— С добрым утром, — произнес за дверью голос. — Обслуживание.

Тео взглянул на лежавшую рядом с ним Дженнифер — не покачает ли она, возражая, головой, не потянется ли за одеждой. Но Дженнифер лишь вяло кивнула. Единственная ее уступка приличиям свелась к тому, что она подтянула повыше простынку, чтобы накрыть голую грудь.

— Войдите.

Вошла опять-таки женщина. Она и глазом не моргнула, увидев большого писателя лежащим в постели с роскошной блондинкой, которая, всего лишь вчера вечером представилась ему, пожав руку, в вестибюле отеля.

— Два свежевыжатых апельсиновых сока, два кофе, тост с поджаренным яйцом — желтком вниз, тост с желтком вверх, две булочки с черничным джемом, два письма и… э-э… компакт-диск Джона Колтрейна.

Правильно. Все это размещалось на серебряном подносе. Правда, Тео заказал только завтрак, но никак не CD. Фотографию на обложке диска он узнал даже с другого конца номера. И изумленно взглянул, надеясь получить объяснение, на Дженнифер.

— Магия кредитных карточек, — пробормотала, шаловливо улыбнувшись, она. — И курьеров.

Они завтракали в постели, купаясь в теплом солнечном свете, который вливался в номер сквозь балконную дверь: в динамиках ноутбука Дженнифер звучали «Звездные края» — на порядочной громкости и с достойным качеством звука. Время от времени, воспроизведение слегка запиналось, однако, вследствие наполовину абстрактного характера музыки, удовольствия Тео это не портило.

— Ты со мной поосторожнее, — сказала Дженнифер; глаза ее поблескивали в тени взбитой, взъерошенной челки. — Я могу сделать все, что придет тебе в голову, только скажи.

— Это я уже заметил, — ответил он. Номер, при всей его величине, попахивал сексом — Тео дважды кончил ночью, да еще разок утром. Предусмотрительная Дженнифер и презервативы с собой прихватила.

— Ты очень заботлива, — прибавил он.

— О, я тоже люблю этот альбом, — сказала она. — Да и настроение у меня для того, чтобы послушать его еще раз, было самое подходящее.

Она вытерла о простыню испачканные в масле пальцы, взяла конверт диска, и, поскольку это был «Диждипак», отпив кофе, раскрыла его, как миниатюрную книгу. Колтрейн в безупречном, как и всегда, сиреневатом костюме, смотрел из полусвета-полумглы вверх — прямой, готовый поднести к губам саксофон.

— Ты по-прежнему номер один, — сказала Дженнифер.

Тео не понял, к кому она обращается — к нему или к Колтрейну.

— В «Нью-Йорк Таймс», — прибавила она. — Вторая неделя продажи.

— Как ты узнала?

— Проверила электронную почту, когда диск вставляла.

— А я и не заметил. Наверное, ты проделала это, когда я моргнул.

— Да, я девушка быстрая, — отозвалась она — прозаично, так, точно это было частью ее работы.

Тео просмотрел два письма, помещенных на поднос кем-то из отельной обслуги. Оба были от литературных агентов. Одна, прежде чем изложить свое предложение, поприветствовала Тео на современном арамейском — Šlama ‘loxun!. Старательная девушка, надо отдать ей должное. Звали ее Зара Обатунде и была она, судя по письму, совсем молоденькой.

— Судя по письму, совсем молоденькая, верно? — заметила Дженнифер. Смотрела она в сторону и как ей удалось прочесть письмо мисс Обатунде, Тео понять не смог.

— Да, — согласился он.

— Ты таких еще много получишь, — пообещала она.

Тео прочитал второе послание, поступившее от Мартина Ф. Салати, агента, который за время турне прислал ему уже три письма.

— Этого я знаю, — сообщила Дженнифер. — Марти Салати. Очень хорош. Профессионал.

— Может, мне действительно нужен агент.

— С агентом ты малость запоздал, — и она повела по воздуху тонкой рукой, совсем как благословляющий паству священник. Тео не сразу понял, что Дженнифер изобразила подписание договора.

— Так или иначе, — продолжала Дженнифер, — это уже не имеет значения. Ты свое дело сделал, Тео, и здорово сделал. По-моему, до тебя еще не дошло, что происходит с твоей книгой. Ты, скажем так, поднялся на уровень, которого достигают очень не многие. Ты… — она примолкла, подыскивая правильные слова, — уже там.

И она ткнула пальцем в потолок. Простыня опять соскользнула с ее голых грудей.

Тео кусочком хлеба собрал с тарелки остатки желтка. Сакс Колтрейна и барабаны Рашида Али метались по люксу для новобрачных, гоняя друг дружку по стенам, по потолку, загоняя под шторы и на балкон и выскакивая с него во влажное небо Балтимора.

Тео Балтимор понравился. Город этот считался очень опасным, но ему он понравился. И отель «Харборфронт» в особенности. До начала 1970-х здесь стоял кишевший крысами банановый склад, а затем выросла сверкающая цитадель роскошных номеров. Но при этом штат ее носа не задирал, все были очень милы с Тео, очень непринужденны. Ну, если не считать той сумасшедшей уборщицы-филиппинки, которая вчера обругала его на ломаном английском, плача и потрясая шваброй. Тео надеялся, что ее за это не выгонят. Нелюбовь к книге — не преступление, к тому же, «Пятое Евангелие» уже две недели подряд занимало первую строку списка бестселлеров, и Тео мог позволить себе всепрощение.

— Когда я должен сесть на филадельфийский поезд? — спросил он у Дженнифер.

— В двенадцать тридцать пять, — мгновенно ответила она. — Но, если хочешь, мы можем отправить тебя трехчасовым самолетом. Твое выступление в «Границах» раньше восьми тридцати не начнется.

— Я бы, пожалуй, побродил немного по городу.

— Если тебе что-то нужно, могу доставить это сюда, — сказала она.

— Спасибо, но мне хочется малость размять ноги.

Она погладила его сквозь простыню по бедру:

— Ммм, это у тебя хорошо получается.

«Звездные края» добрались до титульной композиции и споткнулись, создав впечатление цифровой икоты. Сакс Колтрейна несколько раз с пулеметной быстротой повторил одну и ту же ноту, затем двинулся дальше.

— Это моя любимая царапинка, — сказала Дженнифер. — Фантастика.

— Да, но теперь, когда Алиса Колтрейн умерла, они могли бы исправить название альбома, тебе не кажется?

Он и сам не поверил тому, что решился испытать ее вот так: Мередит, услышав подобный вопрос, просто вытаращила бы глаза. Однако за последнюю пару недель жизнь Тео переменилась настолько сильно, что он начал относиться к своей удивительной удачливости с некоторым недоверием. И, если уж говорить об удачливости, Дженнифер стала своего рода последней соломинкой. Ты приезжаешь в очередной город твоего турне, тебя знакомят с очередной представительницей «Элизиума», и та оказывается не обычной сопровождающей автора, не мелкой, ничего толком не знающей сошкой, но старшим редактором — мало того, она прекрасна, умна, любит джаз и через несколько часов залезает в твою постель. И чтобы она, сверх всего этого, была еще и au fait насчет спорного названия «Звездных краев» Джона Колтрейна, — это казалось почти невероятным.

— Не знаю, — ответила Дженнифер. — Так ли уж важно, называется он «Звездными краями» или «Венерой»? Никому же не известно, как назвал бы его Джон, если бы не умер.

— «Венерой», поспорить готов, — сказал Тео. — Хотя он, может быть, альбома и выпускать-то не стал бы.

— Ну, значит, надо сказать спасибо Алисе, — сказала Дженнифер. — Она его выпустила, тебе он нравится, мне тоже, все довольны, так?

— Хмм, — отозвался Тео. — Я никогда не был уверен в правильности наложения струнных.

А вот это было чистым враньем, как раз струнные-то Тео всегда и любил. Какого черта он взялся теперь разыгрывать адвоката дьявола?

— Разбрасывать струнные и индийские инструменты по всей фонограмме, записанной в оригинале четырьмя музыкантами… не знаю.

— Джон и Алиса были партнерами, — напомнила ему Дженнифер. — В любви и в искусстве. И, кстати, он неизменно поддерживал ее на все сто процентов.

Тео откинулся на подушку. Ему уже расхотелось спаринговаться с ней, а может, она просто выдержала проверку.

— Ладно. Я думаю, самым правильным было бы выпустить этот диск, дополнив его другим, бонусным — с оригиналами записей. Тогда каждый смог бы выбрать, что ему больше по вкусу.

— Конечно, — согласилась она. — Максимум выбора. Это всегда хорошо.

Тео вылез из постели и направился к джакузи, но по пути передумал, свернул к кабинке душа, заперся в ней и открыл краны.

 Струи горячей воды, вот все, что ему требовалось. Он постоял пару минут, позволяя ей стекать по его лицу. Потом вскрыл пакетик дарового шампуня и намылил волосы, отметив, как и всегда, найденную мыльными пальцами лысинку. Втер очистительную пену в свой волосатый живот, отметив, как и всегда, полное отсутствие того, что в посвященных здоровому образу жизни журналах именуется «прессом». Он — самый что ни на есть средний мужчина со средними недостатками. Зато Дженнифер — женщина класса «А», приобретающая, обнажаясь, еще даже большие, чем в одетом виде, стройность и совершенство. Вот это и дает человеку бестселлер номер один. Это он и приобретает вместе с деньгами.

— Не надо покупать мне билет на самолет, — сказал он ей через несколько минут, уже вытираясь. — Мне нужна всего-навсего недолгая прогулка. Может быть, получасовая. Погреюсь на солнышке, поглазею на прохожих. И к полудню буду готов сесть на поезд.

Пока он стоял под душем, Дженнифер времени зря не теряла. Волосы ее были уже тщательно расчесаны, на губах поблескивала помада, тело обтягивала узкая юбка, а вдобавок к ней — свежая белая блузка и замшевая куртка. На экране ноутбука светился список почтовых сообщений, «Звездные края» доигрались до конца.

— Я пойду с тобой, — сказала она.

— Да ну, зачем тебе лишняя морока?

— Доставь мне такое удовольствие, ладно? Ты мне нравишься и моя работа тоже, а она требует позаботиться о том, чтобы ты добрался до Филадельфии целым и невредимым.

Тео поддернул трусы, с привычным смущением отметив, что их резинка подчеркивает его выпирающее брюшко.

— Да я, может, и не хочу туда добираться, — сказал он. — Эти мои выступления перед публикой с каждым днем становятся все более ненужными, разве нет? Книга пользуется огромным успехом. Все про нее уже знают, а кто не знает, так или иначе услышит о ней, независимо от того, выступлю я, не выступлю. Так что… давай притворимся, — ну, то есть, делать я этого не стану, — но давай притворимся, что я забрел в балтиморский бар, надрался и опоздал на выступление в Филадельфии. Что от этого изменится?

Дженнифер чмокнула его в щеку ароматными губками.

— Ты особо-то не заносись, любовничек, — проворковала она.

Облизывая мороженое, Тео неторопливо шел по тротуару балтиморской гавани. Дженнифер шла рядом, неся пластиковый пакет с его покупками (глянцевым томом посвященных истории города фотографий, который Тео хотел послать матери на день ее рождения; несколькими дисками Расаана Роланда Кёрка; рубашкой). Пакет был тяжеловат для ее тонких рук, и Дженнифер на ходу перебрасывала его из одной в другую, одновременно перенося от уха к уху сотовый телефон, на который ей звонили разнообразные коллеги.

В небе сияло солнце. Повсюду было полным-полно родителей с детьми — и не только в торговой зоне, но и на воде, по которой они радостно сновали туда-сюда в лодочках, имевших вид диснейлендовских морских змеев. По пирсу прохаживался человек-оркестр — перебирал клавиши аккордеона, дул в замысловатую трубу, бил в привязанные к его коленям тарелки. Тео указал Дженнифер на ближайший мусорный бак, на кипевшую под ним жизнь: утка с утятами устроили там, переплетя крылья, кучу-малу.

— Ух ты, — сказал он. — Живые.

— А ты думал…? — спросила она.

— Я о том, что они ухитрились как-то выжить в этой кутерьме. Другие давно бы уж спятили или удрали.

— У них очень сильная мотивация, не сомневайся.

И словно в доказательство сказанного ею из переполненного бака вывалилась часть его содержимого — большой, ценой в несколько долларов краб.

— Ух ты, — повторил Тео. Уже удаляясь от бака, он все оборачивался, проверяя, там ли еще утки.

— Если они собственное дерьмо разгрести не способны, думаю, нам лучше обратиться к кому-то еще, — сказала Дженнифер. Она уже опять разговаривала по телефону. — Есть же и другие дистрибьюторы, работающие круглые сутки и семь дней в неделю. Они гарантируют доставку, даже если им приходится пользоваться самолетами «Фед-Экса». Так на черта нам возиться с этими клоунами, только и умеющим, что плакаться на дорожные пробки, в которых застревают их грузовики? Господи, речь же идет о книгах, а не о стальных фермах.

Тео прикончил мороженое. Губы его стали липкими от шоколада. Дженнифер, продолжая разговаривать, зажала телефон между плечом и уголком челюсти, извлекла из кармана куртки маленький пакетик и протянула его Тео. Он решил было, что это презерватив, но, надорвав фольгу, обнаружил под ней влажную салфетку.

— Баум? — сказала Дженнифер в трубку. — Баум пусть тебя не волнует. Он милый и так далее, но…

Она протянула руку и стерла со щеки Тео пропущенный им мазок шоколада.

— События выходят из… э-э… из-под контроля мистера Баума. И он это знает, тут никакого секрета нет. Как бы это сказать? Думаю, ты и сам увидишь: когда сделка с «Океаном» вступит в силу, необходимость в такого рода… э-э… консультациях просто отпадет. То есть…? Хорошо. Хорошо. Я здесь для того и нахожусь.

Несколько минут спустя они уже стояли у пирса, которым заканчивается Ист-Пратт-стрит, и любовались величественной старой электростанцией, преобразованной в гигантский универсальный магазин «Барнс и Нобль». Тео выступал в нем вчера вечером, но тогда было темно, да и Дженнифер провела его в здание прямо из такси. Он успел заметить роскошный аквариум с огромной рыбой-ангелом и изобретательно переделанные в книжные полки дымовые трубы, однако для наблюдений такого рода была открыта лишь малая часть его мозга, все остальное занимало предстоящее выступление. Прирожденным актером он не был и это делало для него чтение вслух особенно обременительным, тем более, что аудитория обычно реагировала на слова Малха ахами, вскриками и перешептываниями. И после того, как он ответил на вопросы и подписал экземпляры книги, Тео оказался эмоционально выжатым настолько, что хотел лишь одного: чтобы Дженнифер отвезла его обратно в отель.

Сегодня же, осматривая книжный магазин, он же универмаг, он же электростанция, издали, Тео понял, насколько внушительным архитектурным сооружением тот был. Построенное для цели вполне прозаической — производства электроэнергии — это здание обладало, тем не менее, мрачным величием кафедрального собора. Гигантская фаллическая гитара, установленная на его крыше в честь находившегося внутри «Хард-рок кафе», вонзалась в лазурное небо, как колокольня.

— Извините, — послышался откуда-то снизу голос, — вы ведь Тео Гриппин, верно?

Тео опустил взгляд. Чернокожая женщина улыбалась, глядя на него снизу-вверх из инвалидного кресла. Толстая, некрасивая, она была одета в ярко-желтый спортивный свитер; казавшиеся укороченными ноги ее завершались ботинками из овчины. Глаза у женщины тоже были ярко-желтые.

— Вы выступали там вчера вечером, — сказала она, поведя головой в сторону «Барнса и Нобля».

— Да, верно, — ответил Тео. — Вы тоже там были? Я вас не припоминаю, мадам.

— Нет, не была, — ответила женщина. — Мне хотелось, но я же в кресле, видите? — а с ним попасть в это здание трудно.

Выговор у нее был простонародный.

— Мне очень жаль, — сказал Тео.

— Мы можем чем-то помочь вам, мэм? — спросила Дженнифер.

— Я читаю вашу книгу, мистер Гриппин, — сообщила, не отрывая взгляда от Тео, негритянка. — «Пятое Евангелие».

— О, спасибо, — сказал он.

— Меня вам благодарить не за что, мистер Гриппин, — ответила негритянка. — Бог приказал мне прочесть ее. Очень интересная книга.

— Э-э… рад, что вы так считаете.

— Я буду очень рада, если вы дадите мне автограф. У меня для них особая книжка есть.

— Э-э… с удовольствием.

Короткопалая рука женщины скрылась и закопошились под ее полиэфирным одеянием. Тео инстинктивно наклонился к ней, ожидая, что она вытащит на свет книжечку для автографов.

Однако вытащила она пистолет. Он повис в пространстве, разделявшем негритянку и Тео, такой мощный и пугающий, что сам выстрел казался, по сравнению с ним, уже и не страшным. Негритянка начала поднимать серое дуло ко лбу Тео.

— Вы сделали злое дело, мистер Гриппин, — сказала она. — И отправитесь прямо в ад.

Все поплыло перед глазами Тео, сердце его колотилось слишком громко и затрудненно для того, чтобы доставлять в мозг необходимые тому количества крови. «Я не готов» — хотелось сказать Тео, однако он понимал, что времени на это у него не осталось.

— Опустите его, мэм, — это был голос Дженнифер, эхом отдавшийся в пустоте.

Тео покачнулся, лицо негритянки вновь обрело резкость. Все в том же пространстве между ними образовался еще один пистолет. Первый был направлен в грудь Тео, но подрагивал. Второй смотрел прямо в лицо негритянки, дуло, прижатое к ее переносице, упиралось ей в глаз. Этот пистолет держала тонкая белая рука, элегантно наманикюренный пальчик обвивал спусковой крючок, узкое запястье не дрожало.

— Отведите пистолет в сторону, мэм, — приказала Дженнифер.

Негритянка подчинилась.

— А теперь убирайтесь.

Негритянка в последний раз взглянула в лицо Тео, опалив его ненавистью. Затем, не произнеся ни слова, опустила ладони на покрышки кресла, резко развернула его и покатила прочь. Колеса ехавшего вдоль воды кресла повизгивали.

Тео упал на колени, два раза кашлянул и изверг из себя жидкую смесь «Пепси» с шоколадным мороженым. Ладонь Дженнифер легла ему на спину.

— Прости, прости, — простонал он.

— Да не за что, — отозвалась она.

Тео взглянул на нее. Дженнифер была поразительно, до жути спокойна.

— Я… похоже, я как-то не привык к пистолетам, — сказал он.

— Это же Мэриленд, — сказала Дженнифер. — Тут все с пистолетами ходят.

Свой она уже вернула туда, где он скрывался прежде. Тео затруднялся представить, в какую полость плотно облегавшего ее тело наряда можно было спрятать, не создав на нем вздутия, отнюдь не маленькую стальную машинку, однако Дженнифер это проделала.

Он содрогнулся и его вырвало снова. Удивительно, как может подействовать на нутро человека угроза штуковиной, которую он миллион раз видел в кино. Герои фильмов, когда в них начинают палить, реагируют совсем по-другому: скачут, точно спортсмены, из стороны в сторону или замирают на месте, как будто пули — это теннисные мячики, которые можно принимать либо игнорировать. А Тео ощущал себя каким-то надорванным. Рвота, попавшая ему на грудь, была, как кровь. Он попытался стереть ее, но никакого толку не добился.

— Эй, — сказала Дженнифер и покачала пакет с его покупками. — Хорошо, что ты новую рубашку купил.

Тео понурился. Самообладание Дженнифер никакого облегчения ему не принесло — оно делало все только хуже. Это Дженнифер полагалось стоять сейчас на коленях, рыдая, или биться в истерике, а ему — успокаивать ее или хлестать ладонью по щекам.

— Скажи, а тебя хоть что-нибудь обескуражить способно? — спросил Тео.

— Конечно, способно, — ответила она. — Я всего лишь человек. Однако каждый из нас должен делать свое дело, верно?

Она провела себя рукой по полосам. Рука немного подрагивала, возможно, от пережитого испуга, впрочем, поднимая ее, Дженнифер успела еще и взглянуть на часы.

— Мы оба пережили шок. Давай вернемся в отель и поможем друг другу справиться с ним.

Тео кивнул. Не в знак согласия, машинально. Ему вовсе не хотелось снова оказаться с ней в номере отеля. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Ему хотелось выбраться из Балтимора, плохого города, населенного плохими людьми. Хотелось сидеть в поезде, в пустом, желательно, купе, смотреть в окно на размазанный движением пейзаж, совершая дивно неторопливое путешествие, которое займет часы, дни, недели и никогда не закончится в Филадельфии.

— Знаешь что, — сказала Дженнифер. — Отправим-ка мы тебя туда пораньше. Я сейчас позвоню в одно место и ты полетишь самолетом.