Глава I.
НАЦИЯ ИСТОРИКОВ
В Британии к шотландскому прошлому обращались еще несколько веков назад. Многие шотландцы были одаренными историками и философами и прославились далеко за пределами родины: в XVI в. — Джон Мэр, Хектор Бойс и Джордж Бьюкенен, в XVII в. — Джеймс Бэлфур оф Денмилн, Джордж Маккензи оф Розхох и Гилберт Бернет, в XVIII в. — Дэвид Юм (правильнее — Хьюм), Уильям Робертсон и Адам Смит, в XIX в. — Томас Карлайл и Томас Маколей, Джеймс и Джон Стюарт Миллы. «Британская энциклопедия» была основана в Эдинбурге в 1768 г. «Обществом Шотландских Джентльменов» во главе с Уильямом Смелли; один из ее разделов был историко-биографическим.
Яркая эпоха шотландского Просвещения XVIII — начала XIX в., — столь изобильная талантами, ознаменовалась расцветом словесности и искусств, естествознания и гуманитарных наук. Дэвид Хьюм (1711–1776), автор знаменитого «Трактата о человеческой природе» и один из самых выдающихся умов XVIII в., сказал о своей стране и своем времени: «Я полагаю, это век историков и нация историков». Н. М. Карамзин считал его «совершеннейшим» из своих предшественников (с оговоркой: «Если бы не излишно чуждался Англии», — но ведь англичанином Хьюм не был!).
Уже в начале XVIII в. Эдинбургский университет учредил первую в Британии, если не в Европе, кафедру всеобщей истории. В Эдинбурге и Глазго стали все чаще издаваться труды по истории Британии (Шотландии и Англии) и других стран. Для этого времени с его стремлением к универсальности характерна тесная взаимосвязь философии, литературы и истории. Хьюм написал восьмитомную историю Великобритании (1754–1762), и его примеру последовали другие известные шотландские авторы, в их числе Тобайас Смоллетт и Джеймс Макферсон. Последний, сын простого фермера, сделал больше, чем кто-либо другой, для пробуждения интереса к шотландской старине и кельтскому наследию страны: в начале 1760-х гг. вышла в свет его литературная мистификация «Поэмы Оссиана», легендарного барда III в., которые вскоре покорили всю Европу от Испании до России и вызвали у современников восторженные сравнения с Шекспиром, Данте и Гомером. Несмотря на вольности в переложении гэльской поэзии, «Оссиан» привлек внимание к культуре шотландцев, к их литературным памятникам.
Исторические труды Хьюма и большинства авторов его времени нередко страдали умозрительной отвлеченностью, чисто политическим изложением и объяснением событий и нескрываемым пренебрежением к «темному» Средневековью. В наименьшей мере эти недостатки свойственны величайшему из шотландских историков XVIII в., церковному деятелю и ректору Эдинбургского университета Уильяму Робертсону (1721–1793). Оставаясь изящным стилистом, он старался как можно полнее и тщательнее использовать источники, давал подробные примечания и приложения документов. Его «История Шотландии» (1759), посвященная главным образом XVI и раннему XVII в., вызвала множество подражаний и была, вероятно, лучшим опытом «национальной» истории для тех времен.
Другим важным исследовательским направлением был поиск и издание архивных рукописей, хроник и документов. Здесь заслуживают упоминания «Diplomata Scotiae» (1739) Джеймса Андерсона и «Анналы Шотландии» (1776–1779) Дэвида Далримпла — лорда Хэйлс, который отдал предпочтение именно средневековым источникам. Особенно широко публикаторская деятельность развернулась в XIX в.
Неоценимые заслуги в развитии шотландской историографии, в частности периода Средних Веков, принадлежат сэру Вальтеру Скотту (1771–1832), который, между прочим, еще при жизни стал и очень долго оставался самым любимым в России иностранным автором. Он был создателем не только романтических произведений с детальным и достоверным национальным колоритом, но и собственно исторических трудов («История Шотландии», 1829–1830), а также основателем и президентом одного из первых обществ по изучению и изданию памятников старины — Бэннатайнского клуба.
Благодаря Скотту и его соратникам к 1833 г. в Шотландии было уже четыре исторических общества (в Англии они возникли позднее).
Ощутимые успехи в открытии и публикации источников подготовили почву для дальнейшего быстрого развития исторической науки в Шотландии. Первая фундаментальная история средневековой Шотландии (с 1249 по 1603 г.) была написана в 1828–1843 гг. Патриком Фрэйзером Тайтлером, который впервые подробно осветил многовековую борьбу шотландцев за независимость и подчеркнул ее освободительный, героический характер. Отныне была окончательно утверждена и признана ценность изучения шотландской истории как таковой, особенно средневекового периода, который охватывал почти все время существования самостоятельного Королевства Скоттов. Последующие труды шотландских историков второй половины XIX — начала XX в. (Джона Хилла Бертона, Эндрю Лэнга, Питера Хьюма Брауна, Роберта Рэйта и др.) стали шагами вперед в хронологическом и тематическом отношении, распространившись и на эпоху раннего Средневековья, и отличались более критическим подходом к материалу источников. По своим теоретическим воззрениям они в большинстве примыкали к позитивистскому направлению.
В конце XIX — начале XX в., по справедливому заключению Г. И. Зверевой, «в британской исторической науке приобрели господствующее положение теоретико-методологические установки вигско-либеральной историографии. Среди них особое место занимала унитаристская концепция образования Великобритании. Она строилась на основе идеи исторической предопределенности создания британского унитарного государства, возникшего в результате приобщения кельтских народов к достижениям английской цивилизации. Ее сторонники подчеркивали прогрессивное значение процесса англизации для “отсталых” народов “кельтских окраин”, идентифицировали понятия “Англия” и “Британия”. Влияние английской культуры на развитие Ирландии, Уэльса, Шотландии изображалось однобоко и крайне тенденциозно». Во многом верно и то, что англичане «оставляли проблематику истории Шотландии целиком “на попечение” шотландской исторической науке». Но даже не порывая до поры с унитаристскими взглядами, шотландцы не мирились с уничижительным отношением к своей истории. Англо-шотландские разногласия все более углублялись и в таких общих вопросах, как образование шотландской народности и характер войн между двумя странами, и в таких частных, как оценка франко-шотландского союза.
Если английские и проанглийские авторы усматривали в кельтских традициях Шотландии лишь залог ее отсталости и неизбежного слияния с более сильной и развитой монархией, то для многих шотландских историков эти традиции были источником национальной гордости и важным предметом исследования. Уильям Форбс Скин в своем труде, который он неслучайно назвал «Кельтская Шотландия» (1876–1880), впервые перенес акцент с англоязычного юго-востока страны на гэльский северо-запад с его клановым строем. Вскоре у Скина появилось немало последователей.
Заметным явлением в шотландской исторической науке начала XX в. стала книга Эвана Бэррона «Шотландская война за независимость» (1-е издание, 1913), вызвавшая горячие прения. Продолжая линию У. Ф. Скина, Бэррон говорил о разрыве между «кельтской» и «тевтонской» Шотландией (т.е. англизированным юго-востоком) и утверждал, что, во-первых, освободительное движение никогда бы не пришло к победе без участия гэльских областей, и, во-вторых, что как раз гэльский северо-запад вынес все тяготы войны, а Лотиан остался пассивным. Первое утверждение Бэррон доказал неопровержимо, приведя множество данных о роли горных и островных кланов в войне. Он воссоздал ход северного восстания 1297 г., которое раньше упускали из вида, собрал имена сторонников короля Роберта Брюса в 1306 г. и изучил их происхождение. Однако второй тезис Бэррона уязвим. Резкое противопоставление «тевтонского» начала «кельтскому» выглядит искусственным, поскольку Лотиан еще в начале XI в. стал неотъемлемой частью Шотландии, даже центром ее государственности, и никогда не был таким очагом сепаратизма, как, например, Гэллоуэй — юго-западное лордство с гэльским населением. Надо учесть также, что приграничный Лотиан наиболее тяжко страдал от английских вторжений, а его бурги, занятые английскими гарнизонами, служили главной опорой захватчикам.
К середине XX в. на волне национального подъема в Шотландии возникла целая историческая школа, в которой ведущее положение занимают медиевисты. Используя широкий круг письменных источников, новейшие данные археологии, ономастики, этнографии, они расширяли свои изыскания практически во всех сферах исторической науки. В острой полемике с английскими авторами они отстаивали национальную самобытность Шотландии и ее значительное историческое своеобразие. Особое место отводилось становлению шотландской народности, а также единого и достаточно сильного государства в XI–XIV вв.
В дальнейшем сотрудничество ряда видных ученых (Гордон Доналдсон, Арчибалд Данкан, Рэналд Николсон, Джеффри Бэрроу и др.) привело к созданию таких многотомных и обширных по тематике серий, как «Эдинбургская история Шотландии» и «Новая история Шотландии». Подобные обобщающие труды не появлялись с начала века, и по научной ценности они, естественно, оставили предыдущие далеко позади. В связи с широким откликом на серии и быстрым развитием шотландской историографии они вскоре были переизданы в дополненном виде.
Первый том «Эдинбургской истории Шотландии», озаглавленный «Образование Королевства», написан Арчибалдом Данканом. За последние полтора века это первая «сплошная» история Шотландии от периода неолита до конца XIII в. Начиная с первобытных и римских времен, Данкан рассматривает все этнические элементы, составившие шотландскую народность, влияние викингов и англо-нормандцев, дает полную картину англо-шотландских связей. Автор прослеживает подъем экономики и торговли, рост городов, анализирует общественные структуры. Заключительный раздел посвящен административной системе, которая, как показывает Данкан, уже была довольно централизованной и действенной. Несколько неожиданно автор принижает значение церкви и монашеского движения в XII-XIII вв., что обычно несвойственно его коллегам. С другой стороны, он чрезмерно доверяет подлинности и влиянию первых сохранившихся королевских грамот. Но в целом работа заслужила высокую оценку критики.
Монография Рэналда Николсона «Шотландия: позднее Средневековье» продолжает исследование Данкана до Флодденской битвы 1513 г. Первые семь глав отведены интересующему нас периоду (до конца XIV в.). Подробное описание хода войн за независимость и гражданской войны чередуется с рассмотрением внутренней политики королей из династии Брюсов по отношению к баронам, церкви, городам и гэльским областям. Большое место Николсон уделяет международному положению Шотландии, позиции папства, Франции, ирландским событиям. Книга являет собой пример сочетания патриотизма и беспристрастия, хотя социально-экономические характеристики в ней не всегда бесспорны и обоснованны.
Крупнейшим представителем, если не вождем, новой исторической школы в Шотландии можно считать профессора истории и палеографии Эдинбургского университета Джеффри Бэрроу. Ему принадлежит множество книг, статей и докладов по всевозможным аспектам шотландской медиевистики. Наиболее известная и, пожалуй, лучшая из работ Бэрроу — «Роберт Брюс и Община Шотландского Королевства» — впервые вышла в свет в 1965 г. и выдержала уже несколько изданий в Британии и США. Это не просто блестящая биография Роберта I, но и глубокое исследование предпосылок, хода, характера и движущих сил Первой войны за независимость, построенное почти на всех сохранившихся материалах. Книга основана на убеждении автора в том, что процесс образования и укрепления шотландской народности достиг высокого уровня уже к концу XIII в. и был не следствием, а предпосылкой освободительного восстания. На свидетельствах документов и хроник Бэрроу доказывает, что понятие «Община Королевства» (Communitas Regni Scotie, la Commune du Reaume d'Escoce), которое по-разному толковалось историками, в годы междуцарствия и войны против англичан объективно приобрело национальный оттенок и означало «всех свободных подданных короля, но и нечто большее: оно означало политическую общность, в которой они и король воспринимались. Фактически это было ближайшим подходом к <…> понятию народности и национального государства, какой был возможен» на рубеже XIII–XIV вв.
Работа Бэрроу не свободна от недостатков. После победы Брюса при Бэннокберне в 1314 г. (которую Бэрроу описал лучше, чем кто-либо — с глубиной ученого и чувством художника) изложение становится более скупым. Сравнительно мало страниц отведено внутренней политике Роберта I, набросанной лишь в общих чертах. Автор заметно переоценивает роль магнатов в восстании 1297 г. и совершенно неоправданно называет ирландскую политику Брюса «отклонением» и «отвлечением сил и ресурсов». Тем не менее книга должна быть признана незаурядной, а ее главные выводы и концепция «Общины Королевства», на мой взгляд, весьма убедительны.
Со второй половины XX в. шотландские медиевисты все чаще отходят от чисто политической истории, усиливая внимание к социально-экономическим и аграрным отношениям, хотя здесь еще немало предстоит сделать. Первым к ним обратился тот же Дж. Бэрроу в ряде статей и книге «Королевство Скоттов» (1973). К лучшим монографиям такого рода принадлежит книга валлийца Р. Доджсона «Земля и общество в древней Шотландии» (1981). На основе последних открытий науки Доджсон анализирует средневековые формы землепользования, структуру и социальные функции поселений, систему земельных мер и этапы внутренней колонизации. Однако работа посвящена главным образом XIV–XVIII вв. и мало что дает для более раннего времени.
Стремительное развитие исторической науки сопровождается заметными успехами археологии, ономастики, генеалогии, других специальных дисциплин. В 1975 г. появился первый атлас по истории Шотландии, который включает 117 карт за период с V по XVII в. с авторитетными сопроводительными статьями. Первый серьезный труд по исторической географии страны вышел в свет в 1983 г. под редакцией Дж. Уиттингтона и И. Д. Уайта.
Наряду с монографиями и коллективными трудами шотландская историческая литература слагается из небольших работ по тем или иным конкретным вопросам. Эти статьи выходят в сборниках или периодике, особенно в журнале «Шотландское историческое обозрение» (Scottish Historical Review, 1903–1928 гг. и с 1947 г.), где помещаются также новые публикации источников, рецензии, материалы конференций и т. д. Они затрагивают самые разные стороны шотландской медиевистики, в том числе периода XI–XIV вв. Так, Э. Стоуне сосредоточился на изучении англо-шотландской дипломатии, У. С. Рид — на экономической стороне борьбы с Англией и роли шотландского купечества, А. Данкан — на актах Роберта I и возникновении сословного представительства в Шотландии. Несколько десятков таких статей разных лет использованы в настоящей работе.
В 1970 г. в Шотландии отмечалось 650-летие самого знаменитого и почитаемого национального памятника — Арбротской декларации. К этому событию были приурочены специальные доклады и статьи, с которыми выступили А. Данкан, Дж. Фергуссон, Г. Симпсон и другие историки. От разбора известных вариантов текста декларации и обстоятельств ее принятия они перешли к более общим вопросам и внесли существенный вклад в изучение эпохи. В целом надо отметить, что сейчас в среде шотландских медиевистов не наблюдается глубоких методологических и теоретических расхождений, хотя взгляды на частные проблемы могут быть совершенно различны, вплоть до отказа от самого понятия «феодализм» (Д. Дитчберн и др.).
Что касается английских авторов, то и они уже не в первом поколении обращаются к истории Шотландии, правда, из иных побуждений и с иными результатами. Если патриотизм шотландцев порой граничит с национализмом, то это реакция на традиционные воззрения англичан о «кельтских окраинах». Многие из них не уставали твердить о бедности и отсталости Шотландии, а иногда тем и ограничивались. Предвзятость многих «классических» трудов очевидна. Например, такие видные историки, как Т. Ф. Таут, Ф. М. Поуик, М. МакКисак, Дж. Тревельян, проводили версию, которая вкратце сводится к следующему. Шотландия уже на закате XIII в. была сильно англизирована, кроме горных и островных районов, стоивших немного. Англо-шотландской унии помешало лишь то, что король Эдуард I, перед которым эти историки преклонялись, действовал слишком прямолинейно. Злоупотребления английских властей вызвали восстание «общин» (т.е. «низов») во главе с Уоллесом. Знать не примкнула к мятежу, опасаясь за свои земли в Англии и презирая чернь и ее предводителя. Брюс же сменил Уоллеса случайно, так как ему некуда было деваться после кощунственного убийства в церкви своего соперника Комина, а бездарность Эдуарда II предопределила победу шотландцев. Эта версия начисто опровергается хотя бы тем, что в освободительном движении широко участвовали шотландское духовенство, рыцарство и многие бароны.
Из сказанного вовсе не следует, что английская историография всегда была настолько пристрастна в отношении Шотландии. Напротив, у того же Поуика есть немало точных и глубоких наблюдений. В качестве примера можно привести очень ценное исследование Дж. Скэммелл о месте североанглийских графств в политике Роберта Брюса. Это лишь одна из ряда вполне объективных работ. Иногда же грань между шотландской и английской наукой исчезает. Талантливый историк Уильям Крофт Дикинсон по происхождению был англичанином, но жил и преподавал в Шотландии, а его главный труд «Шотландия с древнейших времен до 1603 г.» считается одной из лучших кратких историй этой страны. Вместе с тем необходимо отметить, что английские авторы довольно редко выходили за пределы проблем англо-шотландских отношений, предоставляя прочие вопросы своим шотландским коллегам.
Знакомство с британской историографией показывает, что хотя средневековая история Шотландии никогда не оставалась без определенного внимания представителей различных эпох и идейных направлений, ее глубокое, всестороннее и критическое исследование ведется с не столь давних пор. Несмотря на успехи последних лет, большинство британских историков, уделяя преимущественное внимание политическим событиям, рассматривает войны за независимость Шотландии как некое самостоятельное явление, не связывает их с предшествующим развитием страны. Они по-прежнему видят в феодализме прежде всего систему личных взаимоотношений, определяемых политико-юридическими признаками, или даже вовсе не признают этот термин, недооценивают связь процесса феодализации с эволюцией государственных форм. Кроме того, как англичане, так и шотландцы нередко грешат узким национальным подходом, который не позволяет им делать объективных выводов. Таким образом, ряд существенных вопросов шотландской истории еще ожидает решения.
Отечественной (российской или советской) историографии по истории Шотландии как независимого королевства до Унии 1707 г. собственно не существует. Она только делает первые шаги. Во всей Европе, кажется, не найти страны, которая бы менее привлекала наше внимание: ни одного крупного исследования и единичные статьи, да и те, как правило, имеют дело с XVI–XVIII вв. и почти обязательно сводятся к англо-шотландским отношениям. Утрата политической самостоятельности и мнимая англизация Шотландии объясняют, но не оправдывают такое положение дел. Лишь в самые последние годы появилась надежда на пробуждение интереса к этой стране.
Заслуга издания первой у нас истории Шотландии (1987) принадлежит Г. И. Зверевой. Ее книга представляет собой краткий (около двухсот страниц) обзор развития страны от древности до наших дней. Наиболее обстоятельная часть посвящена новому и новейшему времени. В 4-й главе дан прекрасный очерк британской историографии по истории Шотландии. Что касается Средневековья (до восстания ковенантеров в 1637 г.), то ему уделено довольно скромное место — около шестидесяти страниц, из которых только половина приходится на XI–XIV вв. В столь тесных пределах автору удалось осветить, пусть и весьма бегло, главные события и проблемы эпохи и оценить их значение. Вместе с тем кое-какие выводы спорны. Трудно согласиться с утверждением, что Шотландия и Англия «накануне Нормандского завоевания… находились на одной стадии развития общества» и были лишь «некоторые» различия в темпах феодализации. Эти различия были глубокими, а отставание Шотландии — весьма заметным. Неоднократные указания Г. И. Зверевой на закрепощение крестьянства внушают мысль о раннем и широком распространении, если не преобладании, серважа в Шотландии, что не отвечает действительности. Но отдельные неточности не умаляют достоинств первой в нашей стране книги по шотландской истории.
В работе «Возникновение английского парламента» Е. В. Гутнова коснулась шотландских событий конца XIII в. и установила их значение для английской короны: «Шотландский вопрос в течение всего царствования Эдуарда I являлся одним из важных и животрепещущих вопросов его внутренней и внешней политики. С первых лет своего царствования он, по-видимому, строил планы присоединения Шотландии к своим английским владениям и использовал для этой цели все случаи и возможности. К этому побуждали его прежде всего интересы английских феодалов, как крупных, так средних и мелких, которые мечтали о приобретении новых земель и новых подданных». Иными словами, шотландская политика Плантагенетов, подобно их ирландской и валлийской политике, по сути была феодальной экспансией.
«Старинному союзу» Шотландии и Франции посвящена статья Н. И. Басовской и Г. И. Зверевой в 48-м выпуске сборника «Средние Века» (1985), в которой предпосылки и условия одного из самых древних в Европе межгосударственных союзов рассмотрены в связи с англо-французскими противоречиями, начиная с соглашения между королями Людовиком VII и Уильямом I Львом около 1173 г., и до XVI в. Шотландия была прямо причастна к Столетней войне 1337–1453 гг., ставшей предметом изучения в трудах Н. И. Басовской, где по-новому раскрывается значительная роль Шотландии в международных отношениях в Западной Европе в XIV–XV вв.
Неразработанность истории средневекового Шотландского королевства в отечественной историографии, нерешенность или спорность многих вопросов в британской литературе побуждают автора настоящей работы к комплексному рассмотрению истории Шотландии в XI–XIV вв. Это исследование имеет две пересекающиеся основные цели: во-первых, изучить процесс феодализации, характер шотландского феодализма, его общие и особенные черты по сравнению с другими странами Британии и континентальной Европы; во-вторых, проследить формирование шотландской государственности, развитие народности и ее самосознания. Хронологические границы книги охватывают период с XI в., когда территориальное и политическое становление единого Королевства Скоттов во многом завершилось, до второй половины XIV в., точнее, до 1357 г. — окончания Второй войны за независимость, в которой Шотландия вновь доказала свое право на самостоятельное существование. С другой стороны, указанные временные рамки знаменуют начало и завершение феодализации страны. Таким образом, и в общественно-экономическом, и в политическом отношении эти столетия образуют важнейший период истории Шотландии. В отличие от шотландских медиевистов, которые обычно рассматривают Первую войну за независимость отдельно от Второй и от предшествующей эпохи, я остановлюсь на этих тесно связанных исторических этапах последовательно. К тому же и краткий обзор раннесредневекового периода представляется обязательным для изучения дальнейшего развития страны.
Широкая по хронологии и проблематике постановка темы сопряжена с неизбежно кратким рассмотрением ее отдельных, весьма многочисленных и сложных аспектов. Тем не менее я стремился к тому, чтобы представить возможно более полную панораму развития шотландского общества и государства эпохи высокого Средневековья и выделить основные стадии, явления и особенности этого развития. Значительное место будет также отведено политической истории Королевства Скоттов, так как она совершенно не освещена в российской историографии, а без нее нельзя правильно оценить общественно-экономические изменения. Необходимость широкого подхода вызвана в значительной мере и характером сохранившихся и доступных мне источников, которые не дают достаточно материала для детального изучения многих явлений.
* * *
По богатству и многообразию шотландские источники не могут соперничать с английскими, и это неудивительно. Природные особенности, прочность родовых отношений привели к замедленному развитию, а более простые общественные формы не требовали сложных письменных форм выражения. У древних кельтов устные законы и предания хранились в памяти брегонов и бардов. Документы всех видов, обычных для высокого Средневековья, по существу были неизвестны в «темные века». К тому же многое погибло от времени, стихийных бедствий, бурных исторических событий. Если старейшие англосаксонские хартии восходят к VII в., то первая дошедшая до нас грамота короля Скоттов относится только к 1094 г.; до 1107 г. их известно всего семь, да и те дарованы английскому монастырю, а кое-кем даже считаются подложными.
Однако неверно утверждать, что «в этой отдаленной и гористой стране письменность появилась поздно. Поэтому все известия о древней шотландской истории извлечены из англосаксонских, ирландских и скандинавских источников. Собственная историография появилась там только в конце XII в.». Об обратном говорят такие яркие памятники VII в., как «Книга народа Албы» (Senchus fer nAlban) и «Житие Святого Колумбы», принадлежащее настоятелю Айонского монастыря Адамнану. Более того, недавно было доказано, что знаменитые «Ольстерские анналы» в своей основе составлялись не в Северной Ирландии, а на острове Айона или даже отчасти в стране пиктов приблизительно с 563 по 740 г. Они созданы не ирландскими, а шотландскими скоттами, и таким образом местная письменная традиция возникает уже с VI в. Шотландия стала одним из очагов утонченной кельтской культуры, принесенной странствующими монахами в самые отдаленные края Европы, включая Византию и Русь.
В течение XII–XIII вв. в Шотландии побеждает феодализм. Письменная традиция кельтов начала угасать еще к XI в., и их редкие повествовательные памятники сменились новыми. По мере усложнения земельных отношений и общественных связей, развития хозяйства, торговли, городов, королевской власти, сословного представительства все возрастает число документов, многие из которых прежде не существовали. Множества актов, что находились некогда в шотландских архивах, вполне хватило бы для всестороннего воссоздания эпохи, но потрясения, пережитые страной в годы войн за независимость и впоследствии, привели к невосполнимым потерям. В предисловии к «Актам парламентов Шотландии» Космо Иннес говорит: «Утрата или гибель весьма значительной части подлинных публичных документов Шотландии — факт, в котором, к несчастью, не может быть сомнений и который часто был предметом глубокого и справедливого сожаления». В 1296 г. всю Эдинбургскую канцелярию по воле английского короля Эдуарда I вывезли в Лондон. Вплоть до XX столетия почти ничто не вернулось назад. Так же поступил и Кромвель при взятии Стирлинга в 1651 г. После реставрации Стюартов рукописи были отосланы морем обратно, но во время ненастья 85 сундуков с документами затонули. Описи конца XIII в. дают представление о том, чего лишились историки в первом случае, но истинных последствий морской катастрофы предположить нельзя, поскольку содержимое сундуков не было учтено.
Перед любым обзором источников по истории Шотландии встают серьезные препятствия, что признают сами шотландские исследователи. Во-первых, старые издания при всех достоинствах имеют немало слабых сторон. Они страдают неполнотой, неточностями и искажениями, порой грубыми, они плохо или вовсе не комментированы, не говоря уже об их редкости и малодоступности. Все это вызывает настоятельную необходимость их переработки или свежих публикаций. Во-вторых, не существует ни одной монографии или хотя бы статьи по шотландским источникам в целом, где обобщались бы вопросы их классификации, происхождения, достоверности и т.д.
Источники, использованные в моей книге, делятся на три основные группы: документальные, правовые и повествовательные (нарративные). Они почерпнуты как из отдельных публикаций и тематических сборников, так и из многотомных серийных изданий, включая «Акты парламентов Шотландии» (Acts of the Parliaments of Scotland) под редакцией Т. Томсона и К. Иннеса, «Свитки шотландского казначейства» (Rotuli Scaccarii Regum Scotorum), «Регистр Большой печати Шотландии» (Registrum Magni Sigilli Regum Scotorum), первые тома которых охватывают XII–XIV вв. Обширный материал содержится в выходящей с 1960 г. серии «Regesta Regum Scottorum», где сведены воедино все известные указы и хартии шотландских королей до 1424 г. Пока из печати вышли четыре тома из восьми: акты Мал кол ма IV (1153–1165), Уильяма I (1165–1214), Роберта I (1306–1329) и Дэвида II (1329–1371).
Документы образуют самую многочисленную и сложную по составу группу источников. Их происхождение, содержание и форма очень неодинаковы. По характеру они распадаются на публичные и частные, административные и торгово-хозяйственные, церковные и светские, международные, внутриполитические, военные и др. Рассмотрение публичных актов удобно начать с тех, что отражают отношения Шотландии с другими государствами, так как они приобрели особое значение в XII–XIV вв. Именно договоры и международная переписка сохранились лучше всего, иногда в нескольких экземплярах. Первый из актов этого разряда, дошедший до нас в оригинале, — так называемый «Кентерберийский отказ» 1189 г., в котором Ричард Львиное Сердце отрекся от притязаний английской короны на сюзеренитет над Шотландией. В ряде изданий содержится текст других важных договоров с Англией: в Биргеме (1290) и Эдинбурге (1328), Парижского (1295) и Корбейского (1326) союзов с Францией и соглашений с Норвегией в Перте (1266) и Инвернессе (1312).
Не всегда контакты двух стран венчались заключением договоров. В военные годы, пока не удавалось достичь прочного мира, противники подписывали перемирия на разные сроки. С английской стороны это делали сам король (Бишопторп, 1323), граф Карлайл (Лохмэйбен, 1323) и даже «люди Даремского епископства» (Хексем, 1312). Хексемское соглашение свидетельствует о взимании шотландцами «черных денег» с североанглийских графств в качестве выкупа за перемирие.
Официальная переписка сохранилась хорошо, в том числе послания Джона Бэллиола, Брюсов, Плантагенетов, письма Хранителей Шотландии Эдуарду I, Филиппу Красивому, горожанам Любека и Гамбурга и т.д. Они проливают свет на тайные и открытые политические расчеты, внутреннюю и международную обстановку, позволяют судить о личности их авторов.
Начиная с XII в. все большее участие к Шотландии выказывал Апостольский Престол. Буллы Александра III (1176), Целестина III (1192) и Гонория III (1225) обеспечили независимость шотландской церкви и необычность ее положения. Булла 1192 г., именуемая по первым словам «Cum universi», — образец документов высшего разряда, исходивших из папской канцелярии., Послания из Рима нередко прибывали и позже. Актами 1328–1329 гг. папа Иоанн XXII снял с Шотландии интердикт и пожаловал ее монархам право помазания при коронации. Ведя непрерывную борьбу военными и дипломатическими средствами, и англичане, и шотландцы упорно домогались поддержки Рима, затем Авиньона. Папские документы нельзя отделять от прошений, на которые они были ответом. Мы располагаем письмами английских баронов и Эдуарда I Бонифацию VIII от 1301 г. и даже данными о консультациях, которые Эдуард предварительно провел с университетскими легистами. Чтобы оспорить английские доводы, шотландцы послали в курию магистра Бальдреда Биссета. Его опровержение — «Processus» — приводится в хрониках Фордана, Боуэра и приорства Пласкарден.
С Авиньоном связан и самый выдающийся памятник истории Шотландии — Арбротская декларация 1320г. Из нескольких вариантов оригинала уцелела лишь одна поврежденная копия. Хронисты тоже приводят текст Декларации, но с некоторыми разночтениями; как ни странно, эти варианты до сих пор должным образом не сверены между собой. Документы полемики с Англией конца XIII — начала XIV в. красноречиво свидетельствуют о высоком уровне развития шотландской народности и ее самосознания.
Прибегая к документам как шотландского, так и английского происхождения, надлежит соблюдать осторожность, так как подчас одно и то же событие освещается совсем по-разному. Например, существуют две версии присяги Александера III Эдуарду I в 1278 г. Одна, занесенная в английский свиток, показывает, что оммаж Александера был безоговорочным. Иначе излагает клятву Данфермлинский картулярий: король Шотландии присягнул на верность исключительно за те земли, которые держал от Эдуарда в Англии, с важной оговоркой — «кроме моего королевства». На возражения епископа Норичского Александер отвечал, что владеет своей державой «от единого Господа» и никто другой не имеет на нее права. Нелегко ответить с уверенностью, какое свидетельство предпочтительнее. Английская рукопись несколько старше, но она приводит ошибочную дату (29 сентября вместо 28 октября), и возможно даже, что выражения присяги написаны поверх стертого первоначального текста. Быть может, ни один вариант в точности не соответствует случившемуся. Как бы то ни было, оба они интересны, поскольку определенно высказывают английскую и шотландскую точку зрения на вассалитет Александера.
Акты вассальной присяги не ограничиваются указанным примером. До нас дошли оммажи Эдуарду I, принесенные соискателями шотландской короны («Норемский дар» 1291 г.), Джоном Бэллиолом, Робертом Брюсом-младшим, тогда еще графом Кэррик. В известном издании Томаса Раймера вслед за подчинением Бэллиола в 1292 г. (сразу в нескольких латинских и французских редакциях) напечатан его отказ от присяги и вынужденное отречение 1296 г. Но, разумеется, не во всех документах лордом выступает король Англии. Известна присяга Роберту I графа Росса от 1308 г. и др.
Многие акты XIII–XIV вв., которые, строго говоря, относятся ко внутриполитической сфере, приобрели международное значение. Среди них целый ряд документов, посвященных «Великой Тяжбе» за шотландский трон в 1291–1292 гг. Материалы процесса представлены в рукописях превосходно — об этом позаботился сам Эдуарде верховный арбитр в споре. Главным источником служит пространный свиток под названием «Instrumentum Publicum Super Processu Scotiae». Это подробнейший протокол всех заседаний трибунала, начиная со вступительной речи судьи королевской скамьи Брабазона и кончая решающим словом Эдуарда. Свиток включает тенденциозные выдержки из английских хроник, призванные доказать «старинный вассалитет» Шотландии, и доводы всех претендентов на корону. Процесс велся на французском языке, а при записи был сделан латинский перевод, более многословный и цветистый. Это очевидно, если сопоставить французский текст выступления Брабазона, опубликованный в сборнике «Англо-шотландские отношения, 1174–1328», с латинским протоколом.
Свидетельства об общественном строе Шотландии, ее хозяйстве, торговле, государственном управлении разнообразны, но гораздо беднее и отрывочнее английских. Большинство подобных документов уцелели благодаря церковным картуляриям, обычно под названием «Liber» или «Registrum». Из не столь уж малого числа шотландских картуляриев мне удалось полностью ознакомиться лишь с одним — Линдорским (конец XII–XV в., но большинство из его 150 актов относятся к XIII в.) и лишь отчасти с регистрами юго-восточных аббатств Келсо и Колдингем (XIII — начало XIV в., с последующими добавлениями). К несчастью, у этих сборников немало изъянов. Они дают преимущественно копии документов, как правило, просто перечисляют пожалования и вклады, мало сообщая об управлении поместьями и об их организации. Их данные по областям и времени крайне неравномерны. Если Лотиан и Файф неплохо документированы, то от девяти юго-западных аббатств не осталось ни единого картулярия, не говоря уже о северо-западе. Целые десятилетия иногда выпадают из регистров. Наконец, приходится остерегаться поддельных документов, которые в них включены. Однако, несмотря на все недостатки, картулярии незаменимы в изучении социально-экономических явлений.
Какие же виды документов содержатся в регистрах, какие сведения они доставляют? В первую очередь, это грамоты, удостоверяющие переход каких-либо прав от одного лица к другому. По способу передачи прав и их объему, по положению контрагентов хартии чрезвычайно многообразны. Они могут основываться на дарении, завещании или обмене. Дарителями выступали обычно королевская семья и знатные лорды. Круг получателей гораздо шире: от высшей светской знати и прелатов до людей низших сословий, причем как физических, так и юридических лиц (монастыри, соборные капитулы, города и т. д.). Грамота издавалась от имени и за подписью (печатью) дарителя в присутствии одного или более свидетелей. Если право жаловал монарх, он мог обходиться без свидетелей, что отражалось в формуле «Teste me ipso». Завершался документ указанием места и даты выпуска — дня (по юлианскому или церковному календарю) и года, хотя и не всегда.
Предметом хартий могли быть всевозможные права и привилегии на землю, угодья, промыслы, торговые, таможенные или судебные доходы и т. д. Иногда грамоты наделяли получателя лишь долей владений и доходов, но порой сулили весьма значительные выгоды вплоть до иммунитета от королевского управления. Хартии могут поведать о видах и размерах феодальных держаний, налогов и повинностей, о хозяйственном положении и правовом статусе зависимого населения и лордов, бургов и аббатств, о вассальных обязательствах и о многом другом.
В картуляриях грамоты расположены хронологически или систематически. Так как многие феодальные баронии дробились, из регистров можно получить данные о районах, очень удаленных от места их составления. Но документальное богатство картуляриев не исчерпывается одними хартиями, и оттого их ценность еще более возрастает. Факты о поземельных отношениях, полученные из грамот, отрывочны. Этот недостаток отчасти возмещается экстентами монастырских поместий 1290-х гг. в картуляриях Колдингема и Келсо. Они представляют собой аккуратную опись земель и угодий с подробным перечнем причитающихся повинностей и ренты («ренталом»). Экстенты составлялись и в светских манорах, и на государственном уровне, но для раннего периода они почти совершенно исчезли. Уникальной является опись лордства Мортон (1376–1378). Уцелел, правда, документ с раскладкой налогов, поступавших в казну при короле Александере III (1249–1286), — «Antiqua Taxatio». {45} Однако этот сжатый список денежных сумм дает слишком поверхностную информацию. Историкам Шотландии очень не хватает своих «Сотенных свитков», поэтому они вдвойне дорожат экстентами Келсо, Колдингема и Мортона, которые, впрочем, относятся лишь к югу страны.
От всего XIII в. документы шотландского казначейства известны только за 1263–1266 и 1288–1290 гг., да и то по неполным копиям XVII в. Возобновляются они лишь в последние годы правления Роберта Брюса, с конца 1320-х гг. Эти свитки содержат отчеты шерифов, таможенных, городских чиновников и самого казначея перед комиссией аудиторов. Простые по форме, они состоят из двух разделов: списка доходов короны с домениальных земель, бургов, таможен, судов и проч. (oneracio) и перечня расходов (expensa). Затем аудиторы подводили баланс. Свитки казначейства знакомят нас не только с экономикой и торговлей страны, но и с королевской администрацией.
Существуют и другие источники, проясняющие торгово-экономическое положение Шотландии в XII–XIV вв. О таможенных пошлинах, торговых сборах, видах товаров для внешнего и внутреннего рынка рассказывают их списки — «Assisa de Tolloneis» и «Custuma Portuum». Сохранились и некоторые приказы местной администрации, данные о припасах в кладовых шотландских замков и др. Торговая книга начала XIV в. итальянского купца Пеголотти сообщает о количестве и качестве шерсти, приобретенной им у шотландских монастырей.
Источники права не просто бывает отделить от документальных. В самом деле, иные акты (международные договоры, грамоты) влекут определенные правовые последствия, и наоборот, юридические нормы воплощаются так или иначе в документах. Однако ряд черт требует обособления правовых памятников, прежде всего крайняя сложность содержания. Средневековое право было причудливой смесью обычных, феодальных, церковно-канонических и других норм, разных по происхождению и характеру. Особенности возникновения правовых источников («многослоиность», наличие несовпадающих редакций и др.) затрудняют их датировку, ставят коварные вопросы: как долго они действовали? на какой круг лиц распространялись? насколько отражали реальную жизнь? Далеко не всегда удается точно ответить. Средневековые легисты любили выдавать свои поздние компиляции за древние законы. В свое время была разоблачена мнимая древность «Законов Малколма Мак Кеннета» и трактата «Regiam Majestatem». Первые приписывались королю XI в., но применяли термины зрелой феодальной эпохи. Второй же мало в чем расходится с «Трактатом о законах и обычаях Английского королевства» Глэнвилла, который открывается словами «Regiam dignitatem». На деле обе компиляции появились в середине XIV в. из-за необходимости возместить источники права, утерянные вследствие войн за независимость.
Юридические источники можно разделить на три типа: обычное право, законодательство центральной власти (короны и парламента) и судопроизводство. Среди использованных ниже памятников шотландского обычного права — «Законы бриттов и скоттов» (Leges inter Brettos et Scotos), «Законы четырех бургов» (Leges Quatuor Burgorum) и устав торговой гильдии города Берика-на-Туиде (Statuta Gilde).
«Законы бриттов и скоттов» действовали в южной Шотландии и восходят, по-видимому, к X–XI вв. Они устанавливают вознаграждение (его, galnes) за убийство в зависимости от общественного ранга убитого, аналогично вергельду у германцев. Для XII-XIII вв. это выглядит явным анахронизмом, но в 1305 г. Эдуард I Английский, ненадолго овладевший Шотландией, был вынужден запретить эти законы, а еще позже был выполнен их перевод с латыни на шотландский диалект! Мы убеждаемся, что многие своды обычаев, даже устаревших, очень долго оставались в силе.
«Leges Quatuor Burgonim» — свод обычного права шотландских бургов XII–XIV вв., сложившийся на основе практики четырех городов: Берика, Эдинбурга, Роксборо и Стирлинга. По четыре представителя каждого из них регулярно собирались в Хэддингтоне при участии королевского казначея, чтобы уладить спорные вопросы и принять новые положения. Приоритет принадлежал Берику, крупнейшему бургу Шотландии, от которого сохранился первый гильдейский устав. «Statuta Gilde» Берика состоят из преамбулы и 53 статей, из которых первые семнадцать относятся к началу XIII в., а последние десять — к 1281–1294 гг. Этот источник рассказывает об управлении бургами, об имущественном состоянии их жителей, о торговле, ремеслах и т.д.
В правотворчестве принимали участие все шотландские короли, в особенности Дэвид I (1124–1153), Уильям Лев (1165–1214) и Александер II (1214–1249). Ассизы каждого из них известны в поздних списках, но не совсем ясно, как корона влияла на обычай и в какой мере изменяла его нормы. Похоже, что ассизы неоднократно дополнялись, и до сих пор нет единого мнения о принадлежности некоторых статей. Отдельные постановления Уильяма даже более архаичны, чем ассизы его деда Дэвида I. Бесспорно, они продолжали действовать долго и после смерти их создателей, однако попытки кодификации права в средневековой Шотландии не имели успеха.
Гораздо яснее обстоятельства принятия отдельных законодательных актов XIII–XIV вв. По сравнению со сводами обычаев и ассиз такие акты единовременны и более конкретны. Указы издавались от королевского имени и (с конца XIII в.) с одобрения парламента, в отличие от ассиз, которые король устанавливал, советуясь со своими судьями и юстициариями. Сохранились акты о престолонаследии 1284, 1315 и 1324 гг., указы о конфискации земель у противников короны, о военных смотрах и др. Первый подробный протокол заседаний шотландского парламента известен от 1293 г., первые парламентские статуты — от 1318 г.
В 1305 г. Эдуард I Английский, видевший в Шотландии свою провинцию, выпустил ордонанс «Super Stabilitate Terre Scocie». {48} Несмотря на титул, ордонанс составлен по-французски. Он предусматривал создание верховной английской администрации и прочие меры, призванные обеспечить покорность шотландцев. Акт являет пример того, что законы далеко не всегда отвечали истинным условиям и, исходя «сверху», могли оставаться лишь на бумаге. Мало что из ордонанса Эдуарда осуществилось, а вскоре он и вовсе потерял всякий смысл из-за нового шотландского восстания.
Немногочисленными, но любопытными источниками XIII–XIV вв. являются протоколы судов различных инстанций от сеньориальных и городских до королевского. Суд короны обычно вершился в парламенте. На сконском и стирлингском парламентах 1293 г. в присутствии короля Джона Бэллиола состоялось слушание многих исков, записи которых частично уцелели. Неудовлетворенный истец мог обратиться к сеньору Бэллиола — Эдуарду I, поощрявшему подобные апелляции. Несколько раз король Джон был даже вызван для ответа в английский парламент. Известен протокол «дела МакДаффа», разбирательство которого тянулось месяцами, переходя из Шотландии в Англию и обратно. Благодаря обширному диапазону возбуждавшихся дел судебно-процессуальные акты касаются многих сторон в развитии шотландского общества.
* * *
До самого Нового времени жители Шотландии, особенно гэльских областей, кажется, больше доверяли живому слову и общепризнанным устным обычаям, чем недолговечным свиткам. Письменная традиция скоттов, превосходя английскую древностью, заметно уступает ей богатством. В период высокого Средневековья, когда на место анналов приходят хроники, контраст становится разительным: десяткам прекрасных по подробности и блестящих по форме английских хроник XII–XIII вв. Шотландия может противопоставить всего две — Мелрозскую и Холирудскую, довольно скромных достоинств.
В XIV–XV вв. это соотношение не изменилось, но как раз тогда в Шотландии появилось единственное в своем роде произведение — поэма Барбора «Брюс».
О жизни Джона Барбора мы знаем немного, но, пожалуй, не так мало для средневекового писателя. Родился он, вероятно, около 1320 г., т. е. еще во времена Роберта Брюса, и имел высокий сан архидиакона Эбердинского. По меньшей мере четырежды Барбор ездил в Оксфорд и Париж «учения ради», исполнял дипломатические поручения, неоднократно был аудитором королевского двора и казначейства и пользовался благосклонностью короны. Кроме «Брюса» он сочинил еще несколько утраченных произведений, умер в 1395 г. и был погребен в Эбердинском соборе Св. Махара.
«Брюс», или «Книга о превосходнейшем и благороднейшем государе Роберте Брюсе, Короле Скоттов», по свидетельству самого автора, был создан около 1375 г., на шотландском языке (Scots). Поэма сохранилась главным образом благодаря двум рукописям 1487–1489 гг., была впервые напечатана в Эдинбурге в 1570 г. и с тех пор не раз переиздавалась. «Брюс» написан четырехстопным рифмованным ямбом и насчитывает без малого семнадцать тысяч стихов. Текст рукописей сплошной, но для удобства в новых изданиях разбит на двадцать книг. Изложение начато с гибели короля Александера III в 1286 г. и доведено до смерти Роберта I и его сподвижников Дугласа и Рэндолфа (1329–1332). Повествование очень подробно: только одному сражению при Бэннокберне посвящено более полутора тысяч строк. В прологе автор провозглашает намерение
Быль верную пером прославить
И в памяти навек оставить,
Дабы и времени поток
Ее забвенью не обрек. {49}
Но насколько он заслуживает доверия? Ведь каждый стих Барбора отмечен пылким патриотизмом, любовью к Шотландии, восхищением ее героями и неприязнью к ее недругам. Тем удивительнее выводы, к которым пришли исследователи поэмы. Они подвергли «Брюса» взыскательному разбору и сопоставлению с современными ему документами и хрониками, по большей части английскими. Были выявлены ошибки в последовательности событий, вполне естественные для столь огромного труда. Баснословные цифры Барбора — общая слабость средневековых писателей. Однако, заключает Уолтер Скит, «тщательная проверка исторического характера труда Барбора в целом говорит решительно в пользу его общей правильности». Бэйн назвал поэму «высочайшим авторитетом», ибо она «в деталях… почти всегда точна». Видный знаток эпохи Рэналд Николсон полагает, что «в общем, несмотря на некоторые вольности в обращении с материалом, Барбор-историк одержал победу за счет Барбора-поэта». Еще Роберт Берне и Вальтер Скотт воздали должное красоте слога Барбора, но важно и то, что «Брюс» — уникальный исторический памятник. Автор встречал участников и очевидцев событий, хорошо знал и письменные памятники. Разумеется, за ним нельзя следовать во всем, многое нуждается в уточнении. Но Барбору удалось добиться редкого сочетания поэзии и истории, патриотизма и правдивости. «Брюс» — не только биография Роберта I, не только поэма, ставшая национальным эпосом шотландского народа, но и замечательная историческая хроника, которая читается, как рыцарский роман.
Современником и, очевидно, знакомым Барбора был эбердинский священник Джон Фордан (умер ок. 1387). В отличие от автора «Брюса», Фордан написал свою «Хронику шотландского народа» в прозе и на латинском языке. Она довольно велика по объему, но не завершена. Рассказ ведется с библейских и мифических времен и обрывается на середине XIV в. Фордан основывался на утраченных ныне источниках и дал множество интересных сведений. В начале XV в. его работу дополнил и продолжил Уолтер Боуэр, настоятель аббатства Инчколм. Ярко выраженный патриотизм роднит этих писателей с Барбором. Их труд оканчивается восклицанием: «Христе! Тот не шотландец, кому не угодна сия книга!»
Любое обращение к шотландской истории XII–XIV вв. будет страдать неполнотой и предвзятостью без помощи английских летописцев — таких как Саймон Даремский, Флоренс Вустерский, Элред Ривосский, Роджер Хауден, Мэтью Пэрис, Уильям Ришенджер, Томас Уолсингем и др. Многие их труды изданы в известной «Серии свитков» (Rolls Series, Лондон, 1858–1911). Большинство из них хотя бы вскользь затрагивают шотландские дела, а самые обстоятельные в этом смысле хроники происходят из северной Англии.
В первую очередь следует упомянуть хронику августинского приорства Лэнеркост близ Карлайла. Неравнозначная по составу компиляция начинается с англосаксонского завоевания и до 1201 г. повторяет Р. Хаудена. Основная часть охватывает вторую половину XIII — первую половину XIV в., до битвы при Невиллс Кроссе в 1346 г. Хроника имеет два отчетливых признака. Монахи, писавшие ее, прекрасно осведомлены как в английских, так и в шотландских событиях. Скорее всего потому, что Эдуард I покровительствовал приорству и охотно останавливался там во время своих походов. Кроме того, авторы не скрывают враждебности к шотландцам, поскольку монастырь был расположен в считаных милях от границы и ни одно место в Камберленде не подвергалось такому разорению, как Лэнеркост. Все невзгоды шотландцев объясняются возмездием за грехи, и текст содержит даже злую стихотворную сатиру на короля Дэвида II и его подданных.
Другой важный нарративный источник — «Жизнь Эдуарда II», которая без веских причин приписывалась «некоему малмсберийскому монаху». Рукопись некоторое время находилась в библиотеке Малмсбери, но сгорела в 1737 г., правда, уже после напечатания. Хронологические рамки книги несколько шире, чем подразумевает ее заглавие. Открывается она описанием коронации Эдуарда II в 1307 г., а последняя запись сделана на пороге «Черной смерти». Однако после 1325 г. рассказ становится слишком сжатым, и хронист упускает из вида даже смерть Роберта Брюса. «Жизнь Эдуарда II» повествует преимущественно о внутрианглийской политической обстановке, в центре которой, естественно, сам король, к которому автор относится с жалостью и презрением. Шотландские события, особенно 1314 г., освещены хорошо, хотя и в краткой форме. Хронист сочувствует англичанам, но гораздо сдержаннее лэнеркостского автора и усматривает причину побед шотландцев в порочности своих соотечественников.
Весьма любопытна «Scalacronica» (середина XIV в.) английского рыцаря Томаса Грэя из Хитона, принимавшего непосредственное участие в шотландских войнах (его отец попал в плен к шотландцам при Бэннокберне). Грэй — проницательный и довольно объективный очевидец, очень опытный к тому же в военном искусстве, что делает его хронику полезным дополнением к уже названным.
Некоторые существенные данные о Шотландии можно извлечь из хроник небританского происхождения, к примеру, франко-нормандских и фламандских (Робер де Ториньи, Жордан Фантом, Жан Ле Бель и др.). Не остался равнодушным к яркой шотландской истории и знаменитый Жан Фруассар, посетивший союзную Франции страну в 1365 г.
Ценность хроник заключается также в том, что они нередко приводят полностью или с сокращениями тексты разных документов, причем иногда эти источники уникальны. Так, «Процесс» Бальдреда Биссета 1301 г. известен благодаря Боуэру, а хроника Уолтера из Гисборо содержит две охранные грамоты Уильяма Уоллеса.
Разнообразие нарративных источников не исчерпывается хрониками. Предположительно в 1292 г. для нужд нового короля Джона Бэллиола был составлен по-французски анонимный трактат «Королевский двор», который в деталях обозревает систему государственного управления и придворный обиход Шотландии.
Итак, даже беглый очерк источников по шотландской истории XII–XIV вв. показывает, сколь они многочисленны и разнородны. Но это богатство обманчиво. Нельзя не пожалеть, что немало изданий, не говоря уже о неопубликованных архивных материалах, остались для меня труднодоступны. Это касается прежде всего хартий, картуляриев и других источников по социально-экономической истории. Документы рубежа XI–XII вв. крайне редки; для XII в. их количество возрастает, но в основном за счет дарений в пользу церкви. В моем распоряжении не было и подавляющего большинства хартий XIII в.,так как соответствующие тома серии «Regesta Regum Scottorum» еще не вышли в свет. По таким вопросам, как положение крестьянства, структура феодальной вотчины, история клановой системы в XI–XIV вв. и ряду других, сведений набралось очень мало, причем из-за случайности и неравномерности данных особенно трудно проследить ход развития многих исторических явлений. Все это и определяет широту предлагаемого исследования и отчасти объясняет его изъяны.
