Новый год в нашей стране это не просто праздник. Новый год – особое состояние души у большинства наших сограждан. Везет тем, кто в это время имеет возможность побыть с семьей или куда-то съездить; неплохо и тем, кто вместе с интеллектуальным большинством нашей страны жрут как свиньи водку и салатики, а потом умиротворенно метают харчи и отлеживаются после праздников. Но есть и те, кому несмотря на праздничное оцепенение приходится работать – врачи, пожарные, милиция, и все те, кто так или иначе заняты в обеспечении жизнедеятельности отдыхающих. Новый год безусловно накладывает свой отпечаток и на их работу… но об этом позднее.

Я не очень люблю праздники. Отвратительное пьянство и обжорство меня раздражают, ненавижу громкую музыку и сборища быдла, а также в принципе не смотрю телевизор, у которого проводят праздники большинство наших сограждан. Но, что безусловно радует, так это то, что новогодняя ночь ближе к утру и следующий день – очень тихое время. Пока все заняты по своим квартирам, на улицах красиво и тихо. Иногда идет снег, практически нет машин, и город чуть оживает только во вторую половину дня. После предновогодних пробок можно спокойно ездить по пустым улицам, а иногда и просто гулять в окрестностях. Наверное, поэтому во время этого праздника у меня как правило достаточно спокойное и созерцательное настроение – как раз для интересного разговора, книги или фильма под бокал хорошего алкоголя.

В тот год как-то так я и заканчивал вечер второго января, время было довольно позднее – около двух часов ночи. Отлично помню состояние души – было спокойно, хорошо и тихо. Именно в этот момент зазвонил мобильник, и на экране высветились данные одного местно националистического политика, лидера довольно известной организации, занимавшей место между премудками и профессиональными русскими. Звали его Олег.

- Василий!!! Я из милиции только что!!! Мы к тебе – срочно!

- Кто, «мы», блядь? Ты там не охуел случайно? И что у вас случилось?

- На месте расскажу! Это срочно – Голос у Олега был столь горестный, что я понял что разговор по телефону не имеет смысла.

Пока наш герой до меня добирался, матерясь, достал из сейфа Сайгу, набил в магазин десяток пулевых патронов, забил одиннадцатый в патронник, и поставил на предохранителе неподалеку от двери. Притащить в столь неурочное время Олег на хвосте мог кого угодно. Если это была милиция, то явились бы они все равно: он знал где я живу. В таком случае бессмысленно было бы отказывать в визите, так как явились бы все равно. Но что могло заставить милицию атаковать мою квартиру в новый год? Перебрав последние свои достижения, подумал, что вероятность этого мала. Если проблемы были у него – с милицией, то можно и пустить. Проблему его решать все равно мне, а в таких делах срочность значит очень много. Был и третий вариант – притаскивание на хвосте кого-то из моих активных недоброжелателей, жаждущих расправы. Их во все времена была длинная очередь, и для них-то в то время и была припасена Сайга с пятью снаряженными магазинами.

Оставив открытой дверь в квартиру, я вышел в парадную и сел на подоконник на лестничной площадке. Оттуда просматривался двор и вход в подъезд, ну а назад до квартиры добираться несколько секунд. Минут через двадцать из окна увидел коренастую фигуру Олега в сопровождении очень высокого и тощего унылого субъекта в грязном пуховике. Лицо у Олега даже с расстояния было чрезвычайно злое, а вот спутник его выражал собой вселенскую тоску и скорбь. Ни сотрудником милиции, ни тем более моим врагом он не мог быть точно, и было принято решение пустить их домой.

***

- Рассказывайте! – Налив поздним гостям чая, я уселся напротив, чтобы выслушать очередную историю. Насколько привык к своей профессии, а эта сцена повторялась многие сотни раз, но каждый раз первое изложение событий представляет собой достаточно живой интерес. Самые разнообразные сюжеты раскрываются из первых уст. От историй убийств и нападений, изобилующих кровью и смертью, каким было рассказанное «Фольксштурмом», до каких-то бытовых мелочей, иллюстрирующих примитивность бытия большинства людей.

Поведал Олег вот что.

Тем вечером он – физик по профессии, встретился со своим однокурсником, проживающим в Москве. Прошла встреча совершенно традиционно для этого времени – в виде пьянки в «Уральских пельменях». Там Олег весь вечер трещал про политику и свою роль в освобождении русского народа в рядах той самой правой политической организации. Олегу было около тридцати лет – выглядел он весьма крупно, поскольку фанатично качался и обладал бицепсами по сорок пять сантиметров при не очень высоком росте. Походил он при этом в одежде скорее на крепкую тумбочку, а не русского богатыря, но, несмотря на это, вид по сравнению с большинством правой публики имел довольно-таки грозный и всегда носил с собой баллончик и нож. Беседа под водочку и пельмени способствовала укреплению русского духа и в воздухе уже словно бы складывался мираж грядущего освобождения России, когда товарищи собрались домой.

От «Пельменей» их путь лежал в сторону ЦПКО – около сорока минут по прямой широкой улице. Так и шли они по пустому ночному тротуару, разглагольствуя о национализме, когда к ним привязался какой-то отвратительный гастарбайтер с навязчивыми разговорами.

…На это месте рассказа я отчетливо представил себе картину – ночь, двор, падает снег, падает гастарбайтер получив несколько ножевых, Олег ломает ему ребра пинками, а его спутник пляшет на голове. «Тогда какого черта их выпустили из милиции?»

Но нет. Наши герои не сделали гастарбайтеру ничего плохого, а мирно и толерантно вступили с ним в беседу и пошли по улице дальше. В ходе разговора выяснилось, что по национальности мерзкий гастер – таджик, две недели назад выпущенный из тюрьмы, где он отбывал срок за убийство. Познакомившись, таджик стал предлагать своим новым корешам купить у него часы, судя по виду явно женские. Потом таджик стал натурально выпрашивать деньги.

…У меня в голове вертелось уже с десяток вариантов того, что с таджиком было сделать не можно, а совершенно точно нужно и даже необходимо.

Но Олег с другом оказались толерантными ребятами. Непринужденно общаясь с таджиком, лидер крупной националистической организации и его друг дошли до того места, где пора было бы расставаться с новым другом, когда в Олеге пробудилась Русь. Вся боль и унижение русского народа выплеснулись в один миг, когда Олег наконец-то дал таджику по щщам, сломав ему нос. Русь в нем пробуждалась очень долго, и дождалась точно того момента, когда мимо проезжала патрульная машина милиции. Сотрудники милиции очень обрадовались новогоднему подарку, упаковали друзей в собачье отделение, прихватили с собой таджика и отправились в ОВД.

В отделении гостям были очень рады, и стали думать как же их оформлять. Олег вел себя с его слов спокойно, а вот его друга куда-то повели. Дальше, со слов друга, его поставили к стенке и три раза ударили дубинкой, после чего заставили сесть и написать, что у его друга Олега И. возник умысел на ограбление потерпевшего, с целью чего тот нанес ему удар кулаком в лицо, повалил и стал шарить по карманам.

…Услышав эту часть повествования, проснувшаяся Любочка брезгливо скривилась, как при виде раздавленного таракана, и дала характеристику другу Олега:

- Чмооошенька!

Именно так, Чмошенькой, второго участника этих событий мы для удобства и будем называть, ибо как его зовут я за давностью событий не помню все равно.

Итак, после того как Чмошенька блистательно сдал друга, его отпустили в коридор, где он и дождался Олега. Олег, выслушав рассказ друга, совершенно фалломорфировал, и начал названивать мне – чтобы что-то с этим делать. Из милиции вскоре их благополучно выгнали, поскольку ОВД продолжало празднование нового года.

***

Выслушав эту историю, я некоторое время молчал. Олег тем временем распинался, что как только милиция узнает кто он такой, то его немедля начнут преследовать по политическим мотивам за то, что он лидер известной националистической организации. На языке у меня конечно вертелась исчерпывающая характеристика такому национализму – особенно если сравнивать с практикой, привычной по «бригадам», однако же озвучивание этой сентенции не пошло бы на пользу делу.

В целом сотворенное Чмошенькой пахло очень плохо, поскольку в случае закрепления этой версии событий достаточно последовательно, светила Олегу классическая ч. 1 ст. 161 УК РФ, то есть грабеж. В обычной практике тут можно было попробовать зайти с другой стороны и добиться лояльности терпилы… но опять не тут, поскольку только что откинувшийся таджик даст те показания, которые нужны следствию на сто процентов. Основным мотивом тут бы стал страх таджика перед следствием – ничего хорошего от «органов» он не ждет в жизни точно. По совести говоря всем было бы гораздо проще, если бы Олег не ссал и втоптал этого таджика где-нибудь в тихом дворике, как бы поступил любой адекватный представитель правой общественности, да и вообще любой нормальный человек. В таком случае сто к одному, что жаловаться потерпевший опять же не пошел бы никуда.

Можно было пробовать связать показания Чмошеньки и Олега воедино, в части описания получения таджиком перелома носа в ходе обоюдной драки, причем данные показания следовало как-то лишить противоречия с его первоначальными. Здесь нужно было придумать что-то творческое, чтобы раз и навсегда заставить Чмошеньку делать то что сказано. Тут мне в голову пришла гениальная идея.

- Тебя в милиции били?

- Д-д-да… били. Три раза! – проблеял, заикаясь, Чмошенька.

- Ну-ка покажи! – Чмошенька с готовностью спустил штаны. Под тощей задницей на правом бедре еле виднелась слабая розовая полоса.

- Не, это никуда не годится! Будем восстанавливать доказательства!

- Это как?

- Натурально. Сейчас тебе сделаем побои, от которых ты ложные показания дал!

- Не надо!

- Придется. Правда, Олег?

Глаза Олега горели потусторонним огнем. На его лице читалось желание немедленно применить на Чмошеньке не просто милицейский произвол, а весь набор пыток гестапо, соединенных со способами дознания испанской инквизиции.

- Н-надо, да?

- Давай-ка к стеночке, в ту же позу в какой тебя в милиции били. – Шатаясь, Чмошенька побрел в коридор, где принял позу с упором руками в стенку. Глаза его выражали отчаяние и смертельный ужас. Олег тем временем с садистским видом изыскивал орудие возмездия. В качестве имитатора милицейской дубинки был единогласно избрана деревянная ножка от табуретки черного цвета. Чмошенька зажал в зубы собственную шапку и зажмурился.

…Так ранним праздничным утром я стал очевидцем самой странной новогодней картины, какую можно себе представить. Коренастый атлетичный мужчина с чувством величайшего удовлетворения охаживал ножкой от табуретки по бедрам и тощей заднице длинного унылого субъекта. «Шмяк! Шмяк! Шмяк» - пела дубинка. Сколь бы сильно я не устал к этому времени, но это зрелище не могло оставить меня равнодушным. От изысканной картины буквально скручивало от смеха; рядом в таком же состоянии пребывала Любочка. Из глаз Чмошеньки текли слезы. Пару раз с Чмошеньки снимали штаны и осматривали жопу – выжидая времени появления кровоподтеков. Наконец был достигнут нужный результат, и я выгнал гостей на мороз, после чего отправился спать. Спалось мне хорошо, а вот проснувшись я не сразу понял – были ли ночные события явью или сном?

***

У внимательного читателя должны были возникнуть вопросы – а каков был смысл экзекуции? Выдать следы от ножки от табуретки за побои в милиции? Естественно нет. Люди того психологического типа, к которому относился Чмошенька, никогда не смогут последовательно выдержать версию про побои. Первому же следователю было бы донесено про подлинные обстоятельства дела, из чего следовало бы не решение, а усугубление проблем Олега.

Главная задача тут была в другом. Мало толку для оппонирующей стороны, что кто-то дал единоразово нужные показания, поскольку их нужно сделать устойчиво повторяющимися в процессе. В таком случае можно положить сказанное в основу для уголовного дела. Чмошеньке же предстояло изменить показания на совершенно другую версию: как подлый таджик напал на его друга, а по поводу первоначальных показаний еще и написать жалобу в прокуратуру. При сомнительной природе инцидента и отсутствии прочих доказательств, грабеж разваливался, и дело выходило в плоскость частного обвинения по поводу легкого вреда здоровья в виде сломанного носа. Таджик навряд ли бы стал поддерживать это частное обвинение, и скорее всего бы слился – так как частным обвинителем быть значительно сложнее, чем потерпевшим. На то и был расчет; но у плана была чрезвычайно уязвимая точка – Чмошенька! Ему предстояло находясь наедине с дознавателем пойти на прямой конфликт и настоять на своем, причем строго лично, поскольку свидетелям адвокатов не положено. Как же заставить трусоватого и слабохарактерного Чмошеньку проявить волю?

Ответ был один. Он должен был гораздо сильнее бояться расстроить нас, чем всех дознавателей вместе взятых. Для этой цели его требовалось сломать психологически и загнобить настолько сильно, чтобы по сравнению с нашими процедурами любое давление дознавателя он воспринял как легкое развлечение. Именно поэтому он оказался вынужден добровольно перенести болезненную экзекуцию, и вскоре его ждала вторая часть – конвейерный допрос.

Вечером следующего дня на том же самом месте Чмошенька был посажен за пустой стол и началось действо. С восемнадцать часов вечера до трех часов ночи он подвергался допросу со всем арсеналом подручных средств – от мата и криков в ухо до пиздюлей УПК с комментариями по голове и выдергивания из-под него стула. Пресс перемежался психологической разгрузкой в виде разъяснений, что все это он делает ради друга, которого он подвел и которому теперь обязан помочь. Проходили часы, и Чмошенька начал звереть. Сжимая в полоску губы, он буквально цедил из себя нужные показания – и приближался момент, на котором бы мы все были посланы к черту, а он просто психанул. Тут-то мы и прекратили.

***

Говорят, когда Чмошенька попал к похмельному от нового года дознавателю, шел он туда стиснув зубы и собрав волю в кулак, аки христианский мученик в клетку с хищниками. Не получив от ленивого дознавателя и сотой доли пройденных мучений, он как по писаному отбарабанил выученную историю и с гордым видом покинул кабинет.

Неплохо выступил и Олег, рассказав немало глупостей, но не сбившись с верного пути. Одновременно с допросом Олега Чмошенька отбыл в Москву, где он и проживал постоянно. Дело натуральным образом подвисло.

Олег плохо представлял что ему делать – время шло, никто ничего не делал, никаких процессуальных действий не совершалось. Сначала я думал что все дело в праздниках, но прошел январь, наступил февраль и уже началось отмечание Дня защитника отечества. Примерно в это время я задался вопросом – почему же так происходит? Вскоре по своим каналам выяснилось, что все это время сотрудники милиции пробовали найти потерпевшего, который на вызовы так и не являлся. Никаких известий о нем не было, пока не наступил апрель.

…Потерпевший оттаял от зимнего холода натурально и в прямом смысле – из-под снега. Несмотря на многочисленные кровоподтеки на трупе, было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по факту смерти. Причиной смерти признали совершенно естественную и бытовую ее разновидность. От переохлаждения.

Я много думал о том, почему так вышло. Совершенно ясно, что ни я, ни Чмошенька, ни тем более боящийся дать по ебалу Олег этого сделать не могли – да и нашли его в куче мусора возле мест компактного проживания мигрантов. Видимо вмешались высшие силы, и таджика, отсидевшего за убийство и предлагающего купить женские часы, настигло кармическое воздаяние. Даже не знаю, в каком виде оно было бы поучительнее: в виде собственных соотечественников, убивших его по какой-то беде, или в виде встречи с какой-то бригадой – которая из всей бесчисленной массы таджиков выбрала жертвой именно этого.

Олег тогда так об этом и не узнал – я ему дал понять, что проблема решена окончательно, и никто его больше не побеспокоит. Больше всего о судьбе этого дела переживал Чмошенька. Он буквально забрасывал меня письмами по Интернету и всячески поддерживал общение – после всего проникнувшись ко мне самыми добрыми чувствами. Два или три раза после этого он мне и помогал – бескорыстно и очень добросовестно.Эта ситуация меня также многому научила: впервые я вживую увидел так называемый «стокгольмский синдром» во всей красе. Единственным методом установления положительных отношений с такими людьми является ситуация, когда ты тотально подавляешь их физически и морально. Так и только так можно рассчитывать на то, что они хотя бы не предадут. Порой насилие и правда является лучшим способом взаимодействия с этим миром.