Эдельмарк по праву считался самым густонаселенным королевством запада. Села, деревни и отдельно стоящие хутора встречались здесь буквально на каждом шагу, их разделяло не более двух-трех лиг. В деревнях и хуторах народ жил мирный и состоятельным путникам всегда был рад угодить: удалось очень дешево купить трех лошадей (с лихвой хватило бы и на четвертую, но Лизхен ездить верхом не умела, ее усаживал перед собой Легивар), разжиться запасом еды и кое-каких вещей, полезных в дальней дороге. Но в селах были свои маленькие храмы, и змеи-лестницы кое-где уже успели обвить их стены. В таких местах дорога была перегорожена телегами, и мужики с дрекольем требовали от каждого из путников, будь он пеший или конный, доказательств непричастности к колдовству – целое испытание нужно было пройти. К счастью, действовали они в меру собственных суеверных представлений, не имеющих под собой никакой реальной основы.

Одни воображали, будто колдун не способен переступить через окружность, начертанную рыбьей кровью. Другие были убеждены, что он обязательно обернется серым волком, если перекувыркнется через нож. Третьи желали, чтобы испытуемый три раза читал «Восславим Дев Небесных», а потом широко разевал рот, поскольку на третьем разе у предполагаемого колдуна должен был окаменеть язык. Четвертые хотели не молитв, а заклинаний. Видно, очень умными себя считали, вот и придумали: если колдовскую формулу произнесет человек простой – ровным счетом ничего не произойдет, но в устах чародея она обретет силу и колдовство свершится: вода в ведре покроется льдом (именно на такой эффект была рассчитана раздобытая ими формула). Что ж, Легивар от души веселился, нарочито медленно, по слогам, будто совершенно незнакомый текст, читая предложенное заклинание. Дураки! Разве в одних словах дело?

В общем, испытания были нелепыми до курьезного, друзья наши справлялись с ними легко, так что долго удавалось обходиться без кровопролития. Только у Йоргена однажды возникла заминка с кувырком через нож. Нет, в зверя он не обернулся, на такое способны вервольфы, но отнюдь не нифлунги, хотя и те и другие в равной мере принадлежат Тьме. Произошло превращение несколько иного рода – парик слетел с головы, а под длинным подолом, в котором он благополучно запутался, обнаружились штаны с сапогами. В общем, была девка, стал парень, да еще природы нечеловеческой – чистой воды колдовство! Мужики ощетинились вилами, топорами да дубинами: не пройдешь, нечестивец! На костер его!

Ну что ж? Десять кнехтов, одни вилы, четыре топора, пять дубин… Достал свой меч Йорген фон Раух, ланцтрегер Эрцхольм, глава Ночной стражи Эренмаркского королевства, привычный выходить один, в темноте, против трех вервольфов, – и отлетела ближайшая рука с топором в дорожную пыль, выпустила топор, заскребла пальцами, не понимая еще, что конец ей пришел…

Все. Больше желающих творить божий суд не нашлось. Мужики с воем умчались за рощу, оставив и оружие свое, и раненого товарища прямо посреди дороги.

– И что нам теперь делать? – спросил Йорген озадаченно. – Ведь помрет. Кровью истечет!

– Туда ему и дорога! – не промедлил с ответом Легивар. – Он тебя сжечь хотел. Поехали отсюда, пока эти олухи не привели подмогу.

Ланцтрегер послушно вскочил на коня… и тут же спрыгнул.

– Нет, я так не могу! Все-таки живой человек… пока.

Ну не умел ланцтрегер Эрцхольм воевать с людьми, что тут поделаешь? Защищать их привык от ночных тварей, а не убивать.

– Надо его перевязать, что ли…

– Надо! – от души согласился благородный силониец и тоже спешился.

Вдвоем они кое-как перетянули обрубок жгутом из куска нижней юбки Лизхен, остановили кровь. Тогда пострадавший открыл дурные от боли и ужаса глаза и сказал: «А-а-а!» Потому что склонились над ним не добрые соседи, а заезжие колдуны.

Легивар Черный брезгливо, двумя пальцами, поднял с земли отрубленную кисть. Помотал перед носом раненого, спросил насмешливо:

– Твое добро?

– М…мое! – промычал тот в панике.

– А хочешь, приращу, пока свежая?

Несмотря на панику, соображал мужик на редкость быстро.

– Хочу, добрый господин! Сделайте милость! Богов стану за вас молить…

Легивар смотрел на несчастного с ухмылкой палача:

– Да ведь это будет самое настоящее колдовство! Ты об этом подумал, грешный? Что твои Девы Небесные скажут?

– Пускай! – истово закивал мужик. – Пускай колдовство! Колесник я, ваша милость! Куды ж мне без руки? По миру только идти! А у меня ртов восемь штук и баба снова на сносях! Помилосердствуйте! – Он пустил слезу и закатил глаза.

– А ты когда ночью вашу ведьму-знахарку старую на костер волок – где твое милосердие было? А ведь она, поди, всех твоих восьмерых принимала, да и тебя самого! – продолжал донимать страдальца маг.

Тот взвыл горько:

– Я ж не со зла! Как все, так и я! Хейлиг велел – мы и пошли… и по… – Тут силы его окончательно покинули.

– Ладно, – проворчал Легивар, опустился на колени и, соединив перерубленные края, принялся что-то бормотать на незнакомом и очень неприятном языке, состоящем едва ли не из одних шипящих, изредка перемежаемых гласной «ы».

У чувствительного к колдовству Йоргена от таких звуков по спине поползли мурашки и странно закружилась голова, пришлось уцепиться за край телеги. Остальным тоже стало не по себе при виде того, что дальше произошло.

Мертвая плоть обрубка вдруг стала выпускать из себя отвратительные выросты, похожие на корни растения, только черные. Они стремительно врастали в плоть живую, как бы сшивая оба края раны. Очень скоро от нее ни осталось даже следа, рука вновь представляла собой единое целое.

Перестав шипеть, Легивар устало вздохнул и похлопал бесчувственного колесника по белой небритой щеке:

– Эй! Принимай работу!

Тот рывком сел, поднес руку к глазам, несколько минут, еще не веря своему счастью, изучал, как шевелятся пальцы, а потом рассыпался в униженных благодарностях.

«Ему повезло, что не видел, как это происходило! – подумал Кальпурций Тиилл. – Безобразное зрелище омрачило бы его радость».

– Ну все, поехали отсюда! – скомандовал бакалавр и взгромоздился в седло.

– Потрясающе! – высказал общую мысль Йорген, когда опасное село осталось далеко позади и можно было сделать очередной привал, призванный дать отдых тем частям тела, что успели за год отвыкнуть от седла. – Не знал, что ты так умеешь. Ты не говорил.

– А я и не умел раньше, – хмыкнул маг. – Первый раз в жизни попробовал – получилось. Зря я, что ли, целый семестр ночей не спал, штудировал «Фийрский Некрономикон»?

Он был очень горд собой. Такую манипуляцию провернуть с его-то жалкой третьей ступенью мастерства! Знай наших! А то всё «теоретик, теоретик»… Жаль, не видел никто из коллег (студиозус-первогодок Йорген не в счет).

– О! Так ты увлекся некромантией? – неприятно поразился силониец. – Друг мой, но известно ли тебе, что это большой грех?!

– Известно, известно, – успокоил Легивар. – И некромантией я не увлекся, просто изучал старинный научный труд по поручению руководства, хотел писать диссертацию, через полгода получил бы степень магистра… А теперь ни диссертации, ни степени, ни руководства того… А! – Он с досадой махнул рукой. – Столько работы гифте под хвост! Хорошо, хоть какие-то практические навыки приобрел. Иначе было бы совсем обидно.

Кальпурций Тиилл с сомнением покачал головой:

– Да, это, конечно, хорошо. Но ты некромантией все-таки не злоупотребляй, не стоит. Она тебя не доведет до добра.

– Да я вообще ее употреблять не собираюсь. Ну, попробовал один раз, забавы ради, подумаешь! Больше не буду никогда. Хочешь, поклянусь? – На самом деле он больше чем кто-либо другой понимал, что с такими «забавами» шутки плохи.

– Хочу, – подтвердил Кальпурций.

Но тут вдруг раздался обиженный до слез голосок Лизхен:

– Ой! А как же я?!

– В смысле?! Что – ты?

Так уж устроена была бедная вдовушка, что не всегда умела с первого раза четко выразить мысль, требовались дополнительные вопросы.

Лизхен взглянула на своего кавалера с осуждением, типа такой ученый, а самых простых вещей не понимает.

– Милый, ну разве не ясно? Сам подумай: мало ли какая беда может случиться в дороге? Вот нападут вдруг злые разбойники с ножиками, чик – и отрубят мне пальчик, а то и всю руку целиком… – Она зажмурилась, представив этакий ужас. – И что же мне, век калекой ходить из-за того, что ты клятву дал? Чужому дядьке помог, а мне откажешь? Я ведь тоже без пальцев шить не смогу, что ж мне, по миру идти? – Вдовушка усвоила, чем можно разжалобить «милого».

– Ах ты, дурочка моя! – Печально вздохнув, маг чмокнул белошвейку в теплый затылок. – Ну не стану клясться, не стану. Не плачь.

– А я знаете, о чем думаю? – вымолвил Йорген, задумчиво теребя рыжий локон, крашенный вольтурнейской хной. – Как бы не вышла тому дядьке наша помощь боком, не спалили бы его соплеменники за то, что позволил свершить над собой колдовство.

Но начинающий некромант не собирался переживать из-за такой малости.

– Не бери в голову. Отговорится как-нибудь. Распознать факт колдовства способен только колдун, а их в селе явно не осталось.

– Да, но все видели, что рука у него была отрублена, а теперь на своем месте сидит. Как такое возможно без вмешательства тайных сил?.. Хотя… Я бы на его месте сослался на Дев Небесных. Дескать, молился усердно и страстно, и те снизошли, явили чудо. И пусть бы кто посмел возразить. Я бы сразу его на место поставил: «Ага! Не веруешь в целительную силу Небес? На костер тебя, грешник, в огонь!» Надеюсь, нашему болвану хватит ума так поступить.

Кальпурций Тиилл подавил вздох. Он был абсолютно убежден, что не хватит, и поспешил сменить тему, чтобы друга Йоргена не расстраивать:

– Скажи нам, Легивар, откуда же ты узнал, что жители села сожгли ведьму, что была она стара, что занималась знахарством и принимала роды? Неужели ты столь глубоко продвинулся в постижении тайных наук, что и в чужой разум научился заглядывать?

Маг на это руками развел:

– Увы! В отличие от супруги твоей и этого юного несносного субъекта, – он кивнул на растянувшегося на травке Йоргена, – я хитрого искусства мыслечтения пока не постиг даже в самой малой мере, чужой разум от меня полностью сокрыт…

Тут Легивар хихикнул. Маг давно заметил, что, пообщавшись какое-то время с уроженцем Силонии, большим любителем красивого слова, они и сами невольно начинают изъясняться излишне цветисто. Он обещал себе больше не попадаться на эту удочку и все-таки снова попался.

– Все много проще. Без своего колдуна и повитухи не может обойтись ни одно село, но те, что победнее, предпочитают нанять знахарку. Чтобы умела всего понемногу: и роды принять, и темную тварь отвадить, и порчу навести. Кое-как, зато дешево, только за стол. Их же, чародеев сельских, содержат всем селом – кормят по очереди, как пастухов. Разве молодая, образованная ведьма согласится на такие условия в наше трудное время? Старухи только, что всю жизнь в этом селе прожили и колдовству у собственных бабок учились… Так что никаких тайных способностей, друг мой Кальпурций, всего лишь знание жизни. Что село бедное, я заметил издали: нет ни одного каменного дома, все крыши крыты тростником – не черепицей, сараи покосились. Вот и сделал верный вывод, и прямо в точку попал! Эффектно вышло, да? – Легивар никогда не стеснялся самого себя похвалить, ложная скромность была ему чужда… и не только ложная, пожалуй.

К счастью, в тот день ему больше не пришлось демонстрировать чудеса прозорливости. Йорген обращался со своей юбкой осторожно, и неурядиц больше не возникало до самого вечера.

Но вечер имеет обыкновение сменяться ночью. А ночь не сулит ничего доброго путнику, особенно если застигает его в землях, изобилующих человеческими поселениями и человеческими же кладбищами. Такую ночь лучше проводить под крышей. Но над уровнем уютных черепичных крыш каждого из трех последних сел возвышался, резко вырисовываясь на фоне малинового заката, обвитый спиралью шпиль.

Постов на дорогах больше не было, расползлись по домам грозные стражи, ловцы грешных душ. А то, не ровен час, самих поймают на зуб да отправят души праведные прежде времени в дивный Регендал. Ушла Тьма, а с нею вместе исчезли жуткие клары, коварные ратфангеры с дудочками, маленькие кровососы-зойги, неповоротливые безмозглые гифты и множество других тварей, коим и названия нет. Но шторбы, вервольфы да злые гайсты – эти никуда не делись, разве что присмирели чуток, совсем уж к жилью не лезут. Были они всегда, еще задолго до Тьмы, и будут до тех пор, пока есть на земле злое колдовство, пока не снизошел на нее спасительный Свет. Так что лучше не рисковать понапрасну, есть у нас и на этом свете дела. В дому – оно надежнее…

– А я вот думаю все, думаю… – тихо ворковала Лизхен, уютно устроившись калачиком под боком у «милого» своего.

Они привычно лежали рядком внутри защитной пентаграммы, кое-как вычерченной Йоргеном, тут же топтались, посапывали лошади, комары звенели над ухом, где-то поодаль рычал то ли зверь, то ли вервольф, и казалось, не было его вовсе, этого странного мирного года, – привиделось, приснилось…

– Все думаю и думаю… Был у меня до вчера дом мужний с палисадником, и добро всякое в нем, и огурцы я посадила давеча, проклюнулись уже… Вдруг раз – и нет ничего, только лес кругом… И сейчас бы мне плакать, тосковать – а горя-то и нет вовсе! Спрашиваю себя: вот открылось бы облачко, выглянула Дева Небесная и спросила меня: «А не желаешь ли ты, вдова Кнолль, нынче же домой воротиться? Так, как будто и не было ничего? Жить, как прежде жила?» Знаете, что бы я ей ответила? «Нет, милостивица, не желаю. Пусть все идет, как сложилось». Отчего так? Или я на голову нездорова стала, с перепугу-то? Люди говорят, случается такое: решится ума человек и не может больше на одном месте жить, все бродит, бродит по свету, будто ищет чего, а найти не может… Не так ли со мной вышло? – Голос ее звучал ровно, безмятежно, похоже, предположение это ее ничуть не встревожило.

– Ничего удивительного, – со знанием дела растолковал Йорген, была его очередь нести караул, маг с силонийцем уже спали. – Сколько можно сидеть на одном месте и чужое исподнее шить? Наскучила тебе старая жизнь, на приключения потянуло, вот что! Со всеми такое бывает в нашем возрасте, не беспокойся. Спи.

– А! – сказала Лизхен и заснула, тонко засвистела носиком.

Тут она и явилась. Старая. Страшная. Ясно, что темная тварь, темнее некуда, а какой породы – Йорген не знал, впервые такую видел. У нее было худое голое тело, пустые мешки грудей свисали до пупа, ребра торчали, за спиной выпирал острый горб, или это просто хребет был так устроен. Ноги короткие, кривые, а руки длинные, с большими кистями, и каждый палец заканчивался изогнутым ятаганом когтем. В морде было что-то от человека, но больше от шторба, в частности, выдающиеся вперед клыки. Правда, кровопийц ночных природа наделила всего одной их парой, верхней, у этой же твари клыки еще и снизу росли, оттопыривая влажную губу. Нос был мленьким, приплюснутым, с глубоко вдавленной переносицей, из-под нависших кустистых бровей сверкали белые, без зрачка глаза. Из странно скошенной макушки вырастали беспорядочные пучки седых волос, казалось, ее кто-то очень неаккуратно выщипал.

В общем, та еще красавица! В надежности своей пентаграммы Йорген не сомневался, но рука сама, невольно потянулась к мечу… И вдруг она заговорила. Тварь, не рука. Хотя второе Йоргена, пожалуй, удивило бы меньше. Двадцать один год прожил на свете ланцтрегер фон Раух. И темных тварей за этот срок перевидал и переубивал великое множество. Но ни разу не случалось, чтобы те вступали в разговор.

Нет, связной речью владели многие. Например, вервольфы, пребывающие в облике человека, шторбы и зойги, вышедшие на охоту. Они могли выговаривать целые фразы и даже на простые вопросы отвечать. И все-таки назвать их речь в полной мере осмысленной было нельзя. Что-то оставалось в их памяти с тех времен, когда они еще были обычными людьми, вот и пользовались они этими словесными обрывками чисто механически, как хитрые восточные игрушки с пружинным заводом. Целью их было не общение, они лишь усыпляли бдительность своих жертв, выдавая себя за людей.

Но гадкая старуха не просто повторяла знакомые слова, она явно стремилась к диалогу!

– Веннер эн Арра? – проскрипела она скорее утвердительно, нежели вопросительно.

Ланцтрегер вздрогнул от неожиданности, но ответил не без вызова:

– Йорген фон Раух!

Казалось бы, ну какая разница, как называет тебя мерзкая ночная тварь? А вот досадно! Не любил он напоминаний о собственной темной стороне.

– Веннер эн Арра, – повторила старуха упрямо. – От себя не убежишь, мальчик, как ни обзовись.

– А я и не бегу никуда, – огрызнулся тот, тварь его раздражала до предела, хотелось выскочить и снести ей плешивую башку, но в душе уже начинало разгораться любопытство: не каждый день порождения мрака вступают со смертными в беседу! – А откуда ты меня знаешь?

– Хе-хе-хе! Кто же не знает Веннера эн Арра, остановившего Тьму! – был ответ, и в голосе старухи звучала издевка.

– Что тебе нужно, зачем пришла? – осведомился Йорген холодно, неожиданная известность в темных кругах его как-то не обрадовала. Оставаться со старухой один на один не хотелось: мало ли, зачарует еще, да и выманит из пентаграммы. Поэтому он стал тихонько, украдкой, трясти друга Тиилла за плечо, чтобы разбудить. Но силониец просыпаться не желал, а мимо внимания твари его манипуляции не прошли.

– Зря стараешься, – лязгнула она. – Проникнуть внутрь мне не дано, но кое-что еще я могу! Не проснутся твои друзья до рассвета, хоть в колокол над ухом звони.

– Как – до рассвета?! – Возмущению Йоргена не было предела. – Это что же мне теперь, всю ночь напролет караулить, без смены?! Эх, вот спасибо, удружила!

Ощерив не по-старушечьи крепкие клыки, тварь так усмехнулась в ответ, что стало ясно: ее бы воля – еще не так «удружила» бы. Оттяпала бы головы сонным и была такова с ними в зубах!

Ланцтрегер разозлился:

– Либо отвечай, кто такая и что надо, либо пшла прочь, пока я добрый и ленивый! Не то встану и в мелкие куски тебя изрублю. Нос отдельно, уши отдельно.

Старуха хихикнула снова:

– Неужто подымешь руку на старую женщину?

– Подниму, не сомневайся, – заверил ланцтрегер. – Ты не женщина, а гадость какая-то.

Тварь поднесла к белым глазам правую руку, принялась изучающе, будто в первый раз, разглядывать кошмарные когти свои, а потом молвила ностальгически, хоть и без особого сожаления:

– Да… А ведь когда-то и я женщиной была… – Она энергично поскребла когтем шею, будто ее кусала блоха. – Ну ладно, пошла я. После еще приду, на днях, тогда, может, подоле поговорим.

Сказала так, встала на четвереньки и убрела в лес, помахивая длинным тонким хвостом.

«И зачем являлась? – думал Йорген с досадой, лежа на спине и глядя в звездное небо. – Пришла, ушла… Чего хотела? Не спать теперь всю ночь из-за нее…» Разговор со старухой его неожиданно расстроил, то ли тем, что она его по имени называла (хотя могла просто его же собственные мысли прочесть, некоторые твари на это способны), то ли словами о женском прошлом – вроде как жалко стало ее… Многие, многие сотни добрых людей за годы Тьмы превратились в хищных, бездушных тварей, но в том не было их вины. Они – жертвы, не более. Поэтому всякий, кто в те годы держал оружие в руках и пускал его против очередной темной твари, втайне чувствовал себя виноватым. ЭТО когда-то было человеком, таким же, как и ты. Просто тебе повезло, а ему – нет. И хуже всего было с женщинами и детьми: почему допустили, почему не уберегли?.. И зачем он ей так сказал: «Ты не женщина, а гадость»? Не надо было говорить. Ах, как стыдно, как бестактно вышло…

Невеселыми мыслями Йорген промучился до самого рассвета, один на один с собой. Только когда небо стало светлеть, зашевелились околдованные спутники его.

Кальпурций Тиилл открыл заспанные глаза, огляделся едва ли не с испугом:

– Это что же такое?! Выходит, я всю ночь проспал?! Очередь свою пропустил? Что же вы меня не разбудили? – Он готов был под землю провалиться от стыда.

Пришлось объяснять, что к чему, хотя не хотелось ужасно. Вообще ничего не хотелось. Только спать. Мучительно, как никогда.

– Знаете что, пусть моя лошадь сама идет, – придумал Йорген. – Друг Тиилл, а я сяду перед тобой, как Лизхен, и буду дремать. Глаза просто слипаются, не иначе старухино колдовство и до меня добралось. Ты следи, чтобы я не свалился, ладно?

– Ну конечно! – горячо согласился силониец, но вдруг осекся, представив, как это будет выглядеть со стороны: сидят на одной кобыле два парня, и один другого обнимает, чтобы не свалился. – Только вот что про нас подумают?

– Подумают, что мужик бабу везет. Я же в платье, ты забыл?