Селина, как и три дня назад, стояла на верхней ступени лестницы, не решаясь сделать следующий шаг, ибо он неумолимо приблизил бы ее встречу с Людовиком и его величеством, а она очень боялась заглянуть им обоим в глаза. Герцогу Анжуйскому потому, что должна была дать ответ на вопрос, приводивший ее в замешательство. Королю Карлу потому, что неслыханно опоздала на бал, начавшийся более часа назад, нарушая тем самым все нормы этикета и элементарные правила приличия, принятые как во дворце, так и в любом другом порядочном доме.

Однако в своем опоздании Селина была повинна лишь наполовину. Вернувшись во дворец даже раньше, чем предполагала, девушка приняла ванну, переоделась и прилегла немного отдохнуть. По-видимому, Лили последовала ее примеру, потому что в панике начала будить свою госпожу только тогда, когда часы били девять. В результате нерасторопности Лили и усталости ее госпожи, мадемуазель де Лодвиль смогла покинуть свои покои лишь несколько минут назад и теперь оказалась в замешательстве.

Селина не слышала шагов за своей спиной, и поэтому знакомый голос застал ее врасплох:

— Так что же вы решили, мадемуазель де Лодвиль? Каким будет ваш ответ?

Селина вздрогнула и резко обернулась, взмахнув пышными тяжелыми юбками, едва не увлекшими ее вниз по ступеням. Людовик поймал ее с таким невозмутимым видом, будто только этим всю жизнь и занимался.

— Почему вы все время так внезапно появляетесь, ваше высочество? — спросила Селина, переводя дух. Ей показалось, что она нашла неплохой способ отвлечь его от разговора, к которому она была не готова.

— Может быть, мне хочется подслушать ваши мысли? — смеясь, спросил герцог. — Или же приятно заключать вас в объятия? Выбирайте, что больше нравится, но не сомневайтесь: и то, и другое — правда.

— Зачем же вам знать мои мысли? — спросила девушка, не замечая, что ступает на зыбкую почву. Она осторожно высвободилась из его сильных рук, пытаясь скрыть сожаление. — Вы сами говорили, что во дворце слишком много слуг, а, значит, и лишних ушей.

Но Людовик не позволил увлечь себя в разговор о вездесущих слугах. Гораздо больше его интересовало совсем другое.

— Вы не ответили на мой вопрос, Селина, — без обиняков произнес он.

— На какой вопрос? — невинно поинтересовалась она.

Герцог улыбнулся.

— Не притворяйтесь, мадемуазель де Лодвиль, у вас плохо получается. Отвечайте же: да или нет?

— Ваше высочество, позвольте мне повременить с ответом до окончания бала!

— Неужели эти несколько часов могут что-либо изменить? — спросил Людовик, и в его голосе прозвучала нотка недовольства и обиды.

— Конечно же, нет! Но сначала я бы хотела задать вам один вопрос, однако на лестнице это делать не совсем уместно. Людовик, мне необходимо появиться на балу, или же его величество никогда не простит меня. Я не могу прямо сейчас ответить вам, поскольку должна немедленно отправиться на бал.

— Превосходно! — воскликнул герцог, ядовито усмехнувшись. — Мы отправимся туда вместе и доставим всем присутствующим, в особенности королю, удовольствие видеть нас вдвоем. Когда же все формальности будут соблюдены, вы уже не сможете уклониться от ответа.

Селине ничего не оставалось, как согласиться и принять его условия. Больше всего ей хотелось, чтобы эти «формальности» длились как можно дольше.

Их появление произвело фурор. Все присутствующие, которым явно не давало покоя отсутствие юной протеже его величества, а также неожиданный уход дофина, были заинтригованы. Они и не скрывали своего интереса и восхищения, разглядывая красивую пару, через весь зал направлявшуюся к королю. Селина и Людовик выглядели просто восхитительно. Несмотря на недостаток времени, и прическа, и новое бальное платье Селины из темно-синего бархата были безупречны. Однако герцог Анжуйский, без сомнения, затмил своим видом не только ее, но и всех присутствующих дам и кавалеров. Уже несколько лет он считался самым неотразимым мужчиной во всем королевстве и самым большим щеголем в Европе, однако на этот раз он превзошел самого себя. Он был облачен в великолепный костюм из черного бархата, расшитый алой парчой, золотой нитью и бессчетным количеством рубинов. Его одеяние было, несомненно, величайшим произведением портновского искусства, поэтому остальным щеголям двора, пытавшимся во всем подражать герцогу Анжуйскому, оставалось только кусать локти от досады. Селина же, шагавшая рядом с ним, понимала, что ни один смертный не может быть так красив, и пыталась отгадать, кто это: ангел во плоти или же сам дьявол ведет ее сейчас к трону короля.

Селина опустила голову и сделала реверанс перед его величеством, а когда снова посмотрела на него, то увидела, что он совсем не сердится, а наоборот, очень доволен. Когда же все нормы этикета были соблюдены и зазвучала музыка, Людовик увлек ее в водоворот танцующих пар. Селина полагала, что он снова начнет добиваться ответа на свой вопрос, но герцог молчал. Его взгляд гипнотизировал Селину, и она прекрасно понимала, что теперь навечно останется пленницей его сапфировых глаз. У нее не было ни возможности, ни желания противиться их силе, и поэтому ни несколько часов, ни несколько лет не смогли бы изменить ее решения.

Первые вальсы они протанцевали в абсолютном молчании, а затем Людовик сказал, что он вынужден ненадолго оставить ее, чтобы поговорить с королем. Он вел себя немного странно, его мысли, несомненно, были заняты чем-то другим, и девушка, сколько ни пыталась, не могла понять, чем именно. Она была поглощена этой проблемой настолько, что не замечала ничего вокруг. Ни злобных взглядов прекрасной половины великосветского общества, сопровождаемых язвительными насмешками ревности и досады, ибо ни одной девушке за много лет не удалось добиться того, чего достигла Селина за несколько дней. Ни выражения явного неудовольствия на лицах молодых людей, понимавших, что упустили не только красивую жену, но и богатое приданое. То, что дофин Франции и наследница герцогов де Лодвиль теперь вместе, не устраивало никого, кроме их самих, его величества и одной юной особы, которая как раз направлялась к Селине. Последняя же заметила ее присутствие только, когда эта особа негромко кашлянула.

Селина немедленно подняла глаза и почтительно привстала с кресла.

— Добрый вечер, мадемуазель де Лодвиль, — с улыбкой произнесла Жанна.

— Добрый вечер, ваше высочество, — слегка запинаясь, ответила Селина. Она не знала, как вести себя с дочерью короля, поскольку не имела понятия, распространяются ли их милые дружеские отношения, возникшие позавчера, на сегодняшнее взаимное обхождение. Однако для принцессы, по-видимому, такой проблемы не существовало.

— Я рада вас видеть, — заметила она и непринужденно продолжила: — Скажите, вам нравится это бал? Только прошу, ответьте то, что думаете, поскольку я уже сильно устала от нелепых восторгов моих фрейлин, считающих, что только таким способом можно добиться моей благосклонности.

— Не будьте слишком суровы к ним, — улыбнувшись, произнесла Селина. — К лести и постоянному восхищению их приучают с детства. Откуда же им знать, что вы совершенно не цените этого? Что же касается бала, то я еще не решила, нравится он мне или нет. Скорее нет, чем да, ибо сегодня намного скучнее, нежели позавчера.

— Если вы считаете себя персоной нон-грата на этом балу и при дворе, то вы не совсем правы, — без обиняков заметила Жанна, и Селина поразилась ее словам: они прозвучали слишком откровенно для принцессы крови. — Несомненно, дамы видят в вас более удачливую соперницу, а молодые люди избегают, потому что боятся неудовольствия Людовика, а заодно и короля. Если вы определитесь в своих отношениях с дофином, все переменится, ибо супруга наследника престола — это титул, который признают абсолютно все, независимо от того, что они на самом деле испытывают — ревность, зависть или безответную любовь.

— И тогда я, без сомнения, получу свою порцию восторженных уверений в бесподобности скучного и нудного бала, — усмехнулась Селина. — Никогда не испытывала потребности в фальшивых друзьях и чувствах. Ох, простите меня, ваше высочество!

— Вы ничем не обидели меня, — ответила принцесса. — Это я должна просить у вас прощения за предположение, что вас будут уважать лишь тогда, когда вы станете женой его высочества. Безусловно, вас оценят при дворе, даже если эта свадьба не состоится, и примером тому служит последний бал. Однако именно Людовик ставит вас в такое зависимое положение: по-моему, он никак не может решить, что же ему нужно.

— Нет, ваше высочество, — возразила ей девушка. — Это я еще не ответила герцогу на его предложение.

— Он предложил вам руку и сердце? — у Жанны загорелись глаза.

— Руку — да, а вот сердце…

— Боже мой, вы не должны сомневаться! Если Людовик предложил вам выйти за него замуж, то можете быть уверены, что он любит вас! Сколько женщин были бы счастливы оказаться на вашем месте!

— Я боюсь, что его высочество собирается жениться на мне только потому, что этого хочет король…

Жанна рассмеялась.

— Вы действительно считаете, что даже король может приказать Людовику что-либо?

— Нет, — честно ответила Селина.

— Тогда смело говорите «да», если вы, конечно, любите его. Ведь вы его любите?

— Да, — вздохнула девушка. — Это так заметно?

— Об этом совсем нетрудно догадаться, — улыбнулась принцесса. — Но вы не должны беспокоиться — уверяю вас, все будет хорошо. А теперь расскажите мне о своей поездке в замок де Лодвиль.

Они проговорили довольно долго, и когда ее высочество оставила Селину, девушка почувствовала, что ей стало намного легче. Она не была уверена в нежных чувствах Людовика, если таковые вообще имелись. Селина должна была увидеть собственными глазами и услышать собственными ушами, почему он предложил ей замужество.

Внезапно сверху упала чья-то тень. В надежде, что это вернулся герцог Анжуйский, Селина вновь подняла глаза, но увидела не дофина, а графа де Мон. По-видимому, что-то, напоминающее разочарование, отразилось на ее лице, поскольку Альфред, учтиво поприветствовав ее, заметил:

— Понимаю, мадемуазель де Лодвиль, вы рассчитывали, что это буду вовсе не я, но, может быть, я смогу скрасить ваше одиночество, пусть и ненадолго.

— Ну что вы, граф, — Селина попыталась загладить свой промах, в который раз ругая себя за неумение скрывать чувства, — я очень рада видеть вас. Однако ваш приход был неожиданным и немного испугал меня.

— О, прошу прощения за это, сударыня, — сказал граф. — Надеюсь, что мое внезапное появление не окажется значительным препятствием, и вы согласитесь потанцевать со мной.

— Конечно, нет, — весело ответила Селина. — Я с удовольствием потанцую с вами.

Когда они закружились в водовороте танцующих пар, граф де Мон продолжил прерванный разговор, повернув его, однако, в опасное для Селины русло.

— Вряд ли я имею право задавать вопросы об этом, но чувствую ответственность за вас, мадемуазель де Лодвиль, ибо не только Людовик, но и ваш покорный слуга немало способствовал тому, что вы оказались при дворе. Прошу вас, скажите: ваши отношения с его высочеством изменились? Я имею в виду, он уже не терзает вас необдуманными словами и поступками?

— Нет, его высочество сменил гнев на милость, — осторожно ответила девушка.

— Он собирается жениться на вас? — продолжил Альфред. — Не удивляйтесь, мадемуазель, при дворе сложно что-либо утаить.

— Да, он предложил мне это, — помедлив, сказала Селина.

— И вы согласились?

Селина не выдержала.

— Вы задаете слишком много вопросов, граф.

— Простите меня, сударыня, но это очень важно, и не столько для меня, сколько для вас. Прошу вас, ответьте: вы согласились?

— Я еще не дала ответа его высочеству, — нехотя призналась Селина. — Но почему вы спрашиваете?

Альфред внимательно посмотрел на нее.

— Просто хочу предостеречь вас, мадемуазель де Лодвиль, — сказал он. — Я желаю вам только добра, поэтому советую ответить отказом на предложение его высочества.

Селина была шокирована услышанным. С трудом справившись с изумлением, она воскликнула:

— Не могу поверить, что слышу это от вас, господин граф. Ведь Людовик ваш лучший друг!

— Да, это так, — согласился Альфред. — Я очень люблю и ценю его высочество, однако не могу согласиться с тем, как он обращается с вами.

— Но я уже сказала — его отношение ко мне изменилось. Он больше не говорит мне колкости и не изводит язвительными насмешками, как раньше.

Граф усмехнулся.

— Как же вы наивны, моя дорогая мадемуазель де Лодвиль! Неужели вы думаете, что только так может выражаться его неприязнь к вам? Уверяю вас, колкости и насмешки — далеко не самое страшное оружие в борьбе с врагами, а в том, что вы теперь один из самых опасных его врагов, можете не сомневаться.

— Я не могу вам поверить, — прошептала девушка. — Это неправда. Его высочество не может мстить мне так изощренно.

— Боже мой, сударыня, вы совсем его не знаете. Вы знакомы всего несколько дней, я же знаю его всю жизнь. Конечно, я не утверждаю, что Людовик — чудовище, но он ненавидит вас так же, как и вашу мать, и это чувство сильнее его. Для вас будет лучше, если вы перестанете с ним видеться и забудете о нем.

— Но это невозможно, — она покачала головой, — и не спрашивайте, почему.

— А я и не собираюсь, — грустно улыбнулся Альфред. — Не сомневался, что вы именно так и ответите, и вряд ли я смогу переубедить вас. Клянусь Богом, хотел бы ошибаться в своих подозрениях, но слишком мало шансов, что это окажется именно так. Однако, сударыня, если вы когда-нибудь поймете, что я был прав, можете смело обращаться помощью, постараюсь сделать для вас все возможное и невозможное.

— Надеюсь, мне это не понадобится, — слегка неуверенно произнесла Селина. — Но все равно спасибо, господин граф.

— Для вас просто Альфред, — он улыбнулся и обвел взглядом зал. — Вижу, его высочество ищет вас, поэтому нам лучше вернуться к вашему креслу.

Танец закончился. Селина и Альфред направились к герцогу Анжуйскому, стоявшему рядом с креслом, на котором он оставил Селину. Увидев девушку, которой предложил руку и сердце, и своего лучшего друга вдвоем, он слегка нахмурился, но поприветствовал Альфреда и сдержанно поблагодарил за то, что он развлек Селину во время его отсутствия. Граф де Мон шутливо поклонился ему и, поцеловав руку мадемуазель де Лодвиль, шепнул ей: «Рассчитывайте на меня», и вскоре удалился. Селина и Людовик остались одни.

— Я вижу, вы очень сдружились с Альфредом, — бесстрастно заметил герцог.

— Господин граф очень добр ко мне, — уклончиво ответила Селина, — а у меня при дворе не так много друзей.

— Нам нужно поговорить, мадемуазель де Лодвиль, — сказал Людовик и предложил ей руку. — Не угодно ли вам пройти со мною в сад?

Селина едва слышно вздохнула.

— Хорошо, — покорно произнесла она. — Но я должна захватить с собой что-нибудь теплое — ночи становятся холодными.

— До окончания бала осталось немного, — заметил герцог, — вряд ли мы успеем вернуться. Вам лучше переодеться для поездки верхом — я не хочу быть подслушанным кем-либо из слуг, общаясь во дворце.

— Вы слишком осторожны, — заметила Селина, — но будь по-вашему. Правда, его величество будет очень недоволен.

— Он сделает вид, что не заметил, если мы уйдем вместе. Я провожу вас наверх, и через полчаса буду ждать у конюшни. Вы согласны?

— Да, ваше высочество.

Селина, наспех переодевшись в амазонку и теплый плащ с помощью полусонной горничной, покинула свои покои и направилась в сторону лестницы, ведущей во внутренний двор. Неожиданно дорогу ей преградил высокий мужчина в темном плаще, и девушка едва не вскрикнула от испуга. Впрочем, даже в темноте она смогла разглядеть знакомые черты и сумела сдержать крик, готовый сорваться с губ.

— Как вы меня напугали, ваше высочество, — сказала она, переводя дыхание. — Что вы здесь делаете, ведь обещали ждать меня у конюшни?

— Я подумал, что будет слишком опасно для вас бродить ночью по плохо освещенным лестницам. Вы готовы?

— Да, ваше высочество.

— Людовик.

— Да, я готова пойти с вами, Людовик.

Она взяла предложенную руку, и они вместе спустились по лестнице и вышли во внутренний двор. Две оседланные лошади, одной из которых оказался Дэл, уже ждали их около конюшни. Молодые люди быстрым шагом направились к ним.

Все время, пока герцог разговаривал с Пьером, королевским конюхом, и помогал ей взобраться на Дэла, Селина думала о словах принцессы Жанны и графа де Мон. Их мнения относительно поведения Людовика оказались настолько противоречивы и оба так походили на правду, что девушка не знала, чему верить. Оба собеседника были достойны доверия, и если кто-то из них сказал неправду, то вряд ли преднамеренно. Или кузина, или лучший друг — кто-то ошибся в Людовике, хотя и знал его всю жизнь. Селине очень хотелось, чтобы это был Альфред. Чтобы именно от его зоркого взгляда ускользнули перемены, произошедшие с его высочеством за последние несколько дней. Если же он прав и ошибается Жанна, то… да поможет ей Бог!

Селина не заметила, как Дэл, безо всякого понукания с ее стороны, последовал за лошадью герцога Анжуйского, и двое наездников вскоре выехали на дорогу. Едва они оказались на безлюдном поле, Людовик оглянулся и, убедившись, что Селина следует за ним по пятам, направил своего коня в сторону озера.

Спустя четверть часа всадники выехали на темный пологий берег. На небе, подобно бесчисленному множеству безупречных алмазов, сверкали звезды. Все такая же круглая и яркая, как и в ту ночь, когда Селина покидала монастырь, светила луна, отражаясь в идеально гладкой поверхности озера.

Молодые люди спешились почти у самой кромки воды. Пройдясь вдоль песчаного берега, Селина и Людовик достигли густых зарослей деревьев и кустарников, с двух сторон окружавших озеро, и привязали коней.

Остановившись у воды, они развернулись лицом друг к другу, причем Селина заняла более выгодное положение: луна заливала ярким светом только лицо Людовика, ее же оставляла в тени. Однако подобное преимущество отнюдь не помогало девушке, чувствовавшей себя как на иголках. Она посмотрела в его бездонные синие глаза, сейчас казавшиеся почти черными, и пыталась отгадать, о чем он думает, что скажет и стоит ли ему верить. Впрочем, в вопросах доверия Селина полагалась только на свое сердце, а оно уже давно знало ответ.

Однако девушка не спешила начинать разговор, надеясь, что это сделает его высочество, и он не заставил себя ждать.

— Итак, мадемуазель де Лодвиль, я думаю, вам хорошо известны причины, побудившие меня похитить вас и привезти сюда, на это безлюдное озеро, где мы могли бы спокойно поговорить. Надеюсь, вы не будете на меня за это в претензии?

— Нет, ваше высочество, — твердо ответила Селина, слегка удивившись холодности его тона.

— Очень рад слышать это, — сказал он. — Но еще большей радостью для меня будет услышать, наконец, ответ на свой вопрос, который я задал вам позавчера. Вы готовы объявить ваше решение?

— Да, ваше высочество, я готова.

— Итак, мадемуазель де Лодвиль, — повторил Людовик, и голос его дрогнул, — Селина, вы согласны выйти за меня замуж?

— Я не отвечу вам, ваше высочество, — дерзко заявила девушка, — пока не узнаю одной очень важной для меня детали.

— Мадемуазель де Лодвиль, я первым задал вопрос, — напомнил ей герцог, — и желаю получить на него ответ.

— Но я не дам вам его до тех пор, пока вы не откроете мне одну тайну.

— Боже мой, как же вы упрямы! Ну хорошо, будь по-вашему. О какой тайне вы говорите?

— Ваше высочество… нет, Людовик, — она пристально посмотрела ему в глаза, — мое единственное желание — узнать, почему вы хотите, чтобы я стала вашей женой.

Он отвел глаза.

— Здесь нет никакой тайны, — неестественно улыбнувшись, он снова взглянул на нее. — Не секрет, что его величество страстно желает нас поженить, а нам остается лишь слепо выполнять его волю.

— Господи, вы снова издеваетесь надо мной? — устало спросила Селина.

— Почему вы так думаете?

— Потому что вы говорите чушь! — Девушка совершенно позабыла об этикете. Отчаяние и обида захлестнули ее, не позволяя думать разумно. — Вы никогда бы не стали подчиняться желаниям короля! Но если вы настаиваете на своих словах, то мой ответ — нет!

— Боже мой, сколько страсти в ваших словах! Похоже, вы ожидали от меня совершенно иного ответа, нежели тот, что я дал вам. Ах, я совсем позабыл, что у вас на первом месте стоит любовь. Вы ожидали от меня признания в любви, не так ли, мадемуазель де Лодвиль?

Селина презрительно фыркнула, скрывая досаду.

— Неужели вы думаете, что мне пришло бы в голову ждать от вас проявления столь нежных чувств? Вы, несмотря на все свое величие и обожание прекрасных дам, никогда не будете счастливы, и знаете, почему? Вы не умеете любить, и никто в мире не сможет научить вас этому!

— Даже вы? — тихо спросил он.

— Я не собираюсь и пытаться, — Селина сделала шаг назад, как бы подтверждая этим свои слова.

— Почему же? — его брови слегка приподнялись. — Вы не хотите этого или просто боитесь, что у вас ничего не получится?

— Я ничего не боюсь, — храбро заявила девушка. — Но я больше не желаю говорить о том, чего нет и быть не может.

— Может быть, вы и правы, — неожиданно согласился он, склонив голову набок. — Однако, так как я не совсем уверен, а это все же очень деликатная тема, я хочу попросить у вас совета. По всему видно, что вы неплохо разбираетесь в делах любовных, и узнать ваше мнение было бы очень полезно для меня.

Селину весьма удивил его неожиданный переход от тихого вкрадчивого тона к деловому. Она почувствовала себя обиженной и разочарованной, но постаралась не показать и малейшего намека на свои чувства.

— Не думаю, что мое мнение что-нибудь значит для вас.

— Напрасно вы так думаете, — возразил ей Людовик. — Напротив, оно очень ценно для меня. Итак, — он придвинулся к ней ближе, — я хочу услышать, как вы назовете чувство, испытываемое мною к одной девушке.

— Но…, - попыталась возразить Селина, однако герцог приложил палец к ее губам.

— Вы не должны перебивать меня, — неожиданно ласково упрекнул он. — Мне и так очень трудно, но я все же попробую вам объяснить, — он замолчал, а затем тихим голосом продолжил: — Эта девушка самая прекрасная и самая несносная, самая нежная и самая взбалмошная, самая кроткая и самая дерзкая на свете. Я не чувствую в ее обществе ни скуки, ни усталости; иногда мне хочется хорошенько встряхнуть ее, а иногда — расцеловать и сжать в объятьях. Только она говорит мне всю правду в лицо, смеется и плачет, когда вздумается, напрочь пренебрегая этикетом. Она способна довести меня до сумасшествия, но еще ни одну девушку в мире я не желал так, как ее. И только с ней одной я согласен прожить жизнь и ни разу не пожалеть об этом. И пусть я знаю ее не так давно, я засыпаю и просыпаюсь только ради нее. И только ради нее я пришел сюда и привел ее с собой. Вы утверждаете, что я не способен любить, но если это не любовь, то что же тогда любовь? Что?

Селина стояла, не в силах вымолвить ни слова, и смотрела ему в глаза: в них зеркально отражалось каждое чувство, о котором он говорил. Она знала, что его глаза и уста не могут лгать, а о том, что она слышала, кричало и ее сердце.

— Почему вы молчите, Селина? — спросил Людовик немного срывающимся голосом. — Я жду вашего приговора.

— Но… но я не знаю, что сказать вам, — девушка стояла и нервно теребила складки на платье.

— Скажите правду, — герцог внимательно посмотрел на нее, и Селина опустила глаза. Он горько усмехнулся. — Мне ясен ваш ответ. Пойдемте, мадемуазель де Лодвиль, нам нужно возвращаться во дворец.

— Нет, подождите! — вскрикнула она. — Постойте, ваше высочество! Я хочу знать: вы сказали мне правду? Поверьте, любая девушка, будь она принцессой или простой служанкой, хотела бы услышать такие слова от человека, которого она любит. Именно такое чувство она называет любовью, и готова отдать полжизни, чтобы только испытать его. И поэтому я спрашиваю у вас: это правда? Вы действительно чувствуете то, о чем только что говорили?

Он сделал несколько шагов и приблизился к ней вплотную. Сжав ладонями ее лицо, он нежно произнес:

— Да, это правда, Селина. Я люблю тебя.

У нее закружилась голова, она слегка покачнулась, и Людовик осторожно обнял ее и прижал к себе.

— Людовик, скажи мне это еще раз, — попросила Селина. — Я хочу услышать это снова.

— Я люблю тебя, упрямая моя девочка. Люблю так, как никого никогда не любил и не буду любить. Скажи, чувствуешь ли ты ко мне хотя бы десятую часть того, что чувствую я?

Она обвила его шею руками.

— Я люблю тебя, Людовик! Я согласна стать твоей женой и прожить с тобой всю жизнь, и ничто на свете не заставит меня разлюбить тебя.

— Мы никогда не расстанемся, любимая, — шептал он, целуя ее. — Никогда, я обещаю!

Они оба знали, что могут стоять вот так, обнявшись и целуя друг друга, всю жизнь, которая пролетела бы для них подобно мгновению. Но они понимали, что ни долг, ни другие, не менее важные, обстоятельства, не позволят им сделать это. Влюбленные с сожалением разъединили свои уста, и Людовик, подхватив Селину на руки, понес ее к привязанным неподалеку лошадям. Молодым людям хотелось не разлучаться как можно дольше, поэтому герцог вскочил на коня, устроил Селину перед собой, а Дэла привязал к луке седла. Медленным шагом, ничуть не понукаемая своим хозяином, лошадь Людовика направилась во дворец.