Olvido – Забвение

Федорова Елена Ивановна

Часть вторая

 

 

– 1 —

Прошел год. Ровно год с того рокового дня, когда трое ребят опустили байдарку на воду, чтобы пропасть, исчезнуть, раствориться в водах Шальной реки. Ровно год их матери пытались залечить душевные раны, надеясь на чудо. Но никаких чудес не происходило. Правда, несколько раз из военкомата приходили повестки, что ребят призывают в армию. Приезжали даже грозные проверяющие, чтобы убедиться, что матери говорят правду об исчезновении своих сыновей, а не прячут их в тайге или в чулане. Специальные поисковые отряды еще раз прочесали берег реки, но никаких следов не нашли. Как и год назад поиски закончились ничем. Ребят окончательно и бесповоротно признали пропавшими без вести.

Бывшие одноклассники решили собраться у реки, чтобы вспомнить Сашу Исакова, Егора Гордова и Андрея Вербицкого. К ним присоединились родители ребят и любопытные горожане. Процессия, движущаяся к реке, напоминала праздничную демонстрацию. Все помнили ребят веселыми, жизнерадостными. Никто не хотел верить, что их больше нет.

Игорь Исаков шел впереди всех. Его ужасно злило то, что он вынужден был отказаться от своей затеи пройти тот маршрут, который стал роковым для его брата. Игорь дулся на маму, на отца, на Милку и даже на себя. Поэтому-то он шел быстрее всех. На берегу он остановился и, резко повернувшись, побежал навстречу идущим, размахивая руками и выкрикивая:

– Там! Там… А-а-а-н..

Голоса затихли. Процессия остановилась.

– Там…Анны…Там… – громко прокричал Игорь и сел на траву, обхватив голову руками.

– Папка, пусти, – крикнула Милка и, вырвавшись из объятий отца, побежала к реке.

За ней побежали остальные, точно получив команду на старт.

Игорь сидел на траве, обхватив голову руками, и плакал, а мимо него бежали люди. Светлана опустилась на траву рядом с сыном, спросила:

– Что случилось, мальчик мой?

– Там Анн-дд-рей там, мама, – прошептал Игорь, показывая в сторону реки.

– Кто? Андрей? Какой? С чего ты взял, что это он? Он, что совсем не разложился? – Светлана начала заикаться.

– Мамочка, там живой Андрей. Живой! – выпалил Игорь.

– Жи… – Светлана замахала на сына руками.

– Он загорает на берегу, – сказал Игорь.

– А…?

– Он один, мама, один.

Светлана медленно поднялась и пошла к реке, протиснулась сквозь толпу, чтобы самой увидеть живого Андрея.

– Да что вы на меня набросились, словно сто лет не видели? – отмахивался Андрей от бывших одноклассников, окруживших его.

– Андрюха, где ты был? – неслось со всех сторон.

– Да вы что? Вчера экзамены сдали и по домам пошли. А сегодня вы на меня как на ископаемого ящера смотрите, – раздраженно проговорил он.

Со мной что-то не так? А по какому поводу демонстрация?

– Андрюша, а где Санечка? – тронув его за руку, спросила Мила.

– А его что, дома нет? – удивился Андрей. – Куда же он подевался? Мы здесь условились встретиться…

– Когда условились? – поинтересовалась Мила.

– Вчера после экзамена, – шепнул ей на ухо Андрей. – Только вместо Саньки здесь целая толпа – толпища народа. Может, это все твой братец подстроил?

– Нет, – сказала Мила и заплакала.

– О, принцесса – Несмеяна снова плачет. Простите, Ваше Высочество, если обидел вас, – склонившись перед Милой, громко сказал Андрей.

– Погоди, – вытерев слезы, проговорила Мила, – Какое сегодня число? Год какой?

– Вот это я понимаю. Вот именно такие вопросы должны принцессы задавать. Какой нынче год? Какого мартобря мы начнем наше дельце? – захохотал Андрей. Но все вокруг разом замолчали и уставились на него. – Мне кто-нибудь объяснит, что происходит в нашем городе? – разозлился Андрей.

– Сы-но-че-к! – услышал он душераздирающий крик матери. Она бежала со всех ног к реке, а перед ней все расступались, давая возможность быстрее пройти. Позади бежал Виктор, толкая перед собой коляску с ребенком.

– Андрюша, сынок. Живой! Господи, спасибо тебе! Мой сын жив, – твердила Тамара, обнимая сына. А он испуганно смотрел на нее, не понимая, что все-таки стряслось. —

– Андрюша, я так рада, так рада. Мы Дашу кормим, слышим крики: «Андрей на реке! Вербицкий нашелся!» Я так и обмерла. Все, думаю, труп нашли. У меня все из рук выпало. Я сама-то еле на ногах устояла. А люди кричат: «Живой, живой!»

– Мама, погоди, – Андрей отстранился от нее. – Про какой труп ты говоришь? Почему я должен быть трупом?

– Ты же пропал… Вы все пропали в прошлом году. – Андрей побледнел. – Вы же пошли по реке сплавляться и не вернулись. Уже год прошел… Вот мы… – она замолчала, увидев, как побелели у Андрея губы.

– Нннет, – замотал он головой. – Скажи, что это шутка. Мама, это глупая шутка…

– Ма-аа-м, – захныкала Даша.

– Дашенька, не надо плакать, вот наш Андрейка вернулся, – взяв дочку на руки, проговорила Тамара.

– Кто это? – вжав голову в плечи, спросил Андрей.

– Это твоя сестренка Дашенька.

– Се-се-ст-ренка? Отку…

– Ку-ку, ку-ку, ку-ку, – закуковала кукушка.

– Смотрите, – крикнула Мила и показала на реку.

Все повернули головы и увидели, что вода в реке забурлила, точно кипяток в чайнике. А когда бурление прекратилось, на поверхности воды остался венок из васильков, маков и ромашек.

– По-по-по…

– Жар-жар-жар… – колокольчиками зазвенело эхо.

– Ли-за-ве-та, – прошептал Андрей и бросился в воду так быстро, что никто не успел остановить его.

– А-а-а-а! – заголосила Тамара.

– A-a-a-a! – дружно выкрикнули люди.

– Помогите, спасите его. Сделайте что-нибудь, – кричали женщины со всех сторон.

Игорь, не раздумывая, бросился в воду следом за Андреем. Но Андрей и не думал тонуть. Он быстро доплыл до венка, надел его себе на голову и вернулся обратно.

– Что, Игорек, силенки маловато со мной тягаться? – усмехнулся Андрей на берегу. – Не достался тебе веночек.

– Да ладно, он мне и не очень – то нужен был. Это я тебе компанию составил, – похлопав Андрея по мокрой спине, ответил Игорь. – Разве с тобой можно соревноваться? Ты ведь самый, самый, после Саньки.

– Очень верно подмечено, после… А, пока Санчоса нет, я получаю пальму первенства, – улыбнулся Андрей и крепко пожал Игорю руку. – Венок следует отдать самой, самой красивой…

– Me, дай ме, Дай, ну! – заверещала Даша.

– Ах, ты моя умница, – Андрей погладил малышку по голове. – Ты у нас и впрямь самая красивая. Значит, корона из цветов достается тебе, Дашенька.

Тамара опустила девочку на землю. Когда Андрей надел ей на голову венок, все ахнули. Маленькая Даша была похожа на ангелочка в небесно-голубом платье с белоснежными кружевами.

– Где Тамара такое платье взяла? – зашушукали в толпе.

– Да, такое в магазине не купишь.

– Это Витька с алмазных приисков привез.

– Точно, точно. Там у всех детишек такие платья. Прямо инкубатор по производству ангелочков.

Улучив момент, Мила спросила Андрея:

– Ты, правда, не знаешь где Саня?

– Правда, – прошептал он ей в самое ухо.

– А, где Егор?

– Его тоже нет? – удивился Андрей. – А где он? – Мила пожала плечами. – Ах, ну да, вы же утверждаете, что мы – трупы. Пытаете меня вопросами, чтобы понять, жив я или нет, – усмехнулся. – Значит, дружбаны мои пропали, и никто не знает, где они могут быть.

– Да. Если бы ты не воскрес, то мы бы тоже не знали, где ты, – сказала Мила с грустью. Она хотела уйти, но Андрей остановил ее и, глядя в глаза, спросил:

– Значит, меня не было ровно год? – Мила кивнула. – Вы все мне говорите правду? – Мила еще раз кивнула. – А, где же я по-вашему был целый год?

– Тебе виднее. Я ничего не знаю, – сказала Мила.

– Погоди, давай восстановим цепочку произошедшего. Мы сдали последний экзамен… – Андрей испуганно посмотрел на Милку. – В моем сознании дальше – пустота… Мы должны были встретиться на реке. Больше не происходило ничего. Но, откуда взялась маленькая Даша? Она же настоящая, живая девочка… Стой, какой нынче год?

– Две тысячи первый. Я школу закончила, – ответила Мила.

– Значит, ты хочешь сказать, что человечество с легкостью проскочило двухтысячный год, как когда-то тысячный. Это произошло потому, что магии в этих цифрах никакой нет. Они всего лишь простые даты в календаре, а не вехи на космических часах. Ничего не изменилось, ничего… – Андрей порывисто обнял Милу, погладил ее по голове, приговаривая:

– Даты, Лизонька, даты… Беда в том, что я ничего не помню. Я ничего не знаю про ребят. Ты должна верить мне, Лиза. Не сомневайся, все будет хорошо, Лиза.

– Что? – попыталась отстраниться Мила.

– Все будет хорошо, Лиза, – повторил Андрей и поцеловал Милу в губы.

– О-о-о-о! – закричали ребята. – Вот это Андрюха дал!!!

Римма вздрогнула, потому что кто-то крепко сжал ее руку. Рядом стоял Владимир Львович и улыбался.

– Здравствуйте, моя сибирячка! Вот и увиделись мы с вами. Помните, я вам обещал?

– Что? – испугалась Римма.

– Да не дрожите вы так. Я вам обещал скорую встречу, – сказал он.

– Зачем? – она испугалась.

– Чтобы помочь вам забыться, – взяв ее под руку, пропел он.

– Оставьте меня в покое, – Римма попыталась высвободить свою руку. – Я и без вас забудусь, если потребуется.

– Ой, ли? – еще шире улыбнулся он и потянул Римму в сторону так, чтобы она смогла увидеть Сергея рядом с невысокой крашеной блондинкой. Дама была весьма внушительных размеров и напоминала раздувшийся шарик. Но, несмотря на всю свою неуклюжесть, она весьма резво бежала следом за Сергеем. Сладкая парочка пыталась спрятаться ото всех, воспользовавшись всеобщим замешательством. Римма крепко сжала губы, чтобы не расплакаться. Каких трудов ей стоило, чтобы Сергей снова стал нормальным человеком. Сколько она пережила из-за его запоев. Сколько вытерпела упреков от свекрови. И это все для того, чтобы из гордячки Риммы превратиться в обманутую, брошенную жену, чтобы увидеть мужа, бегущего вприпрыжку с какой-то шарообразной дамочкой, состоящей из сплошных «Я».

Стало противно от того, что Сергей нашел самое неподходящее время для того, чтобы унизить ее. Он сделал это именно тогда, когда сердце Риммы разрывалось от обиды и боли из-за того, что вернулся не ее сын. Но об этом никто не должен знать.

– Никто не должен увидеть, как мне плохо, – решила Римма, прикусив до крови губу.

– Вас не надо будет утешать? – тихо спросил Владимир Львович.

– Нет, – равнодушно выдавила Римма, не глядя на него.

– О, вы так сказали это «нет», точно львица перед прыжком. Я вас начинаю бояться. Вам смертельно больно, но вы никому это не покажете…

– Послушайте, кто дал вам право вмешиваться в мою личную жизнь? – рассвирепела Римма. Она была готова наброситься на этого улыбающегося человека, только за то, что он был мужчиной.

– Стоп! – вытянув руку вперед, властно проговорил он. – Молчите. Вам следует меня выслушать.

Римма сглотнула слюну и затихла. Он говорил, а она внимательно смотрела, как шевелятся его губы, то обнажая, то пряча ряд белых ровных зубов.

– Я вам нужен для забвения. Я послан вам для утешения. Сейчас я уйду, потому что не время. Но скоро мы увидимся снова. Я сам найду вас. Ваш сын тоже жив. Возможно, вы сможете его увидеть. – Римма чуть подалась вперед. – Я только сказал, возможно. Я не могу назвать точной даты. Ждите. Не теряйте надежду. Помните, что вы любимы. Знайте, что вы самая красивая, самая гордая женщина, которую я когда-либо встречал. – Римма подалась к нему всем телом. – А вот поцелуй мы оставим на потом. Потом будет все, что… Но, это все потом.

– Том-том-том, – зазвенело эхо.

– Ку-ку, ку-ку, ку-ку, – заволновалась кукушка.

– А ваш муж там, – кто-то шепнул Римме на ухо.

Она повернулась и увидела, как Сергей обнимает Яну Ясулович.

– Гад, – зашипела Зинка.

Римма зажала уши, чтобы ничего не слышать. Она повернулась к Владимиру Львовичу, но его нигде не было. Он пропал, исчез, испарился.

– Зиночка, ты не видела здесь рядом со мной высокого мужчину? – растерянно спросила Римма.

– Нет, ты стояла одна, – ответила Зинка и удивленно посмотрела на мать.

– Странно. Мы вели такую милую беседу…

– Мамочка, тебе надо отдыхать. У тебя галлюцинации. Я же стояла рядом с тобой, но никого не видела. А уж высокого мужчину я бы точно заметила.

– Да, – потирая виски, согласилась Римма. – Это галлюцинация, мираж. Это из той же серии, как две радуги в марте.

– Две радуги в марте? Это название нового фильма?

– Вероятно…Нет, скорее это название нового романа, – улыбнулась Римма. – Мне есть над чем подумать….

 

– 2 —

Саша открыл глаза и увидел огромные, величиной с крупные горошины, звезды. Они были так близко, что казалось их можно потрогать руками. Саша протянул руку вверх, но не достав до иссиня-черного неба, сказал сам себе:

– Рядом с привычными явлениями постоянно соседствует что-то непонятное, таинственное: чудовища в морской пучине, в небе – загадочные светила, шаги в пустой комнате, слова, произнесенные неизвестно кем, река, поймавшая нас в плен, красавицы, исчезающие и появляющиеся, друзья…

– О, да вы философ, молодой человек, – перебил его кто-то. Саша вскочил с кровати, чтобы увидеть собеседника. Голос знаком ему не был. Но никого в своем стеклянном доме он не увидел. Только за окнами чернел и волновался океан.

– Кто вы? Где вы? – выкрикивал Саша, продолжая поиски таинственного собеседника.

– Я… голос, который произносит слова, – послышалось в ответ.

– О, пожалуйста, покажитесь! – взмолился Саша. – Покажитесь мне…

– Не велено-c…. Не…

– Почему? За что? Зачем все это? Вы же не хотите сказать, что сюжет с бестелесным голосом взят из сказки «Аленький цветочек». Что вы заколдованный в страшное чудовище принц, поэтому прячетесь? Я же не барышня, чтобы бояться. Я…

– Вас никто не собирается пугать. Мы хотим помочь вам проникнуть в тайны непознанного, – эхом разнеслось со всех сторон, будто говорил не один голос, а целый хор голосов. – Вы сможете узнать «ночную сторону» природы. Поймете, что подвергать сомнению реальность многих необъяснимых явлений, нельзя, а порой очень опасно.

– Но почему именно я должен все это узнавать? – застонал Саша.

– Потому что именно вы сказали, что необыкновенные явления существуют, вне всякого сомнения. Вы верите в реальность непознанного.

– Да, – согласился Саша. – Но я так же сказал, что полтергейст – это, скорее всего, неизвестная энергия человеческого мозга.

– Правильно! – обрадовался голос. – Неизвестная! Непознанная доселе энергия! Внутренний мир человека пока еще тоже не познан, не изведан. И вы прикоснетесь к нему…

– Прекрасно. Благодарю вас за такую милость. Итак, вы позволите мне узнать тайны непознанного и отпустите домой? – задал прямой вопрос Саша.

– М… м-м…

– Значит, нет, – ответил Саша вместо своего собеседника. И тут же выпалил: – Но тогда зачем мне ваши тайны?

– Чтобы не пугаться таинственных явлений. Вы поймете, что таинственное взаимодействует с вами. Оно помогает вам. Мы же смогли узнать вашу заветную мечту жить на острове в стеклянном доме и помогли вам ее реализовать.

– Но я не хотел жить совсем один. Мне нужны мои родители, друзья, просто люди. Куда делись мои друзья? Вы им тоже дадите узнать ваши тайны? – заорал он.

– В вашем вопросе бездна сложностей…

– Тогда скажите, живы ли Егор и Андрей?

– Живы и весьма счастливы, – радостно сообщил голос.

– Спасибо, – сказал Саша. Закинул руки за голову и начал кружиться по комнате, напевая веселую песенку. На душе было радостно и спокойно от сознания, что с ребятами все в порядке.

– Ваша радость объяснима, – проговорил голос. – Изменения, происходящие в метеосреде, вызывают у вас положительные эмоции. Но бывает и наоборот. Скоро будет прилив…

– А могу я выходить из своего дома, чтобы кожей чувствовать изменения среды и приближение прилива? – поинтересовался Саша.

– Да, вы… – Саша не дослушал. Он распахнул дверь и выбежал на улицу. Легкий ветерок приветливо растрепал его волосы. Запах морской воды приятно защекотал ноздри.

– Можно купаться? – крикнул Саша, подняв голову к огромным звездам.

– Нет! Нет, нет и нет! – закричал голос ему прямо в ухо. Саша отшатнулся и прошептал: – Почему?

В это время океан запенился, забурлил. Волны, обгоняя одна другую, бросились на берег. Саша решил спрятаться в доме. Только он успел закрыть дверь, волны забились в стекла с такой силой, что казалось, дом сейчас рухнет, разобьется от напора воды и ветра.

– Не бойся, здесь тебе ничто не угрожает, – спокойно проговорил хор голосов.

Саша увидел, как что-то огромное поднялось из глубины океана и стало приближаться к дому. Это был огнедышащий дракон небывалых размеров. Он своим хвостом доставал до звезд, сбрасывал их вниз. Звезды огромными белыми жемчужинами погружались в черную воду. Дракон медленно двигался к дому, периодически выпуская из пасти огненные языки. Саша машинально сделал несколько шагов назад и съежился. Но в этот момент начало что-то меняться. На горизонте заалел восход. Вода послушно отступила на свое привычное место. А дракон превратился в маленькую золотую рыбку, которая скрылась в морской воде. Океан снова стал спокойным.

Саша выбежал на берег и чуть было не наступил на большую белую жемчужину, которая осталась лежать на песке.

– Вот видите, как все просто! – весело воскликнул голос.

– Вы хотите уверить меня, что таким образом получается жемчуг? – рассмеялся Саша. – Вы же сами в это не верите. Это бред. Сказки для маленьких. Я купаться хочу. Можно?

– Теперь можно, – разрешил голос.

Саша с удовольствием погрузился в прохладную морскую воду.

– Спасибо, что позволили мне купаться, – вытирая мокрое после купания лицо, поблагодарил Саша. Голос не отозвался. – Вы где? Уснули? А, ясно, вас хозяин вызвал для доклада…

– Бом, бом, бом, – зазвучало где-то в доме.

– Иду, иду, – крикнул Саша и поспешил в дом.

Когда он перешагнул порог, то замер от удивления. Вся немногочисленная мебель в его комнате двигалась, вращалась и, сталкиваясь, издавала этот звук «бом», который и привлек Сашу. Несколько минут он наблюдал за творящимся беспорядком, а потом, хлопнув в ладоши, громко скомандовал:

– А ну, прекратить безобразие! – все моментально стихло. – Все поставить на места! Быстро! Я вернусь через минуту.

Саша повернулся и пошел на берег, где под пальмой стояло плетеное кресло-качалка…

 

– 3 —

– ¡Buenos dias! ¿Como esta? – спросила улыбающаяся Анжелина.

– Me duele el Corazón – простонал Егор. Анжелина побледнела и, наклонившись к Егору, взволнованно заговорила:

– ¿Cuando enfermo usted?

– Me empece a sentir mal aora mismo, – Егор чмокнул Анжелину в бледную щеку.

– Ах, вы несносный обманщик! – рассердилась девушка. – Вас пора выписывать домой.

– О, нет. Я же не смогу вернуться домой. Это очень, очень далеко, – Егор покачал головой. – Мой дом далеко…

– А, может, и не так далеко, как вы думаете, – хитро улыбнулась Анжелина.

– Если честно, то я вообще ни о чем не думаю, – признался Егор. – Я даже не знаю, о чем можно думать, а о чем нет. Я просто вы-здо-рав-ли-ваю.

– Вот и прек-рас-но. Примите лекарство, – сказала Анжелина.

Егор выпил сладковатую микстуру, которая пахла какими-то травами, и почувствовал, что проваливается в сон.

– Оставь нас, – услышал он издалека знакомый женский голос. Но не смог открыть глаза, чтобы увидеть ту, которой этот голос принадлежал. Егор все слышал, чувствовал, понимал, но веки не открывались, словно кто-то специально лишил его зрения.

– Что тебя тревожит? – услышал Егор звенящий колокольчик и пропел в ответ: – По-ли-на! По-ли-ноч-ка! Как мне вас увидеть?

– Это совсем не нужно. Вам достаточно слышать меня.

– Но я хочу…

– Нет, – властно отрезала она.

– Очень жаль. Вы такая необыкновенная! Вы… Почему я здесь, Полина? Зачем? – заволновался Егор, поняв, что она должна знать ответы на все его вопросы. На все.

– Тише, тише, нас могут услышать, – зашептала она, наклонившись совсем низко. Егор даже почувствовал запах пшеничных колосьев, исходящий от ее тела.

– Милая, хорошая Полиночка, помогите мне вернуться домой, – взмолился Егор.

– Ах, все не так просто, как вы думаете. Я, к сожалению, не всесильная, – грустно проговорила она. – Но кое-что я смогу для вас сделать. Да, да, я помогу вам.

– Ура! – прошептал Егор и чуть приоткрыл глаза. Он сделал еще одну попытку, и веки без труда поднялись вверх.

– Егор, как я счастлива, как рада! – громко закричала экстравагантная дама, влетевшая в палату. – Мы с ног сбились, разыскивая тебя. Ты заставил нас сходить с ума, несносный мальчишка.

– Вы меня искали? Зачем? – Егор даже привстал от удивления. Он ожидал увидеть Полину. А вместо нее по палате расхаживала совершенно незнакомая дама, которая ужасно раздражала его. – Но, послушайте…

– Никаких «но» я слушать не желаю! Я сейчас же увезу тебя отсюда. Скажи спасибо, что отец ничего не знает о твоей выходке. Надо же было додуматься, полезть на вулкан Тейде именно в момент его извержения. Ты ни о ком никогда не думаешь. Ни о ком никогда, – дама приложила к глазам кружевной платочек и несколько раз всхлипнула.

– А… – попытался заговорить Егор. Но дама, присев на кровать, зажала ему рот своей мягкой, пахнущей какими-то ароматами, рукой.

– Я знаю, знаю, что у тебя сильная травма головы. Я так же знаю, что у тебя частичная потеря памяти. Но объясни мне, зачем ты прихватил на вулкан наше фамильное серебро? Я ничего не скажу твоему отцу…

– Я хочу видеть Полину, – закричал Егор, пытаясь спрятаться под одеялом.

– Я Полина. Смотри на меня, а не прячься, как нашкодивший щенок, – стянув с него одеяло, проговорила дама.

– Вы Полина? Нет, – Егор замотал головой.

– Да! И я сегодня же заберу тебя домой! Необходимый уход мы тебе организуем дома, – отрезала она.

– Нет, Полина… – Егор никак не мог поверить, что даму зовут именно так, как красавицу с Шальной реки.

– Я все поняла, – низко наклонившись над ним, прошептала Полина. Егор почувствовал нежный запах пшеничного поля и испуганно заморгал. – Тебе понравилась юная медсестричка, да? – Егор покраснел. – Так я и знала. Полину еще никто не сумел обмануть. Не волнуйся, мы устроим так, что девушка будет приезжать к нам, чтобы делать тебе уколы и подавать микстуры. Мы ей хорошо заплатим. Любая девушка будет просто счастлива попасть в наш дом, – Полина выпрямилась и громко сказала: – Или ты забыл, что ты сын префекта?

– За-за-за… – начал заикаться Егор, силясь вспомнить, кто же он на самом деле. Но ни о каком префекте он ничего вспомнить не мог. Он вообще не понимал, что значит – префект. Он никогда таких странных слов не слышал прежде.

– Вот именно, за-забыл, – передразнила его Полина. – Все, хватит валяться, подъем. Завтра возвращается твой отец Пако. Ты должен быть дома. Про вулкан ему говорить не будем ничего. Скажем… М-м-м… О, скажем ему, что ты упал с лошади!

– С лошади, – машинально повторил Егор, глядя мимо дамы. – El caballo. Muy bien. Caballista.

– Анжелина, милая, помогите нам собраться домой, – попросила она нежным голосом.

Егор откинул одеяло и встал. Он стоял, скрестив на груди руки, и думал о том, что эта Полина не имеет ничего общего с той, которая обещала ему помочь, у которой пшеничные волосы были рассыпаны по плечам, у которой были глаза цвета васильков и волшебный голосок, звенящий колокольчиком. С той…

– Егор, мы уже несколько минут любуемся твоим обнаженным телом. Нам это доставляет определенное удовольствие, но могут войти посторонние и подумать, что ты спятил, – хохотнула Полина.

– Perdone me. Perdone me, – смущенно пробормотал Егор, схватив одежду.

– Что вы с ним сделали, моя дорогая? – Полина покачала головой. – По дому он даже в шортах никогда не ходил, а тут нам стриптиз-шоу устроил… Остается воскликнуть: Браво, Егор. Брависсимо!

Перед Егором появилась четкая картина: он и дама по имени Полина находятся в огромной спальне. Он знает, что это его спальня. Полина что-то громко кричит и швыряет в него свою одежду. Она практически голая. А он злится на нее и отступает к балкону. Она пытается его задержать, но он прыгает вниз и бежит прочь из дома, от разъяренной Полины. А она падает на кровать и начинает биться в истерике.

– Мы же в ссоре с тобой, – выпалил Егор, пронзив ее взглядом. Лицо Полины стало мертвенно бледным.

– Ты все-таки вспомнил? Да? – он кивнул. – Я надеялась, что… – она схватила его за руки. – Умоляю, забудь все, что было. Я никогда больше не подойду к тебе. Я не буду больше стоять между тобой и Пако. Я позволю тебе делать все, что ты захочешь. Все, все, обещаю.

– А, если я захочу остаться здесь? Если я захочу стать медбратом? – испытующе глядя на нее, спросил Егор.

– Здесь? – удивленно спросила Полина. – А как же твоя мечта о замке Сан Мигель?

– Я не помню ничего про замок, – наморщил брови Егор.

– Милый, ну как же? Ты же хотел быть рыцарем в замке Сан Мигель. Да, да непременно желтым рыцарем на белом коне, – сказала Полина, с надеждой глядя в его глаза.

– Не пом-ню, – задумчиво проговорил Егор. Ему хотелось подольше помучить эту женщину.

– Егор, ваши вещи собраны, – вмешалась Анжелина. – Вам пора.

– Ладно, мир, донья Полина, – сказал Егор. – Поехали домой. И, пожалуйста, не пользуйся больше этими духами. У меня от них голова болит.

– Да, а когда ты мне их подарил, они тебе очень нравились, – смутилась Полина.

– Когда я мог тебе подарить духи? – рассмеялся Егор.

– На Рождество, – ответила она.

– Я не помню, – сказал Егор и вышел за дверь.

– Бедный мальчик. Жизнь так несправедлива к нему… Сначала в автокатастрофе погибла его мать. Теперь вот травма головы, – проговорила Полина, приложив платочек к глазам. – Надеюсь вы, Анжелина, сделаете все, чтобы он скорее поправился. Мы будем присылать за вами машину. ¡Adiós Angelina! Asta mañana, – она быстро сунула девушке крупную купюру и ушла.

Егор дождался, когда Анжелина выйдет из палаты, чтобы сказать ей несколько слов на прощание.

– Я не забыл про ваш подарок ко дню моего рождения. Я не забыл, что должен буду поздравить вас… Вы должны мне сказать, когда я смогу вас увидеть?

– Pronto. No se preocupe, por favor, – опустив васильковые глаза, ответила она.

– Егор, нам пора. Целуй Анжелину, и adiós, – нетерпеливо крикнула Полина.

Егор взял руку девушки и поднес к своим губам. Она вздрогнула от неожиданности и смущенно проговорила:

– Оказывается, это так…так необыкновенно, когда тебе целуют руку. Вы первый, кто осмелился на это. Вы необыкновенный юноша, Егор. No puedo prometer, pero… Asta mañana.

Машина помчалась по скоростной магистрали. Егор тупо смотрел вперед, смутно вспоминая эту дорогу, выискивая знакомые места. Но воспоминания давались ему с большим трудом. Его память, казалось, состояла из небольших разрозненных островков, никак не связанных друг с другом. То он лучше помнил Шальную реку и сибирские просторы. То до мелочей вспоминал эту скоростную магистраль, словно исколесил ее вдоль и поперек.

Донья Полина, сидящая рядом, сосредоточенно молчала. Длинная тонкая сигарета дрожала в ее руке, выдавая волнение. Наконец, она заговорила.

– Я обещаю тебе, что… – голос дрогнул. Она не смогла продолжить.

– Успокойся, я ничего не скажу отцу, – положив свою руку на влажную от волнения руку Полины, сказал Егор. – Все будет хорошо.

Он почувствовал неожиданный прилив нежности к этой женщине и крепко сжал ее руку…

 

– 4 —

Милка сидела в комнате Игоря, закутавшись в пуховый плед, и тупо смотрела перед собой.

– Согрелась? – в который раз спросил Игорь, заглядывая в ее равнодушные глаза.

– Нет, – все еще стуча зубами, ответила она и, немного помолчав, добавила. – Я никак не могу прийти в себя после поцелуя Андрея. Это было что-то ужасное. Бррр…

– Да? – удивился Игорь. – Я всегда считал, что поцелуй это что-то необыкновенное.

– Да, да, конечно, – поспешно согласилась Милка. – Но я сейчас говорю именно про этот поцелуй. У Андрея губы были просто ледяными. Будто меня целовал не юноша, а…

– Покойник? – прошептал Игорь.

– Да, – Мила тоже перешла на шепот. – Он прикоснулся ко мне, а меня словно всю парализовало холодом. Он меня заморозил. Я теперь – ледяная сосулька. Мне даже кажется, что я могу разбиться, если меня кто-то тронет. Внутри такая холодная хрупкость, что ни плед, ни горячий чай не согревают. Посмотри, какие у меня синие ногти, – она высунула из-под пледа свою посиневшую руку. – А губы у меня какие?

– Милка! – Игорь глянул на нее и отпрянул.

– Что? – спросила она. – Только не ври мне.

– У-y тебя губы ч-чер-ны-е…

– Ч-чер… – Милка вскочила и опрометью бросилась в ванну.

Она смотрела в зеркало и не верила, что видит себя. Девушка, которая находилась в зеркальном овале, была мертвенно бледной. У нее были иссиня-черные губы и бесцветные глаза. Милка несколько раз провела рукой по волосам, чтобы убедиться, что она видит именно себя. Зеркало повторило ее движение. Милка рухнула на пол без чувств.

– Что вы там уронили? – громко крикнула из кухни Светлана. – Что там у вас, дети?

Никто не отозвался, и Светлана пошла посмотреть, что же там происходит. У дверей ванны она остановилась и закричала так пронзительно, что Валерий, находившийся на улице, услышал ее крик и прибежал в дом.

– Что? Светка, что стряслось?

Игорь держал на руках Милу. Ее тело было совершенно неподвижным. А лицо было таким бледным, что Валерий испугался, не умерла ли дочь. Игорь положил безжизненное тело сестры на кровать и опустился на колени. Светлана стояла, зажав рот руками. Все ее тело сотрясалось от лихорадочной дрожи.

– Что с ней? – спросил Валерий, тронув сына за плечо.

– Это все после поцелуя. Андрей ее поцеловал ледяными губами. Она замерзла. Она сказала, что внутри у нее лед… Пап, я не хочу, чтобы Милка умирала. Давайте что-то делать, – простонал Игорь и принялся растирать холодные руки сестры. Она шевельнула кончиками пальцев, а потом еле слышно простонала:

– Холодно.

– Мы согреем тебя, дочка, – пообещал Валерий.

Он быстро взял ее на руки и вынес на улицу, полагая, что солнечный свет поможет ей согреться. Светлана налила в грелку горячей воды и приложила к груди дочери. Валерий и Игорь терли и целовали пальцы Людмилы, чтобы отогреть их. Девушка сидела молча, равнодушно глядя перед собой, словно все происходившее ей было совершенно безразлично. Но постепенно ее взгляд стал более осмысленным. Щеки порозовели. Руки стали теплеть. А губы стали такими алыми, как будто их нарочно подкрасили яркой помадой.

– Я уже снова похожа на человека? – поинтересовалась Мила.

– Ты похожа на изнеженную красавицу, которая нас напугала до смерти, – улыбнулся Валерий. – Смотри, больше так не делай. А то будет некому записывать наши таежные байки.

– Пап, – озираясь по сторонам, прошептала Мила. – Мне кажется, что Андрей, вовсе не человек… Он… пришелец.

– С чего ты взяла? – удивился Валерий.

– Я… он меня уже целовал раньше, – смущенно призналась Мила. – Но это было совсем не так, – она густо покраснела. – Сегодня меня целовал не Андрей, а некто в его обличии… Я боюсь его. Я даже не знаю, смогу ли спокойно смотреть на него издали.

– Ты же в Москву собиралась уезжать. Чего тебе его бояться? – удивился Игорь.

– Как в Москву? – испуганно спросила Светлана. – Зачем в Москву? Кто тебя туда зовет? Кому ты там нужна? Да что же вас всех тянет в столицу, словно там медом намазано? Все туда зачем-то рвутся, расталкивают друг друга локтями. Вы мне напоминаете мух, летящих на дерь…

– Стоп, стоп, стоп! Опять наша артиллерия пошла в атаку, – замахал руками Валерий. – Это были планы, фантазии. Мы же имеем право на мечты?

– Валерка, прекрати, будь человеком, – попросила Светлана.

– А я кто? – спросил он с сарказмом.

– Ты болтун с большой дороги, – ответила Светлана.

– Пусть я болтун. Но кто-то же должен защищать Милку. Она мечтает о столице. Пусть мечтает. Это же здорово, когда человеку есть к чему стремиться! Пока она поедет куда-нибудь поближе, а потом, – Валерий обнял жену и улыбнулся. – Потом, может быть, и до Москвы доедет. Почему бы и нет?

Светлана вздохнула и посмотрела на дочь, которая сидела с закрытыми глазами. Все переглянулись, соображая, что делать. Но Мила открыла глаза и каким-то чужим голосом проговорила:

– Я должна вас простить, Хоть не следует этого делать. Я должна отпустить вас, Забыв насовсем. Потому что, зачем мне, Скажите на милость, Ледяной этот холод, Этот жуткий ваш плен?

– Вот это да! – присвистнул Игорь. – Это ты где такое стихотворение вычитала?

– Я не вычитала, – все тем же чужим голосом произнесла Мила. – Это кто-то говорит во мне. Это кто-то заставляет меня складывать строки в рифмы. «Мои стихи пишу не я».

– Людочка, с тобой все нормально? – испуганно спросила Светлана и зачем-то потрогала лоб дочери. Лоб был прохладным.

– Не волнуйся, мама, мне очень-очень хорошо. Я рада. Я счастлива. Я свободна, – несколько раз повторила Людмила, словно робот.

– Валер, – простонала Светлана. – Что с дочкой?

– Не волнуйся раньше времени, – попытался успокоить жену Валерий.

Но у него самого внутри было так неспокойно, что голос предательски дрогнул. Неожиданное появление Андрея. Непонятные изменения, происходящие с Людмилой, вывели его из привычного равновесия. Валерию огромных трудов требовалось, чтобы успокаивать жену, скрывая свои эмоции.

– Лерыч, а вдруг это оборотень? Андрей – оборотень, – ахнула Светлана от пришедшей ей в голову мысли. – Как ты считаешь, где он мог быть целый год? Почему появился один? Почему ничего не помнит? Почему его поцелуй заморозил нашу дочь? Я не знаю ответов на эти вопросы. Я сойду с ума от необъяснимости.

– Я тоже ничего не могу объяснить, – честно сознался Валерий. – Но с ума я сходить не собираюсь. Я считаю, что надо попытаться найти ответы.

– Мне кажется, что это из области непознанного. Что все это сродни летающим тарелкам, письмам из потустороннего мира, – вмешался в разговор Игорь.

– Что ты-то еще вздумал болтать за ерунду? – рассердилась Светлана.

– Мам, это – не ерунда, – с молодой горячностью возразил Игорь. – Я прочел, что в Америке одной известной писательнице романы диктовал дух женщины, жившей в семнадцатом столетии. Писательница под диктовку дамы написала пять исторических романов. А еще она писала стихи и поговорки. И написала их великое множество. Еще интересная информация. В конце девятнадцатого века было зафиксировано более пятидесяти случаев автоматического письма. А Чарльз Диккенс написал двадцать рассказов о привидениях, потому что у него был дар видеть духов!

– С ума сойти, Игорь, где ты нахватался такой ерунды? – ужаснулась Светлана.

– В библиотеке, – ответил он.

– Вы все заболели. Все. У нас не дом, а дурдом какой-то, – Светлана схватилась за сердце.

– Мам, болезнь – это следствие заблуждения, – произнесла Людмила бесцветным голосом. – Я совершенно здорова. Я верю в то, что все будет хорошо. Массовая галлюцинация пройдет быстрее, чем вы думаете…

Светлана несколько раз перекрестилась, глядя на дочь. Людмила поднялась и застыла, глядя вдаль. Солнце ускользало за горизонт, цепляясь за верхушки деревьев. Валерий и Игорь внимательно следили за Людмилой, время от времени переглядываясь.

– Вы знаете, – тихим родным голосом вдруг проговорила Милка. – Мы теперь сможем что-то узнать о Санечке.

– Конечно, – обняв дочь за плечи, подтвердил Валерий. – Только ничего не скрывай от нас, ладно?

– Хо-ро-шо! – согласилась она. А в глазах промелькнул зловещий огонек.

– Нет, мне это показалось. Этого не может быть, – подумал Валерий и сжал руку дочери.

– Это отблеск заката, – подумал Игорь и сжал другую руку сестры.

– Ли-за-ве-та, где ты? – услышала Мила далекий крик и, вздрогнув всем телом, испуганно прошептала:

– Пойдемте скорее домой, домой, свежо уж больно здесь у реки…

– Мы дома, Людочка, дома, – нежно погладил ее по голове Валерий.

 

– 5 —

Тамара так была ошеломлена случившимся, что даже не знала, как себя вести. Она ходила вокруг Андрея, гладила его по голове, спине, плечам. Потом вдруг принималась целовать его. Потом начинала тихо плакать в уголке.

– Мам, я уже от всего этого порядком подустал, – наконец, не выдержал Андрей. – У меня и вправду такое впечатление, что вы меня давно не видели, поэтому ведете себя странно, если не сказать хуже…

– Ты считаешь, что мы все тебя обманываем? – удивилась Тамара.

– Я сомневаюсь в вашей правоте, – уклончиво ответил он, чтобы не обидеть мать.

Тамара тяжело вздохнула и, достав большую папку с документами, протянула сыну. Он открыл ее, взял свой аттестат зрелости, выданный восемнадцатого июня двухтысячного года. В аттестат была вложена справка, подтверждающая, что Вербицкий Андрей Викторович пропал без вести. Справку выдали тридцатого июня двухтысячного года. В папке лежало свидетельство о рождении Вербицкой Дарьи Викторовны. Дата рождения первое июля двухтысячного года. Тамара протянула Андрею календарь на две тысячи первый год и спросила:

– Теперь веришь?

– В голове не укладывается, – нахмурился Андрей. – Где же я был?

– Не знаю, сынок. Как мне было плохо тут одной, без тебя. Если бы не Даша… Если бы не Матрена Власьевна…

– Погоди, кто это Матрена Власьевна? – спросил он растерянно.

– Это замечательная женщина. Я вас непременно познакомлю, – ответила Тамара.

– Угу, – буркнул Андрей, пропустив мимо ушей то, что она сейчас сказала. Он силился что-то вспомнить. Вдруг, строго глянув на Тамару, спросил. – Мам, а когда вернулся отец?

– Зимой.

– И ты, что его простила? Простила после всего, что было? – Андрей испытующе уставился на мать.

– Милый мой, мне велено было так поступить. Это все очень непросто. Скажем, что я пока привыкаю жить с ним в одном доме… Нет, не с ним, а с новым Виктором. Он сильно изменился. Не осуждай нас. Я думаю, что ты сам все поймешь и тоже сможешь простить его. Отец достаточно наказан…

– Как мне ваши вечные сю-сю противны, – рассвирепел Андрей. – Он о нас тогда не подумал. Ему было наплевать, что станет с его семьей. А теперь мы обязаны войти в его положение, простить, пожалеть. Не дождется! – Андрей обеими руками показал фигуры из трех пальцев.

В этот момент в комнату вошел Виктор с Дашей на руках. Андрей демонстративно отвернулся, а Тамара засуетилась вокруг дочери.

– Я все слышал, сынок, – негромко проговорил Виктор. – Ты без сомнения прав, я не достоин прощения. В твои годы я рассуждал бы именно так. Но я прошу, чтобы ты выслушал меня…

– Только не сейчас, – замахал руками Андрей и выбежал из дома, громко хлопнув входной дверью.

– Догони его! Я не хочу, чтобы он снова пропал, – закричала Тамара.

– Он сколо пидет. Не оди, пап, не оди, – затопала ножками Даша. – Не оди, не оди…

Тамара побежала искать сына сама. На лестнице ее задержала соседка, начав радостно высказываться по поводу возвращения Андрея. Тамара что-то пробубнила в ответ и, отстранив собеседницу, вышла из подъезда. Андрея нигде не было видно. Минуту Тамара размышляла и решила идти к реке.

Андрей лежал на берегу и плакал, уткнувшись лицом в траву. Ему было больно, обидно и страшно одиноко. Он еще никогда в жизни не испытывал такого жуткого чувства одиночества, разрывающего его изнутри, заставляющего выть не своим голосом. Андрей выл, колотил кулаками по земле, снова выл. Все его тело сотрясали конвульсии, а в уголках рта появилась пена. Да и мысли Андрея были одна мрачнее другой.

– Я изгой, – думал он. – Я никому не нужен. Меня никогда не примут эти люди. Надо бежать от них. Но куда? Утопиться! А как же мама? Но ведь она тоже предала меня. Она простила отца. Я ей не нужен. У нее есть Даша. Ей есть, для кого жить. А я утоплюсь!

Кто-то нежно тронул его за плечо. От этого прикосновения стало радостно и спокойно на сердце. Андрей понял, что это мама. Поднял голову, посмотрел на Тамару. Она была неподдельно расстроена. Губы дрожали, а в глазах блестели слезы.

– Мама, какая же ты несчастная! Ты без меня пропадешь, маленькая моя мамочка, – Андрей поцеловал ее руки. – Я эгоист, прости. Я совсем не подумал ни о ком. Я не подумал о тебе. Прости!

– Андрюша, не покидай меня. Я без тебя пропаду. Я уже чуть не пропала, а ты спас меня и Дашу. Я побоялась сказать тебе, что жду ребенка. Я побоялась, что ты меня осудишь. Прости… мне надо было вести себя по-другому. Ведь ты единственный мужчина, на которого я могу положиться. Единственный, помни об этом…

Андрей поднялся и, обняв мать, посмотрел на реку. Солнце уже коснулось верхушек деревьев, окрасив воду реки в красный свет. Андрей набрал в легкие побольше воздуха и громко крикнул:

– Ли-за-ве-та! Где ты?

– Ве-та.

– Be-то, не-ту, – ответило эхо.

Тамара стояла рядом и смотрела на реку. Она не слышала ничего. Ей просто показалось, что тайга и река на краткий миг затихли. Но тут же заухал филин, сообщая о приближении ночи.

– Пойдем домой, свежо, а ты легко одета, – нежно проговорил Андрей. Тамара кивнула…

 

– 6 —

Саша сидел в кресле-качалке и ждал, когда же закончится грохот в его стеклянном доме. На горизонте появились светящиеся огоньки. Они приближались, будто кто-то нес зажженные фонарики, медленно двигаясь к берегу. Но, приглядевшись, Саша понял, что круглые огненные шарики существуют сами по себе. Их никто не нес, они загорались поочередно, образуя длинный светящийся коридор от горизонта до берега. Огоньки мерцали, словно свечи на ветру. Саша напрягся. Он понял, что расслабиться ему на острове не дадут, пока не продемонстрируют все чудеса. На горизонте появилась темная тонкая фигура. Саша не мог разглядеть кто это, но интуитивно почувствовал, что это – Екатерина, Катя. Сердце его учащенно забилось. Чем ближе она подходила, тем неистовее колотилось сердце. Саша не смог больше сидеть на месте. Он рванулся вперед, навстречу девушке. Огоньки затрепетали и стали более яркими.

– Катя, как я счастлив вас видеть! – остановившись в нескольких шагах напротив нее, заговорил Саша.

– Значит, вы не сердитесь? – обрадовалась она.

– Да за что мне на вас сердиться? – удивился он.

– Тогда пойдемте на берег, море не самое подходящее место для беседы, – взяв его под руку, сказала она.

Саша глянул себе под ноги и увидел, что действительно стоит в воде. Катя потянула его за собой. Ее босые ножки скользили по водной глади, тогда как Сашины по щиколотку утопали в воде. Но рядом с Катей Саша не боялся ничего. Когда они ступили на берег, Катя трижды хлопнула в ладоши. Огоньки потухли. Но из воды выглянули чьи-то внимательные глаза. Катя недовольно махнула рукой. Глаза исчезли.

– Кто это был? – поинтересовался Саша.

– Кальмар. Гигантский кальмар семь или восемь метров длиной. Он такой любопытный, что не дает мне прохода, – усмехнулась. – Следит… Выслеживает… Караулит…

– Бом-бом, – раздалось в доме.

– Я здесь! – крикнула Катя, слегка повернув голову. В доме все стихло.

– Вы здесь, чтобы мне что-то объяснить? – с надеждой спросил Саша.

– Что-нибудь, – уклончиво ответила она. – Как вам на острове?

– Весело, – грустно ответил Саша, понимая, что Катя ничего объяснять ему не собирается.

– Не грустите, я буду часто навещать вас. Мы что-нибудь придумаем, чтобы освободить вас, – прижавшись к нему, прошептала она. – Только не торопите время. Надо подождать пока…

– Спасибо! – прошептал Саша, прижимаясь губами к холодной как лед Катиной щеке.

– Это вы зря, – громко сказала Катя, оттолкнув его.

Развернулась и пошла в дом. Саша вошел следом и, увидев стеллаж с книгами, радостно воскликнул:

– Шикарно! Теперь мне не будет скучно.

– Я рада, что вам пришелся по вкусу мой подарок. Я решила, что должна чем-то искупить свою вину перед вами. У вас, в вашем мире принято просить прощения. Я прошу у вас прощения таким образом… Может, вы теперь захотите остаться здесь?

– Не захочу. Я хочу домой. Я хочу к маме, как это не банально звучит, но это чистая правда, – признался он.

– Я понимаю вас… – она вздохнула.

– Да как вы можете меня понимать? – рассмеялся Саша. – Как, моя фарфоровая куколка, вы можете понять меня, живущего в другом, реальном мире? Вы, которая склоняется перед Ротобергом и целует его жирные пальцы, решились говорить мне о понимании?

– Я могу говорить о понимании, – спокойно ответила она, глядя ему в глаза. – Моя мама тоже живет не здесь, а там… там же, где и ваша. На реке Забвения.

Катя повернула голову в сторону. За стеклянной стеной дома вместо океана появился берег реки. Солнце, опускаясь за горизонт, отливало алыми бликами в воде. А верхушки деревьев были красновато-зелеными.

– Бежим, бежим скорее к реке! – схватив Катю за руку, крикнул Саша.

– Не стоит, – остановила она его. – Это мираж. Стоит нам выйти из дома, как картина сразу же изменится. Мы увидим океан, а не реку Забвения. Да, теперь вы называете ее Шальной.

– Почему реку переименовали? – спросил он.

– Потому что люди боятся забвения. Все хотят, чтобы их помнили вечно. А забвение все равно никуда не денешь. Со временем всех забудут. Память человеческая весьма недолговечна… Весьма…

Мираж заката неожиданно исчез. Снова загорелись круглые огоньки, высветив дорожку. Катя заволновалась. И без того холодные ее руки стали совсем ледяными. Губы потемнели, а глаза стали прозрачными. Белое кукольное личико приобрело синеватый оттенок. Девушка выскользнула из дома так стремительно, что Саше даже показалось, что она прошла сквозь закрытую дверь, а потом легким облаком исчезла на горизонте.

– Человеческая память недолговечна, – нараспев повторил он. – Возможно, вы, Катенька, правы. Воз-мож-но. Но я ужасно хочу, чтобы вы ошиблись. Потому что мне будет обидно, если обо мне забудут мама, папа, Милка, Игорек, ребята. Я хочу, чтобы меня помнили вечно. Помни меня, мама! Жди меня, мама! – крикнул Саша, подняв руки вверх к прозрачному потолку, через который было видно потемневшее, усеянное крупными звездами небо.

Неожиданно стеклянные створки раздвинулись, и Саша ощутил дуновение прохладного ветерка. Крупным горохом посыпались на пол звезды и раскатились в разные стороны.

 

– 7 —

Светлана вскрикнула и открыла глаза. Вот уже несколько месяцев подряд ей снился один и тот же сон. Она видела Сашу, который стоит в стеклянном доме с поднятыми вверх руками и зовет ее. Он кричит в пустоту неба, а оно щедро сыплет ему под ноги огромные горошины звезд. Светлане несколько раз казалось, что сейчас Саша скажет ей, где его дом, но неизменно в сон вторгался кто-то посторонний, кто-то чужой. Светлана не видела кто это. Она лишь чувствовала, что третий – олицетворение зла, страха. Как только он приближался, Светлана начинала задыхаться и терять сознание. Хорошо, что это был всего лишь сон, и она могла проснуться. Но легкое головокружение и непонятное чувство тревоги потом еще долго не покидало ее. Вот и сейчас она вскрикнула и проснулась, ощутив приближение страха.

– Что, опять? – испуганно спросил Валерий. Светлана кивнула и облизала пересохшие губы. – Может, надо к бабке сходить?

– Не знаю, Лерыч, что надо, что не надо. Мне приятно видеть Санечку во сне. Но меня пугает третий, который непременно нам мешает. Он не хочет, чтобы мы были вместе.

– Мистика, – прошептал Валерий, зевая.

– Спи. Я пойду воды попью.

Светлана сунула ноги в тапочки, набросила халат и тихо пошла в кухню. Она знала, что не сможет уснуть до утра. Волнение и тревога не дадут ей сомкнуть веки. Светлана согрела чайник. Налила себе большую чашку чая, положила несколько ложечек меда и начала усиленно размешивать его, стуча ложкой о край чашки. Она долго и внимательно смотрела, как чаинки поднимаются вверх, а потом движутся вниз, подхваченные водоворотом, который она создала в своей чашке. Чаинки совершала какую-то неистовую пляску, а Светлана думала:

– Все мы, как эти чаинки, подвластны вихрям времени, обстоятельств, случайностей или закономерностей. Кто-то, может быть, закручивает все именно так, а потом, передумав, делает совсем по-другому, чтобы сбить нас с толку.

Она резко начала вращать ложкой в другую сторону. Чаинки испуганно разлетелись в разные стороны. Но секунду спустя послушно заплясали в своем танце, закружились в другую сторону.

– Мам, ты почему не спишь? – сонным голосом спросил Игорь.

Светлана от неожиданности вскрикнула и опрокинула чашку. Игорь бросился вытирать стол и пол.

– Игорь, разве так можно? – расплакалась Светлана. – Мне от снов покоя нет, тут ты еще своим басом пугаешь.

– Я не нарочно. Я думал, что ты меня видела. Я тут давно стоял и смотрел, как ты по чашке ложкой стучишь.

– Я не видела тебя. Я задумалась. А ты, почему не спишь?

– Честно сказать? – она кивнула. – Я это… ты это… только не волнуйся, мам…

– После такой подготовки я должна пить валерьянку, – улыбнулась Светлана.

– Понимаешь, я во сне… летаю, – признался Игорь.

– Ну, что из-за этого волноваться? Растешь! – сказала она.

– Нет, это совсем другие полеты, – задумчиво произнес Игорь. – Я летаю по определенному маршруту уже давно. Я разбегаюсь и лечу над тайгой, над какими-то городами. Я точно знаю, что мне надо долететь до океана. Я должен там кого-то найти, встретить…

– Сашу! – вскрикнула Светлана.

– Мне тоже так кажется. Но меня пугает то, что я никак не могу рассчитать силы, чтобы долететь. И еще мне мешает кто-то. Я не знаю кто, но всегда чувствую его приближение. Это – огромный паук, который расставляет сети, чтобы поймать меня, чтобы не дать мне узнать важную тайну. Он плетет свою паутину, а кто-то неизменно предупреждает меня об опасности. Я не знаю кто это. Не вижу того, кто помогает мне. Я только понимаю, что становлюсь участником сражения. Идет борьба света и тьмы, добра и зла, хорошего и плохого…

– Как давно ты летаешь? – спросила Светлана.

– С тех пор, как появился Андрей, – ответил Игорь.

– И я вижу свои сны про Сашу именно с того времени, – проговорила она.

– Мама, так это же пророческие сны! Ты должна узнать, куда мне лететь! Саша укажет тебе место в океане, а я слетаю туда, – обрадовался Игорь.

– Даже не думай туда лететь, – не на шутку всполошилась Светлана. – Этот паук непременно сцапает тебя…

– Мама, но ведь это только сон, – успокоил ее Игорь. – Мы можем проснуться в любое время, если почувствуем опасность.

– А, если не почувствуем? – Светлана даже сама испугалась того, что сказала.

– Обязательно почувствуем, – успокоил ее Игорь – Ладно, я спать пойду.

Игорь поцеловал мать в щеку и пошел к себе. Возле комнаты сестры он остановился, обратив внимание на тонкий лучик света, пробивающийся из-под двери. Игорь приоткрыл дверь и увидел, что сестра сидит за столом и что-то пишет. Игорь сделал несколько тихих шагов, желая быть незамеченным, но вдруг вспомнил, как испугалась мама и, быстро вернувшись к двери, несколько раз постучал. Людмила вздрогнула и повернула голову.

– Привет, – смущенно произнес Игорь. – Похоже, что у нас спит только папа Валерий.

– Ему можно позавидовать. А почему гуляешь ты? – Мила забросила руки за голову и потянулась.

– Пить захотелось. А ты, что делаешь? Стихи пишешь?

– Нет, я пыталась описать свое состояние, когда была ледяной уродиной, – ответила она.

– Зачем? – искренне удивился Игорь. – Тебе это доставляет удовольствие?

– Нет, – созналась она. – Я на вступительном экзамене показывала этюд с перевоплощением. Комиссия была в восторге. А председатель комиссии, очень заслуженная дама, просила меня записать свои переживания. Вот я и пишу.

– Точно просила? – не поверил Игорь. Он знал, что Людмила мастерски придумывает любые отговорки. Сколько раз он уже попадал впросак из-за своей доверчивости.

– Игорек, ну зачем мне врать? Я же обещала тебе, что буду говорить только правду.

– Ладно, мир! – Игорь протянул ей руку. Мила крепко сжала руку Игоря и, закрыв глаза, проговорила:

– Отпустите меня, не ломайте мне крылья, Мне так хочется в синее небо взлететь. Я беспутный Икар, Где же дом мой, скажите? Отворите мне в небо стеклянную дверь. Отпустите меня, поскорей отпустите По зеленой траве пробежать босиком. Укажите мне путь, По Забвенья реке укажите. Я ведь житель Земли, Я обязан вернуться в свой дом….

– Вау, Милка! Это что-то! Ты гений! Ты нас всех прославишь! – воскликнул Игорь.

– Тебе, правда, понравилось? – она смутилась.

– Еще бы. Но у меня создалось впечатление, что ты подслушала наш с мамой разговор, – сказал он. Мила удивленно на него посмотрела. Игорь понял, что она ни о чем не знает, и заговорщически сказал. – Маме снится, что Саша находится в стеклянном доме, где-то на острове. А я летаю, как Икар.

– Игорь, я правда не знала, не слышала. Меня кто-то разбудил, приказав писать. Я встала, свеча уже горит, бумага с ручкой готовы. Я села и вот… Совершенно без помарок, – она показала ему исписанный лист.

– Идеальным почерком, словно задание домашнее переписывала, – сказал Игорь, поняв, что про описание чувств Милка ему все-таки наврала.

– Знаешь, я читала, что Сергей Есенин, когда стихи писал, очень мучился, долго подбирая рифмы. Он считал, что настоящие стихи должны непременно в муках рождаться. А те стихи, которые без помарок, это уже не стихи вовсе. Он одно только стихотворение без помарок написал – последнее своей кровью перед смертью. Чернил не было, он вены перерезал и написал:

«До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье Обещает встречу впереди…»

А потом застрелился, – взволнованно проговорила Мила, все еще крепко сжимая руку брата.

– Ты уж, это… не стреляйся, – попытался пошутить Игорь.

– Не буду. Я же должна вас сначала всех прославить, – засмеялась Мила и, притянув брата к себе, спросила. – Зачем ты проник в мою комнату под покровом ночи и зажег свечу? Зачем ты нашептал мне стихи?

– Это не я. Ты же знаешь, что я стихи терпеть ненавижу. У меня на них аллергия начинается. Меня даже Марья Петровна не заставляет над виршами чахнуть. Я ей доклады о великих людях вместо стихов строчу. А ты разве забыла, сколько раз вместо меня сочинения писала?

– Значит, все это сделал не ты, а наш любимый полтергейст? – проговорила Людмила, прищурившись.

– Выходит… Подожди, а у нас в доме разве такие подсвечники есть? – Игорь побледнел.

Мила уставилась на массивный позолоченный подсвечник. Эта вещь была явно старинной. А в их доме никогда не было антиквариата. На листе бумаги лежала не ручка, а хорошо отточенное гусиное перо.

– От-ку-да это все? – зашептал Игорь, протягивая руку к перу. Но в этот момент сильный порыв ветра задул пламя свечи. Листы бумаги разлетелись по комнате.

– Свет, включай скорее свет! – крикнула Мила.

Когда комната наполнилась светом, то никакой свечи в старинном подсвечнике, никакого гусиного пера больше не было. А на полу лежали совершенно чистые листы бумаги.

– Вот тебе и раз, – сокрушенно выдохнула Мила. – Я полночи не спала, писала. Все зря. Все труды мои напрасны…

– А ты совсем ничего не помнишь? – испугался Игорь.

– Кое-что, – всхлипнула Мила. – Кое – что, но мне кажется, что на листах была важная информация, на которую я не обратила должного внимания. Я проворонила ее…

– Не казни себя. Если информацию передали один раз, то смогут передать еще раз. Тот, кто диктует тебе, тоже заинтересованное лицо…

– Ко мне приходила женщина или девушка. Она стояла рядом, пока я писала, – задумчиво произнесла Мила. – Мне даже показалось, что я ее где-то уже видела. Вот только никак не вспомню, где.

– Ладно, ложись спать. Возможно, ОНА придет еще раз.

– Возможно, – согласилась Мила, ныряя под одеяло. – Доброй ночи, Игоречек…

 

– 8 —

Когда Зинка вернулась домой, то на пороге споткнулась об огромный чемодан. Она внимательно оглядела чемодан со всех сторон и крикнула:

– Эй, родичи, у нас гости? Или?

– Или, – отозвалась из комнаты Римма.

– Ты его выгоняешь? – спросила Зинка, войдя в комнату.

– Я ему предложу пожить у мамы, – ответила Римма, не отрываясь от вязания.

Зинка удивилась, потому что она в первый раз видела мать за подобным занятием. Это ее насторожило.

– Ты разве вязать умеешь? – спросила она. Римма кивнула, не поднимая головы. – Что ты вяжешь?

– Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят… кофту себе вяжу. Пятьдесят один, пятьдесят два, пятьдесят три…

– Мам, зачем тебе кофта? Тебе что, носить нечего? – не унималась Зинка.

– Мне есть, что носить, но сейчас мне необходимо как-то отвлечься, – ответила Римма, не отрываясь от работы. – Я просто должна занять свою голову посторонними мыслями. А вязание успокаивает. Я нарочно выбрала самый трудный рисунок, чтобы мне некогда было думать об Андрее, о твоем отце…

– А обо мне ты тоже не хочешь думать? – надулась Зинка.

– О тебе хочу, – подняв на нее глаза, ответила Римма и отложила вязание. – Выкладывай.

– Я хочу сходить на дискотеку, можно? – виновато улыбнувшись, спросила Зинка.

– Иди, но только не до утра.

– Ура! – Зинка высоко подпрыгнула. – Мам, а можно я твою кофточку надену?

– Можно, только не прожги.

– Мам, я целый год уже не курю! – гордо сообщила Зинка. – Ты меня, как тогда к Матрене сводила, так у меня все, как рукой сняло.

– Ну и замечательно. «На окурках след губной помады лишь брезгливость вызовет к тебе», Степан Щипачев сказал. Я рада, что ты у меня поумнела, что мне за тебя краснеть не придется, – Римма поцеловала дочь.

– Я постараюсь быть там не очень долго, – проговорила Зинка, прихорашиваясь у зеркала. – Духи можно твои взять? – Римма кивнула. Зинка обняла мать и выбежала за дверь. Но через секунду ее раскрасневшееся личико появилось снова в дверном проеме. – Забыла сказать, там что-то в почтовом ящике. Посмотришь?

– Хорошо…

Римма достала из почтового ящика большой увесистый конверт, на котором были четко выведены ее имя, фамилия и адрес. Римма почему-то разнервничалась. Она ужасно не любила получать письма из ниоткуда. Они тревожили ее. Римма вскрыла конверт и высыпала содержимое на стол. Минуту она с удивлением смотрела на авиабилет, деньги, какие-то бумаги и сертификаты, лежащие перед ней. Ко всему этому прилагалось сопроводительное письмо, в котором весьма официальным тоном Римме было предложено приехать в Москву. Приезд был вызван решением вопросов по поводу ее сына Егора. Римма еще раз внимательно рассмотрела все документы. Приехать ее просили в августе. Отпуск она в этом году взяла именно в августе. Значит, проблем на работе не будет. Римма подумала о Зинке, но тут же вспомнила, что в августе у дочери спортивный лагерь. Все складывалось очень удачно.

Римма подумала, что последний раз была в столице после окончания школы. Тогда Москва испугала ее своей многолюдностью, огромными расстояниями, суетой и бешеным ритмом, к которому Римма не смогла привыкнуть. Она озиралась по сторонам и шептала:

– Меня не принимает этот город. Я чужая здесь. Мне здесь плохо, неуютно. Я хочу домой…

Испуг прошел только тогда, когда она снова вернулась в Сибирь.

Теперь взрослой женщине Римме Гордовой предлагали новое свидание с Москвой. Какими будут новые впечатления? Какой стала Москва за прошедшие двадцать лет? Римма хотела узнать ответы на свои вопросы и боялась того, что может случиться в Москве. Она почему-то внутренне была готова к тому, что там что-то произойдет.

– Дверь не заперта, заходите, кто хочет, – заворчала вошедшая свекровь. – О, да и чемоданчик у порога. Кто-то приехал или уезжает? – она прошла в комнату и радостно пискнула, увидев на столе деньги. И тут же зло сверкнула глазами на Римму. – Деньги? Откуда у тебя столько много денег? Ты от нас с Сергеем их спрятать решила? Как не стыдно. Я в вашем доме самая главная, потому что я – мать твоего мужа! Ты мне все должна докладывать, обо всем рассказывать, всем делиться со мной в прямом смысле. Тебе повезло, что мой сынок с тобой живет. Только благодаря мне он тебя терпит все эти двадцать лет. Ты мне за это кланяться до земли должна. Отдавай все до копейки!

– Хватит здесь орать и порядки свои устанавливать, – тихо, но очень жестко проговорила Римма. – Руки от денег убрать.

– Римка, ты что? – Лидия Михайловна от неожиданности присела. Но тут же затараторила, – Я же пошутила. Ха-ха. Ты совсем шуток не понимаешь, да и смеяться не умеешь. А смех продляет жизнь. Ха-ха. Надо быть такой же жизнерадостной, как я. Меня все любят за мой оптимизм и жизнерадостное веселье. Ха-ха. Да на меня одна радость смотреть. Ха-ха. Не то, что на тебя, уродину, без слез не взглянешь. Ха-ха.

– Вам домой пора. Ха-ха, – передразнила ее Римма. – Заодно и чемоданчик прихватите с собой. Ха-ха. Я вашего сыночка золотого, ха-ха, вам взад возвращаю. Ха-ха-ха!

Римма стояла с высоко поднятой головой, скрестив руки на груди. Она свысока наблюдала за суетящейся свекровью, которая бегала вокруг стола, пытаясь как-то разозлить Римму, вывести ее из равновесия, чтобы потом обвинить в несносном поведении. Римме почему-то вспомнилась басня «Слон и Моська». Она улыбнулась, представив свекровь в роли Моськи, а себя слоном.

– Как? Как ты сказала? – несколько раз повторила Лидия Михайловна.

Эта ее глупая привычка задавать вопрос «как» тогда, когда он совершенно неуместен, выводила Римму из себя. Но сегодня она только усмехнулась. Сегодня она была мудрым слоном, не обращающим внимание на завывание злобной, глупой Моськи.

– Повтори, как ты сказала? – визжала свекровь. – Как?

– Громко, четко, ясно и понятно я сказала вам, что выгоняю вашего золотого сына. Если выразиться точнее, то освобождаю его от такого урода, как я. Теперь он будет жить с красавицей вроде вас, которая вся – сплошное совершенство, состоящее из одних «Я». Ха-ха-ха-ха, – Римма хохотала от души, видя искаженное испугом лицо свекрови.

– Мне Сергей не нужен. Он из-за тебя алкоголички пьяницей стал. Ты должна этот крест нести по гроб жизни. Ты не имеешь права выгонять Сергея. Я не возьму его в свой дом, даже если ты мне все вот эти деньги отдашь! – рассвирепела Лидия Михайловна и затопала ногами.

– Денег вам никто не даст. А сыночка своего вам забирать придется. Кстати, он не пьет уже несколько месяцев. Это потому, что я так захотела. А вот как он у вас себя вести будет, не знаю. Ха-ха.

– Вона, как ты заговорила! Тебя Сергей под забором подобрал…

– Молчать! – стукнула кулаком по столу Римма. – Я не желаю вас больше терпеть в своем доме.

– Это дом моего сына, – пискнула свекровь.

– Вон отсюда, пока я вас не вытолкала силой, – Рима пошла на свекровь.

Поняв, что она не шутит, Лидия Михайловна поспешно выскочила за дверь. Она бегом пробежала через двор и только потом замедлила шаг, отдышалась. Пошла по улице, что-то бормоча себе под нос и непрестанно взмахивая руками.

Оставшись одна, Римма облегченно вздохнула, убрала все со стола. Визит свекрови вывел ее из равновесия, но и помог утвердиться в том, что в Москву она должна поехать. Должна непременно!

– Жестокосердая женщина, как ты посмела так поступить? – закричал вбежавший в дом Сергей. – Ты посмела обидеть мою маму? У нее сердечный приступ. Если с ней что-то случится, я за себя не ручаюсь, – Сергей крепко схватил Римму за руку.

– Сначала вымой руки после своей непромытой Яны, – зло сказала Римма, оттолкнув его. – Потом возьми чемодан и дуй к маме своей, спасать ее от сердечного приступа.

– Что ты несешь? Ты себя-то слышишь или нет? Яна здесь совсем ни при чем… – он запнулся и, зло сверкнув на Римму глазами, прошипел. – Ты что, посмела матушке сказать про нас с…

– Нет. Про свою необыкновенную красавицу ты расскажешь ей сам. У вас будут долгие дружеские семейные посиделки, на которых вы обо всем расскажете друг другу. Вы будете весело смеяться ха-ха, вспоминая уродину Римму. Все болезни твоей мамы пройдут, потому что теперь все деньги ты будешь отдавать ей, а не своим детям или этой ненасытной уродине, которая имела несчастье быть твоей женой, страшно подумать, целых двадцать лет.

– У тебя мозгов меньше, чем у курицы. Ты могла бы как сыр в масле…

– Спасибо, пусть теперь в масле катается твоя матушка. Ха-ха.

– Как я мог жить с тобой столько лет? Где были мои глаза? Правильно мама меня предостерегала, что ты когда-нибудь подложишь нам свинью…

Римма с силой ударила Сергея по щеке, прошептав:

– Пошел вон… Вон!

Сергей с нескрываемой злостью посмотрел в глаза жены, взял чемодан и вышел, оставив дверь открытой. С лестницы крикнул:

– Назад позовешь, не приду.

– Не дождешься, – ответила Римма и с силой захлопнула входную дверь. С потолка посыпалась штукатурка.

 

– 9 —

Машина мчалась по скоростной магистрали. Полина молчала и нервно курила сигарету за сигаретой. Егор равнодушно смотрел на дорогу, понимая, что знает здесь каждую милю. Он знал, что сейчас первый поворот будет к замку Сан Мигель.

– Поворачивай, – ткнув водителя в спину, приказала Полина. Повернулась к Егору, спросила. – Доволен? Ты добился своего. Ты победил. Почему же ты сидишь, как истукан? Я везу тебя в Сан Мигель, а ты…

– У меня черепно-мозговая травма, – металлическим голосом проговорил Егор.

Полина недовольно хмыкнула и закурила новую сигарету. Егор равнодушно спросил:

– Ты долго еще будешь меня выкуривать? Мне нужен свежий воздух, а не никотиновая прослойка.

– Что? – испугалась Полина.

– От твоего дыма у меня глаза слезятся, ясно?

– А раньше тебе нравилось, – растерянно проговорила она, сминая сигарету в пепельнице.

– Я не помню, что было раньше. Я совсем другой человек. – Егор говорил, точно робот.

– Ты нарочно пугаешь меня? – спросила Полина.

Но Егор не ответил, потому что машина затормозила у замка Сан Мигель. Он распахнул дверцу и побежал по гравийной дорожке.

– Беги, беги к своей лошади, – грустно глядя вслед убегающему Егору, сказала Полина.

Егор бежал по знакомой дорожке к конюшне, где уже призывно ржал и бил копытами землю его ослепительно белый конь Гарибальди. Но, когда Егор подошел ближе, конь вздрогнул, раздул ноздри и замотал головой, почувствовав что-то неладное. Егор замер, поняв, что видит лошадь впервые, что вообще не умеет сидеть в седле, что все это происходит не с ним, что он попал сюда случайно. Сознание снова вернуло его на широкую сибирскую реку, где он вырос. Егор попятился, но чей-то нежный голос успокоил его, прошептав в самое ухо:

– Так надо. Ты должен узнать и полюбить Гарибальди. Вы станете друзьями. Иди вперед. Ну, смелее.

Егор помедлил мгновение, а потом рванулся вперед, почувствовав прилив нежной привязанности к белому скакуну. Он со слезами на глазах обнимал и целовал белого коня. А конь лизнул его шершавым языком, давая понять, что тоже счастлив.

– Гарибальди, как я скучал по тебе! – шептал Егор чужим голосом. – Скоро мы опять будем вместе. Нас никто не разлучит. Никто…

Егор плакал. Слезы обжигающими струйками катились по его щекам, доставляя несказанное облегчение.

– Егор, Егор, нам пора. Мы должны вернуться раньше Пако, чтобы он ничего не заподозрил, – громко закричала Полина.

Гарибальди встрепенулся и громко заржал. Егор вытер слезы, потрепал коня по шелковой гриве и вышел из конюшни…

Пако вернулся домой в хорошем расположении духа. Его радость усилилась еще и тем, что он увидел вместе Полину и Егора, которые, держась за руки, вышли ему навстречу. Приветствовать хозяина дома у дверей было давней традицией их рода. Старинного, знатнейшего рода Кастелани.

– ¿Como estamos? – приветственно помахав рукой, прокричал Пако.

У него был приятный низкий голос. А сам он был достаточно высоким крепким мужчиной с безупречным телосложением. Егор с гордостью подумал, что у него замечательный отец.

– Esta bien, muy bien, Paco, – отозвались Полина и Егор одновременно.

– ¡Vamos en la casa, vamos! – Пако обнял жену и сына, подтолкнул к двери, рассмеялся.

За ужином Егор сообщил, что собирается отправиться в замок Сан Мигель, чтобы стать рыцарем на рыцарских турнирах.

– Похвально, мой сын, – улыбнулся Пако. – Это очень хорошо, что ты желаешь трудиться. В нашем роду никогда не было лодырей. Мы богаты, благодаря своему стремлению быть полезными другим. Я боялся, что ты захочешь вести праздный образ жизни. У тебя же есть все, о чем только может мечтать молодой человек: дом, яхта, наследство…

– Да, я все это знаю, – перебил его Егор. – Но самое мое большое желание – стать желтым рыцарем в замке.

– Будь им, дорогой! Это очень стильно – рыцарь в желтых доспехах на белом коне! Наш красавец Гарибальди не уступит никому. Гордый арабский скакун, которого я купил у арабского шейха, – самый лучший конь на Канарских островах. И этот конь принадлежит самому богатому наследнику, моему сыну Егору Кастелани. Ты стал совсем взрослым. Я должен подарить тебе подарок. Я помню про твой день рождения. Полина, принеси…

Она выбежала из столовой и через некоторое время вернулась, торжественно неся в руках большую коробку из темно-синего бархата, перевязанную золотой лентой.

Пако не менее торжественно развязал ленту и, открыв коробку, достал саблю в золотых ножнах, усыпанных драгоценными камнями.

– Вот, Егор, наша фамильная реликвия. Сабля сделана в десятом веке. Мне она досталась от отца в день моего совершеннолетия. Ему ее вручил его отец, а отцу его. С десятого века саблю передают от отца к сыну. Помни, что ты Кастелани! Не посрами наш древнейший род!

Егор принял у отца саблю, вытащил ее из ножен, поцеловал холодную сталь. Он поднял полные слез глаза на Пако, чтобы сказать, что он не должен быть здесь, что он совершенно посторонний человек, не имеющий к древнейшему роду никакого отношения, что он самозванец, занявший чужое место не по своей воле, а по какому-то злому року. Но только Егор открыл рот, как услышал нежнейший голосок, который зашептал ему прямо в ухо:

– Бери и не сомневайся. Ты достоин носить имя Кастелани. Это твоя жизнь. Теперь это твоя жизнь. Не сомневайся, не бойся, благодари…

– Le quedo muy agradecido, – проговорил Егор срывающимся голосом и заплакал.

– ¡Basta! ¡Basta, Egor! – обняв его за плечи, сказал Пако. – ¡Brindo por su salud!

– Si. ¡Gracias, papa!

Егор и Пако выпили, глядя друг другу в глаза…

 

– 10 —

Саша внимательно читал и перечитывал книги, которые подарила ему Катя, пытаясь найти хоть какие-то объяснения непонятным явлениям, которые происходили здесь на острове. Но только еще больше запутывался. Тогда он обратился за помощью к голосу, о котором ненадолго забыл.

– Что вы скажете мне по поводу вещих снов, мой невидимый собеседник?

– Скажу, что они есть. Сны, предостерегающие людей, существуют. Но не все верят снам, не все прислушиваются к предостережениям, – ответил голос.

– А почему мне не снятся сны? – спросил Саша.

– Зачем сны тому, кто может грезить наяву? – голос улыбнулся.

– Объясните, что это значит? – Саша насторожился.

– Подумайте о чем-нибудь и посмотрите на линию горизонта, тогда все поймете, – снисходительно пояснил голос.

Саша со вздохом вспомнил дом, маму и тут же увидел, что мама стоит на пороге их дома и пристально всматривается вдаль, пытаясь кого-то увидеть.

– Мама, я здесь, – закричал Саша и замахал рукой, чтобы мама заметила его.

Но она никак не отреагировала. Тогда Саша выбежал из дома на берег и увидел, как гигантский кальмар погрузился в океан. Раздосадованный случившимся Саша вернулся в дом.

– А моим близким снятся сны? – спросил он, глядя себе под ноги. – Я им снюсь?

– Да. Вы по ночам всех мучаете, – ехидно сообщил голос.

– Я? – испугался Саша. – Но, разве это возможно? Я же так далеко от них…

– С чего вы взяли, что находитесь далеко? Вы совсем рядом с ними. Даже ближе, чем могли бы подумать. Вы в том же месте, где они, только в другом измерении…

Страшный гром заставил голос замолчать. Небо почернело, а на горизонте вдруг вспыхнуло необыкновенно яркое северное сияние.

– Мне дали ответ на один вопрос. Я нахожусь в другом временном измерении. Значит, существуют временные дыры. А о них можно узнать из Катиных книг, – подумал Саша и направился к книжному шкафу.

Но увидел, что вместо книг на полках стоят человеческие черепа. Саша, резко повернувшись, вышел на улицу. Его трясло от злости и бессилия. Он неимоверным усилием воли заставлял себе не разразиться ругательствами в адрес ненавистного Ротоберга. Саша был уверен, что это он, мерзкий паук с жирными толстыми пальцами, унизанными перстнями, виновен во всем, что произошло с ними. Саша уселся в кресло-качалку, сжал кулаки. Так он пытался справиться с возрастающей ненавистью. Непонятно откуда прилетела голубая стрекоза и села Саше на руку. Он хотел смахнуть ее, но стрекоза улетать не желала. Саша подул на нее, но и на этот раз стрекоза не улетела, лишь повращала огромными глазами. Саша еще раз тряхнул рукой, стрекоза осталась на месте.

– Перестаньте сердиться. Думайте о хорошем, – необыкновенно нежным голосом проговорила стрекоза, когда Саша поднес ее к лицу, чтобы лучше рассмотреть. – Он питается вашей ненавистью и страхами. Ему доставляет удовольствие ваше раздражение. Он хочет, чтобы вы злились все больше и больше. Лучше для вас – не злиться, всегда думайте о хорошем.

Стрекоза взлетела с Сашиной руки. В тот же миг яркое пламя охватило ее голубое тельце. На землю упала горстка пепла.

– Негодяй! – закричал Саша, пытаясь подняться. Но невидимая сила крепко вдавила его в кресло, не давая возможности шевелиться. Реальные веревки начали связывать Сашу по рукам и ногам.

– Пустите меня, – кричал Саша, извиваясь всем телом.

Но веревки только еще сильнее впивались в его кожу. В довершение ко всему кто-то воткнул ему в рот кляп. И только после этого все стихло. Северное сияние исчезло с горизонта. Небо снова приобрело свой голубой цвет. Выглянуло солнышко. Защебетали птицы. Океан зашуршал по гальке своими волнами. Саша почувствовал, как теплые, струйки текут по его щекам, и понял, что плачет. Плачет, ощущая беспомощность, беззащитность и одиночество.

– Катя! – мысленно прокричал Саша. Кроме нее, никто не мог ему помочь здесь на этом необитаемом острове среди океана. – Катя, помоги мне! Катя, – звал ее Саша.

Но Катя была где-то далеко. Она не приходила на его зов.

Саша попробовал пошевелить руками, но не смог, веревки были тугими и очень прочными. Тогда Саша уронил голову на грудь, решив, что самое лучшее – заснуть, чтобы не думать о своем унижении. Ему не сразу удалось погрузиться в сон. Но зато он в первый раз за время своего пребывания в зоне забвения увидел сменяющиеся нечеткие картинки – подобие сна. Он видел себя, идущим вперед к башне времени. Часы на башне громко тикали, а стрелки вращались в обратную сторону, словно Саша смотрел на циферблат изнутри.

– Который час? – крикнул Саша.

– Год две тысячи первый. Новый двадцать первый век, – загремел колокол в часах.

– Неужели прошел целый год? – ужаснулся Саша.

– Целый и еще больше половины, – подтвердил колокол.

– Это невозможно, – выдохнул Саша.

– Возможно. Скоро и этот год канет в лету. Бом-бом…

Саша увидел огненную реку, в которую погрузилась часовая башня.

– Н-е-е-е-т! – крикнул Саша. – Этого не может быть.

– Мо-же-т, – услышал он Катин голос и открыл глаза. Катя, склонившись над ним, легко справлялась с толстой веревкой, точно это была тончайшая ниточка для вышивания.

– Катенька, почему я здесь? Почему меня мучает этот мерзкий паук Ротоберг? – взволнованно зашептал Саша, когда Катя вытащила кляп.

– И вы считаете, что он похож на паука? – она улыбнулась.

– Да, он мне напоминает гигантского паучищу, – подтвердил Саша. – Постойте, вы сказали тоже. Кого вы имели в виду?

– Я разве сказала тоже? – смутилась она.

– О, не врите мне, моя прелесть, – взмолился Саша, прижав ее к себе и неожиданно перейдя на «ты», добавил. – Ты не должна мне врать. Умоляю, не обманывай меня.

– Нет, нет, я не вру вам, не вру, – отстраняясь от него, скороговоркой выпалила она. – Ну вот, вы свободны!

– Да зачем мне твоя свобода? Лучше бы ты оставила меня в этих путах, чтобы я умер, – закричал Саша. – Зачем мне все это здесь, если я не могу делать то, что мне хочется?

Он вскочил и с силой пнул кресло-качалку. Оно закачалось и рассыпалось. Только вместо прутьев на земле зашевелился целый змеиный клубок. Саша передернулся и, плюнув в самую гущу клубка, процедил сквозь зубы:

– Весь ваш мир, как этот змеиный клубок.

– Ваш не лучше, – парировала Катя.

– Да что ты можешь знать о нашем мире, – Саша, сжав кулаки, начал наступать на нее.

– Я знаю, что женщин надо уважать, а слабых защищать. Что грубость и раздражительность – плохие человеческие качества, – бесстрашно глядя в его безумные глаза, громко проговорила Катя.

Саша замер, глядя в большие черные омуты Катиных глаз.

– Прошу великодушно меня простить, – низко склонив голову, произнес он и сделал два шага назад. – Простите меня, Екатерина. Я так глупо вел себя. Вы освободили меня. А я вместо благодарности осыпал вас градом пошлости, да еще и сжал кулаки, чуть не набросившись на вас. Глупо все. Мы не выдерживаем испытания добротой. Потому что мы по природе своей злые, жадные, эгоистичные, высокомерные, надменные, завистливые существа, привыкшие получать все, ничего не давая взамен. Но, если уж мы делаем что-то хорошее, доброе, то непременно ждем благодарности. Обижаемся, если нас не похвалили прилюдно. Мы свои добрые дела совершаем не бескорыстно, не втайне, как учит Бог, а напоказ, чтобы все видели, чтобы все знали и рассказали потом всему миру о том, какие мы замечательные, какие добродетельные, как много жертвуем на благо других В нас иссякло сострадание. Мы ни за что не станем спрашивать кого-то: «Нужна ли тебе помощь? Чем я могу помочь тебе? Как тебе помочь?» А еще, мы совсем не умеем радоваться за других. Чужая радость нас бесит, неизменно вызывает в нас желание навредить тому, кто радуется. В нас возникает чувство зависти: почему это ему хорошо, а мне плохо? Пусть ему тоже будет плохо. Пусть он плачет и страдает, а я буду утешать его…

– Вы правы, Саша, – сказала Катя. – Вы – философ. Вы интересный собеседник…

– Когда не распускаю свои нервы, – хмыкнул он.

– Со всеми бывает, – Катя улыбнулась. – Хотите, прокатимся на лодке?

– Грести, конечно, будет кальмар? – спросил Саша.

– Нет. Я хотела, чтобы вы покатали меня, – она потупила взор.

– Я? Вы шутите, – отмахнулся Саша.

– Нет, я говорю совершенно серьезно. Прокатите меня на лодке.

– Прокачу, непременно прокачу вас с ветерком, – обрадовался Саша и запел. – «Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал».

Он побежал к лодке, которая уже покачивалась у берега. Катя чуть приподняла свое длинное льняное платье и медленно пошла за ним…

 

– 11 —

Андрей лежал, отвернувшись к стене, и ни с кем не разговаривал. Тамара плакала, изредка уговаривая сына поесть хоть что-то. Она просила его встать, посидеть с ними. Но никакие уговоры на Андрея не действовали. Виктор просил у Андрея прощения, объяснял, почему он так поступил, пытался достучаться до сознания сына, пытался найти понимание. Но Андрей был холоден и никак не реагировал на слова отца. Только маленькая Даша могла подолгу что-то шептать Андрею на ухо, и он, улыбаясь, отвечал ей тихим шепотом, чтобы никто ничего не расслышал. Но беседы брата с сестрой продолжались недолго. Андрей перестал разговаривать и с Дашей.

Врачи считали, что у юноши депрессивный психоз. Кто-то посоветовал обратиться к экстрасенсам.

– Ах, как же я забыла про Матрену Власьевну? – всплеснула руками Тамара. – Она же разрешила прийти к ней, если мне будет плохо. Андрюшенька, милый, пойдем со мной. Пойдем к Матрене Власьевне.

– Кто это? – вяло поинтересовался Андрей.

– Это замечательная женщина. Она нам поможет, – Тамара обняла сына. – Ради нас, ради меня, Андрюшенька, пойдем к Матрене.

– Завтра, – буркнул он, надеясь, что утром все будет по-другому.

Но невыносимая тоска не прошла. Поэтому, когда Тамара позвала его идти, он с готовностью согласился.

Андрей шел рядом с матерью, отмечая, что впервые видит тайгу такой разноцветной. Сквозь красные, желтые, оранжевые листья просвечивала сочная зелень кедров, елей и сосен.

– Надо же, осень какая ранняя, – сказал он.

– Что ты, Андрюша, уже сентябрь на исходе, – воскликнула Тамара. – Мила Исакова в Магнитогорск уехала…

– А я на диване лежу, – продолжил ее мысль Андрей. – Ничего, мам, я скоро вас освобожу от своего присутствия.

– Андрей, что ты говоришь? – испуганно вскрикнула Тамара. В уголках глаз заблестели слезы.

– Только не вздумай плакать, – грозно предупредил Андрей. – Меня злят твои слезы.

Тамара быстро вытерла глаза. Остаток пути они молчали. Высокий стройный Андрей шел широкими шагами чуть впереди, а за ним быстро, быстро переставляя ноги, семенила Тамара. Она понимала, что сейчас не стоит ничего говорить, чтобы не злить сына. В ее душе росла уверенность, что она поступает правильно. Ей давно следовало отвести сына к Матрене Власьевне, давно…

Когда Тамара увидела, что над домом Матрены струится легкий дымок, и почувствовала ароматный запах пирогов с малиной, то окончательно уверилась в правоте своих действий.

– Твоя Матрена Власьевна нас будто в гости поджидает, – хмыкнул Андрей, не замедляя шаг. – Ты ее предупредила?

– Нет, – ответила Тамара.

В доме никого не было. Но на столе стояли горячие пирожки и самовар, готовый вот-вот закипеть. Тамара сняла плащ и оглянулась в поисках вешалки.

– Бросай на лавку, – сказала Матрена, появившись в дверях.

– Матрена Власьевна, здравствуйте! Как я рада вас видеть. Как я… – начала Тамара и осеклась, услышав стон Андрея.

– Вы-ы-ы-ы? Нет, этого не может быть. Я считал, что это сон…

– Нет, я живая, реальная женщина, бабка Матрена, – хитро прищурилась она.

– Вы не бабка. Вы госпожа. Вы барыня. Вы…

– Полно-те, будет вам лицемерить. Я этого не люблю, – остановила его Матрена. – Что от меня надо?

– Милая, милая моя, Матрена Власьевна, помогите, – упала ей в ноги Тамара.

– Поднимись, – грозно приказала Матрена. – Поднимись, не то прогоню!

Тамара поспешно встала и смущенно опустила глаза, не зная, как себя теперь вести. Матрена смягчилась и сказала:

– Садись, чаевничать будем. Про Дарьюшку мою расскажи лучше.

– Растет наша девочка. Такая умница. Вам спасибо. Виктор в ней души не чает. Андрей тоже от нее без ума. Правда, сынок?

– Нет, – буркнул он так зло, что Тамара даже поперхнулась и долго не могла откашляться.

– Не ври, – погрозила пальцем Матрена. – Зачем мать мучаешь?

– Нет, я не мучаю их, – зло зашипел Андрей. – Я просто устал от невыносимой внутренней пустоты. Я понимаю, осознаю, что должен вести себя по-другому, но теоретически не знаю, как это сделать. Мне хочется выть, как воют звери. Почему, объясните мне?

– Ты сам знаешь ответ, – равнодушно проговорила она, глядя поверх его головы.

– Нет, я не знаю, не знаю никакого ответа, – выкрикнул Андрей.

– Ой-ли? – усмехнулась Матрена и поднялась.

Андрей уронил голову на стол и заплакал.

Тамара молча наблюдала за всем, что происходит, понимая, что Андрей уже видел Матрену прежде. Но где и когда? Тамара понимала, что они оба знают что-то такое, чего не знает она. Что между ними существует какая-то тайна. Так же как она существовала прежде между Тамарой и Матреной.

Матрена несколько раз прошлась по комнате, шурша накрахмаленными юбками. Потом быстро подошла к двери и широко распахнула ее. Тамара увидела комнату, в которой ей было так хорошо, когда она жила здесь в доме Матрены. Но что-то насторожило ее. Что-то в этой комнате изменилось. Тамара увидела огромный портрет рыжеволосой девушки. Этого портрета в комнате раньше не было. Тамара даже привстала, чтобы лучше рассмотреть незнакомку. Но Андрей оттолкнул ее и с криком: «Ли-за-ве-та!» бросился в комнату.

– Разве… ты… вы… – начала заикаться Тамара.

– Он ее знает, – сказала Матрена.

– Я понял! – закричал Андрей. – Я нашел ответ!

Он выбежал из комнаты и, схватив Матрену за руки, начал трясти, приговаривая:

– Помогите мне найти ее. Верните мне ее. Я вообще не должен был покидать ее. Я не нужен им, этим людям, занятым только собой. Я никому не нужен здесь. Мое место там, там подле нее.

– Андрей! – простонала Тамара. – А как же я? Ты же обещал меня защищать. Ты нужен нам всем, сынок.

Андрей заткнул уши обеими руками и завыл. Этот вой так напугал Тамару, что она крепко вцепилась в руку Матрены.

– Пусти мою руку, я этого не люблю, – зло проговорила Матрена и оттолкнула Тамару.

Тамара в голос разрыдалась. Она сожалела, что пришла сюда. Ее пугал новый образ Матрены, которая из нежной женщины вдруг превратилась в злющую старушенцию. Ее пугал Андрей, который вопил не своим голосом: «Помогите мне!», сжимая голову руками.

– Сделайте же что-нибудь для моего сына, – взмолилась, наконец, Тамара, не в силах больше видеть те мучения, которые происходили с Андреем.

Матрена захлопнула дверь в комнату, где выл и корчился Андрей. Воцарилась тишина. Тамаре сначала даже показалось, что она оглохла. Но Матрена, низко склонившись над испуганной женщиной, зашептала ей в самое ухо:

– Тебе решать. От тебя будет зависеть судьба сына.

– Я… мне… от меня… – еще больше пугаясь и съеживаясь, бормотала Тамара, ничего не понимая.

– Он не должен был возвращаться. Его забрали… – Тамара сделала круглые глаза, но Матрена продолжила говорить отрывистыми фразами, понятными только ей самой. – Он сбежал, не понимая, что поступает глупо. Он не сможет теперь жить здесь. Ты должна отпустить его, тогда он будет жить. Ты будешь знать, что он жив, но… – Матрена глянула, в еще больше округлившиеся от страха глаза Тамары и, выпрямившись, закончила. – Но ты его никогда, никогда больше не увидишь.

– А… если он останется с нами? – пискнула Тамара.

– Он умрет. Но… – Матрена снова склонилась над Тамарой и зашептала ей в ухо. – Но тогда ты сможешь часто бывать на его могиле, потому что сама закопаешь его…

– Нет! Я не хочу никаких могил. Пусть он живет, пусть… – Тамара попыталась встать, а Матрена удерживала ее за плечи.

– Угомонись. Ты не должна принимать поспешных решений. Ты должна все обдумать, чтобы потом не сожалеть. Запомни, Андрей будет жить, но уйдет от тебя навсегда. Ты не сможешь увидеть его, но ты будешь знать, что он жив и у него все в порядке.

– Почему же нельзя, чтобы он жил с нами? – тихо спросила Тамара.

– Потому что сказано: «Да оставит человек мать свою и отца своего и прилепится к жене своей. И станут двое одной плотью», – глядя поверх Тамары, проговорила Матрена.

– Как же мне поступить? – заволновалась Тамара. – А, можно я спрошу Андрея?

Матрена медленно подошла к двери и с силой толкнула ее. Комната наполнилась душераздирающим криком, переходящим в вой. Тамара испуганно зажала уши. Ей показалось, что такого количества звуков она еще никогда не слышала. Матрена улыбнулась и закрыла дверь. Тамара все еще сидела, зажав уши, и думала, как счастливы люди, которые лишены возможности слышать безумные звуки в этом безумном мире.

– Я отпущу его, – еле шевеля губами, проговорила она. – Только помогите ему стать нормальным человеком хоть на немного, – Матрена нахмурилась, – Хоть на один день. Прошу вас, пусть он хоть день побудет с нами. Я хочу запомнить его прежним нежным, любящим мальчиком, каким он всегда был.

– Ладно, на один день он твой, – немного помолчав, согласилась Матрена и нахмурилась.

Она еще несколько раз прошлась по комнате, а потом трижды хлопнула в ладоши. Из комнаты вышел улыбающийся Андрей. Увидев заплаканную мать, он опустился перед ней на колено, спросил:

– Что случилось, мамочка? Кто посмел тебя обидеть? Я же поклялся, что буду защищать тебя всегда. Ничего не бойся. Я рядом.

– Да, да, конечно, сынок. Это я просто… соринка в глаз попала, – попыталась улыбнуться Тамара. Но улыбка получилась такой вымученной, что Андрей покачал головой.

– Ты никогда не умела врать, моя маленькая мамочка. Не плачь больше, хорошо?

– Не буду, – пообещала Тамара.

– А вот и гостинец для моей Дарьюшки, – проговорила Матрена, вновь превратившись в милую, добрую бабушку.

Она протянула Тамаре сверток и улыбнулась.

У Тамары от этой улыбки по спине побежали крупные мурашки. Ее испугало, что Матрена сказала «моей Дарьюшке». В голове промелькнула дикая мысль, что Матрена хочет забрать у нее девочку так же, как сейчас забирает сына. Тамара внутренне напряглась, не зная, как бороться с колдовством Матрены, понимая лишь одно, что бороться с колдуньей ей придется…

Утром Андрей встал раньше Тамары, приготовил завтрак, сварил кофе. Проводил ее до работы, пообещав сделать необыкновенный обед. Он всегда помогал ей на кухне. А готовить он любил больше всего на свете. Особенно ему удавался борщ.

– Меня в кулинарный техникум без экзаменов возьмут, когда мой борщ отведают, – всегда приговаривал Андрей, разливая по тарелкам свое фирменное блюдо.

– Андрюша, я на обед домой прибегу непременно, – поцеловала сына Тамара. – Я по твоему борщу соскучилась ужасно. Я уже сейчас не могу сдержать слюну, как бульдог.

– Понял, – сказал Андрей. – Обед будет особенным, не сомневайся, мамуля.

Тамара не могла дождаться обеденного перерыва. Ей начало казаться, что Матрена специально разыграла ее, чтобы проверить материнские чувства. Чтобы узнать, какая Тамара мать: эгоистичная, думающая только о себе, или любящая, готовая на любые жертвы, лишь бы было хорошо ее ребенку.

Тамара прибежала домой на обед на десять минут раньше и весело крикнула:

– Андрюша, Дарьюшка, Витя, ваша мама пришла голодная. Где обещанный фирменный обед?

– Сейчас разогреем. Мы не ждали тебя так рано. Мы с Дашей заигрались, – сказал Виктор, направляясь в кухню.

– А… где Андрей? – спросила Тамара, понимая, что Матрена говорила правду.

– Не знаю. Вы же вместе ушли. Он не приходил… – Виктор осекся.

У Тамары побелели щеки. Она прислонилась к стене и зашептала:

– Как не приходил? Что, с самого утра? И… – Тамара бросила на пол сумку и выбежала за дверь.

– Куда ты? – крикнул ей вслед Виктор. Но она не слышала. Она бежала вперед, к реке, зная, предчувствуя то, что должна там увидеть.

На берегу уже толпились люди. Они расступились, когда подбежала Тамара. Она подошла ближе и увидела аккуратно сложенные вещи Андрея. Кто-то из очевидцев рассказывал, как все произошло.

– Он нырнул… Доплыл до середины и исчез… Он наверняка замерз…Вода же ледяная… В эту пору уже никто не купается… Тамара бедная, не успела порадоваться, что сын вернулся, как опять… такое горе…такое горе…

– Да он сразу не жилец был, не жилец, – услышала Тамара чей-то визгливый голос и опять подумала, что глухой быть лучше. – Кто на реке пропал, тот с людьми жить не сможет. Он или умереть должен, или обратно к водяной деве вернуться… – Тамара нагнулась, чтобы поднять вещи Андрея. Она не плакала, не голосила, как это было принято. Она совершала какие-то действия, не давая себе отчета в том, что она делает. Собрав вещи, Тамара медленно пошла к воде.

– Держите ее, утопится баба, как пить дать утопится! – завизжала какая-то женщина.

Крепкий мужчина бросился наперерез Тамаре. Он пытался остановить ее, но она сумела выскользнуть из его рук. Все с замиранием сердца наблюдали, как Тамара подбежала совсем близко к воде и остановилась, как вкопанная. Потом швырнула всю одежду Андрея в воду и отряхнула руки. Река, помедлив, приняла этот дар, закружив в водовороте. А через минуту, на успокоившейся поверхности, появился венок из васильков, ромашек и маков. Вода вытолкнула венок прямо к ногам Тамары. Она нагнулась, подняла его и, надев на голову, прошептала:

– Будь счастлив, сынок! Мы любим тебя. Мы безумно будем тосковать по тебе. Для нас ты всегда будешь живым. Андрейка!

– Баба рехнулась… Надо скорую вызвать… Вызвали уже… И милицию бы не мешало, такое дело… Да все здесь уже… – доносилось со всех сторон.

Но Тамара ничего не слышала. Она оглохла. Ей были недоступны звуки этого безумного мира. Зато она слышала совершенно иные звуки, которые не мог слышать никто другой. Она стояла и смотрела на реку, вслушиваясь в нежный шепот воды. Она видела счастливого Андрея с рыжеволосой девушкой с портрета. Он знала, что они счастливы, что они любят друг друга. Они махали Тамаре руками, радуясь, что теперь будут вместе всегда… У них на головах были такие же венки, как у Тамары.

– Я счастлив, мама, – прозвенел голос Андрея.

– Гражданочка, понюхайте-ка нашатырь, – ворвался откуда-то извне скрипучий голос.

Кто-то сунул ей под нос дурно пахнущую жидкость. Тамара испугалась, сделала шаг в сторону и упала в воду.

– Утопилась! Тамарка утопла! – завизжал все тот же противный голос.

– За волосы хватайте. На берег тяните. Держите крепче, а то течением унесет.

Тамару вытащили, сделали искусственное дыхание и на скорой отвезли в больницу. На берегу остался помятый венок из васильков, ромашек и маков. Летний венок в сентябре…

 

– 12 —

Римма проводила Зинку в лагерь и отправилась в Москву. Она не представляла себе, зачем едет в столицу, что будет там делать, куда пойдет из аэропорта. Она ничего не знала и не хотела знать до поры. Она успокаивала себя тем, что должна сменить обстановку. А, когда стюардесса попросила Гордову Римму Эдуардовну подойти к выходу, то не сразу сообразила, что зовут именно ее. Объявление повторили еще раз. Пассажирка, сидящая рядом, возмущенно пробубнила:

– Бывают же такие несознательные дамочки. Их второй раз просют подойти, а они не идут. Прямо секретные агенты ноль-ноль семь, не иначе.

– Зачем же вы так нападаете, дамочка, может человек в туалете находится, – вступился за неизвестную пассажирку мужчина, сидящий у прохода.

– В туалете тоже слышно. Я была, я знаю… – фыркнула дамочка.

– Извините, а кого звали? – перебила их Римма.

– Какую-то Риту или Раю Горову, или Егорову.

– Эх вы, агент ноль-ноль семь, – усмехнулся мужчина. – Просили подойти Римму Эдуардовну Гордову.

– Ой, это же я, Римма Гордова, – испугалась Римма. – А, что надо делать?

– Иди, милая, к стюардессам, – в голос закричали соседи.

Римма поднялась и пошла по салону, чувствуя, как глаза всех пассажиров воткнулись ей в спину тысячами острых иголок.

– Это вы, Римма Гордова? – любезно спросила улыбчивая стюардесса.

Римма утвердительно кивнула.

– Вас просили пересадить в салон первого класса. Пожалуйста, возьмите ваши вещи и оставайтесь в этом салоне.

– Но, это совсем ни к чему, – смутилась Римма.

– Извините, это приказ командира, а мы приказы не обсуждаем, – строго сказала девушка и мило улыбнулась…

Когда самолет совершил посадку в аэропорту Шереметьево, Римму пригласили к выходу первой. Дежурная проводила ее в отдельный автобус. А когда автобус остановился у здания аэропорта, девушка поинтересовалась, много ли у Риммы вещей.

– Нет, только эта сумка. Больше багажа нет.

– Очень хорошо. Тогда пройдите вот в эту дверь. До свидания.

– А… – испугалась Римма.

– Вас там ждут, идите скорее, – засмеялась девушка. – Двери автоматически откроются, когда вы подойдете поближе.

Римма шагнула вперед. Стеклянные двери разъехались в разные стороны. По ту сторону дверей стоял Владимир Львович и улыбался. Римма сделала шаг назад. Двери закрылись, скрывая странного мужчину, который возник в ее жизни таким непонятным образом.

– Нет, этого просто не может быть, – решила Римма, – Мне почудилось. Да, он мне почудился, – она сделала решительный шаг вперед.

Владимир Львович стоял напротив дверей с огромным букетом цветов и улыбался. Римма хотела сделать шаг назад, но дежурная, подхватив ее под локоть, легко подтолкнула вперед.

– Вы впервые в Москве? – поинтересовалась она.

– Пожалуй, – смутилась Римма.

– Сразу видно, – засмеялась девушка. – У нас тут народ лбами в двери ударялся поначалу. Не попал в зону датчика, дверь не открылась. А люди спешат, торопятся… Ладно, всего вам хорошего. Вас ведь давно ждут.

– Как долетели? – шагнув навстречу Римме, спросил Владимир Львович.

– Спасибо, – ответила она невпопад, поняв, что Москва оглушила, ошеломила ее еще сильнее, чем двадцать лет назад.

– Спасибо, хорошо, или спасибо, плохо? – поинтересовался Владимир Львович, пытаясь взять у Риммы сумку.

– Все хорошо. Не надо так беспокоиться обо мне. Я свою сумку донесу сама куда надо, – выпалила Римма, спрятав сумку за спину.

– Римма Эдуардовна, позвольте же мне быть кавалером. Я вам обещаю, что никуда не убегу с вашими вещами, – попросил Владимир, пытаясь забрать сумку из рук Риммы.

– Ну, если вам так хочется, пожалуйста… – она выпустила сумку из рук и пошла вперед.

– Нам надо направо, – засмеялся он, взяв ее под руку. – Не сопротивляйтесь вы так, милая моя. Вас в Москву вызвал я, – Римма остановилась и, вырвав руку, схватилась за свою сумку. Он рассмеялся. – Вы моя гостья, Римма Эдуардовна. Вы без меня просто пропадете, поэтому советую слушаться и не делать глупостей.

– Хорошо, – Римма сдалась.

Всю дорогу Владимир Львович рассказывал о тех планах, которые он наметил. Римма не проронила ни слова. Она понимала, что возражать бесполезно. Один раз она осмелилась задать вопрос.

– А, куда вы меня везете?

– В гостиницу «Метрополь». Вы там будете жить, как королева. Одна в огромном номере со всеми удобствами. Увидите.

Римма успокоилась. Но когда машина остановилась у гостиницы, Римма лишилась дара речи.

– Ну же, Римма Эдуардовна. Не бойтесь вы так. Вас ждут. Номер забронирован. Это ваша квартира на две недели, – сказал он.

А она сидела в машине, боясь выбираться из маленького мирка в этот огромный, неизвестный мир роскоши, фальши, блеска и обмана.

– Я не пойду. Я занимаю чье-то чужое место. Я совсем не там, где должна быть. Я заблудилась. Я не заслужила все это, – шептала она, пытаясь оправдать свою нерешительность.

– Глупости. Вы там, куда я вас пригласил, – сказал он строго. – Выходите из машины.

– Я слишком просто одета для такого шикарного места, – проговорила она смущенно.

– Вы одеты со вкусом, а это главное. Ваш наряд вам очень идет. Вы же приехали не на показ мод. Вам даже не зададут ни одного вопроса. Я уже на все вопросы ответил за вас. А вот то, что вы так долго не выходите из машины, может привлечь к вам лишнее внимание, которого вы так боитесь. К тому же у нас через тридцать минут обед. А вам еще надо принять душ, переодеть дорожное платье…

Римма вышла из машины, пошла за Владимиром Львовичем в свой номер. Он поставил в вазу цветы, положил ключи на стол и вышел, оставив ее одну. Но через секунду, постучав в дверь, сообщил, что все вещи в шкафу принадлежат ей, чтобы она не смущалась, а смело выбирала любой наряд.

– Выберите себе что-нибудь. Я вас буду ждать внизу через тридцать минут, – сказал он и исчез.

Римма заглянула в шкаф и замерла. Вещей в этом шкафу было больше, чем в их Северобайкальском магазине.

– Во что я вляпалась? – заплакала Римма, опускаясь на кровать.

Она принялась ругать себя за то, что приехала в этот безумный город, даже не подумав о последствиях такого странного путешествия. Непонятная тоска сдавила ей сердце. Римма сидела перед открытым шкафом, как старуха у разбитого корыта, и не могла унять слез.

– Как, вы еще не одеты? – грянул над ней голос Владимира Львовича.

– Я хочу домой, – подняв на него заплаканные глаза, тихо проговорила она.

– Глупая, трусливая женщина, – присев перед ней на корточки и взяв ее руки в свои, заговорил Владимир Львович. Он говорил спокойно, но очень убедительно. – Ну, куда, куда вы хотите ехать? Что вас ждет там, в вашем доме? Давайте вместе проставим плюсы и минусы, чтобы принять правильное решение. И если плюсов будет больше, то я сразу же отвезу вас в аэропорт. Но, согласитесь, что глупо, проделав такой путь, ехать обратно, даже не взглянув на Москву. Если вы боитесь, меня, то я вам даю честное слово, что не причиню вам никакого вреда. Напротив, я пригласил вас сюда для участия в программе «Ищу тебя». Но, если вам не хочется, то вы можете отказаться от всех моих предложений. Хотите, просто пойдем бродить по Москве, как два заблудившихся путника?

– Вы считаете, что сегодня я могу еще не уезжать? – неуверенно спросила Римма и улыбнулась кончиками губ, желая, чтобы он приказал ей остаться.

Сама она была не в силах принять какое-либо решение. Она была контужена Москвой. Она была очарована этим человеком и ужасно боялась его.

Он поднялся. Решительной походкой подошел к шкафу, достал какой-то костюм и протянул Римме.

– Нет, – запротестовала она. – Мне не нужны чужие вещи.

– Это одежда из магазина. Она вся с этикетками. У нас всего пять минут, советую поторопиться, – сказал он ледяным голосом.

Римма взяла из его рук вешалку с костюмом и скрылась в ванной комнате. Через несколько минут из ванной вышла совершенно другая женщина.

– Вы поступили правильно, надев именно этот костюм. Он вам к лицу. Не хватает разве что одной детали, – сдвинув брови, проговорил он.

– Какой? – испугалась Римма, поправила юбку, прикрыла вырез на груди.

– Позвольте мне все исправить самому? – сказал он. – Закройте глаза. Ничего не бойтесь. Открывайте.

Римма открыла глаза и увидела у себя на груди золотой кулон в виде сердечка, усыпанного бриллиантами.

– Вы должны будете все это забрать. Мне не надо такие дорогие подарки делать, – строго сказала она.

– А с чего вы взяли, что это подарок? – рассердился он в свою очередь. – Эти вещи я взял напрокат. Их нужно будет вернуть в алмазный фонд не позднее двадцати четырех часов.

– Да? – смутилась она. – Но можно же было обойтись и без них…

– Нет. Мне захотелось, чтобы они были! – сказал он, словно капризный ребенок.

К вечеру Римма успокоилась и даже совсем передумала ехать домой. Ее уже не так пугала Москва. Ей было хорошо и спокойно рядом с этим, непонятно откуда взявшимся, человеком. Поэтому, когда он поинтересовался, брать ли ей билеты домой, она испуганно замотала головой.

– Тогда, до завтра, – сказал он и ушел, оставив ее одну.

Римма долго нежилась в ванне, а потом уснула счастливым, безмятежным сном. Но среди ночи она проснулась от какого-то странного волнения. А, когда снова уснула, то услышала голос свекрови, Лидии Михайловны, которая ругала ее за то, что она, бросив дочь, крутит хвостом, став содержанкой богатого мужика. Лидия Михайловна гонялась за Риммой по всей Москве. А где-то совсем рядом выла Зинка: «Где моя мама? Где мама?»

На ступенях перед гостиницей сидел пьяный Сергей и требовал денег на водку. Егор примерял на себя доспехи средневекового рыцаря, стоя перед зеркалом посреди ее номера. А потом в дверь заглянул Владимир Львович и засмеялся, обнажая ряд белых ровных зубов. Все эти картинки сменяли одна другую, смешивались, рассыпались и снова возникали перед Риммой.

Она встала совершенно разбитой. Попыталась разобраться, где – истина, где – ложь. Но ничего не поняв, решила, что надо немедленно уехать. Она несколько раз повторила речь, которую скажет Владимиру Львовичу, когда он придет, но в дверь постучал не он, а его шофер Алёша. Римме пришлось последовать за ним, не проронив ни слова.

Алёша привез ее на телестудию Останкино, где было полно народа. Какой-то человек заставлял всех дружно хлопать. И приставал к Римме, уговаривая ее улыбаться. А она улыбаться не могла, потому что везде ей мерещилась свекровь. Римму так измучили угрызения совести, что, когда ведущая подошла к ней с вопросом, она вскочила и, проговорив: «Я сегодня же вернусь домой. Простите», выбежала из зала.

– Что, уже закончились съемки? – удивился Алёша.

– Нет. Я больше не могу там, – разрыдалась Римма. – У меня было такое чувство, что я в театре, где все, кроме меня знают свои роли. Они их заранее выучили. Выучили… Но играют фальшиво, ничего не зная о горе или зная поверхностно. Ведь, когда человек страдает по-настоящему, он ни за что не захочет выставлять свою боль напоказ. Да и как можно говорить о трагедии, когда глаза смеются? Смеются над всеми нами, надо мной. Как можно так радостно говорить о боли? О, это невыносимо, это просто – ярмарка тщеславия. Увезите меня поскорее, Алёша.

– Ну, не знаю, – попытался возразить ей Алёша. – Может, не все так плохо, как вы говорите? Ведь люди же находят друг друга…

– И вы верите в это? – Алёша остолбенел от холодного тона, которым Римма задала свой вопрос.

– Ну… хотелось бы… как бы поверить… – сказал он растерянно.

– Как бы хотелось поверить, – передразнила его Римма. – Как бы! Магическое слово, в котором заключен особый смысл. Вся ваша жизнь пропитана этими как бы, а значит все вы лживые эгоисты, как бы любящие, как бы сострадающие, как бы верящие, как бы понимающие, как бы живущие, как бы знающие, как бы чувствующие… А на самом деле, всем вам глубоко безразлично, что происходит с теми, кому по-настоящему плохо. Здесь, в Москве, из всего делают шоу. Чем страшнее история, тем лучше. Мне тяжело в Москве. Я хочу домой, где совершенно другие люди, совершенно другие отношения. Если тебя любят, то без всяких как бы. А, уж если презирают, то ноги уноси. Никто не станет лицемерить за твоей спиной, все тебе в глаза выскажут… Алёша, милый, поговорите с Владимиром Львовичем. Я задыхаюсь здесь от людей, от машин, от того зла, которое нависло черным смогом над всеми вами, над этим городом. Вы привыкли так жить, поэтому не замечаете ничего. А я, как растение, которое насильно пересадили в другую, совершенно не подходящую для жизни, почву. Я не могу здесь. Мне здесь страшно. Страшно от того, что люди похожи на роботов, что никто не улыбается. Все куда-то бегут, одержимые своими мыслями, идеями, желаниями. Такое броуновское движение. Столкнулись, разлетелись в разные стороны, даже не извинившись за причиненные неудобства. Нет, я не могу больше все это выносить, Алёша!

– Хорошо, я попробую что-то для вас сделать, – пообещал Алёша и отвез ее в гостиницу.

Римма лежала, накрывшись с головой одеялом. Так ей казалось, что она сбежала от Москвы. Она пыталась думать о чем-то хорошем. Иногда она забывалась, проваливалась в сон. Видела Егора, одетого в странные доспехи. Но заговорить с ним ей не удавалось. Егор куда-то исчезал, а вместо него неизменно возникала свекровь Лидия Михайловна с угрозами и упреками в ее адрес. Поэтому, когда в дверь постучали, Римма радостно выбралась из-под одеяла.

– Римма Эдуардовна, – весело сообщил Алёша. – Собирайтесь, я вас в аэропорт провожу.

Римма быстро собрала свои вещи и спустилась вниз.

– Ура! Лечу домой, – проговорила она, усевшись на заднее сидение.

Аэропорт показался Римме другим. Она испуганно схватила Алёшу за руку и спросила:

– Мы точно приехали туда, куда надо?

– Конечно. Не волнуйтесь. У нас в Москве семь аэропортов, – засмеялся Алёша.

– Вот как! – улыбнулась Римма. Но в душе не было никакого спокойствия. Римма попыталась объяснить свое волнение отсутствием Владимира Львовича.

– Шеф просил его простить, – словно угадав мысли Риммы, сказал Алёша. – Он выехал на совещание в другой город, поэтому не сможет вас проводить сам. Он огорчился из-за вашей поспешности, но решил вам не препятствовать. Владимир Львович – человек слова…

– Мы не опоздаем? – прервала его Римма, поняв, что краснеет.

– Нет, – успокоил ее Алёша. – Вы летите через VIP зал, поэтому вас проводят прямо на самолет.

Римма подозрительно посмотрела на Алешу, но не стала спрашивать, что значит это непонятное слово VIP.

– Ой, совсем забыл, – улыбнулся Алёша, протягивая ей синюю бархатную коробочку, перевязанную золотой лентой. – Это вам от Владимира Львовича.

– Что это? – испуганно спросила Римма и сделала шаг назад.

– Вы похожи на Маугли, который попал к людям из диких джунглей, – рассмеялся Алёша. – Неужели вам никогда не дарили подарков?

– Дарили, – ответила Римма и сунула коробочку в карман.

– Шефу что-нибудь передать? – спросил Алёша.

– Да, передайте… – смутилась. – Скажите Владимиру Львовичу большое спасибо за все…

Римма протянула Алёше свою прохладную руку и пошла к выходу следом за дежурной. Девушка проводила ее прямо в самолет. Римма удобно устроилась в кресле и, закрыв глаза, погрузилась в сон. Ей снилось голубое небо, белые облака, по которым она бежала куда-то не туда. Поэтому, когда она услышала информационное сообщение бортпроводников, то подскочила со своего места и рванулась к выходу.

– Выпустите меня. Я не туда попала, – закричала она. – Мне нужно в Иркутск или Братск, а этот самолет летит к Санта Клаусу.

– Успокойтесь, пожалуйста, – очень мягко проговорила худенькая стюардесса, закрывая собой дверной проем. – Наш самолет уже в воздухе. Если сейчас мы откроем двери, то все погибнем. А в самолете триста человек. Есть дети и две беременные женщины.

Римма медленно пошла на свое место. Коренастый бортпроводник, присев перед Риммой на корточки, внимательно изучил ее документы, а потом вежливо пояснил:

– Вы, уважаемая Римма Эдуардовна, летите именно туда, куда у вас выписан билет. А выписан он именно в город Санта Круз. Это ваша первая поездка за рубеж?

– Ку-ку-ку-ку-да?

– Понятно, – улыбнулся молодой человек. – Вам срочно надо выпить пятьдесят граммов коньяка. Уснете спокойно, а проснетесь уже на Канарах.

– Г-г-г-г-де? – Римма чуть не упала в обморок.

– Пейте и ни о чем не думайте, – сказал бортпроводник, протянув ей коньяк. Римма быстро выпила и закрыла глаза. – Вот это вы правильно сделали. Спите, и ни о чем не думайте.

Римма проспала весь полет. А когда самолет произвел посадку, и все пассажиры отправились в зал ожидания, Римма не двинулась с места.

– Мы уже прилетели, Римма Эдуардовна, – чуть тронув ее за плечо, проговорил бортпроводник, который угощал ее коньяком.

– Я никуда не пойду, – прижав к груди сумку, сказала Римма. – Мне нужно в Братск или Иркутск.

– Так вам как раз надо поторопиться, – улыбнулся молодой человек, видя удивленные глаза Риммы. – Именно здесь происходит пересадка на рейсы до Иркутска! Спускайтесь вниз по трапу и идите вместе со всеми пассажирами. Они все летят в Иркутск. Поторопитесь, в другом самолете количество мест ограничено.

– Ой… – Римма рванулась к выходу. И уже в дверях прокричала. – Спасибо.

– Ну, что, уговорил мадаму? – поинтересовалась худенькая бортпроводница.

– Разумеется. Ты же знаешь, что я любого уговорю. А тетеньку жалко. Первый раз за бугор выбралась, и сразу же от счастья крыша поехала. Человек летит на Канарские острова, чтобы сделать пересадку до Иркутска. Потрясающая темнота. Такое чувство, что уроков географии тетя никогда не посещала. А, может, она и не знает, что наука география существует? – бортпроводник почесал затылок.

– Ладно, не издевайся над тетей. Тебя ее темнота должна радовать, – строго сказала девушка. – Вот что бы ты стал делать, если бы она была профессором географии?

– Я бы сказал, что жители Канарских островов проводят специальный показ, чтобы привлечь туристов. И каждый сотый пассажир получает почетное право прожить на Канарах неделю совершенно бесплатно! – выпалил он.

– Браво! – стюардесса рассмеялась. – Тебе нужно грамоту за находчивость выписать.

– Надеюсь, ты от своих слов не откажешься, когда мы в гостиницу приедем… – он взял ее под локоток.

– Не откажусь, – чмокнув его в щеку, сказала она…

Римма сбежала по трапу вниз, чтобы догнать пассажиров. Основная масса людей ушла уже достаточно далеко. Только один мужчина не торопился, а шел очень медленно, словно поджидал кого-то.

– Послушайте! – крикнула Римма, не зная, как лучше обратиться к незнакомцу.

Человек остановился и повернулся к ней. Римма остолбенела, узнав в нем Владимира Львовича. Несколько мгновений они молча стояли друг напротив друга. Переборов смущение, Римма рванулась к нему и, бросившись на шею, расцеловала.

– Я же говорил, что поцелуи будут потом, – улыбнулся он.

– Как же я рада вас видеть! – затараторила Римма. – Представляете, я умудрилась потеряться! Попала на какие-то острова в океане, вместо того, чтобы попасть домой… Пойдемте скорее. Вы мне расскажете, как сделать пересадку на Иркутск.

– Боюсь, что отсюда нет прямого рейса до Иркутска.

– Как это нет? А куда же тогда, по-вашему, отправляются все эти люди? – Владимир Львович пожал плечами. – Меня уверили, что они все летят в Иркутск. И, если мы не поторопимся, то останемся без мест.

– Неужели? – Владимир Львович изобразил испуг. – Тогда нам точно следует поторопиться…

 

– 13 —

Саша легко работал веслами. Катя сидела напротив и улыбалась. Ее необыкновенно черные волосы сверкали на солнце, а веночек из белых ромашек был похож на хрустальную корону.

– Мне так весело с вами. Мне так любопытно наблюдать за вами. Вы такой непредсказуемый, – звенел колокольчиком Катин голосок.

– А мне было бы очень весело, если бы я знал ответы на свои вопросы. Почему я здесь? Почему меня не отпускают? Где мои друзья? Хотя, признаюсь честно, рядом с вами, Катенька, мне очень приятно и совсем не скучно. И мое вынужденное заточение не кажется таким уж неприятным, когда вы рядом. А вот, когда вас нет… тоска смертная…

– Спасибо, – она улыбнулась. – Что скажите, если я попрошу вас спеть?

– Я выдвину вам свое условие, – Саша перестал грести и пристально посмотрел на Катю. – Вы отвечаете на мой вопрос, а я тогда пою все, что вы попросите.

– О… это так сложно обещать, – опустив глаза, проговорила она. – Вы же сами видите, что здесь все не так, как в вашем мире.

– Тогда я петь не буду, – сказал Саша и с силой опустил весло в воду.

Фонтан брызг облил Катю с ног до головы, а она даже не шелохнулась. Саше показалось, что в лодке сидит фарфоровая кукла, а не настоящая девушка. Саша еще раз ударил веслом по воде. Катя не шевелилась.

– Ка-тя, – позвал Саша шепотом. Она никак не отреагировала. – Так, значит перед нами только телесная оболочка. Сама же Катрина отчитывается перед Ротобергом о проделанной работе. Перфектаменто!

– Что? – встрепенулась девушка. – Ой, почему это я вся мокрая? Неужели был дождь?

– Нет. Это я вас облил водой, – сказал он сухо.

– Зачем? – удивилась она.

– Чтобы разбудить. Вы спали с открытыми глазами. Или навещали Ротоберга? – Саша подался вперед.

– Я? Я…заснула, – отшатнувшись от него, проговорила она.

– А вот и нет. Хватит мне врать, – разозлился Саша. – Если вы не хотите или не можете мне отвечать, то скажите об этом прямо.

– Я скажу вам… Я отвечу на ваш вопрос, когда будет удобный момент. Обещаю. Только, пожалуйста, не злитесь. Зло придает ему силы, – быстро прошептала Катя. А потом, подняв голову вверх, воскликнула. – Смотрите, какой красивый воздушный змей в небе!

Саша поднял голову и замер. В небе извивался гигантский змей, опоясанный ослепительно желтыми и красными лентами. Он то завивался спиралью, то, переворачивался, делая выпады вперед своей огромной головой, будто сражался с кем-то невидимым. Потом змей превратился в стрелу и исчез за горизонтом.

– Что это было? – спросил Саша.

– Северное сияние, – ответила Катя бесцветным голосом. У Саши возникло впечатление, что ей этот змей уже наскучил.

– И часто змей здесь сражается? – спросил Саша, наблюдая за Катей.

– Частенько, – она зевнула, прикрыла ладошкой рот. – Извините…

– Я так понимаю, что пора на берег, да?

– Да. Вода меня убаюкивает, – призналась Катя, с трудом подавив очередной зевок. – Я больше люблю летать. Хотите, полетаем?

– «Рожденный ползать летать не может». У меня крыльев нет. Не выросли еще пока, – усмехнулся Саша.

– Вам и не нужны физические крылья. Достаточно, чтобы у вас была крылатой душа, – пояснила Катя. Она подняла руки вверх и пропела:

– Бросайте весла! Почувствуйте ветер. Дышите глубоко. Отведите руки слегка назад. Ни о чем не думайте. Ничего не бойтесь. Пусть вас манит высота. Стремитесь вверх, туда, где кувыркался огненный змей. Вот сейчас будет сильный воздушный поток! И…

Саша почувствовал, как лодка ушла у него из-под ног. Поток ветра подхватил его, точно сухой листочек, и понес вверх, то подбрасывая, то заставляя кувыркаться вверх ногами. Катин смех звенел колокольчиком то тут, то там. Саше же было совсем не до смеха. Он пытался сообразить, где небо, где земля. А ветер кружил его и нес в неизвестность. Саша чувствовал себя оторвавшимся от ветки листочком. Листочком, который радуется тому, что научился летать, что сумел оторваться от дерева, неподвижно стоящего на одном месте. Неожиданно для самого себя Саша понял, что люди тоже стараются оторваться, улететь, убежать как можно дальше, чтобы почувствовать свою самостоятельность, свою значимость и обрести свободу. Но, в конечном итоге, все они барахтаются вверх тормашками, как листья, сорванные ветром, и не могут найти спасения, не знают, где земля, где небо…

Когда они приземлились Саша признался с долей грусти:

– Я кое-что понял, Катя… Я понял, почему мы сюда попали, – Катины глаза сделались совсем темными. – Нам хотелось свободы. Нам хотелось показать свою силу, храбрость, независимость. Мы думали, что знаем все, что можем все. Но… мы, к сожалению, очень сильно заблуждались. Наш юношеский максимализм не имеет ничего общего с настоящей жизнью, с испытаниями, к которым мы еще не готовы… Вот и получается, что все, произошедшее с нами, – это расплата. Плата за наше заблуждение… Но… Возникает вопрос: не слишком ли это дорогая цена? Ведь мы платим своей жизнью! Жизнью!!!

– Не кажется ли вам, молодой человек, что за все ошибки, которые совершает человечество, пока еще нет другой платы, да и вряд ли она когда-нибудь появится? – загремел голос Ротоберга.

Саша увидел, как этот ненавистный ему гигант спускается по огромной лестнице откуда-то с неба. За Ротобергом семенила Аделаида, подавая какие-то знаки. Катя побледнела и замерла в странной позе.

– Возможно, вы правы, – ответил Саша. – Но я еще слишком молод, чтобы дать утвердительный ответ на ваш вопрос. Отпустите меня, чтобы я смог…

– Чтобы вы окунулись во вселенское зло с головой? – расхохотался Ротоберг. – Нет, нет, нет и нет… Вы нужны нам юным человеком, не испорченным ложной философией свободы, равенства и братства. Ваша честность и чистота заслуживают похвалы. Поэтому-то мы и спасаем вас от зла!

– Вы меня спасаете от зла? – задохнулся от возмущения Саша. – Да кто вас просит это делать? По какому праву вы распоряжаетесь моей жизнью?

– Вы нам дали это право, попросив нас о помощи, – улыбнулась Аделаида, высовываясь из-за плеча Ротоберга.

– Я? Когда? – заорал Саша.

– Когда были на реке, – ответила Аделаида.

– Нет… нет, нет, мы не просили вас нам помогать. Мы попали в мертвую зону… Мы…

– Мы все про вас знаем, успокойтесь, юноша, – перебил его Ротоберг. – Смотрите, что могло бы с вами произойти, если бы мы не вмешались и не защитили вас.

Ротоберг трижды хлопнул в ладоши, и на горизонте, как на большом экране, возникло четкое изображение Шальной реки, посреди которой сидели в лодке три человека. Саша увидел себя, потирающим виски. Смущенно улыбающегося Егора. Андрея, яростно колотящего по воде веслом. У Саши заныло сердце от тоски по друзьям. Но он постарался никак не выдать своего состояния, только чуть сильнее стиснул зубы и стал более пристально всматриваться во все мелочи. Вот ребята дружно взялись за весла, чтобы преодолеть последний порог. Но через несколько минут лодку начало швырять из стороны в сторону. Ребята ничего не могли поделать, лодку несло прямо на огромный камень, торчащий из воды. Столкновение было неизбежным. Лодка с силой ударилась о камень. Ребят выбросило за борт и начало бросать из стороны в сторону, как щепки. Саша увидел, как первым утонул Андрей, не сумев выплыть из водоворота, в который его затянуло. Как Егор долго сопротивлялся стремительному потоку реки, цеплялся за обломки деревьев, но выплыть не смог, ушел под воду. Саша увидел себя, лежащим на огромном камне, о который ударилась лодка. Голова его была разбита, из раны струилась алая кровь. Сашин двойник пошевелился и соскользнул с камня в темную водяную пучину, чтобы уже не выплыть никогда.

– Все видели? – спросил Ротоберг и щелкнул пальцами. На горизонте снова засверкал океан.

– Да-а-а, – прошептал Саша, прижав ладони к глазам. По щекам текли горячие слезы, которые Саша не хотел никому показывать.

– Вот теперь решайте сами, правильно мы поступили или нет, сохранив вам жизнь, – сказал Ротоберг.

– Значит, нас все считают погибшими? – спросил Саша, не убирая рук от лица.

– Нет. Вы пропали без вести. Ваши тела не нашли, – ответила Аделаида.

– Это что-то меняет? – спросил Саша.

– В сущности, нет. Вы отсутствуете уже около двух лет, поэтому всяческие поиски прекращены, – потирая руки, ответил Ротоберг. – Скоро вас совсем забудут…

– Нет, я не верю, что мама с папой забудут обо мне! – крикнул Саша.

– Правильно. Я бы на вашем месте тоже не верил. Хотите знать, что сделал бы я? – он прищурился и, не дожидаясь ответа, быстро проговорил, словно выстрелил. – Я бы проверил, так ли это!

– Я бы тоже не отказался проверить. Но у меня нет такой возможности, я ведь не всемогущий Ротоберг, – парировал Саша с долей ненависти.

– Да, вы не Ротоберг Анжелович, – развеселился гигант. – Но, несмотря на это, у вас есть возможность узнать все, что вас интересует. Вы ведь совсем рядом со своими близкими.

– Почему же тогда я их не вижу? – спросил Саша.

– Потому что плохо желаете их увидеть, – шепнул Ротоберг и тронул застывшую Екатерину. Девушка зазвенела, как фарфоровый колокольчик, очнулась. – Катрина, можешь объяснить ему, как повидать маму.

Катя поцеловала протянутую руку гиганта, повернулась к Саше…

 

– 14 —

Андрей проводил маму до работы и пошел домой. Но на его пути возникла Лиза. Она поманила Андрея за собой. Андрей побежал на ее зов. А она дразнила его, смеялась, убегая все дальше и дальше. Возле реки она остановилась, сбросила платье и нырнула в воду. Уже из воды она помахала ему рукой и крикнула:

– Ничего не бойся. Иди сюда, князь Андрей!

– Лизавета, ты ли это? Это ты, моя краса! Изумрудами сверкают Твои зеленые глаза. А огонь волос пылает так, Не спутаешь ни с кем. Оставайся, дорогая, Здесь со мною насовсем!

– прокричал Андрей и нырнул.

– Догоняй! – звала его Лиза, барахтаясь в воде. – Плыви, не бойся…

Андрей греб изо всех сил, но никак не мог догнать Лизавету. Она ныряла и плавала как рыба, появляясь то там, то тут. Андрей решил, что Лиза – золотая рыбка, которая непременно исполнит три его заветные желания. Исполнит, когда он ее поймает. Но Лиза неожиданно исчезла под водой, а вместо нее на поверхность вынырнул гигантский кальмар. Он набросился на Андрея и, скрутив его по рукам и ногам, утащил в пучину. Андрей ничего не успел предпринять. Он с болью подумал о маме, о маленькой Дашке, о том, что не простил отца…

– Все кончено, – сам себе сказал Андрей. Но кальмар вдруг разжал свои щупальца и выбросил Андрея на берег.

Андрей чувствовал под собой твердую почву, но решил пока не вставать. Он боялся увидеть ужасающие картины ада, которые, по его мнению, должны появляться перед утопленниками.

– Долго ты еще будешь здесь валяться? – услышал Андрей знакомый голос и открыл глаза. Прямо перед ним стояла Лиза. Солнце просвечивало через ее огненно-рыжие волосы, делало ее похожей на бронзовую статуэтку. Андрей зажмурился, не поверив, что перед ним настоящая девушка.

– Андрей! Хватит валяться, вставай! – приказала она.

– Лизавета, ты ли это? – прошептал он.

– Да, я это, я! Вставай уже, – засмеялась она. – Ну, что, князь Андрей, не смог от меня убежать? Бросился в Шальную реку, чтобы опять вернуться туда, откуда хотел убежать.

– Да, да, все именно так, – сказал он, глядя ей в глаза. – Я безумно тосковал по тебе, Лиза. Меня терзала такая тоска, что хотелось выть… Почему меня съедала такая тоска?

– Потому что я водяная ведьма! Я королева русалок! – медленно, выговаривая каждое слово, произнесла Лиза, а в глазах запрыгали озорные огоньки. – Я наложила на тебя заклятье, чтобы ты тосковал по моим глазам, рукам, голосу. Чтобы ты никогда не забыл пожар моих волос. Чтобы никто не смог потушить этот пожар!

– Если ты русалка, то я согласен быть русалом, ой нет, водяным. Мне все равно, кем я буду, главное, что я буду рядом с тобой. Ты снимешь с меня свое заклятье? Ты поможешь мне избавиться от тоски?

– Если ты добровольно решил остаться со мной, то я тебе помогу, – сказала Лиза, став неожиданно серьезной.

– Да! Я добровольно решил с тобой остаться, Лиза, – ответил Андрей и хотел поцеловать ее.

Но она отстранила его властным жестом, спросила:

– Что ты будешь делать, если я заставлю тебя быть моим слугой?

– Заставишь, буду, – низко склонив голову, тихо произнес Андрей.

И сразу же вспомнил отца, который пытался объяснить ему женское коварство, пытался предостеречь от необдуманных поступков. Андрей не захотел его слушать. Озлобившись на весь белый свет, он прогнал отца, сказав ему какую-то дерзость. И вот теперь он сам должен стать рабом взбалмошной красавицы.

– Ты думаешь об отце? – спросила Лиза. Андрей кивнул. – Ты должен попросить у него прощения. Ты должен выслушать его.

– Но, разве это возможно? – он вздохнул.

– Возможно, – сказала она. – Сегодня ночью я отведу тебя к нему. А пока, побежим в укрытие, сейчас начнется гроза.

Лиза схватила недоумевающего Андрея за руку и потащила за собой. Едва они спрятались в небольшом деревянном домике, как грянул гром, сверкнула молния, и с неба на землю посыпались рыбы. Рыбешки разного размера падали из темного облака и через некоторое время исчезали, как вода, которая просачивается в землю.

– Чудеса, рыбный дождик! – проговорил Андрей, наблюдая за удивительным явлением.

– Ничего чудесного, – фыркнула Лиза. – Просто рыбаки вздумали сети сушить. Надоели со своей рыбой. Запах потом мерзкий… фу…

– Здесь, в ваших краях, все по-другому… А такие рыбные грозы часто бывают? – поинтересовался Саша.

– Часто, – она зажала нос. – Мне больше нравятся другие дожди. Они идут тогда, когда ангелы расчесывают свои волосы, и с неба на землю падают золотые нити. Это так красиво! От золотого дождя можно не прятаться. Если бы ты знал, как приятно стоять под таким дождем и чувствовать себя золотой королевой. А, попав под рыбный дождь, кем бы мы себя почувствовали? – поморщилась. – Хорошо, что он закончился. Идем…

Они вышли из домика и зашагали вперед, взявшись за руки.

 

– 15 —

Когда Виктору сообщили, что Андрей утонул, а Тамару увезли в больницу, он пошатнулся, сел на табурет и замер. В доме появлялись и исчезали какие-то люди. Кто-то забрал Дашу. Кто-то собирал вещи для Тамары. Виктор не реагировал ни на что. Он сидел, вжав голову в плечи, и смотрел в одну точку. Когда суета утихла, и Виктор остался один, тогда он позволил себе разрыдаться. Он плакал, не стыдясь своих слез. Плакал, как когда-то в детстве, когда погиб отец. Тогда он стоял у гроба, колотил кулаками по красной ткани и плакал, плакал, не обращая ни на кого внимания. Он не мог понять, почему отец ушел, бросив их с мамой одних. Почему он ушел именно тогда, когда был нужен им больше всего на свете?

– Как ты мог так с нами поступить? – кричал мальчик Витя, стоя у гроба отца, еще не понимая тогда, что мы не властны над днем смерти. Что этот день приходит внезапно, неожиданно, не дав нам возможности оправдаться, исправиться, попросить прощения…

Вот и сейчас Виктор чувствовал себя виноватым во всем, что произошло. Ведь это он не смог достучаться до сына. Он не сумел остановить, удержать, уберечь его от неверных поступков, от скоропалительных решений, от злости и отчаяния. Он винил себя в жестокости по отношению к Тамаре. Он, наконец-то, понял, что является эгоистом, ставящим свое «Я» превыше всего. А за гордыню и эгоизм рано или поздно приходится расплачиваться. Но ни одна сиюминутная радость нашего бытия не стоит того, чтобы за нее платили жизнью родные люди. За грехи отцов расплачиваются дети. Они несут крест проклятия на своих плечах, умирают, чтобы показать родителям путь к прозрению и спасению…

– Отец, – услышал Виктор голос Андрея и похолодел. – Не бойся. Я пришел сказать, что прощаю тебя. Прощаю… У тебя есть мама и Даша, ты им нужен. Сделай так, чтобы им было хорошо с тобой. Будь человеком, а не трусом и подлецом, каким ты был…

– Где ты, сынок? – Виктор оглянулся по сторонам, но никого не увидел.

– Не ищи меня, отец, – ответил Андрей. – Ты никогда не сможешь меня больше увидеть. Знай, что я жив и здоров. Со мной все хорошо. Просто из нашего параллельного мира нет возможности вернуться в ваш реальный мир, полный злобы, зависти, эгоизма… Прощай, папка… Береги маму. И, главное, не думай о смерти. Мы не имеем права сами себя лишать жизни. Запомни это, па-па. Па-поч-ка-а-а! – порыв ветра растрепал его волосы. – Прощай…

Виктор вздрогнул от того, что кто-то тронул его за плечо.

– Витюша, ты с кем это разговариваешь? – спросила сердобольная соседка, пришедшая узнать, не нужна ли ему помощь.

– Разговариваю? – он нахмурился.

– Да, Витюша, сидишь и громко разговариваешь, – ответила она.

– Это я мысли в кучу собираю, теть Маш, – соврал Виктор.

– Мысли? – хитро прищурилась женщина и погрозила ему пальцем. – Смотри мне. Я Дарью у себя спать положила, не волнуйся. Сам тоже ложись. А утром Тамарочку навестишь, понял. Все, я пошла, а то уже первый час ночи.

– Это я сколько же просидел истуканом? – воскликнул он. – Долго, голубь, долго. Иди спать ложись. Я утром разбужу тебя. Тетя Маша ушла, а Виктор заглянул во все комнаты в поисках сына, но дом был пустым. Только в кухонном окне блестел странный отсвет. Да где-то звенело эхо:

Па-па-па-па! Па-поч-ка…

Тамара открыла глаза, увидела чужой потолок, зажмурилась, решив, что еще не проснулась. Полежала немного потихоньку, приоткрыла веки и еще раз посмотрела вокруг. Все было чужим. По запаху лекарств Тамара поняла, что находится в больничной палате. Она медленно опустила ноги на пол. Посидела так с минуту, прислушиваясь к посапыванию соседок по палате, а потом тихонько пошла к двери.

– Что? Что стряслось? – вскрикнула проснувшаяся санитарка.

– Ни-ни, ничего, – приложив палец к губам, ответила Тамара.

– Ну, и спала бы, раз ничего не произошло, – зевнула санитарка. – Первый час ночи, иди в свою палату. Нечего гулять по коридорам.

– Почему я здесь? – спросила Тамара, совсем не обижаясь на заспанную женщину.

– Как фамилия? – Тамара сказала. Санитарка послюнявила палец, перелистнула несколько страниц и радостно сообщила. – Так ты ж топиться надумала, но тебя вовремя выловили и к нам в психиатрическое отделение привезли. Вот, поняла, утопленница. Иди спать.

– Подождите, а здесь психи лежат? – поинтересовалась Тамара.

– Ага, психи вроде тебя. Сама себя психом считаешь, значит, все вокруг психи. А, если ты нормальная, то значит и все остальные тоже в норме. Вот такая арифметика.

– Спасибо, – грустно сказала Тамара и поплелась в палату.

Ей захотелось нырнуть с головой под одеяло, чтобы согреться, потому что во время разговора она стояла на кафельном полу босыми ногами. А еще, прячась с головой под одеялом, Тамара обретала некое подобие спокойствия. Под одеялом был ее мир, спрятанный от посторонних глаз. Тамара открыла дверь в палату и замерла, увидев человека, сидящего на ее кровати. Он был явно посторонним, потому что все остальные кровати были заняты.

– Может, это псих, который перепутал палаты? – мелькнуло в голове у Тамары. – Но почему он выбрал именно мою кровать? – Тамара глубоко вздохнула и сделала шаг вперед. Фигура зашевелилась, поднялась с ее кровати и поплыла к окну.

– Куда вы? – шепнула Тамара.

Фигура никак не отреагировала. Она замерла на подоконнике, а потом растворилась в темноте окна.

Тамара подбежала к окну, чтобы увидеть, что же произошло с этим странным человеком, явившимся ей. Но за окном было так темно, что Тамара не смогла ничего рассмотреть. Тогда она легко вскочила на подоконник, распахнула окно. И уже хотела лететь туда вниз, чтобы догнать странного посетителя. Но где-то совсем рядом зловеще ухнул филин, грозно залаяли собаки. Тамара вздрогнула и, захлопнув окно, спрыгнула на пол. Она нырнула под одеяло и подумала:

– Как там мой Андрей? Хорошо ли ему с рыжеволосой красавицей? Правильно ли я поступила, отпустив его?

– Да-да-да, – зазвенел где-то далеко колокольчик. Тамара облегченно вздохнула и провалилась в глубокий безмятежный сон…

Утром Виктор уговорил врачей отпустить Тамару домой. Он пообещал, что при любом намеке на проявление неадекватных действий, он немедленно поставит их в известность. Свои слова он подкрепил распиской и несколькими купюрами достоинством в пятьсот рублей.

– Как ты, Томка, гномик мой? – спросил он жену, когда они вышли на улицу.

– Даже не знаю, что тебе ответить, – она вздохнула. – Не знаю…

– Тогда я начну первым, – Виктор остановился, несколько раз кашлянул и сказал, глядя Тамаре в глаза. – Я вчера хотел повеситься. – Тамара испуганно прижала к губам кулачок. – Не пугайся. Я больше о самоубийстве думать не буду. Меня вразумил Андрюшка наш.

– Андрей? Ты видел Андрея? – Виктор кивнул. Тамара поцеловала его и крикнула: – Ура! Андрейка жив, жив! Не обманула меня Матрена. Ах, как я рада, что он жив.

– Тома, я ничего не понимаю. Не пугай меня, пожалуйста. А то я подумаю, что зря забрал тебя домой, – проговорил Виктор растерянно.

– Со мной все в порядке. Я тебе потом все объясню, не волнуйся, – поспешила успокоить его Тамара.

– Хорошо, хорошо, – согласился Виктор. – Тем более, что Андрюша велел вас с Дашей беречь. А потом он назвал меня папочкой, как в детстве. Помнишь, когда мы были самыми счастливыми, когда любили друг друга до дрожи?

Виктор обнял Тамару. Она прижалась к нему всем телом и расплакалась, как маленькая девочка. Виктор гладил ее по голове, нежно целовал мокрые щеки, бережно собирая каждую слезинку.

– Люблю, люблю, не плачь…

 

– 16 —

Егор пробыл в доме Пако неделю. Каждое утро приезжала Анжелина, чтобы сделать ему укол. Но Егор от уколов категорически отказывался. Он усаживал девушку за стол, поил ее кофе, читал ей стихи Пушкина.

– Чудесные стихи! – восхищалась Анжелина. – Откуда вы знаете эти стихи?

– О, наш род Кастелани очень древний, – развалившись в кресле, отвечал ей Егор. – Мой пра-пра-прадед был лично знаком с великим русским поэтом Александром Пушкиным. И когда он бывал в далекой России, то непременно заглядывал к нему в гости. Однажды Пушкин подарил ему вот эту книгу. Он протянул ей увесистую книгу в дорогом кожаном переплете, украшенном драгоценными камнями.

– А вы были в России? – перелистывая пожелтевшие страницы старинной книги, поинтересовалась Анжелина.

– Пока нет. Но я непременно побываю в…

– Си-би-ри, где много диких медведей и сильные морозы, – закончила за него Анжелина.

– Да, но сейчас я про Сибирь не думал, – растерянно проговорил Егор.

– Ой, простите. Вы в больнице часто вспоминали Сибирь, поэтому я решила, что это ваша заветная мечта, – она поднялась и, повернувшись вокруг себя, сказала. – Пора. Мне надо работать. Вы совершенно здоровы, Егор. А меня ждут больные, которым я больше нужна, чем вам.

– Почему вы решили, что нужны им больше, чем мне? – спросил он. Анжелина пожала плечами. – Ах, не уходите, милая, побудьте со мной еще немного, – попросил Егор, прижав ее руку к губам.

– Нет, простите, я и так пробыла у вас на десять минут дольше, чем позволено, – сказала она. – Это непростительная оплошность с моей стороны. Прощайте, Егор.

– Можно, я вас навешу в клинике?

– Если сочтете нужным, – улыбнулась она и, помахав рукой, прибавила. – Если… ¡Adiós, Egor!

Анжелина побежала вниз по массивной лестнице. Егор стоял в дверном проеме и слушал, как стучат ее каблучки. А потом вышел на балкон и громко продекламировал стихи Пушкина, заменяя имя Алина на Анжелину.

«Анжелина, сжальтесь надо мною. Не смею требовать любви. Быть может, за грехи мои Мой ангел, я любви не стою? Но притворитесь, этот взгляд Все может выразить так чудно. Ах, обмануть меня не трудно, Я сам обманываться рад».

Егор смотрел на маленькое белое облачко, которое медленно приближалось к нему. И вот уже не облако, а девичье личико с голубыми глазами, алыми губами, обрамленное золотыми кудряшками, весело улыбается Егору.

– По-ли-на? – шепнул он.

– Ан-же-ли-на? – отозвалось эхо.

– Али-на? Ли-на-ли-на-ли-ли-ли… – весело засвистел ветерок.

– Облако какое необыкновенное, да, сын! – обняв Егора за плечи, проговорил Пако. – Очень похоже это облако на юную особу, которая делает тебе уколы. Милая девушка. Она тебе нравится?

– Не знаю. Еще не понял. Иногда я очарован ею. А потом мне кажется, что я давно влюблен в совершенно другую девушку. Причем ту другую я видел где-то, но не помню где. Ее образ нельзя удалить из памяти ничем. Он всплывает сам собой безо всякой причины, безо всякого моего на то желания… – покачал головой. – У тебя такое бывает, отец?

– Да, и очень часто. Мы все Кастелани очень влюбчивые. Когда я ухаживал за твоей матерью, то считал ее непревзойденной красавицей. Потом в моей жизни были встречи с другими красавицами. Но женой моей стала твоя мать. Наши семьи породнились, это увеличило капитал семьи Кастелани вдвое. Когда тебе исполнится двадцать лет, ты унаследуешь все, что есть у нас.

– Меня это совсем не радует, – грустно сказал Егор. – Я ужасно тоскую по маме. Мне кажется, что я начал забывать ее лицо.

– О, мадонна, еще бы тебе не забыть! Тебе было всего десять лет, когда ангелы забрали твою мать. Пойдем, я покажу тебе что-то, – он крепко сжал руку Егора и повел за собой.

– Входи в мой кабинет, сынок, – сказал Пако, распахнув массивную дверь.

– Но, ты же запретил нам заходить сюда, – Егор замер на пороге.

– О, мадонна! Если я зову, то следует забыть про прошлые запреты. Ты вырос, мой сын. Теперь тебе можно многое, на что раньше было наложено вето, – воскликнул Пако, подтолкнув его в спину.

Егор перешагнул через порог. Все стены в кабинете были заставлены массивными книжными шкафами. Книг было больше, чем в любой библиотеке. Маленький письменный стол и два кресла казались здесь совсем лишними, поставленными для отвода глаз. Пако подошел к одной из книжных полок, отодвинул какую-то книгу. Послышался легкий щелчок. Книжный шкаф отъехал в сторону, открывая потайной ход.

– Вперед, доблестный желтый рыцарь! – сказал Пако, поднимая вверх правую руку.

Егор шагнул в темный коридор.

– Через три шага будет выключатель, – пояснил Пако.

Когда в коридоре загорелся свет, Егор увидел впереди медную дверь с фамильным гербом.

– Береги голову, притолока очень низкая, – предупредил Пако.

Егор толкнул дверь и, пригнувшись, вошел в очень светлую, просторную комнату. Огромные окна от пола до потолка блестели прозрачностью стекол. Егор подошел к окну и увидел, что они находятся очень высоко на скале, далеко выдающейся в океан.

– Если хочешь, можно выйти на балкон, – сказал Пако, нажимая рычаг в стене. Стеклянные половинки дверей медленно разъехались в разные стороны. Егор шагнул наружу на маленькую площадку, которая со всех сторон была огорожена металлическим заборчиком для безопасности. Внизу была отвесная скала, о которую с ревом ударялись океанские волны.

– Я люблю приходить сюда ночью, когда звезды похожи на большие горошины, а океан напоминает разъяренного гиганта. Лунная дорожка убегает вдаль серебряной лентой, манит в неизвестность, в другой сверхфизический мир, – задумчиво проговорил Пако. – Днем здесь все совсем не так. Все объяснимо… А ночь дает возможность почувствовать себя маленькой песчинкой в огромном вселенском масштабе… Понять, как ничтожны мы со всеми своими страстями, желаниями, переживаниями и мечтами… Ты что чувствуешь, Егор?

– У меня вдруг возникло непреодолимое желание, набрать побольше воздуха и броситься вниз с этого утеса, – перегнувшись через перила, признался Егор.

– Не советую тебе этого делать, – отстранив его от поручня, строго сказал Пако. – Внизу очень острые скалы. Пойдем, я покажу тебе то, зачем мы сюда пришли.

Пако закрыл стеклянные двери. Велел Егору сесть в единственное кресло, стоящее напротив стены, завешенной темной шторой.

– Смотри внимательно, мой сын. Это Лютиция – твоя мать!

Темная штора медленно поползла в сторону, открывая портрет женщины, как две капли воды похожей на Полину. На портрете Лютиция была изображена в льняном платье. А золотые кудряшки волос были схвачены голубой атласной лентой.

– По-по-по-ли-на? – медленно вставая, проговорил Егор.

– Ты тоже находишь, что они с Полиной похожи? – засмеялся Пако. – Теперь ты понял, почему я выбрал именно Полину изо всех женщин? Ты больше не станешь осуждать меня?

– Не-е-е, – замотал головой Егор.

– Вот и славно! – Пако похлопал его по плечу. – Славно…

– Отец, но мне кажется, что я эту девушку знаю не как свою мать, – проговорил Егор, дотронувшись до портрета. – Мне казалось, что я был влюблен именно в нее, или в похожую девушку… Она является мне до сих пор во снах. Ее зовут Полина или Анжелина… О, я теперь запутался окончательно. Я не знаю, кого я люблю из них троих, – Егор рухнул в кресло и запрокинул голову.

– Да, тут действительно голова пойдет кругом. Надо подумать, – Пако несколько раз прошелся по комнате. Усмехнулся, открыл ящик стола, достал несколько больших фотоальбомов в дорогих кожаных переплетах, протянул Егору.

– Посмотри…

Чем больше Егор перелистывал страниц, тем сильнее росла в нем уверенность в том, что женщина на портрете – его мать Лютиция Кастелани, а вовсе не Полина. Именно Лютицию он считает эталоном красоты и совершенства. Это объяснимо, для каждого ребенка его мать – самая красивая женщина на свете.

Медсестра Анжелина отдаленно похожа на его мать, поэтому он и влюбился в нее. Или не влюбился, а просто примерил на нее роль возлюбленной… Просто роль…

– Спасибо, отец, – сказал Егор. – Я многое понял… Многое…

На следующий день он уехал в замок Сан Мигель…

 

– 17 —

Римма первой вбежала в здание аэропорта и остановилась. Всюду красовались вывески на чужом языке. Римма ничего не могла понять, а Владимир Львович, как назло, замешкался. Римма растерянно оглянулась и увидела, что он беседует с человеком в форме. Причем служащий смеялся, похлопывал по плечу Владимира Львовича и беспрестанно жестикулировал.

– Вы уже все разузнали, да? – спросила Римма с надеждой.

– Да, – Владимир Львович улыбнулся. – Рейс в Москву будет через неделю. А в Иркутск самолеты не летают.

– Нет! Вы меня разыгрываете… – Римма замахала на него руками и попятилась.

– Осторожнее, иначе вы оступитесь, как тогда на реке, – предупредил он.

Римма обернулась и увидела, что чуть было не упала с лестницы. Она подошла ближе к Владимиру Львовичу и спросила:

– Что мне теперь делать? – голос ее дрогнул, а в уголках глаз блеснули слезы.

– Чур, не плакать! – воскликнул он. – Вы на самом веселом острове из всех Канарских островов, поэтому надо веселиться!

– Веселиться? – Римма нахмурилась, брови съехались к переносице. – Да как же я могу веселиться, если меня дома ждут. Моя дочь даже не знает, где я.

– О ля-ля, – рассмеялся Владимир Львович. – Вы забыли, что уехали из дома на две недели? Вы уехали в Москву, не оставив никому своего адреса. Никто и не подумает вас разыскивать. Никто и не узнает, что вы сейчас на Канарах, а не в Москве. Вы можете провести прекрасную незабываемую неделю, купаясь в Атлантике, загорая на лучших пляжах, а потом вернуться домой. Вернуться вовремя, не заставив никого переживать.

– Но…Мне стыдно злоупотреблять вашим временем… Я… – Римма опустила глаза и сделала шаг назад. Владимир Львович схватил ее за руку, сказал:

– Я приглашаю вас на остров Тенериф, Римма Эдуардовна. Вы моя гостья на целую неделю. Согласны? – Римма смущенно кивнула. У нее не было другого выбора…

Владимир Львович подал кому-то знак. Как из-под земли возник коренастый человек и, ловко выхватив у Риммы сумку, побежал вперед.

– Это Луис, – пояснил Владимир Львович. – Он всегда сопровождает меня здесь на острове. Он вам должен понравиться. Пойдемте к машине. Vamos, как говорят испанцы.

Римма улыбнулась и зашагала рядом с Владимиром Львовичем. Но мысль о том, почему она попала на этот остров, не давала ей покоя, и Римма решилась спросить.

– Как вы считаете, Владимир Львович, мог ли ваш Алёша случайно перепутать аэропорты?

– Нет, это исключено, – улыбнулся Владимир Львович и задал ей свой вопрос. – А что, если он специально отправил вас на остров, выполняя чей-то приказ?

– Нет, нет, кто бы осмелился дать ему такой приказ? – воскликнула она.

– Я! – сказал Владимир Львович и остановился.

– Зачем? – Римма тоже остановилась. Ее глаза стали круглыми от удивления, а брови поползли вверх.

– Потому что я решил вас похитить, – глядя в ее испуганные глаза, ответил он.

– За-чем? – Римма сглотнула слюну. – Зачем я вам нужна? Мне сорок лет. Меня муж бросил, променяв на молодую… У меня двое детей взрослых. Я очень примитивная провинциалка, пугающаяся всего на свете. В Москве столько красавиц, глаза разбегаются. А вы меня похитить решили. Даже смешно. А, если уж быть до конца честной, то, я вам забыла рассказать, что собралась бежать сломя голову из Москвы, потому что мне постоянно снится свекровь, которая стыдит меня за развратное поведение. Она каждую ночь кричит на меня, обзывая содержанкой…

– О, как все сложно и запутано в вашей милой головке! – серьезно сказал Владимир Львович. – Вы же прекрасно знаете, что это все неправда. Расслабьтесь и забудьте на время про все плохое. Вы мой друг, которого я рад видеть. Так вам будет спокойнее?

– Я с вами спать не буду, – резко выпалила она.

Владимир Львович от души расхохотался.

– Наивная моя сибирячка, вы решили, что мне не с кем спать? Вынужден вас огорчить. Потому что именно для этой цели вы мне как раз совсем не подходите! Римма прикусила губу, чтобы не расплакаться. Ей откровенно заявляли, что, как женщина она уже ни на что не годится. Ни на что… Римма подумала о том, что Сергей ушел от нее к другой из-за ее фригидности, никчемности, извечной усталости и еще чего-то, о чем она не догадывалась. Римма потерла виски.

Владимир Львович взял ее под локоть и сказал:

– Не ломайте голову над моими словами сейчас. Потом у вас появится для этого время. Вперед. Нас Луис заждался.

Римма высоко подняла голову, выпрямила спину и пошла к машине.

– Такой гордячкой вы мне больше нравитесь, – шепнул ей на ухо Владимир Львович. – Не теряйте себя…

Римму больше не донимали сны. Она успокоилась, решив, что судьба послала ей этого человека, чтобы возместить все утраты. Первый раз в жизни она отдыхала в чужой стране, наслаждаясь ее красотами. Она видела реальный Атлантический океан. Она плавала в его обжигающе холодной воде. Она совершила путешествие по океанскому дну в желтой субмарине. Она ела кальмаров, крабов, креветок и морских рачков, приготовленных необычным образом. Она пила дивное вино. А вечерами дышала океанским воздухом, прогуливаясь по оживленной набережной, которая превращалась в сплошную концертную площадку, где пели, танцевали все подряд. Владимир Львович поил ее коктейлями, каждый из которых был украшен с особым шиком. То в бокале сверкал бенгальский огонь, то вырастал необыкновенный цветок, то появлялась вырезанная из фруктов фигурка.

– Спасибо, спасибо вам, загадочный человек, – непрестанно твердила Римма. – Вы столько для меня сделали, что я не знаю, как вас отблагодарить за это. Вы, как добрый волшебник, который вдруг появился в моей жизни. А, может, вы волшебник?

– Да, – без тени иронии ответил он. – Все мы бываем волшебниками, когда творим добро. Все мы обязаны быть волшебниками, тогда зло будет побеждено окончательно и бесповоротно. Давайте вместе творить добро. Давайте помогать друг другу.

– Давайте. Только, пожалуйста, объясните мне, чем я могу вам, Владимир Львович, помочь? – спросила Римма.

– Потом, может быть, объясню, – глядя куда-то вдаль, задумчиво проговорил он. – Не сейчас… Не сейчас…

 

– 18 —

Мила уехала в Магнитогорск. Началась студенческая жизнь, полная новых забот. Но стихи продолжали возникать извне, из ниоткуда. Мила старательно записывала их в большую желтую тетрадь. Стихи обычно приходили к ней ночью. Кто-то тихо касался ее плеча и негромко диктовал. Мила быстро вставала и записывала строчку за строчкой. В очередной раз она записала:

Когда я поднимусь над суетой, Расправив руки, точно птица крылья, То обязательно возьму вас всех с собой, Чтоб мы всегда, чтоб вечно вместе были!

И сама изумилась, потому что не могла взять в толк, кого она должна будет взять с собой. Но долго размышлять ей не хотелось, а хотелось поскорее уснуть. Она юркнула под одеяло и блаженно потянулась. Сон раскрыл над ее головой цветастый зонтик. Мила увидела реку, через которую перекинут радужный мост. Постояв в нерешительности, она сделала шаг по радуге. Потом еще, и еще, и еще. Радуга даже не прогибалась под ее ногами. Но, когда Мила достигла самого центра, то радуга вдруг рассыпалась на маленькие бусинки, и Мила полетела вниз, в ревущий, бушующий речной поток.

– Людмила, перестань кричать, – услышала она где-то над собой. И почувствовала, что кто-то трясет ее за руку. – Что ты кричишь, как потерпевшая?

Мила открыла глаза и увидела свою соседку по комнате, которая склонилась над ней вопросительным знаком.

– Оля, Олечка! – обрадовалась Мила. – Ты спасла меня! Я чуть не утонула в нашей Шальной реке. Я полетела вниз с моста. Я прекрасно понимаю, что это сон. Но все было так, как наяву…

– Отдыхать больше надо, – зевнула Оля. – Спи дальше. Только больше на реку не ходи. Сходи лучше в клуб, на дискотеку.

– Ладно, – засмеялась Мила.

Оля засопела. А Мила еще долго лежала без сна, то закрывая, то открывая глаза.

– Люд-ми-ла, – кто-то тихо позвал ее.

Мила посмотрела на спящую Олю и повернулась на бок, решив, что ей померещилось.

– Людмила, – повторил кто-то громче. Мила села на кровать и посмотрела на Олю. Та крепко спала, положив руки под щеку.

– Людмила, – настойчиво позвал кто-то.

Мила встала и прошлась по комнате. Никого не было.

Она посмотрела в окно и, пробурчав: «Бред какой-то», повернулась к своей кровати. Но на кровати кто-то ворочался и кряхтел. Мила завизжала от страха. Разбуженная ее криком Оля вскочила с кровати и, врезавшись в Милу, тоже взвизгнула. В тот же миг снаружи забарабанили в дверь. Оля щелкнула выключателем, распахнула дверь. Рассерженная дежурная набросилась на девушек:

– Что за визг из вашей комнаты? Вы хотите всех разбудить? Признавайтесь, кого вы прячете? Где тот парень, который только что пробежал по коридору?

– Кто? – удивились обе девушки.

– Белобрысый парень в джинсах и футболке, – заглядывая под кровати, бурчала дежурная. Она открыла шкаф, высунулась в окно, а потом удивленно посмотрела на девушек и как-то озадаченно сказала:

– Надо же, никого. Пусто. А, что орете тогда среди ночи?

– Репетируем сцену удушения… Отелло душит Дездемону, а она при этом истошно вопит, – сказала Оля и схватила Милу за шею, чтобы нагляднее объяснить свои слова раздосадованной дежурной.

– Все, все, – зашипела на них женщина. – Хватит репетиций. Завтра будете душить друг друга.

– Так точно, – отчеканила Оля, подталкивая Милу к кровати. – Спокойного вам дежурства. А потом, повернувшись к Миле, спросила:

– Что на этот раз произошло?

– Мне показалось, что на моей кровати кто-то лежит… – ответила Мила.

– А ты где в это время была? – нахмурилась Оля.

– Мне показалось, что меня кто-то позвал. Я встала. Никого не нашла. А когда хотела лечь, то увидела, что кто-то ворочается в моей кровати с боку на бок, – призналась Мила.

– Ну и зачем ты орала? Надо было рядом прилечь, – хихикнула Оля.

– Ты что? Откуда я знаю, кто там? – воскликнула Мила.

– Да, ты права, в твоей кровати мог быть только крокодил или бегемот, потому что симпатичный парень под покровом ночи не стал бы пробираться к девушке в койку. Он бы пришел при свете дня, – Оля усмехнулась. – Да, кстати, а почему ты свет не включила?

– Тебя боялась разбудить. Ты так сладко спала, – ответила Мила.

– Ага, орать не побоялась, чтобы всю общагу разбудить? Умница ты моя, всегда так поступай. Все, я сплю. А ты больше, пожалуйста, не ори, – Оля накрылась с головой.

– Ладно. Я свет буду включать, если что, – проговорила Мила, укладываясь в кровать.

– Но, но, ты мне брось эти, если что, – рассердилась Оля. – Спи давай без всяких приключений.

Оля заснула. А Мила долго лежала, ожидая чего-то. Но больше ничего непредсказуемого не происходило, и она погрузилась в сон.

Утром пришло письмо, в котором мама сообщала, что утонул Андрей. Что тетя Тамара бросилась в реку следом за сыном, но ее спасли. Жизнь в Северобайкальске вернулась в привычное русло. К зиме река стала спокойнее. Чуть ниже отец приписал пару строк напутствия, в которых говорилось, что честь надо беречь смолоду. Мила улыбнулась и вслух сказала: «Непременно буду беречь, папка!» Игорь подробно сообщал о своей изыскательской работе в области полтергейста. Он нашел где-то записи о даме, которая, не имея музыкального образования, не зная музыкальной грамоты, писала музыку под диктовку великих композиторов! А в конце шла приписка:

«Да, совсем забыл. Я во сне ходил по радуге, которая в виде моста зависла над Шальной рекой. Великие переходы мне позволили сделать дважды. А на третий раз мне дорогу преградила девушка. Она почему-то бросилась с моста в реку… Не бойся, она не разбилась. Она превратилась в белую голубку и исчезла за горизонтом. Мне показалось, что я знаю эту девушку. Мне показалось, что она похожа на тебя. Вот такой сон. Пиши».

– Ты что застыла каменным изваянием? – спросила Оля, тронув подругу за руку. – Дурные вести?

– Да. Утонул Андрей, друг моего старшего брата, – думая о чем-то своем, ответила Мила.

– Что это он вздумал осенью купаться? – удивилась Оля.

– Не знаю. Все очень, очень странно, – глядя в одну точку, проговорила Мила.

– Людмила, очнись, – приказала Оля. – Сегодня первым уроком история театра, поэтому опаздывать нельзя. Идем, идем, потом о реке подумаешь. Надо уметь переключаться. Ты же на актерском учишься…

На лекции Мила сидела с отрешенным видом. Она ничего не слышала. Мысли были заняты Андреем. Мила предположила, что ночью приходил именно он, чтобы позвать ее с собой в царство мертвых, в Аид. Не зря он ее поцеловал тогда на реке. Мила поежилась, снова ощутив страшный внутренний холод, который возник тогда после поцелуя Андрея. – А, вдруг, я должна умереть? – мелькнула у нее страшная мысль.

– Нет! Я не хочу умирать, – сказала она сама себе. – Нет! Я не умру. Игорь видел, как я спаслась. Я взлетела белой голубкой. Значит, все будет хорошо! Все, все, все…

Мила улыбнулась и написала письмо домой. Оно напоминало веселым рассказ о радостях студенческой жизни. Мила ни словом не обмолвилась о тех странностях, которые произошли с ней прошлой ночью. Только в конце письма написала.

«Да, да, да, Игорек, ты сотню раз прав! Я буду хорошо учиться. Я стану хорошей актрисой. Хотя о славе я не мечтаю.

Вы знаете, я славы не ищу, Ведь так ее непрочно покрывало, Что только легкий ветерок подул, Ищи свищи, как будто не бывало…

Целую вас, мои дорогие. Ваша Мила – Людмила».

– Ты стихи пишешь? – удивленно спросила Оля, заглядывая к Миле в тетрадь.

– Иногда, – смутилась Мила, прикрыв лист рукой.

– Что значит, иногда? Писать надо чаще, – сказала Оля строго. – Тренировать руку и мозги надо постоянно. Ведь, если вдуматься, то нет предела совершенству. Ладно, решено, я тобой займусь, потом…

– Хватит болтать, лекцию слушай, – приказала ей Мила шепотом.

 

– 19 —

Андрей шел рядом с Лизой вперед к горизонту, который не удалялся, а стоял на месте прозрачной стеной. Андрей хотел уже протянуть руку, чтобы потрогать эту прозрачную стену, но Лиза резко повернула направо, увлекая его за собой.

– Мы сейчас идем к обрыву, – пояснила она. – Если встать на самом его краю и прокричать все, что ты не успел сказать, то тебя обязательно услышат. Главное, не бойся. Страх – это самое плохое в жизни каждого из нас. Ты должен полностью побороть его в себе. Ты должен отказаться от него. Потому что, когда ты очень сильно чего-то боишься, то страх материализуется и уничтожает тебя.

– Я не боюсь. Мне уже нечего бояться, – отозвался Андрей, замедляя шаг. – Я размышляю над тем, что сказать.

– Говори, все, что хочешь. Ты можешь говорить без умолку все, что придет тебе в голову, – сказала Лиза и закружилась, раскинув руки в разные стороны.

– Ма-ма! – крикнул Андрей, запрокинув голову вверх. Эхо подхватило его слова и рассыпало звоном колокольчиков во все стороны.

– Ма-ма-ма-ма-ма-ма…

– Будь счастлива! Не грусти обо мне. Знай, что мне хорошо. Верь, что я счастлив. Не плачь. Я не хочу, чтобы ты плакала, мама!

– Да-да-да, все суета-та-та.

– И бе-да, не бе-да да-да-да… – звенело со всех сторон.

– Бежим, я покажу тебе еще кое-что, – сказала Лиза, став огромной бабочкой, взлетев над травой. Андрей рванулся следом за ней. Он бежал, почти не касаясь земли, ощущая необыкновенную легкость во всем теле. Ему показалось, что на него больше не действует земное притяжение. Он не касается земли, а перебирает ногами по воздуху.

– Мне кажется, что я – воздушный шарик, который вы, Лиза, держите на веревочке, – пропел Андрей. – Я – воздушный шарик, да?

– Нет. Ты стал легким, практически невесомым, потому что оставил свою телесную оболочку, – пропела в ответ Лиза. – Наши души крылаты, кры-ла-ты! Это наши тела, как гири, удерживают нас. Ты сам чувствуешь это, паря со мной над цветами…

– Лизавета! – загремел строгий голос.

Лиза и Андрей рухнули на землю.

– Сработало земное притяжение, – рассмеялся Андрей.

– Лизавета, я вас жду, поторопись! – прогремел голос еще раз. А в землю огненным трезубцем вонзилась молния.

– Надо идти, – вздохнула Лиза, сразу став очень строгой девушкой, которую следовало называть Елизавета.

– Я весь ваш. Приказывайте, – склонив голову, проговорил Андрей.

– Приказываю следовать за мной, – скрепив волосы алой лентой, строго сказала Елизавета. Она чуть приподняла платье и зашагала вперед, скользя поверх травы.

– На меня земное притяжение действует сильнее, чем на вас, – сказал Андрей, глядя на свои ноги, утопающие в траве по щиколотку.

Лиза никак не отреагировала на слова Андрея. Она пошла вперед и даже не повернула голову в его сторону. Молча, они дошли до старинного особняка. Лиза легко толкнула массивную дверь и исчезла внутри дома. Андрей перешагнул порог и остановился. Он стоял в огромном зале, а вокруг него, как непослушные дети, сновали разноцветные огоньки. Андрею даже показалось, что они смеются и перешептываются.

– Милости просим в наш дом, – услышал Андрей за своей спиной бархатный колокольчик.

– Спасибо, – сказал он и повернулся. Перед ним стояла дама средних лет, одетая с театральной помпезностью, что ей совсем не шло. А мушка на щеке и белый напудренный парик рассмешили Андрея так сильно, что он, не сдержавшись, хмыкнул. Но тут же, прикрыв рот ладошкой, извинился.

– Я и сама ужасно не люблю весь этот маскарад, – взяв Андрея под руку, доверительно зашептала дама. – Но, что поделать, таковы правила этикета. – Андрей понимающе кивнул. Хотя не понял, о каком этикете идет речь.

– Славно, славно! Вы уже шушукаетесь, – загремел голос, который напугал их с Лизой на лугу. – Рад, весьма рад!

– Ах, Ротоберг Анжелович всегда так неожиданно появляется, что я невольно вздрагиваю, – дама изобразила неестественный испуг.

– Вы – Андрей? – спросил Ротоберг, ткнув его в грудь огромным трезубцем.

– Да, я Вербицкий Андрей.

– Ваша фамилия нас не интересует. Вы здесь единственный Андрей, – усаживаясь в массивное кресло, сказал Ротоберг. Дама подошла к нему и встала рядом, низко опустив голову. – Значит, вернуться к нам вы решили добровольно? – сдвинув брови, спросил он.

Андрей хотел сказать что-то типа «ага, попробовал бы я не захотеть», но, увидев в глазах Ротоберга грозный блеск, понял, что шутки здесь неуместны и тихо ответил:

– Да.

– Похвально, – Ротоберг улыбнулся, посмотрел на даму.

Она кивнула, сложив при этом губки бантиком. Отчего лицо ее стало совсем кукольным. Андрей даже подумал, что дама напоминает ему китайского болванчика, который с радостной улыбкой кивает всем подряд. Дама кивнула еще несколько раз, словно подтверждая догадку Андрея. Воцарилось долгое молчание. Андрею показалось, что он находится в заколдованном замке. Что вокруг него не люди, а существа, лишь на время принявшие человеческий облик. Но долго находиться в телесной оболочке они не могут, поэтому и замирают так неожиданно в странных позах. Андрей прислушался к звуку собственного сердца и понял, что не слышит его. Он машинально положил руку на грудь, но снова не услышал ничего. Он попытался нащупать пульс, но не смог.

– Не трудитесь. Не занимайте себя напрасными поисками, – сказала дама, очнувшись Андрей замер с открытым ртом. А дама удивленно спросила, обращаясь к гиганту:

– Неужели, он все еще пребывает в неведении?

Тот кивнул.

– Я умер? – спросил Андрей.

– Что есть смерть, а, что есть жизнь? Простой баланс на грани света и тьмы, – негромко проговорил Ротоберг, будто сам пытался понять нить своих философских размышлений. – Даже погружаясь в сон, мы попадаем за некую невидимую грань, которая позволяет нам очутиться в новом пространстве, в новом измерении. Известно ли вам, молодой человек, что сны находятся на западе, недалеко от царства мертвых. Именно оттуда разлетаются они во все стороны по всей земле. Обманчивые сны выходят через ворота из слоновой кости. Правдивые сны – через ворота из рога единорога. Сны вам не просто снятся, они внедряются внутрь через кожу, чтобы усыпить ваш разум.

– Возможно, вы правы. Когда мы спим, разум наш усыплен. Но сердце наше продолжает биться! – с горячностью возразил Андрей. – Сердце – это насос, который перекачивает кровь…

– С чего вы взяли, что вы спите? – брови Ротоберга поползли вверх. – Вы находитесь за гранью бытия! А здесь ваш насос совершенно не нужен. Он вам просто ни к чему!

Ротоберг захохотал. Все его огромное тело заколыхалось. А огоньки, которые кружились по залу во время всего разговора, вдруг начали взрываться с оглушительным треском. Дама быстро положила свою кукольную ручку на плечо Ротоберга. Он тут же затих. Прекратились взрывы огоньков. Воцарилось молчание. Потом гигант с улыбкой посмотрел на Андрея и спросил:

– Ну-с, молодой человек, вы к нам по доброй воле?

– Да, он согласился служить мне! – ответила Лизавета, неожиданно появившись рядом с Андреем.

– Похвально, – Ротоберг улыбнулся. – Проводи его в комнаты, Лизетта. Нашему гостю надо отдохнуть, надо собраться с мыслями.

– Следуйте за мной, – скомандовала Лиза и зашуршала накрахмаленными юбками. Она была одета так же, как помпезная дама. А огненно-рыжие волосы прятались под белым париком.

Лиза провела Андрея по длинному коридору, стуча босыми пятками по каменному полу. Андрей с удивлением уставился на босые ноги девушки и, не удержавшись, спросил:

– Лиза, у вас ноги не мерзнут?

– Ноги? Какие ноги? – испугалась она и, остановившись, удивленно посмотрела на Андрея.

– Ваши ноги, ножки, – ответил Андрей и опустился на одно колено, чтобы показать, о чем он говорит.

Лиза отскочила в сторону и грозно крикнула:

– Не смейте меня трогать! Никогда не смейте без разрешения прикасаться ко мне!

– Простите, – смущенно произнес Андрей. Он поднялся и принялся с неподдельным усердием отряхивать брюки, бормоча себе под нос:

– Я же не хотел ничего. Я просто… просто…

– Вот ваша комната, – сказала Лизавета и исчезла.

Едва Андрей вошел в комнату, дверь с грохотом захлопнулась. Андрей попытался открыть ее, но не смог. Тогда он улегся на огромную кровать и сам себе стал исповедоваться.

– Я пришел сюда по доброй воле. Я сам захотел служить вздорной красавице по имени Елизавета. У меня отняли сердце, сказав, что за гранью бытия, куда я попал, оно ни к чему. Правильно ли я поступил? Смог бы я победить тоску, которая изматывала меня там? Не знаю. Скорее всего, нет… Все было продумано, подстроено… Они на время выпустили меня, а потом забрали обратно, заставив поверить, что это моя добрая воля. Но это, это – неизбежность… или злой рок, нависший над нами… Почему-то нависший над нами…

Незаметно Андрей погрузился в глубокий сон. Он не почувствовал, что кровать начала кружиться и подпрыгивать. Но открыть глаза не смог. Он не видел, как в комнату огненной кометой влетела Лизавета. Как она начала бешено кружиться в противоположном направлении. Потом в комнату стайкой влетели светящиеся огоньки, смеясь и перешептываясь. Они собрались над Андреем в один огромный шар и рухнули вниз, вонзившись в его неподвижное тело сотней светящихся иголок. Непонятно откуда взявшиеся руки раздвинули грудную клетку Андрея и, вынув еще теплое сердце юноши, подбросили его вверх. У сердца появились маленькие розовые крылышки, и оно улетело в образовавшуюся в потолке нишу. Все стихло. Кровать встала на свое место. Огоньки исчезли. Огненная комета Лизавета пролетела над неподвижным юношей еще раз и пропала.

– Спите, князь Андрей, спите…

 

– 20 —

Саша внимательно смотрел на Катю, ожидая, когда же она объяснит ему, как повидать маму. А она улыбалась и молчала, словно нарочно тянула время, испытывая его терпение.

– Катя, прекратите надо мной издеваться, – не выдержал Саша.

– Я не издеваюсь, я выжидаю…

– Когда появится спрут, или, когда я начну злиться? – спросила он.

– Когда сядет солнце, – терпеливо пояснила она.

– А при свете солнца нельзя? Вам для объяснений нужна кромешная тьма, чтобы я не видел ваше смущение, когда вы будете мне врать? – проговорил он раздраженно.

– Вы совершенно зря меня обижаете. Когда я вам все объясню, вам станет стыдно, – покачала она головой.

– Тогда пристыдите меня сейчас, объясните все сейчас, – схватив Катю за обе руки, попросил Саша.

– Я думаю, вы огорчитесь…

– Какая разница, в каком я буду настроении? Говорите же, ну!

– Саша…Вы сможете увидеть маму только, если примите…, если вы станете привидением… – Катя быстро подняла на него свои черные глаза.

– Как привидением? Каким привидением? Как это возможно? Нет, это полный бред! – замотал головой Саша.

– Вы не претерпите никаких видоизменений. Вы будете таким же, как сейчас. Вас смогут увидеть и узнать. Но вы не сможете сказать ни слова. Они будут говорить. Вы все будете слышать, но не сможете ответить. Привидения не говорят. И еще, до привидений нельзя дотрагиваться. Их нельзя потрогать, как нельзя потрогать ускользающий туман.

Подумайте, как отреагируют ваши близкие, увидев вас в облике полуразмытого призрака. Хотите ли вы явиться к ним в таком облике?

– Почему полуразмытого? – не понял Саша.

– Они будут видеть вас не совсем четко. Ну, знаете, когда в глаз соринка попадет, и вы никак не можете проморгаться, а потом все видите не совсем четко. Что-то увидели, а его уже нет. Не успели даже понять, было видение или нет, – объяснила Катя.

– Так. А, что дальше? – внимательно глядя в ее глаза, спросил Саша.

– Если вас не испугаются, то вы сможете изредка бывать у них. – У Саши загорелись глаза. Но Катя тут же сказала. – Но! Если вас испугаются… – Саша весь сжался. – Вы никогда, никогда не сможете их больше увидеть!

Саша зажал виски руками и начал ходить туда – сюда, рассуждая вслух:

– Что мы имеем? У нас есть прозрачный дом на берегу океана. У нас есть полное отсутствие информации о родных. Что мы теряем? Ни-че-го! Что мы можем получить? Мы можем получить возможность телепатических сеансов связи со своими близкими, если все будет хорошо. Стоп, – он резко повернулся к Кате. – А, как меня должны испугаться?

– Что? – от неожиданности она не сразу поняла, о чем ее спросили.

– Катерина, вы мне должны четко объяснить, как меня должны испугаться, чтобы я больше не смог попасть туда. Что значит в вашем понимании испугаться?

– Ах, право… – попыталась она увильнуть от ответа.

Но Саша крепко держал ее за руку и, не моргая, смотрел в ее огромные глаза, которые то и дело меняли оттенки, то становясь необыкновенно серыми, то совершенно черными. Поняв, что ей не улизнуть, Катя сказала:

– Да, разве вы не знаете, как люди пугаются?

– Я знаю, как боятся люди. Но мне надо знать, что значит страх именно в вашем понимании, – не унимался Саша.

– Надо закричать, упасть в обморок. Пожалуй, все…

– Очень исчерпывающая информация. Спасибо, – Саша пожал ее руку. – Я принял решение… – он внимательно посмотрел на Катю, которая явно нервничала. Она поднимала и опускала брови, несколько раз задавая Саше немой вопрос. А он нарочно медлил, наслаждался своим превосходством.

– Ну? – не выдержала Катя.

– Я решил стать привидением! – сказал Саша.

– Это ваше право, – Катя сделала реверанс. – Мне пора. Я вернусь, когда сядет солнце.

Оставшись один, Саша долго-долго смотрел на полоску горизонта, думая о маме, об отце, о теплом домашнем уюте, о сдобных маминых пирожках. Чем больше он думал о доме, тем сильнее сердце сжимала невыносимая тоска.

– Как мне предупредить вас, мама? Как сделать так, чтобы никто не испугался?

Саша прошелся по берегу. Поднял камушек и бросил его в воду. Камешек запрыгал по воде, оставляя на поверхности круги.

– Раз, два три, четыре, пять, – сосчитал Саша. – Эврика! Мне же не сказали, что я должен идти именно к маме. Поэтому я пойду к Игорю. Он точно не испугается.

Саша побежал в дом. Тоска прошла, а осталась радость от предчувствия скорой встречи.

Когда солнце коснулось края океана, появилась Катя в пышных шуршащих юбках.

– Вы как на праздник нарядились, – засмеялся Саша. – Торжественное посвящение меня в привидение будем устраивать?

– Нет. Я тоже иду в гости, – сказала она.

– Тоже? Вы меня сопровождать будете в таком смешном наряде? – Саша даже присел от неожиданности.

– Вовсе нет. Я только покажу вам, куда идти. Я провожу вас. Вы пробудете у своих минуту и вернетесь назад сами.

– Так мало? Но ведь это может быть единственная возможность! – воскликнул он.

– Минута – это очень много, поверьте мне, молодой человек, – ледяным голосом проговорила она и пошла вперед, давая понять, что спорить бесполезно.

На воде возник коридор из огоньков. Катя пошла по нему, как посуху. Саша сказал сам себе: «не бойся, парень!» и быстро пошел через светящийся коридор. Он не заметил, когда кончилась вода, и они ступили на разноцветный радужный мост, перекинутый через реку. Только оказавшись на земле, Саша понял, что позади осталась Шальная река, а впереди за бугорком его дом, где сладко спят и ни о чем не подозревают его близкие.

Саша не видел, когда и куда исчезла Катя. Он рванулся изо всех сил вперед к дому. Входная дверь привычно скрипнула, пропуская его. Запели половицы, спрашивая:

– Кто это? Кто?

Саша затаил дыхание, боясь разбудить, напугать, боясь нарушить привычную тишину сонного дома. Он тихонько проник в комнату брата и увидел, что тот лежит на кровати и бубнит себе под нос:

– Которую ночь провожу без сна. Надоело. Душный кошмар бессонницы наваливается на меня возникающими в темноте призраками. Нет, я не схожу с ума. Я просто не могу уснуть. Все, встаю, иду пить чай.

Игорь сел на кровати и прямо перед собой увидел брата. Саша стоял, широко расправив плечи, улыбаясь и периодически прикладывая палец к губам.

– Саша! – прошептал Игорь и рванулся, чтобы обнять брата. Но Саша резко выставил вперед руку, останавливая его. Игорь замер в нескольких сантиметрах от брата, почувствовав странный холодок, пробирающий до костей. Саша покачал головой, что-то беззвучно проговорив.

– Так, я все понял, – сделав шаг назад, сказал Игорь. – Ты не можешь говорить. – Саша кивнул и показал на часы. – Времени очень мало. Говорю я. – Саша улыбнулся. – Милка учится в Магнитогорске. Стихи пишет. Папа работает. Мама очень по тебе скучает. Мы все помним и любим тебя. Мы считаем, что ты просто далеко уехал. А ты где, Саня? – Саша пожал плечами и неопределенно развел руками, нарисовав знак бесконечность.

– «Мы все растворяемся в вечности», – произнес Игорь и тут же, спохватившись, спросил: – Как ты? Все ли у тебя в порядке? – Саша поднял вверх большой палец и исчез.

– Саня! Санчос! – позвал Игорь, но никто не ответил. Он опустился на кровать и тяжело вздохнул. Со скрипом распахнулась дверь, и на пороге появилась Светлана.

– С кем ты сейчас беседовал? – поинтересовалась она. – Час ночи, а у тебя гости.

– Мам, я… это… нет у меня никаких гостей.

– А, почему у тебя пахнет серой, как будто ты спички жег? Ты курил? Или что-то поджигал? – она рассердилась.

– Да нет же, мама. Я не курю, не жгу ничего в своей комнате. Все в полном порядке. Иди спать, не волнуйся, – Игорь старался говорить, как можно мягче, чтобы мама не обиделась на него за то, что он ее выпроваживает. Светлана собралась уже уходить, но резко отпрянула назад.

– Что… Что это у тебя? Откуда у тебя венок из ромашек? – она медленно выговаривала каждое слово.

– Какой еще венок? Что ты придумываешь, мама? Где бы я тебе среди осени ромашек нарвал, да еще бы и венок успел сплести.

Светлана нагнулась, что-то подняла с пола и протянула изумленному Игорю со словами:

– А этот ромашковый венок откуда? Да ведь это от венка пахнет серой! – Игорь взял венок в руки и, понюхав, утвердительно кивнул. – Быстро выкладывай, кто у тебя был? Признавайся, что здесь произошло?

– Мам, ты тогда присядь лучше, – попросил Игорь. А когда Светлана уселась в кресле, прошептал: тут, это, Саня приходил.

– Сашечка? – так же шепотом спросила Светлана. – А…, почему же он так быстро ушел?

– Если честно, то я сам ничего не понял. Он молчал, улыбался да руками разводил. Я ему все про нас рассказал. А когда я его захотел обнять, он исчез. Все.

– Как исчез? Куда? – воскликнула Светлана.

– Не знаю. Он неожиданно появился передо мной и так же неожиданно исчез с моих глаз. Остались только ромашки, да запах серы. Все, – развел руками Игорь.

– Игорек, может, он еще придет? – с надеждой спросила Светлана.

– Я думаю, что придет. Должен прийти. Он улыбался. Он выглядел счастливым, – вспоминая встречу с братом, ответил Игорь.

– Почему же он ко мне, к отцу не зашел? – удивленно проговорила Светлана. – Неужели он думает, что я могу забыть его?

– Нет, нет, – поспешил успокоить ее Игорь. – Мне кажется, он побоялся испугать тебя. Ты бы непременно расстроилась, плакать начала бы. Или вообще в обморок брякнулась. Он тебя пожалел просто.

– Да, да, ты прав, – поспешно согласилась Светлана. – Я теперь буду знать, что он может прийти. Я буду ждать его. Я постараюсь не плакать, – Светлана встала, поцеловала Игоря в лоб и вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Игорь сел к столу и написал: «Милка, ко мне приходил Саня! Видение – привидение нашего брата не было галлюцинацией, нет. Мы целую минуту смотрели друг на друга. Я говорил, а он, все понимая, кивал. Он материализовался, вероятнее всего потому, что мы все очень сильно думаем о нем. А, возможно, мы, сами того не подозревая, можем обретать телепатическую связь с удаленным временным пространством, взаимодействовать из настоящего с будущим и прошлым! Это прекрасно, сестренка. Это дает надежду на то, что после смерти наша жизнь не заканчивается…»

 

– 21 —

Зинка с восторгом смотрела на загорелую Римму, в который раз прося повторить неправдоподобную историю.

– Мам, погоди, – вскакивая с дивана, снова перебила Зинка. – Откуда этот Львович взялся? Не вырос же он из-под земли? И почему он выбрал именно тебя?

– Зиночка, я тебе уже сотый раз объясняю, что мы случайно встретились. Я стояла у реки. А он прогуливался неподалеку, ожидая приятеля. Увидел меня, подошел, заговорил. Вот и все, – Римма сладко потянулась, вспомнив две радуги над рекой и чужого обходительного человека с бархатным голосом.

– А как ты на остров попала? – не унималась Зинка. Она проводила дознание по всем правилам.

– Зиночка, все совершенно банально, – засмеялась Римма. – Сели в самолет и…

– Нет, в прошлый раз ты говорила, что летела одна, а он встречал тебя у трапа, – Зинка испытующе посмотрела на мать и грозно спросила. – Ты с ним спала?

– Что? – испугалась Римма.

– Спала ты с ним или нет? – выкрикнула Зинка и приняла угрожающую позу.

Римма подумала: «будет бить» и громко рассмеялась. Зинка смущенно опустила руки, глядя на счастливую маму, пробубнила:

– Вот ты всегда так. Я серьезно, а ты смеешься. Вот, что ты хохочешь? Я смешно выгляжу, да?

– Нет, Зиночка, – все еще смеясь, ответила Римма. – Я вспомнила себя, когда сделала такой же грозный вид и, сдвинув брови, сказала Львовичу, что спать с ним не буду…

– А он? – Зинка вся превратилась в слух.

– А он рассмеялся мне в лицо, сказав, что ему есть с кем спать. Что я ему нужна совершенно не для этого, – высунула язык Римма.

– Фантастика! – Зинка плюхнулась на диван и подняла руки вверх. – Потрясающий мужик! Увозит совершенно незнакомую провинциалку на сказочный остров, чтобы просветить ее серость! О, где бы мне отыскать такого, чтобы он все для меня делал совершенно бескорыстно, чтобы его секс не интересовал? Мам, а может, он импотент или голубой?

– Довольно паясничать, Зинаида, – рассердилась Римма. – Ты можешь мне не верить, но я действительно с ним не спала. Я решила, что он приходится мне братом, поэтому и опекает меня с особой нежностью.

– Мама, ты прелесть! Правильно, Львович – твой брат. Мы всем расскажем, что у нас объявился богатый родственник… что…

– Зин, давай никому ничего не будем рассказывать, – обняв дочь, попросила Римма. – Пусть моя поездка будет нашей маленькой тайной, о которой будем знать только ты и я…

– А Львович?

– Он далеко и… – Римма замолчала, опустив глаза.

Зинка притаилась, ожидая продолжения. Римма, встала с дивана отошла к окну, проговорила со вздохом:

– Он никогда к нам больше не приедет! Мы простились навеки… Навсегда…

– Ну и пусть не приезжает, – надулась Зинка. – Ты мне лучше еще раз расскажи про замок. А про этого Львовича больше не будем говорить, раз он такой… – Зинка забралась с ногами на диван и приготовилась слушать.

– Про замок, – повторила Римма, глядя в окно. – Замок Сан Мигель – фантастическое место. У ворот нас встречали рыцари на конях. Их доспехи сияли на солнце. А на лицах сияли улыбки. Мне показалось, что лошади тоже улыбаются, радуются приезду гостей. Для нас опустили деревянный мост, по которому мы прошли через глубокий ров, окружающий замок. Единственные ворота, через которые можно попасть в замок, были распахнуты настежь. Нам на головы надели короны, пригласили в зал для состязаний, где шесть рыцарей боролись за звание лучшего, демонстрируя свое мастерство. Вначале каждый рыцарь выбирал даму сердца. Дама рыцаря победителя становится фрейлиной королевы. А сам рыцарь – лучшим рыцарем королевства. Мы присутствовали на настоящем средневековом турнире, где борьба шла не на жизнь, а на смерть. Пока рыцари бились, нам приносили всяческие угощения. Вино лилось рекой. Ах, какие там изысканные вина!

– Мам, мне про изысканные вина слушать не интересно, – перебила ее Зинка. – Ты про рыцарей рассказывай.

– Конечно, извини, – поспешно согласилась Римма. – Все рыцари очень молодые и симпатичные. Все сильные, натренированные, уверенно держаться в седлах. Кони – просто загляденье. Но самым прекрасным был желтый рыцарь на белоснежном коне. – Римма закрыла глаза и вдруг, вскрикнув, схватилась за сердце.

– Мам, что с тобой? – Зинка даже вскочила с дивана.

– Господи, что же я раньше-то? Как же я не подумала? Почему я не спросила? – она повернулась к испуганной Зинке и прошептала: Зиночка, он похож на Егора. На нашего… А, вдруг это Егор и есть?

– Мам, да ты что? – Зинка схватила Римму за руки и затрясла. – Как наш Егор мог попасть на остров в Атлантическом океане? Им что, на реке встретился твой Львович и предложил слетать на Канары в замок Сан Мигель? Если наш Егор согласился, то почему тогда не полетели Саня с Андреем? Почему Андрей вернулся обратно, а Егор и Саня нет? Мам, опомнись, прошу тебя. Подумай, где мы, а где этот остров Тенериф?

– Я все понимаю, – тихо сказала Римма. – Понимаю умом. А сердце разрывает тоска невероятная, словно я совершила что-то не то, прошла мимо своего счастья, упустила что-то, а теперь не в силах догнать и вернуть. Зиночка, а может, этот юноша двойник Егора? Тогда мне тем более надо было его рассмотреть. Зинка! – Римма зажала рот двумя руками.

– Мам, не пугай меня так. Что, что еще?

– Луис крикнул ему что-то по-испански и помахал рукой. Я тогда не обратила внимания на то, что он сказал. А ведь он крикнул: "¡Salud, Egor!”

– Да нет, ты сейчас это придумала, – отмахнулась Зинка, – просто услышала похожее сочетание звуков. Может, это по-испански что-то совсем другое означает. А, может, просто имя похожее. Ведь есть же у них Елены, Нины и даже Наташи! Почему бы, какому-нибудь продвинутому дяде не назвать своего отпрыска русским именем Егор?

– Возможно, – неуверенно согласилась Римма. – Но я буду теперь страдать от того, что не подошла к этому рыцарю, не спросила, не поговорила.

– Ты считаешь, что он бы тебя понял? – хмыкнула Зинка.

– Ну… – неуверенно пожала плечами Римма. – Луис бы ему все перевел. Тогда бы…

– Мам, я считаю, что тебе надо прекратить изводить себя этими «бы». Что проку? Ты больше никогда не увидишь далекий остров Тенериф в Атлантическом океане.

– А могла бы увидеть… – вздохнула Римма.

– Объясни, – потребовала Зинка, вскакивая с дивана.

– Ах, мой язык, – Римма глянула на сосредоточенную Зинку. – Я не хотела про это говорить, потому что, это уже вопрос решенный…В Москве Львович спросил меня, хочу ли я узнать, зачем он похищал меня? Я кивнула. А он с очень серьезным видом вдруг предложил выйти за него замуж. Мало того, он предложил поселиться вместе с ним на острове Тенериф! – У Зинки засияли глаза. – Я вынуждена была отказать ему.

– Ма-а-а-а-а-а-а! – застонала Зинка. – Ну, ты у меня вообще, того, – она выразительно покрутила пальцем у виска. – Как ты могла отказаться от такого предложения? О, это верх безумия!

– Зинаида! – разозлилась Римма. – Я замужем за твоим отцом, или ты забыла?

– О нет, про отца алкоголика я помню, мама, – рассвирепела Зинка. – Я вижу его каждый день. Он снова пьет. Теперь у него есть прекрасная разукрашенная подружка Яна. Они ходят в обнимку немытые, нечесаные, вонючие, с разбитыми мордами, мордищами, которые у них там, где у людей нормальных лица. А у них уже лиц нет, нету…

– Зинаида, ты не смеешь плохо говорить о своем отце, – перебила ее Римма.

– Смею! – топнула ногой Зинка. – Я столько натерпелась от него. Это – не человек, а бутылка водки с ногами. Он предатель, гнусный предатель. Он предал нас всех, променяв на свое мерзкое пойло. Ты ему не нужна, не интересна ни как мать его детей, ни как женщина…

– Замолчи, пожалуйста, – попросила Римма. – Ты делаешь мне больно.

Зинка ушла на кухню, громко хлопнув за собой дверью. Римма стояла у окна, размышляя над словами дочери. Она понимала, что Зина права. Что о дальнейшей жизни с Сергеем не может быть никакой речи. Она не могла представить себя рядом с этим спившимся, опустившимся, потерявшим человеческий облик субъектом. Нет, Сергей остался в прошлом. Она будет вспоминать о нем, как о золотом шарике мороженого, которое растаяло, оставив мутную лужицу в красивой креманке.

Римма прошлась по комнате, вспоминая свою первую встречу с Сергеем, их первый поцелуй. Потом неожиданно мысли вернулись к Владимиру Львовичу. Римма вспомнила, как он стоял и грустно улыбался, получив ее отказ. А она, Римма, не могла, не смела, не имела права сказать «да», не позволяла гордость. Она не могла обрушиться на Владимира Львовича со всеми своими проблемами, как цунами. Она долго объясняла ему причины своего отказа, а он понимающе кивал, наверняка считая ее доводы смешными. Он почему-то не решался заставить ее, приказать ей остаться. Он просто ждал, что она сама сделает шаг ему навстречу, как тогда в аэропорту…

– Мам, – позвала Зинка, – не сердись, а? – Римма обняла дочь. – Мам, а когда надо было ехать с ним, с Львовичем?

– В октябре. Нет, вопрос уже решен. Ты должна школу закончить…

– О, я тебя умоляю, что там школ нет? Да и зачем мне эта школа? – Зинка надулась.

– Зиночка, образование нужно всем! Ты должна успокоиться, потому что мы простились навсегда! Он мне подарил сказку, о которой я не мечтала. Воспоминания будут согревать меня всю жизнь. Они помогут мне преодолеть трудности.

– А мне? – простонала Зинка. – Мне что делать?

– У тебя еще вся жизнь впереди. Будет и у тебя неожиданная встреча с прекрасным человеком.

– Ладно, глупая Римма Эдуардовна, я не буду на вас сердиться. Хотя на вашем месте, я бы не стала так категорично Львовичу отказывать. Я бы взяла тайм-аут – время на раздумье! – подняв палец вверх, сказала Зинка. – Но… я, к несчастью, не Римма Гордова, а ее дочь – Зинаида не Гордова…

 

– 22 —

Только Тамара начала успокаиваться после всего, что случилось, заболела Даша. И Тамары запаниковала. Все лекарства, которые выписывали врачи, не имели никакого действия. Даша медленно угасала. Она была похожа на тонкую свечу, которая вот-вот должна догореть. Виктор не мог успокоить Тамару, как ни старался.

– Все, я больше не могу ждать. Сиди с Дашей, а я пойду к Матрене, – решительно сказала она и пошла в лес. Она двигалась вперед, проваливаясь по щиколотку в рыхлый снег, и повторяла, как заклинание:

– Только бы с Дашей все было хорошо! Не забирайте у меня Дашу, пожалуйста! Верните мне мою девочку, умоляю!

– Пришла? – грозно спросила ее Матрена. Вместо ответа Тамара бросилась на колени и, обхватив ноги Матрены, зарыдала в голос. – Хватит голосить. Вставай! – приказала Матрена более мягким голосом. Тамара отрицательно покачала головой. – Чаевничать будем. Самовар простынет, вставай, – Матрена тронула Тамару за плечо.

Тамара медленно поднялась, уселась к столу, взяла из рук Матрены голубую чашку из тончайшего фарфора. Но пить не смогла, чашка прыгала в ее руках, как живая.

– Смотри, не разбей фамильный фарфор, – рассмеялась Матрена. – Полно дрожать, полно. Здорова уже твоя Дарья. Здо-ро-ва!

В глазах Тамары засияли огоньки надежды. Матрена кивнула и повторила еще раз:

– Здо-ро-ва!

– Милая моя, Матрена Власьевна, за что все это на нас свалилось? – Тамара осмелилась задать вопрос, который давно мучил ее.

– За что? – прищурилась Матрена. – А, за неверие ваше! За то, что страх впереди вас бежит, а то и на лихом коне скачет. За грехи предков ваших. Хватит, или еще продолжить?

– Хватит, хватит. Что же нам-то делать? Можно ли что-то исправить? – забеспокоилась Тамара.

– Можно, если захотите, – снисходительно ответила Матрена, испытующе глянув на Тамару. – Верить надо в Господа. Только ОН вам поможет. Только ОН от зла сможет защитить и избавить. Да еще вам от страхов отказаться следует. Не откажитесь, они вас проглотят со всеми вашими потрохами! Стоит тебе только подумать: «А вдруг что-то произойдет?», и это что-то обязательно произойдет и даже еще страшнее, чем ты подумала. Все люди намагничены страхами, поэтому-то они к вам, как к гигантскому магниту, и притягиваются. Притянули малюсенький страх, а он на вашей благодатной почве такие корни пускает, что не так – то просто потом с ним сражаться. Не удастся уже отцепить его от вашего магнита без помощи извне. Помни об этом, Тамара, – поднялась. – Ладно, пора тебе. Засиделась ты у меня. Иди, Дарьюшка тебя зовет. Думай о хорошем всегда. Радуйся, что дочка такая у тебя умница да красавица растет. Помни, нельзя отдавать страхам ни одного мгновения, ни одного мига своей жизни. Прощай.

– Спасибо вам, – Тамара хотела поцеловать холеную руку Матрены. Но та властным жестом остановила ее и грозно проговорила:

– Прощай. Ступай. Пусть в твоем сердце живет Господь, а не страх!

– До свидания, – Тамара поклонилась ей в пояс.

– Прощай. Не свидимся больше, – Матрена нахмурилась. – Все…

– Почему не свидимся? – изумилась Тамара. – Вы для меня, как родная стали… Вы…

– Полно. Не лицемерь, – Матрена ухмыльнулась. – Сказано, прощай и все тут. Ступай, – Матрена подтолкнула Тамару к выходу и с силой захлопнула дверь за ее спиной. Тамаре даже показалось, что позади закрыли металлическую дверь со множеством замков и задвижек. Она вздрогнула всем телом от этого металлического звука и побежала домой, к дочери.

Дома Виктор радостно сообщил, что Даша ожила. Она и впрямь выглядела совершенно здоровым ребенком, прыгала по комнате веселым кузнечиком. Сейчас, глядя на Дашу, Тамара не могла поверить, что ее дочь лежала две недели совершенно без движения и не подавала признаков жизни…

Ночью Тамара проснулась от какого-то странного волнения. Она открыла глаза и увидела на краю своей кровати рыжеволосую красавицу. Тамара беззвучно вскрикнула. А красавица, громко рассмеявшись, исчезла. Вместо нее возник Андрей. Тамара рванулась к нему, но он остановил ее властным жестом, выставив вперед руку. Тамара замерла.

Она старалась не дышать и не моргать, чтобы не пропустить ничего. Андрей ей показался неестественно бледным. Она даже подумала, что в нем не осталось ни капельки крови, но тут же прогнала от себя эту мысль, вспомнив предупреждения Матрены.

– Мама, вам нельзя здесь больше оставаться, – каким-то чужим, далеким голосом проговорил Андрей. – Уезжайте как можно быстрее. Забирай Дашу, отца и уезжайте… Дверь уже заперта… Прощайте-с…

Тамара не успела спросить, почему им надо спешно уезжать? О какой двери идет речь? И при чем тут эта дверь? Андрей испарился. Но сильнее всего Тамара опечалилась от того, что Андрей был с босыми ногами. Это неприятно удивило и напугало ее. Да еще в соседней комнате неожиданно громко часы пробили полночь. Тамара вздрогнула всем телом и прижала ладонь к губам, чтобы не дать страхам прорваться наружу. Она услышала, как ойкнул Виктор, и открыла дверь, чтобы быть в курсе происходящего.

Виктор сидел на диване и тер глаза. А на столе стояли грязные ботинки Андрея. Те самые ботинки, которые Тамара бросила в реку. Но почему они теперь стоят на столе, да еще и перепачканные грязью? Чтобы зимой раздобыть столько грязи, нужно очень постараться. Очень… Да и то, найти не получится. Разве что со дна реки поднять… Мысли вихрем пронеслись в Тамариной голове.

– А-а-а-нд-нд-р-р-р-е-й-й-й, – хватая губами воздух, бубнил Виктор.

– Витенька, – бросилась к нему на шею Тамара. – Милый мой, я больше не могу так жить. Давай уедем отсюда! Мы все с ума здесь сойдем.

– Тома, Томка, дорогая моя, я сам хотел предложить тебе, но боялся. Боялся, что ты меня неправильно поймешь, что прогонишь, что… – он начал целовать податливые Тамарины губы, потом глаза, щеки, покрытые солеными слезами. – Я люблю тебя, гномик мой, люблю. Давай уедем в Иркутск, в Ленек, в Енисейск, куда прикажешь. Я хочу нормальной полноценной жизни без галлюцинаций и привидений.

– Увези меня, нас, куда захочешь, только бы не было реки рядом. Мне кажется, что это все из-за нее. Не зря столько про нашу Шальную реку сказок рассказывают. А, вдруг это – не сказки, а быль? Витя?!

В окно кто-то три раза постучал костяшками пальцев. Тамара испуганно вцепилась в руку мужа. Кто мог стучать в их окно на третьем этаже? Стук повторился. Тамара с Виктором поднялись с дивана и медленно пошли к окну, держась за руки. В этот миг окно с шумом и треском распахнулось, и в комнату влетела большая огненно-рыжая птица. Она пролетела над головами присевших от страха людей и, схватив ботинки Андрея, с диким хохотом вылетела прочь. Окно само собой закрылось, но со страшным металлическим скрежетом. Тамара зажала уши руками.

– Господи, помоги нам… – простонала она.

 

– 23 —

Андрей лежал на траве и наблюдал за плывущими по небу облаками. Они словно играли в какую-то игру: бежали в одну сторону, ударялись о невидимую преграду и спешили в обратном направлении. При этом количество облаков то увеличивалось, то уменьшалось. Потом они и вовсе собрались в одну большую кучу, образовав что-то похожее на гигантскую перину. Перина несколько раз приподнялась и опустилась, словно ее кто-то вытряхивал. Минуту спустя невидимые руки бросила перину вниз прямо на Андрея. Пушистая масса поглотила его.

– Это что еще за новости? – услышал Андрей грозный голос Лизы. – У нас масса дел, а ты с облаками играешься. Быстро вставай, бездельник!

Облачная перина мгновенно растаяла. Прямо перед собой Андрей увидел грозную Елизавету, одетую в старинное платье с накрахмаленными юбками. Рыжие волосы были аккуратно спрятаны под белым париком. Андрей поднялся, поняв, что шутить и возражать не стоит.

– Следуйте за мной! – приказала Елизавета и быстро пошла к горизонту. У самой кромки которого появились светящиеся огоньки. Они образовали узкую дорожку, ведущую к стеклянному дому. Елизавета пошла по светящемуся коридору и, остановившись у стеклянного домика, сказала:

– Ждите меня здесь, – скрылась за стеклянными дверями.

Андрей с удивлением обнаружил, что не видит никакого движения там внутри стеклянного дома, несмотря на прозрачность стекла, из которого он был сделан. Андрей решил, что внутренний интерьер дома просто нарисован на стекле, чтобы сбить с толку любопытных. Иначе куда бы пропала Лиза? Почему он ее не видит там внутри дома? Почему он вообще ничего не видит?

Дверь неожиданно открылась, и на пороге появился Саша. Минуту друзья стояли неподвижно, а потом бросились обнимать друг друга.

– Андрюха, как я счастлив тебя видеть! Как ты? Рассказывай все, что с тобой произошло за это время, – попросил Саша.

– Я… Я утопился, – засмеялся Андрей.

– То есть, как утопился? Постой, постой… – растерялся Саша. – Помнишь, нас с тобой разделила стена черного тумана и…

– Я рванул к реке. Понимаешь, я нашел выход из зоны забвения. Она выпустила меня, – сказал Андрей, глядя в Сашины удивленные глаза. – Да, Санчос, да. Я смог снова вернуться к людям. Я вернулся в Северобайкальск, – он сказал это с такой грустью, что у Саши мурашки побежали по спине.

– И… – спросил он полушепотом.

– Зря я над Егоркой потешался, когда он нам про реку Забвения байки рассказывал. Я ему не верил, а попав обратно, выл, как дикий зверь. Я сам себе был противен. Меня боялись все и даже мама с отцом… – Андрей передернул плечами и зло сказал. – У них там уже двадцать первый век… Двадцать первый… уму непостижимо… Милка твоя в театральный институт поступила. У меня сестренка Даша родилась. Зинка Гордова просто красавицей стала. От ребят отбою нет… Вот только я не смог вписаться в их жизнь. Не смог понять их, а они не смогли меня понять, принять не смогли… Смотрели на меня как-то странно. Вопросы задавали такие, на которые я просто не знал, что отвечать. Не выдержал я… Наверное, проявил малодушие… Короче, пошел к реке и утопился. Нырнул там, а вынырнул здесь. Вот такая невеселая история, друг мой… – Андрей бросил быстрый взгляд на дом и тихо добавил. – Лизавете теперь служу. Вот жду ее у дверей, как верный страж.

– В доме нет никого. Ко мне никто не заходил, – сказал Саша, посмотрев на дом.

– Как не заходил? – не поверил Андрей. – Она же вошла вот в эту дверь, я сам видел.

– Не волнуйся, – похлопал его по плечу Саша. – Здесь много странностей происходит, привыкнешь. А Лиза просто исчезла, как исчезают привидения от утреннего света…

– От света… – Андрей улыбнулся. – Да, исчезать я тоже умею. Приобрел такую способность. Мама меня обнять хотела, а я растаял, – Андрей попытался обнять воздух и расхохотался.

– Странно, что тебя это все смешит, – Саша покачал головой. – Какой-то ты не такой стал, Андрей. Что-то в тебе изменилось. Ты очень бледный. Как ты себя чувствуешь?

– За-ме-ча-тель-но я себя чувствую. Превосходно! – крикнул Андрей и побежал к океану, на ходу сбрасывая одежду. Сашу удивило то, что Андрей босой. А огромный рубец на левой стороне груди испугал его.

– Андрей, что это за шрам у тебя? Откуда он взялся? Его у тебя раньше не было, – крикнул Саша.

– Ам-ам-ам…

– Не-не-не…

– Было-бы-ло-ло… – засвистел ветерок.

Андрей ничего не ответил. Он нырнул в воду и поплыл, размахивая руками. Саша внимательно наблюдал за ним, стоя на берегу.

– Вы рады, что Андрей здесь? – зазвенел рядом колокольчиком Катин голос.

– Не знаю, – пожал плечами Саша, не повернув головы в ее сторону. Он, не отрываясь, следил за тем, как Андрей резвится с кальмаром, точно со старым знакомым. Такого панибратства Саша позволить себе не мог. Попытался провести параллель между шрамом Андрея и тем, что происходит с ним. Решил, что Андрея превратили в послушного робота, так же, как и трех красоток: Елизавету, Екатерину и Полину.

– Как повидали родных? – Катин вопрос заставил Сашу на время забыть про Андрея.

– Катенька, спасибо вам, – Саша повернулся к ней. – Я вам благодарен и низко кланяюсь. Жаль только, что времени было маловато. Смогу я еще побывать дома? Мне очень хочется повидать маму.

– Повидаете, – улыбнулась Катя. И прежде чем Саша успел задать еще один вопрос, повернулась и побежала прочь.

Саша увидел, как она встретилась на светящейся дорожке с Полиной. Как девушки несколько минут весело щебетали о чем-то, а потом взлетели вверх огромными бабочками. Они сделали несколько кругов над его головой и исчезли. А у своих ног Саша обнаружил большой конверт. Он нагнулся, поднял его. В конверте лежала большая фотография бородатого рыцаря в средневековых доспехах. Саша внимательно рассматривал незнакомца, ловя себя на мысли, что где-то уже видел этого человека, вот только не мог вспомнить где.

– Интересно, зачем это наш Егорка так нарядился? – спросил Андрей, заглядывая через Сашино плечо.

– Верно, это Егор! А я голову ломал, на кого он похож, – воскликнул Саша. – Неужели Ротоберг отправил его в век конкистадоров?

– Не думаю, – внимательно рассматривая снимок, сказал Андрей. – Похоже, что это театральный костюм. А на заднем плане народ, вообще, современный, посмотри, – он ткнул пальцем в снимок с такой силой, что тот выпал из Сашиных РУК.

– Ри-ри-ри… – зазвенело эхо. – Узнать, нать-нать-нать!

– Давненько здесь эхо не резвилось, – улыбнулся Саша, поднимая фотографию. – Наверное, все барышни собрались вместе. Вот и забавляются. Пойдем в мой стеклянный дом, а то они нам не дадут поговорить спокойно.

– Но-но-но… – забеспокоилось эхо. А фотография вырвалась из Сашиных рук и, сгорев в воздухе, рассыпалась пеплом…

 

– 24 —

Однажды ночью Егору приснилась Полина. Она сидела на его кровати и о чем-то весело щебетала.

– Полиночка, помогите мне понять все, что происходит, – попросил Егор. – Я не верю, что вы – моя мама. Скажите, что это неправда, неправда…

– Да, да, да. Это все не правда, а вымысел. Вы увидели меня, потому, что хотели увидеть именно меня. Вот вам и ответ, – задорно рассмеялась она, тряхнув своими золотыми кудрями.

– Точно, хотел, – подтвердил Егор. – Хотел, хочу, и буду хотеть видеть только вас, мой ангел!

– Вот и замечательно! – обрадовалась она. – Теперь меня будут звать Анжелина. Запомнили? – он кивнул. – Повторите за мной Ан-же-ли-на! – он повторил. Она крепко поцеловала его в губы и поднялась.

– О, не уходите! Не уходи, моя Анжелина! – попытался остановить ее Егор.

– Нет. Мне пора уходить, я и так пробыла у вас лишних десять минут. ¡Adiós, Egor!

Егор открыл глаза. В комнате было пусто. Только на туалетном столике возле кровати лежал венок из васильков.

– Была! – радостно крикнул Егор, примеряя венок себе на голову. – Она была здесь моя девочка Полина – Анжелина! Бы-ла-а-а-а…

В конюшне призывно и тревожно заржал белый конь Гарибальди. Егор рванулся на его зов. Пулей пронесся мимо испуганного сторожа и прижал морду лошади к своему лицу.

– Она и к тебе приходила, дружище? – прошептал Егор, заглядывая в огромные глаза Гарибальди. Конь тряхнул гривой, в которую были вплетены две голубые ленты. – Была! – улыбнулся Егор. – Ладно, спи, мой друг. Утро вечера мудренее…

Утром Егор мчался по скоростной магистрали в клинику, где работала Анжелина. Ему непременно надо было увидеть ее. Егор размышлял, как лучше разыскать девушку среди множества сотрудников, а она сама вышла ему навстречу, едва машина притормозила у ворот. Егору даже показалось, что она ждала его и была весьма рада, что он приехал именно сегодня.

– ¡Buenos dias! – легко сбегая по ступенькам, покричала она и помахала ему рукой.

– ¡Escantado de verle! – отозвался Егор, выбираясь из машины. – ¿Cuando vamos a vernos en San Miquel?

– Pronto. ¡Nos veremos! – покраснев, ответила она. Но тут же, подняв на Егора свои необыкновенно голубые глаза, спросила, – Por cierto, ¿Como eta Pushkin?

– ¿Pushkin? ¿Que es esto, Pushkin? – удивился Егор. Но, увидев испуганные глаза Анжелины, спохватился. – No se enfade. Я не понял сразу, что вы спрашиваете про стихи. Я подумал, что вас интересует какой-то другой мужчина. Простите, Анжелина. Со стихами у меня все в полном порядке. Я даже порой думаю стихами. А, можно я про вас что-нибудь сочиню?

– Если что-то очень, очень хорошее, то можно, – кокетливо проговорила она.

– Да разве про вас можно нехорошее писать? Только самое лучшее и можно. Вы… – Егор порывисто прижал Анжелину к себе и зашептал:

– Вы такая милая девушка. Я с ума схожу от мыслей о вас. Схожу с ума… И знаете, «чтобы продлилась жизнь моя. Я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я».

Анжелина подняла на него испуганно счастливые глаза. Он крепко поцеловал ее в горячие дрожащие губы. Поцелуй получился долгим и страстным. Егор отметил про себя, что сегодня ночью у него была именно Анжелина, Ан-же-ли-на…

– Вы непременно должны сегодня быть в замке, – прошептал он ей на ухо. – Я хочу, чтобы вы стали моей дамой сердца сегодня и навсегда!

– Sequn su deseo, – тоже шепотом ответила она. Выскользнула из его объятий, убежала, застучав каблучками по мраморным ступеням…

Егор тщательно готовился к вечернему турниру. Он до блеска начистил шкуру Гарибальди. Украсил его гриву голубыми лентами. А для дамы сердца прихватил венок из васильков.

Во время турнира Егор никак не мог отыскать глазами Анжелину. Зато постоянно натыкался взглядом на темноволосую синьору. Она была на кого-то очень похожа. Но Егор не мог понять на кого, и это его сердило. Мысли так донимали его, что он даже несколько раз промахнулся.

– Егор, соберись. А то сегодня будет лучшим Хосе, а не ты, – пожурил его король. – Стыдно будет перед голубоглазой синьориной. Она во-о-о-он там сидит.

Егор увидел Анжелину. Сердце радостно забилось от предвкушения новой встречи. А мысли о черноволосой синьоре умчались прочь. Егор теперь думал только о победе для своей дамы сердца. Для своей Ан-же-ли-ны…

 

– 25 —

К Новогодним праздникам Римма всегда готовилась очень добросовестно. Она покупала всем подарки. Заворачивала их в хрустящую бумагу. Украшала дом яркими огоньками и непременно приносила живую елку с базара. А, когда наступал канун праздника, она надевала новое платье, специально купленное по случаю Нового года, и шла к двери встречать Деда Мороза. Зинка всегда смеялась над всей этой маминой чепухой.

– Мам, а вдруг ты откроешь дверь, а там и в самом деле стоит Дед Мороз? Что ты тогда делать станешь? – хихикала Зинка. – Раз, два, три, отвечай на мой вопрос.

– Я приглашу его к столу, – улыбнулась Римма и пошла к двери.

– Мам, а вдруг, это будет наглый Дед Мороз. Вдруг он напьется, и мы не сможем его вытурить из нашего дома. Вдруг он захочет навеки у нас поселиться? Что тогда будем делать? – изобразила испуг Зинка.

– Давай не будем о грустном, а… – попросила Римма.

В передней раздался звонок. Римма замерла, внимательно глядя на дочь.

– Я никого не приглашала, – зашептала Зинка. – А ты?

– Я тоже, – шепотом ответила Римма и, схватившись за сердце, простонала. – Только бы это был не Сергей. – Звонок прозвенел еще раз, но уже более настойчиво, словно стоявший за дверью говорил:

– Открывайте, я же знаю, что вы дома. У вас свет горит во всех окнах…

– Мам, да не бойся ты. Давай предположим, что это пришла соседка или лучше – сосед, – развеселилась Зинка. – Иди, открывай. Встречай своего Деда Мороза. – Звонок прозвенел в третий раз.

Римма перекрестилась, улыбнулась и распахнула дверь.

– Здравствуйте, детки! – растягивая слоги, пробасил Дед Мороз, перешагивая порог. – Долго вы мне не открывали. Наверное, порядок наводили?

– Нет, боялись непрошенных гостей увидеть, – отозвалась Зинка. – Проходи, дедуля. Ребенок в нашем доме один – это я. А красивая женщина, которая тебе дверь открыла, моя мама, мамочка. Ты ее не бойся. Она знаешь какая веселая и жизнерадостная. Она лучше любого ребенка может стихи читать и вокруг елочки прыгать…

– Зина, погоди, – остановила Римма словесный фонтан дочери. – Человек ошибся адресом. Его дети ждут в другом месте. Мы не заказывали Деда Мороза, простите нас.

– Мам, рабочее время нашего дедули кончилось. На часах уже без пяти двенадцать. Невежливо выпроваживать человека за дверь, – затараторила Зинка. – Давайте шампанского выпьем вместе, а потом и разбираться будем. Дед, действуй, пока мама молчит. Открывай шампанское, раз уж ты здесь.

– Хо-ро-шо, – согласился дед, выделяя буквы «о». Он быстро справился с шампанским. Ровно в двенадцать все подняли бокалы.

– С Новым годом! Ура! – закричала Зинка.

– Жолаю вам в этом году нового счастья на новом месте! Исполнениё жоланий. Новых встреч и удачи во всем, – пробасил дед, выделяя буквы «о». – А теперь позвольте вам подарочок от меня преподнести, – развязал мешок и достал голубую бархатную коробочку, перевязанную золотой лентой.

– Нет, нет, это не нам, это ошибка, – испугалась Римма, вспомнив, что Владимир Львович дарил ей точно такую же коробочку.

– Бёри, – приказал дед, вложив ей коробочку в руки. – Это ведь ты Римма Гордова? – Римма кивнула. – Значит, нет никокой ошибки, все верно.

– Мамочка, что там такое, скорее открывай, – запрыгала Зинка. – Ну, же… ну…

Римма никак не могла развязать золотую ленточку, у нее дрожали руки от волнения. Сердце бухало, словно кувалда на стройплощадке, а по спине бежали струйки холодного пота.

– Мам, ты нарочно так долго возишься, чтобы позлить меня, – ворчала Зинка, которой не терпелось заглянуть внутрь красивой голубой коробочки. – Давай я помогу.

Зинка вырвала коробочку из рук Риммы так неловко, что все содержимое выпало на пол. Зинка ойкнула и присела на корточки. Римма молча опустилась рядом с ней. Сидя на полу, они рассматривали документы, выпавшие из коробочки.

– Заграничный паспорт на мое имя, – взвизгнула Зинка. – А вот и твой паспорт, мама! Мам, а это свидетельство о разводе… Почему же ты мне не сказала, что вы с папой развелись? – Зинка испытующе посмотрела на мать.

Римма медленно поднялась и повернулась к Деду Морозу, чтобы спросить его, кто поручил ему передать все это ей. Но дед исчез, а его костюм, борода и валенки были аккуратно сложены на стуле.

– Зин, ты не видела, как дед ушел? – поинтересовалась Римма. Зинка вскочила, забегала по комнате в поисках гостя.

– Ушел, значит. Ну, и пусть. Он все равно нам больше не нужен, – бесшабашно ответила Зинка и снова присела на корточки. – Мам, тут два билета в Москву! Ура!

– Согласишься поехать? – раздался приятный мужской голос. Зинка вскинула голову, посмотрела на элегантного незнакомого мужчину с приятной улыбкой.

– Конечно, соглашусь, – выпалила Зинка, подпрыгнув вверх. – Я мечтаю побывать в Москве. Я начала грезить Москвой еще в материнской утробе…

– Владимир Львович, – выдохнула Римма, опустившись на стул.

– Львович?! Я сразу догадалась, что это вы и есть мамин похититель, – обрадовалась Зинка. – Теперь вы и меня хотите в Москву к себе взять, да?

– Нет, – улыбнулся он.

– Нет? – ужаснулась Зинка.

– Я хочу вас забрать не в Москву, а гораздо дальше. На необыкновенный остров Тенерифе! – пояснил Владимир Львович.

– Я не поеду, – отрезала Римма. – Я вам уже сказала…

– А я поеду. Сейчас же соберу вещи и поеду, – крикнула Зинка и бросилась в свою комнату.

Владимир Львович подошел к Римме, опустился перед ней на колени и, низко склонив голову, сказал:

– Лучше сразу отрубите мне голову, если вы так непреклонны, моя милая неприступная сибирячка.

Вместо ответа Римма провела рукой по его жестким волосам. Он перехватил ее руку и прижал к губам.

– Кто вы: ангел или…? – тихо спросила Римма.

– Я человек, безумно влюбившийся в зрелую женщину, которую бросил муж. В женщину, у которой двое детей, которая горда и неприступна, как крепость в океане. Которая боится снов и не может признаться в своих настоящих чувствах, – ответил он.

– Зачем я вам? – спросила она.

– «Среди миров в мерцании светил Одной звезды я повторяю имя. Не потому, чтоб я ее любил, А потому, что мне темно с другими…» [37]

– Все, я готова, – радостно сообщила Зинка, появляясь в дверях. – Только я предлагаю подкрепиться перед дальней дорожкой. К тому же, я целый год ничего не ела. Могу все тут одна съесть. А вы?

– Я тоже проголодался, – сказал Владимир Львович, поднимаясь с колен. – Ужасно хочется кушать. Ужасно хочется узнать кулинарные способности своей будущей супруги.

– Суп…? – Зинка поперхнулась. – Мам, ты меня в неловкое положение ставишь сегодня весь вечер. Родная дочь ничегошеньки не знает ни о разводе, ни о свадьбе. Ужас и кошмар… Что о нас с тобой Владимир Львович подумает?

– Зиночка, твоя мама еще сама не знает, что я собираюсь ей предложение сделать. Это сюрприз, – уплетая пирожки с капустой, ответил Владимир Львович.

– А, тогда еще не все потеряно, – подмигнула ему Зинка. – Если мама вам откажет, то я уж точно соглашусь стать вашей навеки! Я на вас сразу глаз положила… Вы та-а-акой классный и богатенький, и… – она закатила глаза.

– Вот вам и ответ на ваш вопрос: почему именно вы – Римма Эдуардовна, – вытирая рот салфеткой, проговорил Владимир Львович.

Римма посмотрела на него долгим, пристальным взглядом, улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ.

– Э, уже заговор против меня? – возмутилась Зинка.

– Нет, нет, – в голос ответили Римма и Владимир. – Не заговор, а соглашение…

 

– 26 —

Мила досрочно сдала сессию и приехала на новогодние праздники домой. Они с Игорем нарядили во дворе елку. На семейном совете приняли решение встречать Новый год под этой елкой на улице. Вынесли стол, стулья и даже пледы для тепла. Электрические гирлянды сверкали разноцветными огоньками, создавая праздничную атмосферу.

– Ты веришь в чудеса? – приставала Мила ко всем с одним и тем же вопросом. И, не дождавшись ответа, переспрашивала еще раз. – Так ты точно веришь в чудеса? Да?! Значит чудо непременно произойдет, раз мы все четверо верим в то, что чудо в эту Новогоднюю ночь возможно.

– Мне хочется, чтобы Санечка приехал, – мечтательно глядя на звездное небо, проговорила Светлана.

– Приедет, приедет, главное верить, надеяться и ждать, – проговорил Валерий.

– Что-то давно Саня о себе не давал знать, никаких известий нам не присылал, – сказал Игорь со вздохом. Он каждую ночь ждал, что Саша придет. А Саша все не приходил и не приходил.

Всем им очень хотелось увидеть Сашу. Все они посылали ему телепатические сигналы, надеясь, что они подобно телеграммам, найдут адресат и вернутся с ответом. Ровно в двенадцать большими хлопьями полетел на землю снег. Снежинки закружились вокруг елки в праздничном хороводе. Мила, подняв лицо кверху, любовалась этим зимним танцем. Снежинки взлетали вверх, делали несколько поворотов-пируэтов и медленно опускались на зеленые ветки ели, на землю, на людей.

Вдруг в доме что-то грохнуло со страшной силой. Светлана первой рванулась туда. Настежь распахнула дверь и почувствовала запах жженой серы. Точно также пахло тогда, когда в первый раз приходил Саша.

– Санечка! – тихо, тихо позвала она. Никто не отозвался. Светлана быстро пошла вперед, оставляя все двери открытыми, но, не зажигая свет. Постепенно ее глаза привыкли к темноте. Она никого не видела, только чувствовала сильный запах серы. Совсем рядом раздался выстрел. Светлана вздрогнула всем телом и зажала себе рот рукой, чтобы не закричать. Прямо перед ней точно из-под земли выросла огромная фигура Матрены Власьевны.

– Доброго здоровья, Светлана! – громко сказала Матрена и прошептала что-то невнятное. – Сына ждешь? – Светлана кивнула, все еще зажимая рот руками. – А вместе с ним быть хочешь?

– Да, да, конечно, – поспешно согласилась Светлана.

– Вот и славно! – засмеялась Матрена. – Славно все устроилось.

– Но-но-но…

– Ось-ось-ось… – зазвенело эхо.

– Эхо в доме? – удивилась Светлана. – Чудеса, да и только! А, где же Санечка? – но ей никто не ответил. Матрена исчезла.

– Мама, ты где? Ты почему нас в дом не пускаешь? Открой, а то мы уже замерзли, – услышала Светлана крики с улицы.

Она с удивлением обнаружила, что двери действительно заперты. Но кто это сделал, она не знала.

– А, может, это Саша приходил? – с надеждой проговорил Игорь, когда Светлана впустила их в дом.

– Нет, сынок, это бабка Матрена была… – Светлана замерла от неожиданной догадки, которая больно кольнула ее в самое сердце. – Как бабка Матрена попала в наш дом? Как? – все удивленно пожали плечами. – Она не могла пройти незамеченной. Вы ее видели? – все отрицательно покачали головами. – Разве может живой человек являться в виде духа?

– А, вдруг, может? – сказал Валерий, сдвинув брови. Он пытался разрядить накал страстей, пытался развеселить Светлану, зная, как ее веселят его гримасы.

Но сегодня Светлана даже не обратила внимания на его актерские способности, а, прикусив до крови губы, уставилась куда-то вдаль.

– Что, если это была вовсе не Матрена, а кто-то в ее облике пришел, чтобы похитить мою душу? – простонала Светлана.

– Мам, ты что-то такое страшное говоришь, что даже смешно становится, – дернула ее за руку Мила. – Не думай о плохом, а лучше стихи мои послушай….

Светлана повернулась к дочери и вымученно улыбнулась. Ей совсем не хотелось обижать Милку, но забыть скрипучий голос бабки Матрены она никак не могла. Да еще, как нарочно, вспомнилось, что у Матрены бархатный звенящий колокольчиком голос, завораживающий и успокаивающий. Нет.

– В доме явно была не Матрена, – думала Светлана, слушая, как Мила нараспев декламирует свои стихи:

Пахнет хвоей и мандарином, Елкой, снегом, восточной халвой. И уже менуэтом старинным Новый год нас зовет за собой. Мы, как дети, поверив в чудо, Карамельной оберткой шуршим И, застыв у телеэкрана, Первый раз никуда не спешим…

– Ой, правда, давайте телевизор смотреть, – обрадовался Валерий. – У меня уже нос замерз на морозе сидеть. А у вас?

– У меня зубы стучат. И очень хочется горячих маминых пирогов, – сказал Игорь. – Все переселяемся в дом.

Мила осталась на улице, чтобы полюбоваться красотой реки. Луна ярким светом заливала все вокруг, высвечивая даже самые темные уголки на опушке леса. Покатые берега реки, укрытые снежными сугробами, казались высокими белыми горами. Миле показалось, что на одной из верхушек появилось какое-то темное пятно. Она пригляделась. Пятно начало медленно двигаться, увеличиваясь в размерах. Мила напрягла зрение и застыла от ужаса. Она увидела громадную волчью стаю, возглавляемую большущим волком. Вожак следил за ней своими кроваво-красными глазами и, казалось, был готов броситься вперед в любую секунду. Мила прижала руки к груди, подняла голову к небу. На нее глянул желтый глаз луны, обдав таким жутким холодом, что она почувствовала, как теряет сознание.

– Милка, скорее в дом. Ты что не слышишь, как волки воют? – грозно закричал Игорь, втаскивая ее в дом. – Что ты там, как вкопанная, стояла? Очнись, Милка.

– И-и-игорь, – простонала Мила, – У меня опять холод, как тогда…с Андреем. Я боюсь. – Она села на пол и зарыдала, уткнувшись головой в колени.

– Тише, тише, – принялся успокаивать ее Игорь, присев рядом на корточки. – Ты просто замерзла. На улице минус пятнадцать. Сейчас дома у камина согреешься, и все пройдет. Не плачь, Людмилка, – он поцеловал сестру в склоненную голову, шепнул. – Это тебя волки напугали. Это они на тебя страху нагнали. Но сюда, в дом, они не сунутся. Папка уже ружье достал. Так что, вставай, пойдем к камину.

– Я не белая? – спросила Мила, подняв на него испуганное, заплаканное лицо.

– Нет, ты румяная от слез, – ответил Игорь, улыбнувшись. Мила поднялась, и они пошли к камину греться…

 

– 27 —

Саша удобно устроился в кресле, а Андрей ходил туда – сюда вдоль стеклянной стены, громко стуча босыми пятками по полу. Он совсем не обращал внимания на Сашу, а пристально всматривался в огненно-красный солнечный диск, медленно погружающийся в воду. Вода при этом оставалась совершенно голубой. На ней не было никаких бликов и отражений заходящего солнца. Казалось, что солнце и океан существуют совершенно самостоятельно, что они даже не подозревают о существовании друг друга. И даже, когда солнце совсем исчезло за горизонтом, цвет воды ничуть не изменился. Зато изменился Андрей. Он как-то зло усмехнулся и, резко повернувшись к Саше, спросил:

– Да или нет? Только быстро и без глупых вопросов.

– Нет, – зевнув, ответил Саша.

– Почему? – удивился Андрей.

– Потому что, – рассмеялся Саша.

Андрей нахмурился, не понимая причины его смеха. Тогда Саша поднялся и, взяв Андрея за рубаху, очень серьезно сказал:

– Что с тобой, Андрей? Я не узнаю тебя. Тебя словно подменили. Ты ничего не ответил на мой вопрос про шрам. Ты не сказал, где потерял свои башмаки. Ты задаешь странные вопросы и удивляешься, получив на них странные ответы. Что происходит, дружище?

Андрей смотрел на Сашу совершенно пустыми безжизненными глазами и молчал. Саша несколько раз тряхнул друга за грудки. Андрей никак не отреагировал. Саша принялся трясти его еще сильнее, выкрикивая:

– Андрюха, очнись! Где ты? Вернись, Дрюня! Где ты, старина?

– На-на-на… – зазвенело эхо.

– Ты зачем меня, как грушу трясешь? – вяло поинтересовался Андрей, отстраняя Сашины руки.

– Ура! – обрадовался Саша. – Меня уже начал разбирать испуг. Ты мне напомнил безжизненную женщину с веслом, которая ни на что не реагирует, а стоит на постаменте в нашем парке. На нее не действуют никакие проявления извне, потому что она – памятник. А ты – живой, но мои дружеские похлопывания по твоей грудной клетке не имели никаких мужских откликов, положенных в таких случаях, – Саша попытался хлопнуть Андрея по плечу, но тот грубо оттолкнул его руку и резко сказал:

– Так да или нет? Отвечай немедленно…

– Пошел ты… – выкрикнул Саша. – Проваливай из моего дома. Я спать хочу.

– Не смей орать на меня, – властно приказал Андрей и перешел на шепот. – Саня, нам отсюда не выбраться. Мы пленники, вечные пленники. Не сопротивляйся. Давай получим по максимуму от этой потусторонней жизни!

– Нет, – упрямо сказал Саша. – Я буду бороться. Я верю, что должен быть выход. Выход есть всегда. Понимаешь, всег-да!

– Это там есть выход, – Андрей поднял вверх палец. – А здесь все по-другому. Отсюда выхода нет. Здесь выхода нет, пойми, чудак человек.

– Дрюня, вспомни, что там мы шли всегда туда, где висела вывеска «выхода нет». И как раз там-то и был выход! Причем необходимый выход, Андрюха! – Саша тоже поднял палец вверх.

– Там – да, но не здесь, – зло процедил Андрей и пошел к выходу. – Там, но не здесь, запомни и не путай разные миры…

– Андрюха, ты куда? Не уходи, – жалобно попросил Саша.

Но Андрей никак не отреагировал. Он вышел из стеклянного дома и растворился в темноте. Саша упал на кровать и застонал:

– Кто-нибудь расскажет мне, что все-таки происходит здесь? Что стряслось с моим другом? Неужели и я должен превратиться в такого получеловека? Нет, нет, нет, нет…

– Успокойся, сынок, – услышал он голос матери и вскочил. Прямо перед ним стояла улыбающаяся Светлана.

– Мама? Как? Почему? – испуганно зашептал Саша. – Откуда здесь моя мама? Перестаньте меня мучить…

– Тише, не бойся, Санечка, – попыталась успокоить его Светлана. Она дотронулась своей теплой рукой до его волос, разлохматив их. – Ложись, отдохни. Ты устал. О, да у тебя жар! Сейчас я принесу тебе молоко с медом. Все будет хорошо.

Светлана поцеловала Сашу в горячий лоб, накрыла одеялом и, повернувшись, пошла к двери. Саша блаженно потянулся и улыбнулся. Но вдруг он увидел босые пятки уходящей женщины и грубо крикнул:

– Стоять! Вы, кто бы вы не были, я запрещаю вам трогать мою семью, а то…

– Ну, и что ты сделаешь? – расхохоталась, обернувшись, Аделаида. Это она пришла сюда в стеклянный дом в образе Светланы. – Что ты, мальчишка, можешь нам сделать? – она зло сверкнула на него своими колючими глазами, точно вонзила сотню мелких иголок под кожу.

Саша ничего не ответил. Он только крепко сжал кулаки, понимая, что ничего он сделать не сможет. С врагом можно бороться только тогда, когда ты хоть что-то о нем знаешь, когда можешь оценить масштабы катастрофы. А как бороться с Ротобергом, Аделаидой, Катей, Лизой, Полиной и теперь Андреем, если ты даже не знаешь, кто они, если ты не имеешь никакого понятия об этой субстанции…

– Хотите нас понять? – спросила Аделаида, прочитав его мысли.

– Пытаюсь, – буркнул Саша.

– Не стоит тратить напрасно силы. У вас ничего не получится, – чуть подавшись вперед, доверительно прошептала Аделаида. – Мы своих секретов чужим не раскрываем. Соглашайтесь быть с нами. Тогда… – она стала чуть выше ростом и медленно растаяла, словно утренний туман от солнечного света.

– Тогда только я смогу все узнать, – закончил за нее Саша.

– Да-да-да-да, – радостно зазвенело эхо.

– Не-хо-чу-чу-чу, – передразнил его Саша.

Улегся на кровать, накрылся с головой одеялом, чтобы ничего не видеть и не слышать.

Неожиданно для себя он погрузился в сон. Саша попал в заснеженную тайгу. Услышал, как хрустит снег под ногами идущего куда-то человека. Увидел свой дом. Сугробы доходили почти до самых окон. Саша забрался на верхушку сугроба и, заглянув в самое большое окно, увидел, что возле камина сидят мама, папа, Игорь и Людмила. Они весело смеялись, что-то обсуждая. А на столе стоял горячий чай. Саша забарабанил пальцами по стеклу. Но никто не услышал его. Он застучал еще сильнее. Никто не повернул головы в его сторону. Никто не распахнул окно, чтобы впустить его замерзающую душу погреться у огня. Никто…

 

– 28 —

Егор протянул Анжелине венок из васильков и предложил сбежать вместе в ночь. Она так охотно согласилась, что Егор не стал ждать, а тут же вскочил в седло, усадив девушку впереди себя.

– Мы помчимся вперед на красавце коне. Ночь нам будет подмигивать кусочком лунного диска. А звезды покатятся под ноги огромными горошинами, чтобы освещать наш путь, – нараспев проговорил Егор.

– Будут звезды горохом рассыпаны! Ах, как это красиво. Я еще ни с кем не убегала по звездам. Егор, вы просто волшебник! – Анжелина обвила его шею своими тонкими руками.

Гарибальди рванулся вперед. Егор не направлял его и не сдерживал. Верный конь сам скакал куда-то все дальше и дальше от замка Сан Мигель. И только у самой кромки океана Гарибальди остановился и заржал.

– Пойдем купаться, – предложила Анжелина. – Я так люблю плыть вперед по лунной дорожке. А ты?

– И я, – ответил Егор, хотя холодок сомнения царапнул его в самое сердце.

– Почему же тогда ты остался на берегу? – засмеялась Анжелина. Она уже стояла по колено в воде. А ее обнаженное тело казалось мраморным в свете луны. Егор завороженно смотрел на точеную фигурку, не решаясь двинуться с места. Страх царапал изнутри все сильнее и сильнее. Он поднялся уже к самому горлу и начал душить Егора своими ледяными пальцами. Анжелина весело смеялась, а Егор не мог выдохнуть, скованный когтями страха. Гарибальди толкнул Егора в воду. Егор неловко шлепнулся и начал тонуть.

– Зря мы все это затеяли, – подумал Егор.

– А вот и нет, глупый трусишка, – громко крикнула Анжелина. – Быстро выныривай и плыви туда.

Егор высунул голову из воды, почувствовав, что вовсе не тонет, а спокойно плывет туда, куда показывает Анжелина. Плывет по лунной дорожке к ярким огонькам, светящимся на горизонте.

– Что это за огни? – поинтересовался он.

– Дорога к нашему счастью! – сообщила она. – Настала пора возвращаться.

– Тогда надо поворачивать. Берег в другой стороне, – сказал Егор.

– Нам не нужен берег. Он нам больше ни к чему. Нам нужнее эта светящаяся дорога, которая приведет нас в мир грез, – проговорила она.

– Я ничего не понимаю. Но полагаюсь на вас, Ан… – он не договорил.

Девушка встала на воду в полный рост. Она была одета в льняное платье. Пшеничные волосы перехвачены голубой лентой. У Егора не было больше сомнений в том, что это – Полина. Та самая Полина, за которой он побежал там, на Шальной реке, когда с ними произошло нечто странное, пугающе зловещее.

– Дайте мне руку, – приказала Полина.

Егор повиновался. Когда он ступил на светящуюся дорожку, то увидел, что одет в свою привычную одежду, в которой отправился с друзьями в путешествие по сибирской реке.

– Как все это возможно, Полина? – удивленно спросил Егор. – Канарские острова, конь Гарибальди, Анжелина, Пако…

– Это все – не сон. Это все с вами было, было по-настоящему. Мне удалось немного продлить ваше пребывание там, в реальном мире, – она махнула рукой в неопределенном направлении, улыбнулась. – Но, время быстротечно. Оно слишком-слишком быстротечно, Егор… Вам пора возвращаться назад… Ах, если бы ваша мать узнала вас там, в замке! Но…

– Вы хотите сказать, что в замке Сан Мигель была моя мама? – схватив Полину за руку, закричал Егор. – Но как? Как она смогла попасть туда? Неужели это та темноволосая синьора, которая меня отвлекала от сражения?

– Да, – улыбнулась Полина и протянула Егору фотографию. Он сразу же вспомнил, как попросил фотографа сделать снимок этой синьоры. Но появилась Анжелина, и он обо всем забыл. Теперь же Егор внимательно рассматривал фотографию и чувствовал, как глаза наполняются слезами, как рвется наружу сердце, криком:

– Как же я не узнал тебя, мама? Почему я не узнал тебя, мама? Почему… Да-да, все верно. Я больше думал о другой… Меня преследовал образ юной красотки. Только о ней я думал, не обращая внимания ни на кого. Теперь я наказан за свое невнимание. Как же я сожалею об этом… Мамочка… Ма-ма…

– Не кори себя, Егор, – попросила Полина. – Никто не в силах совладать с забвением. Никто! Забвение нельзя победить…

– Можно! – с горячностью выпалил Егор. – Мы должны думать не только о себе. Мы не должны быть чересчур эгоистичными, тогда забвению придется туго.

– Нет, – усмехнулась Полина. – Не говори за всех. Ибо большая половина человечества никогда не будет подчиняться вашему нелепому «должны». Большая половина человечества будет делать только то, что диктует их собственный эгоизм, их собственное «Я», их гордыня. Время, к сожалению, тоже настроено против вас, оно играет с вами плохую шутку. Никого не будут помнить вечно: ни бедного, ни богатого, ни знаменитого, ни простолюдина. Забвение непобедимо! Непобедимо… OLVIDO – обида, забвение…

– Вы правы, Полиночка, правы, – поспешил согласиться с ней Егор. – Но, что же будет с Пако, с…

– К ним вернется их сын, – ответила она.

– Как? А где же он был все это время?

– Он был в Бразилии на карнавале, – засмеялась Полина, глядя в удивленные глаза Егора. – Сегодня он вернулся домой, а ты вернулся сюда, в мир OLVIDO, – она немного помолчала. А потом, взяв руку Егора в свою, грустно сказала:

– Твое место здесь. Ведь тот, кто попал за грань бытия, уже не сможет вернуться обратно. Никогда не сможет… Идем, я покажу тебе твой новый дом.

– Полиночка, подождите, – простонал Егор. Она отрицательно покачала головой. – Тогда скажите мне, Анжелина – это вы или…?

– Или, – засмеялась она и быстро пошла вперед, почти не касаясь воды своими босыми ножками.

– Или… – повторил Егор с грустью…

 

– 29 —

В этот раз Римма совершенно спокойно сидела в самолете, летящем по маршруту Москва – Санта Круз. Она больше не пыталась выскакивать из самолета на высоте десять тысяч метров. Она не просилась назад в Иркутск или Братск. Она спокойно спала, положив голову на плечо Владимиру Львовичу. Зинка расспрашивала бортпроводников о прелестях и тяготах их работы, пытаясь понять, нужна ли ей такая профессия или нет. Потом она проникла в кабину пилотов и с восторгом смотрела на появившиеся на горизонте Канарские острова. Командир сообщил, что самолет произведет посадку на самом большом острове Тенерифе. Зинка понимающе кивнула и вернулась на свое место. Самолет коснулся земли, побежал по взлетно-посадочной полосе и остановился у здания аэропорта.

Возле трапа стоял Луис с огромным букетом белых роз. Он весело выкрикивал слова приветствия и размахивал руками.

– ¡Señora Rimma, buenos dias! Escantado de verlo.

– Escantado de verlo, Luis, – ответила Римма, принимая цветы. – А это моя дочь Зинаида.

– ¡No puede ser! ¿Hiha? No puede ser, – замахал руками Луис, изображая испуг.

– И, тем не менее, это моя дочь, – сказала Римма. Луис протянул руку и потрогал Зинку за щеку.

– Но, но, – завопила она, оттолкнув его руку. – Я этого не выношу. Нечего меня своими грязными руками трогать.

– Зина, Луис прекрасно говорит по-русски, – прошипела Римма, сжав Зинкину руку.

– Тогда зачем ты с ним по-испански разговариваешь?

– Ему это приятно.

– Vamos, señora espinosa, – сказал Луис и пошел вперед.

– Львович, что это он такое сказал? – заволновалась Зинка.

– Он назвал тебя колючкой, – пояснил Владимир Львович.

– Вам с мамой хорошо, а я ни словечка не понимаю, – разозлилась Зинка.

– Ничего, скоро привыкнешь. Еще лучше нас всех разговаривать начнешь, – успокоил ее Владимир Львович.

– Учти, Львович, что я на все жертвы иду ради счастья матери! Цени и не забывай об этом. Меня за такую жертвенность давно нужно было поощрить…

– Зинаида, – не выдержала Римма. – Это уж слишком. Прекрати паясничать.

– По-э-ка-лы, – крикнул Луис. – Vamos!

– Нет, зря я на него рассердилась, – улыбнулась Зинка. – Он классный дядька. Я сяду впереди. Луис, ты так здорово сказал – по-э-ка-лы! Повтори еще раз, пожалуйста.

– Por favor, – засмеялся Луис. – По-эка-лы, Зи-нэ-ида!

Машина мчалась по скоростной магистрали вперед. Зинка была в восторге от того, что начинается для нее новая жизнь на необыкновенном острове Тенериф – Тенерифе, как называют его испанцы. Она дала себе слово, что непременно выучит этот красивый язык. И будет разговаривать, как настоящая испанка. Она придумает себе какое-нибудь звучное испанское имя. В нее непременно влюбится самый красивый и богатый юноша на острове. Возможно, это будет рыцарь на белом коне, о котором рассказывала мама. Так фантазировала Зинка, пока машина мчалась вперед.

Вдруг на горизонте появился всадник на белом коне. Зинка не сразу поверила, что это происходит наяву. Все было каким-то нереальным, фантастическим. Красавец конь летел по воздуху. Он был необыкновенно белого цвета, в его гриву были вплетены голубые атласные ленты. Загорелый всадник уверенно держался в седле. Он словно слился с конем, стал с ним одним целым. Ярко-желтая рубаха оттеняла его загар, подчеркивала природное изящество и особый шарм, присущий коренным испанцам. Зинка прошептала:

– Вау! Не может быть. Желтый рыцарь на белом коне! А я ведь тебе, мамуля, не поверила. Думала, ты нафантазировала…

Луис резко затормозил и, выскочив из машины, закричал.

– ¡Egor! Muy buenos, Egor. Perfectamente. ¿Como esta usted?

– Мама, он кричит, что там Егор, – испуганно проговорила Зинка, обернувшись назад. Но Римма уже выскочила из машины и замерла, прикрыв глаза от солнца, чтобы лучше видеть. Юноша остановил коня, спрыгнул на землю.

– Рад вас приветствовать, – сказал он на чистейшем русском языке. – Меня зовут Егор Кастелани. Мой прадед бывал в России, поэтому мы все знаем русский язык. Я читаю вашего Пушкина. «Я помню чудное мгновенье. Передо мной явилась ты…», – он долго и внимательно посмотрел на Зинку. – Hermosa muchacha. – Зинка покраснела, поняв, что он сделал ей комплимент. – Очень красивые стихи, я люблю Пушкина, – добавил Егор.

– Да, – поспешно согласилась Зинка, решив, что он вовсе говорил не о ней. – Скажите, а откуда вы узнали, что мы из России?

– О, это совсем просто, – засмеялся он. – Мой отец, Пако Кастелани, велел мне встретить Владимира Гореславского и его семью. Я вас встречаю по поручению моего отца. Хотите поехать верхом на Гарибальди?

– Я? – Зинка залилась краской стыда. Так она еще никогда не смущалась.

– Так поедем или вы боитесь лошадей? – он усмехнулся.

– Я? – Зинка рассердилась. Решила показать этому главному самозванцу, что к чему. Воткнула руки в боки. – Я лошадей не боюсь, потому что я выросла на конюшне. Мой папа главный…

– Зинаида, смотри, как бы потом не пришлось стыдиться своих слов, – тихо проговорила Римма, тронув дочь за руку.

Зинка зло сверкнула на нее глазами и, повернувшись к Егору, вежливо сказала:

– Я с большим удовольствием совершу поездку на вашем красавце коне. Но учтите, что это моя первая прогулка верхом именно на коне такой породы. Хоть я и выросла на конюшне, а мой папа был главным конюхом нашего королевства, но таких лошадей там не водилось.

– Я это учту, – засмеялся Егор, подсаживая Зинку.

– No se preocupe, por favor, Rimma, vamos, – засмеялся Луис, подталкивая Римму к машине. – По-э-калы…

Римма села рядом с Владимиром Львовичем и крепко сжала его руку.

– У меня сейчас так кольнуло сердце, что я чуть не упала в обморок, – тихо проговорила она. – Мне показалось, что я совершила непростительную, непоправимую ошибку…

– Римма Эдуардовна, мы же договорились, что вы больше не будете вспоминать Сибирь, – укоризненно покачал головой Владимир Львович.

– Нет, нет, – быстро заговорила Римма. – Это не та вина. Это что-то совсем другое. Мне сейчас показалось, что у меня был шанс… Ах, я так сумбурно говорю, не умея все объяснить. – Владимир Львович внимательно смотрел в ее горящие глаза и терпеливо слушал. – Мне показалось, что я была здесь не случайно. Что вы меня привезли сюда, чтобы я сделала что-то важное. Моя миссия заключалась совсем ни в том, чтобы влюбиться в вас… О, я запуталась. Мне плохо. Тоска такая навалилась на сердце, что трудно дышать. Я… умираю… Влад… – она закрыла глаза и перестала дышать.

– Luis, Llame, por favor una ambulancia, – закричал Владимир Львович, рванув блузку на груди Риммы.

Римма шагнула на белое облако, которое поплыло над огромными кустами белых роз, над необыкновенно зелеными деревьями. Облако плыло, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Но Римма не боялась. Она стояла, утопая по щиколотку в белой мягкости и теплоте, и улыбалась. Облако остановилось над стеклянным домом. Двери дома распахнулись, и Римма увидела Егора. Он радостно замахал ей руками. Помог спрыгнуть на землю и крепко-крепко обнял.

– Мама, как я счастлив, что ты навестила меня. Спасибо, что не забываешь обо мне. Я люблю тебя, мама. Я всегда буду помнить тебя. И ты помни своего сына, мама.

– Егор, Егор, прости меня, прости, – заплакала Римма, прижимаясь к теплой щеке сына. – Я не имела права не узнать тебя. Я должна была почувствовать, что это ты. Куда делся мой материнский инстинкт?

– Не кори себя мама, – погладил ее по щеке Егор. – Ты ни в чем не виновата. Мы все попадаем в сети забвения. И с этим ничего нельзя поделать, ничего, мама. OLVIDO владеет нашим разумом, нашими сердцами… Прощай, тебе пора. Я люблю тебя, мама…

Римма открыла глаза и увидела испуганное лицо Владимира Львовича.

– Я люблю тебя, Римма, – шептал он. А в уголках глаз блестели слезы. – Не уходи от меня. Не оставляй меня одного сейчас, когда все только начинается. Не уходи… – он, увидев открытые глаза Риммы, улыбнулся. – Слава Господу, ты очнулась! Как же ты нас напугала, милая моя, – он прижал ее руку к своим губам. – Как же я испугался за тебя, за нас! Я так люблю тебя, Римма. Римма!

– Ма-ма-ма, – отозвалось эхо.

– А, что случилось? – потерев висок свободной рукой, спросила она.

– Ты была без сознания. Сердце не билось. Дыхания не было. Приехала скорая. Тебе сделали укол. Оживили тебя дефибриллятором… Ты опять с нами, – Владимир Львович говорил отрывисто, словно подбирая нужные слова, чтобы она его правильно поняла. Пока он говорил, Римма смотрела на испуганные лица людей в белых халатах и пыталась улыбнулась.

– Все будет хорошо. No tenga miedo, por favor, – сказала она. – А где Зинаида?

– Она уехала с Егором Кастелани, сыном моего друга…

– Надо их догнать, – забеспокоилась Римма.

– Римма Эдуардовна, они, скорее всего, уже пьют горячий шоколад в доме синьора Кастелани. Вам не стоит так беспокоиться, – строго сказал Владимир Львович, неожиданно опять переходя на «вы».

Он помог Римме подняться и сесть в машину. Озабоченный Луис завел мотор, тронулся с места, но скорость прибавлять боялся.

– Luis, vamos muy rapiro. No tengo miedo. Todo esta bien, – засмеялась Римма, похлопав его по плечу.

Луис свистнул и добавил газа. Машина понеслась вперед по скоростной магистрали…

 

– 30 —

Весна началась как-то вдруг неожиданно и быстро. Температура подскочила до плюс десяти. Стремительное таяние снега превратило Шальную реку в неукротимый, ревущий поток, сметающий все на своем пути. Сбесившаяся река крушила все на своем пути, выворачивала с корнем деревья, унося их в неизвестном направлении так легко, словно они были детскими бумажными корабликами. Разгул стихии пришелся на ночное время. Поэтому многие горожане только утром обнаружили, что их дома подтоплены. А к полудню стало ясно, что многие люди погибли, унесенные разбушевавшейся Шальной рекой.

В эту ночь Милка никак не могла уснуть. Она то ложилась, то вставала и ходила по комнате, прислушиваясь, как безмятежно сопит Ольга, закинув руки за голову. Мила тоже пыталась принять удобное положение, но ей вдруг становилось очень холодно и приходилось сворачиваться калачиком. А потом становилось нестерпимо жарко и приходилось сбрасывать одеяло. Едва наступало успокоение от температурных перепадов, им тут же на смену приходили воспоминания о волках, воющих на луну. То вместо волчьей стаи появлялись мерзкие существа, которые вылезали отовсюду и протягивали к Милке свои щупальца, пытаясь задушить ее, утащить в черную бездну. Она не выдержала и включила свет.

– Милка, у тебя явно что-то не в порядке с психикой, – побурчала проснувшаяся Оля. – Спи с включенным светом. Или возьми анекдоты почитай, если спать не можешь. А я спать могу всегда! Сон – мое любимое состояние, – она повернулась на бок и сладко засопела.

– Мне бы такие железные нервы, – вздохнула Мила и углубилась в чтение, поняв, что уснуть ей сегодня не удастся.

В шесть утра заработала радиоточка. Взволнованным голосом диктор сообщила о страшном наводнении в Северобайкальске. Милка так порывисто вскочила, что уронила стул.

– Что опять? – крикнула проснувшаяся Ольга.

– Оля, – глаза у Милки были такими круглыми, что Оля не на шутку испугалась. – На-вод-не-ни-ееэ там… Ма-моч-ки… – Милка сжала виски руками и запричитала. – Вот с чем были связаны мои ночные страхи. Мои там бьются с рекой, а я никак не могу им помочь. Нет, могу! Я должна поехать домой… – она схватила одежду.

– Напиши заявление декану, а то прогулы поставят, – протягивая ей листок, сказала Оля.

– Олька, милая, сделай все сама, – взмолилась Мила. – Я ничего не соображаю…

– О, тогда мне придется взять тебя под строгий учет и контроль, – решительно проговорила Оля. Усадила Милу на стул. – Слушай меня и не перебивай. У тебя губы белые. Ты на привидение смахивать стала. Я тебя оставить не могу, я с тобой поеду. И не возражать мне!

Мила и не собиралась возражать. Она была рада, что Оля сама предложила ей свою помощь. Она предчувствовала что-то страшное и боялась остаться с этим страхом один на один. Не имела права оставаться с ним…

То, что увидели девушки в Северобайкальске, повергло их в ужас. Даже всегда спокойная Оля плакала, зажав лицо руками. Города, в котором когда-то жила Милка, просто не было. Его разметала Шальная река. Уцелело всего несколько пятиэтажек. Они сиротливыми башенками торчали из воды. Мила побежала в одну из пятиэтажек, чтобы узнать, как дела у тети Тамары. Но ей открыли двери совершенно посторонние люди, сообщив, что Вербицкие здесь больше не живут. Тогда Милка побежала к Гордовым. Но опухший дядя Сергей сообщил, что его неверная супруга уехала неизвестно куда, забрав с собой дочь. Он начал что-то говорить про алименты, которые дочь Зинаида должна ему будет платить, про то, что молодежь совсем перестала уважать старших и еще про что-то. Но Милка стремглав бросилась вниз по лестнице, пытаясь остановить рвущиеся наружу рыдания. Она так резко выскочила из подъезда, что чуть не сбила с ног пожилую даму.

– Ой, простите меня, я не хотела, я не нарочно, – начала оправдываться Мила.

– Я знаю, – улыбнулась дама. – Пойдемте со мной. Пойдемте, Людмила, я вам все расскажу.

– А, кто вы? – удивилась Мила. – Я вас никогда раньше не видела здесь. Я не знаю вас…

– Достаточно того, что я вас хорошо знаю, – дама обняла Милу за плечи. – Вы Людмила Исакова. А вашу подругу зовут Ольга Насонова….

Мила кивнула. Она только сейчас вспомнила про Ольгу и удивилась, что та стоит рядом с ней. Миле казалось, что она участвовала одна во всей этой беготне. А получалось, что верная подруга не отставала от нее ни на шаг. Мила крепко сжала Олину руку в знак признательности. Оля ответила крепким рукопожатием.

– Пойдемте со мной. Я вам все объясню, – подтолкнув девушек вперед, проговорила дама.

– Простите, а как вас зовут, а то как-то неловко получается. Мы не знаем, как к вам обращаться, – смущенно проговорила Оля.

– Мое имя Матрена Власьевна, – пропела дама.

– На-на-на…

– Власьв-на, Власьев-на… – отозвалось эхо.

– Матрена?! – Мила прижала руку ко рту, чтобы скрыть свое удивление. – Но ведь все говорят, что вам лет сто пятьдесят или больше. А вам на вид и шестидесяти-то нет. Как же так?

– Люди любят болтать, как сороки, – снисходительно проговорила Матрена. – Если все сплетни собирать, то можно так запутаться, что не приведи Боже…

– Ой, мне же некогда, мне надо родителей и брата искать, – заволновалась Мила, высвобождаясь из объятий Матрены.

– Не найдешь ты их здесь никогда, – металлическим голосом проговорила Матрена. Мила вздрогнула и внимательно уставилась в черные, как ночь, глаза женщины. – Только я одна правду знаю, – сказала и пошла прочь.

Девушки переглянулись и рванулись вслед за удаляющейся фигурой. Матрена быстро шла вперед, не обращая на них внимания. Только возле ветхой избушки, которая чудом уцелела во время разгула стихии, она остановилась и властно скомандовала:

– Ноги хорошенько вытирайте.

– Зачем, при входе в такой сарай еще и ноги вытирать? – фыркнула Ольга. – Не удивлюсь, если нам сейчас на головы повалятся пауки и тараканы…

Мила прижала палец к губам, покачала головой, посмотрев на подругу с нескрываемой злобой. Оля покорно опустила голову, взяла Милу за руку. Так они перешагнули через порог и замерли, потому что никогда прежде не видели таких белых струганных полов. Весь дом был пропитан запахом свежей древесины, словно его только что выстроили. Мила даже обернулась в поисках свежих стружек. Но их нигде не было. Стекла в окнах сверкали, как тонкий лед на реке. А кружевные занавески были цвета первого снега. На огромном дубовом столе стоял медный самовар, сверкая своими округлыми боками. В самоваре, как в зеркале, отразились две испуганные девушки, прижавшиеся к дверному косяку.

– Руки мойте, – приказала Матрена. – Да садитесь к столу, а то самовар простынет.

Девушки уплетали горячие пирожки с малиной, пили ароматный, пахнущий сибирскими травами чай и молчали. Они не решались задавать вопросы в этом доме, полном непонятных тайн. А Матрена не спешила ничего рассказывать сама. Она наливала себе чай в тонкое голубое блюдце, долго дула, потом медленно втягивала жидкость, смешно вытянув вперед губы.

Оля поставила чашку на стол и зевнула, но тут же испугавшись чего-то, снова схватила чашку в руку.

– Олюшка, – засмеялась Матрена. – Не мучай себя. Я вижу, как тебя в сон клонит. Иди, приляг. Не смущайся. Вы с дороги устали, нанервничались. Иди сюда на перинку.

Оля поднялась и прошла за Матреной в маленькую комнатку. Она, не раздеваясь, рухнула на мягкую перину и моментально заснула.

– Спи, ты нам не нужна пока, – усмехнулась Матрена и плотно закрыла дверь.

Мила сидела за столом и внимательно рассматривала себя в самоваре.

– Одна ты осталась на этом свете, – тихо сказала Матрена. А у Милки по спине потекли струйки холодного пота. Она подняла испуганные глаза, но, встретив жестокий, холодный взгляд Матрены, снова уставилась в самовар. – Пойдем со мной, – приказала Матрена. – Только молчи, поняла? Ни о чем не спрашивай. Не кричи, не плачь. Ты должна молчать, смотреть и слушать, поняла?

Милка поднялась, облизала пересохшие губы и пошла следом за Матреной к маленькой дверце, в которую можно было войти, только низко согнувшись. Матрена подтолкнула Милу к дверному проему. А когда Милка с трудом втиснулась в маленькое пространство, быстро захлопнула за ней дверь. Мила испуганно огляделась. Она стояла на небольшом клочке земли, возвышающемся над бушующей рекой. Река вырывала деревья, подбрасывая их высоко вверх, подхватывала и несла куда-то, кружа и разбивая о камни. Вот реке надоело играть в игру с деревьями, и она направилась к дому. К их дому, где мирно спали мама, папа, Игорь. Милка хотела крикнуть, но голос не слушался ее. Река, словно чья-то гигантская рука, схватила маленький домик, сжала его в кулаке. Дом хрустнул, как яичная скорлупа, и рассыпался на маленькие частички, похожие на пепел. Мила порывисто прижала обе руки к глазам, поняв, что все кончено, что все погибли. Ее тело пронизывала мельчайшими иголочками нестерпимая боль. Милка почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Но в это время громко крикнул отец:

– Людмилка! Людмилка! Люда!

– Людочка! – ласково позвала мама.

– Сестренка! – крикнул Игорь.

– Не вешай нос, Милыч, – попросил Саша.

Мила быстро смахнула слезы с глаз и высоко подняла голову. Напротив нее отделенные стремительным, ревущим потоком, стояли мама, папа, Игорь и Саша. Они махали ей руками и весело кричали, приветствуя ее. Мила помахала им в ответ обеими руками.

– Людмилка, вот и осталась ты одна в этом мире коварства и лжи, – громко проговорил отец. – Держись. Не падай духом. Не сдавайся. Не иди на поводу у зла. Всегда руководствуйся той мудростью, которой мы тебя учили.

– Папка, я не хочу быть одна, – закричала Мила. – Возьмите меня к себе! Я не хочу, не хочу…

– Ты должна остаться! – строго сказал отец. – Ты станешь известной писательницей и расскажешь всем нашу историю.

– Нет, я не хочу, не хочу никому ничего рассказывать, – простонала Мила, сжав кулаки. – Почему я должна так страдать и мучиться? Почему? За что мне все это, Господи?

– Потому что тебя выбрали! – ответила ей Светлана. – Мы рады, что ты наша дочь. Не забывай никогда, что ты Людмила Валерьевна Исакова!

– Нет, нет, я не хочу, мама-а-а-а-а…

Мила рванулась вперед. Но прямо перед ее носом неизвестно откуда возникла громадная металлическая дверь. Мила начала колотить в нее из всех сил, но все звуки пожирала зловещая пустота. Мила не слышала даже собственный голос. Она просто беззвучно открывала рот. Слезы горя и отчаянья залили ее лицо. Она медленно опустилась на колени перед громадной дверью и прошептала:

– Я не хочу, чтобы все так плохо заканчивалось. Не хо-чу…

– А почему ты решила, что все должно закончиться хорошо? – грянул откуда-то сверху громогласный мужской голос. – Вы, люди, непременно завершаете все ваши сказочки счастливо и весело. А в жизни все по-другому. Хороший исход дела бывает гораздо реже, чем плохой… Посмотри вокруг. Послушай, что творится в мире.

Мила невольно подняла голову вверх туда, откуда гремел неприятный голос. Она увидела необыкновенное северное сияние, которое переливалось разными цветами, реагируя на любые изменения тембра голоса говорящего. Сияние было таким красивым, что Мила, забыв обо всем, улыбнулась. Ей стало тепло и не так страшно. И даже зловещий, громогласный голос уже не так пугал ее, хотя он гремел прямо над ее головою:

– Вы все думаете, что будете вечно жить. Вы копите, собираете себе богатство, лжете и завидуете. Но никто не остановится и не подумает о том, что будет после… Никто не знает, что, «любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную». Никто из вас не знает, в какой миг он должен будет предстать пред судом Всевышнего. Вы думаете, что сможете везде успеть. Но между тем, вы совсем не умеете дорожить временем. А дни лукавы…

– Но ведь мои близкие не сделали ничего плохого, – еле слышно проговорила Мила.

– А с чего вы взяли, что погибают только плохие люди? – рявкнул голос, и северное сияние потухло. – Ни у кого из вас даже не возникнет мысли, что, погибая, праведники сберегаются от зла!

– Значит, я не праведница, если вы не хотите забрать меня? – Мила снова заплакала.

– На земле нет ни одного праведного человека. Все люди грешны… Грешны… Не заблуждайся ни на чей счет…

– Тогда объясните мне, почему? Почему… – закричала Мила, но снова не услышала свой голос. Она смотрела вверх, в зловещую черноту. Стучала кулаками в громадную металлическую дверь. Но все звуки растворялись в пустоте…

– Милка, ты что так кричишь? – донесся откуда-то издалека Олин голос. Мила открыла глаза и увидела прямо перед собой испуганное Олино лицо. Оля облегченно вздохнула и сделала шаг назад. Мила поняла, что она лежит на своей кровати. В их комнате в общежитии ничего не изменилось: две кровати, стол, два стула, шкаф и холодильник. Только весь пол усыпан исписанными листами бумаги. Оля нагнулась, подняла листок и прочла:

– Сибирь! Дух перехватывает от той шири, которая слышится в этом слове. СИ – сияющее на солнце кроны кедров, елей, сосен. СИ-ЛА и БР – БИРЬ – морозный холод, пронизывающий до костей… – Оля внимательно посмотрела на Милу и прочла еще. – Всех нас несет вперед бурная река. Кто-то быстро движется вперед по течению. Кто-то пытается сопротивляться этому течению. А кто-то, зацепившись за корягу, остается далеко-далеко позади…

– Откуда это? – удивилась Мила.

– Вот это да, подруга! – укоризненно проговорила Оля. – Это же ты написала, твой почерк, посмотри. – Она протянула Людмиле исписанный листок. А потом, ткнув пальцем в верхнюю его часть, добавила. – А здесь написано: «Моим родителям и братьям посвящаю. Людмила Исакова».

– Оля, я честно не помню, как я все это создала, – Милка развела руками в стороны. – Когда же я могла это все? – она искренне удивлялась. Оля несколько минут постояла в задумчивости, а потом улыбнулась.

– Значит так, моя дорогая Людмила Исакова, у тебя появилась способность к автоматическому письму! Не волнуйся, ты не первая. Такое уже наблюдалось в восемнадцатом и девятнадцатом веках. Одна мадам, имя ее я называть не буду, чтобы не смущать тебя. Так вот, эта мадам писала романы. Писала она ночью, ничего об этом не подозревая. А утром у ее дверей уже стояли издатели, чтобы успеть купить ее необыкновенные, мистические произведения. Дама скоро стала очень знаменитой и, разумеется, богатой. Я считаю, что ты тоже можешь достигнуть славы. Но, тебе нужен пресс-секретарь. Чужому человеку доверять опасно, обманет непременно. Поэтому, лучшей кандидатуры, чем моя, на эту должность не найти.

– Олечка, ты просто прелесть, – расцеловала ее Мила. – Ой!

– Что с тобой? Только не говори, что влюблена. Меня это расстроит, – надув губы, проговорила Оля. Мила поцеловала ее в щеку и, подмигнув, сказала:

– Мне кто-то сейчас шепнул, что забвение – это отчаяние! Понимаешь? – Оля чуть приподняла вверх брови. Мила схватила ее за руку и с жаром заговорила:

– Пойми, дорогая, нам не стоит отчаиваться никогда, ни при каких обстоятельствах! Надо верить в лучшее. Надо верить в то, что все уладится, что за все слезы мы получим вознаграждение. Если это, конечно, слезы отчаяния и горя, а не зависти и злобы. И вот, что еще… – Мила закрыла глаза и сказала каким-то изменившимся голосом. – Слушай, моя дорогая Олечка:

Я к вам явлюсь из ниоткуда. Я ветром в форточку ворвусь И, прошуршав по занавескам, Струной гитарной отзовусь. Сквозняк захлопнет двери резко, На люстре звякнут все подвески. Взлетев, рассыпятся листы… И вы обрадуетесь: «Ты! Сама ко мне из ниоткуда! Не смею верить в это чудо…»

– Неплохо, очень даже неплохо, – сказала Оля. – Хороший слог, легкий… Я бы сказала, гениально написано… Ты нас всех прославишь однажды, помяни мое слово! Ты – лучшая, Людочка, луч-ша-я!!!

– Олечка, родная моя, как хорошо, что ты у меня есть. Как же мне повезло, что мы с тобой встретились, – поцеловав подругу в щеку, воскликнула Мила.

– Еще неизвестно, кому из нас повезло больше, – сказала Оля и подмигнула ей. А в глазах заблестели какие-то незнакомые огоньки…

– OLVIDO… Забвение… – прошептал ветер, вспенив занавески.

– OLVIDO… Забвение… – повторило эхо на сотни голосов.

– Что это? – испугалась Мила.

– Ничего страшного, – ответила Оля, глядя мимо нее. – Ничего страшного… Это всего лишь забвение… Всего лишь… OLVIDO…

– OLVIDO… – повторила Мила. – Забвение…

– OLVIDO…