От сопок Маньчжурии до Галицийских полей

Организация русских пехотных соединений и частей к началу войны строилась по своего рода «двоичной» системе. Пехотная дивизия включала две бригады, каждая — по 2 полка. Полк, в свою очередь, включал 4 батальона, батальон — 4 пехотных роты, а рота — 4 взвода из 2–4 звеньев по 2–4 ряда в звене (ряд — 2 человека, стоящих в затылок друг другу).

Рота была в пехоте основной единицей, способной самостоятельно решать тактические задачи и имевшей самостоятельное хозяйство. По штатам военного времени рота должна была иметь 235 человек нижних чинов (включая 180 рядовых и 15 безоружных нестроевых, для выполнения хозяйственных работ) и 3–4 офицера. Батальон был расчетной единицей при планировании боевых действий (дивизия, таким образом, считалась 16-батальонной), а полк — административной единицей, имеющей самостоятельное управление и свое хозяйство. В состав пехотной (стрелковой) дивизии или отдельной стрелковой бригады к началу войны входила легкая артиллерийская бригада (6 батарей по 8 легких полевых 76-мм пушек) или легкий артиллерийский дивизион (3 батареи по 8 орудий) со своими артиллерийскими парками. 76-мм (3-дм) пушки обр. 1900 и 1902 гг. составляли основу артиллерии дивизий. Кроме них, легкая полевая артиллерия располагала 122-мм (48-лин.) гаубицами обр. 1909 и 1910 гг. — 12 гаубиц, то есть две батареи входили в «мортирный» дивизион корпуса. В этом отношении русская пехотная дивизия заметно уступала германской, имевшей 9 батарей 77-мм полевых пушек и 3 батареи легких 105-мм гаубиц плюс в составе артиллерии корпуса имелось по две батареи тяжелых 150-мм гаубиц на каждую пехотную дивизию. То есть командир германской пехотной дивизии мог рассчитывать на 14 батарей, русской пехотной или стрелковой дивизии — 7 батарей. Тот факт, что русская легкая полевая батарея была 8-орудийной, а германская 6-орудийной, немногим менял ситуацию, поскольку 6-орудийная батарея была мобильнее и лучше управляемой и в боевых условиях ее огонь использовался полнее, чем громоздкой 8-орудийной. Поэтому уже накануне войны русское военное ведомство намеревалось перейти в легкой полевой артиллерии к 6-орудийным батареям, но эта реорганизация задерживалась из-за отказа в отпуске соответствующих средств (даже «сокращение» требует дополнительных расходов) и была проведена уже во время войны.

Бойцы 11-го гренадерского Фанагорийского полка проходят парадным строем. Снаряжением и тактикой гренадеры практически не отличались от остальной пехоты  

При менее сильной артиллерии по численному составу русские пехотные соединения превосходили противника: русский пехотный корпус (32 батальона) включал 48 000 человек, пехотная дивизия (16 батальонов) — 21 000 человек личного состав; германский корпус (24 батальона) — 45 000 человек, дивизия — 16 600 человек.

Полковой артиллерии, которая могла бы играть роль «артиллерии сопровождения» пехоты, не было. Хотя к таковой можно отнести имевшиеся при каждом полку пулеметные команды по 8 пулеметов (4 взвода по 2 пулемета) — тем более что пулеметы считались пока «специальным артиллерийским» средством, а их организация и тактика, хотя и привязанные тесно к пехоте, больше напоминали артиллерийскую. Кроме пулеметной, в штат полка также включались команда разведчиков и команда связи (телеграфисты, самокатчики и конные ординарцы).

Гвардейские и гренадерские полки и дивизии имели такую же организацию, что и армейские, но традиционно комплектовались наиболее рослыми и выносливыми новобранцами. Гренадерские части и соединения не отличались от остальной пехоты также по вооружению и способам действий, название «гренадерские» сохранялось как почетное, отражавшее воинские традиции. Новым «гренадерам» предстояло появиться уже в ходе войны и не в виде отдельных частей.

Отдельные стрелковые бригады, не входившие в состав дивизий, также состояли из 4 полков, но, в отличие от пехотных, в стрелковых полках этих бригад было по 2 батальона. Исключение при этом составляли только полки сибирских стрелковых дивизий, которые имели по 4 батальона. Артиллерийский дивизион стрелковой бригады имел три батареи вместо шести.

Определяющим для подготовки русской армии к «большой европейской войне» был собственный опыт Русско-японской войны и оценка опыта Балканских войн. Под таким влиянием реорганизовывалась пехота русской армии, менялась ее подготовка, готовилось перевооружение. Начали проводить в жизнь расчлененные боевые порядки и их «эластичность», совершенствовали подготовку одиночного бойца и подразделений, обучение младшего командного, особенно офицерского состава. Обращалось внимание на воспитание личного состава в духе активных решительных действий. Последний перед войной «Устав полевой службы» 1912 г. давал ряд новых положений по организации боя и взаимодействию в нем различных родов войск — прежде всего пехоты и артиллерии. Однако положения этого устава, по мнению ряда исследователей, были слишком общи, «разница в обучении боевым действиям войск в двух смежных округах была больше, чем у Германии и Франции» (а последние придерживались весьма различавшихся концепций). Столь же различен был уровень стрелковой подготовки. Бывший профессор военной академии А.А. Незнамов писал: «Мы учили отдельного стрелка метко стрелять в мишень на стрельбище, но совершенно игнорировали подготовку его в боевом отношении. Мы, верные заветам предков по школе, изучили «элементы», рассчитывая, что на поле сражения из отличных элементов автоматически получится и отличное целое». Офицеры слабо готовились к организации огня и управлению им в бою. Впрочем, огневые задачи в ходе войны настолько усложнились и изменились, что пехоте все равно пришлось учиться этому в бою. И «Устав полевой службы», и «Наставление для действий пехоты в бою» (1914 г.) требовали энергичного, смелого и согласованного продвижения пехоты и пулеметов в наступательном бою, но при этом не учитывался уничтожающий огонь современной артиллерии и пулеметов противника.

В отношении полевой фортификации и применения ее пехотой накануне войны также не было выработано четкого взгляда, что и сказывалось на подготовке пехоты и пехотных командиров (тем более что последние считали любые фортификационные работы задачей исключительно инженеров). С одной стороны, признавалась роль окопов в обороне. С другой — в наставлениях по саперному делу все еще присутствовал отживший свое редут — земляное укрепление в виде многоугольника. Оно обеспечивало стрелкам хороший обстрел, но в условиях развития тяжелой полевой артиллерии превратилось бы для них в смертельную ловушку. Редут, или группа окопов, составлял опорный пункт позиции. С началом войны от редутов совершенно отказываются, а к земляным насыпям прибегают только там, где грунт не позволял рыть глубокие окопы. Впрочем, редуты нашли себе применение на Кавказском фронте — просто в силу специфики самого фронта. Предвидеть формы боев грядущей мировой войны тогда не мог никто.

Явно возросшая потребность в предметах артиллерийского снабжения потребовала расширения военных заводов: оружейных — Тульского, Ижевского и Сестрорецкого, патронных — Петербургского и Луганского; трубочных — Петербургского и Самарского; Петербургского орудийного и Казанского порохового, а также арсеналов — Петербургского, Киевского и Брянского. Реформы, которые успел жестко провести П.А. Столыпин, дали России средства на увеличение военного бюджета, хотя значительная его часть уходила на восстановление и перевооружение флота.

При подготовке армии к боевым действиям не были достаточно учтены ни громадный расход боеприпасов, ни общее значение техники в будущей войне — тем более что для накопления необходимых запасов не хватало средств, и планы военного ведомства (даже теоретические построения будущей войны) приходилось подгонять под бюджет.

24 июня 1914 г. после обсуждения в правительстве и Государственной думе была утверждена и получила силу закона «Большая программа по усилению армии», рассчитанная на срок с 1914 по 1917 г. Хотя некоторые мероприятия начали осуществляться военным министерством еще в 1913 г. (благо, царь одобрил положения «Большой программы» еще 6 марта 1913 г.), это была очень небольшая часть от масштабной программы. Тем не менее стоит взглянуть на положения этой программы хотя бы потому, что они отражают часть тех проблем, которые стояли перед армией к началу мировой войны и которые не удалось разрешить. В отношении пехоты интересны следующие мероприятия. Армия мирного времени увеличивалась на 468 200 нижних чинов и 11 772 офицера, из них 266 239 нижних чинов и 4080 офицеров приходилось на пехоту. После проведенной в 1910 г. реорганизации армии из 1252 пехотных батальонов лишь 372 содержались в усиленном составе — от 60 до 80 рядов в роте, — большинство же имело по 48 рядов в роте. Специалисты Генерального штаба указывали, что при мобилизации полки с такими батальонами, выделив часть солдат для тыловых формирований и оставив на местах квартирования слабых и больных, выступали в поход, имея в ротах до 65–70% личного состава, призванного из запаса, и только 30–35% состоящих на действительной службе. При этом в мирное время значительное число людей находилось в нарядах и командировках, что отрицательно сказывалось на боевой подготовке войск. «Большая программа» устанавливала три состава пехотной роты: нормальный — 60 рядов, усиленный — 84 и полный — 100 рядов. Это, с одной стороны, упрощало и ускоряло мобилизацию, с другой — создавало более благоприятные условия для проведения боевой подготовки в мирное время. Согласно «Большой программе» должны были формироваться вновь: 4-я Финляндская стрелковая бригада, 26 и 27-й армейские корпуса, 12-я Сибирская стрелковая дивизия для Омского военного округа, третьи бригады в составе 26 и 28-й дивизий Виленского округа, 2, 16 и 38-й дивизий Варшавского округа (для постоянных гарнизонов крепостей Гродно, Ковно, Новогеоргиевск, Осовец, Брест-Литовск), отдельная бригада в Приамурском округе — всего 32 четырехбатальонных и 6 двухбатальонных пехотных полков.

Пехотные объединения русской армии в мирное время не имели в своем составе войсковой конницы, предназначенной для разведывательной и сторожевой служб, боевых действий в составе пехотных дивизий и армейских корпусов. Ее роль должны были играть казачьи части 2-й очереди, но мобилизация их грозила затянуться. Поэтому намечалось увеличить число полков в кавалерийских дивизиях до 5–6, чтобы при выступлении пятые и шестые полки образовывали бы корпусную конницу, а стратегическая конница состояла бы из дивизий 4-пол-кового состава.

«Наибольшее место» программа отводила улучшению артиллерии. В частности, предполагалось создание 2-го «мортирного» корпусного дивизиона и включение этих дивизионов в состав артиллерийских бригад, то есть легкие гаубицы должны были «спуститься» в пехотные дивизии.

«Ничего существенного из этой программы осуществить не удалось, — писал генерал А.И. Деникин в воспоминаниях «Путь русского офицера», — корпуса вышли на войну, имея от 108 до 124 орудий против 160 немецких и почти не имея тяжелой артиллерии и запаса ружей. Что же касается снабжения патронами, была восстановлена лишь старая, далеко недостаточная норма в одну тысячу патронов против трех тысяч у немцев».

Генерал А.А. Брусилов довольно резко оценил проведенные реформы: «Реформы военного ведомства свелись по преимуществу к новому обмундированию, более красивому и элегантному, в особенности в гвардии и в кавалерии, которые в японской войне вовсе не участвовали, и начали строить новый флот, так как предыдущий был погребен в Японском море». Состояние русских пехотных соединений накануне войны он оценивал так: «Пехота была хорошо вооружена соответствующей винтовкой, но пулеметов было у нее чрезмерно мало, всего по 8 на полк, тогда как минимально необходимо было иметь на каждый батальон не менее 8 пулеметов, считая по 2 на роту, и затем хотя бы одну 8-пулеметную команду в распоряжении командира полка. Итого — не менее 40 пулеметов на 4-батальонный полк, а на дивизию, следовательно, 160 пулеметов; в дивизии же было всего 32 пулемета. Не было, конечно, бомбометов, минометов и ручных гранат, но, в расчете на полевую войну, их в начале войны ни в одной армии не было, и отсутствие их в этот период войны военному министерству в вину ставить нельзя. Ограниченность огнестрельных припасов была ужасающей, крупнейшей бедой, которая меня чрезвычайно озабочивала с самого начала, но я уповал, что военное министерство спешно займется этим главнейшим делом и сделает нечеловеческие усилия, чтобы развить нашу военную промышленность.

Стрелки 5-го Сибирского стрелкового полка. 24 июля 1915 г. В руках у стрелков — 3-лин. пехотные винтовки обр. 1891 г. с примкнутым штыком  

Что касается организации пехоты, то я считал — и это оправдалось на деле, — что 4-батальонный полк и, следовательно, 16-батальонная дивизия — части слишком громоздкие для удобного управления. Использовать их в боевом отношении достаточно целесообразно — чрезвычайно трудно. Я считал, да и теперь считаю, что нормально полк должен быть 3-батальонный, 12-ротного состава, в дивизии — 12 батальонов, а в корпусе — не две, а три дивизии. Таким образом, в корпусе было бы 36 батальонов вместо 32, а троечная система значительно облегчала бы начальству возможность использовать их наиболее продуктивно в бою. Что касается артиллерии, то в ее организации были крупные дефекты, и мы в этом отношении значительно отставали от наших врагов…

На каждый армейский корпус было по одному саперному батальону, составленному из одной телеграфной роты и трех рот саперов».

В связи с планировавшимся увеличением офицерского корпуса и необходимостью улучшения подготовки офицеров Главное управление военно-учебных заведений разработало четырехлетний план, предусматривавший: увеличение ежегодного выпуска в 10 военных пехотных училищах, расширение с 1914/15 учебного года штата Иркутского военного училища, создание новых пехотных училищ в Киеве и Ташкенте, образование в 1917/18 году трех временных военных училищ в Петербурге, Казани и Одессе. В первый год офицерский корпус должен был увеличиться на 1693 человека.

«Большая программа» явно предусматривала начало войны не ранее 1917 г.

Характерно, что главное внимание уделялось увеличению численности и оснащенности армии мирного времени и размерам перволинейных войск. Так, в 1914 г. контингент новобранцев увеличился до 580 000 человек (даже в 1905 г. — во время Русско-японской войны — он составлял 475 000 человек). В «Известиях Императорской Николаевской академии» №39 приводились данные о наличии военнообученных людей, которые могут быть призваны в армию: Россия — 7 668 000, Германия — 5 252 000, Австро-Венгрия — 2 243 000 человек. Правда, такое количество людей нужно было перевезти, экипировать, вооружить, снабжать.

Это соответствовало взглядам на грядущую большую войну как на скоротечную, когда решающий успех должен быть достигнут в начальный период. Это отвечало и требованиям основного союзника, Франции, ожидавшей, что «русский паровой каток» с первых недель войны на широком фронте двинется на центральные державы, значительно облегчая ведение войны западным союзникам. В вопросах организации тыла дело ограничивалось планами строительства дорог, не было уделено достаточного внимания формированию пополнений для армии. Хотя некоторые меры, конечно, принимались. Так, с 1912 г. было принято задерживать старый набор в частях с ноября по апрель — на время обучения новобранцев. В 1909, 1911, 1912 гг. проводились в больших масштабах учебные сборы запасных, отмененные в предшествующие годы. Модернизировали методы подготовки и совершенствования командного состава. Это усилило кадровый состав армии и улучшило качество запасных первого призыва, то есть обеспечило армию необходимым «кадром» на самое начало войны. Но ни распорядиться этим «кадром» достаточно эффективно, ни обеспечить обученным пополнением продолжение войны уже не могли.

«Перед войной, — писал генерал Деникин, — не поднимался вовсе вопрос о способах усиленного военного снабжения после истощения запасов мирного времени и о мобилизации военной промышленности!»

По мнению исследователя и публициста М. Павловича (Вельтмана), «организация и вооружение резервов представляли собой ахиллесову пяту и в доктрине, и в системе национальной обороны Франции и России, и, наоборот, самое сильное место, самый грозный таран в военном оборонительно-наступательном аппарате Германии». Последовательным развитием кадров в количественном и качественном отношении и поддержанием запасных в плане их обучения и воспитания в сочетании с хорошим развитием транспортной сети Германия обеспечила себе ряд преимуществ. Россия в ходе войны увеличила состав своих вооруженных сил со 108 до 238 дивизий, не исчерпав при этом всех людских контингентов; возможности развертывания ограничивались не только недостаточно продуманным военным законодательством и мобилизационной системой, но и слабой технической базой. Германия в ходе войны увеличила число своих дивизий с 94 до 236, добившись этого ценой колоссального напряжения (к концу войны призывались запасные в возрасте от 17 до 45 лет) и максимального использования мужского населения страны. К тому же в Германии неплохо была поставлена «патриотическая» пропаганда, пресловутая «муштра» сочеталась с достаточно сознательной дисциплиной. Австро-венгерская армия, хотя и имела уставы и программы обучения по образцу германского рейхсвера, была гораздо слабее в плане запаса обученных людей, уровня подготовки многих офицеров и крайней «неоднородности» личного состава — здесь были неплохо подготовленные и сплоченные венгерские части, и малонадежные чешские или словацкие.

Первую мировую войну можно назвать еще и первой «войной заводов». Пожалуй, никогда ранее воюющие армии не ощущали так явно своей зависимости от военной промышленности, а возможности промышленности по производству вооружений и боеприпасов, способности транспорта обеспечить снабжение и способность государственных структур быстро реагировать на потребности фронта, организовать производство и поставки не оказывали такого влияния на ход операций. Поэтому разговор о состоянии и действиях пехоты невозможен без внимательного взгляда на ход снабжения ее вооружением, боеприпасами, предметами снаряжения, средствами индивидуальной защиты, связи и т. д. В целом русская армия вступила в войну, незначительно уступая своим противникам по насыщенности армии современным вооружением и практически не уступая по характеристикам этого вооружения. Зато Россия сильно уступала им по своим промышленным возможностям, что сказалось в ходе войны самым драматическим образом. При самой большой действующей армии Россия имела наименьший «промышленный резерв».

 

Производство, закупки, поставки

Объемы производства оружия после окончания первой русской революции идо начала мировой войны можно проследить по следующей таблице, составленной по работам бывшего начальника ГАУ А.А. Маниковского, В.С. Михайлова и Л.Г. Бескровного:

К 1911 г. считалось, что закончено пополнение запасов оружия, израсходованных в Русско-японскую войну, заводы продолжили пополнение установленных в 1910 г. запасов. Об определенной успокоенности в отношении вооружения пехоты военного руководства и специалистов в самом начале войны вспоминал выдающий русский оружейник В.Г. Федоров, в то время член Артиллерийского комитета ГАУ: «Новый русский пулемет образца 1910 года — куда совершеннее пулеметов, стрелявших на полях Маньчжурии! И по количеству их русская армия шла впереди других государств: у нас на каждую дивизию — тридцать два пулемета, а в иностранных армиях — не более двадцати четырех. Мы могли гордиться также и другими образцами нашего стрелкового оружия. Русская трехлинейная винтовка заслужила всеобщее признание в предшествующих битвах. Револьвер образца 1895 года был также одним из лучших…

Как гордились мы тогда блестящим видом этих частей, уходивших на фронт! Но как беспочвенна и напрасна, однако, была наша гордость! Мы немногим отличались в этом отношении от толпы обывателей, привлеченных красивой картиной и бодрящей музыкой». Загрузка заводов заказами была крайне невелика. Сестрорецкий завод стоял фактически на консервации (а министерство финансов упорно требовало от военного ведомства избавиться от «лишнего» завода), а основной тогда Императорский Тульский оружейный завод (ИТОЗ) в первую половину 1914 г. выпускал 1–5 винтовок в месяц.

Бывший начальник ГАУ генерал Кузьмин-Караваев заметил: «Если бы накануне войны 1914 г. кем-либо из ответственных чинов военного ведомства была высказана мысль о предстоящей потребности в предметах артиллерийского довольствия, близкой к определившейся к 1916г., то подобное заявление было бы признано не серьезным, не подлежащим обсуждению».

Реализация планов «расширения» заводов находилась в начальной стадии. К замене станков и расширению производственных площадей приступили только в марте 1914 г., «переустройство» заводов должно было завершиться во второй половине 1916 г.

 

Самое массовое оружие

Основным оружием русской пехоты была 3-линейная (7,62-мм) магазинная винтовка обр. 1891 г. Ее валовое производство началось в 1893 г. и с переменным темпом велось до начала Первой мировой войны.

Предложения улучшить ее баллистику за счет остроконечной пули поступали давно — такую пулю, позволявшую увеличить скорость полета, настильность траектории и уменьшить массу патрона, еще в 1890-е годы предлагал для трехлинейки полковник Киснемский, но победили опасения, что снижение массы пули снизит убойность.

Опыт этого не подтвердил. В 1904 г. в Германии приняли винтовочный патрон с остроконечной пулей «S» и усиленным пороховым зарядом. В России не замедлили создать комиссию во главе с известным специалистом генералом А.Э. Керном, усилиями которой появилась легкая остроконечная пуля. В 1908 г. на вооружение был принят винтовочный патрон с легкой остроконечной пулей в 9,6 г (у тупоконечной — 13,73 г) и новым сортом пороха. Дальность прямого выстрела увеличилась с 420 до 595 шагов, остроконечная пуля пробивала 6-мм щит пулемета «Максим» на дальности до 100 шагов, в то время как тупоконечная — только с самых близких дистанций, почти в упор. Патрон обр. 1908 г. принимали как «временный» — для улучшения баллистических характеристик имеющихся образцов оружия до введения в войска нового оружия под новый патрон. Однако этому патрону суждено было стать основой для семейства винтовочных (винтовочно-пулеметных) патронов, применяемого по сию пору. Переделка винтовок под патрон с остроконечной пулей (переделка патронника, установка нового прицела) затянулась. В конце 1913 г., например, на эту потребность необходим был отпуск 2 826 000 руб., в счет ее отпустили только 200 000 руб. До половины трехлинейных винтовок приходилось доводить уже с началом войны.

Солдаты пехотной роты сфотографировались после награждения вместе со своим командиром  

Накануне войны планировалось масштабное перевооружение армии новым типом оружия — автоматической винтовкой. Актуальность увеличения огневой мощи пехотных подразделений, которая притом позволила бы применять более гибкие боевые порядки, подтвердил опыт Русско-японской войны. Наиболее радикальным решением проблемы повышения плотности пехотного огня при более редких цепях и возможности вести огонь при движении в атаку казалась «автоматизация» основного и наиболее массового оружия — винтовки. Осенью 1908 г. создается Комиссия по выработке образца автоматической винтовки. По ныне принятой классификации следовало бы говорить о «самозарядной» винтовке. Задача ставилась широко и основательно — кроме «выработки самого механизма», нужно было создать и новый малокалиберный патрон новой конфигурации. С принятием 7,62-мм патрона вопрос о калибре не считался решенным — вскоре началась разработка 6,5-мм патрона. Но «автоматическая винтовка» оживила эти работы — уменьшение калибра позволяло увеличить носимый боезапас — ведь основным аргументом противников автоматической винтовки был «слишком быстрый расход патронов».

До выработки нового патрона винтовки должны были разрабатываться под патрон обр. 1908 г. О результатах работы Комиссии можно судить по ее сообщению от 2 апреля 1914 г.: «В течение ближайшего будущего будет получено для полигонных испытаний три образца автоматической винтовки:

1) 12 экземпляров 3-линейной винтовки подъесаула Токарева,

2) 10 экземпляров 6,5-мм винтовки полковника Федорова,

3) 10 экземпляров 3-линейной винтовки г-на Браунинга.

После полигонных опытов, которые будут окончены в нынешнем лете, необходимо будет перейти к широким войсковым испытаниям… Так как во время произведенных Комиссией опытов ни одна из вышеперечисленных систем решительных преимуществ перед другими не обнаружила, по всей вероятности, придется заказать каждого образца по 150 экземпляров, так как только обширные сравнительные испытания могут дать окончательное решение по этому важнейшему вопросу».

С началом войны прекратили все опытные работы, мощности заводов направили на выпуск штатного оружия, а средства — на усиление «военного фонда». Обоснованность прекращения работ подтвердил сам В.Г. Федоров (уже тогда ведущий русский специалист в области ручного оружия), писавший в начале 1915 г. с фронта, что имеющиеся системы автоматических винтовок просто не выдержали бы реальных фронтовых условий, а эксплуатация их была бы слишком сложна.

Работы Комиссии по выработке образца автоматической винтовки имели большое значение — был выработан ряд систем, отработаны вопросы проектирования, испытания и опытного производства автоматического оружия, приобрели практический опыт многие изобретатели. Но была и оборотная сторона: автоматическая винтовка «съела» большую часть средств на работы по пехотному оружию, ожидание перевооружения ею снизило интерес к усовершенствованию трехлинейки — это сказалось и в недостаточном контроле за переделкой винтовок под остроконечный патрон, и в отказе от модернизации трехлинейной винтовки, предложенной в 1912 г. Н.И. Холодовским. Еще 1 ноября 1907 г. Оружейный отдел Арткома возбудил вопрос об уменьшении на оружейных заводах с 280 до 100 тысяч мобилизационных запасов черновых стволов, которые для автоматической винтовки «могут оказаться непригодными». К тому же происходил переход на изготовление стволов из новой стали — процесс сам по себе необходимый и важный, но затянувшийся.

Нормы запасов оружия были выработаны в 1910 г. особой комиссией военного министерства. Мобилизационный запас винтовок складывался из шести категорий: 1) 10% и 5% — для пополнения убыли винтовок во время войны, 2) для второго комплекта запасных батальонов, 3) крепостной, 4) учреждений, формируемых в военное время, 5) для государственного ополчения. Пулеметов полагалось содержать в запасе 10% от числа состоящих в войсках. Общее количество оружия, которое должно было находиться в запасах по нормам 1910 г., и наличный запас были:

Поскольку выпуск винтовок был начат давно, их наличие оказалось больше штатной потребности. Расчет на маневренную быстротечную войну — от 2 до 6 месяцев, в худшем случае, до года — не предполагал ни больших единовременных потребностей для новых пополнений, ни большую убыль оружия в ходе боевых действий. Но и эти планы военного ведомства не согласовывались с действиями министерств финансов, торговли и промышленности. Хроническое урезание финансирования не позволяло накапливать должных запасов ни оружия, ни материалов — стали, меди, латуни, порохов, — «непроизводительный запас» обременял казенные заводы («оптимизировать расходы» военного ведомства у нас пытались и тогда).

Исчисленная Главным управлением Генерального штаба норма в 4 210 582 винтовки приходилась на армию, которая после мобилизации должна была иметь 4 900 000 солдат. Положение с винтовками казалось благополучным, так что оружие из запасов еще и передавали за границу: в 1912 г. Болгарии отпустили 50 000 трехлинеек и 50 000 000 патронов к ним плюс 25 000 берданок, в 1913 г. — Монголии 10 000 трехлинеек и 9 миллионов патронов, перед самой войной в 1914 г. передали 120 000 трехлинеек и 200 миллионов патронов Сербии, да еще 21 миллион патронов Черногории.

Хотя «общественное мнение» на долгие годы усвоило словосочетание «снарядный голод», первым «голодом», который пришлось испытать русской армии в мировую войну, стал дефицит винтовок. К концу 1914 г. командование вынуждено было принимать срочные меры, чтобы восполнять недостаток винтовок своими средствами. Организовали сбор винтовок на полях сражений, причем к этому привлекались не только войска, но и гражданское население. Открывались временные ружейные склады, из которых по мере возможности обеспечивались проходившие маршевые команды. Годные винтовки отбирались у тыловых частей, заменяясь устаревшими. Меры эти были недостаточны.

Уже 14 октября 1914 г. в докладе Главного управления Генерального штаба №526 военному министру сообщалось, что выявился недостаток в 870 тыс. винтовок, из них: 585 тыс. — для новобранцев призыва 1914 г., 170 тыс. — для пополнения по требованиям фронтов, 93 тыс. — для запасных батальонов, 22 тыс. — для вновь формируемых маршевых эскадронов и разрядов казаков. В первые же месяцы войны дело дошло даже до обращения к Абиссинии о возврате 13 800 винтовок, уступленных ей Россией в 1895 г., а также — к Монголии. Предлагалось даже выкупить русские винтовки, растащенные по рукам в Маньчжурии во время Русско-японской войны, но откомандированные туда лица «нашли их в таком запущенном состоянии, что скупать их у населения не было никакого смысла». Начальник Генерального штаба телеграммой № 11856 вынужден был установить высылку на фронт пополнений с половинным числом винтовок. Но многие маршевые роты имели винтовок не более чем на четверть людей, а на фронте их довооружать было нечем. В.Г. Федоров писал, какое впечатление произвела на него «понурая и недовольная» безоружная маршевая рота и как преобразилась она, едва получив оружие: «Лица стрелков были бодрые, веселые, шаг широкий, часть шла в ногу… Как произошло такое быстрое превращение понурой толпы в молодецкую роту? Причина была ясна! Теперь на плече каждого солдата была винтовка, теперь из безоружного он превратился в бойца». Записал В.Г. Федоров и разговор с армейским офицером в конце февраля 1915 г.: «Пополнения приходят к нам большей частью безоружными, нам девать их некуда, они только развращают личный состав». Солдат без ружья — не солдат. «Винтовок недостает, — писал по результатам проверки действующей армии член Военного совета генерал фон Ашеберг в феврале 1915 г., — необходимо тщательно отбирать винтовки от раненых, собирать их с поля боя и в ближнем тылу, строго соблюдать установленные на это указания».

На Северо-западном фронте в начале марта числилось 51 пехотных дивизий, а некомплект винтовок на этом фронте достигал 320 000, то есть, по сути, 21 дивизия числилась только на бумаге. Начальник штаба Верховного Главнокомандующего Янушкевич слал военному министру Сухомлинову такие телеграммы: «Армия 3-я и 8-я растаяли. В корпусах из трех дивизий по 5 тысяч штыков. Кадры тают, а пополнения, получающие винтовки в день боя, наперебой сдаются…», «В 12-м корпусе из 7 дивизий — 12 тысяч штыков. Нет винтовок, и 150 тысяч человек стоят без ружей. Час от часу не легче. Ждем от вас манны небесной. Главное, нельзя ли купить винтовок».

Но «купить» было сложно — производительность заводов союзников и нейтральных еще США была в 1915 г. полностью занаряжена. Так что в кампанию 1915 г. русская армия оказалась перед лицом лучше вооруженного противника в условиях «голода» на вооружение и боеприпасы.

В июне 1915 г. из Ставки Верховного Главнокомандующего телеграфировали в Главное артиллерийское управление (ГАУ): «Положение с винтовками становится критическим: совершенно невозможно укомплектовывать части ввиду полного отсутствия винтовок в запасе армии и прибытия маршевых рот невооруженными». «Вследствие отсутствия винтовок, — писал генерал Данилов, — войсковые части, имея огромный некомплект, в то же время не могли впитывать в себя людей, прибывавших с тыла, где, таким образом, люди без пользы накапливались в запасных частях, затрудняя своим присутствием обучение дальнейших очередей». Из-за недостатка винтовок задерживалось формирование польских, латышских и других дружин. Так что дефицит винтовок приводил сразу ко множеству проблем и на передовой, и в ближнем тылу. Тот же дефицит послужил одной из причин перевода пехотных полков в апреле 1915 г. с четырехбатальонного штата на трехбатальонный.

В окопе первой линии. Окоп пока неглубокий, с высоким бруствером. Обратим внимание, что «бездействующая» пока винтовка обмотана тряпицей для защиты от грязи

Иногда задержки в поставках винтовок для новых формирований были связаны не только с их отсутствием в тылу, но и с чисто организационными проблемами. Так, согласно отчета полевого генерал-инспектора артиллерии великого князя Сергея Михайловича об обследовании Юго-западного фронта от июля 1915 г.: «За отсутствием утвержденных табелей вооружения по новой организации пехотные полки крайне разнообразно считают положенное на полк количество 3-лин. винтовок: 2640, 2666, 2948, 2960, 2904, 3200 и т.д.». В то же время если хоть половина полка имела оружие, то это уже считалось отличным. А осенью 1915 г. уже были полки, наличное вооружение которых составляло всего 20% от штата. В прифронтовой полосе число безоружных в запасных батальонах достигало 30 000. К 1 ноября армии недоставало 1141 062 винтовки, к 1 декабря — 876 097.

Согласно справке о состоянии винтовок на начало февраля 1916 г.:

К началу войны мощность оружейных заводов по составу их оборудования при 2–2,5-сменной работы оценивалась следующим образом (без учета дальнейшего расширения):

Оружейный завод … Винтовок в год — Винтовок в месяц

Тульский … 250 000 — 21000

Ижевский … 200 000 — 17 000

Сестрорецкий … 75 000 — 6 000

Итого … 525 000 — 44 000

Но и общее ежемесячное производство в 44 000 винтовок было достигнуто только на 9-й месяц войны, а запланированное по мобилизационному расписанию в 60 000 — лишь в июне 1915 г. большим напряжением сил. Но если до июля 1914 г. ежемесячную потребность исчисляли в 52 тысячи винтовок и 50 миллионов патронов, то уже с 1 января 1916 г. — в 200 тысяч (для восполнения потерь и порчи, не считая единовременных требований) и 200 миллионов, то есть вчетверо больше.

Для решения проблемы было три пути: всемерное наращивание выпуска трехлинейных винтовок и патронов на русских заводах, заказ на их производство за границей и закупки винтовок иностранных образцов с патронами.

Тульский завод с января 1915 г. приступил к энергичной «форсировке» производства всеми доступными мерами: переход на круглосуточную работу, сокращение нерабочих дней до двух в месяц, увеличение скорости резания, переход на ручную подачу у станка. Ставились новые станки, так что к концу войны теснота в производственных помещениях была крайней. В начале войны с расчетом на скоротечную войну в армию было призвано много опытных рабочих высокой и средней квалификации.

Начальник Сестрорецкого завода генерал-майор Залюбовский 12 марта 1915 г. сообщал, что для доведения производительности до 600 винтовок в сутки, как того потребовал Военный совет 11 февраля, требуется 587 станков 30 типов.

Неоднократные ходатайства ГАУ об отзыве на заводы квалифицированных рабочих до поры до времени встречали отказы под различными предлогами («удручающее моральное впечатление на других нижних чинов», необходимость в частях молодых и грамотных солдат), а резерва квалифицированных рабочих-оружейников в России просто не было. Завод получил право набирать рабочих с освобождением их от фронтовой службы (увы, этим не замедлили воспользоваться лица, не имеющие к производству никакого отношения, но не желавшие идти на фронт). К заводам начали прикомандировывать призванных на военную службу (странная ситуация — необходимые заводам рабочие оказывались на фронте, а люди, не имеющие должной квалификации, занимали их место). Наконец, начали отзывать с фронта рабочих и специалистов. Но тот же Тульский завод постоянно испытывал нехватку рабочих высокой квалификации — инструментальщиков, лекальщиков. Внесенный в Совет министров еще в начале войны доклад ГАУ о переводе всех заводов, работающих на оборону, на особое положение, при котором рабочие считались бы мобилизованными с наложением соответствующих ограничений (прикрепление к заводам, повышенная ответственность как рабочих, так и заводской администрации), встретил отказ. ГАУ пришлось мириться, например, с уходом сразу 3000 рабочих Ижевского завода на полевые работы в летнее время.

ГАУ разрешило ослабить условия приемки. Это обычная практика в военное время, как и неизбежное снижение качества валового оружия из-за увеличения производства в условиях ухудшения снабжения и снижения уровня квалификации работников.

О номенклатуре производства дает представление справка о дневном выходе изделий, данная Управлению полевого генерал-инспектора артиллерии 16 марта 1915 г.:

Об изменениях объемов производства Тульского оружейного завода, включая винтовки, можно судить по такой таблице (данные Е.З. Барсукова и Л.Г. Бескровного):

Ижевский завод имел несколько лучшие условия, чем два остальных, поскольку перед войной уже имел большую, чем они, загрузку, а также единственный имел собственное производство оружейной стали, которую поставлял и другим заводам. С октября 1916 г. определился ежемесячный выпуск винтовок на ижевских заводах свыше 50 000 в месяц, а выход черновых стволов свыше 125 000 — уже с августа 1916 г. Рабочим заводов было объявлено о премии в размере 3 рублей с винтовки по достижении выхода 5000 в месяц, 4 рублей по достижении 6000 в месяц, 75 копеек со ствола по достижении 125 000 черновых стволов в месяц, 1 рубля со ствола — по достижении 150 000 в месяц. Немалые затраты, на которые приходилось идти для увеличения выхода оружия.

Согласно доклада начальника ижевских заводов генерал-майора Дубницкого, выпуск изделий включал:

Ижевские заводы выпустили за годы войны среди прочего:

Сестрорецкий завод в 1914 г. выпустил 59 000 винтовок (округленно), в 1915 г. — 73 988, в 1916 г. — 147 762, в 1917 г. — 98 850.

Попытки привлечь к производству оружия частную русскую промышленность в России, в отличие от Германии или Франции, были обречены на неудачу и не только из-за немногочисленности машиностроительных предприятий. Во-первых, не было ни запасов материалов, ни резерва квалифицированных рабочих. Во-вторых, уровень точности и стандартизации, достигнутый на государственных оружейных заводах, для частной промышленности был просто непонятен — даже инженеры там не понимали порой значения «какой-то тысячной дюйма». Между тем производство образцов стрелкового оружия требовало:

Суетился Центральный военно-промышленный комитет (ЦВПК), создавались некие «акционерные общества», но в лучшем случае им удавалось заказать комплектующие — заводы «Айваз», Баумана (в Финляндии), ремесленные училища и другие мелкие заводы и мастерские делали прицелы, штыки, ложи. Ижевские фабриканты охотничьего оружия Петров, Березин и Евдокимов с конца 1914 г. были привлечены к сверлению и черновой токарной обработке стволов, но «встретили затруднения» при работах с таким «малым» калибром и с требуемой точностью. Невозможность постановки производства винтовок и пулеметов на частных оружейных заводах подтвердил и такой авторитетный эксперт, как директор Московского Императорского технического училища профессор В.И. Гриневецкий, изучив производство оружия на ИТОЗ.

Частное акционерное Русское общество артиллерийских заводов в лице директора правления действительного статского советника инженера П.И. Балинского в феврале 1915 г. предложило построить в Поволжье «частный ружейный завод». За выпуск в течение 7 лет 3 млн. винтовок запрашивалось 159 млн. рублей при гарантированном заказе. Предложение было вполне основательным, но получить станки высокой точности было очень сложно — единственное производство в Туле с трудом покрывало потребности государственных оружейных заводов, приобретение же станков за границей с началом войны сильно затруднилось. Запасы инструментальной стали государственные заводы исчерпали уже в начале 1916 г., а металлургическое производство только падало, цены на высокосортные стали (как и на цветные металлы) вздувались.

Ратники ополчения, вооруженные винтовками «Бердан» обр. 1870 г.

Общество «Пулемет» планировало постройку оружейного завода в Екатеринославе с производительностью 50 000 винтовок в месяц (при условии заказа обществу 2 000 000 винтовок по цене 35 руб. за винтовку — против 24 рублей на казенных заводах), причем предполагались потом перенос и присоединение к нему Сестрорецкого завода, что увеличило бы производительность на 15–20 тыс. винтовок в месяц. Строительство завода началось в 1916 г., остановлено в 1917-м, а в 1918-м совершенно ликвидировано, полученное для него оборудование передано Тульскому и Ижевскому заводам.

Для сравнения — в Германии к середине 1916 г. за счет привлечения к производству вооружений не только частной оружейной, но и гражданской промышленности, выпуск одних только винтовок увеличили до 250 000 в месяц.

По данным Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства, с начала войны до сентября 1915 г. ГАУ отпустило в войска 1 007 041 винтовку, из них в распоряжение начальников артиллерийского снабжения трех основных фронтов — 321632, Кавказского — 42 510, в запасные батальоны и новые воинские части — 637 194. Поставки 3-лин. винтовок шли следующим образом:

Заметим, что данные поставок, приводимые различными ведомствами и исследователями, несколько отличаются друг от друга, что естественно. Так, Е.З. Барсуков приводит такие помесячные данные поставок винтовок и пулеметов русскими оружейными заводами:

Более важно, что за 1916 г. годовая производительность оружейных заводов по винтовкам в 2,5 раза превзошла планировавшуюся до войны, а ежемесячное производство винтовок к началу 1917 г. достигло более чем 120 000, втрое превысив довоенный максимум, но все еще не отвечая потребности действующей армии. Тульский завод оставался ведущим как по номенклатуре (револьверы, винтовки, карабины, станковые пулеметы), так и по объемам производства и темпам их роста.

Рост производства был достигнут перенапряжением сил, износом дефицитного оборудования (по Ижевскому заводу, например, уже к 1914 г. техническое состояние оборудования оценивалось в 30% износа) и расходом запасов материалов. Резервы наращивания производства были почти исчерпаны. Уже к концу 1916 г. стал сказываться общий промышленно-экономический кризис, осложненный кризисом транспорта и снабжения. Росло забастовочное движение. В стране началась инфляция — к началу 1917 г. рубль на внутреннем рынке обесценился почти в 4 раза, и его покупательная сила составила 26–27 довоенных копеек. Еще быстрее развивалась инфляция после Февральской революции усилиями Временного правительства — к 1 ноября 1917 г. покупательная стоимость рубля равнялась уже 6–7 довоенным копейкам.

С марта 1917 г. производство оружия начинает падать. В годы же Гражданской войны, то есть в 1918–1920 гг., объемы производства оружия были много ниже достигнутых к середине Первой мировой войны, несмотря на все усилия центральной власти (в чьих руках оказались оружейные заводы).

 

Зарубежные поставки винтовок и винтовочных патронов

Поиски оружия за рубежом начались уже в сентябре 1914 г., то есть вскоре после вступления России в войну. Предложений было в избытке, но в основном — сомнительного или явно мошеннического свойства. Об этом свидетельствуют хотя бы такие документы. Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего уже 14 января 1915 г. писал: «Его Величество повелел купить все винтовки, не стесняясь единством калибров, теперь имеющего второстепенное значение, предлагаемые заграницей, имея в виду при больших партиях их на замену в отдельных районах, как, например, Кавказ, 6 и 7-я армии. Поэтому винтовки в Генуе желательно не допустить в руки германцев». С одной стороны, уже принято принципиальное решение пренебречь единством калибра, с другой — некая сомнительная партия винтовок с типичным для спекулянтов намеком на возможность продажи противоборствующей стороне.

Сообщение ГАУ от 24 августа 1915 г.: «На продажу нам в Шанхае ружей с патронами Маузера поступили предложения от следующих лиц: 1) инженера Файнштейна в Петрограде 40 000 с 20 000 000 патронов, 2) г. Дементьева 25 000 и 22 000 000 патронов, 3) г. Серебрянникова в Шанхае 31 000 и 12 500 000 патронов, 4) г-на Андерса Майсра в Шанхае 29 000 и 14 500 000 патронов, 5) Агентства «Роберт доллар компани» на 15 000 <винтовок «Спрингфилд»> и 1 500 000 и… 6) предложение <Китайского правительства> управляющему КВЖД на 23 000 с 8 500 00 патронов. Приемщик полковник Гасельблат для приема, в случае осуществления контракта из Японии, в Шанхай выехал… ГАУ полагает, что речь идет… о ружьях, доставленных в Шанхай контрабандным путем». Китайский князь Палта уже в начале февраля 1916 г. предложил через русского посланника в Пекине подарить России хранящиеся в Шара-Сум «принадлежащие ему 54 винтовки Маузера кавалерийского образца и около 30 000 патронов к ним». «Справка о заказах, сделанных Особым совещанием», составленная генералами Лукомским и Поливановым в начале сентября 1915 г. для представления императору, содержала сведения о таких предложениях:

Нетрудно увидеть нереальность объемов и сроков исполнения заказов. О предложениях «представителя фирмы Мицуи и К°» Сементовского генерал Маниковский позже напишет: «Оба предложения оказались вздорными».

Военный агент во Франции полковник граф Игнатьев получил сообщение, что «должен внести залог в десять миллионов франков для того, чтобы не упустить покупку для России крупной партии «маузеров», предназначенных якобы для Германии. В целях соблюдения тайны ружья погружены на яхты и стоят в ожидании перед входом в порт Бордо». Снова угроза, что винтовки могут «уйти» противнику. Афера была очевидной.

Немало предложений было и из-за океана. В начале августа 1915 г. Торговый дом Банама через Международный банк в Петрограде передал предложение о продаже «500 000 винтовок Маузера калибра 7 мм 1912 г.» по цене 79 долларов за винтовку с 1000 патронов, якобы «уступленных бразильским правительством». Однако президент Бразильской республики, «опасаясь осложнений (внутренних и внешних) политических, высказался против продажи оружия кому бы то ни было». Хотя переговоры велись весьма оживленно, предложение увеличили до 900 000, и генерал Сапожников даже направлял из США в Бразилию браковщика для возможной приемки винтовок, приемка так и не началась. В 1916 г. снова заговорили о возможности «приобрести бразильские винтовки» уже… в Аргентине, в афере участвовал некий «крупный железнодорожный аферист из Буэнос-Айреса» — Родригес. В июне того же года поступило предложение о покупке 78 000 «маузеров» калибра 7 мм уже в Перу. Возможно, эти предложения вкупе с появлением в русской армии винтовок «Арисака» под 7-мм патрон «маузер» и породили слухи о тысячах «маузеров», поступивших из Латинской Америки. Правда, 7-мм винтовки «Маузер» упоминались среди экспонатов одной из выставок военных трофеев — якобы эти винтовки, изготовленные для Мексики, были взяты у германских частей на Русском фронте.

А.А. Маниковский писал: «Несмотря на то что еще в начале января < 1915 г. > военный министр Соединенных Штатов официально объявил, что правительство ни под каким видом не продаст в течение войны старых винтовок Краг-Юргенсона, все-таки множество разных личностей являлось как в наше, так и во французское и в английское посольства с предложением доставить им эти винтовки большими партиями и посылали своих агентов в Петроград и другие столицы». Полковнику В.Г. Федорову во время командировки в Японию в октябре 1914 г. довелось столкнуться с такими дельцами, предлагавшими 400 тыс. «Краг-Йоргенсенов» модели 1889 г. вообще без патронов.

Еще одно фото нижних чинов с офицерами. Молодые офицеры не без гордости демонстрируют свои шашки, но куда важнее — винтовки «Арисака» в руках пехотинцев

Сама эта командировка Федорова была прямо связана с поисками винтовок. Первого надежного поставщика Россия нашла в лице японского правительства, предложившего — единственное из всех союзников — поставку современного образца магазинной винтовки «Арисака», состоявшей на вооружении самой японской армии. Заведующий артиллерийскими приемками генерал Э.К. Гермониус срочно заключил договор о поставке 300 000 винтовок «Арисака» — в тех условиях такое количество, да еще по достаточной «низкой» цене было весьма кстати. Потом заказ увеличили вдвое — до 600 000. Уже в начале августа 1914 г. в Японию для получения предметов артиллерийского снабжения прибыла русская комиссия во главе с генералом Гермониусом. Договоренность со вчерашним врагом и новым союзником японцы исполняли аккуратно, но не торопясь, первую партию обещали приготовить в октябре, остальные — не раньше декабря 1914 г. А пока в сентябре русская комиссия согласилась принять 20 350 винтовок и 15 050 карабинов под 7-мм патрон «маузер», изготовленных по заказу Мексики, и 11 400 000 патронов к ним. В своих воспоминаниях Федоров описывает операцию, достойную детектива — винтовки на складе он осматривал в праздничный день, когда члены мексиканской миссии отдыхали, а оружие с опечатанного склада японцы вынесли ночью и спешно перевезли на русский пароход, стоявший в порту Иокогамы. «В условиях военного времени совершают и не такие поступки», — писал Федоров. В России эти винтовки и карабины так и стали известны как «мексиканские».

Затем пошли сдачи 6,5-мм винтовок, которые поставляли со складов и из гарнизонов, частью исправленные. В России их калибр обозначали в соответствии с русской системой — «2,56-лин». На январь 1916 г. Россия получила из Японии 385 000 (по другим данным — 384 736) винтовок и 15 000 карабинов. Оружие поставлялось с полным набором принадлежностей — запасными частями, ножнами к штыку, ружейными ремнями, кожаными сумками для оружия с принадлежностью и подсумками для патронов, передавались и комплекты лекал для осмотра винтовок в частях. Патронов японское артиллерийское управление могло передать не более 100 на винтовку. Но это уже позволяло сразу передавать оружие в войска.

Другие союзники отдавали России по мере высвобождения старое оружие. Великобритания, и особенно Франция, получив за счет России в 1915 г. существенную передышку и возможность мобилизовать свою военную промышленность, своими ресурсами делились с Россией неохотно. Франция «согласилась» передать 86 000 штук 8-мм винтовок «Лебель» 1886 г., 105 000 штук 11-мм винтовок «Гра» и «Гра-Кропачек». На 1915 г. заказы во Франции включали 102 000 винтовок «Гра-Кропачек», 450 000 «Гра» и 39 000 «Лебель», к 1 января 1916 г. из них прибыло соответственно — 74 996, 169 910 и 39 000. А.А. Игнатьев позднее писал, что винтовки «Гра» и «Гра-Кропачек», давно снятые с вооружения, хранились во Франции на складах в Шартре под охраной сторожей — ветеранов войны 1870 г. «В результате, — писал Игнатьев, — когда спустя тридцать лет я вошел в почерневший от времени барак, передо мной стройными рядами стояли двести пятьдесят тысяч винтовок с открытыми и тщательно смазанными затворами».

Хотя первоначально устаревшие винтовки Гра — как и российские Бердана — планировали передавать тыловым и запасным частям, в январе 1916 г. возник вопрос об использовании винтовок Гра и Гра-Кропачека «в войсках боевого назначения наравне с нашими, японскими и австрийскими ружьями». Запрос о таком использовании Маниковский передал на отзыв полковнику Федорову, который писал 29 февраля 1916 г.: «Для винтовок Гра изготавливаются новые патроны с бездымным порохом и пулей в оболочке, и, следовательно, у этих винтовок не будет такого количества осечек, которые замечаются при стрельбе из винтовок Бердана патронами старого (преимущественно 80-х годов) изготовления… Конечно, винтовка Гра уступает нашей 3-лин. винтовке: 1) в отношении баллистических качеств и 2) в отношении скорострельности…

Считаю необходимым высказать следующее: 1) Винтовка Гра по баллистическим качествам близка к нашей 4,2-лин, она имеет начальную скорость 450 м/с при дальности прямого выстрела в 360 шагов, при большем калибре убойная способность пули Гра должна быть значительней… Стрельба на дальние дистанции, как показал опыт войны, ведется сравнительно редко… При таких обстоятельствах нельзя считать винтовки Гра непригодными для пехотных частей». Хотя это создавало немаловажную проблему не только в плане боевой скорострельности и снабжения боеприпасами, как писал В.Г. Федоров позже, получалось, что «некоторые русские полки будут теперь иметь оружие с наибольшей дальностью стрельбы всего до 1500–2000 шагов, а другие — до 3200 шагов. У нас окажется богатейшая коллекция, весьма удобная для изучения истории винтовки, но не для ведения войны»,

Еще в октябре 1914 г. русские военные агенты получили предложение о приобретении в Бордо партии старых снятых с вооружения 10,4-мм однозарядных винтовок «Веттерли» и в Риме — магазинных «Веттерли-Витали». ГАУ отклонило эти предложения не только в силу их сомнительности («Веттерли» предлагали сразу миллион штук), но и «вследствие устарелости системы». После вступления в войну на стороне Антанты в 1915 г. Италия уже официально предложила 500 тыс. винтовок «Веттерли-Витали». Военный агент в Италии сообщал: «Стоимость винтовки Веттерли со штыком 62 лиры, а с принадлежностью 64 лиры 85 чентезим». Теперь русской армии было не до барства, приходилось заказывать все, что можно было получить быстро. Когда представитель русской Ставки на межсоюзнической конференции в Шантильи генерал Я.Г. Жилинский «высказался о неудовлетворительном качестве уступленных Итальянским правительством винтовок Веттерли», военное министерство поспешило сгладить инцидент, принеся итальянцам повторную благодарность. На январь 1916 г. 210 тысяч винтовок со штыками-тесаками уже прибыло в Россию, потом поставлялось в среднем около 20 000 в месяц.

Патроны для итальянских винтовок поставлялись из расчета 250 штук на каждую винтовку разовой поставкой и затем по 100 штук на винтовку в месяц. В Италии через посредство британского правительства несколькими контрактами заказали всего 227 млн. патронов, в США — 91 млн., хотя общая потребность оценивалась в 380 млн. К 19 ноября 1916 г. в Россию отправлено 20 322 546 патронов, «уступленных итальянским правительством», и еще 97 284 096, изготовленных на фабрике в Барселоне.

До мая 1917 г. получено 213 129 740 патронов, а 20 июня отправлена последняя партия в 5 692 416. Таким образом, «итальянский» заказ на винтовки и патроны в общем оказался выполнен.

Предлагались России и более современные винтовки «Манлихер-Каркано». 8 октября 1916 г. военный агент в Италии Волконский телеграфировал: «Общество Mida Sbroxu, поставившее Итальянскому правительству 100 тыс. ружей 91-го года, предлагает нам от 200 до 400 тыс. ружей калибров не выше 8,5 мм с апреля 1917 г. и в 1918г.». 26 декабря он уточнял, что «Общество Мида» готово изготовить винтовки «под наш патрон». Однако заказ выдан не был.

Для представления о состоянии стрелкового вооружения русской армии интересны материалы миссии адмирала А.И. Русина, отправленной в сентябре 1915 г. для переговоров с союзниками в Лондоне и Париже. В «Записке-отчете по вопросам артиллерийского снабжения», подготовленной вначале 1916 г. полковником В.Г. Федоровым по результатам работы миссии, говорилось: «Все производившиеся миссией переговоры и ходатайства как в Англии, так и во Франции выяснили, что английским, французским и итальянским правительствами нам будет передано следующее количество:

1) От французского правительства:

а) винтовок Кропачека — 80 000

Гра — 120 000

Лебеля — 39 000

с 375 патронами на каждую винтовку. Часть этих винтовок и патронов уже отправлена, остальная находится в Бресте и будет отправлена в самом непродолжительном времени.

б) винтовок Гра — 160 000 шт. — уже собраны и будут отправлены;

в) винтовок Гра — 200 000 шт. — распоряжение о сборе уже отдано. Кроме патронов, указанных в п.1. а, нам обещано:

К винтовкам Лебеля — в январе и феврале по два миллиона, в марте и апреле по шести миллионов и далее ежемесячно по четыре миллиона, что совершенно удовлетворит нашу потребность, считая по 100 патронов в месяц на… винтовку.

К винтовкам Гра и Кропачека — по 9 миллионов первый месяц, приблизительно через три-четыре месяца — до 180 миллионов и в непродолжительном времени до 30 миллионов… К маю месяцу будут обеспечены патронами 400 000 винтовок Гра.

2) От английского правительства:

Японские винтовки Арисака 1905 г. в количестве 60 000 с 300 патронами на винтовку. 30 000 винтовок уже отправлено, остальные будут отправлены в непродолжительном времени. Кроме того, британским Военным министерством уступлено нам 30 000 000 японских патронов, которые будут отправлены в Россию в течение ближайшего месяца.

У нас куплено 385 000 японских винтовок и 15 000 карабинов… Британское Военное министерство согласилось уступить часть производительности своих заводов для нужд русской армии, решив немедленно приступить к установке производства и рассчитывая сдать в марте 15 млн., в апреле 25 млн., а к маю увеличить выход до 45 млн. патронов, как то ходатайствовала миссия.

3) От итальянского правительства:

Итальянские винтовки системы Веттерли — 500 тыс., из них 300 тыс. уже отправлено… Будет отправлено лишь 14 млн. патронов. Кроме того, уже заключен контракт на изготовление: а) 50 млн. с началом сдачи в декабре, б) 150 млн. с началом сдачи в августе, в) американский на 100 млн. с началом сдачи в январе…

Относительно мексиканских винтовок Арисака.

Так как к этим винтовкам подходит испанский патрон, применяемый к винтовкам системы Маузера калибра 7 мм, то миссия ходатайствовала пред английским правительством о покупке в Испании необходимого нам количества патронов (по 1000 на каждую из 35 000 винтовок), хотя бы через посредство производства нейтральной Португалией. Ходатайство, однако, не увенчалось успехом.

Относительно австрийской системы Манлихера обр. 89 и 95 гг.

Миссия ходатайствовала перед Английским правительством о размещении заказа на 200 000 000 таких патронов. Окончательный ответ будет дан после поездки Гермониуса и Эллеригау в Америку.

27. Пистолеты в количестве 1 000 000 шт. с патронами по 250 шт. на каждый. Из справки, данной г.-м. Гермониусом, выяснилось, что 100 000 пистолетов Браунинга с комплектом по 500 патронов на пистолет уже заказаны в Испании, на остальное количество никаких запасов не имеется».

Англичане передавали винтовки «Арисака», заменявшиеся в британском флоте английскими «Ли-Энфилд». Договоренность о производстве в Англии японских патронов была важнее. Если основным поставщиком самих винтовок была Япония, то большую часть 6,5-мм патронов поставляли из Англии.

О разномарочности стрелкового вооружения русской армии можно судить по перечню патронов, числившихся в Московском артиллерийском складе на ноябрь 1916 г.: «боевых 3-лин. винтовочных тупоконечных (в обоймах и без обойм), острых (то же) русского и американского изготовления, 4,2-лин. винтовочных; 7-мм винтовочных японских, 6,5-мм винтовочных японских; винтовочных Маузера; 3-лин. револьверных, то же 4,2-лин.; винтовочных германских; винтовочных австрийских; винтовочных Гра, винтовочных Веттерли, винтовочных Лебеля, патронов пулеметных заграничного изготовления». В Петроградском складе огнестрельных припасов на то же время: «3-лин. боевых винтовочных остроконечных с посадкой на 2 линии, то же на 3 линии, то же с тупой пулей; 4,2-лин. винтовочных; 6,5-мм японских, то же из Англии, то же тупоконечных; 3-линейных холостых винтовочных с бумажными пулями, то же с деревянными пулями; 3-лин. винтовочных с уменьшенным зарядом с пулями системы подполковника Тарасова, то же с пулями капитана Марга; 4,2-лин. холостых; боевых французских модель 79–83 с пулями в латунных оболочках, то же без оболочек; боевых к револьверу Кольта; боевых Лебеля, боевых к швейцарским Веттерли; боевых к французским ружьям Маузера; боевых винтовочных германских остроконечных, то же тупоконечных; 3-лин. боевых револьверных; 4,2-лин. боевых револьверных; боевых 7,63-мм к пистолету Маузера; боевых 8-мм винтовочных сторожевых с револьверными пулями; боевых 8-линейных к крепостным ружьям Гана; боевых к винтовкам Крнка; боевых с бронебойными пулями штабс-капитана Кутового; боевых №4 итальянских модель 70/83; английских калибра 0,303 к пулеметам Льюиса; 3-лин. боевых винтовочных с выступающим капсюлем; 3-лин. боевых зажигательных винтовочных для стрельбы по аэростатам и дирижаблям, 3-лин. боевых американской выделки; боевых к французским автоматическим револьверам 7,65 типа Браунинг; боевых винтовочных французских кал. 0,303; 3-лин. боевых с зажигательными пулями с углубленным капсюлем». Также в документах упоминаются «смиттовские патроны мексиканские».

 

Заказы винтовок в США

Заказы оружия в США стоят несколько особняком. Опыт заказа на трехлинейные винтовки за рубежом у России уже был — еще в начале перевооружения Русской армии «трехлинейками» 503 359 поставили французские заводы Шательро. Теперь французские заводы были целиком загружены заказами собственного военного ведомства. Хотя не было недостатка в других предложениях.

В январе 1915 г. статский советник А.К. Тимрот предлагал «устроить изготовление за границею трехлинейных винтовок образца генерал-лейтенанта Холодовского», а также с иностранной помощью построить для того же завод в России. Предложение было признано «не имеющим характер серьезного». Военный агент в Лондоне генерал Рубан сообщал 5 февраля 1915 г.: «Группа бельгийских инженеров… предлагает учредить в 6 месяцев… завод специально для ружей русского образца и затем изготавливать по 3000 в день. Оборудовать завод думают на наш счет». 19 октября «поверенные группы французских заводов» Гуляницкии и Курлянд предлагали поставку 850 000 русских винтовок с 1000 патронов на каждую. Военному агенту в Париже полковнику Игнатьеву пришлось проверять это предложение через французское правительство и отвечать, что «все средства ружейной промышленности страны использованы для изготовления французских ружей». На этом фоне весьма солидно выглядели предложения из США.

Первой фирмой, с которой был заключен контракт на винтовки под русский патрон, оказалась «Винчестер репитинг армз компани». 25 ноября 1914 г. ГАУ непосредственно заключило контракт с «Винчестер» на поставку 100 000 магазинных винтовок модели 1895 г. под русский патрон обр. 1908 г. «Винчестер» могла принять заказ и на винтовки русского образца, но это вызвало бы задержку в несколько месяцев, а винтовки требовались скорее. Фирма оказалась добросовестным исполнителем, сдав к октябрю 1915 г. 47 000 винтовок, а к началу 1916 г. — 92 003. В Офицерской стрелковой школе в Ораниенбауме было специально организовано «обучение нижних чинов обращению с винтовками «Винчестера» — эти нижние чины должны были стать инструкторами в полках, снабжавшихся «Винчестерами».

Исполнительность фирмы понравилась ГАУ, и 27 августа 1915 г. Британское правительство через банк Моргана заключило с фирмой «Винчестер» новый контракт на 200 000 винтовок для России: к тому времени уже установилась практика выдачи русских заказов в США через Великобританию, а банкирский дом Моргана, взявший на себя посредничество в размещении русских заказов, имел свои интересы в американской военной промышленности. В октябре 1916 г. уже начали поступать винтовки по второму контракту, и на 25 ноября их было сдано 183 073 (вместо оговоренных 180 000), из которых 146 600 уже прибыло в Россию. Контракт был окончен в срок — в декабре 1916 г.

Планировалось выдать «Винчестер» и третий заказ на 300 000 винтовок, но он не состоялся. Генерал-майор Е. 3. Барсуков писал о заказе «Винчестер»: «От третьего заказа этот завод отказался, причем в этом отказе было заподозрено германское влияние». Но документы говорят, что от дальнейшей закупки винтовок «Винчестер» отказалась российская сторона. Исправность поставок не могла компенсировать явных недостатков системы. Особенно жаловались войсковые части на «частые задержки в стрельбе при запыленном и загрязненном механизме». Еще 13 июля 1916 г. полевой генерал-инспектор артиллерии особой телеграммой указал, что «новых заказов винтовок Винчестера производить не следует». Оружейный отдел Арткома провел на ружейном полигоне Офицерской стрелковой школы сравнительные стрельбы из «винтовки Винчестера обр. 1895 г.» и трехлинейной обр. 1891 г. Выводы приведены в записке генерала-майора В.Г. Федорова от 2 февраля 1917 г.: «Систему Винчестера безусловно надо признать малосовершенной и уступающей современным образцам, и если эти винтовки и были заказаны в значительном количестве, то это объясняется лишь тем, что при заказе их можно было быстрее получить винтовки».

Это, естественно, не порадовало фирму, потребовавшую повторных испытаний. Американцев поразила суровость требований, предъявляемых вообще к винтовкам в России: представители фирмы признавались, что им не пришло бы в голову проверять работоспособность затвора, предварительно специально забивая его грязью.

У фирмы «Винчестер» были закуплены также 400 9-мм самозарядных карабинов модели 1907 и 800 000 патронов.351 «винчестер», но они передавались на вооружение авиационных отрядов.

Для заказа трехлинейных винтовок обр. 1891 г. были выбраны компании «Ремингтон армз энд аммунишн» и «Вестингауз электрик энд мэнюфэкчур». Первый заказ — на 1 000 000 винтовок — был выдан ГАУ «Ремингтон» 26 января 1915 г., а 16 июля военный агент в США полковник Голевский передал дополнительный заказ на 200 000 винтовок. 9 сентября через Британское правительство заключен контракт еще на 300 000. Оба контракта с фирмой «Вестингауз» — от 24 мая на 1 000 000 винтовок и от 17 августа на 800 000 — были заключены через британское правительство. Начало сдачи винтовок для «Вестингауз» и «Ремингтон» — в ноябре 1915 г., начало поставок — с января 1916 г., окончание сдачи — в апреле 1917 г. Таким образом, всего в США было заказано 3 300 000 винтовок русского образца. Это был уже очень серьезный заказ: программа выпуска трех миллионов винтовок на русских заводах, принятая вначале 1915 г., рассчитывалась на три года. Стоимость одной винтовки по контрактам с «Ремингтон» — 30долларов, с «Вестингауз» — 25,75 доллара. Это было в два раза больше, чем стоимость винтовки русского производства (24 рубля) даже без учета расхода на транспортировку — экономия на развитии отечественной военной промышленности в мирное время в годы войны оборачивалась перекачиванием значительно больших средств за рубеж, не говоря уже о кровавой цене такой «бережливости».

«Ремингтон» и «Вестингауз» оказались поставщиками неисправными. Производство ставилось медленно. «Ремингтон» начала сдачу только через полтора года после заключения первого контракта. Сравним: с середины мая по середину июня 1916 г. «Ремингтон» сдала 6300 винтовок, в то время как «Винчестер» — 15 600. К октябрю «Ремингтон» сдала 37 771 винтовку, «Вестингауз» — 35 380, из них в Россию доставлено соответственно 33 140 и 25 580. Тогда же «Вестингауз» поставила вопрос о сдвиге сроков контракта на полгода. Русско-английской комиссии по заказам в Америке пришлось в октябре 1916 г. согласиться на такую отсрочку. Американские фирмы «Ремингтон» и «Вестингауз» изготавливали пехотные винтовки русского образца со ствольной накладкой и без нее. Общая конструкция, насечка прицела, ложа и штык соответствовали русскому образцу. Стволы изготавливались из стали с повышенным пределом упругости.

Только после переноса деятельности русско-английской комиссии из Лондона в Нью-Йорк русские представители смогли оказывать на обе фирмы более эффективное давление. Кроме давления здесь имела место и помощь — командированные на заводы в качестве приемщиков офицеры ГАУ оказались в роли «инструкторов», специалистов по установке оружейного производства.

Не удовлетворяло и качество трехлинейных винтовок американского изготовления. На ружейном полигоне были проведены их выборочные испытания. В Журнале V (Оружейного) отдела Арткома от 24 сентября 1916 г. о «винтовках Ремингтона» было отмечено, что «главные причины задержек… слабость пружины подавателя и залегание отсечки-отражателя в своем гнезде». У многих винтовок острая грань ствольной коробки могла привести к порезам руки при работе с затвором, плохо были зачищены боковые поверхности прицельной рамки. В рапорте начальника ружейного полигона от 19 декабря 1916 г. сообщалось о недостатках винтовок «Вестингауза»: прицельная колодка выполнена отдельно от ствола, и крепление ее ослабляет ствол, неправильная закалка курка может привести к его поломкам, слаба посадка штыка, «удовлетворительное действие механизмов… достигнуто путем долгой подборки и отчасти отладки ружейных частей». Затворы винтовок обеих фирм имели предохранительную выемку мельче установленной. При сдаче винтовок у «Ремингтона» 60% имели «осевшие отсечки», а 75% — «осевшие шептала». V Отдел рекомендовал «предварительно выдачи винтовок в войска, если только в них нет крайней нужды… пересмотреть их в мастерских тыловых или внутренних округов».

Американские заводы не смогли обеспечить полной взаимозаменяемости деталей, давно уже ставшей обязательным требованием в российской оружейной промышленности. Разобраться в ситуации было поручено начальнику Сестрорецкого оружейного завода генералу А.К. Залюбовскому (в свое время Залюбовский внес немалый вклад в постановку производства винтовки обр. 1891г.). Посетив американские заводы, выполнявшие русские заказы, он в телеграмме от 25 ноября сообщал: «Оружейный Ремингтона… начал опять подавать браки… У Вестингауза я наткнулся на целую фабрику, где в собранных уже винтовках выправляют молотками, опиливают, перегибают и таким образом отлаживают все пружины и мелкие части».

Причинами задержек в сдаче винтовок, по мнению Залюбовского, были «плохая организация производства, забастовки, недостаток рабочих рук и опытного технического персонала… отсутствие лекал», а также — брак в образцах, присылаемых из России. Американские оружейники с трудом воспринимали жесткость российских требований к военному оружию, сильно обижались на русских приемщиков. Генерал-майор Сапожников, бывший до Залюбовского председателем русского заготовительного комитета в США, объяснял конфуз именитых американских фирм тем, что американская промышленность, в целом ориентировавшаяся на массовый выпуск продукции, не занималась ранее единовременным выпуском больших партий военного оружия. Играла свою роль и «ложно понимаемая коммерческая сторона дела». С этим был вполне солидарен и Залюбовский, писавший о «Вестингауз»: «У нас нет средств заставить заводы, случайно ставшие оружейными и преследующие исключительно коммерческие цели, делать действительно годные ружья и в срок… Получить в Америке своевременно сносные винтовки нельзя». Залюбовский предлагал закупать в США не винтовки, а станки для отечественных оружейных заводов.

К январю 1917 г. «Ремингтон» сдала 131 000 винтовок (то есть 9% от контрактов), а «Вестингауз» — 226 000 (12,5%). Все же к февралю «трудами, терпением и уступчивостью» русских представителей удалось наладить производство, но тут «Ремингтон» и «Вестингауз» заявили «нежелание продолжать работу без обеспечения им всех убытков». В то же время на конференции союзников в Петрограде представители Англии потребовали сократить русские заказы на винтовки в США до 1 100 000 штук (то есть втрое), ссылаясь на сложности финансирования. Все это не способствовало увеличению поставок. К апрелю 1917 г., конечному контрактному сроку сдачи винтовок, Россия получила только 358 000 винтовок — всего около 10% от заказов. Контракт с «Вестингауз», за который фирма получила 40 907 873 доллара, ликвидировали в декабре 1917 г., с «Ремингтон» — в январе 1918 г. Всего к 1 января 1918 г. «Вестингауз» сдала 1 073 560 винтовок, из которых в Россию было отправлено 769 520, «Ремингтон» — только 840 307 винтовок (то есть около 55% от заказа и с опозданием в 20 месяцев против контрактных сроков). Оставшиеся на руках у «Вестингауз» 304 040 винтовок забрала Великобритания. Оставшиеся у фирм винтовки были в 1918 г. выкуплены правительством США для стрелковой подготовки новобранцев. Вероятно, «русские винтовки» оказались и в числе 100 000, переданных США войскам Деникина.

«Пересмотр» винтовок в России создал новые трудности. Мастерская оружейного отдела Петроградского артиллерийского склада не могла в короткие сроки выполнить все работы по исправлению поступавших винтовок. В марте 1917 г. ГАУ добилось разрешения высылать американские винтовки без исправления тыловым окружным мастерским фронтов: подготовка весеннего наступления требовала срочной отправки оружия. Но мастерские оказались заваленными срочными работами, и американские винтовки передали на Московский артиллерийский склад, где пересматривалось по 500–600 винтовок вдень. Затем часть винтовок пришлось отправить в Киевский окружной склад. На часть американских винтовок ставили затворы русского производства.

Когда 30 мая 1917 г. пришел запрос от Монгольского правительства о продаже ему трехлинейных винтовок, ГАУ с удовольствием «сплавило» Монголии 1200 винтовок американского производства. Американские винтовки более охотно, чем русские, отпускались для производства различных опытов. Войска гораздо больше доверяли русским «трехлинейкам», нежели американским.

Компании «Ремингтон» заказали не только винтовки, но 300 000 черновых ружейных стволов по цене 4,75 доллара за штуку (еще 150 000 было заказано в Швеции заводу Хускварна). Этот заказ также не был выполнен полностью, и в обеспечении производства черновыми стволами основная роль осталась за Ижевским сталеделательным заводом.

 

Винтовочные патроны

Нормы запаса патронов обсуждались в мобилизационном комитете Главного управления Генерального штаба в 1907 г. на основании расхода патронов в сражениях Русско-японской войны. Мобилизационный комитет установил следующие нормы:

— на каждую винтовку полевой и резервной пехоты — 1000 патронов,

— на каждый войсковой пулемет — 75 000 патронов,

— на винтовку в крепостях — от 1500 до 2500 патронов,

— на крепостной пулемет — от 30 000 до 50 000 патронов,

— на винтовку государственного ополчения — 200 патронов,

— на винтовку местных конвойных команд — 30 патронов.

Всего — около 3 миллиардов патронов на все винтовки и пулеметы. Нормы были утверждены в 1908 г., и в запас вводились остроконечные патроны. Но и установленных запасов создать не успели — к началу войны имелось лишь 2 446 000 050, что не обеспечивало патронами даже имевшиеся винтовки и пулеметы, недостаток составлял около 300 000 штук (11%).

На декабрь 1914 г. считался необходимым следующий средний запас патронов на полк: возимых — 211 200 винтовочных и 2856 револьверных, возимых в пулеметной команде — 72 000 винтовочных, носимых — 497 400 винтовочных и 2856 револьверных.

Три русских патронных завода — казенные Петербургский (Петроградский) и Луганский, частный Тульский — накануне войны были рассчитаны на общую производительность 550 000 000 винтовочных патронов в год. В связи с принятием патрона с остроконечной пулей и для пополнения запасов до нормы перед войной — по мере отпуска кредитов — производство патронов развивалось следующим образом:

С начала войны попытались «привязать» патронные заводы к фронтам. Так, Луганскому патронному заводу с 25 августа 1914 г. предписано было направлять непосредственно в распоряжение Начальника снабжений Юго-западного фронта еженедельными партиями по 4 миллиона патронов. Но такой «привязки» не получилось. Уже 12 октября Тульскому отделу Московского арт-склада предписано было отправить на тот же Юго-западный фронт 5 млн. патронов с тупоконечной пулей «для 100 тяжелых пулеметов» (то есть для пулеметов обр. 1905 г.).

В первые месяцы войны заявки войск на патроны не выходили за рамки ожидавшегося, и военное ведомство принимало меры для пополнения расходуемых запасов. Так, контрактом от 22 октября 1914 г. частному Обществу тульских меднопрокатных и патронных заводов было заказано 50 000 000 3-лин. винтовочных патронов.

По данным ГАУ, к 15 сентября 1914 г. Юго-западному фронту было передано 331 921 600 винтовочных патронов, имелось в распоряжении на это число — 189 778 400, и «значительных требований на отпуск не поступало». В то же время на выстрелы к 76-мм пушкам фронт подал требования о пополнении на 1 163 000 шт., к 48-лин. гаубицам — на 172 000, к 42-лин. пушке — на 14 500, к 6-дм гаубицам — на 23 000. Расход артиллерийских снарядов уже в первые месяцы оказался значительно выше ожидавшегося. Только 10 ноября начальник артиллерийских снабжений Юго-западного фронта направляет в ГАУ требование «о высылке Киевскому артскладу 100 млн» патронов с остроконечной пулей в связи с резким ростом требований из войск. А 23 января 1915 г. начальник артиллерийских снабжений фронта генерал-лейтенант Голицын телеграфировал в ГАУ: «Еженедельно высылаемых трех миллионов недостаточно. Прошу увеличить еженедельную норму и выслать в Киев единовременно сколько можно» (поневоле вспоминается: «Поручик Голицын, раздайте патроны»).

29 января из Петрограда выслали 15 300 000 патронов. Кроме того, в Киев выслали 2 млн. патронов из Кременчуга и столько же из Туркестана. В марте — мае 1915 г. фронт просил уже по 50 млн. патронов на месяц, а на июнь — уже 100 млн.

На Северо-западном фронте суточный расход патронов в ноябре — декабре 1914 г. составлял не более 2–2,5 штуки на винтовку. Но уже 10 февраля 1915 г. главный начальник снабжений Северо-западного фронта просил высылать ежемесячно «не менее 75 млн. винтовочных патронов (или 19 млн. в неделю) ввиду того, что количество войск возросло и расход… возрастает». В начале марта генерал-лейтенант Гулевич телеграфировал с этого фронта в Ставку о «большом расходе ружейных патронов» и необходимости отпуска в среднем 20 млн. патронов в неделю.

В «Справке о довольствии винтовками и патронами» от середины февраля 1915 г. отмечено: «…В настоящее время началось поступление значительных требований с обоих фронтов на винтовки и патроны… Всеми армиями до 15 февраля израсходовано не менее 942 500 000».

В начале 1915 г. Ставка заявила ежемесячную потребность в 150 млн. патронов. А 21 марта начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Янушкевич писал военному министру: «Из всех армий вопль — дайте патронов» (тут имелись в виду как винтовочные патроны, так и выстрелы к полевым пушкам).

На 1 сентября 1915 г. среднемесячный расход патронов составлял примерно 156 млн. на 1,5 млн. винтовок и значительное количество пулеметов. 15 октября 1915 г. генерал М.А. Беляев писал: «Общая потребность в винтовочных патронах исчисляется в месяц в 200 миллионов, однако не покрывается в данный момент производительностью трех (Петроградский, Тульский и Луганский) патронных заводов, изготавливающих в месяц 100–115 млн. патронов». По утверждению генерала Головина, в сентябре 1915 г. командующий 9-й армией отказался развивать наступление после успешного прорыва австрийского фронта, поскольку командующий фронтом Иванов отказался «прислать на грузовиках один миллион ружейных патронов». Это немедленно использовали депутаты Государственной думы, подняв шумиху, что «отсутствие патронов приостанавливает наступление» армий.

В связи с этим начальник ГАУ генерал-майор Петровский извещал помощника военного министра генерала Лукомского: «Удовлетворить требования в мере действительной необходимости не представляется возможным, так как они значительно превышают поступления винтовочных патронов».

В этой связи можно вспомнить такой эпизод. 21 февраля 1912 г. Николай II, посетив лекцию полковника Федорова в Михайловском училище, в беседе с ним высказался против применения в армии автоматической винтовки, поскольку «для нее не хватит патронов». «Августейшее мнение» не остановило тогда работ по новому оружию, но императорский прогноз (явно данный с чужих слов) оправдался с лихвой — имевшихся к началу войны запасов патронов и производительности трех патронных заводов не хватило даже для штатных магазинных винтовок и пулеметов.

С другой стороны, бывший начальник ГАУ Маниковский отчасти упрекал сами войска: «Под впечатлением сокрушительного «завесного» огня, неизменно направляемого немцами в тыл наших позиций при каждой их атаке, у наших войск сложилось убеждение, что на своевременное пополнение патронов сквозь такие завесы даже в ночное время по ходам сообщения рассчитывать нельзя, а поэтому-де, мол, это надо делать заблаговременно, и притом с возможным избытком. Поэтому загодя забивались патронами не только назначенные для этого ниши и погребки, но самые окопы, блиндажи и ходы сообщения; патроны кучами сваливались за окопами… Полевой генерал-инспектор артиллерии во время одной из своих поездок на фронте нашел на небольшом участке недавно оставленной позиции около 8 миллионов вполне исправных патронов». Генерал-инспектор артиллерии официально писал об этом в отчете от 17 августа 1915 г. о поездке на Юго-Западный фронт. Возможно, тут есть доля преувеличения, но войсковым, а тем более «окопным» командирам как раз казалось, что снабжающие органы не додавали им патронов, расход которых действительно был очень велик. Тот же Генерал-инспектор, оценив запасы патронов в 8, 9 и 11-й армиях Юго-Западного фронта, признавал, что они «ничтожны для скорострельного оружия и для упорных и длительных боев». Даже в 1916 г. ограниченность в боеприпасах стала одной из причин незавершенности знаменитого Брусиловского наступления. Хотя выпуск винтовочных патронов русскими заводами вырос с 672 949 000 за 1914 г. до 1481 861 000 за 1916-й.

Производство русских патронных заводов выражается следующими цифрами:

Всего винтовочных патронов:

1914 г. с начала года до августа … 324 000 000

1914 г. с августа до конца года … 348 000 000

1915 … 1 022 000 000

1916 … 1 483 000 000

1917 … 1 008 000 000

Выпуск по месяцам, по данным бывшего начальника 2-го отдела ГАУ В.С. Михайлова, составил (в млн. штук):

Можно увидеть, как росло значение сравнительно «молодого» Луганского завода. Увеличение выпуска в условиях войны неизбежно сказывалось на качестве. В частности, выявились многочисленные осечки винтовочных патронов изготовления 1915 г. — из-за «низких наковалень» гильз. Стоит упомянуть применение для увеличения производства отбракованных трофейных патронов — «из пуль негодных германских патронов», например, выплавляли свинец для собственных пуль.

Максимальная производительность 150 000 000 патронов в месяц (втрое больше средней месячной на начало войны), достигнутая русскими патронными заводами в октябре — ноябре 1916 г. крайним напряжением, далеко не удовлетворяла потребности, заявляемой войсками. В тот же год начато было строительство казенного патронного завода в Симбирске, но его не удалось пустить в строй до 1918 г.

10,4-мм винтовочные патроны «Веттерли» в сравнении с русским 7,62-мм патроном обр. 1908 г.

Это заставило заказывать патроны «русского образца» за рубежом — в США и Канаде. В значительном количестве их выдали в США. Первый заказ на 250 млн. патронов был передан «Ремингтон» полковником Голевским 16 июля 1915 г. одновременно с заказом винтовок. Британское правительство дало «Ремингтон» заказ на 500 млн. 9 сентября, также одновременно с винтовками. Оно же 31 июня передало заказ на 200 млн. патронов «Юнайтед стэйтс картридж компани». Однако качество исполнения ею русского заказа и тут оказалось невысоким: из-за отступлений от русского чертежа патроны «Ремингтона» давали выпадение пуль и капсюлей. Об исполнении заказов можно судить по упомянутой уже телеграмме Залюбовского от 25 ноября 1916 г.: «Патронный <Ремингтона> по-прежнему работает наши патроны как бы между прочим и совершенно не желает улучшить низкое качество… Заводу же United States… нахожу даже необходимым дать новый заказ на всю его производительность до 31 июля 1917 г.». «US Cartridge» давала к тому времени до 1,5–2млн. «вполне исправных патронов» в месяц. «Ремингтон» же, даже освободившись в январе 1917 г. от французского заказа, исполнение русского не улучшил. Патроны закупались также у компании «Максим Амунишнз».

Всего к июню 1917 г. Россия получила из США 573 539 000 трехлинейных патронов, то есть около 60,4% от контрактов. За рубежом закупали также порох для снаряжения патронов. Патронным заводам требовалось около 35 тыс. пудов бездымного пороха в месяц, отечественные пороховые заводы не могли дать такого количества. Уже 6 августа 1914 г. русские инженеры-пороховщики были командированы в Японию и Америку для размещения крупных заказов на ружейный порох. Кроме размещения заказов, была произведена наличная покупка в США готовой партии пороха, подходившего к русскому патрону, что позволило вскоре увеличить выпуск патронов (благо, за время дефицита пороха на русских заводах накопился запас гильз).

Всего с начала войны до 1 января 1917 г. русская армия получила 2 850 000 000 патронов от русских заводов и 1 078 000 000 — от иностранных. На 1 января 1917 г. имелось всего 1 136 000 000 патронов.

Параллельно с заказами русских патронов за рубежом в самой России пришлось ставить производство патронов иностранного образца. Широкое использование уже в первый год войны японских винтовок «Арисака» и австрийских «Манлихер» потребовало поддержания запасов патронов к ним.

Японские поставки патронов были недостаточны, и пришлось принять ряд мер. На Петроградском патронном заводе организовали собственное производство 6,5-мм патронов в России и сборку из готовых элементов, поставлявшихся из Японии. В рапорте начальника Петроградского патронного завода в ГАУ от 9 августа 1915 г. указывалось, что с 7 июля установлен ежедневный выход японских патронов в 350 000 штук. И все же их не хватало. В связи с рядом запросов — в том числе и от Главного управления кораблестроения — о повторном использовании стреляных гильз начальник Петроградского патронного завода вынужден был в рапорте в ГАУ от 8 декабря 1915 г. специально указать на «невозможность переснаряжения гильз 3-линейных, австрийских и японских патронов».

Число японских патронов, отправленных в Россию из Англии, к 1 октября 1916 г. достигло 197 135 384, включая 33 192 000 патронов изготовления арсенала в Вулвиче. А 20 декабря военный агент в Лондоне сообщал, что «в скором времени будут высланы в Россию 2 637 000 <японских> патронов с надписью «для учения»… Патроны отличаются от нормальных партий лишь меткостью, пониженной на 10–15%». Если к 25 апреля 1916 г., по сведениям Управления полевого генерал-инспектора артиллерии, на одну японскую винтовку имелось 400 патронов, то к 15 сентября 1917 г. — 600.

По поводу австрийских винтовочных патронов, согласно документам ГАУ, к 16 ноября 1915 г. в Киевском артскладе состояло «вычищенных» трофейных 8-мм патронов — 4 300 623 шт. (из них 99 075 «разрывных» и 17 335 «дум-дум»), 11-мм — 24 480, «не вычищенных» — 3 455 413 калибра 8 мм и 6 200 калибра 11 мм. В Варшавском складе числилось 5 000 11-мм и 86 940 8-мм австрийских патронов. В Петроградском складе и на Петроградском патронном заводе имелось соответственно 32 000 и 253 200 патронов 8-мм. Петроградский патронный завод на максимуме своей производительности в октябре — ноябре 1916 г. выпускал в месяц 13,5 млн. патронов австрийского образца.

Соответственно количеству винтовок и пулеметов месячная потребность в винтовочных патронах на январь 1917 г. составляла (в млн. штук):

Уже в начале 1916 г. «винтовочный голод» был сильно ослаблен. На Юго-Западном фронте к ранней весне 1916 г., по свидетельству генерала Брусилова, «в каждой пехотной дивизии было от 18 до 20 тысяч человек, вполне обученных, и от 15 до 18 тысяч винтовок в полном порядке и с изобилием патронов». А к 1917 г. вопрос о недостатке винтовок и патронов был в целом снят.

 

О специальных пулях

Первая мировая война внесла существенные коррективы в номенклатуру пехотных боеприпасов и, в частности, в патроны стрелкового оружия. Как в артиллерии пришлось отказаться от единого — на все случаи жизни — выстрела, так и в стрелковом оружии потребовались различные типы пуль для одного типа патрона. Не то чтобы этот вопрос был совершенно нов — зажигательные пули и пули увеличенного пробивного действия, например, создавались еще в XIX веке для крепостной войны. На новом этапе потребовалось снабжать такими пулями полевые войска в больших количествах. Борьба со стрелками, пулеметчиками и артиллеристами за броневыми щитами, а потом и с бронемашинами потребовала бронебойных пуль, стрельба по самолетам, аэростатам, дирижаблям — зажигательных, корректировка огня — трассирующих со светящими или дымовыми трассерами.

Заказы на бронебойные пули ГАУ раздало уже в мае 1915 г. — еще до «выяснения полной потребности». С фронтов приходили срочные требования на такие патроны. Так, начальник артснабжений Юго-Западного фронта телеграфировал в ГАУ 20 августа 1915 г.: «Прошу выслать Киевский склад сколько можно ружейных бронебойных винтовочных <так в тексте> патронов». Эти пули именовались также «щитобойными», поскольку предназначались «для стрельбы по бронеавтомобилям и стрелковым щитам».

Бронебойная пуля гвардии штабс-капитана Кутового со стальным каленым сердечником, мельхиоровой оболочкой и медным наконечником на дистанции 300 шагов пробивала 7-мм щит Ижевского завода. Сердечники для бронебойных пуль штабс-капитана Кутового заказывались Сестрорецкому оружейному заводу (так, нарядом от 8 июня 1916 г. было заказано 3 млн. сердечников). В июле 1915-го — феврале 1916 г. от ГАУ и «от военного ведомства» были даны заказы на бронебойные пули В.Т. Фефелову и Северному акционерному обществу железных конструкций — к 1 февраля 1917 г. они должны были поставить 39 365 000 пуль. Но поставили к этому сроку только 12 630 000 штук.

В отношении зажигательных пуль Петроградский патронный завод 8 января 1916 г. сообщал, что «снаряжает патроны с зажигательными пулями двух сортов: 1) с выступающим капсюлем для стрельбы по мягким оболочкам и 2) с углубленным капсюлем — по твердым оболочкам». Первый тип предназначался для стрельбы только из винтовок, и то с заряжанием по одному, второй — для стрельбы из пулеметов.

В патронах с уменьшенным зарядом для учебной стрельбы использовались «свинцовые пули системы Тарасова». Вопрос о производстве таких патронов не поднимался до ноября 1915 г., пока запасным батальонам отпускались для учения боевые патроны. Но с сокращением отпуска боевых патронов не более 10 на человека, даны заказы на патроны с уменьшенным зарядом. Петроградский патронный завод к марту 1916 г. выпускал их до 8 000 000 в месяц. Пули полковника Тарасова «без просалки» в соответствии с нарядом 12/1915 г. заказали обществу «Пулемет», поставки — в среднем 150 000 шт. в месяц — начались в мае 1916 г. В Казанском военном округе занялись переснаряжением холостых патронов в патроны с уменьшенным зарядом. Учебные патроны закупались также у Сестрорецкой кустарной артели.

 

О «разрывных» пулях

Говоря о пехотных боеприпасах Первой мировой войны, нельзя обойти вопрос о «разрывных» пулях и пулях увеличенной убойности типа «дум-дум». Прежде всего стоит вспомнить, что пули «дум-дум» стали порождением британских колониальных войн — британские войска, получив винтовки под новые патроны с бездымным порохом, отметили малое останавливающее действие оболочечных пуль, «особенно против племен диких или фанатичных». И занялись переделкой пуль, спиливая оболочку в носике. Переделывали пули в мастерских местечка Дум-Дум близ Калькутты. Так пули, изобретателем которых считают капитана Берти-Клей, и получили свое прозвище.

Австрийский 8-мм винтовочный патрон с «разрывной» (пристрелочной) пулей. Рядом показаны пуля отдельно и разобранная пуля   

Разрывные пули появились много раньше, в 1860-е годы, и среди первых тут была Россия. «Взрывчатые» пули несли заряд пороха и капсюль и предназначались для стрельбы по зарядным ящикам и поджога предметов, стрелять по людям или лошадям категорически запрещалось. Россия сама обратилась к ряду европейских стран с предложением впредь «взрывчатыми» пулями не пользоваться. Военная международная комиссия в Санкт-Петербурге 11 декабря 1868 г. запретила стрельбу разрывными снарядами легче 400 г. А мирная конференция в Гааге 18 мая — 29 июня 1899 г. своей «третьей декларацией» запретила «употреблять снаряды, легко разворачивающиеся и сплющивающиеся в человеческом теле». Гаагская конференция 1907 г. приняла постановление «О запрете разрывных пуль», а вместе с ним, кстати, — «О запрете применения удушающих газов», «О запрете сбрасывания снарядов и взрывчатых веществ с воздушных шаров». Последние, как известно, уже скоро будут нарушены. А что насчет «разрывных пуль»? Положения конвенций трактовались широко и чаще всего оказывались поводом для взаимных обвинений.

Во время мировой войны пули с разрывными зарядами перестали быть экзотикой. В армии Австро-Венгрии, например, лучшим стрелкам и пулеметчикам выдавали для пристрелки разрывную пулю полковника Крейтца с зарядом дымного пороха. Но в боях 1914 г. эти пули полетели в русских солдат, вступивших в Галицию. И русская пресса взорвалась обвинениями австрийцев в «варварстве», русские солдаты, обычно весьма гуманно обращавшиеся с пленными, бывало, зверели, обнаруживая у них в подсумках патроны с пристрелочными пулями.

Однако два года спустя разрывные («зажигательные») винтовочные пули получила уже Русская армия — для стрельбы по аэростатам и самолетам. В марте 1916 г. германские газеты «Vossische Zeitung» и «Frankfurt Zeitung» опубликовали сведения об «использовании русской армией разрывных пуль» (имея в виду пули повышенной убойности) и об исследовании «отобранных от русских военнослужащих разрывных пуль». С этим вопросом специально разбиралась чрезвычайная следственная комиссия во главе с сенатором А.Н. Кравцовым (созданная для «расследования германских зверств в отношении военнопленных»), которая в июне 1916 г. объявила: 1) что в Российской империи ни до войны, ни после ее возникновения патронов с разрывными пулями не выделывалось, 2) что во время войны действительно имели место случаи, когда русская пехота пользовалась захваченными ею в большом количестве австрийскими и германскими патронами с разрывными пулями, «возвращая их по принадлежности врагам», о чем специально сообщали противнику.

В тоже время в ГАУ передали на исследование «необычные» патроны, взятые у германских частей. 9 июля 1916 г. ГАУ сообщало, что «по исследованию «новые разрывные немецкие патроны» оказались обыкновенными германскими патронами. Ввиду недостатка никеля немцы перешли от оболочки из стали, плакированной мельхиором, к оболочке из стали, покрытой медью».

Любопытная ситуация сложилась с применением 4,2-лин. патронов к винтовкам «Бердан». Вначале войны поднимался вопрос о переснаряжении их бездымным порохом и оболочечными пулями, но ГАУ 29 ноября 1914 г. писало в штаб Юго-Западного фронта: «Переснаряжение берданочных патронов бездымным порохом невозможно». Так что использовались старые патроны с дымным («бурым») порохом и свинцовой безоболочечнои пулей. Не случайно в упомянутой «Записке» начала 1916 г. В.Г. Федоров упоминает случаи, когда русские войска вынуждены были стрелять из винтовок «Бердан» и «получали заявления от немцев, что при продолжении такой стрельбы они будут стрелять разрывными пулями».

Разведчик 9-го Сибирского стрелкового полка Иван Бараш. 24 июля 1917 г. Рисунок Г.С. Верейского. В руках молодого стрелка — винтовка «Арисака» со штыком и ручная граната обр. 1914 г.

 

Распределение винтовок

По данным Маниковского, накануне войны, согласно мобилизационном плану, предполагалось достаточным иметь 4 500 000 винтовок плюс по 700 000 шт. в год или, считая на те три года, что шла война — 2 100 000, всего — 6 600 000. Оказалось же необходимым: 5 000 000 по окончании мобилизации, около 5 500 000 для последующих призывов, а для пополнения убыли, считая по 200 000 в месяц, на три года войны — 7 200 000, всего — 17 700 000 винтовок, то есть реальная потребность превысила предвоенные расчеты в 2,7 раза. Поставка новых и исправленных винтовок русскими заводами вместе с запасами, накопленными до войны, покрывали менее ее половины. Всего за время войны в войска было выдано винтовок:

— 3-лин. русского производства — 3 576 000 (к 20 июня 1915 г. имелось 4 290 000),

— 3-лин. американского производства — 631 000,

— «Манлихер» австрийских — 300 000,

— «Маузер» германских — 50 000,

— «Лебель» — 86 000,

— «Гра» — около 450 000,

— «Гра-Кропачек» — 105 000,

— «Веттерли-Витали» — 400 000,

— «Арисака» — 728 000 (600 000 — из Японии, 128 000 — из Англии),

— «Арисака мексиканских» — 35 000,

— «Бердан» № 2–362 000.

При этом японские винтовки и французские «Лебель», предназначавшиеся для выдачи перволинейным войскам, были обеспечены патронами в достаточном количестве — по 100 патронов на винтовку в месяц. Старые винтовки «Гра», «Гра-Кропачек» и «Веттерли-Витали» снабжались патронами с бездымным порохом и оболочечной пулей.

Размеры поставки винтовок (русских и иностранных) по годам выглядят так: 1914 г. — 278 000, 1915 г. — 1755 000, 1916 г. — 2 590 000, 1917 г. — 1390 000. Пик поставок винтовок разных систем пришелся на апрель 1916 г. — за счет иностранных поставок (максимум поставок винтовок от русских заводов, как уже указывалось, пришелся на декабрь 1916 г. — январь 1917 г.).

«Ни одна армия ни в одной войне, — писал В.Г. Федоров, — не имела на вооружении столь значительного числа разнокалиберных систем, сильно отличавшихся друг о друга по конструкции. В этом отношении русские войска до некоторой степени можно было сравнивать лишь с наскоро организованными частями Северных и Южных штатов Америки во время Гражданской войны 1861–1865 г.».

Чтобы не превращать эксплуатацию и ремонт оружия и снабжение частей боеприпасами в сплошной кошмар, иностранные винтовки разделили по назначению. О планировавшемся распределении иностранных винтовок свидетельствует распоряжение ГУГШ (по отделу по устройству войск) от 6 декабря 1915 г. за № 9734 и дополнительное разъяснение начальника штаба Главковерха от 10 марта 1916 г. Согласно им:

1. Японские винтовки «Арисака» постепенно сосредоточивались для выдачи войскам Северного фронта по мере обеспечения их патронами по 100 шт. на винтовку в месяц. Однако эти винтовки использовались и на других фронтах (на Юго-Западном летом 1916 г., например).

2. Трофейные винтовки «Манлихер» — для корпусов Юго-Западного фронта.

3. Итальянские винтовки «Веттерли-Витали» в количестве до 150 000 с запасом патронов по 250 на винтовку с последующей подачей по 100 патронов в месяц предназначались для выдачи одной из армий Западного фронта; остальные — в запасные батальоны.

4. Французские винтовки «Лебель» с ежемесячной подачей патронов по 100 на винтовку — на Кавказский фронт.

5. Французские винтовки «Гра» и «Гра-Кропачек» — в запасные батальоны.

Тем же распоряжением приказывалось снять с вооружения запасных батальонов 3-лин. русские винтовки, оставив только по 20 штук на роту. Однако действительный «боевой путь» зарубежных винтовок был сложнее.

Это фото сделано уже в июле 1918 г. Красногвардеец И.А. Раснянский у Большого театра после подавления левоэсеровского мятежа в Москве. В руках у него — карабин «Арисака» тип 38, на поясе — ручные гранаты обр. 1914 г.

Японские винтовки поначалу намеревались выдавать тыловым частям, чтобы высвободить для фронта «трехлинейки». Так, телеграмма начальника Генерального штаба № 11856 от 6 ноября 1914 г. гласила: «Все крепостные части подлежат перевооружению японскими винтовками». Многие 7-мм «мексиканские» винтовки заменили «трехлинейки» в частях Корпуса пограничной стражи в Сибири и на Дальнем Востоке. Выдавались «Арисаки» и дружинам ополчения (вместо старых 4,2-лин. винтовок Бердана). С ополчением и частями из внутренних округов они и начали поступать на фронт. Мексиканскими карабинами, например, были вооружены Заамурские артиллерийские и кавалерийские части, направленные на Юго-Западный фронт. Понятно, почему уже 24 апреля 1915 г. начальник артиллерийского снабжения Юго-Западного фронта генерал Голицын просил ГАУ «передать Киевскому артскладу сколько можно мексиканских патронов». 8 мая он же телеграфировал: «Экстренно нужны японские патроны. Вышлите сколько можете в Казатин сороковому легкому местному парку». Патроны, как указывалось, требовались 105-й дивизии (части дивизии формировались из саратовского ополчения). 26 августа Голицын сообщал, что в партии японских патронов, переданной 8-й армии, «оказалось 160 000 без обойм. Пользование ими ввиду отсутствия обойм затруднительно. Сбор обойм ввиду большой мешкотности почти невозможен. Прошу распоряжения патронов без обойм не высылать».

Относительно снабжения патронами генерал В.И. Гурко, исполнявший обязанности начальника Штаба Главковерха, отмечал: «К справедливой оценке наших колонн снабжения, я должен сказать, что не было ни одного случая, когда наши войска на линии огня получали бы патроны, не подходившие к винтовкам, которыми они пользовались». Хотя случаи таких срывов все же упоминаются и относятся к периоду кризиса лета 1915 г., но вопросы снабжения все же были быстро налажены.

Об укупорке патронов В.Г. Федоров писал: «Каждые триста штук помещались сначала в специальную цинковую коробку, а потом каждые две коробки укладывались в деревянный ящик. При длительном хранении такие цинковые коробки были нужны, так как лучше обеспечивали сохранность патронов. Но в военное время они были совершенно ни к чему, так как ящики немедленно отправлялись на фронт, раскрывались там, и патроны тут же шли в дело. Между тем перетаскивание тяжелых цинковых коробок и особенно раскупорка их представляли трудную работу». В таких условиях деревянные ящики были предпочтительнее.

Период Гражданской войны в России. Вооруженный отряд в Прибалтике. Обратим внимание на ружье-пулемет «Льюис» и винтовку «Винчестер» модели 1895 г. «русского заказа» (в центре)

Для отличия зарубежных патронов ГАУ установило специальные обозначения на патронных ящиках: японскими — «Яп.» зеленой краской, «Гра» — красной «Гра», «Гра-Кропачек» — красной «Гра К», «Лебель» — черной «Леб.», «Веттерли» — синей «Вет.».

По мере обеспечения поставленных винтовок патронами их значение на фронте увеличивалось. Не обошлось без драматических недоразумений, не связанных, впрочем, с качествами самих винтовок или патронов. В.Г. Федоров рассказывает о срочном выезде на Северо-западный фронт в 5-ю армию для установления причин «сплошных осечек» японских винтовок, бывших на вооружении ополченческих бригад. «Причина оказалась очень простой, — пишет Федоров в своих мемуарах. — …все японские винтовки… были тщательно смазаны густой смазкой, ведь им пришлось совершать длительное путешествие сначала по морю до Владивостока, а потом через всю Сибирь… Когда наступил горячий момент, винтовки из ящиков сразу выдали на руки без осмотра и очистки. Затвердевший слой смазки, естественно, мешал правильной работе механизма. Из-за недостаточно внимательного отношения к оружию бой был проигран, а сотни людей напрасно пролили кровь. Взяв несколько винтовок, я приказал хорошенько их очистить. После этого ни одна не дала осечки». А.А. Керсновский в «Истории Русской армии» пишет: «С сентября месяца началось перевооружение пехоты Северного фронта японскими винтовками, затянувшееся до весны 1916 года (освобождавшиеся трехлинейные передавались Западному фронту).

А это американские интервенты в России, вооруженные 3-лин. винтовками «русского образца»  

Наспех изданное наставление для стрельбы из японских винтовок допустило грубейшие погрешности… Прицелы этих винтовок были нарезаны в японских мерах и японскими цифрами… Всю зиму 1915/16 годов наш Северный фронт стрелял в воздух, поверх голов неприятеля». Однако приноравливались к винтовкам солдаты быстро.

В 1917 г. многие «Арисаки» оказались в руках бойцов Красной Гвардии и народной милиции — они упоминаются, в частности, среди вооружения красногвардейских отрядов в Петрограде и Киеве (что вполне соответствует их распределению по фронтам). Гражданская война раскидала «Арисаки» чуть не по всей стране, они побывали в руках у всех участвующих сторон. А в 1941 г. старые «Арисаки», извлеченные со складов, оказались на вооружении народного ополчения.

Американские винтовки «Винчестер», изготовленные под русский патрон, шли в войска наряду с «трехлинейками». В январе 1916 г. новым формированиям было выдано 990 трехлинейных русских винтовок и 7729 «Винчестеров», а из 45 000 винтовок, отправленных на Западный фронт, «Винчестеры» составили 15 000.

К февралю на Западном фронте имелись «полки, полностью вооруженные «Винчестером», другие полки (189-й Измаильский пехотный, например) имели их наравне с русскими трехлинейными винтовками. На Северном фронте «Винчестеры» выдавали латышским полкам. На 1 января 1917 г. в частях Юго-Западного фронта имелось 18 880 «Винчестеров» (около 7% от всех наличных винтовок фронта), на Кавказском фронте — 11 396 (около 2%), а в запасных полках — всего 16 (0,002%).

Американские винтовки — Винчестера и русского образца — конечно, сыграли определенную роль в снабжении русской армии оружием, однако эта роль на протяжении войны никогда не была решающей. В самом деле: к октябрю 1915 г. американские винтовки («Винчестер») составили лишь 8,2% от зарубежных и 4,2% от всех винтовок, поставленных в армию; к январю 1916 г. — соответственно 8,4% и 4,5%.

О путях французских винтовок можно судить по таким документам. 11 декабря 1915 г. ГАУ сообщало в отдел по устройству и службе войск ГУГШ, что сделано распоряжение об отправке: «Начальнику артиллерийских снабжений армий Западного фронта 48 000 3-лин. пехотных винтовок, 48 000 винтовок Гра-Кропачек, 24 000 винтовок Гра, 7 200 000 патронов к ним…» А 8 января 1916 г. — об отправке «из Архангельска — Ярославля в Тифлисский артиллерийский склад для Кавказской армии 38 900 винтовок Лебеля с 14 000 патронами к ним, а 100 винтовок и 100 000 патронов в Петроградский артиллерийский склад».

Преимущественно «тыловой» характер устаревших французских и итальянских винтовок привел к тому, что во время начавшейся в феврале 1917 г. революции их среди первых стали выдавать со складов в руки «народной милиции». Любопытный эпизод произошел после вступления в войну Румынии в 1916 г. — румыны тут же попросили помощи у России оружием, хотя бы и устаревшим. 11 сентября из Ставки Главковерха военному министру пришла телеграмма: «Румынская Главная квартира… просит отпустить 50 000 винтовок Веттерли с 25 млн. патронов. Наштаверх изъявил согласие, но так как винтовки куплены нами по высокой цене, приказал, чтобы передача была произведена через Военное министерство». Впрочем, скоро началась эвакуация Румынского фронта, и передача оружия Румынии потеряла смысл.

Из списка винтовок, поставлявшихся русской действующей армии, видно, какое значение имели для нее трофейные винтовки, особенно австрийские 8-мм «Манлихер». Генерал А.А. Брусилов вспоминал о состоянии войск 8-й армии Юго-Западного фронта во время стояния на Буге в 1915 г.: «Войска несколько пополнились, и, хотя с большим трудом вследствие недостатка ружей, заменив частью наши винтовки австрийскими, удалось довести большую часть дивизий до пяти-семитысячного состава, тогда как в начале нашего стояния на Буге в дивизиях в среднем было по 3000–4000 винтовок».

Согласно справке ГАУ, до 1 ноября 1915 г. в Киевский артиллерийский склад поступило 215 646 австрийских винтовок, в Московский склад — 11285, в Бобруйский — 37. Выдано было «в боевые и тыловые части Юго-Западного фронта» — 162 593 винтовки. В начале 1916 г. количество винтовок «Манлихер», переданных в перволинейные части, достигло 300 000. А.М. Василевский, ставший осенью 1915 г. командиром полуроты в 409-м Новохоперском полку (9-я армия Юго-Западного фронта), вспоминал: «Многие солдаты, в частности весь наш полк, имели на вооружении трофейные австрийские винтовки, благо, патронов к ним было больше, чем к нашим. По той же причине наряду с пулеметами «Максим» сплошь и рядом в царской армии можно было встретить австрийский «Шварцлозе».

Видимо,«милиция» 1917 г. Видны винтовки «Веттерли-Витали»  

На 25 октября 1916 г. в Московском, Курском, Киевском артскладах имелось 43 477 австрийских винтовок, на исправлении в Московском артскладе, в его Тульском отделе и в Киевском артскладе — 24 582.

В марте 1915 г. начальник артиллерии 2-й Сербской армии просил от отпуске для сербской армии «50 000 австрийских винтовок», но русское командование не сочло возможным передавать вооружение, в котором так остро нуждалась Россия. А в декабре 1916 г., когда Сербия уже потерпела поражение, ее правительство в эмиграции через французов предложило России «безвозмездно 2600 винтовок «Манлихер». Сами французы предложили в начале января 1917 г. 9000 таких винтовок, правда, вскоре уточнили, что из них «только 8000 годных», да и то после починки.

Винтовки «Бердан» в начале войны оставались у крепостных войск и на складах. Они нашли себе применение в первый же год войны. Так, 15 мая 1915 г. ГАУ писало в мобилизационное отделение ГУГШ: «От начальника артиллерийских снабжений армий СЗФ поступило требование на высылку 4 млн. берданочных патронов, а от Начальника артиллерийских снабжений ЮЗФ для крепости Ивангород 8 200 000 берданочных патронов. Ввиду того, что запасом берданочных патронов ГАУ не располагает, просим дать заключение, возможно ли воспользоваться для высылки таковых… из Кавказского военного округа (имеется около 40 млн.)» и получило согласие. Когда бывший депутат Лерхе писал 23 июня 1915 г. Родзянко предложение «отобрать у стражников и полиции 3-лин. винтовки, прислать их в армию, заменив берданками», он просто не знал, что «берданки» уже не только имеются в тылу и у тюремной стражи, но и идут в войска.

О распределении винтовок «Бердан» между тыловыми и боевыми частями можно судить по такому примеру.

В армиях и резерве … Имелось винтовок «Бердан» на 1 января 1917 г. — Из них в ополченческих и тыловых частях

Западный фронт … 65146 — 62134

Кавказский фронт … 133 276 — 105 390 

Устаревшее и трофейное оружие использовали все армии — германцы, например, слали на фронт винтовки Маузера 1871/84 г., переделывали трофейные русские «трехлинейки».

О состоянии вооружения русской пехоты винтовками можно судить по таким цифрам.

В четырех армиях и резерве Юго-Западного фронта на 1 января 1917 г. имелось винтовок: 3-лин. — 106 998, Винчестера — 18 880, японских — 6785, австрийских — 111 246, Бердана — 214, мексиканских карабинов — 638, Гра-Кропачека — 8549, драгунских — 9252, русских и австрийских карабинов — 659. В армиях и резерве Кавказского фронта на туже дату: 3-лин. — 361 855, 3-лин. карабинов — 3323, Винчестера — 11 396, японских — 4498, Бердана — 133 276, Манлихера — 4568, Лебеля — 72 714, турецких Маузеров — 15 621 (из них 10 259 в запасных и ополченческих частях), турецких Пибоди-Мартини — 3 265 (из них 934 в запасных и ополченческих частях).

В восьми запасных пехотных полках, состоявших в распоряжении военного министерства, на то же время, 1 января 1917 г., имелось всего винтовок: 3-линейных пехотных — 158 878, драгунских — 20 538, карабинов — 7148, казачьих — 230; Бердана — 31 991, Веттерли — 213 415, мексиканских — 5755, Гра — 204 058, японских — 25 842, Винчестера — 16, австрийских — 12 043, германских — 6444, американских — 1.

К моменту эвакуации Петрограда в марте 1918 г. в нем было сосредоточено около 220 000 винтовок разных систем и 752 млн. винтовочных патронов. Вывезено, конечно, было далеко не все. И на сентябрь 1920 г. на Петроградском Окружном артиллерийском складе имелись винтовки: «австрийские нового образца, старого образца, кавалерийские нового образца, германские нового образца, старого образца, 4-лин., Веттерли, Гра и Гра-Кропачека, Пибоди-Мартини, Пибоди-Мартини кавалерийские, Лебеля нового образца, турецкие, Маузера»; карабины — «3-лин., австрийские нового образца, австрийские 4-лин., германские нового образца, старого образца, 4-лин., турецкие, Веттерли, Маузер, Гра, Лебеля». На вооружении частей, например, Новгородского губвоенкома, на 25 августа 1920 г. имелось 1258 винтовок Бердана, 337 германских, 1246 австрийских.

 

Образцы винтовок

Устройство русской «трехлинейки» системы С.И. Мосина хорошо знакомо многим, и все же вспомним ее характерные черты. Винтовка имеет продольно скользящий поворотный затвор с двумя симметричными боевыми выступами на боевой личинке, входящими при запирании в пазы ствольной коробки. Внутри затвора смонтирован ударник с боевой пружиной, на хвостовую часть которого навинчен курок с «пуговкой». Спуск — без предупреждения. Предохранителя нет, но курок можно оттянуть назад и повернуть на 90 градусов, заблокировав таким образом ударник. Такая операция предусматривалась для всех стрелков при передвижениях (не поставленный «на курок» затвор мог просто выпасть). Постоянный срединный магазин — однорядный, что обусловлено конфигурацией патрона с выступающей закраиной бутылочной гильзы. Это сделало необходимым специальную пружинную отсечку-отражатель, препятствующую сдвоенной подаче патронов. Та же отсечка-отражатель служит для удаления стреляной гильзы за переделы оружия при перезаряжании. Ложа — цельная, с прямой шейкой приклада. Штык — игольчатый, четырехгранный.

Русская «трехлинейка» системы С.И. Мосина служила Отечеству более 60 лет. В классе стрелкового оружия Учебного центра «Выстрел» ее истории специально отведен уголок.

Разрез механизмов «трехлинейки» (в варианте обр. 1891/30 гг.). Рядом — разрез легкой остроконечной пули патрона обр. 1908 г.  

При переделке под остроконечный патрон была принята новая отсечка-отражатель старшего мастера ИТОЗ Казаринова. Дуговой ступенчато-рамочный прицел был разработай старшим механиком Сестрорецкого оружейного завода В.П. Коноваловым — его прицел был признан лучшим из 12 представленных конструкций и принят в 1910 г., рассчитан на стрельбу на дальности до 1200 шагов (852 м) при рамке, опущенной на колодку, и до 3200 шагов (2272 м) при поднятой рамке. С 1916 г. введена была насечка до 200 шагов. Кроме нового прицела при модернизации винтовки был введен металлический нагель для предохранения шейки ложи от раскола из-за увеличившегося уровня давления пороховых газов в канале ствола.

К началу войны далеко не все ранее выпущенные винтовки были переделаны под остроконечный патрон. В.Г. Федоров описывал такой эпизод от мая 1915 г.: «Стоявший рядом со мной солдат без устали выпускал одну обойму за другой, видимо, плохо прицеливаясь. Открывая затвор, он иногда подправлял патрон пальцем.

— Что ты делаешь? Зачем суешь палец в магазин?

— Так ловчее, вашбродь!

Немцы скрылись в окопах. Стрельба по команде смолкла. Я взял у стрелка винтовку и стал сам заряжать ее. Стрелок был прав: без пальца никак не обойтись. Винтовка не была отлажена для стрельбы остроконечными пулями — она имела старую отсечку, и при перезаряжании патрон упирался в переднюю стенку патронника.

— Отчего не заявишь взводному о неисправности винтовки?

— Она, вашбродь, у меня очень хорошо стреляет, очень хорошая винтовка, иногда только ее надо пальцем подправить…

…Последующие осмотры в различных полках и армиях показали, что в некоторых частях число винтовок с неправильной подачей патронов составляло почти треть всего количества. Это был настоящий бич для войск. Такая винтовка превращалась, по сути дела, в однозарядную. Скорострельность ее уменьшалась по крайней мере в полтора раза». А 29 февраля 1916 г. Федоров докладывал в ГАУ: «При остроконечном патроне наши винтовки… дают задержки в очень большом количестве. На это обращалось особое внимание войск в приказах по армиям Северо-Западного фронта».

Принадлежность винтовки включала дульную насадку для предохранения дульной части ствола от разбивания шомполом, вкладыш, протирку, отвертку, ружейный ремень.

В целом винтовка обр. 1891 г. оказалась действительно «очень хорошей винтовкой». Так отзывались о ней и солдаты, и офицеры. По словам Маршала Советского Союза А.М. Василевского, это было «многократно проверенное и испытанное» оружие: «Она не боялась непогоды и грязи, была проста и надежна». Правда, вершиной массовых магазинных военных винтовок признана появившаяся через 7 лет винтовка «Маузер». Дело было не в какой-то особой талантливости конструкторов, а в длительности отработки системы и, пожалуй, большей прозорливости заказчика. Но среди многочисленных упоминаемых в документах и литературе «технических» причин неудач русских войск практически нет нареканий на качество и надежность русской винтовки. Хотя предложений по ее модернизации и совершенствованию делалось немало.

Отдел по оружейной части Арткома еще в Журнале № 198 от 7 ноября 1906 г. рассмотрел некоторые выявившиеся недостатки трехлинейной винтовки и предложения по ее совершенствованию: «1)…штыковой хомутик предохраняет штыки только от доловой (по стволу) качки… поперечной устранить… не может… Хомутик слишком слаб… 2)…Большие неудобства… представляют ложевые кольца <пехотной винтовки>… винты колец скоро портятся, и прорези их от частого развинчивания ломаются… Было бы желательно в пехотных винтовках ввести также глухие кольца. 3)… Неудовлетворительное закрепление шомпола в нашей винтовке… 5)…Во время минувшей войны были часто наблюдаемы в войсках заклинения затворов от запыления… Желательно было бы ввести чехлы-покрышки на казенную часть винтовки… 6)…Желательно введение дульной покрышки… 11)…предоставить изобретателям выработать новые приемы ухода за винтовкой и к ним давать соответствующую принадлежность».

Весной 1911 г. подполковник Кабаков предложил «особое приспособление к спуску 3-линейной винтовки обр. 1891 г., допускающее двойное нажатие при выстреле», названное им «спусковой личинкой». Таким образом устранялось «дергание» винтовки (подобный спуск предлагался и Н.И. Холодовским). Однако в конструкцию серийных винтовок ни эта «личинка», ни другие приспособления для улучшения меткости стрельбы так и не вошли.

Вскоре после начала войны, 28 октября 1914 г., Артком ГАУ рассматривал результат испытаний накануне войны опытных винтовок Мосина — Холодовского и отмечал: «При изготовлении вновь винтовок могли бы быть приняты следующие изменения части: 1. Курок для более удобной постановки его на предохранительный взвод. 2. Пружинный шомпольный упор. 3. Длинная рукоятка к стеблю затвора. 4. Подающий механизм с указателем для израсходования патронов. 5. Коробка с выемом для пальца в левой стенке с измененным наклоном пазов для обоймы. Все остальные изменения, предложенные Н.И. Холодовским, признаны нецелесообразными». Но поскольку более насущной необходимостью было увеличение производства имеющейся винтовки, признали необходимым внесение изменений «отложить до более благоприятного времени». В.Г. Федоров в своей записке в Артком вначале 1915 г. предлагал внести в существующую винтовку «следующие изменения: 1) принять клинковый штык… 2) принять прямую прицельную рамку, например генерал-лейтенанта Холодовского, 3) ложу упрочнить в шейке… 4) ствольную накладку утолщить и готовить ее обязательно из более плотного дерева… 5) кольца принять более солидные… 6) упрочнить закрепление шомпола, 7) изменить постановку на предохранительный взвод, 8) сделать более широким зацеп выбрасывателя, 9) принять покрышку на затворе». Кроме того, Федоров предлагал заменить штатную обойму, при пользовании которой «рука страшно устает», пластинчатой образца генерал-майора Залюбовского, одобренной перед войной. Там же В.Г. Федоров писал: «Все отзывы о нашей 3-лин. винтовке — о ее прочности, простоте и безотказности работы — безусловно самые хорошие… Для будущего перевооружения после войны и необходимо остановиться на этом образце, введя в него некоторые детальные улучшения… От существующего наличия 3 образцов… никакой пользы, кроме вреда, не имеется… Желательно было бы… оставить один образец драгунской винтовки вместо трех существующих ныне».

3-лин. пехотная винтовка обр. 1891 г. американского производства, рядом — четырехгранный игольчатый штык

Казаки в одном окопе с пехотинцами — соответственно рядом казачьи и пехотные 3-лин. винтовки обр. 1891 г.  

В связи с предложенным заказом производства винтовок русского образца в США оружейный отдел Арткома 17 февраля 1915 г. признал «весьма желательным взамен заказанных в Америке трехлинейных пехотных винтовок изготавливать драгунские; то же самое следовало бы применить и в отношении данных Ижевским заводам нарядов». Начальник ГАУ генерал от артиллерии Кузьмин-Караваев наложил следующую резолюцию: «Американский заказ изменению не подлежит, поздно! Наши казенные заводы… должны подавать винтовки исключительно драгунские».

11 марта 1917 г. ГАУ докладывало в Управление полевого генерал-инспектора артиллерии: «Для отпуска вновь формируемым пулеметным командам, артиллерийским и другим частям осталось в распоряжении ГАУ всего около 10 000 3-лин винтовок и ожидается к поступлению такое же количество 3-лин. карабинов, снятых с вооружения запасных полков Омского и Иркутского военных округов. Означенного оружия… едва достаточно на два месяца, почему представляется необходимым перейти к изготовлению драгунских винтовок в Ижевских заводах». Для увеличения выхода винтовок ГАУ вновь предлагало «перейти на изготовление драгунских винтовок», чтобы не терять производительность при регулярных переходах от одной винтовки к другой, и поскольку «различие между пехотной и драгунской винтовками несущественно, почему драгунские винтовки, казалось бы, могут отпускаться в пехотные части». 25 апреля генерал-майор Кудрявцев рапортовал в ГАУ, что «Ижевские заводы могут изготовить до 01.07.1918 г. 500 тысяч 3-лин. винтовок сверх данных заводам нарядов на таковые», а 17 мая извещал телеграммой, что «исключительно на драгунские винтовки завод перейдет 10.06».

Вносились изменения и для упрощения производства. Упрощена, например, нижняя антабка для ремня. 19 января 1916 г. V отдел Арткома одобрил предложение начальника Ижевского завода ставить на карабины укороченные ствольные накладки.

И еще один штрих. В нашей литературе прочно утвердилось обозначение «трехлинейки» как винтовки системы С.И. Мосина, хотя при принятии на вооружение она, как известно, получила «безликое» обозначение «3-линейная винтовка обр. 1891 г.». Ведь «трехлинейка» стала результатом упорной работы Комиссии для выработки образца малокалиберного ружья под председательством генерал-лейтенанта Н.И. Чагина. Основным рассматривавшимся образцом была винтовка, предложенная капитаном С.И. Мосиным, но часть конструктивных решений была взята от винтовки его конкурента — бельгийца Л. Нагана, часть — предложена полковником Роговцевым и членами Комиссии. 12 марта 1917 г. генерал-майор Мосин (младший брат уже умершего генерал-майора С.И. Мосина) подал рапорт, в котором предлагал присвоить 3-лин. винтовке обр. 1891 г. имя своего выдающегося брата. Но тогда V отдел Арткома отклонил предложение, поскольку «винтовка обр. 1891 г., как коллективный труд нескольких лиц, не может быть наименована системой Мосина». Спор об авторстве «трехлинейки» периодически вспыхивает уже более ста лет. Но создание оружия всегда требует коллективной работы, а присваивается обычно имя основного разработчика, и название «винтовка обр. 1891 г. системы Мосина» кажется справедливым.

Пехотная и драгунская 3-лин. винтовки обр. 1891 г. снабжались отъемным четырехгранным игольчатым достаточно длинным (длина клинка 430 мм) штыком, крепившимся на дульную часть ствола с помощью трубки и хомутика.

«Трехлинейная винтовка Винчестера обр. 1895 г.», как именовали у нас «Винчестер» модели 1895 г., имела продольно скользящий не вращающийся затвор, сцеплявшийся со ствольной коробкой с помощью вертикального клина и управляемый качающимся рычагом — спусковой скобой. Ударный механизм — курковый, с открытым курком. Спуск — без предупреждения. Постоянный коробчатый срединный магазин — однорядный, емкостью 5 патронов. Для возможности заряжания магазина из коробчатой обоймы с обеих сторон ствольной коробки привинчивались направляющие (эти направляющие, встречающиеся на всех «Винчестерах» русского заказа, появились на модели 1895-го еще в 1907 г. по требованию канадской армии). Прицел — ступенчато-рамочный, с прямой рамкой. Ложа — разрезная, с прямой шейкой приклада. Винтовки поставлялись с клинковыми штыками типа «Энфилд» — коротким (первый заказ, длина клинка 210 мм) или длинным (длина клинка 400 мм). Штык крепился на винтовку с помощью кольца, паза (на верхнее ложевое кольцо) и защелки на рукояти.

3-лин. винтовка «Винчестер» модели 1895 г. и длинный клинковый штык к ней в ножнах

По габаритам и баллистике винтовка была близка трехлинейной драгунской при весе пехотной. Возможность перезарядить винтовку, не отрывая приклад от плеча, держать патрон в патроннике, ставя курок на боевой взвод перед самым выстрелом, хорошая кучность стрельбы (в которую, правда, вносила вклад заметная масса оружия), ясно видимое положение курка и выбрасывателя — все это привлекало в «Винчестере». Однако надежность винтовок в условиях фронтовой службы оказалась низкой. К тому же система «Винчестер» Модель 1895 была сложнее большинства армейских магазинных винтовок — перечень ее деталей включал до 90 наименований, да и разборка и уход были сложнее: русская «трехлинейка», например, разбиралась на 7 частей, ее затвор — на 7 деталей, а «Винчестер» — соответственно на 9 и 12.

6,5-мм винтовка «Арисака» тип 38 Мэйдзи

6,5-мм винтовка «Арисака» тип 30 Мэйдзи (затвор открыт)  

Винтовки «Арисака», составившие около 40% всех винтовок, переданных союзниками, поставлялись в Россию в нескольких модификациях: 6,5-мм тип 30 Мейдзи (модели 1898 г., поставлялась со складов) и тип 38 Мэйдзи (1905 г., со складов и из гарнизонов, составляли большинство в поставках), 7-мм винтовки и карабины («мексиканские»). В русских документах можно встретить упоминания «винтовок Меджи и Арисака» — по-видимому, первое обозначало тип 30, а второе тип 38.

Винтовка «Арисака» отличалась простой и рациональной конструкцией, имела поворотный продольно скользящий затвор с двумя боевыми выступами, складной рамочный прицел с треугольной прорезью подвижного и неподвижного целиков, спуск с предупреждением, не-выступающий двухрядный постоянный магазин, снаряжавшийся из обоймы, прочную ложу с пистолетным выступом шейки приклада. К характерным чертам винтовки относились подвижная крышка и соединительная муфта затвора, служившая предохранителем — при ее повороте блокировались ударник и затвор (тип 38). К винтовке был принят клинковый штык с длиной клинка 398 мм, крепившийся на дульную часть ствола с помощью кольца, паза и защелки. 6,5-мм винтовочный патрон снаряжался тупоконечной или остроконечной (после 1908 г.) пулей. Русские специалисты-оружейники числили «Арисака» среди наиболее надежных и удобных винтовок. По мнению В.Е. Маркевича: «Это оружие отличалось большой живучестью и превосходными баллистическими качествами. Патронные обоймы не оставляли желать лучшего». «В общем, сравнивая различные достоинства и недостатки обеих систем, — писал В.Г. Федоров, — можно было признать, что русская трехлинейная винтовка 1891 года и японская винтовка 1898 года были равноценными».

Французская 8-мм винтовка «Лебель», поставлявшаяся в Россию, представляла собой модель 1886/07 гг., известную так же как, «Лебель-Бертье», поскольку от системы «Лебель» 1886 г. (в свое время обозначившей переход к винтовкам «уменьшенного» калибра под патрон с бездымным порохом и с новой баллистикой) она получила ствол и затвор, а коробка, ложа, прицел и магазин были системы Бертье. Поворотный продольно скользящий затвор системы Лебеля имел два боевых выступа и один дополнительный большой прямоугольный выступ на внешней стороне стебля затвора, входивший в выемку ствольной коробки. Курок ударника имел боевой и предохранительный взводы. Винтовка имела срединный магазин емкостью 3 патрона, снаряжавшийся с помощью пачки. В целом она считалась «малоудовлетворительной». Винтовка «Лебель» снабжалась отъемным игольчатым штыком-«шпагой», причем одним из самых длинных (длина клинка 520 мм). Ветеран Великой Отечественной вспоминал о старых французских винтовках, выданных осенью 1941-го ополченцам: «Мы ими чуть провода не цепляли».

Винтовка «Гра» была принята на вооружение во Франции в 1874 г. и относилась к поколению «4-линейных» (калибра около 0,4 дюйма) казнозарядных военных винтовок 1870-х годов под патрон с металлической гильзой. Поворотный продольно скользящий затвор винтовки имел боевой выступ на боевой личинке. На задний конец ударника надевался курок с боевым и предохранительным взводом. Винтовка «Гра-Кропачек» 1885 г. была переделочной моделью и отличалась подствольным трубчатым магазином емкостью 8 патронов. Винтовки поставлялись с патронами с тупоконечной пулей, но с бездымным порохом.

Солдаты русской Особой бригады во Франции. На их вооружении — французские 8-мм винтовки «Лебель» (особые бригады получали оружие уже во Франции)  

Винтовки «Веттерли-Витали» представляли собой старую швейцарскую систему винтовки Веттерли, принятую в Италии в 1872 г. в однозарядном варианте и переделанную в магазинную по системе Витали в 1887 г. Винтовка имела продольно скользящий поворотный затвор с двумя боевыми выступами впереди рукоятки затвора, цельную ложу, постоянный срединный магазин на 4 патрона. К винтовке полагался клинковый штык с длиной клинка 519 мм. Патрон имел бутылочную гильзу с выступающей закраиной, в Россию поставлялись патроны с бездымным порохом и тупоконечной пулей.

Винтовка «Манлихер» отличалась продольно скользящим затвором «прямого действия» с поворотной боевой личинкой и магазином пачечного заряжания. При перезаряжании рука стрелка производила только линейное движение, не поворачивая рукоятки. Имелся флажковый предохранитель. Патроны вкладывались в магазин, соединенный пачкой, выпадавшей по израсходовании патронов вниз. Интересно замечание В.Г. Федорова, что до войны «мы считали, что у этой винтовки есть весьма существенный недостаток: в ее магазине имеется открытое окно, через которое в подающий механизм могут попасть пыль и грязь… Между тем, сравнивая в окопах русские и австрийские винтовки, я пришел как раз к обратному выводу. Пыль и грязь, попадавшие во время заряжания в магазин русской винтовки, скоплялись там, так как им не было выхода. А в австрийской — именно благодаря окну — пыль и грязь вываливались наружу. Наш же магазин при сравнительно редкой чистке оказывался вместилищем всякого сора».

10,4-мм винтовка «Веттерли-Витала» модели 1870/1887 гг. и клинковый штык («штык-тесак») к ней в ножнах  

4,2-лин. винтовка обр. 1870 г. «Бердан» (точнее — «Бердан» № 2) стала одной из первых и одной из лучших в мире 4-линейных винтовок с продольно скользящим затвором.

«Бердану» №2 суждена была на удивление долгая служба — после замены на «трехлинейку» старые винтовки в большом количестве переделывались в охотничьи ружья. В годы Первой мировой войны часть старых винтовок «Бердан» оказалась в руках тюремной стражи, конвойных команд и даже на фронте. Однако на фронте огонь из них был малоэффективен не только из-за низкой скорострельности, но и из-за патронов с дымным порохом — облака дыма демаскировали стреляющих и затрудняли им дальнейшую стрельбу.

Винтовки «Бердан» сохраняли свое значение и во время гражданской войны, что неудивительно, учитывая острый недостаток вооружения и падение уровня производства оружейных заводов. В основном их выделяли войскам ВОХР. Полезно взглянуть на «План потребности войсковых частей Петроградского В.О. на 1921 г.».

 

О штыках

Вопрос об изменении типа штыка был поднят практически сразу после принятия «трехлинейки» на вооружение. Речь шла, с одной стороны, о замене игольчатого клинка на плоский («тесак»), с другой — об изменении конструкции игольчатого штыка. Первый вопрос дебатировался особенно активно. В русской армии традиционно считалось, что «огонь» лишь подготавливает «удар», воплощением которого и был штык. При этом промежуток между последним залпом пехоты и ее ударом в штыки должен был быть минимальным. А значит, штык должен быть примкнут к винтовке в бою постоянно и допускать стрельбу из нее. И тут предпочтительнее был игольчатый штык с коленчатой шейкой. «Трехлинейка» пристреливалась с примкнутым штыком. Да и ложа трехлинейки с тонкой прямой шейкой приклада хорошо подходила для укола штыком. Защитники штыка указывали на то, что груз на дульной части винтовки улучшает меткость стрельбы с упора. Но при качании штыка результаты только ухудшались. Сторонники клинкового штыка («штыка-тесака») указывали на его универсальность, возможность использовать его «при рубке дров, при разбивке палаток, при устройстве бивачных и хозяйственных приспособлений и т.п.». К тому же постоянно находящийся на винтовке длинный штык затрудняет передвижения в лесу, кустах, утяжеляет ношение на ремне. Русско-японская война дала аргументы обеим спорящим сторонам. С одной стороны, несмотря на резкий рост расхода винтовочных патронов, дело часто доходило до яростных штыковых схваток. С другой — пехоте требовался рабочий инструмент в виде «тесака». После Русско-японской войны специальной анкетой были опрошены офицеры — участники войны. В результате часть высказалась «за оставление штыка в прежнем виде», часть — «за штык-тесак». В казачьих войсках испытывали штык «в виде кинжала». Споры о типе штыка особенно обострились в связи с планами принятия на вооружение новой винтовки. В результате вопрос так и не был решен.

В отношении игольчатого штыка предлагались его укорочение и переход на складной штык. Укорочение позволило бы упрочить штык (устранить погибы при ударе) и уменьшить массу, тем более что длинный штык соответствовал представлению о самообороне пехотинца против кавалериста с саблей, теперь же это требование устарело, а раны, наносимые укороченным штыком в штыковом бою, будут не менее опасны, чем при длинном штыке. Но штык так и остался длинным. Из предложенных складных штыков наиболее удачным оказался игольчатый штык гвардии полковника Н.А. Гулькевича с шарниром на трубке, прошедший испытания в войсках незадолго до начала Первой мировой войны. Однако во время войны такие штыки использовались только на части казачьих винтовок. Опыт, видимо, оказался удачным, поскольку 3 марта 1917 г. I (хозяйственный) отдел ГАУ направил начальнику Ижевских оружейного и сталеделательного заводов предписание вновь изготовленные драгунские и казачьи винтовки снабжать укороченным до 625 мм шомполом «ввиду предстоящего снабжения этих винтовок складными штыками Гулькевича». Они состояли на вооружении и в ходе гражданской войны — так, за ноябрь 1920 г. войскам ВНУС с Петроградского артсклада отпустили 209 штыков Гулькевича. Но массовыми эти штыки не стали.

В 1915 г. фронтовые части Русской армии стали получать иностранные винтовки со штыками-ножами. Пехотинцы, с крестьянской сметкой оценив «тесаки», с любой оказией слали их домой. Характерны два документа, написанные 26 июня 1915 г. с разных фронтов разными людьми. Полковник В.Г. Федоров с Северо-Западного фронта: «Клинковые штыки, представляющие из себя хорошую хозяйственную вещь… расходятся по рукам в неимоверном количестве… Их разбирают и нижние чины, и жители при сборе оружия… Наш граненый штык пользуется меньшей любовью — в том его достоинство». Член Государственной думы И.П. Демидов с Юго-Западного фронта (иногда и депутаты на фронте не мешают): «Штыками-ножами… теперь полна вся Россия — потому-то их и нет на ружьях».

С другой стороны, Петроградский арсенал в 1915 г. изготовил 50 200 штыков к австрийским винтовкам. В условиях постоянной нехватки штатного вооружения и частой утери штыков достаточно широко применялись эрзац-штыки. В частности — переделанные из штыка обр. 1870 г. (к винтовке «Бердан») с длиной клинка 420–455 мм. Штыки либо непосредственно приспосабливались для другой винтовки, либо отломанный клинок снабжали приспособлениями для крепления. И не только на «трехлинейку», но и на зарубежные винтовки («Арисака», «Манлихер»). Так, 24 февраля 1918 г. начальник Петроградского артиллерийского склада писал начальнику Окружного Артуправления ПВО: «Прошу о скорейшем открытии кредита в сумме 30 195 р. 30 коп. на переделку 4,2-лин. штыков Бердана на штыки к японским винтовкам». Были и штыки полностью кустарного или полукустарного изготовления — с игольчатым или с плоским клинком.

 

О прицелах

Одним из существенных изменений, внесенных в русское стрелковое оружие в ходе войны, было уменьшение дальности постоянного прицела. В упомянутой выше записке полковника В.Г. Федорова в Артком вначале 1915 г. говорилось: «В бою к винтовке предъявляются значительно меньшие требования, чем это можно было бы предполагать в мирное время… на те расстояния, на которые нарезан прицел, стрельба никогда не производится, а почти всегда ограничивается значительно меньшими дистанциями… Надо считать, что армии в настоящее время являются милиционными ввиду того, что подавляющее большинство нижних чинов проходит курс обучения всего 6–8 недель… большинство офицеров высказывается, что прицел в бою не переставляется и что благодаря настильности полета остроконечной пули результаты получаются хорошие, тем более что стрельба на дальние дистанции почти не производится». В приказе военного министра от 29 апреля 1916 г. говорится о переделке трехлинейных винтовок с постоянного прицела на 560 шагов на постоянный прицел на 200 шагов. На Ижевском заводе выпуск винтовок с такими прицелами, согласно рапорта временно исполнявшего должность начальника завода генерала Кудрявцева, начался с 17 августа 1916 г. V отдел Арткома разработал специальную инструкцию для опиловки постоянного прицела 3-лин. винтовки (драгунской и казачьей) для стрельбы на 200 шагов (прицел 2). Это изменение прямо было связано с изменениями в тактике боя. В позиционных условиях атакующий, дабы уменьшить свои потери, старался сблизиться с противником перед переходом в атаку на дальность 200–300 шагов. С той же целью уменьшения потерь обороняющийся начал переносить основную линию обороны на обратные скаты высот. То есть наступающий мог выпустить последний прицельный выстрел с дальности 200–300 шагов, и обороняющийся должен был развивать на этой дальности наиболее интенсивный огонь. В таких условиях, как показывал опыт, большинство стрелков ведет огонь с постоянным прицелом, не внося поправок. Так что уменьшение более чем вдвое дальности стрельбы на постоянном прицеле было весьма актуальной мерой.

Приспособление к «трехлинейке» для «стрельбы из-за бруствера», включающее дополнительную ложу со спуском и тягой и «ружейный перископ»  

С другой стороны, росло значение прицельного огня отборных стрелков на средних и больших дальностях. В России, где стрелковой подготовке уделяли немало внимания, еще в 1906 г. начались опыты по приспособлению «ружейных прицельных труб» на трехлинейную винтовку обр. 1891 г. Однако пользоваться приходилось германскими прицелами. Имевшиеся в России предприятия оптической промышленности (филиалы германских фирм Цейса и Герца в Риге, оптическое отделение Обуховского завода в Санкт-Петербурге, завод Российского общества оптического и механического производства при участии французской «Шнейдер-Крезо», фабрика «Фосс и Кº» в Варшаве) были слишком слабы и зависимы от ввоза оптического стекла из-за границы. Начало варки оптического стекла на новом производстве при Императорском фарфоровом заводе в 1915 г. не намного улучшило положение. 11 декабря 1914 г. ГАУ выдало Обуховскому заводу заказ всего на 200 прицелов системы Герца для стрелкового оружия. Исполнение затянулось на два года. Первые 20 прицелов передали для испытания на «ручном ружье-пулемете» генерал-майора В.Г. Федорова. Пожелание полевого генерал-инспектора артиллерии «выполнить приладку 50–100 прицелов к 3-линейным винтовкам» для проведения опытов стрельбы из них на фронте не было выполнено. Снайперской винтовки русская армия так и не получила (как равно и каких-либо приспособлений для снайперов в виде маскировочных средств и т.п.).

«Окопная война», когда противники практически неподвижно находятся друг напротив друга на дальности в несколько сотен или десятков метров, а каждый метр передовой позиции пристрелян вражескими стрелками, просто не могла не породить идеи «стрелять из-за закрытий» — поднять винтовку над бруствером и наводить с помощью перископического приспособления. Приспособлений делалось много — от импровизаций с использованием раздвоенных веток и пары обработанных осколков зеркала до устройств фабричного изготовления. Специалистам ГАУ и Главного военно-технического управления (ГВТУ) русского военного ведомства только в 1915–1916 гг. довелось рассматривать прицелы, предложенные Эльтом, Орловским, Василевым, Глионеком, Борисовым и другими в самой России, а также приборы голландского инженера Хендрикса, французский «Defileur». Рассмотрев «прибор Глионека», V отдел Арткома в Журнале № 207–1915 даже предложил «объявить войскам об означенном приборе».

ГВТУ на середину 1916 г. заказало 20 000 «ружейных перископов». Наиболее остроумный и простой вариант предложил полковник Русской армии Мордах. В январе 1915 г. на Ружейном полигоне испытали его «прибор-зеркало». Небольшое зеркало помещалось в поворотной оправе, которое крепилось на конце приклада винтовки. Способ стрельбы был, по сути, модификацией известного тирового аттракциона «стрельба назад»: солдат прислонялся спиной к передней стенке окопа, клал винтовку на бруствер, прицеливался через наклоненное зеркало, а спусковой крючок нажимал большим пальцем — особой прицельностью стрельба без упора приклада в плечо все равно не отличается. В Журнале отдела по оружейной части Арткома ГАУ от 13 января 1915 г. отмечалось, что прибор «дешев и дает возможность поражать неприятеля, не неся совершенно потерь, что представляет несомненно большие выгоды, особенно в настоящую войну, когда бои приняли более позиционный характер. Употребление того же прибора как перископа для обозрения поля из глубины окопов также принесет большую пользу». Не будем забывать, что штатные перископы были большой редкостью. Для ведения наблюдения из-за укрытия оправа с зеркалом могла крепиться на штык винтовки — зеркало на длинной штанге и сейчас используют для наблюдения в полицейских операциях. «Прибор-зеркало полковника Мордаха» заказывался в больших количествах московской фирме «Л.Ф. Пло».

 

Автоматические винтовки и приставные магазины

Как уже указывалось, с началом войны прервались работы по выработке образца автоматической винтовки. Однако в 1915 г. интерес к автоматическим винтовкам возрождается. С одной стороны, пехота требовала легкого автоматического оружия. Две автоматические винтовки Федорова направили для войсковых испытаний на фронт в 85-й Выборгский пехотный полк. С другой стороны, вновь активизировались слухи о германской автоматической винтовке Маузера. Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего писал 14 июля управляющему военным министерством Поливанову: «Необходимо возбудить вопрос о снабжении и нашей армии подобными же ружьями… Вопрос мог бы быть разрешен путем заказа этих ружей за границей, хотя бы в Америке». 14 ноября генерал Гермониус передал сообщение французского министра снабжения А. Тома о появлении германской автоматической винтовки на Западном фронте. Начальник ГАУ А.А. Маниковский, ссылаясь на мнение полковника Федорова, уверил 29 ноября Военное министерство, что «установить сколько-нибудь быстрое производство автоматических винтовок при современных условиях не представляется возможным». Тем не менее вопрос не был снят. В конце 1915 г. распоряжением начальника ГАУ были отозваны с фронта Федоров, Токарев и Рощепей, рассматривались проекты новых изобретателей (П.П. Максимовского, Н.А. Ясникова, Н.П. Драгослава-Надточинского, С. Ливенцова, М.Г. Калашникова и др.). Однако ни один из проектов не дал сколько-нибудь приемлемого образца. Интереснее оказалось другое направление, определенное и реализованное В.Г. Федоровым, о чем будет сказано ниже.

Зато едва был преодолен «патронный голод» и более-менее налажен уход за винтовками в войсках, военные вернулись к вопросу повышения скорострельности — этого требовал характер позиционных боев, когда стрельба открывалась на небольших дальностях и велась с большим напряжением. Многие, естественно, «заболели» идеей приставных магазинов. Их громоздкость не казалась помехой в условиях отражения атак на окопы.

В июне 1916 г. на ружейном полигоне Офицерской стрелковой школы испытывались приставные магазины Жукова на 10 патронов к 6,5-мм японской винтовке «Арисака», в июле — магазины Сухаревского на 20 патронов к 3-лин. винтовке обр. 1891 г. По результатам испытаний V отдел Арткома ГАУ предложил заказать для войсковых испытаний 1000 магазинов Сухаревского. Во «Всеподданнейшем докладе по Военному министерству» за 1916 г. специально отмечались «способы для увеличения скорострельности винтовок, состоящих на вооружении»: «Наиболее подходящим оказался способ пригонки к винтовкам приставных магазинов на 25 патронов, потребность в коих определилась в 250 тыс. штук».

В январе 1917 г. штаб полевого генерал-инспектора артиллерии потребовал «срочного изготовления 50 000 приставных магазинов к австрийским винтовкам». Но V отдел Арткома вынужден был указать на то, что «разработанного образца не имеется, и разработка указанного магазина без… изменения конструкции самой винтовки невозможна».

13 января 1917 г. генерал-майор В.Г. Федоров в телеграмме начальнику Офицерской стрелковой школы генерал-лейтенанту Н.М. Филатову признавал «крайнюю необходимость к весне снабдить армию приставными винтовочными магазинами» и просил прислать ему лучший образец. Однако выяснилось, что «готовность магазинов Сухаревского и Жукова задерживается необходимостью их отладки». И тут привлек к себе внимание магазин штабс-капитана Кириллова к винтовке обр. 1891 г., впервые упомянутый в рапорте начальника ружейного полигона от 14 октября 1916 г. Магазин был признан лучшим, предлагалось заказать 1000 штук «Фабрике металлических изделий И.И. Пухова», но заказ не состоялся.

После испытаний на ружейном полигоне в ноябре 1917 г. десяти образцов этого магазина начальник полигона признал их «вполне удовлетворительными и могущими принести пользу в окопной войне» и предложил для выяснения возможности массового производства заказать 1000 штук Сестрорецкому оружейному заводу. Поскольку ожидалась эвакуация Сестрорецкого завода, заказ надеялись передать Тульскому. Месяц спустя штаб военного руководителя Военного совета Воронежского района запрашивал Отдел вооружения Всероссийского комитета по организации Красной Армии, «в каком положении находится изготовление приставных магазинов системы штабс-капитана Кириллова». С закрытием мастерских ружейного полигона и последующей эвакуацией полигона в Анапу работы над приставными магазинами пресеклись.

 

Попытки использования дробовиков

Интересной страницей поиска пехотного оружия ближнего боя были попытки использования гладкоствольных ружей (дробовиков). Хорошо известно о боевом применении дробовиков армией США — в 1917–1918 гг. она закупила около 20 000 дробовиков помповой схемы модели 97 и модели 12 фирмы «Винчестер» и модели 10 «Ремингтон». Но редко вспоминают о подобных работах в России.

14 сентября 1915 г. из Ставки Верховного Главнокомандующего телеграфировали помощнику военного министра генералу Беляеву: «Начальник Штаба признал заслуживающим внимания мысль вооружить часть безоружных людей… охотничьими ружьями. Последние, непригодные для дальнего боя, казалось бы, могут представить ценное оружие на ближних дистанциях… Представляется особо желательным сбор и использование наших берданок, так как на них может надеваться штык». Мысль об использовании штыка была совершенно обоснованна для оружия ближнего боя. Вставал вопрос и о разработке специальной модели картечного ружья. Но начальник Тульского завода категорически заявил в декабре 1915 г., что его специалисты «положительно переобременены срочными работами».

Не заставили себя ждать и исполнители. 23 октября ГАУ сообщает, что Тульский и Ижевский заводы «могут дать в данный момент 3 609 ружей 16-го калибра». «Торговый дом братьев Лильпон» (Москва) предлагает «для производства опыта вооружения безоружных людей… на фронтах» 1000 переделанных «берданок» и 1000 двустволок наиболее распространенного 16-го калибра и к ним 100 000 картечных патронов. Предложила она и проект инструкции «Применение охотничьих ружей и картечных патронов при отражении атак, направленных на окопы». Но ГАУ должно было согласовать работы с ГУГШ, а то ждало решения Штаба Верховного Главнокомандующего. В конце концов начавшиеся зарубежные поставки оружия вроде бы сняли вопрос с повестки дня. К тому же у многих специалистов не вызывала энтузиазма сама мысль о гладкоствольном оружии.

«Берданка» — широко распространенная заводская переделка винтовок «Бердан» в охотничьи ружья — имела шанс стать оружием ближнего боя русской армии  

12 декабря 1915 г. член Симбирского военно-промышленного комитета А.А. Кузнецов предложил в связи с острым недостатком пулеметов «приспособить для нужд армии все имеющиеся в России охотничьи ружья для стрельбы картечью по неприятелю, приблизившемуся на известное расстояние». Полковник И.П. Граве в отзыве от 29 февраля 1916 г. писал: «Предложение не обещает дать осязательные результаты ввиду незначительной скорострельности и малой убойности большинства… охотничьих ружей, а также трудности снабжения… вследствие их полной разнокалиберности. Подобные ружья не могут быть даже рекомендованы и партизанским отрядам».

Хотя была возможность стрелять из охотничьих ружей не только дробью. Уже существовал ряд неплохих пуль для дробовых ружей, и создавались новые. 30 ноября и 1 декабря 1916 г. на ружейном полигоне Офицерской стрелковой школы отстреляли 1000 оперенных пуль техника М.Г. Горшкова (для рассверленного до дна нарезов 7,62-мм карабина). На дальности 100 шагов они превзошли по пробиваемости и сравнялись по меткости с пулями «военной винтовки», но на 400 шагах летели «неправильно и попадали в щит боком». На этом основании предложение Горшкова было отклонено. Сам Горшков считал, что отрабатывает способ продления службы расстрелянных артиллерийских стволов, и с ружьями свою работу не связал. А неплохой был бы аргумент в пользу боевых «дробовиков».

 

Пулеметы

Нормы и потребности

Пулеметы системы Максима были приняты на вооружение русской армии в 1895 г. поначалу «для вооружения крепостей». Но уже с 1898 г. формировались отдельные пулеметные батареи (роты) при дивизиях, после Русско-японской войны пулеметные команды «спустились» в полки. Каждый пехотный полк получал команду в составе 8 станковых пулеметов.

С 1905 г. по соглашению с фирмой «Виккерс» производство пулеметов «Максим» было поставлено на Императорском Тульском оружейном заводе (большую работу здесь проделали П.П. Третьяков и И.А. Пастухов), использовавшихся в частях в основном с треногами «Виккерс» обр. 1904, 1909 и 1910 годов. А в 1910 г. на вооружение был принят «облегченный» тульский пулемет «Максим» (работами по модернизации руководил также П.П. Третьяков) на полевом колесном станке полковника А.А. Соколова. Станковый «Максим» обр. 1910 г. и стал к началу войны основным пулеметом русской армии как в пехоте, так и в кавалерии.

Пулеметная команда с пулеметами «Максим» обр. 1910 г. на позиции. В соответствии с предвоенными взглядами, пулеметчики заняли позиции на фланге пехотной части, поставив пулеметы на насыпи для лучшего обстрела

Пулеметная команда с пулеметами «Максим» на двуколках с пароконной запряжкой без передка  

По данным А.А. Маниковского, потребность в пулеметах исчислялась следующим образом:

В пехоте:

— 352 пулеметные команды 1-й очереди, по 8 пулеметов в каждой — 2816 шт.

— 152 пулеметные команды 2-й очереди, по 8 пулеметов в каждой — 1216 шт.

В кавалерии:

— 32 пулеметные команды по 8 пулеметов в каждой — 256 шт.

Закончить эту программу планировали к 1 января 1915 г.

Кроме того, по указаниям ГУГШ, полученным в разное время до начала мировой войны, должно было быть отпущено:

— в сформированную в апреле 1914 г. 4-ю Финляндскую стрелковую бригаду на 4 команды 8-пулеметного состава — 32 шт.

— Заамурскому округу пограничной стражи на 6 команд 4-пулеметного состава — 24 шт.

— в 3 и 9-ю Сибирские стрелковые дивизии, назначавшиеся в гарнизон Владивостока, для доведения до нормы 2 пулемета на роту — 192 шт.

— 10% запаса военного времени — 454 шт.

Всего планировалось поставить 4990 пулеметов, из них 454 — в запас.

К июлю 1914 г. даже основной план 1910 г. был выполнен не полностью. Пулеметов в Русской армии имелось:

— 352 пулеметные команды 1-й очереди — 2816 шт.

— 120 пулеметных команд 2-й очереди — 960 шт.

— 4 команды 4-й Финляндской стрелковой бригады — 32 шт.

— 6 команд Заамурского округа пограничной стражи — 24 шт.

— 32 команды в кавалерии — 256 шт.

— в запасе — 69 шт.

Всего в войсках — 4 098 пулеметов, в запасе — 69. Общая нехватка — 833 пулемета — падала на полки второй очереди и резерв. Что касается упомянутых 3 и 9-й Сибирских стрелковых дивизий, то они, по приводимым в литературе данным, к началу мировой войны имели лишь по одной 8-пулеметной команде.

В целом нормы снабжения пулеметами казались достаточными. Первые же месяцы войны показали всю глубину этого заблуждения. Причем заблуждение это было общим. Практически везде на пулемет смотрели как на вспомогательное артиллерийское орудие, отличающееся только типом «снаряда» и способное действовать в тесном взаимодействии с пехотой. Если русская пехотная дивизия на начало войны имела 32 пулемета, французская, германская и австрийская — по 24. То есть пулеметы накануне войны одинаково оценили — а точнее сказать, одинаково недооценили — во всех странах, вступивших в войну.

К 1 января 1915 г. во всей русской армии было 4 985 пулеметов «Максим» — по сравнению с планами ГУГШ накануне войны к этой дате нормы были даже превышены, но сами нормы оказались ничтожны. По воспоминаниям Маниковского, «до мая 1915 г. требования на пулеметы были случайны и эпизодичны, причем зимою (декабрь — февраль) они сильно сократились и стали возрастать лишь с оживлением военных действий». В апреле 1915 г. ГАУ, систематизировав требования из войск, поставило вопрос о введении в полки второй пулеметной команды и доведении нормы пулеметов до 16 на каждый пехотный полк и 8 (одна команда) на каждый кавалерийский и казачий полк. С учетом необходимости пополнить передовые запасы ежемесячная потребность была исчислена в 800 пулеметов. Даже после уменьшения до 600 она оказалась в 15 раз выше, чем запланированная в 1910 г. (40 пулеметов в месяц). В ГАУ поступило распоряжение помощника военного министра генерала Беляева о необходимости отпуска пулеметов для сформирования сверх существующих пулеметных команд еще: 872 особых пулеметных команды по 8 пулеметов (распоряжение от августа 1915 г.), для запасных батальонов — по 4 пулемета, для 10 запасных кавалерийских полков — по 2 пулемета, для 60 запасных казачьих сотен — по 2 пулемета на каждые 6 сотен, на 19 военных училищ и 24 школы подпрапорщиков — по 4 пулемета.

12 сентября военный министр А.А. Поливанов удвоил норму пулеметов и приказал довести ее до 2 на пехотную роту или до 32 на полк (в 4 раза против предвоенной).

То есть:

— для доведения до нового штата 616 пехотных и 256 кавалерийских и казачьих полков — 19 564 пулемета,

— для снабжения 180 запасных батальонов — 720 пулеметов,

— 50% общей потребности в запас — 10 886 пулеметов.

Всего требовалось подать в армию 31 170 пулеметов и выполнить это за 15 месяцев — к 14 января 1917 г. На месяц выходило в среднем 2078 пулеметов. А ведь к оговоренному сроку потребность в пулеметах оказалась еще больше. На январь 1917 г. (согласно материалам, подготовленным ГАУ к межсоюзнической конференции в Петрограде) общая месячная потребность русской армии определялась в 4430 пулеметов — сопоставимо с тем количеством, каким в 1914 г. собирались вести всю войну.

С другой стороны, начавшийся переход пехотных полков с четырехбатальонного на трехбатальонный штат позволил формировать пулеметные команды не 8-, а 6-пулеметного состава.

 

Производство пулеметов в России

Как удовлетворялась эта потребность? Начнем с отечественного производства. Тут вся тяжесть легла на Тульский завод, единственный, имевший в своем составе пулеметное производство. В первые 5 месяцев войны, то есть до конца 1914 года, ИТОЗ смог лишь компенсировать предвоенную нехватку пулеметов, выдав 828 штук — уже больше запланированного, но для 5-миллионной армии мало. 23 сентября 1914 г. Верховный Главнокомандующий увеличил это требование до 180–200, и ИТОЗ получил предписание увеличить выход пулеметов с 1 января 1915 г. до 200 в месяц. 3 апреля 1915 г. начальник Тульского завода рапортовал в ГАУ: «Согласно приказа Его Императорского Высочества Верховного Главнокомандующего, завод должен давать от 180 до 200 пулеметов в месяц; во исполнение этого приказания вверенный мне завод сдал за январь, февраль и март с. г. 672 новых пулемета, переделал под русский патрон 26 германских пулеметов и, кроме того, исправил и сдал обратно в склады 140 испорченных пулеметов.

Таким образом, вместо требуемых 200 пулеметов в месяц заводом сдано в склад 224 новых пулемета и сверх того сдано исправленных в среднем около 55, не считая запасных частей…

При тех средствах, которыми обладает вверенный мне завод, дальнейшее усиление выхода пулеметов решительно невозможно, а судя по тому, что до сих пор не удается сдать частной промышленности приготовления такой сравнительно простой части, как штыки, рассчитывать на помощь частной русской промышленности в деле снабжения армии пулеметами совершенно невозможно» (речь шла о предписании начальнику Тульского завода от марта 1915 г. «привлечь фабричный Тульский район к изготовлению хотя бы частей пулеметов»).

Необходимость срочного расширения производства была очевидна, и уже осенью 1915 г. в Туле вступил в строй новый корпус для производства станковых пулеметов — его строительство начали накануне войны. Здесь создали 1-ю и 2-ю пулеметные и пулеметно-сборочную мастерские. Они стали основой нового завода, но до выхода России из войны не довели до плана даже первой очереди завода, а 16 августа 1918 г. строительство приостановили (возобновлено в 1923 г.).

В марте 1915 г. дневной выход пулеметов на ИТОЗ вырос по сравнению с довоенным в 3 раза (в среднем 10,5 против 3,5), а станков Соколова — в 4 раза (6 против 1,5). С вводом нового корпуса выход пулеметов заметно вырос, и в первой половине 1916 года был более чем в 1,6 раза больше, чем во второе полугодие 1915-го.

Тульский завод старались по возможности разгрузить хотя бы от производства пулеметных станков за счет расширения кооперации «казенных заведений». Так, Петроградский орудийный завод изготавливал станки Соколова идо войны с производительностью 1,7 станка вдень, в декабре 1914 г. увеличил их дневной выход до 2,7, аза 1916–1917 гг. изготовил 3900 станков. Ижевский сталеделательный завод изготавливал и отдельные детали к пулемету «Максим». Заказы на вьючные приспособления для пулеметов с 1915 года получал Сестрорецкий оружейный завод.

Попытки привлечения частной промышленности к выпуску пулеметов действительно натолкнулись на еще большие трудности, чем в вопросе с винтовками. Предложения, разумеется, были. В январе 1916 г. в Военное министерство поступили предложения о постановке производства «максимов» от киевского промышленника М.И. Терещенко, инженера И.А. Семенова и акционерного общества «Пулемет».

М.И. Терещенко предлагал устроить завод для изготовления 10 000 пулеметов и произвести их поставку за 3 года. Цена пулемета — 2700 руб. при условии предоставления новому предприятию авансов, перевозки, валюты, технической помощи и т. д. Владелец Петроградского машиностроительного завода И.А. Семенов просил предоставить заказ на 10 000 пулеметов «Максим» по цене 2800 руб., также обязуясь закончить заказ в три года, но прося при этом права получать материалы и полуготовые изделия от казенных заводов. Другим заявлением Семенов предлагал поставку 10 000 пулеметов германской системы «Парабеллум» (модели 1913 г.) на тех же основаниях, но «дешевле» — по 2600 руб. Ничем не обеспеченное предложение общества «Пулемет» заключалось в постройке завода при помощи «американских технических сил». В результате Общество ни одного пулемета и не представило.

На ИТОЗ стоимость производства одного пулемета «Максим» на март 1916 г. составляла 1400 руб., станка Соколова — 700 руб. Заметное превышение цен на одно и то же изделие у частных и у казенных заводов было обычным делом.

Частную промышленность попытались привлечь хотя бы к производству пулеметных станков. ЦВПК отчитался в декабре 1916 г., что среди распределенных им заказов ГАУ было «4000 станков системы генерал-майора Соколова», из них 500 — Самарскому ВПК, 2000 — Петроградскому окружному ВПК, 1500 — Московскому ВПК. Всероссийскому союзу земств и городов (Земгор) еще 10 октября 1915 г. выдали заказ на 100 вьючных приспособлений для пулеметов.

В 1915 году к «Максиму» приняли более простой в производстве станок системы мастера И.Н. Колесникова. Он выпускался «казенными заведениями» — Петроградским орудийным заводом, Петроградским, Брянским арсеналами, заказ на щиты к нему в августе 1916 г. получили Сормовский и Ижевские заводы. Ижевский сталеделательный завод к маю 1917 г. сдал 2386 щитов к станку Колесникова и 1937 к станку Соколова, оружейный завод — соответственно 2350 и 1760 щитов.

Объемы выпуска станков, отдельных частей, двуколок и патронных коробок можно оценить по таким цифрам (по В.С. Михайлову и Е. 3. Барсукову):

Продолжал дебатироваться вопрос о щите. Он возник раньше Первой мировой войны и решался еще долго после нее. Бронещит имело большинство станковых пулеметов, поступавших на вооружение в разных странах. Хотя еще Русско-японская война показала значение подвижности пулемета и удобства его маскировки, новые установки принимались со щитом (ведь и артиллерия получила тогда щиты). Во время Первой мировой воюющие стороны пытались снабдить переносными или «катучими» щитами даже отдельных стрелков, ставился вопрос о щитах для ручных пулеметов. Где уж тут снимать щиты со станковых пулеметов. Между тем щит не только увеличивал вес и габариты станкового пулемета — крепление щита быстро разбалтывалось, и его дрожание при стрельбе ухудшало кучность. Однако ни Русская армия, ни РККА не смогли отказаться от щита — последний станок к станковому пулемету со щитом был принят в 1943 году.

Выше приводились данные бывшего руководителя ГАУ Е.З. Барсукова по помесячному производству винтовок и пулеметов русскими заводами (эти данные приводились также в труде А.А. Маниковского). Здесь приведем лишь результаты по годам.

Производство пулеметов за год:

1914 … 1184

1915 … 4251

1916 … 11072

1917 … 11456

Можно сравнить рост потребности в пулеметах, периодически определявшейся Военным министерством и ГАУ с текущим производством пулеметов в России:

Период … Заявленная ежемесячная потребность в пулеметах — Производство пулеметов в тот же месяц

Май 1915 г. … 800 — 301

Август 1915 г. … 1000 — 412

Сентябрь 1915 г. … 2070 — 440

Январь 1917 г. … 4430 — 1200

Своего максимума в 1200 штук месячный выход пулеметов достиг в декабре 1916 — январе 1917 г., и это было в 20 раз больше планировавшегося до войны. Вообще конец 1916 г. — период максимального производства и поставок пехотного вооружения.

Можно сравнить округленные цифры производства пулеметов в России и других воюющих странах:

 

Ружья-пулеметы

Долго не могли определиться с ручными пулеметами (или ружьями-пулеметами, как их называли), появившимися в первые годы XX века. В 1904 г., когда оказалось, что имеющиеся пулеметы Максима слишком громоздки для кавалерии, русское Военное министерство закупило в Дании 1250 ручных пулеметов «Мадсен». Дабы замаскировать покупку оружия у нейтральной страны, их назвали «ружьем-пулеметом обр. 1902 г.». Широко испытать их в бою не удалось, после 1905 г. ружья-пулеметы продолжали испытывать в кавалерийских и казачьих частях, отчасти и в пехоте, планировали передавать их в эскадроны и сотни. Однако с появлением «Максима» обр. 1910 г. со станком, пригодным для перевозки во вьюках, кавалерия предпочла их, а ружья-пулеметы передали в крепости. Правда, в 1911–1913гг. испытали несколько систем ружей-пулеметов («Гочкис», «Бертье», «Льюис»), Но их рассматривали как вспомогательное средство для артиллерии или возможное вооружение самолетов, причем наибольший интерес вызвал тогда пулемет Льюиса.

В первые же месяцы войны о ружьях-пулеметах пришлось вспомнить — поначалу в связи со все той же острой нехваткой пулеметов в кавалерии. Возвращали ружья-пулеметы «Мадсен». По словам генерала А.А. Маниковского, с началом войны «кавалерийские части, что называется, «с руками» рвали их у ГАУ». В 1915 г. ГАУ собрало в крепостях и через Петроградский склад передало фронтам еще пригодные «Мадсены», некоторые из них перед отправкой пришлось исправлять (включая, видимо, доработку под патрон с остроконечной пулей) на Сестрорецком и Тульском заводах. Пока еще просто пытались сгладить общую нехватку пулеметов, но вскоре роль ружей-пулеметов выявилась яснее, как и проблема насыщения ими армии.

При передвижениях на поле боя станковый пулемет был слишком тяжелым грузом, на открытой позиции оказывался слишком заметной целью, к тому же требовал выбора площадки и времени для установки. Находясь позади цепей, даже имея возможность огня через головы или в промежутки, пулеметчики не видели всех внезапно появляющихся целей и не могли быстро открыть по ним огонь. Попытки вести огонь через головы своих войск с высот — как это предусматривалось перед войной — приводили к быстрой гибели пулеметов от огня артиллерии противника. Войска стали присылать все больше заявок на ружья-пулеметы, которые могли повсюду следовать в цепях пехоты, быстро занимать позицию и открывать огонь. От ружья-пулемета не требовалось «заливать» огнем позиции противника — достаточно было обстреливать очередями отдельные точки, где были замечены или могли находиться пулеметчики или стрелки противника. К тому же ружья-пулеметы понадобились «для вооружения воздухоплавательных аппаратов и речных броневых отрядов».

«Из всех вопросов, связанных со стрелковым оружием и выдвинутых войной, вопрос о ручном пулемете был наиболее важным», — писал В.Г. Федоров. На начало 1917 г. потребность в ружьях-пулеметах определялась — по 8 на роту, то есть по 128 на пехотный и по 36 на кавалерийский полк (заметим отношение к ружьям-пулеметам, как к оружию роты и взвода), плюс — для вооружения аэропланов.

В войсках на 1 февраля 1916 г. «Мадсенов» имелось: в армиях и резерве Северного фронта — 191, Западного — 157, Юго-Западного — 332. «Мадсены» уже «отработали» свое, наладить производство запасных частей к ним не удавалось. Порученное в начале 1917 г. мастерским ружейного полигона Офицерской стрелковой школы изготовление частей «Мадсена» не было поставлено «ввиду приостановления в школе мастеров-оружейников всякого рода работ с наступлением революции» (февральские события 1917 года).

Поскольку ружья-пулеметы в России совсем не выпускались, их приходилось целиком заказывать у союзников, но те сами испытывали в них острую потребность.

 

Заграничные закупки пулеметов

По словам генерала Беляева, в вопросе массовых закупок пулеметов за границей «были встречены серьезные затруднения». Производительность британской компании «Виккерс» была «реквизирована» британским правительством для нужд британской армии. Первый солидный контракт с «Виккерс» председателю Комитета по снабжению Русской армии генералу Гермониусу удалось заключить лишь 25 мая 1916 г. — пока только на 400 000 пулеметных лент.

В США затруднения в размещении заказов выражались, во-первых, в том, что свои заказы там уже разместили Великобритания и Франция, во-вторых, в возможности признания предметов вооружения «военной контрабандой». И все-таки русские заказы на пулеметы удалось разместить полностью. Многие заказы в США давались через английское правительство (а точнее — через банкирский дом Моргана), но контракт на 10 000 пулеметов системы «Максима» под русский патрон заключил непосредственно генерал Гермониус. Заказ приняла фирма «Кольт» по цене 2362 руб. за пулемет («тульские» обходились почти вдвое дешевле), в контракте должны были участвовать «Виккерс» и «Пратт-Уитней».

11 марта 1915 г. военный агент в Лондоне генерал-лейтенант Ермолов заключил контракт с действовавшим в это время в Англии «Бельгийским обществом автоматического оружия» на поставку «1000 ружей-пулеметов Льюиса с запасными частями и треногами» по 1894 рубля за пулемет с поставкой до конца года. В пулемете «Льюис» привлекали его сравнительная со станковыми дешевизна, небольшой вес — 14,5 кг против 60 с лишним у «Максима» — и притом способность развивать достаточно интенсивный огонь (благодаря системе охлаждения). Уже вскоре и ГВТУ запросило выдачу из этого количества ружей-пулеметов «для вооружения воздухоплавательных аппаратов». Однако к 1 января 1916 г. поставлено было всего 400 штук.

В конце 1915 г. британское правительство «согласилось уступить» России свои заказы американским компаниям — речь шла о 22 тысячах станковых пулеметов «Максим» и «Кольт» и 10 тысячах «Льюис». В декабре 1915 г. на «Сэведж рмз компани» разместили русский заказ на 10 000 «Льюис» со сдачей с марта по ноябрь 1916 г. Его исполнение затянулось. Пулеметы «Льюис» поставлялись с английскими патронами калибра 303 (7,71 мм), благодаря чему — а также выдаче заказу через Англию — он считался у нас «английским», хотя разработан в США и там же выпущена основная масса этих пулеметов для России. Исполнение заказа затянулось, и к ноябрю 1916 г. сдано всего 1000 «Льюис». Только 14 ноября Гермониус телеграфировал, что «сдачи пошли лучше». Сдачу всего заказа «Сэведж» закончила в мае 1917 г. Для обучения офицеров и солдат обращению с ружьем-пулеметом «Льюис» в феврале 1917 г. из Англии в Петроград направили представителей «Общества автоматического оружия» Валеркейри и Бридигана.

В Англии выпускался и ручной пулемет «Гочкис», и 17 июня 1916 г. генерал Гермониус телеграфировал: «Английское правительство на днях подтвердило свое предложение о доставке нам пулеметов «Гочкис». Этот пулемет не вызывал у русских военных энтузиазма, но вопрос покупки чаще зависел не от самой системы, а от наличия патронов и сроков поставки. В Россию к пулемету «Гочкис» выслали было холщовые ленты, но работа пулеметов с ними была настолько ненадежна, что их переделали под жесткую ленту. Игнатьев 11 января 1917 г. сообщал, что «все пулеметы, посланные нам, уже переделаны для металлических лент».

Что касается патронов к пулеметам английского калибра, то уже к 20 сентября 1916 г. в Россию было отправлено «470 млн. патронов английского калибра, то есть на 70 млн. более предположенных к отправке 400 млн.». Характерно, что из излишка 70 млн. британское правительство просило Россию «передать 20 млн. патронов Румынскому правительству, которое испытывает в них крайнюю нужду».

В начале 1916 г. полковник В.Г. Федоров в «Записке-отчете по вопросам артиллерийского снабжения» сообщал: «При посещении в Париже нашего военного агента графа Игнатьева мне было указано, что во Франции заказано 50 000 автоматических винтовок системы полковника Шоша, причем означенная система, ввиду последовавшего любезного предложения изобретателя, мною может быть осмотрена на заводе, где устанавливается производство этих винтовок… По своим главным данным она скорее подходит к типу ружей-пулеметов… Ружье-пулемет полковника Шоша, как принадлежащее к системам автоматики с очень длинным откатом, в настоящее время считающимся уже устаревшим, не может быть признано вполне современным образцом». Оценка Федорова вполне оправдалась последующей эксплуатацией «Шоша» французской, русской и американской армиями.

На просьбу ГАУ об отпуске 1000 пулеметов «Шоша» французы вначале августа 1916 г. ответили отказом «вследствие громадного спроса на эти ружья французской армией», выдав, впрочем, 100 ружей-пулеметов и 153 600 своих 8-мм патронов «Лебель» марки «86 Dam». Эти ружья-пулеметы передали в Киевский артсклад для авиационных частей, но последние использовать их не стали. К концу года удалось заказать 50 000 ружей-пулеметов. 30 декабря Игнатьев писал: «Французское правительство обещает уступить нам с 01.11.1916 г. по июнь 1917 не менее как по 600 ружей-пулеметов «Шоша» марки C.S. R.G… Обеспечены патронами обр. 1886 г.». Этих сроков французы не могли выдержать и не выдержали. К концу сентября Россия получила только 3200 «Шоша», а патронов к ним до середины 1917 г. прибыло 2 416 316 штук. К пулеметам «Льюис» из Англии к этому времени поставили 738 235 830 патронов (из заказанных 800 млн.).

Пулеметчики с пулеметом «Кольт» М1895/1914 в прочном деревоземляном укрытии (ДЗОТ). Обратим внимание на низкую амбразуру — по-видимому, с откидываемой заслонкой — и на каски Адриана у пулеметчиков. Соответственно установке в укрытии пулемет — без щита

Станковые пулеметы системы «Кольт-Браунинг», заказ на которые Великобритания также «уступила» России, уже были знакомы русским специалистам и поначалу не вызвали у них особого энтузиазма. Еще в январе 1915 г. не без помощи британского правительства удалось выдать заказ на 1000 пулеметов «Кольт» по цене 650 долл. за пулемет (эта весьма выгодная для поставщика цена потом оставалась неизменной, общая же цена за комплект могла еще повышаться). 8 и 29 марта и 15 мая (старого стиля) русский военный агент в США полковник Голевский заключил соответствующие соглашения «с компанией Кольт» о поставках пулеметов до 30 октября. К 1 октября 1915 г. было сдано 700 пулеметов. В августе 1915 г. на Ружейном полигоне Офицерской стрелковой школы прошли испытания пулемета «Кольт» М1895/1914 («Кольт обр. 1914 г.»), по результатам которых начальник школы генерал-майор Н.М. Филатов писал: «Заряжание пулемета одному человеку очень затруднительно… Разнообразие поломок и сравнительно большое число их указывает на малую прочность частей пулемета». Однако заказ пулеметов в США казался гарантией быстрой поставки. И 31 августа ГАУ поручило Сапожникову вести переговоры о 20 000 пулеметах непосредственно в США, а Голевскому — дать заказ фирме «Кольт» еще на 1000 пулеметов под русский патрон. 23 сентября Голевский разместил заказ на 2850 пулеметов.

Основную часть русского заказа на пулеметы «Кольт» выполнял завод фирмы «Марлин» («Марлин-Рокуэлл») — сама «Кольт» взяла на себя русский заказ на 10 000 пулеметов системы «Максима». 29 января 1916 г. генерал Гермониус сообщал из Лондона, что британским правительством с фирмой «Марлин» («Марлин-Рокуэлл корпорэйшн») заключен контракт на 12 000 «Кольт» под русский патрон с поставкой в мае — сентябре 1916 г. 28 сентября заключен еще один контракт на 3060 пулеметов. 

Заказы на пулеметы в США распределились следующим образом:

На заводе фирмы «Кольт» в Хартфорде производство пулеметов вели полукустарным способом с пригонкой деталей вручную перед сборкой. Поэтому достичь полной взаимозаменяемости деталей не удалось. Русским приемщикам приходилось мириться с тем, что по лекалам проверялись только ствол и патронник, а затем собранный пулемет проверялся на прочность и взаимодействие частей. Спецификацию металлов определял производитель. Однако сдачу пулеметов завод «Кольт» вел довольно исправно.

Фирма «Марлин» для производства пулеметов «Кольт» спешно выстроила в г. Нью-Хэвен отдельный корпус и изначально ориентировалась на методы промышленного производства, с точным следованием чертежам и лекалам. Для консультаций привлекли специалистов фирмы «Кольт» и самого конструктора системы Дж. М. Браунинга. В июле 1916 г. «Марлин» поставила первые 50 пулеметов, но при этом попросила отодвинуть срок окончания поставок до 1 января 1917 г., на что русские представители дали согласие. При этом заказ сократили до 9000 пулеметов, а контракт на оставшиеся 3000 передали 28 сентября 1916 г. фирме «Кольт» с условием их сдачи в сроке ноября 1916 по март 1917 г.

Сдача пулеметов устойчиво росла: в сентябре 1916 г. завод «Марлин» сдал 1150 штук, в октябре — 1900, в ноябре — 2400, в декабре — 3050. Россия стала едва ли не самым крупным «потребителем» пулеметов «Кольт». Можно сказать, что американская военная промышленность во многом поднялась на средства от русских заказов.

Постановка производства пулеметов системы «Максим» на заводе фирмы «Кольт» шла с помощью «Виккерс» — из Англии прислали чертежи пулемета, лекал и инструмента и часть лекал в натуре. Оказывали помощь и русские приемщики. Сдача первых 100 пулеметов фирмой «Кольт» планировалась на апрель 1916 г., прибытие в Россию — на июнь, далее поставки должны были нарастать, и последние 2400 пулеметов прибыть в Россию в феврале 1917 г. 10 октября 1916 г. Гермониус сообщал, «что вследствие неисполнительности завода» фирме «Кольт» заказано только 6000 пулеметов «Максим» (тем более что в это время «Виккерс» предлагала поставку 10 000 пулеметов по цене в 1,5 раза меньшей), да и те могут быть сданы лишь к 31 марта 1917 г. В его же телеграмме от 19 октября говорилось, что «Colt Arms Co» увеличивает свою производительность» и сможет сдавать большие партии с февраля, хотя по контракту к этому времени поставки должны были завершиться. Наконец, заказ «Кольт» на пулеметы «Максим» сократили до 3000 со сдачей к июлю 1917 г. Однако с января по октябрь 1917 г. Россия получила 900 пулеметов, а к 1 января 1918 г. сдано всего 2000. К тому времени и сама фирма утратила интерес к контракту — в связи со вступлением США в войну она получила правительственный заказ на пулеметы «Кольт».

Кроме подобных проблем приходилось, понятно, сталкиваться и с мошенничеством. Весьма характерна для тех лет такая история. В апреле 1915 г. бывший военный министр Великобритании Э. Уорд предложил генерал-майору Рубану поставку 20 000 пулеметов «Кольт» по цене 4000 франков за пулемет неким «синдикатом заводов», якобы уже имевшим заказы Сербии и Румынии. В деле участвовал и американский делец, некий архитектор Андриус. 12 мая Рубан телеграфировал из Лондона: «При переговорах Англо-русского комитета с лицами, предлагающими 20 000 пулеметов, до сих пор не установлено, какие именно заводы будут изготовлять таковые и какие банкирские дома финансируют синдикат. Налицо признаки стремления получить контракт, а уже потом внести залог, что колеблет солидность дела». Его же телеграмма от 12 августа гласила: «Вокруг 20 000 пулеметов Кольта бродит толпа несомненных хищников. Вся эта компания не раз была уличена во лжи». Командированный в США генерал-майор Сапожников подтвердил, что пулеметы «предполагалось покупать и заказывать у несуществующего завода». 3 июня 1915 г. некий Бер предлагал поставку из Америки 10 000 пулеметов, не указав ни систему, ни завод. В справке ГАУ от 5 сентября 1915 г. упоминаются «предложение г. Дени заказа 50 000 пулеметов Максима под наш патрон…. предложение кн. Кочубея и подпоручика в отставке Соломонова на поставку 1000 пулеметов системы «Максим», но, разумеется, никаких заказов им дано не было. Осторожность и квалификация представителей русского Военного ведомства позволили избегать заказов таким «поставщикам».

Автомобиль, вооруженный ружьем-пулеметом «Льюис» (видимо, с использованием вертлюга от станка «Кольт»), патрулирует улицы в дни Февральской революции 1917 г.

Но острая потребность в пулеметах сохранялась. К примеру, когда в июне 1916 г. «поступило предложение на покупку 21 пулемета» в Нью-Йорке, Русский заготовительный комитет в Америке постановил командировать «старшего приемщика по пулеметам для производства требуемого осмотра». В июле 1916 г. военный агент в Париже полковник Игнатьев, узнав «об уступке пулеметов Францией правительствам Румынии и Италии», просил генерала Жоффра о передаче России 500 пулеметов «Гочкис» под французский патрон, рассчитывая, что они смогут использоваться на Кавказе, где у войск были винтовки «Лебель». Однако Наштаверх признал такую покупку «нежелательной».

Поставки пулеметов из США, по справке Главного управления заграничного снабжения от июля 1917 г., шла следующим образом:

Всего за границей было заказано:

До 1 июня 1917 г., по данным ГАУ, за границей было принято 16 960 пулеметов всех систем, из них в Россию поступило 10 900. Из 10 ООО «Виккерс»/«Максим» (американского производства) до 1917 г. успели получить 128.

Всего за 1917 год (до 1 октября) из-за границы получено пулеметов:

«Льюис» — 9600 из США и 1 860 из Англии,

«Шоша» — 6100 (по другим данным — 5 600) из Франции,

«Гочкис» — 540 из Англии,

«Виккерс» и «Максим» — 900 из Англии и США,

«Кольт» — 13 871 из США.

Таким образом, из более чем 44 тыс. пулеметов, заказанных за рубежом, поставлено было около 43 тыс., из них около 33 тыс. — в 1917 г. Основная масса зарубежных поставок пришлась уже на последний для России период Первой мировой войны. В 1914–1916гг. Русская армия применяла в основном пулеметы отечественного производства и трофейные. Зато за 1917 год количество пулеметов почти удвоилось по сравнению с 1916-м.

Соотношение поставок отечественных «максимов» и заграничных пулеметов можно увидеть из данных, приводимых А.А. Маниковским:

В результате пулеметное вооружение России также оказалось весьма пестрым в отношении систем и калибров.

«Помощь» со стороны союзников не окупала ни потоки русской крови, проливавшейся больше в интересах союзников, чем самой России, ни русского золота, уходившего за границу. Ввоз вооружений многократно превышал ввоз оборудования, и шансов поднять техническую оснащенность своей промышленности Россия не имела. Перспективным шагом на этом фоне было предложение датчан о постройке в России завода по выпуску ружья-пулемета «Мадсен» — появлялась возможность получить новый хорошо оборудованный оружейный завод. Строительство его начали в городе Коврове, и впоследствии завод сыграл важную роль в развитии отечественного вооружения. Но до конца войны он не поставил ни одного серийного пулемета.

 

Трофейные пулеметы на русской службе

Через год после начала войны, 22 августа 1915 г. помощник военного министра генерал Беляев писал своему коллеге Лукомскому: «Одним из вопросов, касающихся снабжения армии средствами борьбы и до сего времени не получивших сколько-нибудь удовлетворительного разрешения, является дело обеспечения частей войск пулеметами, как выразителями интенсивности стрелкового огня… Когда у противника пулеметами снабжены не только полки, а роты — в нашей армии число пулеметов в пехоте недостаточно, а в коннице — ничтожно… Запасные батальоны не имеют совершенно пулеметов, ввиду чего пришлось для обучения пулеметчиков сформировать особый пулеметный запасной полк, который, однако, и поныне не снабжен положенным ему числом пулеметов».

Потери материальной части при большом отступлении 1915 года еще более ухудшили ситуацию с оснащением войск пулеметами. В конце октября Главнокомандующий армиями Северного фронта генерал Рузский донес в Ставку, что на 105 пехотных полков фронта приходится только 503 пулемета. Полки 3-й очереди по сформировании имели только по 4 пулемета или не имели их вовсе.

«Выручали австрийские «Шварцлозе», переделанные под русский патрон, и, не в такой, правда, степени, германские «максимы» (немцы были далеко не столь исправными поставщиками, как их союзники). В каждом нашем полку, помимо штатной пулеметной команды, имелась еще и сверхштатная, а то и две», — писал А.А. Керсновский в «Истории Русской армии». Значительное количество «Шварцлозе» было захвачено в 1914 г. в Галиции. Часть трофейных пулеметов была переделана под русский 3-линейный патрон, остальные использовались с трофейными боеприпасами — в основном это были пулеметы, которые части сами оставляли у себя для пополнения в вооружении. Вообще-то использование трофейных пулеметов было обычным делом.

Трофейный пулемет «Шварцлозе», приспособленный для зенитной стрельбы с помощью высокой треноги  

Россия получала предложения на поставку «Шварцлозе» и от союзников. Полковник Игнатьев сообщал из Парижа 1 мая 1916 г.: «Французское правительство предлагает нам пулеметы «Шварцлозе», вывезенные из Сербии… Таких пулеметов имеется около шестидесяти». Французы и сербы просто хотели сократить типы пулеметов сербской армии, «которая имеет уже часть пулеметов Сент-Этьен 1907 г. и часть Максима». ГАУ решило воспользоваться предложением, хотя годных пулеметов оказалось лишь 50. В сентябре из Франции прислали еще 1000 лент к «Шварцлозе». Переделанные под русский патрон трофейные пулеметы имелись в войсках уже в 1915 г. — пулеметы переделывали на ИТОЗ, в мастерских Киевского и Петроградского артиллерийских складов. Процесс переделки продолжился и во время Гражданской войны.

 

Результаты поставок пулеметов

По данным ГАУ, с начала войны по 1 января 1916 г. поступило 5094 пулемета «Максим» от ИТОЗ и 1000 пулеметов из США, из них не отправленных в войска по разным причинам на 1 января осталось только 67. На 1 февраля 1916 г. три основных фронта имели около 4,4 млн. бойцов и следующее количество пулеметов:

В среднем — 1 пулемет на 590 человек (в начале войны — 1 пулемет на 1000 человек), хотя по армиям, корпусам и дивизиям показатели различались весьма значительно.

Пик общих поставок пулеметов пришелся на ноябрь 1916 г. — 2200 штук всех систем. Правда, к 1 ноября 1916 г. и общая численность действующей армии достигла максимума — 6 900 000 человек (для сравнения к 1 октября 1914 г. она составляла 2 700 000, а к 1 ноября 1915 г. — 4 900 000 человек).

На 1 января 1917 г. имелось станковых пулеметов:

Несмотря на рост поставок количество пулеметов на фронтах не «дотягивало» до штатной потребности. Неудивительно, что по-прежнему широко пользовались трофейными пулеметами. Скажем, на 1 марта 1917 г. в армиях Северного, Западного и Юго-Западного фронтов станковых пулеметов числилось: «Максимов» — 10 793 (при штатной потребности 19 032), «Кольтов» — 2 433 (при штатной потребности 6732), переделанных трофейных австрийских и германских пулеметов — 408, непеределанных австрийских — 961, германских — 84. На 1 мая того же года на Юго-Западном фронте среди прочего числилось также 5 трофейных пулеметов «Бергман». Большое количество австрийских пулеметов — результат наступления Юго-Западного фронта летом 1916-го, когда среди трофеев оказалось 1 795 пулеметов.

Общее количество пулеметов всех марок в русской армии с 1914 по 1917 год увеличилось в 6 раз (с 4152 до 23 800), в германской с 1914 по 1918 год — в 9 (с 12 000 до 104 000 в 1918 году), во французской — в 20 раз (с 5000 до 100 000).

Отставание русской армии от союзников и противников в «машинизации пехотного огня» по ходу войны становилось все больше. К концу войны в русской пехотной дивизии было 72 пулемета, в германской — 324 (из них 216 ручных), британской — 684 (576 ручных), французской — 400 (336 ручных). Средняя насыщенность боевых частей русской пехоты пулеметами к 1917 году увеличилась до 6,2 пулемета на 1000 штыков, однако она оставалась ниже, чем у противника и союзников — скажем, во французской (8,5 пулемета на тысячу штыков) или бельгийской (14,9 пулемета).

 

Образцы пулеметов

По классификации того времени выделялись «легкие, облегченные и тяжелые пулеметы «Максим». «Легкими» именовались пулеметы «Виккерс», полученные Россией в небольшом количестве и использовавшиеся в основном в кавалерии и авиации. «Тяжелыми» именовались отечественные пулеметы «Максим» обр. 1905 г., «облегченными» — обр. 1910 г.

Пулемет «Максим» обр. 1910 г. на упрощенном станке Соколова  

Автоматика пулемета «Максим» действовала по схеме отдачи ствола с коротким ходом. Запирание канала ствола производилось затвором (замком), подпираемым системой из двух шарнирно сочлененных рычагов, передний из которых (шатун) был связан плоским шарниром с затвором, а задний (мотыль) так же шарнирно крепился в задней части рамы, то есть рама играла роль ствольной коробки. На правый конец оси мотыля надевалась качающаяся рукоятка, играющая также роль ускорителя в работе автоматики, на левый — барабан (эксцентрик) с цепочкой типа Галя, соединенной с возвратной пружиной. Выстрел производился с закрытого затвора. Спусковой рычаг располагался между рукоятками управления и удерживался предохранителем.

Питание — из холщовой патронной ленты. Подача ленты — справа-налево ползуном. Патронная коробка переносилась и устанавливалась отдельно от пулемета и для надежной работы системы подачи второй номер вручную поддерживал подаваемую ленту в правильном положении.

Расчет пулемета «Максим» обр. 1910 г. на треножном станке «Виккерс» на позиции  

Пулемет обр. 1905 г. имел выдвижной или откидной стоечный прицел, пулемет обр. 1910 г. — откидной стоечный прицел с механизмом введения боковых поправок. Кожух ствола емкостью 4,5 л имел наливное (сверху сзади) и сливное (спереди снизу) отверстия. Часть пулеметов имела кожух с продольным оребрением, но ради упрощения производства от оребрения пришлось отказаться.

Система «Максим» отличалась высокой живучестью, надежностью действия, что и обеспечило ей исключительное долголетие. Большая масса пулемета затрудняла его передвижение, но способствовала увеличению меткости и кучности стрельбы.

Пулеметы «Максим» использовались с несколькими типами полевых станков:

— треножный станок (тренога «Виккерс») обр. 1904 г. и его модификация обр. 1909 г.,

— треножный станок «Виккерс» обр. 1910 г. с бронещитом, колесным ходом и возможностью менять высоту линии огня,

— станок Соколова (обр. 1908 г.) с колесным ходом, откидными ногами, бронещитом, позволял вести огонь в положении лежа или сидя. Увеличение производства требовало упрощения станка. Он лишился заднего ролика и подушки на хоботе. Затем убрали откидные ноги. Это отвечало и условиям применения — огонь из пулемета обычно вели из положения лежа либо ставили его на бруствер окопа,

— станок Колесникова с колесным ходом и бронещитом, отличавшийся простотой производства.

Большие колесные лафеты к 1914 г. были уже заменены в армии станками Соколова или треножными станками, но оставались в крепостях и учебных заведениях.

Пулеметный взвод с пулеметами «Максим» обр. 1910 г. на станках Соколова первоначального образца. Кавказский фронт  

Главным отличием пулемета «Виккерс» от системы «Максим» был перевернутый на 180° затвор, складывание шатуна и мотыля вверх и выброс стреляных гильз вниз. Это позволило уменьшить высоту короба и облегчить систему. Изменена конструкция надульника-усилителя отдачи. Крышка короба разделена на две части: передняя часть закрывала приемник, а задняя — короб. Модель «Виккерс» Mkl (у нас упоминался как «Виккерс» обр. 1910 или 1909 г.) имела кожух емкостью 4,1 л, гладкий или с оребрением. Треножный полевой станок «Виккерс» допускал стрельбу из положения лежа или сидя.

Станковый пулемет М1895/1914 «Кольт» системы Дж. М. Браунинга имел оригинальный газовый двигатель автоматики — с газовым поршнем на качающемся рычаге. Запирание канала ствола производилось перекосом затвора в вертикальной плоскости. За характерное движение рычага с поршнем, а также за пыль, поднимаемую отводимыми вниз пороховыми газами, пулемет получил прозвище «Potato Digger», то есть «картофелекопалка».

Пулемет М 1895/1914 «Кольт» («Кольт-Браунинг») на «низкой» треноге  

Ударно-спусковой механизм — куркового типа с прямолинейным движением курка. С правой стороны монтировался флажковый предохранитель. Рукоятка заряжания представляла собой поперечный штырь на конце шатуна под поршнем. Для ускорения перезаряжания пулеметы оснащались приспособлением BLICK с тросиком и качающимися рычажками. Питание — из холщовой патронной ленты на 100 патронов, подававшейся слева. Приемник — барабанного типа.

Пулеметы «русского заказа» имели складной рамочный прицел, насеченный до 2300 м, с механизмом введения боковых поправок.

Станок — треножный. Первые 1750 пулеметов «Кольт» пришли в Россию с высокой «французской» треногой (такую «Кольт» поставляла по французскому заказу). Такой станок не удовлетворял требованиям боевого опыта. Усилиями генерала Сапожникова заводы «Кольт» и «Марлин» постепенно стали поставлять «низкие» треноги. На длинной задней ноге станка крепилась поворотная поперечная планка с упорами для локтей («низкая тренога») либо сиденье и сумка с принадлежностью и запчастями («высокая тренога»). Щиты оказалось надежнее делать в России на Ижорском заводе из 6,5-мм броневой стали.

Австрийский пулемет M/07/12 «Шварцлозе» на штатном треножном станке  

Станковый пулемет системы германского конструктора А. Шварцлозе брался в качестве трофеев у австро-венгерских войск в основном в виде моделей М/07 и М/07/12. Автоматика работала за счет энергии отдачи полусвободного затвора. Замедление отпирания канала ствола осуществлялось сразу двумя способами — сопротивлением пары шарнирно сочлененных рычагов и перераспределением энергии отдачи между двумя частями затвора. Ударный механизм — ударникового типа. В спусковом рычаге монтировался неавтоматический предохранитель. Для ослабления сцепления гильзы со стенками патронника и предотвращения ее разрыва служил механизм смазки («осалки») — патрон смазывался перед досыланием в патронник.

Питание — из холщовой ленты на 250 патронов. Подающий механизм — барабанного типа, подача ленты — справа налево.

Кожух ствола емкостью около 3,5 л содержал несложный золотниковый механизм, регулировавший отвод пара — перемещаясь собственной массой, золотник при больших углах возвышения открывал верхнее пароотводное отверстие, а при углах склонения — нижнее. Прицел — секторный, с установками от 200 до 2400 м.

Станок — треножный с возможностью регулировки высоты линии огня регулировался выдвижением ног и фиксировался зажимами. Пулемет и станок выгодно отличались от ряда своих «ровесников» сравнительно небольшими размерами. Мог крепиться щит.

Пулемет «Мадсен» модели 1916 г. (Р1916) без сошки и магазина  

Автоматика ружья-пулемета (ручного пулемета) «Мадсен» системы Мадсена — Расмусена — Скоуба работала по схеме отдачи ствола с коротким ходом. Запирание канала ствола осуществлялось оригинальным качающимся в вертикальной плоскости затвором, ось которого крепилась в ствольной коробке. Качающийся затвор обеспечивал надежное запирание и позволял укоротить короб, но потребовал введения ряда дополнительных устройств и в целом привел к усложнению оружия.

Питание — из сменного коробчатого магазина секторной формы емкостью 25 патронов. Патрон проходил из магазина в патронник по сложному пути, в целом требовалась синхронизация движения такого количества деталей, что о пулемете бытует шутка — дескать, самым примечательным в системе «Мадсен» было не то, что она работала хорошо, а то, что она вообще работала. Тем не менее пулемет действовал вполне надежно, что можно отнести на счет качественного изготовления.

Ударно-спусковой механизм — куркового типа, позволял вести одиночный и автоматический огонь; переводчик находился в задней части спусковой скобы. Имелся флажковый предохранитель. С правой стороны затыльника находилась качающаяся рукоятка заряжания, при стрельбе она оставалась неподвижной.

Прицел — секторный. На кожухе ствола крепилась складная двуногая сошка.

Ручной пулемет «Льюис» с легкой двуногой сошкой  

Ружье-пулемет (ручной пулемет) «Льюис» был разработан американским конструктором С. Мак Кленом при активном участии О.М. Лиссака. Имел газовый двигатель автоматики с отводом пороховых газов через поперечное отверстие снизу ствола, имелся газовый регулятор. Запирание канала ствола — поворотом затвора, имевшего четыре боевых выступа в задней части остова. Ударный механизм — ударникового типа. Выстрел — с заднего шептала. Предохранителем от случайного выстрела служила планка, перекрывавшая прорезь ствольной коробки. Характерными чертами были улиткообразная (спиральная) возвратно-боевая пружина, дисковый магазин без пружины подавателя и система воздушного охлаждения ствола. Патроны в открытом снизу магазине укладывались радиально и подавались, скользя по винтовому пазу. Вращение магазина происходило от подвижной системы автоматики, что приводило к задержкам при затрудненных условиях стрельбы.

Воздушное охлаждение — по сифонной схеме: при выстреле пороховые газы образовывали разрежение в дульной части, в результате воздух с казенной части интенсивно продувался вдоль кожуха через надетый на ствол алюминиевый радиатор с высокими ребрами. Магазин сравнительно большой емкости и система интенсивного охлаждения ствола позволяли вести достаточно интенсивный огонь.

Прицел — складной рамочный. Сошка к пулемету была принята жесткая треугольная.

«Льюис» допускал стрельбу в движении с использованием ремня, но только от бедра, так что прицельностью такая стрельба не отличалась. Прицельную стрельбу ручные пулеметы Первой мировой войны допускали только с упора.

«Льюис» был тяжеловат — почти половина от массы станкового «Виккерс», но из всех ручных пулеметов Первой мировой войны оказался самым «долгослужащим».

Ручной пулемет «Шоша» CSRG с коробчатым магазином и двуногой сошкой  

Схема ружья-пулемета (ручного пулемета) «Шоша» была разработана Л. Шоша, Ш. Суттэ. В начале войны они вошли в комиссию по разработке «легкого пулемета» для французской армии, в комиссию вошел также П. Риберойль, директор завода «Велосипедного общества «Гладиатор». Пулемет был принят на вооружение под обозначением Fusil-Mitrailleur M1e 1915 или С. S. RG — по фамилиям конструкторов и имени завода, где начали производство.

Автоматика пулемета работала по схеме отдачи ствола с длинным ходом. Подвижная система заключалась в трубчатом коробе, переходившем впереди в перфорированный кожух ствола. Запирание канала ствола производилось поворотом боевой личинки затвора с двумя боевыми выступами. Выстрел — с заднего шептала. Имелся неавтоматический флажковый переводчик-предохранитель с установками для автоматического и для одиночного огня. Невысокий темп стрельбы способствовал управляемости пулемета.

Магазин отличался малым радиусом кривизны и имел форму полукольца. Для надежной подачи патрона пришлось принимать дополнительные меры. Первоначально магазин имел сплошные стенки, потом в них появились большие окна, облегчившие магазин, но повысившие опасность засорения системы (при стрельбе с сошки магазин находился над самым грунтом).

Секторный прицел был насечен до 2000 м, но эффективная дальность стрельбы была значительно меньше. Сошка — складная двуногая.

В целом «Шоша» был наименее удачным из массовых пулеметов Первой мировой войны. Главным достоинством «Шоша» были простота и дешевизна производства.

 

«Автоматическая рота генерал-майора Федорова»

Так в процессе формирования условно называли подразделение, связанное с одной из наиболее интересных разработок периода Первой мировой войны. Дело не только в том, что на вооружение этой роты поступило «ручное ружье-пулемет» В.Г. Федорова (позднее названное «автоматом») — единственный принятый на вооружение за всю войну отечественный образец автоматического оружия. Само появление этого оружия в середине войны прямо связано с анализом ее опыта и поиском выхода из «позиционного» тупика, в котором оказались воюющие армии и пехота прежде всего. Поэтому стоит вспомнить об этом отдельно.

Ручное ружье-пулемет» (автомат) Федорова и каска Адриана — новинки вооружения и экипировки русской пехоты. Такие новинки в сочетании с новой тактикой могли бы придать пехоте качественно новые возможности   

В начале 1916 г. полковник В.Г. Федоров в своей уже упомянутой «Записке-отчете» делает важное заключение: «Ни в Англии, ни во Франции совершенно не поднят еще вопрос о перевооружении армии автоматической винтовкой, все дело сводится лишь к широкому испытанию в боевых условиях этого нового оружия, причем заказываются не автоматические винтовки, а ружья-пулеметы, которые, по моему мнению… в настоящее время имеют безусловно большее значение, чем упомянутые винтовки… Полагаю, что и для нашей армии вопрос заключается лишь в необходимости самого широкого испытания в боевых условиях различных систем ружей-пулеметов и автоматических винтовок, причем… необходимо немедленно заказать некоторое количество до 3 или 5 тысяч автоматических винтовок, приспособленных для непрерывной стрельбы и имеющих магазин на 20–25 патронов».

В мастерских ружейного полигона Федоров, с помощью В.А. Дегтярева и используя предвоенный задел, занялся переделкой автоматической винтовки своей системы в ружье-пулемет. Его 6,5-мм патрон «улучшенной баллистики» так и остался опытным, зато имелось значительное количество японских 6,5-мм патронов к винтовкам «Арисака», под которые и переделывалось оружие. Федоров рассчитывал на меньшие дальности стрельбы, нежели считалось необходимым ранее, что позволяло укоротить ствол с 800 до 520 мм и облегчить оружие в целом (как это было сделано в пулемете «Шоша»). Федоров ввел в систему флажковый переводчик, подвижную крышку затвора, разработал серию отъемных магазинов большой емкости. К сентябрю 1916 г. в мастерской полигона собрали восемь 7,62-мм ружей-пулеметов Федорова (получившего уже звание генерал-майора) с магазином на 15 патронов, три 6,5-мм с магазином на 25 патронов и два с магазином на 50 патронов, а также сорок пять 6,5-мм автоматических винтовок. V отдел Арткома в Журнале от 6 сентября 1916 г. отнес оружие Федорова к особому классу ручных ружей-пулеметов.

14 августа 1916 г. начальник Генерального штаба направил в ГВТУ следующее письмо: «По обстоятельствам настоящего военного времени представляется необходимым сформировать теперь же роту, вооруженную ружьями-пулеметами и автоматическими ружьями системы генерал-майора Федорова по особому представленному здесь штату… Распыление ружей по существующим частям не даст полной картины полезного их действия, что может быть достигнуто только… в случае сформирования и командирования в Действующую армию особой войсковой части, укомплектованной специально обученными офицерами и нижними чинами и имеющей достаточный запас личного состава для немедленной замены убывших». Предлагавшийся штат роты включал три взвода — один с 8 ружьями-пулеметами и два по 25 автоматических винтовок. В течение лета и осени при Офицерской стрелковой школе на основе роты 189-го Измаильского пехотного полка 48-й пехотной дивизии была сформирована и обучена «команда особого назначения». Ей передали 45 винтовок и восемь 7,62-мм ружей-пулеметов Федорова, снабдив их клинковыми штыками «по образцу Кавказского казачьего войска» и чехлами для переноски оружия. Кроме того, команда была «снабжена всеми новыми техническими усовершенствованиями» — оптическими прицелами системы Герца, призматическими биноклями, приборами для стрельбы из-за закрытий, переносными полевыми стрелковыми щитами системы Технического комитета ГВТУ, стальными шлемами Адриана. Оптические прицелы были заказаны Обуховскому заводу еще в декабре 1914 г. для штатных 7,62-мм винтовок. К каждому ружью-пулемету полагалось иметь: 4 патронные обоймы, 1 патронный ящик, 1 кожаную сумку с запчастями и принадлежностью, 1 стрелковый щит. «Автоматической роте генерал-майора Федорова» придали второй комплект обученных нижних чинов, вооруженных пистолетами «Маузер», для замены выбывших из строя. Речь шла не просто о боевом испытании ружей-пулеметов и автоматических винтовок, но о пехотном подразделении с новой системой вооружения и оснащения и новой тактикой.

Но опыта не получилось. «Автоматическую роту» как «отдельную стрелковую роту» (3 офицера и 150 нижних чинов) 189-го Измаильского пехотного полка в январе 1917 г. отправили на Румынский фронт. На 30 апреля 1917 г., согласно ежедневному докладу начальника штаба 48-й пехотной дивизии, в отдельной стрелковой роте 189-го полка состояло 3 офицера и 138 нижних чинов. Сообщений о результатах ее боевого применения найти не удалось. Рота, по-видимому, распалась во время «эвакуации Румынии». Между тем на примере этой роты и с широким использованием легкого автоматического оружия могла быть опробована новая, групповая тактика пехоты (вспомним, какую роль сыграли в 1918 г. в действии штурмовых отрядов германской пехоты пистолеты-пулеметы MP.18). Правда, оружие Федорова попало и на Западный фронт — на апрель 1917 г. здесь числилось 4 его «ружья-пулемета».

Несмотря на усилия, предпринятые и самим В.Г. Федоровым, и руководством ГАУ, поставить новое оружие на производство в ходе войны не успели. Только в 1921 г. упомянутый Ковровский пулеметный завод начал его серийный выпуск. Но это уже — другая история.

 

Револьверы и пистолеты

Личное оружие в русской пехоте имелось у офицеров (как основное) и у унтер-офицеров и солдат отдельных специальностей и к началу мировой войны было представлено в основном 7,62-мм револьвером «Наган» обр. 1895 г. в двух основных модификациях — «офицерский» (с возможностью стрельбы самовзводом или предварительным взведением курка) и «солдатский» (без самовзвода). В системе Л. Нагана остроумно решалась типичная для револьвера проблема соосности каморы со стволом и прорыва газов между ними, емкость барабана 7 патронов, была больше, чем у большинства военных револьверов. Но заряжание и разряжание по одному патрону казались слишком «мешкотными». Неудивительно, что в России, как и в ряде других стран, уже в начале XX в. обратили внимание на конкурента револьверов — «автоматические» (самозарядные) пистолеты. Правда, в России вопрос решили компромиссно. Несколькими приказами в 1907–1913 гг. офицерам разрешили для приобретения за свои средства пистолеты: 9-мм «Парабеллум», 9-мм «Браунинг» модели 1903 г. для ношения встрою; 7,65-мм «Браунинг» моделей 1900, 7,65- и 9-мм «Браунинг» 1910/12 г., 6,35-мм «Браунинг» 1906 г., «Штайр» 1909 г., «Маузер» 1910 г. для ношения вне строя.

7,62-мм револьвер «Наган» обр. 1895 г. — основное личное оружие русской армии

9 -мм самозарядный пистолет «Браунинг» модели 1903 г., разрешенный к приобретению для ношения «в строю и вообще при исполнении служебных обязанностей» еще в 1907 г., оказался достаточно распространен у русских офицеров   

Кроме того, накануне мировой войны уже пытались определить модель для перевооружения всей армии. Но эти работы прервала война. При этом она отнюдь не сняла вопросы ни об увеличении выпуска револьверов, ни и об «автоматическом» пистолете. Необходимость увеличения количества личного оружия стала вскоре очевидной. Во-первых, оно требовалось «специальным частям» — авиационным, автомобильным, мотоциклетным. Во-вторых, выдача личного оружия в небоевые подразделения позволяла высвободить столь необходимые винтовки и карабины. В-третьих, потребовалось компактное скорострельное оружие для боев в траншеях.

Если накануне войны не рассчитывали на резкий рост потребности в винтовках и пулеметах, то быстрого увеличения выпуска револьверов тем более не предусмотрели. К 20 июля 1914 г. Русская армия располагала 424 434 револьверами «Наган» обр. 1895 г. (при штате 436 210 штук).

18 сентября 1914 г. ГАУ дало Тульскому Императора Петра Великого оружейному заводу — а это было единственное в России массовое производство личного оружия — задание обеспечить дополнительно к установленной ранее программе выпуск 150 тысяч винтовок и 25 тысяч револьверов. Если перед войной ИТОЗ в среднем давал в день всего 130 револьверов, то в марте 1915 г. — 100 офицерских и 300 солдатских.

ПРОИЗВОДСТВО РЕВОЛЬВЕРОВ НА ТУЛЬСКОМ ОРУЖЕЙНОМ ЗАВОДЕ С 1901 ПО 1917 г.

Всего за 1914–1917 гг. Тульский завод поставил русской армии 474 800 револьверов — больше, чем за предыдущие 15 лет. Качество отделки деталей (а револьвер требовал много ручной работы) вынужденно ухудшалось. М.В. Фрунзе позже вспоминал: «Качеству нагана производства военного времени мы не особенно доверяли, и каждый командир предпочитал изделия до 1914 г.».

Недостаток запасов, быстрый износ имеющихся револьверов и снижение качества производства вынуждали увеличивать выпуск патронов, снаряженных дымным («бурым ружейным») порохом. Начальник Петроградского патронного завода в рапорте от 7 февраля 1915 г. сообщал, что «вследствие разрывов барабанов револьверов при стрельбе патронами с бездымным порохом» револьверные патроны начали снаряжать дымным порохом. Это позволило к тому же сгладить проблему нехватки бездымных порохов. Но потребности армии увеличившийся выпуск револьверов и револьверных патронов не покрывал.

Тут также пришлось прибегнуть к закупкам за рубежом. Уже вначале 1915 г. в Японии были закуплены 7,63-мм пистолеты «Маузер» в количестве 5000 штук и 1 250 000 патронов к ним — 250 патронов на пистолет — «по цене 56 рублей 60 копеек за револьвер и 45 рублей за одну тысячу патронов» (согласно Справке ГАУ от 24 мая 1915 г.). К концу мая пистолеты доставили на Петроградский артиллерийский склад. В начале мая 1915 г. фирма «Ле Персон» («Le Personne and Co») в Лондоне предложила русскому военному агенту в Англии генералу Рубану «1530 автоматических пистолетов Маузера калибра 7,63 мм». С согласия полевого генерал-инспектора артиллерии великого князя Сергея Михайловича Рубан приобрел 1500 пистолетов и по 150 патронов на каждый.

Комиссия адмирала Русина, как уже отмечалось выше, не смогла в конце 1915 г. разместить планировавшийся заказ на миллион пистолетов. Но в отношении от 28 декабря 1916 г. ГАУ сообщало: «Наш военный агент во Франции в начале текущего года заказал… 100 000 автоматических пистолетов типа «Браунинг» калибра 7,65 мм и револьверов образца французской армии калибра 8 мм по приблизительной цене… 10 р. 56 к. за экземпляр, без кобур. В мае и июне с. г. французское правительство уступило из своих запасов в счет общего количества по 10000 экземпляров каждого типа, и заводами были изготовлены 57 850 штук. Остальные подлежат сдаче до конца 1916 г.». 5 млн. патронов к ним должны были быть изготовлены во Франции. Главными (и, пожалуй, единственными) достоинствами «испанских браунингов» были их дешевизна перед другими самозарядными пистолетами и быстрота поставки, по надежности они значительно уступали своим бельгийским прототипам. В самом конце года заказ в Испании на 100 000 «7,65-мм пистолетов системы Браунинга» был утвержден.

Эйбарские браунинги — 7,65 мм «Зулайка» модели 1914 г. и карманный 6,35 мм «Унион»

Ставший весьма популярным 7,63-мм самозарядный пистолет «Маузер» С /96 в процессе заряжания — затвор отведен назад, обойма с патронами вставлена в пазы

Кроме того, в 1916 г. удалось разместить заказы: в Англии — еще на 50 000 пистолетов «Маузер», в США — на 100 000 пистолетов «Кольт» М1911. В сочетании с увеличившимся производством на ИТОЗ револьверов «Наган» это должно было обеспечить заявленную в июне 1916 г. потребность в личном оружии — «10 000 револьверов» ежемесячно. К февралю 1917 г. из Франции прибыло 58 345 пистолетов и 3 042 500 патронов из «испанского заказа». Фирма «Кольт» уже в мае — июне 1916 г. сдала около 6000 пистолетов. Всего, по американским данным, с 19 февраля 1916 г. по 18 января 1917 г. «Кольт» отправила в Россию 47 100 пистолетов (то есть менее половины заказанных). Хотя заказ на М1911 «Кольт» был одним из самых солидных, поставлено их было меньше, чем «испанских браунингов» или С/96 «Маузер».

На калибр закупаемых пистолетов особого внимания не обращали — лишь бы с оружием поставлялось достаточно патронов. Разнообразие использовавшихся моделей личного оружия осложняло и без того непростую ситуацию с «многокалиберностью» стрелкового вооружения русской армии. Впрочем, в отношении личного оружия в такой ситуации оказались и другие армии, независимо от того, приобретали ли они срочно требовавшееся в возраставшем количестве личное оружие у собственных фирм или за рубежом. Для имевшихся в большом количестве пистолетов «Браунинг» 1903 г. Петроградский патронный завод выпускал 9-мм патроны «браунинг длинный», хотя по качеству эти патроны уступали зарубежным.

Поскольку большинство пистолетов поставлялось без кобур, в январе 1917 г. на Технический комитет Главного интендантского управления возложили «выработку кобур» к пистолетам «Кольт» и «Браунинг» — это было частью работ интендантского управления над снаряжением для ношения иностранных образцов оружия и боеприпасов к ним.

 

Ручные и ружейные гранаты

 

Не то чтобы до Первой мировой войны ручные гранаты были в загоне, просто относили их к вспомогательным инженерным средствам. Ситуацию несколько изменили Русско-японская и Балканские войны, когда в боях за полевые укрепления ручные гранаты оказались весьма эффективны в руках пехоты — за недостатком штатных войска нередко начинали делать их сами. Правда, непосредственно после Русско-японской войны в условиях первой русской революции и хронической нехватки средств у военного ведомства разработкой «ручных бомб» (ставших известными под именем «македонки») больше занимались революционные организации. Картина получалась любопытная. Пока в военном ведомстве ручными гранатами занимались пусть квалифицированные, но одиночки при незначительной официальной поддержке, революционеры за короткий срок в условиях конспирации сформировали целую систему разработки, производства и поставки «ручных бомб». Конечно, их «македонки» были кустарной продукцией, производились в количествах, с трудом удовлетворявших боевые дружины, «военным» потребностям не соответствовали.

Ручная граната обр. 1912 г. (употребляли также название «ручная бомба») со вставленным запалом  

Армия к началу мировой войны успела принять две модели ручных осколочных гранат системы В.И. Рдултовского — обр. 1912 и обр. 1914 г.с дистанционным запалом. Самарский завод взрывчатых веществ за 1913 г. выпустил 59,5 тыс. ручных гранат обр. 1912 г., за 1914 г. — 126,2 тыс. 

 

Заготовление ручных гранат

Заготовление гранат в первый год войны шло по линии ГВТУ. В вопросе этом оставалось много неясного. Так, 14 февраля 1915 г. начальник ГАУ писал исполнявшему должность начальника Генерального Штаба: «Из письма Вашего Высокопревосходительства от 11.01 мне впервые стало известно, что снабжением войск ручными гранатами ведает начальник Инженерного снабжения армий».

С начала войны по 1 января 1915 г. в войска направили всего 395 930 гранат, преимущественно обр. 1912 г. Вынужденно оставались в производстве и устаревшие системы. Мастерскими в крепостях Северо-западного фронта изготавливались гранаты Лишина, полковник Зеленский 24 сентября 1915 г. получил разовый заказ на 16 000 ручных гранат его системы. Член Военного совета генерал барон фон Ашерберг, проверяя в феврале 1915 г. снабжение действующей армии, отметил: «Ручные гранаты войска просят тротиловые, а не пироксилиновые» (однако ГВТУ, с разрешения Военного совета, взяло на себя заготовление 300 000 дистанционных гранат с саперными пироксилиновыми шашками). С весны 1915 г. ручные гранаты включаются уже в число «основных средств артиллерийского снабжения», а дело их заготовления постепенно переходит от ГВТУ к ГАУ (с сентября целиком отвечало за поставки).

Гранаты требовались все в больших количествах. Понятие «снарядный голод» вполне относилось и к этому типу боеприпасов. К 1 мая 1915 г. в войска выслано 454 800 гранат обр. 1912 г. и 155 720 — обр. 1914 г. Между тем в июле этого года начальник ГАУ оценивает только ежемесячную потребность в 1 800 000 ручных гранат.

Для увеличения поставок решили начать производство чугунных гранат «германского образца» с терочным дистанционным запалом. Снаряжение порохом, отсутствие капсюля-воспламенителя и детонатора делали их производство сравнительно простым в условиях дефицита взрывчатых веществ. 18 февраля 1915 г. полевой генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович получил телеграмму: «Главнокомандующий армиями просит испытать и заказать ручные гранаты <германского образца> в возможно скорейшем времени».

Снаряжение гранат взрывчатыми веществами велось в казенных «заведениях». Кроме Охтенского и Серги-евско-Самарского заводов взрывчатых веществ к этому привлекались мастерские Свеаборгской крепостной артиллерии, снаряжательные мастерские артиллерийских складов. Охтенский завод прекратил выпуск гранат обр. 1912 г. в августе 1915 г., Самарский продолжал его до 1916 г. С марта 1916 г. выпуск гранат начал новый Троицкий снаряжательный завод вблизи Сергиева Посада. К июню 1916 г. здесь изготовили 435 000 гранат обр. 1914 г., 309 380 гранат германского образца и 6000 учебных.

Петроградский арсенал в 1914 г. изготовил около 100 тыс. корпусов ручных, в 1915 г. — 1,5 млн., в 1916 г. — 2 млн., в 1917 г. — 3,6 млн. корпусов. Кроме того, за 1916-й и 1917 гг. он изготовил по 249 050 дистанционных запалов к ручным гранатам.

К изготовлению корпусов и некоторых других деталей гранат привлекается и отечественная частная промышленность. Поначалу заказы на ручные гранаты обр. 1912 и 1914 г. ГАУ распределяло по фабрикам и мастерским само. Вскоре размещение заказов в частной промышленности взяли на себя Земгор и ЦВПК. Первый заказ на корпуса ручных гранат Особое совещание по обеспечению действующей армии выдало Земгору 3 июля 1915 г. Потом ГАУ передал ЦВПК заказ на 13 352 900 корпусов гранат обр. 1914 г., а 3 сентября 1915 г. — на 5 370 000 корпусов гранат германского образца. Всего на август 1915 г. в технических артиллерийских заведениях ГАУ были размещены заказы на 4 310 000 корпусов гранат, а в частной промышленности — на 16 430 000. На октябрь 1915 г. объемы выданных заказов на ручные гранаты разных систем выросли до 44 820 000.

«Общественные деятели» из ЦВПК и Земгора переоценили свои организаторские способности. Большая же часть мелкой и средней частной промышленности — слабо оборудованная и мало знакомая со стандартизацией — просто не была готова к исполнению больших заказов даже на изделия, не требующие высокой точности и дефицитных материалов. Впрочем, и поставки материалов регулярно срывались, сказывались и проблемы со своевременной передачей производителям нужных чертежей и технических условий. Лучше оборудованные предприятия уже оказались загружены заказами на артиллерийские снаряды. Заказы на гранаты обр. 1914 г. ЦВПК распределял с августа 1915 г. по август 1916 г. едва ли не по всем местным военно-промышленным комитетам — от Петрограда до Иркутска, от Ревеля до Баку и Средней Азии — а также ряду акционерных обществ, включая общество «Граммофон» в Петрограде. По гранатам германского образца с сентября 1915 г. по февраль 1916 г. удалось разместить заказы только на 3 352 900 шт. со сдачей к ноябрю 1916 г. Земгор распределил заказы всего на 950 000 корпусов гранат.

Сроки поставок сразу же начали срываться. Московский ВПК, например, на декабрь 1915 г. сдал всего 15 000 ручных гранат из заказанных 3 151 000. Всего к 1 января 1916 г. по заказам ГАУ было поставлено 4 771 875 ручных гранат, отправлено на фронты 4 588 590. В январе 1916 г. поставки ручных гранат от частной промышленности начали расти — за первые три недели января военно-промышленные комитеты поставили около 276 тыс. гранат против 79 тыс. за весь предыдущий период. Заметное увеличение производства ручных гранат началось на русских заводах в мае, и летом 1916 г. в 300 раз превысило уровень августа 1915 г.

Снаряжение гранат шло следующими темпами:

Показатель	1914	1915	1916	1917
Охтенский завод взрывчатых веществ
Ручных гранат	49 940	1 736140	4 030 790	147 500
Самарский завод взрывчатых веществ
Ручных гранат обр. 1912 г.	126 200	550 000	1 399 300	—
Ручных гранат обр. 1914 г.	—	—	1 075 000	859 000

Иллюстрация из «Инструкции для метания ручныхъ бомбъ и гранатъ» показывает порядок подготовки ручной гранаты обр. 1914 г. к броску

Основную часть поставок составляли гранаты обр. 1914 г. На 1 декабря 1916 г. ЦВПК, согласно отчетам, сдал 10 403 368 корпусов гранат обр. 1914 г., 2 918 377 — гранат германского образца (из них отправили на снаряжение 2 808 700) и 102 700 — гранат Новицкого (о них еще будет сказано особо). Из 574 620 дистанционных трубок к гранатам германского образца, заказанным в разное время Вятскому, Московскому, Ростовскому, Саратовскому и Харьковскому ВПК со сроком поставки не позднее марта 1917 г., к сентябрю 1917 г. поставили 545 882. По отчету ЦВПК на 26 ноября 1915 г. недопоставлены оказались даже деревянные ящики для укупорки гранат — из 187 500 заказанных ящиков подлежало сдаче 9337, поставлено только 2000 штук.

Тем не менее поставки гранат налаживались. Это позволило, в частности, ужесточить требования при приемке: так, Предписание ГАУ №208945 от 24 декабря 1916 г. устанавливало на заводах испытания гранат обр. 1914 г. (разумеется, без запала) «расстреливанием остроконечной пулей».

Предложений различных систем ручных и ружейных гранат было в избытке. Уже в августе — ноябре 1914 г. Технический комитет ГВТУ рассматривал проекты ручных гранат подполковника Стендера, штабс-капитана Прокопова, братьев прапорщиков Соколовых, генерал-майора Заславского. Далее предложения от изобретателей только нарастали, но редко какие заслуживали внимания. С другой стороны, в войсках, постоянно испытывавших потребность в таком боевом средстве, использовалось немало самодельных ручных и ружейных гранат из подручных материалов, пока в марте 1916 г. Ставка не издала приказ, воспрещающий производить в зоне военных действий армии опыты и работы по введению изменений в существующие образцы вооружения (бомбометов, минометов, снарядов к ним, ручных гранат и др.) — все заслуживающие внимания предложения и изобретения «по артиллерийской части» предлагалось направлять в ГАУ.

Русские офицеры осматривают трофейную австрийскую универсальную осколочную гранату

 

Зарубежные поставки ручных гранат

Как и в других вопросах, в деле заготовления ручных гранат пришлось прибегнуть к зарубежным заказам. Недостатка в предложениях, понятно, не было. Встречались и несколько неожиданные. Например, из Болгарии, находившейся во враждебном лагере. Телеграмма из Ставки Верховного Главнокомандующего от 5 сентября 1914 г. сообщала, что «бывшим помощником софийского городского головы майором Николаем Зеленым и некоторыми другими русофилами предложено продать нам партию чугунных ручных бомб испытанного болгарской армией типа, из них 50 000 готовы, 100 000 через 10–15 дней после заказа, цена штуки 6 левов». Заказа или наличной покупки не последовало.

Необходимость заказывать столь «простое» оружие за границей некоторых удивляла. Так, военный агент во Франции полковник А.А. Игнатьев поначалу считал, что «этот новый вид пехотного оружия… мог изготовляться в любой небольшой мастерской», не учитывая проблемы снаряжения взрывчатым веществом и сложности изготовления запалов. В предложениях недостатка не было. Тот же Игнатьев вспоминал, что «предложения на ручные гранаты превосходили даже запросы из России» и многие исходили от случайных частных лиц — «почтенных сенаторов и даже кюре, пытавшихся… «сделать дело», то есть успеть нажиться.

Официальные предложения выглядели солиднее. Исполнявший должность военного атташе при британском посольстве в России майор Блер в начале октября 1915 г. уведомил, что «Английское правительство предлагает поставлять ручные гранаты по 200 000 шт. в неделю до конца года».

Согласно данным ГАУ, к октябрю 1915 г. были распределены следующие заказы на гранаты:

Наименование заказов и заводов	Время		Количество заказа	Конечный срок
	Утверждения заказа	Заключения контракта
В Японии	17.11.1915	17.09.1915	30 000 (по 2р.20 к.)	01.12.1915
Во Франции	31.08.1915	без контракта	1000 000 (по 75 к.)	01.12.1915
В Швейцарии (через Францию)	30.09.1915		3 000 000 (по 86 к.)	01.02.1916
Во Франции	14.10.1915		3 000 000 (по 3 р.)
В Англии	09.08.1915
	13.10.1915		3 000 000 (по 3 р.)
	14.10.1915		3 000 000
	28.09.1915		350 000 (по 1р. 50 к.)
Итого			13 380 000

Поставки начались в ноябре 1915 г. Уже в ноябре 1916 г. (то есть после ликвидации дефицита ручных гранат) английское правительство через Гермониуса просило «уведомить, не встречается ли нужды в ручных гранатах ударного действия, которых имеется… около 1 млн». Речь, видимо, шла об ударных гранатах Хэйла. Проще говоря, англичане пытались сбыть России гранаты, от которых отказывались их войска.

 

Результаты поставок

Е. 3. Барсуков привел следующие цифры подачи ручных гранат в армию:

Месяцы	Количество ручных гранат, поданных в армию
	1915 г.		1916 г.		1917 г.
	полученных от русских заводов	полученных из-за границы	полученных от русских заводов	полученных из-за границы	полученных от русских заводов	полученных из-за границы
Январь	55 000	—	506 000	265 000	169 096	—
Февраль	53 000	—	630 000	37 616	344 202	—
Март	92 360	—	873 521	660 000	631 510	—
Апрель	97 960	—	668 790	467 900	692 660	—
Май	124 460	—	715810	176 860	319 284	—
Июнь	133 060	—	624 830	8 374 742	223 487	—
Июль	144 000	—	601 840	4 800 324	312187	—
Август	161 660	—	733 695	2 803 514	364 340	—
Сентябрь	218 816	—	1 219 425	40128	419 022	—
Октябрь	283 000	—	1 110 925	—	421 580	—
Ноябрь	365 000	475 000	1 282 024	—	208 948	—
Декабрь	404 355	786 000	1 014 482	—	—	—
Итого	2132 671	1 261 000 (1 231 000 из Англии, 30 000 из Японии)	9 981 342	17626084	4106 316	—

Добавим к этому 395 930 русских гранат (из довоенных запасов и вновь изготовленных), поданных в армию с 20 июля по 31 декабря 1914 г. Ликвидировать дефицит ручных гранат удалось только в середине 1916 г., на которую приходится резкий рост поставок — прежде всего из-за границы. Начальник ГАУ генерал Маниковский сообщал в канцелярию военного министерства

9 июня 1916 г. ежемесячную потребность: «в винтовках — 200 000, штыках — 50 000, винтовочных патронах — 200 000 000, револьверах — 10 000… кинжалах — 10 000… пулеметах — 800, станках к пулеметам — 400, пулеметных двуколках — 400… минометах и бомбометах — 200, снарядах к минометам — 120 000–500 000, ручных гранатах — 1 800 000».

Всего в 1914–1917 гг. русские заводы поставили армии около 16,6 млн. ручных гранат, преимущественно обр. 1912 и 1914 годов. Из-за границы с ноября 1915 г. по сентябрь 1916 г. поставили около 19 млн. гранат различных систем.

Русский пехотинец с австрийской универсальной гранатой на поясе. Петля служила для увеличения дальности броска гранаты

С началом массовых поставок гранат в войска началось возрождение специальности «гренадера». Формировать гренадерские взводы и команды начали в октябре 1915 г. на Западном фронте. А в приказе войскам 9-й армии (Юго-Западный фронт) от 13 декабря 1915 г. предлагалось в виде опыта создать во всех полках «взводы гренадер» по одному на роту, вооружив каждого гренадера 7–8 ручными гранатами, носимыми в двух сумках на поясе, укороченной пикой или шашкой, тесаком или топором на длинном топорище, ножницами для резки проволоки. Предназначались они для прорыва проволочных заграждений и ведения ближнего боя, для их вооружения использовались шашки и кинжалы, имевшиеся на вооружении парковых бригад, дивизионов и мортирных батарей, тесаки из запасов гвардейских полков. Потребность в ручных гранатах для формирования на фронтах «гренадерских» взводов оценивалась в 2,5 млн. штук, что не соответствовало имевшимся возможностям.

В это время массовое применение ручных гранат во всех видах боя становится правилом. Появление легких пехотных пушек и минометов отнюдь не уменьшило роли ручной гранаты. Еще 28 марта 1916 г. начальник Управления полевого генерал-инспектора артиллерии сообщало в Главное управление Генерального штаба нормы снабжения частей ручными гранатами: «1) Ручные гранаты выдаются в каждой роте команде гренадеров (50 человек) по 4 на человека, 2) количество гранат в запасах… при полковом обозе — по 3 гранаты на гренадера, в артиллерийских парках — по 3 гранаты на гренадера и, наконец, в местных парках… еще по 3 гранаты на гренадера». Впрочем, уже в том же 1916 г. требовали «всех строевых чинов обучить бросанию» ручных гранат и подчеркивали, что «изучить гранату не представляет особенного труда».

На межсоюзнической конференции весной 1917 г. русская сторона заявила следующую потребность в гранатах на этот год: «мелких калибров» — ежемесячно по 1 000 000 штук для действующей армии и по 60 000 для внутренних округов, всего на год — 12 700 000; для разрушений проволочных заграждений — ежемесячно по 150 000 штук для действующей армии и по 1000 для внутренних округов, всего на год — 1 812 000. Для сравнения — по приводимым в литературе данным, в Германии зимой 1916/17 года ежемесячное производство ручных гранат достигло 7 млн. штук, к лету 1917-го — 8 млн., а количество одних только гранат Мильса, изготовленных до конца войны для британской армии и ее союзников, оценивается в 70 миллионов.

Ручная граната обр. 1914 г. (ударный механизм не взведен, запал не вставлен)

А.А. Брусилов писал о снабжении войск Юго-Западного фронта в начале 1916 г. «В течение этой зимы мы усердно обучали войска и из необученных делали хороших боевых солдат, подготовляя их к наступательным операциям в 1916 году. Постепенно и техническая часть поправлялась в том смысле, что стали к нам прибывать винтовки, правда, различных систем, но с достаточным количеством патронов; артиллерийские снаряды, по преимуществу легкой артиллерии, стали также отпускаться в большом количестве; прибавили число пулеметов и сформировали в каждой части так называемых гренадер, которых вооружили ручными гранатами и бомбами.

Войска повеселели и стали говорить, что при таких условиях воевать можно и есть полная надежда победить врага».

 

О моделях ручных гранат

Граната обр. 1914 г. имела спаянный из белой жести цилиндрический корпус с горловиной и рукояткой (за характерную форму ее именовали «бутылочкой»), ударный механизм, дистанционный запал, разрывной заряд, осколочный элемент в виде двух решеток с крестообразными прорезями, уложенных между зарядом и корпусом. Предохранительная чека двигалась в поперечном пазу корпуса и, перекрывая окно курка, удерживала ударник ударного механизма. Дополнительным предохранителем служило кольцо, надевавшееся на рукоять и упиравшееся в прилив (упор) рукояти и удерживавшее рычаг взвода.

Разрез ручной гранаты обр. 1914 г. и ее удержание в руке перед броском

Перед броском гранатометчик должен был поставить гранату на предохранитель и зарядить ее. Первое означало: взяв гранату одной рукой, другой рукой снять кольцо; оттянуть ударник (при этом боевая пружина сжималась между муфтой и курком); сжав пальцы руки, удерживающей гранату, утопить рычаг взвода в рукояти (зацеп рычага захватывал головку ударника); поставить предохранительную чеку поперек окна курка; разогнув мизинец и безымянный палец руки, держащей гранату, снова надеть кольцо на рукоять и рычаг, продвинув его до упора. Для заряжания нужно было: сдвинуть «дверцу» на крышке корпуса, вставить запал длинным плечом в воронку, коротким — в желоб; зафиксировать запал, вернув «завертку» на место заведя ее под крючок. То есть подготовка гранаты к броску требовала 8–9 операций.

Наследники русской «бутылочки» — ручные гранаты обр. 1914/30 гг. (здесь показаны со вставленными запалами, удерживаемыми заслонкой) служили в Красной Армии еще в Великую Отечественную войну

Для броска гранатометчик зажимал гранату в руке так, чтобы кольцо помещалось между средним и безымянным пальцами, концами четырех пальцев нажимал на рычаг, а большим пальцем придерживал кольцо (рычаг сжимал свою пружину, оттягивал ударник). Перед броском он большим пальцем свободной руки сдвигал до отказа предохранительную чеку (курок освобождался, ударник удерживался только зацепом рычага). При броске кольцо оставалось в руке гранатометчика, рычаг отжимался и освобождал ударник, который разбивал капсюль-воспламенитель.

По сочетанию надежности, поражающего действия и безопасности обращения граната обр. 1914 г. считалась наилучшей. Однако обращение с ней было слишком мешкотно. В повести А. Гайдара «Школа» опытный солдат Чубук говорит герою: «Это почти каждый непривыкший обязательно неладно кинет: либо с предохранителем, либо вовсе без капсюля». Вставлять запал перед броском приходилось и в других гранатах.

Штатно гранаты обр. 1914 г. герметически укупоривались по 20 штук в коробку из оцинкованного железа, снабженную внутренними деревянными и войлочными прокладками; по 4 таких коробки с гранатами помещались в деревянный ящик. Запалы надевались по 20 шт. на деревянные колодки и герметически укупоривались в цинковые коробки; по 20 таких коробок укладывались в деревянный ящик, содержащий 400 запалов. Для ношения гранат была принята жесткая кожаная сумка с плечевым ремнем и петлей для надевания на пояс. В сумке помещались 2 гранаты. Запалы к ним вставлялись в особые гнезда под крышкой сумки. Упоминались также «гофрированные сумки для носки гранат».

Ручная химическая граната обр. 1914 г. (граната обр. 1917 г.) с характерным знаком и надписью «ХИМИЧЕСКАЯ» на корпусе

Химическая граната. В конце 1916 г. ГАУ направило в действующую армию для полевых испытаний 9500 стеклянных ручных гранат с удушающими жидкостями, а весной 1917 г. — около 10 тыс. химических гранат (для сравнения, во Франции до конца войны изготовили 1 140 000 химических ручных гранат). К производству ОВ и химических ручных гранат привлекли, в частности, московский водочный и ликерный завод Шустова. «Химическая граната обр. 1914 г.», именовавшаяся также «гранатой обр. 1917 г.», была выработана Химическим комитетом ГАУ на основе гранаты обр. 1914 г. Увеличенный корпус химической гранаты снаряжался 550 г «удушающей жидкости» У.С. X. Граната весила 800 г, несла на корпусе треугольную табличку с надписью «Химическая», снабжалась крючком для ношения на поясе, перед броском заряжалась штатным запалом. Дальность броска — 20–30 м. Объем ОВ в гранате был невелик, и создать облако смертельной концентрации с их помощью было сложно. Гранаты с ОВ оказались полезны в основном против живой силы в убежищах, землянках, блиндажах, в обороне для непосредственного срыва атак противника и для постановки завес при отходе.

Разрез ручной химической гранаты обр. 1914 г.

Кроме того, была создана «зажигательная термитовая граната обр. 1914 г.». Корпус гранаты обр. 1914 г. снаряжался термитом, для воспламенения использовался специальный запал. Гранату рекомендовалось применять для зажигания местных предметов, а также порчи стволов орудий при отступлении. По-видимому, изготовлено таких гранат было немного.

«Комбинированная» граната. Несмотря на введение тяжелых фугасных гранат для разрушения проволочных заграждений приспосабливали и осколочные ручные гранаты. На корпус гранаты обр. 1912 г. просто надевался шарнирный хомутик с тремя шнурами с грузиками на концах — граната с шнурами зависала на проволоке. Граната тяжелела всего на полфунта. Более легкую гранату обр. 1914 г. усиливали — на нее надевался дополнительный заряд в жестяной оболочке, так что общая масса заряда достигала 1,65 кг, а гранаты — 2,05 кг. Такие гранаты именовали «комбинированными». Для зависания на заграждениях к оболочке заряда привязывали три шнура со свинцовыми грузиками. Для проделывания прохода шириной 6–7 м отводилось: для проволочной сети — 20–36 гранат, для засеки — 4–8, для шахматных кольев — 4–6, для рогаток и ежей — 8–10.

Граната «германского образца» относилась к числу оборонительных и имела сферический корпус из литого чугуна, внешняя поверхность разделялась глубокими желобками. Снаряжалась зарядом ружейного пороха для холостых патронов, что позволяло обойтись без капсюля-детонатора (зато заряд был слабоват и весьма чувствителен к сырости). В навинтованное очко корпуса ввинчивалась трубка с 5-секундным дистанционным терочным запалом. В верхней части трубки находилась гильза с теркой, которая воспламенялась выдергиванием проволоки (шнура). Луч огня передавался запрессованному в трубке пороховому составу, который и воспламенял разрывной заряд. Носить гранаты с ввернутой трубкой запала запрещалось, ее ввинчивали только при подготовке к действию. Кольцо шнура перед броском можно было прикрепить к мешку на бруствере окопа или винтовке.

Английская оборонительная «круглая» граната 1915 г. (английское обозначение «№15») имела чугунный корпус в форме сферы со срезанным сегментом. Сверху в корпус ввинчивалась плоская крышка с медной манжетой для установки запала с терочным воспламенителем. Перед броском гранатометчик срывал крышку воспламенителя и резко проводил воспламенителем о «брассард» (нарукавник), покрытый красным фосфором, подобно тому, как проводят головкой спички по терке. Время горения состава дистанционной трубки — 4–5 секунд. Такой упрощенный терочный запал не отличался надежностью — особенно часты были отказы в сырую погоду. Осколочное и фугасное действие гранаты было слабее других оборонительных.

«Овальная» граната 1915 г. в целом имела тоже устройство. Главным отличием был корпус овальной формы. Граната была компактнее «круглой» и удобнее для броска, но имела тот же малонадежный запал. В англоязычной литературе эту гранату часто называют «Лемон», а за «круглой» гранатой закрепилось прозвище «Крокетный шар». В нашей литературе «гранатой системой Лемона» именуют и «круглую» гранату.

Общий вид и разрез английской ручной «круглой» гранаты 1915 г. (в нашей литературе также именуется «гранатой Лемона», хотя в Великобритании стала известна как № 15, или «Крокетный шар»). Запал крепится в гнезде проволокой, его зажигательная головка закрыта свинцовым предохранительным колпачком

Английская ручная «овальная» граната 1915 г. (граната № 16, «Лемон») без запала. Использовался запал с отрезком огнепроводного шнура и зажигательной головкой

Оборонительная граната «системы Мильса» (Millsbomb) создана У. Мильсом на основе бельгийской разработки, принята на вооружение под обозначением «№ 5» в мае 1915 г. Граната Мильса оказалась удачной, поставлялась в ряд стран, включая ту же Бельгию, Россию, экспедиционным силам США в Европе. Граната имела чугунный корпус с внешней насечкой и дистанционный запал с ударным механизмом, заранее собранным во взведенном положении, предохранительным кольцом, рычагом, прижимаемым к корпусу. Подготовка гранаты к броску требовала вдвое меньше операций, чем у гранаты обр. 1914 г.: удерживая гранату с прижатым рычагом, вывинтить нижнюю пробку корпуса, вставить «капсюль-детонатор» через нижнее отверстие так, чтобы капсюль-воспламенитель оказался напротив ударника, а детонатор — внутри заряда, завинтить пробку, извлечь чеку.

Английская ручная граната Мильса в разобранном виде. Видны детали ударного механизма дистанционного запала и предохранительный рычаг, прижимаемый к корпусу. Гранаты «Мильса» также долгое время оставались на вооружении Красной Армии

Французская ручная граната F.1 с дистанционным запалом ударного действия (капсюль разбивался ударом перед броском) и граната германского образца с терочным дистанционным запалом

Кроме большого количества, поставленного в 1916 г., гранаты Мильса остались в России после гражданской войны и иностранной интервенции.

Французская оборонительная граната F.1 модели 1915 г. ударного действия имела толстостенный грушевидный корпус, в верхнее отверстие которого ввинчивался ударный запал. Рукоятка запала удерживала ударник. При броске рукоятка под действием своей пластинчатой пружины поворачивалась, привязанный к ней стабилизатор (парашют) не только обеспечивал полет головной частью вперед, но и удерживал рукоятку и ударник оттянутыми назад. При падении ударник мог продвинуться вперед под действием своей пружины и разбить капсюль-детонатор.

Французская оборонительная граната F.1 модели 1915 г. дистанционного действия имела литой толстостенный чугунный корпус с внешней насечкой и 5-секундный дистанционный запал. Предохранителем служил цилиндрический колпак. Перед броском гранатометчик снимал колпак и ударял гранату воспламенителем о приклад винтовки, каблук сапога или другой твердый предмет (потом появился жесткий нарукавник). Капсюль ударялся о жало, луч огня воспламенял дистанционный состав.

Возможно, форма корпуса и внешняя схожесть подготовки к броску французской гранаты F.1 и английских «овальной» и «круглой» гранат «Лемон» стали причиной того, что обозначение одной и прозвище других соединились в названии отечественной гранаты Ф-1 «лимонка».

Японская оборонительная граната имела цилиндрический корпус и несложный головной ударный взрыватель. Для стабилизации гранаты в полете служил матерчатый хвост.

Начальник артснабжений Северного фронта в телеграмме в Управление полевого генерал-инспектора артиллерии (Упарт) от 9 февраля 1916 г. сетовал: «Отпускаемые в армии Сев. фронта ручные гранаты… сильно отличаются… по устройству и способу действия, <что> весьма затрудняет обучение войск, а иногда вызывает и несчастные случаи… Прошу распоряжения на будущее время об отпуске фронту… однотипных гранат… обр. 1912 и 1914 гг., каковые по отзывам войсковых частей, являются наилучшими… Желательно иметь также от 10 до 20% гранат Новицкого».

Разумеется, русские войска использовали и трофейные ручные гранаты. Руководства по ним часто готовили офицеры прямо в войсках. С учетом разных запалов к гранатам легендарная фраза «Да гранаты у него не той системы» звучит не так уж анекдотично.

 

Для разрушения заграждений

Перед самой войной штабс-капитан Новицкий разработал тяжелую ручную гранату — «метательный снаряд для разрушения искусственных препятствий». Чертеж, типовое описание и технические условия «снаряда» Новицкого Технический комитет ГВТУ одобрил своим журналом от 19 августа 1914 г., то есть уже в первые дни мировой войны.

Общий вид и разрез тяжелой ручной гранаты Новицкого — Федорова для разрушения заграждений. Видно устройство дистанционного запала с ударным механизмом и рычагом. Шнуры с грузиками служат для зависания гранаты на проволочном препятствии

Граната несла заряд пироксилина в 4 фунта (1,64 кг), метать ее следовало из окопа или воронки. Нормы расхода гранат для проделывания прохода шириной и глубиной в 3 сажени (6,4 х 6,4м) составляли: для проволочной сети — 15–30 гранат, для засеки — 4–10, для рогаток — 6–10. Полевой артиллерии для решения тех же задач приходилось расходовать больше снарядов. Так что тяжелые фугасные ручные гранаты еще и позволяли экономить артиллерийские снаряды. Для разрушения заграждений на широком фронте предполагалось «на каждые 65–70 шагов фронта… назначать команды в 12 человек, у каждого — по 4 снаряда». Выработалась тактика применения этих гранат: на проволочные заграждения они забрасывались «по ночам разведчиками с расстояния 12–15 шагов из окопа, прикрытого щитом». К гранатам привязывали веревки с грузиками для зависания на заграждении. Новицкий усовершенствовал гранату вместе с прапорщиком Федоровым.

Время горения дистанционного состава, около 12 секунд, давало возможность гранатометчику укрыться до взрыва гранаты. Но по той же причине гранату запрещалось применять против живой силы — противник имел время отбросить ее обратно. В войсках граната Новицкого получила прозвище «фонарик».

Заказ на «снаряды» Новицкого был выдан в сентябре 1914 г. мастерским при 6-м запасном саперном батальоне. Как оказалось, своевременно — вскоре войска ощутили острую необходимость в подобном средстве. С ноября 1914 г. по июль 1915 г. в войска выслано 89 074 «снаряда». Такие поставки явно не соответствовали потребностям развивающейся «окопной» войны — уже в феврале 1916 г. они составили 67 000 штук, выслано же могло быть только 10 500.

Заказы на гранаты Новицкого и Федорова ГАУ выдавало и частной промышленности. В феврале — июне 1916 г. распространили заказы на 350 000 корпусов и 200 000 комплектов «дистанционных частей» со сдачей к ноябрю 1916 г. Но к декабрю 1916 г. корпусов сдали только 327 740, из них 312 640 направили на Охтенский завод, комплектов дистанционных частей — 102 700, из них 60 000 отправлено в Петроградский склад огнестрельных припасов. В апреле и августе 1917 г. ГАУ дало Земгору заказы на 160 000 000 гранат Новицкого. Харьковский областной комитет получил заказ на 40 000 000 штук. Но эти заказы уже не могли быть выполнены.

Главнокомандующий армиями Северного фронта генерал Куропаткин писал военному министру Поливанову 11 марта 1916 г. (когда планировалось большое наступление): «Приведенного в письме Вашем от 5 марта количества, то есть 400 000 штук гранат Новицкого, для войск Северного фронта будет крайне недостаточно».

 

Винтовочные (ружейные) гранаты

21 июня 1913 г. Генерал-квартирмейстер Генерального штаба обратился к управляющему делами Инженерного комитета Главного инженерного управления с письмом:

«В германских инструкциях… последнего времени встречаются указания об употреблении ружейных гранат, минных и огневыбрасывающих аппаратов в крепостях… Не следует ли заняться разработкой их у нас…». 4 июля поступил ответ: «… Вопрос этот <о ружейных гранатах> относится к компетенции ГАУ…». На том дело перед войной и закончилось.

Разрез шомпольной ружейной гранаты Мгеброва с оригинальным инерционным ударным взрывателем и пиротехническим предохранителем (1915 г., трубчатый хвост-«шомпол» гранаты не показан)

Между тем ружейные гранаты, превосходившие по «дальности броска» ручные, оказались весьма полезным средством борьбы уже в начале войны, а с установлением позиционных форм борьбы их значение только росло. Ружейные гранаты служили для «поражения навесным огнем живой силы противника в закрытых и мертвых пространствах и содействия огню стрелкового оружия в подавлении огня противника», могли использоваться для срыва атак противника заградительным огнем перед атакующей позицией.

Уже в первые месяцы войны были выработаны удачные конструкции ружейных гранат:

— в сентябре 1914 г. — шомпольная граната с трубчатым хвостом офицера учебной автомобильной роты Военной автомобильной школы штабс-капитана В.А. Мгеброва;

тогда же рассмотрена шомпольная граната производителя опытов при Комиссии по применению взрывчатых веществ гвардии полковника Рдултовского (позже получила обозначение «ружейная граната обр. 1915 г.»),

— в ноябре — шомпольная граната командира 4-го запасного саперного батальона полковника Зеленского,

— в ноябре — граната и мортирка техника А.А. Карнаухова, электрика С.П. Павловского и инженера В.В. Сегаль.

Таким образом, сразу выделилось два направления — шомпольные ружейные гранаты и ружейные мортирки. Выстреливались эти гранаты специальными холостыми патронами.

Характерно, что ружейная граната обр. 1915 г. снаряжалась порохом. Отдел по оружейной части Арткома ГАУ отмечал в своем Журнале № 185 от 16 июня 1915 г.: «Предпочтительно было бы иметь образец ружейной гранаты, снаряженной каким-либо сильным взрывчатым веществом. Принимая, однако, во внимание крайнюю необходимость в возможно скорейшем снабжении войск ружейными гранатами, V отдел полагал бы, не ожидая выработки полковником Рдултовским нового образца гранаты… теперь же заказать 25 000 шт… для снаряжения черным охотничьим порохом». Начальник ГАУ утвердил этот заказ (напоминает историю с принятием ручной гранаты «германского образца»).

К концу 1915 г. были распределены заказы на ружейные гранаты:

— обр. 1915 г. — через ЦВЦК — 500 000, позже был увеличен на 200 000,

— Зеленского — через ЦВПК — 400 000,

— Мгеброва — от ГАУ — 15 000 (сравнительно крупному петроградскому заводу «Я.М. Айваз», по инициативе самого изобретателя),

— «16-линейные» Павловского, Карнауховаи Сегаль — непосредственным заказом ГАУ — 100 000 гранат и 2000 мортирок Товариществу «Свет» и 500 000 гранат и 2000 мортирок — через ЦВПК.

То есть заказано было 1015 000 шомпольных гранат и 4000 мортирок с 600 000 гранат к ним, с окончанием поставок к лету 1916 г. Сравним: производство ручных гранат в декабре 1915 г. уже достигло 1 190 355 в месяц, а к лету 1916 г. — почти 3,5 млн.

29 февраля 1916 г. ГАУ направило в Подготовительную комиссию при Особом совещании доклад о заказе ружейных гранат, в котором указало:

«Принимая во внимание, что… в настоящее время военные операции на Западном фронте свелись к окопной войне, ГАУ произвело заказы различных систем ружейных гранат, каковые при окопной войне принесут несомненную пользу, и на близких дистанциях до 500 шагов могут с успехом поражать противника как сидящего в окопах, так и при его переходе в наступление.

На основе изложенного ГАУ даны заказы:

Центральному военно-промышленному комитету на следующие гранаты, одобренные технической частью ГАУ и разработанные при участии:

1) ружейные гранаты 8-лин., системы полковника Рдултовского — 360 000 шт. по цене 3 руб.

2) ружейные гранаты 3-лин. его же системы — 500 000 шт. по цене 1 р 90 к.

3) ружейные гранаты 3-лин. системы полковника Зеленского 400 000 шт. по цене 2 р. 95 к.

4) ружейные гранаты 16-лин. системы Карнаухова, Павловского и Сегаль — 500 000 шт. по цене 3 р.

Кроме сего дан наряд Петроградскому Императора Петра Великого арсеналу:

1) ружейные гранаты 8-лин., системы полковника Рдултовского — 73 000 шт. по цене 3 руб.,

2) ружейные гранаты 3-лин. его же системы — 400 000 шт. по цене 2 р. 45 к.,

3) траншейные мортирки его же системы для стрельбы 8-лин. гранатами — 204 шт. по цене 150 р.».

Частная промышленность рвалась к заказу на гранаты, но ГАУ не спешило раздавать их. На запрос съездов деятелей по мелкой и средней промышленности 11-е отделение ГАУ отвечало 7 ноября 1916 г.: «Ввиду малой выработки средней и мелкой промышленности, а также ввиду того, что заказы на гранаты… уже распределены между более солидными фирмами г. Петрограда, то изготовление означенных гранат мелкой и средней промышленности предоставлено быть не может». (Трезвый взгляд на возможности «малого и среднего бизнеса».)

Общий вид и разрез австрийской универсальной осколочной гранаты Zeitzunderhand grate с терочным дистанционным запалом. Могла использоваться в качестве ружейной шомпольной или ручной

Если заказ на корпуса ручных гранат оказался по силам русской частной средней и мелкой промышленности, то на этом она фактически и надорвалась. Так что исполнение заказов на ружейные гранаты постоянно срывалось. Так, к 31 мая 1917 г. на Троицкий снаряжательный завод было доставлено 298 500 гранат, то есть даже через год после оговоренного срока поставки не приблизились к окончанию. Но не только по вине производителей самих гранат. Снаряжение гранат ВВ велось в казенных артиллерийских заведениях (за исключением гранат Зеленского, снаряжавшихся в его мастерской в Самаре). Начальник Охтенского завода взрывчатых веществ сообщал в ГАУ 13 декабря 1916 г.: «В настоящее время во вверенном мне заводе имеется снаряженных 3890 шт. ружейных гранат, но отправлены быть не могут, за неимением патронов». 5 августа 1917 г. начальник Троицкого завода сообщал в рапорте ГАУ: «В Александровском отделе Троицкого завода имеется 291 278 шт. ружейных гранат обр. 1915 г., которые не могут быть отправлены на фронт из-за недостатка прицелов (изготавливал Петроградский арсенал. — С. Ф.) и патронов с корковыми пыжами и патронов (изготавливал Петроградский патронный завод. — С. Ф.)».

О ходе изготовления ружейных гранат и прицелов Петроградским арсеналом можно судить по следующей таблице (по данным ГАУ):

Наименование	Размер наряда	Изготовлено
		К 01.01.1917 г.	За апрель — сентябрь 1917 г.
Ружейные гранаты
— к 8-лин. мортирке	73 000	67 255	1745
— 3-лин. обр. 1915 г.	400 000	27 035	59128
— 8-лин. мортирки	207	192	3
Прицелы
— к 16-лин. мортирке	2000	—	2000
— для гранат Мгеброва	300	—	200
— для гранат обр. 1915 г.	18 000	—	11950

Так или иначе, русская армия, в отличие от своих противников и союзников, получила этот важный вид вооружения в незначительных количествах. Гранаты были официально приняты на вооружение, были изданы наставления по их боевому применению. Но в письме из Особого совещания в ГАУ от 26 сентября 1916 г. сообщалось: «Наши части сильно страдают от обстрела неприятелями ружейными гранатами и, не обладая в достаточной мере этим оружием, вынуждены в ответ… расходовать артиллерийские снаряды». Еще в августе 1916 г. при Офицерской стрелковой школе были образованы курсы «для обучения представителей войсковых частей обращению и стрельбе из 16-лин. мортирки», но в рапорте от 31 января 1917 г. начальник школы Н.М. Филатов указывал: «Прибывающие с фронта офицеры сообщают о почти полном отсутствии у нас ружейных гранат».

Всего к январю 1917 г. заводами было сдано 233 713 ружейных гранат обр. 1915 г., 11 000 — Мгеброва, 75 000–16-лин.. По данным ГАУ, с 1 января по 1 сентября 1917 г. на фронт направили: гранат обр. 1915 г. — 44 014, Мгеброва — 7890, 16-лин. мортирок — всего 40 и 18 400 гранат к ним.

Зато к концу войны, в 1917 г., появилась перспективная дульнозарядная нарезная мортирка штабс-капитана М.Г. Дьяконова. 24 декабря 1916 г. они прошли испытания на Юго-Западном фронте. Командующий генерал Брусилов «признал полезным… снабдить фронт 600 тысячами таких гранат». Было заказано 40 000 мортирок и 6 125 000 гранат. Мортирку и гранату даже успели принять на вооружение, но не успели поставить на производство, а к 1 марта 1918 г. все работы были свернуты в связи с «демобилизацией промышленности». Но десять лет спустя модернизированный винтовочный гранатомет Дьяконова поступил на вооружение уже Красной Армии.

В этих условиях заметную роль сыграли кустарные и полукустарные конструкции. В частности, использовали в качестве ружейных ручные гранаты.

В середине 1915 г. надворный советник Макаров предложил переделывать для метания гранат обр. 1914 г. трофейные австрийские винтовки Манлихера с помощью несложной дульной мортирки. Выстрел производился холостым патроном на 100–170 шагов — диапазон дальности был ограничен временем замедления штатного запала. 11 000 переделанных гранат в опытном порядке с сентября 1915 г. по март 1916 г. применили войска Юго-Западного фронта, дав им положительный отзыв. Одиночная цель на 120 шагах поражалась 1–2 выстрелами. Хотя Артком ГАУ отнесся к этому оружию скептически, ввиду острой необходимости в ружейных гранатах Петроградскому арсеналу дали заказ на переделку 20 000 ручных гранат, а Петроградскому патронному заводу — на холостые 8-мм патроны австрийского образца. До весны 1917 г. заказанные гранаты были высланы на Юго-Западный фронт и «полностью израсходованы». При длительной задержке поставки штатных ружейных гранат «суррогатное» оружие Макарова сыграло свою роль.

Впрочем, в войсках были и более экзотические «гранатометы» — например, механические катапульты для метания ручных гранат.

 

Образцы ружейных гранат

Ружейная граната обр. 1915 г. имела литой из мягкого чугуна корпус симметричной формы, в который сверху ввинчивалась трубка, снизу — «хвост» (шомпол) из калиброванной круглой стали с точечным концом. «Трубка» обр. 1916 г. — ударного инерционного действия, с капсюлем-воспламенителем. Стрельба велась с упором приклада в землю. На винтовку могли крепиться прицелы двух типов: с отвесом-указателем и сектором, насеченным от 15 до 75° (через 5), или с уровнем, поворачивавшимся на поперечной оси. Для стрельбы предназначались холостые (метательные) патроны с 2,9 г пороха В и пыжом из корковой пробки. Гранаты упаковывались в цинковые коробки, впоследствии замененные на жестянки.

Разрез шомпольной ружейной гранаты Зеленского. Видна предохранительная чека донного инерционного ударного взрывателя

Уже осенью 1915 г. Рдултовский совместно с прапорщиком Ковешинковым разработал новую гранату, получившую обозначение «ружейная граната II образца», но разместить достаточные заказы на ее изготовление не удалось.

Ружейная граната Мгеброва (в ее разработке участвовал вольноопределяющийся Береславский) состояла из обтекаемого корпуса и шомпола-трубки. Внутри шомпола размещался заряд замедлителя, поджигавшийся пороховыми газами метательного патрона. При падении гранаты инерционное тело, роль которого играл разрывной заряд, смещаясь, отпускало гильзочку и происходил накол капсюля.

Граната назначалась «для действия по пехоте и проволочным заграждениям. А также — по бронированным автомобилям». Относительно последнего варианта применения сказать что-либо сложно — сведений о соответствующих опытах нет, к тому же граната имела довольно крутую траекторию полета. Однако Мгебров считался ведущим специалистом по бронеавтомобилям и, видимо, не зря делал такое предложение.

Для стрельбы гранатой Мгеброва при участии полковника Левандовского был разработан прицел со шкалой вертикальной наводки, насеченной от 10 до 80°.

16-лин. ружейный гранатомет («мортирка») Карнаухова — Павловского — Сегаля с чугунной осколочной гранатой с дистанционной трубкой (от 1 до 10 сек)

Разрез 16-лин. парашютной осветительной гранаты («бомбочки», как их еще называли) к ружейному гранатомету Карнаухова — Павловского — Сегаля

Ружейная граната Зеленского была доработанным вариантом его же гранаты, созданной еще во время Русско-японской войны. Граната имела литой яйцевидный корпус, донный инерционный взрыватель, «тарель» на носовой части для более надежного срабатывания ударника. Втулки, надетые на шомпол, несколько уменьшали растирание шомполом канала ствола при стрельбе. Для выстреливания готовились холостые патроны в гильзе 7,62-мм револьверного патрона «Наган».

Стрельба ружейными гранатами требовала навыка. При обращении с шомпольной гранатой следовало: перед вкладыванием гранаты шомполом (хвостом) в ствол убедиться, что курок винтовки поставлен «на предохранитель»; перед заряжанием шомпол гранаты смазать ружейным салом; стрельбу производить из-за бруствера или щита, при этом стреляющий должен располагаться на удалении от других стрелков; не держать в одном месте более 50 ружейных гранат, не раскупоривать их заблаговременно.

16-линейная (40,63-мм) ружейная мортирка для стрельбы чугунными гранатами с дистанционной трубкой и «светящимися звездками» Карнаухова — Павловского — Сегаля надевалась на ствол «трехлинейки» и крепилась хомутиком (в письме товарищества «Свет» в военное ведомство от декабря 1915 г. изобретателями 16-лин. ружейной гранаты названы «гг. Сегаль, Павловский, Карнаухов и Левенсон»). Граната имела цилиндрический чугунный корпус с внешней насечкой, снабжалась дистанционной трубкой с установками от 1 до 10 секунд. В полете гранаты кувыркались, что вызывало большое рассеивание. Прицел — с отвесом-указателем и сектором, на котором нанесены деления, обозначающие дальность в шагах, и соответствующие установки дистанционной трубки.

Гранаты укладывались в железные коробки по 25 шт. с ввинченными дистанционными трубками и 27 патронами для стрельбы этими гранатами

Упомянутая выше 8-лин. мортирка и надкалиберная граната к ней были разработаны в начале 1915 г. полковником В.И. Рдултовским на основе снятого с вооружения 8-линейного (20,32-мм) нарезного крепостного ружья обр. 1876 г. системы Гана. Долгая история с постановкой их на производство закончилась выпуском нескольких десятков мортирок и нескольких десятков тысяч гранат к ним. Характерен рапорт начальника 48-й пехотной дивизии генерал-майора Пневского командиру 24-го армейского корпуса от 28 мая 1917 г.: «Делегаты частей 48-й пехотной дивизии, командированные в состав делегации от XI армии в Петроград для передачи приветствий Временному правительству, осматривали во время пребывания в Петрограде заводы, работающие на оборону. Выяснилось, что на заводах имеется значительное количество предметов вооружения, находящихся в складах и не отправленных на фронт, где в этих предметах ощущается большой недостаток. Так, в Арсенале и других заводах имеется «бомбометчик Рдултовского» — траншейное орудие с 3-лин. каналом (такв тексте. — С.Ф.)… В полках дивизии ощущается крайняя необходимость в траншейных орудиях, которых не хватает даже до штата».

 

О новой системе вооружения

Итак, к началу войны в 1914 г. основным оружием русской пехоты была магазинная винтовка обр. 1891 г., личным оружием офицеров и нижних чинов отдельных специальностей — револьвер обр. 1895 г., станковый пулемет «Максим» считался еще «специальным артиллерийским» средством, ручные гранаты — средством инженерным.

Об изменениях, произошедших в вооружении пехоты всего за два года войны — с учетом закупленного и трофейного оружия, — можно судить по брошюре «Орудия, лафеты, винтовки, пулеметы, ручные и ружейные гранаты», подготовленной ГАУ в 1916 г. В ней указаны:

Винтовки: 3-лин. пехотная и драгунская обр. 1891 г., пехотная и драгунская Бердана, «Веттерли-Витали» модели 70–87, «Лебель» модели 1915 г., «Винчестер» модели 1895 г., «Арисака» моделей 1897 и 1905 гг., «Манлихер» модели 1888 и 1895 гг., «Маузер» модели 1888 и 1898 гг.

Пулеметы: станковые 3-лин. тяжелый (обр. 1905 г.), облегченный (обр. 1910 г.) и легкий («Виккерс» 1909 г.) со станками генерал-майора Соколова, Колесникова, треногой «Виккерс» и треногой обр. 1904 г., «Кольт»; ружья-пулеметы «Льюис», «Гочкис», «Шоша».

Ручные гранаты: русские обр. 1912 и 1914 гг., французские Р.1 и F.1, германского образца, японская, английские «типа Лемон» и «типа Миллс», системы штабс-капитана обр. 1912 г. и обр. 1914 г., приспособленные для разрушения заграждений (или просто «приспособленные»).

Ружейные гранаты: обр. 1915 г., II образца, полковника Зеленского, штабс-капитана Мгеброва, чугунная для 16-лин. ружейной мортирки (Карнаухова, Павловского и Сегаля).

Характерен также запрос управляющего делами Технического комитета Главного интендантского управления в ГАУ от 17 января 1917 г.: «Технический комитет просит ГАУ… предоставить в его распоряжение по одному образцу всех новых предметов вооружения:

1. Пистолета Кольта.

2. Пистолетов обоих типов Браунинга.

3. Винтовки и карабина обоих германских образцов с образцами штыков.

4. Винтовки и карабина обоих австрийских образцов с образцами штыков.

5. Винтовки и карабина обоих турецких образцов с образцами штыков.

6. Винтовки Винчестера с обоими типами штыков.

7. Винтовки Гра со штыками.

8. Винтовок обоих типов Гра-Кропачека со штыком.

9. Винтовки Ветерли-Витали со штыком.

10. Винтовки Лебеля со штыком.

11. Винтовок обоих типов Арисака со штыками.

12. Мексиканского карабина.

13. Винтовок обоих типов Манлихера (румынско-болгарского).

14. Типов ручных и ружейных гранат.

15. Типов пик с прибором.

16. Бебута с лопастью.

17. Типов патронных пачек, обойм или патронов».

Понятно, что собиралось все это не для музейной коллекции — новые образцы вооружения требовали соответствующих приспособлений в снаряжении.

 

О холодном оружии

«Штык-тесак» к винтовке «Арисака» мог использоваться как самостоятельное холодное оружие для боев в окопах  

К началу войны из холодного оружия в пехоте остались штык у солдата и шашка у офицера. Но если офицерская шашка по ходу войны оказалась бесполезным в бою грузом (офицеры предпочитали действовать револьвером или винтовкой), то перечень холодного оружия солдат пополнился. 19 июля 1915 г. начальник Штаба Верховного Главнокомандующего генерал Янушкевич писал управляющему Военным министерством генералу Поливанову: «Прибывший с французского фронта майор Ланглуа привез… интересные данные об условиях боя с германцами в их траншеях… Явилась необходимость вооружить часть людей, ведущих борьбу в траншеях, револьверами, кинжалами и особенно ручными гранатами. Весьма вероятно, что в будущем сложатся подобного рода условия борьбы и на нашем фронте, почему предусмотрительность требует, чтобы наша промышленность заблаговременно приступила к изготовлению вышеперечисленных предметов».

Пехотинцы позируют со «штыками-тесаками» к винтовке «Веттерли-Витали»

Чины пулеметной команды, 1917 г. Обратим внимание на бебуты, ставшие в условиях окопной войны немаловажным оружием 

Кинжалы, конечно, не были новостью для русской армии. Еще с 1904 г. на вооружении нижних чинов кавказских казачьих войск состоял прямой кинжал с длиной клинка 345 мм. В 1908 г. на вооружение нижних чинов пулеметных команд приняли «кривой солдатский кинжал» (кинжал-бебут) обр. 1907 г. с длиной клинка 440 мм. Он же в 1909 г. заменил шашки у нижних чинов артиллерии (кроме конной и конно-горной), а в 1910 г. — у конных разведчиков пехотных полков. Солдаты-пулеметчики уже во время войны получили также прямой кинжал (длина клинка 440 мм). Пулеметчики же в ходе войны стали неотъемлемой частью пехоты. Надо полагать, эти образцы вместе с ножами, штыками-тесаками и трофейными кинжалами нашли применение в окопных боях на Русском фронте не только в руках пулеметчиков.

Упомянутые «топоры на длинных рукоятках» выглядят курьезом. Но окопная война порождала и не такие средства. На Западном фронте, скажем, в окопных боях, союзники и германцы дрались и цепами, и булавами, в армии США в 1917 г. официально приняли стилет-кастет. Неудивительно предложение в условиях нехватки оружия ближнего боя снабдить гранатометчиков (которые как раз завязывали ближний бой) холодным оружием вроде топора, который мог использоваться и для разрушения заграждений. Надо сказать, еще до войны при обсуждении вооружения артиллеристов для самообороны (шашка, карабин, револьвер, топор, кинжал) звучали высказывания за топор, поскольку русский солдат к нему «привык с малых таких лет» (В.Г. Федоров) скорее, чем к кинжалу.

 

Содержание вооружения в войсках, ремонт

Не менее важным средством пополнения армии вооружением, чем расширение производства и закупки за рубежом, была организация сбора и ремонта на фронте.

В начале 1915 г. полковник В.Г. Федоров направил с Северо-Западного фронта в Артком записку «о службе нашей 3-лин. винтовки», в которой описал условия эксплуатации оружия: «Мною… были посещены передовые окопы в районе расположения 1-го Армейского корпуса с целью ознакомления с состоянием винтовок, а также с условиями их службы. Первая мысль, которая приходит в голову… это то, что после войны придется забраковать громадное количество оружия… На протяжении многих сотен верст вдоль Вислы, Бзуры, Равки через каждые два шага лежат в окопах не менее сотни тысяч наших винтовок, заносимых снегом, поливаемых дождем, засыпаемых песком из окопов. Нижние чины… находятся в ужасных условиях… Вряд ли можно требовать от нижних чинов надлежащего ухода и обслуживания оружия и винить их за плохое состояние винтовок. Наоборот, необходимо отметить, что нижние чины прилагают всевозможные усилия для поддержания оружия в порядке… Обходя передовые окопы 85-го пехотного Выборгского полка, я видел многие винтовки с особыми полотняными чехлами с тесемками, заведенными своими средствами и покрывающими ту часть винтовки, где находятся затвор и ствольная коробка… О сильном сплошном заржавлении каналов стволов говорить не приходится — это явление обыкновенное… Вообще надо считать, что после войны будет необходимо произвести массовую замену винтовок… настолько большую, что на нее надо смотреть как на новое перевооружение… Для Оружейного отдела возникает вопрос первостепенной огромной важности, а именно о необходимости иметь к концу войны готовый образец для нового перевооружения».

Кстати, покрышки (чехлы-покрышки) на затвор первыми получили винтовки «Винчестер» как наименее надежные, а с середины 1917 г. покрышки на «Винчестер» считались обязательными. Из выработанных централизованно покрышек для различных винтовок V отдел Арткома ГАУ в Журнале № 360 от 10 октября 1917 г. предлагал объявить войскам «чертежи покрышек только для 3-лин. винтовок», поскольку иностранные винтовки находятся в основном «в тыловых частях», а «австрийские винтовки предполагается в будущем изъять с фронта».

В.Г. Федоров вспоминал о разговоре в начале января 1915 г. с генералом Новицким, начальником штаба 1-го армейского корпуса 2-й армии (Северо-Западный фронт): «От когда-то хорошо обученных и сплоченных полков теперь осталось одно их название… Малообученные солдаты, поступающие для укомплектования, не осознали еще, как нужно беречь свое оружие. Винтовки зачастую теряются и при выносе раненых с поля боя». В 87-м пехотном Нейшлотском полку он же услышал: «До последнего времени мы думали, что во внутренних округах России имеются большие запасы винтовок. Вначале пополнения приходили к нам более или менее вооруженными. Да и у нас кое-что было: зачем, например, винтовка обозному? Оружие оставалось также от заболевших и раненых. Казалось, что винтовок у нас всегда хватит. Вот мы немножко и распустились. Не дорожили каждой винтовкой».

Осмотр и чистка винтовок

«Утеря, порча и оставление оружия не преследовались или преследовались незначительно… — писал генерал Данилов. — Припоминается, например, рассказ одного начальника дивизии, которому удалось легко собрать несколько сот брошенных винтовок при обыске селений по пути следования частей дивизии». Случаи продажи солдатами, особенно маршевыми ротами, не только обмундирования, но и оружия и патронов «местному населению» бывают во всех войнах, но в условиях тогдашнего кризиса с оружием воспринимались особенно болезненно. Генерал Головин находил этому другое объяснение: «Русский солдат вследствие его меньшей культурности относился менее бережно к находящейся на его руках материальной части». Он же писал, как, будучи генерал-квартирмейстером 9-й армии и начальником штаба 7-й армии, в течение 1915–1916 гг. «организовал ряд армейских летучих команд по сбору оружия, ряд передвижных и ряд местных оружейных мастерских».

Сбор оружия, разумеется, был не всегда возможен. «Пока мы наступали, — вспоминал А.А. Брусилов, — все оружие, оставшееся на полях сражения — наше и неприятельское, — собиралось особыми командами и по исправлении шло опять в дело; теперь же, при нашем отходе, получилось обратное; все оружие от убитых и раненых попадало в руки врага. Внутри страны винтовок не было. Приказано было легкораненым идти на перевязочные пункты обязательно с оружием, выдавались за это даже наградные деньги, но эти меры дали весьма незначительные результаты».

Мобилизационным планом не предусматривалась организация достаточных мастерских для ремонта оружия, так что организация сбора, осмотра и ремонта оружия на фронтах велась с изрядной долей импровизации. О порядке сбора и ремонта оружия на Северо-Западном фронте вначале 1915 г. писал В.Г. Федоров: «Вначале оружие с полей сражений свозили к головному этапу, верст за десять-пятнадцать от передовых позиций. Здесь явочным порядком стали организовываться оружейные мастерские для быстрой очистки и ремонта винтовок. Необходимость создания этих мастерских была подсказана самой жизнью. Между тем штаб фронта незадолго до моего приезда приказал закрыть все этапные мастерские, а оружие, собранное с полей сражений, свозить в глубокий тыл — в Варшаву, Двинск, Вильно, где были организованы большие тыловые мастерские. Отсюда маршевые команды, направляемые на фронт, и должны были получать исправленное оружие. Таким образом, выдача оружия всецело переходила в руки штаба фронта. Объезжая передовые позиции, я постоянно слышал сожаление по поводу этого приказа начальника артснабжений.

— Мы прилагаем чрезвычайные усилия, чтобы собрать винтовки после боя, — жаловался командир одного из полков. — Я выдаю особые награды из хозяйственных сумм тем солдатам, которые с опасностью для жизни собирают винтовки, оставшиеся впереди наших окопов. И все это я должен отправлять в тыл, чтобы мои же винтовки выдавали другим полкам, не заботящимся о своем оружии.

Мы шли по окопу передовой линии. Была глубокая ночь. Вдруг над нашими головами что-то зашевелилось, какая-то большая темная масса перекатилась через бруствер и упала с лязгом и стуком на дно окопа. Перед нами стоял коренастый солдат в низко надвинутой папахе.

— Ты откуда? — спросил командир полка.

— Оттуда, ваше высокородие, — бойко ответил солдат, указывая варежкой в сторону «ничьей земли». — Ходил по винтовки.

И тут только я разглядел в темноте его странный вид. Весь он был обвешан оружием. Из-за спины торчали две винтовки, одна перекинута через плечо, еще две он держал в обеих руках.

— Молодец ты у меня! — сказал стрелку командир полка. — Ну иди к заведующему оружием. Там тебе выдадут… Вот видите, — обратился он ко мне, когда солдат ушел, — а штаб фронта хочет обойтись без этих охотников. А ведь на таких смельчаках все дело и держится…

…Во время одного из переездов я увидел фурманки, нагруженные «ранеными» винтовками. Фурманки подъезжали к железнодорожной станции, где оружие должно было грузиться в один из вагонов. Винтовки сваливали одна на другую. Солдаты брали по нескольку штук и бросали их в товарный вагон.

— Как можно так обращаться с оружием? — закричал я. — Разве вам никто не говорил, чтобы вы складывали винтовки на солому в полном порядке?

— Я хотел достать соломы, — начал оправдываться старший, — но ее нигде нет…

Конечно, все это только одни отговорки, но вряд ли старший был виноват. Дело заключалось в тех порядках, которые установили лица повыше него. Хороши же будут винтовки после таких перевозок! Побитые прицелы и мушки, утерянные штыки и шомпола — вот первый результат на пути такого «исправления»…

…В середине февраля я сдал составленное мною новое положение о сборе оружия и о передовых починочных мастерских. Оно было объявлено по войскам Северо-Западного фронта 23 февраля 1915 года.

Отправка трофейных австрийских винтовок на промежуточный армейский склад

Руководство сбором оружия возлагалось теперь на особого офицера, назначаемого для этой цели в каждой дивизии. В его распоряжении находилась команда безоружных и несколько конных земских стражников. Сбор оружия должен был организовать и корпусной комендант. Таким образом, вся прифронтовая полоса как бы дважды «прочесывалась» сборщиками оружия….

…И скоро передовые этапные мастерские стали исправлять до 100 тысяч винтовок в месяц».

На Юго-Западном фронте на середину 1915 г. система ремонта сложилась таким образом. Начальнику артиллерийских снабжений фронта здесь подчинялись подвижные ремонтные мастерские, расположенные в Жмеринке, Бердичеве и Смеле. Трофейное оружие и боеприпасы и оружие, собранное с полей сражения, поступало также на промежуточные армейские склады, устроенные в тылу каждой армии фронта. Для починки винтовок и пулеметов во всех армиях были организованы свои армейские, а в некоторых корпусах 9 и 11-й армий — и нештатные корпусные оружейные мастерские. Своя нештатная мастерская имелась и в 9-й армии. Мастерские обслуживались временно освободившимся составом местных парков, командированными от войск и другими случайными, быстро меняющимися лицами, что никак не способствовало нормальной постановке пересмотра и ремонта оружия. Так что начальников снабжения более устраивал порядок отправки оружия для ремонта в арсеналы и на заводы.

Ремонт оружия на оружейных заводах, во-первых, требовал больше времени, во-вторых, дополнительно загружал и без того чрезвычайно необходимый войсковой и железнодорожный транспорт (чего стоила перевозка, например, в Ижевск), в-третьих — отвлекал мощности заводов от выпуска нового оружия. Так, по данным, приводимым В.Г. Федоровым, по годам соотношение производства и ремонта выглядит следующим образом:

Всего тремя заводами:

выпущено новых винтовок — исправлено винтовок

1914 … 133 899 — 143 887

1915 … 739 446 — 119 208

1916 … 1 301 453 — 18 586

1917 … 1111 393 — 7 550

Нетрудно увидеть, что к 1916 г. за счет постановки войскового ремонта удалось раз в 10 уменьшить ремонт оружия на заводах. Так, на Тульском заводе в 1914 г. было отремонтировано 46 000 винтовок, в 1915-м — 53 000, а в 1916 г. — только 8700; на Ижевском заводе в 1914 г. — 97 900, в 1915 г. — 65 900, в 1916 г. — 9900 винтовок.

О работах тыловых артиллерийских мастерских по ремонту оружия можно судить на примере мастерской №2 Западного фронта (помимо ремонта артиллерийских орудий, лафетов, оптических приборов, двуколок, повозок и т.п.):

Отремонтировано:

Минометов и бомбометов … Винтовок

1914 … — … 5 379

1915 … 1 … 8 352

1916 … 7 … —

1917 … 9 … —

Итого … 17 … 13 731

Для оружейных мастерских требовался постоянный штат квалифицированных мастеров. И 10 марта 1916 г. утверждено положение Военного Совета о формировании «на все время войны» при ружейном полигоне Офицерской стрелковой школы мастеров-оружейников. В марте 1916 г. приказом Наштаверха объявлены к руководству «Некоторые указания для сбережения и исправного действия пулемета». «Максимы» и их станки, отремонтированные в окружных арсеналах или армейских артиллерийских мастерских, порой приобретали занятный внешний вид — пулеметы могли сочетать детали разных моделей, станки вместо колес ставились на деревянные кругляши, появлялись щиты новой формы. В целом же фронтовые органы оказались плохо подготовлены к ремонту пулеметов.

Только в мае 1916 г. был издан приказ начальника Штаба Верховного Главнокомандующего № 589 с временными штатами и положениями: а) о тыловой оружейной мастерской фронта со складом ручного оружия и пулеметного имущества; б) об армейской оружейной мастерской со складом ручного оружия и пулеметного имущества. Эти мастерские формировались на основе оружейно-пулеметных отделов подвижных ремонтных мастерских и складов ручного оружия передовых артиллерийских запасов фронтов, на Западном фронте были использованы также штаты отделов ручного оружия варшавского и бобруйского артиллерийских складов.

В войсковой мастерской, используемой для ремонта вооружения пулеметных и бомбометных команд. Любопытно разнообразие вооружения: пулеметы — на первом плане — «Максам» обр. 1910 г. на треножном станке «Виккерс» обр. 1910 г., за ним — на колесном станке Колесникова, далее — трофейный MG.08 на салазочном станке; бомбометы — трофейный германский и 9-см бомбометы типа «Г. Р.»

Мелкий ремонт и замена запчастей производились в полковых оружейных мастерских. В армейской мастерской производились: осмотр и сортировка оружия и пулеметов, доставленных с полей сражения и от войск, на годное, требующее исправления, и негодное; чистка и смазка оружия, исправление неисправностей, которые можно было устранить на месте заменой запчастей или мелким ремонтом (например, ремонт штыков или лож); отправление в тыловую оружейную мастерскую фронта оружия, которое не могло быть исправлено средствами армейской мастерской. В тыловой оружейной мастерской фронта производились сравнительно сложные и продолжительные работы по ремонту оружия, которые в то же время не требовали помощи заводов. Приказ, по сути, узаконивал меры, уже принятые на фронтах усилиями войск и специалистов ГАУ.

Постепенно прививалось более бережное отношение к оружию. По мере обустройства окопов в них устраивались стойки для винтовок. Обратим внимание на тряпицы, которыми обмотаны винтовки

Не менее важно было приучить солдат — новобранцев и призванных из запаса — к повседневному уходу за оружием, его сбережению. С другой стороны, сами войска находили свои приемы ухода. В.Г. Федоров описал свои наблюдения в 86-м Вильманстрандском пехотном полку в мае 1915 г.: «В боевых условиях подающий механизм легко засоряется. В гнездо отсечки-отражателя забиваются пыль и грязь. А полная разборка винтовок производилась крайне редко: вынимать отсечку разрешалось лишь под наблюдением унтер-офицера. Оружие месяцами не чистилось… Обходя окопы, я заметил, что многие винтовки были обвязаны по затвору и магазину какими-то тряпками.

— Зачем, ребята, вы делаете это? — спрашиваю у солдат.

— Нельзя иначе, ваше высокоблагородие, — отвечают мне. — Без такой обвязки винтовки очень запыляются. Во время ветра пыль, грязь, песок забиваются в затвор. Такие винтовки трудно заряжать, затвор только с трудом можно двигать в ствольной коробке, хоть колотушкой по ней бей!

— Откуда же берете вы эти тряпки? Их выдает хозяйственная часть?

— Никак нет! Мы свое белье рвем, иначе замучаешься!

Не раз я был свидетелем, как при внезапной тревоге такие тряпки немедленно срывали, и оружие действовало исправно. Я убедился, что это «изобретение» солдат приносило только пользу, облегчая стрельбу.

Другое дело было с тряпочной затычкой в дульной части, которая тоже должна была предохранять канал ствола от пыли и грязи. При необходимости внезапно открыть огонь многие стрелки забывали о закупоренном дуле. А иные просто считали, что ничего худого не случится и пуля сама вытолкнет тряпку. На самом деле у таких винтовок раздувалась дульная часть, и меткость их боя никуда не годилась. Я подсчитал, что по Северо-Западному фронту этот недостаток давал немалое количество бракованного оружия (около 10 тысяч винтовок), что увеличивало и без того громадное число безоружных. Пришлось скрепя сердце отдать распоряжение хотя бы временно не браковать такие стволы, а только немного укорачивать их и опиливать снаружи, чтобы штык можно было примкнуть к винтовке.

На многих винтовках качались штыки, нередко попадались экземпляры без ствольных накладок, без антабок и т. п. Сплошь и рядом шомпола не ввинчивались в упоры и потому постоянно терялись. Весьма неблагополучно было и с принадлежностями к оружию. Вместо ружейных ремней болтались веревочки и тесемочки. Даже в такой простой принадлежности, как протирка, которую можно было быстро изготовить в любом количестве и на любом заводе, — даже в ней ощущался сильнейший недостаток.

Как-то во время осмотра я приказал стрелку прочистить еще раз канал ствола. Солдат встал и направился вдоль окопа.

— Куда? Прочисти здесь, при мне.

— Наши протирки и шомпола во второй роте, ваш-бродь.

В разговор вмешался офицер и объяснил, что, узнав о моем приезде, другие роты спешно чистят оружие. Но шомполов и протирок крайне мало, и они переходят из одной роты в другую.

Осматривал я и патроны в подсумках и патронташах. Вид их был ужасный. Все было покрыто пылью и грязью. Заряжание такими патронами, особенно при тогдашней обойме, было весьма трудным. Чтобы облегчить его, стрелки вынимали верхний патрон и, действуя им на оставшиеся четыре патрона, как рычагом, проталкивали их в магазин. Иногда заряжание велось в несколько приемов. Сначала стрелок вынимал крайний патрон и тем самым разжимал лапки обоймы. Потом вкладывал патрон обратно и уже после этого заряжал магазин. Подобные процедуры очень снижали интенсивность ведения огня. Из окопов обычно стреляли патронами, которые хранились в цинковых коробках. Патроны же в подсумках и патронташах являлись как бы неприкосновенным запасом. Обновляли их крайне редко; некоторые стрелки говорили, что патроны в подсумках лежат уже три-четыре месяца.

На этот недостаток также пришлось обратить серьезное внимание войск в особом приказе.

В значительно лучшем состоянии находились затворы и прицелы. Видно было, что стрелки заботились о сохранении в надлежащем виде этих важнейших частей оружия, несмотря на весьма трудные условия длительного сидения в окопах».

 

О вещевом довольствии

Вопрос формы одежды, знаков различия русской пехоты и ее частей — отдельная большая тема. Здесь же взглянем на этот вопрос постольку, поскольку он определял состояние пехоты и возможность ведения боевых действия.

Вспомним, что к началу войны походная форма включала в себя:

— для офицера — фуражку защитного цвета с защитного же цвета кокардой (зимой папаху обр. 1910 г.) и малиновыми выпушками по верхнему краю околыша и на тулье, китель (зимой походный мундир) с защитными погонами, укороченные защитные шаровары, походное снаряжение из коричневой кожи (поясной ремень с муфтами и наплечными ремнями, кобура, футляр с биноклем, полевая сумка и фляга), коричневые перчатки. Вооружение — шашка на ременной портупее и револьвер с походным шнуром (коричневой кожи);

— для нижних чинов пехоты — суконную фуражку защитного цвета с малиновыми выпушками по верхнему краю околыша и на тулье (зимой папаха), гимнастерка обр. 1913 г. (рубаха, суконная зимой и полотняная летом) с двусторонними погонами — защитными с малиновой выпушкой, шаровары защитного цвета и высокие сапоги, поясной ремень с двумя подсумками и с малой лопатой в кожаном либо парусиновом чехле, вещевой мешок обр. 1910 г. с водоносной баклагой (флягой) на перевязи, парусиновый патронташ через левое плечо, поверх него — шинель-скатку серого сукна и котелок. Вооружение — винтовка со штыком на ремне.

Стандартное походное снаряжение солдата армейской пехоты: 1 — малая пехотная лопата в чехле, 2 — патронные сумки, 3 — вещевой мешок, 4 — фляга, 5 — сухарный мешок, 6 — нагрудный патронташ, 7 — шинель, закатанная в полотнище походной палатки (скатка)  

В вещевой мешок укладывались: две рубахи, одни исподние брюки, две пары портянок, одно полотенце, одна пара рукавиц с варежками, сухари в холщовых мешочках, соль в особом мешочке, принадлежности для чистки оружия (отвертка, промывальник, шпилька, пузырек с маслом, сало, завернутое в тряпку, суконка, небольшой кусочек тряпки, несколько заостренных палочек и перышек и дульная накладка), принадлежности для содержания чистоты и опрятности в мешочке (гребенка, мыло, нитки, щетка), луженая чарка или кружка и четыре патронные пачки.

Защитная окраска полевой формы вводилась в русской армии еще в ходе Русско-японской войны. Официально обмундирование защитного цвета для солдат и офицеров введено в 1907 г. Защитная окраска и удобный покрой полевой формы в целом хорошо отвечали условиям войны. Кожаные детали полевого снаряжения во время войны окрашивались в защитный цвет или обшивались с лицевой стороны сукном под цвет шинелей. 

СОСТОЯНИЕ ВЕЩЕВЫХ ЗАПАСОВ НА 1 ЯНВАРЯ 1914 г.

Уже первые четыре месяца войны показали несоответствие между наличием вещевых запасов и количественным ростом армии. Чтобы удовлетворить первоначальные потребности отмобилизованной армии, были привлечены все фабрики и кустарные мастерские, реквизированы имеющиеся на складах предприятий готовые изделия и сырьевые материалы.

Русские пехотинцы на вокзале Львова, 1914 г.

Неизмеримо возросла потребность войск в обуви. Только за полтора года войны — с 1 января 1916 г. по 1 июля 1917 г. — потребовалось обуви 6,31 млн. пар, из них было заказано за границей 5,8 млн. пар. «Пришлось уже в 1915 г. сделать очень крупные заказы на обувь — преимущественно в Англии и Америке, — писал генерал Лукомский. — Эти заказы обошлись казне очень дорого; были случаи крайне недобросовестного их выполнения».

Интересно, что армия могла бы снабжать себя обувью местными силами — собственными сапожными мастерскими, заказами кустарям и мелким фабрикам в тылу армий (несмотря на выселение евреев из прифронтовой зоны, оставалось достаточно неплохих сапожников), но нужны были кожи. Кожи оставались от скота, державшегося для снабжения армий мясом, но не было дубильных заводов и дубильных веществ.

Генерал Головин вспоминал, как осенью части 7-й русской армии, доставленные на Юго-западный фронт, вынуждены были «пройти 4–5 переходов, чтобы занять назначенные на фронте места. Это походное движение совпало с осенней распутицей, и пехота потеряла свои сапоги. Тут начались наши страдания. Несмотря на самые отчаянные просьбы о высылке сапог, мы получали их столь ничтожными порциями, что пехота армии ходила босая. Такое катастрофическое положение длилось почти два месяца».

Георгиевские кавалеры гвардейских стрелковых полков, 1915 г.

С началом 1916 г. положение с обувью стало улучшаться. За весь 1916 г. в армии и их тыловые склады было выслано до 29 миллионов пар обуви, большая часть которой была изготовлена в России. Чтобы удовлетворить потребность в сапогах все кустари-сапожники в принудительном порядке были обязаны изготовлять за плату для армии не менее 2 пар сапог в неделю. В некоторых военных округах была проведена реквизиция сапог и сапожного материала. Ввозившаяся из-за границы обувь часто оказывалась низкого качества. Тем не менее в форме русской пехоты прочно обосновались «английские» и «американские» ботинки в сочетании с обмотками.

Для экономии кожевенного материала было разрешено иметь сапоги с укороченными на 2 вершка (5 см) голенищами, с брезентовыми голенищами, а также носить ботинки с крагами из старых голенищ. С целью сохранения сапог в летнее время (вне нормы) допускались для ношения лапти. Наладили и ремонт обуви в войсках — в каждой роте был введен штатный сапожник, в полках организованы сапожные мастерские. В ремонте обуви прибегали к различным суррогатам: деревянным подметкам, составной подошве, подметке из старого брезента и т. д. Но тут вмешались и другие факторы.

Армейская сапожная мастерская. Новый Петергоф, 1915 г.

«Во время зимы 1916/17 года, — вспоминал генерал Брусилов, — войска не могли жаловаться на недостаток теплой одежды, но сапог уже не хватало, и военный министр на военном совете в Ставке нам заявил, что кожи почти нет, что они стараются добыть сапоги из Америки, но прибудут ли и когда, в каком количестве, он сказать не может. При этом добавлю со своей стороны, что недостаток сапожного товара к 1917 году произошел не оттого, что было его слишком мало, а вследствие непорядков в тылу: чуть ли не все население России ходило в солдатских сапогах, и большая часть прибывавших на фронт людей продавала свои сапоги по дороге обывателям, часто за бесценок, и на фронте получала новые. Такую денежную операцию некоторые искусники умудрялись делать два-три раза».

О «теплой одежде» Брусилов упомянул не случайно. Его 8-й армии случилось ощутить на себе ее недостаток осенью 1914 г.: «Я доносил, что, ведя беспрерывные бои в Карпатских горах, моя армия оказалась в ноябре голой, летняя одежда истрепалась, сапог нет, и войска, находясь по колено в снегу и при довольно сильных морозах, еще не получили зимней одежды. Я прибавлял, что считаю это преступным со стороны интендантства фронта и требую быстрейшей присылки сапог, валенок и теплой одежды. Вслед за этим я уже от своего имени, не надеясь более на распорядительность интендантства, отдал приказание приобретать теплые вещи в тылу и быстро везти их к армии. Должен к этому добавить, что вопрос о теплой одежде мною был поднят еще в сентябре, но, как мне было разъяснено, считалось, что необходимо сначала снабдить теплыми вещами войска Северо-западного фронта вследствие более сурового там климата; но не было принято в расчет, что в Карпатах зима еще более суровая и что войскам, находящимся в горах, также, и еще в большей степени, требуется зимняя одежда. Во всяком случае, казалось бы, в ноябре можно уже было снабдить все войска теплой одеждой». Тут речь шла об оперативности работы тыла.

Большое отступление 1915 г., сопровождавшееся потерей районов с развитой дорожной сетью и значительными местными ресурсами, еще больше ухудшило условия работы тыла. И пехота ощущала это первой. Что касается теплых вещей, то если в мундирах и шинелях все потребности армии, с учетом необходимого запаса, в течение войны были удовлетворены на 57–60%, а в сапогах на 64%, то в полушубках — на 39%, валенках — на 43% («История тыла и снабжения русской армии», 1955 г.).

В прочих видах вещевого снабжения армия не переживала таких кризисов. Хотя мобилизационные запасы вещевого имущества были израсходованы в начале войны. Главное интендантское управление при размещении заказов столкнулось с нехваткой сырья и недостаточными производственными возможностями кожевенной, текстильной и суконной промышленности. Нельзя было твердо надеяться и на заграничные заказы, требующие времени для исполнения и загружавшие и без того дефицитный транспорт. «Выручить» могли только различные упрощения в обмундировании, применение суррогатов, жесткое лимитирование, усиленный ремонт и другие меры, которые и осуществлялись в ходе войны.

Солдаты запасаются водой в баклаги (фляги). Галиция, 1915 г. Обратим внимание на вещмешки по типу «туркестанского»

Согласно статистическому сборнику «Россия в мировой войне 1914–1918 годов» (1925), за время войны русской армией было израсходовано: сукна серошинельного — 170 млн. м, сукна защитного — 134 млн. м, полушубков — 12 млн. шт., телогреек и фуфаек — 21 млн. шт., ватных шаровар — 30 млн. шт., сапог — 65 млн. пар, портянок (чулок) теплых — 50 млн. пар, валенок — 15 млн. пар, теплого белья — 51 млн. пар. Причем потребность в шинельном сукне почти на 55% была покрыта заграничными заказами. Суконные материалы заменялись на «сукноподобные». Заготовка обуви и вещей для армии оказалась как раз той областью, где смог хорошо зарекомендовать себя тот же «Земгор».

Отменялись сроки носки, устанавливался порядок снабжения «по мере надобности». Из отчетных данных за первые полтора года войны (до 1 сентября 1916 г.) было установлено, что с учетом преждевременного износа и утраты по военным обстоятельствам следует предусматривать к отпуску войскам в год на одного человека: сапог — 5–6 пар, нательного белья — 6 пар, портянок — 12 пар, полотенец — 3. Вместо запасной пары сапог солдаты носили с собой опорки.

По ходу войны снаряжение пехотинцев менялось. Так, приказом по военному ведомству от 31 августа 1914 г. (об установлении упрощенных предметов снаряжения) взамен поясных патронных сумок 1909 г. и нагрудных патронташей обр. 1900 г. введены нагрудные матерчатые патронташи по типу американских, приказ от 21 марта 1915 г. устанавливал правила укладки в туркестанские мешки и правила ношения снаряжения упрощенного образца (в соответствии с ним вышеупомянутый американский патронташ надевался через левое плечо).

Из примеров упрощения предметов снабжения можно упомянуть: взамен вещевых мешков образца 1911 г. стали выдавать старые мешки образца 1869 г., вместо фляг алюминиевых на снабжение приняли фляги стеклянные, кожаные подсумки и ремни для винтовок были заменены на матерчатые, вместо бронзовых котелков образца 1910 г. стали заготавливать котелки алюминиевые и железнолуженые, полотнища палаток вместо парусины изготавливали из хлопчатобумажной ткани с пропиткой.

Общий вес обмундирования и снаряжения пехотинца должен был составлять 1 пуд 30 фунтов, то есть около 28 кг, на самом деле на походе солдат носил на себе — даже без учета оружия — значительно больше. К началу 1917 г. снаряжение солдата в гренадерской и армейской пехоте включало кроме мундира, шинели и обуви также: вещмешок, 2 сухарных мешка, ремень для скатки, поясной ремень, флягу, котелок, 2 патронные сумки, нагрудный патронташ и запасную патронную сумку, лопатку, топор или киркомотыгу с чехлом, походную палатку, ружейный ремень, штыковые ножны.

Что касается боеприпасов, то солдат-пехотинец носил на себе 120 патронов: по 30 штук в каждой патронной сумке, 30 в патронташе, и по 30 в каждой запасной сумке. В поясных сумках патроны носились в пачках, развязанных и распечатанных, в патронташе и запасной сумке — вынутые из пачек. В упрощенном варианте снаряжения можно было распределить по 45 патронов в каждой патронной сумке и по 30 патронов в патронташе и одной запасной сумке. В бою солдат должен был сохранять в качестве неприкосновенного запаса 15 патронов (одна закрытая и запечатанная пачка). Кроме того, патроны в закрытых и завязанных пачках носили в вещмешке и карманах — опыт заставлял солдат иметь при себе максимально возможный запас патронов. Гранаты носили в специальных сумках — по две штуки, но в боевых условиях держали в карманах, засовывали за пояс.

В связи с поставкой предметов обмундирования из-за границы и возможностью самостоятельного их заказа значительно менялась в ходе войны форма офицеров. С 1916 г. офицерское обмундирование стало довольно «разномастным», его предметы шили из материи уже любого защитного цвета (серого, коричневого и т.п.).

А вот специального, не предусмотренного штатом заранее снаряжения, которое облегчало бы длительное сидение в окопах, русская пехота, в отличие от союзников, не получала. Недаром В.Г. Федоров, вспоминая посещение французского фронта, кроме насыщенности его автоматическим оружием, артиллерией и другой «техникой», специально описывал «один из складов интендантского ведомства»: «Он был забит мундирами на меху, специальными кожаными шароварами для окопов, сапогами из коричневой английской кожи на толстой подошве, добротными ружейными чехлами». Русскому пехотинцу приходилось довольствоваться по большей части шинелью («на ней сплю, ею укрываюсь, ее под голову кладу»), а винтовку обматывать тряпицами.

 

Средства индивидуальной защиты

 

Шлемы, бронещиты, бронепанцири

Шлемы использования русской армией в 1914–1917 гг. средств индивидуальной бронезащиты в литературе касаются редко, и стоит остановиться на ней подробней.

Первыми «стальные каски Адриана» массово получили солдаты русских особых бригад во Франции  

Казалось, огнестрельное оружие положило конец широкому применению защитного вооружения еще в XVII веке, оставив лишь отдельные средства защиты от холодного оружия ударного действия (кирасы, шлемы) в кавалерийских и саперных частях. Однако успехи сталеделательной промышленности во второй половине ХIХ в. возродили интерес к легким «противопульным» панцирям и щитам. В России еще во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. испытывались щиты Л. Нобеля, в 1886 г. — легкие щиты полковника Фишера и датского капитана Гольштейна. Работы над средствами индивидуальной защиты активизировала Русско-японская война. Военное ведомство начало изучать всевозможные варианты щитов, «панцырей», нагрудников и т. п. За время этой войны в действующую армию было отправлено 4790 панцирей, 370 щитов. Русско-японская война ускорила появление щитов на орудиях полевой артиллерии и пулеметах. Но оставался вопрос о щитах, которые могли бы придаваться, «например, людям охотничьих команд, а также саперных частей». Изучались ииспытывались многие варианты. К примеру, отдел по оружейной части Артиллерийского комитета ГАУ, рассматривая 20 июня 1906 г. предложение пулеулавливающего панциря Юкера, отметил, что «панцирь по своим качествам не превосходит образцы, уже известные Отделу». Большие надежды возлагались на щиты из хромоникелевой стали. Весной 1913 г. испытывались стрелковые щиты толщиной около 8 мм и пулеметные толщиной 7 мм. Но до Первой мировой войны стрелковые щиты вместе с пулеметными и крепостными были предметом внимания Главного инженерного управления.

Главной защитой пехоты под огнем становится лопата и защитная окраска экипировки. Тем не менее предложения различных шлемов, «бронемасок», щитов, «панцирей», «пулезащитных кирас», колесных щитов, «передвижных окопов», «щитов-тележек», «мантельетов» и т.п. составили едва ли не половину всех изобретений, предложенных военному ведомству за время войны заводами, фирмами и частными лицами. Диапазон изобретателей здесь был едва ли не самым широким — от профессиональных военных до учителей рисования, от инженеров-металлургов до крестьян, от высокопоставленных чиновников до ссыльных.

Большую энергию по рекламе своих изобретений, развил, например, полковник Чемерзин. Свои щиты он предлагал еще в 1905 г., но тогда войска не признали их пригодными, а в 1911 г. он не сошелся с военным ведомством в условиях. Среди его предложений в начале мировой войны были даже бронекираса и «бронекепка» для водителей, но ни одно из них не приняли.

Ряд изобретателей предлагал щитки для левой руки, крепившиеся на винтовке, поскольку в прессе писали о большом количестве стрелков, раненных в левую руку (держащую цевье винтовки). Член Технического комитета ГВТУ генерал-майор Тюрин в записке от 17 декабря 1914 г. предложил уделять больше внимания щитам, защищающим голову, «чтобы уменьшить не число раненых, а число убитых».

Для защиты головы наиболее пригодными были, конечно, не щиты, а каски (шлемы). Предложения шлемов «от шрапнельного огня» поступали уже с начала войны — вопрос был весьма актуален, еще более актуальным он стал с ростом значения артиллерийского огня и использования осколочно-фугасных боеприпасов. Первая мировая война сделала стальную каску (шлем) обязательным элементом экипировки большинства солдат.

А.А. Игнатьев вспоминал, что во французской армии стальные каски «устраняли три четверти всех ранений в голову». Русское военное ведомство относилось к каскам с недоверием, якобы потому, что Николай II «нашел, что каска лишает русского солдата воинственного вида». Более интересное мнение командования высказано после испытания на фронте первых 15 тыс. французских касок — их забраковали «ввиду наружного сходства с касками противника». Тем не менее в первой половине 1916 г. выдали срочный заказ на один миллион касок. Тут к месту привести данные опроса 33 265 раненых, эвакуируемых из Москвы в сентябре 1915 г.: пулевые ранения (с повреждением костей) составляли — 70%, шрапнелью — 19,1%, осколками снарядов — 10,3%, холодным оружием — 0,6% Понятно, что для головы доля шрапнельных пуль и осколков как причины ранений была больше. Поданным на

20 октября 1916 г., во Францию было выдано два контракта на «стальные каски Адриана (французского образца)» — на 1 500 000 и на 2 000 000 шт. общей стоимостью 21 000 000 франков, по 6 франков за штуку. Однако поставка этих шлемов в Россию затянулась. В результате первыми из русской армии получили каски (шлемы) системы О.Л. Адриана солдаты русских бригад, направленных сражаться во Францию. Их вооружением и экипировкой занимались французы, и среди прочего они получили шлем, известный как М1916 (цельнотянутой конструкции), отличавшийся от французского накладной эмблемой с имперским двуглавым орлом. В Россию к концу 1916 г. поставили только около 340 000 касок (шлемов) Адриана типа М1916. Каска при массе 0,75 кг имела толщину стенок всего 0,7 мм, но могла отразить летящую по касательной пулю, основным же ее предназначением была защита от осколков на излете, падающих сверху кусков земли, обломков и т.п. — отсюда широкий козырек каски. Посадку каски на голове и амортизацию обеспечивали кожаный подшлемник и войлочные прокладки. Каску обычно окрашивали в защитный цвет хаки. Впервые русская армия применила их в Галиции.

Группа офицеров 267-го пехотного Духовщинского полка. Кроме касок Адриана обратим внимание на наличие у одних офицеров сапог, у других — ботинок с обмотками

Стальные каски, как и убежища, позволяли существенно снизить потери

Еще в 1915 году русский Генеральный штаб принял решение начать разработку русского стального шлема. В 1916 г. было дано задание на изготовление 3,9 млн. касок на русских предприятиях с внеочередным выделением на это металла. Прототипом послужила каска Адриана М1е1915 массой 0,75кг. В 1917 заказ на производство шлемов разместили в Финляндии на заводах «Сулберг-Ой» и «Холмберг». В России шлем получил обозначение обр. 1917 г., хотя официально принять его на вооружение не успели. До получения Финляндией независимости поставлена была небольшая часть этих шлемов, зато затем шлем долго состоял на вооружении финской армии. От французского прототипа штампованный шлем обр. 1917 г. отличался увеличенной до 1 мм толщиной стенок (масса возросла до 0,85–1 кг), треугольным грибком, прикрывавшим вентиляционное отверстие вверху купола (вместо гребешка на французской каске) и другими деталями. Шлем имел кожаный или холщовый подшлемник, кожаный подбородочный ремешок.

Стальная каска (шлем) Адриана типа М1916 русского заказа

Русский стальной шлем обр. 1917 г.

Запоздание с выдачей заказа и задержки поставок привели к тому, что касок (шлемов) русская армия имела мало. Неудивительно, что в 1917 г., например, русские солдаты прямо использовали трофейные германские шлемы (тут уж «наружное сходство» с противником было полное), тем более что германский тип стального шлема был тогда едва ли не лучшим. А шлем по типу обр. 1917 г. будет потом стандартизован в Красной Армии в 1927 г.

Применение щитов поначалу было связано с крепостной войной. Технические условия на приемку «крепостных стрелковых щитов» толщиной 8 мм с «шрапнельной крышкой» толщиной 2 мм были утверждены Инженерным комитетом ГИУ в декабре 1913 г. Крепостных щитов до войны было заказано Путиловскому, Петроградскому механическому и Обуховскому заводам несколькими нарядами 46 400 штук, в счет этого заказа 21 800 щитов успели поставить до войны, а 25 115 — уже во время войны.

17 декабря 1914 г. начальник инженерных снабжений Северо-Западного фронта получил телеграмму: «В Хабаровске имеются стрелковые щиты 150 больших, 1254 малых и 2172 оставшихся от заготовки японской войны панциря. Телеграфируйте нужны ли и куда высылать», 20 декабря дан запрос выслать все в Гродно, Новогеоргиевск, Осовец. Из Хабаровска выслали на Северо-Западный фронт 194 «щитовых двуколок», остальные щиты пошли на Юго-западный фронт. 12 ноября 1914 г. генерал-майор Свяцкий, «по поручению заведующего инженерной частью армии обложения крепости Перемышль» заказал Обществу путиловских заводов 150 «позиционных щитов» своей системы.

Германские солдаты испытывают трофейный русский колесный щит на группу стрелков. Подобные щиты русская армия заказывала еще во время Русско-японской войны. Первая мировая быстро показала бесперспективность такой формы «коллективной» защиты

К концу 1914 г. крепостные щиты начали высылать и в полевые войска — армии, например, запрашивали бойничные щиты системы генерала Фабрициуса, высланные им в апреле 1915 г. В результате были выданы новые заказы на крепостные щиты, хотя войска вскоре стали отказываться от них из-за массивности.

Справка по Крепостному отделу ГВТУ от 4 сентября 1915 г. гласила: «До войны были заказаны шиты крепостного типа, толщиной 8 мм, весом около 52 фнт, при условии непробиваемости остроконечной пулей с расстояния 50 шагов, соответствующего расстоянию от укреплений искусственных препятствий.

В январе сего года ГУГШ, по указаниям из действующей армии, потребовало все крепостные щиты, еще не отправленные в крепости, выслать под Перемышль и Лецен, а вслед за сим от того же управления поступило требование заказать второй комплект крепостных щитов.

Тогда же появился проект облегченных щитов полевого типа, каковые было предложено заказать в небольшом количестве в виде опыта…

Испытание носимого стрелкового щита. Нижний Новгород, 1915 г.

ГУГШ уведомляет, что помимо большой потребности в щитах крепостного типа поступают требования на шиты полевые, почему ГУГШ полагает заказать щиты в значительном количестве, не ограничиваясь пробным заказом. Ввиду сего и по сношениям с начальниками снабжений армий было заказано 63 000 полевых щитов… Выделка щитов на русских заводах встретила весьма труднопреодолимые препятствия, каковые уже задержали сдачу заказанных щитов… Удалось с громадными трудностями достигнуть непробиваемости щита с 50 шагов при толщине его около 6 мм, причем вес щита получается около 25 фунтов, для переноски имеются особые кожаные лямки».

Выделилось пять основных направлений: переносные стрелковые щиты, носимые панцири и щиты-панцири, «наружейные» щиты (по аналогии с пулеметными), щиты-лопаты, колесные щиты на одного, двух и более бойцов. Так, на 1 августа 1915 г. были заказаны, но не отправлены в войска: наружейные щиты есаула Бобровского и Свяцкого, колесные щиты Качурова и Свяцкого, в армии имелись крепостные и полевые щиты системы ГВТУ, наружейные щиты Щукина, колесные Бобровского. А 16 декабря 1915 г. ТК ГВТУ сообщал в Крепостной отдел, что направил в Отдел изобретений ЦВПК «чертежи и технические условия на щиты: крепостной колесный, крепостной стрелковый, стрелковый образца Технического комитета и наружейные есаула Бобровского и доктора Кочкина».

2 марта 1915 г. Технический комитет ГВТУ одобрил технические условия для изготовления и приемки полевых стрелковых щитов. Щит имел толщину 6 мм, бойницу с заслонкой, ремень для переноски, откидную трубчатую ножку для установки на грунт.

На октябрь 1915 г. «щиты стрелковые» упоминались в списке «Предметов для укрепления позиций». К тому времени был распределен заказ на 200 000 щитов заводам: Петроградскому механическому и металлическому, Лангензипен, Обуховскому, Пермскому пушечному, а также Комитету средней и мелкой промышленности.

Характерно предложение щитов не только для стрелков, но и для солдат других специальностей. Например, предложение В.Г. Лаврентьева от декабря 1915 г. «щита для бомбометчиков» (признанного, правда, «неудобным в применении»). Некоторые щиты признавали «соответствующими своему назначению», но слишком дорогими для заказа — как, например, щит поручика В.Ф. Гельгара, предложенный в марте 1915 г. для прикрытия работы разведчиков и резки проволочных заграждений. Военное ведомство от него отказалось, тем не менее их заказали начальники инженерной части III и XI армий, и в XI армии в первой половине 1915 г. после испытания приняли 610 «сапных щитов» Гельгара.

Испытание нагрудного щита Сормовского завода. Щит надет в виде панциря. Нижний Новгород, 1915 г.

Тем временем печать заполнилась рекламой коммерческих фирм. В мае 1915 г. ГУГШ вынуждено было выступить с официальным предостережением: «За последнее время в органах периодической печати стали встречаться объявления частных заводов и отдельных лиц, причем иногда предлагаются различного рода панцири… Так, например, панцирь, изготовленный Обществом сормовских заводов, оказался не только бесполезным, но даже усиливающим действие пули… К числу подобных же изобретений относится и рекомендуемый русско-английским техническим бюро «щит-панцирь отставного поручика Гельгара». Причем «панцири» пускались коммерсантами в продажу по цене в сотни и даже тысячи рублей с расчетом, что имеющие деньги родственники военнослужащих доверятся рекламе и купят их, чтобы защитить жизни своих родных. При том, что полевые стрелковые щиты, например, заказывались ГВТУ заводам по цене 39–41 руб. Общество железоделательных, сталелитейных и механических заводов «Сормово» начало изготовление «панцирей» в конце 1914 г. якобы по личному обращению «нескольких офицеров действующей армии», выпустило 192 штуки, и после неудачных испытаний производство прекратило. 17 марта 1915 г. Общество сообщало Техническому комитету ГВТУ, что изготавливает щиты «для зарядных ящиков, наблюдательных вышек, лафетов, а также стрелковые», но «панцирей» уже не называло.

Можно проследить судьбу заказов, выданных ГВТУ на различные щиты:

Тип щита	Дата выдачи заказа	Кому выдан заказ	Размер заказа, шт.	Срок поставки	Результат
Крепостные		Петроградский механический и металлический завод	39 00		С 14.04.1915 срок отодвинут до 14.101915, на 01.12.1915 сдано 33.300
Полевые стрелковые:
	21.11.1915	Обуховский сталелитейный завод	6000	10.11.1915
	19.09.1915	Акционерное Общество «Лангензипен и Ко»	2900
	18.09.1915	Петроградский механический и металлический завод	8700	01.06.1916	На 10.06.1916 г. сдано было 7656, на апрель 1917 г. 8626
	02.09.1915	Петроградский комитет мелкой и средней промышленности	5100
	02.09.1915	Пермский пушечный завод	3000	01.05.1916	На 01.05.1916 не сдано ни одного щита
— легкие стрелковые	10.10.1916	Акционерное Общество «Лангензипен и Ко»	3000	15.11.1916	Закончен 23.12.1916
— образца ТК ГВТУ	14.04.1915	Петроградский механический и металлический завод	50 00	10.10.1915
— г.-м. Свидзинского	31.01.1916	Петроградский механический и металлический завод	400	30.04.1916	Закончен 12.06.1916 + 120 дополнительных
Наружейные:
— доктора Кочкина	14.11.1915	Ижорский завод	9000	14.02.1916	Закончен 15.04.1916 +700 дополнительных
	27.11.1915	Петроградский механический и металлический завод	1200	14.02.1916	Закончен 25.07.1916
	28.05.1916	Петроградский механический и металлический завод	2500	01.08.1916	Закончен 10.08.1916
— есаула Бобровского	30.07.1915, 06.10.1915	Петроградский механический и металлический завод
— есаула Бобровского и г.-м. Свяцкого	23.02.1916	Ижорский завод	2000 Свяцкого, 2000 Бобровского
Щит г.-м. Свидзинского	31.01.1916 г.	Петроградский механический и металлический завод	400
Колесный щит Бобровского	20.06.1915	Петроградский механический и металлический завод	200
Колесный щит г.-м. Розенберга	16.04.1916	Ижорский завод	200		Закончен в начале 1917 г.

Стрелковые и «полевые» щиты изготавливались из броневой стали с присадками марганца, никеля, хрома, молибдена или ванадия. В основном они выполнялись в виде плоского листа той или иной формы, иногда с дополнительной крышкой сверху. Для защиты стрелка за щитом и соседних стрелков от осколков попавших в щит пуль служили отгибы краев щита вперед и «воротник» амбразуры. Щиты снабжались ремнями или лямками для переноски и складными опорами для установки на грунт. Интересен своей конструкцией щит, предложенный генерал-майором Свидзинским, шириной (по основанию) 840 и высотой 712 мм — в виде двухскатного листа, установленного под углом к горизонту, снабженного амбразурой с броневой задвижкой. Переносился на ремне. Форма щита оказалась довольно перспективной — такую же форму можно увидеть в стрелковом щите, применявшемся во время советско-финляндской и в начальный период Великой Отечественной войны.

Демонстрация способа стрельбы с использованием нагрудного щита Сормовского завода, 1915 г.

Наружейный щит доктора Кочкина размерами 473 x 480 мм надевался своей амбразурой на винтовку и крепился впереди или позади прицельной планки, на походе носился на лямке, в бою мог на той же лямке носиться на груди. Его масса при толщине 5,5–6,3 мм составлял 6,1–6,95 кг. Технические условия на изготовление щита доктора Кочкина были одобрены Техническим комитетом ГВТУ 2 марта 1915 г. 11 октября 1915 г. Начальник инженерных снабжений Юго-Зпадного фронта просил о «снабжении пехоты щитами доктора Кочкина по расчету 1000 на дивизию». Начальник Ижорского завода, которому 14 ноября 1915 г. был дан наряд на 9000 щитов, указывал, что «5,5-мм щиты доктора Кочкина благодаря требованию их непробиваемости с 50 шагов остроконечной пулей изготовлением гораздо труднее 6,5-мм щитов Офицерской стрелковой школы». 20 ноября заказ на 12 000 щитов получил Петроградский механический и металлический завод. И если Ижорский завод смог выполнить заказ в срок (и даже поставить 700 щитов сверх заказа), то Механический и металлический завод вынужден был несколько раз просить об отсрочках, хотя бы потому, что возникли проблемы с поставкой никелевой (хромникелевой) стали для щитов.

За январь 1916 г. в действующую армию было отправлено 1700 крепостных и 16 700 полевых стрелковых щитов. По сведениям Крепостного отдела ГВТУ можно проследить отправку щитов за 1916 г.:

Шиты	На Северный фронт	На Западный фронт	На Юго-западный фронт	В Кавказскую армию (Кавказский фронт)
Январь 1916
— полевых стрелковых	6 000	6880	5200
Февраль 1916
— полевых	29 720	10 830	10 120
Март 1916
— полевых	10 045	6070	3300	2600
— наружейных	3015
Апрель 1916
— полевых	2400	4500	6280	2400
— наружейных	6457
Май 1916
— полевых	11112	13 392	10 308	5000
— наружейных	4528
— колесных Бобровского		100	100
Июнь 1916
— полевых		31326	9353	1994
— наружейных	4600
— колесных Свидзинского	100	100	200
Июль 1916
— полевых	6880	3677	2160	18 000
— наружейных	2342	1900
Август 1916
— полевых	2813	603	5720
— наружейных		13100	1500
— колесных Свидзинского	30	30	60
Сентябрь 1916
— полевых		9524
— наружейных		14 400	8500
Октябрь 1916
— полевых				1378
— наружейных		2512	2520
Ноябрь 1916
— полевых	4717		2787	2072
— наружейных		656	10116
Декабрь 1916
— полевых	3000	1000	2523	1000
— наружейных	176 (Кочкина)		2250 (Бобровского)
— колесных	50

Чтобы оценить эти цифры, сопоставим их с численностью Действующей русской армии. На январь 1916 г. Северный, Западный, Юго-Западный фронты имели 4 383 283 чел., Кавказский — 336 657 чел., на октябрь 1916 г. — соответственно 6 151 000 (включая румынский фронт) и 702 000. Даже с учетом того, что не все это были «активные штыки», подача за весь 1916 г. в армию чуть более 330 000 броневых щитов разных типов справедливо оценивалась как «опытные работы».

Расчет пулемета М1895/1914 «Кольт». Обратим внимание на запасной ствол в кожаном чехле, а также на каску Адриана и бинокль у начальника пулемета, а также — на полевой стрелковый щит на бруствере (правда, развернутый наоборот)

Работы с лопатами-щитами длились долго и к успеху не привели. Щиты-лопаты капитана Бобровского (толщина полотна 3,75 мм) и доктора Кочкина (5 мм) предлагались как «замена шанцевого инструмента» (включая топор) и защита головы стрелка от пуль. Но лопаты-щиты оказались слишком тяжелы и дороги как лопаты и слишком малы как щиты.

На 29 апреля 1917 г. в армии состояло 200 наружейных и 3199 стрелковых щитов, в июне того же года — уже 2006 и 3340 соответственно.

Долгое время занимались «катучими» («подвижными») щитами на одного или несколько стрелков. Разработка щита (с полотнищем 850x1100 мм) членом Арткома ГАУ генерал-майором Розенбергом, например, была прямо связана с разработкой им малокалиберной траншейной пушки, но дело ограничилось опытной партией.

25 июля 1916 г. ТК ГВТУ утвердил технические условия для изготовления и приемки колесных щитов генерал-майора Свяцкого. Щит имел толщину 6 мм, ширину 505 и высоту 435 мм, два деревянных колеса, бойницу для винтовки, на марше мог использоваться как тележка (тачка) для личных вещей, в бою — для передвижения перебежками, переползанием, стрельбы лежа, прикрытия разведчиков, пулеметчиков, резчиков проволоки. Предполагалось иметь 200–400 щитов на полк. Однако с непрерывным ростом значения огня артиллерийских орудий и минометов по сравнению с огнем стрелкового оружия эти громоздкие сооружения становились скорее обузой, чем защитой. По оценкам специалистов, частота осколочных ранений бойцов возросла в 3–5 раз по отношению к предшествующим войнам (Англо-бурской, Русско-японской). И когда собственный вариант «щитовой завесы» предложил уже и сам генерал-лейтенант Филатов, ГУГШ вначале февраля 1917 г. вынуждено было специально отметить: «Обороняющийся широко пользуется, кроме артиллерии и пулеметов, еще огнем минометов и бомбометов, обладающих весьма значительной разрушительной силой. При таких условиях трудно рассчитывать, чтобы в современном бою, при штурме укрепленной полосы противника представился бы случай применения подобного рода щитовой завесы, в особенности если принять во внимание, что местность… изрытая тяжелыми снарядами и загроможденная… искусственными препятствиями, окажется, без сомнения, весьма мало проходимой для передвижения людьми щитовой завесы». И 9 февраля ТК ГВТУ решил: «1) тележек к щитам впредь не заказывать и 2) остановить, где это возможно, еще не исполненные заказы щитов на тележках». Это решение могло быть принято ранее, если бы специалисты ГУГШ вовремя обратили внимание на то, что большинство предложенных больших «катучих» щитов годились для передвижения разве что по ровной дороге — путем к решению были двигатель и вездеходный движитель, но это относилось уже к другой области техники.

27 октября 1916 г. военный агент в Париже сообщал «два конных катучих щита для пулеметов и два для прикрытия одиночных стрелков получены и будут отправлены». Это были щиты, принятые во французской армии, но в России большого интереса не вызвали. Предлагали французы и коробчатые двухколесные щиты на одного бойца, снабженные двумя амбразурами — такое броневое сооружение размером 1,03 x 0,72 x 0,65 м, в котором боец располагался скорчившись и двигался на коленях, толкая щит плечами и спиной, также нашло применение во французской армии. Но в России предпочитали менее громоздкие конструкции.

Всего с начала войны до 12 июня 1917 г. было заказано и поставлено:

Щиты	Заказано с начала войны	Поступило до 12.06.1917 г.
Крепостные	3900	39 000
Полевые	371 149	338141
Наружейные	86 900	84 205
Колесные	26 500	1770
Для преодоления заграждений г.-м. Свидзинского	520	520
Салазки типа г.-л. Свяцкого	6000	6000
Лопаты-щиты доктора Кочкина и капитана Бобровского	500 и 500	—

Разнообразие щитов, заказывавшихся в годы войны, во многом объяснялось неразработанностью вопроса к началу войны, необходимостью срочного распределения заказа по различным по своему уровню предприятиям. То же встречалось и в других армиях — участницах войны. Так, среди австрийских стрелковых щитов, захваченных русскими войсками, было не менее 5 типов прямоугольных щитов, 4 — округленных, 7 — с загнутыми краями. Стоит, правда, признать, что в «панцирях» времен Первой мировой были отработаны основные формы средств индивидуальной бронезащиты, в целом оценен необходимый их комплект.

 

Противогазы

31 мая 1915 г. на фронте 2-й русской армии германцами была проведена газобаллонная атака у д. Воля Шидловска, стоившая русским частям потери примерно 9000 человек.

Применение противником боевых отравляющих веществ удушающего действия требовало, прежде всего, разработки средств защиты от них органов дыхания. Этим занялись сразу несколько организаций. К тому же, как и в случае с «противопульными панцирями», на рынок с рекламой скороспелых «противогазов» бросились различные коммерсанты. Упорядочение разработки и снабжения войск средствами «противогазовой» защиты возложили на Управление верховного начальника санитарной и эвакуационной части принца А.П. Ольденбургского.

Типы «мокрых» противогазовых масок, поставлявшихся в войска: 1 — маска Комиссии генерала Павлова, 2 — маска минского образца («макса-башлык»), 3 — маска Московского комитета Всероссийского земского союза, 4 — маска Петроградского городского комитета Всероссийского союза городов, 5 — влажная маска Химического комитета ГАУ (инженера Н.Т. Прокофьева). Обратим внимание на попытки защиты не только органов дыхания, но и органов зрения

Противогаз Зелинского — Кумманта с коробкой Петроградского образца  

Использовались возможности очистки вдыхаемого воздуха с помощью фильтрации и с помощью нейтрализации О.В. Вначале использовались различные многослойные марлевые повязки, которые смачивались растворами, нейтрализующими отравляющие вещества. Так, для нейтрализации хлора использовались щелочные растворы. Попытки импровизированных заказов масок из войск, как и призыв принца Ольденбургского к женским организациям организовать выпуск респираторов, не дали приемлемого образца. Вскоре появились уже работоспособные маски. Но пропитка их первоначально раствором гипосульфита приводила к тяжелым последствиям, поскольку в результате химических реакций образовывался сернистый газ, которым боец мог отравиться. Уже летом 1915 г. рецепт был изменен, и в пропитку была добавлена сода, а для предохранения маски от быстрого высыхания — глицерин. Сухая смесь для приготовления пропитки в запаянных жестяных коробках доставлялась в войска, содержимого одной коробки хватало для приготовления пропитки для 100 масок. К началу 1916 г., когда русская армия была снабжена в основном влажными масками, выяснилось, что немцы применяют фосген. Для защиты от него, по предложению Московского технического училища, начали применять уротропин.

В качестве образцов служили уже известные зарубежные образцы, в том числе французские «тампоны» Р2 профессора Лебо (слои марли, пропитанные гипосульфитом и рициновокислым натрием и касторовым маслом) и М2 (тампоны с рициновокислым натрием и касторовым маслом со смесью углекислого никеля, уротропина и сульфаниловокислого натрия).

Солдаты в противогазах Зелинского — Кумманта  

В целом «мокрые повязки» имели низкие защитные и эксплуатационные свойства (смачивать повязку или вкладываемый в нее тампон нужно было уже при начале химической атаки), однако были просты в изготовлении, что и вызвало появление их многочисленных вариантов. Н.А. Фигуровский насчитал варианты: «повязка Красного Креста», повязки «первого петроградского образца», «второго петроградского образца», «третьего петроградского образца», образца «управления главноуполномоченного Российского общества Красного Креста», «минского образца» («маска-башлык»), «мастерских Северного фронта», «Московского комитета Всероссийского земского союза», «комиссии генерала Павлова», «Петроградского городского комитета Всероссийского союза городов», «Смоленского образца», «утвержденного принцем Ольденбургским образца» (4, 4А, 4Б), «маска Трындина», «варшавского образца», «киевского образца», «химического комитета ГАУ» (системы инженера Н.Т. Прокофьева).

Учебная стрельба нижних чинов 280-го пехотного Сурского полка в противогазовых масках. 1916 г.  

Однако в качестве боевых ОВ уже в 1915 г. использовали десятки химических соединений, так что требовалась целая номенклатура нейтрализующих растворов, а для боевых условий это плохо подходит.

Бесперспективными для массового средства индивидуальной защиты были бы и изолирующие противогазы по типу тех, что уже использовались в горном деле. Изолирующий противогаз профессора А.П. Поспелова с регенеративным патроном в небольшом количестве поставлялся лишь для специальных технических частей (например, саперов-химиков).

Основным направлением поисков стала фильтрация с использованием веществ-адсорбентов. В так называемом «противогазе Горного института» (разработан в 1915 г. А.А. Трусевичем) в качестве адсорбента использовалась смесь гашеной извести с едким натром. Несмотря на ряд недостатков, выявленных уже в процессе испытаний и до конца не устраненных, «противогаз Горного института» был заказан в количестве 3,5 млн. шт. и уже в апреле — мае 1916 г. появился на фронте. Этой модели активно покровительствовал принц А.П. Ольденбургский (некоторые противогазы этого типа так и шли под наименованием «маски принца Ольденбургского»). Вовремя газовой атаки под Сморгонью 2 июля 1916 г. против позиций русского 16-го армейского корпуса выяснилась малая пригодность «противогаза Горного института». Войска понесли тяжелые потери. Правда, по свидетельству А.Н. Де Лазари, дело было не только в свойствах противогазов, но и в недоверии солдат к противогазам, «вследствие чего некоторые солдаты свои противогазы держали не при себе и в суматохе боя достать их не успели, а некоторые их растеряли». Однако это стало одним из поводов для введения более совершенной конструкции.

Тем более что параллельно с Горным институтом свои варианты «сухих», фильтрующих противогазов предлагали различные учреждения и изобретатели. Наибольшего успеха удалось достичь профессору Н.Д. Зелинскому, служившему в Центральной химической лаборатории министерства финансов (занимался вопросами очистки водки). Предложенный им фильтр на основе активированного древесного угля оказался наиболее универсальным и надежным средством адсорбции. К началу 1916 г. уже была разработана схема противогаза, сочетавшая противогазовую коробку с активированным углем (Зелинский) и резиновую маску с очками, созданную инженером-технологом завода «Треугольник» М.И. Куммантом. Однако противогазы Зелинского — Кумманта, несмотря на срочность вопроса, были поначалу заказаны в количестве только 200 тысяч, но уголь, заготовленный для них, был взят для добавления к шихте «противогазов Горного института».

Противогаз Зелинского — Кумманта нашел поддержку у военного министра А.А. Поливанова и начальника штаба Верховного Главнокомандующего М.В. Алексеева. Да и переход руководства противогазовым делом от ведомства принца Ольденбургского к Химическому комитету ГАУ позволили улучшить само дело. Но только с лета 1917 г. приказом Верховного Главнокомандующего средства защиты были отнесены к предметам артиллерийского снабжения и обеспечение ими войск передали органам артиллерийского снабжения, хотя работа к этому времени была сильно затруднена в силу начавшегося разложения армии и управленческого аппарата. 5 октября 1916 г. Особое совещание по обороне постановило изъять с фронта все противогазовые маски, кроме противогаза Зелинского — Кумманта. К концу 1916 г. части русской армии были снабжены этими противогазами. Бойцов начали обучать действиям в противогазах в бою. Это скоро дало результат. В 1916 г. потери войск при газовых атаках составляли около 20%, но уже к зиме, когда сказался эффект обучения, потери снизились до 2–3%. В 1917 г. с тем же противогазом потери оценивались не более чем в 1,5%.

Коробки противогазов Зелинского — Кумманта имели цилиндрическую или прямоугольную форму и различные размеры. В верхней части коробки имелась горловина, на которую надевался патрубок шлема Кумманта. Впуск воздуха производился через забранное сеткой отверстие в дне коробки. Над отверстием помещалось несколько слоев марли, затем — угольная шихта, сверху также прикрытая марлевой прокладкой с ватой для защиты дыхательных путей от угольной пыли. Для облегчения дыхания рекомендовалось время от времени закрывать нижнее дно рукой и производить сильный выдох, чтобы выпустить отработанный воздух. В войска поступали три основные разновидности противогазов Зелинского — Кумманта: петроградского образца (выпускался первым, имел прямоугольную противогазовую коробку, неудобную при носке), московского образца (коробка овального сечения) и близкого ему «казенного образца» (Казенного противогазового завода, с меньшим, чем у московского, размером коробки). Всего за период Первой мировой войны в России было произведено 11 млн. 185 тыс. 750 штук противогазов Зелинского — Кумманта.

Делались попытки улучшения противогаза Зелинского — Кумманта. Н.А. Фигуровский в «Очерке развития русского противогаза во время империалистической войны 1914–1918 гг.» отмечает работы Розенблата — ассистента Зелинского, сотрудника противогазовой лаборатории в Петрограде князя Авалова и инженера Богородицкого. Двухкамерная коробка Авалова 2-го образца с вдыхательным и выдыхательным клапанами улучшала условия дыхания в угольном противогазе и была принята к производству. Этим противогазом в 1917 г. были снабжены некоторые артиллерийские части и небольшое число офицеров различных частей.

Заслуги Зелинского в деле «противогазовой борьбы» были общепризнанны. «Ходатайство Главного артиллерийского управления о выдаче профессору Зелинскому денежного вознаграждения за указанное изобретение в размере 50 000 рублей поддерживается, — говорилось в документе уже от 1918 г. — имея в виду, что плоды этого изобретения имеют и еще долго будут иметь применение в Красной Армии». Появлялись на Русском фронте и зарубежные варианты противогазов. Так, на 23 августа 1916 г. в войсках Западного фронта от 10 до 25% противогазов составляли английские шлемы (маски) типа «Р», хотя русские специалисты признали их не удовлетворяющими «тем требованиям, которым должен удовлетворять хороший противогаз».

 

Средства маскировки

D зимних условиях для маскировки использовались белые накидки, чехлы и маскхалаты. Пара примеров. В бою за высоту 673 в Карпатах 23 января 1915 г. 1-й взвод конно-пулеметной команды отряда Балтийского флота, приданного Кавказской туземной конной дивизии, смог незаметно подобраться к противнику, используя самодельные «маскхалаты» из белой парусины. А при подготовке Эрзерумской операции в конце 1915 г. уже для войск Кавказской армии были заготовлены белые коленкоровые маскхалаты и маскчехлы на шапки.

По мере того как осознавалось растущее значение маскировки, в войсках изобретались различные собственные средства. В июле 1917 г., например, Инженерный комитет ГВТУ постановил сообщить в войска предложение рядового 2-й роты 3-го железнодорожного рабочего батальона Я. Лышкова «маскировочного щита» — на каркас из веток «в виде панциря» натягивалась рогожа, мочало или трава.

Стали широко применяться дымовые средства. В письме главнокомандующего Северо-Западного фронта генерала Куропаткина военному министру от 11 марта 1916 г. говорилось: «Предвидя в дальнейшем появление значительного количества проволочных препятствий на пути движения вверенных мне армий, прошу распоряжения Вашего Высокопревосходительства о массовом заказе как гранат Новицкого, так и дымовых завес Санникова — ибо определенно выяснилось о полной пригодности этих вспомогательных средств при преодолении препятствий».

22 ноября 1915 г. помощник военного министра генерал Беляев сообщал, что «ежемесячно изготавливается по 100 тыс. шашек дымовой завесы».

Дымовые мины ввели и в боекомплект минометов, уже заявивших о себе как «пехотная артиллерия».

 

Осветительные средства

С постепенным переходом к «окопной» воине становилась все яснее потребность пехоты в осветительных и сигнальных средствах. Интерес к специальным осветительным пистолетам в России проявляли и до Первой мировой войны. Еще в 1910 г. на вооружение был принят 27-мм сигнальный пистолет полковника Зыбина, созданный на ИТОЗ. Журнал Арткома ГАУ №73 за 1910 г. писал о нем: «Завод счел наиболее простым и удобным изготовить эти пистолеты по типу одноствольных охотничьих ружей центрального боя». Да и сам калибр 25–27мм представлял не что иное, как 4-й охотничий. Но к началу войны таких пистолетов было крайне мало.

Войска занялись «самозаготовками», закупая у частных лиц и артелей пистолеты, переделанные из охотничьих одно- и двуствольных ружей «опиливанием» стволов.

Хотя в конце августа управляющий Военным министерством генерал Поливанов и просил не прибегать без крайней необходимости к «порче дорогого оружия», работы развернулись с благословения ГАУ — налицо была именно «крайняя необходимость». Наметилось три пути: реквизиция охотничьих ружей, наличная их покупка и заказ специальных осветительных пистолетов.

Уже 30 апреля 1915 г. ГУГШ сообщало в ГАУ норму снабжения осветительными пистолетами — по 16 шт. на полк. Согласно справке ГАУ от 23 августа 1915 г., под общую эту потребность в 8080 шт. уже было закуплено 5 841 ружье, реквизировано 8 643 ружья, заказано ИТОЗ 10 000 пистолетов. По мнению начальника ГАУ, этого должно было хватить не только пехотным, но и кавалерийским полкам. Разработали и осветительный патрон 12-го калибра со светящей «звездкой».

Разумеется, осветительные пистолеты служили и в качестве сигнальных. «При наличных технических средствах, как показал опыт минувшей операции, — телеграфировал начальник штаба Западного фронта начальнику штаба Главковерха и начальнику Упарта в начале апреля 1916 г. по поводу мартовской операции у оз. Нарочь, — не всегда удавалось поддерживать непрерывную непосредственную связь между пехотой и артиллерией, особенно в ночное время. Вследствие перерывов телефонной связи были случаи обстрела пехоты своей артиллерией, или батареи из боязни обстрела своей пехоты преждевременно прекращали огонь или не открывали его по тем пунктам, которые уже были оставлены нашей пехотой и заняты противником…. При изложенных условиях единственным средством для осведомления батарей о месте нахождения нашей пехоты и передачи батареям спешных и необходимых данных является сигнализация с помощью ракет, чем с большим успехом пользуются немцы. Многие пехотные начальники указывают на настойчивую необходимость скорейшего снабжения каждой роты несколькими пистолетами с цветными ракетами».

Ведомость осветительных средств на ноябрь 1915 г. включала:

До 24 ноября в войска, по данным ГУГШ, было отправлено «13 367 ружей и пистолетов и к ним 2 421 250 ракеток, звездок и патронов». С принятием более эффективных осветительных средств ружья утратили свое значение, хотя и продолжали применяться. К 16-лин. ружейной мортирке были разработаны: «светящая граната-ракетка» генерал-майора Гельфрейх (снаряжалась «звездкой», принятой к 76-мм светящим ракетам) и «светящая граната с парашютом» коллежского асессора Ф.А. Михайлова.

Но выдачу заказа задержали.

Недостаток осветительных и сигнальных средств в передовых частях пехоты был особенно ощутим на фоне их широкого применения противником. Не случайно Юго-Западный фронт вначале 1916 г. специально заказал Киевскому политехническому институту «ручные осветительные патроны австрийского образца».

Хотя «ракетами» стали чаще называть снаряжение патронов к осветительным пистолетам, не были забыты и реальные осветительные ракеты. Их производством занимался главным образом Николаевский завод, а с 1915 г. — Шосткинский завод, выпускавший в среднем по 3500 ракет в месяц.

Интересен список, представленный в надписи VI отдела Арткома ГАУ от 1920 г. «По вопросу о снабжении армии осветительными и сигнальными средствами»: «Ручные осветительные средства, заказанные во время войны…:

1. Осветительные патроны 12-го калибра, выпускаемые из 2-ствольного (или одноствольного) охотничьего ружья с обрезанными стволами.

2. Осветительные патроны 4-го калибра, выпускаемые из пистолетов и приборов:

а) изготовления Охтенского завода взрывчатых веществ системы Рдултовского,

б) изготовление завода Лильпон,

в) системы инженера Клочкова.

3. ручные осветительные ракеты в картонной гильзе с терочным приспособлением:

а) изготовления фирмы «Тракса» системы Лихонина,

б) изготовления Киевского военно-промышленного комитета,

в) Московского военно-промышленного комитета,

г) Харьковского военно-промышленного комитета,

д) Троицкого снаряжательного завода,

е) завода Ваулина,

ж) Шосткинского порохового завода.

4. Английские патроны 1,5”, выпускаемый из специальных пистолетов:

а) со звездкой,

б) парашютные.

5. Английские патроны со звездкой в s», выпускаемые из пистолетов.

Все эти средства снаряжаются одной звездкой (за исключением английских 1,5” патронов), освещающей местность в среднем на расстоянии около 150 шагов в течение от 5 до 10 сек.

Последние сравнительные испытания… были проведены в мае 1917 г. в присутствии членов VI отдела Артиллерийского комитета и представителей от общественных организаций фронта. На основании этих испытаний признаны совершенно непригодными:

1) патроны 12-го калибра (уже после войны их предлагали продавать охотникам «для подачи сигналов» в лесу или горах. — С.Ф.),

2) патроны 4-го калибра Охтенского завода.

Патроны фирмы Лильпон и системы Клочкова признаны хорошими (патроны Клочкова, хотя и были заказаны Клочкову, но им поставлены не были)… Ракеты Киевского ВПК признаны средними, изготовленные фирмами Тракса и Ваулина (с упором об ружье) — наилучшими.

Из всех же систем осветительных средств наиболее лучшими и желательными для снабжения фронта признаны были осветительные парашютные бомбочки к 16-лин. мортирке Карнаухова… Но они не были заказаны, к сожалению».

Английские осветительные пистолеты и патроны признали «весьма хорошими и по яркости освещения во много раз превосходящими заготовленные на русских заводах».

 

Приборы наблюдения

Основными приборами наблюдения в ходе войны были бинокли, перископы и оптические дальномеры (в пулеметных командах, артиллерийских батареях). Полевые бинокли в пехоте полагались офицерам и разведчикам, но наличное их количество оказалось слишком мало. Закупки внутри России (бинокли «Новосиклей», например, закупались в 1915 г. у Общества Е. Краус) и за рубежом не покрывали все потребности, зато большой популярностью пользовались трофейные германские бинокли. После войны само слово «Цейсс» ассоциировалось, прежде всего, с полевым биноклем.

На передовых позициях в 110-м пехотном Камском полку в 100 шагах от германских окопов. Бойницы закрыты, солдаты укрываются в подбрустверных убежищах, наблюдение ведется с помощью простого перископа

Наблюдение за противником с помощью полевого бинокля. Передовым заграждением служат простые рогатки, оплетенные проволокой  

Нормы снабжения перископами составляли по 5 шт. на роту, эскадрон, батарею. Нехватка компенсировалась иногда самоделками

В табельное имущество пулеметной роты (позднее — команды) еще в 1904 г. ввели пять призматических артиллерийских биноклей и призматический дальномер Сумье, но работа с ним была слишком мешкотной. Накануне мировой войны планировали оснастить пулеметные команды дальномерами «Цейсе». На Ружейном полигоне в декабре 1914 г. даже составили краткое описание «оптического дальномера Цейсса обр. 1912 г.», но ГУГШ признало «несвоевременным» даже его издание «до окончания войны», поскольку в войсках таких приборов не было. Однако ждать конца войны было нельзя и пришлось прибегнуть к заграничному заказу — правда, уже не у германских, а у английских фирм. 27 августа 1916 г. Подготовительный комитет Особого совещания по обороне утвердил заказ британский фирме «Барр энд Страуд» в Глазго на 340 дальномеров, аналогичных тем, что использовали британские пулеметные части. Поставить производство этого дальномера хотели на Обуховском заводе, но стоимость патента оказалась слишком велика. Оптический отдел Обуховского завода получил право только производить чистку, ремонт и выверку дальномеров. Хотя дело было не только в стоимости патента. 31 октября того же года военный министр вынужден был признать в письме в Государственную думу, что «отечественная оптическая промышленность не достигла необходимого развития и недостаточна для удовлетворения всех требований военного ведомства».

Наблюдательный пункт со стереодальномером. На кольях, вероятно, протянут телефонный провод

 

Артиллерия и минометы

Первая мировая война стала грандиозным явлением «бога войны» на полях боев, роль артиллерии выросла многократно. Если в ходе Русско-японской войны 1904–1905 гг. на огонь артиллерии приходилось не более 15% потерь живой силы сторон, то в 1914 г. — уже до 75%, в 1918-м (несмотря на развитие боевой авиации и появление химических средств, совершенствование полевой фортификации) — до 68%. Основную часть повседневной работы во всех боях и операциях выполняла полевая артиллерия, работавшая непосредственно с войсками. Артиллерия уже давно была самостоятельным родом войск наряду с пехотой и кавалерией, однако роль артиллерии в бою и колоссальная зависимость от нее пехоты требует рассмотреть ситуацию хотя бы с артиллерией, действовавшей с пехотными (стрелковыми) дивизиями и полками.

76-мм (3-дм) горная пушка обр. 1909 г. с передком  

Между Русско-японской и Первой мировой войнами русская артиллерия пополнилась рядом новых орудий, включая легкую 3-дюймовую (76-мм) горную пушку обр. 1909 г., полевую легкую 48-линейную (122-мм) гаубицу обр. 1909 и 1910 гг., полевую тяжелую 6-дюймовую (152-мм) гаубицу обр. 1910 г. Качество русских артиллерийских орудий было для своего времени отличным. Принятие в 1906 г. для пушки обр. 1902 г. (а позднее и для других) орудий полевой артиллерии орудийной оптической панорамы заметно увеличило их возможности, включая стрельбу с закрытых позиций.

По установленным нормам полевая артиллерия была практически обеспечена орудиями и почти полностью — боеприпасами. Но расчеты потребности полевой артиллерии, сделанные в мирное время, как и в отношении других типов вооружения, были опрокинуты уже в начале войны.

А.А. Маниковский проводил сравнение норм 1910 г. с требованиями, предъявленными Ставкой в 1916 г.

То есть к середине войны потребность полевой артиллерии в числе орудий возросла вдвое (а по гаубицам — в 4–4,5 раза), а годовая потребность, связанная с восполнением убыли и новыми формированиями, — в 9 раз.

В отношении боеприпасов ошибка оказалась еще больше. Выстрелов легкой полевой артиллерии к началу войны, казалось, было даже с избытком:

Боеприпасы … Выстрелы к 76-мм легким, конным и горным пушкам

Положено … 6 216 300

Состояло в наличии к началу войны … 6 422 605

Излишек … +206 305

Просто комиссия 1910 г. постановила иметь на 76-мм полевую, 76-мм конную пушку, 122- и 152-мм гаубицы по 1000 выстрелов, на 76-мм горную и 107-мм пушки — по 1200 выстрелов. И норма эта была занижена не только по сравнению с потребностями, выявленными войной, но и по сравнению с другими странами: во Франции норма составляла 1300–1500 выстрелов, в Германии — 1500 выстрелов на орудие. Вопрос об увеличении норм запасов боеприпасов ставился, но был сочтен преждевременным до тех пор, пока удастся заготовить снаряды по установленной норме.

Уже в первых сражениях расход боеприпасов намного превзошел ожидания. Главный начальник снабжений Северо-Западного фронта генерал Данилов сообщал военному министру 10 августа 1914 г.: «Крайне упорные бои первой армии потребовали огромного расхода трехдюймовых патронов. Генерал Ренненкампф требует подачи ста восьми тысяч шрапнелей и семнадцати тысяч ста гранат, равно пятидесяти шести миллионов винтовочных патронов. Могу дать ему и даю последний запас: две тысячи гранат, девять тысяч шрапнелей и семь миллионов винтовочных патронов».

Ставка вынуждена была дать указания фронтам беречь боеприпасы. Эти указания воспринимались болезненно. А.А. Брусилов телеграфировал командующему Юго-Западным фронтом Н.И. Иванову 29 августа 1914 г.: «В настоящей обстановке я не счел себя вправе дать войскам указание беречь патроны, так как таковое неминуемо пагубно отразилось бы на духе войск. Противник атакует превосходящими силами, и недостаток войск у нас необходимо возмещать силою огня». На телеграмме Н.Н. Янушкевича от 16 сентября 1914 г. о невозможности прислать снаряды генерал Иванов сделал пометку: «Печальное сообщение. Не было бы и нужды с такой подготовкой втягиваться в войну». Если в сентябре 1914-го «снарядный голод» был лишь призраком, то в начале 1915-го он уже стал на фронте суровой реальностью. Летом того же года только ежемесячная потребность определялась в 3 миллиона снарядов, хотя ранее планировали всю войну провоевать на запасах в 5,6 миллиона. Пришлось принимать срочные меры для увеличения производства боеприпасов в России и заказов за рубежом.

По данным Маниковского, выявленная войной потребность определялась:

Если за первые пять месяцев войны было израсходовано 2 300 000 снарядов, то в 1916 г. расход снарядов достиг 16 000 000 (это в 17 раз больше, чем за всю Русско-японскую войну, данные которой и брались при исчислении предвоенных норм).

Задачи артиллерии становились сложнее. Главной по-прежнему оставалась борьба с живой силой. Но теперь речь шла уже не столько об уничтожении и полном разрушении, сколько о подавлении живой силы и огневых средств на важнейшем направлении действий дивизии. Руководство «Свойства орудий и краткие указания для их применения» от августа 1916 г. давало 76-мм полевым пушкам еще и такие задачи, как обстрел окопов полевого типа, борьба с пулеметами и артиллерией в окопах, проделывание проходов в проволочных заграждениях. Все это определило не только увеличение расхода боеприпасов, но и изменения в боекомплекте.

К началу войны основным снарядом полевой артиллерии считалась шрапнель с дистанционной трубкой. Между тем еще Русско-японская война заставила срочно вводить в боекомплект полевой пушки фугасную гранату, теперь роль гранаты непрерывно росла. Уже осенью 1915 г. в боекомплекте полевой артиллерии доля фугасных гранат увеличивается с 15 до 50 процентов. Война породила и новый тип снарядов — «химические», снаряженные боевыми отравляющими веществами. В России с 1916 г. изготавливали, например, 76-мм снаряды удушающего (хлорпикрин) и ядовитого (фосген, венсинит) действия, с 1917-го изготавливали химические мины для минометов.

76-мм (3-дм) противоштурмовые пушки обр. 1910 г. (именуются также «штурмовыми») во время войны передавались из крепостей в «отдельные штурмовые батареи». Их назначением были: стрельба на небольшие дистанции по открытым целям в решительные моменты боя, сопровождение пехоты при атаке «для непосредственной поддержки и закрепления взятых участков неприятельской позиции»

«Снарядный голод» русской полевой артиллерии был преодолен уже к началу 1916 г., но только в отношении имеющихся орудий, а не к потребности войск в поддержке артиллерии. И то преодолен в основном в легкой полевой артиллерии. Как писал генерал Головин, вопрос о снарядах к гаубицам «не обострялся, так как количество этого рода орудий было все время значительно меньше нужной для армии нормы». Увеличение поставок выстрелов вызвало другую крайность. Пехотные командиры, плохо представляя себе свойства артиллерии, требовали от нее «ураганного», «барабанного» и тому подобного огня, а артиллеристы, дабы «успокоить» пехоту, развивали такой темп стрельбы, что порой почти бесполезно выводили из строя орудия.

Начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандующего генерал М.В. Алексеев отметил 16 апреля 1916 г.: «Отечественное производство не может нам дать не только орудий, но даже снарядов в достаточном количестве для выполнения одной хотя бы операции, длительностью не менее 20 дней».

Производство 76-мм полевых скорострельных пушек и 76-мм горных пушек на русских заводах за годы войны:

Можно сравнить это с установленными в разное время требованиями на ежемесячную подачу 76-мм пушек:

Подача выстрелов к полевым легким пушкам, по данным Маниковского, была:

Видно, что производительность отечественных заводов даже в период максимального выпуска (вторая половина 1916 г.) отставала от требований армии даже по легкой полевой и горной артиллерии. И дело было не в слабой мобилизации заводов. Напротив, по степени мобилизации промышленности Россия даже опережала другие страны — к 1 мая 1917 г. к обслуживанию нужд действующей армии было привлечено почти 90% всех русских заводов (4065 более-менее крупных предприятий) и до 96% всего заводского персонала (до 648 000 рабочих и около 52 000 инженеров и заводских служащих). Просто сами возможности русской промышленности оказались слишком ограниченны. И тут пришлось прибегать к зарубежным заказам. В 1916 г. в числе полевых и горных орудий Русской армии числились: французская 90-мм пушка, японская 75-мм полевая и горная пушки «Арисака» тип 31, 12-см гаубица Круппа (также доставлены из Японии), английская 114-мм (45-лин.) полевая гаубица, плюс к этому трофейные австрийские 76,5-мм пушка М.05 и 10-см гаубица М.99, германская 7,7-см пушка п. А.96. Правда, полевыми пушками русскую армию снабжали в основном русские заводы — сравним 8529 пушек обр. 1902 г. и 650 французских и японских пушек, прибывших за это же время. А вот 122-мм гаубиц обеих моделей изготовили в России 1289 шт., так что 400 английских 114-мм гаубиц сыграли немалую роль.

76-мм (3-дм) «короткая» пушка обр. 1913 г.

К концу войны полевая легкая артиллерия русской армии располагала 6 524 легкими полевыми пушками, 1054 легкими полевыми гаубицами, 600 горными пушками. Чтобы понять, много это или мало, можно сравнить насыщенность войск орудиями по разным армиям к 1 апреля 1917 г. с точки зрения поддержки пехоты:

Орудий на 1000 штыков ( Легкие — Тяжелые)

Россия … 3,0 — 1,1

Франция … 4,5 — 3,5

Великобритания … 3,8 — 2,7

Германия … 3,5 — 3,9

Австро-Венгрия … 4,2 — 1,9

То есть по насыщенности орудиями легкой полевой артиллерии Россия хоть и отстала от главных союзников и противников, но ненамного, но зато серьезно отставала по насыщенности тяжелыми орудиями.

Ежемесячная потребность в 76-мм патронах на весь 1917 г. считалась в 2 400 000 шт. — к тому времени уже удалось накопить достаточный их запас. К 15 сентября 1917 г. в войсках и запасах на одно 76-мм легкое орудие приходилось 2520 выстрелов (патронов), на 76-мм горную пушку — 6060, на одну 122-мм гаубицу — 2680 выстрелов.

С установкой позиционных форм боев потребности войск в поддержке артиллерии возросли многократно, не хватало уже и имевшихся типов орудий. С одной стороны, артиллерию дивизий и корпусов пришлось дополнять артиллерийскими группами армий, создавать артиллерию РГК, в том числе из орудий большой мощности (в России они составили «тяжелую артиллерию особого назначения», ТАОН). С другой стороны, артиллерия «спускалась» вниз по звеньям войсковой организации. Своя артиллерия потребовалась бригадам, полкам и даже батальонам.

Позиционная война, когда позиции противников устанавливались надолго и часто в нескольких сотнях метров друг от друга, затрудняла дивизионной артиллерии постоянную поддержку своей пехоты огнем. И в обороне, и в атаке пехоте требовались орудия, которые могли бы постоянно сопровождать ее колесами, размещаться в траншеях на замаскированных позициях. При этом дальность огня не превышала бы 300–500 метров. В 1915 г., когда установился позиционный характер войны, армия настойчиво начала требовать придания пехоте специальных орудий для уничтожения пулеметов и легкой артиллерии. Еще в 1910 г. в ходе реорганизации русской армии поднимался вопрос о легкой артиллерии «сопровождения», но тогда это сочли излишним, предполагая, что задачи «сопровождения» смогут решить 76-мм конные пушки. Примеры такого использования были, но русская 76-мм полевая пушка при превосходных баллистических качествах была одной из наиболее тяжелых среди дивизионных пушек того времени и даже в конном варианте слишком громоздка для окопов и тяжела для перекатывания по полю боя силами расчета. Весной 1915 г. начальник штаба Северного фронта в телеграмме начальнику штаба Верховного Главнокомандующего писал: «47-мм пушки признаются самым действительным средством для подбивания неприятельских пулеметов». Еще через год главнокомандующий армиями Западного фронта просил дать фронту больше не только 47-мм пушек Гочкиса, но и 76-мм горных пушек для тех же целей. Но горные пушки, как видно из приведенных данных, были слишком немногочисленны. А морская 47-мм пушка Гочкиса также была тяжела для перекатывания вручную, не больший успех дали старые 57-мм береговая и капонирная пушки Норденфельда. Новые, более легкие орудия были нужны и для быстрого закрепления занятых позиций неприятеля.

37-мм траншейная пушка обр. 1915 г. (системы Розенберга) легко разбиралась на три части, переносилась по траншеям или перекатывалась по полю расчетом, для установки требовалась небольшая площадка

Это породило разработку нового типа орудий, составивших артиллерию ближнего боя или «траншейную». Наиболее популярным калибром «траншейных» пушек у воюющих сторон стал пришедший из морской артиллерии калибр 37 мм.

В России легкую 37-мм траншейную пушку разработал член Арткома генерал М.Ф. Розенберг. Его пушка обр. 1915 г. имела короткий ствол, поршневой затвор, простой в изготовлении лафет из деревянных деталей, резиновый буфер отдачи и броневой щит, достаточный для защиты от германских пуль. Боекомплект включал гранаты и картечь. Орудие легко разбиралось на три части, переносилось по траншеям или перекатывалось по полю расчетом, для установки требовала площадку чуть больше, чем станковый пулемет. Однако к началу 1917 г. поставлено было только 137 пушек Розенберга, так что не меньшую роль в траншейной артиллерии сыграли поставленные из США 218 штук 37-мм автоматических пушек МакКлена.

В качестве орудий непосредственной поддержки пехоты весьма пригодилась 76-мм скорострельная противоштурмовая пушка системы «Шнейдер», принятая в том же 1910 г. для вооружения крепостей — теперь ею вооружали «отдельные штурмовые батареи».

Стали налаживать производство «короткой пушки» обр. 1913 г. Путиловского завода с боекомплектом и баллистикой горной пушки, возможностью ведения огня шрапнелью или гранатой, в том числе с закрытых позиций. На новом этапе начала возрождаться полковая артиллерия, упраздненная в Русской армии более чем за сто лет до того. В 1923 г. в штат стрелкового полка РККА ввели полковую артиллерию, и ее временно вооружали 37-мм пушками обр. 1915 г. и МакКлена и даже полевыми пушками обр. 1902 г. А в 1927 г. на вооружение приняли 76-мм полковую пушку, ставшую прямым развитием пушки обр. 1913 г.

К открытию Петроградской межсоюзнической конференции в начале 1917 г. Ставка Главковерха установила следующую норму снабжения армии траншейными 37-мм пушками обр. 1915 г. или пушками МакКлена — по одной 4-орудийной батарее на каждый пехотный полк. Расчеты показывали потребность в 2 748 траншейных пушках. Между тем к январю 1917 г. в армии, по данным Е.З. Барсукова, имелось всего около 450 траншейных орудий нескольких систем, включая: 76-мм пушки обр. 1910 г. — 144, 47-мм пушки Гочкиса — 93, 37-мм пушки обр. 1915 г. и МакКлена — около 200.

Тогда же, в январе 1917 г., помощник начальника штаба Главковерха сообщал военному министру генералу Беляеву мнения, высказанные на совещании командующих фронтами в декабре 1916 г., о необходимости скорейшего снабжения армии средствами ближней борьбы — траншейными легкими пушками малого калибра и в особенности минометами, которые являются отличным средством для разрушения искусственных препятствий и окопов и сильного морального воздействия на противника.

Предыстория этого вопроса была тесно связана с опытом русской армии. Во время обороны Порт-Артура в 1904–1905гг. русские офицеры мичман С.Н. Власьев и капитан Л.Н. Гобято создали первый миномет. Этот опыт как-то оценили только в России и Германии. Правда, в России предпочли новую 6-дм нарезную мортиру, в Германии разработанные накануне войны минометы придали саперам.

Первая мировая война породила стремительную «гаубизацию» артиллерии — позиционные формы борьбы требовали орудий с навесной траекторией стрельбы и более могущественным действием снарядов. И в «траншейную» артиллерию кроме легких пушек вошли соответствующие орудия с крутой, мортирной траекторией — бомбометы и минометы. В большинстве своем эти орудия были дульнозарядными с калиберной миной или по схеме Гобято-Власьева — с надкалиберной миной, вставлявшейся в ствол своим хвостом-стержнем. Создавались эти новые орудия спешно и с изрядной долей импровизации, что породило большое разнообразие схем и образцов у всех воюющих сторон. В русской армии поначалу не было даже строгой системы в названиях «бомбомет» и «миномет». С конца 1915 г. «бомбометами» стали называть орудия, ведущие огонь снарядами осколочного действия, «минометами» — фугасного (для разрушения укрытий, что и обусловило большую популярность минометов). Уже после войны эти типы орудий объединились в одном названии «миномет».

Уже на 23 января 1915 г. единовременная потребность в минометах (бомбометах) оценивалась в 4550 штук, ежемесячная потребность в минах — 80 000 штук. К этому времени успели заказать Петроградскому орудийному заводу и ЦВПК 3960 58-мм минометов Дюмезиля, Ижорскому заводу — 28 58-мм минометов Лихонина (под такую же мину) и 212 47-мм и 500 20-мм минометов Лихонина.

Стрельба из 47-мм миномета Е.А. Лихонина оперенной надкалибернои миной

Только в августе 1915 г. в ГАУ поступило первое определенное требование Ставки — сразу на 10 000 бомбометов. И 17 августа 1915 г. I отдел Арткома ГАУ сообщал: «В настоящее время орудия этого рода заказаны следующих типов:

58-мм минометов системы Ф.Р. — 1500

91-мм бомбометов системы Г.Р. — 2300

6-дм мортир по типу Эрхарда, измененных Путиловским заводом, — 60

6-фнт мортир Кегорна — 50

47-мм минометов системы капитана Лихонина — 240

Бомбометов Азена с гранатой Эксцельсиор — 1000.

Имеются сведения, что штабом I Армии заказан и уже состоит на вооружении легкий миномет системы Гостинского, а штабом III Армии — бомбомет системы поручика Василевского.

…Следовало бы заготовить по 500 выстрелов на каждое орудие, увеличив это число по мере выяснения действительной потребности».

Тут можно отметить спешность заказа нового типа оружия, широкую импровизацию в заказах — в том числе командованием армий. Обращались даже к давно устаревшим системам — пример тому 6-фунтовые мортиры Кегорна системы конца XVII века, с деревянной установкой и сферической гранатой с дистанционной трубкой.

I отдел Арткома ранее уже высказал мнение, «что впредь следует заказывать лишь 58-мм минометы системы Ф.Р. и 91-мм системы Г. Р.». То есть предпочтение отдали уже более-менее отработанным зарубежным системам — французскому миномету Дюмезиля (Ф.Р. — «франко-русский) и германскому бомбомету (Г.Р. — «германо-русский»). Французская система была доработана капитаном Лихониным. Миномет «Дюмезиля русского типа» отличался от французского прототипа, в частности, станком конструкции Соколова, имел прицел типа квадрант, для переноски мог разбираться на две части. Снаряд к бомбомету «Г. Р.» русского производства разработал член Арткома ГАУ Дзержкович, в 1916 г. бомбомет был усовершенствован конструктором Седых.

В октябре 1915 г. ГАУ передало Всероссийским земскому и городскому союзам заказ на 2875 9-см бомбометов и 2 млн. снарядов к ним.

11 октября 1915 г. Штаб Верховного Главнокомандующего просил Военное министерство «принять усиленные меры к снабжению армии минометами и бомбометами», указав желательную норму снабжения пехоты «4 таких орудия на батальон». Между тем, согласно докладу военного министра от 17 октября 1915 г., к тому времени на фронты было отправлено всего «208 бомбометов и к ним снарядов — 24 800», включая 40 мортир Кегорна и 168 9-см бомбометов. Неудивительно, что, как в случае с ручными и ружейными гранатами, в войсках появлялось немало самодельных минометов и бомбометов — в основном из пушечных гильз — с самодельными же снарядами. К 1916 г. количество таких бомбометов и минометов достигло 10 тысяч. И упомянутый в разделе о гранатах приказ Ставки от марта 1916 г. о запрете в зоне боевых действий самостоятельных опытов и работ по вооружению касался и таких «самоделок», часто более опасных для своих войск, нежели для противника.

58-мм миномет «Ф.Р.» на деревянном станке с колесами Невского завода, с оперенной надкалиберной железной миной

К концу 1915 г. Ставка требовала дать армии 4550 минометов, но военный министр Поливанов своей властью увеличил это число до 9500, основываясь не столько на требованиях из войск, сколько на «корреспондентских обследованиях» Действующей армии «общественными деятелями». Их энергия в этом вопросе была понятна — миномет казался орудием, достаточно простым для производства частной промышленностью, которую, по сути, «общественные деятели» и представляли.

Однако к концу декабря 1915 г. Московский ВПК должен был сдать 225 бомбометов из заказанных ему 500, но не сдал ни одного, и потом срок сдачи заказа пришлось несколько раз продлевать. По заказам, распределенным через тот же ВПК, к 1 декабря 1915 г. подлежало сдаче 440 518 снарядов к бомбометам, но реально сдано только 6500. Из 50 000 мин к минометам Дюмезиля, подлежащих сдаче с 1 января 1916 г., на указанный срок не сдано ни одной. К 1 января 1916 г. военно-промышленные комитеты должны были поставить 2 250 750 снарядов к бомбометам, поставлено всего 91 136, мин к минометам подлежало сдаче 152 221, сдано только 119. Тут стоит учесть, что частные предприятия поставляли корпуса, снаряжение должны были вести казенные заведения, но и они испытывали проблемы со своевременной поставкой взрывчатых веществ и производством взрывателей.

Бомбометы и минометы начали поступать в войска во второй половине 1915 г. Последовательность поставки, по документам Особого совещания, выглядела так:

Здесь также следует учесть расхождения между количеством «заготовленного» вооружения и поставленного в войска. Так, за ноябрь 1915 г., по данным ГАУ, было получено 723 бомбомета от отечественных заводов и 250 из-за границы, минометов — соответственно 173 и 176.

19 января 1916 г. генерал Гермониус сообщал из Лондона, что британское правительство выдало фирме «Виккерс» заказ на «бомбометы простой и остроумной конструкции», описав миномет капитана Стокса и запросив, «следует ли вступать в переговоры». Но минометов Стокса русская армия не получила.

В мае 1916 г. Упарт определила нормы снабжения войск бомбометами и минометами — по 8 бомбометов или 4 миномета на полк, причем и в том и в другом случае половина орудий находилась при полку, а половина считалась принадлежностью фронта и придавалась полкам по мере надобности. В штатный расчет пехотных полков была включена «команда траншейных орудий», а в полковой обоз были включены соответствующие перевозочные средства. На середину 1916 г. считалось, что потребность до 1 июля 1917 г. составляет 7000 бомбометов и 3500 минометов, и эта потребность обеспечивается выданными заказами.

До ноября 1916 г. было сдано 8524 шт. 9-см бомбометов и 2 788 570 снарядов к ним, 1560 шт. 58-мм минометов. Интересно увидеть, что поначалу бомбометам отдавалось определенное предпочтение перед минометами.

ПОСТАВКИ ПРЕДМЕТОВ АРТИЛЛЕРИЙСКОГО СНАБЖЕНИЯ ЦВПК

По данным Е.З. Барсукова, русскими заводами было выпущено:

В то же время из-за границы было поставлено:

В упомянутом письме помощника начальника штаба Главковерха военному министру Беляеву от января 1917 г. среди прочего говорилось: «Наша пехота настойчиво требует минометы, считая их как бы своей артиллерией. При усилении снабжения минометами возможно сократить производство бомбометов, которые как орудие борьбы в значительной степени уступают минометам».

Всего до 1 июля 1917 г. в армию было подано 13 395 бомбометов (из них около 12 500 модели «Г. Р.») и 4095 минометов, а состояло к 1 июля на вооружении армии 6920 бомбометов и 1514 минометов. Убыль в примерно 6500 бомбометов и 2500 минометов нормальна для оружия переднего края.

Согласно докладу начальника Упарт от 18 января 1917 г., бомбометами армия была обеспечена полностью (по 8 на пехотный полк), легких же минометов было около 50% от положенного (это были в основном 58-мм Дюмезиля и 47-мм Лихонина, а также 20-мм Лихонина и 240-мм французские), также формировались батареи тяжелых минометов при ТАОН. С конца мая 1917 г. начали формироваться минометные дивизионы по 4–5 батарей (по 16 легких 58-мм минометов в каждой), такие «легкоминометные» дивизионы могли придаваться пехотным соединениям на главном направлении действий.

Всего, по документам Особого совещания, с начала войны по 1 января 1917 г. русская армия получила:

Е. 3. Барсуков приводит такие цифры работы русской промышленности по изготовлению предметов артиллерийского снабжения за 1914–1917 гг.

Наименование … Количество изготовленных

76-мм полевые пушки … 8294

76-мм горные пушки … 916

76-мм короткие штурмовые пушки … 173

122-мм полевые легкие гаубицы … 1389

Бомбометы … 10 970

Минометы разных систем и калибров … 2940

76-мм патроны для полевых пушек … 38 098 200

76-мм патроны для горных пушек … 2 987 470

114-мм и 122-мм гаубичные выстрелы … 4 771 620

3-лин. винтовки … 3 286 230

3-лин. станковые пулеметы … 27 930

3-лин. патроны к винтовкам и пулеметам … 4 386 488 000

Можно сравнить плотности сил и средств в операциях на Русском и на Западном театрах Первой мировой войны. Возьмем для примера наиболее удачную и тщательно подготовленную наступательную операцию Юго-Западного фронта летом 1916 г., известную как «Луцкий» или «Брусиловскии» прорыв. Это важно для нашей темы, поскольку позволяет оценить условия, в которых действовала пехота и то, на какую поддержку она могла рассчитывать.

Подвоз боеприпасов войскам с помощью полевой узкоколейной железной дороги. 1916 г.

Вьючный обоз для подвоза войскам боеприпасов и воды на лошадях и осликах

Как вспоминал А.И. Деникин: «Несомненно, армия наша отстала; но в 1917 году она была несравненно лучше снабжена материально, богаче артиллерией и боевыми припасами, богаче, наконец, опытом своим и чужим, чем хотя бы в 1916 году. Техническая отсталость наша — свойство относительное, постоянное, одинаково присущее всем периодам мировой войны, до начала революции, значительно ослабевшее к 1917 году». В войне достаточно явно проявилась взаимосвязь между «духом» войск и «материей» вооружений и военной техники. «Прав был Гинденбург, говоря, что выиграет войну тот, чьи нервы крепче, — писал Брусилов. — У нас они оказались наиболее слабыми, потому что мы должны были отсутствие техники восполнять излишне проливаемой кровью».

 

Об огнеметах

«Химической» составляющей Первой мировой войны, непосредственно затрагивающей пехоту, стало также широкое применение зажигательных и дымовых средств. Выше уже упоминалось о зажигательной ручной гранате. Вкратце взглянем на огнеметы — все-таки они действовали в непосредственной связи с пехотой.

Систематические работы над огнеметами развернулись в России с весны 1915 г., и уже в сентябре 1915 г. прошли испытания первые 20 огнеметов профессора Горбова. В 1916 г. был принят на вооружение ранцевый огнемет конструктора Товарницкого, одна из наиболее удачных схем. В России производилось несколько систем огнеметов: огнемет системы Архангельского изготавливали Киевский арсенал и Киевский проволочный завод, огнеметы системы Товарницкого — киевский же завод «АУТО», системы Тиллигоскина — на заводе инженера Корсака. Это были огнеметы пневматического типа. С осени 1916 г. ранцевыми огнеметами Товарницкого стали оснащать огнеметные команды при пехотных полках (по 12 огнеметов в каждой). Одновременно сформировались три батареи, вооруженные траншейными огнеметами конструкции Товарницкого. Огнеметы поступали и на вооружение артиллерийских частей.

В 1916 г. русские инженеры Странден, Поварнин и Столица первыми в мире создали фугасный поршневой огнемет, из которого горючая смесь выбрасывалась давлением пороховых газов. Вначале 1917 г. фугасный огнемет Страндена, Поварнина и Столицы прошел испытания и под названием СПС поступил в серийное производство.

В России до конца войны было изготовлено около 10 тысяч ранцевых огнеметов, 200 траншейных и 362 огнемета СПС.

Российские работы немногим уступали работам союзников, так что неудивительно, что зарубежные закупки здесь сыграли меньшую роль, чем, скажем, в вопросах пулеметов. Генерал Гермониус 6 января 1917 г. сообщал об отправке в Россию 13 огнеметов «Ливенс», которые отказались закупать бельгийцы, итальянцы и французы.

Изучение захваченного у германцев ранцевого огнемета типа «Кляйф». Этот аппарат германцы переделывали также для распыления газов и кислоты  

В Англии заказали и огнеметы «Винсент». Всего получили 86 огнеметов «Винсент» и 50 «Ливенс». Марку «Ливенс» имели также британские газометы — род простого химического миномета, бросающего мины массой 14 кг, снаряженные 7 кг ОВ.

К концу 1917 г. подготовкой огнеметчиков уже занимался запасной огнехимический батальон в Петрограде.

 

Шанцевый инструмент

Русскую армию нельзя упрекнуть в невнимании к носимому и возимому шанцевому инструменту. Самоокапывание русская пехота практиковала еще в Русско-турецкую войну 1877–1878 гг., а в 1878 г. получила малую лопату, именовавшуюся одно время «линемановской» (по фамилии ее изобретателя, капитана датской службы Линемана). К началу Первой мировой войны в снаряжение пехотинца входила малая пехотная лопата, носимая на поясе в кожаном чехле. Также имелись малые топоры и кирки. Возимый инструмент включал большие лопаты, топоры, кирки, мотыги и т. п.

Так, на пулеметную команду пехотного полка на 1914 г. полагался носимый шанцевый инструмент — 28 малых лопат и 7 топоров и возимый (на двуколке) — 8 больших лопат, 4 топора, 4 кирки и 4 мотыги. Однако «закапываться» в землю войска предпочитали не учить. В полевой фортификации по-прежнему присутствовали «редуты», искали лишь способы более быстрого их возведения и лучшей защиты. Накануне войны рассматривался вопрос снабжения частей земленосными мешками для организации закрытий, по примеру германской армии. Так, для пулеметных команд предлагалось иметь по 3 мешка на человека, по 12 на пулемет. В 1913 г. специально «определялась сила проникновения остроконечной пули» в закрытия из земленосных мешков с различным наполнением (песок, чернозем, глина).

По мнению генерала Брусилова, имевшееся в пехотных соединениях «количество саперов, при современном оружии, развиваемом им огне и необходимости искусно закапываться в землю, было совершенно недостаточно. При этом нужно признать, что и пехота наша обучалась в мирное время самоокапыванию отвратительно, спустя рукава, и вообще саперное дело в армии было скверно поставлено».

Но уже в начале войны великий князь Андрей Владимирович писал в своем дневнике: «Лопата, к которой раньше относились весьма небрежно, считая ее за лишний груз, теперь ценится солдатами, и каждый бережет свою лопату, как винтовку».

С началом Первой мировой войны — особенно ее позиционного периода — требования войск на шанцевый инструмент резко выросли. Удовлетворить этот спрос отечественная промышленность также не могла. Шанцевый инструмент, как и колючую проволоку, приходилось закупать за границей. Широко использовали войска и трофейный инструмент — малые пехотные лопаты были не менее ценным трофеем, чем винтовка.

Опыт Русско-японской войны ясно требовал снабдить пехоту приспособлениями для преодоления проволочных препятствий, вопрос этот исследовался, но к началу Первой мировой ни в одной армии не был разрешен — сказывалась подготовка к маневренной войне, когда многорядные искусственные препятствия ожидали встретить в основном при атаке крепостей. Считалось, в частности, что не будет особой надобности в ножницах для резки проволоки. Полагалось иметь их по 25 на роту и только на!/з роты военного времени. Общая потребность составляла 300 тыс. штук. Фактически к началу войны имелось 73 тыс. штук. Вскоре после начала Первой мировой войны стало ясно, что артиллерия и немногочисленные саперные подразделения не могут обеспечить пехоту достаточным количеством проходов в проволочных препятствиях, намного вырос спрос на ножницы. Выделились два направления — ручные и наружейные ножницы. Вопрос этот был поднят еще перед войной, но тогда не был выбран даже тип ножниц.

На поясе у этого пехотинца висит малая пехотная лопата в холщовом чехле, а за спиной — вещевой мешок «туркестанского» типа.

При рытье окопов пехоте не обойтись было без больших лопат  

Ружейные ножницы для резки проволоки использовались нескольких типов: штыкового (удовлетворительно резали «только тонкую проволоку»), пиковые полковника Гулькевича («с достаточным усилием разрезают и самую толстую проволоку»), японские («удобны в обращении, разрезают толстую проволоку»). Заводу «Айваз» еще в 1914 г. были заказаны штыки — «приборы для резки проволоки» — Гулькевича. Достоинством ружейных ножниц было то, что, работая ими, пехотинец держал винтовку в руках, а не за спиной и мог быстрее реагировать на внезапное появление противника. Но в целом они уступали по удобству работы «обычным». Войска требовали ручных ножниц, позволявших резать проволоку толщиной до 10 мм. В 1916 г. удалось подать в армию около 1 733 000 ручных ножниц. Тем не менее на конец апреля 1917 г. в армии числилось 300 466 наружейных ножниц.

Для преодоления проволочных заграждений приспосабливали и штатные штыки, снабжая их крючьями для сдергивания проволоки с кольев.

Нашли применение и специальные шарнирные крючья для перебивания проволоки, крепившиеся на дульную часть ствола винтовки — при натяжении они подтягивали проволоку к дульному срезу, после чего ее можно было перебить выстрелом. Но такой способ был слишком «шумным» и требовал лишнего расхода патронов, так что популярности не получил.

К 1 января 1916 г. в действующей армии, по данным Особого совещания по обороне, имелось: 3 204 000 лопат, 413 000 топоров, 477 000 киркомотыг. Сравним потребность в шанцевом инструменте с подачей его в войска:

То есть поступление не покрыло и половины реальной потребности.

С другой стороны, оказался совершенно недостаточным собственный запас колючей проволоки. Не считая запасов для крепостей, на каждый корпус подлежало хранению 5 тыс. пудов проволоки, а всего — 190 тыс. пудов. И положенный запас имелся в наличии. Но в июне 1915 г. Генеральный штаб докладывал военному министру: «Запасы колючей проволоки, сделанные в мирное время, оказались ничтожными и были израсходованы в первые же месяцы войны». Впервые месяцы 1916 г., пока армия заканчивала оборудование укрепленных позиций, занятых с осени 1915 г., требовалось в месяц по 2 200 000 пудов колючей проволоки. 4/5 этой потребности было выписано из-за границы. С середины 1916 г. потребность в проволоке уменьшилась, армия перестала высылать новые требования, что позволило высвободить часть транспорта для иных поставок.

 

Средства связи

К началу войны в войсках, в соответствии с табелем, находилось 1353 телеграфных, 10 279 телефонных аппаратов, 23 664 версты (25 083,8 км) телеграфно-телефонного кабеля. Кроме того, на складах — 495 телеграфных и 5854 телефонных аппарата, 11 084 версты кабеля. Опыт первых же месяцев войны потребовал от начальников всех соединений более четкой организации боя, взаимодействия всех участвующих в нем частей и родов войск и более жесткой централизации управления. В позиционный период войны эта тенденция только усилилась. Это, естественно, требовало качественно улучшить связь. Потребность в связном имуществе резко возросла. Для доукомплектования армейских и корпусных узлов связи использовали аппаратуру из оставленных войсками крепостей. Но пехотные дивизии и полки постоянно испытывали дефицит средств связи.

С начала войны по 1 января 1916 г. на отечественных заводах разместили заказы на 3897 телеграфных, 121 313 телефонных аппарата, 332 837 верст кабеля, 9465 двуколок. Выполнение заказов вызвало ряд трудностей, хотя сборку аппаратуры связи поставили и в мастерских учебных заведений. Относительно увеличения производства телефонных аппаратов председатель ЦВПК А.И. Гучков писал военному министру 30 августа 1915 г.: «Существующие фабрики не в состоянии полностью удовлетворить потребности армии… С точки зрения правильного снабжения армии телефонным имуществом необходимо, во-первых, увеличить отечественное производство и, во-вторых, создать новое производство в более глубоком тылу» (большая часть русского производства телефонных аппаратов и кабеля была сосредоточена в Петрограде). Требуемое количество аппаратуры и кабеля заводы начали давать только в конце 1915 г., но к тому времени возросла и потребность. Производили закупки за рубежом — например, в Японии и США, — но и эти заказы не выполнялись в срок. Так, из заказанных в 1915 г. в США 26,5 тыс. телефонных аппаратов, 2 тыс. верст телеграфного и 134 тыс. верст телефонного кабеля к 1 января 1916 г. полностью поставлен был только телеграфный кабель, телефонов поступило только 6,5 тыс., а телефонного кабеля — 8 тыс. верст.

Солдаты-телефонисты с имуществом телефонной команды  

В действующей армии к 1 января 1916 г имелось: 4000 телефонных аппаратов, запас телефонного и телеграфного кабеля на 27 000 верст, 240 «станций искрового телеграфа». Потребность в телеграфно-телефонном имуществе с 1 января 1916 по 1 июля 1917 г. оценивалась русскими специалистами в 298 000 телефонных и телеграфных аппаратов, 680 000 верст кабеля. Всего же за весь 1916 г. в армию было поставлено 105 000 телефонов, 3000 телеграфных аппаратов, 236 000 верст кабеля, 802 радиостанции. То есть потребность отнюдь не покрывалась. А на 1917 г. намечено было увеличение табельных норм телеграфно-телефонного имущества до 40–50 телефонов и 90–100 верст проводов на каждый пехотный полк. Это требовало поставки дополнительно 340 000 телефонов, 3000 телеграфных аппаратов и 450 000 верст кабеля. Эта потребность совершенно не была покрыта.

Неудивительно, что самым надежным и постоянно имевшимся под рукой средством связи оставались посыльные-бегуны, и вне поля боя, и непосредственно в бою. На поле боя под огнем противника они перемещались обычно перебежками на расстояние 150–200 м. Кроме того, на поле боя использовалась сигнализация флагами (дальность связи днем — 1,5 км), фонарем (ночью — до 3 км, при использовании биноклей дальность обоих видов связи увеличивалась примерно вдвое), ракетами на небольшом расстоянии — свистком.

Радиостанции, имевшиеся в армии к началу войны, относились к типу «искровых». В отличие от полевых телефонов, тогда уже достигших достаточной портативности (не считая, конечно, всегда тяжелых для связиста катушек с кабелем), полевые и кавалерийские радиостанции были «подвижны» достаточно условно — полевая искровая радиотелеграфная станция размещалась на нескольких двуколках. В низовой армейской связи использование радиосредств вообще не предусматривалось. Между тем война выявила необходимость иметь в низовых звеньях пехоты, артиллерии радиостанции для решения задач корректировки артиллерийского огня, взаимодействия частей и т.д.

Для покрытия потребности армии за год, с июля 1916 г. по июль 1917 г. необходимо было получить 2391 радиостанцию, в счет чего было заказано: полевых радиостанций — 230, легких — 181, автомобильных — 1, авиационных — 690 и 17 наблюдательных (12 конных и 5 автомобильных).

В России производство радиостанций могли вести два предприятия — «Русское общество беспроволочных телеграфов и телефонов» (РОБТиТ) и «Сименс-Гальске». Их производительности явно не хватало для покрытия даже текущей потребности, и основным источником стали заказы за границей. В частности, к октябрю 1916 г. 185 радиостанций было заказано во Франции. Тем не менее на конец апреля 1917 г. армия имела всего 246 радиостанций, вначале июня — 314. Если учесть, что к началу 1917 г. русская армия имела на пяти фронтах 158 пехотных и 48 кавалерийских дивизий (а были еще корпусные, армейские управления), ясно, что таким количеством не удавалось обеспечить радиосвязью даже штабы соединений.

Однако в ряде случаев иными средствами обеспечить связь просто не удавалось. При подготовке Сарыкамышской операции в декабре 1914 г., например, по приказу командующего Кавказской армией генерала Юденича за войсками, действовавшими на основных направлениях, были организованы несколько радиолиний с оконечными станциями в штабе армии и штабах дивизий (отрядов) — на высотах, перевалах, в долинах и ущельях находились промежуточные ретрансляционные радиостанции. Для обеспечения управления соединениями, действовавшими от Батума до Товиза, работало около 30 полевых радиостанций.

 

Автомобили, мотоциклы, самокаты

Хорошо известно, какую роль сыграли автомобили в быстрой переброске войск на фронт или вдоль фронта во французской и германской армиях. В русской армии можно говорить лишь об отдельных примерах такой переброски, имевших местное тактическое значение. О «моторизации» русские пехотные соединения могли лишь мечтать, поскольку автомобильный парк России был крайне беден и не обеспечивал «моторизации» тылов, для которой, прежде всего, использовался. Как известно, состоял он из автомобилей иностранного производства (автомобили отечественного производства были крайне немногочисленны) самых различных марок.

К началу войны автомобильные части были представлены пятыми ротами железнодорожных батальонов, имелось по одной автороте в Петербурге и в Киеве.

Армия вступила в войну, имея 711 казенных автомобилей, к которым прибавили всего 475 грузовых и 3562 легковых реквизированных частных. В начале войны, кстати, автомобили предпочитали именовать «самоходами», стремясь избавиться от иностранных слов, но куда было деться, если сами «самоходы» были иностранными.

С начала войны до 1 января 1917 г. за рубежом было закуплено грузовых автомобилей (округленно): 1,5-тонных — 1930, 2-тонных — 750, 3-тонных — 330, 3,5, 4- и 5-тонных — 200. Здесь учтены также шасси, закупленные для специальных машин. До 1 октября 1917 г. армия получила 21 009 автомобилей и 213 было на складах. На огромную армию и фронт небывалой протяженности этого, конечно, было маловато.

Наличие автоимущества и потребность в нем русской армии, исчисленная Ставкой, к 1 сентября 1917 г.:

Как видно, потребность армии в автотранспорте далеко не удовлетворялась даже к исходу войны с реализацией заграничных поставок.

Солдаты-самокатчики со складными велосипедами системы капитана Жерара производства фирмы «Пежо». Вооружены самокатчики винтовками со штыком

Автомобили и повозки пытаются разъехаться на поврежденной противником дороге между Люблином и Красником

Для сравнения количество автомобилей у противников и союзников:

Правда, некий прототип «моторизованной пехоты» все же появился в виде небольших отрядов самокатчиков и мотоциклистов. Так, 8 марта 1916 г. в Офицерской стрелковой школе провели смотр перед отправкой на фронт 13, 14, 15 и 16-й рот Самокатного запасного батальона — с самокатами и пулеметами на мотоциклах.

Вопрос о «военных самокатах» (велосипедах) был поставлен ГВТУ еще до войны, но до 1915 г. так и не был разрешен положительно. В результате кроме отечественных велосипедов «Дукс» и «Россия» («Лейтнер») пришлось закупать французские велосипеды системы «Жерар» (заказано у «Пежо» около 12 000 шт.). Отечественный завод «Дукс» с апреля 1916 по март 1917 г. построил всего 682 складных велосипеда «Дукс боевой» (контракт, выданный ГВТУ акционерному обществу «Дукс», предусматривал 2000 машин) и поставил около 1000 велосипедов других моделей. У русского завода Леитнера к январю 1917 г. было закуплено 1775 велосипедов, а с февраля по ноябрь 1917 г. завод изготовил около 3600 велосипедов той же модели «Дукс боевой».

Мотоциклы («мотоциклеты») в русской армии были покупные и самых различных марок. С начала войны до 1 января 1916 г. Россия успела заказать за рубежом для возки пулеметов и патронов всего 125 мотоциклов марки «Скотт-Виккерс», два «Виккерс» и по одному «Рекс», «Санбим» и «Ковентри-премьер». А годовая потребность, заявленная 1 августа 1916 г., включала: трехколесных мотоциклов под пулеметы — 102, для патронов — 1042. С начала войны по 1 января 1917 г. закупили около 4250 мотоциклов марок B.C. А., «Клейно», «Энфилд», «Триумф», «Индиана», «Джемс», «Премьер», «Говер», «Рудж Мульта», «Сэнбим», «Гумбер» и других, для возки пулеметов и патронов — 130 в основном марки «Скотт-Виккерс». На 1917 год заказали 1250 «мотоциклеток, из которых 400 с прицепками».

Переброска войск на автомобилях (здесь — грузовики «Уайт») в русской армии была не столь частым явлением, как, скажем, в армиях Франции, Германии или Австро-Венгрии. Фото 1915 г.