вовсе должна быть печальна.

Бойся даров, что приносят неизвестные личности. И бойся того, что эти дары из тебя высвободят. Как-то так.

Снова, уже почти по привычке, из глубин памяти вынырнул кусочек наставлений Арлены. Не говорите слишком откровенно, людей это либо смешит, либо оскорбляет. Не будьте слишком простой, княжна Татьяна. Придерживайтесь канонов и правил – они помогут выстроить между вами и людьми стену, через которую до вас не дотянутся. А также не заденут и не оскорбят.

Таня склонилась в реверансе – левая нога слегка развернута, правая выставлена вперед на расстояние одной ступни от левой. Глубокий полуприсед с разведением рук, кисти с чуть расставленными пальцами расслабленно опущены вниз, напоминая повисшие бутоны. Все как говорил и показывал благородный Ленклав Тарланьский. Увидел бы он ее сейчас, остался бы доволен.

И, застыв с согнутыми коленями, она подняла лицо к Кайресу:

– Я полагаю, мне не следует с этим торопиться, благородный господин.

Лицо Кайреса расслабилось.

– Я… я понимаю. Встаньте, княжна. Заверяю вас, мы не будем торопиться.

Выпрямляя уже начавшие дрожать колени, она вдруг почувствовала себя уверенной. Не в будущем, но в себе. Это было так, словно приседала она еще Таней, а встала уже Татьяной. И эта Татьяна подняла подбородок, спокойно сказала:

– Я надеюсь на вашу поддержку и руководство во всем, что касается подарка посланника, благородный Кайрес.

– Я не благородный, – возразил тот. После некоторой паузы, правда. – К тому же девица из благородного рода, если я правильно помню, во всех землях к сыну купца обращается или по имени, или просто «почтенный». И лишь в особых случаях она может употребить «почтенный господин».

– Благородство в душе, а не в происхождении. – Татьяна склонила голову.

Купецкий сын Кайрес хотел что-то сказать, но тут в дверь торкнулись. Внутрь впихнули мужчину, который тут же согнулся в поклоне, зачастил:

– Пресветлый и премудрый Кайрес, умоляю вас о прощении. Меня запутали в долгах, меня вынудили…

– Выпрямись, – тихо сказал Кайрес.

Тот вытянулся в струнку. Лицо его показалось Татьяне смутно знакомым. Глава Лиги тут же подтвердил ее догадку, сказав назидательно:

– Вот, княжна Татьяна, тот самый поставщик девушек для кровавых утех, которого вы прошлой ночью на улице объявляли невиновным. Прошу вас, отойдите к столу и соизвольте сесть. То, что сейчас произойдет, благородная дева должна наблюдать с некоторого расстояния.

Она молча отошла, отодвинула сколоченный из досок стул с невысокой спинкой, села. Положила одну руку поверх другой на коленях, крепко стиснула ладони. И старательно расслабила лицо, так, чтобы оно ничего не выражало.

Учитесь не подавать вида, даже если вам очень страшно или плохо, говорила Арлена. Вот и будем учиться.

– Покайся, – то ли сказал, то ли приказал Кайрес.

От этих слов мышцы ее собственной шеи почему-то свело легкой судорогой. В следующее мгновенье поставщик невинных девиц упал на колени. Взвыл:

– Но я не хотел! После того как мне объявили сумму долга, мне предложили…

– О своих грехах, не о чужих, – оборвал этот вопль Кайрес.

Мужчина дернулся, попытался отползти, стоя на коленях.

– Раскаивайся здесь, – нетерпеливо бросил глава Лиги.

У Тани снова свело судорогой шею, уже сильнее. Какие-то события из жизни на Земле отрывочно проносились в памяти, почему-то хотелось плакать. Человек на коленях потерянно сказал:

– Я находил девиц. Молоденьких сирот, иногда вдов, которые никому не нужны. Заманивал в дом. Если в борделе не было немедленной нужды, держал товар наготове, использовал как служанок. Но потом посылал в тот бордель, который, который…

– Говори про себя.

– Который платил! Соседям заявлял, что девчонка сбежала или нашла родных. Мне на руки давали сущую малость, только чтобы хоть как-то прокормить семью, великий Кайрес. Все шло на погашение долга! Их всего-то было восемь…

– Так расплатись же и здесь, – то ли предложил, то ли приказал ему Кайрес.

Человек рухнул на колени. С размаху ударил лбом в каменные плиты пола. Выпрямился, глянул на Татьяну осоловелыми глазами, залитыми текущей со лба кровью.

– Простите! Простите!

И снова вбил голову в пол.

Она почувствовала, как в ее собственном рту что-то хрустнуло – так сильно были стиснуты зубы. Губы дрожали, а пальцы комкали юбку на коленях.

– Достаточно, – распорядился глава Лиги.

Человек замер, повалился на бок и затих, подтягивая к подбородку колени. Кайрес сделал шаг к двери, стукнул костяшками пальцев по доскам, окованным темным железом.

Дюжий мужчина в сером плаще уволок торговца девицами за дверь. Разбрызганная лужица крови, влажно поблескивая на каменном полу, притягивала взор.

Татьяна глубоко вдохнула и выдохнула. Наверное, этот человек виноват. Наверное. И случившегося было даже мало – за восемь-то жизней. Вот только Кайрес в разыгравшейся сцене вел себя палачом, и от ощущения этого было никуда не деться. Если возможность заставлять каяться и расплачиваться глава Лиги получил от подарка, может, ну его, это подношение, к Кайресу?

Глава Лиги тем временем неспешно подошел к столу, положил обе руки на его край, навис над столешницей. Заглянул Татьяне в лицо. Она выдохнула весь оставшийся в легких воздух и снова заставила лицо расслабиться.

– Это зрелище, благородный Кайрес, ужасно для благовоспитанной девы. Но как это действует? Мне показалось, что преступник испытал сильную боль…

– Подарок, княжна Татьяна, заставляет даже самое черное сердце и самую бесчестную душу горевать о содеянном и жаждать прощения. Настолько сильно горевать и жаждать, что недостойный может даже убить себя. Нужно только иметь подарок и пожелать этого.

Он застыл, глядя на нее изучающе. Татьяна заставила себя слегка улыбнуться.

– Призывать злодеев к раскаянию – чисто мужское дело, мне оно не по плечу. Будет лучше, благородный Кайрес, если подарок останется у вас.

– Согласен, но это не в нашей власти. – Голос мужчины дрогнул. – Четыре дня назад посланник четко оговорил, когда подарок должен перейти к вам. На следующее же утро после вашего обнаружения. Местом передачи станет некий замок. Но заверяю, что позже я с удовольствием помогу во всем. Нести этот дар, использовать его на благо людям, хранить и беречь…

– Буду признательна, – ровно сказала Татьяна. – А что за замок?

Кайрес с заметным облегчением скрестил руки на груди.

– Посланник сказал, что вы сами назовете его. И велел вам передать: это там, где камни отбивают время.

– Яр… – начала было Татьяна, но вовремя остановилась.

Камни отбивали время в Ярге. Вихрь воспоминаний ворвался в память. Черная взрытая земля со стеной пламени, повисший в небе над пожаром громадный замок, то и дело сминающийся в каменный клубок. Ярг был не замком – он был видением замка, не более того. И как там произойдет передача, скажите на милость?

Зато это Керса, подумала она вдруг. Страна герцога Франца, где стоит и Фенрихт. Там дедуля Тарлань, Арлена, замок с родственниками. Защита и будущий путь домой. Кроме того, она в Ярге была, так что знает местность. Даже бегала по ней. Вдруг удастся сбежать?

Татьянины мысли рванулись вперед. Получить подарок, заставить каяться самого Кайреса – и добежать до Врат, пока он колотится лбом об землю. Главное, чтобы купецкий сын не наведался туда раньше и не расставил своих кошкодавов по дороге. Или у самых Врат.

До ее слуха донеслись слова главы Лиги:

– Вы что-то хотели сказать?

Татьяна подняла взгляд от столешницы, на которую уставилась, пока размышляла. Правдивым голосом сказала:

– Я… я размышляю. Ко мне ваш посланник тоже приходил. Во сне. Причем выглядел именно так, как вы его описали, – голубые глаза и молодое лицо. Он сказал, что имя замка откроется мне в особом видении лишь утром, перед отправлением. Пока что, увы, я его не знаю.

Она дала Кайресу несколько мгновений, чтобы тот переварил эту информацию. Поспешно добавила:

– Кроме того, он предупредил, что отправляться в путь мы должны вдвоем. Без спутников. – Она сделала паузу, поразмыслила. – Дословно было сказано следующее: ритуалом и церемонией освятится передача, и лишь затем возлюбленный хранитель моей штуки отдаст ее тебе. Вам ничто не грозит, ибо вы под моей защитой отныне и вовеки.

И черт бы побрал этого посланника за то, что назвал сияющую каплю «этой штукой», потому как прозвучало все крайне двусмысленно.

– Я… я понимаю. – Кайрес выглядел задумчивым. Левая его рука поднялась и погладила подбородок.

Фантазируем дальше, решила Татьяна. Господин сам сказал, что посланник может быть богом. Что она помнила из местной религии? А из посещения храма, единственного, кстати сказать?

– Он был в храмовом плаще и с израненными ногами. – Нужны еще детали. И побольше пафоса в голосе. – А лик усталый, но светлый, сияющий. Посланник не назвался, но стоял у стены, увешанной сердцами, с треугольниками вершиной вниз.

– Коэни Милосердный! – потрясенно выдохнул Кайрес.

Теми, кто истинно верует, крайне легко управлять, с грустью подумала Татьяна. А вдруг и впрямь существуют боги? В этом конкретном мире, в качестве исключения? Тогда за все, что она вытворяет, пытаясь спастись, ее ждет кара неминучая. За богохульство и подделку воли небес.

Татьяну захлестнула легкая паника. Которую, впрочем, тут же заглушила поднявшаяся в душе злость. Если местные божества и впрямь имеют место быть, то пусть приглядывают за своей паствой. Чтобы она как минимум не блудила в чужих мирах. И не заставляла брошенные плоды своей любви разгребать навоз в местных авгиевых конюшнях. Сиречь выполнять предначертания и предсказания. Вот так, господа и боги.

– Таким образом, завтра утром решится все, – заключила она. Глянула на Кайреса грустно и проникновенно. – Скажите, благородный господин, чтобы управлять подарком посланника, вы читаете ему какое-то заклинание? Или просто приказываете сделать что-то? Мне нужно знать, смогу ли я управиться с ним хотя бы на церемонии.

– Второе, – бросил мужчина, занятый своими мыслями. – Один раз, надеюсь, вы вполне сможете ему приказать. Но потом – не знаю. Тут нужны пламя, напор. И мощная воля.

Взгляд его блуждал над головой у Татьяны, а руки переместились на живот, с ритуально переплетенными пальцами. Он еще какое-то время молчал, пребывая в неведомых далях. Потом очнулся, взглянул на нее затуманенными глазами. Сказал невнятно:

– Что ж, да свершится то, что предназначено. Я бы испытывал печаль и даже горечь, отдавая подарок бога в неизвестные руки. Но в руки потомка самого Тарланя… – Тут глава Лиги вздохнул и сказал уже более решительно: – Надеюсь, потом вы будете пребывать под моей опекой. К тому же для управления моими людьми нужна мужская рука.

– Разумеется. – Татьяна посмотрела снизу вверх чистым взором. – Я девица, мне пристала скромность. И забота разумного мужа.

Кайрес поклонился. Почтительно и с достоинством.

– Пойдемте спать, княжна. Завтра нас ожидает раннее пробуждение – и обещанное вам самим богом откровение.

Она встала и пошла за ним, ощутив, как подвязка с левой ноги слетела по дороге. Но не остановилась, чтобы подобрать. Да будет стыдно тому, кто об этом плохо подумает, как сказал когда-то один король в подобной ситуации.

 

Глава двадцать четвертая

Все дороги ведут в Ярг

Земля содрогнулась. Он осознал это, пробуждаясь ото сна так же стремительно, как падает с обрыва камень. Ритмичный грохот камней, которые бесконечно строили и рушили замок, на несколько долгих мгновений замер – а потом зазвучал с новой силой.

Перед отверстием дыры, в которой он лежал, темнел склон холма с Вратами. Вершину его окаймляла коричнево-зеленая полоса близкого рассвета. Хрустнув ветками и оцарапавшись о них, Рут торопливо выбрался наружу.

Окрестности выглядели безлюдными, и были такими на самом деле, как сообщило чутье. Он обернулся к пепелищу на месте Ярга.

Отблески далекого рассвета падали на башни, которые то возникали, то пропадали в бурлящем каменном облаке. Но одна из башен стала ощутимо короче. А взамен ее утраченной высоты от темной дыры, что отмечала место бывшего входа, раз за разом вниз разворачивалась лента из камней, исправно распадавшаяся вместе с замком. То ли лестница, то ли пологий спуск.

Что-то затевалось. Вот только что и кто всем этим управлял?

Псина, ночью залезшая к нему в логово, завозилась в копне. Потом зевнула, щелкнув челюстями и издав короткий скулящий звук. Вылезла следом.

Хруст веток оторвал Рута от созерцания замка. Он зябко передернул плечами. Ночью предрассветная сырость пробралась сквозь камзол, и тело онемело, словно стянутое ремнями.

Пес пристроился к ноге, задрал голову, посмотрел искательно. Рут припомнил, как пес ночью шуршал в сене, ища закопанный в копне мешок с окороком. Пришлось даже подтащить его за загривок поближе к себе и прикрикнуть, чтобы затих. Судя по позе, псина ждала, когда человек достанет припасенное мясо, а потом поделится с ним.

Но Руту было не до этого.

Он торопливо обрушил навес из веток и слежавшегося сена, заваливая вход в нору. Мешок при этом остался внутри. Оставалось только надеяться, что пес не выкопает мясо из завала. Кто знает, как и чем кончится день, а запас может пригодиться вечером.

Покончив с этим, он развернулся и побежал к пепелищу. Пес затрусил было следом, но у околицы, как и вчера, остановился. На бегу Руту пришла в голову мысль, что следовало умыться и напиться у родничка, прежде чем бежать к деревне. Однако поворачивать назад не хотелось. В любой момент можно было ждать новых событий.

У самой околицы он наконец разглядел ленту, что появилась у замка, – это была лестница. Ступени разной величины кого-то ждали, хотя пока что забраться по ним мог разве что ветер.

Наметив рытвину, оставшуюся на месте былого дома, Рут спрыгнул вниз. Убежище оказалось неглубокой траншеей с оплывшими краями. От лестницы его отделяли лишь тридцать шагов. Пульсирующий замок нависал почти над самой головой, мерный грохот лез в уши, время от времени сверху постреливало каменной крошкой. Рут привалился боком к земляному отвалу, расстегнул камзол. И накинул его на голову, чтобы уберечься от осколков.

Затем он глянул на холм напротив.

Рассвет заливал вершину зеленым сиянием, превращая кристаллы Врат в тоненькие ниточки. Дорога, петляющая по склону, была пустынна. Ни сотрясение земли, ни долгая пауза в грохоте больше не повторялись.

Он поерзал, устраиваясь в траншее поудобнее. Встающий с той стороны Элсил слепил глаза, так что приходилось щуриться.

Его мысли сейчас крутились вокруг княжны Татьяны. Уже не было сомнений, что она как-то связана с этим. Вот только как? Рут свел брови, припоминая катрен Алидориуса. Настанет день, которого сейчас никто не ждет…

Продолжение вынырнуло из памяти тут же, мгновенно, словно только этого и ждало:

Он наклонил голову, поежился. Холод от земли выстуживал бок, не прикрытый больше камзолом. Рут дернул полу камзола пониже, к поясу. И задумался над словами катрена.

Проклятие древних королей сбылось в Ярге. Лист побелел в тарусском храме. Цвет вроде бы нигде не чернел, но княжну Татьяну судьба давно носит по неизвестным дорогам, так что все может быть. И еще была зима. Ларсу, припомнил он. Холода, которые все никак не придут на север. Конечно, это могло быть просто капризом погоды. А могло и не быть…

В смену эпох возможно все. Он склонил голову и глянул исподлобья на холм с Вратами. Лестница могла появиться потому, что кто-то должен прийти. Скажем, княжна Татьяна. Замок, который то появляется, то исчезает – лучшее место, чтобы спрятать то, чего не смог найти никто. Правда, девица была у Кайреса…

От княжны мысли перетекли ко сну, виденному им в Аретце. Почему предок отправил его в Ярг, но не произнес названия деревни прямо? Кругом одни вопросы…

Рут сморщился, припомнив слова о посланце Триры, что сотрет с лица Анадеи не только магов, но и эрни. Если род обречен, может, есть смысл использовать Силу эрни? Всю, а не только маленькую ее часть, касавшуюся чувств, ощущений вины, запахов и прочего? Если все предрешено и время эрни на исходе, не вправе ли он использовать всего себя, став настоящим?

Еще недавно сама мысль об этом вызвала бы у Рута волну сопротивления. Но что-то изменилось – и в первую очередь он сам. Встреча с Кайресом не убила его, как Гарта и Алвина, но что-то надломила внутри. В тот день, в домике Увира, он почувствовал себя перчаткой на чужой руке, продолжением сторонней воли. И хуже всего было то, что сопротивляться этой воле не было сил. Даже у него, у эрни. Впрочем, как заметил его отец, нынешние эрни больше похожи на людей…

Рут прикусил губу, решив пока не думать об этом, а просто ждать. И замер неподвижно, греясь в лучах восходящего Элсила.

Прошел, наверно, почти целый сил, прежде чем с вершины мигнуло алым. В просвете Врат появилась крохотная фигурка. Наблюдая, как человек спускается с холма, Рут размышлял. На княжну Татьяну силуэт не походил. Может, это кто-то из сельчан, сумевший выжить?

Пришелец довольно решительно направился к черной границе, за которой начиналось пепелище. Мысль о местном крестьянине можно было забыть – поверх плаща на плечах у человека лежал широкий воротник из дорогого меха, который простолюдинам не по карману. Да и складки плаща струились мягко, выдавая тонкую шерсть. Рут стянул с головы камзол, оделся, пригибаясь пониже. Некоторое время каменную крошку можно и потерпеть, а вот встречать гостя раздетым не следовало.

По пепелищу человек шагал с живостью, на замок при этом глазел жадно и благоговейно. Словно его там кто-то ждал. Или что-то. По возрасту пришедший был почти ровесник Рута. Красавец – кудрявые черные волосы обрамляли выразительное лицо с орлиным профилем. С таким лицом и кудрями парень должен нравиться девицам… а также иметь серендионскую родню как минимум с одной стороны, подумал Рут. А то и вовсе быть чистокровным серендионцем.

Вот и дикие страны подтянулись. Как интересно-то…

Серендионец двигался к началу пульсирующей лестницы как по нитке. Несколько раз он сморщился, получив в лицо каменной крошкой от танцующих камней. До падающих и взлетающих ступеней серендионцу оставалось всего шагов пять, не больше…

Земля вновь содрогнулась. Серендионец пошатнулся, присел. И стало тихо.

Рут замер в канаве, неотрывно глядя вверх. Замок короля Кенлока больше не распадался на отдельные камни. Он висел в воздухе спокойно и неподвижно, как будто так и полагалось. В наступившей тишине по нервам Рута ударил крик птицы, парившей над соседним холмом.

Залетный гость оправился от изумления быстро. Осторожно ступил на первую ступеньку, потом пошел по лестнице, шагая все быстрее. Рут упал на дно траншеи, прижался к земляной стене, чтобы его ненароком не заметили сверху.

Из канавы он выскользнул только тогда, когда шаги гостя начали глохнуть внутри замка.

Камни ступеней чуть пружинили под ногой, неуловимо напоминая обманчиво-мягкие дороги Безмирья. Ступать приходилось осторожно, расслабив стопы, чтобы не греметь подковами сапог по камням. От лестницы и приближающейся стены тянуло чуть заметным теплом, но радоваться этому Рут не спешил.

Если кто знает, чем все это кончится и что означает, тот пусть и радуется, а он погодит.

В круглый провал входа, который когда-то прикрывала решетка, Рут вошел не сразу. Сначала прислушался, прильнув к каменному углу. Шаги серендионца звучали еле слышно.

Двор был пуст. Громадные плиты, когда-то выстилавшие его, крестьяне разбили на части. Теперь края камней истончились от времени, да и более чем месячное пребывание в кипящем клубке, из которого рождался и возникал замок, отбило углы. Между обломками, выстилавшими двор, пролегли широкие щели, кое-где достигавшие ширины мужской ладони. Но в воздухе разбитые куски плит держались ровно, хоть и пружинили. Через просветы под ногами далеко внизу виднелось черное пепелище, залитое светом Элсила и исчерченное тенями.

Рут нырнул под каменную арку, скользнул в нишу, где прежде стояло колесо с цепью, поднимающей решетку. Шаги серендионца звучали в первой башне справа. Рут задумался. Пойти за ним или подождать во дворе?

Но тут, обрывая его мысли, нависающий сверху край арки на мгновенье окрасился в розовое. Он обернулся и прищурился. Перед Вратами, если глаза его не обманывали, стояли еще две фигуры, отсюда больше похожие на муравьев. Шаги в правой башне смолкли, а потом зазвучали по-другому, быстрее и громче. Серендионец тоже заметил вновь прибывших и спешил вниз.

Нужно было убежище. Пока он не знал, кто и зачем пришел сюда, в возрожденный замок его далекого предка, следовало наблюдать и ждать. Рут метнулся к левой башне. Бежал он косолапо, ставил ноги на внешний край стопы, чтобы не шуметь.

Тени внутри древнего донжона пронзали лучи света, который шел не только из окна и двери, но и из щелей под ногами. В дальнем углу просторного помещения виднелась широкая, ровным пролетом уходящая вверх лестница. Рут прижался к стене возле единственного окна, ощутив тепло, идущее от неровной поверхности.

На уровне плеча в пустом проеме щерилась глубокая щель между сколотыми камнями. Рут прильнул к ней одним глазом, неудобно изогнувшись.

Серендионец вылетел из башни и встал у входа, отступив на полшага от края замковой стены. Нетерпеливо откинул за плечи полы плаща, открыв золотую рукоять меча на поясе и камзол, заложенный на груди складками. Прижался к углу щекой, и тоже уставился на прибывших из укрытия. В то время как Рут глядел на него…

Сквозь Врата Кайрес провел Татьяну за руку. Она уже пересекала Безмирье пешком, и ощущение мягкой, пружинящей поверхности под ногами было ей не внове. Однако в этот раз на ногах были не грубые башмаки, а туфли из тонкой кожи. Сразу после прогулки в подземелье Заруанна принесла в комнату целую охапку шелковых юбок, блузок, рубах и роскошных шалей, а еще туфельки ручной выделки, расшитые нитями и бисером. Деве Аретца полагался лучший гардеробчик, чем какой-то княжне, остановившей ночью отряд котоборцев. Было лишь одно неудобство: тонкая подошва позволяла ощутить всю податливость опоры под ногой, и от этого у Татьяны меж лопатками ползли мурашки.

На холме возле Врат было холодно, гораздо холодней, чем в Аретце. Шелковая юбка и шаль, как выяснилось, от керсийской осени защищали слабо. Она вздрогнула от порыва ветра, с сожалением вспомнив шерстяную юбку, которую надевала вчера. Стянула с глаз повязку – роскошный черно-синий шарф.

Замок как бы висел над землей в долине между двумя холмами. И больше не распадался на каменные ленты. От темного пятна в стене вниз тянулась тонкая полоска. Судя по цвету – каменная.

– Я, конечно, в замках никогда не жил, – задумчиво произнес рядом Кайрес. – И в них не разбираюсь. Но архитектура слишком уж рискованная. Он что, держится на единственной опоре?

Татьяна очнулась от созерцания застывшего замка. Сказала:

– Что-то случилось. Раньше он был другим.

– Вы бывали здесь прежде? – Кайрес настороженно глянул на нее. – Насколько я помню, ваша семья проживает именно в этой стране.

Татьяна чуть вздохнула.

– Да, бывала. Но тогда эти каменные глыбы стояли на земле.

Что было правдой; в самом начале ее визита в Ярг камни лежали на своих местах, складываясь в дома, заборы и сараи. Рассказывать о том, как они взлетали в воздух, ей не хотелось. Ни к чему будить любопытство и порождать расспросы.

– Вот как? – Кайрес отвернулся к замку. – А владельцы?

– Они давно умерли, – поспешно произнесла Татьяна. Что опять-таки было правдой.

– Что ж, давайте поглядим на него с близкого расстояния, княжна. Утро наступило, возможно, мы даже опаздываем.

Если они и опаздывали, то не по ее вине. Кайрес утром тянул время, не торопясь, как подозревала она, расставаться с той самой вещью. Сначала они неспешно завтракали, причем пришлось изворачиваться, отвечая на вопросы о Тарланях. Спасибо урокам Арлены, тем самым, что касались уклончивых ответов.

Спускаясь по склону холма, она метнула взгляд туда, где когда-то стояли палатки людей местного герцога. Сейчас там было пусто. На пожухлой бурой траве возвышалась лишь неопрятная куча блекло-коричневого цвета, похожая на остатки копны. И рядом еще несколько таких же холмиков.

У черной границы бывшей деревни сидела темно-рыжая собака с длинной мордой. При их приближении псина дернулась и потрусила в сторону. Татьяна, шагавшая вслед за Кайресом, припомнила живность из деревни, убежавшую в холмы. Верный пес грустит по хозяевам?

– Земля странная, – заметил Кайрес. – В рытвинах. А эти угли сверху…

– Здесь случился пожар, – спокойно ответила она. – И сгорело все – дома, пристройки, разное добро. Даже люди.

Внутри при этих словах ничего не всколыхнулось. Прошедший месяц здорово сгладил ее воспоминания о Ярге. Или их сгладили деревушка под названием Лисва и город Аретц? Виденное и слышанное в тех местах помнилось сейчас гораздо ярче, чем пережитое в Ярге.

Замок висел в воздухе неподвижно, словно чего-то ждал. Кайрес шел впереди и даже не оглядывался на нее. Когда утром они выходили из штаба Лиги, уютного особнячка на окраине города, украшенного башней, главный котоборец топал неспешно, без всякой охоты. Однако сейчас купецкий сын Лемень торопился. Татьяне приходилось чуть ли не бежать следом.

Полоса, стекавшая от стены замка, оказалась лестницей, грубо слепленной из разномастных камней. Наступать на неровные ступеньки было страшновато, камни подавались и чуть пружинили под ногой, напоминая Безмирье. Они прошли через арку пустого прохода, выстеленную обломками камней, меж которыми просвечивала далекая земля, неприглядно черная и обгорелая. Вошли во двор, и первое, что услышала Татьяна, стали слова, произнесенные до ужаса знакомым голосом:

– Вот уж кого не ожидал здесь увидеть! Бутон моей души, княжна Татьяна, вы ли это?

Она дернулась назад, а Кайрес, наоборот, вперед. Вскинул голову, приказал звучно, глядя на говорившего:

– Кто ты и почему здесь?

У стены рядом с входом стоял каганский сын Таркиф. Кайрес сверлил серендионца взглядом. В воздухе между ними словно что-то плыло. У Татьяны уже знакомо свело шею судорогой.

Но кудрявому красавцу ничего не делалось – он по-прежнему стоял в небрежной позе, рукой опирался об угол стены, а левую ногу расслабленно согнул, элегантно выставив вперед. И всем своим видом являл благодушие, приправленное здоровой дозой снисходительного презрения.

– Кто ты? Говори! – велел Кайрес, с едва заметными нотками растерянности в голосе.

Таркиф вздохнул, улыбнулся. Неспешно поднял правую руку, щелкнул пальцами. По обеим кистям и по лицу тут же проросла синяя сеть жил.

– Раз вы так просите, что ж, давайте поговорим. Вы, как я понимаю, и есть Кайрес? Много слышал о вас, пока жил в Аретце. Что же привело сюда главу Лиги? Земли Керсы не лучшее место для бесцельных прогулок, особенно теперь, когда на них творится нечто странное – такое, как этот замок, парящий в воздухе, к примеру.

Кайрес стоял, сжав губы в прямую линию. Лицо его наливалось кровью. Татьяна дернула головой, пытаясь избавиться от боли, в которую переросла судорога.

И тут зеленоватый свет, падавший из арки за их спиной, вдруг поблек. Боль в шее тут же исчезла. Кайрес развернулся, с изумлением уставился на что-то за ее спиной. Таркиф тоже глянул в ту сторону.

Таня резко крутнулась на пятках.

Очерченный салатовым диск Элсила, плывущий в желтом небе, чернел. На него наползала круглая тень.

– Ух ты! – не сдержавшись, изумилась Татьяна, на мгновенье став прежней Таней. Поправилась: – О!..

– Это простое закрытие, – мрачно отозвался из-за ее спины Кайрес. – В трудах Шарицкиса из Халкидии написано о невидимом диске, что кружит над Анадеей на невообразимой высоте. Случаи закрытия Элсила этим диском описаны в хрониках.

– Равно как и те беды, что приходили следом, – напряженно произнес Таркиф. – Я тоже читал Шарицкиса, и не только его. Что-то начинается. Скажите, Кайрес, что привело вас в этот замок? Говорите правду, а взамен узнаете, почему здесь оказался я. Боюсь, нам не время ссориться.

– Мне было сказано… – Глава Лиги внезапно охрип. – Мне явился странный посланник и приказал пойти в то место, которое назовет вот эта дева.

Таня скосила глаза и увидела хищный интерес, зажегшийся в глазах Таркифа, устремленных на нее.

– А откуда эта дева знает про это место?

Слово «эта» он издевательски подчеркнул.

– Мне было видение, – ответила Татьяна, решив идти до конца.

В Аретце, перед самыми Вратами, она разыграла сценку. Встала столбом, поводила по воздуху руками, помычала. Даже покачнулась несколько раз, перенося вес с носка на пятку. Потом открыла глаза и провозгласила, храня на лице серьезное выражение – мол, неведомый вьюнош с голубыми очами только что приказал им идти в Ярг.

– Кто был в этом видении? – быстро спросил Таркиф. – Когда оно было?

– Сегодня утром. А видела я юношу бледного со взором горящим, – на полном серьезе сообщила Татьяна. – Увы, он так и не представился. И сейчас я вся в сомненьях: а дозволено ли мне, скромной девице, зреть в видениях незнакомых юнцов.

Таркиф в ответ только злобно блеснул глазами. Но ничего не сказал. Об их знакомстве каганский сын не упоминал, и она тоже решила помолчать.

Элсил все больше закрывала черная круглая тень. В наступающих сумерках Кайрес встал рядом с ней, приказал жестким голосом:

– Дева сказала. Теперь ваша очередь.

– Я серендионец, – ответил Таркиф мягким, очень проникновенным голосом, и Татьяне сразу захотелось почесать его за ухом, как кота. – Ночью, когда я спал в своем доме, ко мне пришла дева. С мечом и ястребом. Но и без этих знаков, по одному только взгляду я узнал бы великую богиню Триру Справедливую Расплату. Она приказала идти в Ярг, едва проснусь. И вот я здесь.

Лик Элсила исчез, превратившись в черный диск в зелено-золотой короне.

Когда Рут увидел Кайреса, сердце его пропустило удар, а потом заколотилось быстро и неровно.

Гарт, Алвин…

Он стиснул зубы и вцепился в камень стены скрюченными пальцами, ломая ногти. Но ему было не до этого.

Алвин. Гарт.

За мной – месть, подумал Рут. И тут даже не надо клясться на правой руке, рано или поздно за смерть двух Тарланей будет заплачено. Теперь он знал, для чего предок послал его в Ярг. Месть должна свершиться. Но спешить не следует, иначе кончится все так, как в домике Увира, – падением на колени и волной ненависти к самому себе. Смертельной волной.

Подтверждая эту мысль, сердце ударило в груди гулко и звучно.

Он убрал руки от стены, сжал и разжал кисти, разминая мышцы. На двух пальцах ногти оказались содраны. Глупо… сейчас не время калечить собственные пальцы. Он откусил болтавшиеся на куске кожицы обломки.

Ждать. Удобный момент должен представиться. Рут двинул правой рукой, той, что сейчас была ближе к оконному проему. Из рукава в ладонь выскользнул далт. Он перехватил его за основание, в положение, из которого кастет с лезвием можно метнуть.

Следует дождаться, когда Кайрес повернется, и уж тогда целить в глаз или шею. Глаз предпочтительнее – от попадания в шею иногда выживают.

Глядя на княжну, серендионца и Кайреса, Рут уже рисовал в уме линию, по которой полетит далт. Однако они продолжали говорить, а он слушал. После слов о закрытии диска Элсила, посланнике и Трире Рут замер, сведя брови на переносице. Свет и впрямь затухал.

Возможно, здесь начинается нечто, что важнее мести. Скажем, смена эпох…

Он застыл, решив выждать. Кайрес, княжна Татьяна и загадочный серендионец неотрывно глядели наружу. Именно поэтому появление слабых бликов на стенах заметил только Рут – он был единственным, кто смотрел сейчас внутрь замка.

Что бы ни испускало блики, оно пряталось за краем оконного проема. Свет Элсила поблек полностью, отблески стали чуть ярче. Он уже хотел высунуться, посмотреть на источник света, хоть это и было рискованно, но тут камни под ногами вдруг мягко всколыхнулись. Дрожь коснулась толстенных, в пять локтей, стен башни, волной ушла вверх.

И сразу загрохотало так, словно замок рушился. От неожиданности Рут выпрямился, оторвавшись от щели, с размаху ударился лбом об камни. Что интересно, грохот тут же стих, а Кайрес заявил во весь голос:

– Похоже, нас тут заперли. Княжна Татьяна, об этом в вашем видении ничего не было?

Рут снова приник к щели.

– Нет, – с заминкой ответила девушка, и он ощутил ложь в ее голосе.

Похоже, княжна Татьяна что-то утаивала. Четырнадцатая дочь, будущая посланница Триры, вполне могла скрывать некоторые подробности от простых смертных. Рут прикусил губу. Если именно она принесет смерть роду эрни, что он может сделать? Может, попытаться убить ее?

– Вы уверены? – насмешливо спросил Кайрес.

Во дворе между тем обстановка накалялась. Серендионец напряженно смотрел вперед, на черный проем входа, Кайрес на княжну. Отблески на сколах камней стали чуть ярче, и он решил рискнуть и глянуть.

Отступив от окна, Рут сделал два шага в сторону…

И тут же отдернул голову назад, одним взглядом охватив – и оценив – картину в центре двора.

На расколотых плитах бесшумно возникали из ниоткуда мужчины и женщины. Разных возрастов, старые и молодые. В различных одеяниях – кто в длинных серых плащах, больше похожих на полосы тумана, кто в богатых одеждах, расшитых цветными камнями, кто в простых штанах и юбках с блузами. Но лица у всех были…

Сам не веря своей догадке, Рут потянул носом воздух. Но не ощутил телесных запахов – ни пота, ни мыла, ни благовоний. Вместо этого из окна тугой струей шел запах грозы. И готового пролиться дождя.

– Эй там, в башне! Выходи!

Голос прозвенел неожиданно. Рут прикусил губу. Приглашение явно относилось к нему. Его заметили… или почуяли.

Он вернул далт обратно в рукав и двинулся к выходу. Не медля, но и не торопясь.

Княжна Татьяна, Кайрес и серендионец уже развернулись к вновь прибывшим. На пороге башни подошва Рута цокнула подковой об камень. Все трое тут же оглянулись в его сторону.

Голубые отблески заливали двор все гуще, и в их неверном свете было видно, как взлетели вверх брови княжны. Лицо Кайреса исказила гримаса изумления. Серендионец скользнул по Руту равнодушным взглядом и снова обернулся к прибывшим.

К богам и демонам, подумал Рут. Запах грозы, способ появления и несколько плащей, сотканных из тумана, – такого он не видел даже у магов. Впрочем, Тарлани могли перемещаться без Врат. Но вот остальное…

Те, от кого пахло грозой, стояли в глубине двора двумя группами и смотрели на смертных.

Рут приблизился к людям, встал в трех шагах от княжны. Быстро глянул через плечо назад, в темный зев проема. Входа в замок больше не было, широкий коридор, прорезавший стену в двенадцать локтей толщиной, теперь перекрывали камни, беспорядочно сваленные в кучу. Лестница стала стеной.

Губы Кайреса, который все еще смотрел на него, судорожно дернулись. Видно было, что он что-то хочет спросить. Но сдерживается.

– Люди! – звонко сказал голос, который приказал Руту выйти.

Кайрес отвел взгляд и посмотрел в сторону говорившего.

Группа в левой стороне двора расступилась, пропуская фигуру в сером плаще, стелющемся по воздуху. Время от времени в мягких вихрящихся складках мелькали босые ступни в частых отметинах ран.

Лицо идущего было молодым, на лобной повязке поблескивал знак из серого металла – перевернутый треугольник поверх сердца. Коэни Милосердный.

Юный бог встал, полы плаща взвились, обнажив на мгновенье израненные щиколотки. И тут Рут окончательно понял, что кровь в нем демонская, потому что окровавленные ноги не вызвали у него жалости. Он даже почуял в этом некое комедиантство. Обычные маги, и те в состоянии залечить поверхностные раны за короткое время, что уж говорить о божественных сущностях.

– Вас здесь слишком много, – юный бог светло улыбнулся. – Мы ждали только троих.

– Нет, двоих.

Из группы, которая стояла на правой стороне двора, выступила женщина с жестким, почти мужским лицом, дышавшим силой.

Грубые ее черты выглядели на удивление гармонично. С плеча махнул крыльями ястреб. Она шевельнулась, и складки юбок, расшитых алыми камнями, разошлись. Стал виден меч, утонувший в шелках платья по самую рукоять.

– Для церемонии выбора требуются двое. Лишь в исключительных случаях…

– Это как раз такой случай, – радостным и звонким голосом оборвал ее Коэни. – Как ты знаешь, моя избранница – девица. Ей положено сопровождение. К тому же сопровождающий еще и посредник между ней и мной.

– А напрямую передать ей Силу ты не в состоянии? – Женщина пожала плечами, ястреб еще раз махнул крыльями.

– Ну не все же так сильны, как ты, – с легкой насмешкой ответил бог. – В любом случае, мы выяснили, что трое находятся здесь обоснованно. А вот четвертый…

– Сын предателей, – жестко бросила Трира. Ястреб негромко клекотнул с плеча, обтянутого багровым шелком.

Бог вскинул руку, указал пальцем в сторону Рута:

– Почему ты здесь, юный эрни?

– Попросили, – в тон богу ответил он. Запах грозы усилился.

Жаль, что он так и не убьет Кайреса, эти не позволят. Вот что на самом деле печально, а прочее…

Коэни шевельнулся, складки тумана заволновались.

– Кто попросил?

– Родные невинной девы, которую похитили. – Рут неспешно кивнул в сторону княжны, заметив, что та успела переместиться в его сторону. На один шаг, но все же.

– А кто подсказал тебе дорогу сюда? – вступила в разговор Трира-Прародительница.

Он пожал плечами, как мог, снисходительно улыбнулся. Не хотелось обманывать ту, которая когда-то сотворила первых эрни, но он для нее все равно потомок предателей.

Ложь, вспомнил он наставления старого Берда, учителя боя, бывает необходимая, ненужная и наглая. Из этих трех люди больше всего склонны доверять последней. И эрни тоже, пока не принюхаются.

– Благородному Гарту Тарланьскому перед смертью приснился сон. Вещий. – Рут глянул на княжну прямо, но на ее лице отразилось лишь замешательство и легкое сожаление. Словно речь шла о незнакомом ей человеке. – Он увидел во сне княжну, идущую по дороге в Ярг. А поскольку я задолжал Тарланьскому дому одну услугу и Гарт рассказал о своем сне лишь мне, пришлось самому отправляться вслед за девой.

У Коэни на лице было отсутствующее выражение. Их не интересуют сны простых смертных, подумал Рут. То, что затевается, важнее?

– Ты здесь лишний, – нетерпеливо бросил Милосердный. – Но церемония выбора началась с нашим появлением, и отсюда уйти невозможно. Никому. Впрочем, нет худа без добра. Потом ты проводишь деву туда, куда она пожелает уйти.

– Все-таки люди стали добрее, – высказалась стоявшая за его плечом женщина с морщинистым лицом и стройным телом. Белую блузу охватывал простой серый корсаж элиморской крестьянки, в седых волосах поблескивали прозрачные капли, похожие на слезы. Словно она только что вышла из-под дождя, который не коснулся ее одежды.

Знак на лбу отсутствовал, но и без него было ясно, что рядом с Коэни стояла Велата Сострадающая. Слеза в сердце.

– Да-да, сестра, – поспешно согласился Коэни. – Под твоей рукой этот мир изменился к лучшему. Что скажете, собратья с той стороны?

– Пусть остается, – отрывисто сказала Трира. – Пристало ли нам беспокоиться о песчинках под ногами? Давайте лучше начнем выбор. Слушайте меня, смертные. В конце каждой эпохи мы решаем, кому быть богами в новое время, которое наступает. Избранник одного из нас…

Она небрежно кивнула за плечо, указывая на мужчин и женщин, стоявших за ее спиной.

– Выходит против избранника одного из них, – еще один кивок, на этот раз в сторону Коэни и его спутников. – Они и мы чередуемся по кругу, указанному в молитве. Молитву знают все, и нет надобности ее повторять.

– От честности к скромности, от скромности к воздержанию, от воздержания к состраданию, – провозгласил Кайрес, молитвенно складывая на животе руки.

– Нет! – Молодой серендионец блеснул глазами, оскалился. Выпалил скороговоркой: – От тайн сбереженья – к достойной хвале, от достойной хвалы – к великим желаньям, от великих желаний – к покою в душе…

Народ Серендиона склонен к пышным словесам, подумал Рут. Ложь у них называют сбережением тайн, а Лейн Лгущую зовут Лейн Сбереженная Тайна. Вирхара именуют уже не Хвастливым, а Вирхар Достойная Хвала, Рьяга Ненасытного – Рьяг Великое Желание. Уэн Равнодушный – Уэн Хладнокровный Покой.

Выходит, молитва Серендиона – от лжи к хвастовству, от хвастовства к ненасытности, от ненасытности к равнодушию. Просто выражено это другими словами, поцветистее…

Это будет новая молитва Анадеи, когда настанет эпоха Триры? Или лучше сказать – если настанет. Он ощутил, как концы бровей приподнимаются, а глаза прищуриваются.

– Не прерывайте, смертные, – строго сказала женщина в багрово-алом платье. – Выбор начался. Таркиф, сын кагана Вакрифа, ты – мой избранник. Теперь очередь собрата с той стороны назвать имя.

Она повернулась в сторону Коэни, который тут же принял торжественный вид. Только лукаво, незаметно для Триры, дернул уголком рта.

– Действительно. Кого же мне назвать?

Группа демонов зашевелилась. Высокий мужчина в черном одеянии, с подвешенным к поясу молотом, шагнул было к богам, но остановился, когда Мстительная вскинула руку в останавливающем жесте.

Лицо замершего исказила гримаса дикой ярости. Файру Ненавидящий, подумал Рут. И метнул почти такой же яростный взгляд, какой был у демона в черном, в сторону серендионца. Значит, от его руки суждено пасть роду эрни? До кудрявого красавчика всего восемь шагов. Три прыжка, а потом можно вбить далт в сияющий черный глаз…

Его мысли прервал громкий голос Триры, от которого между башнями замка осталось холодное эхо:

– Что за игры, собрат? Мы все знаем про твою девицу…

– Которую кое-кто испортил своей Силой, – живо отозвался Коэни. – Хороший план, Трира – даже капля Силы мести способна испортить свет милосердия целого мира. Если бы не маги Эрроны, решившие, что она сможет избавить их от бед, я бы так и не узнал ничего. Но ты просчиталась. Маги выкрали девицу, в ней проснулась твоя Сила… и теперь я знаю. Мне придется сделать своим избранником простого посредника. И вот совпадение – в нем поместится даже больше Силы, чем в моей бывшей избраннице.

Он довольно, по-детски улыбнулся. Трира резко вскинула подбородок. Ястреб переступил с ноги на ногу, вминая когти в плечо демона, и чуть развел крылья, словно готовился атаковать. Трира вздохнула, и шелест ее вздоха опять отдался эхом между башнями.

– Ты все подстроил. Подсунул мне эту девчонку, а сам готовил между тем истинного избранника, называя его посредником. И все ради того, чтобы хоть капля моей Силы, но ушла впустую.

Коэни вытащил из-под туманного плаща ладони, мягко развел их.

– Не только. Я еще и защитил от тебя своего будущего избранника. Но в чем дело, Трира? Демон возмущается хитростью, потому что она была направлена против него? Знала бы ты, как забавно было подсказывать катрен тому старичку, Алидориусу! И ведь стишкам поверили не только люди, но и сама Мстительная, сами демоны, что делает мне честь как стихотворцу.

– Отомщу, – коротко сказала Трира, но башни ответили гулом в вершинах. Легкий рассеянный полусвет, заливавший двор и идущий от демонов и богов, на мгновение стал ярче.

Коэни кивнул, словно именно этого и ждал.

– Разумеется. Ты чуть-чуть, но ослабела, а мой избранник безупречно чист. А теперь, когда ты высказалась, настала моя очередь.

Он перевел взгляд с Триры на людей, стоявших у входа. Провозгласил звенящим голосом:

– Лемень из Аретца, назвавшийся Кайресом, ты станешь моим избранником. Вещь, которую я дал, отныне твоя. Возьми ее в руки.

Радость и изумление на лице Кайреса Рута не удивили. А вот радость на лице княжны Татьяны была непонятной. Чему она радуется? Если пророчество ложь, значит, нет больше ее предопределения и великой судьбы. А родственники Тарлани, признавшие четырнадцатую деву, могут и не захотеть взять назад девчонку. Происхождение ее слишком темно, по крайней мере, с материнской стороны. Правда, остается еще Сила Триры. Но кто дал, тот может и взять.

Рут перевел взгляд на двух избранников, стоявших в трех шагах друг от друга.

Серендионец глядел на главу Лиги с тем вдумчивым интересом, с каким лучник смотрит на цель поверх наложенной на тетиву стрелы. Княжна Татьяна, оправившись от радостного изумления, сделала еще один шажок в сторону Рута. Крошечный шажок. Однако половину расстояния до него княжна уже прошла.

Кайрес тем временем поспешно разомкнул какую-то трубку, подвешенную к цепи, вытащенной из-за ворота. Высвободил каплю света, прикрепленную нитью к одной половине. Потом уронил ненужный конец трубы на камни двора – тот звякнул и исчез в расщелине. Кайрес сжал каплю света в ладони…

И его облило с ног до головы теплым, желтоватым сиянием. Свет шел от лица и рук, пробивался сквозь одежду. Быстро померк, став сетью мелких желтоватых бликов на коже.

Остро пахло грозой и влагой. Что-то звенело над башнями замка, тонко, на грани восприятия. И не звук, и не звон, но что-то…

Серендионец рядом с Кайресом засиял синими жилами на коже. Даже у княжны Татьяны, как мельком заметил Рут, поголубели пальцы, лоб, нос и глаза. Дама, окутанная синим пламенем, говорили крестьяне. Это все, что осталось? Может, Трира уже начала забирать свою Силу?

Он глянул на Кайреса и серендионца, ощутил волну ненависти. Одному нужно отомстить за Гарта и Алвина. Другому – за будущую гибель рода. Вот бы сделать это, пусть даже из могилы, как король Кенлок, его дальний предок и владелец этого замка. Он бы все отдал за такую возможность.

Что-то звенело над замком. Не спуская глаз с главы Лиги и серендионца, Рут двинул нижней челюстью. От неслышимого звона закладывало уши…

– Время выбора настало, – объявил Коэни. – Стойте там, где стоите, люди.

Он развернулся и шагнул в сторону группы напротив. Навстречу ему двинулась Трира. Ястреб на ее плече свистнул и сложил полурасправленные крылья.

Бог и демон сошлись на середине двора. Застыли на расстоянии шага, смерили друг друга взглядами. Протянули руки, которые встретились точно посередине того шага, что их разделял.

Несколько долгих мгновений кончики пальцев бога и демона соприкасались, потом Трира и Коэни отдернули руки. И вернулись на свои места, пятясь.

В том месте, где только что соединялись их пальцы, воздух загустел, блеснул льдистыми гранями. Вылепился в прозрачный столб. Локтя два в высоту и не меньше локтя в обхвате, прикинул Рут. Столб парил в воздухе, не касаясь камней двора.

В висках ломило все сильней от неслышимого звона. Рут приоткрыл рот, пытаясь избавиться от ощущения воды, налитой в уши. Движение вышло затянутым, медленным. Он напряг руку, та приподнялась на полпальца… Муха, которую сковал мед.

Но глаза могли двигаться, и Рут поглядел на избранников.

Княжна Татьяна уже была рядом, сумев сделать последние полтора шага, пока все смотрели на столб. Руки девушки самым пристойным образом лежали на юбках спереди, одна поверх другой. Но пальцы нервно шевелились, перебирая складки. В ответ на его взгляд она чуть повернула голову и глянула многозначительно. Руки и лицо светились уже не голубым, а синим светом, более густым и ярким. Может, то, что его замедляло, ее делало лишь сильнее? Точнее, каплю Силы Триры внутри нее?

Кайрес и серендионец неотрывно глядели на прозрачный столб. Сеть синих жил на лице избранника Триры сияла расплавленным металлом, желтые блики на лице Кайреса походили на проталины в замерзших окнах, куда заглянул Элсил.

– Это мерило, – на удивление обыденно сказал Коэни.

Бог изменился. Клубы серого тумана исчезли. Под ними оказался простой некрашеный плащ храмового служителя. Лицо бога осунулось. На фоне собратьев, столпившихся у него за спиной, Коэни выглядел каким-то потухшим.

– Вы пойдете вперед и коснетесь его одновременно, – произнесла Трира, лицо которой теперь было просто ужасным, без тени красоты. Ястреб на ее плече сидел неподвижно, нахохлившись. – Вы поняли? Ты, Таркиф?

Серендионец кивнул.

– Лемень? – устало спросил Коэни.

– Я готов, – с благоговением выдохнул глава Лиги.

Рут сжал челюсти до боли в зубах. Еще немного, и Кайрес пойдет к своему будущему. Возможно, великому, которое прославит его в веках, как Дара Тарланя. А Гарта и Алвина сегодня хоронят…

Накатившая волна черной ненависти была такой мощной, что у Рута потемнело в глазах.

Когда бог сказал, что миссия для Татьяны отменяется, ее затопила волна радости и облегчения.

Только теперь она поняла, насколько ее пугало синее пламя. Неизвестно почему. Хотя…

Два месяца в роли четырнадцатой дочери показали, что, пока она отличается от других людей, человеческой жизни не будет. А перспектива стать судьей и палачом, как Кайрес, лично ее пугала. До дрожи. До отвращения.

Хотелось домой, к матери и деду. Хотелось маминых салатов и пирогов, хотелось гулять по городу в короткой юбке, влюбляться. Она настолько сильно этого хотела, что даже вечно хмурый наследник герцога казался ей сейчас необычайно романтичным. И удивительно надежным.

Пока все пялились на появившихся из ниоткуда богов и демонов, Татьяна сделала последние два шажка и очутилась рядом с сероглазым наследником. Затем наконец-то посмотрела на Кайреса и Таркифа, находясь на некотором расстоянии.

Ни каганский сын, ни купецкий ей не нравились. Будь они простыми людьми – каганом и купцом, скажем, – это было бы ее личным делом. Но один из них должен стать для Анадеи чем-то большим, чем каган или купец, если она правильно поняла.

Не то чтобы у нее ныло сердце в тревоге за Анадею, но жить пока что приходилось здесь. А бытие, как известно, определяет сознание – и направление этого сознания.

Наследник наконец соизволил на нее глянуть. Она в ответ широко раскрыла глаза и приподняла брови. Не вслух же намекать его милости Руту, что самое время что-нибудь сделать. Но тот стоял неподвижно. Кайрес и Таркиф между тем двинулись вперед, к прозрачной призме неизвестного кристалла, повисшей в воздухе. И ручками уже к ней тянулись, прямо на ходу.

Татьяна поглядела им в спины, ощутив волну обиды и злости. Раз эту штуку назвали мерилом, значит, она что-то меряет. Скорее всего Силу Коэни и Триры, которая сейчас переполняет их избранников. В ней тоже была капля Силы от Триры – вон и руки светились синим.

Сила у нее была, но что с ней делать? Вся Анадея вот-вот ляжет под пяту Кайреса или Таркифа. Хотя лично она ни одному из них не доверила бы и котенка, не то что странами и народами управлять.

Причем Кайресу котенка не доверила бы в особенности.

– Эх! – произнесла она в бессильной ярости.

– Не могу… шевелиться… – просипел вдруг стоящий рядом с ней наследник.

И ее окатило кипятком. Ах ты ж, сероглазенький…

Ничего, подумала Татьяна, стремительно отступая на полшага назад и в сторону. Не можешь шевелиться, пошевелим. Главное, чтобы не получилось как тогда, с верховным магом, которому она сломала шею. Как бишь его звали?

Она толкнула Рута сзади, ощутив, как глубоко вошли ее пальцы в мужскую спину. И удивилась тому, какой расслабленной и мягкой эта спина оказалась. А на вид вроде казался крепким малым…

Целью было заставить Рута коснуться мерила раньше или хотя бы одновременно с избранниками. Изменит это ситуацию или нет, Татьяна не знала. Но ничего другого на ум не пришло. Там, где живем, как можем, подумала она расстроенно, выплывать тоже приходится, сообразуясь с обстоятельствами.

Рут улетел вперед пушечным ядром, сбил с ног Кайреса и налетел грудью прямо на мерило. Полыхнуло алым, как из Врат. Над замком зазвенела долгая чистая нота. Потом наследник сполз безвольной куклой вниз по кристаллу, на камни двора. Таркиф, успевший коснуться граненой призмы, глядел недоуменно то на кристалл, то на собственную руку.

Пока Татьяна, оцепенев, смотрела на все происходящее, упавший Кайрес вскочил и кинулся к кристаллу. Под ноги ему попался неподвижно лежавший Рут, и он встал прямо ему на грудь. Два раза хлопнул ладонями по льдистым граням…

И заревел в ярости.

Причина вопля стала ясна, едва купецкий сын Лемень повернулся. Кристалл исчез. Это вывело Татьяну из оцепенения. Она рванулась вперед, с разбегу толкнула Кайреса руками в грудь, рявкнула:

– Ну ты! Слезь с него!

Тот покачнулся, оскалился, но все-таки отступил. Желтые блики судорожно метались по его лицу и рукам, затухая. Он размахнулся, чтобы дать ей пощечину, но Татьяна этого даже не заметила, стремительно склонившись к Руту. Крепкая мужская ладонь свистнула по воздуху над головой.

Слава богу – или всем местным богам? – сероглазый наследник дышал.

– Как это возможно?! – с ужасом спросила тем временем страшная женщина в багрово-алом платье.

И вскинула руку, чтобы поддержать чуть не упавшую с плеча сонную хищную птицу.

Лицо прекрасного бога, стоявшего впереди группы, теперь походило на череп, настолько глубоко у него ввалились щеки и глаза. Он покачнулся, стоявшая сзади немолодая женщина схватила его за локоть.

– Что наделала эта тварь, – просипел Коэни. – И как… что теперь будет? Я ничего не чувствую…

– И я, – эхом отозвалась Трира.

Тем временем Татьяна перевернула Рута на спину, провела рукой по лбу над плотно сомкнутыми глазами. Пригладила кончиками пальцев кустистые брови. Грудь наследника тихо вздымалась в такт дыханию. Все-таки она не рассчитала силу толчка…

В пяти шагах от нее из толпы демонов выступил старичок в длинной рубахе до пят. Сонно моргнул несколько раз, сообщил:

– Алый свет был, мерило исчезло, значит, выбор состоялся.

– Но я не чувствую этого! – взвилась Трира.

Ястреб на ее плече вдруг тонко свистнул, пробуждаясь. Ожили и взволновались складки платья, обнажая меч.

– Да что вы тут в людей играете! Понимаю, не понимаю… – прошамкал старичок. – Мерила коснулся третий. Хоть это не по правилам, но вы сами виноваты. Дохитрились, заигрались… В общем, что говорить. Прикоснитесь к тому, кто лежит, похоже, избранником стал он. Тогда и узнаете, чья Сила в нем плескалась на момент выбора. И кто из вас будет хозяином эпохи.

Коэни уже был рядом с Татьяной и Рутом. Наклонился, небрежно глянул на нее – она ощутила боль и судорогу в спине. И отшатнувшись, осела назад, на плиты с черными щелями, в которых была пустота.

Бог неторопливо возложил на лицо наследника ладонь. Ей показалось, что ногти на длинных пальцах вонзились в щеки Рута…

Потом божественный юнец выпрямился, глухо сказал:

– Ничего.

И горестно отступил. На лице наследника остались глубокие красные лунки – значит, ей не показалось.

Трира шумно вздохнула, двинулась вперед широкими шагами. На серендионца она даже не взглянула, а тот, застыв в двух шагах от Рута, смотрел на нее потрясенно и умоляюще. Сеть синих жил на его лице истончалась и таяла.

Кайрес, стоявший рядом с демонами, отступил назад. Мстительная быстро наклонилась, коснулась пальцами лба Рута. Ястреб сорвался с ее плеча, взмыл вверх, пронзительно свистнул. На Татьяну пахнуло раскаленным ветром с запахом диких трав.

– Это моя эпоха! – торжествующе сказала Трира, разгибаясь. – Все-таки не зря… все-таки в эрни жива моя Сила!

– Да будь ты проклята! – отчаянно крикнул Коэни. Сморщился, искривил губы, глядя в сторону Татьяны. – Да чтоб ты провалилась! Чтоб тебя наша земля никогда не носила!

Он вскинул руку, всколыхнув складки серого тумана, вновь окутавшие его одеяние. Проскрежетал что-то неразборчивое…

Весь мир перед глазами Татьяны закрыло что-то бледно-зеленое. Спустя бесконечно долгие несколько мгновений она сообразила, что смотрит на стену собственного подъезда. Сидя на лестничной ступеньке.

Возвращение домой как месть милосердного бога… Она изумленно улыбнулась, ощутив на щеках слезы.

В романе использованы стихи автора.

 

Глоссарий по миру Анадеи

Светило – Элсил.

Год состоит из четырнадцати месяцев. Зима и лето насчитывают по три месяца, осень и весна по четыре.

Зимние месяцы: аспрень, колдень, гиржень.

Летние месяцы: себень, эрмень, явлинь.

Весенние месяцы: лионь, телень, прась, луль.

Осенние месяцы: гимень, орень, подюнь, пажинь.

Единица времени – сил. Сутки состоят из двадцати восьми силов. В каждом силе семьдесят силуянов, в каждом силуяне семьдесят си-силуйнов. Си-силуйн чуть короче земной секунды.

Ходовая монета – медяки и серебряки. Как средство товарно-денежного обмена используют также кристаллы Силы малой величины.

Религия разнится в цивилизованной части Анадеи и нецивилизованной.

В цивилизованной почитают Семерых богов. Их имена: Эригу Честный, Зойден Скромная, Унхор Воздержанный, Велата Сострадающая, Коэни Милосердный, Йалди Любящая, Алор Понимающий.

Знаки богов:

Эригу Честный – надорванное снизу сердце.

Зойден Скромная – сердце, расколотое сверху вниз.

Унхор Воздержанный – сердце с вписанным в него треугольником.

Велата Сострадающая – слеза в сердце.

Коэни Милосердный – на фоне сердца треугольник основанием вверх.

Йалди Любящая – целое сердце, без дополнений.

Алор Понимающий – знак сердца, разомкнутого сверху.

В нецивилизованной части Анадеи исповедуют несколько религий. В частности, в Серендионе богами считаются Семь демонов. Их имена:

Лейн Лгущая

Вирхар Хвастливый

Рьяг Ненасытный

Уэн Равнодушная

Трира Мстительная

Файру Ненавидящий

Гелд Непонимающий

В Серендионе имена демонов звучат по-другому:

Лейн Сбереженная Тайна

Вирхар Достойная Хвала

Рьяг Великое Желание

Уэн Хладнокровный Покой

Трира Справедливая Расплата

Файру Светлая Ярость

Гелд Собственный Ум

На острове Адельберг поклоняются одному Рьягу Ненасытному, называя его Регом Владыкой Всего Сущего.

Керса – страна на севере Анадеи, столица – Тарус.

Правитель – герцог из династии герцогов Боресков, потомков королей Боресков по материнской линии.

Герцоги Борески принадлежат к расе эрни.

Обращение к герцогу – «ваше сиятельство».

Аристократия Керсы именуется поместными властителями, обязательное обращение – «благородный такой-то».

Особая живность, водящаяся в Керсе, – шаглы, человекообразные существа, питающиеся людьми, налеги, морские звери.

Элимор – страна на юге цивилизованной части Анадеи.

Столица – Майлок, расположена на побережье Светлого моря.

Управляется властителем. Элиморских властителей титулуют Гуар, с добавлением имени.

Благородных людей именуют Даур и прибавляют к этому титулу имя.

Сословие торговцев использует титул Вуур.

Простолюдины зовутся Аар.

Эррона – страна на восходной стороне Анадеи, столица – Кир-Авер.

Прежде была княжеством, теперь управляется Советом магов.

Описание Анадеи

Гигантская загогулина единственного материка, похожая на скособоченную восьмерку, тянется наискосок, с закатно-южной стороны на рассветно-северную. Закатная и восходная стороны соответствуют земному западу и востоку. Нижний, южный край материка толком не изучен – никто из путешественников доселе не рискнул забраться так далеко.

Верхнюю, северную часть восьмерки занимает цивилизованная Анадея, в ее подбрюшье, в тонком месте материка, лежит Юргенская пустошь, обозначенная на картах черным цветом. Считается местом безводным, безжизненным и безлюдным. А еще проклятым, согласно какому-то давнему поверью.

За Юргенской пустошью располагается Серендион, за ним тянутся еще какие-то страны, о которых не известно ничего, даже их названия, и поэтому они зовутся просто и со вкусом: «дикие». Впрочем, в число их входит и Серендион.

Город Аретц – крохотная точка на юге Анадеи, на самом краю Юргенской пустоши. Рядом расположены Монсель и Гарлир. Все вместе они составляют три вольных города, где власть вершат советы городских жителей.

Самую северную часть Анадеи, где лежит герцогство Керса, королевства Илазир и Верея, омывают Еларское и Вьюжное моря.

Страны Анадеи

Север: Веант, Керса, Илазир.

Восходная сторона: Эррона.

Юг: Элимор, Халкидия.

Закатная сторона: Форн, Верея.