Голова кружилась, в ушах натужно шумела кровь. Руки за спиной были скручены так туго, что плечи сводило судорогой, а запястья давно онемели. Меня мотало из стороны в сторону, щека терлась о какие-то ремни, отвратительно пахнущие потной кожей. Перед закрытыми глазами по темному фону плавали, сливаясь и разрываясь, бордовые и черные пятна.

Мыслей не было. Сама мысль о необходимости думать вызывала в сознании яркие вспышки боли. Разум шептал — думай, но все мои желания сводились к жажде покоя и тишины. Тошнота накатывала волнами вместе с невыносимым жаром…

Стук железа по асфальту, звонкий, дробящий. Цок. Цок. Наплывает и отдаляется, похожий на раскаленное марево, на чье-то невыносимое дыхание.

Голоса совсем рядом. Эхо заметалось, сдавливая виски, настойчиво ввинтилось в уши.

— Мы приехали в мертвый город именно за ним?

— Не знаю.

— Ну-ну! Ненавижу эти гниющие улицы! Отойди, падаль! Мой кошелек не для твоих рук!

Глухой удар и протяжный, почти звериный вой.

— Знаешь, тратить на людей свое время… Почему, в самом деле, ты взял его, а не того оборванца, которому я влепил каблуком в глаз? У уродца, во всяком случае, хватило наглости попытаться ограбить меня и стащить на землю.

— Не знаю.

— Ну, что ты заладил?

— Северный, вроде, при тебе сказал, что нам нужен человек для пещер. Какие еще ко мне могут быть вопросы?

— Если тебя интересует мое мнение, я не верю, что ему доступно очевидное будущее…

— Хочешь подтверждения или опровержения, говори с ним.

— Да ладно, я же не дурак! Будущее колеблется, как рябь на воде, меняется. Что там можно разглядеть наверняка?

— Ты заглядывал?

— Наверное… немного, но это отбирает столько сил, что я уже начал сомневаться в увиденном. А вдруг я неудачно прикорнул на солнышке и перегрелся?

Одобрительный смешок.

— В любом случае, Северный преумножает свои умения.

— Не советую так говорить. Ты значительно моложе и, соответственно, не обладаешь и половиной его опыта. Если Северный глядел сквозь реку времени и заговорил об увиденном, значит, это неизменно даже сквозь призму бытия.

— Ладно, ладно! Пусть будет так, но потешаясь над стариком, я поднимаю себе настроение. Слава Высшим, он не может слышать те вольности, что я себе тут позволяю, а ты же меня ему не сдашь?..

— На счет меня не беспокойся, но поговаривают, старые маги чувствуют, когда их обсуждают, а некоторые готовы потратить несколько секунд своего времени, чтобы понять, кто и зачем…

— Да я и сам кое-что умею, а вот не чувствую, когда за моей спиной судачат о моей глупости.

— Может, потому и не чувствуешь, что это правда?

— Завелся, я смотрю… Нам куда?

— Свернем здесь, чтобы не пробиваться через толпу отребья, высыпавшего на улицу в поисках наживы.

Лошадь подо мной споткнулась, копыто звонко ударило в камень, меня мотнуло в сторону и чуть не стошнило.

— И по какому критерию ты выбирал?

— А по какому критерию выбирали тебя?

— Ну, я силен и сообразителен, — человек ответил без запинки и, похоже, не заметил, что его попросту подначивают.

— О, ты-то да. Может, и этот парень талантлив, кто знает, чем все закончится? Я — стратег, а не всесильное порождение разума. На самом деле, у меня было достаточно времени убедиться, что события мало считаются даже с моими желаниями. Секрет в том, чтобы не идти против того, что уже давно записано в Книге Мирового Времени.

— Это всего лишь легенда, Мастер. Про то, что существует книга, в которой все записано… Каждая судьба, каждое мгновение…

— А кто тебе сказал, что это легенда? Названия, которые позволяют тебе представить события или предметы, зачастую, искажают саму суть. Я говорю «Книга Мирового Времени», но вряд ли имею в виду огромный талмуд с миллиардами страниц, испещренными письменами. Я напоминаю тебе, что все в этом мире до определенной степени предопределено, а остальное — лишь для образности. Вся беда людей в словах.

Повисла многозначительная пауза, за которой я вдруг различил тяжелые удары, доносящиеся слева, и грохот падающей воды справа. Нижний Город, водоочистные сооружения. Это совсем рядом с внешней стеной и, если только я все правильно понял, этой ночью я в последний раз в жизни видел свой родной город.

Эта мысль привела меня в ужас и заставила окончательно очнутся. Мир поплыл, я зажмурился, пытаясь остановить движение стен, тусклых вывесок и человеческих теней. Налетевший ветерок прокатился вверх по улице и на мгновение сдернул затхлую вонь стоялой воды и очищаемых химикатами помоев. От этого легкого, едва заметного прикосновения стало легче и я, снова открыв глаза, осторожно огляделся, приподнявшись с шеи лошади, к которой меня притянули ремнями, чтобы не свалился вниз. Ну, лошадка сейчас — дело привычное, хотя еще с десяток лет назад на городских улицах чаще встречались механы, чем животные. Крупные уродливые пауки, состоящие из ног, шарниров и грузовых площадок. Теперь их все меньше, потому что запущены подземные транспортировочные конвейеры, а перемещение людей по кварталом ограничено законом.

Я покосился на своих похитителей. Двое, всего двое, но бессмысленно звать на помощь, потому что никто не поможет. В Нижнем городе нет стражей, а ворье и бездомные, ютящиеся в полузаброшенных подземельях заводов вдоль теплотрасс, вряд ли полезут помогать человеку, взывающему о помощи.

Еще и эти двое, которые пугают меня сейчас больше, чем все отребье Нижнего города вместе взятое. Рыжий гигант и тот, другой, Мастер, что держится слева. Темноволосый мужчина не старше тридцати пяти, восседающий на вороном массивном коне, покрытом пылью до самой холки. В тусклом свете улицы я успел разглядеть его практичную одежду: высокие сапоги, кожаные штаны и черную рубашку со свободными рукавами. Не удивительно, что я не заметил его в уличном мраке. Загорелая кожа и темная одежда позволяли прятаться в тенях, наполняющих улицы.

Почувствовав, что я на него смотрю, похититель ответил мне взглядом. Его лицо было изуродовано тонкими шрамами: тройной след вел из-под глаза на скулу за ухо и дальше на шею, от чего казалось, что человек слегка щурит правый глаз, немного насмешливо разглядывая то, на что смотрит. Шрамы были белее кожи и проступали отчетливо. Отвернувшись, я подумал, что мужчине повезло дважды: кто бы на него не напал, этот зверь сперва оставил ему глаз, потом не перебил яремную вену. Большой такой шрам, на шее он не заканчивался, а, скорее всего, рассекал плечо, скользил по предплечью и, выходя из-под рукава, обрывался на запястье, где выделялся белыми линиями.

Разбойник был вооружен лишь ножом. Я очень хорошо прочувствовал остроту этого лезвия, когда оно коснулось моего горла там, в темноте Нижнего города, изобиловавшего грабителями и нетрезвыми головорезами, желающими поживиться…