Я вылезла из кровати, сделала кофе, надела джинсы и блейзер, села на веранде. Джейк достал из чемодана одежду для гольфа и приготовился выйти из дома.

– Ты уверена, что мне не стоит ехать с тобой?

– Да. Грех заставлять тебя уезжать из этого рая без веской причины. У тебя на Виньярде много друзей, и сегодня вечером, когда я наконец доползу до кровати в своей нью-йоркской квартире, будет очень приятно осознавать, что ты лежишь здесь, на моих простынях, и любуешься этим видом. Это я чувствую себя виноватой – обещала тебе выходные, а уезжаю с острова работать.

Я опасалась, что непредсказуемость моей работы и отдача, которой она требует, отпугнут Джекоба Тайлера, как и других мужчин.

– Слушай, если уж человек с моим расписанием и стилем жизни не приспособится к твоей работе – вот тогда действительно будет причина волноваться.

Аэропорт находился по дороге к полю для гольфа, поэтому Джейк довез меня до терминала, поцеловал на прощание, а я пообещала звонить и быть осторожной. Утром в субботу прямых рейсов на Нью-Йорк не было, поэтому я полетела до Бостона и позвонила Мерсеру – предупредить, что буду на десятичасовом челноке.

Из-за задержек на взлете я вышла из терминала «Марин-Эйр» только в одиннадцать тридцать.

– Извини, Алекс. Понимаю, ты хотела отдохнуть. Жаль, что пришлось тебя выдернуть.

– Ты же знаешь, это для меня не проблема, как девушка?

– Держится. У нее потрясающая сила духа. Она дралась с ним, как львица. Видела пистолет, но решила, что ненастоящий, так что…

– Она сильно рисковала, – заметила я.

– Не совсем. Она выросла во Флориде, где у каждого второго есть пушка. Поэтому была уверена в своей догадке. Скорее всего, она была права. Парень заткнул пистолет за пояс и начал избивать ее кулаками.

– Он ее изнасиловал?

– С юридической точки зрения, да. Он вошел в нее, но не эякулировал. Поэтому у нас не будет образца ДНК.

По закону изнасилованием считается любое проникновение во влагалище потерпевшей. Большинство женщин об этом не знает, поэтому часто говорят, что нападавший «пытался» их изнасиловать, но у него не вышло. Введение пениса, независимо от того, был ли доведен до конца половой акт, с юридической точки зрения рассматривается как акт завершенный.

– Куда мы едем?

– Сейчас она в нашей штаб-квартире, составляет фоторобот. Лейтенант подумал, что ты захочешь ее допросить подробнейшим образом, поэтому мы едем сразу туда.

– Когда она ушла из больницы?

– Мне позвонили домой, и я сразу же поехал в больницу Рузвельта. Это было в три ночи. Ей оказали помощь и отпустили. Осмотрели с ног до головы. С ней все время сидел один из адвокатов.

Кризисная программа помощи жертвам насилия в этой больнице – лучшая в городе. Как и все подобные программы, она нуждалась в средствах, и участвовали в ней в основном добровольцы, но качество услуг было на высшем уровне.

– Потом я отвез ее домой, чтобы она помылась и немного отдохнула, затем заехал за ней в девять утра и отвез на площадь Полиции.

В полиции Нью-Йорка был отдел, в чьи задачи входило создание портрета подозреваемых по описанию, потом эти картинки тиражировали на плакатах «ИХ РАЗЫСКИВАЕТ ПОЛИЦИЯ», которые развешивали в районах повышенной опасности. Некоторые детективы предпочитали рисовать от руки, другие использовали компьютерные программы. Каждый нюанс, каждая особенность, будь то густая растительность на лице или форма бровей, – все находило отражение в рисунке. В большинстве случаев результаты воспроизводили внешность преступника, как на фотографии.

В данном случае мы имели дело с серийным насильником, и художники уже составили несколько портретов. И хотя все рисунки были похожи, каждый имел свои особенности: все зависело от того, при каких обстоятельствах жертва видела насильника. Эта потерпевшая сможет внести свой вклад в составление фоторобота, который разошлют вдобавок к уже расклеенным.

– Как думаешь, ей не очень трудно будет рассказать мне все еще раз? – спросила я Мерсера. Я всегда полагалась на его суждение в этом вопросе, зная, с каким состраданием он относится к потерпевшим.

– Я на нее не давил. Подумал, будет лучше, если мы с тобой проведем этот допрос вместе, сразу узнаем, что надо, а ей придется рассказывать на один раз меньше. Она настроена по-боевому, Алекс. Очень хочет засадить этого типа за решетку на всю оставшуюся жизнь, – Мерсер завел мотор, и мы выехали на скоростную автостраду Бруклин – Квинс в сторону моста на Манхэттен. – Я обещал, что найду его и что ты засадишь его на веки вечные. Поэтому она очень хочет с тобой поговорить.

За мою бытность прокурором очень многое в системе переменилось. Женщины, которые раньше неохотно заявляли о сексуальных преступлениях, все чаще стали обращаться к нам – общество начало избавляться от предрассудков, которые окружали жертв насилия. Люди наконец поняли, что в этих преступлениях виновен только сам насильник. И все равно присяжные чаще верят тем, на кого напали незнакомцы, а не приятели, и такие процессы легче выиграть в суде. Пол Батталья, бьющийся над этой проблемой много лет, бросал на такие дела огромное количество сил. Неважно, был ли насильник приятелем, родственником, мужем или коллегой жертвы, нам давался карт-бланш на ведение тщательного расследования и вызов в зал суда любого свидетеля, который мог повлиять на благоприятный для обвинения исход дела.

– Тебе, наверно, не удалось выспаться, – заметила я. Мерсер выглядел уставшим. Всю неделю он работал над делом Кэкстон, поэтому его освободили от других дел в Специальном корпусе. И хотя он мог надеяться, что новых дел пока не дадут, именно ему позвонили, когда вест-сайдский насильник совершил очередное нападение. Мерсер работал над этим делом с самого начала, и лейтенант очень рассчитывал на его опыт и умение общаться с потерпевшими, на способность запоминать детали – слова, действия, способ совершения полового акта, – то есть все, что укажет на другие случаи из этой же серии.

В ответ на мой вопрос Мерсер рассмеялся:

– Это первая ночь за неделю, когда у меня была теплая компания, и, заметь, не Чэпмен. Я не пробыл дома и часа, когда поступил вызов, – он на секунду отвернулся от дороги и посмотрел на меня. – Это дело плохо сказывается и на твоей личной жизни да?

– Мне не пристало жаловаться после вчерашнего выходного.

Остаток пути я рассказывала Мерсеру о вечере, что провела с Джейком, и о том, как удалось отдохнуть на острове от городской суеты.

– А есть ли что-то новое по делу Кэкстон? – спросила я, когда мы припарковались за зданием полиции и уже шли по ступенькам от «Парк-Роу» ко входу.

– Да всего понемножку. Производитель нашел номер партии, из которой была наша лестница. Ее продали прошлой весной в магазин скобяных товаров в нижнем Бродвее. Мы попросили проверить чеки. Не удивлюсь, если это лестница из ее галереи. Омар наверняка имел к ним доступ. Чтобы вешать картины и прочие экспонаты. А еще мы нашли Престона Мэттокса, архитектора, приятеля Дени. На прошлой неделе он был в командировке за границей. Возвращается сегодня. Сказал, что позвонит и уже в эти выходные мы сможем с ним побеседовать.

– А что эксперты нашли у Варелли?

– В мастерской оказалось чисто, как в операционной. Кто-то умудрился войти и выйти, не оставив ни одного отпечатка, или, возможно, вытер их, перед тем как смыться. На первый взгляд, все кажется нетронутым. Единственное, что выбивалось из общей картины, – это солнечные очки.

– Рецепт нашли? – высказала я слабую надежду.

– Как бы не так. Могут быть чьими угодно, но все-таки они слишком модные для старика. Есть еще один молодой ученик, который работал на Варелли. Он был дома, в Калифорнии, весь этот месяц. Вернуться должен был только на День труда. Но он был просто потрясен смертью реставратора и прилетает сегодня навестить вдову. Мы сможем поговорить с ним в понедельник. Кстати, адвокаты Кэкстона предоставили нам остальные письма, что Дени получила от шантажиста. Майк решил, что нет смысла отправлять их на отпечатки пальцев. Их уже держала в руках сотня народу. Но он скопировал их для нас. Сказал, возьмет домой на выходные – почитать.

Мы прошли через охрану, сели в лифт и прибыли в отдел детективов-художников.

Джози Малендес сидела в компании двух детективов в штатском, ела бутерброд с ветчиной и пила содовую. Она улыбнулась Мерсеру, а я постаралась сохранять невозмутимость, когда увидела ее заплывший из-за огромного синяка левый глаз. Она робко посмотрела на меня и протянула руку:

– Вы, наверное, Алекс Купер?

Пока она доедала, мы с Мерсером ознакомились с фотороботом, составленным детективами с ее слов.

– Она утверждает, что лицо более круглое, чем говорили две последние жертвы. Более тонкие усы, но глаза и нос те же. И она убеждена, что он шепелявит. Не сильно, но заметно. Она первая, кто сказал хоть что-то важное про его речь.

– Она же и первая, кто говорил с ним. Пыталась разговорить его, заставить отказаться от задуманного, да? – спросила я, опираясь на то, что узнала от Мерсера. – И она была абсолютно трезвой, в отличие от последних двух, поэтому стоит доверять ее суждениям. Вы отдадите эти портреты в прессу?

– Да. Начальник полиции и мэр хотят, чтобы этот портрет показали в шестичасовых новостях. Не возражаете?

– Нисколько. Попросите их процитировать слова Баттальи после прошлого нападения. Тогда их не услышали из-за угрозы взрыва, информация о котором прошла той же ночью.

Мы понимали, что раз насильник действует в одном районе уже два года, эта зона очень для него благоприятна. Несомненно, он живет или работает там же, и его передвижения не вызывают подозрений. Если полиция и эксперты не смогли сдвинуть дело с мертвой точки, то вся надежда на его соседей или сослуживцев, которые заметят сходство с фотороботом и позвонят по горячей линии. Здесь самое сложное – преодолеть стереотип в сознании жителей, что твой знакомый не может оказаться насильником.

Джози доела и даже успела немного отдохнуть. Я подошла к ней, села рядом и объяснила процедуру. Детективы, что составляли фоторобот, ушли, и Мерсер сел за их стол, приготовившись записывать. Наши вопросы были намного детальнее, чем те, на которые она уже ответила; Врач, произведший осмотр, должен был знать, что с ней случилось и куда ее ударил нападавший, а полицейский, который приехал на вызов, выяснил лишь общую картину. Нам же с Мерсером надо было рассмотреть все подробности как под микроскопом. Те вещи, которые кажутся жертве несущественными, иногда становятся ключевыми для раскрытия преступления, помогают связать разные дела между собой. Я всегда начинала допрос с объяснений, почему такие нюансы очень для нас важны.

Итак, мы попросили Джози рассказать, где она была с двенадцати часов вчерашнего дня и чем занималась. И хотя это вряд ли имело отношение к тому, что произошло на ступеньках ее дома, мы не исключали возможности, что она встречалась с насильником до этого момента или что он следил за ней.

Весь рассказ Джози в полицейском отчете уместился в одно предложение:

«В обозначенном выше месте и в указанное время обвиняемый достал пистолет, ударил потерпевшую кулаками по лицу, причинив физический ущерб, а затем силой принудил ее к совершению полового акта».

Через четыре часа мы с Мерсером наконец были готовы закончить разговор. Мы знали, как подошел к ней насильник, где она была, когда заметила его, знали слова, которые он произнес в вестибюле ее дома, и что она ответила. Мы знали, в какой руке он держал пистолет, и по каким признакам она поняла, что это ненастоящее оружие.

Допрос вымотал Джози, и мы это понимали.

– Вы не можете добавить ничего, о чем мы вас не спросили, но что нам стоит знать?

– Нет, ничего, – было очевидно, что она смертельно устала.

– Вы пойдете домой? – спросила я. Было почти шесть часов.

– Нет, нет. Я не готова вернуться туда одна. Моя сестра живет в Бруклин-Хейтс. Я поживу некоторое время у нее, пока не пойму, что теперь делать.

– Это разумное решение. Уверена, социальный работник в больнице уже сказал вам, что первые месяцы будут особенно трудными.

– Знаю. Врач дал мне какое-то снотворное.

– Да, но иногда даже сон не является надежным убежищем. У вас могут быть ночные кошмары – и воспоминания. На улицах вы будете видеть людей, похожих на насильника, и ваш организм, возможно, будет на это реагировать – дрожью, желанием убежать, слезами. Все это абсолютно нормально. И поверьте, со временем все пройдет.

– Но лучшим лекарством станет поимка этого сукиного сына, – добавил Мерсер.

Один из детективов, что составлял фоторобот, сказал, что едет домой в Бей-Ридж и сможет подбросить Джози к ее сестре. Я проводила ее в туалет и осталась ждать у входа. Через несколько секунд услышала сдавленные рыдания. Я открыла дверь и увидела, что девушка, опираясь на раковину, водит пальцем по изуродованному лицу, глядя на свое отражение в зеркале.

Я подошла к ней и обняла за плечи. Она обернулась и уткнулась мне в плечо, ее грудь вздымалась, она пыталась что-то сказать и не могла.

– Не говорите, Джози. Поплачьте.

Она повисла на мне и проплакала несколько минут. Потом отошла и умылась.

– Фу! До сих пор не могла плакать. Я так старалась помогать полиции, но больше ничего не могу. Как будто он все у меня отнял.

– Вы живы, Джози, и это главное. Все, что вы сделали вчера, было правильно, потому что вы ушли от него живой. И, в конце концов, вы победите. Конечно, его будет непросто поймать, но Мерсер справится. А вот признать его виновным с такой свидетельницей, как вы, не составит труда. Мы не дадим ему уйти – обещаю.

Я отвела ее обратно в кабинет. Мерсер сказал ей, что позвонит в понедельник, договорится о том, когда она сможет взглянуть на фотографии насильников в полицейских архивах. После этого мы попрощались.

– Теперь осталось только решить, что делать с тобой до конца выходных. Батталья уверен, что ты отсиживаешься на своем острове.

– Отвези меня домой, и я пообещаю, что не выйду из квартиры до завтра. Отосплюсь, почитаю книжку, посмотрю старые фильмы. Никто не знает, что я вернулась. Я буду как в раю.

Мерсер позвонил к себе в офис, где ему сказали, что для него нет сообщений. Затем позвонил в убойный отдел – узнать, не объявились ли нужные нам свидетели, и оставить пару слов для Чэпмена.

В отделе убийств Северного Манхэттена секретарша сказала ему, что есть два звонка. Мерсер внимательно прослушал то, что она ему сообщила, и велел передать то же самое лейтенанту. А затем пересказал новости мне:

– Престон Мэттокс придет в понедельник днем поговорить со мной и Майком. И звонила Марина Сетте. Номер не оставила, сказала, что ей придется уехать из гостиницы, потому что ей угрожают по телефону. Она не смогла связаться с помощником прокурора Алекс Купер, поэтому попросила, чтобы я или Майк встретились с ней завтра утром.

– Где? В твоем офисе?

Он посмотрел на пометки, что сделал во время разговора с секретаршей.

– Она сказала, что остановится у знакомой художницы в Челси. В новой галерее «Фокус» готовится выставка, откроется в конце недели. Это в бывшем помещении склада на 21-й улице, в квартале от галереи Дени. Марина Сетте будет ждать нас в подсобных помещениях «Фокуса» в воскресенье в девять утра. Она хочет, чтобы Майк или я – смотря кто придет – привели тебя.

– Почему меня? – Я ничего не имела против но мечта поваляться воскресным утром в постели с кроссвордом из «Таймс» рассеялась, как дым.

Мерсер снова посмотрел на записи:

– Миссис Сетте сказала, что ты единственная, с кем ей приятно разговаривать, потому что она тебе доверяет. Сказала, у нее есть информация об убийстве Дениз Кэкстон, которая тебе наверняка понравится.