Когда я проходила мимо Лоры, она попыталась всучить мне телефонную трубку:

– Это Роуз. Она говорит, что Батталье нужны последние новости по делу Кэкстон.

– Скажи, что я доложу ему в конце дня.

Майк уже устроился за моим столом, он звонил по частной линии.

– Это девочка!

На этот раз я выхватила у него трубку. Ночью Сара родила девочку и теперь звонила поделиться с нами новостью. Она приглашала нас посмотреть на ее Джанин как можно скорее.

– Как себя чувствуешь?

– На этот раз все прошло намного легче. Когда вы приедете ко мне в больницу? Я буду здесь только до среды.

– Не волнуйся. Сегодня или завтра мы обязательно приедем взглянуть на нее. Поцелуй дочку и передай, что мы будем у нее сразу, как только вырвемся с работы. – Я повесила трубку.

– Учись, Алекс! Вот что ты должна делать в жизни, а не гоняться за подонками дни напролет, как мы с Мерсером.

– Теперь ты говоришь, как моя бабушка. – Я прогнала Майка со своего места и села. – Вам приходилось делать это раньше? Я имею в виду – требовать ордер на обыск на основании показаний собаки?

– Нет, но в коридоре ждет офицер, которому это не впервой. – Майк пошел к двери и пригласил копа в штатском. Тот сложил газету и зашел в кабинет. – Это детектив Локуэсто, – представил Чэпмен светловолосого парня с кривой ухмылкой и длинным носом. – Армандо, это Алекс Купер.

– Приятно познакомиться. Вы совершили в этом деле прорыв.

– Не благодарите меня, – ответил он, – это все Тего. На латыни его имя означает «я охраняю». А я просто его дрессировщик; всю грязную работу выполняет он.

– Вы не могли бы помочь мне составить аффидавит?

– Без проблем – я уже сто раз это делал.

Я открыла на компьютере стандартный бланк ордера на обыск и быстро заполнила необходимые графы данными, которые Чэпмен сообщил об автомобиле: светло-синий «Шевроле-универсал» 91-го года, один из идентификационных номеров 6683493, зарегистрирован на Омара Шеффилда.

– А как вы поняли, что Шеффилд работает в одной из галерей Кэкстонов? – уточнила я.

Мне ответил Мерсер:

– Помощник Кэкстона, Маурицио, прислал мне по факсу список служащих. Там еще были имена некоторых клиентов Дениз – с припиской, что остальные мы должны узнать у Дотри.

Я быстро набросала: имеется достаточное основание для подозрения, что в машине можно найти кровь, волосы, ткани, отпечатки и прочие доказательства нахождения там тела Дениз Кэкстон. Затем написала параграф о дополнительном основании что это транспортное средство могло быть задействовано в процессе совершения преступления или в сокрытии его следов.

Необходимо объяснить суду, как, когда и где было найдено тело, доказать, что смерть была результатом убийства. Закончив очередной абзац, я подняла глаза на Армандо, давая понять, что требуется его помощь.

– Что теперь?

– Сначала напишите о том, что на место были приглашены мы с Тего.

Я вбила в соответствующие графы его имя и номер жетона.

– Дальше?

– Полиция Нью-Йорка, отдел «К-9». – Затем он рассказал, как долго служит и какой квалификацией для работы с собакой обладает. – Тего у нас уже четыре года – специализируется на поиске трупов.

– Что? – Я знала, что немецкие овчарки помогают в работе полиции, их учат различать запах взрывчатки и наркотиков. Но про эту их специализацию я слышала впервые.

– Да, он вроде коллеги нашего Чэпмена: трупы – его специальность. Он их вынюхивает, и ему даже нравится.

– И как вы его тренируете?

– Есть несколько химических соединений, которые имитируют трупные запахи…

– Да, Куп, и спорю, что их не выпускает Шанель, – встрял Майк. – Поэтому даже не пытайся соблазнить меня, если тебе придет в голову ими опрыскаться.

Армандо продолжил:

– Они называются «Кадаверин» и «Ложный труп». Это искусственно созданные промышленные запахи. Собакам дают нюхать части тела, трупы, места преступлений. Затем мы распыляем эти искусственные ароматы на предметы вроде тех, что находят при убийстве, и – вперед!

– Ты лучше скажи ей, что вы им даете, когда они находят труп.

– Три конфеты и игрушечную кость из сыромятной кожи, как если бы пес принес потерянную тапочку.

Я внесла правку в абзац про подготовку Тего, добавив, что он вместе с детективом Локуэсто прошел более шестидесяти тестов.

– Что еще?

– Теперь вы должны описать, что сделала собака, когда ее привели на «объект». «Шевроле» был припаркован в ряду из девяти машин. На тренировке мы называем это «явной реакцией», что означает…

– Так что он сделал?

Чэпмену не терпелось, чтобы я поскорее составила ордер.

– Он разволновался примерно так же, как ты, блондиночка, когда видишь Алекса Требека. У него потекла слюна и участилось дыхание…

– Почти так, – ответил Локуэсто. – Он обнюхал правую заднюю пассажирскую дверцу, затем побежал к багажнику. Начал кидаться на него и рыть лапами, поскуливая и требуя впустить его. Я заглянул внутрь – окна были слегка тонировании, – там на обивке темное пятно. Затем по очереди подвел Тего к остальным машинам. Он никак не отреагировал.

Я закончила ордер стандартными казенными фразами, смиренно прося суд позволить произвести обыск и выемку улик.

– Как только закончится обеденный перерыв пойду вниз и подпишу его у дежурного судьи, хорошо? Хотите, закажем что-нибудь перекусить?

– Нет, перекусим по пути в Бронкс.

– Договорились. Сегодня днем я открою дело у большого жюри и тогда смогу выписывать вам повестки, чтобы телефонные компании предоставили нам распечатку разговоров Кэкстонов – как из дома, так и из галерей. – Вопреки убеждению многих, прокуроры не имеют права выписывать повестки и постановления или вызывать на допрос в свой кабинет. Этим правом обладает только большое жюри штата Нью-Йорк, а вовсе не окружные прокуроры. Именно большое жюри может узаконить требование прокурора о том, чтобы свидетель дал показания. – А кто-нибудь ищет Омара?

– Я поищу, – отозвался Мерсер. – Раз уж сегодня галереи закрыты, то мне нечего больше делать. Бюро регистрации автомобилей дало нам домашний адрес Омара, это в Бруклине.

– До того как я пришел в зал заседаний, – продолжил Майк, – я позвонил начальнику 84-го участка и попросил их съездить по этому адресу. Дежурный сержант отзвонился мне – в том доме был пожар. Мерсеру придется разбираться еще и с этим.

Пришла Максин, проходящая у меня стажировку, и кивнула полицейским:

– Кажется, я не вовремя, но что мне делать с посетительницей? Ей назначено на десять тридцать.

– Кто она? – Я посмотрела на часы, женщина опоздала больше чем на три часа.

– Ее зовут Юник Мэтьюз. Она сказала, что пришла к Дженис О'Райли, но Дженис пришлось уйти на предварительные слушания.

– Это та проститутка, которую изнасиловал дальнобойщик, угрожая пистолетом? На Хьюстон-стрит, да?

– Ага, – Максин улыбнулась и незаметно сделала мне знак заглянуть в помещение, где сидела Лора. У стола секретарит возвышалась молодая женщина в сандалиях на четырехдюймовой платформе и с оплеткой до колен. Короткие шорты практически не прикрывали ягодицы, а бюст, казалось, того и гляди выскочит из оранжевой футболки. На левой груди была отчетливо видна татуировка в виде Микки-Мауса – яркое пятно на темной коже. Юник жевала огромный ком жвачки, прихлебывая из бутылки газировку.

Я обратилась к ней, зная, что ее опоздание не было вызвано серьезными причинами:

– Юник, почему вы так опоздали? Вы должны были дать показания еще утром.

Она выпустила соломинку изо рта и усмехнулась в ответ, зная, что я не в состоянии понять, как ей было тяжело подняться с постели в такую рань ради какого-то визита в прокуратуру:

– Я проспала.

– Отведи ее к Кэтрин, – сказала я Максин. Для предстоящего разговора понадобится больше опыта и твердости, чем есть у Дженис. – Пусть она поработает с Юник пару часов.

Чэпмен похлопал Максин по спине:

– И напомни О'Райли основные правила Купер. Никогда не вызывай проститутку на утро. Они, как вампиры, спят днем. Пошли, блондиночка. Пусть Мерсер занимается своими делами, а мы с Армандо повезем тебя в суд и подождем, пока ты подпишешь ордер.

У стола Лоры я притормозила и попросила у нее список дел к слушанию:

– Кто у нас занимается предъявлением обвинений на этой неделе?

– Роджер Хейс в первом зале и Джон Рик во втором.

– Выбираешь судью, Алекс? – подколол меня Мерсер. – Я бы поставил на первый зал. Ладно, найду вас обоих, как только закончу в Бруклине.

Майк, Армандо и я отправились кругами на первый этаж, где располагались залы суда по первичному предъявлению обвинений. Спустились на один пролет по внутренней лестнице к лифту, что обслуживал залы заседаний и в целях безопасности не подбирал пассажиров с других этажей. Как обычно, исправного лифта, идущего в нужном направлении, пришлось дожидаться целую вечность. А прогулка по коридорам в компании Чэпмена больше походила на экскурсию. За годы работы ему пришлось иметь дело практически с каждым старшим помощником в прокуратуре. И он потрясающе рассказывал истории и анекдоты из жизни людей. Это помимо того, что он был лучшим следователем в полиции Нью-Йорка.

Наконец он распахнул двойные шарнирные двери первого зала, и я вошла вслед за ним. На скамьях по обе стороны от прохода сидели знакомые и родственники людей, арестованных за последние сутки и ожидающих своего первого появления перед судьей. Некоторые матери были заплаканными и взволнованными, они требовали от адвокатов заверений, что их мальчики уже сегодня вернутся домой, другие же родственники сладко посапывали, несмотря на шум и присутствие посторонних, – явно не новички.

Мы прошли в первый ряд, оставленный для адвокатов и полицейских, и я устроилась между двумя копами в форме, дремлющими в ожидании, пока очередь дойдет до их дела. Майк и Армандо присели позади меня, между пожилым евреем-хасидом в традиционной черной робе и тучной латиноамериканкой, постоянно бормочущей вполголоса что-то вроде молитвы.

Кондиционер не работал, а окна в этом зале высотой в два этажа располагались так, что их невозможно было открыть. Все в этом душном колодце – адвокаты, стенографистка, полицейские и секретари – использовали подручные средства вроде папок и бумаг в качестве вееров. Воздух был невыносимо тяжелый.

Судья Хейс заметил меня и подозвал. Я начала вставать, но Чэпмен схватил меня за плечо:

– Я пойду с тобой. Тут воняет, как от моей бывшей пассии.

– Мы можем подойти, ваша честь? – спросила я, открывая перегородку, отделяющую скамьи от столиков прокурора и адвоката.

– Разумеется, мисс Купер. Сейчас мы сделаем десятиминутный перерыв, – объявил Хейс, что вызвало недовольные стоны в зале. – Пройдем в судейскую. Нам понадобится секретарь?

– Да, сэр.

Хейс был одним из моих первых руководителей в прокуратуре, когда я только начинала. Я была очень высокого мнения о его квалификации и ценила его советы и дружбу.

Мы с Майком и Армандо вышли из зала следом за судьей и оказались в маленькой комнатке – судейском служебном помещении в этой части здания. Обычно он заседал в суде первой инстанции, но сейчас у него была недельная ротация, потому что многие судьи ушли в отпуска на июль и август. Хейс приветливо поздоровался со мной и Майком, а потом мы представили ему Армандо.

– Я бы попросил вас устраиваться поудобнее, но знаю, что здесь это невыполнимо.

В маленькой комнатке совсем не было мебели, за исключением старой деревянной скамьи, трех стульев и черного дискового телефона, висящего на стене. Стены были покрашены обычной для учреждений зеленой эмалью, которую штат Нью-Йорк очевидно, закупил тоннами лет эдак пятьдесят назад. Теперь краска осыпалась с каждого угла и с лепнины. Прямо на стене рядом с телефоном чернилами были записаны телефоны торгующих «на вынос» магазинов и кафе в радиусе мили. Это постарались ленивые приставы, которые звонили в забегаловки чтобы устроить перекус в ночные дежурства.

Я объяснила судье цель нашего визита, и мы надиктовали стенографистке протокол, на основании которого Хейс должен был выписать нам постановление.

– Кажется, тут все в порядке, Алекс. – Судья проставил на бумагах свои инициалы и переговорил с Майком, пока я ходила к секретарю ставить официальную печать. Когда Хейс вернулся на место, пристав призвал толпу к порядку, а мы покинули зал, унося документы, так необходимые для продолжения расследования.

Задний выход из громадного здания Криминального суда располагался рядом с первым залом. Майк забрал копии бумаг и направился с Армандо к двери, а я – обратно в свой кабинет.

– Я позвоню, как только закончим с этим универсалом. Не хочешь поужинать со мной и Мерсером? – крикнул мне вслед Майк.

– Хочу. Коктейли и «Последний раунд» у меня, а потом пойдем куда-нибудь по соседству.

Когда я пришла к себе на восьмой этаж, Лора сообщила, что меня хочет видеть Патрик Маккинни, заместитель главы судебного отдела. Его начальник, Род Сквайерс, был в отпуске, и поэтому Маккинни использовал все способы, чтобы третировать и контролировать меня. Я поблагодарила Лору и постаралась сделать вид, что не получала сообщения. Я прекрасно понимала, что в таком деле, как убийство Кэкстон, могу отчитываться непосредственно перед Баттальей.

Я позвонила своей приятельнице Роуз Мэлоун, секретарше окружного прокурора, и сказала, что готова сообщить ее боссу новую информацию по делу, как только он будет готов меня принять. Все идет неплохо, заверила я, сыщикам удалось найти важное звено, проливающее свет на исчезновение жертвы. В приступе оптимизма я даже предположила, что этот ранний прорыв знаменует скорое завершение расследования. Батталья ехал в Олбани на встречу с сенатором по поводу принятия нового закона, поэтому я знала, что у меня есть время, по крайней мере, до конца дня.

Затрещал интерком. Лора сказала, что звонящая отказалась назвать имя, но настаивает на разговоре именно со мной. У нее информация о Дениз Кэкстон.

– Переведи звонок на мою частную линию и закрой дверь, я не хочу, чтобы мне помешали. – Уже в кабинете я нажала мигающую кнопку: – Александра Купер.

– Спасибо, что согласились выслушать. Я подумала, вам будет интересно узнать кое-что о личной жизни Дени Кэкстон.

– Да, но мне бы хотелось знать, с кем я разговариваю.

На это она не ответила. Но, по крайней мере, не повесила трубку. Я решила не давить на нее слишком сильно.

– Вы же понимаете, что к нам поступает очень много звонков, как только в газетах печатают об очередном громком деле. Ваше имя помогло бы мне убедиться, что я говорю с человеком, который готов сообщить нечто действительно важное, а не с тем, кто тратит мое время.

Снова молчание. Потом дама все-таки ответила.

– Я назову имя, но сначала мне нужны некоторые гарантии.

– Это справедливо. Какие именно?

– Я не хочу, чтобы мое имя появилось в газетах в связи с этим делом. Никаким боком. Вы можете это обещать?

Невыполнимо.

– Я могу вам обещать, что от нас газетчики ваше имя не узнают. Даю слово, что подобные вещи мы прессе не разглашаем. Но, разумеется, раз я не знаю, какое отношение вы имеете к Дениз или к этому делу, то не могу сказать, будете ли вы задействованы в нашем расследовании. Возможно, репортерам уже про вас известно.

Сейчас я откровенно брала ее на понт, но она все равно заглотила наживку:

– Я не имею к этому никакого отношения. Я просто подруга Дени, только и всего. Старая подруга. Я знаю про нее то, чего никто больше не знает. Может, вам это пригодится, может, и нет. Но я подумала, что мне будет удобнее поговорить с вами, чем с толпой детективов.

– Есть у вас еще пожелания?

– Да, еще одно. Лоуэлл Кэкстон не должен узнать, что я с вами говорила.

– Это легко. Он свидетель по этому делу. Мы не обязаны отчитываться перед ним.

– У него связи, мисс Купер. Боюсь, скрыть правду от него будет не так легко, как кажется. Это и для Дени было большой проблемой.

– Не хотите встретиться со мной днем? – Я бросила взгляд на настенные часы, было уже несколько минут четвертого. – Или вечером?

– Я возвращаюсь в Нью-Йорк поздно. Могу встретиться с вами завтра.

– Хотите, дам вам адрес моего офиса…

– Нет, туда я не пойду. Не хочу, чтобы какой-нибудь папарацци, дежурящий у вашего входа, заснял, как я вхожу в здание.

Действительно, газетчики и судебное телевидение частенько кормились у здания суда, когда мы расследовали громкое дело об убийстве.

– Решение проблемы намного проще, чем вы думаете, – сказала я, чтобы ее успокоить, хотя в глубине души была уверена, что Омар Шеффилд раскроет нам тайну исчезновения Дениз. – Я могу прийти к вам домой, если вам так больше нравится.

– В гостиницу на самом деле. Я позвоню вам в течение дня, и, возможно, мы встретимся после обеда. Моя фамилия Севен. Мэрилин Севен.

– Спасибо, мисс Севен. Мы ценим вашу помощь. А где вы остановитесь?

Но она уже повесила трубку, в очередной раз напомнив о своем недоверии ко мне и ко всей системе. Я села за компьютер и отправила электронное письмо Джиму Уинрайту, коллеге, который заведовал отделом Службы поддержки следствия:

«А. Купер – Дж. Уинрайту. Не проверишь по своей базе женщину по имени Мэрилин Севен? Извини, я не знаю ни даты рождения, ни номера страховки, ни адреса проживания. Только имя. Я знаю, что это займет немало времени, но не мог бы ты дать мне ответ до завтрашней встречи с нею? Как всегда, спасибо».

Навыки Джима и толика удачи помогут обнаружить это необычное имя в базе: или в старых парковочных штрафах, или в ее лицензиях (если они требовались), в записях о владениях недвижимостью, или даже в данных от «Дан энд Брэдстрит». Так я приду на эту встречу подготовленной и адекватно оценю информацию Мэрилин Севен.

Закончив проекты повесток и отдав их Лоре я поднялась на девятый этаж к большому жюри, чтобы официально открыть расследование по факту смерти Дениз Кэкстон.

Пока я говорила, некоторые присяжные перешептывались – они уже успели прочитать в газетах имя убитой. Большое жюри не отняло много времени, и я вернулась в кабинет.

– Позвони Кэтрин или Маризе, – сказала Лора, – они хотят договориться о завтрашней поездке в больницу к Саре и малышке. А еще звонила Ким Макфедден из Окружной прокуратуры. Вот ее телефон.

Я взяла бумажку у Лоры и тут же набрала номер. Я не видела Ким уже несколько месяцев. Наши ведомства часто сотрудничали, когда дела подпадали под смешанную юрисдикцию. Шефы часто делили полномочия, но мы с Ким дружили с тех пор, как несколько лет она встречалась с одним из моих коллег.

– Извини, что пропала, – начала я. – Давай пообедаем вместе, когда у меня выпадет передышка?

– Хорошо бы, Алекс, но я звонила не по этому поводу. Начальство разрешило поделиться с вами информацией. Я просила их об этом, как только узнала, что тебя назначили на дело Кэкстон.

– Только я начала думать, что мы враз раскусим это дельце! И думать не хочу, что оно грязнее, чем кажется. Мои сыщики думают, что поработал недовольный служащий – изнасиловал ее и выбросил тело в воду. Возможно, она приняла на работу не того парня. Теперь я жду результатов проб на изнасилование, а детективы разыскивают подозреваемого.

– Наверно, так все и было. Но я решила, что ты должна знать – и не сообщай об этом никому, кроме Баттальи, – не так давно мы проводили собственное крупное расследование. Формирование цен аукционными домами и торговцами предметами искусства. Вот уже несколько месяцев выписываем повестки – ты, наверно, читала в «Таймс»?

– Если и читала, то не придала значения. Не помню.

– Это антимонопольное дело. Знаешь, что такое мошенническая заявка?

– Я новичок в мире искусства, просвети меня, Ким. Тогда в следующий раз, когда у вас в федеральной юрисдикции случится изнасилование, я первая приду тебе на помощь.

И в моем ответе была лишь доля шутки, потому что несколько раз в год федералы требовали отдать им дела по изнасилованиям, совершенным в Администрации по делам ветеранов или на военной базе.

– Поступила жалоба, что крупнейшие торговцы предметами искусства в городе заключили что-то вроде пакта – не перебивать друг у друга цены на аукционах, особенно на картины, в которых они заинтересованы. Именно поэтому цены на аукционах остаются невысокими – а это искусственное ограничение незаконно. А затем торговцы проводят так называемые торги…

– Иными словами…

– Иными словами, тайный аукцион среди своих. Дилер, приобретший картину на официальном аукционе, продает ее по более высокой цене, а затем члены коалиции делят навар. Агенты, занимающиеся этим расследованием уже несколько лет, могут рассказать твоим парням всю схему.

– А это имеет отношение к Дениз Кэкстон?

– Пока не ясно. Но и Дениз, и Лоуэлла Кэкстона обязали предоставить все документы, равно как и Брайана Дотри, но, честно говоря, мы разослали повести сотням дилеров. Мы проверяем всех крупных дилеров – Лео Кастелли, Кнедлера, Пейс Уилденстайн. Все они занимаются современным искусством. Дэвид Финдлей и Аквабелла – импрессионистами. Эту мазню продают даже Кристи и Сотби. Я не хочу сказать, что эти аукционы тоже пострадали, – пока у нас нет сведений, что они как-то связаны с подпольными торгами, – но мы пытаемся охватить всю картину и отделить зерна от плевел.

– И каковы результаты?

– Тонем в лавине материала. Путевые листы, расшифровки телефонных разговоров, счета-фактуры от сделок, переписка между аукционными домами и некоторыми дилерами.

– Могу я рассказать об этом своим детективам, если за следующие сутки мы не продвинемся в расследовании?

– Именно поэтому я тебе и позвонила. Не надо изобретать колесо. Если у тебя будут законные основания затребовать ту же самую документацию, возможно, мы облегчим тебе жизнь и дадим то, что уже собрали.

– Огромное спасибо, Ким. Я перезвоню тебе через день-два.

Мне было чем заняться, и я просидела на рабочем месте до шести, счастливо избежав встречи с Маккинни. Приехав домой, я включила кондиционер и наполнила ведерко льдом в ожидании Майка и Мерсера. Позвонила Луми, владельцу замечательного итальянского ресторанчика на Лексингтон-авеню и заказала столик на троих на восемь часов, предварительно убедившись, что любимая паста Мерсера – кавателли с горохом и ветчиной – присутствует в сегодняшнем меню. Затем устроилась на диване, чтобы посмотреть конец вечерних новостей, зная, что ничто не остановит Майка и он явится на финальное задание «Последнего раунда» ровно в семь двадцать пять.

Я сказала портье, чтобы он не предупреждал о приходе детективов, которых весь дом уже знал в лицо. Мерсер явился первым, и мы с ним решили не ждать Майка, а выпить. Я подала ему водку со льдом и оливками, а себе налила виски.

– Что тебе удалось выяснить в Бруклине?

– По тому адресу, что Омар Шеффилд дал в Бюро регистрации автомобилей, последний раз проживали, когда его мать даже не планировала беременность. Не дом, а развалина. У восемьдесят четвертого участка там есть информаторы, с ними поговорили, но никто не слышал про Омара. Я три часа шатался по раскаленному асфальту, зря потратил время. Полный ноль, ничего. Надеюсь, Чэпмену повезло больше.

Он выпил водку, а я рассказала ему про звонки Мэрилин Севен и Ким Макфедден.

Пару минут спустя пришел Майк, сразу прошагал в гостиную, проверил, та ли программа включена, и налил себе выпить. Только после этого доложил нам результаты трудового дня.

– Думаю, я попрошу себе нового напарника. Я хоть завтра готов взять одного из этих четвероногих нюхачей! Черт, а ведь мне приходилось работать с такими плохими детективами, которые не могли найти дерьма в собачьем питомнике!

Мерсер улыбнулся мне:

– Это означает, что Тего нашел для нас золотую жилу.

– Спасатели вскрыли машину. Сомнений нет – тело в ней было. Заднее сиденье опущено, на нем расстелен большой кусок брезента, в верхней части которого большое кровавое пятно. Брезент был сложен вдвое, и мы его развернули. Понимаешь, что это значит? Тело было в него завернуто. Огромное кровавое пятно, и даже напоминает очертаниями рану на голове Дениз. Еще мы нашли волосы. И кружевные трусики, бежевые, четвертого размера.

– Что вы сделали с уликами?

– Все запротоколировали и отослали в лабораторию. Там проведут исследования на ДНК. Предварительные результаты станут известны уже через сорок восемь часов.

В середине 1980-х, когда юристы моего ведомства только начинали знакомиться с технологиями ДНК и генетическими отпечатками, такой анализ занимал три-четыре месяца, потому что материал отсылали в частные лаборатории. Теперь город обзавелся своей собственной, да и методика изменилась столь кардинально, что мы можем за несколько дней установить или исключить подозреваемого или сравнить образцы, взятые у жертвы или у обвиняемого.

– Тема финального вопроса сегодня – музыка Боба Дилана, – объявил Алекс Требек и пообещал вернуться после рекламной паузы. Майк зашипел на нас, призывая замолчать.

– Я не играю, – сказал Мерсер, поднимаясь, чтобы налить себе еще водки. – В этом я полный ноль.

– Ставлю двадцать. – Меня тема вполне устраивала.

– Давай остановимся на десяти, – предложил Майк. Это был верный знак того, что он боится проиграть.

– Нет уж, двадцать, или я не играю, – настояла я, и он нехотя выложил деньги на стол.

– Дамы и господа, давайте покажем участникам ответ, – Требек зачитал вслух появившийся на экране текст. – Известный рок-музыкант, сыгравший на органе партию для песни Дилана «Как перекати-поле». О, это трудный вопрос.

Пока играла музыка, Чэпмен вполголоса матерился, поглядывая на мою улыбку.

– Удвоим или ты пас? – спросила я.

– К вопросу о неизведанном… откуда ты можешь знать ответ? Ниоткуда.

Профессор биоэтики из Орегона покачал головой и даже не попытался написать свой вариант. Мать одиннадцати детей из Невады и фермер из Делавэра дали неправильные ответы, о чем с грустью уведомил их Требек.

Пейджер Майка громко запищал, а я озвучила свой вариант в виде вопроса:

– Кто такой Эл Купер? Понимаешь, Майк, мне нетрудно было запомнить его фамилию.

– Явно еврей, – огрызнулся он, скосив глаза на экран надрывающегося пейджера. – Переключи на комедийный канал. Давайте перед ужином посмотрим еще «Выиграй деньги у Бена Стайна».

Наша новая любимая викторина начиналась в семь тридцать, поэтому я переключила канал и передала Майку телефон.

– Кто тебя вызывает?

– Лейтенант, – ответил он, набирая номер участка. – Привет, шеф, что нового?… Что? Они уверены?

Я приглушила звук телевизора. Нам с Мерсером не терпелось услышать, что же так удивило Майка.

– Мерсер Уоллес со мной. Мы поедем туда прямо сейчас. Нет, нет – нам ехать всего десять минут, – он нажал «отбой» и отдал мне телефон. – Я начну с хорошей новости. Они нашли Омара Шеффилда.

– Где? – хором вопросили мы с Мерсером.

– В дренажной канаве неподалеку от железнодорожных путей на 36-й улице между Десятой и Одиннадцатой авеню. Мертв. Окончательный труп. Попал под товарняк.