Серый сумрак предрассветного утра едва сменил угрюмую черноту ночи, когда я продрал свои очи

Так и хочется добавить — косые, увы — всего лишь опухшие со сна.

Как уснул, так меня и оставили, только прикрыли меховой накидкой из какого-то зверя, чтоб не замерз.

Над поляной разносится храп спящих людей, подчасок, укутавшийся в трофейную шубу, бродить тенью отца Гамлета возле возов. Еще один стрелец, смешно отклячив тощий зад, туго обтянутый портками, раздувает угли в кострище. Сизый дым вьется всё гуще и вот вспыхивает крохотный язычок пламени. Мгновение поколебавшись, огонек находит кусочек бересты, скручивает её в кольцо и поджигает. Кашевар начинает подкладывать мелкие веточки, сухие травинки. Когда я вернулся из кустов, под котлом яростно бушевал огонь. Стрелец обернулся на шум шагов, узнал меня и улыбнулся:

— Снедать будешь? Туточки с вечера немного каши осталось, — протягивает котелок.

Забрал, отхожу к своему месту, усевшись на шкуру, приступаю к утренней трапезе.

Закончив, отношу пустую посуду обратно, получаю на обмен кружку с горячим чаем, ломоть хлеба с куском меда в сотах. Королевский завтрак.

А если покопаться среди трофеев, может и кофе найдется? Я бы не отказался от черепушечки литра на полтора с молочком и пенкой. Сглотнул слюну да пошел пить китайский чай, заедая его литовским медом.

— Доброго утречка — с неподражаемым украинским говорком здоровкается Панас, усаживаясь рядом.

— Федор…

— Панас, позови Гришу, чтоб язык зазря не чесать, обоим сразу молвлю — перебил явное продолжение вчерашней оперы. Я, хоть и усталый был, но отсутствием памяти не страдал.

Казак отошел к месту ночлега, послышалось шебуршуние, приглушенный голос и через пару минут оба были передо мной.

— Сколько Архип вам денег давал? — был мой первый вопрос.

Они переглянулись, и Григорий озвучил сумму.

Я мысленно крякнул. Дела у Шадровитого были, честно говоря — не ахти. Три рубля в год… на двоих… да награбленное — пардон, добытое в бою. Не густо.

Сделал самое честное лицо, с подкупающими интонациями в голосе спрашиваю:- Сколько вы хотите за службу?

И вижу полную растерянность на физиономиях. Такого они, судя по всему, еще в своей жизни не встречали. Чаще хотят дать меньше, чем больше.

Пожалел, прервал их мучения:- Платить буду по два рубля, — ну сука я еще та, выдержал паузу и закончил:- в месяц. Но, если узнаю, что воруете или кого-то убьете, без моего ведома — выгоню к чертям собачим.

Они согласно закивали головами с довольными улыбками, которые несколько поблекли после моих заключительных слов:

— Всё добытое у врага… даже деньги — отдаете мне.

Григорий вскинулся было что-то сказать, но заткнулся от тычка локтем в бок и согласно закивал.

Панас так же согласился. Отпустил восвояси переваривать условия найма.

Я посмотрел им вслед: на год деньги найду, а дальше видно будет. Сумма, предложенная каждому, превышала зарплату десятника дворянской конницы в два раза. Но я видел казаков в деле, и заполучить двух профессиональных солдат для меня — большая удача. Чуток доучить саперному делу, вооружить моим оружием и они дадут фору любому десятку, а то и двум, хоть стрельцов, хоть немецких стрелков. Да приодеть их подобающим образом надо будет.

Улыбнувшись своим мыслям, переоделся и пошел снимать растяжки. Пока вел переговоры, лагерь проснулся, народ начал ходить и — не дай бог, кто забредет, куда не надо.

Вернулся через полчаса с мешком полным гранат, колышков, смотанной бечевой. Больше всего при разминировании раздражало, веревка за ночь разбухла и узлы не развязывались.

К черту, вернемся домой, заставлю Антипа наделать корпусов по типу мины «ПОМЗ» — она как раз для минных заграждений, ставится на растяжку, тратить гранаты на установку сторожевых заграждений не рационально — приходится укорачивать огнепроводную трубку, после такой операции взрыватель становится мгновенного действия. В этот раз я этого не сделал, но случаи бывают разные.

Десятник, с помятой после сна рожей, сидел у костра в одних подштанниках и зашивал разодранные на заднице порты.

— Это как тебя угораздило? — присел рядом с ним на бревно.

Илья обмотал нить вокруг иголки, затянул узел и, перекусив нитку зубами, сплюнул ворсинки:

— с воза спрыгивал и за край зацепился.

Встряхнул, расправляя штанины, критично осмотрел: до дому доеду — и стал одеваться.

— Илья, сколько нам еще плестись?

— Ежили на прямки и обоз бросить — к вечеру дойдем — задумчиво провел по бороде рукой: — Туточки до тракта верст шесть будет, да по нему три проехать надобно, опосля направо вертать и там рукой подать.

— Тогда получается, что мы тракт ночью проезжать будем?

Стрелец кивал в такт моим словам.

— Когда немцев ободрали, пулелейки в какой воз побросали?

Илья изобразил на лице интерес:- На кой они тебе?

— Раздашь стрельцам на дневке, надо пуль наделать — и много. Как с тракта свернем, подарки хочу оставить…

— Федь, не надобно, уж больно они у тебя громкие… злить медведя рядом с пасекой — можно без ульев остаться.

«Резон в его словах есть, как есть и желание продолжать сыпать соль с перцем под хвост Владиславу»

Я мотнул головой, соглашаясь с его словами:

— Панас с Гришей теперь мне служат, учить мне их надобно — мотнул гривой давно не стриженых волос, пятерней пригладил челку — Так мы на тракте только приглядим, а как ты с обозом свернешь, от тогда и поучимся… Ляхи будут али прочие тати, так судьба у них такая.

И я мрачно оскалился, изобразив улыбку графа Дракулы, обнажив великолепную пару белоснежных клыков.

Илья вздрогнул и сплюнул:

— От чтоб тебя… Прости, господи, сроду матерно не ругался. Федя…

Пока он подобрал слова, я успел встать и отойти на пару шагов и продолжения уже не слышал.

Мои стрельцы…

Я даже в мыслях их так называю, хотя — какие они мои? Просто это люди, приставленные к моей персоне с определенным заданием — не дать вляпаться в очередную беду. Они ни разу не пытались отговорить от участия в вылазках. Но при любом конфликте или даже намеке на проблему с участием стрельцов, за моей спиной вырастали четыре мрачные фигуры… И, почему-то чаще всего от них доставалось именно мне… Это Иван тогда спас придурка, успел подбить руку. Он мне еще потом целую лекцию прочитал о взятии греха на душу.

У каждого свои тараканы в голове: у кого они богу молятся, у других баб коллекционируют и оклеивают картинками череп изнутри. А я своим дал карандаши и они теперь целыми днями рисуют…

За все-то время, которое парни со мной возятся, успел обучить их ускоренной перезарядке пистолета, разучить некоторые знаки из арсенала будущего спецназа. Они же успели нахвататься моих словечек и идиом, используемых мной в разговоре, и с успехом применяли их. Плохое всегда очень прилипчиво…

Поэтому, когда я покрутил над головой кистью руки, выставив указательный палец вверх, они без разговоров стали седлать лошадей и готовиться выступать в путь.

За спиной был слышен бодрый рык нашего командира, суета и ругань стрельцов, заводящих лошадей в оглобли. Обоз готовился к отбытию.

— Парни, — окликнул свое небольшое воинство, привлекая внимание:- В нашем полку пополнение — два добрых казака решили присоединиться к нам. Как их зовут, сами знаете, называть не буду. Так что они теперь… — чуть запнулся и продолжил дальше — вместе с нами против ляхов воевать будут.

Корноухий после ночного отдыха был в веселом настроении и попытался надуть брюхо, когда я стал подтягивать подпругу. Пообещал пустить его на колбасу. Он повернул голову, посмотрел на меня большим фиолетовым глазом, фыркнул и улыбнулся, приподнял верхнюю губу, обнажая крепкие, большие зубы.

Панкрат, со свойственной молодым людям прямотой, посоветовал дать пинка мерину, а не слово молвить скотине. Подъехал ближе и хотел уже стукнуть, как корноухий развернулся с грацией змеи и укусил его за ляжку чуть выше коленки. Потом повернулся обратно, дал мне затянуть ремень и застегнуть его как положено.

Когда я закончил, он положил голову мне на плечо и слушал выговор:- Ну, вот зачем ты его тяпнул? А вдруг он заразный? У тебя теперь живот болеть будет — с этими словами достал из кармана кусок хлеба, присыпанный крупной серой солью:

— на вот, полечись и больше не смей кусать всякую гадость.

От моих слов стрельцы расхохотались, громче всех веселился сам потерпевший.

* * *

Полтора десятка возов и подвод, набитых воинским хламом (некоторые панцири похожи на дуршлаг и годны только на переплавку, но Илья настоял на том, чтоб забрать и этот утиль), медленно, со скоростью беременной улитки, ползут по узкой лесной дороге. Заросли орешника тут настолько густые, что в некоторых местах ветви на верхушках переплелись между собой, образуя своеобразный туннель. Несмотря на утро, здесь царит полумрак, мелкие пичуги порхают с ветки на ветку, перелетают через дорогу, одна — особо бесстрашная или совсем безбашенная уселась на затянутый рогожей воз, поскакала по нему, клюнула веревку и упорхнула.

Как-то вокруг благостно и покойно, словно нет войны. Даже ребята притихли — не слышно обычного балагурства, безмятежно покачиваются в седлах в такт лошадиных шагов.

Расслабился и я…

Порох как взрывчатка не устраивает меня никоим образом: боится влаги, слеживается, прессованные шашки горят, но не взрываются, фугасные свойства нормальные, а вот бризантные хуже некуда, боится открытого огня. Список можно продолжать, порох это вынужденная мера, а при уровне моих знаний — сплошной детский сад. (только ресурсы зря трачу)

А для стрельцов — совсем наоборот, минная война для них — это новинка сопоставимая… даже не знаю с чем. Завалить один махом больше сотни поляков и потерять так мало народу, это подвиг сравни чему-то героическому, и они никак не могли взять в толк — с чего я рычу как собака.

Да с того, что потери должны были быть в два раза меньше, я надеялся обойтись вообще без убитых.

На нашей стороне были два фактора — неожиданность и мощь первого удара, да скорострельность ружей. Увы — увы, если первое сработало «на все сто», то отсутствие навыков владения и необученность тактике привела к потерям. (Поздно посыпать голову пеплом) По результатам расспросов выяснил — все погибшие были убиты на открытом месте в момент перезарядки, стояли в полный рост, а дистанция боя в лесу составляла метров двадцать, а временами еще меньше.

Вернемся к пороху. Мой самодельный пироксилин или нечто ему подобное, исправно сгорает, выталкивая пулю, и одновременно выжигает изнутри ствол. Знания химии у меня несколько в другой плоскости, я знаю, чего не хватает, но не знаю из чего и как их добыть, вот такой парадокс.

Могу наладить производство тринитротолуола, только где взять толуол? Могу сделать пикриновую кислоту она же мелинит, она же шимоза, проблема та же — фенол. Добывать из шелка? Это даже не смешно. Динамит… Возможно, если бы не одно «но», эта взрывчатка не была принята на вооружение по причине — при замерзании она опасна больше саперам, чем врагу. Вот так.

Изготавливать прессованный пироксилин — прямой путь отправиться к праотцам, не настолько чисты мои химикаты, да и не знаю технологии.

Но отказываться от идеи использования динамита не хочу. Для его производства требуется глицерин, побочный продукт мыловарения. Есть еще одно вещество — стеарин, а это — свечной материал. Исходное сырье — животный жир, из оборудования: печи для приготовления щелока, мыловаренные котлы, формы для разливки. Механизации минимум, все делается вручную.

Есть у меня на примете парочка работников, они в помощниках у завхоза ходят — Абрам и тезка мой Федор, кличут «Скорохватом». Один — весь правильный из себя, а второй все под себя гребет и тоже по-своему прав. Ну, зачем, скажите на милость, на задках огорода корыто старое валяется. Ежели трещину заделать и, вот здесь, ремушком перетянуть, так и скотине сойдет — корм наваливать.

А Клима над ними старшим поставлю, надо парню свое дело поднимать, вот с этого и начнет.

Котлы закажем, за деньги их сделают в лучшем виде и даже привезут. Основной забой скотины — осень, конец октября-начало ноября, сговорится с крестьянами на покупку сала…

В городе куча мясных лавок и у всех есть отходы: свиное идет на шпик, а вот бараний и говяжий жир нам сойдет и, даже если он будет не первой свежести — ничего страшного, мы все переработаем.

Единственное условие — отселить подальше, к болоту… Иначе местные и меня сварят… Живьем.

Считаем: сруб, котлы, кирпичи, известь, работа, закупка первой партии жира — рублей в пять все хозяйство обойдется. Зарплата с прибыли… О! Пока вспомнил — дистиллятор, это чтоб эфирные масла для ароматических присадок сами гнали.

Представил: банное мыло с запахом пива и соленой рыбы… Убью на месте.

Так, мысли словно блохи, опять ускакали не в те края.

Динамита известно более ста сортов и разновидностей и, даже с моими скудными ресурсами, вполне

по силам изготовить один из них: нитрированная древесина, селитра и сам нитроглицерин.

Мне попадался на глаза способ и довольно простой, чтоб повысить морозостойкость, по правде говоря, не намного. Можно попробовать… Ох, не люблю я эту дрянь, в силу личного любопытства(и на спор) схимичил на свою голову, точнее — на ногу… Уронил пузырек с десятью граммами готовой нитрогадости на каменный пол, так после этого, в течение года осколки выходили. Молодой был, дурной, энтузиазм так и пер во все щели…

Это мне так казалось — что народ расслаблен…

Глаза стрельцов цепко следят за каждой пролетающей птицей, а руки лежат на поясе, рядом с кобурой.

До опушки, где будем отстаиваться днем, добрались без приключений. Расставили возы, лошадям ослабили подпруги, накинули на морды торбы с овсом и над поляной стоял веселый хруст.

Стрельцы тоже решили не отставать и вот уже роются в мешках с едой.

— Илья, поставь часовых, прихватят ненароком нас здесь — гавкнуть не успеем. — Я собрался сходить в места не столь отдаленные и проходил мимо.

Ответный взгляд десятника был достаточно красноречив и без всяких слов говорил — Иди куда идешь…

Не дождавшись внятной ответной реакции, мысленно сплюнул. Злиться бесполезно, они считают, что одной ногой уже дома. По словам того же десятника, пройти надо всего полтора десятка верст.

Крыша над головой, нормальная пища, горячая баня, чистое исподнее — что еще надо солдату для счастливой жизни?

А вот и заветные кусты… Оглядываюсь, сверкать голой задницей на виду всего обоза — не есть гуд

Отошел еще на пару шагов, утоптал высокую траву, чтоб не мешалась, и потянулся за завязками на портах…

С громким треском ломаются сучья, вверх взлетает листва и лошадиная грудь сбивает меня с ног. Кубарем отлетаю в сторону, чудом не попав под копыта. Перед лицом вижу высверк стали и легкое, практически нежное, касание груди. Конь проноситься дальше, а я лежу на спине и жду боли. Охлопываю себя, смотрю на ладони — крови нет, но кафтан разрезан до самой кожи… Со стоянки слышны звуки выстрелов, крики и истошные вопли раненых и убиваемых людей, лязг клинков, конское ржание. Грохнул взрыв гранаты (Это кто же сподобился?) треск выстрелов усилился.

На опушке кружит круговерть. Чужие всадники, верхом, пытались достать саблями стрельцов, те отбивались всем, что попалось под руку, прятались под телеги. Над телегой вспыхнуло облачко порохового дыма и один из налетчиков рухнул вместе с конем. Десятник яростно рубится сразу с двумя нападающими. Стрелка достали, ткнув под лопатку, кафтан окрашивается кровью и тело валится под копыта коней.

Выстрелом в спину убиваю соперника Ильи, второй на миг растерялся и пропустил удар в голову.

Рядом грохочет взрыв, осколки со свистом проносятся мимо. Я кричу вместе со всеми и стреляю, стреляю, стреляю… Сумасшедшая лошадь со сдвинутым на бок седлом проносится мимо, едва задев, но этого хватило и меня сбивает с ног. Теряю один из пистолетов, второй разряжен, в суете, не глядя, тяну из патронташа патрон, загоняю в ствол и навскидку стреляю. Картечь (мать твою!) с глухим визгом бьет в конский бок. Мерин встает на дыбы, всадник, бросив саблю, отчаянно пытается удержаться, но конь опрокидывается навзничь. Даже отсюда расслышал хруст ребер.

Вижу, как стрелец отбивает ружьем сабельный удар, перехватывает за ствол и обрушивает приклад на вражеский череп. Вражина падает замертво, а оружие разламывается напополам.

Нажимаю на курок, осечка. Заметивший это противник с яростным оскалом на морде бросается на меня, и я бегу от него, спотыкаюсь о труп и падаю. Рядом звучит выстрел, мне на спину падает тяжесть, я рычу от злости, изворачиваюсь и начинаю бить, невесть как оказавшимся в руке, ножом.

Всё, шторка упала, дальше только обрывки…

… опрокинутая на бок телега, чуть поскрипывая, медленно крутиться колесо…

… лошадь, с окровавленным боком, и седлом, сбившимся на живот, пытается встать на ноги, падает, и каждый раз утыкается мордой, в красную от крови траву…

… Кострище со сложенной шалашиком растопкой и подвешенный на слеге котлом, полным чистой воды…

… Стрелец лежит на спине, запрокинув одну руку за голову, вторую положив на грудь, кажется, что он спит…

… Ствол пистолета вспыхивает облаком дыма, и маленькая фигурка падает бесформенной кучей…

Хлесть!

По лицу разливается тепло и боль от пощечины, слышу голос.

— Федор ты как, живой?

Фокусирую взгляд, вижу перед собой сидящего на корточках Герасима — видок у парня еще тот. Ему в сагах о вампирах только сниматься, «оскар» точно будет — за лучшую мужскую роль первого плана.

— Чуть жив. Кажется, меня пропустили через мясорубку. — Ищу патроны, но их нет, расстрелял все двадцать штук, которые таскаю с собой. Надо вставать и разыскивать сидор, в нем запас.

— А наши живы?

Герасим усмехается:

— Живы. Токмо Ваньке плечо прострелили и Андрейке по руке полоснули — и, упреждая следующий вопрос, продолжил: — С казачками тоже порядок. Ежили б не они, нас бы там всех и покрошили на окрошку.

— А чего это? — делаю жест перед лицом.

— Лях сапогом раскровянил — облизывает опухшие губы и сплевывает на траву розовую слюну: — собака.

Поднимаю бровь и вопрошаю: — И?

— Задавил…

Встаю на ноги и от увиденного хочется взяться за голову и материться, материться, материться…

На опушке царит хаос. Лошадей мы не распрягали и, когда началось побоище, они заволновались, а после взрыва гранат — рванули в разные стороны, опрокидывая возы, ломая оглобли, себе ноги и обрывая постромки. Некогда чистая поляна превратилась в филиал скотобойни: усеяна телами и залита кровью убитых людей и коней.

Вместо этого тихо вздыхаю:

— Илюху не видал? Надеюсь, он живой?

— Живой, живой, сюда идет.

Оборачиваюсь: перешагивая через трупы, опираясь на саблю, к нам брел десятник. Половина лица залита уже запекшейся кровью, левая рука безвольно висит. Кафтан разодран да изрезан в клочья, одного рукава нет. Но вид довольно бравый, а на физиономии светится довольная улыбка — отбились.

Дать тебе в морду… Ну уж нет, пусть Силантий с вами сам разбирается.

Мы с Герасимом поспешили ему навстречу.

* * *

Нас, относительно целых и не очень, осталось тринадцать человек всего, остальные мертвы.

Положили восемнадцать лиц неопознанной национальности. А как сказать точней, если эти жмурики одеты словно толпа бомжей с площади трех вокзалов. Кто во что горазд: русско, польско, татарско и хрен его знает какие одежки, морды от чисто европейских до откровенно узкоглазых с легкой желтизной, бородатые и без оной. Пистолеты, сабли, железные нагрудники — но не у всех, некоторые вообще с голой грудью на пули бросались. Одно слов — сброд.

Воевали мы, как выяснилось после блицдопроса нескольких раненых и не успевших удрать, с лисовичками пана Чаплинского сопровождавшими фуражиров (даже указали направление, где их оставили). Панас, с Григорием и Андреем, сразу же отправились туда. Но никого не застали — видимо, уцелевшие успели сообщить о неудаче и обозники дружно сбежали, бросив пару телег и одного одра. Еще из пленных вытрясли инфу, услышав которую я сел на пень и задумался. Разбитый отряд шел к нашей деревне и выжившие представляют прямую угрозу для нас. Зная мстительность поляков, не имея возможности скрыть следы прохождения нашего обоза, можно с уверенностью сказать — они непременно заявятся. И вряд ли их визит будет дружественным. Когда это будет? День туда, день на сборы, день обратно — так что, через трое суток можно начинать ждать гостей.

Бросать все и мчаться в деревню с предупреждением? Отправить гонца и попросить Силантия прислать людей в помощь?

Первый вариант отверг, даже не озвучивая — не для этого мы пришли сюда.

А вот второй вполне живой. По времени это займет, туда и обратно, часов шесть, тридцать с лишним верст по лесным дорогам, это не по трассе на авто ехать. Если сотник пришлет, хотя бы десяток, нам его хватит за глаза.

— Илья, дай пару человек, каковые могут в седле держаться, — Окликнул десятника, смывающего кровь с лица.

— На кой они тебе?

— Хочу послать к Силантию, пусть подмогу пришлет. Сам видишь, нас слишком мало, на все возы народу не хватает, а бросать ничего не хочу.

Он помолчал немного и замедленно кивнул, — Илейку отправлю, да Гришку Маркова, они дорогу хорошо ведают, быстро обернуться.

— Пусть возьмут с собой еще по две сменных лошади.

— Иван, — позвал стрельца, с невозмутимым видом тащившего убитого поляка за ноги подальше в лес:- седлайте коней и ведите сюда.

Вскоре, после краткого инструктажа, гонцы отправились в путь, а мы заниматься тяжелым физическим трудом. Нам требовалось поднять на колеса и привести в божеский вид телегу. Сдвинуть возы в круг, собрать разбежавшихся лошадей и трофеи, во множестве разбросанные вокруг.

Вечер того же дня

Сижу у маленького костра, обжариваю над углями кусок сала, рядом в маленьком котелке, закипает вода.

Если выберусь живым, а я выберусь обязательно (цыганка в детстве нагадала) поставлю две жирные свечки и четыре своему святому покровителю. Дважды меня за сегодняшний день сбивали конем. Располосовали на груди кафтан и только слегка поцарапали кожу, еще нашел три(!) дырки от пуль, на рукаве, плече и порты на бедре прострелили гады. И последнее на сегодня было, когда поднимали телегу…

Это не лошадь, этот терминатор с копытами умудрился перевернуть повозку, сломать ось, дышло, порвать кожаные постромки, запутаться в обрывках и чуть не удавилась на перевернувшемся хомуте. Я таких экземпляров здесь еще не встречал. На что мой Бабай, здоровая сволочь, но этот — просто монстр. Копыто размером с мою голову, я макушкой едва достаю до холки. Таких описывают как рыцарских коней, но все нынешние, коих видел и ездил, потомки степных, низкорослые, сухие, рассчитаны на скорость, а не таскать тяжести. Меня животные любят, с любой скотиной нахожу взаимопонимание через пару слов или пинков, ежели зверь тупой и злобный.

Подхожу, глазки волоокие, мокренькие, слезка стекает по рыжей шкурке, выражение на мордочке невинной испуганной овечки. И я повелся. Эта зараза клыкастая, с бивнями размером с мой указательный палец, держит губки бантиком…

Провожу рукой по морде рукой, ощущаю дрожь, мне кажется бедная животина испуганна.

Шепчу на ухо всяческие глупости и пытаюсь перевернуть хомут. О, это произведения искусства, размером с колесо от Белаза, хрен так провернешь на шее диаметром в обхват моих рук. И все это попытался сделать стоя перед тварью, а не сбоку.

Слышу чавкающий влажный звук, это открывается пасть монстра, обнажая желто-белые клыки (показалось с перепугу) И предельно нежно, словно легкий поцелуй, весь этот смертельный набор опускается мне на шею и ласково прикусывает, наступив при этом копытом на ногу, думаю, чтоб не сбежал. Я забыл, как надо дышать. Все что смог сделать скосить взгляд в сторону и прошептать — просипеть полузадушено:- Я же тебе помочь хочу, зараза…

И тут слышу гомерический гогот видевших все это стрельцов, разного рода реплики и советы.

Потихоньку высвобождаюсь, на загривке шерсть стоит дыбом, мочевой плещется под горлом, отступаю на шаг назад. И тут до меня доходит, что говорили советчики.

Я обнимался и миловался с кобылой. Им весело, а меня мама родила, я чуть в штаны не напрудил с перепугу…

Застолбил лошадку за собой, мне такой тяжеловоз сгодиться, надо будет подобрать жеребца ей под стать…

Бросаю в кипящую воду щепотку заварки, малиновых листьев, брусничный лист, сдвигаю с жара в сторону, накрываю куском коры и оставляю настаиваться. Кладу жареное сало на хлеб, подсолил и откусываю и жмурюсь от удовольствия.

Для полного счастья разогнать бы к чертовой матери все эти лошадиные жопы и морды стоящие в паре метров и жующие овес с ячменем. Не знаю что им там в торбы по насыпали, а кому не хватило мешков, прям перед мордами, на землю, щедро ссыпали из ведра.

Общая численность конского населения в нашем таборе достигла шести десятков голов и это без учета отправленных с нарочными к Силантию.

Я не крупный специалист и мало что понимаю в шаманских плясках, особенно когда знатоки начинают водить хороводы вокруг лошади, заглядывая в глаза, щупая бабки, оттягивают губы и смотрят зубы.

Особо продвинутые твердят — сап прямой, едва вздернут, седло прямое, пахало куцее — обходят округ лошадки, мелким, семенящим шагом приседая и вставая на цыпочки.

Ей, богу, тушинский авто рынок.

— Дарагой, слюшай, — и начинает перечислять — литые диски, молдинги, магнитола цифровая…

— Сколько машина прошла?

А он как заученную мантру твердит — литые молдинги, диски цифровые, магнитола…

Так на мой не искушенный взгляд, лошадок двенадцать, стоят приличных денег, в общей массе они смотрятся как феррари среди жигулей, оставшиеся — добротная тягловая скотинка с одинаковым успехом способная ходить под плугом или тащить нагруженный воз. Отберу самых здоровых животных и сдам в аренду своим деревенским с рядом условий. Как-то, приплод мой, на время что нужно работать по моим заданиям, будут получать плату или минус от аренды, цену положу минимальную.

Вытер жирные руки о ляжки, по моим расчетам ждать подмоги еще час — полтора, а учет он и в Африке учет, достал блокнот и изучаю записи, расшифровывая скоропись сделанную наспех. Вношу исправление и дополнения.

Пупырчатая подруга заезженной патефонной пластинкой, со всеми шорохами и скрипами иглы по винилу, повторяет за мной, иногда снисходя до восторженных воплей или кривила морду — фи, гадость: — мушкеты, добротные, немецкой работы — тридцать восемь штук.

Мушкеты аглицкие — сорок штук.

Пищаль московская…

— и нечего кривить рожу, нет в тебе духа патриотизма, дурра зеленая.

— Да посмотри, верста коломенская, ствол в раковинах, разгар внутри, замки разболтаны,

курок плоский, непрочный, винт слишком слабый, а шлиц слишком узкий для отвертки.

— Никшни, не мешай, не то пойду мешки с овсом считать.

— Молчу, молчу… А все равно свейские лучше аглицких… Ай…

Отвесил ей мысленный щелчок по любопытному носу и продолжил:

— Восемнадцать штук.

Четыре мушкета неопознанные, но есть подозрение — шведская работа.

Найден подсумок, один всего, а в нем три патрона бумажных и это точно свеи навертели.

Пулелейки, разные, подбирать под оружие надо — сто пятьдесят семь штук.

Есть подозрение, что часть от пистолетов будет, стрельцы все в одну кучу свалили.

Пистоли, весь ассортимент, каковой есть на данный момент — кремневые, колесцовые, несколько фитильных. От простых, крашеных краской, до пары богато разукрашенных инкрустацией и накладками из серебра. Всего в наличии — семьдесят четыре штуки.

Доспехами, целыми и не очень забито два воза, ежели считать по тушкам, с кои они сняты, получилось восемьдесят семь комплектов.

Седла, уздечки, чепраки, попоны и прочая конская сбруя занимает три воза под самую крышу

Нашли и оприходовали шесть походных кузниц, переносной горн, мехи, молотки, кувалды, клещи.

Все забрали с собой, в хозяйстве пригодиться, в крайнем случае, продадим.

Еще три повозки набили одеждой, мягкой рухлядью, сапогами, ремнями, отрезами тканей. Котелки, котлы, миски, кружки, поварешки, все летело без счета. Оставленные на месте разгрома обоза, тарантасы, были ободраны по самое некуда, с двух даже сняли колеса и со всех содрали тенты, в пути всяко может случиться.

Два оставшихся загрузили конским топливом, мешками с ячменем и овсом, туда сложили всю найденную провизию и кули с мукой, пшеницей, рожью.

Не знаю как с честностью у стрельцов, но все ценности, найденные на поляках, были собраны и сданы десятнику. Подсчитаны, ссыпаны в кошели и припрятаны до лучшего времени — возвращения домой.

Получилось: сто восемьдесят два талера взяли с немцев, шестьсот тридцать злотых с ляхов.

Золотых и серебряных перстней, колец, цепочек и прочей ювелирки, набралось грамм тристо.

Серебряную посуду нашли только в одной повозке, в деревянном сундучке, оббитом железными полосами, и украшенным бронзовыми накладками по углам, было её килограмма четыре — четыре с половиной.

Три кубка, четыре стопки, вместимостью каждая граммов на сто, одно большое блюдо со сценой охоты на оленя (если судить по ветвистым рогам) посередине. Четыре тарелки с чеканным орнаментом по краю, столько же ложек, размером с хорошую поварешку и вилки с витиевато сделанными рукоятями из кости несчастного животного (какого не понятно) если их насадить на древко, можно смело использовать вместо остроги или гарпуна. Жаль, не было супницы, а то решил было, что это стервиз средневековый.

Горсть камней наскребли со всех, от красненьких до зелененьких, я в них разбираюсь, как свинья в апельсинах.

И это было не все, шесть возов, в которые просто кидали все навалом, не были обысканы со всей тщательностью.

Время за приятным занятием пролетело, словно одна минута и я был рад услышать голос нашего сотника. По-честному, он звучал как-то странно и больше походил на мычание.

Я бы на его месте то же впал бы в ступор, одно дело слышать, другое, видеть своими глазами.

Довольно большая опушка леса, буквально забита конями, повозками, среди которых бродят вновь прибывшие стрельцы, по-хозяйски похлопывая по лошадиным бокам и заглядывая внутрь возков и восхищенно цокая языком.

Когда мы встретились, на моем лице сияла широкая улыбка, я не скрывал радости по поводу его появления здесь. Потом были объятия, похлопывание по спине, его вопросы мои ответы. После приезда Силантия, на душе стало как-то спокойно и уютно, а когда его командирский голос зазвучал над поляной и, все вокруг закрутилось, завертелось, успокоился окончательно, пришла уверенность — теперь все будет хорошо.

Наши кони шагают рядом, мой корноухий пытается заигрывать с мерином сотника, но тот не обращает внимания, наклонив голову, шагает по лесной дороге.

Я только что рассказал о возможной угрозе со стороны лисовичков, коих мы побили давеча. Силантий выслушав меня, погрузился в раздумье, я грешным делом решил, что он уснул, настолько затянулось молчание. Сфинкс очнулся, повернул голову и спросил:

— Ежели не придут?

— Если не придут, седмицу отдохнем и домой двинемся. А на всякий случай… Слушай, что я придумал.

Следующие полчаса ездил по ушам, в красках описывая, что нужно делать и как.

Он выслушал, хмыкнул в усы:

— Лисовики, по дорогам не ходят, они напрямки через лес идут. Ты их в одном месте ждешь, они в другом кажутся от так.

— Так они ж в болото упрутся, по закраю пойдут и все равно в загон влезут, а чтоб через лес не перли, деревьев навалить, как у вас на засеке. Конный не пройдет и ладно, пешими они нам не страшны, издалече постреляем. У нас ружей столько, что всех деревенских мужиков оборужим, на крыши домов посадим, пусть по ворогу оттуда пугают. Мало будет, бабам пищали раздадим.

Силантий посмотрел на меня — как рублем одарил:

— Молвишь тоже — бабы с оружьем — и покачал седой головой.

Но идея видимо ему понравилась. Когда он так склоняет башку, чуть на бок и, прищуриваясь, смотрит как бы вдаль, мне становится понятно — обдумывает.

О! Все взвесил и разложил по полочкам:

— Федька, ты еще молви — отрокам пищали дать.

— И им тоже — отвечаю без тени улыбки — они, чем хуже? Пусть всем миром от татей отбиваются ежели только твой, Федька Ухов, кобенится не будет — не можно смердам оружье давать

Передразнил владельца деревеньки.

— Я ему враз рога отшибу — Силантий помолчал немного и добавил — как удумал, так тому и быть.