H.S. — Привет, Петер!П.Ф. — Я никогда не выставлял на стол армию тау, но эта фракция заинтересовала меня при первом же её появлении. Очень ярко помню, как зашёл в магазинчик GW недалеко от дома (увы, он давно закрылся, о чём я весьма сожалею), где только что появились первый кодекс и модели тау. Тогда я был поражен суматохой вокруг них. Продавец в пылу энтузиазма сообщил, что вышли «Хорошие парни Сороковника» — рассудительная, трезвомыслящая, открытая для всех цивилизация, которая является главной надеждой Галактики. О, это поистине заинтриговало меня. Неоспоримо хорошие парни в мире, где есть лишь оттенки серого вплоть до абсолютной черноты? Серьезно?

Спасибо, что согласился дать второе интервью HachiSnax Rewiews. Трудно поверить, что первая часть вышла целых полтора года назад!

К тому моменту я подготовил множество вопросов, касавшихся твоего рассказа «Авангард» на тему Адептус Механикус. С тех пор, однако, Black Library опубликовала ещё несколько твоих произведений: ещё одну тематическую историю, на сей раз о Карауле Смерти, под названием «Идущий в огне», затем фантастически великолепную повесть «Огонь и лёд», которая вышла в сборнике «Шас’о».

В ряде твоих работ значительное внимание уделено тау. Должен сказать, что я считаю избранный тобою подход к этой расе самым достоверным из всех, что предлагали авторы Black Library. Вместо того чтобы без конца рассказывать об их разнообразном арсенале, ты сделал народ Империи поразительно реальным, углубившись в анализ его мировоззрения. Обрисованное тобою «Высшее Благо» — в равной мере притягательное и ужасающее, — пожалуй, приняло бы именно такое обличие в реальности. Какова история твоих отношений с синекожими в качестве игрока и автора? И, соответственно, как тебе удалось сотворить их настолько живыми?

Честно сказать, тогда меня не слишком порадовали угловатые боескафандры и общая эстетика новой фракции, но кодекс я всё-таки купил — из любопытства. Не могу в точности припомнить все детали раннего бэка тау, однако уверен, что меня покорила их доктрина. Хотя эта юная раса явно оказалась не на своём месте во вселенной, где суеверия и паранойя — вероятно, даже ксенофобия — совершенно целесообразны, я проникся уважением к их, возможно, обречённому идеализму. Поскольку все пути в Тёмном Тысячелетии почти наверняка заканчиваются гибелью, я решил, что лучше уж выбрать ту философию, которая в большей степени отражает мои взгляды на хорошее и плохое. Тогда и я, и тау были молодыми идеалистами, поэтому мы быстро поладили!

Учитывая вышесказанное, мне интересны причины, по которым многие читатели находят моё отношение к Империи Тау циничным, а то и осуждающим, что в корне неверно. Я почти не сомневаюсь, что тау искренни в своих намерениях относительно других цивилизаций. Они чётко понимают, что все разумные (и не безумные) расы станут сильнее, объединившись. Высшее Благо не только для ребят с синей кожей и копытцами — это честная универсальная философия, которая может сработать в изувеченной Галактике.

Однако последующие кодексы и, время от времени, иные источники (в частности, «Ксенология» с некоторыми идеями Спурриэра) бросали всё новые тени на яркий гобелен этой цивилизации идеалистов. Ввиду того, что в прошлом тау были разрозненным, нацеленным на саморазрушение народом, я готов признать, что в них таится потенциальное зло. Его можно подавить, но не иссечь до конца. Уровень непроглядности их внутренней тьмы зависит от того, как тот или иной читатель интерпретирует для себя «факты» о тау. Например, теория феромонового контроля со стороны эфирных достаточно тревожна, поскольку в таком случае другие касты лишаются свободы выбора Высшего Блага, что полностью разрушает этический фундамент данного строя. Впрочем, тут хватает пространства для манёвров — к примеру, неясно, насколько всепроникающим и необходимым является такой контроль. Можно предположить, что феромоны (если они вообще реальны) служат всего лишь подпоркой, а не фундаментом общества Империи. Как писателя, меня всегда манили подобные «серые зоны», а значит, моё восхищение тау лишь возрастало по мере того, как сведения о них становились всё полнее, а их недостатки — всё заметнее.

В любом случае, учитывая, сколько хищных врагов (включая, конечно, Империум) наседают на тау со всех сторон, я не считаю их государство слишком уж мрачным. Империя авторитарна? Да, почти вне сомнений. Она безжалостна? Да, иногда, но это редко замешано на злобе или ненависти. Следовательно, я пытался изобразить тау расчётливыми, пунктуальными и выдержанными (как в желаниях, так и в делах) существами, которые при этом наделены тщательно сдерживаемым, но пылким характером.

Джи’каара, ожесточившийся воин огня, создана мной как образец этого внутреннего напряжения, доведённого до крайности. Она — разбитое отражение идеального тау, изуродованного собственными амбициями и утратой иллюзий. Из-за этого Джи’каара стала изгоем, которому больше по нраву ядовитые джунгли Федры, чем сородичи, но даже она так и не предала Высшее Благо. Дисциплина и уважение к общественному строю заложены в неё слишком глубоко.

Далее следует о’Сейшин, посланник касты Воды, руководивший войной на Федре. Несмотря на зачатки духовного разложения (его корни, опять же, уходят в личные амбиции), план старика оказался вполне достойным — он сберёг больше жизней (прежде всего, жизней тау), чем погубил. Его проект был беспощадно прагматичным, но неоспоримо эффективным. Рациональным. Заметьте, что Айверсон, протагонист романа, в конце его также столкнулся с нечётким, пагубным моральным выбором, что подчеркнуло главную тему истории: у сложных вопросов редко бывают простые ответы. По сути, это иллюстрирует мой подход к самим тау.

В заключение скажу, что Империя Тау остаётся той фракцией, к которой я примкнул бы в Тёмном Тысячелетии, будь у меня выбор. Да если бы появилась возможность, я бы позвал тау навести порядок у нас — здесь и сейчас!

H.S. — В твоих работах для Black Library имеется немало полков Имперской Гвардии (простите, Астра Милитарум), поистине памятных читателям. К примеру, Верзантские Конкистадоры, Летийские Покаянники, Ивуджийские Акулы и так далее. Ты, в своём привычном стиле, снабдил все эти подразделения детальными и всеобъемлющими предысториями. Однако же, из всех созданных тобою гвардейцев людям сильнее всего запали в душу Арканские Конфедераты.

Полки Гвардии, идеи которых основаны на исторических или культурных отсылках, уже давно привычны для 40К. Но то, что ты черпал вдохновение в солдатах Гражданской войны США, вызвало у читателей полный набор эмоций: одни восхитились, другие сочли это странным, третьи — глупым. Но дело в том, что, если разобраться, тебе превосходно удались мелочи. Ты не просто нарядил бойцов в серые мундиры с кепи и заставил говорить с псевдоюжным акцентом. В книге есть описание типов подразделений той эпохи, верное отображение тогдашних классов общества (от плантаторов из верхнего слоя до фанатиков-фундаменталистов со Священным Писанием) и их диалектов.

Вопрос в следующем: твоя приверженность «шаблону» Конфедератов основана на решении выбрать хорошо известных «мятежников» (и невероятно тщательно исследовать их)? Тебя так привлекает тот период военной истории? Или всё это — ещё один кусочек хитроумной головоломки (Гражданская война — «синие» против «серых», Федра — синекожие против серобоких)?

П.Ф. — Обдумывая главный полк для «Касты огня», я в первую очередь решил, что он должен как можно меньше соответствовать условиям Федры. Как я упоминал в прошлый раз, общую эстетику романа я выбирал под впечатлением от фильма Вернера Херцога «Агирре, Гнев Божий» — мне навсегда запомнились конкистадоры, которые волокли пушки через парящие от жаркой сырости джунгли. Именно это ощущение бессмысленных трудов и отчаяния мне хотелось по-своему воспроизвести и «подкрутить» в рамках 40К. Во-вторых, я собирался развить тему столкновения нового и старого, как в технологическом, так и в идеологическом смысле, поэтому «исторический» полк отлично подходил для создания контраста с тау.

Меня неизменно восхищает Гражданская война США — её неистовость, ужасная трата жизней с обеих сторон, характерные и запоминающиеся мундиры, но, прежде всего, неразрешимый конфликт традиций и новых идей. Очевидно, что полк из этой эпохи показался мне хорошим «шаблоном». Я, конечно, не эксперт, но провёл кое-какие исследования и отыскал очень колоритные подразделения вроде зуавов (хотя и дал им в книге весьма нестандартное обличье). Не считая полковника Катлера, прообразом которого в той или иной степени послужил , все действующие лица в романе полностью вымышлены. Впрочем, многие имена я взял из старых полковых списков (при этом оказалось, что один из писателей BL уже побывал там до меня и присвоил самые лучшие!).

Мне известно, что многие люди недовольны слишком явными отсылками к реальным конфедератам в описаниях арканцев, но я считаю эту критику не слишком обоснованной — как-никак, даже в устоявшемся бэке 40К очень многое взято из истории человечества. Пожалуй, сейчас бы я убрал некоторые культурные аспекты — возможно, сделал бы акцент персонажей менее заметным, — хотя старался передать их в точности, не скатываясь до клише. Не уверен, однако, что книге пошли бы на пользу такие изменения. Предположу также, что по одним только стимпанковым мотивам арканцев уже можно отличить от американцев XIX века. Более того, в моей альтернативной истории Конфедераты (нехотя примкнувшие к Империуму) вышли победителями — то есть войну выиграла более консервативная сторона. Пожалуй, для Провидения это оказалось во благо, ведь в ином случае Империум прошёлся бы по планете катком, но в романе хватает мимолётных намеков на то, что триумф не обрадовал серобоких. Многие из них считают себя предателями своего народа, мало симпатизируют Империуму и уж тем более Имперскому Культу. Конфедераты сбились с пути — они чувствуют себя чужими для этого времени, места, общества и, всё заметнее, типа мышления. Такое состояние героев всегда вдохновляло меня как рассказчика.

Должен признать, что отсылка к «серому и синему» возникла чисто случайно — или по наитию — но я очень обрадовался, когда впервые заметил её.

H.S. — Изучая три твои работы, вышедшие до «Культов генокрадов», легко заметить, что в «Авангарде» и «Идущем в огне» ты вынужден был следовать неким «техзаданиям», призванным увязать рассказы с выпуском новых моделей или более обширной историей. Но в обоих случаях тебе всё-таки удалось вписать в произведения сюжетные линии твоего искажённого, переплетающегося Тёмного Клубка. С «Огнём и льдом», однако же, положение совершенно иное. В самом тоне повести ясно ощущается, что автору дали абсолютную свободу творчества, и созданное им произведение преисполнилось внутренней силы. Такая похвала может показаться чрезмерной, но «Огонь и лёд» — неописуемо могучая вещь. Возможно, в ней отсутствуют обречённые, полные отчаяния нотки «Касты огня», но это не мешает повести быть крепкой и внушительной.

Не хочу задавать слишком размытый вопрос, но всё же: что ты можешь рассказать о процессе создания «Огня и льда»? Какой изначальный замысел лёг в основу сюжета? Учитывая, что повесть вошла в сборник, не беспокоило ли тебя, как читатели воспримут произведение, столь всецело отличающееся от других частей антологии и по тону, и по внутренней механике? И как именно ты планировал «влезть в голову» тому загадочному персонажу, который, возможно, был Зорким Взглядом?

П.Ф. — Хотя «Авангард» более явно продолжает «Касту огня», именно «Огонь и лёд» ближе к роману по духу. В сердце повести вновь звучит мотив «странствия во тьму», но гораздо явственнее: здесь меньше боевых сцен, основное внимание уделено диалогам. Пусть «Огонь и лёд» — головоломка без очевидного решения, все её фрагменты должны иметь смысл, причем на нескольких уровнях сразу.

Например, выбирая поезд местом действия для большей части сюжета, я преследовал ряд целей. Во-первых, мне показалось, что это достаточно новое и непривычное окружение для истории по 40К. Во-вторых, в замкнутых вагонах легко увидеть безвыходную западню, где разыгрываются сцены ужасов, как физических, так и психологических. И, в-третьих, меня эмоционально привлёк такой вариант. Эта ловушка на колесах, где роли тюремщика и арестанта, охотника и жертвы размываются, в буквальном смысле несла протагониста — Мордайна — по рельсам сюжета навстречу правосудию, пока мучители Ганиила толкали его разум по внутреннему, пожалуй, даже более опасному пути. Именно такой синергии эстетических, практических и эмоциональных аспектов я мечтал добиться, выбивая из себя сюжет, персонажей и локации «Огня и льда». Так мы подошли к твоему вопросу о Зорком Взгляде.

В прошлый раз я говорил о чувстве ответственности, которое испытываю, когда пишу в рамках мифологии 40К, об этой смеси приятного волнения и страха. Что ж, я никогда не ощущал его отчетливее, чем во время работы над повестью, поскольку мне впервые доверили одного из «устоявшихся» персонажей вселенной.

Как известно, изгои, ниспровергатели догм и мятежники — моё слабое место, поэтому о’Шова восхитил меня с первых же мрачных абзацев, посвящённых ему в кодексе, и я с радостью ухватился за возможность лучше узнать военачальника. Дополнение «Анклавы Зоркого Взгляда» для новой редакции тогда ещё не вышло, шас’о оставался крайне загадочной фигурой, и мне велели описывать его в таком ключе. Я имел право намекать на мотивы и личность о’Шовы, но не утверждать что-либо. Раскрывая детали персонажа, его историю, я не должен был развеять тайну Зоркого Взгляда. Поначалу меня испугали такие условия, но затем стало ясно, что они совпадают с моим отношением к полководцу тау — в конце концов, меня изначально привлекала именно загадочность о’Шовы.

Мне нравилась идея, что фанаты вправе сами определять для себя истинную природу Зоркого Взгляда (как и суть пресловутых «неизвестных легионов»), что никакие «официальные» уложения не сдерживают фантазию читателей. Одни могли считать о’Шову идеологическим отступником, другие — беспринципным пиратом или даже новоявленным поборником Хаоса. Моим делом было предъявить улики, но не доказательства в пользу каждой из этих теорий, что задало повествованию тон закулисной игры с хитроумными манёврами. Разумеется, именно поэтому «Огонь и лёд» выглядит как шкатулка с секретом или клетка-головоломка. До конца пути никто так и не узнал, был ли Узник Зорким Взглядом — даже я, автор, не уверен в этом!

Отсюда возникла необходимость не заглядывать Узнику в голову, не вторгаться в его мысли. Как и дознаватель, мы можем полагаться лишь на то, что увидели и услышали. Мы — наблюдатели, а не секунданты этой дуэли.

Так в чём же можно быть уверенным?

Какими бы ни были мотивы Узника, я знал, что он обязан произвести глубокое впечатление. Даже без боескафандра и кадра верных последователей это создание должно было источать угрозу одним своим присутствием. Название повести, кстати, указывает на двойственность его личности: острый, как бритва, ум в сочетании с бешеной страстью (опять же, внутреннее напряжение тау, доведённое до предела). Оба аспекта подчинены друг другу, но непрерывно пытаются вырваться из оков и нарушить равновесие. Мне представляется, что именно из такого сплава выкован этот великий вождь тау — военачальник, который превосходно показывает себя и в разработке стратегических теорий, и в свирепой ярости ближнего боя. Сражается ли он на стороне добра или зла… что ж, это уже другой вопрос, и я не хочу отвечать на него в применении к Узнику. В повести и бэке достаточно наводок, но как их интерпретировать… ну, это дело читателей. Я не вправе что-то указывать им.

H.S. — В конце обратимся к твоему новому роману, посвящённому коварной заразе генокульта. Что привлекло тебя к данной фракции, какими способами ты раскрывал её суть? Как тебе удалось совместить старый канон, более свежие материалы и собственный, личный подход, чтобы создать «религию», мерзостную и нечеловеческую, но при этом достоверную, благожелательную и, в неком извращённом смысле, прекрасную?

П.Ф. — Для культов генокрадов характерна безобразная эстетика биопанка, которая привлекала меня ещё при первом появлении этих созданий на страницах White Dwarf (тогда они ещё разъезжали в лимузинах и заключали соглашения с Хаосом, словно какая-то ксеномафия). Гибриды воплощают собою гниль, что разъедает Империум изнутри, они сеют сомнения и неуверенность из теней, чтобы обратить в свою веру всех мужчин и женщин человечества. Коварство — бесчестность — этой тайной войны делает генокрадов более жуткими врагами, чем предателей и чужаков, орды которых осаждают рубежи государства людей. Кроме того, гибриды придерживаются поистине тошнотворного образа действий — развращения тела и разума, — неоспоримо сексуального по своей природе. Генокрады отвратны, но в восхитительном смысле, поэтому писать о них было крайне занимательно.

Получив задание для романа, я вступил в длительную и чудесно экстравагантную дискуссию с редактором на тему того, насколько далеко мне можно — и должно — зайти в раскрытии полового аспекта общества гибридов. Секс, фактически, необходим для развития генокульта, поэтому обойти эту тему значило бы обеднить всю концепцию, но нам также следовало помнить о весьма широком возрастном диапазоне читателей BL. Надеюсь, мы сумели верно сбалансировать наш подход — сексуальность персонажей в итоге ограничена их реакциями и намеками, что дало возможность передать весь физиологический ужас, не опускаясь до грубости или эксплуатации полового вопроса.

Ах да, заодно хотелось бы прояснить один… технический момент относительно воспроизводства гибридов. Я предполагаю, что создания Первого и Второго поколений заражают людей уколом яйцеклада, почти как чистокровные генокрады. Только гибриды Четвертого (и, возможно, Третьего) этапа развития достаточно «человечны», чтобы размножаться более привычным для нас способом. Поскольку в кодексе данный вопрос почти не поднимается, я надавил на редактора в поисках ответов, и мы пришли к вышеописанной теории. Лично мне кажется, что она совершенно логична и достаточно жутковата.

Поэтому, чтобы окончательно покончить с некоторыми похотливыми инсинуациями, которые попадались мне на определённых форумах, заявляю следующее: Этелька, павшая Сестра Битвы, была уколота яйцекладом патриарха. Никаких гротескных половых сношений с чудовищами, уж извините.

Переходя к сути генокульта, замечу, что я старался представить его доктрины и общую эстетику как фундаментально биологические, но в идеализированной форме — отсюда возникла символика вечно развёртывающейся спирали и обещания «космического родства». Каждый член культа, от нижайшего новообращённого человека до самого патриарха, искренне верит — умом, душой или сердцем, — что секта гибридов служит добру. А как же иначе, если эта «религия» исцеляет, объединяет и просвещает всех, кто принял её? Внутри Великой Спирали исчезают сомнения и колебания индивидуума, все три грани бытия — тело, интеллект и дух — обретают согласие.

То, что патриарх сдерживает своей волей демоническую сущность, заточённую под Шпилями, делает ещё более логичной доктрину генокульта: «В полной злобы Галактике может победить только абсолютная гармония». Это одновременно и переделка классического лозунга из Rogue Trader («В безумной Галактике преуспеет лишь безумец»), и более радикальный вариант прагматичной философии Высшего Блага. Важно, что данное кредо чрезвычайно разумно, откуда и проистекает его красота.

Разумеется, мы знаем, что всё это — ложь, которую твердят культистам их собственные организмы, и что они обречены с самого начала. Великая Спираль — западня, где скрывается не космологическое вознесение, но гибель (метафорическая или реальная) в пасти биофлота тиранидов, который неизбежно явится, как только Разум Улья обратит внимание на гибридов. Именно эту подлую трагичность финала я нахожу самой привлекательной в бэке фракции, не в последнюю очередь потому, что подобный исход выглядит очень «настоящим». Как писал заблудший капитан арканцев Эмброуз Темплтон в предисловии к незаконченной эпической поэме: «Бойтесь простых ответов и тех, кто приносит их, ибо то, что блестит, редко оказывается золотом, а похваляющиеся им нечасто бывают истинными богами».

Ого. Просто шикарно. Ещё раз большое спасибо, Петер!