Внутри было полутемно и пусто. Сразу за входом образовывался просторный зал со сводами, покрытыми искусной росписью, изображавшей голубое, в белых облачках, небо, да винтовой лестницей, уводящей высоко под купол, – точно такую Йорген с Кальпурцием видели в Лупце. А больше ничего интересного в зале не было. Ни загадочного источника яиц, ни алтаря с нравоучительной надписью, ни следов древности – ничего.

– Ну и что дальше? – обескураженно спросил Черный Легивар.

– Может, надо посидеть, подождать, пока Воплощение себя как-то проявит? – робко предположил Йорген. – Помните, как было во Тьме…

– Помним! Во Тьме твой брат взгромоздился на расколотый камень! Ты видишь здесь что-то похожее?

– Лестница! Наверное, оно взгромоздится на нее! Подумайте, никому не хочется влезть на лестницу? – обратился Йорген к друзьям и вдруг с ужасом понял, как хочется этого ему самому! Залезть, и чтобы до самого верха! И оттуда, из-под облачного купола, плюнуть вниз… «Неужели я все-таки ВОПЛОЩЕНИЕ?!»

– Смотрите! – вдруг взвизгнул, позабыв осторожность, Мельхиор.

Еретический артефакт в его руках воссиял чуть не вдвое ярче прежнего!

– Оно не просто так светится! – принялся увлеченно демонстрировать хейлиг. – Взгляните, когда я шагаю назад или вбок – тускнеет, иду точно вперед – разгорается.

– Иди вперед! – вскричал альв.

И Хенсхен послушно пошел, посеменил мелкими шажками, пока не уперся в противоположную от входа стену. Колдовское яйцо коснулось ее каменной поверхности гладким сияющим боком. И тогда они увидели то, чего раньше не замечали или чего просто не было: темный округлый лаз. Юный хейлиг вытянул вперед руку с яйцом и, осветив им путь, смело шагнул через порог…

Это был коридор, больше похожий на пещерный тоннель. Вел он куда-то вглубь, при этом очень полого забирая вверх. Они шли по нему, и шли, и шли, стараясь, чтобы шаги были не слышны в гулкой тишине, а он все не кончался и не кончался.

– Похоже, мы теперь глубоко под холмом, – заметил шепотом Кальпурций, желая не столько поделиться со спутниками своими соображениями, сколько нарушить гнетущее молчание.

– Ага, – согласился Йорген. – Какой-то странный путь к Свету получается! Больше похоже на то, как мы спускались в логово Тьмы.

– Должно быть, строители вкладывали в это особый смысл, и коридор олицетворяет нелегкий путь грешной души от зла к добру. Пройти по нему, преодолев страх пред мраком подземелья, – своего рода испытание для верующих.

– Тебе виднее, вы, альвы, любите философствовать, – ответил Кальпурций холодно.

«Можно подумать, силонийцы этого не любят!» – с раздражением подумал альв.

– А что, разве здесь страшно? – удивился Йорген. Коридор как коридор, только слишком длинный и скучный. Даже по-настоящему темным его назвать нельзя: нет ни окон, ни факелов вдоль стен, ни свечей, но сами стены тускло светятся – знакомое явление! В пещере Хагашшая было устроено так же. Не многовато ли совпадений? Или это входит в правила одной игры?.. Или это не они светятся, а сияние яйца отражается в них? Не поймешь! А как гладко отшлифованы – сразу видно древнюю работу, в наши дни так уж не строят…

– Во всяком случае, тут жутковато, – пояснил Легивар. – Это мы с тобой все дороги Тьмы прошли, ко всему привычны, а представь себе простого бюргера или кнехта – каково им здесь придется? Да если еще в одиночку!

Йорген представил и признал:

– Пожалуй, неуютно.

– Более чем! – жалобно пискнул Мельхиор. Ему казалось, кошмарное подземелье не кончится никогда, они так и останутся в нем навеки, застрявшие на перепутье миров, – вот оно, оказывается, как выглядит!

…Нет, не перепутье это было, хвала Девам Небесным! Сперва где-то впереди забрезжил белый свет, похожий на дневной. Потом стало ощущаться движение воздуха и явственно запахло медом. С каждым шагом становилось светлее, и наконец показался выход, озаренный чуть ли не солнечными лучами – это ночью-то! Любопытство заставило ускорить шаг…

Миновав беломраморный арочный проем, путники выбрались из подземелья на волю.

Кальпурций не ошибся, они действительно оказались на холме, на его округлой зеленой вершине. Здесь росли крепкие, кряжистые дубы, в густой траве по-летнему стрекотали цикады, цвели розовые скабиозы и мышиный горошек на тонких ниточках-стебельках.

– Ах! – Светлый альв втянул полной грудью медовый воздух. – Как же здесь прекрасно!

Но когда он устремил взор вдаль, чтобы полюбоваться видом на долину, обещавшим быть не менее прекрасным, его ждало разочарование. Никакого вида не оказалось вовсе: непроглядной белой пеленой были окутаны склоны и подножие холма. От неожиданности альв даже попятился.

– Ничего не понимаю! На подъем по коридору мы затратили не более четверти часа! Когда же успел подняться такой туман?!

– А если это не туман? Если это облако? – едва шевеля побелевшими губами, выговорил хейлиг Мельхиор.

– Что за вздор! – рассердился Легивар. – Облака живут высоко в небе, и, только взобравшись на самые высокие пики Альтгренца, человек может взглянуть на них сверху вниз! А в этом холме от силы триста эллей высоты. Туман это, и ничего больше… Хотя и на туман, пожалуй, непохоже. Какое-то другое явление, мало ли их на свете!

– Нет, – заупрямился юный хейлиг. – Вы просто не понимаете! Это же не простой холм, это частица дивного Регендала! Мы с вами покинули наш мир и теперь на небесах…

– Этого не хватало! – охнул силониец. Что-то он прежде не слышал, чтобы живые люди разгуливали по небесам. Обычно так поступают только души, причем не все подряд, а исключительно праведные. И как-то не хочется прежде времени оказаться в их числе, когда ты молод, здоров и дома тебя ждет любимая супруга вкупе с будущим наследником.

Йорген осмотрелся критически. Зачем-то сорвал травинку и сгрыз. Поковырял дернину носком сапога и плюнул в образовавшуюся лунку. Поднял с земли камень и с размаху швырнул в дальние заросли кустов, сползающие с макушки на склон. Оттуда с шумом вылетела потревоженная ворона, и в негодующем крике ее было явственно различимо слово «дурак».

– И не облако под нами, и не туман, и в Регендал мы пока не вознеслись, – уверенно объявил ланцтрегер, завершив свои странные манипуляции. – Это просто колдовство, я его очень ясно чувствую!

– Вот! – неизвестно чему обрадовался бакалавр. – Слушайте, что вам умный человек говорит!

Ланцтрегер, польщенный столь высокой оценкой, просиял от удовольствия: ведь друг Легивар его и человеком-то не всегда признавал, не то что умным!

– Да, это колдовство, – согласился Семиаренс Элленгааль. – Очень странное, очень древнее, прежде я ни с чем подобным не сталкивался. Хотя… По-моему, оно сродни чарам яйца! Йорген, как тебе кажется?

– Никак! – честно признался ланцтрегер. – Таких высот я еще не достиг.

– И боюсь, никогда не достигнешь при твоем-то усердии, – язвительно вставил маг-теоретик, и Йорген украдкой вздохнул: вот теперь Легивар исполнял свою привычную роль.

– Довольно теорий, пора заняться поисками Источника! – призвал спутников Кальпурций Тиилл. – А там, глядишь, и Воплощение объявится.

Только на первый взгляд заколдованный холм казался совершенно безлюдным. Просто люди спали. За маленькой дубовой рощицей нашлась аккуратно выкошенная поляна. Около десятка красиво вытканных вольтурнейских походных шатров теснилось на ней – обычно в таких живут самые знатные полководцы. У ландлагенара Норвальда, к примеру, имелся один похожий, сшитый из красных и золотых клиньев. Но в обиходе он им никогда не пользовался и приказывал установить, только если принимал гостей или послов. Однажды старший сын его, будучи большим любителем красивых вещей, заикнулся, что тоже не прочь обзавестись вольтурнейским шатром. Но получил вместо шатра подзатыльник, потому что не дорос… Теперь-то дорос, конечно, только война кончилась – не успел покрасоваться.

Важные, должно быть, хейлиги собрались тут, раз ночевали в таких шатрах!

А за линией их шатров стоял еще один храм. Ничем другим это странное сооружение просто быть не могло – смертные в таких не живут. С виду оно больше всего напоминало гигантскую, красиво оплывшую свечу или причудливую башенку из белого песка, что дети любят строить на морском берегу: ни одной прямой линии, ни одного острого угла, лишь плавные извивы, струи и наплывы составляли ее форму. На глаз невозможно было понять, из чего состояла эта текучая, мелко, как иней на солнце, искрящаяся красота. Камень? Стекло? Или что-то иное, совсем уж неземное?

– Да! – восхищенно выдохнул Кальпурций. – Умели же строить в древности! Идем? – Ему не терпелось увидеть сказочное строение изнутри.

– Подожди, – остановил друга Йорген. – Видишь, там, за шатром? С моего места глянь!

– Да вот отсюда, сбоку, еще лучше видно! – позвал друзей Легивар. – Отсюда их можно прямо сонными перестрелять!

Кого перестрелять? Стражников. Пятеро ифийцев, на этот раз без глупых ряс, в обычной своей одежде, дремали у потухшего костерка перед входом в храм. Должно быть, тоже не получили вовремя положенную плату.

– Йорген, сможешь их отсюда уложить?

Ланцтрегер покачал голой. Война с Тьмой приучила его к ближнему бою, стрельба по дальним мишеням не была его коньком.

– Далековато. Промажу. Если только ближе подойти… Знаете, мне было бы проще ножом.

– Я попаду, – сказал Семиаренс Элленгааль. – Но не уверен, стоит ли? Опасно проливать кровь на священной земле, никогда не знаешь, чем это для тебя обернется.

– Зато пополнили бы силы жезла, – проворчал Легивар. В душе он был согласен со светлым альвом, но ему отчаянно захотелось кого-нибудь угробить. Он всегда бывал зол, когда не удавалось выспаться ночью.

– А разве они не пропустят нас, как пропустили те, первые? – спросил Мельхиор.

Он так вжился в роль еретика, что совершенно потерял страх перед стражами: с какой стати? Кто они такие, эти ифийцы? Простые наемники. А он – целый хейлиг, в белой рясе, ученый, да еще и с яйцом! Пусть только попробуют задержать, не пропустить!

– Они разбудят своих хозяев, и те быстро разберутся, кто мы такие, – сказал ланцтрегер мрачно. – Давайте лучше обойдем храм и посмотрим, нельзя ли проникнуть в него с задов.

Силониец поморщился:

– А ты не мог сказать – «с обратной стороны»?

– Нет. «С задов» – колоритнее звучит.

Проникли. Именно «с задов». Хотя они, «зады», тоже охранялись, причем неусыпно. Могучий наемник прохаживался перед низким сводчатым проемом в храмовой стене и, как говорят в казармах, «бдил». Семиаренс Элленгаалль выпустил стрелу в его левый глаз. Все-таки пролилась кровь в священной земле. «Пусть это будет лишь мой грех», – почти беззвучно, чтобы услышать могли только боги, прошептал светлый альв. Тело убитого спрятали в кустах.

В храме было очень светло благодаря огромному множеству маленьких окошек-щелей, с улицы совсем незаметных между потеками. Наружные стены строения имели искристо-матовую, будто бы даже бархатистую поверхность цвета хорошо промытого речного песка, изнутри же они сияли зимней, с голубым отливом белизной. Наплывы их казались мгновенно застывшими на морозе струями воды, хотя на ощупь были приятно-прохладными, но не ледяными и состояли, пожалуй, из стекла или какого-то похожего материала, известного древним, но ныне позабытого.

Винтовая лестница с оплывшими ступенями и неудобным, не на людей рассчитанным шагом змеилась вокруг стройной колонны, казавшейся огромной сосулькой, воткнутой в землю широким концом. Конструкция выглядела такой воздушной и хрупкой, такой ненадежной, что страшно было ступить. Но с каждой новой ступенью колдовской артефакт в руке хейлига разгорался все ярче, и они бежали, минуя пролет за пролетом, пока не оказались на самом верху. К этому моменту путеводное яйцо сияло так ослепительно, что на него пришлось накинуть тряпицу – больно было смотреть.

По сравнению с неземным великолепием нижних уровней помещение, в котором они оказались, можно было назвать скромным: гладкие белые стены, белый пол, в потолке – большое круглое окно, точно под ним – золотой столб с поперечной перекладиной. Под столом – набитая соломой плетеная корзина, абсолютно лишняя среди изысканной окружающей белизны. А на столбе…

На столбе, как на насесте, – нечто крупное, все в жемчужно-сером оперении…

– АЙ! АЙ! – мелодично пискнуло нечто и стыдливо прикрыло нежное девичье личико птичьим крылом.

– Дева Небесная! – благоговейно пролепетал хейлиг Мельхиор и повалился ниц.

Черный Легивар за шкирку поднял его на ноги. Одернул строго:

– Не кощунствуй! Нет здесь никаких Дев. Это всего лишь одна из светлых тварей, населяющих дивный Регендал! У них даже имя есть, только я позабыл. Да ты лучше меня должен знать!

– Фи! Тварь – грубое слово! Я Фелица! – обиженно пискнуло из-под крыла.

– Ах, простите, любезная фройляйн Фелица! – Йорген сдернул с головы черную отцову шляпу и галантно раскланялся, подумав при этом: раз эта тварь несет яйца – а судя по всему, этим занимается именно она, – так не уместнее ли было бы обращение «фрау»? Но сказанного, как и сделанного, не воротишь. – Йорген фон Раух, ланцтрегер Эрцхольм, к вашим услугам!

Конечно, до Дитмара ему было далеко, но кое-какому обхождению с дамами он от брата все-таки научился. Птица опустила крыло, взглянула благосклонно, по-куриному склонив голову набок.

– А ты милый! – мелодично прозвенела она. – Подойди и поцелуй меня!

Вот вам и пожалуйста! Нет, такого развития событий Йорген не ожидал и целоваться с тварями, будь они темными или, наоборот, светлыми, решительно не желал!

– Чуть позже! – сказал он твердо и поспешил сменить тему: – Скажите, вот это – ваше? – Он сдернул тряпицу с артефакта в руках Мельхиора.

Вспышка белого света заставила собравшихся зажмуриться.

– Мое! – согласилась пернатая и тоненько цвиркнула. Яйцо отозвалось хрустальным звоном и померкло, теперь на него можно было смотреть без риска ослепнуть. – А вам не нравится? Нет?

– Само по себе оно великолепно, – дипломатично ответил Кальпурций, потому что друг Йорген яростно приводил в порядок истекающие слезами глаза и отвечать пока не мог. – Но боюсь, их стало так много, что они могут угрожать жизни нашего мира. Скажи, зачем ты их… гм… несешь? – Не подобрав более деликатного синонима, он назвал вещи своими именами.

Фелица вздохнула утомленно-кокетливо, как девица, уверяющая, будто страсть как устала от поклонников:

– Просят! Бескрылые в красивых белых одеждах приносят мне пшена в меду и сладкого вина, разве я могу им отказать?

– Хорошо. А если мы тебе тоже чего-нибудь принесем (где бы его еще взять?!) и попросим больше не нестись – ты нам не откажешь? Остановишься?

В ответ птица вытянула тонкую шейку, отрицательно покрутила головой – быстро-быстро, Йорген испугался, как бы она не отвалилась.

– Не могу!

– Почему?

– Не знаю! Нельзя! Не велели!

Вот и поговори с ней.

– Ладно. А как тебя остановить?

– Нужно меня убить! – легко ответила пернатая. Личико у нее было глупое-глупое: голубые глазки навыкат, маленький, чуть вздернутый носик, пухлые губки розовым бантиком… Легивару снова живо вспомнилась веселая вдовушка Лизхен.

– Ты – Воплощение Света? – устало уточнил Йорген, он уже успел кое-как проморгаться.

– Не-эт! – отчего-то обиделась птица, по-детски нахмурив бровки. – Я – Фелица!

– Ладно, сколько можно с ней болтать? – Легивар чувствовал, что с каждой минутой промедления ему будет все тяжелее решиться на последний шаг. – Давайте заканчивать это дело! – Он достал нож и решительно шагнул к золотому насесту.

– Стой! – Кальпурций Тиилл, сын государственного судии Силонийской империи, заступил ему путь. – Я не позволю вам убить ее!

– Что?! – попятился бакалавр. – Так, значит, это все-таки ТЫ?!

Ответ был неожиданным:

– Нет. Не я. В смысле я – не Воплощение.

– Ты уверен? – обрадовался Йорген, провалившееся в пятки сердце вернулось на отведенное природой место.

– Убежден! Просто должен быть предел жестокости в этом мире! Нельзя просто так взять и убить невинное, наивное и беззащитное существо, никому не желающее зла!

– Невинное – вы слышали?! Да из-за нее целый живой мир, того гляди, загробным станет!

– Она не со зла! Ее вынудили! – Йорген вдруг понял, что ему тоже чуть не до слез жаль пернатую дурочку.

– Похоже, яичные чары все-таки добрались до вас двоих, и вы совершенно одурели, – сделал печальный вывод маг. – Выйдите-ка на лестницу и подождите там, я сам все сделаю. Семиаренс, уведи их! И Мельхиора тоже.

– Я не пойду! – Хейлиг решительно, плечом к плечу, стал возле силонийского родственника.

Светлый альв топтался на месте – что-то мешало ему принять решение, что-то чувствовал он, где-то рядом была разгадка, но дотянуться до нее он пока не мог, поэтому медлил. Фелица, Фелица… На старосилонийском наречии – Счастливая…

Если счастье не убьешь…

Фелица наблюдала за происходящим безмятежно-голубыми глазами, она была так спокойна, будто не о ее жизни и смерти шла речь.

– Вы посмотрите, она даже не понимает ничего, ей даже не страшно! Я быстро сделаю, она и почувствовать не успеет, ей не будет больно, – убеждал друзей бакалавр. – Все птицы от природы глупы, мозгов совсем нет!

– Ты неправ! – вступился за честь крылатого племени Йорген. – Вороны – очень умные птицы, они умеют…

– К сожалению, это пернатое сокровище совсем не похоже на ворону! – перебил Легивар, не имевший ни малейшего желания знакомиться с подробностями из жизни ворон.

Фелица встрепенулась:

– Правда, я не похожа на ворону? Правда, я красивее? Посмотрите, какие у меня нежные перышки, они даже немного вьются! – Она принялась вертеться и охорашиваться.

– Умолкни, несчастная, – простонал Легивар. Он и сам уже готов был бросить нож и расплакаться. Неужели и его одолели чары?! Но нет, он не может себе этого позволить! Он должен быть тверд и непреклонен, ведь слишком многое поставлено на карту! Он, Хенрик Пферд, – последняя надежда этого мира!

… – Эй! Кто здесь?!

Испуганный юношеский голос заставил мага отвлечься от мыслей о важности собственной персоны. Послышался звук приближающихся шагов. Все. Время упущено. Они больше не были одни. Долгополая фигура вынырнула из лестничного люка…

– ЧТО? – не закричал даже, взвыл ланцтрегер Эрцхольм. – ОПЯТЬ ТЫ? Нет, это просто рехнуться можно!

…Будет тот, кого не ждешь.

Фруте фон Раух, богентрегер Райтвис, бывшее Воплощение Тьмы, стоял перед ними весь в белом и испуганно, заспанно моргал.

– Ты что здесь делаешь?! Отвечай, несчастный! Разве ты не посвятил себя Тьме?! – На Йоргена было жалко смотреть.

А Фруте, справившись с первым испугом, заговорил, и голос его звучал до отвращения благостно:

– Ах, брат мой! Ты прав, долгие годы я прозябал во власти Зла и блуждал во мраке. Но случилось чудо – я смог изгнать Тьму из своей души и открыл ее для Света!

– Братец! – простонал ланцтрегер с бесконечной жалостью. – Ну разве так можно? Все-таки это душа, а не проходной двор, зачем же ты пускаешь в нее что ни попадя? Отец знает, что ты здесь?

– Отец сказал, катись куда хочешь, – ответил богентрегер холодно. – Отцу я стал не нужен, но добрые люди встретили меня в порту и привели сюда, в мой новый, прекрасный дом. Теперь я слуга Добра, и имя мне Адамант! Я суть Воплощение Света.

– Это мы уже догадались! – с горечью усмехнулся Семиаренс Элленгааль. – Да, теперь понятно, к чему была эта глупая задержка в Зиппле: Воплощение к месту не поспевало! А я, грешным делом, все гадал в тюрьме, как же это бедное дитя ухитрилось так ловко уронить топор, что нога пополам? Это же нарочно будешь стараться и то… Да, видно, дело не обошлось без вмешательства тайных сил!.. – Альв говорил, но его почти не слушали – не до умственных рассуждений им было.

Вот и конец, понял Легивар. Птицу убить не дали, брата убить Йорген тем более не позволит. Похоже, очень скоро дивный Регендал станет гораздо просторнее.

А снизу снова донесся шум. Должно быть, ифийцы заметили, что товарищ их пропал, и подняли тревогу…

Нет, не ифийцы, а пятеро хейлигов новой веры один за другим ступили в зал. У них были иссохшие, почти бесплотные, как тени, тела, очень похожие, жесткие и изможденные лица с холодными глазами палачей. Они уже и людьми-то настоящими не были, чары Света сделали их кем-то иным. И что происходит в эту минуту в их владениях, им не надо было объяснять.

– Началось, – бесцветным голосом вымолвил один, и невозможно было понять, к кому он обращается. – Раньше, чем мы ждали. Мир не вполне подготовлен.

– Этого не изменишь, – откликнулся второй. – Да это и не беда. Путь Света будет чуть длиннее, но он все равно придет. Пора. Убей птицу, Адамант!

ЧТО?! Легивар не верил своим ушам. Гибель Фелицы угодна еретикам?! И тут Семиаренс Элленгааль ПОНЯЛ!

– Яйца наполняют мир Светом в тот миг, когда от руки Воплощения гибнет отложившая их птица! – воскликнул альв, осененный.

– Да. – Хейлиги растянули в усмешке тонкие бледные губы. – Именно от руки Воплощения. У вас был шанс это предотвратить – вы его упустили. Конечно, вы бы тогда погибли, но мир ваш продолжал бы влачить свое ничтожное существование. Что ж, хвала Небу, этого не случилось. Убей птицу, Адамант.

– Он к ней не подойдет, – чужим голосом сказал Кальпурций Тиилл. Ах, как это страшно – осознать себя виновником скорой гибели мира!

– Ему и не надо подходить, – вновь усмехнулись хейлиги, и Йорген заметил, что слова они произносят хором, все пятеро, как единое многоголовое существо. От этого становилось жутко. – Птица и Воплощение связаны меж собой, оно способно лишить ее жизни одним лишь усилием воли своей. Убей птицу, Адамант!.. Или вы попытаетесь убить его?

– Да! – выкрикнул силониец отчаянно. – Я его убью! Друг, прости, но я сделаю это!

– Не сделаешь. Он, – хейлиги кивнули на Йоргена, – может, у них одна кровь. Ты – нет. Мог бы Жезл Вашшаравы, но ведь он у вас пуст и слаб.

Да, эти знали все!

– Убей же птицу, Адамант!

Но Фруте отчего-то медлил.

Ланцтрегер Эрцхольм, не стесняясь присутствием Фелицы, которая нервно заерзала и запищала, устало привалился к ее золотому насесту. История повторялась. И поди ж ты догадайся, что нужно делать на этот раз: убивать брата, не убивать? Какая у Света мораль? Нет, понятно, что убить Фруте он не сможет при любом раскладе, просто интересно. Хотелось бы узнать напоследок…

– Йорген, а ведь это другая проблема! – окликнул Легивар. Ему страсть как не хотелось помирать, особенно на глазах этого пятиголового чудища. – Вспомни Хагашшай! Как ты сказал тогда: «Если бы Фруте стал убивать вас на моих глазах, я бы не выдержал и убил его…» Друг, сейчас, на твоих глазах погибнем мы все, и с нами умрет все живое этого мира. Ты должен его остановить. Иначе Свет наступит прямо сейчас!

Йорген сполз спиной по столбу, уселся, сложив руки перед собой. Сказал устало:

– Глупости. Никто не погибнет, никто не умрет. Мой брат не станет убивать птицу. Он так никогда не поступит, ведь правда, Фруте?

– Я… я должен! – Взгляд мальчишки стал стеклянным, как у пятерых хейлигов. – Это моя священная миссия на этой земле.

– Ерунда. Убийство – это Зло, и ты его из души изгнал. Вспомни нашу Клотильду! Как ты ее чуть не убил?

Фруте вздрогнул. Это страшное воспоминание детства занозой сидело в его сердце. Пять лет ему было, когда Рюдигер фон Раух решил, что пора уже из младшего сына делать что-то путное, раз не вышло из среднего, и тайком от леди Айлели вывел его во двор стрелять ворон. Сначала занятие это показалось маленькому Фруте увлекательным, но едва хватало силенок, чтобы натянуть тетиву детского лука, и долго, долго не получалось попасть в цель, отец уже начинал злиться. И в тот момент, когда фон Раух-старший, потеряв терпение, собрался высказать своему младшему парню, что он о нем думает, случилось удивительное. Звонко спела тетива, стрела свистнула… И что-то черное, смешно кувыркаясь, свалилось с небес и шлепнулось возле конюшен. Попал!

В первый миг ликованию мальчишки не было предела. Со счастливым визгом подбежал он к добыче… И замерла от ужаса душа светлого альва. Желторотый, едва ставший на крыло вороненок бился в пыли, истекая кровью. Из безжизненно распростертого крыла торчала стрела. Головка странно запрокидывалась, из раскрытого клюва вылетел захлебывающийся хрип.

Уже не обращая внимания ни на отца, сурово потребовавшего раненую птицу добить, ни на весь остальной мир, он прижал окровавленное существо к белой рубашке, отделанной лугрским кружевом, и с криком бросился к матери.

В общем, все кончилось хорошо, по крайней мере, для вороненка. Летать он, правда, больше не мог, только перепархивать с места на место. Зато превратился со временем в замечательно умную и столь же замечательно вредную птицу по кличке Клотильда. Фруте, едва не ставшему ее убийцей, она было предана страстно, к Йоргену с Дитмаром тоже относилась неплохо, по крайней мере, до того момента, пока ей не начинало казаться, что они обращаются с ее любимцем недостаточно нежно. Всем же остальным домочадцем от нее порой крепко доставалось клювом, и голос у нее был такой, что сами Девы на Небесах должны были слышать, как она разоряется. Но почему-то безобразные выходки ее никого не сердили, наоборот, все только умилялись, даже сам ландлагенар Норвальд, чью буйную голову она не раз украшала собственным пометом… Нет, определенно совсем неплохо сложилась жизнь вороны Клотильды.

С Фруте было хуже. Мучимый непреходящим чувством вины, он больше не мог стрелять в птиц и зверей, из-за этого ландлагенар Норвальд, при всей своей любви к младшему сыну, считал его слегка неполноценным, и такое отношение отца очень уязвляло бедного чувствительного полуальва. Но ничего поделать с собой он все равно не мог. Стоило поднять лук или замахнуться копьем – и перед глазами вставал окровавленный вороненок, бьющийся в пыли…

– Клотильда такая умница, такая красавица, – очень искренне нахваливал Йорген, хотя второе утверждение было более чем спорным. – А если бы ты точнее выстрелил, ее никогда не было бы у нас. Счастье, что ты ее не убил. А посмотри на Фелицу! Ведь она тоже очень красивая, у нее такие нежные перышки, они даже немного вьются! – Наверное, надо было похвалить и лицо – птица этого явно ждала: таращила глазки, жеманно улыбалась, но Йорген побоялся, что брат почувствует фальшь. Принадлежи эта глупая мордочка птице ли, настоящей ли девушке – красивой ее Йорген не счел бы.

– Ее зовут Фелица? – обморочно прошелестел Фруте. – Я не знал…

– Я Фелица, я умею петь, – встрепенулась птица, вроде бы заскучавшая. – Ты милый, поцелуй меня, если хочешь.

Юноша вздрогнул, как от удара хлыста.

– УБЕЙ ПИЦУ, АДАМАНТ!!! – кричали пятеро яростно. – УБЕЙ!

– Нет! – взвизгнул юноша отчаянно. – Я не стану убивать! Я больше не хочу быть Воплощением!

И вдруг наступила тишина.

Такая, что слышно стало, как высоко под сводом маленькая пчелка бьется в круглое потолочное окно. Большое – элля четыре в поперечнике, совершенно прозрачное – оно казалось ничем не закрытым. Но в него было вставлено стекло. «Какой огромный, гладкий лист стекла! – отрешенно подумал Йорген. – Разве такие бывают? Да, умели древние строить!»

– Смотрите! – прошептал вдруг Мельхиор, заговорить в полный голос почему-то не хватило духу, но даже шепот его показался оглушительно-громким.

В вытянутых руках юного Хенсхена лежало колдовское яйцо. Оно больше не светилось. Чары исчезли, оставив после себя камень. Солнечный камень-сердолик.

И по всей Фавонии было так: угасали, каменели чудесные яйца, угасала и новая вера в сердцах людей. Свет проиграл свою игру, мир выстоял в новом испытании. Значит, еще тысячу лет он будет принадлежать живым. А дальше – как карта ляжет…

– Все кончено на этот раз, – глухо, без всякого выражения сказал один из пяти.

– Кончено, – согласились остальные. – Пусть ЭТИ умрут.

– Пусть.

Они развернулись и ушли.

– Ифийцев на нас натравят, – догадался маг.

– Ничего, пробьемся! Они теперь ленивые, им не заплатили вовремя! – откликнулся Йорген весело. – Я же вам говорил, что Фруте неплохой парень! Просто он был одержим, только и всего. А вы мне не верили!

– Вернусь, боги дадут, домой – поставлю памятник в честь вороны Клотильды! Прямо в центре Аквинары, и чтобы из чистого золота! – выпалил Кальпурций Тиилл с чувством. – Девы Небесные, как же я люблю ворон!