Я подъехала на такси к зданию морга на 30-й Восточной улице, вышла из машины и зажмурилась от яркого солнца. Санитар с пустой каталкой прошел мимо меня ко входу в здание, и Майк Чепмен придержал открытые двери, пропуская его. Странно было слышать пение, раздающееся в этом мрачном месте, куда мертвецов везли на свидание с патологоанатомами.

— «Видишь эти пирамиды у Нила…» — напевал Майк вполголоса, скорее в стиле ду-уоп, чем в манере Джо Стаффорд, которая записала эту песню в 1956 году.

Майк одной рукой опирался на дверной проем так, что мне пришлось пригнуться, а другой махнул в сторону водителя «Скорой помощи», как раз дойдя до заключительных слов песни «Ты принадлежишь мне».

— Смотри, сейчас укушу, — пригрозила я. — Ну что у нас там с конгрессом по мумиям?

— Это Четвертый Всемирный конгресс — этакая грандиозная тусовка ученых. Среди них, наверное, Маккинни мог бы подцепить парочку подходящих специалистов для своего семинара по убийствам.

Окружная прокуратура каждый год проводила съезд высокопоставленных представителей разных правоохранительных ведомств, где обсуждались новейшие достижения в расследовании и судебном рассмотрении дел, связанных с убийствами. Проект этот был любимым детищем Пэта Маккинни, и в течение года он уделял немало времени поиску самых компетентных и передовых экспертов и самого неудобного и неподходящего жилья для делегатов.

— Нет, правда, что ли, такое проводится? — не поверила я.

— Мисс Дрекслер считает это собрание чуть ли не вторым по значимости после папской консистории. Каждые три года веселая компания палеопатологов и египтологов собирается, чтобы обсудить важные вопросы в области исследований мумий, древних и современных. Читают доклады, знакомятся с новыми методами, сравнивают образцы иероглифов… Ну и все в таком духе.

— И что за темы?

— ДНК в мумиях, человеческие жертвоприношения в Андском высокогорье, паразиты, поселяющиеся в мумифицированных трупах.

— Гейлорд не мог пропустить этот конгресс? Или послать кого-нибудь из своей свиты? Как там… Алан Дершовитц дает интервью каналу Си-эн-эн с пляжа нудистов возле Мартас-Виньярд. Уверена, этому парню мы бы предложили нечто поинтереснее.

— Он читает ключевой доклад в эти выходные «Этические аспекты исследования праха представителей древних цивилизаций». В данном вопросе он, должно быть, самая заинтересованная персона. Как говорит Дрекслер, это весьма сложная проблема в музейном деле. Вещи, которые еще пятьдесят или сотню лет назад воспринимались нормально, сегодня табу. Это затрагивает прежде всего отношение к раскопкам священных могил и тему надругательства над духами умерших.

— А почему выбрали именно Чили? — удивилась я.

— Там есть пустыня под названием Атакама. Одно из самых безлюдных мест на Земле.

— Ты знал это? Там, наверное, проходила какая-нибудь битва.

— Никогда о ней не слышал, — признался Майк. — Это все я знаю благодаря мисс Оперативность, моей связной с главным знатоком мумий. В северной части Чили есть небольшой городок Арика, расположенный рядом с пустыней. Хотя о самом городке я знал. Перу его отдало Чили после Тихоокеанской войны. По Анконскому договору.

— Ты знаешь о таких войнах, о которых я даже не слышала.

— Чего я не знал, так это что сухой климат Атакамы просто идеально подходит для длительного хранения человеческого тела. Сущий рай для мумий. Там их, возможно, больше, чем во всей долине Нила.

— Интересно, Гейлорд едет туда потому, что ему нечто известно, или он, наоборот, хочет что-то узнать?

— Мне очевидно одно, — сказал Майк. — Кто бы ни был убийцей мисс Грутен, ему нет надобности ехать на это ученое собрание. Тот, кто ее прикончил, этот курс уже прошел. А ты полагаешь, Гейлорда надо остановить для пущей верности?

— На каком основании? У нас на него ничего нет. Думаешь, он не вернется?

— Ева Дрекслер говорит, что ко вторнику он будет на работе.

— Меня больше беспокоит Пьер Тибодо, — призналась я.

— Ева сейчас как раз пакует его вещи. Образцы ее ДНК тебе не нужны? Могу поспорить, что на всем его добре остались следы слез. Думаю, она готова поехать за ним хоть до самого Парижа.

Когда мы подошли к кабинету доктора Кестенбаума, тот уже вернулся из Челси, где произошла кровавая резня.

— Итак, что вы уже знаете о ядах? — обратился он к нам обоим.

— Начните с самого начала, док, — попросила я. — Мы в этом вопросе дилетанты.

— Катрину Грутен отравили мышьяком. Я передал образцы ее тканей и волос для токсикологической экспертизы и анализа митохондриальной ДНК, правда, результаты будут не скоро.

— Вчера вы лишь предполагали, а сейчас в этом уверены?

— Налицо несколько явных симптомов, Алекс. Во-первых, я сразу заметил у нее на ногтях четко выраженную линию Миза.

— А что это?

— Белая поперечная линия на ногте, свидетельствующая о присутствии в организме мышьяка. Вы упомянули, что когда сдвинули крышку саркофага, то сразу уловили сильный запах. Я тогда спросил, что он вам напоминал, а вы ответили, что в нем ощущалась пряная, пикантная нотка. Я еще подумал, неужто чесночная. Затем я увидел выпавшие волосы и ресницы — это уже несомненный признак большого содержания в организме мышьяка. Разумеется, полный отчет вы получите позже, к началу следующей недели, а это мои первоначальные наблюдения, сделанные до вскрытия.

— Док, а вам доводилось когда-нибудь видеть тело в такой сохранности?

— Ни разу. Это противоестественно. Но ручаюсь, что никаких хирургических действий, чтобы добиться этого, с телом не производилось.

— Осталось выяснить, предвидел ли это убийца, когда прятал ее тело, или же подобное состояние результат чистой случайности. Правда, не без участия климатического фактора, так?

— Полагаю, Майк, именно так. Когда у меня на руках будут результаты токсикологической экспертизы, надеюсь, подтвердится мое предположение, что убийца мисс Грутен не пытался скрыть следы ее отравления мышьяком.

— Что вы имеете в виду? — не поняла я.

— То, что он не рассчитывал, что ее найдут спустя шесть месяцев, если вообще…

— Или даже спустя год, на другом континенте.

— Что было бы еще лучше для него. Не похоже, чтобы жертве давали мышьяк в малых дозах. Думаю, убийца рассчитал все так, чтобы ее тело долгое время пролежало в каком-то укромном месте, где бы потихонечку разложилось, прежде чем кто-нибудь спохватился бы на ее счет.

— А в питьевой воде не бывает мышьяка?

— Знаешь, Куп, нужно испытывать очень сильную жажду, чтобы суметь так вот упиться. Можешь позвонить моей маме. Она не нарадуется тому, как пригодилось мне мое образование. Сначала нахожу Нетленную. Сейчас могу поразить тебя знаниями об Альбертусе Магнусе — Святом Альберте Великом — он ведь тоже причастен к этой теме. Кажется, это он первым выделил мышьяк в натуральном виде. Я прав, док?

— Да, Майк. Со Средних веков это был один из самых популярных способов отравления. В течение какого-то периода он был столь доступным средством убийства, что англичане называли его не иначе, как «порошок наследников». Идеальный способ устранить члена семейства, в чьих руках были финансы.

— И твоя правда, Алекс, — обратился ко мне доктор, — мышьяк присутствует в питьевой воде в различных соединениях, которые попадают в воду с поверхности Земли. Большой процент соединений мышьяка в промышленных отходах. Есть он и в рыбе, и некоторых других продуктах. Но если бы Грутен отравилась питьевой водой у себя на работе или дома, не она одна почувствовала бы себя плохо. Стало бы плохо всему району.

— И как ты себе это представила, Блондиночка? По-твоему, она сначала наглоталась водопроводной воды, потом легла в древний саркофаг и над ним вдруг задвинулась крышка?

— Но ты ведь в курсе, что Баталья станет допытываться, есть ли хоть малейшее основание думать, что Грутен умерла в результате несчастного случая. Вот я и пытаюсь сразу отсечь все очевидные нестыковки.

— Разумеется, бывают и случайные отравления мышьяком, — подтвердил доктор. — Припоминаю, как в прошлом году к нам поступил мужчина, который во время столярных работ вдохнул пары одного химиката, каким обрабатывают дерево. В составе средства был и мышьяк, а мужчина по беспечности не надел защитную маску, вот яд и проник через его слизистую оболочку. То есть его можно вдыхать, съедать, выпивать, хотя ничего из этого делать не рекомендуется.

— Со временем проявляются какие-нибудь симптомы? — уточнила я.

— Да. При легком отравлении пациент, скорее всего, будет жаловаться на тошноту, озноб, потерю аппетита, расстройство кишечника, вялость. Малые дозы заставят человека страдать, но не убьют. При более тяжелых отравлениях наблюдаются поражения кожи, хронические головные боли, металлический привкус и чесночный запах изо рта, а также повреждение печени, но последнее заметно уже после вскрытия.

— Док, а вы можете сказать хотя бы приблизительно, как долго это продолжалось в случае с Грутен?

— Для этого необходимо сделать анализ ее волос. Это даст нам более-менее точное время отравления.

— Каким образом?

— Человеческие волосы вырастают в среднем на полтора сантиметра в месяц. Один миллиметр волоса соответствует двум дням роста. Как только результаты анализа окажутся у нас в руках, можно будет точно определить, когда Грутен впервые приняла мышьяк. Если судить по общей картине, то, думаю, у корней ее волос концентрация мышьяка будет раз в пять или шесть выше.

— На теле или на гробе не было никаких следов, что указывали бы на того, кто мог это сделать?

— Я сохранил старинное льняное покрывало. Скорее всего, раздели какую-нибудь реликвию и закутали тело Грутен. Поэтому есть шанс обнаружить какие-то следы первого владельца сего облачения. Это более реально, чем найти на нем следы убийцы.

— А как же отпечатки?

— Не думал я, что вы, Майк, оптимист. В лаборатории, конечно, все тщательно осмотрят, но мне почему-то думается, что тот, кто возился с трупом, надел резиновые перчатки. Чтобы их иметь, не надо быть врачом. Перчатки можно купить в любой аптеке или хозяйственном магазине.

— А где, по-вашему, можно взять мышьяк?

— Он встречается в инсектицидах, таких, к примеру, как парижская зелень. В ядовитых газах. Кстати, ваше вчерашнее предположение, что Грутен имеет отношение к музею Метрополитен, подтвердилось?

— Да, — кивнула я.

— Мышьяк входит в состав многих красок, Алекс. Поэтому в любом художественном музее может оказаться на удивление приличный запас смертельных ядов. Из щелока, свинцовых белил и мышьяка получаются превосходные цветовые сочетания, стоит только их держать подальше ото рта, поэтому эти вещества наверняка должны быть у любого уважающего себя художника. — Кестенбаум повернулся к Чепмену. — Майк, вы, кажется, хотели осмотреть ее вещи?

Доктор вручил нам по паре резиновых перчаток и показал на коричневые бумажные пакеты, лежащие на дальнем конце стола, за которым мы сидели.

Я открыла первый пакет и достала бюстгальтер небольшого размера. Он был стареньким, изношенным, так что даже надписи на его этикетке от многократной стирки почти стерлись. Во втором пакете лежали трусики Катрины. Как и бюстгальтер, они тоже были поношенными. В третьем пакете были брюки из грубой шерстяной ткани в клетку. И эта вещь из гардероба Грутен, изготовленная фирмой, которая рассылает свои изделия по почтовым заказам, основательно пообтрепалась.

В четвертом пакете лежал пуловер из тонкой шерсти.

— Куп, ты чем-то удивлена?

— Эта вещь принадлежала не тому, кто купил все предыдущее.

— С чего ты это взяла?

— Во-первых, она из кашемира. Потом это не ее размер. — Я взяла пуловер, чтобы рассмотреть его получше. — Он слишком велик для хрупкой Грутен. И, в-третьих, этикетка указывает на то, что вещь куплена в одном из самых дорогих магазинов на Мэдисон-авеню. Где тут фотокамера?

Кестенбаум показал на дверь.

— Повернете направо и в конце коридора увидите кладовую. Там лежит одна.

— Отнесем вещи в лабораторию, пока же я хочу проверить все по этому пуловеру. Может, нам удастся узнать, купила ли его сама Грутен или же это чей-то подарок.

Я протянула Майку фотоаппарат, чтобы он сделал снимки орнамента, украшавшего ворот и манжеты. Вещь была эксклюзивной, поэтому вряд ли подобных бледно-персиковых пуловеров продано много.

— Он стоит где-то около пяти сотен долларов.

— Это при жалованье музейного служащего? Да весь мой гардероб, начиная с ползунков и заканчивая галстуками, не тянет на столько! — воскликнул Майк.

Кестенбаум взял со стола конверт.

— Добавьте и это к вашим уликам. Я нашел его в кармане брюк. Возможно, это вам подскажет, где мисс Грутен оставила вещи, отправляясь на свой последний обед.

Я открыла конверт и достала красный квадратик бумаги с номером 248. Он был похож на корешок квитанции из гардероба, находящегося где-то между моргом и Каиром.