Леди Мак-Лайон зевнула и открыла глаза. С трудом, надо сказать, открыла. Не спала полночи, все ждала, когда забывчивый супруг наконец вернется из Файфа, да так и уснула у окошка, не раздеваясь… И проспала бы, наверное, сейчас аж до полудня, если бы не настойчивый стук в дверь комнатушки постоялого двора, где маленький отряд шотландцев остановился на ночь. Нэрис зевнула еще раз, проснулась окончательно и, осознав все же, что в дверь стучат, вскочила со стула:
– Ивар?!
– Нет, госпожа, это я, Кэти! – отозвались с той стороны. Кэти. Что за Кэти?.. Ах да, новая горничная из отцовского замка, вместо Бесс. Понятное дело, куда той с таким-то пузом путешествовать…
Нэрис подошла к двери и подняла засов:
– Заходи. Что это ты притащила?
– Так ведь завтракать давно пора! – быстро моргая, ответила служанка, внося в комнату поднос. – Ульф велел будить, говорит, выезжать надо…
– Командир какой выискался, – недовольно буркнула леди. Потом с отвращением посмотрела на поднос, уставленный мисками, содержимое коих внушало самые серьезные опасения, и сморщила носик. – Я это есть не буду. Молоко с хлебом оставь, а все остальное неси обратно на кухню… Или сама съешь, коли не боишься. А лучше всего отдай Тихоне! Может, хоть отвлечется… Лорд Мак-Лайон уже приехал?
– Нет, госпожа, – все так же жалобно моргая (ужас как раздражает!), доложила горничная. – Его сиятельство пока не возвращались. Может, хоть каши попробуете? Она вкусная!
– Сказала же – убери! – сердито отчеканила Нэрис. – Принеси лучше кувшин с водой, умыться… И позови мне Ульфа. Сию же секунду!
– Как прикажете, госпожа, – забормотала Кэти, послушно оставила на столе кружку парного молока с краюхой хлеба и, пятясь, засеменила к двери. Нэрис передернула плечами: молоденькая служанка бесила ее просто до невозможности. Ну что она вечно моргает, будто того и гляди заплачет? Можно подумать, бьют ее! Или собираются… Нет, маменька, разумеется, строга с прислугой, но не до такой же степени. «Эх, Бесси, – про себя вздохнула девушка, принимаясь за свой немудрящий завтрак, – вот угораздило тебя понести в первую же брачную ночь!» Леди Мак-Лайон была, конечно, искренне рада за подругу, но не могла не признать, что ей не хватает рядом хохотушки Бесс. Ну что уж теперь. Придется пару недель потерпеть. Скорей бы уже до Кэвендишей добрались, может, хоть там эта Кэти глаза мозолить не будет…
Ульф явился едва ли не через полчаса, когда хлеб был съеден, молоко выпито, лицо умыто, а терпение дочери лэрда Вильяма – на исходе.
– Уже готовы, леди? – басовито поинтересовался Тихоня, входя в комнатку. – Это хорошо. Выспались? Вы плащ накиньте, там свежо, и спускайтесь. Я сундуки сам снесу…
– Ульф, совесть у тебя есть?! – вспылила девушка, даже не удивившись странной болтливости обычно неразговорчивого вояки. – Я же просила сразу подняться ко мне! Или Кэт тебе не передала мою просьбу?
– Передала, а как же? – пожал плечами норманн. – Тока я тут подумал… Перекусить же вам надо перед дорогой? Надо. Вот и…
– Заботливый какой, – проскрипела леди. – А завтрак, между прочим, я за пять минут съела. Мог бы и поторопиться… Лорд Мак-Лайон не появлялся?
– Нет, – развел ручищами Тихоня. – Да вы не беспокойтесь! Всю ночь дождь лил. Видать, лорд в дороге где застрял, бывает…
– Значит, подождем.
– Лорд велел не задерживаться, – зазубренно пробубнил норманн, берясь за сундуки. – Велел ехать. На границе нас, поди, ждут уже.
– Ульф!!
– Леди, я ж ведь на службе, – пряча глаза, промямлил Тихоня. – Лорд велел… у меня приказ… уж будьте добры, не сердитесь! И плащик, того… накиньте все-таки.
– У-у!.. – тихонько взвыла Нэрис, бессильно топнув ножкой. – Да что же вы за люди?!
– Подневольные мы, – вздохнул норманн, быстренько покидая комнату. С лестницы донесся его голос: – Шон! Вилли! Кони оседланы? Кэти, помоги госпоже одеться, куда ты подевалась?
– Ну и голосина… – пробормотала леди Мак-Лайон, со вздохом оправляя платье. Придется спускаться, у него же «приказ»! И сам, глядите как раскомандовался, кто бы мог подумать, что его в дружине Тихоней называли?.. Нэрис сняла со спинки стула теплый плащ и набросила на плечи. Она не выспалась, толком не наелась, беспокоилась за отставшего мужа… И поэтому совершенно не обратила внимания на странное поведение своего охранника. А ведь, пожалуй, стоило бы обратить… ох как стоило!
Поместье клана О’Нейллов было погружено в тишину, которая со стороны могла показаться сонной, но на самом деле была полна тревоги и дурных предчувствий. По дому передвигались тихо, говорить старались вполголоса… И с недоверием косились даже на собственную тень. Смерть вождя Домналла многое здесь поставило с ног на голову.
Дейдре Мак-Кана, в девичестве О’Нейлл, стоя у окна своей спальни, пристально вглядывалась в даль поверх бескрайних зеленых холмов Аргиаллы. Она ждала. Ждала, сама, в сущности, не зная чего, но, как надеялась, – помощи. Хоть какой-нибудь! «Неужели он не поверил мне? – думала дочь покойного вождя, терзая тонкими белыми пальцами оконную занавесь. – Или письмо перехватили?» От такой страшной мысли Дейдре вся похолодела. Там, в Шотландии, у династии Мак-Альпинов много завистников… И врагов, надо думать, хватает! Чего стоит один тот заговор, о котором Кеннет ей рассказывал еще прошлой зимой, когда заезжал с кратким визитом. Ах, ну почему она прямо тогда во всем не призналась?! Но… «Кто же знал, что так получится с отцом? – внутренне вздохнула госпожа Мак-Кана. – И кто знал, что начнется после его смерти?»
Она отвлеклась на звук шагов за дверью. Прислушалась. Нет, это не Энгус. Да и рано для него, он на охоте, до обеда можно не ждать… Вспомнив о сыне, Дейдре совсем опечалилась. Вырос мальчик, к груди не прижмешь, под юбкой своей от беды не спрячешь! Да и беды той он не видит, упрямец. Смеется над «матушкиными фантазиями», смотрит на Дейдре сверху вниз с любящей снисходительностью, как на ребенка… А сам-то, даром что о дверную притолоку уже давно лбом стукается, еще юнец зеленый! Но поди ему это растолкуй – упрямый, весь в отца. «Видел бы его Кеннет!..» – со смесью грусти и гордости подумала она. И сникла. Письмо королю Шотландии было отправлено еще две недели назад. А ответа на него Дейдре так и не дождалась. В другое время она не придала бы этому такого большого значения: Кеннет Мак-Альпин – правитель большой страны, у него воз государственных дел… Но сейчас речь шла о их сыне! А это, по мнению госпожи Мак-Кана, было важнее чего бы то ни было. Конечно, глупо рассчитывать на то, что Кеннет думает так же. Вероятно, он и на грош ей не поверил и решил, что таким вот образом мать пытается спасти свое дитя… Так оно и было, само собой. Но о причастности государя Шотландии к рождению Энгуса Дейдре не соврала ни капельки. Другое дело, что помимо чисто внешнего сходства отца и сына доказать свою правоту ей было нечем.
Женщина опустилась на стульчик у окна и достала из большой корзины аккуратно сложенный гобелен. Он был вышит только на треть. Дейдре выбрала подходящую иглу, вдела нить в ушко и склонилась над работой. Ловкие пальцы клали на грубую ткань стежок за стежком, а мысли вышивальщицы были далеко… Очень далеко в прошлом. Двадцать пять лет назад! Как давно это было, а кажется, будто вчера. Летние зори, сладковатый дух свежескошенной травы, бескрайние холмы, тенистая роща у реки… Жаркие объятия Кеннета. Собственный счастливый смех. Тайные ночные встречи за конюшней. Беззаботная молодость!.. И любовь, и в омут с головой, без оглядки… А потом все кончилось. Альпин Второй отозвал сына обратно в Шотландию, нашел ему подходящую девушку и женил без проволочек, как того требовала политическая ситуация и государственные интересы… А Дейдре осталась дома. С ребенком под сердцем.
Нет, она все прекрасно понимала! И то, что наследнику шотландского престола нужна другая супруга, и то, что она, Дейдре, поступила глупо, отдавшись на волю чувств… Но, потерявши голову, по волосам не плачут. Девушка молча выслушала гневную отповедь взбешенного отца, стерпела увесистую оплеуху от матери и покорно пошла под венец с тем, кого спешно выбрали родители. Их тоже можно было понять: такой-то позор для всего клана! И Дейдре понимала. И без возражений стала госпожой Мак-Кана, вознося хвалу Господу, что новоиспеченный супруг без ума от нее и оружия. Они не провели вместе общим счетом и трех месяцев – воинственный Шерлас Мак-Кана погиб, когда Энгусу не исполнилось еще и двух дней. Молодая вдова поскорбела, сколько положено, ответила решительное «нет» тут же объявившимся претендентам на свои руку и сердце и вернулась под кров отчего дома. Вместе с сыном. Который день ото дня становился все более похож на беспечного отпрыска Альпина Второго… Домналл О’Нейлл был не без глаз. Он все понял очень скоро. Еще раз побранил дочь, пораскинул мозгами и решил, что из-за двух влюбленных дурачков лишаться дружбы и покровительства государя Шотландии – лишнее.
Ни Альпин Второй, ни сам Кеннет о рождении Энгуса так и не узнали. Почтенный Домналл умел держать язык за зубами, а клан О’Нейллов во всем подчинялся вождю. Дейдре молчала сначала из гордости, а потом уже по привычке да из опаски, что у нее отберут ее обожаемое дитя. И так все это и длилось бы себе дальше, и помалкивали бы все до самой смерти, и отсылали бы юного Энгуса в дальнее поместье во время визитов кого-то из Альпинов, и делали бы вид, что ничего не было, однако… Человек предполагает, а Бог располагает.
Госпожа Мак-Кана закрепила нить с изнанки и аккуратно расправила пальцами ткань. С поверхности гобелена на нее смотрело улыбающееся лицо юноши. Окажись здесь сейчас Кеннет Мак-Альпин, ему бы не понадобилось даже зеркало.
– Энгус, – тихонько прошептала Дейдре, ласково погладив вышитое полотно. – Мой мальчик… С тобой все будет в порядке. Чего бы мне это ни стоило!..
Творимир потоптался у двери каюты и постучал. Изнутри раздалось какое-то неясное бульканье вперемешку с тихими ругательствами.
– Эх? – Русич, подумав, надавил на ручку и вошел. Огляделся. Командира нигде не было.
– Что ты тут… застыл? – прокряхтел слабый голос из вороха одеял в углу. Следом показалась голова потерянного лорда. Вид у него был паршивый, лицо бледное, взгляд мутный.
– Эх. – Творимир махнул рукой в сторону двери и с искренним сочувствием посмотрел на измученного качкой Ивара.
– Прибыли? – Королевский советник с немой благодарностью возвел очи к дощатому потолку и сполз с койки. Его шатало. – Надо было у тещи хоть эликсиру какого выпросить от качки, она ж разбирается… да побоялся, что дочери разболтает. Ф-фух! Думал, сдохну. Друже, мешки ты уж сам…
Бывший воевода спрятал усмешку в густую бороду и кивнул. Да уж! Командиру бы на своих двоих по сходням спуститься, какие там мешки… Хоть они и легкие оба, самое необходимое брали… Творимир закинул на плечо вещи, понаблюдал за качающимся товарищем и, подумав, протянул ему руку. Ивар отрицательно помотал головой:
– Спасибо, не надо. Сам доползу. И так уже опозорился…
Русич пожал могучими плечами и вразвалочку покинул каюту. Многострадальный лорд, подавив очередной приступ тошноты, потихоньку двинулся следом, очень надеясь, что его снова не вывернет на глазах у всей команды, как ночью… Советник короля Шотландии, глава Тайной службы – и чуть не помер от какой-то, прости господи, совершенно ерундовой качки! Стыд, да и только. «Вот сюда бы сейчас врагов короны, – пасмурно думал Ивар, на подгибающихся ногах карабкаясь следом за Творимиром по лесенке, – то-то им было бы счастье! Вот она, гончая, бери ее и дави, как жука, даже лапкой не дернет… Еще и спасибо скажет!»
Спустя час, уже сидя в маленькой портовой таверне и уплетая за обе щеки безбожно пересоленную похлебку (после ночной чистки желудка есть хотелось зверски), лорд Мак-Лайон, одним глазом глядя в лист с королевскими инструкциями, а вторым – на Творимира, спешно обрисовывал план действий:
– Значит, так. Сейчас подкрепимся, и надо будет прогуляться по пристани, найти кого-нибудь из местных… Дай еще лепешку. Спасибо. Вот. Нужен проводник. Аргиалла большая, да еще эти их тутошние разборки соседские… Приглядим кого попроще, дадим пару монет и выдвинемся. Главное – на кого-нибудь из соперников покойного О’Нейлла не нарваться. – Он выплюнул на стол рыбью кость и простонал: – Господи ты боже мой, в жизни не ел такой дряни! Дай еще лепешку, хоть соль с языка соскрести. И эля кружку закажи. И с собой пусть хоть яиц вареных дадут, – уже в спину исполнительному телохранителю крикнул Ивар.
Тот махнул рукой – мол, не беспокойся, все под контролем, и подошел к стойке, за которой маячил хозяин заведения. Королевский советник вгрызся в ржаную лепешку и сосредоточился на списке союзных кланов, любезно предоставленных его величеством. Хотел спокойно во все вникнуть по дороге в Ирландию, но проклятая качка решила иначе…
– Так-так-так, – с набитым ртом бормотал оголодавший лорд, бегая глазами по строчкам письма. – Макнейлл, понятно… Догерти… Макорик, О’Фланнаган… Фицджеральд… Ну Фицджеральды не пригодятся, они южнее… Тьфу ты, этому повару надо обе руки оторвать.
– И обе ноги тоже, – внезапно согласился чей-то голос из-под стола.
Королевский советник от неожиданности подпрыгнул на лавке и, давясь наполовину пережеванным куском лепешки, прохрипел:
– Чего?!
– Ноги, говорю, ему тоже не нужны, кабану жирному, – как ни в чем не бывало ответствовал голос. – Все одно целыми днями штаны на кухне протирает… Только не получится.
– Что – не получится? – Ивар, совладав с лепешкой, быстро свернул свиток в трубочку, спрятал его за пазуху и заглянул под столешницу.
– Ноги оторвать, – просветил сидящий прямо на полу в позе лотоса лохматый паренек лет двадцати. – Одну если только. Вторую он уже года три как потерял.
– Где? – брякнул лорд Мак-Лайон и, чертыхнувшись, пришел в себя: – Ты кто такой? И что забыл под нашим столом?
– Ничего, – пожал плечами парень, отбросив со лба длинную челку. – Зашел отдохнуть, как и вы… Ну с устатку да голодухи и сморило. Случается!
Он широко улыбнулся и поскреб грязными ногтями у себя за ухом:
– А ежели мешаю, так я тогда пойду, что ли? Только вы, сударь, это самое… Обождите, как до дверей доберусь, а уж потом хозяина зовите! Так в прошлый раз прилетело, не приведи господь… Ай!
– Эх?! – свирепо пророкотал Творимир, встряхнув за шкирдяй извлеченного из-под стола незваного гостя.
Тот придушенно пискнул:
– Да я ж уже ухожу! За что?!
– Эх…
– Сударь! – заголосил нищий, умоляюще глядя на Ивара. – Ну скажите вы ему, что я ни в чем не виноват! Ну заснул, ну с кем не бывает? Ай! Не трясите меня, не трясите, и так мутит второй день с голоду-у-у…
– Раз два дня не ел – так и нам аппетит не испортишь, – усмехнулся королевский советник, глядя на паренька. – Творимир, успокойся. Это, я так понял, тутошний завсегдатай.
– Эх! – сурово припечатал русич, который на дух не выносил бездельников такого сорта. Молодой, здоровый – или иди работай, или в дружину наймись. А не шляйся по кабакам со своими вшами и не мешай серьезным людям делом заниматься!
– Творимир, остынь, – спрятав улыбку, снова попросил командир. – И поставь его на пол. Стошнить его, конечно, не стошнит, а вот насекомые так и сыпятся… А я еще хотел лепешки доесть. Без дополнительного гарнира.
Русич брезгливо скривился, но перепуганного мальчишку на ноги таки поставил. И даже подзатыльником не наградил. Правда, воротник его драной курточки из рук все равно не выпустил.
Ивар внимательно изучал взглядом случайного знакомого. Юнец совсем. Оборванный, грязный, вшивый, и пахнет от него отнюдь не розами… Но это не главное. Главное – он мог услышать то, что ему (и вообще никому в Ирландии!) знать было не надо. И наверняка не только мог, но и слышал, хоть и уверяет, что спал… Когда он повару-то советовал ноги оторвать, голос у него был вовсе не сонный! Значит, просто так дать пинка и пойти своей дорогой уже не выйдет. Надо с ним что-то делать… Лорд бросил вопросительный взгляд на Творимира. Тот ход мыслей понял правильно. «Но решение предложил уж слишком радикальное! – сам себе сказал лорд, глядя на недвусмысленную жестикуляцию товарища. – Ну не убивать же парня, в конце концов?» Советник короля подумал-подумал, да и пододвинул насмерть перепуганному побродяжке свою миску с недоеденной похлебкой. И пару лепешек сверху присовокупил, зыркнув предупреждающим взглядом на возмущенного русича.
– Это… чего это? – с опаской поинтересовался парень, переводя взгляд с вожделенной плошки на неожиданного благодетеля и обратно. На Творимира даже коситься не рискнул, побоялся. Ивар подвинул к себе поближе принесенный товарищем эль и улыбнулся:
– Два дня не ел, говоришь? Тогда тебе и этот шедевр сгодится… Налетай, рванина, что мнешься? Лепешки, между прочим, вполне даже съедобные.
– Дак я ж с удовольствием! – жалобно заскулил побродяжка. – Только вот… малость неудобно мне…
– А! – спохватившись, рассмеялся лорд. – Творимир, отпусти его.
– Эх?..
– Да куда я денусь?! – пискнул, давясь слюной, парнишка, не сводя прямо-таки влюбленных глаз с заветной похлебки.
Ивар хмыкнул: «Да, голод не тетка! Так и полиглотом станешь…»
– Отпусти, друже, – повторил он. – Пускай поест.
Бывший воевода с неохотой подчинился. Потом с выражением крайнего отвращения на лице вытер руку о штанину и сел на лавку в паре локтей от жадно давящегося горячей похлебкой нищеброда. Сбежать, если что, все равно не успеет, а так хоть вшей от него не нахватаешься…
Глава Тайной службы его величества быстро обшарил взглядом помещение таверны. Несмотря на раннее утро, народу тьма. Рыбаки, парочка захудалых торговцев с немудрящей охраной, у двери жует краюшку какой-то обтрепанный человек, вероятно коробейник… За столом справа – сильно подгулявшая компания наемников, не просохшая еще с ночи, – стучат кружками, тычут друг в друга кулаками и орут так, что сами себя не слышат. Слева стол пустой и сильно загаженный: те, кто за ним сидел, ушли с четверть часа назад, а убрать за ними еще не успели. Прекрасно! «Стало быть, этот вот некормленый любитель поспать где придется – единственный, кто мог разобрать, о чем мы говорили, – подумал Ивар. – К тому же он местный. И нищий. И достаточно сообразительный… Как налопается, дадим серебрушку и запишем в проводники. Ему выбирать-то особо не из чего! Либо помощь мне и звон в кармане, либо кулак Творимира и сточная канава… Хотя в последней он, кажется, регулярно купается». Лорд Мак-Лайон принюхался и сморщил нос: дочка покойного вождя O’Нейлла ждала двадцать пять лет, так подождет еще пару часов! Этого красавца перво-наперво необходимо хорошенько отмыть. Не хватало еще потом домой табун тощих ирландских вшей привезти! В Шотландии, положим, и своих хватает…
Дверь беззвучно приоткрылась, впустив в таверну какого-то человека, закутанного по самый нос в черный сильно поношенный плащ. Ивар неспешно сделал большой глоток эля, одновременно с этим внимательно разглядывая новоприбывшего поверх своей чаши. Сидели они далеко, в углу, в стороне от единственного окна, поэтому особенно опасаться было нечего, но лучше, как говорится, перебдеть… Вошедший, не останавливаясь на пороге, скользнул влево, потом бросил быстрый взгляд на мирно завтракавшую компанию и, едва заметно кивнув трактирщику, исчез за стойкой. Ни одна половица не скрипнула… Творимир, который сидел спиной к входу, вопросительно взглянул на командира. Потом – на его левую руку, лежащую на столе. Пальцы лорда Мак-Лайона мягко отстукивали неслышную дробь.
– Эх? – одними губами выдохнул бывший воевода.
Глава Тайной службы задумчиво качнул головой, не отводя глаз от дверцы за стойкой, где только что скрылись хозяин заведения и его гость. Что-то тут было… неправильное. И привычное одновременно. «Или показалось?» – думал Ивар, вновь мысленно представив в деталях странного посетителя. Хотя как раз таки ничего особо странного в нем как будто и не было… Плащ как плащ, сильно поношенный. Сапоги потертые, приспособленные для езды верхом. Лица не видно. На руках ни колец, ни перчаток, но почему они там обязательно должны быть?.. Что с трактирщиком уединился – ну так а мало ли у них дел общих быть может? Родственник или поставщик… «Что же мне в нем тогда так не понравилось?.. То, что ходит бесшумно?» Ивар нахмурился. Чутье королевскую гончую подводило исключительно редко. И если сейчас оно проснулось, значит, причина все-таки есть.
– Странный у него плащ, – пробормотал себе под нос глава Тайной службы. – Или не в плаще дело? Или… Отвлекись. – Он ткнул локтем вылизывающего миску нищего. – Ты здесь постоянный посетитель. Скажи-ка мне, в эту забегаловку часто заглядывают монахи?
– Монахи? – изумился тот. – Бог с вами, сударь, что им тут делать-то?! В такой дыре! Я и с вас-то удивился…
Ивар сдвинул брови, отставил чашу в сторону и негромко скомандовал:
– На выход.
– А?.. – вякнул было бродяга, не успевший дожевать последний кусок лепешки, но Творимир, повинуясь кивку командира, быстро зажал пареньку рот и стащил его с лавки…
Когда трактирщик, услышав спустя минуту звук хлопнувшей входной двери, высунул голову из своей каморки за стойкой, стол в углу, где только что сидели трое мужчин, был пуст. А за тот, что в центре, усаживался старик Мэхью, рыбак, заходивший по утрам опрокинуть чарку после ночного лова. Трактирщик переглянулся со своим гостем и позвал:
– Эй, Мэхью! Вон там в углу трое пили, не видал, куда пошли?
– Не было тут никого, – удивился старик. – И чтоб выходил кто, тоже не приметил… Ты бражки-то нацедишь, Лью?
– Обождешь, – бросил тот, скрываясь за стойкой. Снова шагнул в каморку, прикрыл за собой дверь и спросил: – А что за люди? Тебе зачем?
– Не твоя печаль, – отозвался гость и добавил задумчиво-тревожно: – Что здесь позабыл Ивар Бескостный?.. Он нигде не появляется просто так…
– Ты кого-то из них знаешь?
– Знаю. – Мужчина поплотнее запахнул свой потрепанный плащ. – Уж лучше бы не знал!..
– Кто такие?
– Тебе что за дело? Да не трепыхайся, не по твоей части… С ними оборванец сидел, местный?
– А то! – скривился трактирщик. – Голытьба. Ошивается на пристани, сюда погреться приползает, объедки подобрать. Ну и стащить чего, дело понятное. Уж сколько били…
– В другой раз явится – придержи для меня, – подумав, сказал гость. – Побеседую… А сейчас хватит разговоров! Что ты встал столбом? Плесни мне чего-нибудь покрепче, да давай скорее к делу. Мне в лавку зайти надо, а времени и так в обрез – еще корабль из Англии встречать…
Отец Бэннан едва слышно бормотал слова молитвы, медленно перебирая меж пальцев деревянные четки. В помещении царил полумрак, чуть разбавленный желтым кругом огонька свечи, что стояла в головах у покойного брата Мэлейна. Взгляд аббата, бесцельно блуждающий по стенам молельного дома, остановился на большом деревянном кресте. Замер на несколько мгновений и переместился на неподвижное лицо усопшего. Как печально! И как прозаически: брат Мэлейн поперхнулся за утренней трапезой кусочком хлеба, закашлялся, побагровел лицом – и душа его отлетела. Отец Бэннан тихонько вздохнул, вспомнив добродушного кругленького монаха, так любившего покушать, и склонил седую голову. Скорбь его была двойной – не прошло еще и недели, как другой член общины, брат Гэбриэл, на глазах у всех сорвался с одной из скал утеса, когда собирал птичьи яйца… И вот снова потеря. «Пути Господни неисповедимы!» – подумал аббат. Взял себя в руки, отогнал прочь грусть и сосредоточился на заупокойной молитве. Снова замелькали горошины четок.
Остров-утес Скеллиг-Майкл стал прибежищем для монахов-христиан еще до рождения преподобного Бэннана и даже до рождения его прадеда. Братья жили замкнуто, обособленно, отринув все мирское, и, однажды ступив на каменистую землю Скеллига, уже никогда его не покидали. Согласно заведенному обычаю община включала в себя дюжину монахов и одного аббата, тринадцать человек – ни больше ни меньше. Если кто-то умирал или вдруг решал уйти (что на памяти Бэннана случалось всего два раза), его место занимал один из послушников. Благо в последних недостатка не было. Как и в многочисленных паломниках – утес находился в самом западном конце священной дороги, ведущей через всю Европу в Палестину. Паломники приносили новости, послушники (так как им не возбранялось покидать остров) – муку и овощи. Иногда еще штуку ткани, чтобы скроить новые одеяния взамен сношенных, да несколько пар крепких ботинок. Собственно, послушники и были единственной ниточкой, соединяющей братьев-аскетов с грешным миром. В остальном монахи справлялись сами. Сами ловили рыбу, конопатили стены тесных каменных келий, собирали яйца птиц, в великом множестве гнездившихся на скалистых гребнях утеса. И служили Господу, тихо угасая в конце своего пути с Его именем на устах… Аббатов члены общины выбирали тоже самостоятельно. Нынешний, отец Бэннан, нес нелегкую ношу главы уже почти десять лет. И впервые за все эти годы ему было так горько – оба покойных брата когда-то пришли на Скеллиг вместе с ним. И были гораздо его моложе. А брата Гэбриэла он и вовсе прочил себе в преемники.
Аббат закончил молиться и поднялся на ноги. Оглянулся на дверной проем – солнце давно село, на остров опустились ночные сумерки. Еще один день прошел… И дай Бог, чтоб завтрашний был лучше! Святой отец намотал четки на запястье, осенил себя крестным знамением и вышел наружу. Замер на пороге, бросил взгляд на спокойное, почти черное море, мягкими волнами забвения окутывающее Скеллиг, и спустился с невысокого крыльца. «Братья закончат», – подумал он, огибая молельню. Покосился на вторую такую же впереди (молельных домов в общине было два, но у второго еще с месяц назад прохудилась крыша, и сейчас его не использовали) и свернул с тропинки. Путь его лежал к самой вершине утеса, прозванной Южным пиком. Аббат размеренно шагал, не глядя себе под ноги, – за те тридцать лет, что он прожил на острове, он выучил наизусть каждую выемку, каждую трещину в камне, каждый бугорок… Одиноко торчащий из воды, как спинной гребень мифического морского чудовища, утес был его домом. Таким же, как и для остальных членов общины, двое из которых один за другим ушли туда, откуда не возвращаются. Что ж поделать, человеческий век недолог, и всякое может случиться, неважно, монах ты или мирянин. Отец Бэннан остановился у подножия высокого камня с высеченным на нем крестом, оглянулся на маленькие кельи-купола внизу и привычным движением стянул с руки свои деревянные четки.