Трое юкагиров спокойно стояли возле шлюзовой камеры. За плечами у всех были старые, оставшиеся еще с незапамятных времен, винтовки, передававшиеся в родах по наследству, постепенно обрастая легендами, которые рассказывали вечерами возле костров. Немногим в Империи дозволялось охотиться на диких зверей без всякого разрешения и лицензии. Государь, отец нынешнего императора, сказал, что в долгу перед малыми северными народами. Разрешить им жить так, как они хотят, и соблюдать свои традиции – это лишь ничтожная плата за их героизм и самоотдачу, но он верит, что зверя они будут добывать ровно столько, сколько им необходимо.

Приклады винтовок были деревянными, сделанными на заказ, в отличие от серийных пластиковых. Они пообтерлись, а металлические части блестели, как носы бронзовых медведей на станции столичного метро «Площадь Воссоединения», которых изо дня в день по тысяче раз натирали для счастья пассажиры. Заменить эти винтовки на какое-то новое охотничье снаряжение юкагиры отказывались, хотя им все предлагалось абсолютно бесплатно, вплоть до ультразвуковых шокеров, которые совсем не наносили вреда звериным шкуркам. Просто юкагиры верили, что в этих ружьях живут души их предков, помогают метко выстрелить и с ними даже в самой снежной пустыне, окруженной со всех сторон завывающими волками, не будешь чувствовать себя одиноким.

Они приехали на упряжках, запряженных мехароботами, которых использовали совсем уж в крайних случаях, обычно предпочитая им оленей или собак, потому что в снежной пустыне нужен друг, а какой из мехаробота друг? Но он мог тащить упряжку в одиночку, и днем и ночью, пока хозяин спит, укрытый шкурой. То, что сейчас как раз случай крайний, доказывало недвижимое человеческое тело на одной из упряжек, укрытое шкурой оленя. Но, видимо, помощь этому человеку была уже не нужна, потому что иначе юкагиры вызвали бы медиков к себе, как это порой случалось, когда кого-то из них поражала болезнь, с которой не мог справиться даже шаман.

Приборы слежения донесли младшему полицейскому Стригану Скворцову, охранявшему шлюз, о приближении юкагиров еще задолго до того, как они добрались до купола. Он вывел изображение на стену, приблизил его, так чтобы лица юкагиров многократно увеличились. Один был заметно старше других. Лет под пятьдесят. Другие, стоявшие по его бокам, как телохранители, годились ему в сыновья. И они были копиями друг друга. Близнецы.

Стригану совсем не хотелось выбираться из теплой дежурки на мороз. Вот принесло же кого-то на его голову. Юкагиры никогда сами не заходили в купол, чувствуя какую-то боязнь перед громадными сооружениями, накрывавшими Снежинск. Они знали, что чужие здесь, и обычно ждали, когда их кто-нибудь пустит внутрь. Они никого не просили об этом. Они просто ждали и могли простоять так возле шлюза не один час.

Пока полицейский облачался в теплую куртку, пока шел из дежурной к воротам шлюза и пока открывал их, прошло минут пять, в течение которых юкагиры ни на сантиметр не сдвинулись с места и не пошевелились, точно замерзли, превратившись в ледяные статуи. Это их умение, да еще ружья, в которых жили духи предков, превращало юкагиров в отличных снайперов. Полвека назад их деды дрались за Воссоединение на Северном Кавказе, а треть века назад их отцы очищали тогда еще отколотые Туркестанские губернии от вторгшихся в них отрядов террористов. Несмотря на свою малочисленность, они были одним из самых надежных оплотов Империи. Многим из них император даровал потомственное дворянство, но они совершенно не пользовались своими привилегиями.

– Рад приветствовать вас, милостивые господа, младший полицейский Стриган Скворцов, – он вскинул правую руку в вязаной перчатке к шапке. – Чем могу вам помочь?

Шлем он не надевал. Юкагиры должны видеть его лицо, а не серебристое стекло. Из-за этого изо рта у него клубами выбивался пар. За куполом было –25 по Цельсию, и этот холод особенно ощущался от того, что тело все никак не могло забыть теплую комнату.

– Здравия желаю, – сказал старший из юкагиров. Это приветствие укоренилось среди них с началом Воссоединения. Они даже друг с другом точно так же здоровались, а фраза была одной из немногих, которую любой из юкагиров мог произнести самостоятельно и почти без акцента. Для других требовался переводчик.

Стриган рассмотрел теперь, что ошибся, прикидывая возраст старшего юкагира. Ему можно было дать лет семьдесят, а его спутники, соответственно, могли оказаться его внуками. Хотя кто там разберет – сколько им лет на самом деле. Коренные жители этих мест не пользовались никакими омолаживающими средствами, не то что генными, но и косметическими, и выглядели даже старше своих биологических лет. Юкагир мазнул себя по щеке, включая едва заметный переводчик, тянущийся прозрачной капелькой из-под лохматой песцовой шапки, и продолжил:

– Меня звать Одулок, а это мои сыновья и копии – Токер и Аник, – старик махнул рукой сперва налево, а затем направо.

Стриган от таких слов едва не присвистнул. Выходило, что старик-то не простой. Что-то такое он для Империи совершил, что его копии еще при жизни сделали. Причем две. Впрочем, малым народам всегда в Империи вольготнее жилось, чем остальным.

– Мы нашли человека. Вашего. Мертвого, – продолжал Одулок. – Мы привезли его, – он кивнул на упряжку, на которой лежало человеческое тело. – Пойдем, посмотришь.

Он развернулся, подошел к упряжке и откинул полог оленьей шкуры, так чтобы стало видно лицо мертвеца. Скворцов от увиденного отшатнулся, потому что лицо это сплошь покрывали рваные раны. Кто-то старательно выел почти все мясо, добравшись до черепа, скалившегося теперь слегка желтоватыми зубами.

Мясистые снежинки начали облеплять лицо мертвеца, как мошкара, пытаясь, хотя бы внешне, вернуть ему утерянное. Из-за этого оно постепенно становилось не таким страшным.

– Не надо, – отмахнулся полицейский, когда юкагир хотел было откинуть полог побольше, чтобы стало видно еще и тело.

Скворцов подозревал, что и оно сплошь состоит из одних ран. Хорошо еще, что он довольно давно завтракал, а то точно его вывернуло бы наизнанку. Желудок итак недовольно урчал и содрогался в спазмах, как просыпающийся вулкан. Ничего более страшного и отталкивающего он за свою жизнь еще не видел. Как бы этот кошмар к нему теперь каждую ночь не стал являться.

– Накройте, – сказал он юкагиру, и тот быстро выполнил эту просьбу.

Не ровен час, увидит кто из купола, что здесь происходит, начнут собираться любопытные. Положим, в присутствии полицейского никто не станет приставать с расспросами к юкагирам, а то ведь по доброте душевной те могли выложить все, что знали, первому встречному. Но даже если любопытные будут лишь снимать упряжку с трупом и мехароботами да тут же выкладывать картинку в сеть, могут пожаловать репортеры, охочие до сенсаций. Дело действительно могло претендовать на сенсацию. Зрители любят, когда им нервы щекочут.

Скворцов начал строить версии, кто мог этого человека так изуродовать. Была такая древняя китайская пытка, когда от человека отщипывают по маленькому кусочку. Вдруг его и вправду начали пытать еще при жизни, выведывая какие-нибудь тайны, но так ничего и не добились, или наоборот – добились, но все равно расправились с этим беднягой, чтобы свидетелей не оставлять. Таких душегубов, конечно, еще поискать нужно. Это ж как надо озвереть, чтоб так человека изуродовать.

– Зверь его поел, – сказал Одулок, разрешив все сомнения полицейского.

«Точно, – Скворцов едва не хлопнул себя по лбу ладонью от недогадливости. – Как все просто объясняется. А я-то в криминалисты решил податься. В сыскари. Да они сразу бы причину раскусили. А с чего юкагир взял, что это кто-то из горожан? Как он определил? На нем ведь метки нет».

Точно прочитав его мысли, юкагир протянул Скворцову идентификационную карточку со следами от укусов по краям. Хозяину этих зубов пластик пришелся не по вкусу, поэтому он его только покусал, но даже если бы он сумел его разодрать на куски, информация все равно сохранилась бы.

– Алексей Долгопольцев, – сказал вслух Скворцов, просканировав документ.

Тут же появилось его изображение и напоминание о том, что этот человек пропал неделю назад, и его местонахождение пока неизвестно. Считалось, что близких родственников у него нет, и об исчезновении заявление поступило только, когда Алексей Долгопольцев не явился на работу в свою коммунальную службу после отпуска. Собственно, он мог попросту уехать куда-нибудь, никому об этом не сообщив, поэтому его и не искали. На всякий случай только проверили – значится ли он среди пассажиров пневмопоездов или авиарейсов за последний месяц. В списках его не обнаружилось. На этом и успокоились, не став выискивать его по сигналам идентификационной карточки, в конце концов, каждый человек имеет право на личную жизнь, а то, что он не пришел на работу после отпуска – его дело.

Конечно, не факт еще, что карточка, найденная с мертвецом, принадлежала именно ему. Ее могли подбросить, чтобы пустить следствие по ложному пути, но, скорее всего, ничего криминального в этом происшествии нет. А еще Скворцов вспомнил, что точно такое же лицо, что и у Долгопольцева, было у памятника штабс-капитану Неверовскому, высившемуся пятиметровой бронзовой громадиной в центре площади, названной его именем.

Для переноски тела требовался специальный холодильник, а то если внести его сейчас в купол, оно тут же начнет разлагаться. Холод уже пробирал Скворцова до самых костей и это несмотря на куртку с подогревом. Кончики пальцев в перчатках начали леденеть и превращаться в нечто, схожее с самыми примитивными протезами, в которых совсем нет электроники. Юкагиры к таким невзгодам были более привычны. Они словно совсем не ощущали холод и спокойно ждали, что же им посоветует теперь делать полицейский. Долг свой они выполнили, мертвеца привезли, отдали его представителю властей и могли уезжать.

– Благодарю вас, – сказал Скворцов, – сейчас за ним придут. А я с вами останусь, подожду, чтобы вам не скучно одним было.

Скворцов не весь свой век планировал просидеть в дежурке шлюза. Здесь вообще мог сидеть не человек, а андроид. Стригану представился отличный шанс немного попрактиковаться, расспросить юкагиров о том, где они нашли этого беднягу, не заметили ли чего-нибудь странного при этом. Но он понимал, что этого делать не стоит. Вот приедут следователи – они обо всем расспросят, а его дело маленькое – сообщить обо всем случившемся в отделение полиции.

Раджив Чакнаборти был очень рад, что оказался в комнате следователей один, когда пришло сообщение о происшествии возле северо-восточного шлюза. Все его коллеги были на оперативных выездах, так что никто из них и не мог изъявить желание забрать себе это никчемное «Дело о замерзшем», как он мысленно его озаглавил. Впрочем, у каждого имелось несколько своих дел, и вряд ли кто-то стал бы обременять себя новым. На первый взгляд все в нем было ясно. Возможно, все-таки кто-то решился бы забрать его, чтобы улучшить свой показатель раскрываемости. Но в любом случае досталось оно Радживу.

Приехав в Снежинск всего неделю назад из родного Бомбея по программе обмена опытом между имперскими отделениями сыскной полиции, он все еще не привык к местному суровому климату и боялся, что никогда не привыкнет. Под куполом-то было очень комфортно, но ведь придется и наружу выходить. Новые коллеги советовали ему заняться обливанием и купанием в проруби, чтобы закалить организм. Пока Раджив на такой подвиг решиться не мог, хотя и проводил некие эксперименты у себя в квартире, наполняя ванну холодной водой. Самое большее, что ему пока удалось, – это залезть в воду по пояс, после чего он тут же выскочил из нее и долго натирался махровым полотенцем, пока его темная кожа не покраснела, как у индейца.

Надобности ехать Радживу лично к северо-восточному шлюзу вообще-то никакой не было. Все ведь не там случилось, а где-то в тундре. На первых порах достаточно, чтобы мертвеца осмотрели судмедэксперты и вынесли заключение, касательно причин смерти. Вот если они посчитают, что смерть наступила из-за насильственных действий, тогда придется проводить оперативно-разыскные мероприятия, тащиться к черту на куличики вместе с юкагирами, просить их показать место, где они нашли труп, и все там подробнейшим образом осмотреть.

Он натянул термостойкие куртку, штаны и шапку, хранившиеся на всякий непредвиденный случай в шкафу в комнате сыскарей. Помимо этого взял еще и коробку с питательными таблетками, словно собрался в длительный поход. На служебной стоянке он забрался в трансформирующуюся машину, которая могла увеличиться до объемов микроавтобуса, куда уместились бы все юкагиры вместе со своими упряжками и мехароботами. Он решил, что каким бы ни оказался вердикт судмедэкспертов, просто обязан съездить на место находки. Проверит себя – насколько он стоек к холоду. Но если юкагиры будут тащиться на своих упряжках – на это уйдет слишком много времени. Он их довезет. Одновременно и служебный долг выполнит, и юкагиров отблагодарит. Начальство такой поступок одобрит.

Он включил автопилот и кондиционер, постепенно снизивший температуру воздуха в салоне примерно до такого же уровня, который был за куполом. Раджив полагал, что пока доедет до границ города, – успеет немного адаптироваться к погоде, тогда переход на свежий воздух не будет для него слишком болезненным, иначе в первые минуты он о деле и думать не сможет, потому что холод скует все его мысли. На внутренней стороне стекол постепенно образовывались морозные узоры. Раджив походил на чайник, стоящий на конфорке, из носика которого выбивается пар.

Сирену и проблесковый маячок он не включил и не воспользовался правом переключать на своем маршруте светофоры на зеленый свет. Водители, вернее автопилоты в их машинах, все равно уступали ему дорогу, определяя в нем полицейского. Спешить-то, впрочем, было некуда. Мертвец не очнется и из зимней спячки не выйдет. Но Раджив едва мог усидеть на месте. Водить машину он любил сам. Сотрудникам полиции разрешалось брать управление на себя. Но прежде он ездил только по Бомбею и его окрестностям, где большинство отключало автопилоты, полиция с этой напастью устала бороться, правил никто не соблюдал, а дорожное движение было хаотическим. Здесь же он боялся, что, если сядет за управление, не сможет с собой совладать и станет причиной аварийных ситуаций.

Судмедэксперты опередили его. Их приехало трое. Раджив их знал, потому что первое, что он сделал, приехав в Снежинск, это закачал в себя имена всех сотрудников полицейского департамента.

Когда шлюз выплюнул его машину на улицу, робокули судмедэкспертов уже погрузили мертвеца в холодильник, сами залезли в багажное отделение, а полицейские записывали имена юкагиров. Согласно инструкциям требовалось еще и отсканировать свидетелей, чтобы осталось их трехмерное изображение, но у юкагиров было поверье, что даже фотография отнимает часть души, из-за этого она становится слабее, а демонам легче ее выгнать из тела. Поэтому в должностных наставлениях было примечание о том, что в отношении юкагиров, как и других обитателей тундры, этот пункт инструкции выполнять не надо.

– Рад приветствовать, – откозырял дежурный полицейский.

Раджив ответил тем же жестом.

– Привет, Раджив, пойдем – посмотришь на мертвеца, – махнул ему судмедэксперт, жестом приглашая за собой. Его звали Николай. Радживу было приятно, что коллега знает его имя. Он по очереди пожал протянутые ему руки, после чего судмедэксперты продолжили расспрос юкагиров. – Думаю, что ты парень крепкий и в обморок не упадешь, а случай любопытный, – продолжал Николай. – Кто-то им позавтракал.

– Позавтракал? – переспросил Раджив.

– Ну, или пообедал, или поужинал, – в раздумье сказал судмедэксперт, – точно сказать пока не могу. Но если тебя это будет интересовать, обязательно выясню. Правда, точное время смерти будет определить теперь сложно. Там от него мало что осталось. Но зверь-то небольшой им лакомился. Писцы или лисы. Большой все бы кости по кустам растаскал. Собирай его потом по частям. Замучаешься. А так – есть у нас тело во вполне сносном состоянии. Попадались и похуже. Гораздо хуже, – Николай замолчал, видимо, вспоминая какой-то случай из своей практики.

Они подошли к машине. Судмедэксперт махнул рукой. Крышка пластикового холодильника отодвинулась.

Работая следователем уже три года, Раджив успел навидаться многого и к виду изуродованных тел привык. В Бомбее любой мертвец разлагался в считаные часы, если его вовремя не опылить консервирующей жидкостью, поэтому Раджива нисколько не смутили ни обнажившиеся кости ребер, на которых остались небольшие куски мяса, ни остатки потрохов, видневшиеся сквозь громадные прорехи в животе. Одежда с термоузлами во многих местах была порвана, превратившись в лохмотья, которые не надел бы и нищий, потому что теперь она совершенно не защищала от холода. Ткань прилипла к ранам и примерзла. Чтобы ее отодрать, придется труп размораживать.

– Долгопольцев. Мы уже это определили, да и у него документы с собой были. Вообще-то их обычно не берут с собой, когда с природой общаться отправляются, – Николай похлопал себя по нагрудному карману, где, видимо, и хранились документы мертвеца. – Насмотрелся?

– Да.

– Отлично, тогда мы поехали, – судмедэксперт закрыл крышку холодильника. – Со свидетелями мы закончили. Теперь они твои, – Николай показал на юкагиров, усевшихся на свои упряжки с каким-то отрешенным видом, будто все, что здесь происходило, их абсолютно не касалось.

– Спасибо, Николай, – сказал Раджив. – Я решил, что поговорю с ними в дороге. Что зря людей задерживать?

– И то верно, – согласился Николай, но было видно, что он такому решению удивлен, однако переспрашивать не стал, догадавшись – куда собрался Раджив. – Постараемся сделать заключение побыстрее. Сброшу тебе, как будет результат.

– Буду очень признателен, – кивнул Раджив.

На лице дежурного полицейского, который все бродил неподалеку, вероятно на тот случай, чтобы всегда быть под рукой, появилось разочарование. Раджив никак не мог понять причину этого. Разве мог он догадаться, что полицейский хотел поприсутствовать на расспросе и получить, таким образом, практический опыт ведения следствия. Наглости напроситься в машину к Радживу у него, конечно, не хватило, да и не мог он бросить вверенный ему шлюз.

– Там слишком тепло, – в сомнениях сказал Одулок, когда Раджив, после того как машина трансформировалась, предложил ему вместе с сыновьями и мехароботами размещаться в салоне.

– Нет, там холодно, – успокоил его Раджив и улыбнулся, чем разрешил все сомнения юкагира.

Мехароботы к живым существам не относились, а скорее к вещам. Но Раджив, совершенно не разбираясь в местных традициях, вернее, он закачал насчет этого слишком много информации и теперь немного путался в ней, поэтому он как-то и не решился предложить запихнуть мехароботов в багажник. Вдруг он этим нанесет юкагирам смертельную обиду. Он еще успел подумать, что приехай они на упряжках, запряженных обычными собаками, а уж тем более оленями, тогда всем места в салоне точно не хватило бы. Все-таки и трансформация машины имела конечные объемы. На каждую упряжку полагалось как минимум четыре собаки. Итого выходило, что Радживу пришлось бы решать, где размещать целую стаю. Не набьешь же собак в салон, как сельдей в бочку. Да и они точно не смогли бы сидеть спокойно, кусались и лаяли, и от такого собачьего питомника у него точно разболится голова. Про оленей и говорить не приходилось. Они не влезут в салон, даже разрубленные на части. Впрочем, они вполне могли удерживаться в кильватере машины, двигаясь по тундре самостоятельно.

Они не ехали, а плыли, потому что еще до того, как машина сошла с дороги и поползла по глубокому снегу, Раджив убрал колеса и перевел микроавтобус в режим воздушной подушки.

Юкагиры указали на карте место, где нашли мертвеца. Проехать надо было около сотни километров. Навигатор показывал, что на это уйдет почти два часа. Все молчали. Мехароботы лежали с закрытыми глазами на полу, вытянув лапы, насколько этого позволяло свободное пространство, и положив на них головы.

Встречных машин совсем не было. Большую часть товаров и пассажиров перевозили поезда, упрятанные в туннели, которые местами шли под землей, чтобы не слишком уж нарушать экологический баланс в природе и не перерезать пути миграции диких животных. Раджив слышал истории о том, как звери, чувствуя, что под их ногами что-то гудит, а земля немного вибрирует, останавливались, прислушивались, кое-кто даже пытался рыть землю, скованную вечной мерзлотой, но, конечно, до туннелей никто из них так и не добирался. Иногда туннели все же выходили на поверхность и тогда поезда мчались по прозрачным трубам сверкающими метеорами.

Свет потоками лился из города, поэтому темнота возле купола не ощущалась. Почти дармовой термоядерной энергии хватало и на создание под куполом теплого микроклимата, и на освещение, которое должно было компенсировать жителям Снежинска нехватку солнечных лучей. Ночь в городе наступала гораздо позже, чем за его пределами. Эта энергия питала теплицы, растянувшиеся на десятки километров вокруг города, создавая тем самым некую зеленую зону, где круглый год выращивались овощи и фрукты, которых вполне хватало и почти миллионному Снежинску, и окрестным поселениям.

Когда эти огни остались позади, постепенно растворяясь в темноте, как последние лучи солнца, закатившегося за горизонт, Раджив вдруг ощутил, что находится на корабле, затерянном в бескрайнем и враждебном океане.

За бортом попадались редкие кустики. Где-то они образовывали густые заросли, среди которых укоренились даже чахлые деревца, тянувшиеся ввысь кривоватыми, точно изъеденными артритом, ветками.

Машина, сканируя пространство, объезжала эту поросль стороной, сползала по небольшим горкам и поднималась по их склонам, при этом двигатель начинал урчать сильнее и надсаднее. Из-за этого звука мехароботы делали вид, что просыпаются. Они поднимали тупые морды, смотрели на своих хозяев и ждали пояснений. Юкагиры, успокаивая, хлопали их по бокам и головам.

Раджив боялся смотреть в окна. Во-первых, там почти ничего не было видно, только узкая полоска, украденная у ночи светом фар. А во-вторых, ему казалось, что среди пустоты, затопившей все вокруг, он увидит тени зверей, мчащихся параллельно микроавтобусу.

Чтобы разогнать эти страхи, надо было заговорить с юкагирами, но Раджив, украдкой поглядывая на них, не знал, как к ним подступиться и с чего начать. Юкагиры сидели в обнимку со своими ружьями, совсем как солдаты, отправившиеся на какое-то задание. Он поинтересовался – не сделать ли микроклимат в салоне потеплее, но юкагиров он вполне устраивал, они ведь были в меховых шубах.

– Темная у тебя кожа, – сказал Одулок, оценивающе взглянув на Раджива, будто его впервые увидел. Похоже, он сам был не прочь немного поболтать, но тоже не знал с чего начать. – Я знаю, откуда ты. Я был там у вас. Давно. Еще до вашего референдума.

– А где были? – спросил Раджив.

– Дели, – сказав это, юкагир расстегнул шубу у себя на груди, обнажая сухую кожу, на которой отчетливо виднелся уродливый шрам, похожий на трещину на стекле от камня. – Дели. Вот из-за этого, – юкагир кивнул на шрам, – буду всегда его помнить. Теракт у вас там был. Я закрыл тогда фельдмаршала Данилина. – Раджив только головой покачал. Терактов-то в Индии было много, но он догадался, что Одулок рассказывает о том, что случился, когда в Дели приехала российская официальная делегация. Ее-то и хотели уничтожить террористы, поссорив две страны. У них ничего не вышло. – За это мне дали Героя России, – продолжал Одулок. – Во второй раз уже. В первый-то раз мне его дали за Туркестан, – он замолчал на миг, вероятно, раздумывая, не рассказать ли о том, за что он получил первого Героя, но не стал. – Фельдмаршал в гору потом пошел. Ты слышал, наверное? – Юкагир посмотрел на Раджива. Тот только кивнул. Он очень смутно помнил, что вроде Данилин встал на несколько лет во главе Министерства обороны. – Вот из-за этого мне и сделали детей. Хорошо, что фельдмаршал стал большим человеком, – Одулок посмотрел на дремавших Токера и Аника. – Города у вас красивые, – продолжал юкагир. – Но людей слишком много. Больше, чем в Снежинске. Гораздо больше. Как вы только там живете? Шумно ведь.

– Привыкли, – сказал Раджив. Он чувствовал волнение, потому что раньше и подумать не мог, какой заслуженный человек рядом с ним едет.

Юкагир только почмокал губами и чуть покивал головой, после чего Раджив посчитал, что пришло самое время переходить к расспросам. Он подумал, что спутники проголодались, но у него из еды ничего не было, кроме питательных таблеток и еще саморазогревающихся банок с чаем и кофе, которые он обнаружил в багажном отделении машины. Он протянул все это своим гостям. Юкагиры тактично не стали отказываться от угощения, видимо, боясь отказом оскорбить Раджива. Еда им явно не нравилась, да и кому она может понравиться, но за трапезой беседа как-то сама собой наконец-то наладилась.

Следователь так ею увлекся, так много интересного для себя узнал, что и не сразу заметил, как машина остановилась и больше уже не двигалась. Это могло случиться по многим причинам. Машина могла сломаться, или она отчаялась пробраться через буреломы и дальше придется ехать на упряжках с мехароботами. Но всем этим страхам, к счастью для Раджива, не суждено было сбыться. Зеленый пульсирующий кружок на навигаторе, обозначавший местоположение микроавтобуса, показывал, что они достигли конечной точки маршрута.

Их по-прежнему окружала угрожающая темнота. Радживу не хотелось выбираться из машины. Он поежился, когда дверь уехала в сторону, а на него пахнуло таким морозом, что лицо вмиг окаменело, а на губах застыли слова.

На снегу виднелись цепочки крохотных следов.

– Писцы, – пояснил Одулок.

– Писцы, – согласился Раджив. Вообще-то он не мог отличить следы писцов от следов лисиц. Разве что, увидев на снегу следы медведя, догадался бы, что это точно не писец или лиса, потому что отпечатки лап были бы слишком большими и глубокими.

Раджив чувствовал себя ничем не лучше космонавта на космической станции, которому предстояло выйти в открытый космос. Впору было привязывать к поясу какую-нибудь веревку, страховочный фал, чтобы не заблудиться в этой темноте, а пока он так малодушничал, первыми из машины выскочили мехароботы.

«Вот поэтому в космос отправляют таких, как Ракеша Шарма, а меня даже не взяли в отряд космонавтов», – с грустью подумал Раджив.

Снег был настолько глубоким, что на поверхности торчали только головы мехароботов, как перископы подводных лодок, бороздивших пенный океан. Настоящие собаки быстро выбились бы из сил, но зарядки мехароботов хватит, чтобы вытоптать весь снег в округе. Похоже, они именно этим и занимались, а не попусту носились друг за дружкой.

Свет фар выхватывал из темноты почти засыпанную снегом красную палатку. Она чуть покосилась, опала, как воздушный шар, лишившийся части своего воздуха, из чего можно было сделать вывод, что палатка потеряла герметичность и сейчас забита снегом. Немудрено. Чтобы добраться до Долгопольцева, песцам пришлось прогрызать в стенках дыры.

Раджив ступил на вытоптанную мехароботами дорожку, дошел до палатки, нагнулся, раздвинул входной клапан, заглянул внутрь. Его тело перекрывало свет фар, тень мешала поискам. Внутри палатки образовался приличный слой снега, который успел уже немного слежаться, и, чтобы его разгрести, придется изрядно потрудиться. На его взгляд, палатка была слишком большой для одного путешественника. В Бомбее в комнатах такого размера умещается по пять человек. Они спят, тесно прижавшись друг к дружке. Это неудобно, но в тундре чувствовать теплый бок соседа – куда как приятнее, чем спать в одиночку.

И что там Николай говорил про документы? Что их почему-то не берут с собой, а у Долгопольцева они были.

Из снега торчали краешек ультразвуковой установки, отгонявшей диких зверей, и печка со сковородкой, на которой горкой лежал снег, будто это какое-то угощение, но чтобы его приготовить – надо разжечь огонь. Повсюду валялись разорванные пакеты из-под сушеного мяса и сублимированных овощей. В центре палатки выделалась сглаженная по краям ямка. Здесь, очевидно, и лежало тело.

Мехароботы старательно следовали, заложенной в них программе и изображали любопытных собак. Один из них запихнул в палатку свою тупую физиономию, хотя мог просканировать все, что в ней находилось, не забираясь внутрь. Вести в таких условиях поиски было не очень эффективно.

«Ох, ох», – проклинал Раджив свою судьбу. От неудобной позы у него заломило в пояснице.

Он на коленках вылез из палатки, обернулся, чтобы выяснить – чем там заняты юкагиры, но свет фар слепил его, пришлось прикрыть глаза ладонью и сощуриться. Вдруг свет померк, а Раджив увидел три громадные чуть ли не до небес фигуры, вставшие стеной между ним и машиной. Их лица были черными и какими-то расплывчатыми, точно возле них вилась стая мошкары. Он испугался, что это духи тундры, о которых рассказывали ему юкагиры в машине. Он мог поверить во что угодно. Здесь воздух звенел, точно хрусталь, а за каждым чахлым деревом чудился косматый зверь, который, обхватив когтистыми лапами шершавые стволы, наблюдает за пришельцами. Здесь мир еще чуднее, чем в самых чудных сказках.

– Зачем сейчас мучить себя? – спросил один из духов тундры. – Завтра утром, когда просветлеет, мы тебе здесь все покажем.

– Да, отлично, – сказал Раджив, он уже догадался, что за духов тундры принял юкагиров, но, возможно, он на какой-то миг разглядел их настоящими, а теперь они вновь маскируются, чтобы не испугать его. – Вы останетесь со мной?

– Я же сказал, что мы тебе покажем здесь все. В твоей машине всем нам хватит места на ночь, а собаки могут и на воздухе поспать. Они будут охранять нас.

– Да, – снова сказал Раджив, отметив, что юкагир назвал мехароботов собаками. С такими охранниками им никто не страшен: ни медведь, ни стая волков.

Ночью Раджива разбудило сообщение, в котором значилось следующее: «Личность установлена. Долгопольцев. Умер от переохлаждения, в крови обнаружено снотворное».

«Спасибо», – мысленно поблагодарил судмедэксперта Раджив. Выходило, что Николай остался в лаборатории на ночь, чтобы быстрее сделать исследование. Если смерть наступила естественным путем, смысла что-то осматривать уже никакого не было, а дело можно закрывать. Но Радживу не хотелось так быстро с ним расставаться. Оно ведь было первым. Все первое – всегда запоминается.

Его мучили несколько вопросов. Почему наступило переохлаждение? Как такое могло случиться? Неужели у Долгопольцева отказала система подогрева комбинезона, когда он спал? Но тогда в его смерти частично повинны производители. Надо, чтобы они все перепроверили, а то такая беда еще с кем-нибудь может приключиться. Он все-таки здесь все осмотрит. Так на сердце у него будет спокойно. А то вдруг потом выяснится, что он что-то важное упустил. С этими мыслями Раджив и заснул.

Раджив появился в отделении сильно после полудня, успев заскочить домой, чтобы принять душ и выпить кофе. Душ и кофе немного взбодрили его, а то он совсем не выспался и буквально клевал носом. Надо отметить, что кофе в Снежинске готовить никто не умел, потому что в него надо добавлять пряности, отмеренные в строгих пропорциях на весах, на которых отмеряют золотой песок или лекарства, потому что ошибка в долю грамма может испортить весь напиток. Но выбирать было не из чего. В магазинах продавали какую-то непонятную смесь. На коробках, правда, было написано, что зерна вырастили на Малабарском побережье, или в Чикмалагуре, или в Траванкоре, то есть из них должен был получиться приятный и вкусный напиток, но не получался. Вероятно, при обработке зерен нарушались технологии.

Раджив в трудные минуты думал, что, если его погонят из полиции за некомпетентность, он останется в Снежинске, откроет здесь кафе, где будут готовить самый лучший в городе кофе. На его запах, просачивающийся на улицу из-за периодически открывающихся и закрывающихся дверей, как коты на запах валерьянки, будут тянуться по утрам все обитатели окрестностей. Он даже замечтался, рука его застыла с кружкой в воздухе, а взгляд уставился на проекционный экран компьютера, на котором Раджив все равно сейчас ничего не видел.

– Привет, тебя можно поздравить с успешным завершением расследования? – вывел его из раздумий голос Арсения Никанорова, вошедшего в комнату. От неожиданности Раджив чуть не расплескал кофе на стол.

– Привет, пока рано, – сказал ему Раджив.

– Есть сомнения? – спросил Никаноров.

– Есть, – кивнул Раджив.

– Тогда не буду тебя отвлекать и мне тут есть чем заняться, – худой и долговязый, чем-то похожий на кузнечика, Никаноров сел за свой стол и надел компьютерный шлем.

Осмотр палатки навел Раджива на ряд интересных мыслей. Ему еще при беглом осмотре трупа бросилось в глаза, что на нем дорогая экипировка. Как-то в Бомбее он вел дело о подпольной фабрике, на которой шили дешевые подделки одной известной фирмы, и он превосходно знал – сколько стоит настоящая продукция. Он сомневался, что Долгопольцев, работая в коммунальной службе на должности ремонтника водопроводных сетей, мог позволить себе такие расходы. Возможно, это был его фетиш и он тратил на это увлечение все свои сбережения, потому что тратить их было особо не на что. Палатка, найденная в лесу, была той же фирмы. В Индии за такие деньги можно купить палатку на колесах и с мотором. Раджив полностью полагался на свою интуицию, а она подсказывала ему, что что-то здесь не стыкуется.

Раджив сверился с зарплатной ведомостью, выясняя – сколько платили Долгопольцеву на его должности. Оказалось, что за вычетом расходов на коммунальные платежи и самую скромную еду, Долгопольцеву пришлось бы копить на эту палатку месяца четыре. Раджив никогда не стал бы так бездумно тратить заработанные деньги. Все могли объяснить приличные чаевые, получаемые Долгопольцевым на вызовах. Ничего противозаконного в этом не было. И все-таки Раджив почувствовал, что нашел какую-то ниточку, за которую надо потянуть, чтобы весь клубок распутался. Он решил съездить в контору, где работал Долгопольцев, и немного поговорить с его коллегами и начальством.

Его удостоверение открывало любые двери, даже в кабинеты несравненно более высокие и представительные, чем кабинет начальника Коммунальной службы Северного административного округа Снежинска. О своем визите Раджив предупредил, попросил начальника его принять, отложить на какое-то время неотложные дела и уделить ему несколько минут своего драгоценного времени.

Начальник встретил его на проходной, расплывшись в радушной улыбке, сказал, что зовут его Викентий Петрович, и долго не отпускал руку Раджива. Он провел следователя в свой кабинет через коридоры, на которых то и дело появлялись голограммы симпатичных девушек в рабочих комбинезонах. Девушки призывали экономить воду и тут же сообщать, если в квартире течет кран. Неожиданно среди них возник ролик, рекламирующий визуалку «Танцор» с Митхуном Чакраборти в главной роли. Заметив его, Раджив улыбнулся.

– Наши сотрудницы очень любят этого актера, – смутившись, пояснил Викентий Петрович, заметив улыбку Раджива. Он, похоже, не обратил внимания на то, что у следователя и популярного актера одна и та же фамилия, и не стал складывать два и два, чтобы получить четыре. – Инструкций мы не нарушаем, зато сотрудницам приятно смотреть этот ролик. Вот я и не стал возражать. Ведь вы не против?

– Бога ради, – отмахнулся Раджив. Эту визуалку своего брата из-за нехватки свободного времени он не видел. Митхун делал в Болливуде просто звездную карьеру и по нему вздыхала чуть ли не половина женского населения Империи от Калининграда до Петропавловска-на-Камчатке и от Певека до Каньякумари. Раджив ему немного завидовал. – Я ведь собственно совсем по другому делу к вам приехал, – продолжил он, когда они расселись в кресла в кабинете начальника, причем тот, демонстрируя свое уважение к гостю, занял место не во главе стола, как обычно делал, принимая подчиненных или просителей, а напротив Раджива. На стене за начальственным креслом висел голографический портрет Императора Алексея I. Из-за этого казалось, что в кабинете не два человека, три. – Расскажите про вашего сотрудника Алексея Долгопольцева. Вам ведь сообщили уже, что его нашли замерзшим в ста километрах от города?

– Да-да, – закивал начальник. – Ужасно. И как это случилось? Ума не приложу. Я знаете ли резко против всех этих увлечений молодежи, что надо на какое-то время выбираться дикарем на природу, чтобы к ней стать ближе. Всегда говорил, что ни к чему хорошему это не приведет. И вот он результат. Зачем куда-то на холод ехать? – Викентий Петрович всплеснул руками. – У нас все условия в городе для отдыха созданы. Что мы зря, что ли, сделали искусственные пляжи и песок на них привезли? Я сам люблю с семьей в выходные на наше искусственное море съездить. Хорошо там, вода ласковая.

– Он часто выбирался так на природу? – спросил Раджив, останавливая словесное излияние Викентия Петровича, которое пока не принесло никаких результатов.

– Не могу точно сказать. Я обычно в курсе, куда мои подчиненные собираются уехать в отпуск, но Долгопольцев был все-таки человеком скрытным. Про таких говорят: «Себе на уме». Нет-нет, я ничего не хочу плохого о нем сказать. Про мертвых ведь либо хорошо, либо никак, но с вами надо, как на исповеди, говорить одну лишь правду, – начальник замолчал и посмотрел на Раджива.

– Продолжайте, – разрешил Раджив сомнения Викентия Петровича, – я вас внимательно слушаю.

– Вот-вот, он об этом не распространялся. Он ведь недавно у нас работает. Но незадолго до отпуска заявился на работу в таком виде, точно в поход собрался.

– Это как?

– Комбинезон на нем был туристический. Очень хороший. В таких не по тундре бродить в одиночку, а на дорогих горных курортах, где барышни разные из хороших семей отдыхают и мужей себе присматривают. Похвастаться, наверное, пришел. Я еще подумал, что много мы ему платим, если он такие дорогие вещи покупает. – Раджив едва сумел скрыть свое разочарование. Если покопать, выяснится, что и палатка у Долгопольцева была. Ниточка, за которую он тянул, оборвалась. Напрасно он затеял это расследование. – И еще он бороду сбрил. Вот ведь странно, все наоборот, если в поход за город собираются, бороду отращивают, потому что так теплее, а он свою сбрил. Странный. Эх, – Викентий Петрович глубоко вздохнул. – Я вот не подумал, где его искать надо. Теперь-то догадался. Раньше бы догадался, да сообщил куда следует, его, глядишь, и быстрее нашли. Так ведь?

– Возможно. Но все равно было бы поздно. Не вините себя.

– Да я и не виню. А что касается Алексея Долгопольцева, то я как в первый раз его увидел, сразу понял, кто он такой. Все-таки кто ж не знает, как выглядел штабс-капитан Неверовский? Вот с такой-то родословной, да с такой внешностью разве ему ко мне надо было на должность простого ремонтника устраиваться? У нас город новый и традиций еще мало. А Неверовский – уже традиция. Правда, он не из этих мест, но все равно к городу уже причастен, раз площадь его именем назвали и памятник ему поставили. Он ведь погиб как раз, когда наш город только-только строился. Вот так его имя и увековечили. А такие, как этот Долгопольцев, – птицы высокого полета. Да его с руками любое городское управление оторвало бы, попросись он туда на службу. Должность какую-никакую, а предложили бы. Он должен был это понимать. Я даже как-то ему на это намекнул. Но он сделал вид, что не понял меня, но я видел, что все он понял. Выходило, что что-то он скрывает. Не хочет, чтобы его узнавали, даже бороду отрастил. Странно мне это было. Проверил, что такое с ним приключилось. Выяснил я, что у него раньше другая фамилия была. Не Неверовский, а другая, не помню сейчас какая. Но он ее сменил. Какая-то семейная драма случилась, после которой он попал в Дом приюта. Я знаю, что он потом в университете учился на программиста. Отчислили его. Что-то с ним там тоже неприятное вышло. Кого-то он из своих однокурсников, что ли, сильно избил? Не смогли дело замять. Выходит программа дубликации с ним осечку дала? Вот, может, и фамилию он из-за этого сменил? Подумал, что не оправдывает доверия? – спросил начальник, взглянув на Раджива. Тот сидел в задумчивости и не отвечал. – Может, вы кофе хотите? – неожиданно спросил Викентий Петрович. Вероятно, на такое предложение его навело сонное состояние следователя.

– Нет, – сказал Раджив, хотя, признаться, от кофе он не отказался бы, но ему вдруг захотелось быстрее вернуться в отделение. Упоминание программы о дубликации, вернее, как она официально звучала «Об увековечении памяти выдающихся людей Империи, сохранение и распространение их генетического материала» – навело его на дальнейший ход расследования. – Спасибо, пожалуй, я выяснил у вас все, что хотел, – он встал и протянул руку Викентию Петровичу.

– Рад был помочь. Я вот еще что подумал, а может, это было самоубийство? – Начальник вновь тряс руку Раджива и не отпускал ее. – Ну, устал человек от жизни. Не получалось у него ничего. Некоторые в ванну теплую залезают и вены себе режут. Поэты там непризнанные и прочие. А он наоборот. На холод отправился, снотворного выпил и обогрев одежды отключил?

– Снотворное? А откуда вы о нем знаете? – насторожился Раджив.

– Да не знаю я о нем. Просто в голову пришло. А что, оно было? – Следователь не отвечал и внимательно смотрел на Викентия Петровича. – Не знал я о нем, – повторил начальник и вновь затряс руку Раджива, явно чего-то испугавшись. – Вам, конечно, виднее, – продолжил он, изобразив на лице теперь уже немного вымученную улыбку. – Рад, в общем, был помочь. Обращайтесь в любое время.

Раджив привык общаться лично, в Индии это много значило, но он решил, что если будет кататься из одного места, где ему надо получить информацию и кого-то опросить, к другому, то напрасно потеряет много времени, поэтому отправился домой, благо технологии позволяли вести расследование, никуда не выбираясь из своей квартиры. Положим, она была совсем не его. Жилье ему выделили из фонда полицейского управления. По меркам Бомбея эти двадцать пять квадратных метров с двумя окнами, выходившими на уютный дворик с десятком деревьев, считались царственными хоромами. Сразу по приезде он распаковал сумки, разложил содержимое по шкафам, повесил на дверь колокольчик, чтобы отгонять злых духов, а на стол поставил деревянную статуэтку Ганеша. Этим все и ограничилось, потому что Раджив постоянно пропадал на работе.

Начальство пока не противилось дальнейшим изысканиям. Раджив вообще пока мог не отчитываться. Ситуация терпела.

– Копай, копай, – сказали ему.

Раджив хотел найти ответы на несколько вопросов. Для себя. Например, отчего Алексей оказался в Доме приюта? Дубликатов выдающихся людей пристраивали в самые хорошие семьи, занимающие положение в обществе не ниже положения семьи образца для копирования. Делалось это для того, чтобы дети не испытывали никаких трудностей, получали хорошее образование, а впоследствии служили на благо Империи. Это был ее золотой фонд. Им просто так не разбрасывались.

Перво-наперво Раджив отправил запрос в Центр дублирования, чтобы ему прислали биографию Долгопольцева, снабдив свое послание припиской о срочности этого дела. Вообще-то информация была закрытой и проходила под грифом «секретно», но полицейскому управлению дозволялось получать куда как более конфиденциальные сведения из государственных источников. Раджив надеялся, что ему ответят в ближайший час, а пока он решил немного восполнить пробелы в своем образовании. Заварив себе чашку кофе, который тоже оказался отвратительным на вкус, он начал изучение с открытых источников, вбив в поисковик фамилию штабс-капитана Неверовского.

На экране появилась статья из энциклопедии, в которой сообщалось, что Неверовский стал знаменит после того, как на своем истребителе уничтожил крупный отряд террористов, переправлявшихся через Пяндж, чем обеспечил успешное развитие Туркестанской кампании. Он стал ее героем. Его принимали в Кремле, где и вручили Звезду Героя.

Перед Неверовским открывалась звездная карьера, но он так и не стал генералом, погибнув при крушении экспериментального многоразового корабля, возвращавшегося с земной орбиты. Памятник, установленный в Снежинске, изображал его как раз во времена Туркестанской кампании, потому что в памяти потомков он должен остаться совсем молодым, статным и красивым, с добродушной улыбкой, будто никогда не мог постареть. Весь мир еще лежал перед ним. Именно таких людей молодежь, стремящаяся покорять небеса, превращает в своих кумиров.

Раджив даже покраснел от того, что не знал этого прежде. Вот как бы он выглядел, узнай кто, что он понятия не имеет, кто такой штабс-капитан Неверовский? Впрочем, кто из жителей Снежинска, не задумываясь, назовет индийцев, отправившихся на лунную базу Империи или в марсианскую колонию? Никто не назовет. А в Бомбее или Калькутте эти имена у всех на устах.

У Неверовского было пять детей. Власти всячески поощряли многодетные семьи, выплачивая пособия на каждого ребенка. Именно за счет такой политики и удалось довести население Империи почти до четырехсот миллионов. Это за вычетом Царства Индийского, на которое вот уже семь лет, прошедших после добровольного вхождения в состав Российской империи, распространялась ее юрисдикция, однако эмиграция из него поощрялась лишь в дальневосточные, сибирские, и туркестанские губернии, но никак не в европейские, где уже ощущался некий переизбыток населения.

Многодетность была заслугой, за которую вручали правительственные награды. Империя нуждалась в людях, чтобы заселить свои бескрайние просторы с их неисчерпаемыми запасами полезных ископаемых. В Индии были люди, но не хватало ресурсов для дальнейшего развития. В России ощущалась нехватка людей, а ресурсы были бесконечными. Альянс пошел всем на пользу.

Наградой в Империи служила и программа по дублированию, принятая чуть больше четверти века назад. Государственная комиссия каждый год добавляла в нее новые фамилии, но лишь после того, как избранный умирал. Здесь было коренное отличие от Нобелевской премии, потому что ее давали исключительно при жизни, а избранного дублировали после его смерти. Но тот, кто получал Нобелевскую премию, автоматически получал и право на дубликацию.

«Два в одном», – почему-то пришла на ум Радживу реклама одной из парфюмерных компаний, но он не знал – применял ли кто-то этот слоган к Нобелевской премии.

Неверовский премию не получал и надо заметить, что заслуги его перед Империей были не столь уж велики, как, скажем, заслуги ученых-ядерщиков, сумевших найти способ использования термоядерной энергии в мирных целях. Тем не менее выдающимися признавались люди, сделавшие успехи в разных областях. Не только ученые, но и спортсмены и даже артисты.

«Митхуна когда-нибудь так же наградят, но пусть это будет как можно позже. Я хочу, чтобы брат жил долго и счастливо».

В список на дублирование включали военных и особенно охотно космонавтов, потому что Империя нуждалась в людях сильных духом, а кто как не космонавты обладали такими качествами. Программа по дублированию распространялась на них автоматически, как и на всех поселенцев лунной и марсианской колоний.

В хранилища их генетический материал попадал еще до того, как космонавт отправлялся в свой первый полет. Он не забирался открыто, но все знали, что в хранилище он есть. Это не нравилось космонавтам, будто руководство заранее сомневалось в успешности их миссии. Так же как не нравились солдатам их именные жетоны, с помощью которых опознавались убитые. Они ведь были еще живы, но носили с собой амулеты, которые могли понадобиться только после их смерти.

Неверовский заслужил дублирование как минимум дважды.

На экране возникло уведомление, что на почту пришло письмо, а в правом верхнем углу вылезли его первые строчки.

«Рады помочь Вам в Вашей трудной работе. Что касается „Программы по увековечиванию…“»

Далее запись обрывалась. Раджив вывел ее на экран полностью. Текст оказался очень большим. Его дублировало голосовое сообщение. В нем сообщалось, что дубликаты Неверовского было решено вырастить в 2034 году в честь сорокалетия героя, до которого он чуть не дожил. Всего вырастили 17 дубликатов. Тот, что сейчас именуется как Алексей Долгопольцев, первоначально был отдан в семью надворного советника Леонтия Красногудова, проживавшего в Екатеринбурге. Семья заслуживала доверия. Однако в сентябре 2047 года на главу семейства, который на тот момент имел уже ранг тайного советника и должность заместителя губернатора по финансовой части, завели уголовное дело коррупционной направленности. Во время задержания Красногудов забаррикадировался в своем доме, взяв в заложники дубликат Неверовского, и грозился убить его, если не будут выполнены его требования: сопровождение до аэродрома и вылет в любую из стран Латиноамериканских штатов. Полицейских эти угрозы не остановили. Они взяли дом штурмом, при этом Леонтий Красногудов был убит, дубликат Неверовского физически не пострадал, но его нахождение в семье Красногудова сделалось невозможным. Было принято решение отдать его в Дом приюта Екатеринбурга, где он находился до совершеннолетия под пристальным надзором врачей, поскольку из-за указанных выше событий его психике была нанесена сильнейшая травма. Лечение проходило успешно. После наступления совершеннолетия в марте 2050 года дубликат Неверовского изъявил желание сменить фамилию на «Кторов» и уехать из Екатеринбурга в Томск. Спустя всего три месяца он перебрался в Новосибирск, поступив в местный университет на факультет «Расширенное и глубинное программирование измененной реальности», где отучился 2 года, после чего был отчислен за нападение на одного из студентов с причинением телесных повреждений легкой степени. Вновь сменив фамилию, теперь на Долгопольцев, с 2056 года проживает в Снежинске, где, по нашим сведениям, живет еще один дубликат Неверовского.

– Ух, – Раджив не сумел сдержать восторженный вопль, добравшись до этих строк.

Дубликат уехал из Екатеринбурга, потому что хотел быстрее покинуть город, где у всех на слуху был случай с Красногудовым. Это понятно. Он точно следы заметал, меняя фамилии, но случайно ли остановился в Снежинске, где жила одна из шестнадцати точных его копий?

У Раджива учащенно забилось сердце. Ему хотелось выбежать на улицу с криком «Нашел». Сон как рукой прогнало без всякого кофе, которого он, впрочем, выпил уже столько, что, наверное, тот скоро польется из всех пор на его теле.

В Центре по дублированию работали проницательные люди. Они прислали имя второго дубликата Неверовского, подробное досье и адрес проживания.

Юрий Гальперин сразу после окончания Московского Императорского Университета был назначен в Снежинск заместителем начальника департамента добычи полезных ископаемых. Должность явно была одной из ступенек в карьерной лестнице, в которой уже маячили высокие кабинеты. Он обратил на себя внимание еще будучи студентом, разработав перспективные методы добычи ресурсов на астероидах. На земле разрабатывать ресурсы все равно было дешевле, но за счет этих изысканий Гальперина включили в императорский стратегический резерв, что предполагало быстрое продвижение по службе, получение чинов и наград.

Раджив мысленно благодарил работников Центра, пообещав, что обязательно упросит начальство послать в ответ благодарность за оперативную помощь. Пока он, впрочем, топтался на месте, потому что наличие второго дубликата абсолютно ничего не значило. В этом нет ничего удивительного. В Санкт-Петербурге вероятность, что два дубликата, скажем, писателя Алексея Иванова, столкнутся на улице или окажутся в одном и том же кафе, – крайне велика.

Два брата-близнеца, не знавшие о существовании друг друга. Радживу такое совпадение все же показалось странным.

«Карьерный», – подумал Раджив, глядя на фотографию Юрия Гальперина. Улыбающийся, веселый, уверенный, живущий в достатке, из хорошей семьи и с хорошим образованием. У него уже сейчас есть многое, а впереди будет еще больше. Точно так же должен был выглядеть и Алексей Долгопольцев, если бы не глава семейства, в которое его распределили. Долгопольцев запомнился Радживу с объеденным писцами изуродованным лицом. Два лица наложились в его сознании одно на другое, и ему показалось, что он видит, как сквозь кожу Гальперина просвечивается череп, будто глаза Раджива стали обладать свойствами рентгеновского луча. Долгопольцева можно было только пожалеть. Ему не повезло.

Две такие разные судьбы практически одного человека.

Сперва Раджив связался с коммунальной службой и вновь пообщался с Викентием Петровичем, который с удовольствием ответил на все его вопросы. Следом выяснил кое-что в отделе кадров департамента добычи полезных ископаемых. После чего, вылив в себя остатки кофе, быстро собрался и помчался в отделение. Его компьютер просто не потянул бы задачу, которую он намеревался решить.

В комнате следователей был лишь все тот же Арсений Никаноров. Он точно и не выходил никуда. Его длинные ноги безвольно вытянулись и торчали из-за стола опасным препятствием. Когда он посмотрел на Раджива, взгляд у него был каким-то отрешенным, будто он в своих мыслях пребывал, а коллегу и не замечал даже. Раджив ему из-за этого только кивнул, а то вдруг, если заговорит, выведет Никанорова из транса, в который тот специально впал, чтобы дело быстрее раскрыть. Раджив с благоговением относился к тем, кто овладел этим методом. Сам он пока такого делать не умел – слишком мало у него было навыков и практики. Он тихонько чуть ли не на цыпочках прокрался к выделенному ему столу, активировал компьютер, запросил изображение со всех камер, установленных в районе шлюзов, а потом задал программу поиска и идентификации.

Снежинску не исполнилось и четверти века, он не мог похвастаться богатой историей, как Бомбей, но благодаря современному оснащению был городом громадных возможностей. Кто-то мог подумать, что все эти камеры установлены исключительно для того, чтобы следить за горожанами, но в сыскном деле они были незаменимы. Вот в Бомбее Раджив бы все ноги стоптал до кровавых мозолей, пока обегал все места, которые надо осмотреть, да опросить свидетелей, а здесь в Снежинске – сиди себя в теплой комнате, пей кофе и жди, пока всю работу за тебя сделает искусственный интеллект.

Подумав так, Раджив понял, что проголодался. У него была возможность заказать в ближайшем трактире навынос чапати и дал, но он предпочел им вареники с картошкой и грибами. Уж если назвался груздем, то есть живешь в Снежинске, так и ешь, что здесь все едят. К тому же теперь у него был опыт, а то на следующий день после приезда он заказал пельмени, но вовремя сообразил, что начинкой в них говяжий фарш, и есть не стал, а то пропала бы его бессмертная душа.

Поиски заняли три часа. Раджив просмотрел результат, улыбнулся, протер уставшие глаза и откинулся на спинку кресла, заложив при этом руки за голову, чтобы чуть потянуться и размять затекшие мышцы. В комнате уже никого не было. Раджив и не заметил, как ушел Никаноров, похоже, он что-то сказал на прощание, но Раджив пропустил его слова мимо ушей. В отделении остались дежурный и летучая группа.

Раджив посмотрел на часы, висевшие на стене. Одиннадцатый. Поздновато, чтобы отдых начальника отделения прерывать. Но Григорий Дмитриевич Долецкий всегда за дело радел, опыт у него был громадный, и он своим подчиненным строго-настрого наказал, что, если требуют обстоятельства, беспокоить его разрешается в любое время суток. С подчиненных он, конечно, драл три шкуры, но все следователи, оказавшиеся в его отделе, получали великолепную практику, которая потом им позволяла взбираться по карьерной лестнице все выше и выше.

Раджив и боялся разговора с Григорием Дмитриевичем, и не хотел откладывать дело до утра. Сам-то он вряд ли заснет, но вовсе не это его пугало. А вдруг за эти несколько часов произойдет что-то непоправимое. Как там говорят русские? «Нужно ковать железо, пока оно горячо». А оно было очень горячим, просто раскаленным.

На вызов ответила служанка. Раджив попросил позвать Григория Дмитриевича, сославшись на срочность и важность дела.

– Мне нужна санкция на арест, – сказал он начальнику, – и летучий отряд.

– Ты уверен? Может, прежде наружное и внутреннее наблюдение установить да околоточного надзирателя к делу подключить? – спросил Григорий Дмитриевич.

– Я уверен, – твердо сказал Раджив. – Не хотелось бы откладывать. А околоточного надзирателя я уведомлю. Он мне в деле поможет.

– Хорошо, будет тебе все, что ты просишь, – сказал Григорий Дмитриевич, выслушав объяснения Раджива.

На город спустилась ночь, но через прозрачный купол пробивался свет звезд, а на поверхности ярко горели фонари, выстроившиеся стройным рядом вдоль дороги, по которой ехал черный микроавтобус с тонированными стеклами. Раджив мысленно подгонял его, потому что ему казалось, что машина тащится на удивление медленно, останавливается чуть ли не на каждом светофоре, который отчего-то встречал ее приближение, переключаясь с желтого цвета на красный.

Мимо проплывали залитые огнями витрины магазинов. Реклама на фасадах зазывала зрителей новинками визуального искусства. По тротуарам прохаживались горожане. Среди них попадались девушки в сари. Раджив как-то и не задумывался о том, что в Снежинске уже есть и индийская диаспора, и она, видимо, велика.

Он с тоской поглядывал через темное силовое поле, закрывающее прорези в бортах машины. Уже непонятно было – на чем он держался, наверное, исключительно на адреналине, бурлящем в крови. То и дело он ловил себя на мысли, что сознанием перемещается в какие-то видения.

Скорее всего, он сумел бы обезопасить подозреваемого и собственными силами, но упусти он его, ударься тот в бега, Раджив себе такого не простил бы и ему такое не простили бы. Тогда на карьере можно ставить крест, увольняться и идти в банк – просить кредит на открытие самого лучшего в Снежинске кафе. Не дадут ему кредит. У него ведь ничего нет для его обеспечения.

Было очень скучно и одиноко. Андроиды летучего отряда сидели тихо и неподвижно, как восковые куклы. Перед выездом Раджив их подробнейшим образом проинструктировал об объекте задержания. Согласно инструкции, ему пришлось облачиться в защитный жилет и каску. Это помимо того, что его защищало еще и персональное силовое поле. Он чувствовал себя неуютно.

Возле подъезда прогуливался околоточный надзиратель в мундире и фуражке с кокардой в виде двуглавого орла. Ему было сильно за восемьдесят. У него были просто выдающиеся усы – длинные, как у таракана, и густые. Он то и дело разглаживал их указательным пальцем и чуть-чуть подправлял кончики кверху. Это движение Раджив приметил, еще когда в первый раз разговаривал с надзирателем, вернее, с его голограммой.

– Да будто вы не знаете, кто там живет? – спросил надзиратель, сообщив, что к хозяину означенной квартиры уже приходил знакомиться, как только тот сюда въехал.

– Вот и проверим, к нему ли вы приходили, – ответил Раджив.

– А как же иначе? Вы что же, не доверяете мне? Проверку мне решили устроить? Думаете, что я свой хлеб зря ем, что ли? Со всеми в околотке знаком и чаевничал. И меня тут все знают, – рассердился надзиратель.

– Нет, что вы? Никто не собирается вас проверять. Напротив, я хочу, чтоб вы мне помогли, – сказал Раджив, после чего объяснил надзирателю, что ему требуется делать.

Завидев машину, околоточный тут же сообразил, что приехали те, кого он здесь дожидается, остановился и выпрямился. Выбравшись из машины, Раджив первым делом подошел к старому служаке и поздоровался. Это спокойное место ему явно предоставили за заслуги, чтобы не отправлять в отставку такого ценного сотрудника, которому, в силу возраста, уже тяжело на оперативной должности. На груди он носил металлическую бляху с золотым напылением, на одной стороне которой был профиль Императора Алексея I, а на обратной – дата его коронации.

Бросив взгляд вверх, Раджив попробовал отыскать среди освещенных окон четвертого этажа – те, что были в квартире Гальперина, но так и не успел их найти. Андроиды, чтобы не привлекать к себе внимание прохожих, быстро вошли в подъезд. Один остался в машине – следить, не попытается ли подозреваемый уйти через окно, другой – на первом этаже, чтобы караулил лифт, а остальные трое, в сопровождении надзирателя и Раджива, вереницей стали подниматься по лестнице, чуть прижимаясь спинами к стенам.

Мимо проехал лифт, а когда двери его открылись на первом этаже, послышался собачий лай. Все невольно улыбнулись. Кто-то отправился выгуливать собаку, а та, бросившись из лифта, чтобы побыстрее оказаться на улице, встретила на лестничной клетке что-то, выглядевшее как человек, но пахнущее совершенно иначе. От страха и неожиданности она могла сделать свои дела прямо там же, в подъезде.

Они уже поднялись на четвертый этаж.

Касательно того, как проникнуть в квартиру подозреваемого, было много советов: представиться сотрудниками коммунальных служб, почтальоном или соседом. Ни один из них не годился. В ряде случаев инструкции дозволяли действовать официально. Неподчинение полицейским могло поставить крест на какой угодно карьере. Но вдруг у подозреваемого припасен реактивный ранец? Андроид, оставшийся в машине, перехватить его сумеет, но вот если в ранце что сломается, тогда подозреваемый и голову расшибить может. Зачем так рисковать?

Андроиды летучего отряда обладали незаменимым для домушника качеством. Любой электронный замок от прикосновения их пальцев открывался. Если замок в двери был механическим – они умели легко, быстро и эффектно дверь вышибать.

Но начальник отделения навел Раджива на идею, как сделать так, чтобы обитатель квартиры сам им открыл дверь.

Взглянув на Раджива и получив его одобрение, околоточный надзиратель нажал на звонок, заголосивший какой-то птичьей трелью.

Раджив и троица из летучего отряда спрятались на лестнице вне обзора центральной камеры наблюдения. На все второстепенные, показывающие лестничную клетку и пролеты, сейчас шло искаженное изображение. На этой картинке их не было. Для этих камер они стали невидимками.

– Кто там? – послышалось через ретранслятор.

– Добрый вечер, – кашлянув, очень официальным тоном начал надзиратель. – Прошу прощения за беспокойство в столь поздний час, но прежде вас застать не удавалось. Я ваш новый околоточный надзиратель и пришел к вам познакомиться по долгу службы.

Вообще-то должность свою он занимал уже третий год. Новым околоточным надзирателем его назвать было никак нельзя.

– Да, сейчас, – дверь распахнулась, на пороге возник человек, изображение которого Раджив за последние сутки изучил в подробностях. На нем был шелковый халат. – Добрый вечер, – сказал обитатель квартиры, но слова у него застыли на губах, потому что следом за околоточным надзирателем в комнату ввалились Раджив и троица из летучего отряда, спеленав обомлевшего мужчину силовым полем, как коконом. Теперь он и шага сделать не мог.

– Что вы себе позволяете? – крикнул мужчина. Раджив уже закрыл дверь, и, скорее всего, крика этого никто из соседей не услышал.

– Тот, да не тот, – сказал удивленно надзиратель, лишь раз опытным взглядом окинув посетителя квартиры.

– Полиция, – сказал Раджив и сунул под нос мужчине свое удостоверение. На нем значилась аббревиатура СУС, получившаяся по первым буквам сочетания «Снежинский Уголовный Сыск», из-за чего за сотрудниками отделения укоренилось среди обывателей прозвище «суслики», а выражение «по сусалам наваляю» уже приравнивалось к оскорблению защитников законности. Но бытовало и еще одно прозвище – «сусальный», которое сыскарям очень нравилось. – Не кричите. Вы арестованы. Подозреваетесь в предумышленном убийстве. Мы вас забираем.

– Вы что, с ума сошли? Какое убийство? В своем вы уме?

– Долгопольцев, ну зачем вы так нервничаете, – сказал спокойно Раджив. – Нам все известно. Вам лучше во всем признаться. Это смягчит наказание. Возможно, вам удастся избежать смертной казни, учитывая к тому же, что вы тоже дубликат штабс-капитана Неверовского, как и настоящий хозяин этой квартиры. Но все это вы будете рассказывать не сейчас и не мне. А в отделении.

Раджив блефовал, но он умел это делать, помогал опыт, полученный в школьных театральных постановках. И он еще представил на своем месте брата. Тот бы с задачей легко справился. Он мог сыграть любую роль. У Раджива не было прямых доказательств. Но после его слов подозреваемый сник, и вся его напускная надменность куда-то пропала.

– Я знаю, что вы следили за своими двойниками. На месте Гальперина мог оказаться кто угодно из них. Ему просто не повезло. Я знаю, как вы с ним познакомились, и знаю, что уговорили поехать за город «почистить мозги». Так это, кажется, называется? Вы ведь ему снотворное подсыпали? А потом отключили обогрев в костюме? Хотели выдать это за самоубийство? – подозреваемый не отвечал, но после каждой фразы Раджива вздрагивал. Это доказывало, что слова бьют точно в цель. – У меня к вам один вопрос. Зачем вы это сделали?

– Зачем? – чуть помолчав, спросил Долгопольцев и зло исподлобья посмотрел на Раджива. – Вы спрашиваете меня зачем? Да потому что у меня украли мою жизнь. Я лишь только вернул себе то, что мне должно было принадлежать по праву.

– Я так и думал, – кивнул Раджив.

– Собраться-то хоть дайте.

– Все необходимое вам предоставят, – уверил задержанного Раджив. – Да и здесь вашего ничего нет.

Он прошел в комнату, открыл один шкаф, другой, нашел тот, где хранилась одежда, сложенная стопками, среди нее был и туристический костюм, точно такой же, что и на убитом.

Зная о том, как вымотался Раджив накануне, Долецкий не гнал его на работу, как положено к 9 утра, а дал немного поспать. На 12 часов он назначил в своем кабинете оперативное совещание, на которое должны были явиться все не занятые срочными делами.

Раджив никак не мог сосредоточиться и почти не слушал, что говорил Григорий Дмитриевич, а тот рассказывал, как Долгопольцев дает признательные показания и для этого не пришлось даже прибегать к сыворотке правды.

– Ну, Жиглов, выходи сюда и выкладывай, как ты его раскусил?

Если бы Долецкий не посмотрел на Раджива, тот и не догадался, что обращаются к нему, хотя он, конечно, слышал о прославленном русском сыщике. Он поднялся и пока шел на лобное место, обдумывал, с чего бы начать свой рассказ.

Слова давались ему с трудом, но потом он просто перестал думать о том, что сейчас в комнате кто-то есть. Он пытался воспроизвести цепочку своих размышлений.

Долгопольцев учился на программиста. Он вполне мог обойти защиту Центра дублирования и выяснить, где живут дубликаты штабс-капитана Неверовского. В Снежинск он переехал немногим позже Гальперина. Случайность? Может, Долгопольцев следил за всеми своими двойниками и ждал случая, когда кто-то из них переедет на новое место, где его никто не знает. У всех двойников судьба сложилась лучше, чем у него, гораздо лучше, а он был среди них изгоем, и эта несправедливость должна была его угнетать.

В Снежинске Гальперину предоставили квартиру в Северном округе, то есть в том, который обслуживала коммунальная контора, где на работу устроился Долгопольцев. Обращение в коммунальную службу, где Раджив попросил проверить, был ли вызов в квартиру, в которой проживал Гальперин, а если был – кто туда ездил, результатов не дало. Вызовов из этой квартиры вовсе не поступало. Но это его совершенно не расстроило и укладывалось в версию преступления. Долгопольцев мог прийти к Гальперину и сам. Он мог наврать, что его вызвали квартиранты, обитавшие этажом ниже, сообщив о протечке. Теперь он осматривает все квартиры, чтобы выяснить – где случилась поломка. Безусловно, эта, якобы случайная, встреча была отличным поводом для завязывания знакомства. Гальперин проглотил бы эту наживку. Ему было немного одиноко в новом для себя городе.

В отделе кадров департамента добычи полезных ископаемых Раджива ждало просто потрясающее открытие. Три недели назад Гальперин взял отпуск на две недели. То есть он взял отпуск на те же числа, что и Долгопольцев. У Гальперина бороды не было, а Долгопольцев сбрил свою как раз накануне отпуска. Он явно отрастил ее, чтобы его не узнавали. Ему не повезло, что в Снежинске есть площадь штабс-капитана Неверовского и памятник ему. Знай он это, возможно, не приехал бы сюда. Когда он сбрил бороду, Долгопольцев и Гальперин стали двойниками. Они вообще были неотличимыми друг от друга. У них была одинаковая внешность и одинаковый набор генов.

– Меня не отпускала мысль, что Долгопольцев жив, что ему не составляло никакого труда следить за своим двойником, читать его переписку, слушать все его разговоры в департаменте и не только там, изучать его повадки и круг знакомых, вживаясь в образ, чтобы даже тем, кто знал Гальперина, не бросалась в глаза подмена. К тому же он приехал в Снежинск совсем недавно, и те, с кем он контактировал, еще недостаточно его знали. Меня мучили сомнения. Возможно, все разрешилось бы, сумей я уговорить приемного отца Гальперина или кого-то из его родственников или знакомых приехать в Снежинск и встретиться с Долгопольцевым. Они сразу поняли бы, что он не настоящий. Долгопольцев не мог знать абсолютно все, что знал Гальперин. Правда, он мог сослаться на то, что в последнее время у него проявляются симптомы амнезии, а для пущей убедительности записаться на прием к врачу. Но мне не хотелось ставить родственников и знакомых Гальперина в такую стрессовую ситуацию.

Камеры видеонаблюдения показали, что Гальперин и Долгопольцев покинули Снежинск почти в одно и то же время. На них была одинаковая одежда. Я не знаю, как Долгопольцев уговорил пойти в поход Гальперина, но тот купил для этого слишком дорогую экипировку. Долгопольцев был вынужден купить такую же. Вот собственно из-за одежды у меня и возникли поначалу подозрения, но я не ожидал, к чему все это приведет.

Он так и не сказал, что распутал это дело из-за того, что ничего не знал о штабс-капитане Неверовском и много еще чего, что знали все присутствующие. Он разгадал это дело из-за своего невежества и любопытства.

– Учитесь, лоботрясы, – сказал Григорий Дмитриевич, обведя взглядом присутствующих. – В особенности ты, Никаноров, – начальник строго посмотрел на подчиненного, – сколько ты уже со своим делом валандаешься? Вот с кого пример надо брать, – он указал на Раджива. – Едва такое дело не прошляпили. Раджив Чакнаборти, вам объявляется благодарность за успешное проведение расследования. Можешь до послезавтра отдохнуть. Но послезавтра как штык чтобы был с 9 утра в отделении. Понял?

– Да, – кивнул Раджив.

Но незапланированный выходной чуть ли не в самом начале был неожиданно прерван звонком Григория Дмитриевича, который срочно вызывал Раджива к себе в кабинет на беседу. Теперь они были здесь одни. Если не считать голографический портрет Императора в полный рост.

– Я тебя надолго не задержу, – сказал начальник, даже не предложив Радживу сесть. – Сразу к делу. – Раджив встрепенулся, думая, что ему поручат что-то важное. – Видишь ли, из-за этого расследования всю программу дублирования могут остановить, а это нежелательно. Дело закрыто. Оно отправляется в архив, но его засекречивают. Может, его вообще сотрут. У нас уже все подчистили. Ты меня понял? Ты о нем ничего не знаешь.

– Да, – разочарованно кивнул Раджив.

– Ты голову-то не опускай. Всякое в нашем деле бывает. Не о себе надо думать, а о благе Империи. В данном случае благом для Империи будет, если это дело огласки не получит. Я тебя из-за этого и вызвал, а то еще кому проболтаешься. Всех причастных я уже проинструктировал на этот счет. Ты же никому ничего не рассказал?

– Нет, – сказал Раджив. – Я же здесь один пока.

– Что один – плохо, а что не рассказал – молодец. Благодарность тебе в личное дело мы, конечно, занесем и премию даже выпишем в размере месячного оклада. Попозже. Чтоб по датам не привязываться именно к этому расследованию. Ну, ты понял. Уж извини, – начальник развел руки, – никак иначе тебе эту пилюлю подсластить не могу.

– Спасибо. А родственникам Гальперина, выходит, не сообщат, что он мертв? Неужели они будут считать, что он осужден?

– А это уже не наше дело. Мы свое сделали, – сказал Григорий Дмитриевич. – Иди и работай так же усердно на благо нашей общей Родины. А сегодня у тебя еще выходной. Что будешь делать?

– Наверное, все-таки схожу посмотрю визуалку, в которой брат играет, – сказал Раджив, вспоминая девушек в сари, гуляющих по городу вечерами. Надо бы с кем-то из них дружбу завести. Он прошел первое испытание на новой службе. Кафе с самым лучшим кофе в Снежинске откладывалось на неопределенный срок. Придется пить то, что здесь готовили, вдруг в обществе симпатичной девушки оно не покажется таким отвратительным.

– Правильно, – кивнул Григорий Дмитриевич. – Хорошее дело.