Из минутной задумчивости Йоргена вывел новый звук, донесшийся снаружи, заставил выглянуть в узкое стрельчатое окно. Дождь пошел! Летний, проливной, на радость опасным обитателям моосмоорских болот. Обитателям же замка Эрнау небесная влага пришлась не по вкусу. Тела, в изобилии разбросанные по двору, разом зашевелились. Люди постепенно трезвели от холодных водяных струй и расползались кто куда. Они ковыляли на нетвердых еще конечностях, кто на двух, кто на всех четырех, спотыкались и падали носами в лужи, а в лужах плавало то, что, как известно, не тонет… В общем, наблюдать эти картины оказалось даже забавно (с примесью злорадства), и ланцтрегер устроился на подоконнике с равнодушным видом, будто бы он просто утомился и решил подышать. Ему не хотелось, чтобы окружающие заметили его интерес, ведь это был самый настоящий «дурной тон» и добрая его мачеха леди Айлели была бы очень огорчена, узнав, как развлекается ее воспитанник.

Черный Легивар уже успел отослать фон Зальца и принялся настраиваться на тот особый лад, что нужен колдуну для улавливания магических эманаций (чтобы не лезть под дождь, он решил начать поиски с комнаты начальника). А Йорген все еще продолжал бездарно глазеть в окно и думать, что по большому счету зачарованных людей нельзя судить за их безобразное поведение, это их беда, а не вина, но все равно так им и надо, пьяницам, пусть теперь барахтаются в собственных нечистотах… Как вдруг внимание его привлекла одна фигура, заметно отличающаяся от остальных упитанным сложением, твердым шагом, а главное – направлением движения. В то время как все его сослуживцы тянулись к казарме, этот страж зачем-то устремился к стоящему чуть на отшибе, заколоченному наглухо донжону. По словам фон Зальца, вход в башню был надежно перекрыт по его личному приказу тотчас после того, как оттуда, с самой верхушки, свалились сразу трое и разбились насмерть. Теперь внутрь без гвоздодера попасть просто невозможно. Так что же забыл там этот… этот… О! Да это же наш старый знакомый, сын виноторговца Клекса! Оглянувшись, тот повернулся вполоборота, и стало видно его широкое, глуповатое, даже издали хорошо узнаваемое лицо. Парень явно чего-то опасался: долго топтался под навесом, тревожно озираясь, ковырял заколоченную дверь, стараясь заслонить ее своей широкой спиной… а потом вдруг раз – и исчез! В одно мгновение, Йорген даже понять не успел, как это вышло. Был человек – и не стало человека.

В первый момент ланцтрегер чуть не вывалился из окна, пытаясь различить, что же там произошло. А потом сорвался с места и устремился к выходу, коротко бросив спутникам: «За мной!» – времени на объяснения не было. Он еще сам не понимал, что именно его так взволновало, но особым чутьем опытного стража уловил: нечто очень важное происходит в эту минуту и надо благодарить Дев Небесных за то, что надоумили его выглянуть в окно (даже если это кому-то покажется богохульством).

Нет, чуда никакого не было и колдовства тоже. Просто одна из досок, на первый взгляд вполне надежная, оказалась приколочена таким образом, что ее можно было легко сдвинуть и протиснуться внутрь через образовавшуюся щель.

Внутри было гулко и пыльно, запах стоял как в погребе, сырой и затхлый. Башня оказалась совершенно пуста, все имущество, некогда ее заполнявшее: мебель, оружие, гобелены и прочее – было давным-давно вывезено в Перцау, только рухлядь какая-то осталась валяться по закуткам, а может, ее натащили сюда новые обитатели замка. Потому что трудно себе вообразить, что в хозяйстве махтлагенара фон Лерхе водились рыбацкие сети и верши, скорее уж кто-то из стражей прятал от начальства свое неуставное добро.

Преследователи миновали ярус за ярусом по узкой винтовой лестнице, пока не оказались на самом верху, на открытой всем ветрам площадке для катапульты. Самой катапульты тоже не было на месте – ночным стражам метательное оружие ни к чему. Зато нашлось нечто гораздо более ценное – разгадка тайны замка Эрнау. И не только.

…Клекс-младший стоял, вжавшись задом в замшелый камень ограждения площадки. Вид у него был затравленный. В правой его руке был нож. А левая прижимала к груди… трудно сказать что. Больше всего это походило на маленькое солнце – было оно желтым и радостно светилось.

– Дай сюда! – велел ланцтрегер тихо и страшно. Он не сомневался, что эта сияющая штука и есть искомый источник. Она просто не могла быть ничем другим.

Парень крепче сжал нож, хотел еще отступить, но некуда было, разве что с башни вниз головой. Он побелел и громко сглотнул слюну – замутило от высоты.

– Дай сюда! – повысил голос ланцтрегер. Рука его легла на эфес меча. – Долго мне ждать, солдат?

Страж не выдержал. Выронил оружие и дрожащими руками протянул его милости свое сокровище.

Йоргену уже приходилось иметь дело с колдовскими артефактами, он знал, какими они бывают. Жезл Вашшаравы, к примеру, венчала сфера, заполненная жидким огнем. Она была заключена в клетку, составленную из металлических прутьев, выкованных в форме тонких и длинных когтистых лап, испускала сияние от нежно-жемчужного до кроваво-красного с синими проблесками.

На этот раз артефакт имел форму яйца, цвет хорошего желтка, в оправу заключен не был, светился ровно, без вспышек. Колдовская природа его была совершенно очевидна. Опасная штука! Такую умные люди голыми руками хватать не станут.

Йорген, конечно, схватил.

… – Это же чистое безумие! Как ты мог! Разве в академии тебя не учили обращаться с магическими артефактами?! – позже, уже по пути из замка, отчитывал его Легивар.

– Учили, – вздохнул ланцтрегер с напускным раскаянием. – Но я подумал, раз этот Клекс его спокойно держит, значит, можно и мне.

Легивар всплеснул руками:

– Нет, вы слышите! Он подумал! Мыслитель какой выискался, скажите на милость! Философ силонийский! Да в твоем Клексе магии меньше, чем в сосновом пне! А ты, уж прости за прямоту, наполовину темная тварь! Тебя убить могло, это ты понимаешь?! – Маг кричал, потому что очень перепугался в тот момент, когда фигуру Йоргена вдруг окутало ослепительное сияние, а потом тайная сила швырнула ланцтрегера на пол – только чудом он не перемахнул через борт и не рухнул вниз с высоты башни.

– Ну что ты развоевался? – заговорил Йорген примиряюще. – Не убило же? И вообще, ничего плохого не случилось. Не больно даже.

Да, не случилось ничего плохого. Вот только ладони Йоргена, соприкоснувшись с яйцом, приобрели приятный для глаз бархатно-черный цвет. Разве это так уж страшно? Ведь не ожог, просто перекрасились.

– По-моему, даже удачно вышло. Вот рыцари… у них ведь принято носить разные прозвища. Ну там Эккеварт Белая Борода, Ортлиб Долгорукий, Тристан Орлиноносый, в таком роде. Молодой король Видар меня рано или поздно тоже посвятит, не отвертишься. И стану я тогда Йорген Черные Ладони. Разве не оригинально?

На эту глупость бакалавр даже отвечать напрямую не захотел. Только пробурчал в пространство, что калеками до́лжно считать не только страдальцев, лишенных руки или ноги, но и тех, кого боги обделили разумом. А потом обернулся к Мельхиору, труси́вшему рядом, и велел молиться Девам Небесным о душевном здравии ланцтрегера Эрцхольма, который, как видно, совсем спятил – такую дурь несет, что уши вянут.

Йорген на Легивара обижаться не стал: сгоряча чего только не сорвется порой с языка, стоит ли обращать внимание на пустые слова? Но когда молодой хейлиг прямо посреди улицы опустился на колени и принялся истово нашептывать, он пришел в негодование.

– Ты что творишь, несчастный?! – Это прозвучало очень грозно.

Юноша вскинул на него глаза – наивные, испуганные.

– М…молитву творю! Господин маг велели… А что, не надо разве? – Ни намека на издевку не было в этом вопросе, он шел от чистого сердца.

– Не стоит, – очень твердо ответил ланцтрегер. – Грешно просить у Дев Небесных то, в чем нет истинной нужды!

Эх, как неудачно выразился! Двусмысленность получилась, и Легивар не замедлил этой оплошностью воспользоваться.

– Ну конечно! – ехидно поддакнул он. – Зачем ланцтрегеру фон Рауху ум? Ум ему не нужен. Без него привык обходиться. Таким «оригинальным» стал, что хоть на ярмарку уродов выводи!

…Возможно, они все-таки передрались бы в конце концов. К счастью, путь от замка до дома учителя, где томился в заточении Кальпурций Тиилл, был недолгим, и измучившийся от скуки силониец немедленно потребовал от друзей подробнейшего отчета о событиях минувшего дня. А рассказать им было что!

Все началось в тот час, когда виноторговец Тарф Клекс из скупости своей выпил несвежей сметаны, которую жена приготовила сплеснуть свиньям. К утру бедолагу скрутило так, что вздохнуть не мог, дощатый домик, уютно примостившийся в глубине двора, дольше чем на полчаса не покидал, да и добежать туда успевал не всякий раз. Тогда, чтобы избавить себя от лишней стирки, фрау Клекс приспособила для него особое ведро и стала кормить только пшеничными сухарями да овсяным отваром – иного не принимало мужнино нутро, тотчас исторгало наружу…

Возможно, кто-то упрекнет нас за подробности столь физиологического свойства. Но если бы не вышеописанный случай, повесть наша могла пойти совсем иным руслом. Судьба целого мира определялась в тот момент, когда Тарф Клекс хлебал из кувшина прокисшее пойло, наглядно демонстрируя домашним, что у хорошего хозяина никакая пища пропадать не должна. Ведь в результате его опрометчивого поступка выезд за товаром, назначенный на первые числа мая прошлого года, пришлось отложить чуть не на полмесяца – так долго болел хозяин и так сильно ослаб от сухариков и овса. А выехали бы вовремя – и не случилось бы той встречи, ставшей едва ли не решающей в нашей истории.

…Они уже возвращались назад, тяжело груженные кувшинами дорогого силонийского (правда, поддельного) и бочками дешевого сомлетта, когда к обозу пристал человек из Фриссы. Вообще-то Тарф Клекс чужаков не любил, подозревая в каждом вора, и попутчиков не брал. Но тот человек был хейлигом, носил великолепную белую с золотом рясу, и Тарф его принял, побоявшись обидеть божьего слугу: «Ладно, чай, место не просидишь, вон худющий какой!»

Тот и вправду не был никому в тягость: с проповедями не лез, есть не просил, вообще почти не разговаривал. Сидел, примостившись с краю телеги, перебирал длинными тонкими пальцами сердоликовые четки и еле слышно бормотал молитву за молитвой… Да только они ему не помогли, нет.

Обычно Тарф Клекс ездил за товаром как? Сначала, налегке, до столицы. Дальше попутным кораблем до Цимпии, а то и самой Аквинары. Закупал с полсотни кувшинов силонийского вина, не просто дорогого, а баснословно дорогого, потому что настоящего. Фрахтовал целый кнорр, загружал и следовал обратным курсом до Бруа. Там соответственно закупал бочками бруа, грузил на судно и, оставив его в порту, снова налегке отправлялся в Сомлетт. В Сомлетте брал вино местное, кислое, а еще – поддельное силонийское. Вкусом, букетом и видом тары оно почти не отличалось от настоящего – только большой знаток мог распознать обман, – а стоило дешевле втрое. Там же, в Сомлетте, нанимал телеги, на них возвращался в Бруа обычной дорогой, вдоль Ифийского хребта. И скорее морем в обратный путь, до самой столицы. А если оставалось место на кнорре – можно было по дороге зайти в Хайдель за знаменитым тамошним пивом, для особых ценителей. Но теперь не о пиве речь.

Единственный раз в своей жизни Тарф Клекс решил изменить проторенный маршрут. В Сомлетте, на рынке, поговаривал народ, что особенно неспокойно стало на ифийской дороге. Вот и побоялся груженым ехать. Туда-то проскочили, милостью Дев Небесных, а обратно как оно еще сложится? С грузом-то не больно убежишь от лиходеев.

В общем, послал верхового в Бруа, чтобы предупредил людей на кнорре: пусть выходят в море и ждут хозяина в Хайделе. И сам отправился туда же по дороге надежной, спокойной – через столичную Зелигерду и богатый торговый Гамр.

Вот там-то, между Зелигердой и Гамром, и напали на обоз разбойнички – кто бы мог подумать?! По счастью, шайка оказалась жидковата – из обнищавших кнехтов, ничего, кроме топора, в руках сроду не державших. Ифийские головорезы-охранники разметали ее в момент. Только и ущерба вышло, что разбилось от тряски семь кувшинов силонийского (хорошо, поддельного), у телеги отскочило колесо да одному из возниц прострелило шапку, пришлось возместить, чтоб не огорчался.

Да, ну и еще хейлига приблудившегося ранило шальной стрелой в бок. Смертельно.

Помирал он долго, мучился и стонал. А как понял, что конец пришел, так и достал из-за пазухи эту вещь. Сразу видно – волшебная: сама как яйцо, и светится! Передал Клексу из рук в руки, умолял слезно, чтоб берег пуще глаза, никому чужому не показывал, а как случится оказаться во Фриссе, отнес в любой из храмов Дев Небесных. Клятву в том взял, что все будет исполнено по чести (не посмел моосмоорец отказать ему в последней воле, уважил), с тем и помер. Но прежде, пока лежал в бреду, себя не сознавая, хитрый торговец успел-таки выведать, зачем такая вещь нужна, какая сила сокрыта в ней.

Полезная штука оказалась, однако! Заставляет людей исполнять волю своего владельца, да так хитро, что тем кажется, будто сами только о том и мечтают. Надо только наговорить желание и разместить яичко в нужном месте, тогда оно станет испускать из себя чары, подчиняя всех вокруг. И чем выше подымешь его, тем больше будет охват: положи, к примеру, дома на столе – только домашние и станут слушать тебя. А спрячь в большом городе на вершине самой высокой башни – и весь город в твоей власти! Если, конечно, высоты башни хватит – а может и не хватить. Ну ничего, полгорода тоже неплохо.

Да, такая вот вещь попала в руки торговца Клекса. Оставалось только решить, на что ее выгоднее употребить. Сначала хотел заставить земляков пить втрое больше прежнего. Но мозгами пораскинул: нет, нехорошо выходит. Спиваться начнут, работать бросят, обнищают, платить не смогут – тут и торговле конец. Какой резон?

Тогда придумал заказать так: пусть пьют по-прежнему, но берут у него одного и на цену не смотрят вовсе, платят, сколько запросит, не торгуясь… Да. А потом явится из Перцау его светлость махтлагенар Моосмоор и спросит: кто же это ему дозволил обирать народ без зазрения совести? Чары, они ведь тоже не сразу действуют. Пока-а это попадет под них его светлость – на куски успеет изрубить, осердившись. Опять неладно!

А пока размышлял, пришла из столицы добрая весть: Тьме конец! Вот радость-то!

А если Тьмы нет – так зачем Ночная стража нужна? Триста с лишним человек насчитывает гарнизон Эрнау! Триста здоровых, крепких, молодых парней и без того не дураки выпить – только налей! Это ли не золотое дно?! И сын младший в том гарнизоне службу несет – это ли не перст судьбы?! И башня стоит, дура высоченная, – лучше места не подберешь!

Наговорил отец желаемое на колдовское яйцо, передал сыну, научил, как дальше быть, – и дело пошло… «А как же клятва, принесенная у смертного одра? – спросите вы. – Неужели осмелился нарушить?» Да ничуть не бывало! Она ведь как звучала: «Когда случится оказаться во Фриссе…» Разве он виноват, что не случается никак? Вино во Фриссе дурное, продается плохо, так какой смысл ехать за ним? Это ведь не ближний свет! Вот если научатся фриссцы делать добрый товар лет эдак через десяток, тогда можно будет к ним наведаться, если живы будем. Тогда и вернем яйцо в храм, непременно вернем, как обещано. А до той поры что ему даром лежать? Пусть нам послужит.

Целый год все было прекрасно. Правда, конкурентов развелось великое множество, слетелись на готовое, как стервятники на падаль. Хотел даже загадать, чтобы не брали гарнизонные выпивку у других горожан, только у него одного, – побоялся. Соседи заметят, заподозрят в колдовстве. Оставил как есть. Ну ничего, и на его долю покупателей хватало. Стражи пили по-черному.

Яйцо тоже хотело пить. Оно любило мед, любило утреннюю росу, собранную с травы, принимало силонийское, только если настоящее. Раз в пять-шесть дней нужно было поить его. Еще оно любило кровь. Свежую человечью. Ну, это требовалось нечасто. Из двадцати трех погибших только восьмерых зарезал Клекс-младшенький, остальные померли сами. Это, правда, не считая тех троих, что ему пришлось по очереди спихивать с башни. Заметили дурни любопытные, что сослуживец зачем-то шастает в старый донжон, решили, там у него выпивка припрятана. Выследили. Вот и поплатились, сами виноваты!

А дальше что? Дальше приехали господа из столицы, стали вопросы задавать нехорошие, будто знают что-то. Клекс-младший перепугался до смерти, решил пока яйцо из замка забрать, припрятать в городе. Да не вышло. Вот и вся история.

– И что же с ним теперь будет? Его казнят? – Кальпурций имел в виду сына виноторговца.

Йорген покачал головой.

– Нет конечно. Отца будут судить королевским судом за вредоносное колдовство и порчу казенного имущества (под «имуществом» в данном случае следовало понимать спившихся стражей) и муниципальным – за нарушение устава торговой гильдии. Повесят, я так думаю. А с сына какой спрос? Переведу его на южную границу, пусть живет пока.

– Но он же убийца одиннадцати человек! – ужаснулся силониец. – Разве можно оставлять такого на свободе?!

Ланцтрегер устало прикрыл глаза. Сколько таких «убийц» прошло перед ним за долгие годы Тьмы…

– Это не младший Клекс их убивал.

– Как не младший Клекс? Вы же сами говорили, что он признался…

– Это яйцо. Оно его заставило, дурачка. Между прочим, покойный хейлиг ни словом не обмолвился Тарфу, что артефакт потребует платы. Яйцо само о себе позаботилось, внушило парню, что нужно, и об убийствах не велело рассказывать ни одной живой душе. Папаша даже не подозревал, что его сын приносит кровавые жертвы, он считал, дело обходится медом и росой.

Все это было очень странно и звучало не слишком правдоподобно. Силониец задумался на минуту, потом уточнил:

– Ты уверен, что Клексы вам не врали, выгораживая себя? Мне кажется, младший шел на убийство осознанно…

Ланцтрегер поморщился: друг Тиилл брался судить о вещах, в которых, хвала Девам Небесным, ничего не смыслил.

– Да, ему самому тоже так казалось. Но уж поверь на слово старому опытному стражу: парень тут ни при чем. Скажу больше: я не уверен, что степень вины его отца так уж велика, как кажется. Думается, яйцо подчинило его в тот самый момент, когда попало в руки. Конечно, натура у дядьки дрянная, чары легли на благодатную почву, но без них он преступником никогда не стал бы… хотя это уже не мое дело. С Тарфом пусть местные разбираются как хотят. А Хупперт Клекс поедет на границу с Морастом. Там ему самое место. Там долго не живут.

Последнее замечание Кальпурция слегка утешило. Силониец слыл человеком добросердечным и благородным, но, будучи сыном государственного судии, считал, что за преступлением должно непременно следовать наказание. И это дело ему не нравилось, не давали покоя мелкие неувязки.

– Как же получилось, что парень, даже от отца скрывавший правду, будучи зачарованным, так легко все рассказал вам?

– Легко, говоришь? – мрачно усмехнулся ланцтрегер, лицо его вдруг стало чужим и жестким. – Да не дай бог никому… – Он махнул рукой и не стал договаривать. Он очень не любил эту сторону своей службы.

Маг с хейлигом невольно переглянулись. Когда «трезвенники» уводили парня на допрос, они хотели увязаться за Йоргеном, но тот их остановил, мягко, но настойчиво. Они остались ждать в комнате, и до слуха их стали время от времени долетать отголоски странных звуков, совсем тихие, но все равно пугающие…

– Ладно, – кивнул Кальпурций, сообразив, что в этот вопрос не стоит углубляться, потому что есть на свете вещи, о которых лучше не знать, если хочешь спать спокойно. – Согласен. Яйцо околдовало Тарфа Клекса, и его сына тоже околдовало… Кстати, где оно сейчас?

В ответе он не сомневался, слишком хорошо знал друга Йоргена.

– В замке оставил, в моем мешке спрятано. – Что и требовалось доказать.

– Ты его в руки брал? Тебя оно не околдовало, нет? Жертвы приносить не собираешься?

– Я не собираюсь, – согласился ланцтрегер. – Но чары на всех действуют по-разному. В Клексах магии меньше, чем в сосновых пнях, их яйцо толкнуло на преступление. Я же наполовину темная тварь, со мной оно немного иначе обошлось.

– Что?! Как?! – встревожился силониец.

– Ага! Ты покажи ему, покажи! Пусть видит, что друг его – болаван и неуч! – обрадовался Черный Легивар.

– Показывай немедленно! Что ты там прячешь за спиной?.. А-а-а! ЭТО ЧТО ТАКОЕ?!

– Это у меня теперь такой цвет! – ответил Йорген не без гордости. – Навсегда!

– Ты уверен?! Ты отмыть не пробовал?

– Пробовал. Щеткой тер чуть не до мозолей – бесполезно. Это ведь тебе не сажа, это колдовство, оно прямо в кожу въедается. И вообще, мне нравится даже. Так интереснее.

Силониец покачал головой:

– Интересы у тебя, друг мой…

– Истинно рыцарские! – ехидно вставил маг. – Йорген Пустоголовый.

– Все, хватит о личном! – Ланцтрегер хлопнул черной ладонью по столу. – Пора думать о судьбах мира. Какие выводы мы можем сделать из случившегося?

– Алчность – великий грех! – тут же откликнулся хейлиг.

– Это несомненно, – пряча улыбку, кивнул Кальпурций. – Но теперь речь не о том. По воле случая или по доброму промыслу богов нам известно теперь, как именно хейлиги новой веры подчиняют себе народ. Вся суть в яйцах!

Это прозвучало так патетически, что Йорген хихикнул: право, Мельхиор и Тиилл стоили друг друга!

– Так вот зачем они уродовали наши храмы своими богомерзкими лестницами! – догадался хейлиг. – Чтобы удобнее было поить яйца! Очень тяжело лазить под купол изнутри, каждый день точно не захочется. Однажды я хотел обновить роспись, так чуть не свалился вниз. Девы Небесные спасли меня тогда, но спасать еретиков они не захотят…

– Не захотят? – перебил Йорген. – Ты уверен? Лично я – нет. Пока они им здорово помогают. – В голосе его была горечь.

Наивные голубые глаза юноши округлились.

– Ваша милость! Вы не должны так думать! Девы Небесные… – Он вдруг неожиданно всхлипнул. – Разве вы их не любите?

Ланцтрегер смутился. Никто не мог заставить его поклоняться именно Девам, человек волен сам выбирать себе богов или обходиться вовсе без них, как было принято, к примеру, в роду фон Раухов. Но говорить это Мельхиору не хотелось, тот слишком близко к сердцу принимал все связанное с его верой – зачем же огорчать человека? Поэтому ланцтрегер постарался ответить уклончиво:

– Прежде я очень хорошо относился к Девам Небесным. Даже выучил наизусть Четвертое Прославление, от начала до конца, а ведь оно такое длинное. – Об истинной причине своего благочестивого поступка он, разумеется, умолчал. – Но согласись, не так легко любить того, кто велит сжечь тебя на костре.

Зря он это сказал. Хотел как лучше, но только сильнее расстроил бедного юношу.

– Нет же!!! Все не так, как вам кажется! Девы Небесные никому не желают зла! Это еретики приписывают им собственные кровавые идеи и вершат свои преступления, прикрываясь их светлым образом!

И снова Йорген оказался «не уверен». Хейлиг говорил одно, логика подсказывала другое. Была Тьма. Ее источником считался мрачный Хольгард, узилище грешных душ. И именно его продолжением стал бы этот мир, если бы Тьму не удалось остановить. Теперь ей на смену шел Свет. Откуда? Из дивного Регендала, откуда же еще ему идти! Из обители и душ праведных и самих Дев Небесных. Получается, именно они, Девы, надумали расширить свое жилище, присоединив к нему мир смертных, отвоеванный у Тьмы. И начали с большой уборки: выметают из него руками адептов новой веры все то, что не подходит для небесных садов. В том числе ланцтрегера фон Рауха, наполовину человека, наполовину темную тварь.

Но высказывать эти мысли Мельхиору Йорген уже не стал. Логика логикой, но кому станет легче, если они перессорятся?

– Знаешь, я слишком плохо разбираюсь в богословии, чтобы судить о Девах Небесных и их намерениях. Давай отложим эту тему до лучших времен и сосредоточимся на главном – определимся, влияют ли как-то полученные сегодня сведения на наши дальнейшие планы.

У Мельхиора ответ был готов:

– Ну конечно! Мы должны похитить все яйца из храмов и уничтожить, тогда еретикам нечем станет околдовывать мир! – Он был убежден, что изрекает прописную истину.

Но Черный Легивар, услышав его, почему-то возвел очи горе и молвил со вздохом:

– Детский лепет!

– Почему?! – поразился хейлиг.

Но маг не удостоил его прямым ответом.

– А ты сам подумай, – бросил он резковато, наивный юноша его раздражал. – Голова тебе для чего дадена Девами твоими? Лбом об пол поклоны бить?

– Зачем ты на него нападаешь? – упрекнул бакалавра Йорген. – Он божий человек и не может судить о мирском так же, как мы… Видишь ли, Мельхиор. Твое предложение имело бы смысл, если бы нам было доподлинно известно, какое количество яиц существует на свете, а главное, что оно, количество это, остается неизменным. Но даже тогда предприятие было бы невероятно сложным, поскольку мир велик, еретических храмов в нем уже целая прорва, а на колдунов, к каковым большинство из нас относится, в южных землях ведется настоящая охота. Нас убили бы прежде, чем мы успели обезвредить десятую долю всех храмов. Это первое. Второе – что делать с похищенными яйцами? Уничтожить магический артефакт практически невозможно, скорее уж он сам тебя уничтожит. Таскать с собой по миру – неудобно и опасно. Одноименные артефакты, если их скопится слишком много и будет превышена критическая величина суммарной Силы, начнут взаимодействовать друг с другом по принципу магического резонанса. И последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Закон… закон… Легивар, подожди, не подсказывай, я сам… Закон Деккиора – Вальтиалла?

– Умница! – обрадовался бакалавр. – Ведь можешь, когда хочешь! – Этот вопрос считался одним из самых трудных, не то что формулы клятв или жабья икра.

– А если оставлять яйца на месте, но менять сам заговор? – чисто теоретически заинтересовался Тиилл. – Пусть они заставляют народ не колдунов жечь, а репу сеять или еще что-нибудь полезное делать? Этот виноторговец, он ведь научил вас, как нужно заговаривать?

– Научил. Только ты не забывай, что яйцо нужно поить чуть не каждый день, да еще оно требует человеческих жертв. Не слишком ли высокая цена выйдет за репу? Да и не разорваться нам на столько частей, чтобы успевать обслуживать все яйца.

– Нанять человека, приставить к яйцу…

– И выйдет как с Клексом, если не хуже.

– Верно, – вздохнул силониец.

Он сам понимал, что спорит впустую. Число храмов увеличивалось день ото дня, значит, где-то в мире существовал источник колдовских яйц, позволяющий еретикам пополнять свои запасы. Какой смысл изымать у них одни артефакты, если они знают, где добыть новые…

– Знаю! – счастливо вскричал хейлиг и только что в ладоши не захлопал, радуясь собственной прозорливости. – Мы должны найти и уничтожить источник яиц!

– Да, это уже ближе к истине, – признал Йорген.

– Но не истина? Нет? – Юноша сник.

– Не знаю. Хорошо, если источником служит какой-нибудь спятивший маг, который сидит в своей лаборатории и яйца эти выделывает. А если они валятся на нас прямо из дивного Регендала? Вдруг их вообще сами Девы откладывают?

Вот это да! Столь смелое предположение не то что хейлига, божьего человека, а черного колдуна заставило поперхнуться!

– Йорген! Ты в уме ли?! Девы Небесные – это божественные создания, а не куры в курятнике! Грешно говорить такие вещи! Понятно, что люди мы, мягко говоря, не слишком набожные, но зачем же откровенно богохульствовать?

Но «наполовину темная тварь» не устыдилась и не покаялась.

– Ничего подобного! Я не богохульствую вовсе, напротив, отношусь к Девам с большим почтением. Суди сам. Есть у приморских фельзендальцев, у людей Нифльгарда и Северных пустошей хитрый бог Лодур. Он, когда у него возникает нужда, кем только не оборачивается. То блохой, то лососем, то тюленем. Однажды даже женщиной стал и детей родил, ведьм каких-то. А потом кобылицей, и тоже… Только не подумайте, будто я такое поведение одобряю, просто для примера рассказываю. К тому веду, что неужели наши Девы Небесные настолько его немощнее, что не в состоянии принять облик птицы?

Вот и поговори с ним! Мельхиор совсем расстроился. С одной стороны, господин ланцтрегер Эрцхольм внушал ему большое уважение своей решительностью, живым умом, знанием жизни (не верилось, что они почти ровесники, хейлигу казалось, что он гораздо младше Йоргена, он робел пред ним, хотя на самом деле был старше на целый год) и хорошим, сговорчивым характером. С другой стороны, в вопросах веры его милость демонстрировал такое беспросветно-дремучее невежество, что страшно становилось за его душу, и без того наполовину темную! «Когда-нибудь настанут лучшие времена, и я сделаю все, что в моих силах, для его спасения, – сказал себе Ханс Хагель. – А пока не стану спорить. Как ни прискорбно, но сейчас не самый подходящий момент для проповедей». Что ж, жестокая жизнь и его начинала чему-то учить…

А планы свои они решили пока не менять.

– Итак, продолжаем путь в Нидерталь, – подвел итог Кальпурций Тиилл. – А если уж не смогут светлые альвы помочь или не захотят (с них станется), тогда за неимением лучшего займемся поисками источника колдовских яиц.