Белокурый молодой человек в черной охотничьей куртке с капитанской нашивкой на воротнике, бесцеремонно развалясь на широкой королевской постели, небрежно поигрывал узким длинным ножом.
– И что все-таки я буду с этого иметь, дорогуша?
Королева Тайгета вздрогнула и быстро прикрыла за собой дверь спальни:
– Ты в своем уме, Дженг?! Какого черта ты тут делаешь? А если сейчас явится мой муж?!
– Не разоряйтесь, ваше величество, – ухмыльнулся непрошеный гость, одним быстрым движением острого клинка пригвоздив к резной спинке кровати пролетающую мимо муху, – всем известно, что ваш, с позволения сказать, супруг имеет счастье посещать вашу опочивальню дай бог раз в неделю… И раз он меня чуть не накрыл здесь позавчера, то, соответственно, сегодня его здесь быть никак не может…
– Наглец! Ты разговариваешь с королевой!
– Да? А я и не заметил… Помнится, в поместье своего уважаемого папеньки ты была с гостями полюбезнее…
Гатта зашипела от злости. Этот мерзавец знал, куда укусить… О своем сомнительном прошлом жена тайгетского диктатора вспоминать не любила. И никому не позволяла вспоминать. Но Дженг – это был особый случай. Хотя бы потому, что что-то ему запретить было делом абсолютно бесполезным и неблагодарным. Младший сын генерала Зафира, командующего кавалерийским корпусом армии Тайгета, отличался не только умом и сообразительностью, но и, к сожалению, полнейшей беспринципностью, отсутствием какого бы то ни было благородства и тем, что за достаточно хорошие деньги мог продать даже родную мать. Наживать себе такого врага Гатта не хотела совершенно. Особенно если вспомнить, сколько он о ней всего интересного знал… Ведь не кто иной, как этот самый господин, устроил так, чтобы король Наорд столь удачно пострадал на охоте совсем неподалеку от захудалого поместья ее уважаемого родителя. И именно этот вышеуказанный молодой человек упоил сопровождающего его величество дворцового лекаря до состояния дверей, вследствие чего ухаживать за раненым было дозволено старшей дочери хозяина поместья. И именно благодаря этому факту эта самая дочь, а ныне – законная королева получила-таки возможность применить на практике приворотное зелье своей тетушки…
– Так я повторюсь, дорогуша… Что я буду иметь с поимки вашего феникса?
– Тебе что, мало заплатили? – Гатта уселась перед зеркалом и принялась перебирать блестящие украшения. Это занятие ее немного успокаивало и отвлекало от неприятных мыслей о том, что будет, если Наорду все-таки взбредет в голову сюда явиться.
– Нет, почему же? – Дженг с поганенькой усмешечкой сел на постели. – Диктатор не поскупился… Да и ты, моя милая, вчера ночью просто себя превзошла. Неужели вам обоим так позарез нужна несчастная птица, что вы из кожи вон лезете?
– Нужна, – бросила королева. – И тебе это объяснили, кажется. Выметайся отсюда, пока никто не донес королю, что видел тебя в моей спальне…
Дженг расхохотался:
– Шутить изволите, ваше величество? Или я так плохо знаю наше с вами окружение?
Он был прав – уже сама мысль о доносе на сына генерала Зафира звучала как глупая шутка. И дело было не в том, что он мог заблуждаться относительно своего окружения. Дело было в том, что окружение слишком хорошо знало его… Плести интриги вокруг этого изворотливого паука, к тому же лучшего метателя ножей в королевстве, было равносильно самоубийству.
Отхохотавшись, молодой человек легко спрыгнул с кровати и подошел к королеве.
– Ну так что же, Гатта? – спросил он, положив обе руки ей на плечи. – Зачем вам феникс?
– Не твое дело! – попыталась было взбрыкнуть королева, но поняла, что это бесполезно – пока Дженг своего не получит, пусть это будут деньги, какая-нибудь вещь, человек или информация, он не отстанет.
– А все-таки?
– Он нужен моей тетушке! – сдалась Гатта. – Доволен? Катись отсюда!
– Белая Колдунья взялась за старое? – усмехнулся Дженг. – Интересно, при чем тут огненная птица?
– Я не знаю!
– Правда? – Дженг слегка сжал плечи королевы и посмотрел ей в лицо.
– Да! – сердито сказала Гатта. – И если ты решил слупить деньжат еще и с тетушки – иди к ней и выпрашивай! Я тебе помочь ничем не могу!
– Да нет уж, спасибо, – хмыкнул генеральский сын. – Я еще пока не спятил… Так, из интереса спросил.
Королева не поверила ему ни на грош. Из интереса… да у него два интереса в жизни – деньги… и еще раз деньги! А женщины – это само собой разумеющееся…
– Убирайся отсюда, – повторила Гатта, заметив, что нахал, прекратив назойливые расспросы, вплотную занялся расшнуровыванием ее платья. – Еще чего не хватало! Убери руки!
– Что-то меня твои слова не очень убедили, дорогуша…
Как уже говорилось ранее, если капитан Дженг чего-то хотел, он это получал обязательно.
Аркадий, вытирая пот со лба, вылез из фургона и втиснулся между Хайденом и Лиром.
– Ну как? – спросил барон, глядя на дорогу.
Впереди показалась развилка с указателем: по левую сторону, как гласила вырезанная на деревянной дощечке надпись, находились земли некоего графа Броквилля, по правую – Общинные деревни.
– Заштопали! – ответил вирусолог. – Надеюсь, я не схалтурил. Все-таки я ведь не хирург. Летать будет. Сейчас сидит и Кармен жалится на врачебный произвол…
– Общинные деревни, – кивнул на указатель Хайден. – Сворачиваем?
– Да мне без разницы, – пожал плечами Аркаша. – Хотя я, честно говоря, на этого графа тоже посмотрел бы. Барона я уже наблюдаю, неинтересно… Кстати, Лир, а ты, часом, не аристократ ли? Что-то там гад Барбуз говорил про князей, которые в том веселеньком поместье жили?
– Ну да, мы и жили, – погрустнел парень. – Князья Бежен-Ювальские, может, слышали?
– Слышал, – задумчиво качнул головой барон. – Известная фамилия… Откуда знаю – не спрашивайте, все равно не помню.
– Известная, да, – вздохнул Лир. – С плохой стороны…
– На охоте помешанные? – попробовал догадаться Аркадий.
– И это тоже. А вообще мои предки еще в какой-то войне отличились. Меры не знаем, от этого и все беды. Мне дедушка рассказывал, что король Август Второй его чуть титула не лишил за произвол на поле боя и наплевательское отношение к приказам командира… Нрав у нас буйный, это семейное! А уж как до драки доходит…
– Что-то по тебе это не очень заметно, – проворчал недоверчивый медик, но вспомнил обстоятельства их знакомства и прикусил язык.
Лир развел руками:
– Отец, когда изволил гневаться, всегда говорил, что меня мама на стороне нагуляла. Но это вряд ли. Я на него очень похож…
– А, извиняюсь, твой папенька в ту памятную ночь в драке участвовал? – все-таки не удержался вирусолог.
– Конечно!
– Дай угадаю – тот, который с рогами?!
– Нет! – улыбнулся Лир. – Это дедушка! А папа с мамой…
– Этот кошмар с крыльями? – понял барон. – Ну надо же… получается, я поднял руку на женщину?! Докатился!
– Да вы не волнуйтесь! – успокоил его паренек. – Вы же не знали. И вы были такой не единственный…
– Ага, – припомнил медик, – даже не сомневаюсь! Мы, когда дедулю твоего еще в виде скелета из-под сундука достали, видели, что у него с шейными позвонками творилось… Видно, до нас тоже кто-то очень жить хотел.
– Да нет, – сконфуженно пробормотал Лир. – Это я его…
– Ты?!
– Просто… За месяц где-то до вас в поместье молодая семья забрела, с маленьким ребенком. Ну мы в полночь пришли, как обычно, а они спят… Пока отец да мать выбирали, с кого начать следует – с женщины или с мужчины, дедушка ребеночка увидел. А тот совсем маленький был, не ходил еще, наверное… Мне его жалко стало. А дедушку разве остановишь? Вот и пришлось сзади – зубами в шею. Он мне потом долго этого простить не мог…
Княжеский отпрыск снова загрустил. Аркаша поерзал на деревянной скамеечке и спросил:
– Лир, ты меня извини… но вот до того еще, как Хозяин леса вас того-этого… ну неужели ж тогда ты был такой сволочью?!
– Наверное, – сказал малый. – Мне нравилась охота. Это было весело. Я просто не понимал, что делаю что-то плохое… Потом, конечно, понять пришлось. Когда на себе испытал. Может, и прав был Хозяин…
Все замолчали. Мул добрался до развилки и приостановился, будто раздумывая. Хайден поворотил вправо.
– Общинные деревни! – удивился Лир. – А мы туда зачем?
– Карменсита жениха ищет, – мрачно ответил Ильин. – Говорят, его тут видели…
– А вообще нам в Эндлесс надо, – добавил барон. – К врачам наведаться…
– Вы… болеете? – ляпнул паренек, с недоверием разглядывая обоих товарищей, которые уж на кого-кого, а на больных никак не походили.
– Ага, – фыркнул медик, – стригущий лишай, последняя стадия! Хи-хи, да не шарахайся ты… Просто у Хайда амнезия, а я…
– А мне… что?! – прямо-таки всполошился Лир, пытаясь все-таки отодвинуться.
– Память потерял! – снова закатился Аркаша. – Частично!
– Так бы и сказали сразу… А вы?
– А я за компанию. Моя болезнь не лечится… да не заразная она, вот же святая зашуганность! Сиди спокойно.
– А почему тогда не лечится?
– Слушай… долго объяснять. Если вы тут даже об амнезии ничего не слышали, то уж «дислокация срединных структур головного мозга» тебе точно ничего не скажет…
– А все-таки, сэр? – настойчиво поинтересовался барон, втайне надеясь, что запомнит мудреное название или хотя бы признаки удивительной болезни. Лечится она или нет, это еще вопрос. В крайнем случае можно попробовать будет затащить его к колдуну…
– Если по-простому, – сдался Ильин, – то это банальный рак мозга. Ну опухоль.
– В голове? – уточнил дотошный барон.
– В ней, родимой. Растет, растет, никак себя не проявляет, а потом – бах! – и с копыт. А я еще запустил основательно. Даже если рискнуть и лечь на операцию, то шансов нет. Максимум, если очень повезет, месяцев десять протянул бы, да и то не факт. Опять же в лежку лежать… оно мне надо?
Лир сочувственно вздохнул и притих. Хайден про себя повторил все, что услышал, и отложил до встречи с профессиональным колдуном. Ему, в отличие от вирусолога, ситуация вовсе не казалась такой уж безнадежной… Подумаешь, чего-то там в голове не то выросло! Руки-ноги на месте и дураком не стал, значит, можно поправить!
Аркадий мельком глянул на проплывший мимо указатель и спросил:
– Почему – общинные?
– Что? – отвлекся от своих мыслей Хайден.
– Ну деревни! Раз у вас тут уже феодальный строй? Общины, насколько я помню, это совсем древность…
– А! Это королевское нововведение, – сам удивляясь внезапно проснувшимся воспоминаниям, ответил барон. – Давно, кстати, хотел посмотреть, да как-то не получалось. Поселение, которое само собой управляет и не имеет прямых хозяев… При дворе очень не одобряли!
– Почему? – заинтересовался Лир.
– Ну как бы это сказать… – замялся Хайден, у которого перед глазами встала картина: тронный зал, вопящие от возмущения бароны и его величество Сигизмунд, хряснувший кулаком по столешнице так, что у стола ножки подломились. – Бароны объявили общинные поселения «опасным экспериментом» и «монаршей блажью», а некоторые даже непрозрачно намекали на возрастные изменения умственных способностей короля…
– Это как? – не унимался вирусолог.
– Старым дурнем обозвали, – вполголоса пояснил барон, – за глаза, конечно… Да и какой же он старый – его величеству еще и пятидесяти нет!
– Да-а, – протянул медик, – власть у вас уважают…
– А вы себя на их место поставьте, сэр! – развел руками Хайден, который, если уж совсем честно, тоже был не в восторге от королевского проекта – потому как, если помните, все-таки являлся бароном. – У одного из вассалов отобрали часть земли, у другого – спилили на избы четверть леса, потому что там, где было решено ставить деревни, местность болотистая и хорошее дерево не растет… У третьего, пятого и десятого экспроприировали личных крестьян – надо же кому-то в этих селениях жить? Его величеству забава, а баронству – сплошной убыток!
– Ну знаешь, – возразил Аркаша, предки которого, в отличие от предков товарища, когда-то были крепостными. – Мы не рабы, рабы не мы! Зато какое, наверное, облегчение это принесло крестьянам, они…
– Они теперь нос за околицу высунуть боятся, – прервал его пылкую речь Лир, – потому что те из крестьян, кому не так повезло, лупят «счастливчиков» почем зря! Я сам видел. Мне Хозяин разрешал границу леса покидать, потому что я был не такой агрессивный, как остальные…
– А за что они их лупят-то? – удивился далекий от средневековых понятий о жизни медик.
Барон хмыкнул.
– Из зависти, наверное… – вздохнул паренек. – А я вот им не завидую. Король наиграется и успокоится, а каково будет этим несчастным обратно к своим хозяевам возвращаться?
– Зато хоть узнают, что такое настоящая жизнь! – непримиримо заявил Аркаша, который рабовладельческий строй не переваривал в силу свободолюбивой натуры и соответствующего воспитания.
– Иногда чего-то лучше не знать… – проронил Хайден.
– Ты давай еще мне скажи, что лучше быть рабом!
– Сэр, – терпеливо ответил умудренный жизнью барон, – представьте себе – вы всю жизнь ели простой хлеб. Но, конечно, знали, что где-то у господ едят пышную булку. Но, так как вы ее никогда и в глаза не видели, вы о ней не думали, и все было в порядке. И вдруг – на, бери! Вы кусаете булку и млеете от счастья, потому что…
– …с грубой краюхой это, разумеется, не сравнить! – влез бывший проводник.
– И что? – не понял вирусолог.
– А то, что едва вы вошли во вкус, как у вас эту сдобу – раз! – и отбирают. И больше вам ее не видать как своих ушей! И жуй опять свои сухари… Я что хотел сказать, сэр, иногда прикосновение мечты хуже ножа бывает!
Аркаша упрямо насупился, но возразить ничего не смог. Потому что логика в рассуждениях товарища была железная. Только вот выражение лица этого самого товарища почему-то вдруг нехорошо изменилось…
– Хайд, ты чего? Опять вспомнил что-нибудь не то?
– Нет, – честно ответил барон. – Но… такое впечатление, что я имею ко всему этому непосредственное отношение… Проклятая дырявая память!
– Хочешь сказать, что у тебя тоже что-то отобрали? – снова встрял Лир. – Крестьян, например, да?
– Нет, не крестьян… Но отобрали… что-то… – медленно выговорил Хайден, силясь ухватить за хвост стремительно ускользающее воспоминание о чем-то невероятно счастливом… светлом… о чем-то, что у него когда-то было… Бесполезно. Мысль ушла…
– Ладно, Хайд, не напрягайся! – сказал Ильин, потрепав товарища по плечу. – Это временное. Ты все вспомнишь постепенно. Это я тебе как врач обещаю…
А для себя он окончательно решил, что не хотел бы, чтобы несчастный барон это «все» взял и вспомнил. С таким лицом о приятном не думают. Что-то, видимо, было такое у человека в жизни, что вообще лучше стереть из памяти, и точка…
Изнутри фургона неясно доносилось утешающее воркование сердобольной испанки и голос феникса:
– Разве можно поверить? Всемогущее Солнце затмил для меня твой светлый лик! Почеши под клювом, пожалуйста, мне никак…
– Да вы поэт, батенька… – с досадой буркнул себе под нос медик, навострив уши. Бесстыжий Феликс так успешно пользовался своим положением «несчастного калеки», что Аркаше захотелось забить что-нибудь очень большое на все клятвы Гиппократа и придушить этого павлина своими же руками! На сострадание давит, страус несчастный, знает небось, что женщину хлебом не корми – дай пожалеть кого-нибудь… «Вот до деревни доберемся, – мстительно подумал Аркадий, – и я в такой роскошный обморок грохнусь, что даже Хайда проберет. И проваляюсь двое суток подряд… не Лир же за мной будет ухаживать?» На этих приятных мыслях вирусолог и успокоился.
Благодаря сверхъестественной медлительности мула, они добрались до пункта назначения только через несколько часов. Вирусолог успел выспаться, помириться с Кармен и два раза послать любопытного Лира куда подальше с его расспросами по поводу своего внешнего вида. Шорты ему, видите ли, не понравились! Подобное, видите ли, даже дамы в качестве панталон не носят! Хорошо хоть рубашку не обхохотал, морда княжеская… Вот Хайд – золото, а не барон. Ни слова не сказал. Дык – воспитание… А этот как из диких лесов! Хотя что с него взять – столько лет в звериной шкурке пробегал…
Высокий деревянный забор, окружающий первую из Общинных деревень, впечатлял. Судя по добротности «редута», насчет злонамеренно настроенных окрестных крестьян Лир не преувеличил ни капельки… Хайдену пришло на ум сравнение общины с банальной золотой клеткой, и он в очередной раз усомнился в правильности некоторых указов его величества. Нет, барон не допускал даже мысли, что государь хотел чего-то дурного, но… благими намерениями… сами знаете куда дорога вымощена.
Пока флегматичный мул потихоньку обжевывал пыльный придорожный куст, деятельный вирусолог, пробежавшись вдоль частокола, отыскал в нем калитку и, махнув рукой спутникам, вежливо в оную постучал. С той стороны кто-то завозился, но распахивать «ворота» не спешил. Аркаша пожал плечами и постучал громче.
– Чего надо? – нелюбезно поинтересовались из-за забора.
– Да мы вроде как… зайти хотели! – стушевался медик.
Подошедший Хайден смерил взглядом высоту ограды. Не крепостная стена, конечно, но и лбом с разбегу вряд ли прошибешь…
– А зачем? – все так же нелюбезно спросили изнутри.
– Перепись населения! – гаркнул Аркаша, который, как новоиспеченная мировая знаменитость, уже успел привыкнуть, что ни одна дверь перед ним не оставалась закрытой дольше двух минут. Кроме того, ушлый мул с куста перебрался на короткий рукав его рубашки и отъел от последнего порядочный лоскут ткани. – Именем короля и тому подобное… Карменсита, если ты сейчас своего дромадера не приструнишь – я вычту стоимость рубашки из твоего списка претензий по поводу нашего с Феликсом разгрома!
– Дромадер – это верблюд! – заметила девушка, без особого успеха дергая за поводья.
Мул пренебрежительно фыркнул, упрямо нагнул голову, но увлеченной порчи Аркашиного нательного имущества не прекратил. Все попытки сердитой испанки призвать обнаглевшее животное к порядку успехом не увенчались, мало того – в процессе дерганья истертой временем узды разлохмаченные поводья, хлюпнув, просто порвались! «Дромадер», почуяв свободу, ухмыльнулся во всю морду и с вкусного рукава перешел на воротник. Врач чуть не онемел от такого обращения…
– Посланники короля? – уже более вежливо переспросили из-за частокола.
– Да! – без колебаний ответил за приятеля Хайден, поняв, что другие варианты тут, по всей видимости, не прокатят. Калитка, заскрипев недюжинным засовом, начала отворяться.
– Хайд, – зашептал Аркаша, – разговаривать с ними будешь ты. Я в ваших титулах и полномочиях ни черта не понимаю! Давай быстренько прими подобающую позу, и… – Он запнулся и свирепо выругался: бессовестный мул, окончательно отбившись от рук, стрескал-таки рукав и сейчас удовлетворенно доедал воротник, а красная от стыда Кармен, косо сидя уже на ребристой спине упрямого «скакуна», изо всех сил пыталась как-то остановить это беззаконие… Вспомнив весь отряд копытных неодобряемым цензурой словом, вирусолог, сведя брови на переносице, перешел от этого самого слова к делу. А именно: молниеносно выскользнул из окончательно испорченной рубашечки, подставил плечо под ногу девушки, в последний момент успев предотвратить ее неминуемое падение, и с чувством врезал недрогнувшей рукой промеж ушей главному виновнику. Мул подавился воротником и вытаращил глаза – кулак у медика, несмотря на внешне не особенно примечательные размеры, оказался крепким… Мул, конечно, ничего не сказал. Но ОЧЕНЬ сильно обиделся и пообещал себе в самом скором времени припомнить двуногому нахалу такое беспардонное рукоприкладство…
От «переписи населения» отвертеться не удалось. Как говорится, назвался Прометеем – подставляй печень… Поэтому, пока Карменсита в компании с Лиром носилась по деревне в поисках провизии (желательно бесплатной), поскольку имеющейся в наличии хватило бы только-только до следующего селения, Аркадий и Хайден, зевая, рылись в пыльных рукописных книгах учета, заботливо предоставленных их вниманию деревенским старостой. Точнее, рылся один барон – вирусолог строил глазки хорошенькой дочке старосты и под лепешки с вареньем тянул уже вторую кружку чая…
Хайден тяжко вздохнул и перевернул очередной желтый лист, заполненный аккуратными столбцами. Ему было скучно. «Может, ну ее, эту «перепись»? – подумал барон. – Построить всех перед домом в рядок, пересчитать по головам с умным видом да и… Нет, придется еще посидеть. Кармен и Лир пока не вернулись, да и староста обещал достать новые поводья, а без них эту подлую животину под названием «мул» с места не сдвинешь…»
Рыцарь с завистью бросил взгляд на блаженствующего медика и сердитым щелчком сбил жирную муху со страницы.
И удивленно наморщил лоб. В списке имен, в самом низу листа, напротив записи: «Бурко Дехай, кузнец» стояло криво написанное – «козел»!
– Ну и порядки… – усмехнулся Хайден, переворачивая лист.
«Намсар Карпет, пастух – козел».
У них так принято, что ли?
«Лаптень, юродивый – козел»… «Такой-то, такой-то, подпасок» – тоже козел!
Нет, конечно, крестьяне – люди темные, простые, прямодушные… но уж лепить правду-матку, да еще такую, да еще в серьезном документе?! Это перебор…
Барон открыл было рот, чтобы задать селянке парочку вполне закономерных вопросов, после того как насчитал интереса ради семнадцать имен с «козлиными» характеристиками, но тут удивленно заморгал, прочитав: «Лиина Ирэ, дочь пекаря, средняя – козел».
Вот ведь неграмотные, хоть бы «коза» тогда написали, что ли… И вообще – разве можно так о женщине?!
– Послушайте, красавица, – нахмурившись, решительно проговорил Хайден, сурово глядя на дочку старосты (больше было не на кого, ее почтенного папашу уже куда-то унесло), – подойдите-ка сюда!
– Чаю, ваше сиятельство? – улыбнулась сельская нимфа, да так мило, что барон едва не растерял весь запал.
– Чай будет потом! – не без труда отверг предложение молодой человек. – Вы мне лучше скажите – грамоте обучены?
– Конечно! Папенька учили…
– Тогда извольте подойти ко мне и прочесть вслух вот это! – Барон ткнул пальцем в строчку.
Девушка послушно приблизилась к столу и наклонилась над книгой. Пошевелила губами, разбирая разлапистый отцовский почерк, и вдруг побледнела. Ее взгляд замер на слове «козел», стоящем напротив имени дочки пекаря.
– Это как понимать? – осведомился Хайден. – Что значит, простите, «козел»? Разве ваш отец не знает, что подобные выражения… Девушка, ну зачем же сразу плакать? Я ведь вас ни в чем не виню, и… Аркадий!
– А?
– Хватит варенье наворачивать! – сердито сказал барон. – Тут вон… видите что? Милая, послушайте, я не…
– Козе-о-ол… – прорыдала она.
Медик от изумления даже рот раскрыл:
– Да ведь Хайд… то есть его сиятельство тебе и слова дурного не сказал, неблагодарная!
– Да я не про него-о…
– А меня-то за что?! Ничего себе… А если ты насчет варенья – так оно у вас засахаренное, и если б не я, то сильно не уверен, что кто-нибудь еще на него бы польстился! Женщины… Чуть что, сразу – «козел»?!
– Да я не про тебя-а…
– А про кого?! И хватит уже реветь!
В отличие от воспитанного в рыцарских традициях барона, вирусолог с изнеженной дочкой старосты долго церемониться не стал. Топнул ногой, скорчил злобную рожу и глянул на селяночку так, что после десяти секунд слез, сморканий и междометий она все-таки «раскололась»:
– Я про козла! Это все он! И кузнеца он, и пастуха, и… и Лиину – тоже он!
– Он – что? Забодал?
– Съел!!
– Козел?!
– Да!
– Угу… А я – испанский летчик! Козы – травоядные! Они мяса не едят! Вы тут что, в своей изоляции совсем с последнего ума посходили?!
– Это не просто козел! – снова разревелась дочка старосты, утирая слезы передником. – Это козел-людоед! Он нашей деревне уже полгода житья не дает! Здесь же за пригорком старые рудные шахты – люди туда не ходят, вот он там, убивец, и поселился! Стоит кому за околицу по темноте выйти – и потом только косточки находят… Ваше сиятельство-о! Скажите королю, пусть он солдат пришлет! Пусть они его убью-ут, гада рогатого-о…
– Цыц! – сурово прикрикнул Аркадий, растерянно почесывая в затылке. – Иди вон лучше… варенья еще принеси! Должен же его кто-то есть… Хайд, ты сам что по этому поводу думаешь?
– Про волков-людоедов – это я слышал, – раздумчиво сказал не столько испугавшийся, сколько донельзя удивленный Хайден, глядя вслед девушке, шмыгнувшей в подпол за вареньем, – про медведей-людоедов, про росомах… но – козел?! Может, они тут все действительно… того-этого?
Он покрутил у виска пальцем.
– Похоже, конечно… – протянул Ильин, пробегая глазами список фамилий. – А если правда, упаси господь?!
– Тоже может быть, – пожал плечами барон. – Надо побыстрее всю эту перепись заканчивать и уходить. Пока не стемнело.
– Это ясный перец, что надо! Где только остальных носит… Небось Карменсита не явится, пока каждого встречного-поперечного про своего драгоценного женишка не расспросит!
– Дался вам этот жених, сэр.
– Легко тебе говорить… – буркнул Аркадий и закрыл тему во избежание очередных подколов со стороны ехидного барона. – Кстати, ты слышал, как его зовут?!
– Педро. Мне Кармен говорила.
– Не просто Педро! – поднял палец кверху уязвленный медик. – А Педро Гомес!!
– И что? – удивился барон.
Аркаша открыл было рот, чтобы объяснить, но по лицу не испорченного цивилизацией сэра Хайдена четко осознал, что толку не будет…
– Ладно, – он махнул рукой, – вам, приматам, не понять… Где эта парочка шляется?! Я от варенья скоро во всех местах слипнусь!
Как по команде, в дверях возникла довольная физиономия Лира.
– Мы вернулись! Там еду сейчас погрузят, фургон подлатают, и можно собираться.
– А мул? – вспомнил барон.
– Его староста на спор запрягает! – хихикнул парнишка. – Они с Кармен побились об заклад, что у него не получится!
– На что спорили? – заинтересовался Аркаша, выглядывая в окно.
Во двор набежало народу – все оживленно галдели, наблюдая какое-то действо. Что именно – из-за спин было не видно. Но, судя по ажиотажу, Карменсита своего мула знала лучше, чем староста.
– На спирт…
– На что?! – синхронно дернулись товарищи.
Лир развел руками:
– На спирт. Кармен сказала, для дез… дезину…
– Дезинфекции? – расхохотался Аркадий. – Знаешь, Хайд… Может, она и не сахар, и женихи у ней… гомесы… но – умная девчонка, чтоб я треснул!!
«Умная девчонка» появилась минут через десять. Судя по довольной улыбке – староста спор продул…
– Кармен, – все еще улыбаясь, сказал Ильин, – он жив?
– Кто?
– Бедный староста…
– Жив, – хихикнула девушка, блестя глазами. – Сейчас принесут!
– Кого?!
– Так старосту же! – Она уселась на скамейку и стащила с блюдечка лепешку. – Я ему говорила – не наденешь! И зачем спорил? Я же знаю, как мой мул щекотки боится!
– Знаешь, а не сказала?
– А зачем? – повела плечиком испанка. – Впредь думать будет…
– Если сможет, – вполголоса констатировал барон, наблюдая, как охающего старикана вносят в горницу и укладывают на широкую лавку. – Ну что же! Пора и честь знать! Любезнейший, я со всем ознакомился, претензий не имею, его величеству доложу, что все в порядке… Леди, вы нашли своего жениха?
– Нет… – покачала головой Кармен, и Аркаша внутренне вздохнул с облегчением. – Мне сказали, что Педро здесь был, но ушел совсем недавно, как раз перед нами.
– Тогда поторопимся, – встал Хайден. – А то осенью темнеет рано…
– Вы темноты боитесь? – насмешливо фыркнула девушка.
– Нет, – ответил за барона Аркаша. – Не темноты, а козлов. И не боимся, а опасаемся…
– Коз?! – Кармен заливисто расхохоталась. – Гимр не боитесь, а каких-то…
– Он не какой-то, – простонал староста, с трудом приподнимаясь. – Он – людоед! И если вы хотите спокойно уехать, то поторопитесь… Ночь скоро. А лучше бы у нас до утра остались! Вон один не послушался, ушел, так я теперь уже и не знаю, дойдет ли до следующей деревни…
– Это кто? – насторожилась Кармен. – Неужели… мой Педро?!
– Такой красивый господин с черными волосами, в голубой куртке с вышитыми цветочками? – встрепенулась дочка старосты.
Кармен вскочила, отбросив недоеденную лепешку:
– Это он! О дьос мио! Его же съедят?! Забодают?!
– Сначала, конечно, забодают, – рассудительно прокряхтел староста, – а уж потом, конечно…
– Нет! – взревела темпераментная испанка. – Аркадий!
– А я-то что?! – удивился молодой человек, с глубоким удовлетворением отметив, что, по описанию, этот Гомес все-таки… типичный гомес! Ну… сами посудите – и куртка голубая! Да еще и в цветочек!!
– Мы должны его спасти!
– Здрасте, приехали! Да, может, на него никто и не нападал?
– Мы должны это выяснить! – упрямо топнула ногой Карменсита. – И сейчас же!
– Что вы упираетесь, сэр? – негромко спросил барон. – Все равно мы ехать собирались. Какая разница?
– Ага, никакой! – хмыкнул вирусолог. – Одно дело – спокойно отсюда убраться, и другое – полночи ее, прости господи, Педро по куширям разыскивать… Теперь разницу чувствуешь?
Хайдену было решительно все равно, да и спорить было неохота, потому он ограничился кивком и двинулся к двери. Зато Кармен молчать не стала:
– Я чувствую! Боитесь вы, мучачос, вот что я, извините, чувствую!
– Мы?! – дружно взревели оскорбленные «мучачос».
– Вы!
– Боимся?!
– Да!
– Какую-то несчастную рогато-бородатую скотину?! Я, потомственный барон Эйгон, сын Гектора Эйгона Неустрашимого?! Я – боюсь какого-то, извините, козла?!
– Вот именно!
– Да мы двух людоедов, между прочим, чуть сами не сожрали вместе с тапочками! Мы брошенное поместье на бревна разнесли! Я лично гимре блохастой в морду плюнул!! Я с туберкулезником без намордника двое суток в одном боксе просидел!!! И после этого она мне заявляет, что мы, видите ли…
– …боимся?! – закончили они хором.
– Именно! – гнула свое испанка, мудро надавив на самые безотказные точки – самоуверенность и бесшабашность молодого врача и фамильную храбрость, которой славились все Эйгоны еще со времен первого короля первой столицы. А если еще прибавить свойственную обоим гордость и страсть к авантюрам…
Аркаша стукнул кулаком по раскрытой книге учета:
– Да я ему рога поотшибаю!
– Что вы говорите?
– Голыми руками! Он даже у меня «бе-э» сказать не успеет!
– А как же мой бедный Педро, которого надо «по куширям разыскивать»?
– Да плевал я на него с кривого дуба!!
– А я – тем более! – ярился барон. – А ну подать сюда этого козла!!
– Ну… раз вам так хочется… – ухмыльнулась добившаяся нужного результата интриганка и развела руками, – то я просто не имею права вас отговаривать! Эй, сеньорита! – повернулась она к дочери старосты. – Приведи в чувство своего почтенного папеньку, мои друзья хотят кое-что объявить…
– Что? – обернулась девушка, усердно встряхивая впечатлительного папашу, который, видимо от мысли о том, что посланников короля сожрут с потрохами, а отвечать придется ему, лишился сознания.
– Они идут бить вашего козла!
На сих словах бедный староста, едва успев прийти в себя стараниями доченьки, вообще чуть дуба не врезал сиюсекундно…
Селянка, удостоверившись, что дорогой родитель уже при памяти, вихрем слетела с высокого крыльца и выскочила за ворота – как же иначе, общественность должна была узнать новость из первых рук!
Когда разгоряченные «королевские послы» сообразили наконец, на что их только что подбили, – было поздно.