Замок Эрнау гордо громоздился на аккуратном, округлом холмике. Пожалуй, это была единственная возвышенность во всем махтлаге, и местные жители называли ее уважительно: Шлоссберг. Такое вот было у них представление о горах. Что с них взять, если ничего более высокого они в своей жизни не видели?

Замок был выстроен лет триста тому назад и долгие годы служил резиденцией махтлагенаров Моосмоора. Однако Сигебанду фон Лерхе это место никогда не нравилось, он считал его неудобным. Чем именно? Да прежде всего удаленностью от Норвальда. «Зато к столице ближе», – внушали ему приближенные люди. «Что мне столица? На балы я не хожу, на турниры не выезжаю, политикой и торговлей не интересуюсь. А в Норвальде у меня друг!» – отвечал на это Сигебанд и в один прекрасный день, незадолго до наступления темных лет, взял и переселился со всем двором в скромный прибрежный замок Перцау, уж оттуда до Логова льва – столь претенциозно именовался замок фон Раухов – было рукой подать. С тех пор друзья были неразлучны, вместе вершили ратные подвиги и неисчислимые глупости творили тоже вместе (прямым следствием одной из них, к слову, стало рождение Йоргена). Старый же, опустевший замок в годы войны с Тьмой занял моосмоорский гарнизон Ночной стражи, где по сей день и обретался.

…Городок Эрнау, выросший вокруг холма, был небольшим и неопрятным, дома в нем теснились без всякого порядка и выглядели бедновато, хоть были среди них и великаны в три этажа – до войны люди из дальних болот специально приходили поглазеть на этакое диво. Даже массивный каменный замок, обнесенный стеной повыше любого из домов Эрнау, впечатлял их меньше. За каменными стенами живут господа, что самим богам сродни, чего же удивляться величию их обители? Но чтобы самые простые люди селились на такой высотище, что белкам да куницам впору, – об этом только в сказках сказывать! «Вот ведь жизнь богатая!» – вздыхал восхищенно, даже без зависти, болотный люд, и город казался им таким огромным, что, не ровен час, заблудишься.

А заблудиться здесь и в самом деле оказалось легко, но виной тому были не выдающиеся размеры Эрнау, а беспорядочность его застройки и бестолковость горожан, не умеющих толком указать дорогу: «Дык это… туды, значит, свернете, а тамочки прямо, прямо и опять взад…» Наши друзья это испытали на себе, долго пришлось им плутать по закоулкам и подворотням, разозлились даже. Главное, вот он, замок, просматривается из любой точки, а хочешь выйти к нему – упираешься в очередной тупик. Если бы не поздний час, Йорген просто взял бы любого прохожего за шиворот и велел проводить до места. Но на ночь глядя человека от дома не уведешь – как он потом будет возвращаться один, впотьмах? Еще попадется кому-нибудь на зуб – будет на душе новый грех…

Ну, выбрались кое-как сами. Правда, для этого пришлось повалить забор, очень некстати возникший поперек проулка. Хозяин, услышав шум и треск, выскочил из дому с вилами. Но, увидев, какие важные господа посягнули на его собственность, вилы отложил и принялся кланяться. Йорген кинул ему золотой, и тот поймал монету на лету, хоть сумерки уже успели сгуститься настолько, что шторбы уже начали пошевеливаться в своих могилах.

А к тому моменту, когда путники наконец добрались до ворот замка, кое-кто из ночных кровопийц наверняка и повылазить успел, потому что западный горизонт из малинового перекрасился в серый и на небо выкатилась луна. Потянуло болотной сыростью, где-то что-то тоскливо завыло, стало совсем неуютно.

Йорген принялся начальственно стучать в дверь – такие короткие, размеренные, полные внутреннего достоинства удары. Пять минут стучал, десять… Под конец уже долбил со всей дури (по любимому выражению отцовского конюха) и орал такое, что в присутствии служителя Дев Небесных произносить не стоило бы. Ведь известно: все услышанное хейлигом немедленно доносится до дивного Регендала. Если это так – бедные Девы в тот вечер много лишнего наслушались… Впрочем, тонкую грань приличия Йорген себе никогда не позволял переступать, и его эпитеты в адрес заснувших на воротах подчиненных относились все больше к миру животных и темных тварей, а области постыдного не касались. Хоть в этом Девам повезло.

К тому же орал ланцтрегер не от злости, а потому, что был уже не на шутку встревожен. Наступал тот час, когда по Уставу караульной службы, единому для всего королевства, стражам полагалось покинуть расположение и выйти на патрулирование ночных улиц. Однако никаких признаков жизни ни на воротах, ни за воротами не наблюдалось. Уж не случилось ли какой беды? Живое воображение Йоргена рисовало жуткие картины: вот входят они в замок, а все его обитатели давно мертвы, лежат с перегрызенными глотками в лужах крови. Тела их разбросаны повсюду, кого где настигла гибель, и жирные синие мухи вьются вокруг, ползают по трупам, копошатся в глазницах…

Глупость, конечно. Какие мухи среди ночи?

Но кое в чем ланцтрегер оказался прав. Стражи действительно валялись где попало, и многие именно в лужах. Только это не кровь была, другая жидкость, куда менее зловещая, куда более отвратительная.

– Эй!!! – Голос Йоргена успел осипнуть и стать чужим. – Есть здесь кто трезвый, гифта вас раздери?!!

Ворота им так никто и не открыл. Можно сказать, штурмом взяли замок! С горя Йорген побрел вдоль стены, сам не зная зачем, и ему улыбнулась удача. Буквально в нескольких шагах от входа, удачно скрытая от посторонних глаз фланкирующим выступом, стояла ветхая осадная лестница, чрезвычайно ненадежная на вид – нижние ступени ее были уже надломлены. У подножия ее лежало два предмета: тощее тело стража и полупустой винный бочонок. Оба воняли одинаково, а тело еще и храпело мощно, – должно быть, именно этот звук подспудно привлек внимание Йоргена, заставив свернуть в сторону от ворот.

– Ой! – наивно удивился юный хейлиг. – Зачем это здесь?

Что именно он подразумевал под «этим» – тело, бочонок, лестницу или всю композицию в целом, мы не беремся судить, а Йорген не стал уточнять, уж для него-то картина была ясной, как день.

– Затем, что если покидаешь пост самовольно с целью протащить в расположение спиртное и потом надираешься как свинья, так надо это хотя бы по возвращении делать, а не до него! – яростно прошипел он. – А этот выродок, – он брезгливо ткнул спящего сапогом, – выхлебал полбочонка в одно рыло здесь, внизу, чтобы другим меньше досталось, а назад уже никак – скопытился. Вот пусть его теперь шторбы сожрут или вервольфы, если не побрезгуют вонищей. Туда ему и дорога!

– Ах, друг мой, сколь ужасно ты выражаешься сегодня! Куда это годится? Люди нашего положения не должны опускаться до уровня безродных кнехтов! – не выдержав, укорил ланцтрегера силониец.

– Говорят, его величество Хаген Мудрейший, отец молодого короля Видара, в минуты душевных волнений бранился столь образно, что чувствительным дамам становилось дурно, – сердито парировал Йорген, он не мог так быстро успокоиться. Тем более что самое худшее его ожидало впереди.

Оставив пьяного под защитой наспех вычерченной пентаграммы – на словах ланцтрегер фон Раух всегда бывал куда более жесток, чем на деле, – Йорген вскарабкался на стену, проломив попутно еще несколько ступеней («Такие лестницы при короле Густаве на вооружении состояли! Где только откопать ухитрились этакую рухлядь?»), сам открыл ворота, впустив спутников внутрь… и редкое зрелище открылось их изумленным взорам.

Понятно, что погруженному в науки колдуну, смиренному хейлигу и уроженцу просвещенной Силонии окружающая действительность не демонстрировала худшие свои стороны и мир представлялся им слегка идеализированным. Но даже Йорген фон Раух, чей жизненный опыт был несравнимо богаче, никогда не видел столько пьяных разом! Они были в разных чинах и летах. Они валялись повсюду, как убитые на поле брани: несколько человек на стенах, куча народа во дворе, еще больше – в небольшом дворце, занятом под казарму, трое – возле заколоченных дверей круглого донжона, под навесом. Кто-то еще шевелился, мычал и делал попытки ползти, другие лежали бесчувственными бревнами. Было среди них и несколько особ женского пола – валялись с бесстыдно задранными юбками. «Должно быть, гулящие девки из городка, – машинально отметил про себя Йорген. – Странно, они-то зачем так напились?»

– Эй!!! Есть здесь кто трезвый, гифта вас раздери?!! – позвал он, встав посреди двора, и закашлялся – слишком уж много пришлось орать в тот день.

Он уж и не ждал, что в этом сонном царстве, наполненном гнусными миазмами, всегда сопровождающими неумеренные возлияния, на его зов хоть кто-то откликнется, лишь для очистки совести кричал.

– Так точно, ваша милость, – раздался приятный грустный голос за спиной, и Йорген от неожиданности вздрогнул.

Человек средних лет вышел из дверей казармы, приблизился и поклонился, щелкнув каблуком:

– Кригер Витеге фон Зальц к вашим услугам, господин фон Раух.

– Вы меня знаете? – удивился тот.

– Битва под Феннами. Я видел вас там. Вы были совсем ребенком…

– И вы меня узнали спустя восемь лет? Я так мало изменился? – не подумав, еще больше удивился Йорген.

Человек улыбнулся.

– Вы, безусловно, выросли, ваша милость, но черты нифлунга сохранили. Согласитесь, в рядах Ночной стражи не так много «детей тумана и тьмы». – На самом деле ланцтрегер Эрцхольм был единственным в своем роде. – Добавьте к этому герб Норвальда на упряжи ваших коней…

– Ну конечно! Все время забываю, что я нифлунг. Так и не привык за двадцать лет, представьте, – пожаловался Йорген. – Скажите, кригер, а почему вы трезвый? В смысле я хотел спросить, почему все вокруг пьяные? Что за безобразие у вас тут творится?

Последний вопрос был задан неожиданно мягко: тихий голос фон Зальца и разговоры о детстве подействовали на ланцтрегера умиротворяюще, ярость улеглась и сменилась внезапно подступившей усталостью. Все-таки он здорово переволновался, воображая себе замок, полный мертвецов. Видел он такие картины, ох видел пару раз в ранней юности. И в третий раз увидеть не хотел…

– С чего все так перепились-то, целым гарнизоном? Давно это происходит?

Это происходило давно. Как начали праздновать уход Тьмы, так и не останавливались по сей день. Целый год пили по-черному, и двадцать три человека уже умерло. А может, и больше – подсчитать было трудно, никак не удавалось собрать вместе личный состав. Порой случались просветления: трезвели командиры, вспоминали о своих обязанностях, трезвели стражи, и гарнизон начинал кое-как нести службу. Но это было ненадолго, в последний день месяца все непременно запивали вновь.

Городок Эрнау благоденствовал. Черные винокурни завелись в каждом доме, зелье гнали из чего придется, едва поспевая за нуждами замка, и стеклодувы соседнего ландлага диву давались, откуда взялась у моосмоорцев такая повальная страсть к алхимии: сотнями заказывают перегонные кубы! Народец богател: все жалованье стражей, исправно поступающее из столицы, очень быстро перетекало в карманы горожан. Издержки, конечно, были. В виде шторбов и вервольфов, нагло промышляющих на ночных улицах, а порой и в дома грозящих вломиться (вот по какой причине многие окна в городе были заколочены крепкими досками, а иноземцы-то решили – опустело жилье в войну!). Но горожане считали эти привычные неприятности вполне умеренной платой за прирастающее благосостояние и не спешили докладывать в столицу, что Ночная стража забывает исполнять свой долг. Писали жалобы жители соседних городков и сел, чей покой гарнизон замка Эрнау тоже призван был охранять, высылая отряды для охоты на тварей и проводя регулярные облавы. Но единственная прямая дорога на столицу проходила опять-таки через Эрнау, поэтому все письма каким-то таинственным образом пропадали в пути.

И не только письма. По весне явился из столицы человек с проверкой – и пропал. Нет, ничего ужасного с ним не случилось, жив он. Не сказать, что здоров, зато весел, как и все вокруг. Но где именно, в каком закоулке замка валяется в данный момент – этого его милости господину фон Рауху никто не мог доложить, даже те из стражей, что не поддались общему греху, сохранили человеческий облик и честь мундира. Из трех с лишним сотен человек таких набралось всего шестеро.

…Йорген слушал спокойный, обстоятельный рассказ кригера фон Зальца и ушам своим не верил. Да, бывает, что люди пьют. Да, видел он дальние бедные села, где мужики не просыхали неделями, постепенно теряя человеческий облик, а порой и некоторые бабы прикладывались к заветному бочонку. Но даже там пьянству не предавались поголовно и столь самозабвенно. Это было неправильно. Что-то странное происходило в замке Эрнау. Но что именно – он пока еще не мог понять и даже думать об этом не мог, так ему хотелось спать, и голова вдруг разболелась жестоко.

– Где тут у вас можно разместиться на ночь? – устало спросил он у кригера, и тот провел приезжих во дворец, в личные апартаменты богентрегера фон Росс-Пфланца. Именно это лицо, состоявшее в должности заместителя начальника гарнизона (то бишь нашего знакомого Сигебанда фон Лерхе), осуществляло непосредственное руководство Ночной стражей Моосмоора. Точнее, должно было осуществлять. Но в настоящий момент ему было не до того – оно лежало в замковом свинарнике в обнимку с племенным кабаном по кличке Непобедимый и состязалось с ним в громкости и затейливости храпа. Так что комната его была совершенно свободна и более-менее пригодна для размещения высоких гостей. По крайней мере, пол здесь регулярно отмывали от содержимого желудка богентрегера, в остальных же частях замка на подобные мелочи давно перестали обращать внимание. Прошло не менее часа, прежде чем Йорген и его несчастные спутники смогли притерпеться к гнусному запаху, пропитавшему каждый уголок замка Эрнау, и кое-как заснуть. И это несмотря на усталость!

Долго проспать тоже не пришлось. За пару часов до рассвета ланцтрегера потихоньку, чтобы не побеспокоить Легивара с Мельхиором, разбудил Кальпурций Тиилл. Лицо силонийца было удивленным и испуганным.

– Друг мой, – прошептал он, – прости, что беспокою тебя. Я знаю, ты устал и нездоров… Но я больше не в состоянии оставаться один на один с собой! Просто не в состоянии! – Он спрятал лицо в ладонях.

Обычно Йорген быстро просыпаться не умел, если только не крики «тревога!» будили его. Кальпурций и не думал кричать, но выглядел так, что сон как рукой сняло, ланцтрегер даже подскочил:

– Девы Небесные, что случилось-то?! Ты на себя непохож!

Силониец отнял руки от лица и выговорил с отчаянием:

– Я ужасно, я просто нестерпимо хочу пить!

– Ох! – Йорген с облегчением упал на солому (единственное ложе в комнате досталось хейлигу как самому чувствительному и неприспособленному к жизни, остальные довольствовались солдатскими матрасами). – Ты меня напугал! За чем же дело-то стало? – Он потянулся к своему дорожному мешку, извлек полную фляжку, протянул другу: – Пей, пожалуйста! Твоя что, кончилась разве? – Запас воды они накануне пополнили все вместе, из одного родника.

Но лицо Кальпурция стало еще несчастнее.

– Ах, ты не понимаешь! Мне нужна не вода! Я не так выразился… – Все приморские королевства Запада, от Фельзендала до Силонии, а также Вальдбунд, Гаар и Фрисса говорили на одном общем языке, но родное для Кальпурция южное наречие заметно отличалось от северного, и некоторые нюансы, особенно касающиеся речи простонародной, порой вызывали у него затруднения. – Не пить я хочу, а как это… выпить! Вина, пива, дурной сивухи – чего угодно, лишь бы оно опьяняло! Я… – Он не удержался и всхлипнул, на глаза навернулись слезы. – Я просто с ума схожу!!!

Йорген похолодел: впервые на его памяти благородному другу Тииллу настолько изменило мужество! Уже не заботясь о спокойствии спящих, он вскочил на ноги.

– Подожди! Я сейчас тебе раздобуду где-нибудь! Здесь все пьют, у них должно быть…

– Ты что?!! – Кальпурций поймал друга за руку. Взгляд силонийца был диким, как будто он уже был пьян. – Не вздумай!!! Наоборот, ты должен меня как-то удержать! Запереть, связать, что угодно! Я не хочу присоединиться к окружающим нас скотам, слышишь! Мне страшно!!!

Йоргену тоже было страшно, и он бесцеремонно растолкал Легивара: он ученый, вот пусть и разбирается, что за напасть творится вокруг. Мельхиор на своей кровати тоже зашевелился, слишком шумно стало в комнате, какой уж тут сон.

– Как хотите, это либо колдовство, либо зараза! – выпалил Йорген взволнованно. – Поветрие вроде чумы. Тут в замке все заражено насквозь, и Кальпурций тоже заразился, надо его как-то спасать!

Легивар Черный сохранял больше спокойствия, он тоже ценил силонийца как друга, но все-таки меньше, чем Йорген. Поэтому в панику не впал и мог рассуждать здраво.

– Ты несешь полную чушь. Если бы это была зараза, да еще такая злая, что способна одолеть человека всего за одну ночь, то стены замка ее не удержали бы и она уже давно бы разгуливала по Эрнау, а то и по всему махтлагу. Однако мы с вами были в городе и ничего подобного не наблюдали. Люди местные живут трезво. Они хоть и варят, по словам кригера, черное зелье на продажу в огромных количествах, но сами его не потребляют. Так о какой заразе можно вести речь?

– Значит, колдовство. Может, проклятие какое-то или порча, – настаивал на своем ланцтрегер.

Бакалавр согласно кивнул:

– Да, это больше похоже на истину. Если на замок наложены чары, заставляющие каждого, кто в нем переночевал, превращаться в горького пьяницу…

– То мое дело плохо! – трагически заключил силониец. – Я погиб, друзья мои!.. Ах, как же хочется выпить напоследок!

– …то надо для начала как можно скорее вывести отсюда Тиилла, – не обращая внимания на его причитания, продолжил Легивар.

– До рассвета мы этого не сделаем, – мрачно напомнил Йорген.

К счастью, рассвет не заставил себя долго ждать, солнце в Моосмооре вставало по-северному рано.

О чудо – за воротами Кальпурцию сразу стало легче. Желание выпить еще не пропало полностью, но притупилось, больше не сводило с ума. Друзья определили несчастного на постой к приличному пожилому вдовцу, школьному учителю, одному из немногих в городе, кто черной винокурни при доме не завел. Там его заперли от соблазна в кладовке без окон, ключ унесли с собой и пригрозили хозяину лютой смертью, если он поддастся на уговоры постояльца и выпивку ему все-таки поднесет. А сами вернулись в замок с твердым намерением костьми лечь, но причину происходящего безобразия отыскать. Даже мысли о грядущем Свете отошли на задний план.

Ланцтрегер фон Раух начал расследование с того, что задался вопросом: почему от неведомых чар не пострадал ни он сам, ни Легивар с Мельхиором, ни те пятеро, о которых, помимо себя самого, упомянул кригер фон Зальц.

– Ну, с нами троими просто, – растолковал бакалавр. – Мы с тобой кол… маги, я хотел сказать! – спешно поправился он. – Вот, это все твое дурное влияние! С кем поведешься… Так о чем мы? – Он окончательно сбился с мысли.

– С нами просто, мы маги, – терпеливо напомнил Йорген.

– Вот именно! Мы маги, поэтому имеем устойчивость к чужим чарам, те из них, что слабее наших собственных, не имеют над нами власти. Мельхиора хранят его Девы.

При этих словах молодой хейлиг молитвенно сложил руки и что-то истово забормотал.

– Значит, нужно разобраться с шестью трезвенниками замка. Вдруг это нам что-то даст, натолкнет на мысль, – решил Йорген.

Он постепенно успокаивался. Другу стало лучше, да и колдовство, с которым предстояло иметь дело, выдающейся силой не отличалось, раз они с Легиваром смогли устоять пред ним, хоть магами были, прямо скажем, далеко не самыми выдающимися.

Как это часто бывает, замок, казавшийся в сумерках очень внушительным и грозным, при свете дня выглядел достаточно скромно. Был он по меркам богатого Эренмарка небольшим, очень старым и порядком обветшавшим. Каменная кладка стен местами расшаталась, из нее повыкрошились крупные куски и валялись теперь у подножия, затянутые густым пологом мха. Сами стены были зелеными от зарослей плюща, таких мощных, что при желании могли с успехом заменить страждущим осадную лестницу. Шторбам, пожалуй, тоже удобно было забираться по ним в замок. Счастье еще, что они не слишком любят пьяную кровь, потому что достойное сопротивление ночному врагу гарнизон Эрнау вряд ли мог организовать.

Внутреннее устройство замка было простым и типичным для укрепленных построек трехсотлетней давности. В плане он представлял собой неправильный пятиугольник, приспособленный к рельефу холма. Единственный ряд стен, пять фланкирующих башенок по углам и выступы по обе стороны ворот. За стенами – двор, во дворе – массивный донжон с непривычно низко, на уровне первого этажа, расположенным входом. Над ним зачем-то приделан нелепый навесик, более приличествующий трактиру или торговой лавке, нежели фортификационному сооружению. Вдобавок был он таким ветхим, что грозил в любой момент обрушиться на головы тех, кто рисковал под ним спать. Зато доски, которыми была заколочена дверь, выглядели совсем свежими. В стороне от донжона – дворец очень простой, даже грубоватой архитектуры без признаков силонийского влияния, рядом еще более грубый и массивный арсенал и множество хозяйственных построек, обеспечивающих все нужды обитателей замка… Впрочем, теперь у них осталось совсем немного нужд, и одну из них они справляли, не утруждая себя посещением соответствующей постройки (отнюдь не трехсотлетней давности, сами понимаете: в ту далекую пору даже трезвым людям были присущи самые свободные нравы).

– Смотрите под ноги! – предупредил спутников Йорген, энергично шаркая по брусчатке подметкой левого сапога. – А то я вступил уже… Тьфу, пакость! Интересно, как это мы ночью ухитрились ни разу не вляпаться? Слава… гм… – Он хотел поблагодарить за такое чудесное везение Дев Небесных, но усомнился: не будет ли это богохульством, особенно в присутствии хейлига?

Более или менее удачно миновав все «ловушки», наваленные в самых неожиданных местах, друзья водворились в знакомую уже комнату. Шестерым «трезвенникам» было велено явиться туда.

С ними тоже оказалось просто. Почти. У кригера фон Зальца ведьмой была мать, слыла одной из лучших в Моосмооре, а то и на всем севере – видно, что-то передалось. Из семей колдунов происходили еще двое простых стражей, а каптенармус в молодости отучился два года в оккультной семинарии, прежде чем быть отчисленным за скудоумие (в чем он без малейшего смущения, с некоторой даже удалью признался). У гарнизонного писаря Цванцигера матери-ведьмы не было, а был пьяница-отец и старший брат, зарезавший собственную жену в припадке белой горячки. Бедный юноша так боялся повторить их судьбу, что ходил с ног до головы увешанный амулетами от пьянства – помогло! Да, с этим тоже было все ясно.

И только шестой «трезвенник», не по-моосмоорски упитанный парень лет восемнадцати от роду, никак не укладывался в общую картину. В страже он состоял уже полтора года, столько же находился в замке. В роду его колдунов и ведьм, тьфу-тьфу, упасите Девы Небесные, не было – одни только торговцы. Амулетов от пьянства он не носил. Ни малейшей склонности к темным наукам не имел и способностей не проявлял даже зачаточных – Легивар его лично проверил и испытал. Обнаружил лишь слабый след стороннего магического воздействия – может, к знахарю когда обращался или просто под дурной глаз попал, сам того не ведая. Потому что никакой устойчивостью к чарам не обладал, его любой самоучка мог околдовать. Что за чудеса?!

– У некоторых людей организм не принимает вино, сразу становится плохо, и все выходит наружу. – Йоргену вспомнился горемычный муж одной из теток Дитмара по материнской линии, который не мог сделать даже глотка пива и на пирах всегда служил мишенью острот (за что многим пришлось поплатиться кровью, а то и жизнью: с собственным желудком он не справлялся, но мечом владел отменно). – Скажи, а в количествах умеренных ты выпиваешь иногда?

– А как же, ваша милость, – расплылся в улыбке парень. – На божий праздник грешно не хлебнуть… – Тут хейлиг болезненно поморщился, похоже, он был иного мнения на сей счет. – Но я завсегда свою меру соблюдаю, мне лишнего не надобно!

Непонятно…

– Отец чем торгует? – уже не зная, с какой стороны подступиться, наугад брякнул ланцтрегер.

Парень разулыбался еще шире:

– Вином да пивом, ваша милость! И свое варим, и издали, из-за реки возим: хаальское, ифертское, фрисское, силонийское тоже случается. По этому делу мой папаша в наших землях первый. Господа нашим товаром не брезгуют. Бывает, ко двору его величества поставляем силонийское. Да вот как будете в городе – любого спросите, чтоб вам указали заведение Тарфа Клекса – не пожалеете! Такого славного вина, как у нас, вы, добрые господа, во всем Моосмооре не сыщете. Всякого вам нальют, да не то будет…

– Пшел вон! Меня стошнит сейчас, – простонал ланцтрегер, он уже слышать про спиртное не мог, его мутило от дурной кислой вони, висевшей в воздухе.

Сошлись на том, что глуповатого сына Тарфа Клекса хранит от пьянства какой-то особый бог, исключительно виноторговцам покровительствующий. Иначе его удивительную трезвость объяснить было невозможно.

– Итак, мы имеем дело с колдовством, этот факт можно считать подтвержденным, – важно объявил Легивар Черный, когда последний из «трезвенников» покинул помещение. – Замок находится во власти чар, причем достаточно слабых…

– Слабых?! – изумленно вскричал юный хейлиг. Ему казалось, что зачаровать такое количество народа разом способен лишь самый сильный и опасный колдун. – Вы уверены, господин маг? Почему вы так решили?

– Уверен, – подтвердил бакалавр сухо, но никаких пояснений давать не стал, потому что к выводу своему пришел тем же путем, что и Йорген. – Чары слабые, возможно, мы даже сумеем их разрушить. Но для начала надо определить их происхождение или источник.

Теперь пришел черед Йоргена удивляться.

– А что, есть разница? В смысле между происхождением и источником?

– Ах, Девы Небесные! – Маг страдальчески возвел очи горе. – И кто-то, помнится, еще упрекал меня за жабью икру! Йорген, ведь тебя целый год учили лучшие маги моего бедного отечества, и ты даже успехи делал! Как же можно настолько не разбираться в теории?! Это же основы основ! Друг мой, ты сущий неуч!

– Ничего подобного! Просто я по призванию не теоретик, а практик, – парировал ланцтрегер, не слишком заботясь о том, что слова его могут друга Легивара задеть. Ведь тот, как мы помним, являлся именно теоретиком, притом выдающимся, но его природные способности к практической магии были весьма посредственны. Такое несоответствие страшно угнетало бакалавра, и Йоргену это было хорошо известно. Но он мстил за жабью икру.

Однако Легивар на провокацию не поддался и обижаться не стал – вот еще! Наставники не должны принимать близко к сердцу каверзы глупых студиозусов, они должны способствовать приращению их ума.

– Неуч, неуч, не отопрешься. Ладно, слушай и учись. Поясняю на примерах. Допустим, здешнее начальство каким-то образом прогневило колдуна… Почему именно начальство? – (Этот вопрос был задан, разумеется, не Йоргеном, а Мельхиором, совершенно не разбиравшимся в тонкостях военной службы.) – Сам посуди: если бы кто-то пожелал отомстить простому стражу, зачем бы он стал спаивать целый гарнизон? Короче, разозлился колдун и в сердцах замок проклял. Или навел порчу на его обитателей. Или кто-то в замке совершил клятвопреступление. Во всех подобных случаях мы имеем дело с чарами вербальными, опосредованными и должны вести речь об их происхождении. Но могло быть иначе. Упомянутый разгневанный колдун, а скорее ведьма – это ее стиль – пробирается в замок и оставляет внутри, в укромном месте, некий более или менее материальный объект. Это может быть магический артефакт, заговоренный предмет, разлитое зелье, начертанный символ, даже привязанный к замку гайст. Данный объект начинает испускать из себя чары, то есть служит их непосредственным источником.

– А, – уныло кивнул ланцтрегер. – Теперь ясно. – Он вспомнил, что по зиме их действительно учили чему-то похожему, только Легивар, надо отдать ему должное, гораздо понятнее объяснял. – Ну что, пойдем искать?

Перспектива ползать по загаженному замку Эрнау, обшаривать его пядь за пядью в поисках запрятанного в его недрах источника ему совсем не улыбалась. По сравнению с этим пресловутая иголка в стоге сена казалась детской задачкой. (К слову, стогов на замковом дворе имелось целых пять – для гарнизонной скотины, и именно иголки всегда служили излюбленным орудием ведьм, поскольку злые наговоры ложатся на металл прекрасно, а спрятать крошечный острый предмет можно не только в сене, но и в любой, самой малой щели.) Не будь Легивар и Йорген обучены магии, начинать поиск было бы совершенно бессмысленно, долгие годы могли на него уйти. У того, кто владел тайным искусством, надежды на успех было больше: маг способен уловить эманации чужих чар и по нарастанию их мощности выйти к источнику, если таковой вообще имел место быть… Да. Хороший, опытный маг, а не теоретик с недоучкой. Хотя попытаться все же стоило, чем Тьма не шутит…

Но прежде чем приступить к изысканиям, Йорген вновь призвал фон Зальца и обстоятельно расспросил, не попадали ли стражи моосмоорского гарнизона под проклятие, не было ли у них каких-либо трений с колдунами, ведьмами либо лицами достаточно состоятельными, чтобы оплатить работу колдуна или ведьмы? Увы, ни о чем подобном кригер не слышал, по его словам получалось, будто все местное население, включая мастеров тайных дел, питало к Ночной страже в целом и гарнизону Эрнау в частности такую нежную любовь, что зла пожелать ну никак не могло.

Насчет любви – это глупости, конечно. В тот момент, когда на мирного обывателя нападает ночная тварь, он клянет не случившихся рядом, не поспевших на помощь стражей такими словами, что, если бы сбывалась хоть часть из них, ланцтрегеру фон Рауху очень скоро некем стало бы командовать. Только прежде от этого не спивался никто. Странно, странно…