Я проснулся в своей комнате и увидел за окном платан в свете бледного ноябрьского дня. В замешательстве потрогал бинт на голове. Сильно хотелось есть. Где-то играли на скрипке.

Когда я сделал попытку привстать, обжигающая боль разлилась в левом боку. Я осторожно ощупал его кончиками пальцев. Повязки там не было, только компресс: наверное, сломано ребро, а может быть, и два. Опираясь на локоть, я медленно приподнялся и сел на край постели. Совершив этот подвиг, я тут же увидел, что он был совсем не нужен: рядом на столике поверх свежего номера «Лондон Кроникл» лежал колокольчик — достаточно было протянуть руку.

Сразу же бросился в глаза заголовок — «ГЕРОИЧЕСКОЕ СПАСЕНИЕ».

В результате удивительного и драматического развития событий бесстрашный частный детектив Шерлок Холмс совершил настоящий подвиг. Неослабное рвение, проявленное им при расследовании уайтчепелских убийств, в свое время вызвало необоснованные сомнения в его деятельности. На днях ужасный пожар, разгоревшийся в подвале дома на Трол-стрит, быстро привел к разрушению всего здания. Это событие неминуемо стало бы причиной многих бед, если бы поблизости не оказались мистер Холмс со своим компаньоном и биографом доктором Джоном Уотсоном. Проявив доблесть и мужество, мистер Холмс вытащил из этого ада двух женщин, одна из которых находилась в беспомощном состоянии на верхнем этаже. Подобные рыцарство и отвага особенно впечатляют в нынешние времена, когда женщины этого района Лондона имеют столь много причин для страха и уныния. И мистер Холмс, и доктор Уотсон стойко перенесли серьезные ранения. Хотя обе дамы, которых они спасли, были живыми доставлены в больницу, старшая из них, миссис Беннетт, к сожалению, скончалась от ран. Пожарные, которыми все мы привыкли восхищаться, вскоре умело погасили огонь. На пепелище была обнаружена еще одна жертва — бывший офицер Скотланд-Ярда мистер Эдвард Беннетт, по-видимому, скончавшийся от обширных ранений грудной клетки, полученных в результате взрыва, вызванного внезапным перемещением огня из подвала в первый этаж здания. Без сомнения, мистер Беннетт хотел удостовериться, что его мать находится вне опасности. Мы очень надеемся, что выздоровление мистера Холмса пойдет быстро и вскоре он вновь сможет направить свою энергию на защиту жителей Лондона, благодаря чему и успел прославиться.

Откинув голову назад, я от души посмеялся над этим отчетом, хотя вынужден был сдержать смех, когда боль в ребрах стала нестерпимой. Положив газету на место, я встал с постели. Попытка одеться стала для меня таким тяжким испытанием, что я отказался от этой идеи, сумев лишь натянуть брюки, и как был, в халате, вышел из спальни.

Шерлок Холмс, взгромоздившись на край письменного стола, импровизировал на тему Паганини. Сам оригинал с трудом прослеживался, настолько виртуозной была игра на скрипке. Увидев меня, великий сыщик соскочил со стола, и струны прозвучали победным аккордом, перешедшим в ликующие фанфары.

— Хвала Всевышнему! Мой дорогой, я неописуемо рад, что вы встали с постели!

— Я тоже счастлив вас видеть.

— Необходимо срочно уволить сиделку. Она ужасно раздражает меня последние два дня: бубнит утешительные пошлости и насвистывает в неправильной тональности популярные мелодии.

— Тогда я рад, что не просыпался до этих пор.

— Вам необходимо набраться сил, — строго сказал Холмс. — У вас была контузия и, по словам доктора Эгера, сломано несколько ребер.

— Я того же мнения. Прочитал, что и вы серьезно ранены.

Однако Холмс выглядел вполне здоровым, если не считать кругов под глазами и небольшого пореза на руке.

— Так вы видели статью в газете? Лесли Тависток демонстрирует рабское подобострастие, но правдивость никогда не входила в короткий список его достоинств.

— Верно сказано. Он, в частности, утверждает, что Эдвард Беннетт погиб в результате взрыва.

— Ну, эту ложь ему внушил Лестрейд.

— Вот как? — удивленно пробормотал я.

Шерлок внимательно посмотрел на меня.

— Присядьте, мой дорогой друг. Взрыв, хотя и нанес вам вред, в конечном счете сыграл добрую службу. Коллекция Беннетта сгорела. Я это знаю точно: все обыскал, но не нашел ничего.

— Миссис Беннетт мертва, — задумчиво сказал я. — А ее сын…

— Его уже похоронили, — быстро сказал мой друг. — Он обратился в прах, откуда и возник. Не осталось никаких следов человека, которого мы называли Джеком Потрошителем.

— Даже не верится, что с ним покончено.

— Нужно время, чтобы привыкнуть к этому. Вы пришли в себя всего-то каких-нибудь десять минут назад.

— Похоже, правду об этом деле будут знать только пять человек, если не считать членов правительства Великобритании.

При этом моем замечании веселые огоньки в глазах Холмса померкли.

— Сейчас таких людей четверо.

— Пятеро! Мы с вами, Лестрейд, Данлеви и мисс Монк.

Взгляд моего друга внезапно уперся в потолок. Челюсть Холмса двигалась, но заговорил он не сразу.

— Нас четверо. Боюсь, что мисс Монк не в себе.

— Что вы хотите сказать? — закричал я. — Ведь она осталась жива!

— Успокойтесь, мой дорогой Уотсон.

— В статье ничего не говорится…

— Беннетт опоил ее наркотиками, чтобы увести в дом своей матери. Судя по всему, он встретил ее в пабе, добавил зелье в питье и под предлогом опьянения вывел мисс Монк наружу. Доза опиума, которую она приняла, в сочетании с вредными продуктами горения и нервным стрессом оказали сильное воздействие на ее психику.

— Только не называйте ее…

— Прошу вас Уотсон, не травите себе душу. Мисс Монк не сумасшедшая, но в ее памяти возникли провалы. Она узнаёт многих своих знакомых, хорошо понимает собеседника, но стала очень молчаливой и часто смущается.

Мы с Холмсом сполна натерпелись от Потрошителя. Но эта новость ошеломила меня как ничто в жизни.

— Ужасная несправедливость! — прошептал я дрожащим от волнения голосом. — Где она сейчас?

— Вчера мисс Монк вышла из больницы и сейчас живет в семье мистера Ласка. У них нашлась для нее свободная комната.

— Они собираются распространить на нее свою благотворительность?

— Вовсе нет. Это я все устроил.

— Наверное, вы ощущаете свою ответственность? Впрочем, я не вправе вас ни в чем винить.

До сих пор не возьму в толк, зачем я сказал это. Непростительное замечание. Холмс не ответил, да и что он мог сказать? Мой друг лишь сцепил пальцы и закрыл глаза.

— Ради бога, простите меня. То, что вам удалось совершить, — настоящее чудо. Вы не могли… Холмс, прошу вас, не убивайтесь так.

Мой взгляд случайно упал на приставной столик. Шприц лежал там, куда он выпал из неловких пальцев Холмса, а бутылочка семипроцентного раствора кокаина, обычно закрытая в ящике буфета, стояла пустая на видном месте. Рядом лежал большой конверт. Он имел красивую печать с рельефным гербом — такие ставят в государственных учреждениях.

— Кто прислал вам это письмо, Холмс? — спросил я, чтобы сменить тему, все еще ощущая боль в сердце.

— Ерунда. Причуда моего брата. Ему вдруг взбрело в голову, что я заслуживаю рыцарского звания.

— Но ведь это замечательно! — обрадовался я. — В Англии нет человека более достойного такой чести, чем вы. Мои искренние поздрав…

— Я отказался.

Мой друг поднялся с места, чтобы набить табаком трубку.

Я глядел на него не в силах поверить сказанному.

— Вы отказались от рыцарского звания…

— Не прикидывайтесь тупицей. Я же сказал, что отверг эти почести, впрочем, в весьма вежливой форме, — и хватит об этом.

— Но, боже правый, почему? Вы фактически в одиночку загнали в капкан самого ужасного в современной британской истории преступника, и никто даже не узнает об этом. По меньшей мере, вы заслужили…

— Если бы я, руководствуясь какой-то непонятной мне логикой, счел себя достойным рыцарского звания, я бы, без сомнения, принял его, — сердито сказал детектив. Потом добавил, уже более мягко: — Я сказал Майкрофту, что подобной чести заслуживаете скорее вы, и весьма красноречиво отстаивал свою точку зрения. Но, увы, он меня не услышал.

Холмс достал часы:

— Сейчас четверть первого. В половине третьего мисс Монк будет в двух шагах от нас, у доктора Эгера. Я договорился, что она пройдет у него курс лечения. Эгер считает, что Мэри Энн выздоровеет. Почему бы не сходить повидаться с ней, если вы достаточно окрепли? Уверен, что это доставит ей удовольствие.

— И мне тоже. Вы пойдете со мной?

— Только в том случае, если нужна моя помощь. Увы, мисс Монк не узнаёт меня. — Холмс смахнул шприц и бутылочку в просторный карман халата. — Несомненно, Данлеви тоже придет туда. Он просто одержим ею, настоящий маньяк.

— Большинство людей назвали бы это любовью.

— Ваша теория имеет свои достоинства. Но, мой дорогой Уотсон, вы, наверное, умираете от голода? — Распахнув дверь, он вышел на лестничную площадку. — Миссис Хадсон, будьте так любезны, холодный обед на двоих и бутылку кларета! — Я услышал раздавшееся внизу радостное восклицание и последовавшие за ним уговоры. — Дорогая, не сердитесь, что я давеча отослал обед назад.

Я улыбнулся: голос миссис Хадсон звучал все с большей силой и убежденностью.

Холмс вздохнул.

— Через минуту вернусь, Уотсон. Думаю, это именно тот случай, когда капитуляция — наивысшая доблесть.

Спустя три недели пронырливые газетчики и другие охотники за сенсациями покинули наконец жилище Мэри Келли — последней проститутки, ставшей жертвой Джека Потрошителя. Вечером падал снег. Я неторопливо спустился по лестнице и вышел на улицу. Морозный воздух покалывал щеки и бодрил. Я постучал в дверь дома Эгера, и меня впустили в безупречно чистый вестибюль. Если бы даже я не знал, куда идти, раскаты веселого смеха, доносившиеся из кабинета врача, указали бы мне правильное направление. Толкнув дверь, я увидел мисс Монк, оживленно беседующую с доктором Эгером. Рядом с ней на софе восседал Стивен Данлеви. Мельком добродушно посмотрев на меня, он вновь устремил взор на предмет своей привязанности.

— И вы всерьез утверждаете, что это лечение от истерии? — спросила Мэри Энн, недоверчиво хмуря брови.

— Не в этой клинике, уверяю вас, — со смехом сказал Мур.

— Догадываюсь, что такие методы многим нравятся, но в Уайтчепеле это обходится гораздо дешевле. Доктор Уотсон! — воскликнула юная особа, вскакивая с места и хватая меня за руку. — Вам приходилось лечить женщин от истерии?

— Не от такой, как у вас, — ответил я, а она села на место. — Выглядите теперь намного лучше, чем раньше. Искренне поздравляю, как и вашего доктора, прокладывающего новые пути в медицине.

— Она, по существу, сама делает всю работу, а я лишь наживаю себе добрую репутацию, — улыбнулся доктор Эгер. — Весьма позорное занятие, но очень часто врачебная карьера делается именно так.

— Утверждая это, вы оказываете себе плохую услугу, — заметил журналист. — Доктор Уотсон прав, и я, пользуясь случаем, хочу сказать, что еще никому в жизни не был так благодарен, как вам. Если не считать мистера Холмса, конечно, — добавил он, бросив взгляд в мою сторону.

— Как поживает мистер Холмс? — поинтересовался Мур.

Я не сразу нашел, что ответить, но Мэри Энн меня опередила:

— Скажу еще вот что. Он, похоже, думал, что я совсем спятила: все забыла в одно мгновение. Смотрел на меня как на стул или другой предмет мебели.

— Ах вот как, — улыбнулся я.

— Да, я действительно была на грани помешательства. Но он очень помог мне.

И тут я порадовался про себя, что она взглянула не на доктора Эгера, а на Стивена Данлеви — открыто и определенно.

Держа шляпу в руке, я объявил:

— Хотел лишь поприветствовать вас. Холмс с радостью узнает, что мисс Монк в добром здравии.

— Он по-прежнему живет в одной квартире с вами? — спросил доктор.

— Пока да, — ответил я. — Но собирается съехать.

— Думаю, он так и поступит, — заверил меня доктор Эгер. — Но у него останется превосходный лечащий врач.

С непонятным мне самому раздражением глядя на свою входную дверь, которая вовсе этого не заслуживала, я повернул ключ в замке. В этот вечер я вовсе не рассчитывал добиться откровенности от Холмса, погруженного в черную меланхолию и, к моему величайшему огорчению, поддерживающего свое существование чаем, табаком и наркотиками. Едва я успел открыть дверь в нашу гостиную, как споткнулся о ногу инспектора Лестрейда, который явился чуть ранее и сидел напротив Холмса с наигранно веселым видом.

— Выглядите гораздо лучше, чем когда я видел вас в последний раз, и я искренне этому рад! — воскликнул он, тряся мою руку.

Холмс помахал нам из своего кресла и бросил изящным жестом спичечный коробок чопорному, как всегда, инспектору.

— Сигары на приставном столике, виски в графине.

— Благодарю вас.

— Значит, вы были там в ту ночь? — напомнил я Лестрейду.

У меня оставались вопросы, и я желал их задать, не смущаясь присутствия Холмса. Лучше уж выяснить все у инспектора, чем заставлять своего друга вновь переживать мучительные воспоминания, спрашивая, как нам все же удалось спастись.

— Конечно, — с готовностью ответил Лестрейд. — К тому времени как прибыла пожарная команда, мистер Холмс перенес вас и мисс Монк во двор. Там вы были в безопасности — по крайней мере, временно. Потом вас двоих отвезли в лондонскую больницу. Мистер Холмс предупредил полицию, что рядом со зданием лежит труп. Констебли немедленно вызвали меня, и я был совершенно ошеломлен, обнаружив, что это тот самый человек, которого мы разыскивали всю предыдущую ночь.

— Я прочитал, что он пострадал при взрыве.

— Именно так, — прокашлялся инспектор. — Мне удалось быстро отправить этого изверга в морг. Коронер не собирался оспаривать мое мнение, что при взрыве осколки стекла нанесли Беннетту смертельные раны. Конечно, мы продолжаем расследование убийства.

Холмс, который до этого разглядывал плед из медвежьей шкуры, увидев испуг на моем лице, живо подал голос со своего кресла:

— Речь идет не о вас, мой дорогой Уотсон. Впрочем, это едва ли следует считать обычным убийством. Лестрейд говорит о Мэри Келли.

— Да, понимаю, — сказал я с облегчением.

— Трудно вести следствие по этому делу, зная, что вы уже послали ее убийцу в ад, — безмятежно сказал Лестрейд, потягивая бренди. — Но обязанность Скотланд-Ярда — внушить жителям Лондона чувство безопасности.

— Это трудное дело, не завидую вам, — мрачно сказал сыщик. — Нужно, чтобы прошло какое-то время: лишь тогда люди поверят, что Потрошителя больше нет.

— Напротив, на этот счет в Скотланд-Ярде ходят слухи: мол, Шерлок Холмс не стал бы без причины входить в горящее здание.

Мой друг, казалось, растерялся.

— Эта идея несет в себе большую потенциальную опасность.

— Если вы думаете, что я буду бороться с этими сплетнями, разочарую вас, — сказал Лестрейд. — Я сталкиваюсь по работе со многими инспекторами. Они полагают: если им известно что-то об этом деле, я у них в кармане. Я, конечно, ничего им не сказал. Но если они вдруг выскажут предположение, что именно вы, мистер Холмс, покончили с этим выродком, я, возможно, дружески подмигну им и пожму руку.

Мой друг негодующе привстал в кресле.

— Послушайте, мистер Холмс, взгляните на ситуацию хоть на минутку с моей точки зрения. Мы знаем, что Беннетт ненавидел полицию и те принципы, которым она служит. Каким бы безумцем ни был Беннетт, он совершал невероятно изощренные злодеяния, выставляя полицейских идиотами, уж не знаю почему. И надо сказать, он преуспел бы в этом, если бы не вы, мистер Холмс. У меня нет на этот счет ни малейших иллюзий. Вы блестяще выполнили свою работу, и чем больше людей в Скотланд-Ярде догадаются об этом, тем лучше. Весь Лондон у вас в неоплатном долгу, и я не ударю палец о палец, чтобы сохранить это в тайне.

— Правильно! — воскликнул я.

Лестрейд встал.

— Мы, инспекторы, сами взяли на себя обязанность вручить вам знак нашей признательности. Конечно, ваш старый портсигар достаточно хорош, но, надеюсь, и этот вам послужит.

Мой друг открыл маленькую коробку, которую передал ему Лестрейд. Внутри лежал красивый серебряный портсигар с монограммой Холмса, под которой была выгравирована надпись: «С уважением от Скотланд-Ярда, ноябрь 1888 года».

Холмс слегка приоткрыл рот, но не произнес ни звука.

— Спасибо, — наконец выдавил он.

Лестрейд кивнул.

— Для нас большая честь сотрудничать с вами, мистер Холмс. Что ж, я сказал все, что хотел. Мне пора идти.

Инспектор решительно направился к двери, но у входа остановился:

— Надеюсь, к вам можно будет обратиться, если произойдет что-нибудь из ряда вон выходящее?

— В последнее время я был не слишком склонен браться за какие-либо дела, — задумчиво сказал мой друг, — но сами знаете: если будет нужна помощь, обращайтесь.

Лестрейд улыбнулся.

— Я всегда говорил: ваше главное достоинство состоит в том, что вы иногда ненароком натыкаетесь на истину… Что ж, уже поздно. Не смею вам больше докучать.

Он уже вышел за дверь, когда мой друг позвал его:

— Лестрейд!

Голова инспектора вновь появилась в дверях:

— Да, мистер Холмс?

— То дело об ограблении дома в Хаунслоу: совершенно очевидно, что там не было кражи со взломом. Вам следует арестовать племянника.

Инспектор буквально расплылся в улыбке.

— Я дам знать кому нужно. Спасибо за совет. Доброй ночи, мистер Холмс.

Детектив поднялся с кресла и отодвинул занавеску на полукруглом эркере. Воздух за окном был бодрящий и чистый, ветер стих. Холмс взглянул на меня:

— Как вы посмотрите на прогулку по Лондону?

Я осторожно улыбнулся:

— Мы будем гулять молча или обсуждать каждого пешехода?

— Оставляю это на ваше усмотрение.

Я обдумывал предложение Холмса.

— Ваши умозаключения всегда представляют для меня величайший интерес.

— В таком случае мне не остается ничего другого, кроме как оттачивать свои навыки.

— Надеюсь, ужин на двоих предусмотрен?

— Почему бы и нет? Если согласны, жду вас внизу. «Потемки, ад, кентавры, серный камень преисподней».

— Мой дорогой друг, вряд ли Шекспир предназначал эти слова для описания вида из нашего окна. В конце концов, он не имел возможности любоваться этим пейзажем.

— Думаете, нет? — улыбнулся Шерлок Холмс. — Тогда вам придется делать это вместо него, тем более что и вы имеете явную склонность к трагическому. Дайте мне знать, когда сочините еще что-нибудь замечательное. Пойдемте, друг мой.

И он спустился вниз по ступенькам.