От платья Йорген избавился на подъезде к эренмаркской границе: «Не хочу, чтобы не родине меня застали в столь непотребном виде!» Он переоделся в привычную куртку стража, выкинул парик, старательно оттер лицо от белил и румян и на паром через Ягерд садился уже в естественном своем обличье. Но это ему мало помогло.

Родина встретила ланцтрегера усиленным пограничным кордоном. Стражи стояли у причала в полном вооружении, как перед войной.

– Кто такие, куда следуете? – прозвучал дежурный вопрос, но сразу за ним последовал новый, неожиданный: – Каким богам молитесь?

– Девам Небесным, – на всякий случай ответил за всех Легивар, хотя на самом деле не молился он никому, как и большинство присутствующих (исключение составляла Лизхен, она всегда читала перед сном Первое Прославление).

– Так-так-так… – Молодой страж, совсем еще мальчишка, обошел вокруг них, оглядел так внимательно, с видом таким подозрительным, будто ожидал увидеть у путников хвосты или там рога с копытами.

Пятеро других стражей в этот момент держали луки наизготове. Кальпурций Тиилл невольно поежился – неприятно было стоять под прицелом.

– Так-так-так… – Мальчишка явно был главным из шестерых, положением своим гордился чрезвычайно и вел себя очень важно. – Стало быть, Девам Небесным… А может, и во храм вы ходите? А?

– Хожу, по средам, – подтвердила Лизхен с достоинством.

– Так-так-так… А может, кто из вас даже в хейлигах служит… – Но, видно, облик путников настолько не соответствовал этому предположению, что мальчишка счел нужным уточнить: – Ну или там в динстах?

Только это было совсем уж глупостью, ведь по правилам в динстах состояли исключительно евнухи. Йорген, который дотоле с любопытством наблюдал за происходящим, спрятавшись за спины спутников («Ну-ка, ну-ка, интересно, что еще за чудеса в любимом отечестве творятся?!»), счел нужным осердиться. Он твердо шагнул вперед и ледяным тоном отрекомендовался:

– Йорген фон Раух, ланцтрегер Эрцхольм. С кем имею честь?

Надо было видеть лицо мальчишки в тот миг! Оно изменилось так, будто не бывшего начальника Ночной стражи он увидел, а одна из Дев Небесных снизошла к нему с Небес с чу́дными дарами. Оно выражало восторг и трепет одновременно, сияло, как золотая крона столичной чеканки.

– Альткригер Йост фон Хазе к вашим услугам! – пискнул парень панически. – Простите, ваша милость! Я… Я не знал, что это вы! Ох! Я думал, вы другой совсем!

– Это какой же? – вклинился Легивар, ему стало интересно.

Страж метнул на ланцтрегера вопросительный взгляд: отвечать или нет?

– Говори, – велел Йорген со вздохом, он ничего хорошего не ожидал и был прав.

– Ну… господин фон Раух, его милость, он же начальник Ночной стражи… – бормотал юноша, оправдываясь. – Я думал, видный такой мужчина, покорпуснее… вот и вот… – Демонстрируя размеры упомянутого «корпуса», он сначала отмерил ладонью около элля у себя над головой, потом развел руки в стороны, обозначив ширину плеч. Да, до его идеала Йорген, прямо скажем, недотягивал.

Черный Легивар ехидно ухмыльнулся. Ланцтрегер буркнул уязвленно:

– Ну, какой уж есть, такой есть, не обессудь. Объясни лучше, что за странные вопросы про богов? С какой стати?

– А! Так ведь эта… – Парень изъяснялся по-простонародному, видно, рос в глухом своем альткриге деревенским увальнем и манерам его никто никогда не учил. – Указ из столицы давеча пришел! Чтобы никаких чужих хейлигов в земли наши не допускать. Потому как завелась в мире вредная ересь, от коей народ с ума сходит и жгет все подряд огнем! Страсть такая! Ей-ей, ваша милость, мы отсюдова, с высотки, сами видели ту ночь, как на эдельмаркской стороне пожарища страшенные подымались! Вот мы их теперича, еретиков тех, выявляем!

Подчиненные за его спиной молодцевато вытянулись во фрунт, всем своим видом демонстрируя служебное рвение высокому столичному начальству. Дескать, да, всеми силами выявляем.

– Молодцы! Хорошо служите! – похвалил Йорген от души.

Он был рад, что письмо его не пропало впустую и брат Дитмар отдал нужные распоряжения (интересно, про овцу он тоже не забыл?). Правда, способ, которым пограничные стражники выявляли коварных еретиков, не многим отличался от того, как эдельмаркские селяне определяли колдунов. Но это от недостатка опыта, великодушно решил Йорген. Со временем все наладится.

– Я доволен. Сменишься – доложишь старшему. Пусть переведут тебя в столицу, будешь служить в порту.

– Слушаюсь, ваша милость! – От восторга голос мальчишки дал петуха.

…А что, приятно вот так иной раз походя облагодетельствовать совершенно незнакомого человека. Никогда бы не видеть этому неотесанному парню столицы, так и провел бы жизнь свою по дальним захудалым гарнизонам, пока не спился бы от глухой тоски или не полег в первом же приграничном бою. И вдруг нате вам, одна случайная встреча – и совсем другая судьба, возможности иные…

– Я думал, ты разозлился на этого дурачка, что он тебя представлял… не совсем верно, – нашел подходящие слова Кальпурций. – А ты его в столицу перевести решил. Отчего вдруг?

– Да, может, он в столице хоть говорить складно научится, – отшутился ланцтрегер фон Раух, хотя было ему не так уж весело.

Он вовсе не представлял, откуда это странное знание пришло, но был твердо убежден: если оставить альткригера Йоста фон Хазе здесь, на границе, долго тот не проживет. Уж не дар ли предвидения начал у него развиваться в придачу к лицедейскому? Вот чего совсем не хотелось бы!..

– И все-таки не могу понять, – рассуждал Кальпурций, покачиваясь в седле, любуясь скромными, но живописными пейзажами южного Эренмарка, – как вышло, что за столь короткий срок хейлиги новой веры ухитрились затмить разум стольких людей, заставить их поднять руку на ближнего своего! Ведь в той же Реонне жгли не только академических колдунов, которые хоть и жили в городе, но были народу далеко не близки и чужды. Не жалели и собственных соседей, с которыми жили долгие годы бок о бок, виделись каждый день, может быть, в гости ходили друг к другу по праздникам. Про сельских жителей и говорить не стоит, там вообще все друг другу родня… И вдруг: «Жги их, пали их, в огонь!» Удивительно!

– Ничего удивительного тут нет, – возразил Йорген. – На дурное дело народ очень легко подбить. Это на полезное – ну там мост построить, крепостной вал поднять – они сто лет раскачиваться будут. А если пожечь кого, потраву устроить – моментально находятся желающие.

Над этими его словами силониец задумался надолго.

– Может быть, причина в том, что народу живется слишком тяжело? – вымолвил он наконец. – Народ непорочен по своей природе, но озлоблен, и злость эта ищет выхода, поэтому дурному влиянию люди поддаются так легко?

Ланцтрегер Эрцхольм с сомнением покачал головой:

– Ох, не могу с этим согласиться, друг мой! Вот тебе пример из жизни. Отцу моему не минуло пятнадцати лет, когда он вступил во владение ландлагом Норвальд. Заниматься хозяйством он в ту пору совершенно не желал, и я не берусь его осуждать. Но многие осуждали за то, что дал своим людям слишком много воли: от трудовых повинностей освободил и оставил только на денежном оброке, и то небольшом, можно было бы вдвое брать. Но время было мирное, ландлаг огромный, большого войска мы не держали… – Йорген рассказывал так складно, будто был той истории живой свидетель, хотя в те времена и на свет родиться не успел. – Так что отцу хватало. Деньги шли, он их прогуливал в столице, а народ в его владениях начинал богатеть. И что, думаешь, это пошло ему на пользу?

– Отцу?

– Народу! Нет, друг мой Тиилл, не пошло. Такие между кнехтами раздоры начались, что кровь полилась! Всех случаев я не помню, но вот хотя бы один. Какой-то человек из Нидерталя поставил на плотине очень хитрую лесопилку на манер водяной мельницы: вода падает на колесо, колесо крутит шестеренку, пила приходит в движение, пилит бревно сама, людей лишних нанимать не надо, доход идет большой. И что же ты думаешь? Трех месяцев не проработала лесопилка – сожгли! Не разбойники, не твари ночные – свои же соседи, с которыми бок о бок жил и пиво пил по праздникам! Спрашивается, зачем? – Йорген сделал паузу, но ответов не последовало, и он пояснил сам: – Просто не понравилось им, что богаче других стал. И ведь, казалось бы, чего проще: речка есть, лесу полно, ландлагенару дела до него нет, ему лишь бы деньги шли, а там хоть трава не расти – руби не хочу. Ставь рядом свою лесопилку и богатей в свое удовольствие. Но порочная человеческая природа мешает: и самим лень работать, и другому не дадим, потому что завидно. Вот так… А те, кто владеет колдовством, согласись, всегда лучше, богаче других живут. Вот и ополчились на них из зависти, а хейлигам надо было только подтолкнуть народ – он и пошел жечь.

– Ах, – сказал силониец тихо и скорбно, – возможно, твоя теория верна, друг мой, но я бы предпочел, чтобы ты ошибался.

– А чем потом все кончилось? – полюбопытствовал Легивар. – С лесопилками и вообще…

– Глупость они потом сделали, кнехты наши, – усмехнулся ланцтрегер. – Стали ходить с жалобами к отцу, один за другим. Ему это очень скоро надоело, он нанял управляющего, Стига Треффера, и тот живо порядок навел. Такой порядок, что, когда помер он за год до войны от простуды, люди в деревнях на радостях устроили гулянье с песнями и вином. Страшный был человек Стиг Треффер. Даже мы с братом его боялись. Знаете, если бы он вовремя своей смертью не помер, я бы сам его однажды убил… – Он приумолк, вспоминая что-то свое, давнее.

– Да ну вас, – обиженно сказала Лизхен. – Разговоры какие-то скучные завели, про народ, про лесопилки. Как на похоронах, право! Йорген, расскажи теперь что-нибудь веселое – про шторбов, про других тварей ночных. Как ты их ловил?

– Ну слушай, – оживился тот. – Расскажу. Только не про шторбов, а про кабанов. Хотя кто из нас кого ловил – это еще большой вопрос…

Вот так, за разговорами, веселыми и не очень, они миновали ландлаг Морунг.

Был у ланцтрегера фон Рауха в гарнизоне один молодой страж по имени Вольфи, родом из этих мест. И уж так он свою родину расхваливал, что Йорген с особенным вниманием смотрел по сторонам, надеясь узреть нечто прекрасное. Но, сколько ни смотрел, ровным счетом ничего хорошего в этом Морунге не нашел. Воздух как воздух и вода как вода, народ, может, и добрый, но живет бедновато, дорога совсем плохая – лошадь, того гляди, копыто покалечит.

Заглянули в придорожный трактир – Лизхен сказала, что еда дрянная, никто так свинину не готовит. Если свинину так готовить, то из нее уходит вся суть, остается подметка от старого сапога, а не свинина. И штолен так не пекут – слишком мало марципана. Лучше вообще не затеваться его печь, раз скупишься на марципан. Правда, мужская часть компании обращать внимание на такие тонкости не умела, что подали им, то и съели с большим удовольствием, оголодав с дороги. Но Йорген для себя решил, что в кулинарном вопросе Лизхен можно доверять: раз говорит она, что плохая еда, значит, так оно и есть.

– А как тут у вас с ночными тварями? – полюбопытствовал он у толстой особы в розовом чепце, разливавшей пиво. Вольфи в свое время утверждал, что ночных тварей в ландлаге Морунг вовсе мало – хоть мимо кладбища после заката гуляй!

– И-и-и, ваша милость! – всплеснула руками служанка. – Ночных тварей у нас прорва, потому как погост рядом, а осина в наших местах не растет. Даже свой носферат есть, нашему богентрегеру, его милости господину фон Кнурру, родственник. А уж шторбы так и рышшут, так и рышшут. И куда власти глядят, не знаю! Мир на дворе, Тьма ушла, а от кровососов житья нет – разве это порядок?

Нет, не порядок, согласился Йорген. Он уж и не рад был, что начал этот разговор. Почему? Да потому, что хоть и был отпущен в обучение королевским указом, но из состава Ночной стражи его никто не отчислял. А по закону всякий ночной страж, в каких бы он чинах ни ходил, узнав о присутствии ночной твари в пределах человеческого поселения, обязан сделать все возможное, чтобы тварь эту уничтожить. И если бы ланцтрегер фон Раух, покончив со свининой и марципановым штоленом, сел бы на лошадь и поехал своей дорогой, то стал бы он самым настоящим преступником, нарушившим и Кодекс Стражника, и пятнадцатый королевский эдикт. Так он и объяснил своим спутникам, очень удивленным его настойчивым стремлением задержаться в деревне Ганцендорф на ночь, ведь день был в самом разгаре, до вечера они успели бы преодолеть не одну лигу пути.

– Послушай, но никто даже не узнает, что ты эти ваши кодексы и эдикты нарушил, – попытался возразить маг.

Ему ответил Кальпурций Тиилл.

– Не забывай, что существует такое понятие, как честь мундира, друг мой, – изрек он патетично. – Дело не в том, узнает кто-то или нет, а в том, как потом жить с таким-то грузом на совести.

– Вот-вот, – уныло кивнул Йорген.

Он был рад, что силониец избавил его от необходимости говорить красивые слова. А охоте предстоящей совсем даже не радовался. Один-единственный страж, пусть даже в больших чинах, против целого выводка шторбов – это не та расстановка сил, что сулит легкую победу Добра над Злом.

Черный Легивар будто прочитал его мысли.

– Ты что же, рассчитываешь в одиночку перебить все кладбище?.. Ну пусть не в одиночку – мы с Кальпурцием тебе конечно же поможем, чем сумеем, – но все равно маловато нас, не находишь?

– Нахожу, – признал ланцтрегер. – Поэтому до вечера постараюсь привлечь местные силы. Если же не получится, тогда шторбами заниматься не будем. Сосредоточимся на носферате. Если его извести, кладбищенская мелочь сразу присмиреет, вставать будет гораздо реже. Проверено на практике.

Нет, не получилось местные силы привлечь. Тьма оставила в Ганцендорфе на тридцать дворов всего шестнадцать взрослых мужчин, из них один блаженный, пятеро дряхлых стариков, трое горьких пьяниц, трое калек и двое были в отъезде. Оставшиеся двое рвались в бой, но Йорген рассудил, что нет никакого смысла гробить последних нормальных мужиков, тем более что помощи большой от них ждать не приходилось. Особенно учитывая отсутствие осины: не с вилами же им на шторбов выходить?

Тогда Йорген направился к местным властям в лице богентрегера Айсхофа Лодвика фон Кнурра, родственника носферата: пусть выделит кнехтов из числа состоящих при замке или наемных солдат, если держит таковых. Но и тут он потерпел неудачу. Замок Айсхоф только издали производил впечатление богатства и несокрушимой мощи: стоит на высоком зеленом холме, в окружении неприступных стен, подпирает небо острыми шпилями… На деле это был уже и не замок, а развалины одни. Ворота не запирались, крыша донжона провалилась, жилым оставалось только одно крыло небольшого дворца. В нем коротал свой век богентрегер фон Кнурр, милейший старичок, маленький, седенький, облаченный в старомодный зеленый дублет гизельгерского покроя – такие, должно быть, еще при короле Густаве носили. И слуги у него были под стать – ветхие, старомодные, важные… Те еще воины!

Об атаке на погост Йорген даже речи вести не стал, спросил только, где находится фамильный склеп, и уточнил, исключительно из вежливости, не будет ли против почтенный хозяин, если в его родовой усыпальнице похозяйничают посторонние.

Ну конечно же хозяин был не против! Он сам и все домочадцы его просто счастливы были бы избавиться от дорогого покойничка, что держит в страхе всю округу без малого два десятка лет.

– Двадцать лет?! – не поверил своим ушам Йорген. – Да что же вы его до сих пор не извели? Еще до прихода Тьмы надо было…

– Ах, юноша, – вздохнул богентрегер скорбно. – Не так-то это легко – извести собственного племянника, любимого сыночка сестры-покойницы… А потом, эх и хитер же он, зараза, доложу я вам! Хаживали на него люди, хаживали. И что толку? Людей тех нет давно, а носферат окаянный как был, так и есть. – Тут старик всхлипнул, смахнул слезу и обнял Йоргена отечески, прижал к чахлой груди, клюнул сухими губами в лоб. – Вы, милый юноша, наша последняя надежда. Как благородно с вашей стороны, что вы решили помочь нашей беде.

– Это мой служебный долг, – откликнулся Йорген без всякого рвения. Он даже «к сожалению» едва не прибавил, но вовремя удержался.