Всю зиму Лес ждал вероломного нападения. Дела между тем двигались как бы сами собой. Отливки из Жемуса поступали регулярно, хористы ковали мечи, которые с каждым разом становились всё лучше и лучше. Дадагам в посёлок хан отсылал с нарочным указания, как изменить пропорции тех или иных добавок.

В середине зимы случился набег, но не вероломный и безопасный. Из вихря снега возникла невероятно длинная повозка с рядами кресел, но седоки были только в первом ряду, числом трое. Повозку влекла невозможно костлявая кобыла. Она лихо слетела с перевала, пересекла поля и с жизнерадостным ржанием ворвалась в улочки Юртауна. Повозка стала на площади собраний, из неё выбралась троица незнакомцев.

– Кто тут самозванец хан Джору? – спросил пришелец с бородкой клином.

– Я, – признался Лес и попытался прощупать незнакомца вещун-слухом, не опасен ли. И почему способности вещуна не предупредили о приближении гостей?

В голову хлынул такой плотный и мудрёный поток информации, словно думали сразу человек сто и каждый – о своём. Потому пришлось отключаться, пока мозги не лопнули. Вот и разгадка вещун-невидимости: чародей его слышал, но не выделял из общего фона, забитого мыслями соплеменников. Да кто же это такой, в Матушку-Первоматушку?

– Здравствуй, Джору, – сказал розовощёкий крепыш, – пёрлись мы к тебе в гору. Потом скатились вниз, вот тебе и сюрприз!

– Чего-чего? – не понял хан.

– Юрты вы неправильно строите, – «объяснил» третий, теребя чёлку, торчащую из-под козырька меховой шапки с кокардой, на которой скрестились, пробуя силы, серп и молот. – Осадки в виде дождя и снега, закручиваясь по эвольвенте, производят нагрузку на опорную конструкцию через интуитивно рассчитанную поверхность ската в пределах интеграла от нуля до максимума – который, раскладываясь в ряды Эйлера, достигает порядка десяти тонн, – но, распределяясь неравномерно, снега и дожди создают изгибающий и крутящий моменты, ведущие к фатальному разрушению балок.

У Нова закружилась голова, и он невольно помотал ею, стараясь вернуть себе ясность мышления. Да что это со мной происходит? – удивился он.

– Разрешите представиться, – спохватился первый. – Мы – мирные пилигримы из Драчёвки. Вот это – Виш (крепыш раскланялся), это – Сим (тип с молотком в голове ухмыльнулся) и грешный аз – Кос.

У Леса отлегло от сердца. Ничего страшного с ним не происходит, просто в Юртаун явились драчёвские старожилы. Много он о них слышал всякого-разного и в родной Берестянке, и в ютшколе. Тем и славились, что никто их до конца понять не мог, хотя и считалось, что люди они страшно мудрые. Ещё было известно, что драчёвцы с незапамятных времён живут в треугольнике деревень Пинкарёво – Колотилово – Большие Мудаки (ранее – Малые Подштанники). Рассказывали, что речами они могут свалить с ног кого угодно, потому и удивляться не стоит кружению в голове.

– Добро пожаловать в Юртаун, – улыбнулся хан, радуясь появлению земляков. – Как там Холмград, стоит?

– Как у волка на морозе, – отвечал Сим.

– Был город заложён, – поддержал Виш, – никто не покупает.

– Но в Колотилове бабы лучше. – не по делу, но очень энергично заявил Кос.

Лес пригласил гостей в юрту, обещал закатить пир горой, но те объяснили, что приехали по делу, а потехи час попросили перенести на вечер.

– Дошли до нас слухи, – сказал Сим, – что вы наладили медеплавильное производство.

– И не только, – открыто гордясь успехами, объявил Нов. – Мы осваиваем сейчас производство булатной стали!

– Да ну!

В толпе сразу же отыскались добровольцы, желающие проводить гостя в кузницу. Тот охотно отправился «оценить производственные мощности».

Виш захотел ознакомиться с «производством племенного скота», а Кос заинтересовался «здравоохранением».

– А что это такое? – спросил Лес.

Кос объяснил по-простому:

– Расскажи, как вы больных лечите.

Чародей рассказал, как ладонями снимает боль и заращивает свежие раны.

– Понятно, мануальная терапия.

Поведал, какими травами борется против той или другой болезни.

– Фитотерапия, – определил Кос.

Вспомнил, как в начале зимы провёл несколько встреч, на которых травники обменялись секретами приготовления настоек и припарок.

– Конференция? Очень хорошо, молодец, Джору.

Поделился задумкой открыть школу, где станет обучать выявленных колдунов и ведьмочек «мануальной терапии» и способам вызывать дождь в засуху или прекращать затянувшиеся ливни.

– Замечательные планы, хан! – обрадовался Кос. – Профессиональное обучение фельдшерского состава – основа здравоохранения. А как вы зубы лечите?

– Заговариваем, – рассказал Лес.

– Не совсем то, – заявил старожил. – Снять боль, конечно, необходимо, но уж если зуб гниёт, его вылечить нужно, а не просто перекрыть канал боли. Ладно, займусь этой проблемой сам.

По просьбе Коса на площади собраний установили специальную юрту, над входом он нарисовал крест и чашку, ножку которой обвивала змея, надеясь попить. Старожил перетащил из розвальней несколько кресел и установил в «передвижном медицинском пункте». Жителям Юртауна объявили, чтобы шли туда «на регулярный профилактический осмотр» зубов. Фершал, как вскоре стали называть Коса все от мала до велика, раскрыл свой сундучок, извлёк специальные клещи, зубную замазку и сверло на пружине. Жужжало оно, как шмель, когда старожил крутил «педали». Хан с восхищением смотрел, как лихо Кос высверливает в зубах гнилые места – только крошки разлетаются! К его удивлению, «пациенты» не дёргались и не вопили от боли, но потом истинным зрением разглядел, что фершал применяет мощные «вербальные», по его словам, заклинания: читает нескладушки-неладушки. Внимательно вслушался в слова заклятия и почувствовал онемение во всём теле. Подумал, что сейчас его, Леса, можно на куски резать, боли не будет.

Виш осмотрел скотину и дал несколько дельных советов по уходу и улучшению породы, а Сим остался весьма доволен кузницей и заявил, что при таком-то оборудовании он к вечеру изобретёт очередной одноразовый самогонодоильный агрегат.

– Попируем маленечко, – авторитетно высказался он, – и хватит. Чтобы потом пустых разговоров не ходило о спаивании малых народов.

Про самогонодоильный агрегат в среде лесичей ходили легенды. Напиток, получаемый с его помощью, называли не иначе как «огненная вода», но неизвестно, пробовал ли его кто-то иной, кроме самих драчёвцев.

Пир удался на славу. Было много еды, бражки, мужики тяпнули по полстакана огненной воды. Это было что-то! От неё перехватывало дыхание и слёзы на глаза наворачивались, зато вскоре по всему телу разливалась приятная теплота и просыпалась любовь ко всему живому. Юртаунцы пели песни, старожилы читали смешные до слёз стихи о нравах и обычаях разных народов, и Нов удивлялся, почему в Лесном княжестве относились к ним хотя и с почтением, но с некоторой опаской. Люди как люди, разве что помудрей прочих.

Назавтра Сим разобрал свой хитрый агрегат, и никогда больше (и меньше – тоже) самогонки юртаунцам попробовать не довелось, хотя слухи об огненной воде пересекли Среднесибирскую возвышенность справа налево и назад, отразившись от Уральских гор. Самое смешное, что Лес, будучи совсем сопливым мальцом, слышал, как жители Берестянки всерьёз обсуждали, крепче ли бражка соседа Гены Тулина, чем пре-ес-ловутая драчёвская самогонка. Особенно поразило пятилетнего Лесика, что ни один из спорщиков не утверждал, что драчёвский напиток пробовал, все кивали на своих знакомых, которые видали, как другие пивали. А сегодня понял, что тридцать веков подряд из уст в уста передавались рассказы очевидцев.

Драчёвцы оказались замечательными мужиками и соседями по планете. Никого не обижали и на ругань отвечали шуткой, от которой случайные свидетели хватались за животы, а обидчик тупо пялился в пустое небо, ища поддержки Батюшки и сограждан. Но Батюшка всегда отмалчивался, а сородичи почему-то не поддерживали, а пускали по Матушке.

Старожилы хотя и старыми были – выглядели лет на тридцать, – но все незамужние бабы, независимо от возраста, на них как мухи на… Тут Нов прервал неудачное сравнение и придумал новое: как пчёлы на мёд… сбегались! Потом подумал, что «сбегались» не то слово, но голову ломать перестал. Сообразил, что не его дело, кто и почему к драчёвцам в постель лезет. Но однажды чуть сам не взорвался от вопроса супруги:

– А когда я уже с Косом спать буду?

Тут в хане взыграла ревность, он выхватил меч и побежал убивать соперника. По дороге одумался. Трогал Кос его золотую красавицу? Нет вроде бы. Тогда какие к нему претензии? Никаких. Уж такие у Другмо привычки: хочется ей разделить радость постельного общения с другими, душа у неё широкая. Сколько раз предлагала пригласить подружек и в компании разучить новые приёмы. Лес всегда отказывался, хотя и знал, что для юртаунцев групповые развлечения – дело привычное. Многожёнство началось, когда Гессеров дядя Сотон с озера Хубсугул привёл толпу бабёнок, жаждущих мужской ласки. Сейчас многожёнство, правда, сошло на нет, потому что численность мужского и женского населения столицы почти сравнялась…

Драчёвцы прожили в Юртауне до новолуния. Сим дни и ночи проводил в кузнице, изобретал очередной агрегат (не самогонодоильный), состоящий из винтов, гаек (знакомых по Ютландии как замки для наручников) и каких-то бабок, суппортов и шпинделей (значения этих мудрёных слов Нов не понял), и всё нахваливал хористов:

– Отличные у тебя кузнецы, Гессер!

Законченный агрегат погрузили в длинные розвальни, старожилы расселись в переднем ряду, и началось прощание. На фершале повисли десятка полтора баб, прося не забывать и непременно возвращаться. Он обещал, жалко, что ли? Хану протянул руку:

– Поздравляю, Джору.

– С чем поздравляешь?

– Ну-у, как же! Скоро отцом станешь, – огорошил его Кос. – Хорошее дело.

Лес чуть в сугроб не сел от такого известия.

– Как? – спросил он. – Откуда ты узнал?

– У меня глаз – алмаз, – объяснил фершал, и розвальни тронулись. Только снежная пыль из-под копыт полетела.

Двухэтажную школу к весне как раз успели достроить. Открывали её в зале собраний. Хан объявил, что создаст три класса: один для колдунов и ведьмочек, другой для вещунов (Нов выявил всего троих) и общеобразовательный, где станет обучать детей грамоте и арифметике. Посыпались возражения:

– Весна!

– На полях работы полно! – Каждая пара рук на счету!

– Да будет вам! – осадил он не в меру крикливых родителей. – Вы скажите, лекари нам нужны?

– Лекари, конечно, нужны.

– А вещуны?

– Без них пока обходились.

– А коли враг нападёт?

– Тогда и понадобятся. Но эти ладно, пригодятся. А зачем нам какая-то грамота?

– Поздней оцените. А пока я спорить не собираюсь. Чтобы завтра с утра все дети явились в школу. С прогульщиками буду разбираться! – решительно объявил Лес и даже кулаком по столу прихлопнул, чтобы показать свою непреклонность. – Взыщу с родителей высокими налогами!

Хана любили и уважали (причиной тому была и волшебная плётка, хотя Нов о её назначении не догадывался) как законного наследника и знатока разных наук. А тут и вовсе напугались незнакомого наказания. Поэтому пустые споры бросили. Пообещали приказ исполнить и разошлись. Хотя кое-кто и ворчал под нос, что от новшеств непременно жди неприятностей.

Ребятни собралось столько, что вся орава едва на первом этаже уместилась. Нов и предположить не мог, что их в столице на полноценный полк наберётся. Чёрных досок и мела хватило только на колдунов с ведьмочками да вещунов. На большой классной доске он начертил два слова – «мама» и «баба». Объяснил значение букв и всех детей без письменных принадлежностей по домам отправил. С оставшимися поднялся наверх и показал им три травки. Выдал задание отыскать к завтрашнему дню по пучку каждой из них и тоже вон спровадил. Остались только Эйлик-Мулак с Сапроном и Укю да вещуны: Дарижап, Чечек и Гунгар. Сапрону и Укю подарил он два бубна и колотушки. Научил ритму, подслушанному у ютских ша-манов, и оставил заниматься под наблюдением мамаши. А вещунов обучал в отдельном классе. Учил посылать вещун-сигналы друг другу.

На другой день все дети явились с досками и мелом, но писать «мама» и «баба» могли единицы. Старательным он выдал по ложке мёда и вписал в доски новое слово «мёд». Прочих заставил писать вчерашние слова, но сладким уже не угощал. Угостил им ведьмочек, набравших травы больше остальных. Рассказал, как сушить и для чего каждая из трав годна.

На третий день оказалось, что слово «мёд» написали все. Поощрять было некого, поэтому сразу приступил к занятиям. Нарисовал на большой доске цифры один, два и три. Научил на пальцах складывать один и два, а на доске начертал: 1+1=2 и 1+2=3.

Занятия были необременительными, дети быстро возвращались домой, а потому и родители перестали ворчать. Удивили вещуны. Через неделю обучения заявили, что разговаривают с ровесниками из Холмграда. Лес подключился и от пятилетнего Листика, двенадцатого внука Кеда Роя Треуха, узнал, что у дедушки в гостях был Сотон. Уговаривал идти воевать Юртаун, но дед не согласился. Нов попросил Листика сообщать о передвижениях Сотона, тот обещал. Через полмесяца внук сам связался с ханом и рассказал, мол, люди видели, как Сотон перешёл по льду Большую Воду и затерялся на левобережье.

В середине лета Листик сообщил, что Сотон переправляется через реку с большим войском. Лесичи в битву не вступали, а морочили воинов с помощью дружественно настроенных леших. Изредка постреливали, привлекая врагов, чтобы погоня уходила в безлюдные места, – так оберегали посевы от потравы. Ещё через месяц Нов и сам стал с помощью вещун-слуха следить за передвижениями армии численностью в три-четыре полка (правда, половину составляли женщины и дети, следующие обозом). Как ни блукали их лешие, как ни кружили хитроумные лесичи, но отряд направления на Юртаун не терял. На Сотона, казалось, и мороки не действовали: нюхом чуял вожделенное ханство.

Когда до вторжения оставалась примерно неделя, Лес принялся лазутчиком проникать во вражий стан. Садился на необыкновенного золотого коня и успевал за полночи ускакать туда и вернуться обратно. Полночи уходило на сбор данных. Для этого Нов выбирал полянку неподалёку от стана и посылал вещун-призыв любой смазливой девице, которую видел в свете костра. Та, не привлекая лишнего внимания, спешила на зов и буквально валила хана в траву. Овладев нежданным любовником, начинала выбалтывать новости, хотя к предстоящим сражениям они никакого отношения не имели. Лес мог бы собирать сплетни и другим, менее экзотическим способом, но тогда ему нечего было бы рассказывать Другмо. Это именно она заставляла супруга действовать через женщин. Сама-то не могла уже предаваться любимому развлечению – живот наползал под самые глаза, зато дотошно выспрашивала, как выглядела очередная Лесова информаторша, какие позы предпочитает и крикунья либо тихушница. Рассказы заменяли ей временно утраченные ночные битвы, и она выясняла такие подробности, которые узнаются только на практике, каждую деталь и мелкую особенность выдумать невозможно.

Забавный случай приключился, когда хан приманил на поляну девицу из Пакова племени по имени Пари-конджу. Она явилась на поляну, улеглась в траву, задрала юбку и призывно раскинула ноги. Юбку она не просто сдвинула вверх, а зажала подол зубами.

– Что ты делаешь? – удивился Лес. Но Пари-конджу только мычала: с таким кляпом много не наговоришь. Нов прослушал девичьи мысли и выяснил, что девице приснился сон, будто ей в рот залетели два журавля – синий и зелёный. Сон она восприняла как пророческий и с тех пор использует юбку, так предохраняясь от беременности.

– Ну, детка, – посмеялся юноша, – не ту дыру затыкаешь.

И хотя уже знал, что ничего нового от неё не услышит, и вообще ничего не услышит от девицы с заткнутым ртом-то, но не удержался и обнажил Янский жезл. Пари-конджу рыдала, расставаясь с девственностью, но кляпа изо рта так и не выпустила. Как и предполагала, понесла и родила в срок двух близнецов. Не синих и не зелёных, обыкновенных розовощёких крепышей, ставших впоследствии родоначальниками чародейского племени в стране Чосон. Но этого Лес так никогда и не узнал.

После этого лишнего и, в общем-то, бесполезного приключения хан решил навещать только высокопоставленных девиц, деток военачальников или их жён, как более информированных и способных хоть как-то влиять на решения папаш. Проник в юрту Пакова стратега Чхоена. Супруга встретила его с восторгом и принялась выбалтывать секреты мужа, даже не успев раздеться. Пришельцу она отдавалась пылко, но и тогда рот не закрывала. Лес с тоской вспомнил Пари-конджу и всерьёз подумывал: а не отыскать ли юбку и не заткнуть ли рот болтушке? Самое ужасное, что в пылу сражения Нов совсем позабыл про вещун-слух и прохлопал появление мужа. Чхоен вошёл в юрту и застал жену и пришельца в неимоверно сложной позиции «брызги и водопады». Стратег не поверил своим глазам: не могут люди совокупляться в такой позе! Чтобы прогнать морок, он громко спел магическую песню, станцевал танец, изгоняющий злых духов, и вышел на улицу отдышаться. Пока наслаждался свежим предосенним ветерком, остужая раскрасневшиеся от удивления щёки, Лес выскочил из жилища, выдернув несколько колышков из земли и проскользнув в образовавшуюся щель. Когда муж вернулся, то никого, само собой, не застал. Жена сонным голосом сообщила, что измена ему, старому дурню, приснилась. Чхоен охотно поверил бабьим сказкам, улёгся в постель и вправду собрался соснуть, но супруга, разогретая пришельцем, была в ударе и до утра не позволила ему сомкнуть глаз. Требовала исполнения мужских обязанностей и едва не уморила.

На совещании у Пака стратег засыпал на ходу, а когда Хёккосе, рассердившись на своего ближайшего помощника, прямо спросил, чем вызвано столь явное пренебрежение к будущему столкновению с хозяином страны Соболь, Чхоен чистосердечно признался:

– Я вчера такое увидел, что до сих пор не знаю – наяву ли то происходило или мне поблазнилось, – и начал в красках описывать стоящую на голове Тангым и трясущегося как в лихорадке ёксина.

– А он просто так трясся или имел твою жену извращённым способом? – спросил вождь.

– Вот этого я так и не понял, – признался муж. – Ёксин же ещё и на верёвке раскачивался.

– Нет, – решил Пак, – качаясь на верёвке, с женщиной не совокупишься.

– И я так подумал. Поэтому сперва спел магическую песню «Отвяжись, худая жизнь» и вышел на улицу освежить мозги, а когда вернулся, то жена мирно спала. Больше никого в юрте не было.

– Через дымовую дырку ушёл, – авторитетно заявил Хёккосе. – Не зря же он на верёвке качался. А жена что сказала?

– Что никакого ёксина в глаза не видела. А ещё посоветовала не ходить в Тункинскую котловину.

– Да много ли она в стратегии понимает, баба?

– Ничего не понимает, – сказал стратег.

– То-то и оно.

К бабьему совету, естественно, не прислушались, но между собой прочие Паковы советники решили, что стратег застал Тангым с любовником и удалился, чтобы не затевать скандала. И с тех пор, посмеиваясь, именовали между собой Чхоена не иначе как «духом долготерпения».

За сутки до того, как объединённым войскам взойти на перевал, открывающий вход в котловину, Лес день-деньской убил на то, чтобы перекрыть путь скоту. Чары были не слушком сложными, но многослойными; пугая коней и коров, овец, свиней и домашнюю птицу. С многоцелевым назначением пришлось повозиться, плетя руны заклинаний. Трудно было установить чёткие границы невидимой преграды и удержать их на месте, потому что солнце, перемещаясь по небосклону, по-разному их подпитывало, а местные источники магической силы из-за своей слабости доверия не внушали. За ночь хан не беспокоился: под покровом тьмы мощности источников вполне хватало, зато на рассвете и закате наступало время, когда солнечные лучи чуть ли не гасили устрашающие заклятия. И это при хорошей погоде. А в сильный ветер или грозу – чего не дай Батюшка! – от чар бы только клочья полетели. Разбросало бы их по всей округе! И тогда первый встречный-поперечный приходи в котловину, бери что хочешь! А невинный пастушок пострадает: пригонит мирно пасущееся стадо, а оно ненароком взбесится, набредя на осколок мерочного пугала.

Вершины перевала войска достигли к вечеру. С ходу атаковать не стали хотя бы потому, что выдохлись, взбираясь в гору и борясь со скотиной, за которой нужен был глаз да глаз, всё время она норовила разбежаться. Кроме того, у разномастной армии не было никакого плана наступления, а у вождей – лада. Каждый мнил себя выше другого и не хотел рисковать своими людьми. Наиболее воинственно были настроены бойцы Идзанаки, но и те ворчали, мол, битва на носу, а жрём солонину, как в голодную зиму. Чародей распугал всю дичь в округе и оказался прав: посеял в рядах противника лёгкую панику.

В эту ночь Лес напустил на стан пришельцев сонные чары и долго бродил среди угасающих костров и уткнувшихся носами в землю часовых. Незваные гости видели печальные сны, и кто вздыхал, кто плакал. Вошёл в юрту девицы Икутамаёри, разбудил и принялся расспрашивать. Планов наступления она не ведала, зато оказалась куда как искусной в делах любовных. Еле-еле уже на самом рассвете Нов сумел выскользнуть из её объятий и в суматохе сборов не заметил, что хитрая девица сумела воткнуть в одежду иголку с ниткой, смотанной в клубок. Впопыхах выскочил он за порог и кубарем скатился вниз в котловину, а за ним тянулась тоненькая чёрная ниточка…

Икутамаёри, поднявшись и приведя себя в порядок, проследила, куда ведёт нить. Так и узнала, что её посетил сам хозяин Мундарги. С такой потрясающей новостью она отправилась к Аматэрасу.

Взбалмошная любимая дочь Идзанаки устроила скандал, но вовсе не по тому поводу, что Икутамаёри привечает врага. Её до слез огорчило, что О-кунинуси избрал в любовницы дочь из захудалого рода дюжинников, а не её, солнцеликую дочь полковника. Девицы поссорились, и Аматэрасу совсем уж было собралась вторично уйти в пещеру, – пусть-ка поуговаривают выйти! – но, во-первых, ни пещер, ни гротов на перевале и в помине не было, а во-вторых, её пригласили на военный совет. Любопытство пересилило обиду, и она, показав сопернице язык, гордо отправилась к месту сбора.

На совете услышала, что хозяин Мундарги преградил путь коням, заговорил дорогу. Они бесятся, встают на дыбы, ржут от ужаса, но спускаться в Тункинскую котловину отказываются наотрез. Пришлось призвать всеобщего советника Сотона. Тот и дал дельный совет – наступать пешим войском. С планом согласились, но долго не могли решить, чей отряд пойдёт во главе колонны. Аматэрасу с восторгом глядела на своего отца-храбреца, который не испугался могучего волшебника самозванца Джору и заявил, что его молодцам сам О-кунинуси не страшен. Полковник есть полковник, военная косточка! И предложенный им план захвата столицы был превосходен, даже Сотон его одобрил.

Начались построения, перестроения, потом армия перемешалась, и атака сорвалась. Вожди с трудом сумели отделить своих бойцов от воинов дружественных армий и решили отложить наступление на завтра. Аматэрасу забралась в свою палатку и стала с нетерпением ждать темноты. Очень надеялась, что её посетит Джору. Уж она-то ему покажет, чем дочь полковника отличается от дочери дюжинника! Последние и любить-то умеют только по-солдатски, знают всего две команды: «Ложись!» и «Кругом!».

Самозванец словно услышал её мысленный призыв и явился после полуночи. Аматэрасу встретила гостя в завлекающих одеяниях; в чайничке на лаковом подносике его дожидался изысканный липовый чай, в кожаной в цветочках фляжке плескалась оранжевая облепиховая бражка.

– Заходи, дорогой, – промурлыкала она при виде лазутчика, внезапно оказавшегося у раскинутой постели с балдахином от комаров. Видно, под колышки поднырнул, подумала девица. – Угощайся. – И наполнила крохотные чашечки оранжевой настойкой.

Сама отпила глоток кислинки, вдыхая ягодный аромат. Отпил и О-кунинуси.

– Ну как напиток? – нетерпеливо спросила Аматэрасу.

– Ссаки, – сказал Джору.

– О да, сакэ! – согласилась с мнением знатока девица.

От липового чая гость почему-то отказался, но перед любовной игрой устоять не сумел. Они с удовольствием исполняли «танец щита и меча», пока щит не погнулся, а меч не затупился. Во время короткого отдыха Аматэрасу подробно изложила план грядущего генерального наступления. Набравшись сил, она попыталась выполнить «приказ восьмисот мириад богов», принимая любовника в самых невероятных позициях, но сломалась уже на второй сотне. От обиды на собственное несовершенство, поведала лазутчику, как тот был разоблачен хитроумной Икутамаёри. Ночной гость только посмеялся. Солнцеликая уснула, совершенно измочаленная, так и не дождавшись рассвета.

Наступление сорвалось и в этот день. И не просто сорвалось, среди наступающих были раненые и даже убитые, хотя врага ни один боец так и не увидел. Всю ночь Аматэрасу провела без сна, таращась в темноту, но её великолепный любовник так и не явился.

Наутро, рассерженная мужской коварностью, она мстительно наблюдала, как армия, возглавляемая отцом, спускается в котловину. Злорадство быстро сменилось ужасом, когда вокруг войска начала сгущаться желтизна, поглотившая трехтысяченогую колонну. Аспидно сомкнулась и даже не чавкнула. Аматэрасу сразу же поняла, чьи это проделки. Мысленно заикаясь, спросила сама себя: вдруг хозяин большой страны решил погубить всех? Когда затихло шарканье подошв о кремнистую дорогу и куда-то пропало позвякивание металлической амуниции, она заплакала, представляя, что отец и два брата никогда больше не вернутся из жёлтого плена. Но потом из мути, растянувшейся от вершины перевала почти до его подножия, стали выходить бледные и потерянные воины. Они ничего не помнили, но дрожали от страха и стучали зубами. Многие плакали. Были попытки к самоубийству. Это печальное зрелище произвело на солнцеликую такое неизгладимое впечатление, что она, вопреки натуре, стала яростной пацифисткой, хотя пока и не сознавала перемены.

Вечером отец поведал ей свои планы. Он хотел выпустить против О-кунинуси своего колдуна Фуцу с его тайным оружием – небесным расширяющимся клинком, но предварительно выслать на переговоры Вака-хико. Ночью Джору не замедлил явиться, будто заранее знал, что дочь полковника владеет важной военной тайной. Аматэрасу рта не раскрыла, хотя секретная информация так и рвалась из её груди, пока любовник не сыграл с ней в «заячий Молоточек» и не сорвал все «три персика, изгоняющие фурий ёми-но куни». На третьем персике она не сдержалась и выплеснула на любовника не тольско перечень привычек и пристрастий Юнца-парламентёра (включая пикантные подробности о его девственности и тайном увлечении рукоблудством: сама видела, укрывшись в раскидистой кроне спелой черемухи), но даже о ледяной непоколебимой руке не смолчала, не говоря уж о сверхсекретном мече, – накипело!

Хан предупредил подданных, как следует встречать гонца. Вака-хико беспрепятственно спустился с перевала, прошёл полями, а у входа в улочки столицы его поджидала стайка разнаряженных девиц. Они его приветили тихой песней, затискали и зацеловали влажными губами до полуобморочного состояния. Обалдевшего Юнца увлекли в специально для того раскинутый свадебный шатёр, увешанный разноцветными ленточками и бубенчиками. В шатре его ожидала разодетая, как светофор, пылкая Ногохон – в красной блузке и зелёной юбке, подпоясанной жёлтым кушаком. Красный цвет как бы предупреждал об опасности – девичьи груди так и рвались наружу, а зелёный говорил: вход свободен! Разумеется, никаких светофоров в те доисторические времена не было и в помине, символическую раскраску интуитивно выбрала Другмо, готовя невесту к свадебному обряду. Самой нельзя, так хоть на других посмотреть.

Ногохон исполнилось семнадцать вёсен, но она уже успела побывать в объятиях чуть ли не всего мужского населения Юртауна. Потому-то на ней и остановила свой выбор беременная ханша. Знала, кто сумеет совратить с пути истинного парламентёра.

Девицы, тихо смеясь, влили в Юнца рог браги и принялись раздевать, под хиханьки обсуждая открывающиеся взорам подробности анатомии. Ногохон же неторопливо разматывала кушак, обёрнутый вокруг узкой талии тридцать три раза.

Семь суток потрясённый Вака-хико провёл в постели, вставая только для того, чтобы наскоро перекусить или помочиться. На восьмой день в шатёр влетел учёный ворон.

– Скоро каркнешь, Како-Каро? – спросил он.

Парламентёр вспомнил о своих обязанностях и хотел выбраться из шатра, чтобы встретиться наконец с О-кунинуси и исполнить долг перед соплеменниками, но Ногохон призывно потрясла белыми грудями, и посторонние мысли вылетели из его головы быстрей пичуг, улепётывающих от клюва ворона.

Мудрой птицей занялся чародей. Хотел сперва обучить фразе «Скоро каркну», а потом заменил её на «Скоро крякну». Прекрасно сознавал, что пришельцы станут ломать головы над смыслом вести. Как поведут себя завоеватели, Лес не сомневался. Тут уж и к Аматэрасу не ходи, дураку понятно, что отправят в Юртаун лешачье семя – колдуна Фуцу.

Ага, вот и он! Лёгок на помине. Неторопливо пылит вниз по дороге. Колдуна встретили молча. Провели на пологий берег Иркута, чтобы наблюдатели с перевала увидели, что да как. Там Такэми-кадзути воткнул в воды бронзовый меч и уселся на острие. Хан с улыбкой наблюдал, как поединщик крутится на нём словно карась на сковородке, затем выхватил стальной меч – свою гордость и надежду! – и легко перерубил бронзовый клинок. Дуэлянт шлёпнулся в воду, подняв фонтан брызг. Нов протянул ему руку и помог выбраться на берег.

Оставил в сторонке от зевак, а сам затерялся в толпе. Создал повторяшку и заставил его изрубить в куски своё бесплотное тело. Со смехом наблюдал, как заранее подготовленная ребетня собирает кровавые ошмётки повторяшки. Сборка прошла успешно, даже достовернее, чем на репетициях: ноги присобачили вместо рук, которые теперь из задницы росли. Мальцов сменили юнцы постарше, небесный Юнец, посланец Идзанаки, не знал, что и подумать, а Фуцу испугался: как же он станет сражаться с монстром, которому всё равно – есть у него ноги или нет и куда они приделаны? Так что боец оказался деморализован ещё до решающей схватки.

Дальше началась канитель с борьбой на руках. Чародей заранее знал секреты колдуна, и ему стало чуть-чуть скучно, не хотелось даже возиться с валунами, превращая их в кресла и стол. Скрывая зевоту, пересилил себя и проделал кудеса с камнями, понимая, что нужны они не для развлечения, а чтобы предотвратить кровавую сечу. Зачем проливать кровь, если вполне можно обойтись парочкой несложных кудес?

Ледяную руку он растопил раскалённой ладонью. Такэмикадзути заревел, как корова, когда рука его потекла на стол тёплой струёй. Брякнул ею о столешницу и принялся трясти, остужая обожжённую плоть. Боец хотя и был весьма напуган представлением, но всё-таки, надо отдать должное его мужеству, от схватки не уклонялся. Превратил руку в небесный расширяющийся меч (личина первого рода), перерубил валун (ишь как наловчился камни дробить, и руки не отобьёт!) и бросился на хана. Чародей спокойно глядел на стремительно опускающийся клинок, в последний момент качнулся назад и тут же вернулся в исходную позицию. Проделал качание быстро, как учили ветераны ютландских сражений. Даже свои не разглядели движения, ахнули, когда меч перерубил пустое пространство сверху донизу. Повторил обман пару раз и даже не запыхался. Знал, что качание проделано безукоризненно, даже ветераны (а они в Ютландии бьются с ютрами уже несколько веков, поднакопили опыта) вряд ли подметили бы ошибки в уходах от ударов.

Всё! Противник сломался! Он с налитыми кровью глазами и с пеной изо рта гонялся за танцующим чародеем, но с каждым взмахом убеждался в бесполезности атак и неуязвимости противника. Бегал Фуцу по полю, пока не свалился от изнеможения.

Лес склонился над ним и тихо сказал:

– Хорошо махал, тебя бы комаров отгонять поставить, чтобы над ухом не зудели. Отлежишься, ступай на перевал и передай своим: пусть идут на восток, там каждое племя найдёт себе край по вкусу и создаст великое государство. А в наши пределы соваться незачем. У нас тут и своих бойцов хватает, и рук опытных, и мечей голубых, с которыми вашим жёлтым не сравниться! – Повернулся и пошёл прочь в толпе празднующих победу подданных.

В эту ночь Нов поднялся на перевал, посмотрел на сборы омогойцев. Девиц не трогал, потому что новость и так была написана на всех лицах. Тут и семи пядей во лбу не надобно, чтобы уразуметь, что отряды покидают Мундаргу. Паковцы пока не суетились, но с интересом наблюдали за хлопотами в стане соседей. Третье племя разбилось на семейные пары. Они сидели у костерков, глядели в звёздное небо и почти не разговаривали друг с другом, переживая горечь поражения. Ведь это их боец проиграл поединок, им и позор.

К следующему восходу луны на перевале не осталось ни души. Хан хозяйственным взглядом осмотрел загаженную многотысячным табором местность, порубленные деревья, чёрные проплешины костровищ, обрывки и обломки выброшенной за ненадобностью утвари и решил навести порядок. Отправил на перевал мужчин и детвору, которые собрали и сожгли в одном большом костре мусор. Перекопали пепелища, засыпали ямы, на месте вырубленных деревьев насадили саженцы кедров, росших в беспорядке в окрестной тайге. На наведение порядка ушло три дня. Позднее склоны перевала покрылись могучим кедрачом, орешки там собирали и в самые неурожайные годы. Его так и называли – кедрач Гессера.

А ещё через неделю у Другмо начались схватки. Отец очень волновался, но головы не терял. Он снимал боль наговорами, поил мать отварами трав и лично помогал идти на свет первенцу. Роды были сложными, Другмо рожала впервые и ничего не умела. Если бы не знахарские способности Леса, женщина бы вряд ли выжила. А так обошлось. Нов взял в руки пищащий красный комочек плоти и с радостью осознал, что держит сына.

– Я назову его Джангар! – закричал он, задрав голову в небеса.

С ближайших стволов взлетели потревоженные криком рябчики и кедровки, хлопая крыльями так, словно приветствовали людского первенца.

Кем он станет, Джангар? Могучим воином и, охотником? Колдуном? Нет, колдуном ему не быть, одёрнул себя чародей, для того необходимо, чтобы мать носила в своей крови лешачье семя. Пусть будет просто хорошим неглупым человеком, ведь ему предстоит наследовать богатый край, державу, которая с годами сольётся с Лесным княжеством, переживёт первых и вторых ютов, а того, что станет дальше, чародей не ведал. Не исключено, что потомки Джангара встретятся с юным мальчиком Лесиком и научат его варить сталь не хуже ютской, ничего невероятного нет и в предположении, что грамоту лесичи заимствуют от потомков детворы, с которой сегодня занимается Лес. Ведь уже сейчас в Юртауне наберётся пара дюжин ребятишек, которые бегло читают и складывают цифры, лихо чертят мелом на тёмных досках и царапают свои имена на белой коре берёз.

Дай им, Батюшка, счастья, юному племени! Так думал чародей, стоя у порога юрты и протягивая к солнцу младенца – свою надежду и будущую основу благоденствия и процветания государства динлинов. Не зная, чем ещё выразить свою радость, он натёрся недавним травяным сбором – отваром и мазью, – приготовленным из корней и стеблей тирлича. С сыном на руках взмыл в небеса и кружил под облаками, хохоча и выкрикивая имя первенца:

– Джангар! Джангар! Будь счастлив! Внизу его ждала потрясённая толпа. Хана окружили весёлые люди, хлопали по плечам и поздравляли, поздравляли…

– Орёл родил сокола! – Путая орнитологические связи, говорили они.

Лес был счастлив как никогда…А через неделю узнал, что родил не колдуна и не чародея, даже не ведуна, – мага! Джангара было невозможно надолго разлучить с матерью. Стоило взять его в руки и отойти от женщины на десяток шагов, как младенец ускользал из бережно держащих его ладоней и оказывался в люльке под бочком у Другмо. Поражённый необыкновенными способностями сына, Нов держал его очень крепко либо запелёнывал так, чтобы и щелки не оставалось, результат был неизменен – Джангар исчезал из рук и пелён и оказывался рядом с мамой.

Несчастье случилось следующей весной. Из-под горы, пика Сардыкова, полезла невиданная юртаунцами дрянь: трёхголовые чудовища. Плюясь огнём, они ринулись на столицу, требуя самогонки и крылатых коней. Хана на месте не оказалось: он отправился в Жемус поискать слюды, которую хитроумные лесичи, по рассказам Листика, использовали для окон. Через прозрачные пластины свет проникал в жилища, что не только экономило расходы на освещение, но и для глаз было куда приятней мерцающих свечных огоньков. Но и без чародея воины были готовы к отпору любого агрессора. Они похватали стальные мечи, верные арканы и самострелы, недавно изготовленные Новом по ютскому подобию, и принялись колоть, вязать и рубить незваных змеев-горынычей. Потеряв ранеными половину состава, чуды-юды удалились назад в земные недра. Унесли всех своих, и никто не заметил, что по запарке ли, по злому умыслу уволокли трёх восьмимесячных ползунков: Джангара, Хонгора и Алтана.

Лес прискакал на своём златом Огоньке к пику Сардыкову, едва до него донёсся вещун-сигнал о приключившейся беде. Преодолел за час расстояние, на которое у обычных коней уходила неделя. Кинулся к подножию горы, но на месте подземного хода обнаружил груду скальных обломков. Отступая, горынычи обрушили своды. Если бы это помогло, он бы расчистил завалы, бросив на то все силы соплеменников и свои немалые чародейские способности. Но знал из предыдущего опыта, что уж коли горынычи что-то делают, то делают очень основательно. Значит, и смысла нет ломиться в закрытые ходы. Уж будьте уверены – завалены они до самой горы Салык-Мулак, гнездовья чудо-юдова. Следует садиться на коня и ехать в Сарафанные горы, договариваться с главным Змеем. Ещё, впрочем, оставалась надежда на необыкновенные способности Джангара. Маг есть маг, его ни в каких темницах и подземельях не удержать. Вдруг да сам с минуту на минуту объявится?