У всех пастухов одинаковые шапки. Они путают их и выясняют, где чья. Зовут меня. Нюх у меня острый, как у Пенки, и наблюдательность отличная. По запаху и виду шапки я быстро определяю владельца.

– Это шапка Никуса, эта – Эрчэни, вот Ванчика. Кривая – Екю, мохнатая – брата, приплюснутая – мамина, а это – моя!

Всем нравится, как я «узнаю» шапки. Мы в шутку относимся к ним, как к живым, и даём имена. Если, к примеру, наступишь нечаянно на упавшую шапку Никуса, он кричит:

– Ой-ой, не топчите Никусову голову!

Екю говорит о своей нежно:

– Кривулька моя.

Брат называет шапку Сюркэчэном, его и самого так зовут. Мою вешают со словами: «Шалунья Нулгынэт».

Если кто-то приходит к нам в моё отсутствие, я сразу узнаю об этом по запаху.

– Мама, кто был?

– Начальник из района. Привёз тебе конфет.

– Ух ты! Много? Хватит всем по одной?

– Вон кулёк лежит, – мама отвлекается от шитья, смотрит недовольно. Ей не нравится, что я всё раздаю. – Опять себе ничего не оставишь?

– Плакать будут, если не поделюсь. Помнишь, как плакал Екю, когда ему конфетки не досталось?

– Нарочно!

– Ничего не нарочно! Чай пил и плакал. Я видела – щёки были мокрые.

– Ага, чаем плакал…

Запах у конфет чудесный. Одну я тут же кладу в рот. Сладко!

– Мама, скажи брату, пусть поймает моего тугута.

– Зачем?

– Конфетой угощу. В прошлый-то раз не угостила, Екю свою конфету отдала.

– Ладно, скажу. Иди, не мешай человеку…

– Какому человеку? – оглядываюсь я. Кроме нас с мамой, в палатке никого нет. – О ком ты?

– О себе, – ворчит она. – Что я – не человек?

– Конечно, не человек! – хохочу я. – Ты же мама!