973 от начала рукописей, 5013 от нашего появления на этой планете 111 день после начала описания проекта

Зло является ключевым моментом в познании Реальности. Прикасаясь к нему, мы даём себе шанс переосмыслить и понять не только свои поступки, но и понять причины их возникновения. Зло не играется в прятки ни с добром, ни с жалостью, что, зачастую, происходит наоборот. Люди и есть самое большое Зло в этой долине. Кто, как ни они, любят ради корысти, помогают, оберегают, встают утром и пишут новую симфонию, мечтают, но не сознаются, что всё это ради одного – скрыть своё истинное лицо. Никогда не говорил, что жизнь лёгкая мелодия для флейты. Всегда считал, что это симфония для одних боевых барабанов. Но всё – таки, даже мне хотелось всегда её сделать легче. Вылезая из своих мыслей, как муравей с муравейника, король бесстрашных начал разговор с сыном с вопроса:

– Ты знаешь, как сделать жизнь легче?

– Нет, мой король. Да и некогда. В походе нет время для себя, там я думаю о других.

– Её можно сделать легче при помощи войны, иначе сама жизнь станет полем боя, где врагом может стать любой, независимо от твоих желаний. Лучший враг тот, которого ты видишь, а не ищешь. Согласись, мой мальчик.

– Неужели мой ответ может сдвинуть с места истину. Я предпочитаю любой дискуссии, действие. Для любого свободного движения нужна власть. Вот, когда она будет у меня, тогда и поговорим. Я бы хотел через пару зим иметь её у себя в руках.

– Я бы хотел раньше. Больше, чем уверен, что совет старейшин примет моё предложение тебя возвести на трон уже сейчас. Устал я, хочу покоя. Да и мать твоя жаждет увидеть тебя на нём.

– Отец, не рано ли. Да и в моём войске много ещё тех, с кем я начинал, и они верят мне и они ещё живы. Кони сами расчищали себе дорогу, и их разговор не мог нарушить никто. Люди внизу только немного замедляли им продвижение, но ни как не останавливали его.

– А, где ты думаешь сейчас в этом городе-муравейнике, искать королеву? Скажи честно, почему ты сам решил передать ей сумку?

– Мальчик мой, когда я был в твоём возрасте, я уже руководил армией. В очередном нашем походе. Он задержал воздух, пытаясь сконцентрироваться, но рассказ уже тянул его вперёд и он быстро продолжил. – Даже это не был поход, это было задание убрать одного короля, возомнившего себя, что он может при помощи силы править миром. А нас высмеивал при каждом удобном случае. Король бесстрашных огляделся вокруг. Потоки людей, идущие со всех сторон, говорили ему – в долине идёт война. Война без цели, или он не мог её увидеть. Вот, что тревожило его. Он ещё при въезде обратил внимание на количество новых палаток и на быструю руку сколоченных хибар. Рынок был переполнен пришельцами, пытавшимися продать своё добро, или просто поменять его на провизию. Но, он-то знал, что королева находится в замке на холме. Всех тянуло сюда за одним: получить защиту у источника зла и собственных бед. Никто не решался поднять голову, не говоря о том, чтобы вынуть меч. – Люди, люди, когда вы поймёте? Свет и тьма путники на одной дороге и они подчиняются одному закону, бесконечно меняя друг друга в пути. Проговорил он про себя и вернулся к своему рассказу.

– Мы застали этого выскочку в трактире, где он, в очередной раз, напившись хмеля, горланил песни и рассказывал, что его очередной поход будет именно в наши земли. Я даже ему не представился кто мы, просто завязали с ними драку прямо там и убили всех, включая трактирщика и его семью. Подоспевшая с улицы подмога, превосходила нас во много. Я принял решение просто скрыться, выбежав во двор. Мы сели на коней и успешно ускакали. Так как его армия в тот день была вся пьяная, празднуя очередную победу, нам удалось легко удалиться с места сражения. Но отступая, я увидел подростка моего возраста сидевшего под барной стойкой всё это время. Он так, дрожал, что даже ко мне перебрался его страх. В его глазах был испуг, я не видел ни в одном бою потом такого. Наружное сходство с королём говорило о том, что это его отец или близкий родственник. И он не встал даже его защитить, а ему было терять всего-навсего только жизнь. Мне на какое-то время стало его просто жалко. Я понял, что самое большое наказание для него сейчас это была жизнь, и я её у него не забрал. Закончив свой рассказ, он ещё раз огляделся вокруг. За это время они уже выехали на центральную площадь, откуда очень хорошо был виден замок, где его ждала королева с самым большим гонораром за его правление. Он понимал: сумма, названная при их встрече, могла у неё оказаться только, если этот город откроет ей свою казну. Но это его волновало мало. Центр тоже сегодня походил больше на продолжение рынка, чем на ту площадь, где устраивались гуляния и приёмы с других земель. Продавали всё: начиная собой, пришедшие в город парикмахеры и кузнецы, умеющие врачевать и рисовать, строители и резчики по дереву, заканчивая драгоценностями и семейными реликвиями. В каждом углу стояла огромная бочка с хмелем и молодым забродившим виноградным соком. Вокруг каждого такого места было море овощей и фруктов. Везде были видны группы людей, собравшиеся вокруг одного, кто рассказывал, как всегда, то, чего не было и про то, что не слышал. Все стояли и слушали с лицом тревоги и беспокойства, но никто не призывал к мести или неповиновения.

– Время войны, время рождения новых мифов. Проговорил вслух король, повернувшись в сторону своего сына.

– Папа, а как ты связываешь эту сумку с тем несчастным под стойкой?

– Пока не знаю, но чувствую – есть.

– Отец, обрати внимания, мы не увидели ни одного солдата. Ни на подходе к городу не внутри его. Где армия королевы? Как она собирается вообще воевать? Или она опять наймёт нас?

– После того, что вы устроили в деревне, мало верю в это.

– Но мне ничего не оставалось делать. Люди были не управляемы и не верили ни одному нашему слову. Если бы я их остановил, то они бы меня потом ни когда не поддержали. Ты же знаешь сам.

– Того хотели они сами, а мы всего лишь исполнили. Скажи, остались свидетели.

– Тот старик, что отдал нам сумку. В доме, что говорила королева, её не было. Да и девушки мы там тоже никакой не нашли.

– Поздравляю, свою карьеру ты начал с того, что перешёл дорогу магу долины.

– Откуда ты знаешь, что это был он?

– Его вещи всегда возвращаются к нему. Только наивная наша королева верит в сказки, ей наверно так легче жить. Вздохнул он, набрав в лёгкие воздуха, добавил. – Не думай про это, ты выполнял приказ. На войне нет людей, есть только солдаты. Это должен знать каждый. Это прозвучало, как лозунг, считанный с герба флага возглавляющего армию. – Смотри только вперёд и тогда научишься жить без страха, – более весёлым голосом произнёс король, ударив своего коня шпорами.

Замок, ожидающий их, возвышался на холме, укоризненно смотря на весь город, как хищная птица на свою добычу. Окружённый со всех сторон высокой крепостной стеной, подчёркивая свою отчуждённость и непричастность к тому, что происходит на улицах самого города, он жил своей жизнью. Конвоирующие конные отряды больше походили на бронзовые статуи, сверкающие на солнце, чем на солдат, чьё призвание было защищать. Они старались держаться подальше от самого города. Обычно они курировали между железными воротами, напоминая издалека железную нитку, связывающую водопад в скале, что прилегал к правой стене замка с его воротами.

– Смотрю, отец и, что я вижу? Прелестные создания во главе с дамой в красном. Принц приподнялся из своего седла, остановив коня будто боялся кого-то спугнуть. Передвинувшись немного в тень деревьев, стал пристально рассматривать женщин отдаляющихся от водопада. На поросшей высокой травой скале, с её восточной стороны, устремляясь вверх, пролегла вглубь протоптанная тропа. Она и отсекала лес от воды. Образуемый водоём у подножья горы, создавал препятствия для путников. Со временем там сами люди, или по чьему-то приказу из камней выложили дорожку, соединяющую подход к скале, а с дорогой к замку. Женщине в алом наряде всегда кто-нибудь, давал руку, а другие страховали сзади. И только высокий воин, стоявший сбоку, выглядел как одинокий зритель, смотрящий на переполненную сцену. Шум воды и ветер, не давали ни какой возможности разобрать хотя бы слово с общего веселья, разыгравшегося около водопада.

– Отец, а кто это молодая спутница, что смотрит в нашу сторону?

– Ну и зрение у тебя мой мальчик. Я вижу отсюда только белые одежды и чувствую, что под ними скрываются достаточно интересные тела. Давай ка поспешим в замок, я хочу уже до заката отправиться домой. Держи сумку, твой трофей, ты и передашь его королеве, – бросая её, пришпорил коня король, пытаясь свою небольшую свиту, увести за собою ближе к цели.

Они въехали в замок через центральные ворота. Ни стража, ни люди не проявляли, никакого интереса к странному картежу, что уверенно продвигался к входу в сам замок.

– Странно отец, люди готовы давить друг друга, но не переходить нам дорогу. Наверно запах смерти и страха идёт перед нами.

– Боюсь, что да, мой мальчик.

Король, натянув на себя поводья, направился, сбавляя ход к узкому каменному мосту, пролегающему над вырытым специально рвом, что отделял замок от не большой площади перед ним. Солдаты, стоявшие у входа на мост, просто расступились перед ним.

– Доложите королеве, что её ждут здесь и у нас нет времени заходить внутрь.

– Да, но её величество с утра уже гуляет около водопада и когда вернётся, мы не знаем, – ответил солдат и после последнего слова вернулся в обычную стойку сторожевого. К этому времени около десятка солдат вышли с центральных ворот замка и направились через мост, в сторону гостей. За ними следовал человек, судя по одежде не военный, а по походке вообще можно было определить, что он с городской знати. Перейдя мост, они все расположились по обе его стороны, образуя узкий коридор для одного человека, в него и прошёл тихо незнакомец.

– Эшольций, управляющий Эшольцкими землями и прямой наследник Эшольц королевства. Эти слова, похоже, слетали с его уст минимум каждый день, и выглядело всё это уверено и красиво.

– Бывший наследник, как я понимаю. Король даже не думая представляться, засмеялся, не слезая с коня, показывая своё безразличие к этому человеку – Будьте любезны, сойдите с коня и назовите своё имя. Пытаясь сохранить, последнее достоинство произнёс Эшольций.

– Моё имя тебе ничего не даст. Я обычно слажу с коня, когда мне надо кого-нибудь убить. Сегодня у меня хорошее настроение и я предлагаю тебе его не портить. Для вашей новой королевы я привёз гостинец из долины. За него ты мне должен заплатить, если я не ошибаюсь. Под громкий смех всей своей свиты, еле сдерживаясь самому, произнёс Король. – Ты теперь понял, кто я? Продолжая перекрикивать своих солдат, наклонился он к Эшольцу и посмотрел в его глаза. – Ты не бойся, мы тебя не тронем, нам за тебя не заплатили. И ты тоже не будешь сам за себя платить. Охрана попыталась встать перед королём и защитить его, но он рукой показал им оставаться на месте.

– Ты получишь своё, но, насколько я знаю, ты должен был принести сумку от Мага. При этих словах он достал из кармана бархатный мешочек и показал его королю.

– Но мы говорили о деньгах в золоте, и сумма была оговорена. А ты мне тычешь перед носом мешочком от немолотого перца. Ты издеваешься?

– Никак нет. Здесь даже больше, чем мы обговорили. Если вы не понимаете ничего в камнях, то мне вас искренне жаль. Когда падёт долина ДЕСТИНО, это будет ценней любого золота. Ева уже встречалась с людьми в долине камней, и они готовы нам поставлять всё, что нам для этого надо. В этом мешке то, что мы собрали сами, так это ещё больше, чем оговаривалось.

– Ты смелый человек, а я как воин уважаю таких. Скажи мне тогда, почему королева завладела тобой без боя? Став рабом, ты теряешь будущее. Не вижу смысла в твоих поступках.

– Нет ничего более абсурдного, чем здравый смысл при обсуждении будущего. У нас и так его не было, с приходом к власти Атикина после убийства вами его отца, а так может быть оно у нас появиться. Я знаю, если найдётся смелый человек в долине и пойдёт войной против королевы, никто кроме меня не встанет под её знамёна. Но я об этом мечтал всю свою жизнь. В это верю искренне, и если буду держать отчёт, перед кем-нибудь за это, так только перед самим собой.

– Не относись к истине с полной верой, это очень большой шанс потерять её, – произнёс король, подзывая к себе своего сына. Они оба слезли с коней, отойдя в сторону, стали о чём-то разговаривать в стороне.

– Что ты опять пишешь, что ты всегда пытаешься там выдавить из себя. Голос звучал, как осколки разбитого стекла. Ударяясь о пол или стены, они дарили эхо новые звуки для игры в воздухе.

Такой голос мог принадлежать очень безропотному и безрассудному человеку. В нём было больше беспечности и лёгкости, чем вообще какого-то намёка на серьёзность или желания знать что-либо другое, кроме веселья.

– Здравствуй моя дорогая, мать моих всех детей. Атикин вставая со стола, по дороге к вошедшей даме начал скручивать пергамент в трубку, настолько тихо, произнеся эту фразу, что еле сам расслышал сказанное.

– Скажи мне дорогой, а что там с нашей Илуш? Может быть, мы её в такие смутные времена пригласим к нам в дом. Жалко вообще-то девочку, наша дочь она или нет?

– Дочь то, она наша. Но ты бы могла хоть имя её выучить. Скрутив пергамент до конца, он начал завязывать на нём красную ленту. Через минуту у Короля в руках оказался свёрток, больше напоминающий жезл, чем пергамент. – Зовут её моя светлость Илеш, я про это подумал уже ни раз, посылая за ней прислугу. Но она покинула свой дом уже давно. И где она сейчас не знает ни кто.

– Жаль, думаю, пришло время с ней познакомиться.

– Слушай, твоё безразличие меня всегда поражало. Сейчас, похоже, просто убьёт. Ты говоришь об этом человеке, будто это новая гнедая в твоей конюшне. Он стал размахивать свёртком перед её лицом, стараясь хоть как-то привлечь внимание к себе.

– За стенами этого дворца идёт война. Вся долина в панике, какая та сумасшедшая пытается всем навязать свой мир и ещё выставляет свои требования. У тебя всё прекрасно. Я тебе завидую.

– Ну, во-первых кто, если не мы с тобой знаем, что ей надо. Я изначально не была в восторге от этого всего.

– Да и, чтобы ты сильно сопротивлялась или была против, тоже не помню такого. Атикин тихо засмеялся, пытаясь заглянуть королеве в глаза. Он ничего уже давно не ждал ни от них, как и от самой королевы. Она ему исправно рожала детей. Передавала их нянькам, те смотрели за ними, пока они не уходили в страну М. Там, она вообще забывала про их существование, пока дети не возвращались домой. И за весь этот огромный срок совместной жизни, ничего не смогло изменить эту женщину. Её даже время не брало. Она была по-прежнему красива и выглядела, как в тот день, когда их познакомили на балу. Годы падали под ноги, замерзая от холода не дотронувшись до неё.

Она всегда была весела и считала, что жизнь для того, чтобы слушать музыку и под неё танцевать.

– Жаль, я могу тебя сказать, что у меня даже появилось какое-то желание с ней познакомиться. Мне говорили, что она на меня очень похожа. Неужели, она так же красива, как и я. Интересно, интересно.

– Скажи мне, есть, что-то в этой жизни, что может тебя заставить не думать про себя хотя бы от рассвета до заката один раз.

– Думаю, что нет. Тогда для чего солнце встаёт, и луна в ночи ко мне в окно пробирается? Она засмеялась так заразительно и громко, что со стороны могли бы подумать, что здесь рассказывают самую смешную историю долины.

– Ты знаешь, оно и до тебя всходило, и после нас будет падать за горизонт.

– Не знаю, не знаю. Еле сдерживаясь от смеха ещё раз, произнесла королева. – Ну, ладно посмеялись и хватит. Скажи мне, честно война может пробраться в долину. И этот случай в дальней деревне, это произошло на самом деле? Нас ждёт та же самая участь?

– Моя дорогая, не знаю. Скоро придёт Маг к нам, его и спроси.

– Откуда ты знаешь, что он придёт? Ты ему что-то должен тоже? Она, опять рассмеявшись, положила руки Атикину на плечи и сказала: – «Давай станцуем, как в былые времена. Хочу всё забыть, я устала». Тишина прижалась к стенкам, как карманный воришка, пытающийся ускользнуть с места преступления. Ей нужна была передышка и к любому изменению она не была готова, хотя понимала, что её ни кто и спрашивать не будет. Она ждала натиска Атикина, но этого не произошло, он просто вышел с зала, тихо прикрыв двери, чтобы не помешать тишине, наслаждаться пустотой.

…

– Ты наверно знаешь. Многие, кто пытался найти свою симфонию в долине уходили в горы или в те места, где нет людей и рассвет можно встречать один на один с солнцем. Нет, не потому что они перестали любить, или им надо было очистить свою душу. Просто пытались одиночество заставить искать другой мир, надеясь, что именно в пустоте, освобождённой от всех преград родиться новый звук известный только им. Испытав это на себе, могу заверить, что самые красивые сны, – это сны, освободившиеся от внешнего мира. Но они по-прежнему одиноки, и расставаясь с ними, лучше про них не вспоминать. Это как самые далёкие миражи в пустыне. Рождаются тогда, когда ты умираешь под палящим солнцем от жажды. Я верил в это и ушёл из деревни, где жил. Я был пленником своих идей и семь нот завладели не только моей душой, но и разумом. Ты знаешь, я не пытаюсь рассказать тебе всю правду, да её и нет. Сегодня уже даже не могу сказать, зачем она нужна, когда есть ложь. Не думаю, что есть сегодня человек способный раскрыться до конца, но и также тот, кто сможет укрыться полностью от света.

– Я знаю, Повелитель ветров. Прикладывая руку к губам, показывая, что надо говорить тише с улыбкой на лице сказал Атикин.

– Маг ароматов, так его зовут люди. Голос прозвучал вперемешку с треском догорающего костра. Паленья, пытаясь найти последние силы, извергали из себя больше звуков, чем огня, но даже этой капли хватало трём путникам оставаться в тепле.

– Двигайся поближе к свету. Грейся и прекрати говорить глупости. Он простой знаток законов природы, и он научился ими немного управлять. Ни чего общего с магией это не имеет. Накрыв Дивэда одеялом очередной раз за ночь, маг протянул руки к огню, сказал: – «Согласен с тобой. Желание творить – несёт за собой шлейф необыкновенных фантазий, а единственная возможность освободиться от этого – это творить. И попавшие в этот замкнутый круг готовы лучше пропасть, раствориться, чем разорвать его»

– И я о том же. Вот так ваш верный слуга и стал невидимый. Его смех был наполнен сарказмом, злостью и уже наверное не подчиняясь ему он стал заполнять тишину, заглушая собой все звуки леса ожидающего рассвет.

– Кто так смеётся? – вытягивая руки вверх и освобождаясь от одеяла, произнёс Дивэд.

– Всё-таки разбудил. Со злобой в голосе произнёс Атикин. – Поспи ещё немного, я его отправлю собирать грибы для супа, а ты поспи. Ложись, мой хороший нас ждёт ещё длинный путь.

– Если ты умеешь варить суп, то я схожу за грибами.

– Сходи куда-нибудь уже, только дай ребёнку поспать. Сказал маг, указывая в пустоту в сторону леса. Давая понять, что тот может идти.

Пометки на полях… Не хватает эпохи помещённой в ушко иголки. Мгновения, ценою больше жизни, перевернувшее всё понятие о самом Атикине. Он признался перед самим собой. Не знаю зачем, но когда мне его дал почитать Анил (после стилистических своих правок), я практически поменял своё мнение о нём. Хотя главное правило отражения ни один из героев не смог переделать ни в нашем эксперименте, ни в другом. Прочтите его, а потом я добавлю, чего не хватает: – «Что лучше всего говорить тем, кто спрятался во время жизни за собственные проблемы, а упав один раз, даже не попытался приподняться. Начать со слов скорби о самом себе или радости, что остался по прежнему жив или с скомканных чувств, что выглядят как кусок бумаги на котором пытались нацарапать сломленным пером без чернил. Самый большой страх сделать шаг вперёд, может распахнуться безграничный мир, что напугает ещё больше. Может им оставить его, таким как он, есть. К солнцу руки не протягивать и просто доволочить свои дни, отсидевшись в темнице своих грёз. Но мы же когда-то стремились подняться, будучи детьми, карабкались на плечи к отцам, взбирались на ближайший холм зимой, потом спускались с него на санках. Значит нам не совсем чуждо стремление вверх. Кто это останавливает? Что становится той преградой, и почему мы боимся заглянуть за неё? И кому то всё-таки в этой долине это надо, чтобы ты стал таким?

Ища ответы на эти вопросы, я всё больше путался и уходил от истины. Сегодня, поклявшись своими детьми, что я закончу свою книгу и передам её магам. Хочу последний раз попытаться пробраться туда, куда я даже боялся подумать зайти – это не моё сознание и душа, это не мои чувства и мысли, это не моя муза и не написанная музыка. Всё это всегда шло по тонкой тропинке жизни между тьмой и светом, оставленной мной лишь потому, что я спрятал правду так глубоко, что сам уже поверил, что она мне не нужна. Да мне легче было обманывать себя и других, но сегодня я хочу признать, что правда от этого не исчезла, а просто, закрыв дверь, притаилась. Были моменты, я ощущал себя навозным жуком, копошившемся только в своём помёте. Но удивляло не это, я никогда не пах. Маг ветров снял с меня наверно даже запах пота и я, имея тело, был невидимым для других. Меня не замечали до того момента, пока я не начинал играть. При помощи музыки я вознёсся над всеми зловониями, отшвыривая весь мусор прочь, превращая его для людского взгляда в золотой песок. И крепко вцепившись в своё умение, я отточил его до самой совершенной формы мастерства став лучшим среди лучших. Но буду честен, хотя бы сегодня – у меня не было выбора, иначе страх перед войной разъел бы меня изнутри, как червь разъедает труп. Я ненавидел себя за это с каждым днём всё больше и больше. Но каждый страх, словно невидимый строитель, закладывал всё более прочный фундамент для башни отчуждения, куда мне пришлось со временем переселиться навсегда. Я ловил себя на мысли, что моё время сочтено и даже самоубийство вряд ли смогло бы меня спасти.

Не скрываю, меня очень интересовало, что скажут про меня, более того, мне нужна была хвала, как воздух и утренняя симфония для долины. Однажды увидев смерть и оказавшись со своим врагом один на один, я не выиграл, – я проиграл. Приобрёл возможность дальше дышать и приобрёл для сердца льготные условия для стука, но это не то, что мне надо было. Я стал пленником страха войны. Нет, меня не волновали жизни моих придворных и моей армии. Выбросив историю, я желал написать свою, где меня вознесёт мой народ на лаврах успеха, но не поле сражения. Я учёл всё. Даже где-то внутри признавал надобность войны как то, что укрепляет любовные узы, и воспитывает сострадание, ведёт людей к самопожертвованию и может дать им возможность проявиться как личности. При том при всём, что она может породить ненависть, жестокость и разрушающая её сила несравнима с природными катастрофами. Но я, вступая на эту узкую колею, не учёл одного – везде должен быть баланс. Как нельзя сыграть всю симфонию на одной тональности, так же и жизнь невозможно никогда отыграть в одном ритме.

Я заблуждался в том, когда поверил сам себе, что смогу при помощи музыки у людей забрать всё желание воевать. Этим, даря им вечное наслаждение от их пребывания в долине. Меня подкрепили сами люди, что без боя сложили оружие и пошли за мной в мой мир. Я убрал у них у всех возможность разрушать, а только строя тяжело понять окружающий мир. Это вроде дамбы, что только сдерживает воду и никогда не приоткрывает шлюзы. В какой-то момент она просядет под натиском и напор воды будет во много превосходить естественный, что есть в природе.

Только сегодня я признаю: война и мир должны сменять друг друга, как день ночь или весна зиму. В каждом действии природы есть своя прелесть, а главное нужно понять, что есть смысл. Отвергая это, мы открываем двери хаосу. Только сильные могут признать, что единственный источник продвижения – это конфликт, и идя на него побеждают.

Я был труслив и, более того, слаб как правитель, чтобы начать новую войну. Узнав, кто убил моего отца, понял, что не смогу ни когда отомстить и я решил спрятаться за стенами в своей долине, убедив всех остальных в надобности мира. Когда маг предложил ещё, что он может при помощи симфонии создать ограждение от внешнего мира, я принял это как послание свыше. Не подозревая, что маленькая услуга писать о себе всё честно, затащит меня ещё в большую пропасть, я на это согласился. Можно объяснить всё, почему младенец улыбается только своим или почему он открывает ротик при виде женской груди. Но зачем, не лучше ли просто наслаждаться его смехом, запахом и неистовой привязанностью к его ручонкам, что обнимая тебя поутру оставляют приятное ощущение нежности на целый день. Не скрою, ни каждому дано получать удовольствия от самого простого и в тоже самое время самого дорогого – любви ближних. Мы её начинаем ценить, когда теряем. Замечаем только тогда, когда она пропадает. Интересно устроены наши чувства, они проявляют больший интерес к жизни, когда на них никто не давят. Пустота в жизни, как пауза в симфонии – настораживает, манит, увлекает, даёт возможность передохнуть – но не отпускает и в этом весь парадокс. Скорее всего, неизвестность, придаёт ей эту силу.

Война, проклятая война умеющая затаиться внутри как следопыт вышедший на охоту, лишь для того чтобы порвать воздух своими воплями и страданиями. Размазывая судьбы как повидло по хлебу, не дождавшись рассвета, проглатывает его, не боясь поперхнуться даже. Война, проклятая война, знающая как пропитать не только землю кровью, но покрасить туман в красный. Всё это только контур самой безобразной картины, что рисует она. Её ненасытное брюхо готово поместить внутри не просто сотни людей, она даёт приют целым народам. Война не может быть правильной или оправданной, она может быть только орудием для уничтожения. Более того самоуничтожения, забирая жизнь у другого ты пропитываешься смертоносным ядом – ненависти к себе. Нельзя себя любить, если твои руки в крови. А как же творить, если ты себя не любишь? Невозможно, иначе будет только фальшивая музыка без души.

Я чувствую, что в моих словах кроется тайна, но не оправдание. Да я его и не ищу, даже то, что все эти годы, я вёл себя не искренне. Нельзя сказать, что я плохой или злой. Я просто был трусливый и наверно это мой единственный порок. Но сегодня я хочу, чтобы хотя бы один человек, прочитав это, поменялся, и тогда будет в природе равновесие».

Чего не хватает, да мелочей – как сын короля бесстрашных встретился с отцом, или как Анил располагался на ночлег с Дивэдом и невидимкой. Всё остальное есть. Давая, мы увеличиваем шанс для самих себя, что ни будь то же получить. Что дал Атикин, нужно ещё разобраться, но не сейчас.