Просыпаюсь, когда уже начинает светать. Сегодня я отлично выспался. Чувствую, что моя левая рука в уютном коконе из теплых ладоней. И где-то рядом с ухом слышится тихое сопение. Довольно улыбаюсь: не приснилось. Ксюша рядом со мной. Чуть скосив глаза, замечаю кровать, стоящую вплотную к моей. Подвинула! Сама! Моя девочка не отходила от меня весь вечер и даже спать захотела рядышком. Моя ты милая! И так хочется повернуться и расцеловать её сонную, а потом подмять под себя и… Чувствую шевеление в районе паха и удивленно поднимаю брови. Вот это да! Мой дружок ожил! А я уж и забыл о его существовании.

– Это что такое? Ну-ка быстро поставить обратно! – восклицает недовольно медсестра, а я и не слышал, как она открыла дверь.

– Я как должна к больному подходить? – продолжает бушевать она, и Ксюша испуганно подскакивает на кровати.

– Простите, я сейчас быстро уберу, – лепечет она, а мне так хочется встать и наорать на эту дуру, что разбудила мою девочку. Да помочь ей, в конце концов, подвинуть эту кровать. Черт! Черт! Черт! Бешусь от бессилия и стучу кулаком по постели, но на меня никто не смотрит.

* * *

Завтрак мне принесли прямо в палату. Манная каша и бутерброд с сыром. Ставлю на столик и подхожу к Егору.

– Ты не против, если я тут покушаю? – на всякий случай спрашиваю его. – Не хочу тебя дразнить, тебе ведь пока нельзя… – моргает два раза и смотрит на меня с нежностью. – Там манная каша. Я её очень люблю, – зачем-то говорю я. – А вот что любишь ты, я даже не знаю. Но я узнаю… когда-нибудь.

Становится грустно, и я возвращаюсь к столу. Стараюсь есть бесшумно и одновременно переписываюсь с Юлькой. Как вдруг меня осеняет:

– Егор! Я знаю, как мы будем общаться!!! Ты ведь можешь писать в телефоне! – глаза парня радостно загораются, и он моргает.

Открываю его тумбочку и нахожу телефон. Машинально включаю и замираю. У него на заставке – я. Удивленно смотрю на Егора, и он слегка улыбается. Снова перевожу взгляд на экран. На фотографии я спящая. Наверное, сфотографировал меня тем утром после Дня Города. Очень удачный кадр. Луч солнца падает на мое лицо и волосы будто светятся. Я тут похожа на ангелочка.

– Красиво получилось, – передаю ему телефон и спрашиваю: – А хочешь посмотреть, что на заставке у меня?

Он моргает, а я приношу свой телефон и показываю ему фото, которое сделала неделю назад. На нем мое открытое окно и засохший букетик ромашек на подоконнике.

– Ты был такой уморительный тогда. С ромашками в зубах.

Вздыхаю и возвращаюсь к столу. Снова начинаю есть и вдруг получаю сообщение:

«Я не люблю манную кашу»

А следом еще одно:

«Я люблю тебя»

Снова вскакиваю из-за стола и подхожу к Егору. Наклоняюсь над ним и пристально вглядываюсь в глаза.

– Правда? – едва слышно шепчу, и он моргает.

Смотрим друг на друга, и у меня снова слезы на глазах. Ну что я за плакса такая! Наклоняюсь ниже и целую его в губы. Он отвечает мне. И это так сладко… Наш поцелуй уже напоминает настоящий, и я никак не могу оторваться от него. Егор любит меня! А я сомневалась… И это фото… Он смотрел на меня каждый день, а я ведь пыталась забыть… Слезы текут по щекам, а я целую самого дорогого мне человека и теперь точно знаю, что мои чувства взаимны. И я так счастлива!

Поднимаю голову и вытираю слезы.

– Прости, что я такая плакса, – улыбается мне и дважды моргает. – Я просто очень-очень рада…

Тут открывается дверь и заходит другая медсестра.

– Пора делать перевязку, – щебечет она, глядя на Егора и будто не замечая меня.

Встаю с кровати и отхожу в сторону, чтобы не мешать.

* * *

Эта медсестра мне нравится больше. Она довольно милая и от нее не пахнет парфюмерным магазином. Что-то ласково приговаривая, отдирает от моей кожи пластыри. Я её даже не слушаю.

Раньше мне нравилось внимание девушек. Я купался в любви моих фанаток, всегда с удовольствием раздавал автографы, шутил с ними, приобнимал, а с кем-то даже позволял себе чуть больше. Сейчас меня это ужасно раздражает. Абсолютно все медсестры пытаются произвести на меня впечатление. Кто-то ярким макияжем, кто-то пышным бюстом, кто-то ласковым обращением. Пока не было Ксюши, ко мне забегали по триста раз на дню. То проверить капельницы, то поправить одеяло, то открыть окно, то закрыть… Они что думают, я выйду отсюда и тут же женюсь на самой заботливой?

Вот и эта. Возится слишком долго, поглаживая мою кожу.

– Сейчас будет немножко больно, – сюсюкает медсестра и берет зеленку.

Да бесит уже, что я, маленький что ли? Всё же морщусь, когда начинает промакивать швы. Она сразу это замечает и начинает дуть на мой живот.

Тут же слышу, как хлопает дверь. Черт, Ксюша, всё не так! Ты же видишь, она сама! А я даже сказать ничего не могу!

Терплю, пока она накладывает новую повязку. Кажется, мой яростный взгляд может прожечь потолок.

– Пока, Егорушка, не скучай! Скоро придем ларингоскопию делать, – щебечет медсестра и, наконец-то, уходит.

Тут же возвращается Ксюша и садится рядом.

– Прости, не могла больше на это смотреть, – смущенно улыбается и продолжает: – Видимо, у тебя тут полная больница фанаток…

Милая, да какие фанатки? Они все мне не важны. Только ты.

Беру её ладошку и подношу к губам. Нежно целую и смотрю прямо в глаза.

Я люблю тебя, моя девочка…

* * *

– Доброе утро! – бодро говорит Глеб Викторович, входя в палату.

– Здравствуйте! – поднимаюсь ему навстречу.

– Ну, как у нас дела? – спрашивает и смотрит только на меня.

– Он мне уже улыбается! – радостно делюсь я. Надеюсь, он поймет, что я хочу этим сказать. Что Егор вовсе не думает о суициде и вполне адекватен.

– А я и не удивлен, – говорит доктор и зачем-то кладет руку мне на плечо. – Хотел бы я посмотреть на того человека, который бы смог не улыбаться рядом с тобой, Ксюша.

Смущаюсь от его слов и поворачиваюсь к Егору. Замечаю, что он сжал руку в кулак и смотрит на доктора очень недружелюбно. Блин, надо спасать ситуацию.

– А еще мы нашли средство связи! – сообщаю доктору и, мягко сняв его руку, подхожу к тумбочке и беру телефон. – Вот! – показываю его доктору. – Он может писать мне сообщения!

– Отлично придумано! Будешь нашим связным, – похвалив меня, он, наконец, поворачивается к Егору. – Ну что, Егор, сейчас проверим ваше горло и решим, что с вами делать.

Странно, а к нему он обращается на «вы». Неудобно как-то, вдруг Егор подумает, что я его врачу глазки строила, и будет ревновать…

Заходит медсестра с каким-то прибором. Снимает с Егора воротник, который фиксировал голову и шею. Осматривает швы и удовлетворенно кивает. Затем засовывает в его рот трубочку, и доктор рассматривает на своем планшете горло Егора изнутри. Я стою в сторонке и жду, что он скажет. Смотрю на рану Егора и думаю о том, что он чувствовал, когда на него напали. Наверняка, кровь хлестала… А если бы нож воткнули чуть ниже или с другой стороны… Боже, мне страшно думать об этом. Я впервые осознала, что могла ведь потерять его навсегда…

– У меня для вас хорошие новости, – говорит Глеб Викторович, поворачиваясь ко мне. – Внутренние швы зарубцевались, наружные завтра будем снимать. Ортез надевать больше не будем, ему можно понемногу разрабатывать шею и поворачивать голову. Но не увлекаться! Ксюша, следи за этим! – радостно киваю, и он продолжает: – Пищевод тоже в нормальном состоянии. Сейчас уберем трубку из стомы, и уже вечером можешь покормить его теплым бульоном через рот. Возьмешь в столовой.

Тут у меня пиликает телефон, и я вижу сообщение от Егора.

– Егор пишет, что горло очень сушит, – говорю Глебу Викторовичу. – Ему уже можно воду?

– Это нормально после процедуры. Воду можно. Только не холодную и по паре глотков. Возьми мягкую трубочку, чтоб удобнее было.

Затем поворачивается к медсестре. Та уже обработала швы и сменила повязку, и теперь с нежностью смотрит на Егора.

– Ирочка, трубку из стомы убрать, и катетер – тоже. Теперь он может справляться сам. Ну ладно, поправляйтесь! Ксюша, если будут вопросы, ты знаешь, где меня найти.

* * *

Наконец, мой доктор ушел и оставил Ксюшу в покое. Медсестра медленно вытаскивает из моего живота какую-то трубку, и это жуть как неприятно. Вот ведь урод! Так явно заигрывал с моей девочкой, и не постеснялся даже меня и медсестру. А она так простодушно ему улыбалась, будто совсем не видит мужского интереса с его стороны.

Вдруг с меня сдергивают одеяло, и я понимаю, что за этим последует. Будет убирать катетер. Сжимаю зубы. Я ведь лежу голый, и сейчас сразу две девушки смотрят на мой вялый член, из которого торчит мерзкая пожелтевшая трубка. Ладно, медсестра, ей это не впервые. Но я не хочу, чтобы видела Ксюша. Чуть поворачиваю голову и смотрю на нее. Она замечает мой взгляд и смущенно отводит глаза. Затем отворачивается к окну и обхватывает себя руками.

Внутренне кривлюсь от того, что меня там чересчур активно трогают чужие женские руки. Ирочка вытаскивает катетер и не спешит выпускать меня из теплых ладоней. Неприятно и стыдно, но против природы не попрешь, и мой член слегка подрагивает, наливаясь силой. Ирочка поднимает триумфальный взгляд на меня, а потом переводит его на Ксюшу. Я внутренне молюсь, чтобы она не вздумала сейчас повернуться и эта стерва ничего ей не сказала. Подождав немного, медсестра недовольно поджимает губы и возвращает взгляд на меня. Замечает, что результат её усилий уже пропал. Недовольно фыркнув, закрывает меня одеялом и уходит, громко хлопнув дверью.

Ксюша сразу подходит ко мне и присаживается на край кровати.

– Егор, нам нужно кое-что обсудить, – мягко говорит она. – Я знаю, что тебе будет неловко, но ты должен понять, что это нормально. Когда я согласилась ухаживать за тобой, я прекрасно понимала, что мне предстоит не только развлекать тебя разговорами и кормить бульоном, но и выносить утку, обмывать тебя, а потом еще и обрабатывать швы. Я ко всему этому готова и не вижу ничего постыдного или неприятного. Так что давай договоримся, что ты не будешь меня стесняться и терпеть, и будешь сразу сообщать, если тебе что-то будет нужно.

Я понимаю, о чем она говорит. Естественные потребности нужно справлять и без её помощи мне действительно пока не обойтись. Моргаю, признавая её правоту.

– Вот и отлично, – улыбается Ксюша. – Пойду, достану тебе трубочку, и попробуем попить воды.

* * *

Звонит мой телефон, и я хмурюсь на незнакомый номер. Подумав, все же беру трубку:

– Алло.

– Аллё, Ксюша? Ксюша, это ты? – слышу какой-то смутно знакомый мужской голос.

– Да. Кто это?

– Ксюша, это твой папа. Николай Михеев. Ты, наверное, уже не помнишь меня…

– Нет, не помню, – зачем-то вру я. – Откуда у вас мой номер? – замечаю, что Егор поворачивает ко мне голову и обеспокоенно хмурится.

– Ксюша, я сейчас в Дивногорске, у друга. Пришел на нашу квартиру, а там люди чужие живут. Дали мне твой телефон. Пожалуйста, дочка, давай встретимся?

– Зачем? – как-то отстраненно спрашиваю я.

– Я… я… хочу поговорить. Понял вдруг, что никого роднее тебя у меня не осталось. Пожалуйста, Ксюша, дай мне хотя бы увидеть тебя.

Смотрю на Егора и кусаю губы. Не могу решить, что ответить этому человеку.

– Я в Москве сейчас. Когда вернусь, не знаю, – наконец отвечаю ему, надеясь потянуть время до встречи.

– Так это же замечательно! – радостно говорит он. – Я ведь живу в Москве. А в Дивногорск специально приехал, чтобы тебя увидеть. Я завтра же вернусь! Так ты согласна встретиться со мной?

И столько надежды в голосе. Вот же блин! Мне сейчас вообще не до него.

– Я не знаю, когда смогу.

– Ксюшенька, я приеду, куда скажешь. Пожалуйста, хотя бы пятнадцать минут, я большего не прошу.

– Хорошо. Позвоните мне, как будете готовы. Мне надо идти. До свиданья.

Нажимаю отбой и несколько секунд смотрю на экран. Выбираю «Сохранить номер» и подписываю – «Папа».

* * *

Отворачивается к окну и обнимает себя за плечи. А я с ума схожу от беспокойства. Кто этот мужчина, который ей звонил? Что её так расстроило? Спустя минуту слышу тихие всхлипывания. Пишу ей сообщение, но она даже не смотрит на телефон. Продолжает плакать, вздрагивая всем телом. А я не могу на это смотреть. Хочется подойти к ней и обнять, прижать к себе крепко-крепко и пообещать, что никому не позволю её обидеть. Ха, как будто я сейчас хоть что-то могу.

«Милая, кто это был?» – снова пишу ей.

Наконец, замечает и поворачивается ко мне, вытирая слезы.

– Это мой папа, – тихо говорит мне и садится на край кровати. – Появился спустя столько лет и хочет встретиться… Оказывается, я помню его голос…

Чувствую такую боль в её голосе. Девочка моя, ну это же хорошо, что он появился. Дай ему шанс! Глажу её по щеке, и она трется о мою ладонь.

– Я тоже хочу его увидеть, – шепчет мне со слезами на глазах. – Я так скучала…

Беру телефон и пишу Ксюше:

«Я вырос в детдоме. Родителей никогда не знал. Но если бы был шанс сейчас увидеть их, я бы забыл все обиды и побежал к ним».

Смотрит на меня и кивает. А потом вдруг спрашивает:

– А как ты стал звездой?

«В универе на вечеринке пел под гитару. Меня заметила дочка Шепелева. Показала отцу – и понеслось»

«Теперь ты тоже знаешь обо мне немножко больше»

Ксюша улыбается мне и больше не плачет.

Ну и правильно, девочка моя. Просто иди вперед и не трать время на старые обиды.

А вечером мы пили бульон. Тоже из мягкой трубочки, как и воду, которую Ксюша давала мне каждые полчаса по глоточку. Она принесла бульон в кружке и сначала попробовала сама.

– Ну и гадость, – расстроено сморщила носик девушка. – Прости, но тебе придется это выпить.

Да мне хотя бы что-то! Почему-то сегодня целый день жутко хотел есть. Ксюше приносили и завтрак, и обед, и даже запеканку на полдник. Так пахло по всей палате, что я не успевал глотать слюнки. Глотать было больно, но я ей не признавался. Пусть кушает спокойно, она и так слишком худенькая. Наконец, дождался вечера. Теперь мне официально, доктором, разрешен бульон, и я с радостью выпью его весь!

М-да… погорячился. Эту несоленую, жирную, еле тепленькую жижу глотать еще тяжелее. Все же делаю над собой усилие. Ради моей девочки. Я должен скорее поправиться, а для этого нужно есть всё, что мне дают.

Смотрит на меня с сочувствием, а я старательно цежу бульон из кружки. Наконец, слышится шкворчание, и я облегченно вздыхаю и вытаскиваю конец трубочки изо рта.

– Вот и молодец, – радостно говорит Ксюша. – Теперь ты заслужил поцелуй.

Довольно улыбаюсь и облизываю губы, предвкушая свою награду.

* * *

После ужина я решилась сбегать в душ. Волосы уже грязные, да и тело влажные салфетки не спасают. Зашла в больничную санитарную комнату и ужаснулась. Старая ванна грязно-белого цвета и ржавый душевой шланг. Ладно, как-нибудь, помыться-то надо.

Вода бежала еле тепленькая. Ждать полчаса горячую у меня не было времени. Кое-как помыла тело, и, трясясь от холода, вернулась в палату. Утром попробую помыть голову.

– Ты не представляешь, какой там кошмар! В сто раз хуже, чем у нас в общаге, – жалуюсь Егору.

Он, нахмурившись, читает что-то в телефоне и, кажется, даже не слышал меня. Ладно, не буду мешать. Сажусь на свою кровать и тоже залезаю в интернет. Иногда поглядываю на Егора. Он явно рассержен. Сжал зубы и яростно тыкает пальцем в телефон. Может, увидел то интервью с продюсером? Мне не по себе. Чего он там себе сейчас надумает? Наверное, нужно его как-то отвлечь.

– Привет! – сажусь к нему на кровать и улыбаюсь. – А я уже вернулась. Миссия выполнена наполовину, но боец не теряет надежду! – весело говорю, и он вопросительно поднимает брови.

– Помыть голову не получилось. Там жуткая ванна и холодная вода, – объясняю Егору, и он сочувственно улыбается. Смотрит на меня задумчиво, а потом присылает сообщение:

«Можешь съездить ко мне. Я снимаю квартиру на Орджоникидзе. Помоешься и заодно привезешь мне планшет и кое-что из вещей»

Обдумываю его предложение. Боюсь так надолго оставлять Егора одного, но, с другой стороны, нормально помыться хочется. Да и вещи ему, наверняка, нужны. И как я об этом не подумала? В тумбочке лежат только телефон и ключи. Медсестра сказала, что его одежду выкинули, она была разорвана и вся в крови.

«В трусах я буду чувствовать себя увереннее» – снова пишет Егор, и я хихикаю.

– Вот это решающий аргумент! Ладно, завтра днем съезжу.