Хотя Иссерли торжественно поклялась, что будет спать в момент прибытия корабля, она провела бессонную ночь, лежа во тьме и прислушиваясь.

Она не изменила своего отношения к визиту Амлиса: спать ей не давало беспокойство, что за ней могут явиться мужчины или даже сам Амлис Весс. Больше всего она боялась не услышать стук в дверь. Тогда они войдут внутрь, поднимутся в спальню и насладятся зрелищем голой уродины, храпящей в подушку. Энсель, в конце концов, был выходцем с Территорий – его представления о приличиях сильно отличались от представлений Иссерли. Он всегда пропускал мимо ушей ее просьбы, когда она говорила, чтобы ее не беспокоили; он легко может сделать вид что просто забыл. К тому же он наверняка сгорает от желания посмотреть, что там хирурги сделали с нижней половиной ее тела. Ну уж нет, не видать ему этого никогда.

Медленно тянулись часы. Глаза Иссерли опухли и зудели от бессонницы. Она вертелась время от времени на покрытом пятнами ветхом матрасе, вслушиваясь в тишину.

Корабль прибыл сразу после двух. Иссерли с трудом различила шум его двигателей за шорохом прибоя в Морэй-фирт. Но она знала, что он прибыл, он прибывал каждый месяц в одно и то же время, и ни с чем не могла спутать запах и приглушенный скрип, с которым он вставал на стоянку, и металлический лязг, сопровождавший его перемещение в коровник.

Иссерли продолжала лежать с открытыми глазами, ожидая, когда луна выйдет из-за облаков и появятся мужчины или Амлис Весс, надеясь на чудо, на то, что ей хватит воли и сил вытерпеть эту пытку до конца. Она представляла, как Амлис скажет: «Ну ладно, а теперь посмотрим, как там Иссерли», и мужчины всей толпой кинутся за ней. И тогда ей придется сказать им, чтобы они проваливали к черту.

Она пролежала так еще около часа, готовая мгновенно распрямиться, как пружина, и выплюнуть уже вертящееся на кончике языка ругательство. Нервный лунный свет неуверенно освещал спальню, придавая призрачный вид убогому содержимому комнаты а оставляя в тени кровать, на которой спала Иссерли. Снаружи ушастая сова завела свой обычный концерт, состоящий из жуткого уханья и воплей – удивительно, как такой маленькой и невозмутимой птице удается изображать в одиночку целую стаю злобных и крупных животных.

Убаюканная совой, Иссерли уснула.

* * *

Ей показалось, что она проспала не больше нескольких минут, когда ее внезапно разбудили громкие настойчивые удары в дверь.

В панике она забилась в угол кровати, прикрыв грудь скомканной простыней и плотно сведя колени. Стук продолжался, он отдавался эхом от безлиственных деревьев, так что казалось, что и по ним тоже кто-то стучит, причем по всем сразу.

В спальне по-прежнему было темно и уютно но за окном ночной мрак уже начинал уступать место голубоватому предрассветному сумраку. Иссерли покосилась на часы, стоявшие на каминной полке: половина шестого.

Она завернулась в простыню и поспешила на лестничную площадку, где имелось крошечное окно со ставнями. Распахнув ставни, Иссерли высунула голову и посмотрела вниз, в ночную темень.

Перед дверью стоял Эссуис и по-прежнему энергично колотил в нее. На нем был его лучший фермерский наряд, дополненный охотничьей шляпой. В руке он держал двустволку. Он выглядел одновременно комично и устрашающе в мертвенно-бледном свете фар стоявшего неподалеку «лендровера».

– Кончай шуметь, Эссуис! – истерически выкрикнула Иссерли. – Неужели вы так и не поняли, что мне нет дела до вашего Амлиса Весса?

Эссуис сделал несколько шагов от двери и посмотрел вверх, чтобы понять, откуда доносится голос.

– Мне сейчас не до твоих проблем, – грубо ответил он. – Советую тебе быстрее одеться и спуститься вниз.

При этих словах он поправил ремень дробовика у себя на плече с таким видом, словно, откажись Иссерли ему повиноваться, он может в нее и выстрелить.

– Я же сказала тебе… – начала она вновь.

– Слушай, речь не об Амлисе Вессе! – рявкнул Эссуис. – Он подождет. У нас сбежали четыре водселя.

Спросонья Иссерли не сразу поняла, о чем речь.

– Сбежали? – повторила она. – Что ты этим хочешь сказать?

Эссуис раздраженно замахал в воздухе руками, показывая на окрестности фермы Аблах.

– То и хочу сказать – сбежали.

Иссерли моментально втянула голову внутрь дома и, сшибая углы, помчалась одеваться в спальню. Полностью она осознала известие, полученное от Эссуиса, и все его мыслимые последствия, только когда запихивала ноги в ботинки.

Не прошло и минуты, как она была уже на улице, семенила по промерзшей земле следом за Эссуисом к машине. Он уселся за руль, Иссерли вскарабкалась на пассажирское сиденье и захлопнула дверцу. В машине было холодно, как в склепе, ветровое стекло сплошь затянула мутная пленка изморози и замерзшей грязи. Теплая и потная после сна, Иссерли опустила стекло со своей стороны и, опершись рукой на холодный металл, приготовилась вглядываться в ночь.

– Как им удалось выбраться? – спросила Иссерли, пока Эссуис прогревал двигатель.

– Их выпустил наш высокопоставленный гость, – прорычал Эссуис, трогая машину с места. Лед и щебенка захрустели под колесами.

Иссерли чувствовала себя очень непривычно и неуютно на пассажирском месте. Она провела руками по бокам кресла, ища ремень, но, если у Эссуиса таковой и имелся, он был спрятан очень надежно. Шарить под сиденьем ей не хотелось: там было грязно и пахло смазкой.

Когда они подъехали к покрытому рытвинами и выбоинами грязному пятачку земли возле старой конюшни, Эссуис даже не сделал попытки его объехать. Позвоночник Иссерли сотрясался от ударов, словно кто-то невидимый пинал ее по копчику из-под сиденья: она покосилась на Эссуиса, пытаясь понять, каким образом тому удается выносить подобную пытку. Судя по всему, водить он учился совсем не так, как Иссерли, которая день за днем прилежно кружила по территории фермы со скоростью не более десяти миль в час. Оскалив зубы, Эссуис склонился над рулем, и, несмотря на разбитую дорогу, темноту и грязное ветровое стекло, стрелка спидометра моталась между тридцатью и сорока милями в час. Ветка хлестнула Иссерли по левому локтю, и она поспешно убрала руку из окна.

– Но почему никто не остановил его? – спросила она, пытаясь перекричать рев мотора. Ей представилась нелепая сцена: Амлис Весс со всеми приличествующими случаю церемониями возвращает водселям свободу, в то время как стоящие по сторонам рабочие нервно аплодируют.

– Вессу организовали экскурсию по фабрике, – прорычал Эссуис. – Похоже, она произвела на него большое впечатление. Затем он сказал, что устал и пойдет спать. А потом – не успел никто и глазом моргнуть – дверь коровника оказалась открыта, и четырех водселей – как не бывало!

«Лендровер» выехал из главных ворот фермы и резко вывернул налево, на общественную дорогу, даже не притормозив. Видимо, о существовании тормозов и сигналов поворота Эссуис даже не подозревал, коробка же передач, к счастью, была автоматической.

– Здесь левостороннее движение, Эссуис, – напомнила она ему, когда они уже мчались в темноте.

– Ты лучше водселей ищи, – буркнул он в ответ.

Проглотив обиду, Иссерли стала всматриваться в поля и заросли кустарника, пытаясь разглядеть в них сбежавших безволосых розовых животных.

– Что за водсели? – спросила она.

– Месячные, – ответил Эссуис. – Почти готовые. Их должны были отправить с этим кораблем.

– О, только не это! – простонала Иссерли. От одной мысли о бритом, кастрированном, откормленном, с модифицированным пищеварительным трактом, прошедшем химическую очистку водселе, заявившемся в полицейский участок или в больницу, можно было сойти с ума.

Мрачные от волнения, они ехали вдоль периметра фермы, который простирался больше чем на три мили. Они не увидели ничего необычного. Общественная дорога и обе дороги на ферму были пустынны, если не считать кроликов и диких кошек. Это означало, что водсели либо сбежали, либо все еще скрывались где-то на ферме.

Спрятаться там можно было, во-первых, в нескольких полуразрушенных хлевах, затем на конюшне и еще в старом амбаре. Эссуис подъезжал к каждому из этих объектов по очереди, высвечивая мощными фарами «лендровера» все темные, заваленные хламом полости и гулкие пустоты, в надежде, что четыре сбежавших водселя забились куда-нибудь туда. Но в хлевах над полами, с которых дождевая вода давно смыла остатки подстилки и навоза, царила жутковатая пустота, не нарушенная присутствием ни одной живой души. Такая же картина ждала их и на конюшне. Прислоненные к стене, там стояли остатки прежних автомобилей Иссерли – дверца от «Лады», шасси и колеса от «ниссана». Все остальное пространство в основном занимал затеянный Энселем аппарат, представлявший собой гибрид сеноворошилки «Фаар Сентипед» и вильчатого погрузчика «Рипроватор». Когда Эссуис выволакивал с конюшни это сооружение, ощетинившееся во все стороны разношерстными придатками, трудно было удержаться от смеха. Окруженные туманом, клубящимся в свете фар, все эти ржавые когти и сверкающие шипы имели теперь намного более зловещий вид. Иссерли долго вглядывалась во внутренности заляпанной смазкой и каплями припоя кабины, чтобы убедиться, что там не спрятался какой-нибудь водсель.

Старый амбар внутри представлял собой настоящий лабиринт со множеством укромных закоулков и комнаток, в которых легко можно было укрыться, но забраться в них смогли бы лишь способные прыгать, летать или лазить по лестницам создания. Такой прыгучести трудно ожидать от месячного водселя, таскающего на себе без малого четверть тонны малоподвижной плоти. Водсели или прятались на полу амбара, или их там вообще не было. Короче говоря, их там не было.

Вернувшись обратно к главному коровнику, Эссуис со скрежетом затормозил, открыл дверцу ударом локтя и выпрыгнул из машины, прихватив с собой ружье. Ему даже не пришлось объяснять Иссерли, что делать дальше. Они перебрались через ограду по приставной лестнице и пошли по подмерзшей соломе, устилавшей поле, ведущее к Карболлскому лесу.

Эссуис вложил в руку Иссерли фонарик размером с термос. Она зажгла его и принялась обводить лучом ту часть поля, что прилегала к лесу.

– Эх, если бы снег выпал! – простонала Иссерли, разглядывая черную грязь, скрывавшую любые следы, и колючую стерню.

– Ищи пятна крови, – раздраженно сказал Эссуис. – Красной, – уточнил он, словно без этого напоминания нельзя было обойтись.

Иссерли обиженно замолчала и поковыляла с ним рядом. Неужели он и правда думал, что через все поле простирается широкий яркий кровавый след? То, что он играл роль фермера и землевладельца, вовсе не означало, что он лучше нее знает, что делать. Мужики! В большинстве своем сидят в креслах начальников, изображая героев, в то время как женщинам приходится делать за них всю грязную работу.

Они добрались до леса. Луч фонаря везде натыкался только на густую путаницу ветвей. Казалось безумием даже пытаться искать кого-нибудь здесь: узкий конус электрического света терялся в бескрайнем лесном сумраке.

Тем не менее вскоре она увидела, как в гуще темных ветвей мелькнуло что-то розовое.

– Вон там! – сказала она.

– Где? – спросил Эссуис, щурясь изо всех сил.

– Честное слово, – сказала Иссерли, упиваясь тем, что Эссуис оказался не таким зорким, как она.

Вместе они начали продираться через чащобу. Иссерли шла впереди. Вскоре они поняли, что шорох и треск, звучавший вокруг, никак не могли произвести только они. Не прошло и секунды, как создание, за которым они охотились, предстало их взорам. В лесных зарослях встретились взгляды трех существ: двух с большими глазами, в которых светился разум, и одного – с маленькими звериными глазками.

– Да он тут один, – поморщился Эссуис, пряча свою радость за маской разочарования.

Иссерли тяжело дышала, неприлично громко сопя. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она мечтала о том, чтобы вся земля была утыкана иглами с икпатуа, словно побегами деревьев, и она могла бы привести их в действие простым нажатием на рычажок. До нее внезапно дошло, что она совершенно не представляет себе, что Эссуис собирается делать дальше.

Водсель, пойманный лучом фонаря, замер, как вкопанный и стоял съежившись, голый и беспомощный. Он шумно дышал, и облако белого пара вилось у него над головой. Извлеченный из теплого стойла, он казался абсолютно неприспособленным для жизни на воле. Его лиловую от холода кожу покрывали сотни мелких порезов. Выглядел он так, как и положено типичному месячному экземпляру: бритая шишка головы венчала, словно нераспустившийся бутон, непропорционально массивное тело. Пустой мешочек мошонки болтался, словно сухой дубовый листочек, под темным желудем пениса. Тонкая струйка жидкого иссиня-черного кала с плеском изливалась на землю между ног водселя, который нелепо размахивал в воздухе кулаками и широко открывал рот, показывая голые розовые десны с удаленными коренными зубами и короткий обрубок, оставшийся на месте языка.

– Нг-нг-нг-нг! – мычал водсель.

Эссуис выстрелил несчастному созданию прямо в лоб. Выстрелом водселя отбросило назад, и он упал на ствол дерева. В тот же момент где-то рядом разразилась настоящая какофония кудахтанья и треска, заставившая подпрыгнуть на месте Иссерли и Эссуиса – этот шум произвела спугнутая выстрелом пара сидевших в кустах фазанов.

– Ну ладно, один готов, – пробормотал Эссуис, как будто это и так не было ясно, и шагнул вперед.

Иссерли помогла ему поднять тело с земли. Она ухватилась за щиколотку, испачкав руки кровью и уже слегка прихваченными морозом ошметками мяса. Знал бы Амлис Весс, какую медвежью услугу он оказал бедному животному!

Иссерли и Эссуис уже собрались нести тело и как раз обдумывали, как лучше взяться за него, чтобы равномерно распределить вес, как оба внезапно пришли к одному и тому же выводу. Бледный, как сахарная глазурь, свет загорался над горизонтом, постепенно разливаясь по синюшным небесам. У них просто не было времени.

Спрятав водселя под кустом, чтобы забрать его позже, они поспешили к оставленному в поле «лендроверу». Не дожидаясь, пока Иссерли устроится на своем месте, Эссуис с диким шумом завел машину, которая изрыгнула клубы бензинового чада, и рванул с места на большой скорости, только в пути заметив, что позабыл снять ручной тормоз.

И вот они вновь объехали вокруг фермы Аблах, и вновь дорога и оба подъезда к ферме оказались пусты. Линия гор на другом берегу Дорноха теперь отчетливо виднелась на фоне неба и где-то на дороге, ведущей к Тайну, мерцало нечто, пугающе похожее на свет фар другого автомобиля. Когда «лендровер» развернулся обратно, из мглы уже начала высвечиваться туманная морская гладь.

– А что, если они отправились к морю? – предположила Иссерли, когда машина встала на холостом ходу напротив дверей коровника.

– С какой целью? – сразу же отмахнулся от этого предположения Эссуис. – Чтобы добраться вплавь до Норвегии?

– Но они же не знают, что в той стороне море.

– Там мы будем искать их в последнюю очередь. Дороги гораздо важнее.

– Если один из водселей утонет, его труп может выбросить на берег где угодно.

– Да, но если у них есть хоть немного мозгов, они будут держаться подальше от воды.

Иссерли стиснула кулаки, пытаясь скрыть ярость. Но тут внезапно что-то привлекло ее внимание, она нахмурилась и стала напряженно вслушиваться в какой-то звук, совсем не похожий на урчание мотора.

– Выключи-ка мотор на минутку, – сказала она. Эссуис повиновался, причем его рука какое-то время слепо шарила под рулевым колесом, словно он не вполне представлял себе, где именно находится зажигание. Затем наступила тишина.

– Слышишь? – прошептала Иссерли.

В морозном воздухе до них донесся отдаленный, но тем не менее безошибочно различимый топот ног бегущего стада крупных животных.

– Поле около Джинис, – сказал Эссуис.

– Кроличий Холм, – подтвердила Иссерли.

Они немедленно отправились туда и нашли двух водселей, пытавшихся залезть внутрь со стороны западного поля, чтобы укрыться от преследовавшего их стада волов, которые фыркали и рыли копытами землю неподалеку от изгороди.

В глазах у водселей стоял страх и, хотя изгородь из колючей проволоки доходила им всего до пояса, израненные и замерзшие ноги, неповоротливые от мяса и жира, наросших за месяц содержания в стойлах, не могли оторваться на достаточную высоту от ледяной земли. Со стороны могло показаться, что водсели занимаются, опершись на изгородь, какими-то странными гимнастическими упражнениями, похожими на те, при помощи которых разогреваются перед занятиями артисты балета.

Когда водсели увидели приближающийся «лендровер», они застыли как вкопанные. При виде незнакомого бородатого лица Эссуиса, выглядывающего из окна, они, однако, пришли в возбуждение, начали махать руками и громко завывать. Волы, испуганные фарами «лендровера», тут же сорвались с места и быстро скрылись в тумане.

Иссерли первой вышла из машины, и водсели моментально затихли. Один из них неуклюже заковылял в сторону поля, другой наклонился, поднял комок земли и швырнул его в Иссерли. За месяц на руках и грудной клетке у водселей наросло столько мяса, что они с трудом могли шевелить руками, причем выглядело это очень комично. Комок земли с громким шлепком упал на бетонную дорожку, не причинив Иссерли никакого вреда.

Эссуис прицелился и выстрелил сначала в первого водселя, потом во второго. Да уж, стрелял он настолько же хорошо, насколько плохо водил.

Иссерли перелезла через изгородь и нашла трупы. Тот, который лежал поближе, она подтащила к изгороди и привалила к проволоке так, чтобы Эссуису было за что ухватиться с другой стороны. У того водселя, что швырялся землей, всю грудь и плечи покрывали татуировки. Переваливая его через изгородь, Иссерли вспомнила связанный с ними забавный факт: их сделал в Сиэтле один «офигительный гений». По крайней мере, так сказал ей водсель. Но Иссерли потрясло не это сообщение, а само звучание слова Сиэтл. «Какое красивое слово!» – подумалось ей тогда, она и до сих пор так считала.

Несмотря на все их старания, складки плоти на спине водселя все же зацепились за колючую проволоку, и они, крякая от усилия, безуспешно пытались высвободить тушу так, чтобы причинить ей минимальные повреждения. Все это время кровь сочилась на бетонную дорожку из простреленной головы, а из-за болтающейся размозженной челюсти создавалось впечатление, будто труп произносит какую-то беззвучную бесконечную речь.

– Ничего, они сделают так, что никто ничего не заметит, – стоически бормотала Иссерли.

Второй водсель оказался намного легче, и Иссерли чуть не надорвалась, пытаясь перевалить его туловище через изгородь так, чтобы не задеть за проволоку.

– Не будь дурой, – сказал Эссуис. – Ты потом об этом пожалеешь.

Но сам он тоже из кожи вон лез, чтобы не сплоховать перед женщиной.

Только когда оба водселя были благополучно уложены на заднее сиденье «лендровера», Иссерли и Эссуис посмотрели друг на друга и расхохотались. Поймать этих животных оказалось гораздо трудней, чем могло показаться. Липкая каша из коровьего навоза, перемешанного с кровью и землей, стекала по их рукам и одежде. Даже лица были заляпаны грязью, словно у солдат, нанесших камуфляж.

– Трех поймали, – сказал Эссуис, открывая Иссерли дверцу с долей некоторого пиетета, чего раньше никогда не бывало.

Они еще раз объехали ферму по периметру, так ничего и не обнаружив ни на одной из дорог. Все выглядело совсем не так, как в предыдущий раз, потому что где-то над аблахским пляжем уже поднялось из моря солнце – просто им его из-за скал не было видно. Тьма рассеивалась с каждой минутой, обнажая небо, которое обещало быть ясным и солнечным, словно зовущим автомобилистов отправиться в путь как можно раньше. Овцы и коровы, остававшиеся всю ночь невидимыми, начинали материализовываться, причем многих было уже видно даже с расстояния в четверть мили.

Возможно, что с такого расстояния последнего водселя нетрудно перепутать с одной из них.

Возвращаясь назад на ферму по дороге, Эссуис посмотрел вдаль и увидел на глади фьорда рыбачью лодку, которая явно направлялась к берегу. Его пальцы еще крепче сжали руль, и Иссерли догадалась, что ему привиделось сейчас именно то, что не так давно вообразила она сама: голое двуногое создание, стоящее на берегу и отчаянно машущее рукой.

– Может быть, все-таки стоит наведаться к морю? – язвительно заметил Эссуис, пытаясь выдать свое согласие за уступку. Конечно же, его деланное смирение было не лишено лукавства: если бы они ничего не нашли на берегу, он всегда мог сделать вид, что это Иссерли вынудила его потерять столько драгоценного времени.

– Нет, – сказала Иссерли. – У меня какое-то предчувствие. Давай еще разок объедем ферму по периметру.

– Выбор твой, – раздраженно проворчал он. Если в газетах появятся заголовки «РЫБАКИ НАХОДЯТ МОНСТРА», вся вина ляжет на Иссерли.

В молчании они пересекли Кроличий Холм. Покрышки автомобиля, несколько раз проехавшиеся в обе стороны по бетонной дорожке, размазали кровавые следы, заляпали их грязью, но все равно потом их нужно будет постараться замыть.

Если только это «потом» когда-нибудь наступит.

На участке общественной дороги, между двумя поворотами к ферме, Иссерли наклонилась вперед: хотя по спине у нее струился пот, шерсть на загривке стала дыбом от инстинктивного предчувствия.

– Вон он! – воскликнула она, как только «лендровер» перевалил через гребень холма и покатился вниз, к точке, где сходились дороги.

Вообще-то не требовалось особой наблюдательности, чтобы заметить добычу. Перекресток был открыт всем ветрам, а в центре стоял водсель. Его мясистое тело казалось в лучах рассвета золотисто-синим пятном, безвкусной достопримечательностью, сооруженной специально для туристов. Услышав приближающуюся сзади машину, водсель неуклюже обернулся и поднял руку в воздух, показывая в сторону Тайна.

Иссерли вжалась в спинку сиденья, дрожа от предвкушения, но неожиданно для нее Эссуис проехал мимо, не остановившись. Машина промчалась в направлении деревни Портмахомак, даже не притормозив.

– В чем дело? – взвизгнула Иссерли.

Эссуис дернулся от нее в сторону так, словно она вознамерилась расцарапать ему лицо или вырвать из рук руль.

– Я увидел в стороне Тайна чьи-то фары! – прорычал он в ответ.

Иссерли посмотрела в ту сторону, но они уже миновали перекресток, и дорогу на Тайн скрыли высокие деревья.

– Я никаких фар не видела! – возмутилась она.

– А я видел.

– И далеко ли?

– Рядом! Совсем рядом! – крикнул Эссуис, стуча кулаком по баранке, из-за чего машина опасно дернулась в сторону.

– Ну и что, куда ты теперь-то гонишь? – прошипела Иссерли. – Давай вернемся и посмотрим!

Эссуис замедлил ход возле фермы семьи Петтли и развернулся на сто восемьдесят градусов, будто вычертил восьмерку. Иссерли могла только взирать на все это в бешенстве со своего места, с трудом веря глазам.

– Быстрее! – взвизгнула она, тряся сжатыми кулаками в воздухе.

Но Эссуис внезапно стал необычно осторожным и проделал путь обратно до перекрестка очень медленно и аккуратно, остановившись под прикрытием деревьев невдалеке от него. За листвой ясно виднелся водсель, который по-прежнему стоял в ждущей позе на асфальте. Нигде не было видно никакой другой машины.

– Но там точно была машина, – с настойчивостью педанта повторил Эссуис. – Где-то в районе фермы Истер.

– Может быть, машина повернула на эту ферму, – предположила Иссерли, стараясь не срываться на крик. – Она же необитаемая, ты знаешь.

– И тем не менее был шанс, что…

– Боже мой, Эссуис! – завопила Иссерли. – Что на тебя нашло? Вон он стоит, прямо там! Трогай давай!

– Но как мы затащим его в машину?

– Пристрелим!

– Среди белого дня, прямо посреди дороги? А если машина появится?

– Значит, надо пристрелить его, пока не появилась.

– Если кто-нибудь увидит, как мы в него стреляем или затаскиваем в машину, – нам крышка. Да что там, достаточно лужи крови на дороге.

– Но если кто-нибудь увидит его живым, нам тоже крышка.

Они застыли в нерешительности на несколько секунд, залитые светом солнца, проникавшего в салон сквозь грязное ветровое стекло, и ощущая густую почти невыносимую навозную вонь, распространяемую их одеждой. Наконец Эссуис нажал на газ и рванул с места во весь опор, направляясь к перекрестку.

Водсель сделал несколько неуклюжих шажков в их сторону, встречая приближающуюся машину. Он поднял руку и снова показал в сторону Тайна, безуспешно пытаясь оттопырить в сторону посиневший от холода большой палец на распухшей лапе. С близкого расстояния они увидели, что водсель был полумертвым от холода и держался на пухлых ногах исключительно невероятным усилием воли.

И все же вид автомобиля, собирающегося остановиться, вызвал нечто вроде проблеска чувства в его глазах. Губы его слегка скривились – они слишком окоченели от холода и заплыли жиром, чтобы изобразить улыбку, но сделать они пытались именно это. Эссуис нагнулся за ружьем, которое свалилось с заднего сиденья на пол. Водсель с трудом заковылял по направлению к машине.

– Не надо стрелять, – сказала Иссерли и, повернувшись, открыла заднюю дверцу.

Водсель, наклонив голову, ввалился в салон и рухнул в изнеможении на заднее сиденье. Иссерли, кряхтя от напряжения, захлопнула дверцу одним согнутым пальцем.

– Четвертый, – сказала она.

* * *

Они вернулись к коровнику. Эссуис даже не успел назвать свое имя в интерком, как алюминиевая дверь начала откатываться в сторону. Четверо мужчин протолкались в образовавшуюся щель, беспокойно обнюхивая воздух и скребя когтями по асфальту.

– Ну что, вы их поймали? Вы их поймали? – гомонили они.

– Да, да, – устало проворчал в ответ Эссуис и махнул рукой в сторону «лендровера».

Мужчины высыпали наружу и бросились перетаскивать тела. Клубов пара от их дыхания, вившихся в морозном воздухе, хватило бы на небольшой паровоз. Эссуис и Иссерли не последовали за ними: они встали в проходе, словно пытаясь закрыть собой происходящее от глаз случайного прохожего. В конце концов, внутри коровника в настоящий момент находился транспортный корабль. На трактор он был совсем не похож.

Иссерли наблюдала, как мужчины распахнули боковую дверцу «лендровера» и оттуда, словно две гигантские рыбины, вывалились две распухшие и окровавленные ноги водселя. Она отвернулась. Свежевыбеленные стены коровника ярко сияли в лучах солнца, отчего желтоватый свет вольфрамовых спиралей, освещавших внутренность коровника, выглядел тусклым и болезненным.

Внезапно Эссуис пошатнулся на месте, словно что-то сломалось у него внутри. Он прислонился к стене под табличкой с черепом и скрещенными костями, и Иссерли заметила, как сильно дрожат его волосатые руки.

– Мне пора домой, – выдохнул он.

Провожая взглядом его сгорбленную спину, Иссерли не могла сказать, как именно следовало понимать его высказывание, но, судя по тому, что Эссуис заковылял в сторону своего коттеджа, он имел в виду его.

– А машина? – крикнула ему вслед Иссерли.

– Потом заберу, – буркнул он в ответ, даже не обернувшись.

– Хочешь, я пригоню ее к твоему дому? – предложила она.

Не останавливаясь, Эссуис поднял руку вверх, а затем устало опустил ее. Иссерли так и не поняла, что он хотел выразить этим жестом: поблагодарить ее или попросить не беспокоиться попусту.

Она услышала, как рядом с «лендровером» кто-то, не в силах справиться с потрясением, грубо выругался на ее родном языке. Судя по всему, мужчины добрались до сильно пострадавших экземпляров, валявшихся прямо на полу. Иссерли было глубоко наплевать, тошнит их или нет: они с Эссуисом сделали все, что могли, чтобы вернуть сбежавших животных на место, – что эти типы еще ожидали увидеть?

Чтобы не выслушивать жалобы мужчин и не помогать им в перетаскивании туш, она проскользнула в дверь, собираясь разыскать внутри истинного виновника всего происшедшего: Амлиса Весса.

* * *

На наземном этаже коровника, где не было ничего, кроме стен (если не считать, конечно, большого черного эллипсоида транспортного корабля, поставленного на стоянку под люком в крыше), царило гулкое эхо. Даже сельскохозяйственную технику, использовавшуюся в качестве бутафории на случай неожиданного визита государственной инспекции, убрали, дабы ничто не могло помешать погрузке. В этот день – при нормальных обстоятельствах – все мужчины уже грузили бы продукцию, но Иссерли чуяла, что сегодня они даже не приступали.

В одном углу коровника стояла массивная стальная бочка, семи футов высотой и пяти – в диаметре, на которой под слоем ржавчины еще виднелись изображения овцы и коровы. Медный кран выступал из нее сбоку – Иссерли повернула его рукоятку, и две половинки бочки бесшумно разошлись по невидимому шву. Со стороны это выглядело так; словно открылись веки металлического глаза.

Иссерли вошла внутрь, металл вновь сомкнулся у нее за спиной, и она начала спуск в подземелье.

* * *

Когда лифт опустился до уровня, где находились кухня и комната отдыха для рабочих, двери его автоматически раздвинулись. Этот этаж, где потолок был низким, а освещение – тусклым, всегда напоминал ей придорожный автосервис, как и стоявший в нем запашок жареной картошки, немытых мужских тел и пюре из муссанты.

Этаж был пуст, поэтому Иссерли решила спуститься еще ниже. Она надеялась, что Амлис Весс не скрывается на самых нижних уровнях, где происходят забой и свежевание: она сама никогда не бывала там раньше и уж тем более не собиралась теперь. Лицам, страдающим клаустрофобией, посещение тех уровней было просто-напросто противопоказано.

* * *

Лифт остановился снова, на этот раз на том уровне, где располагалось общежитие – самое вероятное место (Иссерли только сейчас пришла в голову эта мысль), где мог находиться Амлис Весс. Иссерли до сих пор была здесь только однажды – когда прибыла на ферму Аблах. После этого у нее ни разу не находилось причины, чтобы вновь навестить этот затхлый крольчатник, кишащий неприветливыми мужиками: он слишком напоминал ей Территории. Но сейчас причина у нее появилась. Как только металлические створки двери расступились, Иссерли шагнула вперед навстречу неминуемому конфликту.

Первым, кто попался ей на глаза, неожиданно оказался сам Амлис Весс, стоявший у лифта. Она не ждала, что обнаружит его так близко, – могло показаться, что он специально вышел ей навстречу. Весс был абсолютно спокоен. Впрочем, ощущение абсолютного спокойствия относилось не только к нему: само время словно безропотно замерло, как и Иссерли, застывшая с открытым ртом, из которого уже готовы были вылететь проклятия в адрес Амлиса. Она никак не могла собраться с силами, чтобы закрыть рот, потому что Амлис Весс был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела.

Он показался ей ужасно знакомым (как это часто бывает, когда впервые видишь собственными глазами какую-нибудь известную личность), но при этом одновременно совершенно незнакомым – настолько расходились с реальностью полузабытые фотографии, попадавшиеся когда-то на глаза Иссерли в СМИ.

Как и все представители расы, к которой принадлежала Иссерли (не считая самой Иссерли и Эссуиса, разумеется), он стоял обнаженный на четырех конечностях, и каждая из них обладала одинаковой гибкостью и подвижностью. К тому же у него имелся цепкий хватательный хвост, на который он мог опираться, если ему требовались передние лапы, как на одну из опор штатива. Грудь плавно переходила в длинную шею, которую венчала гордо посаженная голова, кончавшаяся двумя остроконечными ушами и вытянутой лисьей мордой. Его большие глаза, глядящие прямо вперед, имели идеальную круглую форму, лицо же, как и все остальное тело, покрывал густой мягкий мех.

Во всех отношениях он являлся абсолютно нормальным человеческим существом, таким же, как и стоящий рядом с ним рабочий.

И все же он был совсем иным.

Во-первых, он был необычно, почти патологически высок. Его голова находилась на уровне груди Иссерли, так что если бы его привели при помощи хирургии в вертикальное положение (как это сделали с Иссерли), он бы оказался выше нее на несколько голов – в буквальном смысле слова. Богатство и принадлежность к привилегированному классу уберегли его от задержки роста, типичной для мужчин с Территорий, вроде того, что присматривал за ним в настоящий момент. Он был гигантом, но при этом – стройным гигантом, поскольку не страдал ни грузностью, ни излишним весом. Окрас его меха был необычно пестрым (ходили слухи, что эта пестрота – искусственного происхождения): темно-коричневый на спине, плечах и боках, он становился интенсивно черным на морде и ногах и ослепительно белым на манишке. Мех к тому же невероятно лоснился, особенно на груди, где выглядел очень пышным и словно всклокоченным. Амлис был поджар и имел ровно столько мускулов, сколько требовалось, чтобы передвигать его крупное тело, – на спине даже под густым атласным мехом отчетливо проступали лопатки. Но самым замечательным в нем была все же его морда: из всех самцов, с которыми работала Иссерли, она не знала ни одного, у которого не было бы грубой щетины, пролысин, нарушения пигментации или уродливых шрамов. Морда Амлиса Весса была покрыта безупречным черным бархатистым мехом от кончиков ушей до самого горла и выглядела так словно ее обтянул черной замшей старательный мастер. Посреди этого черного как ночь совершенства желто-янтарным светом горели глаза. Амлис вздохнул, явно намереваясь что-то сказать.

Внезапно металлическая дверь вновь разделила их, словно занавес, отделяющий актеров от зрителей. Только теперь Иссерли сообразила, что прошло уже несколько секунд и, поскольку она не вышла из лифта, дверь автоматически закрылась. Амлис исчез, а пол под ногами Иссерли снова пошел вниз.

Лифт спускался ниже, к Цеху Переработки и загонам водселей – именно туда, куда Иссерли так не хотела попасть. В раздражении она ударила кулаком по кнопке с надписью ВВЕРХ.

Лифт остановился, двери его дернулись, словно собираясь открыться, но они разошлись не больше, чем на пару сантиметров, когда кабина поползла назад к поверхности. Через образовавшуюся щель внутрь успел пробраться влажный запах зверинца – но и только.

* * *

Когда лифт вернулся обратно на жилой уровень, дверь опять открылась.

Амлис Весс за это время успел переместиться от двери лифта поближе к охранявшему его рабочему. Он по-прежнему был невероятно красив, но секундная разлука с ним дала Иссерли возможность вновь распалить в себе гнев. Хорош собой Амлис Весс или нет, но именно он учинил эту детскую выходку, из-за которой ей пришлось понервничать и побегать. Его внешность удивила ее – ну и что? Разве это имеет значение? Красота не освобождает от ответственности за дурацкие поступки. Она вообще думала, что не обратит на его внешность никакого внимания за отсутствием таковой, но ошиблась и из-за этого немного растерялась.

– О, боже, а я уж боялся, что вам не пришлось по душе наше общество! – воскликнул Амлис Весс. У него был теплый и музыкальный тембр и невероятно аристократический выговор. Иссерли подавила угрызения совести, которые этот голос пробуждал в ней, и отважно бросилась в атаку.

– Избавьте меня от вашего остроумия, господин Весс, – сказала она, выходя из лифта. – Я ужасно устала.

И затем совершенно преднамеренно перенесла все свое внимание на другого мужчину, в котором с опозданием признала инженера по имени Инс.

– Что ты думаешь, Инс? – спросила она, очень довольная тем, что вовремя вспомнила имя инженера. – Можно ли нам уже вернуть господина Весса обратно на землю?

Инс, неописуемо уродливый обветренный ветеран, неловко оскалил коричневые зубы и краешком глаза покосился в сторону Амлиса. Судя по всему, у двоих мужчин было время поговорить, пока они с Эссуисом гонялись за водселями по полям и лесам, и за это время они поняли всю абсурдность ситуации, в которой один из них был вынужден изображать арестанта, а другой – охранника.

– Ну… да, – промычал Инс. – Ведь он теперь уже ничего сделать не может, разве не так?

– Я полагаю, что господину Вессу следует вернуться наверх, – сказала Иссерли, – и посмотреть на то, что мужчины заносят сейчас в коровник.

He отводя взгляда от Амлиса Весса, она завела руку за спину и нажала на кнопку вызова лифта, поморщившись от неожиданной боли, и ей показалось, что этот чертов Амлис Весс все заметил, будь он проклят! Ей так редко предоставлялась возможность воспользоваться подвижностью своих суставов, вращающихся во все стороны, поскольку большую часть времени она старательно подражала неуклюжим, похожим на движения механизмов, жестам водселей, что она не подумала о последствиях. Какая ему разница, в конце-то концов, что может и чего не может теперь ее тело!

Лифт прибыл, и Амлис Весс покорно шагнул внутрь. Его мышцы и кости плавно, без рывков, двигались под мягкой шкурой, словно у танцора. Возможно, он был бисексуалом, как все богатые и известные люди.

Заметив, что трое в кабину не войдут, Амлис посмотрел на Иссерли, но та дала ему понять, что он с Инсом отправится вперед, а она потом их догонит. Она попыталась при этом выразить своим взглядом настороженное и брезгливое отвращение, словно Амлис Весс был каким-то большим и грязным животным, которое может ее испачкать как раз сейчас, когда она меньше всего расположена чистить свое платье.

Как только лифт поднялся наверх, она почувствовала себя так, словно ее погребли под землей и теперь ей приходится дышать своим же собственным выдохнутым воздухом. Впрочем, именно этого она и ожидала, поэтому оставалось только терпеть. Пребывание под землей всегда оборачивалось для нее кошмаром, особенно пребывание в таком месте. Не сойти с ума здесь могли только существа с примитивной психикой.

– Давай быстрее! – шептала она, ожидая, чтобы лифт пришел ей на выручку.

* * *

И вот когда наконец все они оказались в коровнике – Иссерли, Амлис Весс, Инс и пятеро рабочих фермы, их глазам предстало мрачное и нереальное зрелище. Водселей внесли в коровник – сперва того, что был еще жив, а следом – три окровавленные туши. На самом деле «живой» тоже не был уже жив: Энсель из предосторожности впрыснул ему дозу икпатуа, которая, видимо, оказалась слишком большой для его сердца.

Тела разложили в ряд на бетонном полу посередине коровника. Из ног того, кто еще недавно был жив, все еще сочилась кровь, а у тех, кого прикончили выстрелом в голову, кровь уже свернулась. Бледные и блестящие от мороза все четыре водселя выглядели словно массивные восковые фигуры, слегка подтаявшие в непосредственной близости от волосатых фитилей макушек.

Иссерли посмотрела сначала на них, затем на Амлиса Весса, затем снова на тела, словно устанавливая взглядом причинно-следственную связь.

– Ну? – спросила она. – Гордитесь делом рук своих?

Амлис Весс посмотрел на нее, слегка оскалив зубы в знак сожаления и презрения.

– Знаете, странное дело, – сказал он, – но никак не могу припомнить, чтобы я стрелял в этих бедных животных.

– И тем не менее все это произошло из-за вас, – выпалила Иссерли, неожиданно с испугом услышав, как фыркнул Инс у нее за плечом.

– Как вам будет угодно, – сказал Амлис Весс тоном (пусть и на другом языке), который она сама часто использовала для того, чтобы успокоить какого-нибудь автостопщика, который был чем-нибудь сильно расстроен.

Иссерли окаменела от злости. Гребаный аристократ! Он ведет себя так, словно его действия не нуждаются в оправдании. Типичный богатый папенькин сынок, надутый барчонок! Им ведь никогда и ни в чем не приходится оправдываться, разве не так?

– Зачем вы это сделали? – упрямо спросила она.

– Я против убийства животных, – ответил он, не поднимая голоса. – Вот и все.

Иссерли какое-то мгновение в изумлении смотрела на него. Затем, очнувшись, попыталась привлечь его внимание к пальцам на ногах водселей. Грязные и опухшие, они выстроились в ряд из сорока штук на бетонном полу прямо перед ними.

– Видите их пальцы? – выпалила она, тыкая ногтем в те, что наиболее пострадали от мороза. – Смотрите, как они посерели и распухли. Это потому, что они отморожены. Такое случается от холода. Эти части их тела мертвы, господин Весс. Бедные твари так и так умерли бы снаружи.

Амлис Весс беспокойно заерзал, впервые проявив признаки внутренней слабости.

– С трудом могу в это поверить, – буркнул он. – Ведь это же их мир – там, за стенами.

– Их мир? – вскричала Иссерли. – Вы что, шутите? Неужели это, – и она ткнула в один из отмороженных пальцев, ненамеренно раскроив его ногтем, – похоже на результат пребывания в естественной среде обитания? Неужели вы думаете, что они там резвились от радости?

Амлис Весс открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Он вздохнул, причем так сильно, что белый мех у него на груди вздыбился.

– Похоже, я вас разозлил, – констатировал он. – Сильно разозлил. Но удивительно, я уверен, что дело вовсе не в том, что пострадали эти животные. Вы ведь все равно собирались их скоро убить, разве не так?

С бессознательной жестокостью все присутствовавшие мужчины одновременно уставились на Иссерли, ожидая, что она скажет. Иссерли стояла молча, стиснув кулаки. Она вспомнила причину, по которой ей никогда не следовало сжимать кулаки: неискоренимая боль в тех местах, где прежде были удаленные шестые пальцы. А это, в свою очередь, напомнило ей и о других отличиях между ней и теми мужчинами, что полукругом стояли перед ней, отделенные только туловищами водселей. Она инстинктивно сгорбилась, словно пытаясь встать на четыре конечности, но затем сложила руки у себя на груди.

– Я бы хотела, чтобы вы следили за господином Вессом вплоть до самой отправки корабля, а то он попадет еще в какую-нибудь историю, – сказала она ледяным тоном, не адресуя свое распоряжение никому в частности. Затем, медленно и невозмутимо пройдя мимо них, вышла из коровника.

Мужчины некоторое время стояли в молчании.

– А вы ей нравитесь, – сказал наконец Инс Амлису Вессу. – Носом чую.