«Где я?»

Ответа не последовало. Конечности отяжелели, Агнеш не могла пошевельнуть ногой от усталости. От пыльных мешков исходил дурной запах. Агнеш с трудом вспомнила: она спряталась здесь вчера. Вчера? Ведь утро еще не наступило. Она протянула руку к выключателю, но тут же спохватилась. Чего доброго, кто-нибудь заметит свет в запертом помещении и подумает, что на склад забрались воры.

Пошарив перед собой руками, девушка встала на ноги. Сколько же сейчас времени? Вот дверь… Агнеш хватается за ручку, входит в туалетную и словно окунается в непроглядную темноту. Из крана по-прежнему однообразно каплет вода: кап-кап-кап. Или, может быть, это у нее так громко бьется сердце?

Мало-помалу Агнеш стала ориентироваться. Это, разумеется, переднее помещение, отсюда дверь ведет в кожевенный склад, с этой стороны — комнаты, заваленные мехами, здесь вот — дверь в контору. Не спеша подошла она к открытой двери и тут только стала кое-что различать: через огромное матовое стекло то и дело прорывался свет автомобильных фар и шарящих по небу прожекторов. Было десять часов вечера. Она подошла к телефону, подняла трубку. Тщетно было ждать гудка. Телефон не работал. Тем не менее Агнеш не положила трубку, а села к столу. Глаза ее постепенно привыкли к темноте. Вот она уже разглядела большой шкаф с документами, раздвижную дверь, ведущую в соседний, мануфактурный отдел. Телефон все еще безмолвствовал, выводя бедную девушку из терпения. Она пробовала дуть в трубку, набирать номер, стучать по рычагу. Телефон молчал. Решив попытать счастья позднее, Агнеш встала, положила телефонную трубку и осторожно вошла в мануфактурный отдел. Просторный зал с большими стеклянными окнами был довольно хорошо освещен и казался ей в полумраке каким-то огромным, страшным, враждебным. Удивительно, а она помнила его совсем не таким. Агнеш обошла все это помещение, никак не понимая, почему оно казалось ей таким странным. Снова сверкнули фары машин. Ага! Оказывается, склад пуст. Конечно! Из него вывезли все товары. Охваченная тревогой, она торопливо обследовала соседние помещения. Здесь всегда хранились седла, подпруги, сбруя, сапоги. А теперь, кроме пустых полок да соломы и оберточной бумаги, на полу ничего не было. Даже столы вывезены. Что здесь произошло?

Позабыв об осторожности, Агнеш перебегала из одного помещения в другое. Не было видно ни кож, ни бочек с дубильными материалами, ни мехов — ничего. Снова подбежала к телефону! Но телефон не отвечал. Уже одиннадцать часов, и его, наверное, выключили.

Девушка в ужасе выбежала в переднее помещение. Вот дверь туалетной, а вот и массивная дверь с решеткой. Теперь уже совершенно отчетливо было видно с наружной стороны решетку и огромный замок.

«Я в заточении!» — мелькнула у нее мысль.

Опять подбежала к телефону. Но гудка все нет. Забыв обо всех других опасностях, она с ужасом стала понимать, что оказалась запертой за железной решеткой в пустом складе.

И вот она в плену.

Кто знает, когда откроют этот склад. Может быть, все вывезли на запад и до конца войны сюда никто не придет. Телефон не работает, выхода нет, разве только выброситься с верхнего этажа на улицу?..

Будет сиять солнце или бушевать гроза — ей все равно. Придет день или наступит ночь — ничто от этого не изменится. Теперь ей придется остаться здесь. Заболеет она, будет ранена осколком или, может быть, зажигательная бомба упадет на здание — все равно спасения нет, положение безвыходное.

Как долго можно прожить без пищи? Две недели? Три? А потом? Разве постучать в дверь, чтобы услышал дворник и выпустил ее? Но куда же ей потом идти? Или переждать день? А вдруг крестная придет? Или завтра заработает телефон? Все равно до завтрашнего утра она не в силах что-либо сделать. Уже за полночь, надо лечь и попытаться уснуть.

Агнеш насобирала в темноте обрезков тканей и мехов, бросила все это в угол и легла. Лежа на спине, она смотрела широко открытыми глазами в окно. Ракеты и снопы света вонзались в грозовое небо. Господи, только вчера вечером они играли в машину времени. Гадали, что будет через десять лет! Что будет завтра? Боже, что будет завтра?

Она сложила руки, но ни молиться, ни спать не могла.