Горден слегка повернул голову, глядя, как мигнули тормозные огни выезжающей из двора машины, и, пошатнувшись, чуть не упал.

Ну и компания нынче подобралась! — подумал он, примостившись на капоте припаркованной у тротуара машины. — Владелец «Услуги Зеркала», старикашка Патрик Сиковски, Элизабет Луан, бывшая жена Черного Льва, которую супруг чуть в порошок не стер, когда та решилась с ним развестись. Ким Романов, которому по самым оптимистичным прикидкам лет шестьсот… И кто может заподозрить в этом пареньке-тинэйджере что-то большее, чем юность и неопытность?

И он, Горден, собственной персоной, человек в высшей степени отстраненный от происходящих здесь дел, который предпочитает просто жить и ни во что не совать свой нос, руководствуясь ленью и простейшими правилами безопасности.

Да, он никуда не лез, пока несчастный случай не познакомил его с Черным Львом…

Отведя край плаща, маг хмуро посмотрел на пропитанную кровью рубашку.

— Кому нужен мертвый Горден? — глухо спросил он. — Если так пойдет дальше, сегодня мое зеркало треснет к чертям собачьим! Ко всему прочему это до безумия больно, — он тяжело вздохнул.

В конце пешеходной дорожки прямо под фонарем внезапно появилась высокая фигура. Лампочка вспыхнула оранжевым и, громко хлопнув, осыпалась на асфальт расплавленными алыми каплями. В наступившей темноте человек словно переместился сквозь пространство, возникнув совсем рядом с Горденом.

— Меня послали за львенком, хочу подстраховать Сиковски, — сказал незнакомец. — А то нам нашептали, будто старик вздумал юлить. И твое присутствие здесь доказывает, злые языки не ошиблись.

— Вы снова все перепутали, — усмехнулся Горден. — Я здесь, потому что Белла так просила. А Сиковски получил заказ от нее еще неделю назад, Антуан.

— Чужие зеркала трогать нельзя, неправда ли, Горден? — глаза Антуана внезапно вспыхнули, но человек сторонний наверняка подумал бы, что влажные зрачки поймали отсвет фонаря. Впрочем, Гордена было сложно обмануть.

— Зато его можно убить, правда? — спокойно парировал он.

— Зачем ты вляпался в это, Святослав? Я никогда не питал к тебе симпатий, но и упрекнуть мне тебя было не за что, — негромко заговорил Антуан. — До сегодняшнего дня. Ты поступаешь некрасиво. Или Белла окрутила тебя настолько, что ты уже не понимаешь, какую ужасную ошибку совершаешь? Подумай сам, кому ты помогаешь, и в каких отношениях состоят Черный Лев и Белла. Ну же, включай мозги!

— У меня свой интерес, ты прав, без дела, я бы не вышел на свежий воздух, — ухмыльнулся Горден. — Но я не намерен с тобой ничего обсуждать. Черный Лев запоздал и это его проблемы. Впрочем, передай ему, что ничего страшного пока не произошло. Белла решила порадовать его подарком на день рождения. А вот если он начнет дурить, мы обидимся и просто разобьем зеркало.

— Кто стрелял в львенка, вы? — деловито спросил Антуан, отступая на шаг.

— Ну конечно, начинать с убийства, только этого нам и не хватало! Пусть Лев ищет третью сторону, у него большой выбор врагов. Только на нас косить не надо. Если Лев стал собирать все зеркала, пока их ненароком не переколотили, значит, он подозревает об опасности. Скорее всего, если ты, Антуан, хорошо спросишь, Лев назовет тебе имя.

— Ты слишком умен, Святослав, чтобы лезть в дела Льва. Не мешай ему, отстранись, пока не поздно, а с Беллой мы договоримся. Я правда не хочу, чтобы ты пострадал.

Боевик многозначительно оглядел Гордена с головы до ног.

— Если вы будете так настаивать, Белла вовсе не отдаст это зеркало мужу, — разочарованно покачал головой Горден. — Ведь она из лучших побуждений, а вы сразу с угрозами за глотку хватаете! А вообще, знаешь что, вот тебе чудная карта в руки. Можешь передавать мои слова Льву, можешь не передавать. Как хочешь. Ты ведь тоже не шавка у него на услужении, сам умеешь считать. Кранц — мой крестник, так что вам пока придется повременить. А, возможно, и совсем отказаться от своих планов.

— Ах, — сказал Антуан, отступая еще на шаг. — С точки зрения закона вы пока защищены, но не надолго. Я так сожалею, Святослав.

В этих словах послышалась Гордену легкая издевка.

— Тебе то конечно нельзя сдать крестника, ведь ты и так весь в грязных пятнах. Да ты не грусти, Святослав, ты сделал все, что было в твоих силах! И пока мы тут с тобой мило болтаем, за львенком пришли другие…

Горден вскочил, выругавшись, но боевик шагнул назад, налетел сильный порыв ветра, вздернувший волосы, разбил тело Антуана на черные песчинки и растворил их в темноте.

— Сволочь!

Горден стащил с плеч плащ, подставив спину ледяному весеннему ветру, намотал его на руку и что есть силы ударил в стекло. Иномарка истошно заверещала. Бросив плащ поверх осколков, Горден сел за руль и сигнализация тут же умолкла, а двигатель покорно завелся сам. Переключив передачу, Горден выгнал машину из дворов.

Как оказалось, лежать связанным в багажнике вместе с ящиком инструментов — удовольствие не из приятных. Павла почему-то укачивало, где-то под головой лежала грязная, пропитанная бензином тряпка. От нее невыносимо воняло. Ящик, подпрыгивая, неприветливо тыкался в плечо, словно желая выжить Павла. Он был бы не против, но никто и не думал его выпускать. Говоря, что спасают ему жизнь, эти люди тем не менее обходились с ним как с животным, существом не одухотворенным, которому ничего не нужно. Так нормальные люди не поступают.

Потому, стоило машине остановиться, как Павел принялся истошно вопить:

— Помогите! Выпустите меня отсюда! Я здесь! Помогите!

Видимо, машина останавливалась на светофоре, потому что спустя минуту она поехала снова.

— Ненавижу Зеркала, — сказал Патрик, ощупывая плечо, припухшее от удара о ступеньку. — Они все считают себя единственными и свято верят, что неприкосновенны.

— Сам то, небось, все свои собрал, — засмеялся жизнерадостный Ким.

— Тебя это не касается, пацан, — отрезал старик.

— Патрик, как ты можешь не любить Зеркала? — рассердилась Белла. — Во-первых, это твоя работа, как можно работать и не любить то, что делаешь? Эти Зеркала так много тебе дают! Быть может, в тебе говорит обида на львенка?

— Нет, миледи, причина в том, что они все хотят жить, как жили. Они злят меня, Белла, потому что с ними всегда приходится бороться, а я стар и устал!

— Это — всего лишь материал, — напомнил Ким. — То, что у нас в багажнике — не Зеркало. Если ты и можешь ненавидеть кого-то, то только людей. В нашем случае дела обстоят еще хуже, потому что если львенок очнется, он может превратить самого Льва в свое Зеркало. Тогда все перевернется в нашей жизни. Вы помните легенду о Зеркалах, Сиковски?

— Дурацкая легенда, — проворчал Патрик.

— Никогда не будет противостояния, — процитировал торжественно Белла, — потому что лишь знающий может стать хозяином. Но однажды две кошки поделят прайд пополам и Книга Зеркал будет больше ни к чему.

— Вот-вот, ты вечно запоминаешь подобные бредни, — возмутился Сиковски. — Сами эти слова подрывают мою жизненную позицию. Если мое искусство будет больше не нужно, моя жизнь завершится. А я не уверен, что готов уйти на покой, нет, не уверен.

— Патрик! Я давно хотел узнать, — не унимался Ким. — У владельца «Услуги Зеркал» есть Устав?

— Есть, и он выверен веками. Самый лучший советчик — время.

Белла неожиданно прыснул, Патрик покосился на нее, но, не поняв, в чем причина смешка, снова уставился на дорогу.

— И, если ты хотел спросить меня про нарушение Устава, я на это никогда не пойду. Потому что я один. Единственный. Если я начну беспредел, в этом мире все встанет на дыбы.

— А жаль, — погрустнел Ким. — Некоторым хозяевам было бы полезно побывать на месте Зеркал.

— К черту это! — вскричала Белла. — Думай, что говоришь!

— Вижу, тебя такая перспектива не прельщает, — равнодушно подытожил Ким. — Тебя можно понять, я не осуждаю. Скажи мне, Сиковски, что ты делаешь с душами?

— Мариную их в трехлитровках и продаю Сатане по триста тысяч за банку.

— Чего, правда? — с любопытством пробудившегося ото сна исследователя переспросил Ким.

— Верь ему больше, придурок, — проворчала Белла. — Перед тобой сидит предприниматель десяти веков. Будешь уши развешивать, он тебе пару душ по дешевке продаст!

— Я не имею права говорить серьезно на такие темы, — отчеканил старик. — Нужно Зеркало — заказывай, а не нужно — не лезь.

— Езжай на красный, Сиковски, не хочу проблем, — сказала Белла, но Патрик, не слушая ее, затормозил.

— Помогите! Выпустите меня! — тут же завопил из багажника пленник.

Вяло стоявший у будки ДПС милиционер встрепенулся, расслышав голос Кранца, и пошел к машине.

— Поехали, Сиковски, мне правда несподручно это! — взмолилась Белла. — Ну не будь врединой!

— Иди, проветрись, я пока покурю, нервы успокою, — старик достал длинную черную сигарету.

Когда Белла вышла, Сиковски лукаво взглянул на Кима и сказал:

— Я их курю.

— Кого «их»? — не понял парень.

— Души.

Павел отчаянно надрывался, когда внезапно хлопнула дверца машины. Он пуще прежнего принялся колотить коленом в крышку багажника, решив про себя: если будут бить — стерплю. Главное, чтобы не убили.

— Откройте багажник и отойдите! — услышал он чужой голос над собой. — Не двигайтесь, женщина, а то я буду вынужден применить силу!

— Пожалуйста, пожалуйста, товарищ милиционер, я же говорю вам: нет там ничего, это телевизор в машине вопит, мой сын кино смотрит. Ох уж эти подростки, все бы им насилие да убийства…

Заскрипев, поднялась крышка, Павел увидел склонившееся над ним озабоченное молодое лицо в фуражке, по глазам резанул скользнувший свет ручного фонарика.

— Помогите, — сказал он жалобно. — Они похитили меня, связали, куда-то тащат. Наверное, хотят убить. Как же хорошо, что вы…

— И вправду никого нет, — рассеяно глядя в лицо Кранца, сказал милиционер.

— Я же вам говорила, — в багажник заглянула Белла и лучезарно улыбнулась ошарашенному пленнику.

— Извините, что задержал, работа такая, — милиционер козырнул и исчез из поля зрения Павла.

— Покричал, — Белла нагнулась и заботливо отодвинула от плеча пленника ящик с инструментами. — Понимаю, неудобно, а что делать? В салоне вместе с человеком, которого ты чуть не покалечил, тебе куда опаснее. Потом, я уже прямо боюсь тебя. Еще Кима чем-нибудь пырнешь, ты у нас оказывается отпетый убийца. А тут тебе хорошо, тут самое место.

Павел открыл было рот, намереваясь послать женщину в очень неприличное место, но тут же его закрыл. И снова открыл, но ни единого звука не слетело с его губ.

— Теперь ты нем, как рыба фугу. Не дуйся, лопнешь! — засмеялась Белла. — Без обид, львенок, мне надоели твои вопли.

Сказав это, женщина захлопнула багажник и села обратно в машину.

— Покурил? — ровно спросила она. — Тогда поехали. Выезжай на сто седьмую трассу и поехали.

— Ты пользуешься людьми, как тебе заблагорассудится! — не сдержался Ким.

— Ну конечно, я паразитка, — вспылила Белла. — Слушай, Ким, не трогай тетку, у меня скоро климакс. Еще брошусь. Умение, оно на то и умение, чтобы им пользоваться. Если не практиковаться, то в нужный момент оно тебя подведет. А потом мне скучно жить как все, понял?

— Лучше бы ты, Белла, поискала себе ученика, стало бы совсем не скучно. Уж тебе как никому другому есть чего ему показать.

— Напрашиваешься, да? Ну уж нет, Кимушка, только не ты. Я тебя боюсь…

Патрик повернулся и внимательно посмотрел на обоих пассажиров.

— Пустое, — подвела итог женщина. — Мне и так неплохо живется не ради какой-то высшей цели и уж вовсе не ради просвещения других. И Зеркало я себе тогда заказала лишь потому, что поняла: не успеть мне узнать этот мир, он останется для меня тайной…

— Хоть тысяча Зеркал, Белла, — тихо сказал Патрик. — Все равно он останется загадкой. Все равно что-то не успеть. Только усталость косит с ног. Усталость, которая порождает равнодушие. А если случится ошибка, и ты найдешь правду, то загадок прибавится еще. Новых и неразрешимых.

— О какой правде ты говоришь, Патрик? — равнодушно уточнила Белла.

— О мирах, не принадлежащих людям, — как эхо отозвался Ким.

Элизабет резко повернулась и уставилась на молодого человека, но Ким не ответил на ее взгляд, не отпустил больше никакой насмешки и, задумчиво откинувшись на сидении, вгляделся в проносящуюся за окнами темноту, пронизанную бликами света от набегающих навстречу машин. В этом движении Белле почудилась такая же как у Патрика усталость.

— Мы живем совершенно одни, миледи, — пробормотал старик. — Идя казалось бы одной дорогой, внезапно понимаем, что наш путь — это только наш путь, это только наши поступки и наши достижения. Если у тебя хватит воли и силы, чтобы судьба выбрала нужный расклад карт, это все равно только твое. В жизни мы так же одиноки, как и в смерти. Близость, это только временная слабость, моментное развлечение, раздавленное минутами.

— Мы с мужем были так близки, Патрик, наши сердца бились одновременно, мы не могли расслышать друг друга и верили, что стали единым целым.

— А между тем ваши умения, знания и цели так мешали друг другу, — рассмеялся старик. — Знаем, знаем.

— Когда Лев принял решения, он стал стремительно меняться, и я не узнавала его, — женщина совсем погрустнела, захваченная воспоминаниями.

— Мы не одиноки, Патрик, ты заблуждаешься, — внезапно глухим, совершенно чужим голосом сказал Ким. — За нами легионы тех, кто нам дорог…

Внезапно фура, идущая на встречу, включила фары дальнего света. Патрик невольно поднял руку, заслоняясь сухой старческой кистью от пронзительного сияния. Последовал сильный удар, вскрикнула Белла, и машину, проезжавшую мост, швырнуло на парапет. Взревел двигатель, заскрежетало сминаемое железо, прыснули во все стороны осколки каменного ограждения и автомобиль, перевалившись через край, рухнул вниз. В полную темноту.

Ужас никак не проходил. Павел тыкался лицом в плечо, открывал и закрывал рот, но по-прежнему ничего не мог сказать. Даже расплакался сначала от бессилия и непонимания, но собрался и взял себя в руки.

У него было немного времени подумать и надобно использовать этот маленький шанс. Что же все-таки произошло?

Сначала в него стреляли из пистолета практически в упор, хотели убить и думали что убили. Скорее всего забрали телефон и документы, потом бросили тело. Но та бабка, что шла по дороге, видимо, услышала выстрел и нашла его. Притащила к себе домой.

Потом его стали преследовать и он, Павел, аспирант кафедры генетики, попытался защищаться и убить человека. Но человек этот, получив в бок на две ладони кухонного железа для резки мяса, догнал его и не дал сбежать.

А догнал ли? Ведь Павел был уверен: за ним никто не бежал. Так как же очутился там этот загадочный Горден? Он просто переместился в пространстве? И что было потом?

Он приказывал и Павел повиновался против своего желания. Неужели такое вообще возможно?

Они уверяли его, что пытаются помочь, спасти от какой-то опасности, но вместо этого Горден приказал Павлу воткнуть в себя нож.

Кранц нынче готов поверить во что угодно, за одну единственную ночь он такого насмотрелся! Весь его мир рухнул в тартарары. Оказывается, он не зря верил в приведений и волшебство. Оказывается, оно существует и ему пришлось испытать на себе действие чьих-то жестоких чар. Быть может, его просто загипнотизировали или напоили, вот теперь и чудится всякие страсти. Или вовсе ему просто снится сон. Сон.

Белла посмеялась над ним и с легкостью, даже не прикасаясь, лишила Павла голоса. Горден чуть раньше лишил воли и права выбора. Значит, пора принимать за постулат: экстрасенсы и целители не все шарлатаны. Но почему же тогда люди не верят в их способности, отгораживаются. Боятся? Завидуют?

Павлу было обидно, что он ничего не может противопоставить напавшим на него людям. От этого становилось еще страшнее.

Внезапно страшный удар швырнул машину в сторону, ящик с инструментами подскочил, будто взбесившаяся гигантская блоха, и ударил Павла по голове, разом лишив его сознания, но хлынувшая внутрь багажника ледяная вода тут же привела юношу в чувства. Что-то шипело, щелкало. Вода все прибывала, Павел попытался закричать, но голоса по-прежнему не было. Он ударил ногой в крышку багажника, тщетно пытаясь освободиться, но безрезультатно. Лишь грохнуло железо, да плеснулась вода, уже коснувшаяся щеки.

Вода прибывала с ужасающей быстротой, и Павел прекратил долбить ногами в крышку, прильнул к щелке, выискивая воздух.

Умирать в темноте, связанным было ужасно страшно. Павел понял вдруг, что воздух кончился, задергался, ударяясь плечами о железные стенки своего будущего гроба. Легкие сдавило невыносимым спазмом, выжигая. Павел и нырять то толком не умел.

Понимая, что вот сейчас умрет, он попробовал подумать о матери. Она будет так плакать…

Легче ли ему от этих мыслей? Нет. Жалко ее, но совсем не так, как раньше. Ему казалось, чувство должно быть сильнее, а оно стало каким-то чужим, отстраненным.

К черту все! Нужно бороться! Нужно жить! Ничто больше не важно!

Судорогой свело ребра, и Павел выпустил отравленный углекислотой воздух из легких.

Счет пошел на секунды.

В ушах звенела тишина, широко распахнутые глаза вглядывались в непроглядный мрак, затопивший багажник. Павлу показалось, он во сне. Ему часто снилось, что он плавает под водой, и глотает воду, но она такая же легкая, как воздух. А что, если попробовать, вдруг…

Павел замер, чувствуя, как сотрясается тело, как легкие пытаются вдохнуть.

Не хочу! — кричало все его существо. — Не хочу!

Не выдержав боли в груди, Павел вздохнул. Ледяная вода хлынула в рот и нос, и на одно короткое мгновение ему показалось, что наступило облегчение. Как во сне.

Крышка багажника с трудом открылась, чья то рука схватила Павла за волосы и потащила вверх, а он все глотал и глотал воду. Это было невыносимо. Если бы его запястья не были стянут за спиной, уже потерявший разум Павел, наверное, утопил бы своего спасителя сумасшедшими попытками спастись. Сознание плыло, и Кранц перестал ощущать охвативший его ледяной холод воды…

Речушка, в которую свалилась с моста машина, оказалась неглубокой, но, упав на бок, автомобиль полностью скрылся под водой. Вынырнув, Горден что есть сил погреб к берегу, оскальзываясь на илистом дне, кое как выволок безвольное тело на берег и, не жалея сил, надавил коленом Павлу на грудь. У несостоявшегося утопленника горлом и носом хлынула вода, Горден перевернул его на бок и, обернувшись, посмотрел вверх, на мост, с которого слетела машина. Там, у самого края стояло несколько человек; левее, по заросшей кустами обочине и на косогоре мелькали пятна ручных фонарей. Кто-то спускался вниз. Рядом натужно с хрипом кашлял не пришедший в себя Павел.

Горден тяжело вздохнул, вспомнив ту далекую, черную ночь февраля, когда на трасе между Москвой и Ярославлем ему под колеса бросилась беременная женщина. Тогда в силу многих причин он подрабатывал таксистом дальних маршрутов и как раз возвращался обратно, не найдя себе пассажира.

У «Волги» тормоза не очень, на зимней дороге его занесло, и Горден вначале чуть не сбил несчастную, а потом едва не погиб сам, с трудом разминувшись с росшим у дороги деревом. В ту ночь он впервые в жизни принимал роды, завязнув в сугробе на краю пустынной дороги. Ни одна другая машина так и не остановилась, чтобы прийти потерянным среди ночи людям на помощь. Пытаясь отвлечь и успокоить женщину, Горден задал ей, должно быть, миллион вопросов и выслушал множество криков и очень мало ответов. Он, конечно, сразу вызвал скорую, но та приехала уже когда младенец — недоношенный мальчик — плакал на груди у матери, завернутый в рубашку и кожаную куртку водителя.

История этого ребенка была проста: мать поехала к сестре на восьмом месяце, не справилась с управлением и, чудом избежав лобового столкновения, застряла в снегу. От испуга у нее начались преждевременные роды, и ей повезло, что удалось тормознуть хотя бы «Волгу».

Счастливая мать умоляла Гордена выбрать ребенку имя и стать его крестным отцом. Ну? как можно было отказаться? Впрочем, вскоре выяснилось, что настоящий отец ребенка не хочет даже слышать о спасителе своей жены. Он был ревнив и подозрителен, потому после крестин Горден забыл об этом дне, забыл своего крестника, видел его только на фотографиях — мать год от года присылала крестному отцу неизменные фотокарточки в письмах.

Да, он был плохим крестным все это время, но что теперь поделаешь. Зато у него есть шанс исправить дело…

— Вставай, Паша, нам надо идти.

— Я не могу, — просипел Кранц, но все же попробовал подняться. Его повело в сторону и юноша ткнулся лицом в землю.

— Давай, помогу, — придерживая раненый бок, Горден тяжело нагнулся и поднял крестника. Снова оглянулся, исполненный тревогой, оглядел воду, но больше никто не всплыл

— Туда, — зная здешние места, Горден поволок Павла в сторону водохранилища.

— Зачем, зачем все это надо?! — Кранц попытался вырваться — он уже почти пришел в себя.

— Это не важно сейчас, иди вперед! — повысил голос Горден.

— Как не важно?! — заорал Павел. — В меня стреляли, теперь я чуть не утонул. Это слишком для одной ночи! Я сыт по горло!

— Если не будешь меня слушать, то кульминацией этой ночи станет твоя смерть, — холодно отозвался Святослав.

— Я всего лишь аспирант! Я ничего не делал плохого, я никому не нужен! За что меня хотят убить?!

— Послушай, — Горден нервно оглянулся. — Сейчас не время, пойми ты. Доживи до утра и я отвечу на все твои вопросы. А сейчас, ради Бога, шевели уже ногами!

— Нет! Сейчас!

Горден вздохнул обреченно, обошел Павла и вломился в густой голый с зимы подлесок, раздвигая хлесткие побеги ивняка руками. Он знал, что крестник пойдет за ним. В конце концов, должно же у львенка хватить ума, чтобы понять: промедление равносильно смерти.

Но Павел думал и рассуждал по-другому. На мосту ему чудились спасатели, а те люди, что спускались к реке, несомненно, хотели помочь.

Он побежал им на встречу, замахал руками, думая о других пассажирах машины — никто так и не всплыл. Они все погибли, пытаясь похитить его. И Белла, и старикан, скатившийся с лестницы, и этот Ким… А он выжил. Уже второй раз за сегодняшний день. Каким-то чудом.

Поскользнувшись на глине, Павел упал, поднял голову и в ужасе замер. Прямо перед ним стояло чудовище с желтыми, сияющими глазищами. С отчетливо выдающихся белых клыков на мощные, лишенные шерсти лапы падали капли зеленоватой, фосфоресцирующей слюны. Черная псина размером с азиатскую овчарку, приблизила оскаленную морду к лицу Павла и приглушенно, многозначительно зарычала.

Отвали, — жестко и без тени страха сказал Горден и сильным ударом ноги отшвырнул тварь в сторону. Павел, дернувшись, отполз на несколько шагов в сторону, искренне завидуя храбрости этого человека. Казалось, ему все было нипочем. Даже собственная смерть.

Мотнув головой, на которую пришелся удар, пес тяжело поднялся и, подняв голову к затянутому облаками небу, протяжно и зловеще завыл. От этого воя кровь заледенела в жилах, а внутри что-то надломилось. Ни о какой храбрости больше не могло идти речи.

— Вставай же! — Горден протянул Павлу руку. — Слушайся меня и все это закончится! Эти люди, что спускаются вниз, разве что умереть тебе помогут…

Дальнейшие его слова утонули в ответном вое, накатившем со всех сторон.

— Что это? — горло разом пересохло и руки задрожали. Павел глупо смотрел на протянутую руку и тогда Горден сам поднял юношу на ноги.

— Чертова свора, ничего особенного. Эй, парень! — Горден слегка встряхнул его. — Ты бегать-то умеешь, или как?

— Ум-мею, — с заминкой ответил Павел.

— Тогда бежим!

Горден рванул крестника за рукав, заставляя Павла двигаться, повлек за собой сквозь кусты, хлестко, отрезвляюще бьющие по телу гибкими побегами, выволок на какую-то тропку и не дал упасть, когда Павел в который уже раз за эту злополучную ночь за что-то запнулся.

Перед беглецами внезапно возник двухметровый решетчатый забор и Горден услужливо подставил Павлу руки, но юноша, терзаемый жестоким ужасом, даже этого не заметил, подпрыгнул, подтянулся и с сипом перевалился на другую сторону. Через секунду Горден приземлился рядом, припав на одно колено и процедив какие-то ругательства, а Павлу показалось, он видел краем глаза, как этот человек не перелезает — а просто перелетает через забор. Впрочем, теперь он не мог с уверенностью сказать, что из происходящего вокруг него реальность, а что бред ненормального. Морок, захвативший его сознание, сводил Павла с ума. Он пытался уверить себя, что все вокруг — сон, но боль от ударов и порезов уверяла в обратном.

— К причалу, живо! — крикнул Горден, толкая крестника вперед. — Ну же, мне нужно время, чтобы передохнуть!

Их ноги гулко простучали по доскам мостков, Павел принялся разматывать веревку, которой лодка крепилась к пирсу, но Горден оттолкнул его в сторону. Мужчина лишь слегка дернул за трос, но тот, противно захрустев, разорвался. Тогда Горден затолкал крестника в лодку и сам встал рядом в полный рост.

— Но весла… — начал Павел и замолчал. Лодка, приподняв нос, словно норовистый жеребец, бесшумно отплыла от бега, рассекая черную, зеркальную воду.

— Ушли, — с облегчением сказал Павел и по привычке полез в карман за портсигаром.

— Уйти нам поможет только чудо, львенок, — тихо сказал Горден. — Кто — то решил, что ты должен умереть сегодня ночью, чтобы не достаться никому. Впрочем, если ты попадешь к Льву, результат будет не из приятных, по мне, так уж лучше умереть.

— Я не понимаю…

Павел открыл портсигар и вылил из него воду. Звякнув, на дно лодки выпала пуля.

— Это что такое? — не отрывая взгляда от ставшего далеким берега, спросил мужчина.

Павел не ответил, нагнулся и принялся в темноте шарить, ища кусочек железа, но пуля закатилась куда-то под деревянную решетку, которой было накрыто дно лодки, и в темноте потерю найти было просто невозможно.

— Эй, погляди, — Горден тронул крестника за плечо. Павел поднял голову.

Свора черных зверей с желтыми глазами высыпала на берег, засуетилась на мостках. Тварей было не меньше двух десятков, все крупные, сильные.

— Призраки боятся воды, — не своим голосом засмеялся Павел, но Горден, возвышающийся над ним, огорченно покачал головой. Псы, словно отвечая этому жесту, как горох посыпались в воду.

Но они не тонули, как предполагал Павел, и не плыли. Они бежали по воде так, словно это был глубокий снег. Проваливаясь по грудь, выпрыгивали, поднимая рои брызг, повизгивали и огрызались.

— Боже мой, — пробормотал Павел и нырнул под лавку, ища свою пулю, лишь бы только не видеть этого чудовищного зрелища.

— Нас догонят на том берегу, — невесело подытожил Горден.

— Спасите меня, — жалобно попросил Павел. — Я уже даже знать не хочу, кто они и почему за мной гонятся. Просто спасите меня, вы же можете! Вы же маг!

Горден сунул Павлу под нос окровавленную ладонь.

— Да, черт возьми, я маг! Но ты же убил меня, помнишь?! Как я могу здесь что-то сделать, когда я мертв?! Мертвее всех живых!

— Простите, — глупо сказал Павел и еще ниже пригнулся к дну лодки.

— Я бы сказал, что ничего страшного не произошло, но это не так, — проворчал Горден. — Если мое Зеркало разобьется из-за тебя, на помощь не рассчитывай.

— Я не понимаю…

Рука Павла, наконец, нащупала маленький угловатый кругляш, обдирая пальцы он выковырял его и распрямился.

Противоположный берег водохранилища был совсем близко, черной громадой надвигался лес и кто-то там еще был, стоял на берегу.

— Тебе повезло, — Горден взмахнул рукой, и лодка пошла быстрее, с разбегу взрезала песчаный берег, глубоко зарывшись носом.

— Ким?

— Горден? — парень с хвостиком подошел к лодке. — Подумал, вы не справитесь и точно. Валите отсюда, с псинками я разберусь. Давно хотел узнать, откуда Лев их берет…

— Они же от Дьявола, — рассеяно сказал Павел.

— Дурак что ли, или прикидываешься? — фыркнул Ким. — Нет, это отголоски его магии, сынок, никаких представителей Олимпа и низвергнутых ангелов.

— Только не переусердствуй, Ким, — Горден с трудом выбрался из лодки. — Говорят, никто с ними не смог еще справиться. А это значит: будь готов сбежать, когда они начнут рвать тебя в клочья! Паша, ты идешь?

— Иду, иду, — засуетился Кранц и от чего-то протянул пулю Киму. — Возьми, вдруг пригодится. Не знаю, для чего, но вдруг… она, вроде как, счастливая.

Ким криво усмехнулся, но пулю взял и кивнул Павлу, показывая, что тому пора идти — Святослав уже отошел от берега.

— Куда мы? — догнав Гордена, спросил Павел.

— Да хоть куда, но подальше отсюда, — проворчал тот.

— У ворот джип, — крикнул Ким им вдогонку, — только легковушку не берите, у нее задняя полуось треснула, любой ухаб и вы снова без колес.

— Откуда он знает? — Павел неуверенно подергал Гордена за рукав.

— Мы многое знаем, а что с того? — отмахнулся тот.

— Эй, почему вы это делаете? — не унимался Кранц. — Почему теперь спасаете? Зачем вытащили из багажника, я бы там и утонул! Ведь я пырнул вас ножом…

— Есть счеты, львенок, которые нельзя забывать, — вздохнул Горден, прибавляя шагу. — Я делаю все это потому, что ты — мой крестник. А теперь, Паша, помолчи, пожалуйста! Просто делай, что я говорю…

— Я вас не знаю, — запротестовал Кранц. — Вы видимо что-то перепутали!

Он остановился. Берег кончился, они вышли на проселочную дорогу. Впереди маячил забор, ворота и будка охраны. За ней черными глыбами горбилось несколько машин.

— Ведь мать с отцом развелись, у меня никакого отца не было, ни обычного, ни крестного!

— Помолчи, — дернув плечом, зло прошипел Горден.

И тут что-то протяжно свистнуло совсем рядом, Павел почувствовал толчок в плечо, но даже не упал, лишь пошатнулся, повернулся, вглядываясь в темноту, но ничего не видел.

Горден оказался рядом, ударил по щекам, пытаясь привести в чувства, потащил, заставляя снова бежать, а потом помог сесть в машину.

— Держись, парень, все будет хорошо, — говорил он, гоня джип по ухабам, а Павел от чего-то рассеяно смотрел в окно, и все думал, что если рассвет наступит когда-нибудь, если только он увидит, как расцветут серым дыханием утра облака на горизонте, вот тогда уж точно все будет хорошо. И он будет вспоминать, как тонул в полном черноты багажнике машины и посмеиваться. Ведь ему будет, что вспомнить. А когда он проснется в своей постели — а он обязательно проснется в обнимку с мягкой подушкой — то запишет этот сон весь в подробностях. Ведь это точно сон. В жизни так не бывает, чтобы из плеча торчала железка, а ему было все равно. Совсем не больно.

— Не волнуйся, — успокоившись, улыбнулся Павел. — Это все сон. Со мной все хорошо. И этого тоже нет.

— Не хочу тебя разочаровывать, — озабочено сказал Горден, выезжая на асфальт, — но у тебя из плеча торчит арбалетная стрела. При этом, львенок, у тебя нет Зеркала и это смертельно опасно. Удивительно, что тебя насквозь не прошило, ведь в упор почти стреляли…

Павел осторожно потрогал арбалетный болт, нащупал жесткое оперение и что-то горячее, липкое под тем местом, где стрела вошла в его тело.

— Да что же это за ночь такая?! — раздражено спросил он и попытался выдернуть болт, но внезапно обрушившаяся боль заставила его вжаться в кресло и застонать.

— Что ты творишь?! — заорал на него Горден. — Сиди смирно!

Знакомое оцепенение охватило тело, боль мигом утихла.

— Нет, определенно, не такого отца я себе хотел, — глухо сказал Павел. — Чтобы все время на меня орал…

— Родственников не выбираем, — улыбнулся Горден. — Ничего, ты привыкнешь. Я такой злобный только когда мертв.

— И частенько? — полюбопытствовал Павел.

— Не так, чтобы очень, — отозвался Горден. — И частить не хотелось бы.

Они помолчали.

— Мне может нужно помощь оказать первую? — поинтересовался Кранц и сам удивился тому, с каким равнодушием спрашивает. Страха больше не было, словно бы его вырвали из тела.

— Ничего не надо сейчас трогать, — помотал головой крестный. — Болт в ране закрывает обильное кровотечение, ты главное его не трогай, чтобы он сосуд близкий не перебил случайно.

— Ты обещал, что ответишь на мои вопросы, — вяло припомнил Павел. — Тогда скажи мне, зачем нужно убивать Павла Кранца, аспиранта кафедры генетики?

— Если тебя просто убить, — ты перестанешь представлять опасность. — А если правильно убить, то ты станешь отличным Зеркалом.

— Да что за Зеркало такое?! — не сдержался Павел. — Зеркала, о которых я знаю, делают из стекла!

— Это смотря для каких целей делать зеркало, — Горден включил фары дальнего света — дорога была совсем пустой. — Например, чтобы жить вечно, одного стекла будет мало.

Чтобы сделать Зеркало, тебя лишат души, тело твое привяжут к телу мага, а запас жизненной силы, времени и энергии отдадут в его полное распоряжение. Ты станешь его страховкой, его защитником, способом пережить любую беду. Если опасность будет слишком большой, твое тело умрет, а связь исчезнет. Тогда говорят, что Зеркало разбилось. Маг остается снова лишь с тем, что у него было у самого. И можно смело идти заказывать другое зеркало.

— Это же убийство, — растерянно сказал Павел. — И ты убийца, ведь у тебя тоже есть Зеркало…

— Есть, — не стал отпираться Горден. — Если бы не было, мое тело лежало бы там, во дворе, где ты воткнул в меня нож. Я могу контролировать степень нагрузки на зеркало, если я сгружу сейчас на него все… что ощущаю, что со мной происходит, оно расколется.

Он посмотрел на крестника усталыми, ввалившимися глазами.

— Но я держусь сам, капля за каплей забирая лишь то, что мне необходимо, чтобы добраться до места, где мне помогут. И тебе помогут.

— Ты ни чем не лучше их, — обреченно сказал Кранц. — Тех, кто хочет убить меня или сделать из меня Зеркало. И никакой ты мне не крестный, знать тебя не желаю! Пока тебя не было, моя жизнь была нор-маль-ной! А стоило тебе возникнуть, и вот! Подумать только, что ночью произошло! Я столько раз был на волосок от смерти! Ты — никто!

Павел попытался на полном ходу открыть дверь, уже плохо соображая от пережитых потрясений и усталости, но умная иномарка заблокировала замки.

— А я ведь велел тебе сидеть смирно, — лукаво напомнил Горден. — Ты, мой львенок, непростой мальчик оказывается!

— Не зови меня так! — заорал Павел. — У меня есть имя!

— Тише, тише, спокойнее, мы же взрослые люди, — Горден, не сбросив скорость, вошел в крутой поворот, и Кранца бросило на дверь. От боли он снова застонал.

— Успокойся, Павел, — ласково сказал Горден. — Все еще будет хорошо и мы с тобой посмеемся над событиями прошлой ночи. Ведь не часто тебе выпадало убивать своего крестного!

— Как ты можешь? — с тоской спросил Павел. — После всего, что произошло. Если верить вам на слово… вы спасали меня… и Белла, и этот старик, они погибли в той машине, утонули, а ты улыбаешься и смеешься…

— Если они и погибли, то также, как я, — невесело отозвался Горден. — У старика Сиковски вообще система Зеркал по всему миру, спрятана в пещерах и подвалах так, что ни в жизнь не отыскать! Этот хрыч бессмертен, даже не представляю, сколько тысяч лет он прожил…

— Не бывает!..

Острая боль в ране заставила Павла замолчать. Машина свернула и остановилась. Внезапно окутавший их яркий свет ослепил.

Горден распахнул дверь, и в салон ворвался раскаленный, сухой воздух.

— Выходи, крестник, дальше пешком придется пройти — машина в те места, куда нам надо, не доедет.

Павел неуклюже выбрался из машины, щурясь от ярчайшего света, изливающегося с неба, и морщась от ноющей боли в плече. Ноги утонули в песке, воздух показался спертым, неподвижным.

— Это пустыня! — ахнул Кранц, оглядываясь.

— Ну конечно, Сахара, — фыркнул Горден, подходя к крестнику. — А чего ты удивляешься, я же умею летать!

Павел недоверчиво смотрел на крестного и тот разочарованно покачал головой.

— Не время для шуточек, да? Это всего лишь третий круг защиты места, которое нам нужно. Пойдем, чего тут стоять, жарко тут. Я столько крови потерял, что давно уже как в пустыне. Пить хочется.

— А я нахлебался в речушке, — заметил Павел. Слова прозвучали как обвинение.

— А я нет, — Горден пошел вперед, оставляя на песке нечеткие следы. И внезапно исчез. Как и не было. Только блеснуло что-то, словно отразился от гладкой поверхности луч. Павел обернулся, желая удостоверится, что ему все это не чудится, но нет. На песке за его спиной стоял заляпанный грязными брызгами джип.

Налетел едва ощутимый порыв ветра, и Павлу почудилось, он слышит чей-то голос:

«Идем же».

Кранц все мешкал, и оглянулся снова. Далеко, на фоне почти белого дневного неба, на красноватом бархане он увидел одинокую фигуру всадника. Попятившись, Павел повернулся и поспешил туда, где исчез Горден. Яркая вспышка и он стоит перед открытой дверью, из которой веет приятной прохладой.

— Заходи, — крикнул Горден из глубины темноты, — посиди в коридоре на лавке, я сейчас.