2.1. Антуан Арно (1612–1694), Клод Лансло (1616–1695), Пьер Николь (1625–1695). Логические и рациональные основы языка

Логика и Грамматика Пор-Руаяля (1660, 1662)

Основные труды и источники:

• Арно А. Лансло Кл. Грамматика общая и рациональная Пор-Рояля. Пер. с фр., коммент. И послесл. Н. Ю. Бокадоровой; Общ. ред и вступ ст. Ю. С. Степанова. – М., 1990. – 272 с.

• Арно А., Николь П. Логика, или искусство мыслить, где помимо обычных правил содержатся некоторые новые соображения, полезные для развития способности суждения. Автор послесловия А. Л. Субботин. Перевод с франц. В. П. Гайдамака. М., 1991. – 417 с.

Основные «логические», «рациональные» идеи о языке:

1. Логика – это искусство правильно мыслить, верно направлять разум в познании вещей.

Авторы Логики выделяют четыре вида действий ума:

(1) представление как простое созерцание вещей без каких-либо рассуждений по их поводу (Солнце, Земля, дерево, круг); при этом форма представления называется идеей;

(2) суждение, посредством которого соединяются различные идеи способом утверждения или отрицания (Земля круглая. Земля не круглая);

(3) умозаключение как суждение на основе нескольких других суждений (Истинная добродетель посвящена Богу. Добродетель язычников не посвящена Богу. Значит, добродетель язычников не является истинной добродетелью);

(4) Упорядочение, или метод анализа суждений и умозаключений относительно одного и того же предмета.

В Грамматике отмечается, что рассудок производит три основные операции: созерцание («простой взгляд нашего рассудка на вещь»), суждение (утверждение, что вещь является или не является таковой), умозаключение («использование двух суждений для выведения из них третьего»). Как вытекает, основной формой мысли является экзистенциальное соотношение двух имен, ср.: Земля есть круглая – (N1) P(ext) (N2).

2. «Мы способны познавать внешние предметы только через посредство имеющихся у нас идей». Размышления над идеями составляют основу логики.

В Логике предлагается выделять пять способов рассмотрения идей:

(1) исследование природы и происхождения идей, когда следует отличать простое воображение (ср. телесный образ Бога) от мыслительного понятия (ср. идея Бога – един, вечен, всемогущ, всеблаг, всемудр); например, бестелесный образ «мысль» воспринимается посредством слова мысль, но он не есть образ самой мысли, а является всего лишь телесной опорой, звуковым образом, который нужен нам в силу привычки лишь для формирования чисто духовной идеи мысли, не имеющей никакого отношения к звуку.

(2) описание наиболее существенных различий в объектах, представляемых этими идеями; к мыслимым объектам относятся: 1) вещь (субстанция), то, что существует само по себе, ср. имена существительные или абсолютные имена типа Земля, Солнце, дух, Бог; 2) способ бытия вещи (модус, или атрибут, качество), то, что не обладает самостоятельным существованием; 3) модифицированная вещь (субстанция, определенная известным способом), ср. также имена существительные или абсолютные имена типа твердость, теплота, справедливость, благоразумие;

(3) анализ простоты или сложности идей с помощью метода мысленного отвлечения и исключения; например, понять сложные вещи можно лишь, раскладывая их по частям; ум может рассматривать одну часть, не рассматривая другой части; когда человек говорит "я мыслю", он отвлекается от собственного "я" и понимает "я" как мыслящую вещь.

(4) определение распространения и границ идей, т. е. установление их общности, частности, единичности; при этом, идеи, которые представляют только одну вещь, называются единичными, индивидуальными, ср. собственные имена Сократ, Рим; если они представляют множество вещей, они являются всеобщими, универсальными, родовыми, ср. нарицательные имена человек, город, лошадь; у общих идей различаются содержание (неотъемлемые от вещи атрибуты), ср. у треугольника – протяженность, фигура, три линии, три угла; и объем (субъекты, которые объемлет данная идея), например, идея треугольника распространяется на все виды треугольников.

(5) характеризация идей с точки зрения их ясности, отчетливости или "темноты", смутности; так, например, ощущение боли в пораненной руке является ясным и отчетливым, но идея боли в пораненной руке – это смутная идея, так как «на самом деле боль находится лишь в нашем уме».

"Мы связываем наши идеи со словами так, что нередко принимаем во внимание скорее слова, а не вещи. Это одна из распространенных причин путаницы в наших мыслях и рассуждениях". Разные идеи обозначаются с помощью одних и тех же слов. Одна и та же идея обозначается часто разными словами.

3. Следует различать идеи вещей и идеи имен (знаков).

В соответствии с Логикой знак заключает в себе идею вещи представляющей и идею вещи представляемой, "и сущность его состоит в том, чтобы вызывать вторую посредством первой", т. е. вызывать идею обозначаемой вещи, с помощью обозначающей вещи. Слова – учрежденные знаки мыслей. Буквы – это знаки слов. С позиций современной лингвистики можно сказать, что в словесном знаке заключена идея звука и графики, идея собственного значения и идея обозначаемого мыслительного понятия.

4. Следует различать определения имен (definitio nominis) и определения вещей (definitio rei).

В определении имени рассматривается всего лишь звук, который используют как знак идеи, обозначаемой другими словами. Например, если взять неоднозначное слово душа и условно рассматривать его только как звук, то можно придать ему какой-то смысл с помощью следующего высказывания, ср. Я называю душой то, что является в нас мыслящим началом. Это будет определение имени душа.

В определении вещи (ср. Человек есть разумное животное) за определяемым термином (человек) оставляют его обычную идею, но при этом утверждают (есть), что в ней содержаться также и другие идеи (разумное животное).

5. Грамматику следует рассматривать как искусство речи, а говорение – как объяснение мысли с помощью языковых знаков.

Для авторов Грамматики характерно стремление объяснить общие черты всех или только некоторых языков. Объяснения нужны для того, чтобы использовать язык осознанно, а не по привычке. Поэтому грамматика рассматривается как искусство речи, а говорение – как объяснение мысли с помощью языковых знаков. При этом значение языковых знаков определяется как «способ, каким люди используют их для означения своих мыслей». «Слова были созданы лишь для передачи и постижения мыслей».

Говорение – это всегда суждение, ср.: «Люди говорят совсем не для того, чтобы выразить, что они созерцают, но почти всегда для того, чтобы составить суждения о предметах».

Следует обратить внимание на то, что в языке много слов, "которые звучат одинаково, но являются знаками совершенно разных идей". К таким слова современная лингвистика относит многозначные слова (явление полисемии) и слова-омонимы.

6. Утверждение – это основной способ языкового мышления.

Субъект является тем, «о чем что-то утверждается». Атрибут – это то, «что утверждается». Атрибут и субъект в совокупности – это «то, что составляет объект нашей мысли». Экстенсиональная связка представляет собой «деятельность нашего сознания и способ нашего мышления». Приближаются по функции к связке вспомогательные глаголы, типа etre (быть), avoir (иметь), warden (стать). Утверждение как основной способ мышления выражается не только связкой, но и глаголами вообще. Глагол выражает, по мнению авторов, суждение о вещественных понятиях. Кроме того, глагол может выражать модальные суждения, например, желание, повеление. [Глядя на проблему с позиций современной лингвистической науки, можно усомниться, что значение утверждения является значением глагола. Скорее всего это не глагольное значение, а имплицитное присутствие говорящего субъекта, ср. Петр читает = «Я утверждаю, что Петр читает»].

В сознании выделяются, таким образом, «предмет мысли» и «форма мысли». Основными выразителями предметов мысли являются имена, а знаками форм мысли – глаголы. Если имена существительные выражают, главным образом, субстанциальные объекты наших мыслей, то имена прилагательные обозначают способы существования (акциденции) субстанциальных объектов.

7. Язык по отношению к мысли есть «анализ».

Важно отметить, что мысль определяется в Грамматике как симультанная, «где все элементы даны одновременно". Язык же передает мысль последовательно во времени, «линейным» образом. Поэтому язык по отношению к мысли есть «анализ».

Полиграмма обсуждаемых проблем (по Грамматике Пор-Руаяля)

 

2.2. Михаил Васильевич Ломоносов (1711–1765). Об «органичности» и «гармоничности» соотношения языка и мышления

М. В. Ломоносов внес значительный вклад в развитие языковедения. Известно, что этот разносторонний ученый, поэт и просветитель усовершенствовал русский прозаический и стихотворный язык, боролся за его чистоту, заложил основы стилистического анализа литературного русского языка, ввел в обиход русские терминологические слова для обозначения научных и технических понятий, которые используются до сих пор, ср. удельный вес, равновесие тел, кислота, магнитная стрелка, квадрат, пропорция, истина (=сходство мысли с предметом мыслимым). М. В. Ломоносов является автором грамматики русского языка и первой риторики, написанной на русском языке. В «Российской грамматике» автор дает ответы на основной вопрос философского языкознания – вопрос о взаимоотношении языка и мышления; закладывает нормы русского языка – закрепляет живые образцы формо– и словообразования; исключает устаревшие славянизмы, отжившие формы и категории.

Вклад М. В. Ломоносова в философию языка еще предстоит оценить по достоинству.

Основные труды и источники:

1. Российская грамматика. Санкт-Петербург,1755.

2. Опыт общесравнительной грамматики русского языка. Санкт-Петербург, 1854.

3. Ломоносов М. В. Труды по филологии 1739–1758 гг. Изд-во АН СССР… 1952.

Основные лингвофилософские взгляды:

1. Соотношение языка и мысли является «органичным» и «гармоничным».

Философские взгляды на язык М. В. Ломоносова пронизаны идеей "органичности" соотношения языка и мышления, ср.: «Идея организма, объемлющая весь язык и проникающая его во всех частях, должна быть путеводною идеею в филологии».

Язык определяется как особый организм, части которого связаны определенными отношениями. «Язык есть органическое выражение воззрения на мир». Он представляет собой «правильный организм», предназначенный для выражения умственного миросозерцания.

Следует заметить, что идея языка как организма была высказана русским ученым задолго до того, когда об этом заговорили "натуралисты" (А. Шлейхер).

М. В. Ломоносов не проводит прямой параллели между языком и естественным организмом. Его органический язык больше напоминает систему языка. Кроме того, он делает акцент на органическом развитии человеческого мышления в членораздельных звуках языка.

2. Язык организован по бинарному принципу.

Язык включает в себя «полярные противоположности», например: (1) понятие и звук, (2) логическая и фонетическая стороны слова, (3) твердость и плавность (в фонетической стороне), (4) согласные и гласные звуки, (5) глагол и имя, (6) имена лиц и вещей, (7) мужской и женский род, (8) сказуемое и подлежащее, (9) определение и дополнение, (10) первообразные и производные звуки, (11) корни и ветви (флексии), (12) гармония и мелодия.

3. Мыслительная способность проявляется в языке. Это – «мышление в языке».

Благодаря развитию мышления в языке, язык становится для человека божественным даром. Только посредством языка в человеке проявляется мысль. Язык – это проявляющаяся мыслительная способность. В языке мысль находит свое словесное развитие.

4. Изучая язык, познаем развитие человеческого духа.

Язык рассматривается как среда, изучение которой может пролить свет на развитие ума отдельных людей и народа в целом: «Язык есть древнейшее и вместе с тем надежнейшее учение об историческом развитии духа человеческого; в нем затаены судьбы органического развития ума каждого человека порознь и народов».

5. Мысль не только существует в языке, но и выражается с помощью языка.

Мысль предстает не только в виде внутренней организация языка, но и как внешний по отношению к языку объект. Посредством языка мысли выражаются (сообщаются) и распространяются между людьми.

6. Слово формирует мысль.

«Мысль, выраженная словом, получает определенный вид». Таким образом слово формирует мысль. Мысль формируется поэтапно. Вначале чувственные образы предмета переходят в представления. Затем представления перерастают в понятия. Наконец, понятия как «предметы умственного созерцания», облекаются в слова.

Понятия «овеществляются» в слове. «Понятие без слова не имеет образа». Действительность возводится в мир понятий, выражаемых с помощью языка, благодаря «самобытной деятельности духа». Таким образом, язык выступает по отношению к мышлению как средство формирования мысли. Иначе говоря, язык – это форма мысли.

7. Между умственным миром и миром действительности устанавливается согласие.

Дух образует мысли «по законам, свойственным его деятельности и развивает в себе стройное миросозерцание». Как видно, гармоническое отношение двух миров (мира духовного и мира действительного) обеспечивается деятельностью духа. К тому же дух выполняет мыслеобразующую функцию по своим законам. По-видимому, мыслесозидание имеет свою собственную специфику, не обязательно совпадающую с известными ученому законами природы.

8. Мышление обусловливает потребность в говорении.

«Человек говорит, потому что мыслит». Таким образом предполагается, что говорящий человек – это мыслящий человек.

9. Слово – это мысль в явлении.

«Сила духа, облекаясь в слово, становится явлением. Поэтому слово не иное что, как мысль в явлении». Мысль, являющаяся в слове (или с помощью слова?), становится объектом нашего восприятия.

10. Только благодаря языку человек становится разумным существом.

Как можно предположить, само приобщение к языку делает человека разумным, потому что в языке уже заключена мысль. Кроме того, использование языка способствует развитию мышления.

11. Выражение или сообщение мыслей представляет собой слияние частного мышления с общим мышлением.

Выражение своих мыслей с помощью языка, как можно заключить, это всегда баланс между индивидуальным и коллективным. С позиций современной лингвофилософии – это самовыражение и репрезентация своей социальности.

12. Мы имеем дело с проговариваемым (сообщающим) и слышимым (воспринимаемым) словом.

Люди нуждаются в языке для того чтобы передавать и воспринимать мысли. Мысли передаются с помощью слов, а воспринимаются с помощью слуха. Таким образом, говорение и слушание в их «органическом соединении» образуют слово. Двуипостасность слова связана, таким образом, как с его воспроизводителем, так и с его адресатом. Идея "проговариваемого слова" и "воспринимаемого слова" чрезвычайно плодотворна в когитологическом аспекте.

13. Слово связано с звуковой оболочкой и движением речевых органов.

М. В. Ломоносов затрагивает проблему отношения органов голоса к мысли. Слово представлено в виде членораздельных звуков голоса, постигаемых слухом. Благодаря членораздельным звукам мы понимаем все «оттенки мысли и переливы чувства». Выражаясь на современном языке, можно заключить, что мысль "завязана" не только на звуке (голосе), но и на органах, производящих этот звук. В таком случае она физиологична дважды – 1) озвучивается с помощью членораздельных звуков языка; 2) имеет кинетическую (двигательную), нейрофизиологическую опору.

14. Устный язык – внутренний и необходимый. Письменный язык – внешний и произвольный.

Отношение устного языка к мысли следует характеризовать как отношение разумное, «внутреннее и необходимое, а не внешнее и произвольное», как в письменном языке. Письменный язык состоит из условных (изобретенных) знаков. Он более искусственен.

15. Специфика языкового выражения свидетельствует о специфике мыслительного плана.

«Все языки, служащие выражением человеческой мысли, в совокупности один язык». Можно добавить – только способы выражения человеческой мысли разные. Специфика языкового выражения свидетельствует о специфике мыслительного плана, ср.: «Всякая особенность языка служит органическим выражением особенности мысли».

16. Слово – единство понятия и членораздельных звуков.

Логическая сторона является внутренней, обращенной к мысли. Собственно, это и есть сама мысль. Фонетическая сторона является внешней, звуковой. Она предназначена для проявления логической мыслительной стороны (способности). Данные стороны языка образуют неразрывное единство, «одно целое». «Как человек есть единство духа и тела, так слово – единство понятия и членораздельных звуков». С одной стороны, язык предстаёт как сама мысль, с другой – как мир членораздельных звуков. В этом и проявляется органическое двуединство языка. Логическая и фонетическая сторона языка – это не что иное как попытка обосновать двусторонний характер организации языка, его идеально-материальную природу.

Акцентируя положение о том, что внутренняя логическая сторона языка обращена к мысли, можно сделать вывод, что речь идет, прежде всего, об "оязыковленной" мысли в духе В. Гумбольдта, т. е. о мысли, воплощенной в языке.

17. Первое слово было целым предложением.

«Первое умственное сознание состоит из полной мысли, а первое слово человека – предложение». Слова сливаются в «органическое единство» (предложение).

18. Изучение языка должно иметь сравнительный и философский характер.

М. В. Ломоносов обосновывает необходимость сравнительного и философского изучения языка. «Истинное знание языка есть не иное что, как знание его органических отношений. Задача же сравнительного языкознания состоит в изучении разнообразных отношений, при которых этот организм образовался в различных веках, языках и наречиях». Сравнительно-филологическое исследование «ткани языка различных времен и народов, как особого мира в бесконечном разнообразии» это и есть исследование органических отношений языка. К таким отношениям следует причислить связи слова с мыслью, грамматики с логикой. Логика объясняет происхождение отношений между мыслью и понятием. Данные отношения запечатлены в грамматических формах. Более того, «все формы мысли отражаются в языке».

19. Отличительные черты языков обусловлены характером народов, степенью их образованности, климатом, особенностями страны.

В каждом языке отражается окружающий его мир и особенное воззрение на человеческий дух. Первоначально в этом воззрении превалируют чувственные образы видимых предметов, позднее появляются мыслительные образы, связанные с размышлением человека об окружающей его природе.

В языке представлены два мира – физический (вещественный) и идеальный (духовный). Так, например, «мы можем и похвалиться обилием речений видимого мира» в русском языке. Это слова, с помощью которых обозначаются климат страны, образ жизни народа, животные, растения – «вообще слова видимой природы». Однако русский язык уступает другим языкам в богатстве слов, обозначающих торговлю, искусство, ремесла, изобретения, удобство и приятности жизни. Эти слова мы заимствовали из других языков.

Мир духовный, или «язык мышления» представлен в русском языке скудно в отличие от «чувственного (созерцательного) языка» (1,458). Такие слова как ум, разум, разумение, смысл, рассудок не имеют определенных значений. Поэтому в русском языке используются заимствованные слова, в частности из греческого (философия, математика, филология, физиология и т. д.), из латинского (слова терминологические – сенатор, профессор, экзамен, субъект, объект).

Из французского языка заимствована военная терминология (армия, гвардия, дивизия, драгун, казарма, сержант, солдат, траншея). Из французского же заимствованы слова, обозначающие наряды (камзол, мода, парик, помада, сюртук), а также театральные слова (актер, акт, амплуа, водевиль, спектакль и др.).

Из английского языка в русский пришли слова, связанные с морским делом (мичман, риф, шторм, юнга, яхта). Из итальянского были заимствованы музыкальные термины (адажио, альфреско), а также слова коммерческие (банк, банкир).

Из немецкого заимствовано множество слов, относящихся к домашнему быту (галстук, квартира, почта, траур), к торговле (вексель, кассир, маклер, ярмарка); военные термины (бруствер, гауптвахта, егерь, картечь, шлагбаум) и др.

Из татарского были заимствованы слова, относящиеся к одежде, вооружению, домашней утвари (кафтан, башмак, колпак, кушак, шапка; алтын, барыш, сарай, чулан, шалаш, ярлык). Русский язык компенсирует недостаток философских понятий «иносказательностью», что придает ему живость, образность, ср. ветер воет, дубрава шумит, мороз трещит, снег валит. В русском языке очень много идиоматических оборотов, ср. приголубить, затянуть песню, сыграть свадьбу, сглазить, бить челом, большое количество эпитетов, ср. дума крепкая, леса темные, сизые крылья. Русский язык отличается богатством окончаний для изменения формы слова и производства новых слов: громовержец, хитроумный, быстролетный, быстроногий.

20. Мысль тождественна слову.

Тождество мысли и слова проявляется в том, что мысль находит свое пристанище в теле слова. «Все духовное облекается в телесное». Благодаря этому «человек говорит, потому что мыслит». Слово, речь – это явление мысли. Органическое развитие языка совершается в «живой речи». Мыслительная часть языка развивается в соответствии с законами умственной деятельности. Развитие фонетической стороны обусловлено законами звукообразования. «Слово и мышление взаимно содействуют друг другу и составляют два различные явления одного и того же духа».

21. Слово имеет выход на мысль, а не на предмет действительности.

«Слово относится к мыслям, а не к самим предметам, и как предметы изображаются в уме, так и выражаются в слове». На фоне этой идеи, высказанной несколько столетий тому назад, современные интерпретации типа "Язык выражает действительность". "Слова обозначают предметы" звучат методологически безграмотно и вызывают удивление.

22. Мысль – внутренняя речь.

«Мысль можно назвать внутреннею речью». Переход внутренней речи во внешнюю осуществляется посредством членораздельных звуков слова, или голоса. Голос – это тело мысли. Голос свидетельствует о деятельности духа.

Полиграмма обсуждаемых проблем (по М. В. Ломоносову)

 

2.3. Вильгельм фон Гумбольдт (1767–1835). Философия языка и основы антропоцентрической лингвистики

Видный немецкий ученый, основатель общего языкознания, государственный деятель. Считается, что В. Гумбольдт находился под влиянием немецкой классической философии. В частности, многочисленные интерпретаторы его наследия утверждают, что лингвистические взгляды ученого обнаруживают тесную связь с учением И. Канта о познании. В этой связи понятия противоречия или противопоставления в трудах автора лингвофилософской концепции, отражающие диалектическое взаимодействие различных сторон языкового феномена, стали рассматриваться через призму кантовских антиномий. К таковым отнесли следующие: язык – речь; язык – мышление; язык как продукт – язык как деятельность; понимание – речь; объективное в языке – субъективное в языке; коллективное в языке – индивидуальное в языке; устойчивость языка – изменение языка; произвольность – мотивированность; внутренняя форма языка – форма языка [см. Очерки по истории лингвистики, 1975, с.326–352].

В общелингвистической концепции В. Гумбольдта язык рассматривается широко, как свойство человека, поэтому наука о языке для автора это часть науки о человеке. Он предлагает антропологический подход к анализу языка, согласно которому отношение ЯЗЫК-ЧЕЛОВЕК является двусторонним, ср. (1) язык для человека, (2) человек в языке. Соответственно, отношение МЫСЛЬ-ЯЗЫК предстает как: (а) мысль в языке, (б) мысль на базе языка. Противопоставляя ЯЗЫК и РЕЧЬ, В. Гумбольдт определяет речь как живой организм языка, как место взаимодействия слов и мыслительных понятий. Являясь в целом приверженцем сравнительно-исторического изучения языков, ученый определяет будущее языкознание как науку о языке вообще (общенародном языке) и о языках народов (индивидуальных языках). В. Гумбольдт по праву считается величайшим лингвофилософом своего времени и для последующих поколений, оказавшим огромное влияние на развитие гуманитарных наук вообще и на лингвистику в частности.

Основные труды:

1. Über das vergleichende Sprachstudium in Beziehung auf die verschiedenen Epochen der Sprachentwicklung. 1820

2. Über die Entstehung der grammatischen Formen und ihren Einfluss auf die Ideenentwicklung. 1822

3. Über die Verschiedenheit des menschlichen Sprachbaus und ihren Einfluss auf die geistige Entwicklung des Menschengeschlechts. 1836

4. Über den Nationalcharakter der Sprachen. 1822

Источники:

1. Humboldt, Wilhelm von. Über die Sprache: Reden vor der Akademie. Hrsg., kommentiert und mit einem Nachw. Vers. Von Jürgen Trabant. – Tübingen; Basel; Francke, 1994. – 277 S.

2. Humboldt, Wilhelm von. Über die Verschiedenheit des menschlichen Sprachbaues und ihren Einfluss auf die geistige Entwicklung des Menschengeschlechts. Über die Sprache. – Wiesbaden, 2003. – 571 S.

3. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. – М.: Прогресс, 1984. – 397 с.

Лингвофилософские взгляды:

1. Мысль «оязыковлена». Она объективировалась в языке.

Мысль предстает не как что-то внешнее по отношению к языку, а как неотъемлемая часть языка. Мысль срослась с языком и не отделима от него (ср.: “Der Gedanke ist untrennbar mit der Sprache verwachsen”. Как видим, это не обозначаемая, а интериоризированная мысль.

Язык представляет собой органическое целое, в котором проявляется все многообразие и взаимодействие мыслительных категорий:

(1) часть-целое;

(2) единство-множество;

(3) действие-причина;

(4) действительность-возможность-необходимость;

(5) условное-безусловное;

(6) пространство-время.

2. Язык обладает внутренней формой, в которой заключается национальная специфика миропонимания и соотношения мыслительных понятий (их соединения и разъединения).

Понятие "внутренней формы языка" (innere Sprachform), введенное В. Гумбольдтом в метаязык лингвистики, считается наиболее противоречивым в его лингвофилософской концепции. Под внутреннюю форму подводятся самые разнообразные явления языка, ср.:

1) воплощенное в языке (в его формах) понятие (Inbegriff) о какой-то идее;

2) мотивированный членораздельный языковой звук (звуковая оболочка слова), с помощью которого совыражается дополнительное понятие;

3) логика мышления, проявляющаяся в грамматике языка;

4) сама абстрактная грамматика (грамматическая структура), образующая основу отдельных грамматических форм;

5) tertium comparationis как посредническая база в виде дополнительного представления или образа, синтезированного со звуковой формой слова. Такая сравнительная основа облегчает ассоциацию и понимание обозначаемого понятия. В. Гумбольдт приводит в этой связи примеры из санскрита, в котором одно и то же выражаемое понятие, например, "слон", может быть представлено разными именами через призму различных сопутствующих образов, ср. дваждыпьющий (der zweimal Trinkende); двузубый (der Zweizahnige); однорукий (der mit einer Hand Versehende). Именно в этих посреднических народных понятиях, мотивирующих форму слова, и проявляется специфика мировидения древних индусов.

3. Язык – это единое национальное средство обозначения и понимания мысли.

Посредством языка предметы действительности воздействуют на разум человека (“im Denken durch die Sprache auf den Geist wirken”). Язык определяет национальную специфику восприятия и мышления. Язык должен рассматриваться широко – не как средство понимания, а как инструмент национального мышления и восприятия. Само мышление отдельных индивидуумов приводится к единству только благодаря языку. Язык является, таким образом, объединяющей силой общества (нации). Единство языка обеспечивается наличием у людей одинаковых органов речи и одинакового образа мышления.

4. С помощью языка формируется мышление. Язык – орган, образующий мысль.

Язык придает неопределенному мышлению форму и выражение благодаря своей способности обозначать – выполнять функцию знака понятия. Благодаря этому дух прокладывает себе новые пути к познанию вещей. Придавая мысли определенную форму, он способствует образованию новых мыслей и мыслительных связей (язык порождает новые мысли), поэтому он нуждается в опоре на дух, следы которого находятся в словах. Язык придает выражению мысли образность, поскольку выступает по отношению к ней как внешняя, знаковая форма. В данном случае имеется в виду внешняя мысль, находящаяся за пределами языка.

Непременным условием становления мысли является речь. Речь предназначена для выражения мысли и чувства. Мысль и речь взаимосовершенствуются.

5. Мысль влияет на язык. Она формализует его.

Мысль создается с помощью языка, но не сводится к языку. Мысль ищет в языке себе подобное и в то же время противоположное. Благодаря подобному мысль зарождается. Противоположное в языке способствует внутреннему становлению мысли. Если говорение на языке нацелено на обозначение вещей, то мышление ориентировано на форму. Идеальное мышление подчиняет себе язык, а именно, придает языку формальность. Формальность языка усиливает мышление.

Язык должен соответствовать мышлению. Мысль и язык стремятся к единству. Потребность в мышлении порождает потребность в речи.

6. Язык – уже сформировавшийся и в то же время развивающийся организм.

С одной стороны, язык в целом – это сформировавшийся организм, имеющий стабильное строение, например, в плане грамматических категорий. С другой стороны, язык это материал и способы его организации, например, деривация, словосложение, словосочетание. Они открывают неисчерпаемые возможности для создания нового, неизвестного понятийного мира.

7. Объектами мышления являются предметная действительность и сами мыслительные понятия.

Мышление, с одной стороны, направлено на материальные предметы внешнего мира, с другой – на свои собственные, внутренние продукты, т. е. понятия.

8. В языке переплетается объективное и субъективное.

С одной стороны, на языке лежит отпечаток действительности, с другой – отпечаток произвола говорящих.

9. Язык, приведенный в движение интеллектуальной деятельностью человека, превращается в речь.

Речь – результат духовной деятельности, порождение разума. Речь – живой организм языка. В речи осуществляется взаимодействие слов и мыслительных понятий. Разум порождает речь посредством языка. Только в связной речи язык проявляет себя как живой, действующий организм. Речь порождает язык в виде отдельных слов и системы правил. Суть любого говорения состоит в соединении воспринятого единичного с природой общечеловеческого. Таким образом, речь – соединительное звено между индивидуальным и всеобщим. Речь является побудительной силой языкового изменения. Слова и формы изменяются благодаря использованию их в речи. В речи любое высказывание предполагает наличие невысказанного или подготавливает базу для другого высказывания.

10. Слово – дом понятия и строительный материал мысли.

Слова – знаки отдельных понятий. Слово – двусторонняя единица, состоящая из звука и понятия. [У В. Гумбольдта нет четкого разделения понятия и значения слова]. С помощью слов предметы действительности и мысли становятся явными. В словах предметы находят свое бытие. Внеязыковые явления мыслятся посредством слов. Слова языка в силу своей дискретности участвуют в членении предметной действительности и соответствующих ей понятий. Дискретность языковых форм обусловливает дискретное представление мыслительных понятий.

Обозначающее слово не повторяет обозначаемую мысль. Оно в значительной мере добавляет что-то свое к обозначаемой идее (“fügt zu ihm bedeutend von dem Seinigen hinzu”). Слово больше, чем простая копия фрагмента мира, запечатленного в сознании (“mehr als Abbild”).

В слове зафиксировано как объективное, так и субъективное начало. Слово возникает из восприятия и представляет собой, таким образом, не столько предмет сам по себе, сколько его образ, сформированный в душе. С помощью слова выражается как объективно отражаемое, так и субъективно примешиваемое.

В целом слово образует триаду – впечатление от отражаемого предмета, способ восприятия этого предмета говорящим субъектом и силу воздействия на слушающего посредством звука. Отдельное слово – это порождение речи. Слово – это почка на речевом дереве.

Необходимо сравнивать вещественные и формальные значения (Sach– und Formbedeutungen) разноязычных слов.

11. Сравнительное изучение языков поможет пролить свет на происхождение народов и на различия их мировидения.

При этом исследование строения языков не следует сводить к "анатомическому" анализу (расчленению языкового целого на части). Сравнительно-исторический анализ языков должен иметь "физиологический" характер, в соответствии с которым языки должны рассматриваться как живые, действующие "организмы" на том или ином временном этапе их развития, на которых происходят изменения их внутреннего строения. Язык-организм – это не раз и навсегда "готовое целое", не мертвая масса, находящаяся в глубине души. Это инструмент (Werkzeug), призванный обслуживать мыслительные процессы (их формирование и выражение), а также средство открытия еще непознанных истин.

Практической задачей такого анализа является составление генеалогической и морфологической классификации языков.

Главная же цель "физиологического" исследования языков в исторической перспективе состоит, с одной стороны, в определении влияния языков на их отдельных носителей и на нации в целом (человек сформировался как таковой только благодаря языку), и, с другой стороны, в описании влияния национального интеллектуального мышления на язык.

Философский аспект исследования заключается в том, чтобы установить, в каком качестве и в каком объеме человеческий род использует языки для выражения мыслительных понятий, а также для формирования и соединения идей. Необходимо выявить, какую часть мыслительного мира воплотил в себе (объективировал) тот или иной язык. В глубине человеческой души заложен прототип (прообраз) языка.

Языки должны исследоваться как произведения (продукты) человеческого разума.

Одной из задач сравнительного изучения языков является описание в исторической перспективе способов словесного представления характера взаимодействия понятий, в частности, определения того, как одни понятия выводятся из других. Слова, используемые как знаки предметов, создают образ не только самих предметов, но и проявляют их скрытые связи к другим предметам.

Полиграмма обсуждаемых проблем (по В. Гумбольдту)

 

2.4. Михаил Андреевич Тулов (1814–1882). Опосредованность мысли языком и влияние логического мышления на язык. Язык – орган умственного развития человека

Вклад М. А. Тулова в языкознание определяется фрагментарно, всего несколькими штрихами в связи с проблемой противопоставления психологической и логической концепций языка. Отмечается, что данный автор подчеркивал специфичность логических и грамматических категорий; был хорошо знаком с учениями о языке В. Гумбольдта и Г. Штейнталя; придерживался мнения, что язык есть зеркало духовной, творящей силы народа; что нельзя отождествлять логику общечеловеческого мышления и логику национального языкового мышления. М. А. Тулов считал, что следует учитывать различия языков при создании общих грамматик, в которых часто встречается много натяжек. Однако в то же время ученый утверждал, что основу языков, несмотря на их разнообразие, образуют общечеловеческие черты, которые проявляются в речи.

Современники характеризовали М. А. Тулова как человека скептического мировоззрения, обладающего талантом и редким даром слова.

Основные труды и источники:

• Тулов М. Обозренiе лингвистических категорiй. Кiев, 1861. – 70 с.

• "Очерки истории языкознания" (1869)

• Об элементарных звуках человеческой речи и русской азбуке (1874)

Основные лингвофилософские и общелингвистические взгляды:

1. Каждый язык обладает своей индивидуальной логикой (национальным воззрением).

По мнению М. А. Тулова, одним из важнейших положений "философии языка" следует считать положение об особой, индивидуальной логике каждого отдельного языка. При этом языковая логика не может быть объяснена логикой общечеловеческого мышления. "Не подлежит сомнению, что различные слова, которыми в различных языках называются одни и те же предметы и обозначаются одни и те же реальные отношения, указывают на одни и те же предметы и отношения, но указывают различными чертами и признаками этих предметов и отношений, и выбор признаков зависит не от логики общечеловеческого отвлеченного мышления, а от национального воззрения на предметы и отношения".

2. Язык, хотя и согласуется с производящим мышлением, не совпадает с ним ни по форме, ни по содержанию.

Разум души развивается по трём главным направлениям – теоретическому, художественному, практическому. Все эти направления подчиняются верховному закону – «стремлению к единству, к согласию». И те и другие оказывают влияние на язык. «Язык, действительно, есть плод теоретической деятельности духа, плод мышления, но плод не сознательного, отвлеченного мышления, которым занимается логика; язык есть знак мысли, ее форма, но форма не художественная, о которой говорит эстетика» Язык – продукт языкотворческой деятельности сознания как по содержанию, так и по форме. Хотя язык-продукт согласуется с производящим мышлением, он не совпадает с ним ни по содержанию, ни по форме, ср.: «В мышлении есть много важных категорий, не вызвавших аналогичных категорий языка… в языке есть много категорий, важных для языка и не существующих для отвлеченного мышления».

"Язык не есть непосредственное выражение деятельности эстетического чувства – это ясно: одни грамматические свойства языка не производят впечатления изящного. Язык есть средство поэзии, как мрамор есть средство ваяния; но мрамор не готовая прекрасная статуя; язык в своем обыкновенном употреблении, не поэзия".

3. Язык сформировался как средство выражения мысли. Логика языка наслаивается на мысль.

Язык создавался первоначально по образу и подобию мысли, он сформировался в ходе своего исторического развития как средство выражения мысли. Мышление постоянно развивается. Логика языка наслаивается на логику мысли. Языковая форма по отношению к логическому содержанию мысли – материал, посредством которого, слово сближается с мыслью, помогает нам добыть «знание мышления». Язык в целом выступает по отношению к мышлению как «прямое выражение мысли» или «как средство поэзии».

4. Выражаемая мысль не предстает в чистом виде.

«Как глаз отражает предметы, так в языке некогда отразились представления предметов и их отношений». «Язык есть средство поэзии, как мрамор есть средство ваяния». Однако, как бы мы не старались увидеть в слове-материале «логическую мысль», нам это не удастся. Мы будем бесконечно подбирать для выражения мысли различные обороты и слова, но она не предстанет перед нами в чистом виде, поскольку это не позволит сделать «чувственная природа слов и выражений, ср. его доброта пленила меня → он пленил меня своею добротою → он приобрел мою расположенность своею добротою, он внушил мне уважение. Как видно, автор затрагивает здесь известную нам проблему опосредованности мысли языком, которую позднее в лингвистике стали связывать с понятиями «языковой апперцепции, или комплементивности».

5. Логическое (общечеловеческое) мышление оказывает влияние на язык (уподобляет язык). Самостоятельные слова переходят в служебные.

М. А. Тулов заостряет внимание на влиянии логического мышления на язык. «Самостоятельные формы слов все более и более исчезают и заменяются словами служебными и формами описательными». Язык-материал претерпевает под влиянием мысли существенные изменения. Индивидуальные национальные воззрения, некогда воплощенные в языке, постепенно уничтожаются. Проявляется тенденция уподобления языков общечеловеческой логике.

Поскольку «язык есть плод действия самосознания на членораздельный звук», то все языковые звуки несут на себе печать разума.

6. Язык является формой как «материальных», так и «формальных» элементов мысли.

В мышлении следует отличать материальные и формальные элементы. Материю мысли составляют представления об отражаемых мыслимых предметах. Форму мысли представляют отношения между этими предметами. Под мыслимыми предметами автор понимает «элементы», которые мыслятся человеком и осознаются как представления, ср. отец, сын, любить. Приведенные в примерах представления могут выступать друг с другом в различные отношения, ср. отец любит сына; сын любит отца; любовь отца к сыну; любимый отцом сын. Язык оформляет как материальные, так и так и формальные элементы мысли.

Элементы мысли, или представления, могут быть разделены на субстанции (предметы) и на атрибуты (признаки предметов). В языке же им будут соответствовать аналогичные категории – имена существительные и прилагательные. Слова языка по их функции обозначения можно включить в категорию субстанции, ср. крепость, и в категорию атрибута, ср. крепкий.

7. В мышлении можно выделить категории бытия и действия .

Категории бытия и действия синтезированы друг с другом логически, ср. человек = хождение; душа = бессмертие. Они обозначаются с помощью имен существительных и глаголов, которые образуют грамматическое единство, которое выражается в субъектно-предикатном отношении, ср.: человек ходит, душа есть бессмертна.

8. Сказуемое пребывает в подлежащем.

Бытие и действие представлены в мышлении не столько в синтетическом виде, сколько в синкретическом – одушевленный предмет (человек) и его признак (хождение) не мыслятся раздельно друг от друга. Связь подлежащего и сказуемого выражает не только логическое отношение бытийного предмета и его действия, но и предикативное отношение, поскольку сказуемое «пребывает» в подлежащем.

9. Мыслительный синтез сменяется грамматическим анализом.

Мыслительный континуум выражается языковой дискретностью, ср.: «Возьмем известное представление, например – бегущей лошади. Самосознание отделяет в созерцании бегущей лошади предмет, лошадь, от его признака, бега, и таким образом из одного нераздельного созерцания создаем два отдельных представления».

Понятие анализа-синтеза М. А. Тулов распространяет не только на отношение мысль – язык, но и на взаимоотношение корней и флексий слов, что позволяет ему объяснить процессы наращивания корней за счет флексий, или, наоборот, формирование флексий за счет корней.

10. Мышление имеет языковую (словесную) природу. Слово – знак мысли.

М. А. Тулов приходит к выводу, что человек думает посредством представлений, т. е. с помощью слов. Тесная связь языка и мышления проявляется в том, что разум делает слова языка знаками мыслей. «Слово есть знак мысли, звуковой знак и представлений и их отношений». «Язык необходим человеку не столько для объема и передачи мыслей, сколько для самой возможности мыслить». [Автор часто использует глагол думать, а не мыслить. Известно, что в некоторых языках, глаголы думать и говорить означают одно и то же, например, в сербско-хорватском; в болгарском дума – «слово»; в македонском дума – «дума» и «слово»]. «Слова суть названия предметов, или правильнее – названия не предметов, а наших представлений о предметах». «Слово, служа неизменным знаком различных понятий, с течением времени теряет свой этимологический смысл и делается как бы пустым звуком, ожидающим своего умственного содержания от личного разума говорящего». «Слово есть только знак мысли, намек, пробуждающий ее внутреннюю деятельность».

11. Язык необходим человеку для самовыражения.

Предназначение языка, а именно, словесное мышление, автор связывает с речевой деятельностью субъекта. Язык как живая субъективная деятельность, проявляющий себя в форме речи, предназначен для самовыражения человека. «Человек говорит вследствие внутренних, а не внешних побуждений, говорит прежде всего для себя, а не для передачи своей мысли другим».

12. Язык есть орган умственного развития человека.

Единство языка обеспечивается единообразием человеческих чувств и мышления. По мере развития в языке «умственной силы», язык превращается в «орган умственного развития» человека. Язык несет на себе «печать ума и труда прежних поколений». Человек осваивает язык как самостоятельное бытие, испытывая на себе влияние мысли в нем заложенной, ср.: «Всякий должен говорить так, как требует язык, всякий испытывает влияние умственной силы, выразившейся в языке». Человек «понимает другого как понимает самого себя».

Полиграмма обсуждаемых проблем (по М. А. Тулову)

 

2.5. Александр Афанасьевич Потебня (1835–1891). Язык как философско-лингвистический феномен

Один из основателей Харьковской философско-лингвистической школы, в которой изучались проблемы происхождения языка; роль языка в познавательной и креативной деятельности человека-субъекта; соотношение мысли с языком в историческом аспекте. Творческий интерпретатор общеязыковедческих и лингвофилософских идей В. Гумбольдта и психологического направления Г. Штейнталя. Являясь сторонником естественно-исторических методов исследования языка, разрабатывал направление этимологической семантики и эволюции значений. Был противником логицизма в языкознании. Считал, что развитие языка осуществляется в направлении от конкретного к абстрактному (значения слов переходят в понятия). Отрицал изоморфизм языка и мышления. Рассматривал язык как средство хранения, передачи, преобразования и развития мысли. Полагал, что мысль является движущей силой развития языка и в то же время главным предметом языковой объективации. Посредническую функцию языка определял как отношение между человеком и миром, как связь, обеспечивающую взаимопонимание между людьми. Указывал на абстрагирующее действие языка по отношению к мышлению. Считал, что части речи являются результатом эволюции гносеологических категорий. Указывал на нетождественность понимания мысли, выраженной языком (речи-мысли), у говорящего и слушающего. Показал, что язык придает мысли образность (поэтичность) или, наоборот, понятийность (прозаичность, научность). А. А. Потебня предлагал создать целостную систему научного знания на основе гармонии поэзии и науки.

"Основываясь на положении В. Гумбольдта о неразрывном единстве деятельности языка и мышления, Потебня создал стройную систему, в которой языкознание увязывалось с поэтикой, теория слова с теорией литературы и шире – теорией искусства вообще" (Ю. Манн, 1989:24). "Потебня был глубокий мыслитель, творческий и обобщающий ум, – из числа тех, в которых дарование наблюдателя гармонически сочетается с интуицией созерцателя, предвосхищающего гениальной отгадкой тайну явлений, чтобы потом раскрыть ее средствами методического индуктивного исследования" (Овсянико-Куликовский, 1912: XI).

Основные труды и источники:

4. Потебня А. А. Мысль и язык. Киев, 1993. – 192 с.

5. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. I. Введение. Воронеж, 1874. – 157 с.

6. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. II. Составные члены предложения и их замены в русском языке. Харьков, 1874. – 540 с.

7. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. III. Об изменении значения и заменах существительного. М., 1968. – 551 с.

8. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. IV. Вып. II. Глагол. М., 1977. – 406 с.

Основные лингвофилософские взгляды:

1. Философские категории выводятся из языка.

А. А. Потебня придерживался мнения, что известные философские категории "философы всегда выводили из языка", что нужно действительно знать, как та или иная категория представлена в языках, но предостерегал при этом, что "намерение держаться указаний языка при исследовании истории мысли само по себе не предохраняет от ошибок". Следует признать, что история развития гуманитарных наук изобилует ошибочными мнениями, как раз там, где передоверяется языку. В частности, в лингвистике – это отождествление языковых и мыслительных категорий при решении проблемы частей речи, грамматического рода, вида и др. Это субстанциальная концепция значения, в соответствии с которой предметное значение уравнивается с внеязыковой субстанцией, ср. 'значение слова – это то, что обозначается'. Это подведение означаемого под обозначаемое, а означающего под словесную форму. Это унилатеральная концепция языкового знака, когда звуковая оболочка слова объявляется словесным знаком и т. д. как свидетельствует последующее изложение, не избежал этих ошибок и сам А. А. Потебня, создавая свою философско-лингвистическую концепцию.

2. Нет абсолютного тождества между мыслью и языком. Не вся мысль может быть выражена словом. Значение слова и понятие не эквивалентны.

Отмечая, тождественность мысли и языка и "необходимость слова для мысли", А. А. Потебня в то же время обращает внимание на то, что "область языка далеко не совпадает с областью мысли", что в самой мысли есть многое, "не требующее языка". Он причисляет к этому "многому" чувство и волю, которые нельзя рассматривать в отрыве от языка, но они не связаны с языком изначально и напрочь. "Непосредственные чувственные восприятия или существуют до своего соединения с словом, или даже никогда не достигают такого соединения". Не выражаются словесно музыкальные образы, математические выкладки. "Не вся мысль, доступная человеку, выражается или может выражаться словом. Есть целые области человеческой мысли, стоящие вне языка или выше его, как замысел, план, идея художника или ремесленника, которые могут быть выражены только известным сочетанием форм, цветов, звуков".

"Слово… всем своим содержанием отлично от понятия и не может быть его эквивалентом или выражением уже потому, что в ходе развития мысли предшествует понятию".

3. Мысль предшествует языку. Можно думать без слов.

По причине предшествования, сформированности без участия языка "явления душевной жизни", или "дух" в терминологии В. Гумбольдта, не могут рассматриваться как тождественные языку. По мнению А. А. Потебни, "можно думать без слов", "звук есть средство выражения мысли очень удобное, но не необходимое". "В самой мысли отметим многое, не требующее языка".

4. Значение слова (=обозначаемое словом) закреплено за членораздельным звуком и не существует без него.

Слово – единство звука и значения. Слово обладает значением. Значение не существует вне словесной формы., ср. "Членораздельный звук без значения не называем словом. Такой звук есть искусственный фонетический препарат, а не слово". "Означаемое знаком и есть значение".

5. Слова, имеющие одинаковую звуковую оболочку, но различные значения, являются разными словами. Их нельзя считать одним многозначным словом.

По мнению А. А. Потебни, заблуждением является мнение, согласно которому слово имеет несколько значений. Правильнее говорить не о многозначности слова, а об однозвучности различных слов. Таким образом, за критерий целостности слова в разрез традиции берется не звуковая оболочка, а значение слова. Свою действительную жизнь слово проживает в речи. «Слово в речи каждый раз соответствует одному акту мысли, а не нескольким, т. е. каждый раз, как произносится или понимается, имеет не более одного значения». «Многознаменательным» слово может быть лишь в словаре, но это, как вытекает из логики рассуждений автора, не проблема языка, а проблема изучения языка. Значения таких однозвучных слов связаны генетически.

6. Знаком слова с переносным, второстепенным значением является не только звук, но и его предшествующее (исходное, главное) значение.

Однозвучные слова относятся друг к другу как предыдущие и последующие. Говоря на традиционном лингвистическом языке, семантические варианты слова мотивированы своими исходными, чаще главными значениями. Звук указывает на значение не сам по себе, "а потому, что прежде имел другое значение". Очевидно, что это касается слов с второстепенным или переносным значением, в которых звуковая форма уже мотивирована главным, или собственным значением. "Поэтому звук в слове не есть знак, а лишь оболочка или форма знака". "Бывшее прежде значением становится знаком другого значения". Однако можно сказать, что звуковая форма слова – это знак знака. Представим сказанное в следующем рисунке, см. рис. 3.

Рис. 3. Характер знаковости и межзнаковые отношения

Где: горизонтальные стрелки обозначают знаковое мотивационное отношение, а вертикальные стрелки указывают на характер знаковости.

7. В роли знака выступает не все значение, а лишь его признак, который является представлением (меткой) мысли. Это внутренняя форма слова.

Уточняя свою позицию, А. А. Потебня замечает, что не всё значение слова выступает в роли знака, а только какой-то один его признак. Иначе говоря, у каждого слова в переносном или второстепенном значении есть мотивационный признак, указывающий на предыдущее исходное словесное значение. "Представление есть признак, взятый из значения предшествующего слова и служащий знаком значения данного слова". Такой "знак в слове" (= признак значения) выполняет, таким образом, функцию указания на мысль. Данное дейктическое отношение есть представление мысли. Его не следует смешивать с представлением в общепринятом понимании как совокупности чувственных образов. Можно сказать, что данный признак представляет, или замещает мысль, работа которой благодаря ему «упрощается» и становится быстрой. Внутренней формой слова, по мнению автора, можно считать этимологическое значение слова, ср. медведь (едящий мед), бык (ревущий), волк (режущий), стол (стлать). По-видимому, роль внутренней формы может выполнять и главное значение слова, если оно используется в переносном (метафорическом) смысле, ср. лиса, осёл как обозначения человека. В широком смысле внутренняя форма слова – это мотивационный признак слова. [В отличие от В. Гумбольдта А. А. Потебня ведет речь не о «внутренней форме языка», а о «внутренней форме слова»].

8. Слово обладает ближайшим (мотивационным) и дальнейшим («понятийным») значением.

Языковед выделяет в слове два типа значений – дальнейшее и ближайшее. Дальнейшее значение – это то, что сегодня относят к научным, энциклопедическим понятиям. Ближайшее значение – то, что относится к сфере языка, "к содержанию мысли во время произнесения слова". Полнота содержания свойственна (обозначаемому) мыслительному понятию, но не ближайшему значению, Поэтому во время говорения мы не ассоциируем все понятийные компоненты. Мысль стремится к простоте своего словесного представления. Ближайшему значению не свойственна и ассоциация отдельного признака. В акте обозначения мыслительного понятия с помощью слова, ближайшее значение опустошается, ср. "пустота значения". Вот почему "слово называется формою мысли". Ближайшее значение становится в этом смысле формальным. Оно, кроме того, народно, поскольку обеспечивает взаимопонимание людей, говорящих на одном (родном) языке. Язык есть форма мысли, но такая форма, которая, кроме языка нигде не встречается.

9. Язык участвует в создании (формировании) мысли.

Согласно А. А. Потебне, язык не выражает готовую мысль, а используется для создания новой мысли. Он преобразовывает впечатления, познает их вновь. Язык видоизменяет мысль. При этом мысль вне языка понимается им как нерасчлененная и не препарированная для восприятия. Средством, с помощью которого мысль преобразуется, является, например, грамматическая категория. Сама постановка вопроса, свидетельствует, что мысль уже существует, но не совсем в готовом виде, она аморфна. Язык же придает мысли форму. Форма языка – это способ представления мыслительного содержания. Выражающий язык создает условия для отвлечения, абстрагирования идей, поскольку из множества признаков значения в качестве представителя мысли выбирается лишь один.

По мнению А. А. Потебни, с помощью языка формируется часть ("доля") мысли. Наряду с этим отмечается, что "есть известная доля мысли, невозможная без языка; язык есть орудие, вырабатывающее эту долю мысли и кладущее на неё свой отпечаток". Здесь "выработка" и "отпечаток" есть ни что иное как анализ мысли, или разложение сложной мысли на части посредством языка; это вербальная селекция из множества содержательных признаков мысли какого-то одного признака, послужившего основанием для образования слова или для связи его с данной мыслью.

10. Объективная мысль субъективируется языком в процессе говорения.

Вслед за Гумбольдтом, А. А. Потебня анализирует антиномию субъективного и объективного. Субъективность проявляется особенно четко в акте говорения, когда думающий говорящий создает "содержание своей мысли". Однако мысль не передается говорящему в том виде, в котором она зародилась. Понимающий слушающий "создает свою мысль". Ясно, что такое творческое понимание осуществляется в ущерб содержанию какой-то части воспринимаемой мысли. Как представляется, еще одна часть мысли отсеивается самим языком.

Кроме того, А. А. Потебня связывает проблему субъективного и объективного с задачами теоретического языкознания, призванного научить выделять субъективное содержание слова из его сочетания с (объективной) мыслью. Иначе говоря, теория языка должна объяснять процессы субъективизации объективной мысли посредством слова; отделять субъективное от объективного, семантическое от понятийного, значение от мыслительного содержания.

11. Язык – упорядоченное (системное) явление.

Язык понимается А. А. Потебней как система, как нечто упорядоченное, функционирующее по определенным законам, где все явления находятся в связи друг с другом. Становится понятным, почему язык выступает по отношению к мысли как формирующее, организующее средство.

12. Мышление стремится свести разнообразное к единству.

Мыслительный процесс в интерпретации А. А. Потебни протекает в направлении от конкретного (образного) к абстрактному (понятийному), ср.:

1) предмет (то, что я вижу);

2) внутренняя форма (характерный признак воспринимаемого предмета, который показывает "как представляется человеку его собственная мысль");

3) совокупность восприятий (чувственный образ предмета);

4) сравнение восприятий (представление, которое образуется благодаря "ассоциации и слиянию"; ассоциация – совокупность разнообразных восприятий, образующих одно целое; слияние – мысленное сведение двух различных представлений к одному представлению);

5) первый акт мысли (апперцепция);

6) основная форма мысли (суждение);

7) совокупность суждений (понятие).

13. Следует различать прозаическое и поэтическое мышление.

При переходе от образного мышления к мышлению понятиями мысль конденсируется, сгущается. Мышление с помощью образов автор называет поэтическим мышлением. Мышление с помощью понятий называет прозаическим. Переход поэтического слова в прозаическое ведет к расширению значения этого слова.

14. Познание с помощью языка как соотнесение познаваемого с ранее познанным.

Познавательная функция языка заключается в том, что язык соотносит "вновь познаваемое" с "прежде познанным". Здесь А. А. Потебня опирается на понятие апперцепции, в соответствии с которым на опыт прошлого наслаиваются новые представления, результатом чего является нечто новое. Мышление это проекция на внешний объект уже когда-то познанного субъектом.

15. С помощью языка человек познает не только внешний мир, но и себя.

Язык – инструмент самопознания, ср.: "Язык есть средство понимать самого себя". При этом душа не распадается на "сознаваемое Я" и "сознающее Я". Самоосознание – это переход от одной мысли к другой, т. е. движение к "мысли о мысли".

16. Языкознание – историческая наука.

"Историчность есть существенная черта языкознания". Логика развития языка выявляется не логическими (рациональными) методами, а сравнением языковых форм в различные периоды их существования. "Языкознание и в частности грамматика ничуть не ближе к логике, чем какая-либо из прочих наук".

Полиграмма обсуждаемых проблем (по А. А. Потебне)

 

2.6. Дмитрий Николаевич Овсянико-Куликовский (1853–1920). Язык как психолого-филологический и синтаксический объект исследования

Один из видных представителей Харьковской лингвистической школы. В области лингвистики его интересовали вопросы грамматики и психологии языка, мысли и творчества, эволюции синтаксических форм. Согласно Д. Н. Овсянико-Куликовскому, язык человека имеет психологическую природу и развивается в соответствии с законом апперцепции (мыслительной обусловленности) и экономии психической энергии; искусство и научное познание тождественны; понимание является творческим актом; искусство подразделяется на наблюдательное и экспериментальное; грамматическая форма должна соответствовать лексическому значению; язык и мышление образуют неразрывное единство; грамматическая мысль неизбежно преобразуется в логическую (освобождается от гнета грамматических значений) и др.

Работы ученого написаны на доходчивом научном языке. Поражает его способность говорить просто о сложном. Помимо лингвистических положений ученый формулирует в своих работах много интересных идей не собственно языкового порядка, ср.:

"Настоящее есть причудливая амальгама из элементов прошлого и будущего".

"Настоящего у нас ни в каком смысле нет: все в брожении, в процессе разложения, в попытках созидания".

"Прошлое изучается, будущее созидается".

"Задача образования не в том, чтобы наполнить голову фактическим материалом, а в том, чтобы, упражняя рефлексию, воспитать самосознание и выработать критическую силу мысли".

Основные труды и источники:

• «Очерки науки о языке», Русская мысль, 1896.

• Литературно-критические работы в двух томах. Том 1. Вступ. статья Ю. Манна. – 1989. – 542 с.

• Синтаксис русского языка. Изд-е 2-е испр. и дополн… С.-Петербург, 1912. – 322 с.

Основные философско-филологические взгляды:

1. У лингвистики и филологии разные цели, задачи и объекты исследования.

Лингвистика определяется Д. Н. Овсянико-Куликовским как сравнительное языкознание, которое стремится открыть законы, управляющие языком как явлением. Объектом исследования лингвистики являются языки и наречия земного шара. Лингвистика, прежде всего, теоретическая дисциплина, которая изучает конкретные языковые факты, чтобы подняться "в отвлеченную сферу мысли". Филолог в отличие от лингвиста изучает язык лишь в утилитарных целях, как средство исследовании подлинных документов и текстов по истории, литературе и искусству. Его не интересует природа языка и языковые законы.

Языкознание не следует рассматривать как дисциплину естественнонаучную. Язык – явление психическое, корни которого лежат в биологической, или физиологической сфере. Слова и предложения – это проявления человеческой душевной деятельности, они принадлежат субъективному миру человека, а не находятся где-то вне его.

2. С развитием человека происходят изменения в приемах мышления; разум начинает преобладать над чувствами. Мысль не эгоцентрична.

Ход развития человека от "варварства" до "высшей человечности" ознаменовался, по мнению автора, успехами в области материальной и духовной культуры, накоплением высших духовных благ, упрочением власти разума над чувствами и аффектами, выработкой нравственного сознания и гуманности. "Всякий шаг вперед сопряжен с преодолением того или другого остатка былого варварства – в понятиях и отношениях человека к человеку, в приемах мышления". В психике переплетаются сфера чувств и сфера мысли; воля подчиняется власти ума и высших чувств; все элементы психики синтезируются. Поскольку мысль связана с объективной сферой отражения действительности, она "в противоположность чувству, не эгоцентрична", т. е. объективна.

Поскольку мысль в отличие от чувства является отвлеченной, для ее познания необходимо привлекать философские обобщения, сводящие разнообразные факты к единой идее. Руководствуясь мыслью, человек становится свободным. Подпадая под власть чувства и страсти, он становится рабом. Чувства поэтизируются.

3. Следует заменить категорию «истина» на категорию «метода».

Д. Н. Овсянико-Куликовский отвергает понятие "истина" в мышлении и творчестве, поскольку это понятие связано с положительной оценкой извне, что придает исследованию субъективность. "Категорию «истины» пора заменить категориею «метода», процесса познавания". "Знакомясь с работою ученого или мыслителя мы ставим вопрос: как, какими приемами и понятиями он мыслит?".

4. Язык – орудие мышления. Язык – процесс апперцепции представлений грамматическими категориями.

"Язык – не только средство передачи мысли. Он прежде всего – орудие мышления. Он – сложный процесс апперцепции представлений, понятий и других умственных актов грамматическими категориями". Если понимать термин апперцепция как восприятие, в ходе которого предшествующий опыт накладывается на воспринимаемый предмет (в духе А. А. Потебни), то «апперцепция грамматическими категориями», это ни что иное как восприятие мысли через призму грамматических категорий языка. Как представляется, в этой связи актуальным становится проблема синтеза языка и мысли. При этом грамматика языка обеспечивает говорящему сохранение психической энергии, так как сосредоточивается в сфере бессознательного. И, действительно, человек владеющий языком, родным или иностранным, не думает о правилах грамматики.

5. Общий национальный язык обеспечивает коллективную умственную деятельность. Язык – орган умственного творчества.

Когда человек становится личностью, он противопоставляет себя обществу. Индивид, не имеющий личности, растворяется в обществе.

"Наблюдая случаи денационализации, то есть те, когда люди утратили свою национальность, а другую еще не приобрели, мы можем заметить огромное значение этой психической скрепы: денационализация ведет к упадку личности, к ослаблению ее умственной деятельности, к нравственному разложению". Национальность – это "объединение социальных групп в более обширную группу на почве общего языка, достигшего известной высоты развития и являющегося психическим основанием для коллективной умственной деятельности, стремящейся возвыситься над тем, что непосредственно дано в языке". Для национальности присущи "общие умственные интересы, органом которых и служит язык". Язык выступает не как дар речи (напр., у дикарей), а как "орган умственного творчества".

6. Языкознание исследует язык как фундамент грамматического мышления человека.

Языкознание как филологическая наука "исследует основной фундамент мышления человеческого". Этот фундамент есть язык, речь человеческая, явления так называемого грамматического мышления".

7. Слово состоит из формы и значения (= представления, понятия). Мышление осуществляется в форме понятий-слов.

Д. Н. Овсянико-Куликовский считает недоразумением противопоставление языка и мысли, в соответствии с которым язык понимается исключительно как средство передачи мысли и как орудие общения. "По этому ошибочному воззрению слово есть только внешняя, звуковая оболочка представления и понятия; оно не более как знак или символ, служащий для выражения и передачи другим того, что происходит в уме человека". Под словом понимается, таким образом пустой, бессодержательный звук. Слово отождествляется с внешней, звуковой оболочкой, с формой. Оно отделено от другой его части – от представления и понятия, "которое образует его неотъемлемую часть и называется его лексическим значением". Таким образом, автор утверждает, что мысль заложена, присутствует в слове в виде его значения. Отсюда вытекает, что язык не инструмент передачи мысли, а сама мысль. Языковая форма, включающая представление и понятие, и используемая в говорении, – это и есть речь-мысль. Произносимое попугаем слово не будет «подлинным словом, то есть актом речи-мысли». Подлинным оно будет «только у того человека, который услышал это слово» и сразу же воспринял мысль.

"Мы мыслим не просто понятиями, как таковыми, а понятиями-словами: понятие есть только часть слова, именно та, которая называется его содержанием, или «лексическим значением». «Наше мышление орудует не „чистыми“ понятиями и представлениями, а понятиями-словами и представлениями-словами». «Мысль словесна». Используемые автором двойные термины "речь-мысль", "понятие-слово", «представление-слово» свидетельствуют о нерасторжимой связи языка и мысли.

Автор определяет слово следующим образом: "Слово можно определить как акт апперцепции известного содержания (представления, понятия и т. д.) грамматической категорией". При чем речь идет о бессознательной апперцепции.

8. Языковая форма относится к сфере бессознательного, а значение – к сфере сознания (сознательного), на которую тратится умственная сила.

Умственные акты совершаются за порогом сознания, т. е в бессознательном. К бессознательной сфере относятся также в значительной мере язык и речь.

Язык психичен. В нем слагаются сферы сознательного и бессознательного, "где совершаются многочисленные акты мысли и где сохраняются психические ассоциации, в том числе и те, которые образуют язык". Это "ассоциации артикуляционных движений с соответствующими звуковыми эффектами". С ними сочетаются "умственные акты" (= представления и понятия).

В сфере бессознательного ("аккумулятора мысли") сберегаются и накапливаются умственные силы. В ней происходит «весьма значительная работа мысли, от простейших ассоциаций до настоящих умозаключений». Эта работа осуществляется самопроизвольно, автоматически.

Язык способствует экономии мышления. Из всех частей слова (артикуляция-звук-значение) только значение проявляется в поле сознания (осознается). За порогом сознания остаются также и грамматические формы слов. На них не тратится умственной силы. Они не отвлекают внимания. "В интересах сбережения силы – звуковой состав слов должен упрощаться".

"Мы производим сочетания слов моментально, не задумываясь, не следя за этою умственной работою; мы сосредоточиваем внимание на другом: на содержании речи-мысли; мы направляем умственные усилия на то, что мы хотим сказать, на смысл и цель речи, а вовсе не на то, какую употребить форму, как сочетать одно слово с другим".

Только при изучении иностранного языка наше внимание, т. е. "светлая точка сознания", прямо направляется на звуки, формы, грамматические "правила" чужого языка".

Осознание мыслительного объекта протекает "то с большею, то с меньшею ясностью". Вслед за психологами автор выделяет в сознании "светлую точку", отдаление от которой осуществляется в сторону "другой области" (= периферии) и через "порог сознания" в сферу бессознательного. За порогом сознания находится звуковая сторона слова. В светлой точке сознания находится лексическое содержание слова. В сфере бессознательного слово превращается в синтаксическую величину, т. е. в часть предложения. Это формальный, автоматический процесс, осуществляющийся на пороге сознания.

9. Предложение – прототип суждения.

"В огромном большинстве случаев мы говорим и мыслим не отдельными словами, а группами слов, и притом такими, которые проникнуты особой внутренней связью и составляют осмысленное и психологически организованное целое. Это целое называется предложением и – в языке – является прототипом того аналогичного целого, которое в логике называется суждением".

10. Предложение, как осмысленная группа слов, создается в акте предицирования (сказуемости).

Отдельные слова можно связать друг с другом в рамках предложения. "Слово "принесла", взятое отдельно, есть только глагол в прошедшем времени единственного числа и т. д. В предложении оно, кроме того, еще и сказуемое, то есть оно является здесь не только актом мышления значения и грамматической категории, но также актом предицирования. Вот именно предицирование и есть основной и важнейший процесс мышления, создающий осмысленную группу слов, именуемую предложением. Без акта предицирования нет предложения".

"Ощущение, придающее словам больший вес в мысли, и есть ощущение сказуемости или предицирования".

Предицирование напоминает волевой акт. "Снег бел заключает в себе, в скрытом виде, следующее невыраженное движение мысли: "я (говорящий, думающий) знаю, полагаю, утверждаю и т. д., что признак белизны должен или может быть приписан снегу, как его предикат".

Предицирование выходит за пределы грамматического мышления. В высшем мышлении различается 1) предицирование научно-философское; 2) предицирование художественное. И то и другое – аналитическое и синтетическое.

Предицирование апперципируется определенной грамматической формой. Результатом является образование грамматического предложения. "как особой формы мышления, отличной от суждения психологического (до-язычного) с одной стороны и логического (над-язычного) – с другой".

11. Конкретный образ (неотвлеченное представление) есть суррогат мыслительного понятия.

Повседневное мышление является в большей мере образным, чем отвлеченным. Услышав слово человек, "я просто беру первый попавшийся образ отдельного человека, составленный из черт, взятых из моей среды, из сферы моего опыта, и пользуюсь этим конкретным представлением как суррогатом понятия «человек». "Когда я говорю: "я привык каждый день выходить из дому", глагол «выходить» обозначается у меня в сознании как часть конкретного образа (я, так сказать, представляю себе самого себя, как я выхожу, – «мое выхождение».

12. В речи обнаруживается родство между повседневным, обыденным мышлением и мышлением художественным.

Ученый отмечает "сродство" между обыденным мышлением и художественным творчеством. Тождество между ними обнаруживается в языке и речи. "Язык изобилуетхудожественными элементами, и обыденные понятия преобразуются в художественные образы не иначе как через посредство слова".

13. Человек мыслит по шаблону (судит о мире по своим представлениям или по мнениям других).

"В большинстве случаев обыденная мысль обывателя вращается в тесном круге. Ее кругозор ограничен. "Мыслитель", живущий в душе каждого из нас, большею частью закрепощен текущею жизнью, и когда он обнаруживается, то ему трудно выйти из рамок этой жизни. Он привыкает мыслить по шаблону, установившемуся в ближайшей среде, в которой человек вращается, с которою он сроднился. Обыватель больше всего интересуется собою, своими личными делами и своими отношениями к ближайшей среде. И невольно его мысль руководится в своих суждениях этими интересами. Отсюда преобладание суждений о других по себе, взгляд на людей вообще, обоснованный на знании той разновидности человека, которая дана в ближайшей среде".

14. Язык связан, главным образом, с мыслями, а не с чувствами.

"Говорят, что некоторые чувства не выразимы с помощью языка. Да, но это не мысли, а чувства. Язык не принадлежит к сфере эмоций. Есть только одна категория для выражения эмоций – это междометия. Но это "фиктивная (не настоящая) грамматическая категория".

15. Не всякое слово обладает образным признаком для выражения значения (= понятия). Поэтическая мысль опирается на образные слова.

В словах типа душегрейка, незабудка "дано известное представление, служащее способом – выразить значение слова. В то время как слова дом, человек, лошадь, стол и т. д. выражают свои значения непосредственно, без участия какого-либо образа, связанного с самим словом".

"Рядом с забвением образов (ср. медведь, перстень) идет противоположный процесс – создания новых образных слов" (метафора, синекдоха, метонимия). Все это для удобства мысли. Это «орудия сбережения умственной силы».

"Наше обыденное мышление, заключенное в формах речи, представляет собой смесь прозы и поэзии". Прозаическая мысль не имеет образа. Проза высшего мышления – теоретическое, научно-философское мышление. Проза обыденного мышления – прикладное, житейское мышление. "Ткань" высшей поэзии образуется из хитросплетенных нитей как поэтического, так и прозаического производства речи-мысли".

Наука и философия рассматривается автором "как особый тип мышления, как особый вид работы ума".

16. Познание бесконечно. Познание как обобщение – это низведение сложного к простому, простого к простейшему. Два направления познания действительности – наука и искусство. Два метода познания – наблюдение и эксперимент.

"Все, что подлежит познанию… постигается нами категориями или формами мысли, заключающими в себе идею бесконечного".

"Точка зрения науки "космическая"; цели, стремления науки – сводить все, что познается, к основным космическим силам, низводя сложные явления к простым, простые к простейшим". Космос для автора – бесконечность.

"Обобщающая сила образа простирается на неопределенно огромное количество фактов действительности, которых нельзя перечислить и учесть и из которых слагается как бы перспектива жизни".

"Реальное искусство есть познание действительности". Художественное познание достигается как и в науке с помощью строгих методов – наблюдению и опыту.

Наблюдение используется художниками, которые стремятся познать действительность "без предвзятой идеи". Они пытаются нарисовать более полную и правдивую картину действительности.

"Опыт (эксперимент) есть только особый сорт наблюдения: он – наблюдение, обставленное искусственными условиями, усиливающими впечатление, разъединяющими то, что в действительности соединено, соединяющими то, что в действительности разъединено". Сюда относятся сатира, юмор.

"Наука есть познание и разработка идеи бесконечного в его космических формах". "Искусство есть познание и разработка идеи бесконечного в его человеческом выражении". Наука пользуется рациональными методами как и искусство.

17. Научный синтаксис – это систематическое изложение употребления слов и словосочетаний в составе предложения в процессе речи-мысли.

Автор синтаксического учения считает, что А. А. Потебня рассматривал эволюцию предложения и частей речи в направлении "от имени к глаголу", а эволюцию мышления – "от категории субстанции к категории действия", "от идеи материи к идее энергии".

Д. Н. Овсянико-Куликовский расходится с А. А. Потебней в вопросах соотношения грамматики и логики. В частности, он заявляет, что "процессы и формы логической мысли с одной стороны и грамматической с другой, – это явления, при всем их различии, родственные, и едва ли можно сомневаться в том, что между ними есть генетическая связь". Он предлагает говорить о «психологическом мышлении» и «грамматическом мышлении».

Другое расхождение во мнениях касается проблемы единиц речи. "Я всегда думал и продолжаю думать, что единицею речи является у нас (в языках культурных народов) не предложение, а слово". (У Потебни А. А. – предложение). Соответственно синтаксис определяется как «часть грамматики, занимающаяся изучением употребления слов и их сочетаний в процессах речи-мысли».

18. Слово функционирует как единица речи-мысли (слово в речи) и существует как отдельное слово (изолированное от контекста).

Критики отмечали, что Д. Н. Овсянико-Куликовский различает отдельные слова от слов в речи.

Слово в речи – это "живое слово". Оно является нам в контексте, в предложении. Слова – "живые элементы или единицы речи-мысли". Но слова существуют также отдельно вне предложения и контекста как "отдельные, изолированные слова", потому что "существуют отдельные представления и понятия". На них мы должны смотреть также как на "живые и подвижные элементы речи-мысли, способные вступать в новые сочетания, группироваться в грамматические предложения и логические суждения". «Любое представление (оно же и слово) способно вызвать ряд других, и они появляются и исчезают в сознании, не образуя предложений или суждений, но подготовляя материал для них». Как видно, здесь намечено деление слов на единицы речи и единицы языка, что более определенно было сформулировано позднее у представителей структурного направления в лингвистике (см. Ф. де Соссюр).

19. Отдельные слова возникают из «слова-предложения» вследствие утраты предицирующей силы.

Можно говорить об утрате словами предикативной связи и их вычленении из состава предложения как автономных единиц. Это касается также определительных словосочетаний. "Атрибутивность возникла из предикативности через ряд ослабленных форм последней".

20. В ходе исторического развития слова утрачивают «внутреннюю форму» (образность), значение грамматических форм, значения-понятия.

Со временем у слов происходит забвение "внутренней формы". Поэтические (о́бразные) слова переходят в прозаические (безо́бразные).

"Всякое объективированное впечатление, т. е. приписанное предмету, как его принадлежность, его свойство, будем называть признаком предмета". "Слова, в которых ясен признак, взятый для обозначения целого, называются словами с внутреннею формою, а те, в которых этот признак забыт, суть слова без внутренней формы" (подснежник – прозябание под снегом).

Грамматические формы уходят из сферы сознания в сферу бессознательного. Значения грамматических форм превращаются в фикции. Речь становится менее эмоциональной. Благодаря этим явлениям мысль не распыляется и затрачивает меньше энергии, ср.: "Освобождение слов от тяготы предицирования и эмоциональности, а потом оттеснение грамматических форм в подсознательную сферу – это были процессы сбережения и освобождения энергии, которая и пошла на создание логической мысли".

Изменения затрагивают и мыслительные понятия. Они превращаются со временем в фиктивные и мнимые. Однако это способствует тому, что мыслительные понятия становятся более гибкими, пластичными. Они нередко приспосабливаются к "новым потребностям мысли". Например, многие мифологические понятия, "ставши фикциями, превратились в символы, в художественные образы и даже в философские и научные понятия и термины". Со временем фиктивное понятие переходит в мнимое и далее устраняется, ср. "фиктивность и мнимость числа в pluralia tantum". [На самом деле здесь речь идет о расхождении грамматического значения формы и логико-мыслительного признака; это знаковая неопределенность слова]. Критики предлагали автору использовать термин «формальный» вместо «фиктивный».

21. Синтаксическую форму следует определить как понятие о синтаксическом употреблении слов.

Во введении к Синтаксису Д. Н. Овсянико-Куликовский уточняет понятие "синтаксической формы". Это "понятие о синтаксическом употреблении слов вообще". Уточняется также понятие предицируемости. Оно сводится к сказуемости.

Синтаксические формы упорядочиваются с помощью согласования и управления. В этих отношениях проявляется различная степень зависимости слова от других слов. Различает полное и неполное согласование.

Пример согласования: "Слышавше народ. поидоша"… «Этот род согласования уже не принадлежит к типу согласования-подчинения, и его скорее можно подвести под тип „параллелизма“ в согласовании»

Управление: "Подчинение одного слова другому выражено в формах управления гораздо сильнее и отчетливее, чем в формах согласования" (читаю книгу, иду по грибы, из леса, дом купца, три рубля).

Отмечается, что синтаксические формы изменяются в течение веков. Наибольшее развитие получают глагольные формы. Исчезают именные формы. Грамматическое мышление развивается в направлении "к преобладанию грамматической категории действия над грамматической категорией субстанции".

22. Языковой материал упорядочен в памяти – распределен по отделам и рубрикам.

"Этими отделами и рубриками служат прежде всего грамматические категории, каковы грамматическое понятие вещи («имя существительное»), грамматическое понятие признака («имя прилагательное»)". Это грамматические апперцепции (одно представление или понятие подводится под другое, более общее).

Так, например, объемную группу в языке представляют имена существительные, грамматикализованные по роду, числу и падежу.

В отношении грамматической категории рода ученый отмечает интересный факт: "В старину родовые суффиксы и окончания имели гораздо больше значения, чем имеют ныне; они ярче проявлялись в мышлении и были, так сказать, требовательнее, настойчивее. Это видно, между прочим, из того, что существительные, обозначающие существа мужского пола, но имеющие окончания женского рода, относились к женскому роду, а не к мужскому, куда, в угоду смыслу и вопреки грамматической форме, мы относим их ныне (красивый мужчина, сельский староста, городской голова, храбрый воевода)".

Заслуживают внимания выводы автора в отношении грамматической категории числа русских имен существительных. Ср.: "В современном русском есть не мало существительных, употребляющихся только в форме множественного числа. Они делятся на следующие важнейшие разряды:

1) Существительные, не имеющие формы единственного, но сохраняющие его идею; в них форма множественного числа служит для выражения обоих чисел; таковы: сани, ножницы, щипцы, вилы, дрожки, сутки".

"2) Существительные, обозначающие предметы парные, употребляются в форме множественного числа, которые одинаково служат для выражения, как единственного числа (одна пара), так и множественного (много пар); для обозначения же одной из составных частей пары (её половины) служит форма единственного числа; таковы: носки (т. е. пара, но – один носок) чулки (чулок), портки (порток), ноздри (ноздря), губы (губа), брови (бровь). [1) и 2) – «мнимое множественное»].

3) Известные существительные, означающие делимое вещество или массу, состоящую из частей, употребляются только в форме множественного числа, в которой чувствуется значение собирательности, таковы: сливки, дрожжи, квасцы, отруби, щи; помои, поддонки; дрова; чернила, белила. (Здесь «нет явно выраженной идеи множественности»)

4) Существительные сумерки, потемки, именины, крестины и др. У существительных холода, морозы идея множественности потонула в идее собирательности.

"К категории числа примыкает представление собирательности. Собирательными именами называются такие, которые обозначают предметы, состоящие из собрания (группы) однородных предметов, при чем последние, взятые отдельно, не могут быть обозначены тем же словом. Таковы: лес (отдельный предмет – дерево), стадо (овец, коров), табун (лошадей), стая (птиц), свора (собак) толпа (людей)….".

Полиграмма обсуждаемых проблем (по Д. Н. Овсянико-Куликовскому)

 

2.7. Бодуэн Иван Александрович де Куртенэ (1845–1929). Языкознание – индуктивная психически-историческая и – социальная наука

И. А. Бодуэн де Куртенэ (Игнатий-Нецислав, Baudouin de Courtenay) – русско-польский языковед. Известен как основатель Казанской лингвистической школы, создатель теории фонем и фонетических чередований, крупный диалектолог, основоположник экспериментальной фонетики, специалист по общему языкознанию. Предвосхитил многие положения структурной лингвистики, а именно, предлагал отличать язык как потенциальное явление от языка-процесса, находящегося в динамике, т. е. речи («Мы различаем язык и говорение»); рассматривал язык в статике, обеспечивающей «равновесие языка», и язык в динамике («историческое движение языка»); определял язык как систему, элементы которой связаны друг с другом определенными отношениями.

Бодуэн де Куртенэ ввел в лингвистический обиход понятие фонемы, кинемы, акусмы, кинакемы, а также обосновал понятие нулевой морфемы.

Считал, что нет никаких "звуковых законов", а "объяснение языковых явлений может быть только психологическим или в известных пределах физиологическим".

К главным факторам языкового развития относил привычку (бессознательную память), бессознательное забвение, непонимание, обобщение, стремление к дифференциации, удобству, экономии работы мускулов речевого аппарата.

Утверждал, что язык не является замкнутым в себе организмом, что язык представляет собой орудие и деятельность.

В изложении лингвистических проблем Б. де Куртенэ проявил себя как тонкий стилист и автор критических афоризмов, ср.:

«Для человека, не возвысившегося над уровнем умственного развития животного, не нужна ни одна наука».

«Умственное развитие совершенствует мозговую субстанцию».

«Нет ни малейшей надобности быть покорным рабом так называемой «европейской науки» и повторять бессмысленно и без всякой критики заимствованные из нее положения».

Основные труды и источники:

1. Избранные труды по общему языкознанию. Том I. М., 1963. – 384 с.

2. Избранные труды по общему языкознанию. Том II. М., 1963. – 390 с.

Основные общелингвистические взгляды:

1. Язык – явление физическое и бессознательно-психическое.

И. А. Бодуэн де Куртенэ отмечал особую двойственную природу языка как явления физического и бессознательно-психического. По его мнению, язык – не организм, а скорее функция организма. Поэтому анализ языка как разложение единого целого на части без учета функционирования его отдельных частей и целого противоречит природе языка.

В соответствии с физиологическим и психическим и социологическим подходом автор дает следующие определения языка:

(1) «Язык есть слышимый результат правильного действия мускулов и нервов». Это физиологическая, материальная часть языка, которая изучается в фонетике.

(2) «Язык есть комплекс членораздельных и знаменательных звуков и созвучий, соединенных в одно целое чутьем известного народа [как комплекса (собрания) чувствующих и бессознательно обобщающих единиц] и подходящих под ту же категорию, под то же видовое понятие на основании общего им всем языка». Здесь язык предстает как система значимых единиц. Семантика языковых единиц является результатом обобществления и единой категоризации.

(3) Развивается лишь индивидуальный язык, язык же общественный (племенной, национальный) «развития не имеет и иметь не может». Противопоставление индивидуального языка общенациональному – это в какой-то степени противопоставление живого языка языку искусственному. Общенародный национальный язык имеет определенную степень искусственности, так как он часто ограничен условиями вынужденной коммуникации.

(4) «Язык как общественное явление может иметь только историю, но не развитие». Вероятно, здесь противопоставляются социальные и собственно лингвистические аспекты языкового феномена. Историческое изменение социальных аспектов языка вряд ли напрямую связано с развитием его структуры. О социальных разновидностях языка автор сказал следующее: «Каждый человек может владеть несколькими индивидуальными «языками», отличающимися друг от друга как в сфере произносительной, так и в слуховой: повседневным языком, языком официальным, языком церковных проповедей, языком университетских кафедр и т. д.». В этом определении прослеживается начало социальных диалектов языка и функциональных стилей.

(5) Язык состоит из множества случайных символов, которые связаны самым различным образом. Можно предположить, что речь идет о подвижности, непостоянстве семиотических отношений в языке, о чем свидетельствуют многочисленные примеры метафоризации языковых единиц.

(6) «Структура языков разных групп принципиально разная и нельзя ни в коем случае сводить ее к общему знаменателю». Данный вывод можно сделать лишь тогда, если исходить из постулата несводимости всех языков к единому, общему языку. Ср.: «Благодаря тоске по языковому единству создалась легенда о Вавилонском столпотворении; ибо многоязычие считалось бедствием, считалось божеским наказанием за человеческую гордость и высокомерие». «Во имя языкового единства совершались бесчисленные преступления, гонения и истребления».

«Начало языка не моногенетическое, но полигенетическое». Идея единого общечеловеческого языка в генеалогическом аспекте отвергается, таким образом, полностью. Однако поиски инвариантных, универсальных черт различных языков получили право на жизнь в теоретическом языкознании типологического и контрастивного порядка.

(7) С ухом связан «акустический язык» (слышимый и произносимый голосом), с глазом – «оптический язык». То, что слышится – это, по мнению, автора «еще не язык, это только знаки того, что дремлет в мозгу, наделенном языком». Слышимый устный и читаемый письменный язык исследовался в лингвистике достаточно полно и успешно. Однако более полезными являются исследования этих сторон языка в психолингвистике и лингводидактике. «Звуки речи и сопровождающие их движения речевого аппарата могут существовать, т. е. повторяться, лишь постольку, поскольку они производят впечатление на нервные центры, на мозг, на душу, если они оставляют там следы в виде постоянных впечатлений».

(8) Внешняя сторона языка связана с фонацией, внутренняя – с церебрацией. Исследованием фонации занимается фонетика. Исследованием церебрации – грамматика (морфология, словообразование, синтаксис). В языке детей автор усматривает будущее состояние коллективного (национального, племенного) языка. «Чтобы язык мог стать «высказыванием», или Aussage, он должен быть понят, т. е. должен быть церебрационно, или психически, упорядочен». В этом и заключается системность языка, по Б. де Куртенэ, она рассматривается им в объеме понятия языковое сознание, или психики в отличие от Ф. де Соссюра, который не связывал понятие системности языка с психикой, а рассматривал ее вне человека.

(9) Язык проявляется в триаде фонация – аудиция – церебрация. Первое явление, фонация, имеет место в говорении, в произношении слов, второе, аудиция (это слушание и восприятие сказанного), третье, самое важное явление языка – церебрация (закрепление, сохранение и обработка всех языковых представлений в сокровищнице души). Это и есть языковое мышление.

(10) Для Бодуэна де Куртенэ психично все «то, что может быть осознано как представление, понятие или группа представлений и понятий». Человеческий язык, по его мнению, сосредоточен в мозгу, т. е. не существует без мышления. Поскольку сознание человека детерминируется обществом, язык рассматривается как явление социальное.

(11) «Сущность языка состоит в ассоциации представлений внеязыковых с представлениями исключительно языковыми». Очевидно, что такого рода ассоциации базируются на аналогии. С позиций современного развития семасиологии можно сказать – соотношение языка и мысли основывается на тождестве языковой семантики и мыслительных понятий.

(12) Внутренней стороной языка является его система («царство») значений, «ассоциируемых с представлениями звуков и артикуляций». В силу своей абстрактности язык одухотворен, т. е. наиболее приспособлен обслуживать мышление и рассуждение. «Язык не есть ни замкнутый в себе организм, ни неприкосновенный идол, он представляет собой орудие и деятельность». В данном определении языка важно акцентировать внимание на его первой части. Отвергая замкнутость языка, автор отрицает его независимость от человека и человеческой деятельности. Рассмотрение языка как структуры вне человека неприемлемо для Б. де Куртенэ. По сути дела, говоря о структуре языка, он с самого начала выступал за ее антропологичность. Именно в этом и коренится принципиальное различие понятия структуры Б. де Куртенэ и Ф. де Соссюра.

2. Языкознание – индуктивная наука. Языкознание относится к психически-историческим, психически-социальным или психически-общественным наукам.

И. А. Бодуэн де Куртенэ стремился обосновать языкознание как точную науку, использующую индуктивный метод, который помогает предсказать развитие языков. Истинным научным направлением в лингвистике Бодуэн де Куртенэ считает историческое, генетическое направление, которое использует индуктивный метод при анализе языка как суммы действительных явлений и фактов. Историческое направление отыскивает в языке категории и понятия, которые представляют явления языка в их причинно-следственных связях. Все это достигается индуктивным путем без навязывания языку чуждых логических категорий. Данная наука признает сравнение лишь как необходимую операцию.

Ученый критикует компаративистский ("археологический") подход к языку, главной задачей которого является реконструкция праязыка, который, якобы лежал в основе всех языков мира.

Условием всякой науки ученый считает наличие достаточного количества собранного материала и использование научного метода, позволяющего делать выводы из фактов и представлять их общественности. Развитие науки связано с вопросом «почему?» (а не «для чего?») и соответственно с ответом «потому что», (а не для того, чтобы»). В этом видится суть теории языка как науки объяснительной. Главное здесь также – не переусердствовать.

Наука вообще подразделяется на описательную, собирающую и обобщающую факты, но не объясняющую их причин; и резонирующую («умствующую, априористическую»), объясняющую.

Оба направления подвергаются критике. Первое за примитивизм, который ведет к тому, что из-за деревьев не видно леса. Второе направление, поскольку оно не индуктивное, а дедуктивное по характеру, также вызывает у автора еще большие возражения.

Предметом языкознания как индуктивной исторической, синхронической и социологической науки, по его мнению, является научное знание, а не просто языковые явления в привычном для нас понимании. Несмотря на это, Бодуэн де Куртенэ выступает против теоретизирования. Наука строится на фактах и фактических выводах, а не на априорных знаниях идеальных философов, если даже эти знания являются гениальными плодами человеческого ума.

Автор отмечает что злоупотребление школьными грамматиками ведет к загрязнению сознания школьников, к их оглуплению и к путанице понятий. Он выступает за «толково веденную» языковую науку, которая приучала бы к всестороннему анализу психического мира, к внутреннему наблюдению и опыту. Языкознание должно изучать языковой объект, а не мнения о языке.

Развитие языка можно познавать двумя путями – через изучение языковых памятников и через сравнение этого языка с другими языками. Однако речь идет о сравнении родственных языков, а не о сравнении фактов языка, о чем часто забывают, злоупотребляя эпитетом «сравнительный». Автор предлагает рассматривать сравнение как средство, а не цель. Таким образом, «языкознание исследует жизнь языка во всех ее направлениях, связывает явления языка, обобщает их в факты, определяет законы развития и существования языка и отыскивает действующие при этом силы».

Под «силами» лингвист понимал факторы, обусловливающие развитие языка, оказывающие влияние на его строй и состав. К таким факторам он относил привычку (бессознательную память), стремление к удобству (замена трудных звуков более легкими, стремление к упрощению форм, переход от конкретного к абстрактному), апперцепцию (подведение всех новых представлений и понятий под известные общие категории, т. е. осмысление явлений по аналогии), бессознательную абстракцию (стремление к разделению, к дифференциации).

Почвой, на которой взрастают эти силы, является физическая или материальная сторона языка и чутье языка народом. Языковому чутью автор придает большое значение, для него это объективная категория, которую можно определить, подтвердить и доказать.

Б. де Куртенэ предвосхитил соединение языкознания с другими науками и образование новых смешанных научных направлений. «Смешение есть начало всякой жизни как физической, так и психической». Среди первых претендентов на соединение с лингвистикой выступает наука о мышлении. И это не просто констатация возможного факта междисциплинарного сотрудничества.

Благодаря желанию видеть в языкознании строгую и точную науку он причисляет лингвистику к естественным наукам. В этой связи он критикует господствующее мнение, согласно которому, грамматика – это наука правильно говорить и писать на языке. В соответствии с данным подходом грамматика исключается из ряда наук и рассматривается лишь как техника или искусство говорения и письма.

Бодуэн де Куртенэ выделил следующие направления исследования в языкознании (А) и разделы науки о языке (Б):

А: 1) описательное языкознание как простое знание языковых фактов;

2) подготовительное исследование языков (сопоставление языковых фактов);

3) философское языкознание (философия языка как лингвистические обобщения в связи с общей системой научного мировоззрения». Для уточнения следует заметить, что речь здесь ведется не о философии науки о языке, а о философии языка, т. е. о воплощенном в языке миропонимании.

Б: 1. Чистое (теоретическое) языкознание

1.1. Положительное языкознание (всесторонний анализ уже сложившихся, живых языков)

1.1.1. Грамматика, исследующая язык как сумму разнородных тесно взаимосвязанных между собой категорий

1.1.1.1. Фонология (фонетика, звукоучение)

1.1.1.1.1. Антропофоника, антропологическая фонетика, т. е. произносительная и слуховая фонетика (изучает физиологические функции звуков)

1.1.1.1.2. Психофонетика или этимологическая фонетика (изучает фонационные представления, как сами по себе, так и в их связи с морфологическими, и семасиологическими представлениями)

1.1.1.1.3. Историческая фонетика (изучение произносительной, или фонационной стороны племенного (а не индивидуального!) языка во временном развитии)

1.1.1.2. Словообразование (или морфология) – наука о строении слов

1.1.1.2.1. Этимология (наука о происхождении слов)

1.1.1.2.2. Наука о словообразовании с помощью основ («темообразование») и суффиксов

1.1.1.2.3. Наука о флексии (формообразовании)

1.1.1.3. Синтаксис

1.1.1.3.1. Синтаксис словосочетания

1.1.1.3.2. Синтаксис предложения

1.1.1.4. Лексикология (наука о слове вообще)

1.1.2. Семасиология (семантика) – наука о значении слов, т. е. о сочетании языковых и внеязыковых представлений

1.1.3. Систематика, исследующая языки по их родству и формальному сходству (ср. генетическая и морфологическая классификация языков)

1.1.4. История науки о языке

1.1.5. Методика, или лингвистическая пропедевтика

1.2. Языкознание, занимающееся вопросами истории (происхождения) языков, влияния сознания (миросозерцания) различных народов на развитие своих языков

2. Прикладное языкознание (использование данных, полученных путем теоретического анализа, в других науках), например, в мифологии, истории культуры, этнографии, этнологии, антропологии и др… В практическом, прикладном языкознании автор выделял функцию сохранения и передачи мысли потомков последующим поколениям.

Следует заметить, что, говоря о «применении языкознания», Бодуэн де Куртенэ отмечал его низкую, «скромную» прикладную ценность. Возможно, причинами этого следует считать то, что язык как лингвистический объект (теоретический аспект анализа) далеко отстоит от языка как средства человеческой деятельности (практический, функциональный объект анализа).

3. Сознание оказывает влияние на язык в том плане, что сводит разнообразные формы языка к единообразию. Язык в свою очередь воздействует на мышление, ускоряя, замедляя, усиливая и подавляя его.

Влияние сознания на язык делает язык в какой-то мере искусственным. В этом повинны – стремление к точности, приложение к языку логических мерок, желание выражать мысль вежливо и льстиво.

«В тесной связи с мышлением язык может воздействовать на него или ускоряюще, или замедляюще, или усиливающим, или же подавляющим образом». Позднее в отечественной лингвистике стали говорить в этой связи о языковой апперцепции, о влиянии языка на мышление и культуру. Однако автор говорит о специфическом влиянии языка на мысль. Такое влияние следовало бы объяснить в перспективе взаимодействия языка и сознания при их переходе в речь и мысль. Только в этом случае логично говорить о замедляющем, усиливающем и подавляющем воздействии языка на сознание в процессе порождения речемысли, когда думающий и говорящий субъект сталкивает мыслительные понятия с языковыми значениями. Результатом такого столкновения является синтез мыслительных и языковых параметров деятельности субъекта.

Бодуэн де Куртенэ предлагает строго разграничивать языковое мышление, лингвистическое мышление и мышление вообще. Как представляется, языковое мышление должно стать объектом исследования лингвистической науки в расширенном понимании – как науки о воплощенной в языке мысли и как науки о мысли, выражаемой с помощью языка.

Подчеркивается не только диалектический характер языкового мышления, но и его креативная функция, ср.: «Языковое мышление, равно как и его обнаруживание и воспринимание, представляют из себя не простую репродукцию и воспроизведение усвоенного, а вместе с репродукцией тоже продукцию или производство, состоящее в новом, самостоятельном сочетании усвоенных индивидуальною психикой элементов языкового мышления».

Лингвистическое мышление предполагает использование в исследованиях языкового мышления точных научных методов, не столько описательных, сколько объяснительных.

Наконец, мышление вообще – это, предположительно, концептуальное мышление, или та часть мышления, которая не зависит от конкретного языка и является инвариантной, общечеловеческой.

4. Познание языка и действительности осуществляется посредством языка.

Эта лингвофилософская проблема становится предметом научных рассуждений Б. де Куртенэ. «Мы, забывая о том, что главное, а что только вспомогательное, подставляем знаки или символы вместо самих предметов и ограничиваемся изучением физических символов. Мы изучаем книги вместо человеческой мысли, памятники вместо языка, буквы вместо звуков, буквы и звуки вместо соответствующих буквам и звукам представлений». «Наблюдение живой действительности и здесь заменено заучиванием высказанного другими и кодифицированного в так называемых грамматиках». Иными словами, человек все время имеет дело, прежде всего, с символами, знаками, отгораживаясь с их помощью от сознания и действительности.

5. Языковой знак вообще как лингвистическое понятие является фикцией.

По мнению ученого, есть разные типы языковых знаков: 1) субстантивные имена; 2) вербиальные (глагольные) имена. Нет знаковости у прилагательных и наречий, поскольку они не имеют прямого, самостоятельного выхода на обозначаемое понятие. Они имеют статус сознаков в составе субстантивных и вербиальных знаков. Развитие данной точки зрения в лингвистике могло бы привести к пересмотру постулатов традиционной грамматики, ориентирующейся на латино-греческий грамматический эталон.

6. Основные единицы языка – звук, фонема, графема, кинема, акусма, кинакема, морфема, синтагма (слово).

"Звук – это всего лишь простейшая фонационная (произносительная) единица, которая вызывает единое акустическо-фонетическое впечатление"

"Фонема – это единый, неделимый в языковом отношении антропофонический образ, возникший из целого ряда одинаковых и единых впечатлений, ассоциированных с акустическими и фонационными (произносительными) представлениями".

«Фонема – единое фонетическое представление, возникшее в душе путем психического слияния впечатлений, полученных от произнесения одного и того же звука". Это "психический эквивалент звука». Фонема предстает как инвариантный образ звуков, синтезированное акустическое представление в языковом сознании.

«Графема – представление простейшего, дальше не делимого элемента письма, или писанно-зрительного языка».

Определяя наиболее известные нам сегодня единицы языка (звук, фонему, графему, морфему, слово), Б. де Куртенэ вводит понятия кинемы, акусмы, кинакемы. К сожалению, данные термины не получили должного распространения в лингвистике, но понятия которые они фиксируют остаются до сих пор актуальными. Ср.:

«Кинема – с точки зрения языкового мышления, дальше не разложимый произносительный или фонационный элемент, например, представление работы губ, представление работы мягкого неба, представление работы средней части языка и т. д.».

«Акусма – с точки зрения языкового мышления, дальше не разложимый акустический или слуховой (аудиционный) элемент, например представление мгновенного шума, получаемого от взрыва между сжатыми произносительными органами, представление акустического результата работы губ вообще, представление носового резонанса и т. д.».

«Кинакема – соединенное представление кинемы и акусмы в тех случаях, когда благодаря кинеме получается и акусма. Например, кинема губ вместе с губным акустическим оттенком составляет кинакему губности».

Вероятно, наибольшую ценность эти понятия и их определения имеют как раз для методики преподавания (пропедевтики). Все они толкуются с точки зрения «языкового мышления», которое проявляет себя не только в идеальных семантических представлениях (значениях, смыслах), но и в образах звуков и физических импульсах, а также в тесной взаимосвязи представлений и образов.

Определяя морфему как «дальше не делимый, дальше не разложимый морфологический элемент языкового мышления» автор указывает, что этот термин является родовым, объединяющим для частных, видовых понятий вроде корень, префикс, суффикс, окончание и т. п.», Бодуэн де Куртенэ полагает, что данный термин нельзя считать лишним, поскольку он представляет родовое понятие.

Несомненной заслугой Б. де Куртенэ является введение в лингвистический обиход понятия «нулевой морфемы». Ср.: «Кроме морфем, состоящих из определенной произносительно-слуховой величины, мы должны принять непременно тоже морфемы «нулевые», т. е. лишенные всякого произносительно-слухового состава, и тем не менее ассоциируемые с известными семасиологическими и морфологическими представлениями». В этой связи он усматривает наличие нулевого элемента в языковом мышлении.

Нулевая морфема – это «душа без тела». Данное положение автор связывает лишь с морфологическими явлениями, ср. стол+ ø. Но принцип «нулевого элемента» можно распространить при желании и на лексику, ср. военный + ø = военный человек; ø + каска = стальная каска.

Совершенно неожиданным для слуха современного синтаксиста предстает определение синтагмы, ср.:

«Синтагма – слово как морфологический элемент более сложного морфологического целого, т. е. фразы или предложения».

Следует задуматься над тем, почему Б. де Куртенэ отождествляет синтагму и слово. Не потому ли, что всякое слово частью исторически (что было отмечено еще К. Бругманном) и частью синхронически восходит к словосочетанию и, что в конечном итоге на момент говорения мы имеем дело со словом как с усеченной или потенциальной синтагмой?

7. Язык – это филологическое искусство.

Наука отличается от искусства. Искусство изобретает, наука открывает. Язык как искусство – это применение языка, для удовлетворения потребностей жизни (например, усвоение родного или иностранного языка). Но успех этих мероприятий стоит в прямой зависимости от достижения языковедческой науки. Понятие языка как искусства в большей степени относится к филологии. Видимо, поэтому Б. де Куртенэ вычленяет лингвистику из филологии.

8. Языковым изменениям способствует стремление к экономии физических и интеллектуальных сил.

Важное место в общелингвистической концепции Б. де Куртенэ занимают проблемы истории языка и причины языковых изменений. Условием исторических изменений вообще следует считать зависимость и влияние явлений друг от друга. Одной из причин языковых изменений, в частности, фонетических, является стремление к экономии сил, к целесообразности усилий и движений, к пользе и выгоде. Так, например, «изменения в произношении, в фонации заключаются в стремлении к экономии работы мускулов, приводящих в движение органы речи».

Стремление к удобству и облегчению присуще не только фонетической стороне языка, но и области языкового мышления. Сознание стремиться установить симметрию, гармонию между содержанием и формой языка. Здесь играют важную роль процессы абстракции – «бессознательное отвлечение, бессознательное стремление к разделению, к дифференцировке». Нужно заметить, что автор под содержанием языка понимал не языковые значения, а мыслительные понятия. Однако формой языка он называл не пустую звуковую и графическую оболочку, а форму, с присущими ей значениями, во всяком случае – грамматическими.

Автор также эксплуатирует в этой связи понятие апперцепции, которое толкуется как бессознательное обобщение или сила «действием которой народ подводит все явления душевной жизни под известные общие категории».

Языки развиваются благодаря "бессознательному забвению и непониманию" понятийного содержания некоторых языковых форм, а также благодаря "чутью языка народом".

В целом языки развивались в направлении от «двигательно-мимико-оптического» состояния к «фонационно-акустическому».

9. Смешению языков способствуют заимствования. Умирают более трудные, сохраняются более легкие языки.

«Первичные «слова» языка были словами неопределенной формы». Бодуэн де Куртенэ высказывает гипотезу о смешении языков. Считает, что главными видами языкового смешения, например английского языка и романских языков, немецкого языка и латыни, является заимствования из чужого языка, которые подвергаются в данном языке полному или частичному уподоблению. При смешении языков исчезают более трудные языки, сохраняются более легкие. «Победа остается в отдельных случаях за тем языком, в котором больше простоты и определенности».

10. Язык – это знание.

«В языке, или речи человеческой, отражаются различные мировоззрения и настроения как отдельных индивидов, так и целых групп человеческих. Поэтому мы вправе считать язык особым знанием, т. е. мы в праве принять третье знание, знание языковое, рядом с двумя другими – со знанием интуитивным, созерцательным, непосредственным, и знанием научным, теоретическим". Наряду с интуитивно-артистическим и аналитически-научным важность приобретет «знание языковое», т. е. лингвистическое знание (после того как лингвистика окончательно вычленится из филологии). Можно сказать, что языковое знание в понимании Бодуэна де Куртенэ, это знание закрепившееся в языке – в его лексико-семантической и грамматико-семантической части. Это объективированное в языке ретроспективное знание о мире.

11. Нельзя анализировать один язык в перспективе категорий другого языка.

Б. де Куртенэ определил принципы и критерии анализа языка, которые не утратили свою актуальность и новизну в современной лингвистике. Среди них можно выделить наиболее важные:

(1) Нельзя измерять строй современного языка категориями его прошлого, предшествующего состояния или категориями будущего состояния. В связи с данным принципом анализа автор резко критикует индоевропейские сравнительные грамматики, в которых «на явления прочих языков глядели через санскритские очки».

(2) Нельзя приписывать категории одного языка другому языку, ср. «следует брать предмет исследования таким, каков он есть, не навязывая ему чуждых ему категорий», «всякий предмет нужно, прежде всего, исследовать сам по себе, выделяя из него только такие части, какие в нем действительно имеются, и не навязывая ему извне чуждых ему категорий». Данное положение подтвердилось в своей негативной части в сопоставительном языкознании, в котором сравнение двух языков «напрямую» (не посредством метаязыка-посредника) приводило к тому, что категории родного языка автоматически переносились на язык иностранный. Процедура приписывания имела свою порочную методологическую опору – отождествление лингвистического и экстралингвистического. То, что обозначалось с помощью языка, объявлялось языковым явлением.

12. Языкознание будущего займется исследованием живых языков.

В своем критическом обзоре языкознания XIX века Б. де Куртенэ отмечает, что оно, выросшее на почве филологии, сформировало новое мировоззрение. Под влиянием идей Г. В. Лейбница, благодаря знакомству с индийскими грамматиками оно обратило внимание на оттенки языка. Языковеды начали анализировать слова, деля их на составные части. Стали использовать методы наблюдения и эксперимента. Под влиянием идей Гумбольдта и Гербарта сформировался психологический подход к языку. Развивалось новое направление – «философия языка» или «философия речи», начатое Гумбольдтом.

Определяя задачи языкознания XX века, автор отмечает, что важнее исследовать доступные новые языки, т. е. обратить внимание не на то, что было, а на то, что есть. Более важной задачей языкознания является исследование живых языков, «нежели языков исчезнувших и воспроизводимых только по письменным памятникам». Известно, что окончательный поворот в сторону синхронического языкознания произошел только в середине ХХ века.

Языкознание будущего, по мнению Бодуэна де Куртенэ, должно стать научным, ср.: «Языкознание есть систематическое, научное исследование явлений языка в их причинной связи». "Языкознание представляет собой направленную деятельность человеческого разума, упорядочивающего языковые явления». При этом особо отмечается связь лингвистического анализа с анализом мыслительной деятельности человека, ср.: «Наука языкознания … только совершенствует и очищает мышление, освобождает его от балласта случайности, а совокупность колеблющихся представлений заменяет цепью сознательных, точно определенных понятий».

Ученый высказывается за применение в языкознании методов «количественного, математического мышления», чтобы приблизить его к точным наукам.

Полиграмма обсуждаемых проблем (по И. А. Бодуэну де Куртенэ)

 

2.8. Николай Вячеславович Крушевский (1851–1887). Язык – приблизительный «субститут мысли». Ассоциации слов по сходству и по смежности

Н. В. Крушевский (Николай Хабданк) – представитель Казанской лингвистической школы. Прожил короткую, но яркую жизнь. Его немногочисленные работы по языкознанию («Об аналогии и народной этимологии» 1879, «Очерк науки о языке» 1883 и др.) оказали огромное влияние на развитие лингвистики XX века. Выпускник Варшавского университета. По воспоминаниям Б. де Куртенэ, во время учебы в университете Н. Крушевский прошел основательную подготовку в области логики, психологии и философии. Позднее «он вошел во вкус языкознания», написал кандидатскую диссертацию на тему «Заговоры как вид русской народной поэзии».

Имеются многочисленные воспоминания о Н. Крушевском, свидетельствующие о его таланте и высокой значимости его лингвистических работ. Вот некоторые отрывки из них:

Богородицкий В. А.: «Н. В. Крушевский всегда умел подчеркнуть ту или другую важную мысль, остановиться на ней и развить ее до логических последствий. Все его работы свидетельствуют о склонности к обобщениям. Но обобщения эти не были плодом фантазии или иллюзии».

Булич С. К.: «Научная заслуга К. и состоит в самостоятельном развитии этого (младограмматического) направления у нас и ознакомлении русских ученых с важнейшими его результатами».

Якобсон Р. О.: «Через женевский ‘Cours’ основополагающая мысль ‘Очерка’ о двух языковых осях, синтагматической и, как ныне принято говорить, парадигматической, прочно вошла в современную международную лингвистику. Этой дихотомией, как и рядом других идей Крушевского, воспользовался и Бодуэн в своих поздних трудах…, но следует отметить, что концепция Крушевского в этом плане несравненно систематичней, последовательней и шире, чем у Бодуэна и Соссюра».

Основные труды:

• Наблюдения над некоторыми фонетическими явлениями, связанными с акцентуацией, 1879;

• Лингвистические заметки, 1880;

• К вопросу о гуне. Исследование в области старославянского вокализма, 1881;

• Очерк науки о языке, 1883;

Источники:

Крушевский Н. В. Избранные работы по языкознанию. Сост. Ф. М. Березин. – М., 1998. – 296 с.

Основные философско-лингвистические взгляды:

1. Сравнение языков и установление их генетического родства, приводит к недостоверным результатам.

Аксиома, согласно которой все сходное в языках унаследовано от праязыка, а несходное является результатом последующего развития, является ложной.

Выясняется, что «звуковые законы не имеют роковой силы», которая им приписывается.

«Развитие языка» как вопрос языкознания не снимается, однако, с повестки дня, но его решение имеет иную направленность. Предполагается проследить перспективное, поступательное развитие языка – пройти путь от какого-то его исторического состояния, зафиксированного в письменных источниках, до его современного состояния, доступного нашим чувствам.

2. Лингвистика переходит от анализа мертвых языков к анализу живых языков. Данное направление должно основываться на методе дедукции.

В соответствии с новыми интересами лингвистики возникает необходимость критической оценки существующей сравнительной грамматики и ставится цель определить пути анализа языков безотносительно к их истории.

С помощью дедуктивного метода предполагается анализировать общие проблемы, «касающиеся языка вообще». Следует разобраться в природе языка вообще, а не в особенностях общего исторического прошлого каждого языка в отдельности. «Предмет лингвистики – язык, т. е. слова и предложения. Задача ее – исследовать естественный процесс развития языка, т. е. раскрыть законы, по которым он развивается с формальной и функциональной стороны.

3. С формальной и функциональной стороны должны исследоваться слова и предложения как субституты мысли. Причиной языковых изменений является соотношение приблизительных субститутов с неопределенными мыслями.

Две основные единицы языка, слово и предложение, определяются как «субституты мыслей». Субституты доступны непосредственно нашим чувствам. Мысли, скрывающиеся за словесными и предложенческими субститутами, не могут напрямую восприниматься с помощью чувств. Знаковая функция субститутов – замещать мыслительные понятия. Способность языка к изменению Н. В. Крушевский считает следствием столкновения приблизительных субститутов с неопределенными мыслями или идеями. Приблизительные субституты соотносится в семиотическом акте с «группой мыслей», не определенной строго в количественном и качественном плане. Автор предлагает говорить об их похожести, но не об их тождественности.

4. В языке закрепилось историческое миросозерцание, типичное для первобытного мышления.

Современный человек приобщен к первобытным, начальным формам мышления посредством языка. Первобытное мышление, согласно автору, это «первобытное созерцание народа». Такое созерцание нельзя считать алогичным и аномальным. Скорее, оно присуще человеку вообще в начальной стадии его развития и является «совершенно естественным результатом младенческого ума». Логической особенностью первобытного, младенческого миросозерцания является то, что человеку «достаточно весьма ничтожное основание, чтобы связать две вещи». При этом человеческий ум смешивает наблюдение с выводом, ср. Кто-то «говорит, что он видел призрак. Собственно говоря, он видел в ночной темноте какую-то белую фигуру, а что эта фигура была призраком – это уже не факт наблюдения, а вывод». Таким образом, наблюдаемое явление воспринимается человеческим умом как действие; два различных явления мысленно сближаются друг с другом на основании какого-нибудь одного признака, зачастую случайного. Подтверждение этому можно найти в языках на более ранней, «первобытной» стадии их развития, когда совершенно разные предметы называются лишь «по одному какому-нибудь их качеству», которое их сближает, хотя между этими предметами отсутствует всякое причинно-следственное отношение. Из ложных наблюдений делается заключение об аналогии данных предметов.

Утверждение Н. В. Крушевского о смешении наблюдения с выводом в человеческом миросозерцании, объективированном в формах языка, ценно в двух отношениях. Во-первых, как вытекает из логики рассуждения, наименование предметов в ретроспективном языковом плане осуществлялось по принципу сходства, аналогии с учетом имеющихся знаний о мире, т. е. в перспективе элементарных знаний, накопленных человеком, или опыта, признанного и принятого определенным языковым сообществом. То, что этот опыт был разным у различных народов, доказывают несовпадения в способах номинации в целом ряде языков, даже принадлежащих к одному и тому же генетическому классу. Не следует искать всеобъемлющую рациональную логику или причинно-следственные отношения в закономерностях «первобытной» аналогии, в соответствии с которой сформировались те или иные классы и типы наименований, хотя некоторые элементы рациональности в принципе не исключаются – все зависит от степени истинности знаний и времени вхождения новых наименований в язык. Во-вторых, можно предположить, что процессы номинации в современных языках также не подчиняются научной логике мышления и продолжают осуществляться в соответствии с метафизическим миросозерцанием человека как части природы. Интеллектуальное развитие человека, как и прежде, является возвратно-поступательным по своему характеру – человек начинает практически с нуля в своем умственном и языковом развитии. К тому же он приобщается к достижениям цивилизации на протяжении всей своей жизни и усваивает их как нечто готовое, уже созданное предшествующими поколениями. /В принципе многие люди повторяют и проживают в интеллектуальном плане чужую жизнь/. Точно таким же образом человек усваивает язык, а через него или с его помощью познает окружающий мир, научность которого постигается им позднее или параллельно усвоению, хотя она и не имеет обязательного характера.

5. В сознании формируется образ однородных предметов.

Представляют большой гносеологический интерес рассуждения Н. В. Крушевского об отражении предметов действительности в сознании человека. Однородные предметы, отражаясь в уме человека, оставляют своеобразные оттиски, следы в его сознании. В результате формируется общий образ этих однородных предметов. Общие представления получают в языке общие имена, ср. дуб, береза, осина – дерево. Точно таким же образом формируются представления о явлениях, ср.: «Если назовем явление комбинацией предметов или изменением, то ряд однородных комбинаций или изменений предметов оставляет в уме общий оттиск известного ряда явлений»].

По сути дела, Н. В. Крушевский говорит не о «чистом» уме, сознании или мышлении, а о процессах отражения, закрепляющихся в языке в виде наименований. В переводе на метаязык современной психолингвистики, речь идет о языковом сознании, когда отражаются и именуются отдельные предметы; и о речевом мышлении, когда отражаются и именуются явления, т. е. комбинации предметов.

6. Представления соотносятся друг с другом в соответствии с законами ассоциации.

Первобытное мировоззрение формировалось в историческом плане под влиянием окружающей среды на человека или благодаря наблюдению человека за своей собственной жизнью, в частности можно говорить о зооморфизме и антропоморфизме представлений.

Представления комбинируются, согласно автору, тремя способами: 1) соотношение разных представлений об одном и том же предмете, принадлежащих к одному и тому же временному периоду (эпохе);

2) соотношение разных представлений об одном и том же предмете, принадлежащих к различным временным периодам (эпохам);

3) соотношение разных представлений о разных предметах. Эти соотношения, или комбинации представлений являются слиянием двух или нескольких образов в новом (третьем) образе.

Такое слияние представлений становится возможным благодаря «общим в психологии законам ассоциации идей».

Первый закон ассоциации формулируется автором следующим образом: «Две идеи, имеющие что-либо общее, взаимно притягиваются».

Согласно второму закону ассоциации, «представления, входящие в комбинацию или суть представления об одном и том же предмете, или сами в чем-нибудь походят друг на друга».

Только благодаря общности, универсальности этих законов у некоторых народов встречаются сходные комбинации представлений, положенные в основу эквивалентных номинаций.

7. Следует различать генетическое значение слова и значение слова, свойственное ему в определенный период времени (индивидуальное значение).

Номинационный признак слова, например, у существительного светляк Н. В. Крушевский относит к «генетическому значению слова» («нечто светящееся») и противопоставляет ему «индивидуальное значение» («известное насекомое»).

Слова языка, именующие комбинации представлений, ассоциируют первоначально всю цепочку связанных в пространстве и времени предметов. Со временем эти ассоциации заменяются, обновляются, стираются. Их смысл этимологизируется. По-видимому, это следует отнести, прежде всего, к фразеологическим единицам языка, в которых идиоматизирован исторический смысл.

Этимологизированы также в той или иной степени некоторые действия и даже деятельность людей в сфере традиций и обычаев, ср.: «В эпоху кулачного права рыцарь, входящий в чужой замок должен был непременно снимать шлем и перчатки. Это была необходимая предосторожность со стороны хозяина: его гость без этого вооружения был уже безопасен. В наше время обычай этот, имеющий некогда разумное основание сохранился в лишенной действительного значения церемонии – снимать шапку с головы и не подавать рук в перчатках при здравствовании».

Н. В. Крушевский выводит проблему этимологизации слова на проблему взаимодействия современной мысли и слова с закрепленной за ним исторической картиной предмета, более или менее осознаваемой современным человеком. Точнее говоря, в слове первобытная мысль соотносится с современной мыслью. В слове сталкиваются, таким образом, «две стороны одного и того же факта» – историческая картина предмета и настоящее (современное) представление предмета.

8. У людей развивается привычка мыслить отвлеченно. Слово становится немым знаком.

Ассоциативные впечатления, закрепленные за словом в первобытную эпоху, со временем стираются в уме человека вследствие частого употребления этого слова в иных речевых условиях. Однако, суть даже не в том, что первоначальное значение слова постепенно забывается, а в том, что у человека развивается привычка мыслить отвлеченно без обращения к образам, наслаивающимся на слово.

Если историческая ассоциация обозначаемого словом предмета этимологизирована, т. е. больше не воспринимается, мы имеем дело с первобытной мыслью как «немой картиной» предмета. Если человек, называющий этим словом данный предмет, абстрагируется от впечатлений, связанных с этим предметом («привычка думать отвлеченно»), то мы имеем дело с современной мыслью как «немым знаком».

Историческая и современная немота слова характеризует это слово как «условный знак предмета». Для того чтобы слово, выражаясь метафорично и, как нам кажется, в соответствии с авторской логикой изложения, снова заговорило, например, в художественном описании предмета (кстати, к этому побуждает образное мышление!), необходимо использовать вкупе с этим словом какой-нибудь эпитет. Как представляется, чтобы возродить к жизни одну из немых ассоциаций слова, т. е. некогда замолчавшее впечатление; или оживить, актуализировать потенциально скрытое представление, сопровождающее данное слово на современном этапе его развития, необходимо придать этому слову художественность, образность путем сочетания его с соответствующим определением, которое называет какой-то атрибут обозначаемого словом предмета. В таких эпитетах-определениях слово не нуждается только в специальных описаниях. Подтвердим интерпретацию авторскими примерами, ср. Финляндия может быть представлена географом отвлеченно как название страны с известным расположением в Северной Европе; а художником – образно с помощью эпитетов, например: «суровая, мрачная Финляндия».

9. Слово обладает магической силой.

Задолго до появления теории речевых актов Н. В. Крушевский описал силу воздействия произносимого слова на слушающего человека. Слово проявляет свою силу воздействия (на современном терминоязыке – иллокутивную силу) в заговорах, как своеобразных пожеланиях, сопровождаемых или несопровождаемых другими обрядовыми действиями, с верой в то, что эти пожелания непременно сбудутся. Человек, произносящий слова заговора, стремится навязать свою волю не только другому человеку, но и также божеству, предметам и обстоятельствам.

Вера в действенность слова человеческого объясняется Н. В. Крушевским следующим образом. Первобытный человек, наблюдая за природой и связывая два явления друг с другом, руководствовался тем, что одно (первое) явление, которое возводилось им в ранг причины, всегда сопровождалось другим (вторым) явлением, которое представлялось следствием первого. Примером может послужить примета, согласно которой с появлением жаворонков наступает теплое время года.

Соответственно в заговоре слова, замещающие, «субституирующие» называемые предметы, материализовывались древним человеком. Выступая метами предметов, они способствовали осязанию этих предметов. Слово, обозначающее предмет, находилось к нему настолько близко, что человек «придавал слову материальный характер», «в понимании первобытного человека слово было настолько же материально, насколько и другие, действительно материальные предметы, употребляемые в заговорах». Поэтому «вымолвленное» слово воспринималось как причина явления, а именно, как причина, порождающая явление (causa efficiens).

Произнесенное слово, согласно поверью, могло вызвать появление того, что этим словом называется, ср. «Крестьяне боятся поминать к ночи нечистого духа». Сила звучащего слова в тех же заговорах основывается или на авторитете божества, к которому обращаются за помощью, или на авторитете заговаривающего знахаря.

Таким образом, магическая сила слова заключается в вере слушающего в материализующее действие этого слова и в авторитете автора или проговаривающего это слово. Проблема воздействия словом посредством его семиотического отношения, кажется, еще ждет своего решения. Проблема воздействия мыслящего и говорящего субъекта на реципиента посредством слова начала активно обсуждаться спустя почти столетие в прагмалингвистике, парапсихологии и нейролингвистике (ср. нейролингвистическое программирование).

10. В основе функционирования языка лежат словесные ассоциации по сходству и по смежности.

В истории лингвистики отмечается факт, что Н. В. Крушевский в своих «Очерках науки о языке», определил характер межсловных отношений, которые строятся на ассоциациях по сходству и по смежности. Эти отношения были названы впоследствии Ф. де Соссюром, парадигматическими и синтагматическими.

Оставляя вопрос о первенстве, сначала обратим внимание на интерпретацию ассоциативных отношений самим автором, ср.: «Все люди с нормальными умственными способностями довольно скоро и довольно легко научаются владеть языком. Это объясняется только тем, что мы и не запоминаем, и не припоминаем каждое слово порознь, само по себе». «Всякое слово связано с другими словами узами ассоциации по сходству; это сходство будет не только внешнее, т. е. звуковое или структурное, морфологическое, но и внутреннее, семазиологическое. Или другими словами: всякое слово способно, вследствие особого психического закона, и возбуждать в нашем духе другие слова, с которыми оно сходно, и возбуждаться этими словами».

Легче всего подвести итог сказанному, объявив, что речь идет здесь о парадигматических отношениях. Надо признать, что под парадигматическими отношениями в последнее время все чаще понимают лишь вертикальные межсловные ассоциативные связи по семантическому, или «семасиологическому» критерию, ср. тематически родственные слова, синонимы, антонимы. То, что это могут быть слова, имеющие сходную архитектонику, т. е. фонетическое, морфологическое и словообразовательное сходство по парадигме, часто остается без должного внимания, поскольку это, вроде бы давно известный факт, суть которого была определена Г. Паулем как «принцип языковой аналогии», согласно которому организуется и развивается язык.

Здесь следует лишь заметить, что принцип ассоциативности используется Н. В. Крушевским более широко и не только для толкования межсловных отношений вертикального порядка, но и, как мы увидим далее, для определения сущности линейных, синтагматических отношений.

Полнота понимания Н. В. Крушевским ассоциативных парадигматических отношений настолько лингвистически продуктивна и эвристична, что побуждает читателя-лингвиста пересмотреть свои взгляды на знаковую сущность языковых единиц. И пересмотр этот хочется осуществить не в направлении семасиологических потенций языковых единиц, а в отношении их парадигматической организации.

Не претендуя на оригинальность, это можно сформулировать следующим образом: слово – не только знак экстралингвистического отношения, т. е. знак мыслительного понятия и стоящего за ним предмета или явления объективной действительности; слово к тому же является знаком языковой системы. Системная знаковость слова проявляется в его принадлежности к различным языковым категориям. В слово как знак системы входят его фонетические; акустические признаки, плюс-минус мотивированные номинационно-семантически; морфемные (морфологические, грамматические и словообразовательные), и в узком смысле синтаксические признаки, а также семантические признаки, конституирующие главное лексическое значение. /То, что главное значение слова является интралингвистическим, а не экстралингвистическим по характеру, осознают еще пока не все лексикологи в силу методологической слабости и концептуальной разобщенности лингвистики вообще/.

Характер линейных межсловных отношений Н. В. Крушевский убедительно демонстрирует следующим объяснением: «Нетрудно открыть и другие связи между словами. Так напр. слова: „он через улицу лошадь под уздцы“ возбуждают в нашем уме слово «ведет». Точно так же действительный глагол возбуждает в нас имя в форме винительного падежа, частица если бы – глагол с окончанием прошедшего времени, слово износить возбуждает слово платье, обувь, слово внести – деньги, нанести – оскорбление, одержать – победу; точно так же возбуждают друг друга такие слова, как собака и лаять, лошадь и ржать и проч. Такая способность слов возбуждать друг друга основана на психическом законе ассоциации по смежности: мы привыкаем употреблять данное слово чаще с одним, нежели с другим словом».

В первом примере «он через улицу лошадь под уздцы» нехватку выпущенного слова вести предсказывает не одно слово, что характерно для бинарной синтагмы с последовательным, поступательным отношением, а несколько слов сразу, ср. под узцы → вести; через улицу → вести; лошадь → вести. Кроме того, лошадь предсказывает появление сочетания под уздцы, и наоборот.

Можно сделать вывод, что мы имеем здесь дело с многомерным и разнонаправленным семантическим ассоциативно-линейным отношением внутри предложения-высказывания. Данные ассоциативно-линейные связи правомерно напоминают нам понятие так называемой «семантической валентности». Термин другой, более модный и, возможно, более удачный, но суть одна и та же. Отношения семантического согласования линейно связанных друг с другом слов демонстрируют примеры с глагольно-именными словосочетаниями типа износить платье, внести деньги, собака лает и т. п.

Когда Н. В. Крушевский резюмирует, что «вследствие закона ассоциации по сходству, слова должны укладываться в нашем уме в системы или гнезда, то, благодаря закону ассоциации по смежности, те же слова должны строиться в ряды», он тем самым проливает свет на конститутивные элементы языковой системы, а именно, на слова и ассоциативные отношения по сходству; и на структуру речевых высказываний, а именно, на согласование слов в словосочетании и предложении, подчиняющееся принципу ассоциации по смежности.

Однако обратим внимание на то, о каких «рядах слов» говорится. Не парадигматические ли это отношения слов внутри текста? Не вертикальные ли это связи конструкций внутри текстового целого, имеющих аналогичную парадигму? А может быть, это дистантные тематические отношения слов внутри текста? Сам автор говорит лишь о бесчисленных связях слов по смежности «с разными своими спутниками во всевозможных фразах» и о словах как членах «известных рядов слов».

Понятие ассоциативных отношений в языке разрабатывалось Н. В. Крушевским широко. Оно распространялось на проблемы происхождения слов и на формирование словесных значений. В частности, в ходе анализа многочисленного разноязычного материала живых языков автор пришел к выводу, что «если наши слова своим происхождением обязаны ассоциациям сходства, то своим значением они обязаны ассоциациям смежности». Если говорить о происхождении первичного, этимологического значения слова, то оно, конечно, сформировалось в отношении слова к обозначаемой вещи. Мыслительный образ вещи был положен в основу первичного значения. Осуществился переход мыслительной категории в языковую категорию. Трудно переоценить роль ассоциаций по смежности, благодаря которым слово вступало в различные линейные отношения с другими словами. В этих отношениях и сформировались иные, так называемые второстепенные или переносные значения слов. Это происходило путем модификации, и переструктуризации основного значения слова, которое из статуса главного, собственного значения слова постепенно перерождалось в статус иных, несобственных значений, сохраняя в той или иной степени свой мотивационный образ, свое соприсутствие.

Чем «шире употребление слова», чем выше степень многозначности слова, тем менее содержательным и более «скудным» оно становится, «слово подвергается порче семасиологической и забывается». Кроме того, ассоциации по смежности способствуют образованию «неподвижных сочетаний». Иначе говоря, свободное сочетание постепенно перерастает в сочетание идиоматизированное, ср. тайный советник. Значение слов, входящих в несвободную, фразеологизированную синтагму, становится связанным, изолированным.

Ассоциации по сходству составляют суть всякого наименования. Когда отсутствует необходимое имя вещи, мы создаем новое имя на базе имеющегося словесного материала, который имеет хотя бы какое-то, может быть, даже косвенное отношение к этой вещи, ср.: «Мы его производим от слова, обозначающего что-нибудь, похожее на эту вещь». Однако иногда мы называем вещь «именем другой вещи», т. е. чужим именем. Здесь нет никакого словопроизводства, есть косвенное наименование в соответствии с ассоциацией по сходству.

11. Необходимо различать представление о вещи и представление о слове.

Интересно отметить один неприметный на первый взгляд факт, что Н. В. Крушевский выделяет два типа представлений – «представление о вещи и представление о слове, обозначающем эту вещь». Оба представления связаны законом ассоциации, главным образом, по смежности, реже – по сходству (только в случае, если слова являются звукоподражательными).

Спрашивается, чем же отличаются эти типы представлений друг от друга? По-видимому, в представлении о вещи проявляется знаковая функция слова. С этим представлением, или мыслительным образом вещи, слово в целом соотносится в семиотическом акте. Представление о слове, учитывая его парадигматическую оснащенность, – это идеальный образ слова как знака языковой системы, т. е. ассоциация его формально-классификационной и формально-семантической и лексико-семантической организации.

Однако соотношение вещного представления с представлением словесным в акте обозначения осуществляется, согласно автору, по сходству только в случае, если акустемная оболочка слова содержит признаки обозначаемого предмета или действия совершаемого этим предметом, а также с ним (в этом и заключается суть звукоподражания!). В остальных же случаях это знаковое соотношение, согласно автору, строится на ассоциации по смежности. Не исключает ли Н. В. Крушевский из знакового семиозиса значение слова и считает, что оно не принимает участия в обозначении? В другом месте автор отмечает, однако, наличие согласования значения (как части словесного представления) с представлением обозначаемой вещи, ведь здесь как нигде наиболее ярко реализуется принцип ассоциации по сходству.

12. Мир слов соответствует миру мыслей, благодаря чему обеспечивается понимание.

Семантический отпечаток слова соотносится со своим более или менее полным мыслительным аналогом-отпечатком, благодаря чему и становится возможным понимание. Ср.: «Это будет закон соответствия мира слов миру мыслей. В самом деле: если язык есть ничто иное, как система знаков, то и идеальное состояние языка будет то, при котором между системой знаков и тем, что она обозначает, будет полное соответствие. Мы увидим, что все развитие языка есть вечное стремление к этому идеалу».

Можно предположить, что Н. В. Крушевский не был последователен в вопросе соотношения значения слова и мыслительного понятия, т. е. иногда смешивал языковые и мыслительные категории, а иногда разделял их. Остается также неясным вопрос, как могут ассоциироваться по смежности значение (представление слова) и понятие (представление вещи). Не было бы противоречий, если бы автор заявил, что отношение обозначения, т. е. соотношение слова и вещи, а в более узком плане – соотношение семантики слова (мотивационной и лексической) и образа вещи (мыслительного понятия) становится возможным, также благодаря принципу согласования, т. е. ассоциации по сходству.

13. Язык представляет собой систему знаков. Язык – это гармоническое целое.

Н. В. Крушевский строго относился к любым формулировкам. Его толкование единиц языка как субститутов можно считать наиболее точной дефиницией, отражающей знаковую сущность языка, хотя у автора встречаются и более привычные для позднего «структуралистского слуха» определения, своевременно незамеченные его современниками, ср.: «Но мы не должны никогда терять из виду основной характер языка: слово есть знак вещи». «Язык есть ни что иное, как система знаков».

В лингвистическом наследии Н. В. Крушевского выдвигается положение о языке как гармоническом целом, где «каждая словесная категория находится в таком более или менее определенном отношении сродства и зависимости не с одной какой-нибудь категорией, а со многими». Речь идет о межкатегориальном сотрудничестве в языке. Данная проблема, решаемая в рамках собственно лингвистики, не теряет своей актуальности по сей день.

Полиграмма обсуждаемых проблем (по Н. В. Крушевскому)

 

2.9. Филипп Федорович Фортунатов (1848–1914). Язык как явление мысли и как средство выражения мыслей и чувств в речи

Ф. Ф. Фортунатов является основателем Московской лингвистической школы, которая сосредоточила основные усилия на исследовании языковых категорий и внесла большой вклад в разработку методов лингвистического анализа, свободного от формально-логических взглядов. Ученый известен как крупный индоевропеист, русский младограмматик, исследователь грамматических форм слова, частей речи и членов предложения. Считается, что Ф. Ф. Фортунатов реализовал формалистический подход к языку, для которого была характерна ориентация на флективный языковой тип и, соответственно, выработку лингвистических критериев анализа языковых форм флективных языков вне их исторического развития. Ученый считал, что грамматика изучает форму слова как знак в знаке (морфологический аспект анализа); фонетика исследует звуковую сторону слов; семасиология анализирует историю словесных значений. «Будучи одной из первых формализованных теорий в языкознании, фортунатовское учение о языке предваряло некоторые современные структуралистские течения, в частности ряд положений американской дескриптивной лингвистики, которая выделяет формальные классы слов на тех же основаниях, что имеют место и в теории Фортунатова» (Безлепкин, 2002:64).

Философский подход к языку проявился у Ф. Ф. Фортунатова в освещении проблемы отношения языка к мышлению и мышления к языку. Он выдвинул идею о том, что мысль существует в самом языке, а не только выражается с помощью языка, что не было оценено по достоинству его учениками и историками языкознания.

Несмотря на психологическую терминологию, используемую в его языковедческих работах, Ф. Ф. Фортунатова нельзя обвинять в излишнем психологизме в анализе языковых явлений. Язык для ученого в большей мере не сугубо психологическое явление, а инструмент активизации сознания с помощью словесных знаков, позволяющих соотносить друг с другом мыслительные представления. Мысль шагает впереди языка, используя его словесные знаки, слитые из устоявшихся материальных и формальных значений, для обозначения новых идей.

Язык рассматривается ученым как общественный феномен, чутко реагирующий на социальную дифференциацию и интеграцию; как совокупность знаков и знаковых отношений, видоизменяющихся во времени, в которых общественное преобладает над индивидуальным.

Стиль изложения ученого характеризуется некоторой витиеватостью и тяжеловесностью.

Основные труды и источники:

• О преподавании русского языка в средней школе (1903).

• Сравнительное языкознание (1904).

• Избранные труды. Т. I. М., 1956.

• Избранные труды. Т. II. М., 1957.

Основные лингвистические взгляды:

1. Языкознание изучает не отдельный язык и не группу языков, а «вообще человеческий язык в его истории».

"Языковедение, имеющее предметом изучения человеческий язык в его истории, может быть, следовательно, определяемо иначе как история человеческого языка".

Однако "человеческий язык" в данном понимании не следует сводить к "одному общему праязыку", например, к единому индоевропейскому языку, как это делается в сравнительно-историческом языкознании. Речь идет о человеческом языке, который характеризуется единством человеческой природы, т. е. общими физическими и духовными явлениями. "Мы можем и должны сравнивать языки не только в генеалогическом отношении, но и по отношению к тем сходствам и различиям, которые зависят от сходных и различных физических и духовных условий". Это и означает познать человеческий язык в его развитии.

2. Язык – это совокупность знаков (слов и их частей, словосочетаний), которые используются для выражения мыслей и чувств.

"Отдельные слова языка в нашей речи вступают в различные сочетания между собою, а с другой стороны – в словах языка могут выделяться для сознания говорящего те или другие части слов; поэтому фактами языка являются не только отдельные слова сами по себе, но также и слова в их сочетаниях между собой и в их делимости на те или другие части".

Звуки слов (слова) "являются знаками для мысли, именно знаками как того, что дается для мышления (т. е. знаками предметов мысли), так и того, что вносится мышлением (т. е. знаками тех отношений, которые открываются в мышлении между частями мысли или между целыми мыслями)".

3. Следует различать «язык для мысли» и «язык для выражения мысли».

В своих работах Ф. Ф. Фортунатов постоянно указывает на то, что язык, с одной стороны, служит "для мысли, для процесса мышления" и, с другой стороны, используется для выражения мысли и чувствований в речи. "Знаки языка для мысли являются вместе с тем знаками для выражения мысли в речи". Очевидно, что в языке заложена потенциальная мысль (предмет мысли), а с помощью языка формулируются мысли и чувства (предмет речи).

С одной стороны, мы имеем дело с "языком в процессе мышления", с другой – с "языком в процессе речи". Это напоминает нам известную современной лингвистике дихотомию – с одной стороны "систему языка", с другой – "речь".

4. Язык представляет собой не только средство для выражения мыслей, но и орудие для мышления. Язык принадлежит к явлениям мышления.

Мышление создает для себя нечто (= представления) посредством языка. Но в большей мере явления языка "сами принадлежат к явлениям мысли". Язык существует в мышлении. В значениях слов обнаруживаются элементы, присущие мыслительным представлениям. В соответствии с данными соображениями, приходим к выводу, что язык является составной частью мышления.

5. Не только язык зависит от мышления, но и мышление в свою очередь зависит от языка.

Язык зависит от мышления, потому что, как выясняется из рассуждений ученого, в нем откладываются аналоги мыслительных представлений, и изменение мысли ведет к языковым изменениям. Можно предположить также, что в этом случае язык включает в себя мыслительное содержание. [Однако данное положение не акцентируется автором и остается на обочине его концепции].

Мышление зависит от языка, потому что языковые знаки используются для обобщения и отвлечения предметов мысли. Кроме того, с помощью знаков языка мы обнаруживаем наши мысли. В речи, как намеренном выражении мысли, говорящий устанавливает связь мыслей с движениями органов речи и звуковыми комплексами, для того, чтобы обозначить мысль для другого лица, т. е. для того, чтобы вызвать у другого лица духовные явления (мысли) и чувства (эмоции), желаемые говорящим.

Говоря о взаимозависимости языка и мышления, Ф. Ф. Фортунатов вольно или невольно противопоставляет данные категории.

6. Мышление – это сочетание, соотношение представлений.

"Наше мышление состоит из духовных явлений, называемых представлениями, в их различных сочетаниях и из чувств соотношения этих представлений". Представления – это духовные явления, зафиксированные в сознании человека в виде "следов ощущения", и воспроизводящиеся "по действию закона психической ассоциации" – по сходству (это подобные, близкие, родственные представления) или по смежности (это основанные на опыте сопредельные, преемственные представления).

Представление звуковое (ср. снег) вызывает в мышлении зрительное представление («белый снег»). Благодаря действию психической ассоциации при зрительном представлении «снега» в сознании может активизироваться представление других предметов, сходных или смежных со «снегом». «Духовные явления, связанные между собой смежностью или сходством, воспроизводят в действительности одно другое». Легко воспроизводимыми являются зрительные, слуховые и мускульные ощущения.

В соответствии с выше сказанным, можно сделать вывод, что материальная сторона языка имеет в сознании два типа представлений – акустическое (звуковое) и мускульное (физиологическое), которые воспроизводят друг друга по ассоциации. Оба эти физические представления активизируют в свою очередь духовные представления – значение и понятие.

7. Не все объекты мысли являются непосредственными представлениями.

"Например, слово холод обозначает такой предмет мысли, который не может быть непосредственно представляем в нашем мышлении, а между тем думать о холоде мы можем всегда именно потому, что самое это слово холод является в представлении знаком этого предмета мысли, или, иначе сказать, представление этого слова (известного комплекса звуков) есть для нас заместитель непосредственного представления данного предмета мысли". Представления индивидуальны. Нельзя иметь общее представление «березы». "Предмет мысли, обозначаемый данным словом береза, есть какая бы то ни было индивидуальная береза в тех ее свойствах, какие являются у нее общими с другими березами".

Многие признаковые представления (ощущения качества – цвета, звука) осознаются как таковые только в купе с предметами, ср. белый, белизна.

8. Предложение – это суждение в речи.

В мышлении одно представление соединяется с другим. И это соединение называется суждением. Оно предстает в двух видах – как объединение (положительное суждение) и как отделение (отрицательное суждение, когда одно представление отделяется от другого). Как положительное, так и отрицательное суждение строится в соответствии с ассоциацией по смежности или сходству.

"В составных частях, или так называемых членах суждения, различаются подлежащее и сказуемое суждения. Подлежащим в суждении становится то представление, от которого отправляется процесс суждения, т. е. подлежащее суждения образует в процессе суждения первую часть данной мысли. Сказуемым суждения является то представление, которое в процессе суждения сознается или как объединяющееся с представлением, данным в подлежащем, или как отделяющееся от него". В данном случае под подлежащее подводится понятие «субъект», а под сказуемое – понятие «предикат».

Суждению соответствуют в языке отдельные слова или предложение. Предложение Птица летит состоит из двух словесных представлений предметов мысли («птица» и «летит»). Это части мысли. Целая, законченная мысль выражается в речи с помощью приведенного выше предложения, а также с помощью незаконченных, неполных предложений типа "Птица!" или "Летит!"

"Предложение – это суждение в речи ("как выражении мысли в произносимых нами словах").

Ф. Ф. Фортунатов указывает на то, что мысль, как духовное явление, выражаемое в предложении, т. е. мысль, в основу которой положено суждение, следует отличать от логического суждения, рассматриваемого только в перспективе умозаключений о правильности/ложности соотношения представлений. По мнению автора, можно отказаться и от термина "суждение", чтобы не смешивать мыслительное с логическим. "Мы можем, впрочем, распространить название "предложение" и на самую мысль, выражающуюся в предложении в речи, т. е. можем различать предложения в мысли и предложения в речи как в выражении мысли".

"Побуждением к тому, чтобы выразить свою мысль другому лицу, может быть:

1) намерение передать свою мысль другому лицу, вызвать в нем соответственную мысль,

2) намерение повлиять на волю другого лица, т. е. намерение выразить известное чувствование, именно желание побудить другое лицо к известному действию, и 3) намерение выразить, обнаружить другие чувствования (помимо желания повлиять на волю другого лица), соединяющиеся с мыслью говорящего".

Предложения бывают повествовательными (выражение, имеющее характер сообщения), ср. Настала хорошая погода; повелительными (выражение побуждения, просьбы; склонение другого лица к выполнению определенного действия), ср. Берите! Молчать!; и вопросительными (напр., узнать о неизвестном, рассеять сомнение), ср. Правда это? Данные предложения могут выражать в зависимости от ситуации в речи также определенные «чувствования».

Речь, которая обращена к другому лицу, есть речь намеренная. Невольное выражение вслух («мышление вслух») – это речь ненамеренная. Есть также речь «умственная» или «внутренняя речь».

9. Язык постоянно изменяется как в плане форм, так и в плане значений.

Изменения языка затрагивают его формальную и содержательную стороны. Формы и значения языка изменяются независимо друг от друга. В ходе своего исторического развития язык приобретает также новые факты, не существовавшие в нем прежде. Кроме того, изменяясь, язык утрачивает устаревшие формы и значения.

Язык реагирует также на изменения в обществе. Например, "дроблению общества на те или другие части соответствует дробление языка на отдельные наречия, а объединению частей общественного союза соответствует и в языке объединение его наречий".

Язык изучается как в плане физиологии звуков речи, так и психологии знаковых значений. В психологический аспект изучения языка входит также связь "между звуками речи и их значениями".

10. Отдельные звуковые комплексы в слове могут видоизменять значение слова.

Некоторые звуковые комплексы (ср. "не") могут изменять значение слова на противоположное, ср. счастье – несчастье, правда – неправда. Другие звуковые сочетания или звуки видоизменяют значение слова, ср. рука – руку, руке; вода – воду, воде. "Такие принадлежности звуковой стороны знаков языка, которые сознаются (в представлениях знаков языка) как изменяющие значения тех знаков, с которыми соединяются, и потому как образующие данные знаки из других знаков, являются, следовательно, сами известного рода знаками в языке, именно знаками с так называемыми формальными значениями". Формальные значения – это значения формы слова, т. е. грамматические значения. Им противопоставляются знаки, которые имеют материальные (реальные) значения. В современном языкознании для их определения используется термин лексические значения.

"Делимость знаков языка по составу, по образованию на принадлежности с формальным и с неформальным значением может быть двоякого рода.

Во-первых, та принадлежность, та часть такого знака, которая имеет неформальное (материальное) значение, может существовать в языке сама по себе как отдельный знак; например, отдельное слово правда по отношению к правда в неправда.

Во-вторых, принадлежность знака, имеющая неформальное (материальное) значение, может быть такой, которая дана в языке в другом знаке или в других знаках, т. е. не как отдельный знак, но в качестве лишь принадлежности знака или знаков, имеющей неформальное значение, т. е. в соединении с другой принадлежностью, представляющей формальное значение, или в соединении с другими принадлежностями, представляющими формальные значения, например рук, ног, в руку, ногу по отношению слов руку, ногу к словам рука, нога или, например, руке, ноге".

В последнем случае речь идет о формах слова.

11. Следует отличать отдельное слово от слова соединенного с другим словом в речи, а также от частей слова.

Обычно слово состоит из нескольких звуков речи. Но имеются слова, состоящие из одного звука, напр., союз а.

Словами называются значимые звуки речи, т. е. звукосочетания, имеющие значение. Единство слова обеспечивается его звуковой стороной. Сходство или одинаковость значений не обязательно свидетельствует о том, что перед нами одно и то же слово, ср. неправда и ложь (это разные слова).

"Так как словами являются звуки речи не сами по себе, но в их значениях, то поэтому тождество звуковой стороны при различии в значении не образует еще, понятно, тождества самих слов (например, в таких случаях в русском языке мой – местоимение = meus и мой – повелительное наклонение от глагола мыть или бес и без), если только при этом различие в значении не есть такое, которое сознается говорящими как видоизменение значения одного и того же слова (ср. зимой и зимою)". В случае мой (местоимение) и мой (глагол в повелительном наклонении) мы имеем дело с различными словами, имеющими тождественную звуковую сторону.

Одно и то же слово может обладать несколькими значениями, ср. подошва (у обуви) и подошва горы.

Ф. Ф. Фортунатов различает полные слова (дом), частичные слова (красн-, бел-) и междометия (ах, ох).

"Полные слова обозначают предметы мысли и по отношению к предложениям образуют или части предложений, или целые предложения". "Отдельными предметамимысли, обозначаемыми полными словами, являются или признаки, различаемые в других предметах мысли, или вещи, предметы как вместилища известных признаков".

Полные слова подразделяются на слова-названия, или нарицательные имена (дом) и слова-местоимения (он, этот), а также имена собственные (Коля).

Полные слова обозначают предметы ("вместилища признаков"), определяющиеся качеством и количеством; а также действия и состояния. К "глагольным словам", объединяющимся по принадлежности к идее действия или состояния, относятся как глаголы, так и существительные, ср. ношу, носить, ноша.

Полные слова имеют формальную (грамматическую) и основную принадлежность (основу слова).

Основы могут быть разными, а форма одна и та же, ср. веду, беру, несу. Основы могут быть одинаковыми, а формальные принадлежности – разные, ср. нес-ешь, нес-ет. Выделяются слова с «однородными основами», ср. вед -ешь, бер -ешь, нес -ешь .

"Отсутствие в слове какой бы то ни было положительной формальной принадлежности может само сознаваться говорящим как формальная принадлежность (ср. дом, человек, но: дом-а, человек-а). [Это напоминает нам «нулевую морфему» у Б. де Куртенэ].

В одном и том же слове может существовать две формальные принадлежности, ср. бел- еньк - ий , красн- еньк - ий .

К частичным словам можно отнести основы или корни слов, не являющиеся самостоятельными словами, но сохраняющими представления о предметах мысли (рубить , пил -ить ).

К междометным словам относятся слова, выражающие эмоциональное состояние говорящего (ох, ах).

Итак, слово, согласно учению Ф. Ф. Фортунатова, состоит из звуковой оболочки, в которой соотнесены материальное и формальное значение.

Полиграмма обсуждаемых проблем (по Ф. Ф. Фортунатову)

 

2.10. Алексей Александрович Шахматов (1864–1920). Синтаксис как учение о способах обнаружения мысли в речи

А. А. Шахматов – видный представитель Московской лингвистической школы, академик, ученик и последователь Ф. Ф. Фортунатова; разработал оригинальную синтаксическую теорию, в которой грамматические категории рассматривались в соотношении с коррелятивными, коммуникативно обусловленными категориями мышления; впервые ввел в русский синтаксис понятие грамматической формы; определил слово как морфологически организованную часть речи, которая вычленяется из целого предложения, а не просто используется для его построения как строительный материал; определил предложение как выражение законченной мысли, состоящей из объединения или разъединения двух или нескольких обобществленных (а не только индивидуальных) представлений, соединяемых волей говорящего в коммуникативных целях (сообщения мысли и воздействия на слушателя); обосновал оппозицию односоставных и двусоставных предложений; определил суть предложений, состоящих из несогласованных членов предложения; создал оригинальную концепцию о частях речи.

Правомерно считается, что ученый отошел от сугубо формальных методов анализа языка. Отмечается, что А. А. Шахматов "с удивительным талантом развил основные положения (синтаксического учения), добытые предшествующими исследователями, а прежде всего Потебней, но вместе с тем он внес в науку много нового и самостоятельного" (А. М. Пешковский).

Основные труды и источники:

• Очерк современного русского литературного языка. С вводной статьей проф. С. И. Бернштейна. 4-е изд. – М., 1941. – 288 с.

• Синтаксис русского языка / Вступ. статья д-ра филол. наук, проф. Е. В. Клобукова; редакция и комментарии проф. Е. С. Истриной. 3-е изд. – М., 2001. – 624 с.

Основные лингвистические взгляды:

1. Синтаксис – это раздел грамматики, изучающий способы обнаружения мышления в речи.

"Способы обнаружения мышления зависят от языковых возможностей, от принятых в языке оборотов: коммуникация птица летит может подвергаться (при передаче ее словами) перестановке в русском и немецком языках, но не может ей подвергнуться, например, во французском".

Мы обнаруживаем мыслительное субъектно-предикатное отношение, в котором что-то утверждается или отрицается, на уровне предложения в отношении подлежащего и сказуемого (Мальчик читает книгу). Атрибутивные отношения, в которых соотносятся два представления (предметное и признаковое) выявляются на уровне предложения в связи субстантивного имени с именем прилагательным (интересная книга). Отношение объектное между двумя субстантивными представлениями обнаруживается в отношении сказуемого и дополнения (читает книгу), или в отношении отглагольного существительного с другим существительным как именем предмета (чтение книги). Релятивное отношение двух представлений находит свое выражение в обстоятельственных отношениях (читает вслух).

2. Коммуникация есть акт мышления, в котором сочетаются представления для сообщения людям и для воздействия на них. Коммуникативный акт «обнаруживается» с помощью предложения.

"Психологическую коммуникацию" как единицу мышления не следует отождествлять с суждением (пропозицией). "К коммуникациям относятся не только пропозиции или суждения, но и всякие иные сочетания представлений, умышленно, с той или иной целью приведенных нами в связь, например, сочетания, нашедшие себе выражение в словах, как дома ли отец? уходите! выпить бы чего, посидел бы с нами!" Под понятие «коммуникации» автор подводит совокупность психологической основы мышления в виде сочетания представлений и социальных функций языка. Таким образом, психологическую коммуникацию следует толковать акт мышления, главной целью которого является сообщение людям о состоявшемся сочетании представлений. Кроме того, преследуется еще одна цель, а именно, воздействие на слушателя. Данный коммуникативный акт мышления выражается с помощью предложения. При этом посредником между коммуникацией и предложением является внутренняя речь («мысль, облеченная в слуховые, частью зрительные знаки»). Однако свое начало коммуникация получает за пределами внутренней речи («из движения воли, направленной к сообщению собеседнику сочетавшихся двух представлений»). Далее коммуникация протекает в виде внутренней речи, из которой переходит во внешнюю речь. «Отсюда видно, что ошибочно было бы отождествить внешнюю речь, в частности предложение, с коммуникацией».

3. Объединяются в единицу мышления (суждение) представления о предметах, качествах и отношениях. Главными членами психологической коммуникации являются субъект и предикат. Им соответствуют в предложении подлежащее и сказуемое.

Субъектом суждения является господствующее представление, а именно, то, «о чем что-либо утверждается или отрицается».

Предикатом суждения является зависимое представление, а именно, то, «что именно утверждается или отрицается».

"Название предмета в предложении будет всегда грамматическим подлежащим в отношении к сочетающемуся с ним глаголу или прилагательному… В мышлении представление о предмете будет всегда психологическим субъектом в отношении к представлению о признаке, которое мыслится при этом как психологический предикат". Ср.: собака убежала, книга исчезла, мы поедем, мальчик проснулся, дети спят.

В некоторых случаях господствующее положение в коммуникации может занять признак, а не предмет, т. е. представление о качестве, свойстве. Это сочетание двух признаковых представлений, ср. полет хорош, белое марко. Автор считает, что возможность мыслить признак в сочетании с другим признаком как раз и привела «к появлению таких отвлеченных существительных, как существительные отглагольные и прилагательные субстантивированные», ср. полет, белое.

Ученый предполагает также, что соединения представлений признака и предмета, выраженные с помощью словосочетаний типа прилагательное + существительное (зеленая трава; утомительная поездка) расчленились в предикативные словосочетания типа подлежащее + сказуемое (трава зелена; поездка была утомительна).

4. Сочетания представлений в коммуникации могут иметь предикативный, атрибутивный и предикативно-атрибутивный характер.

В предикативном отношении участвуют два представления, одно из которых главное, а другое – зависимое. Кроме того, это отношение изъяснительное, т. е. «содержащее утверждение или отрицание чего-либо», ср. птица летит, он не придет. Предикативному отношению в данном случае соответствует двусоставное предложение.

В атрибутивных отношениях "одни представления определяются как свойства или качества других представлений, предмет и его атрибут образуют единое сложное, нерасчлененное представление, ср. зеленая трава, больная мать, скучная книга, жаркий день. Данные двусоставные построения относятся к словосочетаниям.

Представления могут вступать в предикативно-атрибутивные отношения. Они выражаются двусоставными предложениями, в которых подлежащее имеет определение, а сказуемое может быть дополнено другими членами предложения. Это отношения между частями внутри целого представления, ср. добрый человек не мог бы так поступить; мальчики ленивые причиняют преподавателю не мало огорчений. Возникает вопрос: почему автор называет данные отношения представлений предикативно-атрибутивными? Очевидно потому, что предикативный признак в них коррелирует определенным образом с признаком субстанции, ср. не мог бы так поступить, потому что добрый; причиняют преподавателю не мало огорчений, потому что ленивый. Как видим, сказуемое выражает здесь следствие, а определение при подлежащем – причину.

5. Предикативному сочетанию двух представлений в психологической коммуникации могут соответствовать в речи односоставные предложения или «два названия признаков».

"Коммуникации, имеющие в предикате представление о признаке бытия, существования, наличности, можно назвать коммуникациями (суждениями) экзистенциальными". Ср.: морозит, дует, заволокло и скучно, морозно, скука, мороз. По мнению автора, в данных коммуникациях "субъектами являются конкретные признаки мороз, скука, а предикатами – отвлеченный признак бытия, наличности". Здесь «сочетание субъекта и предиката находит себе соответствие в одном члене предложения». К односоставным предложениям, содержащим только один главный член предложения (одно господствующее слово), относятся также такие двусловные сочетания, обладающие грамматическим единством, как вчера морозило , прекратите разговор, прошу войти .

"Возможно предикативное сочетание двух признаков" или "сочетание двух тождественных или отождествляемых признаков", что в русском языке выражается сочетаниями "двух названий признаков", ср. учение – мучение; забыто – потеряно;, жениться – перемениться.

6. Предложение – это выражение психологической коммуникации (законченной мысли), состоящее из согласованных частей (слов), объединенных интонацией, являющееся одним грамматическим целым «в отношении формы», и – двумя сочетающимися представлениями «в отношении значения».

"Предложение, состоящее из двух и более слов, является также словосочетанием, но словосочетанием законченным". Оно соответствует "законченной единице мышления".

В основе целого предложения как речевой единицы лежит предикативное (субъектно-предикатное) отношение, формируемое подлежащим и сказуемым. Эти главные члены предложения обычно представлены соответственно именем существительным и глаголом. Главенствующим, или господствующим, является подлежащее. Имена существительные в позиции подлежащего могут выражать не только идею субстанции (предмета), но и идею признака (качества, свойства), а также отношения. Глаголы в целом заключают в себе идею отношения – действия, состояния и др. Вокруг главных членов предложения группируются по правилам грамматической связи второстепенные члены предложения. Основным условием существования предложения является выражение законченной мысли.

"По форме" предложения делятся на двусоставные (Птица летит) и односоставные (Птица! Летит!).

"По значению" предложения подразделяются по залоговым типам – действительный залог для выражения ситуации в перспективе лица, устанавливающего какое-то отношение к объекту, хотя автор утверждает, что значение действительного залога – «это проявление признака безотносительно к его субъекту», т. е. акцентируется в большей степени объект (Он все это перевел . Я считаю наш уговор нарушенным. Собака укусила мальчика ), страдательный залог для выражения ситуации в перспективе объекта действия (Все это переведено . Уговор наш будет считаться нарушенным. Мальчик укушен собакой ), возвратный залог для выражения ситуации, в которой субъект и объект действия совпадают (Зверь забивается в чащу. Я моюсь . Он чешется ); по типам наклонения – изъявительное наклонение для выражения реального положения дел, когда «говорящий утверждает (или отрицает) тождество субъекта с предикатом», или «утверждает наличность (а также отсутствие) субъекта, его появление или проявление», «устанавливает связь между субъектом и предикатом» (Бук дерево. Мы это видели. Жил на свете один человек. Отец болен. Город отсюда далеко); условное (сослагательное) наклонение для выражения ирреальности и другие грамматические единства для выражения условности, возможности, реализуемости и т. п. (Я ничего не увидел бы. Его бы давно уже не было на свете. Все это непереводимо), желательное наклонение для установки связи между действием и субъектом (Если бы я мог её увидеть! Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало); недействительное наклонение для выражения того, что связь между субъектом и предикатом не осуществилась (Он едва было не увидел меня. Он чуть было не лопнул от досады); предположительное наклонение, для выражения неуверенности в утверждаемой информации (Он вероятно будет дома); потенциальное наклонение, когда говорящий утверждает, «что связь с предикатом осуществилась, несмотря на то, что она могла и не осуществиться» (А он мог мне на это ответить) повелительное наклонение для выражения волеизъявления и побуждения (Ты не груби! Молчать! Пошел вон!).

К семасиологическим характеристикам глагола относится также категория времени (настоящее, прошедшее, будущее и перфект), ср. соответственно Он плачет. Он спал. Я буду одеваться. Я оденусь и Я осмеян. Письмо отослано. Стол накрыт). В русском языке с категорией времени обязательным образом взаимодействует категория вида, напр., Ездили в город. Съездили в город. Ф. Ф. Шахматов вводит также понятие "категории одновременности", которая выражает выполнение параллельных действий (Говоря это, он открыл книгу) и понятие "категории преждевременности" (Положившись на тебя, я упустил много своих выгод).

7. Словосочетание – это грамматическое единство слов, которые могут выступать (или выступали) в роли главных и второстепенных членов какого-то предложения.

"Словосочетанием называем такое соединение слов, которое образует грамматическое единство, обнаруживаемое зависимостью одних из этих слов от других".

К словосочетаниям относятся самостоятельные и несамостоятельные единства слов. Так, например, сложное словосочетание, растущая на дворе зеленая трава распадается на самостоятельное грамматическое единство зеленая трава и несамостоятельное сочетание растущая на дворе. Ср.: "Самостоятельными называем такие грамматические единства, которые в своих формах не обнаруживают того, чтобы они были частями другого словосочетания; несамостоятельными – такие, которые обнаруживают это, которые в своих формах могут быть объяснены только из других словосочетаний". Грамматическое единство зеленая трава очевидно вычленилось из предложения зеленая трава растет на дворе, где главным членом предложения было господствующее слово трава. Сочетание растущая на дворе не мыслимо без господствующего слова трава и часть этого сочетания на дворе может считаться лишь второстепенным членом, к примеру, такого предложения как трава, растущая на дворе , зеленеет .

Выделяются также согласованные и несогласованные словосочетания, ср. высокий мужчина и он высокого росту; он был выпивши и он выпивши.

Не образуют грамматического единства сочетания типа лисица свой, поле рожью, с возом горшки, поскольку в них отсутствует грамматическая связь. Эти грамматически не скрепленные сочетания, выхвачены из грамматических единств, относящихся к предложениям, ср. всякая лисица свой хвост хвалит; красно поле рожью; хвалилась кобыла, что с возом горшки побила.

Если перед нами предикативное единство, значит это предложение. Например, усложненное предложение В нашем саду на высоких деревьях ближе к пруду свили себе гнезда какие-то прелестные птички строится в соответствии с предикативным отношением. Его можно расчленить, однако, на следующие грамматические единства: (1) в нашем саду, (2) на высоких деревьях, (3) ближе к пруду, (4) свили себе гнезда, (5) какие-то прелестные птички. Господствующими являются здесь лишь грамматические единства (4) и (5), поскольку они представляют собой главные члены предложения (птички свили…). Остальные, а именно: (1), (2), (3), находятся в зависимости от них, т. е. являются второстепенными членами предложения. Соответственно, в исходном предложении выделяются два словосочетания: 1) в нашем саду на высоких деревьях ближе к пруду свили себе гнезда и 2) какие-то прелестные птички.

Прилагательные, используемые в качестве атрибута к господствующему существительному в роли главного или второстепенного члена предложения, называются определениями, ср. Хорошая погода благоприятствовала вылазке; Надо взять железный молоток . Среди определений выделяются предикативные определения, ср. Занятый этой мыслью , он вышел в поле . "Атрибутивная связь – это та связь, которая по самой природе вещей лежит между представлением о субстанции или явлении и свойственным этой субстанции признаком – абсолютным, характеризующим самую эту субстанцию или явление, или относительным, характеризующим отношение данной субстанции или явления к другой субстанции или к другому явлению".

Существительные, выступающие в функции определения другого существительного, автор называет приложениями, ср. Князь Петр Иванович уехал за границу. Господина Белова нет дома . Разновидностью приложений являются предикативные приложения, ср. Петр, вечный работник на троне , проявил себя в этом деле .

Автор намечает в своих архивных записях следующую классификацию словосочетаний: 1) атрибутивные словосочетания (зеленая трава); 2) атрибутивно-предикативные словосочетания (зеленая трава растет…; человек добрый); 3) предикативно-атрибутивные (пасущиеся лошади); 4) словосочетания, выражающие объективные (объектные) отношения представлений (читать книгу); 5) релятивные (преимущественно обстоятельственные) сочетания (читать вслух): 6) количественно-именные словосочетания (много народа; несколько экипажей; пять коров).

Объективному отношению соответствует в предложении дополнение, ср. деньги сестры , ворота этого дома , кусок хлеба , торговля маслом ; Коля любит свою подругу . Мы прочли эту книгу . Дополнения подразделяются на прямые (Я нашел свою тетрадь .) и косвенные (Его ранило осколком бомбы. Вошел красный от волнения Володя ). Кроме того, их можно классифицировать как простые и релятивные (относительные) дополнения (проиграть деньги и поговорим о деле). [Релятивное дополнение «сопровождается предлогом, от предлога неотделимо и составляет с предлогом одно целое»].

Релятивному отношению в предложении часто соответствуют обстоятельства, ср. Он вбежал впопыхах . Он кричит сверху . [Но: Он сидит в комнате. В комнате – дополнение. Он упал с верху сеновала. С верху – дополнение].

8. Слово – единица языка, вычленяемая из предложения (единицы речи).

Слово понимается А. А. Шахматовым как "совокупность внешних знаков, воспроизводимых органами речи и воспринимаемых слухом". Таким образом, слово, используемое в речи, «воспроизводится», а не производится говорящим, и, соответственно, воспринимается слушающим, потому что оно является готовой единицей языка.

Словесным выражением "простейшей единицы мышления" (сочетания представлений, или «психологической коммуникации») является предложение, которое представляет собой «грамматическое целое». Очевидно, что предложение в отличие от слова не является готовой единицей языка. Оно создается в речи, поэтому называется автором «речевой единицей». Предложение предстает как синтаксическая комбинация морфологически оформленных слов в речи.

Однако слова языка возникли изначально не как названия отдельных изолированных представлений, т. е. как знаки или имена мыслительных единиц вне зависимости от целого предложения. Мы должны рассматривать слова как результат расчленения более крупных сочетаний (словосочетаний и предложений) на более мелкие единицы, которые позднее стали восприниматься автономно, а именно как словесные знаки. Ср.: "В языке бытие получили сначала предложения; позже путем расчленения предложений, основанного на взаимном их сопоставлении и влиянии, из них выделились словосочетания и слова для самостоятельного (хотя весьма ограниченного и случайного) бытия и употребления (обычно же слова и словосочетания обретаются в составе предложения). Слова, отвлеченные от предложения, стали изучаться в лексикологии в разделе семасиологии.

Слова возникли, таким образом, из словосочетаний и предложений, частью которых они являлись. Это меняет перспективу видения языковых и речевых единиц. Можно сказать, слова как простые знаки языка возникли из сложных речевых единиц, в составе которых они участвовали в выражении тех или иных сочетаний представлений. В соответствии с данным положением А. А. Шахматов проводит анализ не в направлении от слова к предложению, согласно традиции, а, наоборот, от предложения к слову и от него к его морфологическим формам, т. е. от синтаксиса предложения к синтаксису словосочетания и к синтаксису частей речи.

9. Морфологически оформленное, грамматикализованное слово в его отношении к предложению есть часть речи.

"Слова определяются как части речи именно постольку, поскольку они вызывают представление о грамматических категориях или, напротив, не вызывают такого представления". Таким образом, слово обнаруживает или не обнаруживает свое основное или сопутствующее отношение к грамматической категории.

К знаменательным частям речи автор относит существительные, прилагательные, глаголы и наречия. В основе этих частей речи лежат соответственно представления о субстанциях, качествах-свойствах, действиях-состояниях и отношениях.

Существительное дом как часть речи ассоциирует отношение своих знаменательных и грамматических представлений (субстанция – единственное число, мужской род, именительный падеж), а также сопутствующие им представления, например, грамматические: 1) представление множественного числа (дома́), 2) представление о наличии других родов (женского, среднего) и др…

Кроме "семасиологических" представлений субстанции (дерево, птица), с одной стороны, и представлений грамматических категорий числа, рода, падежа, существительное выражает, по мнению автора, также представление некой субъективной оценки (дурак, подлец). Категория субъективной оценки (уменьшительность, увеличительность, ласкательность, пренебрежительность) имеет не морфологическую, а словообразовательную природу, ср. домик, домина, домище, домишко, ручища, ножища, платочек, рубашечка, местечко. Семасиологической знаменательностью существительных могут быть также действия (поездка, пение, отказ), качества (глупость, краснота).

У ряда существительных отмечается категория "единственности" или категория "единичности". Сюда относятся существительные имеющие только форму единственного числа (тьма, память) или существительные, обозначающие представления, которые «мыслятся как отдельные единицы» (боярин, дворянин, англичанин, ср. мн. ч. бояре, дворяне, англичане). В языке имеются существительные, имеющие только форму множественного числа (клещи, сани, дровни, ножницы).

"Категория рода в современном русском языке обнаруживается только в единственном числе существительных", однако имеются немногочисленные одушевленные существительные во множественном числе, обозначающие только представителей мужского пола (холопы, черти, ангелы, зятья).

В Синтаксисе выделяются также существительные, относящиеся к категории парности (уши, очи, плечи, рога, руки, ноздри; штаны, брюки, очки); к категории совокупности во множественном числе (сливки, чернила, всходы; снега, холода, сумерки; ребята, поросята); к категории совокупности в единственном числе (старичьё, мужичьё, бабьё, голытьба).

Основным предназначением глагола является выражение связи его знаменательных характеристик (действий, состояний, отношений) с грамматическими категориями (лица, времени, залога, наклонения, вида) в личной форме. Только инфинитивная форма глагола не имеет грамматических маркеров. Глагол называет активные и пассивные признаки предмета. Категория рода является для глагола согласовательной и выражается только в формах прошедшего времени единственного числа, ср. нес, несла, делает, делал, но: несет, делает.

Прилагательное как часть речи мыслиться лишь в сочетании с существительным, как в плане своей знаменательности (признаков субстанции), так и в плане своей грамматичности (согласование в роде, числе падеже, субъективной оценки), ср. высокое дерево, красивый дом, маленькая девочка). «Причем прилагательные качественные могут вызывать представление о степенях сравнения» (выше, красивее, меньше). Иногда прилагательные могут выражать субъективную оценку (веселенький ситец).

"Наречие определяется, как часть речи, которая, означая знаменательное представление, мыслится неизменно в сочетании с представлениями о действии-состоянии или качестве-свойстве, вызывает представление о бытии-состоянии, не обнаруживая в своей форме связи с грамматическими категориями; впрочем, наречия качественные могут вызывать представление о степенях сравнения".

К незнаменательным частям речи относятся местоимения, числительные, местоименные наречия, которые выражают отношения.

Местоимение не имеет своей знаменательности. Его знаменательность опосредована существительным или прилагательным. Оно вызывает сопутствующие представления о падеже, роде (он, кто, меня).

Числительное – также незнаменательная часть речи, призванная означать числовые отношения (два города, два дома). «При известных условиях» категории рода и падежа заимствуются числительным у имен существительных, имеются числительные-существительные, ср. двое, пятеро, десяток, сотня, пара, дюжина.

Служебными частями речи являются предлоги, союзы, частицы. Они используются для выражения межсловных связей.

Предлоги являются носителями значений-отношений, которые проявляются в сочетании с существительными в косвенных падежах (до обеда, на дереве ).

Союзы участвуют в соединении и разъединении слов, словосочетаний и предложений (да видишь какая гроза; а там я вас провожу; и ловок как бес ).

Частицы усиливают или оттеняют сочетающиеся с ними предикаты (иди- ка , гля- ко ).

10. Отмечается переход одной части речи в другую.

"Процессы перехода одной части речи в другую мы будем называть латинскими терминами, как субстантивация, адъективация, вербализация, прономинализация, адвербиализация, конъюкционализация и т. д.", см. некоторые примеры:

(1) Субстантивация (портной, городовой, горничная, жаркое; бельевая, гостиная, безрукая; каждый, всякий; приезжающие, а также катанье, мытьё, ходьба, молотьба, высота, простота, молодость, глупость, ширина, вышина; четверо, четверть).

(2) Адвербиализация (Страсть какая добрая. Она осталась малость позади. Он посмотрел на него угрожающе . Он видать болен ).

(3) Прономинализация (Все встают и уходят. Другие остаются, где все и другие означают «людей»).

Полиграмма обсуждаемых проблем (по А. А. Шахматову)

 

2.11. Александр Матвеевич Пешковский (1878–1933). Теория научного синтаксиса

К особенностям своей синтаксической теории А. М. Пешковский относил то, что она акцентирует внимание на формальных показателях грамматических значений; что его синтаксический анализ отмежевался от психологического и логического направления исследований синтаксических явлений («У всех этих скучных падежей, наклонений, залогов и т. д. есть свое содержание, в школе игнорируемое и замещаемое логическим»); что грамматика была представлена им не как прикладная дисциплина, учившая правильно говорить и писать, а как наука о формах, о строе языка. «Меньше уступок сделано традиционной школьной грамматике». А. М. Пешковский по-новому толковал понятие грамматическая категория с учетом своих взглядов на форму слова и форму словосочетания. Он определял грамматику как науку, изучающую жизнь и развитие тех явлений языка, которые называются «формами». Части речи ученый классифицировал, опираясь не только на факты словоизменения, но и на особенности сочетаемости слов. Много внимания он уделил «внешним показателям некоторых синтаксических оттенков – интонации и ритму речи».

В целом в своей синтаксической теории А. М. Пешковский придерживался формоцентрического принципа, хотя это не мешало ему делать глубокие и интересные экскурсы в семасиологические аспекты языковых форм. К сожалению, ученый сознательно отмежевывался от освещения вопросов о характере взаимодействия формально-грамматических значений и "реальной, семасиологической" семантики.

Основные труды и источники:

• Русский синтаксис в научном освещении. Изд-е седьмое. М., 1956. – 512 с.

• Избранные труды. М., 1959. – 252 с.

Основные синтаксические взгляды:

1. Общая теория языка – это общее языкознание, которое изучает законы развития человеческого языка вообще на базе фактов, «доставляемых историей отдельных языков». Научный синтаксис изучает формы слов, словосочетаний, предложений, в которых воплотились внутриязыковые значения.

К основным принципам, на которых строился теоретический синтаксис А. М. Пешковского, относятся:

• Языковая форма и языковая семантика образуют единое целое. При этом "лингвистически значимым признается семантическое различие, которому соответствует какое-то формальное различие" (Ю. Д. Апресян) (к формальным средствам были отнесены также "нулевые аффиксы"). "Синтксис" А. М. Пешковского оказался жизнеспособен потому, что он строился с учетом корреляций между значениями и их (широко понимаемыми) формальными манифестантами" (Ю. Д. Апресян).

• Сказуемость следует рассматривать как объединение личной формы глагола (а также нулевой связки или нулевого глагола); [глагол образует синтаксическое ядро предложения] со значением времени и наклонения.

• Взаимодействие формы и внутриязыкового содержания проявляется в синтаксической омонимии, в которой одной синтаксической форме может соответствовать или выводиться из нее одновременно два смысла (Вели ему помочь) в зависимости от того, какая синтаксическая связь акцентируется (Вели ему или ему помочь). «Меняется здесь не то, о чем мы думаем, а то, как мы об этом думаем, в какие отношения ставим мы предметы нашей мысли друг к другу». Можно предположить также, что омонимия в приведенном примере вытекает не из акцентирования той или иной связи, а из 'двуличности' местоимения ему – 1) ему = адресат обращения; 2) ему = адресат помощи.

• Форма и значение не равноправны (значение главнее, поскольку его обслуживает форма). Говоря на современном лингвистическом языке – синтаксис семантичен.

• Разные формы указывают как на сходство, так и на различие в значениях, ср. Он ленится и Он ленив, где глагол и краткое прилагательное обозначают признак предмета; однако в глаголе "признак изображается как деятельность предмета", а в прилагательном – как постоянное свойство предмета;

• Грамматические значения различных членов предложения взаимодействуют в составе предложения, ср. Он сделал работу за час. Он писал по роману в год, где обстоятельства времени влияют на целостное формально-знаковое значение глагола, а именно, благодаря обстоятельству за час, действие, обозначаемое глаголом совершенного вида, мыслится как протяженное в определенном промежутке времени (но: Он сделал работу. Здесь совершенность объединяется с результативностью); а во втором предложении глагол писал обозначает повторяющееся во времени действие несмотря на значение несовершенного вида и благодаря сочетанию с обстоятельством в год, т. е. актуализирует (на языке современной аспектологии) значение итеративности.

• Опущение подлежащего в предложении не является случайностью, ср. Они (Мы) боялись акул и Боялись акул. Очевидно, что устранение подлежащего из предложения связано с желанием говорящего представить субъекта действия «неизвестным». Здесь предложение без подлежащего имеет неопределенно-личный характер.

• Слова могут использоваться "в общем и частном значении", ср. Ты себе живешь, ни о чем не думаешь, и вдруг… и Тебе говорят, что нельзя, а ты все свое, где местоимение ты используется в обобщенном и конкретном значении. Кроме того, во втором предложении сочетание тебе говорят на самом деле обозначает «я тебе говорю». А. М. Пешковский относит это явление к «особым формам мышления говорящего по-русски человека». Специфичность данной формы связана с попыткой говорящего не акцентировать на себе внимание – скрыть себя как автора высказывания и обобщить сказанное. (Но, ср.: «Люди говорят»).

• Слова объединяются по принадлежности к ядерному категориальному значению грамматической категории в классы существительности (значение "предмета"), прилагательности (значение "признака"), глагольности (значение "действия"). Однако они отдаляются от ядерного значения, отступая на периферию, и образуют различные группы внутри класса, ср. напр., прилагательные – качественные (белый, легкий), отглагольные (подвижный, разговорчивый) и относительные (второй, братнин). При этом отмечается, что переходы между группами являются плавными. В приведенных примерах отглагольные прилагательные образуют промежуточную зону перехода.

• Переходя из одного грамматического класса в другой, т. е., выходя за пределы своей собственной частеречности, слова могут частично сохранять признаки исходной грамматической категории, ср. прыгать – прыжок, прыганье; хлопать – хлопок, хлопанье, где существительные обозначают или процесс, собранный в точку, или длительный процесс, разбитый на части (на современном грамматическом языке – одноактное или дуративное многоактное действие).

• Если слово, осуществляя переход в другую часть речи, теряет бо́льшую часть признаков своей исходной грамматической формы, оно становится полностью другой частью речи, ср. любимый всеми (страдательное причастие настоящего времени несовершенного вида) и любимое блюдо (отсутствует страдательный залог; а также, вряд ли, ассоциируется время и вид, хотя можно еще сказать он любит это блюдо); блестящий (= великолепный) – «на две трети уже не причастие». Следует заметить, что смена части речи у слова связана с переносными значениями слова, ср. блестящий камень – камень блестит, но: блестящий ученый – *ученый блестит).

• Некоторые слова осуществляют переход в иную часть речи только в определенной грамматической форме, например, существительные столб, стрела, шаг, ночь переходят в наречия (адвербиализуются) только в форме творительного падежа, ср. стоять столбом, лететь стрелой, идти шагом, говорить шепотом. Следует заметить, что данные существительные используются уже не в свободных, а в идиоматизированных словосочетаниях. Некоторые из них метафоризированы и несут в себе идею сравнения (стоять неподвижно как столб; лететь быстро как стрела). Другие перенимают на себя весь смысл, превращая глагол, который они сопровождают, в знак обобщенного действия (идею действия), способ осуществления которого представлен в адвербиализированном существительном, ср. идти шагом = шагать; говорить шепотом = шептать.

[Далее представим более дробно некоторые частные синтаксические положения автора, требующие определения или уточнения]

2. Различные формы слова характеризуются сходством в материальной части звучания и различиями в их формальной части.

Например: стекл– и – о, – а, -янный, – ышко в словоформах стекло, стекла, стеклянный, стеклышко.

3. Слова принадлежат одной и той же грамматической категории, например, часть речи – существительному, если они имеют одинаковые грамматические формы и единое «предметное» значение, т. е. значение грамматической предметности.

Например: Что это? – помело, перо, серебро, полотно, сукно, долото, кольцо (ср. род; ед. ч.). Но: стекло (от глагола стекать); смешно, хорошо, умно, где слова, обладая сходной формой, имеют иные частеречные значения.

4. Грамматическое предметное значение (существительность) следует отличать от семасиологического предметного значения.

Материальная часть слова стекл– называет вещь, которую можно пощупать. "Конечно, не всегда это будет настоящая вещь, которую можно было бы схватить руками. В словах, например, зло, добро вещественные части зл– и добр– обозначают не вещи, а качества. Но все-таки и тут они обозначают главное в нашей мысли, обозначают то, о чем мы думаем, и притом нечто все-таки связанное с вещами: всякому сразу ясно, от каких вещей взяты эти зл– и добр-". Они «обозначают предметы, несмотря на то, что корень у них непредметный». В данной аргументации автора, конечно, имеются определенные противоречия, связанные с нечетким разделением двух типов «вещественных значений», что часто случается при использовании омонимических метаязыковых терминов. Если это то, о чем мы думаем, то это предмет мысли. Связь с вещами – это связь с предметами, которые они могут характеризовать (существительные зло, добро ассоциируют слова, от которых они образовались – злой, добрый, а значит и «вещественные» слова, с которыми они сочетаются, ср. человек, мужчина). Вряд ли можно согласиться с тем, что зло и добро называются вещественными именами в семасиологическом отношении по опосредованной ассоциации с предметными именами. Однако в других местах Синтаксиса автор дифференцирует грамматические вещественные значения и семасиологические вещественные значения менее противоречиво, ср.: "Анализируя образ, возникающий в нас при слове чернота, мы находим в нем черту двойственности: с одной стороны, логическая его природа не может не мыслиться нами, мы не можем не знать, даже и в процессе речи, что черноты отдельно не существует; с другой стороны, мы все-таки мыслим ее отдельно.

Признак предмета сам представлен здесь как предмет. Это величайшее противоречие, величайшая алогичность, величайшая иррациональность языка не учитывается теми учеными, которые, как мы уже упоминали, отказываются признать в таких словах предметность. Логически они рассуждают совершенно правильно: раз чернота признак, то она не может быть предметом. Но это не есть языковой подход к делу. С языковой, в частности грамматической точки зрения, т. е. с точки зрения деления слова по звукам и значению на ряд разнородных величин, дело обстоит, в сущности, необыкновенно просто: если существуют аффиксы со значением того или иного разряда предметов, обладающих признаком, выраженным в основе (чернец, храбрец, подлец и т. д., черника, земляника, костяника и т. д.), то почему не быть таким аффиксам, которые имеют самое общее значение в этом смысле, т. е. обозначают предметы вообще? Если мы признаем, что – ец в слове чернец обозначает „черного человека", – ыш в слове черныш – черную птицу, – ик – в слове черника – черную ягоду и т. д., то почему не признать, что – от – в слове чернота обозначает просто что-то черное? Вот это „что-то« и будет предметность».

Итак, согласно автору, имеются слова (чернец, черника), обнаруживающие связь семасиологического показателя с языковым маркером (черн+ец; черн+ика). Благодаря этой связи у данных слов формируется частеречное значение грамматической предметности и семасиологическое значение предметности, что можно представить в следующей структуре: ПРИЗНАК+СУФФИКС (СО ЗНАЧЕНИЕМ ГРАММАТИЧЕСКОЙ ПРЕДМЕТНОСТИ) = СЛОВО В ЗНАЧЕНИИ ГРАММАТИЧЕСКОЙ И СЕМАСИОЛОГИЧЕСКОЙ ПРЕДМЕТНОСТИ. Здесь, несмотря на признаковость основы, оба предметные значения слова формируют в мысли представление предмета. Грамматическая и семасиологическая предметности, как бы объединяясь, усиливают данное представление. Можно сказать – предмет показан в перспективе своего признака. И обозначен он именем существительным, т. е. словом в значении грамматической предметности. Можно продолжить интерпретацию – грамматическая предметность семантизирована здесь реально-онтологической предметностью.

Для объяснения феномена слов типа чернота (черн+от+а) автор по сути выстраивает еще одну структуру: ПРИЗНАК+СУФФИКС = СЛОВО В ЗНАЧЕНИИ ГРАММАТИЧЕСКОЙ ПРЕДМЕТНОСТИ И СЕМАСИОЛОГИЧЕСКОЙ ПРИЗНАКОВОСТИ. Исходя из этого, он делает вывод о том, что суффикс, участвующий в структуризации слова, может придавать слову значение грамматической предметности сам по себе, несмотря на «двойственность» представления – даже когда ему противодействует неоднородное семасиологическое значение, в результате чего в сознании формируется представление предметности. Можно сказать, что здесь побеждает формальное (суффиксальное) значение предметности. Оно подавляет реально-онтологическую (или семасиологическую в терминологии А. М. Пешковского) признаковость – чернота мыслиться как что-то предметное. Правда, сам автор не говорит о взаимодействии проинтерпретированных значений. Более того, он категоричен в этом вопросе. По его мнению, все, что касается логического анализа, не должно интересовать языковеда. Проблема грамматической предметности остается открытой, ср.: «Можно задаться вопросом: почему язык обладает таким свойством опредмечивать все непредметное? Как могла возникнуть такая способность в языке? Определенного ответа на этот вопрос мы никогда не получим…».

Таким образом, следует отличать грамматическую вещественность (существительность) от обозначаемой словом вещи, качества, отношения, т. е. от того, что современная лингвистика относит к лексическому значению. Однако характер взаимодействия грамматического и лексического еще ждет научного освещения.

5. Слова могут иметь одинаковое вещественное значение в своей материальной основе, но относиться к разным грамматическим формам.

Например: стекл-ышко, стекл-янный.

6. Нельзя считать бесформенными слова, у которых в словарном варианте (в именительном падеже) отсутствует формальная часть.

К таким словам относятся стол, стул, пол. На основании того факта, что в других падежах они получают формальные части – окончания, ср. стол-а, стул-е, пол-у, делается вывод, что в своей исходной форме они имеют нулевой формальный показатель, или нулевую форму. Такие слова все же распадаются на две части: стол+0, дом+0.

Полной бесформенностью характеризуются наречия: там, здесь, тогда; предлоги: от, в, у; союзы: и, чтобы; и др.

А. М. Пешковский отмечает также переходные случаи между оформленностью и бесформенностью, ср.: "Собственно говоря, между полным обладанием формой и полной бесформенностью существует огромное количество переходных ступеней. Язык вообще не делает скачков".

7. Одна и та же форма слова может иметь несколько формальных значений.

" Так, – о в слове стекло обозначает и падеж, и число, и род, и часть речи, т. е. имеет четыре значения; – у в слове веду обозначает и лицо, и число, и время, и наклонение, и часть речи, т. е. имеет пять значений".

8. Сходные по звучанию формы (формальные части) слов не обязательно имеют одинаковые формальные значения.

В качестве примеров автор приводит такие противоположные ряды слов: стола, быка, куста, стекла, окна (род. падеж; ед. ч.) и нога, рука, вода, голова (им. падеж; ед. ч.).

9. Различные по звучанию формальные части могут обладать одинаковым грамматическим значением.

Например: – ы в словах столы, полы, возы, носы и формальная часть – а в словах города, леса, бока, дома.

10. Одна и та же формальная часть может несколько видоизменяться по звучанию, не утрачивая своего значения.

Например: возносить, возводить, воздвигать и восходить, воспарять.

11. Совокупность различных грамматических форм слова образует единую формальную категорию слова. Одни и те же формы слов могут относиться к разным категориям.

Слово имеет фору падежа, форму числа и т. д. Автор считает, что "лучше всего говорить в таких случаях об одной и той же форме, распределенной между разными формальными категориями". "Формальная категория слов есть ряд форм, объединенный со стороны значения и имеющий, хотя бы в части составляющих его форм, собственную звуковую характеристику". Данной определение подразумевает возможность систематизации одной и той же словесной формы по принадлежности к одинаковым и разным категориям. Самой главной формальной категорией является категория части речи. Например, слова, которые объединяются в формальную категорию имени существительного, имеют грамматическое значение предметности (существительности). Однако, внутри данной категории могут встречаться случаи перехода в другую часть речи. Так, следующие группы слов показывают, какие разнородные значения уживаются в их формах, ср.: 1) рубил топором , пилил пилой ; 2) кричал петухом , кудахтал курицей . Можно сделать вывод, что здесь слова, имеющие одну и ту же форму творительного падежа, относятся уже к разным грамматическим группам – в первой группе мы видим существительные в инструментальном значении, во второй группе бывшие существительные по сути функционируют как наречия.

Возможны объединения форм со стороны значения, а именно, по принадлежности к единому значению или совокупности однородных значений; по принадлежности единому комплексу разнородных значений.

12. Формальные категории подразделяются на синтаксические и несинтаксические.

Не все грамматические категории определенной части речи являются синтаксическими. У существительных синтаксической категорией является падеж, несинтаксической (морфологической) – число. У глагола синтаксическими категориями являются род, число и лицо, а несинтаксическими – залог и вид.

К синтаксическим категориям относятся категории, в которых слова образуют связную речь и вступают в отношения зависимости друг от друга. Если у слова нет зависимой связи с другим словом, то оно относится к несинтаксической (словообразовательной) категории. Несинтаксические словоформы часто фиксируются в словаре, ср. книга, книжка, книжица, книжища, книжонка. Это не различные формы слова, а новые слова.

Данное положение о синтаксических и несинтаксических формах не было поддержано в лингвистике. Можно предположить, что критерии разделения словоформ на синтаксические и словообразовательные не были убедительными. И, действительно, в словарях русского языка, фиксируются, например, прилагательные, имеющие родовые формы, ср. красивый, красивая, красивое. Вряд ли, однако, эти прилагательные представляют новые слова и относятся к сфере словообразования.

13. Раздел грамматики, в котором изучаются формы словосочетаний называется синтаксисом. Раздел грамматики, изучающий формы отдельных слов, называется морфологией. [Фонетика изучает звуковую сторону слов. Учение о «неграмматичных» значениях слов называется семасиологией. Лексикология – учение о словах, или о словарном составе слов].

По мнению ученого, "для того чтобы два слова могли составить словосочетание, надо, чтобы они были соединены одновременно и в речи и в мысли. Словосочетание, как и слово, есть единство внешне-внутреннее, физико-психическое". Отношения слов внутри словосочетания характеризуются необратимостью, ср. можно сказать ножка стола («ножка, принадлежащая столу»), но невозможно обратное сочетание стол ножки. Если при перестановке слов создаются осмысленные словосочетания, характер взаимоотношения вещественных значений слов меняется, ср.: учитель брата – брат учителя, долг человека – человек долга, настройщик рояля – рояль настройщика, сестра милосердия – милосердие сестры.

14. Некоторые слова определяются в своей частеречной принадлежности только на синтаксическом уровне – в составе словосочетания или предложения.

Это касается слов типа рабочий, русский, знакомый. В сочетаниях рабочий кабинет, русский человек, знакомый город, они выступают в роли прилагательного, выполняя определительную функцию. В сочетаниях рабочий завода, русские хотят…, один знакомый сказал… они перенимают на себя роль существительного.

15. Частеречным значением глаголов является значение «грамматического действия» (глагольность), т. е. представление обозначаемых явлений, отношений и признаков предметов в виде действия.

По мнению автора, в любом глаголе заложена идея действия ("оттенок действия"), ср. сушу = делаю сухим, мочу = делаю мокрым, белю = делаю белым, звоню = делаю звон, удлиняю = делаю длинным, утраиваю = делаю тройным, усваиваю = делаю своим; белеется = показывает свою белизну;

"Мы имеем в категории глагола оттенок, который может совпадать со значением вещественной части слова (ходит, бежит), может расходиться с ним (зеленеет, грустит), может, наконец, противоречить ему (ленится)".

Главенствующим для формы глагола является значение грамматического действия, ср. "В таких глаголах, например, как умер, родился, заболел, простудился, упал, ушибся и т. д., мы едва ли заметим „намеренные" действия. Нам смешна школьная формула что сделал? – умер. На самом деле эта формула грамматически безупречна".

Грамматическая и реальная "действенность" могут совпадать, ср. говорит, работает, поет, бьет, но могут и расходиться, ср. сидит, спит, молчит.

16. Частеречным значением прилагательных является значение «грамматического признака, или качества», которое соотносится не только с «семасиологическим» значением качества, но и с другими значениями – пространством, результатом действия, отношением и т. д.

"Спрашивая же какой, мы спрашиваем, очевидно, о качестве предмета. В этом и заключается значение категории прилагательного". Например: библиотечная, вялый, талый, мерзлый, тухлый, заржавелый, стоячий, висячий, кирпичный, сосновый. У отглагольных прилагательных идея действия нейтрализуется, ср.: "При словах заржавелый ключ нам прежде всего представляется цвет ключа, а не то, что он когда-то был чист, а потом заржавел". "Стоячая или висячая лампа – это прежде всего лампа, приспособленная по самой форме своей для стояния или висения; стоячая вода – это прежде всего вода, тинистая, затхлая, поросшая водорослями и т. д.". Судя по цитатам, автор пытается подвести под грамматическое качество, присущее прилагательному как части речи, обозначаемое качество. Все сопутствующие «вещественные значения» не берутся во внимание. Даже в прилагательных с вещественной основой, типа золотой, полотняный, льняной он ищет «оттенок качества», ср.: "Мы должны вникнуть в довольно тонкую разницу между выражениями золотое кольцо и кольцо из золота, каменный дом и дом из камня и т. д. При словах кольцо из золота мы представляем себе два предмета, совершенно отдельные: кольцо и золото. Эти два предмета в данном случае случайно слились, совпали в одном пространстве, и это-то и хотим мы выразить словами кольцо из золота. Но мы прекрасно сознаем при этом, что это отдельные предметы, что золото может быть и не в кольце, а кольцо может быть и не из золота. При словах же золотоекольцо мы представляем себе только один предмет – кольцо, а о золоте как об отдельном предмете не думаем". "Когда мы говорим какой, мы не называем никакого качества, потому что не знаем его, но мы показываем, что ищем мыслью качество, думаем о качестве".

Грамматическая и реальная "качественность" могут совпадать, ср. белый, черный, серый, но могут и расходиться каменный, читающий, четвертый.

17. Значение большинства грамматических категорий объясняется А. М. Пешковским, главным образом, в соответствии с формоцентрическим принципом – согласованием языковой формы с формальным вопросом или каким-то формальным (реже формально-семантическим) прототипом формы.

Ср.: Частеречные категории: Что это? – дом, камень, черника, чернота, высота, синева (неодушевленная существительность); Кто это? – человек, птица, гусь (одушевленная существительность); Что делает? – ходит, идет, работает, спит, стоит (глагольность)"; Какой? – черный, кирпичный, работающий, второй; и др.

Категория рода: Он: конь, мальчик, дом, работник, рабочий (Мужской род); Она: лошадь, девочка, комната, работница, рабочая (Женский род); Оно: окно, сердце, зеркальце, полотно (Средний род).

Категория числа: Один/Одна/Одно: стол, конь/страница, синица/окно, пятно; Много: столы, кони, страницы, синицы, окна, пятна.

Категория времени и вида: Что делает? – идет, летит, думает (Настоящее время); Что делал? – шел, летел, думал (Прошедшее время, несовершенный вид; Что сделал? – пришел, прилетел, подумал (Прошедшее время, совершенный вид); Что будет делать? – будет идти, будет лететь, будет думать (Будущее время, несовершенный вид); Что сделает? – придет, прилетит, подумает (Будущее время, совершенный вид).

Категория наклонения: Что делает реально? – пашет (Реальное, изъявительное наклонение); Что делал / сделал бы? – пахал бы, вспахал бы (Ирреальное, потенциальное или сослагательное наклонение); Делай/Сделай – паши! вспаши! (Повелительное наклонение).

Категория залога: Что делает кто-то? строит, читает, обрабатывает (Действительный залог); Что делается кем-то? – строится, читается, обрабатывается (Страдательный залог).

Полиграмма обсуждаемых проблем (по А. М. Пешковскому)

 

2.12. Фердинанд де Соссюр (1827–1913). Лингвистический структурализм

Ф. де Соссюр – основоположник структурного направления в языкознании. Его системный подход к языку характеризуется как семиологический, призванный изучать язык как особую знаковую систему. Он разделил лингвистику на внешнюю и внутреннюю. Внешняя лингвистика занимается, главным образом, описанием географических (диалектных) особенностей языка, внутренняя лингвистика призвана изучать имманентную структурную организацию языковых феноменов (без учета каких-либо внешних факторов, например, говорящего субъекта и обозначаемой действительности). Язык в структурной теории Ф. де Соссюра вычленяется из Речевой деятельности и противопоставляется Речи. Соответственно различаются два вида отношений языковых знаков – ассоциативное (вертикальное), или парадигматическое (у Н. Крушевского это ассоциативное отношение по сходству) и синтагматическое (линейное, горизонтальное) (у Н. Крушевского – ассоциативное отношение по смежности). Языковые элементы, связанные данными отношениями, модифицируют свое значение и приобретают определенную значимость в зависимости от окружения и позиции в ассоциативном плане или в речевой связке.

Не исключая из рассмотрения диахроническую (эволюционную) лингвистику, Ф. де Соссюр предлагал сосредоточить основное внимание на синхронической (статической) лингвистике. Языковой знак был определен как единство акустического образа материального, произносимого звука и значения (смысла, понятия), и, что особенно важно, он должен осознаваться как таковой только в корреляции с другими языковыми знаками и с обозначаемым внешним объектом.

Известно, что Ф. де Соссюр не оставил даже набросков своих лекций. "Он уничтожал, как только отпадала в том необходимость, наспех составленные черновики, в которых он фиксировал в общем виде те идеи, какие он потом излагал в своих чтениях". (Из предисловия к первому изданию Курса). "Важнейшим событием стало издание под именем Ф. де Соссюра курса лекций, текст которого был подготовлен к печати и вышел в свет под названием "Курс общей лингвистики"(1916, т. е. после смерти Ф. де Соссюра; первый русский перевод: 1933; в нашей стране недавно изданы два тома трудов Ф. де Соссюра на русском языке: 1977 и 1990). Издателями "Курса" были его женевские ученики и коллеги Альбер Сеше и Шарль Балли, внёсшие немало своего" (см. Сусов И. П. История языкознания. М., 2006. – с. 208).

Наиболее "чужеродными" в "Курсе общей лингвистики" являются, на наш взгляд, такие понятия как "означающее" (звуковая форма) и "означаемое" (значение), которые внесли определенный сумбур в объяснение сущности языкового знака у многих последователей структурного направления в лингвистике. Следует отметить, что в своих ранних (оригинальных) работах, представленных в более точном переводе на русский язык, Ф. де Соссюр использовал понятие "обозначаемое" (внешний объект), а не "означаемое", подчеркивая при этом неразрывную связь языковой формы и значения, что в большей мере соответствует билатеральной природе языкового знака. Более критично следует относиться также к таким лингвистическим оценкам структурного наследия Ф. де Соссюра, согласно которым "материальная (звуковая и физиологическая) сторона" исключается автором из определения языка, а "внешние объекты", обозначаемые с помощью языка, якобы, не принимались им во внимание.

Основные труды и источники:

• Труды по языкознанию. М., 1977.

• Заметки по общей лингвистике. М.: Прогресс, 1990; 2001.

Основные структурно-лингвистические взгляды:

1. Языкознание – историческая наука. Язык – исторический феномен.

Ф. де Соссюр констатирует, что наука о языке (для его времени) является по сути и по определению преимущественно исторической. "Чем больше изучаешь язык, тем более убеждаешься в том, что все в языке есть история, иными словами, язык является предметом исторического анализа, а не абстрактного, в нем содержаться факты, а не законы, и все, что кажется органическим в языковой деятельности, на самом деле является только возможным и совершенно случайным".

По его мнению, под историчностью науки о языке понимается стремление познать народ через язык. "Язык является важной частью духовного богатства и помогает охарактеризовать определенную эпоху, определенное общество". Это "язык в истории", но не "история языка", не "жизнь самого языка". «Язык имеет свою историю».

Исторический аспект языка – это изменение, или "движение языка во времени". "Язык, взятый в два разных момента времени, не тождествен самому себе". Причем историческое изменение языка является непрерывным.

2. Язык не есть организм.

Ф. де Соссюр выступает против эволюционной концепции языка, согласно которой язык рождается, растет, дряхлеет и умирает, как всякий организм. "Язык не есть организм, он не умирает сам по себе, он не растет и не стареет, то есть у него нет ни детства, ни зрелого возраста, ни старости, и, наконец, язык не рождается".

Язык изменяется, но при этом не порождается новая языковая данность. Хотя изменения во времени могут быть существенными, мы ведем речь об одном и том же языке.

Историческим изменениям подвергались не только формы (звуки), но смыслы (значения) языка. Эти изменения проходили в соответствии с определенными принципами (регулярностью), например, принципом аналогии. В различные исторические эпохи язык развивался в соответствии с одними и теми же принципами.

Порожденные же искусственные языки не могут заменить естественные языки.

3. Язык социален. Язык есть средство взаимопонимания.

"Цель языковой деятельности – достижение взаимопонимания – есть абсолютная потребность любого человеческого общества". "Язык социален, или он не существует. Язык, прежде чем он навязывается индивиду, должен получить санкцию коллектива". "Язык пребывает в коллективной душе". "Язык является социальным продуктом, совокупностью необходимых условностей, принятых коллективом, чтобы обеспечить реализацию, функционирование способности к речевой деятельности, существующей у каждого носителя языка".

Языковая способность это способность управлять языковыми знаками. Это способность управлять движением артикуляционных органов при образовании членораздельных звуков, и одновременно способность соотносить эти звуки с соответствующими понятиями.

4. Следует различать внутреннюю и внешнюю лингвистику.

К внешней лингвистике относится все, что связано с географическим распространением языков и с их дроблением на диалекты.

К внутренней лингвистике относится система языка и правила ее функционирования («система и правила игры»). «Язык есть система, которая подчиняется своему собственному порядку».

"Внутренним является все то, что в какой-то степени видоизменяет систему".

5. Наука о языке должна исследовать языковую (речевую) деятельность.

Языковая деятельность, или "членораздельная речь" (по мнению Ф. де Соссюра, не очень ясный, расплывчатый термин) – это достояние человеческого рода; орудие коллективной и индивидуальной деятельности; инструмент для развития врожденных способностей. Изучению подлежат проявления языковой деятельности. Необходимо дать ясное представление о них, "расклассифицировать и понять их".

"Язык и языковая деятельность (langue et langage) суть то же самое, одно является обобщением другого". Однако Ф. де Соссюр замечает при этом, что изучение языковой деятельности – это анализ различных манифестаций языка; описание принципов, которыми язык управляется; извлечение выводов из конкретного языкового материала. При этом язык должен рассматриваться как система, а языковая деятельность – как универсальное явление.

Языковая деятельность не является деятельностью, которая сводится к комбинации материальных, звуковых (физиолого-акустических) действий. "Материальному звуку можно противопоставить только сочетание звук – понятие, но ни в коем случае не одно понятие". В своих других работах автор подводит под звук акустический образ, под понятие – значение, полагая, что это и есть идеальные объекты, которые должна изучать лингвистика.

Акустический образ и мыслительный образ связаны в языковом знаке психической ассоциацией. Фонационное явление, или материальный звук не составляет сущности языкового знака. Гораздо важнее идеальное представление материального звука. "Согласно концепции, которой мы неизменно придерживаемся, фонационное противопоставляется как чисто механическому, так и чисто акустическому". Таким образом, фонационное приравнивается к звучанию слова (качеству словесного звука), механическое – к движению органов речи при произнесении звука, акустическое – к идеальному образу звука в языковом сознании. «Механизм производства звуков» не относится к «такой совершенно особой области, как языковая деятельность».

6. То, что обозначается и выражается с помощью языка не относится к сфере собственно лингвистического исследования.

"Какими бы яркими ни были лучи света, которыми язык сможет неожиданно осветить другие предметы исследования, они будут иметь лишь совершенно эпизодическое и побочное значение для исследования самого языка, для внутреннего развития этого исследования и для целей, которое оно преследует". Предлагается исследовать знаковую функцию, а не природу обозначаемого объекта. Тем самым исключается возможность приписывания языковому знаку свойств называемого с его помощью предмета.

7. Язык – это знаковая система. Звук и слово выполняют в языке знаковую функцию.

Язык для Ф. де Соссюра – произвольная, условная система знаков. "Язык представляет собой систему, внутренне упорядоченную во всех своих частях". Язык зависит от обозначаемого объекта, но свободен и произволен по отношению к нему.

По мнению Ф. де Соссюра "в языке звук осознается только как знак". Это знак "означаемого", т. е. значения. Точно также слово, которое мы рассматриваем в совокупности с другими словами, существующими с ним одновременно, является знаком, или точнее – "является носителем определенного смысла". Слова языка выполняют функцию символов, так как не имеют ничего общего с обозначаемыми объектами. "Изучение того, как разум использует символы – это целая наука, которая не имеет ничего общего с историческим анализом".

"Любой язык состоит из определенного количества объектов внешнего порядка, которые человек использует в качестве знаков". Суть языкового знака заключается в его свойстве информировать о чем-то – "он по самой своей природе предназначен для передачи".

Свойством языковой системы является то, что один языковой знак сам по себе ничего не значит. Только в соотношении с другими языковыми знаками он может что-то обозначать. В этих отношениях взаимозависимости языковых знаков проявляется основной закон языка.

Языковая система функционирует по своим законам – "язык не подчиняется направляющей деятельности разума, потому что он с самого начала не есть результат зримой гармонии между понятием и средством его выражения".

Изменение одного знака в языковой системе может привести к изменению характера соотношения этого знака с другими знаками, ср.: "Каждый раз, когда в языке происходит некое событие, большое или незначительное, его очевидным следствием является то, что после этого события соотношение элементов уже не то, что до него". Нарушается их равновесное, взаимное расположение.

Языковой знак указывает на какой-то внеязыковой предмет. Внеязыковой предмет может ассоциировать в свою очередь какой-то языковой знак. Однако обозначаемые внешние предметы не принадлежат языку, ср. "Конечно, достойно сожаления, что в качестве важнейшего компонента языка начинают привлекать обозначаемые предметы, которые не являются его составной частью". «Языковой знак связывает не вещь и ее название, а понятие и акустический образ». Таким образом, утверждается, что языковой знак – это «звук-понятие», а не «звук – вещь». Языку принадлежит не вещь, а понятие вещи, которое автор часто отождествляет с значением.

Языковой знак образует единство звука и значения (соответствие фонетической и значимой сторон). Нельзя отрывать звуковую сторону знака от его понятийной стороны. Акустический образ – это психический отпечаток звучания в нашем сознании. Языковой знак – это двусторонняя психическая сущность (образ звука и значения одновременно).

Языковой знак существует "не только благодаря соединению фонизма и значения", но и благодаря корреляции с другими языковыми знаками, и, кроме того, соотносится с сущностью внешнего порядка, т. е. с обозначаемым объектом (предметом). Нельзя говорить только о "слове и его значении", забывая при этом, что слово окружено другими словами, или парасемами".

Форма знака не мыслима без учета смысла. В то же время нельзя говорить о семантике вне формы. Звук осознается только вместе с значением. Звук следует рассматривать как сложное акустико-артикуляционное единство. В единстве с понятием звук представляет собой "сложное физиолого-мыслительное единство".

"Означивать (signifier) – это не только наделять знак понятием, но также и подбирать знак понятию". Понятия – это явления сознания. Они ассоциируются "с представлениями языковых знаков, или с акустическими образами".

Языковой знак линеен, он протяжен во времени, которое необходимо для его произнесения. Знак представляет собой звук (временной отрезок, условно начинающийся слева и заканчивающийся справа), которому приписывается какое-то значение. В словесном знаке нет ничего анатомического – нельзя отделить звуковую форму от значения, они не существуют друг без друга.

Языковой знак – соединение понятия и акустического образа. Понятие есть означаемое. Акустический образ – означающее. Связь означающего с означаемым произвольна, т. е. не мотивирована.

"Означающие, воспринимаемые на слух, располагают лишь линией времени: их элементы следуют один за другим, образуя цепь".

Символ отличается от языкового знака тем, что не до конца произволен. В нем еще ощущается естественная связь, ср. символ справедливости, весы ("его нельзя заменить чем попало".

Исключение составляют немногочисленные звукоподражания и междометия в языке. Однако они "не являются органическими элементами в системе языка".

Сущность знаков – быть различными.

8. Язык – система чистых значимостей.

"Значением является то, что находится в отношении соответствия с акустическим образом".

"Язык есть система чистых значимостей, определяемая исключительно наличным состоянием входящих в нее элементов".

Для объяснения значимости языковых единиц Ф. де Соссюр использует аналогию с шахматами. Как в языке, так и в шахматах "налицо система значимостей и наблюдаемое изменение их".

"Соответствующая значимость фигур зависит от их положения в каждый данный момент на доске, подобно тому, как в языке значимость каждого элемента зависит лишь от его противоположения всем прочим элементам".

Значимость фигур зависит также от правил шахматной игры. Аналогичные устойчивые правила ("принятые раз и навсегда") имеются также в языке. Имеются в виду неизменные принципы семиологии.

С изменением значимости одной фигуры или единицы языка может привести к изменению значимостей других фигур (других языковых знаков) или к изменению всей системы.

Значимость фигуры на шахматной доске меняется в зависимости от позиции (места и окружения).

По аналогии – значимость языковой единицы меняется в зависимости от синтаксической функции и от сочетаемости с другими языковыми единицами в речи.

В более позднем изложении Ф. де Соссюр понимает под значимостью значение языковой единицы. Понятие рассматривается как один из аспектов языковой значимости. "Значимость… есть, конечно, элемент значения".

"Значимость одного элемента проистекает только от одновременного наличия прочих (значимостей)". Значимость слова выявляется в противопоставлении этого слова с другим словом. Это может быть противопоставление в парадигматическом ряду.

Однако значимость может определяться "всем тем, что с ним (со словом) связано. Это синтагматические отношения слова в линейном ряду, в ряду сочетаемости с другими словами.

Точная характеристика значимостей – "быть тем, чем не являются другие".

Ф. де Соссюр рассматривает не только понятийную (смысловую) значимость, но и звуковую значимость ("значимость материальной стороны языка"). "В слове важен не звук сам по себе, а те звуковые различия, которые позволяют отличать это слово от всех прочих, так как они-то и являются носителем значения".

"Языковая система есть ряд различий в звуках, связанных с рядом различий в понятиях". "В языке нет ничего, кроме различий". Эти различия проявляются в сравнении, например, "взятые в отдельности, ни Nacht, ни Nächte ничего не значат".

"Значимость целого определяется его частями, значимость частей – их местом в целом".

9. Системообразующими отношениями в языке являются синтагматические и ассоциативные отношения.

"Слова в речи, соединяясь друг с другом, вступают между собою в отношения, основанные на линейном характере языка, который исключает возможность произнесения двух элементов одновременно"

"Член синтагмы получает значимость лишь в меру своего противопоставления либо тому, что ему предшествует, либо тому, что за ним следует, или же тому и другому вместе".

"Вне процесса речи слова, имеющие между собой что-либо общее, ассоциируются в памяти так, что из них образуются группы, внутри которых обнаруживаются весьма разнообразные отношения". "Эти отношения мы будем называть ассоциативными отношениями".

"К языку, а не к речи надо отнести и все типы синтагм, которые построены по определенным правилам".

Выделяет ассоциативные ряды, в которых общим для всех членов является корень или суффикс.

Слова могут группироваться и по общности акустических образов. Таким образом, слова могут группироваться либо по общности смысла, либо по общности формы.

10. Следует различать диахронию языка (эволюционную лингвистику) и синхронию (идиосинхронию) языка (статическую лингвистику).

Диахронический подход к языку – это исследование его исторического развития (по горизонтали, в последовательности). Синхронический подход – это исследование состояния языка без учета исторического развития (по вертикали). Ср.: "Всегда состояние с исторической точки зрения и осознание современного состояния противопоставлены друг другу. Это два способа существования знака". "Каждое слово находится на пересечении диахронической и синхронической перспектив".

Переходы языка из одного состояния в другое изучает эволюционная (диахроническая) лингвистика. Диахроническая лингвистика должна изучать отношения, связывающие элементы языка во времени.

Вневременное состояние языка, без учета факторов его развития изучает статическая (синхроническая) лингвистика. Синхроническая лингвистика должна изучать системные явления в языке в том виде как они воспринимаются в данный момент языковым коллективом.

11. Язык коллективен. Речь индивидуальна. Слово – единица языка. Предложение – единица речи.

Речь характеризуется индивидуальностью. К ней относится фонация, сочетание элементов (словесных знаков), воля говорящего. Язык же "узаконен обществом и не зависит от индивида".

"Речь есть индивидуальный акт воли и разума". Язык – социально пассивное явление. "Язык – это готовый продукт, пассивно регистрируемый говорящим".

По отношению к индивиду язык является внешним, в том смысле, что индивид не может ни создавать его, ни изменять.

"Предложение существует только в речи, в дискурсивном языке, в то время как слово есть единица, пребывающая вне всякого дискурса, в сокровищнице разума". Слово – это готовая единица языка. Предложение создается в процессе речевой деятельности.

"Если из Языковой деятельности (Langage) вычесть все, что является Речью (Parole), то оставшуюся часть можно назвать собственно Языком (Langue), который состоит исключительно из психических элементов". Таким образом, Языковая деятельность = Речь+Язык.

"Язык есть психическая связь между понятием и знаком, чего нельзя сказать о речи". "Язык… – это система знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла и акустического образа, причем оба эти компонента знака в равной мере психичны". Как систему знаков язык следует изучать в рамках семиологии (знаковой теории).

"Исторически факт речи всегда предшествует языку".

"Язык всегда выступает как наследие предшествующей эпохи". Говорящий должен также считаться с тем, какие акустические образы закреплены за какими понятиями".

Означающие в языке, т. е. звуковые оболочки слов не могут быть изменены произвольно вопреки сложившимся звуковым характеристикам. "Общество принимает язык таким, какой он есть".

Историческая преемственность играет в языке важнейшую роль для поддержания стабильности языковой системы.

Коллективная косность противостоит любым языковым инновациям. Революция в языке невозможна. Язык есть продукт социальных сил.

Однако язык все же изменяется благодаря сдвигу отношения между означаемым и означающим. Такой сдвиг способствует возникновению новых соответствий между звуком и понятием.

12. Необходимо различать звуковой (устный) язык и письменный (графический) язык.

Звук и письмо – это две разные системы знаков. Письмо служит для изображения языка. Однако предметом лингвистики является «исключительно звучащее слово".

"Язык непрестанно развивается, тогда как письмо имеет тенденцию к неподвижности". Часто мы сохраняем "написания, не имеющие разумного оправдания". Имеется в виду многочисленность письменных знаков, используемых для фиксации одного и того же звука.

Полиграмма обсуждаемых проблем (по Ф. де Соссюру)

 

2.13. Гюстав Гийом (1883–1960). О принципах построения теоретической лингвистики

Гюстав Гийом – французский лингвист, известен как последователь Ф. де Соссюра и автор идеи «психосистематики языка» и концепции «психомеханики языка».

Увлеченность современных лингвистов когнитивными подходами к изучению языка, в соответствии с которыми лингвистика вновь превращается в описательно-филологическую дисциплину, не снимает с повестки дня проблему теоретической лингвистики. Наоборот, интерес языковедов к теории языка усиливается. Актуальным в этой связи является изучение лингво-теоретического наследия французского языковеда Г. Гийома (см. исследования Л. М. Скрелиной и Е. А. Реферовской). На фоне отсутствия в языкознании единства в толковании базовых понятий языкового феномена и, соответственно, дефицита теоретической базы исследования целесообразно доосмыслить некоторые методологические принципы построения теории языка, сформулированные Г. Гийомом в прошлом веке, но не утратившие своей привлекательности по сей день.

Базовое понятие, на котором строится любая лингвистическая теория, это ЯЗЫК. В традиционной лингвистике анализируются устройство языка, его лексическая и грамматическая оснащенность, а также возможности его использования как средства обмена информацией. Структурная лингвистика рассматривала ЯЗЫК как систему, противопоставив ему РЕЧЬ как сферу актуализации языковых потенций. Оставаясь приверженцем структурного подхода, Г. Гийом расширил дихотомию Ф. де Соссюра ЯЗЫК-РЕЧЬ до трихотомии МЫСЛЬ-ЯЗЫК-РЕЧЬ. Это позволило ему несколько иначе представить феномен языка и, соответственно, уточнить теоретические подходы к его анализу.

Основные труды и источники:

• «Проблема артикля и ее разрешение во французском языке» (1919).

• «Время и глагол» (1929).

• Принципы теоретической лингвистики /Общ. ред., послесл. и коммент. Л. М. Скрелиной. – М., 1992. – 224 с.

Основные идеи о создании лингвистической теории:

1. Структурная лингвистика (по Г. Гийому) должна включать в себя три раздела: 1) психосистематику, 2) психомеханику и 3) психосемиологию.

Основополагающие понятия теории языка Г. Гийом укладывал в терминологическую триаду «психосистематика – психомеханика – психосемиология». Следует сразу отметить, что элемент «психо-», используемый автором, не является свидетельством того, что обсуждаемая теория постулирует себя как психолингвистическая. «Психический» понимается здесь как «ментальный». Представим направления лингвистических исследований по Г. Гийому в следующем рисунке.

Рис. 4. Разделы лингвистики

Психосистематика анализирует ментальную структуру языка, которая подвластна умственному взору. Более явный вид система внутренних языковых понятий получает в конкретных языковых знаках на уровне языковой системы. Непосредственному наблюдению доступны, прежде всего, речевые актуализации языка.

Г. Гийом неоднократно определяет язык как систему систем. Воссозданием систем, входящих в единую языковую систему занимается психосистематика. Внутри языковой системы могут происходить многочисленные фонетические и семантические изменения, при этом система может сохранять устойчивость (ср.: "Язык в целом состоит из устоявшегося"). При изменении системы, формы языка могут сохранить свой внешний вид.

Механизмы взаимоотношений языка и речи изучает психомеханика. Г. Гийом считает, что язык предшествует речи и регламентирует её.

«Технические» возможности речи изучает психосемиология. В её русле исследуются значения лексических единиц и грамматические категории.

2. Разум порождает мышление посредством языка. Вербальное мышление осуществляется с помощью языковых единиц в речи. Такое мышление необходимо разуму как для понимания мыслительного мира, так и для осознания самого себя (своей деятельности) с привлечением других (неязыковых) знаковых систем.

Согласно Г. Гийому, способностью мыслить обладает разум. Для понимания своего собственного движения ему нужен язык. Кроме того, мысленное виденье можно объяснить с опорой на графические изображения – схемы и рисунки, как советовал в свое время немецкий философ Г. В. Лейбниц. Это размышление с помощью схем. Начальная возможность мысленного виденья преобразуется в возможность мысленного словесного высказывания и далее реализуется в возможности физического словесного высказывания. В такой последовательности мы имеем дело с процессами экстериоризации (вынаруживания) мысли. В обратной последовательности протекает процесс интериоризации (усвоения) – путь от физического выражения к ментальному представлению.

В мышлении следует различать два вида деятельности – деятельность как мыслительный процесс и деятельность, "направленную на понимание своей деятельности".

3. Мысль и язык состоят в отношении изоморфизма. Изоморфное отношение устанавливается также между сознанием и действительностью.

Мысль и язык имеют много общего, что позволяет им вступать друг с другом в отношения согласия (изоморфизма), ср. "Выражение мысли требует от языка, чтобы в нем было уже заранее общее представление мыслимого, или, иными словами, общее представление видения мира". В этом, кстати, и заключается суть языковой инструментальности, на что указывал еще Платон, говоря, что имя и вещь должны иметь что-то общее.

Аналогичным образом изоморфизм проявляется в отношении двух миров – внутреннего (=сознания) и внешнего (=действительности), ср.: "Мы видим окружающий нас мир только посредством того образа мира, который носим в себе.". Соответственно противопоставляются (сталкиваются) два мира – "мир вне меня" и "мир во мне".

4. Мыслимое заложено в ЯЗЫКЕ. Обдуманное выражается в РЕЧИ. Переход языка в речь – это переход от интеграла (целого) к дифференциалу (части).

Г. Гийом отличает мыслимое от обдуманного (размышления). Мыслимое – это представление, формой которого является язык. Обдуманное проявляется в сфере речевого выражения ("выражается то, что было обдумано"). Оно строится на базе мыслимого. Переход от мыслимого в представлении (= языка) к выражению обдуманного (= речи) – это переход от интеграла к дифференциалу. Таким образом обдуманное у́же мыслимого. При этом реализованная в речи мысль не выходит за пределы потенциально мыслимого.

5. Движение мысли к своему пределу можно проследить и уловить с помощью «словесных перехватов».

"Мышление не имеет другого способа самопознания, кроме срезов в процессе собственной деятельности". Эти срезы осуществляются посредством слов, которые фиксируют какой-то отрезок мысли. Продемонстрируем данную идею в следующем рисунке.

Рис. 5. Движение мысли и словесные перехваты мысли.

Где: горизонтальная линия символизирует движение мысли, ее развертывание на каком-то временном отрезке от начального понятия (+ Понятие) до конечного понятия (Понятие) как своей противоположности. Вертикальными линиями обозначены лексические срезы мысли. За каждым словом (1,2,3) закрепляется определенный мыслительный участок.

Языковая систематизация мысли, или перехват, имеет место в том случае, когда мысль хочет понять саму себя.

История развития человеческого мышления зашифрована, по мнению автора, в структурах языка. Как представляется, в этих структурах и заложена "логика языка".

6. Язык, как система единичных возможностей ментального мира, реализуется в множественной возможности речи.

Язык существует в человеке постоянно до любого акта выражения. Это состояние возможности (puissance), или ментальное состояние языка. Язык созидается мыслью. Он превращается в комплекс языковых элементов (словесных знаков), т. е. порождается, оформляется соответствующим образом. Языку как возможности присуща относительная единичность, которая превращается в множественную возможность речи. Иначе говоря, одна и та же ментальная структура языка может получить разные реализации в речи.

7. Язык – это «механика мысли», необходимая для выражения (материализации и восприятия) мыслительных представлений.

Язык в мысли представляет собой ментальный механизм с внутренним содержанием (ср. "механика мысли"). Зная механизм построения языка, человек использует словесные знаки для внешнего выражения мыслительного содержания. В собственно языковом плане можно увидеть те способы самоперехвата мысли, благодаря которым она выражает сама себя.

Язык конструируют акты представления (actes de representation). Представление – это преобразованный опыт.

Язык – "периферическая система фиксации мыслимого". Периферическая, поскольку она переводит мысль в план восприятия. "Язык, если можно так выразиться, овеществляет ментальное". Язык рассматривается как физическое явление, при воспроизведении которого ментальное воспринимается чувственно. Однако это физическое воспроизведение ментального "никогда не будет слишком верным изображением".

Данные определения языковой сущности противоречивы. Во-первых, создается впечатление, что язык сводится к системе формальных знаков, которые материализуют мысль (=ментальное). Во-вторых, нет ответа на вопрос, почему воспринимаемая "ментальная" мысль изображается языком не слишком верно. Не потому ли, что языковая форма обладает значением, которое вносит корректуры в восприятие? Это подтверждается тем, что дуальность физического и ментального в языке, обсуждаемая Г. Гийомом, предполагает, что под ментальностью в этом случае понимается языковое значение (в терминах Ф. де Соссюра – "план содержания"). Противоречия в интерпретации языкового феномена возникают, таким образом, по причине неразделения языковой и мыслительной идеальности.

8. Язык – это готовый мыслительный конструкт, воплощённый в словесных знаках, функционирующий в соответствии с собственной логикой.

"Язык как целое лежит в основе своих составных частей". Иначе говоря, отношения языковых элементов (= их когерентность) регламентируются системой языка. Язык не логичен в плане своих отношений, "хотя имеет свою логику". Он существует в сознании в готовом виде как система, построенная по закону когеренции, т. е. связности частей внутри целого.

Факт языка – это свершившийся в прошлом психический процесс. Он не создается, а наследуется. Языковые сущности представлены в форме слов.

Язык, как и речь, "прежде чем получить выражение в знаках, должен быть построен в мысли". Таким образом, язык – это мыслительный конструкт, воплощённый в словесных знаках.

9. Язык, являющийся сложившимся и устойчивым средством систематизации мыслимого, предшествует речи. Мысль представлена в языке. В речи мысль выражается.

Любое отношение в языке, в отличие от речи, постоянно обновляется. Тем не менее язык устойчив и предшествует речи. Он существует до акта речевой деятельности.

В языке систематизируется мыслимое. Оно представлено как возможность, которая допускает речевое выражение любой мысли. Язык представляет, но ничего не выражает. Выражает только речь. "Выражение возможно только на основе представления". Однако следует помнить, что "в представлении имеются системные дыры", что приводит к системной афазии, проявлением которой может быть, например, способность к адъективации, и неспособность к субстантивации.

10. Язык представляет единство элементов во множестве, позиционно организованных и находящихся в определенных отношениях друг с другом.

Язык как система – это единое и одновременно множественное. Это единство элементов, связанных позицией и отношениями.

11. Язык является системой, с помощью которой мысль организуется, упорядочивается.

Язык создается путем снятия ментальной турбулентности. Возможно данную функцию языка следовало бы подвести к пониманию того, что язык упорядочивает движение мысли, делает её более организованной.

12. Общественная сущность языка проявляется в отношениях Человек – Человек, Человек – Универсум.

Язык – общественное явление в том смысле, что в нем нашли свое воплощение отношения ЧЕЛОВЕК – ЧЕЛОВЕК и ЧЕЛОВЕК – УНИВЕРСУМ. Люди вращаются и общаются в пределах данных отношений. Язык так же не выходит за пределы этих отношений. Так, например, категория лица (1-ое лицо – кто говорит; 2-ое лицо – с кем говорят; 3-ее лицо – о ком говорят), как местоименная категория, определяет пределы социальных отношений ЧЕЛОВЕК – ЧЕЛОВЕК.

13. Речь – это: 1) действительное проявление языка или реализованная языковая возможность; 2) процесс в аспекте производства и результат в аспекте восприятия; 3) не постоянна, преходяща в плане мыслительного содержания, но стабильна в плане организации мыслительного содержания; 4) средство обогащения языка; 5) лишь выборочная часть мыслимого.

Если язык в понимании Г. Гийома предстает как виртуальная система, то речь – это реальное проявление языка. Речь конституируют акты выражения (actes de'expression). Она присутствует в нас в состоянии действительности (effet). Речь – видимая действительность, в которой скрывается истинная действительность языка.

Однако, воспринимая речь, мы наблюдаем не процесс, а результат речи. Факт речи – это то, что создается в определенный момент и направлено на мыслительное действие.

Речь – это реализация языковой потенции в конкретный момент времени. Речь преходяща в отличие от языка, который постоянно присутствует в человеке. Переход от языка к речи представляет собой переход от виртуального говорения к действительному, реальному говорению. На уровне поверхностного речевого дискурса внутреннее словесное выражение принимает реальную, физическую форму. Развертывающаяся речь использует готовый язык. Любое отношение в речи, в отличие от языка, остается стабильным.

Речь (discours) – это выражаемое. Речевая операция – это построение обдуманного на основе мыслимого. При этом система языка как знаковая фиксация мыслимого руководит своим использованием в речи. В свою очередь выражаемое в речи устанавливает языковую систему, т. е. откладывается в ней в виде постоянного, отстоявшегося.

Согласно Г. Гийому, содержание речи – это всего лишь выборочная часть мыслимого. На наш взгляд, данное положение имеет большое значение при решении проблемы эксплицитного и имплицитного в речевых образованиях – высказываниях, фрагментах текста и целостных текстах.

14. Речевая деятельность определяется характером взаимодействия мысли, языка и речи.

"Речевая деятельность объединяет представление и выражение". [Представление – это мыслительное видение мира, закрепленное в языке, в его словесных знаках и категориях. Выражение – это речевое развертывание мыслимого в языке]. В речи осуществляется актуализация языковых единиц. Это их позиционирование и прагматизация (целеустремление) со стороны говорящего.

Обобщая сказанное, представим трихотомию мысли, языка и речи в следующем рисунке.

Рис. 6. Трихотомия мысли, языка и речи (по Г. Гийому)

15. Слово билатерально – состоит из материи и значения. Слово двулико, так как, с одной стороны, является частью языка а, с другой – выступает как речевое средство.

Говоря о системе знаков, Г. Гийом имеет в виду в первую очередь словесные знаки. Слово в его теории, как и следует ожидать, двулико. С одной стороны, оно предстает как знак языка, а с другой – как знак речи. Слова – это единицы потенции, которые объединяются в предложения.

Слово, согласно Г. Гийому, также представляет собой систему. Психосистематика как раз и изучает механизмы построения слова как системного явления.

Если мыслительный процесс протекает в виде операций универсализации и дифференциации, то слово аналогичным образом строится в соответствии с принципами начальной партикуляции, которая ведет к образованию основы слова, и заключительной универсализации, результатом которой является образование части речи.

В слове различается материя и форма. Материя слова – это единичное. Когда материя слова приобретает статус всеобщего, она превращается в форму. В генезисе слова отношение материального к формальному, напоминает нам переход звуковой оболочки слова к грамматикализованной форме. Формализация слов происходит по-разному. Так, например, глагол категоризуется как знак времени, тогда как имя – как знак пространства. В глаголе фиксируется "универсум-Времени", в имени – "универсум-Пространства".

16. Лингвистические исследования должны выйти из стадии наблюдения языковых фактов и перейти к стадии их понимания и объяснения.

С учетом проинтерпретированных выше понятий мысли, языка, речи и слова Г. Гийом дает ряд определений науки о языке, или теоретической лингвистики. Данные положения ознаменовали переход от описательной лингвистики к лингвистике объяснительной.

По мнению Г. Гийома, теория должна вместо видения, наблюдения фактов давать их понимание и объяснение. Теория, нацеленная только на простое наблюдение и каталогизацию фактов, не в состоянии "увидеть механизм и законы построения языка". Теория должна рассматриваться как высшая степень понимания. При построении теории следует учитывать переходы от наблюдения к пониманию, от понимания к наблюдению и т. д. При этом наблюдение не должно преобладать над пониманием.

Г. Гийом исходит из общего толкования методологии науки, ср.: «Теория – это всегда не что иное, как знание отношения подчинения, существующего между большим количеством конкретных фактов и малым числом… господствующих общих фактов».

Аналитические и синтетические черты языка наводят автора на мысль, что сам язык является теорией, поскольку в нем существует порядок, предоставляющий возможности для теоретизирования – постижения его "одновременно аналитически и синтетически".

17. Лингвистическая теория в лице «позиционной лингвистики» должна быть нацелена: 1) на характер мыслительных движений от единичного к общему (и, наоборот), заложенных в природе языка; 2) на синхронические результаты языка с учетом диахронических процессов; 3) на построение языка разумом для нужд мышления, т. е. на выявление системы языка в человеческом сознании; 4) на переходы мыслительных понятий в языковые значения.

Лингвистическая теория должна постичь природу мыслительных операций, "на которых основывается построение языка". Эти операции не обладают особой сложностью, они просты, "не слишком многочисленны и отнюдь не разнообразны". Данные операции обеспечивают возможности мышления. Как правило, они сводятся к чередующемуся движению мысли в сторону единичного (узкого, конкретного) и в сторону всеобщего (широкого, обобщенного)". К мыслительным операциям относятся также такие, которые ум человека использует для построения самого языка.

Методика анализа языка получила у Г. Гийома название позиционной лингвистики в рамках психосистематики. С помощью этой методики отслеживается, как мысль «рассекает» развертывание языкового явления по горизонтали, т. е. определяются поперечные сечения данного продольного развертывания, см. выше.

"В языкознании теория должна иметь облик исторической теории. В языкознании теоретик не может не быть историком", поскольку "в каждый момент язык объединяет в себе одновременно наследие и преобразование". Можно сказать, что в языке закреплена исторически определенная формально-содержательная структура, которая постоянно изменяется, корректируется сознанием. Историческим аспектом анализа, согласно Ф. де Соссюру, занимается диахроническая лингвистика, которая, отражая ход времени, рассматривает языковые явления как раз в продольном срезе. Синхроническая лингвистика рассматривает язык в вертикальном срезе. В диахронии, участвующей в формировании языка и имеющей дело с начавшейся перестройкой готовой системы, противоборствуют две силы – дезорганизация и организация. Синхроническая лингвистика, по мнению Г. Гийома, должна исследовать результаты организующего процесса.

Действительным предметом науки о языке является не описание возможностей общения человека с человеком с использованием языковых средств, а исследование устройства (построения) языка. Вне теории язык предстает как беспорядок, бессистемность, в которой теряется мысль.

Если обычная мысль строится по законам когеренции, то научная мысль – по законам логики, хотя и оформляется с помощью языка. Однако Г. Гийом не сторонник того, чтобы сводить теоретическую лингвистику к логическому описанию. По его мнению, логика прямолинейна. Это – "воображаемая простота", "вымышленное движение вещей". Так, например, разложение глагола на связку, утверждающую существование субъекта и на атрибут – это заблуждение логики, или "шутка", очевидно, имеются в виду следующие логические толкования естественного языка, ср. Я читаю = Я есть читающий.

В заключение следует еще раз акцентировать основные постулаты теоретической лингвистики Г. Гийома. Главной целью лингвистической теории в его понимании является выявление системы языка в человеческом сознании, которая неподвластна непосредственному наблюдению. Она раскрывается с помощью мыслительного видения, «глазами ума». В задачи теории языка входит изучение переходов мыслительных понятий и категорий в лексические значения и грамматические категории; анализ перехватов мысли с помощью языковых средств, т. е. понимание внешних проявлений мысли и способов её самопознания, а также объяснение приемов преобразования языка в речь, с учетом регламентирующего отношения языка к речи.

Полиграмма обсуждаемых проблем (по Г. Гийому)