Уже минуло несколько дней, как д’Артаньян и Паскаль пытались напасть на след похитителя кота его преосвященства. Дело, которое вначале казалось легким, даже пустяковым, неожиданно превратилось в целое расследование.

Паскаль с самого утра исчезал в парижских трущобах, пытаясь по крупицам собрать сведения о сумасшедшем, что покусился на собственность всемогущего Красного герцога. Ведь если и был другой способ рассердить кардинала, пожалуй, кражу любимого кота можно назвать наиболее удачным решением.

Ришелье всю неделю ходил мрачнее тучи, говорил резко, гонял прислугу по пустякам, отменил несколько важных встреч и каждый день начинал разговор с отцом Жозефом с вопроса: «Нашли?» На что капуцин неизменно качал головой и сочувственно вздыхал.

Ни отец Жозеф, ни Паскаль не придавали большого значения тому, что постоянно сталкивались в Пале-Кардиналь с камеристкой мадам де Комбале — красавицей Сюзанной. А меж тем им стоило бы обратить внимание на девицу, которая возникала поблизости от канцелярии всякий раз, как Паскаль являлся туда с докладом…

В тот вечер, когда д’Артаньян с Паскалем так удачно пришли на помощь Анри де Голлю в его схватке на мосту Турнель, они как раз собирались посетить один таинственный кабачок на Большом рынке. По слухам, добытым пронырливым монахом, именно там можно было встретить самого Одноглазого Жака — некоронованного короля парижского сброда, знавшего подноготную всего и всех, от последнего нищего до особ королевской крови. У него имелась настолько мощная и разветвленная сеть осведомителей — «глаз» и «ушей», что сам парижский прево частенько через своих посыльных просил Жака поделиться сведениями при собственных расследованиях.

В «Золотом петухе», куда трое друзей зашли отпраздновать викторию на мосту, они заказали бургундского и молочного поросенка. Выпили по стаканчику, и де Голль спросил:

— А как идут ваши поиски? Напали на след вора?

— Увы, мой друг, — посмурнел мушкетер. — Оказалось, что найти его — целое дело! Даже Паскаль с ног сбился.

— У меня сложилось впечатление, что даже те, кто что-то знает, отчего-то предпочитают помалкивать, — добавил монах, разливая по второму кругу.

— И вот сегодня мы как раз собирались посетить одно темное местечко, где надеялись встретить знающего человека, — продолжил д’Артаньян. — Но пришлось выручать вас.

— Еще раз от всего сердца благодарю, друзья! — сказал Анри. — И простите, что нарушил невольно ваши планы. Может быть, вам еще не поздно продолжить путь?

— Ну уж нет! — решительно заявил мушкетер. — После такого приключения я не оставлю вас, мой друг, пока не буду уверен, что вы добрались до дома в добром здравии.

— Одноглазый Жак никуда от нас не денется, — отмахнулся Паскаль, поднимая свой стакан. — Давайте-ка лучше, господа гвардейцы, выпьем за здоровье его преосвященства и счастливое завершение нашего трудного дела!

Де Голль и д’Артаньян с жаром поддержали тост, потом Анри все же спросил:

— А кто это — Одноглазый Жак?

— О, месье, это человек, без которого не обходится ни одно преступление в городе, — заговорщицки подмигнул Паскаль.

— То есть?!

— Он — мозг преступного мира Парижа. Хотя сам, возможно, давно уже ничего противозаконного не совершает.

— Так что, вы собираетесь его… э-э… допросить?

— Ну что вы, господин де Голль! Одноглазого Жака допросить нельзя, его можно только вежливо спросить. Или попросить…

— Например, о дерзком воре, укравшем кота его преосвященства?

Д’Артаньян открыл было рот, чтобы ответить, но тут слуга принес блюдо с поросенком, и разговор прервался. Паскаль немедленно принялся орудовать двумя ножами, ловко разделывая тушку, а господа гвардейцы решили выпить еще по стаканчику, заодно заказали новый кувшин вина.

Выпив и закусив нежнейшим мясом, щедро приправленным чесночным соусом, де Голль окончательно успокоился и расслабился. Синяки и ссадины от ударов носильщиков перестали ныть, а испачканные плащ и колет быстренько вычистила расторопная служанка хозяина трактира.

— А как ваши поиски, Анри? — наконец спросил д’Артаньян, тоже заметно подобревший. — Нашли своего борзописца?

— Эх, Шарль, если бы с ним все было так просто! Здесь же явно целый заговор: заказчик, автор, исполнитель… — Де Голль отмахнулся. — У меня голова кругом идет от одной мысли, сколько людей — потенциальных заказчиков — еще предстоит проверить!

— А исполнитель?

— Здесь тоже несколько кандидатов. И среди них под номером первым тот, кто затеял эту безумную драку на мосту.

— И кто же он?

— Некто господин де Гонди, аббат по должности и смутьян по призванию!

— О, я, кажется, знаю этого господина! — Д’Артаньян хитро прищурился. — Аккурат под Рождество мы с моим приятелем и сослуживцем, господином Рене де Эрблё — тоже, кстати, аббатом, но по призванию, — имели несчастье встретить господина де Гонди на приеме у герцогини де Шевуаз де Буа. Он там выпил не менее бутылки шабли и произнес ужасную и косноязычную речь о засилье чиновников его преосвященства в государственных департаментах. Рене, конечно, этого стерпеть не мог и назвал де Гонди профаном и выскочкой. И представьте, Анри, что учудил этот аббат?..

— Догадываюсь, — вздохнул де Голль. — Он вызвал вашего друга на дуэль.

— Именно! — Мушкетер расхохотался. — Нет, он и впрямь сумасшедший, если бросает вызов первому встречному, не заботясь о последствиях. Между прочим, скажу вам по секрету, с Рене даже я не стал бы связываться — он прекрасный фехтовальщик, прошел школу самого Ферро де Кальи в Сиене!

— Ого! Действительно, впечатляет… Они там, кажется, учатся сражаться без второго клинка?

— И это тоже. Но самое главное…

— Извините, господа гвардейцы, — громко вмешался в разговор Паскаль, — а не заказать ли нам еще кувшинчик?

— Ты что, все выпил?! — грозно нахмурился д’Артаньян, заглядывая в кувшин. — Так и есть! Полюбуйтесь, Анри, на этого нахального пьянчужку! Только и знает, что пить за мой счет.

— Да будет вам, Шарль! — добродушно усмехнулся де Голль. — Сегодня можно… Эй, любезный, подай-ка нам еще кувшин бургундского!..

Уже далеко за полночь друзья добрались до дома Анри пешком, ведя коней в поводу, по причине полной невозможности держаться в седле. Лошадей вел Паскаль, а господа гвардейцы, поддерживая друг друга, шли впереди и громогласно, перебивая один другого, пытались петь по памяти скабрезные куплеты про английского короля и испанскую королеву.

На пороге дома де Голль еще раз обнял д’Артаньяна и, воздев к ночному небу указующий перст, изрек:

— Никуда он от меня не скроется! Вот увидите, Шарль, не пройдет и трех дней, как я выведу на чистую воду этого прохвоста и задиру!

— Нисколько не сомневаюсь, мой друг, — серьезно сказал мушкетер. — Но сейчас вам лучше лечь в постель и хорошенько выспаться.

— Отличная идея, мой друг! Я так и сделаю…

Де Голль скрылся в доме. Д’Артаньян некоторое время постоял у двери, прислушиваясь, потом удовлетворенно кивнул и повернулся к Паскалю. Монах спал стоя, крепко держась за уздечки. Кони были военные, дисциплинированные и стояли как вкопанные, потому капуцину не грозило внезапное падение на грязную мостовую.

— Ах ты, плут! — негромко сказал д’Артаньян. — А ну, очнись! Дома доспишь.

Паскаль вздрогнул и судорожно вздохнул.

— Я не сплю, месье, — пробормотал он и поплелся за мушкетером, который решительным шагом, зигзагами направился в сторону Сены.

* * *

Следующее утро принесло господину д’Артаньяну не только головную боль, но и новые хлопоты. Едва он успел умыться и побриться с помощью расторопного и хитроватого слуги Планше, как примчался вестовой из приемной господина дез Эссара.

— Господин д’Артаньян, вам предписание, — выпалил он, совсем еще юный парнишка, раскрасневшийся от быстрой скачки и ответственного поручения, и вручил ему пакет.

— Что там случилось? — морщась, спросил Шарль де Бац.

Заботливый Планше тут же протянул хозяину кружку с горячим куриным бульоном. Прихлебывая целебный напиток, д’Артаньян вскрыл пакет, пробежал глазами по коротким строчкам и помрачнел.

— Все, Планше, кажется, наша с тобой мирная жизнь заканчивается.

— В самом деле, месье? Вы это называете мирной жизнью?

— По сравнению с тем, что нам предстоит в ближайшем будущем, да.

— А что предстоит, месье?

— Скажу, когда вернусь. Седлай коня!..

Верховая прогулка оказалась, как нельзя кстати. Скачка по оживающим улицам столицы до «мушкетерского дома», как называли сами мушкетеры место своих сборов — внутренний двор большого особняка на улице Риволи в двух кварталах от Лувра, — благотворно отразилась на самочувствии д’Артаньяна, и пред строгие очи начальства он явился бодрым и готовым к действию.

Лейтенант Александр дез Эссар, пикардиец по происхождению, был всего на четыре года старше д’Артаньяна, но, видимо, считал, что это обязывает его относиться к гасконцу по-отечески — снисходительно и строго.

— Вы опять опоздали к утренней поверке, месье, — мягко пожурил он Шарля. — Нельзя же так долго спать! Долгий сон расслабляет волю и мышцы, отягощает голову… Ну какой из вас после этого боец?

— Господин лейтенант, — искренне возмутился д’Артаньян, — я примчался сюда, как только ваш вестовой вручил мне предписание! Я летел как ветер, месье! Мой конь развил такую скорость, какой только возможно достичь на парижских улицах!..

— Ну хорошо, хорошо, мой друг, — замахал на него руками дез Эссар, — я верю, что вы преисполнены энтузиазма всем сердцем и душой служить на благо Франции и короля. Но вот кое-кто там, — он ткнул пальцем в потолок, — сомневается, что вы способны выполнить одно щекотливое и непростое поручение…

— Так поручите мне его, господин лейтенант!

— Непременно, но… чуть позже. А пока хочу довести до вашего сведения, что нашей роте дано высочайшее соизволение сопровождать их величества во время выезда в Амьен. Выезд состоится ровно через две недели!

— Прекрасно, господин лейтенант! Давно мечтал размяться в дальней прогулке…

— Это не прогулка, д’Артаньян! А очень ответственное и… беспокойное мероприятие. Кстати, вы будете возглавлять в нем авангард.

Шарль озадаченно подергал себя за ус.

— Наверное, придется подновить подпругу и стремена… Да, еще бы хорошо получить пару новых пистолетов. От щедрот, так сказать?..

— А вы, смотрю, своего не упустите! — прищурился дез Эссар. — Настоящий гасконец. Уважаю!.. Ступайте пока. Завтра с утра жду вас у себя — получите личное задание.

Д’Артаньян лихо отсалютовал лейтенанту и поспешил убраться с глаз долой, пока этот добросовестный служака не придумал еще какую-нибудь проверку или инструктаж.

По пути домой Шарль решил заглянуть на чашечку шоколада к одной милой и приветливой даме — госпоже Жаклин де Леви-Вантадур, двоюродной сестре могущественного герцога Генриха де Леви-Вантадура, наместника короля Людовика XIII в Лангедоке и основателя тайного братства Святых Даров. Мадемуазель Жаклин жила в Париже на полном содержании старшего брата и ни в чем себе не отказывала, в том числе и в приеме молодых дворян, разумеется, в приличествующее время суток! Жаклин также частенько посещала домик мадемуазель де Ланкло, втайне надеясь научиться у Нинон искусству независимости и обольщения. Д’Артаньян, кстати, и познакомился с Жаклин именно у Нинон, куда изредка заглядывал, когда ему становилось слишком скучно от бесконечных разговоров с сослуживцами о конской сбруе и толедских клинках или с господином Буонасье о перспективах галантерейной торговли в столице.

Жаклин оказалась неожиданно приятной собеседницей — весьма начитанной и не чуждой тонкой игры ума. Поэтому и д’Артаньян с самого начала знакомства отнесся к молодой женщине не как к объекту страсти, но как к другу и, возможно, советнику в делах.

Время для визита к незамужней даме уже было подходящим, и настроение Шарля не замедлило улучшиться лишь от одной мысли о предстоящей встречи. Он даже подумал, не купить ли Жаклин что-нибудь в подарок — какую-нибудь милую безделицу, чтобы сделать женщине приятное. Пока размышлял, нос уловил дразнящий аромат свежей выпечки, перебивший на время привычные запахи улицы.

За ближайшим углом обнаружилась пекарня с большой аляпистой вывеской «Свежая выпечка от дядюшки Пежо». Д’Артаньян остановил коня и стукнул сапогом в полуприкрытую ставню:

— Эй, хозяин! Мне нужны горячие бриоши! И побыстрее!

На окрик из дверей появился дородный мужчина с добродушным лицом гурмана. Фартук и руки его по локоть были в муке.

— Жан Пежо к вашим услугам, месье. Какие бриоши предпочитаете? Вандейские или парижские?

— Коробку парижских. С изюмом… И мармеладу положи.

— Одну минуту, месье…

Пекарь исчез, но спустя минуту из дома выскочил подросток, тоже весь в муке, и, растянув губы в щербатой улыбке, протянул мушкетеру большую круглую коробку из лыка.

— С вас два су, месье.

Довольный выбором, Шарль устремился на улицу Цветочников, где в двухэтажном доме времен короля Генриха жила Жаклин де Леви-Вантадур.

* * *

Планше, пользуясь отлучками хозяина, научился прекрасно бить баклуши. Обязанности слуги не сильно его тяготили. Д’Артаньян большую часть времени проводил вне дома — то на службе, то в городе. Молодой человек, неженатый (и не стремящийся к этому!), развлекался, как мог. Чаще всего развлечения сводились к посиделкам с приятелями-мушкетерами в трактирах, реже — к посещению театра, еще реже — какого-нибудь светского салона. Бордели, как ни странно, не привлекали гасконца, и он пользовался услугами «жриц любви» крайне редко. Хотя, по наблюдениям Планше, подружки у хозяина водились. И не одна! Но то были все приличные дамы, даже из дворца!..

Планше к хозяйским причудам относился почти философски, потому что считал свою службу едва ли не перстом судьбы. Рано потеряв родителей, помыкавшись какое-то время по родне на юге Прованса, юный Пьер Планше в конце концов отправился искать счастья в столицу. Чудом избежав незавидной участи уличного беспризорника, он сумел пристроиться в посыльные к галантерейщику с улицы Бурдоне и несколько лет жил в относительном спокойствии и достатке. Хозяин даже сделал его приказчиком в лавке, но тут судьба снова подшутила над незадачливым провансальцем — в их квартале случился пожар. Выгорело десятка два домов, в том числе сильно пострадала и лавка. Хозяин впал в депрессию, плавно перешедшую в запой, разогнал всю прислугу и помощников, жена с детьми сама уехала к родне в Лион. Планше до последнего оставался с хозяином, надеясь, что тот протрезвеет и вернется к делу, но — нет. И тогда, отчаявшись, Планше решился на кражу, чтобы раздобыть хоть немного денег на некоторое время. Увы! Кому не дано, тому не дано. Вор из юного Пьера вышел никудышный — хозяин застукал его прямо возле тайника, где держал свои сбережения, и спасло Планше от немедленной расправы только сильное опьянение галантерейщика. В полной прострации Планше забрел к какой-то трактир и там стал невольным свидетелем жестокой драки. Пятеро — по виду самые настоящие разбойники — напали на молодого дворянина, одетого в дорожный костюм и лицом похожего на гасконца. Дворянин храбро отбивался от наглецов, пока его шпага не застряла в груди одного из бандитов. Ее тут же выбили из руки, и участь молодого господина стала незавидной. И вот тогда Планше, сам себе удивившись, схватил в одну руку стоявшую возле очага кочергу, в другую — сковородку, выкинув из нее жаркое прямо в огонь, и с диким воплем бросился на разбойников. Те явно не ожидали нападения с тыла, и, пока ошалело разворачивались и разглядывали нового храбреца, Планше успел огреть одного из них кочергой по голове, а другому залепить сковородкой по уху. Ушибленный кочергой рухнул на пол как подкошенный, выронив шпагу, которую тут же подхватил гасконец, а второй бандит, оглушенный сковородкой, сам ткнул своим палашом наугад и, к несчастью, попал не в Планше, а в своего приятеля. Таким образом, за минуту силы на поле боя резко изменились, а еще минуты три спустя новые союзники окончательно разделались с оставшимися двумя бандитами и с позором выгнали их из трактира. А Пьер Планше стал слугой господина Шарля де Бац де Кастельмор д’Артаньяна.

С тех пор прошло целых три года. Д’Артаньян поступил на службу в королевские мушкетеры, а Планше обзавелся пухлыми щеками и небольшим животиком — от сытой и спокойной жизни.

Поскольку накануне господин мушкетер в компании лейтенанта гвардейцев кардинала и какого-то подозрительного монаха изволил гулять едва ли не всю ночь, Пьер справедливо решил, что весь следующий день хозяин будет отсыпаться, по крайней мере, до обеда. Однако приезд вестового испортил сладкую картину предвкушения ничегонеделания! Понимая, что просто так на службу не вызывают, Планше мысленно приготовился к худшему — хлопотам и сборам в дальнюю дорогу. Но он даже не предполагал, как развернутся события на самом деле!

Едва Пьер расположился на подоконнике хозяйской комнаты с кружкой горячего вина и свежей булкой и подставил свою круглую физиономию по-весеннему теплым лучам солнышка, как его грубо окликнули снизу:

— Эй, толстяк, где твой хозяин?

Планше сперва решил не обращать внимания на нахала. Он даже не повернул головы, чтобы взглянуть на наглеца, не спеша отхлебнул из кружки и откусил приличный кусок от хрустящей корочки.

— Ты что, оглох, дармоед?!

Планше нарочито медленно жевал, не забывая прикладываться к кружке. После третьего глотка в голове приятно зазвенело, солнышко стало еще более ласковым, к нему добавился легчайший, совсем весенний ветерок. Пьер зажмурился и едва не мурлыкнул, как разнежившийся кот. Все неприятности этого постылого мира готовы были раствориться в облаке счастья, окутавшем Планше. Он даже мысленно простил крикуна внизу, но…

— Ах ты, прохиндей! — снова раздалось с улицы. — Ну, пеняй на себя!..

В ту же секунду приличный кусок подмерзшего навоза угодил юному эпикурейцу Пьеру прямо в лоб. Это было настолько неожиданно и подло, что Планше выронил булку да вдобавок окатил себя горячим вином и едва не свалился с подоконника наружу. Задохнувшись от обиды и возмущения, он глянул вниз и… увидел вчерашнего собутыльника хозяина — этого подозрительного монаха-капуцина, больше похожего на разбойника в рясе. «Разбойник и есть!» — пронеслось в голове.

— Ах ты, мерзавец! — рявкнул Планше и запустил кружкой в обидчика.

Тот ловко увернулся и в свою очередь метнул в Пьера новый кусок навоза. Но теперь Планше был настороже — «снаряд» благополучно влетел в комнату и разбился о стену, аккурат над кроватью д’Артаньяна, усеяв ее мелкими вонючими крошками. Пьер оглянулся в поисках предмета, пригодного для метания, и тут же третий кусок навоза поразил его в ухо.

— А-а, негодяй! Я убью тебя! — заорал вне себя оскорбленный сын Прованса и бросился к выходу. По дороге ему попалась под руку метла, и с ней наперевес, как с копьем, Пьер выскочил на улицу.

Монах, оказывается, и не подумал убежать. Он стоял напротив дома, прислонившись к пустой телеге, сложив на груди руки, и насвистывал какой-то мотивчик. Планше издал утробный рев, словно бык во время гона, и кинулся в атаку, целясь метлой в ухмыляющуюся бритую физиономию. Он хорошо разогнался, он был уверен, что поразит врага если не насмерть, то уж точно до бессознательного состояния. Но вместо этого ударил в пустоту. Более того, некая сила оторвала бедного Пьера от земли, крепко прихватив за шиворот и штаны, и не успел Планше опомниться, как перелетел через телегу и рухнул на какие-то мешки, наваленные возле стены дома. Метла сломалась о ту же стену, и теперь вместо грозного оружия у Пьера в руках остался жалкий обломок не длиннее пары футов.

Позади раздался хохот в несколько глоток. Оказывается, нашлись свидетели позора Планше. Теперь весь околоток будет месяц судачить, пересказывая на все лады, как Пьер летал через телегу и сколько синяков ему наставил бродячий монах.

Кровь ударила Планше в голову. Он вскочил, обежал телегу и бросился на обидчика просто с голыми кулаками, молча, горя желанием поквитаться за свой позор. Вообще, Пьер умел драться с детства, и дрался неплохо. Поэтому он не сомневался, что одолеет тощего монаха. Не тут-то было! Капуцин легко увернулся и от первого, и от второго размашистых ударов Планше, а затем вдруг присел и резко подсек его под пятку ногой. Земля вывернулась из-под бедняги, и Пьер со всего маха грохнулся навзничь в мартовскую уличную грязь. А монах тут же наступил ему стоптанной сандалией на грудь и прижал неожиданно сильно.

— Сдаешься, толстяк?

Голос его, против ожидания, не был злым или грозным — в нем явно слышалась насмешка и… сочувствие? Планше растерялся, несмотря на свое унизительное положение, и только молча кивнул. Капуцин сразу убрал ногу и протянул ему руку. Пьер помедлил секунду, но все же принял помощь. Рука у монаха оказалась неожиданно сильной и жилистой.

— Пошли в дом, — буркнул Планше, стараясь не смотреть на улюлюкающих ротозеев, окруживших место «сражения».

— Тебе нужно помыться и переодеться, — дружелюбно сказал капуцин. — А я пойду — у меня дела. Когда вернется месье д’Артаньян, передай, что Паскаль будет ждать его в трактире «Быстрая лань», что с северной стороны Большого рынка, после вечерни. Паскаль — это я.

— Ладно. Передам… Не мог, что ли, сразу толком объяснить?

— А ты не зли незнакомых людей. Не то в следующий раз можешь действительно нарваться на неприятности.

— Но ты же сам первый начал!

— А ты даже не посмотрел, кто тебя окликает… Это — гордыня, сын мой! Самый страшный из семи грехов…

Монах ушел, а Пьер, ругаясь и кряхтя, принялся приводить себя и комнату в порядок — пока дрался с капуцином, навоз на кровати растаял и впитался в постель. Не приведи Господь, если господин д’Артаньян его учует, Планше точно головы не сносить!

* * *

А господин д’Артаньян прекрасно провел обеденное — и даже послеобеденное! — время в обществе очаровательной мадемуазель Жаклин. Правда, в присутствии ее кормилицы Эмилии — дамы чопорной и бдительной. Будучи воспитанной в строгости и богобоязненности, Эмилия не вмешивалась в беседу молодых людей, даже не особо прислушивалась к ним, заняв удобную для наблюдения позицию — в углу у дальнего окна гостиной. Она воспользовалась ситуацией и посвятила все время визита молодого дворянина своему давнему увлечению — вышиванию гладью сцен из Святого Писания. А ее воспитанница без умолку развлекала гостя, то декламируя ему строгий сонет Малерба, то читая с ним по ролям новую поэму-бурлеск «Смехотворный Рим» сеньора де Сент-Амана..

Смешные стихи Эмилии не понравились, фривольности и пикантности ее раздражали. А тут еще вовремя заглянула служанка, вызвала кормилицу из гостиной. Выйдя, Эмилия оставила дверь приоткрытой — на всякий случай, чтобы хозяйка не слишком давала себе волю.

Оказалось, в дом вошла уличная торговка со своими корзинками, предлагавшая мотки шелковых нитей для вышивания, недорогие кружева, ленты самых модных цветов и чулки — простые нитяные и шелковые. Были у нее и бумажки с модными узорами.

Пока Эмилия, присев возле окошка, изучала все это богатство, торговка — высокая синеглазая брюнетка — оказалась возле ведущих в гостиную дверей.

Там молодые люди веселились от души, попивая душистый шоколад и комментируя особенно удачные места поэмы. Радуясь отсутствию бдительной дуэньи, д’Артаньян подвигался все ближе к мадемуазель Жаклин. Наконец он даже взял девушку за руку, и она совершенно не возражала.

Белый котенок, любимчик Жаклин, привлеченный игрой пальцев, прыгнул к ней на колени.

— Очаровательное создание, — сказал д’Артаньян. — Сидит дома, никто на него не покушается, в политику он не вмешивается. И забот с ним меньше, чем с котами его преосвященства.

— А что случилось с котами его преосвященства?

— Одного украли. Кто и зачем — одному Богу ведомо. А кот какой-то экзотической породы, другого такого в Париже нет…

— Красивый? — с интересом уточнила Жаклин.

— Огромный, пушистый, серый… — Д’Артаньян стал припоминать приметы, которыми снабдил его отец Жозеф, не забывая ласкать нежные пальчики девушки. — Его привезли из Московии. Назвали Портосом. Наверное, это его преосвященство одного из наших мушкетеров-бретеров не вовремя вспомнил. Маркиз де Порто — настоящий великан, а этот кот, как утверждают в Пале-Кардиналь, тоже огромный.

— Так я знаю, кто его украл! — округлила глаза уже слегка раскрасневшаяся от волнения Жаклин.

— Кто?! — от неожиданности Шарль едва не выпустил из рук свою «добычу»…

Торговка прямо-таки приникла к дверному косяку.

Эмилия наконец заметила ее нахальство и вскочила.

— Что это вы, милочка, себе позволяете?! Ну-ка, забирайте свои корзинки и пойдите прочь!

Она даже замахнулась на женщину. Сюзанна — а кто бы это еще мог быть! — отшатнулась. Но ей непременно нужно было услышать, что думает мадемуазель Жаклин о похитителе кота. И Сюзанна была готова подраться с Эмилией за те несколько слов, позволяющих напасть на след.

Д’Артаньян же совместил приятное с полезным. Как бы в неудержимом порыве любопытства он придвинулся к мадемуазель Жаклин и даже обнял девушку правой рукой, левой удерживая ее маленькие ручки.

— В Париже есть женщина, которая разводит породистых кошек, — слегка дрожащим от волнения голоском принялась объяснять Жаклин. — Мой Снежок — от ее ангорской кошки Белоснежки. Она наверняка узнала, что у его преосвященства появился единственный на весь Париж кот из Московии! Но она не дурочка. Она вернет кота, когда убедится, что у ее кошек будут от него котята.

— И когда же, по-вашему, это случится?

— Не раньше чем через месяц!

— Черт побери!..

— О!..

Чертыхаться при даме — самый дурной тон. Д’Артаньян понимал, что нужно немедленно на коленях попросить прощения да еще выслушать длинную и суровую нотацию. И, чтобы не дать мадемуазель Жаклин возможности произнести хоть слово, он немедленно приник губами к ее губам.

Эмилия тем временем принялась звать на помощь горничную и лакея. Но Сюзанна уже услышала то, что ей требовалось. Подхватив корзинки, она кинулась наутек. Не зря она все это время выслеживала д’Артаньяна и Паскаля! А уж найти в Париже особу, которая разводит пушистых кошечек, будет несложно — не так много дам занимаются этим приятным промыслом.

Эмилия ворвалась в гостиную и попятилась.

— Госпожа… — прошептала она.

Жаклин, чье декольте было уже в полном беспорядке, оттолкнула кавалера.

Шарлю стало ясно, что пора бы откланяться.

— Мадемуазель, я счастлив, что видел вас и слышал ваш чудный голос! — искренне произнес он на прощание, целуя руку красавицы. — Надеюсь, я не слишком обременил вас своим присутствием?

— Ну что вы, месье д’Артаньян! Я всегда рада вашему приходу, — лукаво улыбаясь, ответила Жаклин. — Не каждый день можно встретить мушкетера, разбирающегося в литературе!

— Могу я надеяться на новую встречу с вами, мадемуазель?

— О, месье, в этом мире нет ничего невозможного… для смелых и решительных мужчин!

Эмилия схватилась за сердце.

Остаток пути до дома Шарль проделал незаметно для себя. В приподнятом настроении он даже не обратил внимания на унылую физиономию всегда жизнерадостного Планше. Но когда оказался в комнате, заметил, что постель непривычно аккуратно застелена, а на подоконнике появились подозрительные красные подтеки.

— А ну, сибарит, сознавайся, чего натворил? — грозно вопросил он слугу.

— Э-э… ваша милость, так вы вчера бутылку недопитую прямо на окно поставили… А я утром-то, как вы изволили на службу отбыть, решил в комнате прибраться, — затараторил Планше, бегая взглядом по углам. — Ну и… промахнулся по бутылке-то, задел за горлышко, а она возьми да и опрокинься! Вот!..

— И где же она?

— Ну… я ее вып… выбросил то есть…

— Недопитую?

— Так вылилось вино-то!..

— Все до капли?

— Почти…

— «Почти» — это сколько? Только не ври! — Д’Артаньян уже с трудом сдерживал смех, и ему стоило немалых усилий сохранять на лице суровое выражение.

— Полста… стаканчик примерно… ма-аленький…

— Ясно. Значит, имей в виду: стоимость бутылки вычту из твоего жалованья!..

— Да ведь вы, ваша милость, жалованья мне и так уже два месяца не платите! — с обидой воскликнул пройдоха.

— Не смей при мне говорить о деньгах! Лучше признавайся, что с постелью сделал?

— Пе-перестелил… По-постирать отдал…

— С чего бы? Она и так не грязная была?

— За-запачкалась, ваша милость… Вы вчера прямо в сапогах в нее улеглись…

Д’Артаньян перестал наконец сдерживаться и расхохотался. Этот пронырливый и сообразительный парень ему понравился сразу, еще во время их первого знакомства.

— Ладно, Пьер, — великодушно сказал он, — можешь дальше не сочинять. Так и быть, прощаю на сей раз все твои прегрешения. Скажи лучше, кто-нибудь заходил, спрашивал меня?

— Да, ваша милость. — Планше заметно воспрял духом, как только понял, что гроза миновала. — Давеча заглянул какой-то монах-капуцин, назвался Паскалем и объявил, что будет ждать вашу милость в трактире «Быстрая лань», что на северном конце Большого рынка.

— Ага! Значит, он что-то пронюхал!

— Я бы на вашем месте поостерегся туда ходить…

— Почему?

— Это плохое место для благородного господина.

— Эх, дружище Планше, — д’Артаньян крепко хлопнул слугу по плечу, — я ржавею без приключений! Поэтому очень рад, что мой помощник, капуцин, похоже, нашел дело, достойное мушкетера и дворянина! И я не премину им заняться. Так что приготовь-ка мне наряд для прогулки по ночному Парижу…

И пока Шарль с энтузиазмом чистил и заряжал пистоль и правил клинок шпаги оселком, Планше, по привычке ворча, проверил и выложил на постель любимые хозяином дублет с кольчужными вставками на груди и плечах, кожаные штаны и кожаный колет. Шляпа с жемчужно-серым пером, короткий плащ и ботфорты ждали мушкетера возле двери.

Д’Артаньян похвалил слугу, потрепав по толстому загривку, быстро оделся, выпил подогретого вина с пряностями и отправился на встречу с Паскалем.

* * *

Трактир «Быстрая лань» отличался от своих собратьев прежде всего чистотой зала и столов. Там почти не попадалось винных и жирных пятен, не было засохших лужиц соусов или блевотины, не воняло горелым или тухлым. Наоборот, доски пола и столешниц всегда чисто выскоблены, посуда вымыта, а по углам и под потолком подвешены пучки сушеных трав, связки чеснока и лука. Все служанки «Быстрой лани» отличались аккуратностью и строгим поведением, были русоволосы и голубоглазы. А хозяином заведения был светлогривый и светлокожий гигант с окладистой бородой и доброй улыбкой. Звали его Ив Мокше, а за глаза — Северянин. Молва утверждала, что Ив родом из далекой холодной Московии, попал в Париж с каким-то греческим караваном, где был в услужении у купца из Афин. На караван по дороге, дескать, напали разбойники, а Северянин их всех побил и спас хозяина с товаром. За это грек освободил Ива и даже дал денег. Мокше в Париже познакомился с кем-то из влиятельных придворных, и тот якобы помог чужаку начать свое дело — открыть трактир.

Поскольку место было злачным, в новое заведение немедленно потянулась темная публика с Большого рынка. Однако Северянин очень быстро разъяснил всяким ворам, грабителям и жуликам, что не собирается терпеть у себя произвол и безобразия. Правда, для этого ему пришлось кое-кому повыбивать зубы, посворачивать носы, а двоим — братьям Пакленам, известным всему Парижу налетчикам, — даже поломать руки-ноги, а их банду перекидать в Сену. Только после этого от Ива отстали, и публика поприличнее наконец смогла ходить в трактир безбоязненно.

Едва д’Артаньян перешагнул порог заведения, как его окликнули:

— Эй, Шарль, присоединяйтесь к нам!

За столом в правой части зала пировали трое королевских мушкетеров из роты господина де Тревиля. Д’Артаньян прекрасно знал всю троицу. Заводилой в компании был огромный, как медведь, и разодетый, как павлин, маркиз де Порто, больше известный под именем Портос. Это его трубный глас легко перекрыл трактирный гомон.

Д’Артаньян с радостной улыбкой направился к ним, попутно озираясь в поисках Паскаля. Но того пока что не было видно. Именно легкая рассеянность и подвела гасконца — он наступил на чью-то ногу, выставленную в проход между столами то ли намеренно, то ли случайно.

— Прошу прощения, месье… — начал было Шарль, поворачиваясь к владельцу ноги. Но тот — крепкий широкоплечий мужчина в дорожном камзоле, с короткой седой шевелюрой и будто вырубленным из дуба, обветренным лицом — молча схватил мушкетера за плечо и толкнул так, что не ожидавший столь грубого ответа д’Артаньян опрокинулся на соседний стол, сбив со скамьи какого-то горожанина и смахнув невольно рукой его миску и кружку на пол.

Горожанин что-то изумленно вякнул, но по-настоящему возмутиться не рискнул, увидев, кто с кем повздорил, а попытался незаметно убраться от назревающей драки.

— Тысяча чертей, месье! — возмутился д’Артаньян, вскакивая и хватаясь за эфес. — Я же извинился! Немедленно объяснитесь, или я…

Закончить он не успел. Незнакомец, похожий на моряка, стремительно бросился на Шарля, а в руке его тускло блеснуло кривое лезвие испанского ножа-навахи. Гасконец увернулся от выпада, хотя нож все же пропорол ему край плаща. Это вконец разозлило мушкетера.

Он отскочил на середину зала и выхватил шпагу.

— Предупреждаю, месье, если вы не прекратите грубить, я буду вынужден убить вас!

В ответ «моряк» метнул в него кувшин, явно целя в голову. Не попал. Кувшин разбился о деревянную стойку свода, окатив красным вином ближайших посетителей. В притихшем было зале поднялся недовольный ропот.

— Позовите Северянина! — крикнул кто-то.

— Друг мой, — громогласно сказал Портос с иронией, — когда закончите, присоединяйтесь к нам. Нынче у господина де Эрблё именины сердца. — И как ни в чем не бывало вернулся к пиршеству.

— Непременно, маркиз! — крикнул в ответ д’Артаньян и отбил очередной выпад незнакомца. — Месье, — попытался он снова, — может быть, не станем портить друг другу вечер?

— Мальчишка! — подал наконец голос «моряк». — Еще никто не смог оскорбить Капитана безнаказанно!

Он наносил удары навахой столь быстро и непредсказуемо, что некоторое время Шарль только оборонялся, пытаясь разобраться в технике боя противника. Он скоро понял, что длинный клинок шпаги не является преимуществом, наоборот, мешает, потому что «моряк» не дает ему разорвать дистанцию, постепенно оттесняя в угол между очагом и винными полками. Применить пистоль д’Артаньян тоже не мог: стрельба в трактире — верная дорога в Бастилию. Тогда он решился.

Внезапно отбросив шпагу, метнулся вперед, прямо под ноги противнику, в броске выхватив старую отцовскую дагу, которую берег как зеницу ока и почти не использовал в схватках. Клинок был старинный, трофейный, по словам отца, из Кордовы, отобран в бою у испанского гранда.

«Моряк» не сумел сразу распознать маневр гасконца и промедлил пару секунд, едва не стоивших ему жизни. Собственно, жив Капитан остался только потому, что д’Артаньян с самого начала не желал убивать его — только ранить и заставить сдаться. Или бежать. Но бегать Капитан явно не привык. И даже когда дага гасконца пронзила ему левый бок, а камзол стал быстро темнеть от крови, он не отказался от схватки и попытался полоснуть Шарля по плечу. Не достал и упал на одно колено, получив еще один колющий удар в бедро.

Д’Артаньян тут же перекатился через плечо и вскочил, выставив перед собой клинок, готовый к новой атаке. Но она не понадобилась. Человек, назвавшийся Капитаном, отшвырнул нож и тяжело оперся на руки, не в силах подняться.

Несколько мгновений в зале еще висела тишина, а затем невольные зрители зааплодировали, причем без привычного улюлюканья и смешков. Тогда Шарль выпрямился, молча отсалютовал поверженному противнику, подобрал свою шпагу и повернулся к мушкетерам, которые тоже дружно ему похлопали.

— Я смотрю, вы в отличной форме, мой друг, — добродушно пророкотал Портос, выставляя перед д’Артаньяном полную кружку вина. — Мои поздравления!

— Я бы не был столь оптимистичен, — покачал головой другой член компании, всегда задумчивый и мрачноватый Арман д’Отвиль, по прозвищу Атос. — Вы ведь так и не поняли, Шарль, с кем подрались?

— На самом деле — нет, — признал тот, прихлебывая терпкое бургундское. — А это важно?

— В данном случае — да. Чтобы в дальнейшем не случилось проблем со здоровьем.

— Вы только что ранили некоего Франсуа де Капестана, д’Артаньян, — вступил в разговор третий из мушкетеров, Рене д’Эрблё, более известный как Арамис. — Он — бывший соратник герцога де Люиня, незаслуженно забытый и лишенный всех привилегий, якобы за тайную связь с самой королевой!

— Ерунда! За подобную связь лишают не привилегий, а головы!

— Ну, это кого как… Герцог де Люинь все же слишком многим был обязан Капитану, чтобы совсем не заступиться перед его величеством.

— Будьте начеку, Шарль, — сказал де Отвиль, — мой вам совет. Почаще оглядывайтесь, возвращаясь вечерами со службы.

— Не говорите чепухи, дружище! — гневно рыкнул Портос. — Капитан не из тех, кто стреляет в спину! Просто он невзлюбил весь белый свет с тех пор, как его вышвырнули на улицу, да вдобавок, я слышал, его бросила жена, сбежав вместе с дочерью к родителям в Бретань.

Д’Артаньян невольно оглянулся на зал, но его противника уже не было — видимо, кто-то из посетителей все же помог раненому.

— А с чего это вы решили заглянуть в «Лань», мой друг? — поинтересовался де Эрблё. — Насколько помню, вы никогда не жаловали своим вниманием сие заведение?

— Вы правы, Рене. Я здесь не по доброй воле… — И д’Артаньян со смешком поведал приятелям историю с пропажей кота кардинала.

— Надо же, Исаак, его зовут так же, как и тебя?! — развеселился де Эрблё.

— Я — маркиз де Порто! — насупился тот. — И не смей сравнивать меня с каким-то котом!

— А что, если нам предложить его преосвященству вместо кота нашего Портоса? — продолжал подначивать Рене. — А что? Имя — то же, усы — такие же…

— Еще слово, шевалье, — взревел великан, — и я заставлю вас съесть собственные усы!

— Все, господа, — тихо, но твердо сказал д’Отвиль, — любая шутка хороша в меру! Вам нужна помощь, д’Артаньян?

— Нет, спасибо, друзья. «Серый кардинал» дал мне весьма толкового монашка из своих. Этот проныра как раз и назначил мне здесь встречу, да что-то никак не появится…

— Это на него не похоже?

— Что вы имеете в виду, Арман?

— Я думаю, что кардинальских котов просто так не похищают…

— То есть вы считаете, что мой помощник разузнал нечто важное о похитителях и за это поплатился?!

— Почему бы и нет?

— Ох, дружище! Вечно вы видите все в черном свете! — вмешался Портос. — Давайте лучше выпьем! За дружбу!

Они успели опорожнить еще пару кувшинов, когда наконец д’Артаньян заметил в дверях трактира знакомую тощую фигуру в подряснике и темном плаще.

— Ну, друзья, — сказал Шарль, — мне пора, объявился мой помощник.

— Удачи вам, д’Артаньян, — серьезно кивнул д’Отвиль. — Будьте осторожны.

— Желаю вам отыскать кота и заслужить благосклонность его преосвященства, — подмигнул де Эрблё.

— Если понадоблюсь, вы знаете, где меня найти, мой друг! — рявкнул Портос и хлопнул д’Артаньяна по плечу.

— Спасибо, друзья! — невольно поморщившись, улыбнулся Шарль и поспешил к выходу.

Паскаль ждал, переминаясь с ноги на ногу.

— Добрый вечер, господин д’Артаньян. Идемте, у нас мало времени.

— И тебе не хворать. А к чему такая спешка?

— Человек, с которым вам необходимо встретиться, не любит ждать.

— Надо же! Он что, важная птица?

Капуцин извиняюще посмотрел на Шарля.

— Его все называют Папашей Бурвилем…

— Ого! — вырвалось у д’Артаньяна. — Тогда идем. Давно хотел на него взглянуть.

Папаша Бурвиль было прозвищем знаменитого на весь Париж ростовщика Исаака Бурвиля. Этот паучок держал в своих сухоньких, с извитыми фиолетовыми венами ручках половину, если не больше, финансовых дел столичных торговцев и аристократов. При этом его почти никто в глаза не видел, потому что у Папаши был целый штат клерков, которые, собственно, и обслуживали клиентов. Но только с благословения хозяина. А как известно, у кого деньги, у того и власть. И вот каким-то загадочным образом Паскалю удалось получить разрешение встретиться с самим Бурвилем!

Д’Артаньян, сгорая от нетерпения, быстрым шагом шел вслед за шустрым капуцином по темнеющим улицам столицы. Распаленное вином воображение рисовало образ зловещего карлика с длинным крючковатым носом и хищным оскалом, сгребающего к себе горки монет цепкими лапками. Он уже представлял, как будет позже со смаком рассказывать об этой встрече друзьям-мушкетерам, как вдруг фигура Паскаля впереди резко замерла и метнулась куда-то в сторону со сдавленным возгласом, а ее место заняла другая — крупная, плечистая. Лицо незнакомца оказалось в глубокой тени, вдобавок полуприкрытое полями шляпы, зато в руке его Шарль ясно разглядел тускло блеснувшую сталь шпаги.

«Господи, да они что сегодня, сговорились?» — мысленно воззвал д’Артаньян и тоже обнажил клинок.

— Месье, позвольте мне пройти, — все же попытался он решить дело миром. — Я очень спешу.

— Тебе больше никуда не придется спешить, гасконец! — раздался в ответ неприятный смешок. — Завтра твой труп выловят в Сене!

«Интересно, кто же это такой? — удивился про себя Шарль. — Он меня определенно знает, а я его?..» Он уже собрался было отступить, чтобы оказаться спиной к углу дома, но тут почувствовал движение сзади и едва успел уклониться от обрушившегося удара. Второй противник был вооружен увесистой дубинкой. Он промахнулся, но все же сбил с мушкетера шляпу и слегка задел его по плечу. Шляпа канула в темноту, а плечо отозвалось мгновенной острой болью. Гасконец зашипел и пришел в ярость. Больше всего на свете его злили две вещи: подлость и трусость. А противник сзади проявил их сразу обе, и поэтому д’Артаньян без экивоков нанес ему смертельный укол в грудь. Еще не выдернув клинок, Шарль уже знал, что негодяй умер, так и не успев понять, что же произошло.

Однако и первый нападающий не медлил. Он атаковал д’Артаньяна стремительно, и, если бы не сумерки, храбрый гасконец вполне мог отправиться к предкам. Но в полутьме расстояния становятся обманчивыми. Противник чуть ошибся в длине выпада, и его шпага лишь вспорола колет мушкетера на левом боку, не достигнув тела. В свою очередь Шарль попытался контратаковать, сделав обманный финт, и тоже безрезультатно. Тогда они начали кружить по середине проулка.

Д’Артаньяну никак не удавалось как следует рассмотреть лицо противника, хотя и не покидало ощущение, что где-то он этого человека уже видел, встречал.

— Откуда вы меня знаете, месье? И к чему весь этот спектакль? — наконец не выдержал Шарль.

— Ты слишком любопытен, гасконец, — снова усмехнулся тот. — Любопытство тебя и погубит!

Еще пару минут они кружили и обменивались ударами без особого успеха. Д’Артаньяна не оставляла мысль, куда делся Паскаль? Неужели просто сбежал? На него это непохоже. И когда из-за ближнего угла дома выскользнула тощая фигура, Шарль едва не вскрикнул от радости. Но, к сожалению, радость была преждевременной. Это оказался еще один подручный его противника.

— Наконец-то, болван! — рыкнул на него первый. — Где тебя носит? Надо быстрее кончать с этим франтом!

— Сейчас, сейчас, хозяин, — засуетился подручный, и д’Артаньян явственно услышал щелчок взводимого курка пистолета.

«Ну вот и все, — мелькнула мысль. — Увернуться от обоих я, пожалуй, не смогу…»

Шарль сосредоточился и внезапно атаковал главного противника приемом, которому его обучил когда-то один испанец. Он прыгнул резко влево, а затем — сразу высоко и вперед, так что наносимый шпагой удар получился почти сверху вниз. И наконец достал верткого противника, не ожидавшего ничего подобного. Опасность такого приема заключалась в том, что в случае промаха времени на новую атаку у тебя не остается, а ты становишься полностью открытым для контрудара, но уже на земле.

Но в этот раз клинок д’Артаньяна пронзил насквозь правое плечо противника и застрял между ребер. Шарль едва не вывернул кисть, вовремя выпустив эфес, упал на бок, и тут же грянул выстрел. Раненый, однако, устоял на ногах, хотя и взвыл от боли. Правая рука его повисла плетью и выронила оружие, но левой рукой он крепко ухватился за вонзившийся клинок и со страшной руганью выдернул его из плеча!

В этот момент там, где стоял третий из нападавших, раздался громкий возглас, перешедший в хрип, и следом Шарль с облегчением услышал:

— Господин д’Артаньян, вы живы?

— Паскаль, чтоб тебя! Куда ты пропал? — заорал в ответ Шарль, вскакивая. И тут он наконец увидел перекошенное от боли лицо своего противника. Им оказался человек, которого мушкетер встретил тогда возле стройки театра Пале-Кардиналь, когда украли кота его преосвященства. — А, так вот вы кто, месье! — в бешенстве крикнул он и попытался схватить негодяя. Но, несмотря на рану, тот проявил недюжинную прыть и нырнул в спасительную темноту ближайшей подворотни.

— Я поймаю его, господин д’Артаньян! — кинулся на выручку Паскаль.

— Не стоит. Думаю, у них был продуман и план бегства. Ты его не найдешь, а сам запросто нарвешься на нож или пулю.

— Вы не ранены, месье?

— Нет. Но грязен, как последний нищий с моста Менял! Как теперь идти на встречу с Папашей Бурвилем?

— О, не беспокойтесь! Ему нет дела до внешнего вида посетителей…

— Ну, тогда идем. Или мы безнадежно опоздали?

— Да мы же почти пришли, месье. — И Паскаль указал на каменный дом в конце проулка.

— Хорошо. — Шарль подобрал свою шпагу, вытер клинок о плащ убитого им налетчика. — Надеюсь, наш визит окажется небесполезным…

К его глубокому разочарованию, увидеться с Папашей Бурвилем так и не удалось. Вместо него к ним вышел маленький щуплый клерк, весь какой-то бесцветный, даже безликий, и молча вручил Паскалю (!) сложенный вчетверо листок. В ответ капуцин также молча вложил в почти детскую лапку клерка тяжело звякнувший мешочек, и посланник исчез.

Мушкетер с монахом, немного обескураженные, вышли на улицу.

— И что там в записке? — хмуро спросил д’Артаньян.

Паскаль развернул листок, поднес к глазам, пошевелил губами и удивленно уставился на мушкетера.

— Нам предлагается посетить доходный дом на улице Святой Катарины и найти там человека по имени Поль Доре, который называет себя бастардом его преосвященства!

— Святые угодники! — присвистнул Шарль. — Так вот, значит, кто устроил всю заварушку с котом! А я уж собрался по всему Парижу искать котолюбивых дам!

— Но зачем?!

— Ясно же как божий день! Он собирается шантажировать кардинала и получить с него изрядный гешефт! Идем, Паскаль, мне не терпится познакомиться с этим пройдохой!..

Когда они скрылись за поворотом перекрестка, из тени дома напротив выступила тонкая фигурка, закутанная в плащ. Она посмотрела им вслед и тихо сказала:

— Ну вот, дорогая Сюзанна, ты и узнала тайну, за которую вполне можешь угодить в Бастилию… А можешь и сказочно разбогатеть!

И она легким шагом устремилась в ту же сторону, что и мушкетер с монахом.