Нэрис поежилась и натянула на плечи колючий шерстяной плед. Ноги, обутые в тонкие домашние туфельки, озябли, огарок свечи в жестяном подсвечнике догорал, грозя погаснуть с минуты на минуту.

– Вот же вредное создание! – Девушка возмущенно фыркнула, едва не задув и без того слабый язычок пламени. – Эти брауни! Ну из-за чего, скажите, пожалуйста, стоило так обижаться? Разбаловала паршивца на свою голову, – сердито буркнула она себе под нос, сворачивая к лестнице в подвал.

Все верхние помещения Нэрис уже облазила, на кухне и в кладовой искала тоже, да все без толку: брауни по части игры в прятки был большой мастер. Оставался только подвал. Девушка передернула плечами: не то чтобы она боялась темноты, но в подвале было еще холоднее, к тому же ужасно сыро, а еще там водились крысы. Крыс она терпеть не могла. Но маленького шерстистого приятеля найти надо всенепременно, так что… Она вздохнула и начала спускаться по узкой лесенке вниз, тихо бормоча вполголоса:

– Вот сейчас простужусь, заболею. Ему-то что, он весь шерстяной. И бессовестный к тому же! Молоко мы, видите ли, уже не пьем! Нам сливок подавай и коврижек с медом! А подумать, что мне их сейчас взять негде… – Она отодвинула ржавый засов на двери и навалилась на нее плечом. – Слуги и до этого за моей спиной пальцем у виска крутили, а теперь уж точно малахольной окрестят. А я в чем виновата? В том, что кое-кто с жиру бесится?.. Ай!

В дверную щель шустро проскользнула упитанная крыса. Нэрис отпрыгнула в сторону, едва не уронив подсвечник, и выругалась. Дверь скрипнула.

– Девица, называется, – сварливо буркнули из темноты подвала. – Бранится как сапожник. Правильно маменька говорит – нечего тебе на пристани ошиваться почем зря! Только дурости набираешься. Такое мое мнение.

– Что вы все привязались к этой пристани? – насупилась девушка, толкнув дверь. Дышащий на ладан огарок осветил влажные ступени, исчезающие в темноте. – И хватит повторять за мамой, я и так ее нотации каждый день слушаю. Выходи! Я замерзла.

– А вот не выйду! – ответили из темноты.

– Я и так тебя обыскалась, – уперла свободную руку в бок Нэрис. – Не мог поуютнее места найти? Выходи, говорю, здесь крысы! Специально в подвал залез, чтобы я?..

– Да при чем тут ты-то? – грустно вздохнул голос, и на верхней ступеньке показалось маленькое волосатое существо в застиранном колпачке. – На кухне народу – лапу не высунешь! Ночь-полночь, а все суетятся. Поди, и не ложились… Чего дрожишь? Крыса убежала.

– Да холодно мне! – жалобно пискнула девушка, кутаясь в плед по самый кончик носа. – Сентябрь на дворе, полы каменные, из всех щелей дует. И тебя еще искать битых два часа пришлось!

– И поделом, – обиженно заявил брауни. – Такое мое мнение.

– Только о себе думаешь, – в свою очередь обиделась Нэрис. – А в мое положение войти? Я, между прочим, послезавтра замуж выхожу.

– А мне-то что? – непримиримо буркнул брауни. – Где мои коврижки?

– Ах, коврижки?! – вскинулась девушка. – Коврижки тебе важнее, да?! Ну и… Ну и сиди тут один! Волосатое, неблагодарное, бессовестное суще…

– Да ладно, ладно, – проворчал брауни, смущенно теребя кончик колпака. – Ну, бывает, погорячился. И неделя такая суматошная. Носятся все как умалишенные, замок вверх тормашками. А молоко я не пью!

– Вот почему ты вредный такой? – Она тяжело вздохнула. – Сам же все понимаешь. Бог с тобой, пойдем, я у нянюшки миску сливок выпросила. И больше так не прячься!

– А больше и не надо будет, – грустно сказал он, семеня следом за девушкой вверх по лестнице. – Ты ж вот… это самое… замуж! А кому я тут нужен еще-то? Никому. Такое мое мнение.

– Глупости! – Нэрис свернула в коридор. – Нянюшка с матушкой обычаи чтят, уж без сливок не останешься.

– А коврижки?

– Коврижки и мне нечасто перепадали! – сказала она, открывая дверь спальни и проскальзывая внутрь. – Но я скажу кухарке. Уф! Тепло. Вон там, на столике, угощение. И не сердись – действительно все в доме вверх тормашками с этой свадьбой! И мама еще со своим платьем. Терпеть не могу голубой цвет. Вот возьму и надену зеленое!

– Ты что?! – ахнул брауни, отрываясь от миски с жирными сливками, к которой уже успел основательно приложиться. – На свадьбу – зеленое? Да жених передумает!

– Не передумает, – отмахнулась девушка, пошевелив кочергой поленья в камине и снимая с плеч плед. – Если уж они за неделю все дело сладили, даже официальной помолвкой не озаботившись, значит, мой будущий супруг настроен решительно. Кроме того, говорят, что он не верит в приметы.

– Он что, не шотландец? – с подозрением прищурился патриотично настроенный комок шерсти.

Нэрис рассмеялась:

– Шотландец! Но свободомыслящий. – Тут она вздохнула. – И, наверное, родовитый да очень влиятельный, раз папа даже думать не стал над предложением. Хоть взглянуть бы на него! А вдруг он старый и страшный, как смертный грех?

– Ну, тогда, положим, лучше тебе его пока не видеть, – прочавкал брауни. – Зачем заранее настроение портить? Отказаться все равно ведь не сможешь, раз уж отец свое согласие дал.

– Да я и не собиралась отказываться, – пожала плечами Нэрис. – Я же все понимаю. И матушка уже который год зудит под ухом, мол, сижу в девках, у родителей на шее, ни зятя, ни внуков… Можно подумать, это из-за меня! Да папа всем отказывает!

– Не попрекай отца, – сурово сказал брауни, – он о твоем будущем радеет! Ну… и о своем тоже… но это во вторую очередь!

– Угу, – хмыкнула она. – Как же, во вторую! Но в любом случае сейчас это неважно! Совсем скоро я стану замужней дамой. Ужасно любопытно, как это?

– А чего тут любопытного? – донеслось от стола. – Вон на маменьку погляди – и сразу все понятно будет! Дело известное: мужа с охоты ждать, дом вести, стряпать, слуг гонять, детей растить… А не на причале околачиваться и с книжкой заморской по полночи у свечи сидеть!

– Ты опять за свое? – надулась она и тут же погрустнела. – Да уж, про причал – это в самую точку. Папа сказал, что мой будущий супруг из Хайленда. Откуда в Нагорье причалы? А что касается книг и того, что я сижу над ними «по полночи»…

– Не до книжек тебе будет, – встрял брауни, – как и маменьке твоей. А ежели муж молодой попадется, то и по ночам будет чем заняться, помимо чтения.

– Да ну тебя! – покраснела девушка.

– А чего? Я дело говорю. – Домашний дух сыто икнул и облизнул вымазанную в сливках мордашку: – Ты не расстраивайся. Я, пока от тебя по замку бегал, случайственно к папеньке твоему в кабинет попал.

– Так уж и «случайственно»?

– Ну… почти, – ухмыльнулся он, отодвигая пустую миску и поудобнее устраиваясь на столике. – Я же знаю, тебе интересно было бы послушать. Вот я и… как бы вместо тебя!

– Ну? – Она нетерпеливо заерзала в кресле.

– А коврижку?

– Вот бессовестный!

– Не бессовестный, а голодный.

– В корзинке, позади тебя, я их салфеткой прикрыла, чтоб не заветрились. И, между прочим, ты даже не представляешь, чего мне стоило стянуть их с кухни! Все к свадебному пиру готовятся, сами сегодня толком не ужинали! А уж завтра и подавно голодными ляжем со всей этой суматохой.

– Вижу, – обрадованно осклабился брауни, приподнимая льняную салфетку и запуская жадную лапку в корзинку. – Чавк-чавк… Ну вот. Там твои родители зятя будущего обсуждали. Не бойся, не старый хрыч, вполне даже молодой.

– А красивый? – с надеждой спросила Нэрис.

– Про энто они не говорили, – подумав, ответил брауни. – Но говорили, что его вся Шотландия знает. А еще говорили, что за него сам король ходатайствовал. Он, кстати, вроде как самолично присутствовать будет на свадьбе-то. Во как! Так что, знатный, наверное, женишок. Считай, свезло.

– Странно, – нахмурила брови Нэрис. – Если уж и сам король… Ничего не понимаю. Любая бы пошла, и познатнее! Почему я?

– А чего с тобой не так? – даже обиделся домашний дух, окинув девушку взглядом рачительного хозяина, обозревающего свои владения. – Чай, не кривая, не увечная, не блаженная. По мне, так девка ладная. Все при тебе. И приданое солидное. Такое мое мнение.

– Так-то оно так, – с сомнением протянула невеста. – Однако…

– Да не забивай голову, – отмахнулся брауни, тяжело спрыгивая со стола. – Смысла ж все одно нету. Ложись-ка спать лучше! Третий час ночи.

– За тобой бы не бегала, спала бы уже, – буркнула она и поднялась. – Ладно. Иди присмотри за всем, чтоб мы в пятницу перед его величеством не осрамились. На свадьбу придешь?

– В церковь?! – поперхнулся брауни.

– Да нет, конечно! – Она улыбнулась, скинула туфельки и забралась под одеяло. – На пир. Я тебе угощение потихоньку соберу со стола. Пирог мама сама печь будет. – Нэрис зевнула.

Домашний дух мечтательно облизнулся:

– Да, пироги у твоей маменьки знатные. Ты спи!

– Угу…

– Ну вот и славненько, – одобрительно кивнул заботливый комок шерсти, глядя на тихонько сопящую в подушку девушку. Засыпала она всегда мгновенно. – Эх, выросло дитятко. Скоро крылышки расправит да и улетит из родного гнезда! – Он сентиментально вздохнул, на цыпочках подкрался к кровати и заботливо подоткнул одеяло. – Спи. А я уж о порядке позабочусь.

Домашний дух скользнул к двери, стараясь не скрипеть половицами. Несмотря на частые «приступы вредности», как их называла Нэрис, маленький брауни был существом очень деловитым и хозяйственным. А уж такое важное событие, как свадьба дочери хозяина замка, выросшей чуть ли не у него на лапах, и вовсе обязывало быть на высоте! Столько гостей съедется, сам король Шотландский, это ж честь какая! Лицом в грязь ударить ну никак нельзя! Брауни выскользнул из светелки и неслышно засеменил по коридору, тихонько бормоча себе под нос:

– Так, в конюшне порядок навел, на мельнице еще утром был. В большом зале ни пылинки, ни соринки. Петли смазал, занавески подлатал. Котлы бы начистить, так разве ж сейчас к кухне подойдешь? На последнюю ночь оставлю, уж за два-то дня они управятся со стряпней. Что еще?

Сбоку раздался писк. Брауни повернул голову и сердито шикнул на крысу, высунувшую нос из щели в полу:

– Брысь отседа! Расплодились! Чтобы к пятнице ни одной даже духу наверху не было! Девочку мне перепугаете. Поняла?!

Крыса нехотя пискнула и исчезла. Хозяйственный дух удовлетворенно кивнул и побежал дальше. Дел у него было невпроворот, а до рассвета оставалось уже совсем немного времени.

Ивар медленно обошел вокруг стола и остановился, изучая напряженным взглядом лежащее перед ним неподвижное тело. Оно было страшно изуродовано, но, несмотря на это, несомненно, принадлежало Патрику Мак-Альпину. «Пожалуй, хоронить придется в закрытом гробу, – подумал Ивар. – Зрелище крайне пугающее. И его величеству такое, пожалуй, видеть не следует, но… он имеет на это право. И как король и как отец».

– Эх, – донеслось с противоположной стороны стола.

– Да, Творимир, дело скверное, – согласно кивнул глава Тайной службы, закатывая рукава. Пора было приступать. Тело, пусть его и держали постоянно обложенным льдом, согласно законам природы уже начало разлагаться. – Ну, начнем. Готов?

Звякнула крышка чернильницы, зашуршала бумага. Ивар склонился над принцем.

– Так… Общее состояние тела полностью подтверждает рассказ очевидцев. Судя по множественным переломам, глубоким ссадинам и начисто содранной с лица коже, тело упало с обрыва плашмя. Согласно полученным сведениям, внизу обрыва есть каменистый покатый спуск. Об него принц и расшибся. Судя по всему, после падения тело по инерции еще протащило вперед. Это подтверждают и слова лорда Мак-Дональда о том, что погибшего нашли лежащим лицом вниз, и то, что от его лица практически ничего не оста…

Он вдруг замолк.

– Эх? – вопросительно протянул немногословный Творимир.

Ивар не ответил. Он, нахмурившись, наклонился ниже к погибшему, внимательно изучая разодранную одежду на груди покойного. Потом его взгляд переметнулся на руки принца и принял недоверчивое выражение.

– Творимир, – наконец сказал лорд Мак-Лайон, – я правильно помню, обрыв хоть и высокий и крутой, но кое-где порос кустарником, так? Разве не естественно для сорвавшегося с него человека попробовать уцепиться за что-нибудь, чтобы замедлить падение? И разве не естественно в таком случае, даже если уцепиться не удалось, упасть в результате на спину, а никак не на живот? – Он помолчал и добавил: – Однако мы имеем прямо противоположное. Руки переломаны в двух местах, но ни царапин, ни ссадин на них нет. Выходит, либо он и не пытался удержаться, либо спасительный кустарник был слишком далеко. И здесь есть только два варианта объяснения: или он сам спрыгнул с того обрыва, хорошенько оттолкнувшись от края, или… или его оттуда сбросили!

– Эх! – Перо, остановившись, царапнуло бумагу.

– Именно, – кивнул Ивар, стараясь не упустить мысль. – Первое предположение я отброшу сразу. Патрик не тот человек, что будет без причины кончать с собой, да и будь такая причина, я уверен, не стал бы. Причины не было, иначе это быстро стало бы известно. А что касается второго предположения… Просто так сбросить молодого и сильного мужчину с обрыва – задача нелегкая, да и не наделать шуму при этом просто невозможно. Стало быть… Стало быть… Творимир! Помоги мне его перевернуть.

Вдвоем они осторожно перевернули тело на живот. Ивар снова склонился над столом:

– Так я и думал. Одежда практически не повреждена, открытых ран нет. Посвети-ка мне! Нет, вот здесь, у шеи. Ну конечно! Это все объясняет! Пиши: у основания черепа, на затылке, след сильного удара… мм… судя по характеру раны – чем-то тяжелым и необработанным, скорее всего, камнем. Череп проломлен. Тому, кто это сделал, силы не занимать. Скорее всего, этот некто подкрался к принцу сзади и ударил по голове. Рана, вероятно, оказалась смертельной. Затем убийца… ну-ка, давай снова перевернем его на спину. Так… Посвети еще! Ага… Пиши: лосины на коленях испачканы землей и травяным соком. То есть, судя по всему, принц, оглушенный либо уже мертвый, упал на землю, а уж потом его подняли, отволокли к обрыву и сбросили, чтобы создать впечатление, будто он сорвался оттуда сам.

– Эх… – неуверенно прокомментировал Творимир.

Ивар хмыкнул:

– И тем не менее я уверен, что так оно и было! Погоди-ка… – Он наклонился над телом и осторожно выудил что-то из разодранных складок высоких кожаных ботфортов. – Под обрывом сплошной камень. На самом обрыве, кроме упомянутого кустарника, ничего не растет. Так откуда же в таком случае взялось это? – Он вытянул руку. На ладони лежал измятый и испачканный землей цветок клевера. – Да, дружище, это только подтверждает мою теорию. И кое-что говорит нам об убийце. Пожалуй, я переоценил его физические данные. У него хватило сил проломить Патрику череп, но не хватило – донести тело до края обрыва. Он его поволок, и клевер – первейшее этому доказательство. В таком случае на месте убийства могли остаться не только следы самого преступления, но и следы того, кто его совершил. Вряд ли это было сделано на открытом месте, да и сомнительно, чтобы убийца позволил остальным это самое место увидеть… Значит, у нас есть шанс найти еще хоть что-то. Творимир!

– Эх…

– Ну кто-то же должен это сделать? – развел руками Ивар. – А тебе, дружище, с твоими способностями – сам бог велел. Поезжай в Хайленд, обнюхай каждую травинку вокруг того злосчастного обрыва и попытайся хоть что-нибудь отыскать! Хотя бы следы того, как волокли тело. Впрочем, я знаю, что ты их там найдешь. Много времени это не займет. Я бы занялся сам, но мне и здесь от забот не продохнуть. Поезжай, друг! Ты быстрее обернешься.

Творимир кивнул и положил на край стола исписанный каракулями лист. Глава Тайной службы улыбнулся:

– Оставь, я сам закончу. У нас мало времени. Встретимся прямо в Файфе! Свадьба, пускай и такая спешная, все-таки важный день… мне бы хотелось, чтоб ты присутствовал.

– Эх, – добродушно буркнул в бороду товарищ, пряча улыбку. Хлопнул королевского советника по плечу и, не прощаясь, вышел. Он был человек дела.

Ивар Мак-Лайон, оставшись один, вздохнул и взял в руки перо. Доклад об осмотре тела нужно закончить и представить его величеству. Как можно скорее. Похороны были назначены на утро.

– Значит, Файф.

– Король отбыл еще до заката. Значит, к утру будет там.

– Мак-Лайон с ним, конечно?

– Разумеется. И он и его люди. И еще тридцать человек свиты. Можно даже не пытаться, это слишком рискованно.

– Знаю. Черт возьми, так все удачно складывалось! Нам бы времени, еще недельки две-три! От него требовалось всего-навсего соблюсти приличия и выдержать траур хотя бы наполовину! А вместо этого…

– Соблюдай он все приличия, он бы не был королем Шотландии. Да успокойся, все устроится!

– Каким образом, если не секрет?! Ты знаешь, кто такие Максвеллы? Ты знаешь, какая за ними сила? И знаешь, что будет, когда они породнятся с Мак-Лайоном?

– Уверен, что лучше всего это знает сам Мак-Лайон. Послушай, может, нам его все-таки?.. Меня всегда раздражал этот проныра.

– Э, нет! С ним связываться – себе дороже. Лучше уж упокоить Кеннета. И проще и, если уж честно, шансов не в пример больше.

– Чтобы потом Ивар Бескостный нас вычислил и на сосне повесил? Уволь… Мне на старости лет такие радости без надобности. Хотя в одном ты прав: убрать бы Мак-Лайона с дороги, с его величеством быстро бы покончили! Только вот как? Кеннет не гончую, а настоящего сторожевого пса вырастил! К Мак-Лайону так просто не подберешься.

– Если позволите, благородные лорды…

– А тебя никто не спрашивал, как мне кажется! И вообще, ты бы поторопился. Тебе утром надо быть в Файфе. Как и нам всем.

– Я там буду. И гораздо раньше вас. У меня предложение, которое устроит всех. И за определенное вознаграждение я готов им с вами поделиться.

– Продажная тварь…

– Как хотите. Тогда до завтра!

– Стой! Чистоплюй… Давай свое предложение.

– Убить короля у вас не получится, потому что рядом с ним лорд Мак-Лайон и его люди. Так?

– Ну.

– А убить лорда у вас не получится, потому что… потому что не получится. Но упрятать его подальше, чтобы не докучал, можно вполне. Причем только из уважения к вам, согласен заняться этим лично.

– Хватит болтовни! Ближе к делу!

– Сначала деньги.

– Чтобы ты потом меня надул?

– По-моему, такого раньше не случалось…

– Да черт с ним, дай ты ему денег! У нас времени в обрез! И еще до Файфа добираться…

– Под твою ответственность. И не ухмыляйся, умник, я лично прослежу, чтобы ты нас не нагрел! Вот, столько хватит? Прекрасно. А теперь – я тебя слушаю…

Нэрис молча смотрела на лежащее поверх покрывала платье. Пышное, атласное, с высоким кисейным воротником, с богато отделанным серебром поясом… и голубое. Бледно-голубое. Какой омерзительный цвет!

Девушка тяжело вздохнула:

– Это похоже на маму. Выбрать для дочери то, что идет ей самой…

– Госпожа, пора одеваться, – высунулась из-за плеча молодой хозяйки шестнадцатилетняя служанка. – Вы опоздаете!

– Да, конечно, – опомнившись, кивнула невеста и быстро отвела взгляд от кровати. – Давай поскорее. Чем быстрее мы со всем этим покончим, тем быстрее я смогу его снять. Что ты хихикаешь, бесстыдница?! Тебя бы нарядили этаким пугалом!

– Ну что вы, госпожа! – искренне вознегодовала девчушка, берясь за ворох нижних юбок. – Такое красивое платье! И жемчуг кругом! Повернитесь-ка. Вот так. А теперь поднимите руки. Ах, какая ткань! Словно масло, такая гладкая! Ваш папенька отдал целое состояние за этот атлас! А уж что касается вышивки…

– …то ее слишком много! – сердито сказала Нэрис, послушно поднимая руки. – Бесс, «очень дорого» – это еще не значит «очень хорошо».

– Ой, не знаю, – с сомнением пропыхтела та, одергивая шуршащий атласный подол и принимаясь за мелкие пуговки на лифе. – Ну оно ж правда очень красивое! Да будь у меня такое платье…

– Будь у тебя такое, тебе бы оно пошло. У тебя и волосы светлые, и фигура другая, – грустно сказала госпожа, с отвращением глядя на себя в большое зеркало. – Господь всемогущий…

– Красотища-то какая! – восторженно выдохнула служанка, любуясь на мягкие переливы атласных складок и вычурную серебряную вышивку. – Ой, госпожа, вы похожи на…

– Селедку в кружевах! – хмуро отрезала девушка. – Знаешь, Бесс, иногда, глядя на творения моей матушки, я думаю, что она намеренно шьет мне такие платья, чтобы хорошо выглядеть на моем фоне!

– Ну что вы! – всплеснула руками та, но не выдержала, фыркнула. Она была девушкой воспитанной и любила свою молодую госпожу, да и платье ей очень нравилось… Но в душе Бесс была, пожалуй, согласна с Нэрис: роскошное подвенечное голубое платье, которое неделю без сна и отдыха шили всем замком, не шло невесте совершенно! Слишком пышное для миниатюрной худощавой Нэрис, которая в свои двадцать лет казалась младше крепко сбитой молоденькой служанки, слишком помпезное, слишком… В общем, все в нем было слишком! А уж нежно-голубой цвет и вовсе делал невесту бледной, как смерть, восковой куклой.

– Отвратительно, – вынесла вердикт расстроенная хозяйка. – И знаешь, Бесс, что самое обидное?

– Что?

– А то, что маму не переубедить! Если уж она вбила себе что-то в голову…

– Она ведь хотела как лучше! – развела руками Бесс. – Не расстраивайтесь, госпожа. Уж один-то день можно потерпеть! А потом спрячете его и забудете. Хотя если по мне – так все обзавидуются!

– «Все» – это жены и дочери наших соседей? – сморщила нос Нэрис. – Это да-а-а. Еще месяц будут обсуждать, сколько папа дал за атлас, где мама берет такое тонкое кружево и, разумеется, настоящий ли жемчуг! А мне вот интересно: увидит ли кто-нибудь за этим «шедевром» меня?

– Не расстраивайтесь, – повторила служанка, сочувствующе погладив ее по плечу. – Зато ваш будущий супруг сразу увидит, что он не ошибся в выборе! Если уж ваш отец смог позволить себе такое платье, то какое он даст за вами приданое!

– Спасибо, – кисло усмехнулась девушка. – Утешила! Нет, я, конечно, все понимаю… но знаешь, Бесс, хотелось бы, чтобы женились на мне, а не на деньгах моего батюшки.

– Если ваш папенька дал свое согласие, то и жених небедный, – по-своему поняла слова госпожи Бесс. – И, я слышала, недурен собой!

– Да? – вяло удивилась невеста. – Это радует. А от кого ты слышала?

– Ну как же! – затараторила служанка, ловко прилаживая на корсаж букетик фиалок. – Мне сказала Катерина, наша прачка, а у нее муж зеленщик, а у него брат портной в Перте! А у брата жена ходит мыть полы по найму, и когда она была в доме Робертсонов, у них как раз гостил лорд Мюррей, ну, знаете, из кинросских Мюрреев, ну и…

– А покороче? – Нэрис задумчиво рассматривала свое отражение: «Немочь бледная. Других слов и не подобрать. Да еще эти фиалки…»

– Ну, так я и говорю: к лорду Мюррею приехал какой-то важный господин, то есть он не то что сам по себе важный, но Катерина сказала, что жена брата ее мужа сказала, что сам лорд Мюррей перед ним на цыпочках ходил, а уж он, говорят, задира, этот лорд Мюррей! А тут, говорят, стал весь как есть пришибленный, и руки трясутся! А потом важный господин поговорил с лордом Мюрреем и уехал, и даже на ужин у Робертсонов не остался, а жена брата мужа Катерины возьми и спроси у ихней кухарки, кто, мол, это такой? А кухарка спросила у горничной, а горничная слышала, господа говорили – это лорд Ивар Мак-Лайон, он самому королю личный друг и воспитанник, а еще он советник и хранитель какой-то там печати, а еще у него…

– Ну, хватит, – решительно остановила ее Нэрис. – А то у меня сейчас голова пойдет кругом! Что он человек влиятельный, я в курсе. А раз им вся женская часть прислуги так интересуется, значит, и вправду не урод. Хотя, если вдуматься, какая разница? И… Знаешь что, Бесс?

– Что?

– Снимай фиалки!

– Но как же…

– Я говорю, снимай! И пуговицы расстегивай! – Нэрис вздернула подбородок. – Если маме так уж нравится это платье, пускай сама его и носит! Сколько у нашей семьи денег, судя по спешке, мой будущий супруг и так знает. И ему, я думаю, наплевать, что там на мне будет надето. Ему, в сущности, и внешность моя без разницы, коли он даже на смотрины приехать не соизволил. А раз так, я не собираюсь в самый важный день своей жизни выглядеть огородным пугалом! Что ты глазами хлопаешь? Снимай ты уже с меня это платье, мы в церковь опаздываем!

– Но… но… как же можно?! Ваша маменька…

– Через несколько часов я стану замужней женщиной! – отрубила непокорная дочь, беспощадно отдирая от лифа букетик. – И моей маменьке придется с этим смириться! Снимай платье, говорю! Я надену другое!

– И какое же? – Бесс вздохнула, снова взявшись за пуговицы. – Второго ведь не шили!

– Бархатное, с кистями, – сказала Нэрис. – Мое любимое. Я его перешила, думала завтра надеть. Надену сегодня!

– С кистями?! – ахнула служанка, округлив глаза. – Зеленое?!

– Да!

– На свадьбу?!

– Именно! Не копайся ты, уже лошадей наверняка подали.

– Но ведь… зеленое на свадьбу – это ж хуже черного крепа! А если еще вас в нем увидят родители…

– Увидят, а как же, – кивнула невеста. – Только уже в церкви, а тогда будет поздно.

– Но что гости подумают?

– Бесс, они могут думать что угодно. И говорить могут тоже что угодно. Но это моя свадьба и мое платье, черт возьми!

– Госпожа!..

– Ну хорошо, извини, не сдержалась. Быстрее, я тебя прошу, если не успеем, мне придется до старости вспоминать свое венчание как самый худший день в жизни. Уф… ну наконец-то. Давай сюда зеленое!

В дверь постучали, и из коридора донесся встревоженный женский голос:

– Несс, ты готова? Уже давно пора ехать!

– Еще минутку, мама! – крикнула девушка и быстро зашептала: – Ну не копайся же ты. Давай сюда платье, сама надену. Плащ, скорее!

– Зачем ты заперлась? – Ручку двери подергали. – Все в порядке?!

– Да, мама! Господи, Бесс! У меня всего четыре теплых плаща, что ты там возишься?!

– Сейчас, госпожа… вот! Давайте я помогу… И все-таки зря вы это сделали. Когда ваша мать узнает, что вы пренебрегли ее подарком, а я не помешала… Она меня точно выпорет!

– Не мели ерунды, тебя в жизни не пороли. А что касается «пренебрежения»… Дай-ка мне графин! Да, с вином!

– Для храбрости?

– Бесс, ей-богу! Что за глупость? Давай сюда.

– Дорогая, я ничего не понимаю! – окончательно встревожился голос за дверью. – Что у тебя там стряслось?! Открой!

– Мама, все в порядке! – Нэрис взяла в руки графин. – Спускайтесь, я сейчас выйду! Так, Бесс, подними этот голубой кошмар повыше. Ага… Лифом ко мне поверни. – Она перевела дух, храбро зажмурилась и, боясь передумать, одним движением выплеснула содержимое графина прямо на голубой атласный подол. – Вот!

– О господи! – Служанка ахнула и прижала свободную ладошку ко рту: на роскошном атласе расплывалось здоровенное багряное пятно.

Нэрис подмигнула и с чувством выполненного долга поставила графин обратно на столик:

– Теперь мама и слова не скажет! Платье испорчено, а шить другое у нас нет времени. Пошли!

– Ах, госпожа… Ну как же можно? Такое прелестное платье! – едва не плача, всплеснула руками Бесс. – Вино же… оно не отстирается!

– Не хнычь. – Нэрис поплотнее запахнула полы плаща и направилась к двери. – Положи его, и пойдем! И не надо смотреть на меня, как на чудовище. Там ткани локтей на пятьдесят, папа не поскупился. На лиф и пояс вино не попало, потом просто перешьешь со шлейфа. И не делай из этого трагедию, я тебя прошу!

– Но как же…

– Бесс, – уже взявшись за ручку двери, девушка с улыбкой обернулась, – ты прекрасно шьешь! И, я уверена, когда придет время тебе выходить замуж, ты будешь самой красивой невестой.

– Простите?..

– Я дарю тебе это платье, глупая!

– Мне?! – снова ахнула девчушка. – Вот… это?!

– Да! – фыркнула невеста. – И хватит охать, побежали! Я и без того всегда кругом опаздываю, если еще и на собственную свадьбу… Папа будет очень расстроен. А маму, скажем прямо, и так ждет большое потрясение!..

Ивар спрыгнул с коня и огляделся. Народу! Кажется, поглазеть на свадьбу дочери негласного властителя Файфа собралось все его население от мала до велика. Площадь перед церковью была запружена народом, толкотня – неимоверная. Прибывающие гости из числа самых знатных семей Лоуленда (да и не только его) вносили еще большую неразбериху, бесцеремонно проталкиваясь на лошадях к ступеням храма буквально по головам простого люда. Впрочем, те были не в обиде: для них, не избалованных жизнью, даже чужой праздник все равно оставался праздником. Кроме того, на площади, чуть в стороне, уже накрывали деревянные столы, чтобы любой присутствующий, какого бы он ни был сословия, мог по окончании брачной церемонии выпить за счастье молодых!

Лэрд Вильям Максвелл в преддверии счастливого события наступил на горло собственной бережливости, приличествующей любому успешному торговцу, и велел выставить десяток бочек доброго красного вина, а столы уставить снедью, дабы каждый, кто пришел сегодня на свадьбу его единственной дочери, приглашенный, нет ли, остался доволен. Опять же: доволен работник – доволен и хозяин! Даже в такой особенный день лэрд Вильям оставался собой. Ивар усмехнулся: его будущий тесть нравился ему все больше и больше. Остается надеяться, что и дочка не слишком разочарует! Просил же государя – хоть портрет достать, неужто сложность такая? Нет, какой бы ни была невеста, он, разумеется, женится. Но сохранить приличествующее выражение лица, если сейчас на площадь въедет перезрелая карга в бородавках и кружевах, будет трудно. Было бы время, съездил бы сам в Файф заранее, на смотрины (пускай и постфактум), но времени не было совсем. Чертовски обидно!

– Расслабься, – хихикнули рядом. – Я тут пробежался по площади, в пару лавок заглянул, с местными пообщался. Все не так уж и плохо! Девица, конечно, не первой молодости, но…

– Том, отвяжись, – смутился Ивар. – И не такое видели… Лучше, вместо того чтобы по лавкам шастать, за Мак-Тавишами бы присмотрел. Опять влезут куда не надо и все дело мне испоганят. Где они?

– Так где ж им быть, как не возле выпивки? – Томас Нивен, волынщик, насмешник и балагур, весело хохотнул. – У бочек околачиваются, слюни роняют. Да не кривись! Я с ними Творимира оставил, у него не забалуешь. Да и бочки до конца церемонии строго-настрого запретили открывать. Видно, случались уже эксцессы!

– Не сомневаюсь, – хмыкнул жених, – особенно, если в здешних краях найдется хоть один Мак-Тавиш. Что-то они запаздывают. Уже и его величество прибыл.

– Скоро будут, не волнуйся. – Томас поднялся на пару ступенек вверх и приставил ладонь к глазам. – Ну, что я говорил? Вон лошади пылят. Едет твоя суженая!

– Угу… Слушай, Том, бог с ним, с ее возрастом, а сама-то она – как?

– Была бы уродина, мне бы сказали, – хмыкнул тот. – Я и у девиц на выданье спрашивал, а их, сам знаешь, хлебом не корми, дай только товарке косточки перемыть! Про красоту неземную не слышал, но и чтоб совсем уж наоборот – тоже. Говорю же тебе – расслабься! В любом случае поздно уже… А камзол ты все-таки зря серый надел.

– Отстань. Мне нравится.

– Нравится! Да ты в нем на крысу канцелярскую похож, а не на жениха! Совсем одеваться не умеешь.

– Да где уж мне, темному? – съязвил Ивар, окинув взглядом разодетого в пух и прах по последней моде волынщика.

Тот довольно ухмыльнулся и, оглянувшись на толпу, торопливо зашептал:

– Прибыли! Воротник поправь, видишь, народ расступается? Иди… Встречай свою нареченную! Совет вам, как говорится, да любовь.

– Хватит ехидничать! – проскрипел лорд, торопливо одергивая камзол. – А то я тебя тоже женю.

– Молчу, молчу! – Томас фыркнул и исчез за спинами гостей.

Ивар сделал шаг вперед.

Весело гомонящий народ расступился, давая дорогу семейству Максвеллов во главе с лэрдом Вильямом. Зазвонили колокола. Нэрис непроизвольно поежилась. Ну, вот оно. Сейчас они подъедут к крыльцу, отец спешится, подаст ей руку. Ах, господи, папе надо меньше есть! Совсем из-за его спины ничего не видно!

– Мама, – шепнула девушка, – ну что?

– Не волнуйся, дорогая, – понимающе улыбнулась леди Максвелл, всматриваясь в толпу у крыльца. – Кажется, все не так плохо. Главное, не подавай виду, даже если он тебе все-таки поначалу не приглянется! Скажу честно, твой отец меня тоже не поразил, когда я увидела его в первый раз!

– У вас хоть было время познакомиться, – пробормотала девушка.

– Что, милая?..

– Да это я так. Ничего, все в порядке, мама, – быстро сказала Нэрис, опуская голову.

Лошади остановились. Звон колоколов оглушал. Краем глаза Нэрис заметила, как отец спрыгнул с седла, освободив обзор, но сейчас поднять глаза и посмотреть на того, кого ей уготовила судьба, у девушки не хватило духу. «Успею, – подумала она, протянув руку и опершись на плечо лэрда Вильяма. – У меня еще вся жизнь впереди. Слава богу, я ни в кого влюбиться не успела! Было бы… чертовски обидно!»

– Я возьму твой плащ, дочка, – раздался над ухом отцовский бас.

Нэрис вздрогнула и оторвалась от своих раздумий. Плащ. А под плащом… Ох, Господи, будь милосерден, лиши дорогую маменьку зрения или, уж на худой конец, дара речи! Хотя бы на пять минут! Потому что, когда она это увидит…

– Позвольте, лэрд, я сам, – раздался другой мужской голос, и чья-то рука в перчатке легонько коснулась ее локтя.

Она вскинула глаза.

Ивар внутренне вздохнул с облегчением. Стоящая перед ним невысокая хрупкая девушка уж никак не походила на то, что он успел себе нафантазировать. Да, не ослепительная красавица, бледненькая (ну это естественно, когда выходишь замуж, да еще и за совершенно незнакомого человека!), но… пожалуй, хорошенькая. Жемчуг в волосах, серо-зеленые глаза глядят настороженно. Боится. Ивар ободряюще улыбнулся и неожиданно для себя заговорщицки подмигнул своей невесте. Она вздернула брови и неуверенно улыбнулась в ответ. Ну вот. Уже лучше. Когда улыбается, так и вовсе очаровательная. «Везучий ты, мерзавец!» – подумал он про себя и протянул руку:

– Позвольте ваш плащ, леди?

– Плащ? Ах да… – Нэрис глубоко вздохнула и решительно потянула ленту у воротника. Будь что будет!

«Ах…» – сдавленно раздалось сзади. По людской толпе пробежала волна. Ивар перебросил плащ через руку и подставил невесте локоть:

– Прошу вас. Не стоит, наверное, заставлять всех ждать? – Он улыбнулся и посмотрел в сторону открывающихся дверей церкви. Девушка быстро кивнула, взяла его под руку и решительно двинулась по ступеням вверх. Ивар удивленно хмыкнул – какая резвость! Хочет покончить со всем поскорее? Ему на мгновение стало совестно. Малышка и вправду была славная. Может, все-таки стоило сначала поинтересоваться ее мнением? Или, чего доброго, у нее уже есть сердечный друг? – Мне, вероятно, стоило спросить вашего… – начал было он, сам не зная зачем, но девушка только стиснула сильнее его локоть и прибавила шаг. – Леди, я в самом деле думаю, что если вы этого не желаете…

– Сир, – тихо сказала она, не поворачивая головы, – я вас умоляю… пожалуйста… женитесь уже на мне быстрее!

– Что? – опешил он. «Вот тебе и «нежный цветок»!»

– Вы знакомы с моей матерью? – вместо ответа спросила она.

– Не имел пока удовольствия. Но… если это та леди, что сейчас пытается взбежать следом за нами с перекошенным лицом…

– Именно, – фыркнула она и посмотрела ему в глаза. – Сир, я вам не нравлюсь?

– Нравитесь, – не раздумывая, ответил он и добавил вполголоса: – Но убей меня бог, если я что-то понимаю!

– Платье! – трагическим шепотом сказала она.

– Красивое платье… При чем тут ваша мать?!

– Я вам после объясню, – пообещала она.

Ивар недоуменно моргнул и, подумав, пожал плечами.

Свадебная процессия торжественно вступила под своды храма. Зазвучал орган вперемежку с колокольным звоном. Было громко, но, по крайней мере, это хотя бы частично заглушило причитания обманутой в лучших чувствах леди Максвелл и ропот толпы на площади. Нэрис перевела дух и замедлила шаг. Ну, кажется, самое страшное позади! Разве что… «Поздравляю тебя, дорогая, – сама себе сказала она, – ты только что наплевала на традиции, едва не довела до обморока родную матушку и выставила себя полной дурой перед будущим мужем! Который… который, кажется, мне тоже понравился…»