— Конечно, у него была пушка, — сказал Майк. — Ведь он агент.

Мы втроем сидели в приемной Секретной службы.

— С чего ты взял, что он агент? — спросила я. — Мы понятия не имеем, кто он такой. Два часа назад он угрожал мне пистолетом, а ты пытаешься его оправдать?

— Не кипятись, блондиночка. Ты видела его среди бела дня внутри здания, где охраны столько, что муха не пролетит. Я уверен, что с документами у него все в порядке. Возможно, у старины Гарри был сын. Возможно, это его наследник — суперагент Стрэйт-младший. Ведь он должен как-то входить и выходить из этого здания, верно? Кстати, я сомневаюсь, что он действительно наставил на тебя пушку. Он не стал бы вытаскивать ее без веской причины.

— Я и была этой веской причиной.

— Отлично. Значит, мы напишем рапорт. Ты дашь описание машины, и к вечеру ее объявят в розыск. Но учти, что ты гналась за ним по улицам как фурия. Наверно, бедолага подумал, что должен себя защищать.

— Мы можем его вычислить? У всех сотрудников на Федерал-Плаза есть пропуска с фотографиями.

— Когда федералы пришли к тебе через день после появления Стрэйта в суде, ты даже не смогла описать его внешность. И что ты будешь делать теперь? Сидеть и разглядывать тысячи снимков белых мужчин с нездоровым цветом лица и стрижками под «ежик»?

— Почему нет? Вчера я сразу узнала его в толпе.

Время близилось к двум. Из-за моего опоздания мы попали в обеденный перерыв, и агент, который согласился с нами встретиться, попросил нас подождать и ушел на другую встречу.

В приемную вошла элегантная женщина моложе меня и направилась к нам.

— Я Альвино. Лори Альвино. Простите за сегодняшний кавардак. Вы нашли мужчину? — спросила она, пожимая мне руку.

— С этим у нее всегда проблемы. Вас тоже это стало беспокоить? Меня зовут Майк Чэпмен. Это Мерсер Уоллес и Александра Купер.

Она провела нас в свой кабинет, более просторный, чем маленькие комнатушки тех агентов, с которыми я встречалась обычно. Это явно указывало на ее высокий статус.

— У вас отличная каморка, Лори, — заметил Майк. — Высокий потолок, стеклянные перегородки, прекрасный вид на Бруклинский мост.

— Я нахожу деньги. — Альвино улыбнулась. — Вот за что меня любят федералы. Моя специальность — розыск любых государственных активов, здесь и за границей. Мне сказали, что вам нужны сведения о монетах короля Фарука?

— Да, мэм.

Альвино уточнила, что нам известно из рассказа Бернарда Старка, и продолжила его историю.

— В то время американское правительство сотрудничало с людьми Фарука. Речь идет о 1944 годе и вообще о Второй мировой войне. Он уже стал королем — двадцатичетырехлетний юнец, богатый, как Крез.

— Тогда он и начал собирать монеты?

— Вот именно. У него были скупщики по всей Америке. Они из кожи вон лезли, чтобы достать королю что-нибудь редкое и необычное. Чем дороже, тем лучше.

— А как они отправляли товар в Египет? Неужели такие ценные вещи свободно выпускали из страны?

— Конечно, нет. Фарук использовал свой королевский титул, и покупки отправляли с дипломатической почтой. Его люди прекрасно знали правила.

— Какие правила?

— После принятия Франклином Рузвельтом закона о золотом стандарте экспорт золота запретили, за исключением тех случаев, когда министерство выдавало специальную лицензию.

— На любое изделие из золота? — спросила я. — Даже на одну монету?

— Верно, — кивнула Альвино. — Чтобы получить такую лицензию, надо было доказать, что монета получила коллекционную ценность раньше 1933 года, то есть до принятия закона.

— И как это можно было доказать?

— Обратившись к хранителям Замка.

— Какого замка?

— Прошу прощения. Я имею в виду Смитсоновский институт — наши ребята обычно называют его Замком. Эксперты института определяли уникальное достоинство каждой монеты.

— И часто такое случалось?

— Очень редко, — ответила Альвино. — Во время войны весь мир перевернулся, и люди мало интересовались нумизматикой. Экономика Европы лежала в руинах. Так что Фаруку было где развернуться.

Мерсер вмешался в разговор.

— Я понимаю, что это не самая древняя история, но все-таки она имеет отдаленное отношение к вашей работе. Откуда вы так много знаете о тех событиях? Вы недавно прослушали ознакомительную лекцию?

Альвино покраснела.

— Честно говоря, две недели назад мне пришлось специально заниматься этой темой. Я собрала все эти данные по запросу другого лица. — Она указала на папки с материалами по коллекции Фарука.

Чэпмен изобразил свою фирменную улыбку «доверься мне, и ты не пожалеешь».

— Я его знаю, Лори?

Она улыбнулась и пожала плечами.

— Боюсь, тут я ничем не могу помочь. Мой шеф распорядился подготовить эти бумаги для каких-то правительственных чиновников. Но на встречу меня не пригласили, так что я не в курсе, кто приходил.

Майк взъерошил свою густую шевелюру и перешел на серьезный тон. Он решил выжать из Альвино всю возможную информацию.

— Я расследую убийство. Лейтенант говорит, что преступники очень опасны. — Он бросил взгляд на Мерсера. — А мне приходится тратить драгоценное время, выясняя то, что уже давно известно им.

Лори прониклась важностью задачи. Она явно хотела нам помочь.

— Вы думаете, мы говорим об одних и тех же людях?

— Они спрашивали вашего шефа о Фаруке, верно?

— Да.

— Давайте сверим нашу информацию. О каких монетах из его коллекции шла речь?

Майк достал блокнот и пролистал его с таким видом, словно там действительно содержались сведения, которые он хотел сопоставить с ее словами.

— Я собрала много разных данных: о серебряных монетах времен Гражданской войны, о золотых слитках из Сан-Франциско с клеймом 1849 года. Больше всего шефу понравились мои исследования о «двойном орле».

Майк хлопнул блокнотом по колену.

— Черт возьми, Лори, вы нам здорово помогли. Думаю, с Гражданской войной все понятно. Теперь нас интересуют два других вопроса. Вам когда-нибудь приходилось расследовать убийство?

— Нет, что вы, конечно, нет.

Лори была сама серьезность.

— Это самая увлекательная вещь на свете. Поговорим о слитках и о той большой птичке. Я всегда хотел работать с таким напарником, как вы.

— Ладно, — кивнула Альвино.

За десять минут она подробно рассказала нам о происхождении и внешнем виде нескольких раритетов времен Золотой лихорадки, которые Фарук приобрел в свою коллекцию. Они были достаточно интересны и довольно необычны, но слишком многочисленны — и, возможно, чересчур велики, — чтобы оказаться среди вещей Маккуин Рэнсом.

— Вы когда-нибудь слышали о Максе Меле? — спросила Альвино.

Мы покачали головами.

— Мель был торговцем. Кажется, из Техаса. Именно он связался с королем Фаруком и предложил продать ему эту знаменитую двадцатидолларовую монету.

Мы все превратились в слух.

— Мель знал о пристрастии короля к редким и дорогим вещам, — говорила Альвино. — Он не только убедил Фарука в уникальности «двойного орла», но и пообещал, что тот получит разрешение на вывоз.

— Каким образом? — спросила я.

— Как только Фарук заинтересовался монетой, Мель позвонил в министерство финансов. Директор Монетного двора лично отвезла «орла» в Замок.

— Так было принято? — спросил Мерсер.

— Вы что? С этой птицей все было очень необычно.

По мере того как она рассказывала, во мне крепла уверенность, что мы на правильном пути.

— В тот же день, — продолжала Альвино, — главный эксперт изучил монету и сделал заключение, что ее коллекционная ценность появилась раньше президентского закона, который ввели в действие за десять лет до ее чеканки. По правде говоря, на парня так надавили, что, как говорит мой шеф, он даже не знал, что подписывает.

— Но эксперт согласился подать заявку на лицензию, которая узаконила монету? — спросила я.

— Да, возможно, по ошибке. Никаких следов подкупа не обнаружено, хотя кое-кто до сих пор твердит, что без взятки не обошлось. Как бы там ни было, он запросил лицензию, и двадцатидолларовая монета превратилась в маленькое сокровище.

— Документ подписал сам министр финансов?

— Разумеется. Потом представители короля купили монету, аккуратно упаковали ее в дипломатическую почту и доставили в Каир, прямо во дворец Фарука.

— Когда это случилось?

— В том-то и заключается ирония. Как вам известно, монеты отчеканили в 1933 году, потом несколько украли, а остальные пошли на переплавку, когда мы отменили золотой стандарт.

— Верно.

— Монетный двор выдал «двойного орла» представителям Фарука одиннадцатого марта 1944 года, — сказала Альвино, заглянув в свои записи. — Ровно через неделю Секретной службе стало известно, что братья Старк собираются выставить на аукцион еще один экземпляр этих якобы не существующих монет. Люди из службы были в бешенстве.

— Правительство когда-нибудь пыталось вернуть «орла» Фарука?

— Да, пыталось. Мои предшественники знали, что Моргентау выдал лицензию по ошибке. Они предпринимали дипломатические шаги, стараясь вернуть монету. Но вспомните, какое тогда было время. Шла Вторая мировая война. Египет имел стратегически важное значение, поскольку он контролировал Суэцкий канал и проход в Индийский океан. Никто не хотел портить отношения с королем из-за украденного «орла».

В разгар войны эта золотая вещица достоинством в двадцать долларов, наверно, казалась дипломатам сущей мелочью.

— А когда война закончилась? — спросил Мерсер.

Альвино полистала свои бумаги.

— Я могу показать вам письмо человека, занимавшего в то время мою должность, где он просит короля вернуть «двойного орла». К сожалению, по протоколу документ требовалось отправить сначала в Госдепартамент, чтобы получить разрешение на переписку с иностранным правительством. Тогдашние власти не дали своего согласия.

— Почему?

— На их языке это называлось «политической нецелесообразностью». В 1948 году разразилась арабо-израильская война, и Фарук стал крайне непопулярен у себя дома и за границей. У него и так хватало проблем, чтобы еще думать о возращении «орла».

— По-вашему, в то время можно было предсказать будущую стоимость монеты?

Она рассмеялась.

— Не думаю, что речь могла идти о сумме большей, чем несколько тысяч долларов. Семь миллионов тогда казались астрономической цифрой. Никто бы не поверил, что такое возможно.

— На мой взгляд, семь миллионов и сейчас явный перебор, — заметил Майк. — Итак, толстяка свергли в 1952-м. И он удрал в…?

— В Рим, — ответила Альвино. — Ему всегда нравилась сладкая жизнь, la dolce vita. В молодости его называли «Ночным бражником».

— Да, — кивнул Майк, — мы слышали.

— Привычка — вторая натура. Он продолжал ходить по ночным клубам: «Хант Клаб», «Пикколо Слэм», «Буат Пигаль», «Виа Венето». Ездил на свадьбу Грейс Келли со своим венценосным приятелем — князем Ренье. Фарук всегда был плейбоем.

— Когда он сбежал из Египта, кто-нибудь знал, взял ли он с собой птичку? — поинтересовался Майк.

— Хороший вопрос, — улыбнулась Альвино. — Боюсь, вряд ли кто-то может на него ответить. Египетские революционеры — их возглавлял генерал Насер — не дали Фаруку времени забрать сокровища. Но за несколько месяцев до изгнания он успел вывезти достаточно денег, драгоценностей и всяких ценных вещиц, чтобы до конца дней жить по-королевски.

— Человек без страны. Но, возможно, с «двойным орлом». — Майк прикинул хронологию событий. — Значит, он приобрел золотой в 1944-м, покинул Египет в 1952-м… И когда монета всплыла снова?

— Почти пятьдесят лет спустя. Все думали, что она осталась в Каире, когда в 1955-м «Сотби» неожиданно включил ее в каталог сокровищ Фарука и выставил на продажу. Узнав об этом, Секретная служба обратилась к американскому консулу в Каире и попросила правительство снять «двойного орла» с аукциона и вернуть в Штаты.

— Выходит, монету так и не продали?

— Нет. Но домой она тоже не попала, — сказала Альвино. — Насер заявил, что это недоразумение. Якобы Фарук увез «орла» с собой. И в Египте монету давно никто не видел. В общем, она исчезла без следа.

— А та штуковина за семь миллионов долларов, которую Старки продали в 2002-м, когда она появилась в стране?

— Не раньше 1996 года, через пятьдесят лет после того, как ее отправили в Египет.

— И кто ее привез? — Меня заинтриговало это причудливое путешествие монеты.

— Довольно известный британский нумизмат, который прилетел сюда с частным визитом и назначил встречу некоему американскому гражданину. Завтрак в «Уолдорф-Астория».

— У вас чертовски коварная улыбка, Лори, — подмигнул Майк. — Не иначе, ваши ребята сидели под столом.

— Угадали. После нескольких перехваченных звонков и записанных на пленку разговоров наши агенты взяли парня за жабры.

— И поймали «двойного орла»?

— Верно.

— Британец объяснил, где он его взял? — полюбопытствовал Мерсер.

— Он рассказал довольно туманную историю. О том, как после переворота к нему обратился какой-то египетский полковник и предложил купить монету. Никаких имен и документальных подтверждений представить не смог.

Лори Альвино заколебалась. До этого она сказала, что шеф поручил выложить нам всю информацию.

— Кроме того, в дело вмешалась разведка.

— А в чем проблема? — спросил Майк.

— Наверно, вы слышали, что правительственные службы не слишком ладят друг с другом. — Лори обвела нас взглядом, словно желая посмотреть, согласны ли мы с этим утверждением.

— Мы слишком редко с ними сталкиваемся, чтобы судить об этом, — уклончиво ответил Майк.

— Я не хочу, чтобы вы думали, что это связано с враждой агентств. Просто у каждого своя работа.

— Ладно, мы не станем жаловаться.

— Вмешалось ЦРУ, — сухо сказала Альвино. — И замяло наше дело.

— По поводу «двойного орла»?

— В том числе, — ответила Лори. — Я уже говорила о связанных с ним политических проблемах — с королем Фаруком, повстанцами и государственным переворотом. Исчезновение этой монеты и многих других вещей — всего лишь побочное следствие дипломатической игры.

ЦРУ с самого начала маячило на горизонте нашего расследования. Эндрю Триппинг называл себя его агентом. Виктор Воллис, вероятно, сотрудничал с разведкой после возвращения в Каир в начале пятидесятых. Фальшивый Гарри Стрэйт представлялся Пэйдж Воллис агентом ЦРУ, хотя настоящий Стрэйт работал в Секретной службе. Но что связывает всех этих людей — и организации — с нашим делом?

— Скажите, — спросила я, — ЦРУ действительно занималось королем Фаруком?

— Еще как. В начале пятидесятых главным человеком ЦРУ в Каире был внук Тедди Рузвельта, Кермит. Он стал близким другом короля.

— Наверно, это было трудно?

— Фарук считал клан Рузвельтов чем-то вроде королевского семейства Штатов. Это сыграло свою роль. Кроме того, у Кермита был свой человек при дворе.

— Что вы имеете в виду?

— Рузвельт привез с собой помощника — блестящего молодого дипломата, который в тридцатые годы был учителем Фарука. Он говорил на шести или семи языках и знал мировую историю лучше, чем…

Майк Чэпмен присвистнул, сообразив, о ком идет речь.

— Виктор Воллис.

— Совершенно верно, — подтвердила Лори. — Вот уж не думала, что ЦРУ поделится с вами этой информацией.

Ну и замечательно, подумала я. Мы не станем возражать. То, что мы случайно знали некоторые факты и имена, похоже, расположило ее к большей откровенности.

— Вероятно, король еще с тех давних пор очень привязался к Виктору. Они были почти одного возраста, и Фарук видел в своем учителе скорее друга. Он с удовольствием принял его во дворце.

— Зная, что тот работает на ЦРУ?

— Конечно, нет. Он считал, что Виктор занял какой-то незначительный пост в министерстве, как выпускник после практики устраивается куда-то на первое время. Воллис поселился в королевских апартаментах, где у него были собственные комнаты.

— Что давало ему широкие возможности, — добавил Мерсер.

— Выходит, ЦРУ поддерживало правление Фарука? — спросила я.

Лори Альвино покачала головой.

— Совсем недолго. Франклин Рузвельт преследовал две цели. Прежде всего, он хотел сделать Египет оплотом демократии на Ближнем Востоке, где почти весь регион склонялся к коммунизму. К тому же Рузвельт одним из первых понял, какое значение арабская нефть имеет для американской экономики. Но Фарук вел себя как избалованный ребенок, и американцы быстро обнаружили, что не могут им управлять.

— Поэтому США финансировали государственный переворот? Мы стояли за генералом Насером и Анваром Садатом?

Она прикусила губу.

— Мы не помогали им оружием, танками и самолетами. Просто пообещали, что если переворот окажется удачным, американцы не станут спасать короля.

— И когда настало время…

— Повстанцы Насера захватили контроль над египетской армией, закрыли все аэропорты, чтобы Фарук не смог сбежать на одном из своих частных самолетов, и арестовали в порту королевскую яхту. Король позвонил в американское посольство и попросил Трумэна вмешаться: Рузвельт к тому времени давно умер, — но президент ответил отказом. Победители отправили короля в изгнание: если верить слухам, вместе с семьюдесятью тюками, набитыми золотыми слитками и драгоценностями. Америка пальцем не шевельнула, чтобы помочь Фаруку.

— Но повстанцы сохранили ему жизнь, — произнес Майк.

— Насер не был глупцом. Он не хотел гражданской войны и не собирался превращать короля в мученика, — сказала Лори.

— Давайте подсчитаем, — предложил Майк. — У Фарука был дворец из пятисот комнат и куча сказочных сокровищ. Допустим, он покинул город, прихватив с собой несколько мешков золота. Остается еще четыреста комнат, полных всякого добра. Кому оно досталось?

Лори пожала плечами.

— Часть выставили на аукционе «Сотби». Часть растащили повстанцы, например его знаменитых скакунов. Все остальное, от коллекции сигар до порнографии, переместилось в резиденцию Насера.

— ЦРУ в этом участвовало?

— До известной степени. Рассказывали удивительные истории. Кто-то из агентов распивал мартини в каирском отеле «Шеферд» и курил сигары с монограммой короля. Другой вернулся в Штаты с редким собранием монет Конфедерации, когда-то составлявшим часть коллекции Фарука. И все в том же духе.

— И никого не привлекли к ответственности?

— За что? Почти каждый из них мог сказать, что получил эти вещи в подарок от короля. Попробуй доказать обратное, когда прошло столько времени.

— А Виктор Воллис тоже попользовался сокровищами из дворца?

— Воллис был довольно странный парень. Его не трогала вся эта суета. Он был ученым. То, что он взял себе, больше никого не интересовало.

— И что он взял?

— Корреспонденцию, письма, дипломатические документы. Ничего, кроме бумаги. Никто не мешал ему заодно набить карманы золотом, но, очевидно, он этого не сделал. Воллис говорил, что собирается написать книгу о Фаруке, хотя не думаю, что он ее закончил. Он покинул дворец через несколько дней после изгнания короля, и Насер позволил ему вывезти несколько коробок с документами, тем более что ЦРУ было только радо выпроводить его из страны.

Мерсер вспомнил еще одно имя, замешанное в этом деле.

— А Гарри Стрэйт? — спросил он. — Он тоже работал на ЦРУ?

— Конечно, нет. Стрэйт из нашей команды. Один из лучших агентов. Думаю, мистер Старк рассказал вам, какую замечательную работу проделал Гарри, чтобы вернуть «двойных орлов»? Настоящий профессионал.

— У него были дети?

— Гарри? Нет, он был закоренелый холостяк. Всю жизнь отдавал работе.

— Вы рассказали нам много интересного, Лори, — улыбнулась я. Мне не хотелось посвящать ее в наши неудачные попытки получить у ЦРУ материалы на Воллиса, Триппинга и Стрэйта, но я вполне могла упомянуть о бывшем короле Египта. — Все-таки странно, что через пятьдесят лет после переворота ЦРУ все еще считает сведения о Фаруке вопросом национальной безопасности. Мы ничего не смогли от них добиться.

— Десять лет в изгнании, мирная жизнь в Риме, — произнес Майк. — Вино, женщины, музыка. Счастливый толстяк. Доел свой последний ужин, выкурил огромную сигару и умер за обеденным столом. Если вспомнить судьбу других монархов: одному отрубили голову, второго расстреляли, — для короля это не самый худший способ расстаться с жизнью.

— Такова официальная версия, Майк, — возразила Лори Альвино. — Та, что попала в газеты. На самом деле, мистер детектив, короля Фарука убили.