1973 от начала рукописей, 5013 от нашего появление на этой планете 117 день после начала описания проекта
В одном слове может быть больше силы, чем в огромном романе, но это и сближает, это и даёт те силы при помощи, чего мы по жизни можем объединить на первый взгляд совершенно не связанные предметы и события. Другими словами, разум умолкает (да и не хочется его слушать) в разнообразии идей, разбивающих цельность наших возможностей, с другой стороны хотелось хотя бы в мелких поступках и каких-то мелочах быть сумасшедшим и полностью не предсказуемым. А мечта чтобы эти мелочи просто стали нормой, тобой растоптаны в моей слабости к тебе. Я извиняюсь, что занял столько твоего времени и сил всё это прочитать. Но хотел сказать тебе вот ещё, что даже если ты и победишь в этой сумасшедшей войне. Возвращаться тебе будет некуда, я со своим народом ухожу с наших земель. У нас нет выхода, кто то проклял этот край после твоего ухода. Или это сделал твой уход. Это не важно сейчас. По прежнему люблю тебя Твой Рич.
– Рич, ты не нармальный. Ради кого я всё это делаю. Ради нашего ребёнка. Делаю это я, потому что у тебя не хватило сил сделать это самому. Ева говорила так, будто её бывший муж стоит здесь, напротив неё и слушает. – Всё это потому, что ты меня ни когда не слушал. Я ещё тогда тебе говорила про то, что наше королевство проклято и надо, уходить. Сейчас ты бежишь один, без Ленада и своей Евы. Она подняла голос ещё выше, крик был больше похож на истерику. В гневе она бросила подсвечник в зеркало, стоявшее напротив. Королева ещё успела увидеть своё лицо в зеркале, прежде чем звон, родившийся при встрече, металла со стеклом заполнил зал. Кусочки с отражением полетели в разные стороны. Королева стояла в оцепенении даже не пытаясь спрятаться или увернуться от дождя со стекла. Куски, что прикасались к одежде, разрезая её падали, под ноги усыпая пол ещё более мелкими осколками. Через какое то время пол был устелен стеклянным ковром. Тишина вот, что вывело её из шока. Даже не масса мелких надрезов по коже вернули её в чувства, ни боль по всему телу, а обычная тишина, уже так давно покинувшая мир Евы. В нескольких местах, проступающая кровь начала прилипать к платью, обжигая само место надреза. Отсутствие шума, безмолвие пространства начинало её возбуждать. Боль, что она несла другим, добралась до неё, проникая в каждую её клетку и теребя чувства, пыталась заполнить тело мелкой дрожью.
– Не больно, ты не можешь страдать, ведь ты уже давно не знаешь жалости? Правда, моя королева? Чей-то знакомый голос, прозвучав сзади, обняв её за плечи. Королева наклонив плечи назад, почувствовала ими тело. Оно было как стена, о которую можно было опереться и не бояться, что ты упадёшь.
Ева так и сделала, чьи то руки прошлись по телу и застыли на талии. По голосу она догадалась, кто это, но это ещё больше стало возбуждать. Перед собой она видела разбитое зеркало, в его уцелевших частичках отражалось мужественное лицо. Внутри бороды скрывалась улыбка. В другом кусочке она рассмотрела глаза, они хотели её. В них было желание, что могло разрушить мир. Тёмные силуэты оконных рам, давали немного свету, но он сейчас мешал. Дыхание становилось неровным, Ева не могла им управлять, сердце колотилось, словно она взобралась сейчас на вершину.
Она чувствовала, всё и любое движение по телу его рук приносили ей удовольствие и наслаждение. Пальцы незнакомца, тихо стали расстёгивать нижние пуговицы её верхнего корсета. Другая рука, нащупав её пальцы, пыталась ухватиться за них, словно брала в плен. Ева освободила свою ладошку, пыталась, что то сказать или сделать хотя бы вид, что она ещё не совсем готова к этому. В ней играл гнев и жажда насладиться, она чувствовала себя беспомощной и властной, всё это сопровождалось сомнением и желанием отдаться этому человеку прямо здесь. Она хотела его оттолкнуть, но страх его потерять останавливал её. Закрыв глаза, она отдалась своему женскому началу. Тревога потихоньку открывала двери, давно забытому успокоению и внутреннему чувству обладать. Она практически ничего не слышала, кроме его дыхания. Он, что-то говорил, но это было уже не важно. Она была готова сказать на всё лишь бы он не ушёл. Вдруг, на какое то мгновение в осколках на зеркале промелькнуло лицо Рича. На неё с этих жалких кусков стекла, не успевших ещё упасть смотрели глаза полные дикой страсти и желания. Она вспомнила, как она кричала и наслаждалась, как упивалась своей страстью тогда. Ей захотелось опять пройти, поэтому же коридору телесной любви не думая не о чём. Она надеялась получить ещё большее наслаждение, она желала ещё более острых ощущений, ей хотелось не просто повторить всё то, что было, но получить больше. Она была уже готова платить любую цену за свою страсть. Ей не просто хотелось ласк и нежности, ей это надо было для того, чтобы не сойти с ума.
– Да, я говорю тебе да. Повернувшись к нему и встретившись с незнакомцем глазами, она их закрыла. Ей хотелось, чтобы эта ночь тянулась вечно. Еву переполняло чувство восторга в преддверии того, что должна была принести королева темноты. – Скажи мне ни кто сюда не войдёт, ты расставил стражу.
– Да. Человек напротив был не многословен.
Ева почувствовала, что её грудь уже освободилась от корсета, и каждое прикосновение к его одежде наполняло тело истомой. Горели щёки, ладошки, нижняя часть живота, распространяя всё это тепло по телу. Её не интересовала любовь, она хотела утолить страсть. Простую жажду, заглушить обилием воды. Время не тянулось, оно просто остановилось, давая возможность насладиться до конца. Без огня в душе нельзя насладиться, так раньше она думала. Нет можно, можно просто получить наслаждение. При этой мысли она стала отвечать на его ласки. Она пролезла рукой под его рубашку сзади и прикоснулась его спины. Одно прикосновение к мужской спине стало её будоражить. Она стала гладить его спину, ощущая его сильные мускулы, воспоминания стали её переполнять и добавлять в её палитру похоти ещё больше красок любви и желания быть с кем то. Она набрала в лёгкие воздух и на секунду задержала его, чтобы тело перестало дрожать. Потом выпустив из себя всё сразу, отдалась полностью в руки своим страстям.
Даже та боль, что прошла по телу, когда её спутник на ночь, пытался освободить её руки, от рукавов не помешала ей. Прилипшая кровь к ткани открыла запёкшиеся раны на руках и по ним тонкими струйками опять потекла кровь. Его язык начал их слизывать, пытаясь этим доказать не только свою преданность, но и любовь.
– Да. Уже более громко и внятно проговорила Ева, отдаваясь полностью этому человеку. Она хотела побыть обычной женщиной, но вдруг как-то внезапно, откуда то изнутри какой-то голос стал её ругать, останавливать или предупреждать. Он ей не говорил, что она грязная и падшая, не призывал её остановиться или передумать, нет, он тихо подтасовывал ей чувства. Но было уже поздно, она почувствовала, что её подняли, чьи то руки и она, запрокинув голову, видела с каждым мгновением приближение своей кровати. Где-то вдалеке, послышались раскаты грома, за ними как почему то приказу небо окрасила молния. Разделив его на две части, она предупреждала о скором дожде. Пришедшая с этим совсем прохлада, ворвалась в комнату, пытаясь охладить чувства, двух одержимых людей одним желанием обладать друг другом. Но это уже было не возможно или кому то нужно, чтобы так произошло.
…
Стены от входа шли полукругом, переходя в чёткий квадрат со светлого мрамора с чёрными вставками. Посреди этого квадрата стояла огромная кровать, напротив её вместо окна витраж с разноцветных стёкол, объединённых в один общий узор. При помощи высоких, вырезанных из камня подсвечников с вставленными в них факелами, комната была поделена на равные части. Догорающие огни из последних сил пытались отбросить тень на стены, понимая, что буквально через час их уже ни кто не заметит, так как придёт утро и им придётся слиться с общим светом.
Широкие плиты белого мрамора на полу были украшены тем же чёрным кантом, что и стены. Сам пол был настолько отполирован, что больше напоминал зеркал, чем камень. В одном из углов в комнате стоял мраморный стул, выходящий прямо из пола являясь его продолжением. Справа от него стоял стол с того же материала полностью сервированный на двоих. В просветах между бойницами, виднелся город. Кто-то на небе, невидимой рукой стал подбрасывать светлые тона синего в темноту. Предупреждая ночь о надобности уходить.
Ева даже не могла допустить пару дней назад, что может оказаться с этим человеком под луной один на один. Он всегда для неё был тем, что только вызывало чувство отвращения, а его речи приводили её в ярость, которую приходилось постоянно сдерживать. Теперь он здесь, рядом тихо лежит и спит. Может быть, письмо от Рича просто опустошило её, или наоборот дало толчок к каким то действиям. Да и то, что он ей написал – «Мы уходим в другие земли», он ставил точку в их отношениях. – Он же не сказал куда. Значит, мне некуда к нему идти. Тихо проговорила Ева, опуская ноги на холодный пол. Посмотревшись в него, она увидела себя. Немного покрасовавшись в своём отражении и дав огням поиграться на своём лице, она вернулась под одеяла. – Ну нет, на такое я ещё не готова. По холодному полу, босиком сама за водой. Королева я или нет? Говоря громче специально, она пыталась голосом разбудить своего нового фаворита.
Повернувшись к нему, она посмотрела на него сверху. На вид, ему было наверно столько же сколько и ей. Если и старше, то и не намного. Это был достаточно высокий, широкоплечий, состоящий из одних мышц мужчина. Годы, проведённые в седле ради войн, разукрасили его множеством мелких шрамов по всему телу. Тёмно-рыжие волосы, ещё вьющиеся спиралями, спускались до плеч. На выжженном солнцем лице, еле просматривались пару морщин уходящих в бороду и усы, где они вообще пропадали. Во сне она не могла рассмотреть его глаза, но она прекрасно помнила, что они были коричневые. Из за тёмных волос и из за бороды он немного даже напоминал Рича. Хотя она понимала, что это самообман искать сейчас, кого ни будь похожего на него. Что поразило её в этом человеке уже при первой встрече, это как он одевается. Обычно это были, какие ни будь живописные камзолы вышитые золотом, в цвет подобранные штаны и всегда белая рубашка непонятно как сохранявшая свою белизну во всех этих походах. К камзолу обычно прикреплялся меч с боку и вместо платка в боковом кармане торчали перчатки. Рубашка всегда застёгивалась так, чтобы дать увидеть любому жетон, подвешенный на толстую цепочку. Он не гармонировал с одеждой, но все разы, что они встречались до этого, он был на шее. Ей всегда хотелось подойти и посмотреть, что это такое. Теперь этот жетон был рядом, надо было протянуть руку и посмотреть. Но, что то останавливало её. Ева по большому счёту, даже не знала, как его зовут. Ей при первой встречи представили его как короля бесстрашных, так она его и звала. Или вообще обращалась к нему без имени. Ему это не мешало, а её меньше всего тогда это волновало. Она взяла цепочку в руки, и тихо перебирая каждое звено, подобралась к самому жетону. Под её рукой, будто маленький веер, раскрылись множество так же пластинок, как и первая. На каждой из них были четыре буквы покрашенные в чёрный. Только первая пластинка была на половину красная и те же четыре буквы смотрели на неё.
– И-к-и-м. Разделяя каждую букву, произнесла королева.
– Ты ещё и умеешь читать. Не открывая глаза, произнёс король бесстрашных, пытаясь притянуть её к себе поближе.
– Ну, уж если ты проснулся, то будь любезен принеси мне воды. Сопротивляясь его рукам, пытаясь сесть около него, произнесла королева. Усевшись поудобней, Ева стала поправлять чёлку назад, делая вид, что её всё вокруг не интересует. Заметив, что его рука тянется к её груди, она натянула одеяло до шеи, подобрав под себя колени. – Всё Иким, ночь закончилась пора вставать. Скажи, Иким это твоё имя, и что это вообще за украшение на шее такого мужчины как ты?
– Читать ты умеешь, как я уже сказал. Да это моё имя. Но оно для врагов и для тех кто хочет жить со страхом в груди, даже после того как победил.
– А по попроще, для обычной женщины, что ещё не проснулась с утра. Можно объяснить.
– Да. Мы бесстрашные, но не бессмертные. Сражаясь, перед нами идёт наше общее имя. Но если кто то погибнет, и мы его не успеем забрать с поля боя, то прочитав это имя, любой будет всю жизнь вспоминать его. Хоть он и сразил одного из нас. Нет среди нас ни одного война, что погибает без сражения. Оставляя имя после себя, оно даёт прорасти в сердце врага страх в виде воспоминаний о прошедшем бою. Любое поражение, должно быть началом к более громкой победе. Количество пластинок, это страны где мы были. Мы же не варвары носить части от погибших в бою с нами, на каждой пластинке имя пишется на родном языке будущего врага. Так мы знаем и где и когда были.
– Всё, как то сложно. Опуская ноги опять на пол, закутавшись полностью в одеяло, с лёгкой усмешкой произнесла Ева. – Если не ты, то я сама возьму воды, со стола. Может быть, тот, кто накрывал, был добр, и собрал сок для нас в ночи. Повернувшись назад, она увидела Икима, в той же позе на кровати и ещё с более наглой улыбкой, на лице дошедшей до глаз, где вообще гулял ураган похоти. – Так тебя можно звать по имени или нет? Вкратце ты можешь ответить?
– Можешь если тебе это надо, и имеет значение.
– Для меня уже ничего не имеет значение. Скрутившись калачиком в стуле около стола, наливая себе воды с кувшина, тяжело вздыхая, ответила она. – Нет, время пора браться за дела.
– За какие дела, на стакан воды я согласен, но не боле. Улыбнувшись лёжа на спине, и подложив руки под голову, произнёс король. Показывая своим видом, что ни куда он не собирается идти, и он вообще хочет спать. – Я думаю, что мы позовём прислугу, и она нам всё подаст.
– Ты не бесстрашный, ты сумасшедший, какая прислуга может быть. Забудь эту ночь и меня тоже.
– Ева, посмотри на стол, ты думаешь, это добрые духи с гор принесли нам немного еды и заодно тарелочки с кухни захватили. И, что такое забудь. Расскажи мне, тебе много чего в этой жизни удалось забыть?
– Давай не будем про меня, вся долина только и делает, что говорит, про Еву. Давай лучше про тебя и, что предстоит сделать.
– То, что ты собираешься сделать или как ты говоришь поручить сделать мне. Это сейчас не имеет значение. Приподняв верхнюю часть тела, подкладывая под себя подушки, ровным и командным голосом произнёс король. – Но если ты думаешь, что я появился сегодня из-за того, что мне просто с кем-то захотелось провести ночь? Ты ошибаешься.
– Да я вообще ничего не думаю, давай позавтракаем и спустимся в зал по разным лестницам. За этим зеркалом, есть потайная дверь, выйдешь через неё. С тем духом, что накрыл этот стол, я надеюсь, ты знаешь, что делать?
– Ева я люблю тебя. С первого дня как увидел тебя у себя во дворце, я решил, что ты будешь моя.
– Твоя? Или любишь? Раздели эти две вещи. Твоя уже была, можешь повесить себе ещё одну пластинку на шею.
– Я воин и говорить с женщинами мне много не приходилось. Но я говорю искренне. То, что я говорю это правда. Как я могу это доказать?
– Не надо ни чего, ни кому доказывать. Ты сам веришь в то, что ты говоришь?
– Верю, и готов тебе это доказать.
– Уложив меня ещё на одну ночь, в очередном захваченном замке. Достойно настоящего война. Для тебя слово любовь, очередная победа. Но поверь мне Иким это не так.
– Ева это судьба. И она может подарить нам много прекрасного, если мы захотим.
– На сколько прекрасна судьба, может знать только сам человек. Оставь это мне, не обманывай себя.
– Нельзя быть жестокой потому, что ты так захотела. Нельзя отвергать лишь потому, что ты так решила. Посмотри вперёд, я уверен, что если хоть немного призадумаешься, ты уже сейчас захочешь многое вычеркнуть от туда. Только нужно набраться сил и сказать себе самой правду. Он это говорил специально громко, чтобы хотя бы привлечь своим голосом её внимание. Понимая, что словами ей сейчас не взять. – Ты же прекрасно понимаешь, что будет с долиной если не Атикин снесёт эту чёртовую стену.
– Говоря правду лучше всего врать. Не получив ни какого ответа на это она продолжила говорить. – Кто бы говорил. Королева произнесла это с такой жестокостью и злостью, что признание Икима уже не имело, ни какого смысла. Он понял, его слова утонули в её пустоте. Но страх задержавшийся на лице, говорил, что не всё, так как она говорит.
– Сними маску, почему ты боишься признаться себе, что ты хочешь ответить мне да. Где пропала та Ева, что была со мной ночью. Где та настоящая мать, что готова снести всё, перед собой лишь бы увидеть своего сына.
– Не твоё дело. Твоё дело исполнять приказы и убивать. За этим я тебя и наняла. Ты принесёшь мне сумку мага, где будет ключ от границ долины Дестино. Произнесла она торжественным тоном, в голосе не было ни одной нотки сомнения, за которую можно было бы зацепиться и попробовать вернуть её к разговору о прошлой ночи. – А откуда ты знаешь про Ленада. Вдруг поменявшись в тоне, спросила она. Их глаза на мгновение встретились, пытаясь объясниться в тишине.
– Про Ленада уже знают многие, кроме него самого. Нельзя скрыть, то, что лежит у тебя в руках да ещё не помещается там. Усмехнулся он, не сводя с неё своего взгляда.
– Иким я требую, чтобы ты мне сказал, откуда ты знаешь про Ленада. Ева пыталась вспомнить каждый их разговор, любое слово, что могло натолкнуть его на эту мысль. Перебрав в своей голове всех, тех кто мог это рассказать ему она проронила одно слово. – Атикин?
– Он слишком труслив для такого шага.
– Анил?
– Именно, он. Вместо сумки оставил мне весточку о твоём сыне.
– Прекрати смеяться, или я….
– Что ты? Что ты можешь сделать. Советую тебе успокоиться. Говоря это, он подошёл к ней и сел около её ног.
– Встань, не надо мне это всё.
– А, чего ты хочешь?
– Я хочу то, что мне по праву принадлежит. Я хочу моего сына. И не важно мне, сколько людей погибнет. Не интересует меня, цена. Это не мая прихоть, это моё желание выдержанное временем. Оно не пропало, а наоборот усилилось. Значит, оно имеет право жить и цена это ни то, что может меня остановить.
– А когда ты получишь сына, ты будешь счастлива?
– Счастлива? Я не знаю, что это такое. Всю жизнь я боролась, пытаясь доказать свою правоту и победив сразу понимала, что это всего лишь на всего очередное поражение. Мне сегодня никого не жаль, но в этом не я виновата. С этими словами она встала со стула и сбросив с себя одеяла, перешагнув через Икима прошла к своей одежде. Не стесняясь своей ногаты, она начала одеваться, выражая к нему своё презрение и отсутствие хоть какого то интереса.
– Что ты будешь делать со своей победой, когда ты её получишь? Народ тебя возненавидит, а сын может не принять. Ты про это не подумала.
Вместо ответа Ева схватила за руку Икима и потащила его к витражу. По дороге она вытащила один из факелов со стены, затушив его о пол.
– Ты куда меня ведёшь. Что с тобой происходит? Произнёс король, заглянув ей в глаза. Они были переполнены гневом, лицо сильно покраснело предавая ещё более ужасающий вид. Она сейчас напоминала сама факел, что только, что затушила.
Подойдя к разноцветному стеклу, она размахнувшись рукой со всей силой ударила по ним. Прорубив дырку она стала орудовать факелом как мечом. Только мнимый враг были осколки стекла, ломающиеся под её напором. Через какое то время вместо витража была дырка в стене. С неё очень хорошо была видна городская площадь. Шум и падающие цветные стёкла собрали пару зевак внизу, но не надолго. Не видя продолжения всему этому, они быстро стали расходиться.
– Подойди сюда, и посмотри вниз. Скажи, что ты видишь? Произнесла она, пытаясь отдышаться, усаживаясь на подоконник. Она закрыла лицо, подставив лицо восходящему солнцу. Лёгкий ветерок, идущий с севера, таил в себе прохладу и воспоминания о зимних стужах. Обдувая её лицо, он пытался потушить огонь, пылающий не только на щёках, но и в душе этой женщины.
– Людей, народ, дома, людскую утреннюю суету тех, кто пытается начать свой новый день. Король пытался скрыть свои чувства и отвечал, на каком-то автомате, лишь бы ответить. Понимая, что молчание, сейчас приведёт к новой волне гнева.
– Народ, отвергнувший свою судьбу и став стадом, ради мнимой тишины. Жизнь для них темнота, и они готовы поклясться, что большего им не надо. Как можно уважать тех, кто даже не пытается защитить себя. Ты как настоящий воин, хотел бы встретиться с таким врагом на поле боя. Я отвечу за тебя – «Нет, это ниже моего достоинства». Их жизнь это эпизод истории без продолжения, существование без борьбы равносильна самоубийству и это удел слабых. Всё остальное это – грёзы и детские мечты, самообман и самоуничтожение. Это нельзя пожалеть, над этим нет надобности, плакать. Так кого ты мне предлагаешь пожалеть. Себя или их там внизу.
– Ты готова к поражению? Вместо ответа, понимая, что он уже в голове у Евы созрел и поменять его нет ни каких возможностей, спросил король.
– Готова ли я к поражению? Чего стоит жизнь, если в ней нет падений и взлётов. В чём смысл дня? Если он просто меняется на ночь, не неся в себе ничего нового. Чего стоят чувства? Если в них нет переживаний и надежды, разочарований и ярких побед. Ничего это не стоит, я уверена в этом. Я готова ради одного триумфального мгновения, что вознесёт меня как птицу к небу и поднимет над всеми этими муравьями на двух ногах – на всё. Я хочу найти ту тропинку, что петляя между этой суетой, приведёт меня в храм личного счастья. Моего счастья, где я буду королева, и править балом буду я. Не ты Иким, не Анил со своей магией и не Атикин со своей музыкой, а Я. И для этого мне нужен мой сын, мой Ленад – у меня его обманным путём забрали. Взяли с люльки, когда он был ещё младенцем и мои груди были переполнены молоком именно для него. Ты думаешь, мне нужна власть, она мне нужна лишь ради того, чтобы получить то, что по праву принадлежит мне. Я потом готова поменять её на краюху, чёрствого хлеба, что даже нельзя будет сгрызть. Возможность отомстить меня не греет и не радует, они сами себя лишили жизни, войдя вероломно в мою жизнь. Ни кто не может быть счастлив, за счёт чужой судьбы. Поверь мне Иким, я это знаю.
– Я готов принести сумку от Анила. Ты отвергала меня. В твоём сердце нет места для меня, и ты это смогла объяснить почему. Но не унизила и за то спасибо. Ты получишь своего Ленада, но всё остальное, что ты найдёшь в долине моё. Ты согласна? Протягивая руку для пожатия, произнёс Иким. В долине Дестино так делались все сделки, и рукопожатие в этом случае было сильнее любой печати в договоре.
– Согласна! Всё остальное мне и не надо. Пытаясь выделить последнюю фразу, как главную во всём этом разговоре, ответила уставшим голосом, но заметив в его глазах усмешку и какую-то недоговорённость, побоялась ему протягивать руку.
– Я сказала, что то смешное.
– Нет, моя королева. Просто рад, что мы поняли друг друга. Заметив её руку около своей он подложил свою снизу и, прикрыв женскую ладонь своим большим пальцем спросил – «Ты когда ни-будь убивала, сама?». Их глаза опять встретились, и он пытался не отпускать её взгляд. Держа их в заложниках, пытаясь обменять на честный ответ.
– Ты знаешь, у меня была сестра Ева близнец…….. Она замолчала. Пытаясь понять, хочет ли она продолжать то, что сейчас слетело с её уст. Нужно ли ей вообще раскрываться перед этим человеком. Мысли были прерваны хрипящим тихим голосом Икима. В нём был слышен испуг, восторг и удивление сразу, что было тяжело понять сам вопрос.
– А, ты кто? Скрип открывающейся двери и залетевший ветер с разбитого витража забрал вопрос, обернув взгляды обоих на дверь. При входе стояла, одна из жриц королевы держа в руках новый камзол и чистую рубашку для Икима.
Пометки на полях… С одной стороны всё понятно, но я не вижу истинную историю жизни Евы. Я лично её писал, и проконтролировал, чтобы именно так всё и произошло. 117 дней взяло главным героям выстроиться в одну шеренгу, чтобы дать общий сюжет продолжения. Вся её дальнейшая история сгорела или её отдали огню в руки, это не важно. «Клянусь богом, бога нет» – эту фразу он произнесёт через пару глав. Но товарищи судьи наверху захотите ли вы услышать правду про себя, вот в чём вопрос. Мне придётся это восстанавливать всё равно, хотя бы ради Анила. Я больше его не предам, как произошло в первый раз.
Кроме этих ещё более-менее сохранившихся глав, есть отрывки и фразы. Комментировать я их не буду, но приложу без времени, и без номера главы и так поймут про кого это.
Ещё Главы сохранившееся после пожара, или просто те отрывки, что Анил решил для меня сохранить.
…
Любовь – этим словом так часто пользуются, что уже по-моему, и смысл его давно уже стёрт и затерялся где то между фразами – «Мне надо» или ещё хуже «Хочу».
– Я даже никогда не задумывалась, могу ли я любить, да мне всегда казалось это должно прийти само собой и не по совету тётушки и рассказам девушек с долины, где я жила. Илеш отвечала как-то нехотя, да и как можно ответить на то, чего не знаешь.
– Я больше чем уверена, что никого никогда не любила, пожалуй, кроме моей тётушки и её дочери и то вряд ли, – вытирая накатившиеся слёзы со щёк, говорила в полголоса Илеш. За то время, что они уже в пути лицо обветрилось, и кожа была уже не так нежна как прежде. Подумала она, вытирая мокрые щёки.
– Я не уверена даже, что понимаю, что это слово значит. Любовь? В селении, где она росла у тётушки, эта тема была закрыта. Она всё время ждала, что к ней приедут её родители и заберут. Да и кто они, она узнала так поздно, что успела в душе их уже проклясть. А любовь её тётушки к ней, тоже была ущербной, ведь кроме сухого имени Илеш (она не слышала слова дочь) та ни как её не называла. Она была не более чем орудием добывания денег в её руках. Каждый год гонец привозил в дом деньги и какие-то подарки от папы. Она холила и лелеяла её, выкармливала её грудью как свою, но лишь затем, чтобы поддержать в ней жизнь. Я же для неё была ничто. Пустое место. Умирая, уходя в мир иной, она вспомнила, что мне можно бросить доброе слово как кость собаке, что охраняет двор. До этого момента, меня не было: я просто появлялась, за обеденным столом как сосед, изредка заходивший попить воды к вдове. Она ни разу ни взяла меня на руки, ни разу не приложила лечебные мази к моим ссадинам. Её дочь – вот все, что у меня было, да и то лишь тогда, когда тётушка не была дома, мы могли играться нормально и ни кого не боялись. Любить? Затрудняюсь даже сказать, могу ли я сегодня ответить на этот вопрос. Вообще существует ли она, Ленад, или ты просто хочешь меня как любую из тех, кто был у тебя во дворце? Илеш сказала это и повернулась к нему лицом. Сев напротив него на пол, она поджала ноги под себя и положила голову на них. Она выглядела уставшей, после дневного прохода. Давно сбившись со счёту дней и ночей, перестав даже запоминать – что было утром, она просто мечтала выспаться и отдохнуть.
– Зачем ты так? – Ленад встал и подошёл к окну.
– Я люблю тебя и могу объяснить тебе, что такое любовь. Это не просто хочу, что этого я не скрываю, но сегодня это не главное. Он повернулся к ней и сделал шаг к ней на встречу. Тишина мешала, он ждал ответа или хотя бы малейшей реакции, но её не было.
– Скажи мне, ты хоть раз видела себя в зеркало. Ты не можешь понять, насколько ты красива и насколько в тебе сочетается страсть с неописуемой нежностью. Ты знаешь, она любого подкупает своей невинностью.
– Ну, зеркала это королевская забава, да и что мне говорить с тем, кого я не услышу. У Илеш засверкали глаза, и в них первый раз за вечер появился огонёк.
– Ты хочешь быть моим зеркалом, стань им и расскажи мне всё, что ты видишь.
– Ты лучшая женщина в долине, я лично ни кого, ни когда красивей чем ты встречал.
Твоя золотая копна пышных волос красиво рассыпана по всей спине. Чувственное и нежное лицо с мраморным оттенком молока украшено маленьким носиком, по две стороны там расположены горящие пламенем глазки. В этом огне я бы сгорел, если бы ты дала. Но твои алые и нежные губы что-то шепчут и не дают мне уснуть, – с первого дня как я встретил тебя.
Они созданы, чтобы их не просто целовали, но и отнесли к величайшим проказам магии, и конечно эта белоснежная кожа, приятная при малейшем прикосновении к ней, как шёлк. Ленад очень серьёзно отнёсся к своей миссии и продолжал.
– Несомненно, ещё и другое, что эта высокая женщина, с тонко-очерченной талией и высокой грудью может быть королевой.
– Ленад может быть не стоит спешить. Я не могу тебе всего рассказать, но мы не можем быть вместе. Илеш всем телом ощутила вдруг мелкую дрожь, что сопровождалась слабым покалыванием по коже.
Непонятный и очень нежный аромат заполнил комнату. Буквально через мгновение этот запах чего-то сладкого, напоминавший какую-то пряность, исчез. Точнее не пропал, а растворился в воздухе. Как будто ты выходишь на улицу зимой сначала холодно, потом привыкаешь и это уже норма так же и это ощущение теплоты, и какого то доверия уже перебралось в внутрь не только тела, но и души. Смущение и тревога резка пропала, и её заменило чувство ей до этого не знакомое. Это было влечение к Ленаду, ей тяжело было объяснить это, но где то в глубине все чувства ликовали. Тело вообще стало ватным и все мысли направленные до этого на сопротивление, перестроились и она спросила.
– Всё это про меня? – улыбаясь как ребёнок, похвалившего мама, воскликнула Илеш. Очередная волна не понятных ощущений накрыло её и опять какой-то, тонкий аромат пробежался по телу. Пройдя снизу вверх, как будто источником был распускающийся цветок, упавший около её ног, он, пролетев через ноздри, вошёл в тело и согрел его. Его слова были как подтверждение ощущений, каждое слово приобретало новые краски, и утренняя симфония, поменяв пару строчек в партитуре, прозвучало только для неё в ночи.
– Я даже не назвал половины, мне мешают звёзды сказать всё. У Ленада выскочила фраза и застыла в воздухе, потому что он увидел её глаза – Значит, я прекрасна, вполголоса, разделяя каждую букву, боясь кого-то испугать, – заговорила Илеш.
– Расскажи мне, что ты знаешь, читала, слышала или просто думаешь об отношениях между мужчиной и женщиной, о страсти, что может загореться лишь от одного прикосновения к телу. Он продолжал стоять к ней спиной. Но уже за то время, что они были вместе, он понял, что ему не надо говорить она читает его мысли. Тишина была заполнена чувствами, ожидавшими выхода. Он чувствовал как первый раз, только лишь потому, что очень боялся её обидеть и потерять.
– Не хочу говорить, да и зачем. Запах исчез, но она поменялась, она стала спокойней, и все её желания вдруг приобрели оттенок каких-то разрозненных мыслей – об одном. Она хотела стать сегодня женщиной. Не важно, что она уже говорила минуту назад. Кто то снял с неё весь страх, а главное тело с неистовой силой стало требовать чего то большего. Внутренние ощущения неизвестности и какого-то будущего наслаждения, доминировали в каждом движении Илеш.
Ленад подойдя к ней, бережно поставил её на ноги и встал рядом сам. Их разделял страх, кто-то первый должен был отвести в сторону и отдаться чувствам.
Илеш пыталась в темноте рассмотреть его глаза, слабый свет, пробивавшийся через окно, больше мешал, чем помогал. Проводником по чувствам и ответственный за любое движение стал еле уловимый аромат, неизвестный и непонятный, сладкий и горьковатый, нежный и не много грубоватый, но он был, приближался и отдалялся, обжигал и ослеплял, обволакивал и отталкивал, всё это было в одно и то же время. Его задача была, наверное, запутать и вытащить из подсознания истинное желание любой женщины быть с любимым до конца, отдать не только душу, но и тело – и это у него получилось. Она его благодарила внутри, схватившись за воздух. Медленно как по ниточке шла за ним, уже не задумываясь, не спрашивая ничего, закрыв глаза, растворилась в своих чувствах.
– Я всегда считала, что никакие такие знания не нужны мне, пока не будет того кому я захочу себя отдать. Мои подружки по тренировкам с веером, постоянно в перерывах, обсуждали эту тему, но я ни когда не пыталась понять и разделить где там фантазии, навеянные утренней симфонией, или пробежавшей мелодией, и есть ли вообще в их словах доля реальности. Мой король, здесь ни чем вам помочь, к сожалению, не могу, кроме того, что остаться рядом. Илеш не знала как себя вести, ей легче было сразиться, с каким ни будь чудовищем, или перейти ещё раз через узкий переход высоко в горах. Чем стоять здесь, но она хотела. Её тело только от этих мыслей начинало согреваться внутри.
Илеш достала веер и, взмахнув им один раз, почувствовала ещё более резкий запах сладких фруктов. Создалось впечатление как будто они стояли рядом. Она интуитивно потянулась за ними, но не найдя никакой чаши с дарами около себя начала качаться на месте. Оттолкнувшись от воздуха веером, она на какое-то время вернулась в себя, но аромат всё больше доказывал своё могущество и величие, сил не было противостоять, потихоньку отдаваясь девичьим мечтам.
Ленад сегодня после боя впервые прикоснулся к ней своими губами, он сделал это, чтобы просто отблагодарить, обняв её, он почувствовал грудь, тело и главное тепло разморившее его самого. В то мгновение когда их губы соприкоснулись они стояли посреди раненных солдат пытавшихся убраться, забирая с собой убитых. Но эти дни научили их обоих жить сегодняшним днём. Держа её ещё за влажные щёки, он чувствовал, что она горит, и глаза были полны слёз. По его пальцам как по ложбинкам они скатывались вниз, он почувствовал, что он не может себя больше сдерживать. Его губы смягчились под её губами, и она всем телом прильнула к нему.
Приоткрыв свои глаза, он увидел, что её глаза были открыты и прямо смотрели на него.
– Закрывай их, они сейчас тебе не нужны – улыбнувшись, сказал Ленад.
– Не смейся, мой учитель. С ноткой обиды сказала Илеш и закрыла глаза.
Он обнял её ещё крепче. Усталость прошедшего дня и все проблемы исчезли.
– Постараюсь, буду внимательным. Давай закрывай глаза.
Ответа не последовало, она покорно зажмурила глаза и потянулась к нему с приоткрытыми губами. Он даже не успел ещё подумать, как это хорошо и какая ночь его ожидает.
– Не думай про это пока, кто тебе пообещал, что у этого поцелуя будет продолжение. Прекрати мечтать, я и без тебя вся напряжённая. Шёпотом произнесла Илеш, и первая притронулась к его губам. – Одно помню чётко, все говорили, что мужчины самонадеянные! Подумав про себя, она отдалась полностью поцелую. Нежный запах чего то сладкого витал по-прежнему в воздухе, но Илеш уже настолько сильно отдалась чувствам, что уже не надо было даже думать, что то менять или вообще хоть как то влиять на ситуацию. Неведомое чувство тащило её за собой, она погружалась в море ощущений отданных в руки ароматам, но она этого не знала и не хотела сейчас про это даже мыслить.
– Не думаю, я ничего такого. Приоткрыв немного рот, произнёс Ленад. – Но ты так прекрасна, твоё тело совершенно, и эти мысли сами лезут, в мою голову. Закрывай глаза, так больше будешь чувствовать, не думай, доверься телу.
– Хватит говорить.
Он тихо повиновался, их губы тихо прижались подобно телам давая насладиться чувствам до конца, сердце пыталось биться чаще, но уже не было сил. Ленад боролся сам с собой, единственное желание, посетившее его обнять и отнести на руках её на кровать. Но он не хотел торопить события, прекрасно понимая легче всего спугнуть. Вскоре у Илеш создалось чувства, что она идёт средь тумана и чем дальше она ступает, тем сильнее её обволакивает эта пелена. Тело не слушалось, оно уже не подчинялось голове, а медленно просто отдавалась чувствам, и чем больше это длилось, тем сильнее её к себе забирали эмоции, вымещая любую способность вообще думать. Прильнув к его тело вплотную, глаза уже сами закрылись, а губы искали поцелуя, обжигая душу своей страстью полностью завладел Илеш. Действительно с закрытыми глазами было приятней придаваться первым ласкам, тем более она согласилась полностью с ролью ученицы. Не понимая, зачем она обняла его за спину, а ладонями впилась в его шевелюру, сзади стала гладить его волосы. Ленад, держа её лицо в своих ладонях, осыпал его поцелуями. Он нежно целовал алые щёки, дотрагивался языком до лба и кончика носа, прикасался к векам, и опять с той же страстью он находил её губы, соединяя их со-своими. Каждый раз их поцелуи были всё сильнее и увереннее, Илеш всё больше начинала понимать, что от неё скрывала природа и, что она ей приготовила. Внутри была буря чувств, вышедшие из под контроля, и в тоже самое время она призналась самой себе, что это восхитительно. Она уже не сопротивлялась, она думала, как это можно мгновение остановить, чтобы его не потерять. Любая попытка описать свои чувства, заканчивались тихим шёпотом внутреннего голоса – «Нет слов, да и зачем».
Ленад сделал шаг назад, как будто хотел взять тайм аут и передохнуть. Только он хотел, что то сказать, как в ответ услышал.
– Сделай доброе дело, молчи. И она сама прижала его к себе одной рукой. – Если я не говорю нет, то ты молчи.
– Скажи мне, ты хоть раз целовалась, с кем ни будь.
– Нет, видела, как мои подружки это делают. Какая разница. Илеш переполняли чувства, и вся её усталость как та сама собой улетучилась.
– Нет, я просто польщён, что ты так принимаешь меня и мои ласки.
Ленад излучал не только обаяние, но и доверие, ценившееся на вес золота в долине. Он не был опасен, он хотел её, но она почему-то в первый раз в своей жизни почувствовала помимо того, что хотят её тело, хотят ещё и душу.
– Ленад, Ленад я хочу тебя. Не осознавая всего, что происходит вокруг, она произнесла эти слова и прижалась к нему со всей силой.
– Илеш, повтори это ещё раз. Я мечтал это услышать с первого дня. – Скажи мне это опять, – произнёс со страхом в голосе Ленад. Он боялся потерять, или поверить, что это всё происходит с ним.
По телу пробежала новая волна чувств, но они уже обжигали даже кожу, ей хотелось быть с ним, но она не знала, что делать дальше. Илеш еле говоря, шёпотом произнесла – Ленад, теперь командуй, возьми моё тело. Ты перевернул меня, во мне проснулось то, что я даже не знала, что живёт во мне, но я честное слово вообще ничего не понимаю в любовных делах.
– Доверься мне, жизнь моя, – произнёс он, освобождая свои руки от объятий.
Чёрная копна волос Ленада припала к плечу Илеш. «Это волшебно!»-подумала она про себя. Тем временем, поцелуи один за другим сыпались по её белоснежной коже. Губы блуждали, по длинной шеи, изредка останавливаясь, в каком ни будь одном месте, но не для отдыха, просто аромат тела заставлял нос вдыхать это глубже, как будто он собирал нектар с него. Нежные прикосновения его рук, приводили её тело в восторг, у неё подкашивались ноги и если бы не поддержка Ленада, она бы уже давно лежала бы на полу. Она пыталась контролировать ситуацию, но это ей всё меньше удавалось, да и не хотелось. Пытаясь, что то сказать она просто хотела взять паузу и понять, что с ней происходит.
– Вот это всё есть, заниматься любовью?
– Нет, это рассвет, а утренняя симфония будет попозже. Продолжение будет ещё прекраснее. Ленад расплылся в улыбке. И Илеш вновь утонула в его ласках, ощутив по телу странную слабость, забравшая последние силы бороться. Она совсем потеряла голову, растворяясь в его поцелуях, до боли наслаждаясь ими.
Прикосновение к чему-то холодному обожгло спину, а вместо одеяла тело Ленада накрыло её. Всё, что было на них, оказалось на полу – это им уже не надо было. Они пытались отдаться друг другу и не важно, что для кого-то это был первый раз, ими управляла природа, даже магия здесь тихо подобрав хвост удалилась. Каждая клетка на теле пыталась найти себе подобную и поглотить её, надобность дать волю рукам, губам, языку даже не обсуждалась, она была отдана на откуп чувствам, попавшим под управление звёзд с неба. Кожа как губка впитывала знакомые ощущения, перерабатывая их через себя поглощая даже горечь как мёд. Ведомые страстью, что могла бы в ночи осветить всю долину, отдавшись сердцу, что в сумасшедшем, но едином ритме принуждала забываться на выдохе и возвращая влюблённых на вдохе, каждый раз рождалось вновь и вновь. Руки бегали по телу, подминая под себя все бугорки, губы закрывали кляпом рот другого, делая, так что даже если он и открывался, так для того, чтобы схватить глоток воздуха и продолжить. Только стон мог помешать тишине, наслаждаться телами, уже не обращавшими ни на что внимание, отдались друг другу. Любое движение несло в себе чувство удовлетворённости, не боясь при этом с каждым вздохом, всё глубже и глубже погружаться друг в друга. Получая удовольствие от каждого мига, каждого вздоха они даже не хотели думать, что с ними было и тем более, что будет Единственное, что их останавливало это когда они вспоминали, что нужно дышать, и набирая в лёгкие новую порцию кислорода наполняли воздух новыми стонами слетающим уже с покусанных губ. Отдыхать они будут потом, даже нежность уже стала подменяться механическим потребностям двигаться двум телам в такт, отдаваясь бешеному ритму в плен забирая с собой и душу. Ночь нельзя удивить темнотой, как и белые простыни – страстью, Ленад и Илеш обернувшись в них обоих, дожидались рассвета, отодвигая все мысли, что он им несёт.
В долине уже давно не звучала музыка, после того как война была проиграна это был первый запрет наложенный на эти земли. Зная нрав новой королевы, ослушаться ни кто не решался, и все попрятав свои инструменты, тихо приклонив голову, отдались тишине. Даже «Дом Музы», к нему раньше боялись прикоснуться, сегодня больше напоминал пристань для нищих и бродяг, чем храм, где раньше жила Утренняя симфония.
Девушка, лежавшая посреди комнаты, зажав губы, думала, как не закричать, боль пронизывающая всё тело, раз за разом пыталась надавить на скулы и раскрыть рот и известить вокруг стоящим женщинам, что она уже без сил и сопротивляться она просто уже не хочет. Но назад пути не было, так распорядилась природа, когда кто-то свыше решила, что самую тяжёлую миссию – рожать, возьмут на себя слабые мира сего. За стенами храма, последние зимние ветра пытались показать всю свою силу перед наступающей весной. Устроив бал, где правила Королева Холодов с голосом сотни птиц она на прощание решила сделать, так чтобы её ни забыли, до следующей зимы. Ветра, путаясь между сводами храма, создавали ощущение шума напоминавшего прибой моря, подкатывающегося к берегу спешил убраться восвояси. В какой-то момент девушка уже не сдержалась и, разжав губы, добавила к музыке прибоя свой крик, подхваченный очередной волной ветра он быстро разнёсся по храму как вестник от короля с важным сообщением. Очередной приступ боли нарисовал гримасу и, путаясь в улыбке застыв на мгновение, придал лицу оттенок страха. Каждый новый поток ветра нёс в себе холод и мороз, оставляя его на стенах, на полу повсюду, где только можно он превращал зал в ледяную пещеру. Два костра, их смогли каким-то чудом разжечь вокруг роженицы давали больше света, чем тепла. Еле трепещущее пламя извивалось по не видимой спирали и любая попытка разрастись, дать больше света или тепла уносилось ветром, куда-то вверх оставляя людям слабую надежду согреть не только себя, но и младенца, которого здесь ждали.
На полу было пару одеял и какая-то солома, собранная наспех с пола. С первыми же схватками, её положили туда, сняв не только платье, но и сорочку, нагая она лежала так с восхода солнца и луна, приготовившись её уже заменить тоже, не обещала ничего кроме мучений. Тело то и дело сводило судорогой от боли, боль, казалось, была уже вечной, заменила все её ощущения. Даже тот холод, что положил на стены иней и леденящий ветер, залезающий в каждую щёлку, волновал её мало. Страх жил с ней все эти месяцы, она очень быстро поборола или просто от безвыходности легко рассталась с ним ради одного – она хотела своему телу помочь дать новую жизнь, зародившейся в ней девять месяцев назад. Всё, что произошло в ту ночь, многие бы назвали ошибкой. Но не она. Она не сожалела ни о чём и готова была повторить то же самое ещё раз. Это были её первые роды, будут ли они последние, она не знала. Про отца ребёнка она ничего не слышала всё это время, как она вынашивала его. Слухи, доходившие до неё, были настолько противоречивы, что она просто сославшись на войну, закрыла глаза и уши на любую информацию. Она хотела мальчика, лишь потому, что он отомстит за всё, что сделала с этим краем война. Мысли о том, что месть будет, так её захватила, что даже на какой-то момент она забыла о главном.
Две женщины вызвавшиеся помочь ей бесцеремонно вернули её к реальной жизни.
– Тужься, тужься дорогуша, сам он не выйдет! Поверь нам ему там хорошо! – кричали они ей так, что даже ветер испугался и, дойдя до середины комнаты, поднялся через щели в оконных рамах. Как могла она напрягла все силы, а две деревенские женщины как будто заклинали между её раздвинутыми ногами, что-то шепча себе под нос и со всей силой крича на роженицу:
– Не хватает музыки! Но не те времена!
Девушка, закрыв глаза, вспомнила, как тащила своего любимого из тьмы, когда та пыталась его поглотить во время поиска в лесу ночлега. Вспомнила камнепад, где только чудом не засыпало их при переходе вершин у моря – она ещё раз напряглась с удивительным мужеством, чтобы ещё раз попробовать приблизить момент появления своего младенца на свет. За это всё время она ни разу даже не назвала про себя своего ребёнка – девочкой, с первого дня это был – «Мой малыш, мой богатырь». И вдруг она почувствовала невероятную лёгкость и даже какую-то пустоту в нижней части тела, что-то скользкое в виде комочка живой плоти выйдя из неё, попало в руки её помощниц. Сделав невероятные усилия, пытаясь упереться руками в стол, она присела на полу и стала рассматривать в темноте маленький свёрток в руках этих женщин. Она интуитивно потянула руки вперёд, чтобы ей отдали его, но, не удержавшись, обратно положила всё тело на пол. Одна из женщин взяла этот сморщенный комочек плоти за крошечные щиколотки, приподняла его и, приложив руку к попке младенца, тихонько его шлёпнула. С её рук сразу же сорвался крик, быстро облетевший весь храм в каждом уголку, рассказывая о его маме, героине выдержавшей эту пытку и теперь он здесь и с вами.
– Положи его ко мне на живот, дай мне его обнять! – плача или от отпустившей её боли или радости произнесла Мама.
– Дай мне его! Покажи мне его хотя бы! – и она, протянув руки вверх, потеряла сознание.
Одна из женщин пыталась оттереть кровь с новорождённого, что-то ему напевала, он громко вопил, заполняя собой всё, что только мог. Дав ему пару секунд на серенаду первого дня (так раньше называли этот крик) завернули его в пелёнку, под быструю руку, сделанную из сорочки мамы и, положив свёрток матери на живот отошли.
– Назовём тебя Ленад, в честь нашего принца, что не хочет приклонять голову перед новой королевой – устало произнесла одна из женщин. – Младенец пытался поднять шею, тараща на маму свои глазёнки, удивительной голубизны он уже требовал внимания. Он был по-своему красив и как все новорождённые смешной, ещё эти светлые густые волосёнки, торчащие во все стороны, придавали ему ещё более комический вид.
– Мамочка, вам, всё-таки предстоит встать умыться и вскоре покормить своего богатыря, – с улыбкой на лице произнесла одна из женщин, обращаясь к телу лежавшему на полу. Во время того как она говорила она присела на пол и пыталась поцеловать малыша и маму вместе.
Не успела она прикоснуться к маме, как ворота в храм с шумом и треском раскрылись, прежде чем появиться в дверях незваным гостям, ветер влетел внутрь, затушив два костра. Они хоть как то согревали это помещение до этого. В залы ворвалась восемь облачённых в доспехи рыцарей, каждый из них проходя ворота, занимал определённое место, держа в руках огромный факел. Женщина, наклонившись, взяла ребёнка в руки пыталась так же поднять и мать с пола. Когда она поняла, что та не встаёт потому, что по-прежнему, прибывает в состоянии обморока, начала успокаивать ребёнка.
Въехавший всадник остановил коня посреди всего этого хауса. Дождавшись, когда один из стражей протянет ему руку, и поможет слезть, отрывисто спросил:
– Где младенец? Голос, исходящий от рыцаря на коне был женский и через пару секунд сняв шлем, мотая головой, раскидав волосы по доспехам – предстала Королева.
– Вот он, госпожа! – испуганным и дрожащим голосом выговорила она.
Королева повернувшись к нему, застыла, как рыцарь после длинного похода увидевший долгожданный алтарь. На лице каждое мгновение появлялись новые чувства. Страх заменяла радость, восторг жутким удивлением, а слёзы заполняя глаза, придавали этой ситуации ещё большую путаницу. Прикоснувшись к нему рукой, она отодвинула с личика покрывало и улыбнулась. Всматриваясь в его глаза, она как будто искала с кем то сходство, голубые глаза излучали столько света и тепла, что она накрыла его обратно и отвернулась.
В голове у неё мысли менялись одна за другой, самые мрачные мысли приходили на смену самым радостным и счастливым. Она ещё не знала, как она поступит точно, не знала – как сделать так, чтобы это было правильно – она знала лишь, что непременно сделает это! Всевышние силы оказались настолько благосклонны к ней, что дали ей вполне достаточно времени, чтобы обдумать свой план. Вдруг она почувствовала приступ слабости и пошатнулась, положив одну руку на своего коня, она получила опору, это ей позволило просто стоять.
– Леди, вам надо вернуться в замок и лечь в постель, вы третьи сутки в дороге! – подошедший сзади рыцарь женским голосом произнёс эту фразу
– Мы забираем его с собой, её тоже: если она ещё жива. Произнесла королева, уже выезжая из храма.
Одна из женщин, отвернувшись от всех, что-то запихивала себе под платье.
Это были записки Илеш в очень странной форме
Когда во мне всё это появилось, я испугалась. Мало того, что не слышу, так ещё и появилось желание рисовать. Я решила тогда не разбираться в себе, а просто записывать и зарисовывать всё, что приходит ко мне. Для этого оставила место в дневнике наверху. Думала, что когда-нибудь я всё-таки найду ответ на это странное пришествие в красках и рифме. О том, что я не слышу, не знал никто. Скрыв это от всех, я научилась чувствовать не только то, что думают люди, но и видеть их чувства, скрытые словами. Только ради того, чтобы не понимать всех, я просила у высших сил вернуть мне слух. Я хотела просто слышать. Это, как слепой, видящий краски во сне, и мучающийся в реальной жизни, вспоминая их на чёрном фоне. Так же и я, принимая первые изменения вокруг себя в виде вибрации воздуха под напором семи нот, дописывала сама свою симфонию каждое утро. Слушая людей, я становилась ещё и немой от их обмана, или точнее любви к нему. Хотела просто слышать, но мне наверно была приготовлена другая судьба, и я её приняла, обернувшись в неё как в тёплое одеяло зимним вечером. Ниже я такая, как есть или какой хотела бы стать. Я не предприняла попытку найти выход или сделать выбор не из-за того, что я слабая, а наоборот, я считаю себя очень сильной и способной выдержать любой удар судьбы и выйти победителем. Не сопротивляться, а бороться за то, что по праву принадлежит тебе – это мой главный девиз в жизни. Когда я танцевала с веером, мечтала никогда не применить его стрелы ни для защиты и не для нападения, но всегда была готова поменять плавный танец ветра на военный ритм тела. Также и в жизни: не знаешь, что тебе уготовлено. Но лучше быть готовым ко всему. – «Вот как?», – этот вопрос мучал меня всё время, не найдя пока ответа, я отложила его в сторону, но не забыла.
– «Держать открытым сердце» – я таких в долине не встречала. Сама жизнь становилась ключом, что закрывал его. Наверно в поисках Чуда я и покинула свою деревню. К сожалению, слишком поздно поняв, что именно эти строки и были самые правильные —
Дочитав свёрток до конца, я обратил внимание, что на обратной стороне тоже что-то написано. Удивляться я уже устал и решил просто посмотреть. Это была сказка, мы её пару раз с Анилом обговаривали. Он всегда говорил: – «Со сказкой надо быть осторожным, это может быть самая правдивая история». Но меня всё-таки удивило одно: сказка была словно написана для рисунков моих учеников. Некоторые места просто были описанием картин, развешанных в моём доме. Анил в очередной раз посмеялся надо мной. Мне оставалось только расставить картины в нужные места и ждать приглашения наверх. Назавтра, забрав свиток в школу, я решил прочесть его детям и предоставить возможность разместить свои рисунки самим. И вот, что с этого получилось.