Нэрис пошевелилась на жестком соломенном тюфяке и медленно открыла глаза. Вокруг было темно. Правда, на этот раз сухо, что уже само по себе не могло не радовать. «Где я?.. – подумала девушка, приподнимаясь на локте. И тут же, охнув, упала обратно – локоть пронзила острая боль. – Неужто перелом?.. Нет, кость вроде цела… Наверное, это я еще тогда, на корабле, во время шторма ударилась, когда падала». Она повернулась на бок, стараясь не задеть поврежденную руку, и вгляделась в темноту. Место было ей незнакомо: какая-то маленькая комнатушка без окон, с голыми каменными стенами и круглым потолком. Над тюфяком – небольшой деревянный крест, тут же возле постели – огарок свечи в глиняном подсвечнике. «Наверное, сквозняком задуло, – поняла Нэрис, осторожно садясь. – Так где же это я? Уже не в море точно. На твердой земле… А как я сюда попала? И где капитан Хант, где Чарли?»
Леди Мак-Лайон прищурилась и внимательным взглядом окинула свое пристанище. Глаза понемногу привыкли к темноте, поэтому дверь (точнее просто дверной проем, занавешенный плотным войлочным пологом) отыскалась быстро.
– Надеюсь, это не логово пиратов, – тихо пробормотала девушка, поднимаясь на ноги. Слушались они плохо, но, кажется, были целы и невредимы. Уже хорошо. Ведь, помнится, «Альбатрос» врезался в скалу? Да еще и со всего размаху! Тут и переломы за счастье, лишь бы живой остаться… «Хотя как я вообще выжила после такого – совершенно непонятно! – подумала она, неуверенно взявшись за край полога. – По всему было ясно – не жильцы мы… Ой! Что это на мне надето? Рубище какое-то колючее. А где мое платье? И кто его с меня снял?» – Одни вопросы, – с тяжелым вздохом констатировала она, протянув руку к пологу. – Ну что же, попытаемся найти на них ответы… Ай!
Полог отдернули с другой стороны. В глаза ударил яркий дневной свет.
– Очнулись? – улыбнулся возникший на пороге комнатки невысокий пожилой человек в длинном черном одеянии.
Нэрис, щурясь, кивнула. У нее отлегло от сердца – никакими пиратами тут и не пахло. «Монах? Ну точно – монах!.. Вон и крест на груди… И лицо такое благостное».
– Здравствуйте, святой отец, – с облегчением сказала она. – Наверное, это вас мне стоит поблагодарить за свое чудесное спасение?
– Благодарите Господа, дочь моя, – возвел очи горе монах. – Ибо это воистину чудо! Ваш корабль разлетелся в щепки у подножия Скеллига, и мы не смели надеяться, что кто-то выживет… Я брат Августин.
– А меня зовут Нэрис, – сказала она. – Нэрис Мак-Лайон. Брат Августин, вы сказали: Скеллиг?.. Скеллиг-Майкл?
– Он самый, – кивнул старец. – Как вы себя чувствуете, дочь моя? Ваша рука…
– О, ничего страшного! – снова улыбнулась Нэрис. – Кость цела, просто сильный ушиб и царапина. Если у вас найдется чистая тряпица и что-нибудь, чем можно обработать рану…
– Разумеется. Я как раз затем сюда и шел. Уж простите, что так запоздал, да только спутникам вашим куда как сильнее досталось – пришлось повозиться!..
– Спутникам? – распахнула глаза леди. – Они живы?!
– Слава богу, – кивнул он. – Живы оба. И один даже в сознании… Хотя, да простит меня Господь, лучше бы он пребывал в беспамятстве. Невозможный ругатель!.. Такого наслушались, пока плечо ему зашивали…
– Чарли, – сразу поняла она. И добавила, удивляясь сама себе: – Простите его, брат Августин, я уверена, он не со зла. Просто не умеет по-другому! Характер такой… наверное.
– Это я понял, – тяжело вздохнул монах. – Да и наживую зашивали ведь, от боли еще не так заругаешься. А приглушить ее у нас нечем. Спиртного не держим, а настойку подходящую братья с собой забрали…
Он запнулся на полуфразе и быстро добавил:
– Да что же это я тут жалуюсь?.. Вам ведь тоже несладко. Пойдемте, я перевяжу ваш локоть. Как бы зараза какая в рану не попала!
– Не беспокойтесь, – поспешно сказала девушка. – Я все сделаю сама, мне не привыкать. С нами и так столько хлопот. Это бинты?
Брат Августин кивнул и протянул девушке аккуратно завернутые в чистую холстину длинные тряпичные полосы. Потом вынул из-за пазухи маленький мешочек, в котором что-то звякнуло, и пояснил:
– Здесь серебряная вода и целебная мазь для скорейшего заживления. Немного, но должно хватить. Вы уверены, что справитесь сами? Я мог бы попросить кого-нибудь из послушников…
– Нет-нет, – замотала головой Нэрис. – Мне и так уже неловко… Я наложу себе повязку, брат Августин, можете быть спокойны.
Она помялась и все-таки спросила:
– А второй мой спутник? Что с ним? Что-нибудь серьезное?
– Жить будет, – отозвался монах. И печально сдвинул брови: – Но лицо ему восстановить, увы, не в наших силах!..
– Лицо?..
– Когда корабль разбился, вас выбросило на камни, – пояснил брат Августин. – Вы, дочь моя, упали удачнее всех – на этого богохульника с рваным ухом. Он, в свою очередь, отделался синяками, вывихнутым коленом и порванным плечом. А что касается третьего… Мы ведь нашли его только с четверть часа назад! С другой стороны острова, под обломками, отнесло волной, наверное. Крепкий мужчина, ведь, считай, всю ночь в холоде да одежде мокрой пролежал… И живой! А что до ран его – видно, сильно головой ударился, сознание потерял да и проехался лицом по самым камням. Нос сломал, кожу содрал чуть не до мяса… Ох, господи, да что ж я вам такие страсти рассказываю?!
– Все в порядке, брат Августин, – медленно сказала Нэрис. – Вы меня не напугали… Бедный капитан Хант! Если бы не он, мы б ведь точно все утонули… И ему же больше всех досталось. Скажите, брат, а я могу его увидеть?
– Можете, – ответил старец. И добавил, подумав: – Но не советую. Не лучшее зрелище для женских глаз.
– С вашего позволения, я все-таки рискну.
– Что ж, дело ваше… Он вон в той келье, крайней слева, – вытянул руку монах. – Не ошибетесь, их всего шесть.
Она проследила за его жестом и кивнула:
– Благодарю вас.
– Не за что, дочь моя, – улыбнулся монах все той же кроткой улыбкой. – Если вам что понадобится – пошлите за мной кого-нибудь из послушников… Кстати, платье ваше забрали паломницы – обещали выстирать, высушить и принести. Денек пригожий, думаю, к вечеру управятся.
– Хорошо, спасибо. – Нэрис снова кивнула и, проводив взглядом его сгорбленную спину, шагнула за порог. Все равно внутри слишком темно, а свечу зажечь нечем… Девушка обогнула стену кельи и остановилась, прижав к груди узелок с бинтами. Она стояла на узкой, кое-где поросшей жалкими кустиками травы площадке. Справа и слева – приземистые монашеские кельи, до странности похожие на пчелиные ульи. Вниз, извиваясь змеей, уходят широкие неровные ступени: от площадки почти до самых прибрежных камней. Над головой – причудливо загнутые скалистые зубцы утеса, засиженные птицами. А вокруг море. Синее-синее, гладкое, ровное… Такое спокойное в солнечный погожий день!
Нэрис не смогла удержать в груди восторженный вздох – вид был поистине божественный! Она много слышала об утесе Скеллиг-Майкл, но никогда не видела его даже издалека. «Не было бы счастья, да несчастье помогло, – подумалось ей, – как же тут красиво! И тихо. И так… умиротворяюще, что ли!.. Сразу чувствуется, не простое место. Святое. Я, конечно, не праведница, но… Как же на душе легко сразу стало!» Она улыбнулась своим мыслям и присела на невысокий каменный поребрик, который опоясывал площадку. Развернула холстину. Бинты были вылинявшие, кое-где истрепавшиеся, но безукоризненно чистые. «А больше мне ничего и не надо!» – сама себе сказала девушка, деловито закатывая рукав своей хламиды. Какое же кусачее это рубище. Шерстяное, грубое. Под него бы рубашку… Она сердито тряхнула головой: «Нашла о чем печалиться! Спасибо скажи, что в мокром не оставили, да займись уже делом!.. И без того сколько времени с открытой раной провалялась. Монах прав, как бы не загноилась».
– Так, где тут у нас лекарства?.. – себе под нос пробормотала Нэрис, развязывая тесемки на мешочке. – Ага, вот они… Интересно будет посмотреть, чем лечатся святые аскеты знаменитого Скеллига. Так. Серебряная вода, понятно. Брат Августин говорил… А это, стало быть, мазь?
Она аккуратно вынула маленькую склянку с широким горлом, тщательно замотанную сверху куском кожи. Под кожей обнаружилась чистая тряпица. Ну да, как еще от порчи снадобье предохранишь, пробка слишком мала будет… Девушка подняла склянку повыше и посмотрела ее содержимое на свет. Непрозрачное, почти черное. Или это из-за стекла мутного?
– Ну-ка, ну-ка, – сказала Нэрис, снимая с горлышка тряпицу. – Хм. И вправду черное, кажется. Любопытно, что они туда кладут?
Она приблизила открытую склянку к лицу, втянула ноздрями воздух… и закашлялась, кривясь от отвращения. Даже едва с поребрика не свалилась – до того жуткое зловоние ударило в нос.
– Ой, мамочки… Кхе! И они это на раны мажут?!
Запах из стеклянной посудины шел такой мерзостный, что леди Мак-Лайон поспешила скорее вернуть на место тряпицу и кусочек кожи. «Обойдусь серебрянкой, – решила она, обильно смачивая бинт водой из фляжки. – Я, знаете ли, не монах-аскет. И эту вонючую гадость, какая бы она там ни была полезная, по себе размазывать не собираюсь!»
Быстро обработав рану (благо та была совсем неглубокая), девушка зажала в зубах конец сухого бинта и принялась за перевязку. Хорошо, не правый локоть поранила! Левой рукой было бы совсем неудобно…
– Вот так-то лучше, – сказала она через несколько минут, удовлетворенно оглядывая забинтованную руку. Потом заткнула флягу пробкой и прибрала ее в мешочек. Туда же отправилась злополучная склянка с мазью «для скорейшего заживления». Непригодившиеся бинты улеглись обратно в холщовый узелок. Теперь можно и навестить товарищей по несчастью… Или по счастью?.. «Знал бы только этот ужасный фомор, куда он швырнул «Альбатрос»! – ухмыльнувшись, подумала Нэрис и поднялась на ноги. – Лопнул бы, наверное, от злости. Сначала – кольцо, потом – святой остров…» – Тут она грустно вздохнула – обручального кольца было жаль. Все-таки не просто украшение… А, что уж теперь! Жизнь-то, как ни крути, все равно дороже.
– Закажу новое, – тихо сказала Нэрис, утешая сама себя. – И освящу обязательно! Мало ли когда вдругорядь пригодится? Тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог, конечно…
Она обогнула келью с другой стороны и огляделась вокруг. Прямо перед ней высилось основательно сложенное каменное здание с крестом над входом. Дверь отсутствовала – видимо, они на острове были не в чести… Чуть подальше, узкими окошками выходя на маленький пятачок земли, утыканный неровными каменными крестами, стояло точно такое же здание. Только его дверной проем был накрест заколочен двумя досками. Интересно, что это? Молельный дом? Девушка перевела взгляд на каменные надгробия и поежилась. Кладбище! Ну, с другой стороны, что тут такого страшного? Монахи тоже люди. А все люди смертны… Нэрис вдруг вспомнила туманное утро, берег моря и рыбацкую деревушку. И пиратов, которые грабили и убивали. И маленький отряд шотландцев, прикрывших спинами дверь. И Ульфа. В крови, с пробитой головой. Они тоже были не вечные. Но, в отличие от мирно отдавших богу душу монахов, погибли раньше срока. Из-за нее… Очарование святого острова померкло в секунду. На Нэрис вдруг волной накатило отчаяние и злость на саму себя. В носу предательски защипало. «Сидела бы дома как положено – ничего бы не случилось!.. – подумала девушка, кусая губы. – Никто бы не пострадал! И все были бы живы, все здоровы, и «Альбатрос» был бы цел…»
На глаза у нее навернулись слезы.
– Все из-за меня, – дрогнувшим голосом пробормотала леди Мак-Лайон. – Правильно брауни ругался, что надо мне вечно больше всех! Правильно Чарли меня дурой назвал!.. Как я теперь Ивару и Бесси в глаза буду смотреть? Дура я, дура самая настоящая-а-а-а!..
– Ты глянь-ка, – раздался смешок у нее за спиной, – и правда место чудодейственное, не врут люди. Вон бабы глупые уже в ум приходить начали…
Голос принадлежал, без сомнения, Чарли. Но девушка даже не обернулась – только безнадежно махнула рукой и, уткнувшись лицом в узелок с бинтами, разревелась. Старый пират растерянно крякнул, поскреб заросший подбородок и неуверенно сказал:
– Эй, ты чего? Чего воешь-то? Ну?
– У-у-у… – донеслось из складок холстины.
Чарли прислушался к неразборчивым всхлипам, поглядел на вздрагивающие плечи безутешной девушки и тихонько выругался:
– Вот же истеричка-то… Стоит посередь дороги и ревет белугой! А чего реветь?.. Эти бабы…
Он переступил с ноги на ногу и тронул Нэрис за плечо:
– Прекращай, ну? Чего разнылась на пустом месте?..
– Ча-а-арли, – проревела девушка, отняв от покрасневших глаз измятый узелок, – ну почему я такая… такая…
– Дура-то? – подсказал разбойник и пожал плечами. – А я почем знаю? Вы, бабы, через одну такие все… Эй, эй, ты чего?!
Он опешил – захлебывающаяся слезами «баба» благополучно уткнулась носом ему в плечо и заревела еще пуще. Чарли закатил глаза – ну вот! Начинается! Тоже еще, нашла утешителя…
– Уйди, кликуша, – сердито цыкнул зубом пират. – Я не жилетка тебе… Уйди, говорю, вцепилась! Еще и лбом по свежим швам елозит, паршивка этакая!.. Вот рана опять раскроется – и что делать будем?!
– Раскроется – зашью-у-у-у… – провыла плакальщица, цепляясь за руку брыкающегося пирата. – Я умею-у-у-у…
– Умеет она! – бессильно сплюнул Чарли. – Это тебе не юбки твои, а человек живой! У-у-уй!! Ну имей же ты совесть, вон все закровело опять…
– П-простите… – шмыгая носом, повинилась Нэрис, поднимая на сердитого пирата опухшие от слез глаза. – Я н-не хотела… Просто… Так все плохо-о-о!..
И снова зарыдала.
– Ну хватит, – решил разбойник. Набрал в грудь побольше воздуха и гаркнул: – Кышь! И прекрати реветь! Немедленно!
Девушка испуганно икнула. И затихла, хлопая длинными мокрыми ресницами. Резкий окрик, как удар хлыста, быстро вернул ее из глубин отчаяния к суровой действительности. А действительность эта была такова – мало того что из-за нее погибли люди, мало того что она у всех на виду закатила отвратительнейшую истерику… так она еще и пиратам на грудь кидается, слезами их поливает. Позор-то какой! «Совсем с ума сошла, – утирая глаза грубым рукавом своей хламиды, подумала Нэрис. – Стыдобища. Еще и этот противный Чарли! Убийца, вор, хулитель страшный… Ведь если бы тогда, в деревне, капитан его не спугнул, он бы меня… Ох, господи! И этому человеку я в плечо тыкалась?! Видела бы меня мама!»
– Извините, – прокашлявшись, сказала багровая от стыда леди, избегая смотреть в глаза недовольно потирающему больное плечо разбойнику. – Сорвалась…
– Вижу, – хмыкнул Чарли. Потом помолчал и прибавил грубовато-добродушно: – Да ладно, чего уж там! Небось не сахарный, не растаю от соплей твоих. Нос вытри, ишь, изревелась вся… Я вообще-то тебя искал.
– Зачем? – Девушка послушно оторвала кусочек чистого бинта и высморкалась. Это было, конечно, жутко неприлично и недопустимо для леди, но Нэрис решила, что хуже уже не будет. И без того осрамилась, что уж теперь политесы разводить…
– Монах мне сказал, что лекарство какое-то тебе отдал, – пояснил пират. – Он, вишь, не думал, что меня так быстро заштопают!
– А, мазь для заживления? – кивнула Нэрис. – Да, она у меня… Только знаете, Чарли, она такая мерзкая! И воняет чудовищно.
– Так не есть же я ее буду? – резонно возразил разбойник, присаживаясь на камень у кельи и стаскивая рубаху. – И не нюхать… Давай сюда. Была бы польза, а остальное переживу как-нибудь.
– Ой, как крови много, – покачала головой девушка, глядя на длинный неровный шрам со вспухшими краями. – Надо бы промыть. Что толку поверху размазывать?.. Давайте я…
– Сам управлюсь, – буркнул он, – не маленький. Что ты мне фляжку эту суешь? Мазь где?
– Сначала надо промыть, – упрямо сказала Нэрис. – Не маленький, а глупости говорите! И не машите на меня руками, я умею!
– Чего ты умеешь? – хохотнул пират. – Курей потрошить?
– И это тоже, – пожала плечами леди, развязывая свой узелок. – А еще могу кость вправить, зуб больной выдернуть, рану зашить, повязку наложить… И многое другое. Не брыкайтесь, Чарли! Я же помочь хочу.
– Вот пристала, – недовольно тряхнул кудлатой головой старый разбойник и, поскрипев для порядку, сдался: – Ну ладно, черт с тобой!.. На, промывай. Коли заняться больше нечем… Уй! Да осторожней ты!
– Я стараюсь… Ну вот, так-то лучше. Прижмите пока бинт к шву, я сейчас склянку откупорю… Хотя, если по мне, лучше бы травяной компресс к ране приложить. От этой мази вонь одна… Понять не могу, что за гадость они туда добавили?..
– А вон у монаха спроси, – сказал Чарли, вытянув шею.
Нэрис повернула голову – сверху, медленно переступая со ступеньки на ступеньку, спускался брат Августин. Девушка улыбнулась и помахала ему рукой. Монах подошел к ним и остановился, глядя на Чарли:
– Крепкий вы человек. Как нога?
– Болит, ясен хре… – начал было пират, но, взглянув в укоризненные глаза старца, сконфузился и умолк. Нэрис спрятала улыбку и посмотрела на монаха снизу вверх:
– Брат Августин! Скажите, а мазь ранозаживляющую вы сами готовите?
– Нет, я в лекарском искусстве не силен. Брат Эдриан занимался… А что такое?
– Запах меня смущает, – призналась девушка, снимая с горлышка склянки кожаный лоскут. – А нельзя ли мне будет увидеть этого брата Эдриана? Я сама лекарственные притирания делаю, и настойки целебные, и мази, но чтобы такое зловоние…
– К сожалению, брат Эдриан нас покинул, – коротко ответил монах. И от Нэрис не укрылось странное напряжение в его голосе. – А что вам так в нашей мази не понравилось, дочь моя? Может, и не духами пахнет, однако не слышал, чтобы кого-то вводили в смущение розовое масло и лаванда…
– Лаванда? – удивленно переспросила она, вспомнив кошмарный «аромат» из склянки.
Брат Августин развел руками:
– Да. И еще, насколько я помню, там был настой календулы, пчелиный воск, масло чайного дерева, оливковое и топленое… Может, какое-то из них прогоркло?
– Это вряд ли, – покачала головой Нэрис и, сдернув тряпицу с широкого горлышка, сунула склянку под нос монаху. – Вот, понюхайте сами.
С любопытством принюхивающегося Чарли аж перекосило.
– Тьфу, дрянь какая! Тухлятиной так и прет.
Брат Августин, которому вообще ткнули злосчастное зелье едва ли не в самый нос, позеленел:
– Мазь… испорчена?..
– Мне тоже так показалось, – деловито проговорила леди, быстро наматывая спасительную ткань обратно, пока кого-нибудь не стошнило. – И поэтому я на себе пробовать не рискнула…
– И мне на хре… кхм! Тоже не надо, в общем, – спохватился пират. – Кто ж знал, что оно такое? Вон старик аж зашатался, бедолага… Виноват, девка, не послушал тебя, вдругорядь умнее буду. Ты, стало быть, в этих премудростях понимаешь?
– Немного, – поскромничала Нэрис. – Брат Августин, простите, ради всего святого, что прямо в лицо вам эту гадость… Брат Августин? Что с вами?!
– Эк его разобрало, – крякнул Чарли, удивленно глядя на вставшего столбом монаха. Лицо последнего было таким бледным, что за него испугался даже видавший виды пират. – Братец, вы чего это? Поплохело? Может, воды принесть?
– Нет-нет… – деревянным голосом проскрипел наконец монах, глядя сквозь Чарли пустыми глазами. – Не стоит беспокоиться, сын мой. Все хорошо.
Он медленно развернулся и, спотыкаясь, поплелся в сторону молебного дома. Старый разбойник почесал в затылке:
– Впечатлительный какой. Или до самых печенок вонь эта мертвецкая его пробрала?
Он легонько тронул за руку свою замешкавшуюся врачевательницу:
– А ты чего брови морщишь? Выкинь пакость эту куда подальше да бинтуй, коль уж взялась… Эй, оглохла, что ли?
– А? – встрепенулась девушка. И отвела взгляд от молельни, где только что нетвердой походкой скрылся брат Августин. – Да-да, конечно, извините…
Она принялась за перевязку. Застиранные тряпичные ленты мелькали в умелых руках, а мысли девушки вились возле монаха. «Как нюхнул, так и обмер весь, – думала она. – А что тут ужасного? Ну испортилось лекарство, случается… Воняет, конечно, хоть святых выноси, но он же, бедный, едва чувств не лишился! Ничего не понимаю…»
– Гхм! – раздалось у нее над ухом.
– Чарли? Вы что-то сказали?..
– Глаза разуй, – буркнул он. – По третьему кругу бинтовать пошла!
– Ох, простите, задумалась…
– Вот это для вашей сестрицы и вовсе занятие ненужное, – хмыкнул пират. Дождался, когда Нэрис завяжет последний узел, и придирчиво оглядел свое плечо. – Глянь-ка, и тут не обманула, на совесть сделано… А вот давеча ты тут говорила, что раны штопать можешь?
– Могу, – кивнула девушка, завязывая концы узелка. – Только вас ведь уже не нужно. Монахи хорошо поработали.
– Да то не мне… – помявшись, признался Чарли. – С кэпа вон шкура клоками свисает. А святоши эти те еще лекари. Плечо-то мое – ладно, а там же лицо все-таки. Еще нос парню к щеке прилатают… С их-то граблями… А у тебя пальцы тонкие, иголку в руках умеешь держать, вижу. Может, глянешь, а?
– Я и так собиралась, – сказала Нэрис. И вдруг быстро добавила: – Чарли, как вы думаете, они эту гадостную мазь к капитану Ханту еще не применяли?
– А я почем знаю? – тряхнул головой пират и, бросив взгляд в ее встревоженное лицо, насторожился: – А что?
– Вы сами сказали – лекарство мертвечиной пахнет, – медленно проговорила леди. – И брат Августин как-то странно себя ведет…
– Травануть могут?! – приподнялся старый разбойник. Она неопределенно повела плечами:
– Не знаю. Но с мазью этой, кажется, что-то нечисто!
– Дак чего мы стоим-то тогда?! – Чарли одним движением натянул мятую рубаху и сурово нахмурил брови. – Пошли! Я Десмонда не для того от виселицы спасал, чтоб его тут какие-то цапли в рясах всяким дерьмом мазали… Чего глазами хлопаешь? Догоняй!
Он круто развернулся и побежал по выложенной камнем дорожке. Нэрис, подхватив длинные полы своего рубища, засеменила следом.
Когда встрепанный Чарли и запыхавшаяся Нэрис на всех парах влетели в нужную келью, три фигуры в шерстяных одеяниях, склонившись над тюфяком, дружно качали головами.
– Я не возьмусь, – сказала высокая фигура.
– А кто возьмется? – вздохнула вторая, маленькая и плотная.
Третья, с объемистой лысиной на макушке, только рукой махнула:
– Кожа омертвеет, вообще ничего не спасем. Где же брат Августин? Еще четверть часа назад должен был вернуться…
– Неужто позабыл?
– Побойся Бога, Амос!.. Как же он мог?!
– Ну как бы оно там ни было… – начал лысеющий человек, решительно закатывая рукава одеяния, однако его прервал сердитый рык от двери:
– Кышь, стервятники!
Находящиеся в келье присели от неожиданности и шарахнулись в стороны от пыхтящего Чарли. Очень благоразумно, кстати: в мозолистом кулаке пирата весьма недвусмысленно блеснул засапожный нож. Леди Мак-Лайон, вбежав следом за разбойником, ойкнула, увидев узкий заточенный клинок, бросила взгляд на испуганных лекарей и сказала примирительно:
– Чарли, ну зачем же вы?.. А если бы они сейчас вашим капитаном занимались? Там ведь одного дрогнувшего пальца хватит, чтоб человека загубить. Ох, господи… Чарли, ну уберите ножик! Про загубить – это же я так, к слову, для примера.
– Кому для примера, – цыкнул зубом пират, – а кому и в деле пригодится… Я вам щас покажу, крысы сухопутные, как раненых добивать. У, враги! А еще монахами прикидываются!
– Чарли! – всплеснула руками Нэрис.
«Враги», вжавшись в каменные стены, дружно застучали зубами. А самый низенький из них тихонько пискнул:
– Никем мы не прикидывались! И не монахи мы вовсе…
– А кто? – удивилась девушка.
– Послушники, – жалобно сказал высокий. Несмотря на рост, он оказался самым младшим из троицы. – Из монахов на Скеллиге только брат Августин остался…
– А остальные куда делись? – ляпнула Нэрис.
Чарли насупил брови:
– Тебе какая разница, кто куда делся?.. – Он перевел взгляд на снова затрясшихся послушников. – Признавайтесь, подлецы, мазью его уже мазали?!
– К-какой мазью?
– А такой! Вонючей, как труповозка, вот какой!
– Ничем не мазали, – открестился лысый. – Мы вообще пока не начинали, брата Августина ждем. Мы ведь не лекари, у брата Эдриана на подхвате были. Боязно самим-то! Брат Августин, конечно, тоже не врачеватель, но с ним все одно как-то спокойнее…
– А он не идет, – добавил высокий юноша. – А у нас иголок маленьких нету… А большой несподручно, лицо-то.
– У меня есть маленькие иглы, – сказала Нэрис и, по привычке схватившись за пояс, дернула плечом: – Ах, господи, они же в кармашке на платье были! А платье какие-то паломницы забрали на просушку…
– Я сейчас принесу! – с готовностью выпалил молодой послушник. – Я мигом, госпожа!
Нэрис вопросительно посмотрела на сопящего медведем Чарли. Пират чертыхнулся и опустил нож.
– Иди, хрен с тобой. Да поживее!
Тот обрадованно кивнул и испарился. Кажется, он сейчас был готов бежать за чем угодно и куда угодно – лишь бы подальше от страшного гостя… Девушка опустилась на колени возле тела Десмонда Ханта. Наклонилась, нахмурилась и сказала отрывисто:
– Слишком темно! Одной свечи не хватит.
Старый пират повелительно шевельнул кустистой бровью – и низенький упитанный послушник со всех ног бросился за свечами… Оставшийся склонил голову:
– А что делать мне?
– Помогать, – ответила Нэрис. – Брат Августин, сдается мне, не скоро появится. Вы его тщательно осмотрели, мм…
– Амос, – подсказал высокий. – Меня Амос зовут, госпожа. Осмотрели хорошенько, вроде ничего смертельного. Только нос сломан и синяк на голове огромный, вот здесь… видите?
– Да. – Она приблизила единственную свечу к голове капитана. – О господи! Это даже не лицо, это ужас какой-то!
– Угу, знатно располосовало… – протянул из-за ее спины Чарли. – Ну да видал я и похуже. Чай, не баба, красота ему ни к чему!
– Все равно жалко, – честно сказала Нэрис, вспомнив правильные черты смуглого лица Ханта. – И я совсем не уверена, что смогу хоть как-то исправить… Раньше не приходилось.
– Ты, главное, нос ему на место поставь, – отозвался Рваное Ухо. – Черт с ней, с мордой, уж…
– Само собой. – Она кивнула и закатала рукава. – Дайте мне фляжку из узелка, Чарли. О, свечи. Наконец-то. Встаньте у изголовья, пожалуйста… Ага, вот так хорошо.
– Я принес иголки! – донесся голос от порога. – Только нитки вот… толстоваты, нет?
– Нитки тут не подойдут, – вздохнула девушка. И, подумав, распустила волосы. – Кожа на лице уж больно тонкая. Ай!..
– Ты чего себе волосья дергаешь? – моргнул Чарли.
– Они длинные, – невнятно пояснила она, вдевая в крохотное игольное ушко собственный волос. Собралась, сделала глубокий вдох, потом резко выдохнула… Ивар, когда хотел успокоиться и сосредоточиться, всегда так делал. Значит, помогает.
– Молитву прочтите, что ли, – буркнул пират, подняв глаза на замерших у тюфяка послушников. – Всяко нелишне будет…
«Это уж точно», – подумала девушка. И склонилась над изуродованным лицом капитана.
Солнце неспешно опускалось за горизонт, окрашивая море багряным золотом. Нэрис смотрела на всю эту красоту уже без эмоций – она слишком устала. Болели глаза, болела спина, подергивались исколотые иголкой пальцы… «Не знаю, что получилось, – думала она, опускаясь на вросшее в землю бревно у стены каменного «улья», – но будем надеяться на лучшее. Плохо, что он в сознание не приходит! И кровоподтек во всю голову… Кость не пробита, но такие удары обычно ничем хорошим не заканчиваются». Девушка с наслаждением откинулась на прохладный камень и сложила натруженные руки на коленях. Перед глазами прыгали черные мушки. Она прикрыла веки и принялась массировать затекшую шею.
– Ну ты это… сама как? – спросил чей-то голос.
– Ничего, – ответила Нэрис, узнав Чарли. – Только пить очень хочется.
– И жрать, – согласно прогудел разбойник. – Щас пошуршу, может, раздобуду чего-нибудь… Голова не болит?
– Нет, – удивилась она, открывая глаза, – а что, должна?
– Ну ты ж цельный клок из косы выдернула! – со смешком пояснил он.
Она молча улыбнулась. Помолчали.
– Как тебя кличут-то? – вдруг спросил Чарли. – А то привыкну бабой звать, мне потом кэп, когда очухается, второе ухо оборвет. Достал со своим благородным воспитанием…
– Нэрис, – снова улыбнулась она. По смущенной физиономии старого пирата было видно, что дело тут не в капитанской строгости, но сам Чарли ни за что в этом не признается. «Ну и пускай, – она зевнула, – хоть по имени будет звать, и то хорошо. Уф-ф, спины совсем не чувствую. Полежать бы…»
– Ты это, – снова подал голос пират, сунув ей что-то в руки, – вот, подложи под спину-то, что ли. Камень холодный…
– Спасибо. – Растроганная этой неуклюжей заботой, Нэрис опустила глаза: – Ряса? Вы где ее взяли, Чарли?
– Да там… висела, – неопределенно махнул рукой он. – Подумал, вдруг пригодится? А чего?.. Они ж аскеты, им не привыкать!
Девушка фыркнула. Потом подумала и, скатав рясу валиком, пристроила себе под спину. Да, так гораздо приятнее… Ну и пускай она немножко ворованная. «Мы же вернем, – подумала Нэрис. – Как уходить соберемся, так и вернем… Правда, вот куда уходить и как?.. Скеллиг-Майкл – остров. Лодку-то, пожалуй, найти можно будет – ведь попадают же сюда как-то паломники. И до большой земли нас доставить упросим… А дальше? Чтобы домой вернуться, корабль нужен. И за место на нем надо платить. А у меня ни монетки. И кольцо на дне моря осталось… Хотя что я тут голову ломаю?! Я к пиратам в спутники не напрашивалась – так вот пусть у них теперь голова и болит!»
Она вздохнула – вот про голову точно. Она у капитана Ханта болеть будет теперь очень долго! Сотрясение же… А пока лицо заживет, пока гематома сойдет, пока он на ноги встать сможет… Бог знает сколько пройдет времени. Девушка вспомнила о муже и впервые порадовалась, что он далеко и от него никаких вестей, – значит, и о том, что с ней случилось, он до поры до времени не узнает. А там, глядишь, удастся договориться с капитаном, чтоб вернул ее родным поскорее! В конце концов, это в его же интересах.
Девушка зевнула, прикрыв рот ладошкой. Слипающимися глазами посмотрела на купающееся в воде солнце и пробормотала:
– Скеллиг-Майкл… Я слышала, что монахи живут здесь уже не одну сотню лет. И даже норманнские набеги на остров их отсюда выжить не в состоянии…
– Норманнские набеги? – пренебрежительно хмыкнул пират, окинув взглядом неприютные уступы Скеллига. – Да на кой северянам эта кучка камней? Тут и брать-то нечего! Чайки, рясы да тюфяки соломенные…
– Ну, значит, все-таки есть что брать, – задумчиво сказала девушка. – Раз они сюда дважды в год лезут? Папа рассказывал… Только вот знаете, Чарли, мне другое странно! Община на Скеллиг-Майкле существует почти четыре века. И монахи никогда – ну ни разочка за все это время! – не покидали утес. А тут вдруг взяли, все бросили – и исчезли… И брат Августин какой-то странный. И мазь эта, будь она неладна… Но все-таки не это главное! Я понять не могу – вроде ни норманнов, ни другой какой угрозы сейчас нет, паломников полон остров, все тихо да мирно… Так почему же ушли монахи?.. Почему?