Все произошло в течение нескольких секунд, но Селине они показались вечностью, грозившей навсегда поглотить ее. Девушка не могла поверить в то, что видела, это было слишком ужасно, чтобы быть правдой. Людовик убил короля… О, Господи!

К ней, наконец, вернулась способность двигаться и говорить; сдавленно вскрикнув и отпрянув от двери, она сломя голову бросилась по коридору к своим покоям. По дороге она налетела на двух мужчин и едва не сбила их с ног. Буквально повиснув у них на руках, она узнала герцога Руанского и Филиппа де Шалон, но, движимая исключительно ужасом и отчаянием, вырвалась из их объятий, и, не сказав ни слова, побежала дальше. У своих покоев она наткнулась еще на пару гостей, представленных ей королем; по-видимому, они были привлечены предсмертным криком Карла. Не обращая на них ни малейшего внимания, она влетела в собственную гостиную, а затем спальню и бросилась на кровать. Нет, она не плакала, ее глаза оставались сухими все время, пока она добиралась сюда, но сердце обливалось кровавыми слезами. «Король умер! Людовик — убийца!» — кричал ее разум, а сердце отказывалось верить. Она стала свидетелем ужасного преступления, когда самый дорогой человек убил того, который был для нее не менее дорог. Племянник убил своего дядю! Людовик убил короля! Что же ей теперь делать, Господи?!

Первой мало-мальски разумной мыслью было немедленно бежать отсюда. Она не хотела знать, что будет через минуту, через час, через месяц. Она не хотела слышать о смерти его величества и боялась видеть герцога Анжуйского. Что бы ни случилось, ничего уже не поправить, все будет только хуже. К тому же, наверняка Людовику известно, что она его видела, ведь ее крик был столь же громким, как и крик короля, а значит, герцог попытается убить и ее. Бежать, немедленно бежать!

Селина вскочила с кровати и кинулась в комнату, где жили Лоран и Лили. Однако горничная, разбуженная все усиливающимся шумом в коридоре, сама появилась на пороге и удивленно посмотрела на свою госпожу, которая крепко схватила ее за руку.

— Лили, немедленно собирай вещи, мы уезжаем!

С девушки, мутным взглядом окидывающей комнату, мигом слетел всякий сон, и она с тревогой и страхом посмотрела на Селину.

— Что с вами, госпожа? Что случилось?

— Нет времени объяснять. Сейчас же ступай и разбуди своего мужа, а затем собери немного вещей, драгоценности и деньги. Потом как можно скорее покиньте дворец, встретимся у Бернара, на улице Сен-Гранд. Да не стой столбом, поднимай скорее Лорана!

Лили спохватилась и бросилась к себе, Селина, решив ей помочь, отправилась в свою комнату и, достав из шкафа жемчужное колье, подаренное его величеством вместе с последним бальным платьем, и несколько безделушек, высыпала все это на кровать. За немногочисленными украшениями последовали два бальных платья, которые вскоре придется продать. Селина еще не задавалась вопросом, что она будет делать дальше, но то, что сейчас ей необходимо покинуть дворец, было совершенно очевидно.

Через несколько минут в дверях спальни появились Лили и Лоран с небольшим узлом в руках. Они вопросительно посмотрели на свою госпожу, и она указала им на кровать.

— Возьмите это и сразу же уходите черным ходом. Я присоединюсь к вам чуть позже, чтобы не привлекать внимания.

— Но что же случилось, госпожа? — спросил Лоран. — Почему мы так поспешно покидаем дворец? Со стороны это выглядит, как побег.

Селина устало взглянула на него.

— Это и есть побег, — ответила она. — И если мы не поторопимся, то все пропало.

— Но почему? — настаивал тот.

— Убили короля, — помедлив, ответила Селина, внутренне содрогаясь от собственных слов. — А я была свидетельницей и знаю, кто убийца.

— Тогда…

— Поверь, я знаю, что говорю! Немедленно уходите отсюда!

— А как же вы, госпожа? — спросила Лили минутой позже, судорожно прижимая к груди один из узлов, поменьше.

— Не волнуйся, я выхожу вслед за вами. Все будет хорошо.

Лили вздохнула и, быстро перекрестив свою госпожу, выбежала из комнаты. Лоран поклонился Селине и последовал за своей женой.

Оставшись одна, девушка накинула теплый плащ, сброшенный, когда она вбежала в свои покои, надела шляпку и взяла перчатки. Убедившись, что прошло достаточно времени и на ее уход никто не обратит внимания, она открыла дверь и вышла в коридор. Но не успела она сделать и нескольких шагов по направлению к лестнице, как позади себя услышала бряцание оружия, и голос Филиппа де Шалон властно произнес:

— Мадемуазель де Лодвиль! Остановитесь, именем короля!

Селина, обернувшись, едва не рассмеялась ему в лицо. «Короля? Какого короля? Короля больше нет!» — подумала она, но тут же услышала:

— Король Карл Х умер! Да здравствует король Людовик ХII!

«Боже мой, — подумала Селина. — Все кончено. Я пропала».

Селина была очень удивлена, когда в сопровождении Филиппа де Шалон вошла в бальный зал, полный гостей. Остановившись на пороге, она в нерешительности оглядела присутствующих, судорожно пытаясь понять причину такого неожиданного поворота событий. Она была уверена, что ее отведут в какое-нибудь укромное место, где у нее состоится разговор с принцем, и от этого будет зависеть вся ее судьба, а возможно, и жизнь. Девушке почему-то не пришло в голову, что пожелай Людовик и в самом деле поговорить наедине, он не прислал бы канцлера Франции с отрядом вооруженных стражников, но после всего, что она пережила за последние пятнадцать минут, вряд ли была способна рассуждать здраво.

С появлением мадемуазель де Лодвиль толпа, собравшаяся у дверей, постепенно рассеялась по всему залу. Стоило же кому-либо из гостей встретиться взглядом с вновь прибывшей, как все тотчас пятились и отворачивались от нее. «Что же со мной не так? — в панике думала Селина. — Почему все они шарахаются от меня, как от прокаженной?".

В это время гости, окружавшие кого-то в дальнем конце зала, расступились, и девушка увидела Людовика. У нее сжалось сердце и язык прилип к гортани при виде человека, который несколько минут назад держал в руке окровавленный кинжал, но которого она продолжала любить не смотря ни на что. Однако, когда король приблизился к ней, она не узнала в нем прежнего Людовика. Нет, таким он не был даже тогда, когда ненавидел ее и одаривал язвительными насмешками. Теперь его глаза были темными, холодными и ничего не выражавшими. Губы Людовика оказались плотно сжаты. Бесстрастно оглядев ту, которой совсем недавно признавался в любви, он обратился к герцогу Руанскому:

— Господин герцог, теперь, когда здесь присутствует мадемуазель де Лодвиль, нам хотелось бы услышать ваш рассказ снова.

— Как будет угодно вашему величеству, — поклонился герцог. — Но, если позволите, я буду краток. Когда мы с герцогом де Шалон услышали крик, то сразу же направились туда, откуда, как нам показалось, он и раздался, то есть к покоям короля. Но едва мы приблизились, как от дверей к нам бросилась мадемуазель де Лодвиль. Несомненно, она была не в себе, поскольку не обратила внимания на наши возгласы удивления и не отвечала на вопросы. Когда же мы, отпустив ее, вошли в покои короля, то обнаружили его мертвым. Я уверен, его величество убили буквально за несколько секунд до того, как мы нашли его.

— С позволения вашего величества, — вмешался Филипп де Шалон, — я должен добавить, что сейчас, когда я со своими людьми отправился за мадемуазель де Лодвиль, она пыталась покинуть дворец по лестнице черного хода.

Людовик с каменным лицом повернулся к Селине.

— Что вы скажете на это, мадемуазель де Лодвиль?

Селина смотрела на него и не могла поверить, что все это происходит наяву. Она понимала, на что намекают друзья покойного короля и с чем склонен согласиться новоиспеченный король. Но что она могла ответить? Все было против нее, и даже если она скажет правду, никто в нее не поверит, все просто рассмеются ей в лицо. К тому же у нее оставалась последняя, безумная надежда, что Людовик не станет обвинять ее в том, что совершил сам…

— Мадемуазель де Лодвиль, мы ждем ответа, — напомнил ей убийца.

Господи, да что она могла сказать ему? Что?!

— То, что сказали эти господа — правда.

Людовик вздрогнул, но быстро пришел в себя.

— В таком случае, я должен задать вам еще один вопрос, сударыня. — Он молчал какое-то время, явно собираясь с духом, и, наконец, спросил: — Это вы убили короля?

«Как жестоко! — едва не выкрикнула Селина, но сдержалась в последнюю секунду. — Ты не имеешь права обвинять меня в этом, только не ты!». Но вслух произнесла:

— Нет, ваше величество. Я не убивала короля Карла.

Среди гостей пронесся шепот недоверия, но Селине было безразлично их мнение. Она смотрела только на Людовика и ждала его реакции на свои слова. Он знает, что она говорит правду, и только он может решить, будет она жить или умрет.

— Тогда объясните нам, что вы делали в покоях короля в момент совершения убийства? Может быть, вы видели того или ту, кто совершил это преступление? — голос Людовика звучал бесстрастно.

Селина поняла, что это ловушка и она не сможет из нее выбраться, не рассказав правды или не оклеветав невинного человека. Однако первое не станет ее спасением, ибо есть только один шанс из тысячи, что люди поверят ей. Что же касается второго варианта, то лучше пусть она сама безвинно погибнет, чем подставит под топор голову другого несчастного.

— Мне нечего сказать вам, сир, — произнесла она наконец и поднесла правую руку к сердцу. — Но я клянусь, что не убивала короля.

Но ее жест возымел обратный эффект тому, на который она рассчитывала. До сих пор пристально вглядывавшийся в лицо потенциальной государственной преступницы, герцог де Шалон перевел взгляд на ее руку и… замер. В следующее мгновение он подошел к королю и что-то прошептал ему на ухо. Людовик посмотрел туда, куда указывал канцлер, и помрачнел. Селина, проследив за его взглядом, вспомнила о подарке Карла и переменилась в лице. Король помрачнел еще больше и счел своим долгом спросить:

— Откуда у вас это кольцо, мадемуазель де Лодвиль?

Селина поняла, что ее судьбу решит фамильная драгоценность герцогов Антуанских, и решит не в ее пользу. Однако девушка попыталась защититься, избрав в качестве оружия только правду.

— Его мне подарил король в знак своего расположения.

Среди гостей снова прошел шепот, и на этот раз девушка услышала недвусмысленные намеки в свой адрес

Эдуард Руанский тихо попросил короля дать ему право высказать свое мнение. Когда же это право было им получено, он заметил:

— Я полагаю, что все присутствующие без труда узнали этот перстень, который теперь украшает руку мадемуазель де Лодвиль. Однако, будет нелишне напомнить вам его историю. Дело в том, что кольцо в течение многих лет принадлежало его величеству Карлу Х, что могу подтвердить я, и не только я, но и многие другие. Его величество никогда не снимал перстень, считая его своим талисманом. Он часто говорил мне, что никогда и ни за что не расстанется с ним. Я не знаю, почему именно это кольцо было так дорого королю, но это так, и теперь нам всем очень странно видеть его у вас на руке, мадемуазель де Лодвиль, и слышать неправдоподобную историю о подарке короля «в знак его расположения».

— Может быть, — спокойно ответила Селина, хотя у нее внутри все дрожало, — вы были не настолько близки его величеству, чтобы он делился с вами своими тайнами.

При этих словах юной протеже покойного монарха в зале воцарилась полнейшая тишина: все ждали реакции Эдуарда Руанского. Однако ее не последовало, а девушка меж тем продолжала:

— Его величество рассказал мне, что это кольцо было подарено ему моей матерью, Шарлоттой Антуанской, много лет назад. Король сохранил его, а сегодня подарил мне, показывая таким образом свою дружбу и возвращая фамильную собственность герцогов Антуанских.

Людовик внимательно прислушивался к тому, что говорила Селина, но едва она упомянула свою мать, как лицо его побледнело, а глаза широко распахнулись. Но король промолчал.

— Однако вы не можете доказать своих слов, — возразил ей герцог Руанский. — К сожалению, обстоятельства таковы, что мы не имеем права доверять вам без веских на то оснований. Мое же мнение, а к нему, я полагаю, присоединятся все присутствующие, таково, что именно вы убили короля Карла, а затем сняли с его руки этот перстень, то есть вы просто украли его!

— Это неправда! — воскликнула Селина. — Вы лжете! Я не убивала его величество, а это кольцо попало ко мне именно так, как я вам и рассказывала!

— Нет, это я уличаю вас во лжи, мадемуазель де Лодвиль! Впрочем, — уже спокойнее заметил он, — я не скажу более ни слова. Не мне решать, как поступить с вами. — Он повернулся к Людовику и слегка поклонился ему. — Прошу простить мою дерзость, ваше величество.

Король ничего не ответил: его внимание полностью было отдано герцогу де Шалон и тому, что тот тихим шепотом говорил ему. Кивнув канцлеру в знак согласия, Людовик повернулся к Селине. Она дерзко посмотрела ему в глаза, уже заранее зная, что он ей скажет. Но на какое-то мгновение, всего лишь на долю секунды, в глазах короля отразилось столько боли и разочарования, что у девушки перехватило дыхание. Однако это никак не сказалось на приговоре, который он вынес.

— Мадемуазель де Лодвиль, — как можно тверже произнес он, — принимая во внимание все, что было сказано, я пришел к выводу, что вы виновны в убийстве его величества Карла Х, а также в похищении принадлежащего ему кольца. Поэтому вас немедленно отправят в Бастилию, а через день или два состоится суд, который вынесет окончательный приговор.

Селина в бессильной ярости взглянула на Людовика и одними губами прошептала: «Я тебя ненавижу!». Однако король не столько услышал, сколько почувствовал, что она сказала, ибо волна презрения и ненависти, исходившая от нее, поглотила настолько, что он непроизвольно отшатнулся.

Повернувшись к стражникам, которые, повинуясь взмаху руки герцога де Шалон, немедленно окружили ее, Селина сняла с пальца кольцо и, поцеловав его, отдала в руки ближайшего из конвоиров. Тот с величайшей осторожностью принял от нее пресловутую драгоценность и передал ее дальше, по-видимому, своему начальнику, а затем через руки Эдуарда Руанского и Филиппа де Шалон кольцо попало, наконец, к королю. Увидев это, Селина поняла, что не вынесет вида фамильной драгоценности и знака благосклонности покойного французского монарха на руке его убийцы, поэтому поспешила отвернуться.

Мельком оглядев притихший зал, она не увидела ни одного сочувствующего взгляда: все вокруг дышало ненавистью и презрением. Однако девушка и не надеялась на проявление других, более гуманных чувств по отношению к себе — насколько она успела изучить придворную жизнь, никто не проявил бы ни капли милосердия к подобной «выскочке», тем более находящейся в опале. Убедившись, что все они танцуют под дудку канцлера и герцога Руанского, она поставила на их поддержке крест, и даже не очень винила их за равнодушие. Что она сделала, чтобы заслужить их расположение? Не стремилась заполучить королевские милости ни для себя, ни для кого-то другого, не умела притворяться и лукавить, не воспользовалась близкой дружбой с королевским семейством во благо себе — не сделала ничего, что сделал бы любой другой на ее месте. Окружающие не могли простить ей этого. Им было все равно, виновна она или нет. Она была не похожа на них, в этом и заключалось ее преступление.

В сопровождении стражников Селина направилась к выходу из бального зала, где еще несколько часов назад беспечно танцевала, не подозревая о грядущих ужасных событиях. Но внезапно, в полной тишине, сопровождавшей ее уход, прозвучали резкие слова, заставившие девушку вздрогнуть:

— Ведьма! Она околдовала короля, добилась его расположения, а потом сговорилась с самим дьяволом и убила его! Она ведьма! Ведьма!

В зале поднялся страшный шум, присутствующие соглашались и не соглашались с новой версией, пытаясь одновременно с этим найти того, кто выдвинул это обвинение. Однако Селина сразу же поняла, что власть предержащие, а прежде всего, конечно, Людовик, с удовольствием зацепятся за него, и оно станет последним штрихом обвинения, которое скоро будет ей предъявлено. Теперь она вступит в конфликт не только с законом, но и с вездесущей церковью, а уж последняя позаботится, не без помощи сестры Анны, чтобы из лап священной инквизиции Селина живой не выбралась. То, что она не доберется до эшафота или до костра, несомненно уготованных ей, пугало Селину. Мучения, ожидающие ее в самом ближайшем будущем, заставляли бедняжку дрожать всем телом. Сознание помутилось, а тошнота подступила к горлу; девушка поднесла руку ко лбу и покачнулась. Неловко повернувшись лицом к своим обвинителям, среди нескольких десятков настороженно наблюдающих за ней пар глаз, Селина случайно обнаружила только одну пару, взгляд которой выражал безграничную скорбь и боль от утраты близкого человека. И Селина вдруг поняла, что ей небезразлично мнение только их обладательницы, однако даже на ее милосердие она не имела права рассчитывать, ибо ею была дочь светлой памяти покойного Карла Х, ее высочество Жанна Арагонская.

Ноги у Селины подкосились и, тихо застонав, теряя сознание, она упала на руки подоспевших стражников.