Из квартиры Круна я позвонила Сэлли Брендон. Амелия действительно поехала в Нью-Йорк для поступления в аспирантуру. Но она не сказала Брендонам, что узнала о своей настоящей матери, что она стучится в мир Эмили. В голосе Сэлли слышались боль и волнение.

Сэлли стала звонить Амелии на сотовый. Мы ждали. Но Амелия не отвечала. Мерсер позвонил Петерсо-ну и дал указание незамедлительно начать поиски, пока девушка не постучалась не в ту дверь.

Оставив Круна, мы с Мерсером поехали пообедать. О Майке пока не было никаких известий. Мы оба за него переживали.

– Что ты думаешь о разговоре Ичико с Эмили в день убийства? – спросил Мерсер.

– Мне не дает покоя его звонок в сообщество «Ворон». Вдруг это Эмили направила его туда?

– К Зельдину?

– Или к кому-то еще из сообщества. Номер, по которому он звонил, не был личным номером Зельдина. Просто на автоответчике был его голос. Ичико не случайно звонил в сообщество. Это не может быть совпадением. Эмили, сама того не желая, могла проговориться о чем-то, на что доктор клюнул. Намек оказался смертельным.

В четыре я вышла из ресторана и рассталась с Мерсером. Тот собирался провести остаток дня дома, с Вики и Логаном. В лавке у Грейс были очищенные жареные клешни флоридских крабов. Я купила пять штук. Хороший выход для тех, кто не хочет готовить.

Дома я переоделась и посмотрела на экран автоответчика. Сообщений не было. Стоило мне перестать говорить друзьям, что не могу без них жить, звонки прекращались. Все думали, что я по уши в делах.

Устроившись в кабинетике, я решила посмотреть какой-нибудь фильм на DVD. Тут на меня навалилась недельная усталость. В голове опять звенело. Мне снова захотелось есть. Я разделалась с жирными крабами. Потом прочитала две главы из биографии Марии-Антуанетты и легла наконец в постель.

Мне было тесно. Я встала, отворила окно, несмотря на холод, и снова легла.

«Майк, – подумала я, засыпая. – Ты растерян и одинок…»

В семь пятнадцать утра я прошла в прокуратуру через вращающуюся дверь. В вестибюле не было никого, кроме охранника. У меня была куча дел, следовало поторапливаться. Я специально приехала раньше всех – можно было два часа как следует поработать, не отвлекаясь на телефонные звонки и любопытствующих.

За текущей работой отдела неусыпно следила мой заместитель Сара Бренер. Наши эксперты, Кэтрин и Мариса, всего за неделю получили сведения, подтверждающие совпадение по восьми ДНК, и уже подготовили документы. Благодаря этому раскрытыми оказались очень давние преступления. Например, совершенные восемь лет назад. Сорок их помощников ездили на места происшествий, к больничным постелям, опросили массу свидетелей – чтобы наконец можно было произнести магические слова: «Свидетель ютов к суду». Можно было начинать заседание Коллегии, в которой будет рассмотрено шесть преступлений на сексуальной почве.

Я прочитала все сопроводительные записки – там было отражено самое основное по всем случаям, чтобы мне было удобнее с ними работать. Мы трудились круглыми сутками, чтобы найти насильника и убийцу Эмили Апшоу. Мы готовы были скелет заставить говорить, чтобы понять, как все обстояло на самом деле.

В кино все не так, как в жизни. Полицейские и прокуроры занимаются какими-то идеальными делами, как будто нет никаких других – ни старых, ни новых. В действительности преступники взбираются по пожарным лестницам и насилуют спящих. Женщин, избавившихся от пьяниц-сожителей, выслеживают после работы. На студенток нападают ровесники, предварительно накачав их алкоголем – чтобы жертва не оказывала сопротивления. В подъездах и на пришкольных участках, где должно быть совершенно безопасно, к детям пристают педофилы.

К девяти подошла Лора, и я надиктовала ей письма и список телефонных звонков, которые нужно было сделать. Потом помогла подготовить служебные записки для регистрации. Повестку начальнику протокола ООН нужно было отправить по факсу, а потом по почте с нарочным. Вместо того чтобы тащиться сегодня к двум часам в Большую коллегию, этот чиновник мог еще вчера дать Мерсеру Уоллесу адреса представителей.

Работа закипела, когда мы с Сарой стали просматривать новые дела. Она докладывала, как движется расследование по каждому из них. Лора вызывала ассистентов, у которых накопились вопросы.

Мерсер позвонил мне из офиса протокола без четверти два. Список адресов был у него на руках.

– Получилось. Там больше тридцати стран, – сказал он. – Одиннадцать подходят нам географически.

– Лейтенант подключился к работе?

– Он работает с буквой Д. Хочет организовать патрулирование всех домов с четырех дня до полуночи.

В целях конспирации на полицейских была гражданская одежда. Не было значков и бело-голубых патрульных машин. Так можно было с легкостью проникнуть в опасную зону.

– Что-нибудь еще придумал?

– Сейчас позвоню в Национальную миграционную службу. Узнаю, можем ли мы получить информацию на всех членов семей. На каждого, кто въезжал в США.

Раньше этого сделать было нельзя. К счастью, теперь Национальная миграционная служба компьютеризировала свою систему.

– Отлично. Батталья хочет собрать нас и обсудить, что мы сделали за неделю. Кстати, Мерсер, что-нибудь слышно о Майке?

– Я ему сообщений наоставлял. Звонил, рассказывал, чем мы занимаемся. Он пока не перезванивал.

Без пяти четыре в мой кабинет явился Пэт Маккинни и выдворил ассистента, сказав тому, что он может подойти позже.

– Батталья просил за тобой заскочить…

Как я и ожидала, собрание было долгим. Батталья был очень дотошным. Он всегда интересовался свежими достоверными версиями по громким делам, которые можно было запустить в СМИ.

– Неважно, в какое время ночи, Алекс. Я должен первым узнать, что тебе придет насчет ООН.

– Конечно.

– И что у нас дальше?

– Надо вернуться к тем, кого мы уже опросили, – Джино Гвиди, Ной Торми, работники Ботанического сада…

– Помню, – оборвал меня Батталья. Вероятно, Маккинни сделал ему знак. – С кем-нибудь из них вам поможет Эллен Ганшер, если вы не возражаете. Чэпмен всегда все портит. Я хочу, чтобы этим занялась Эллен. Есть оружие, из которого палили по профессору. Есть бывший полицейский, который кого-то застрелил. Эллен поедет с вами.

Оставалось только изобразить улыбку и сказать, что возражений нет. После этого прокурор нас отпустил.

– Да, Пэт постарался. Будем работать с твоей подружкой по указанию прокурора. Не хочешь поучаствовать? Как это тебе удалось? Ты в последнее время не только сигары куришь? Стал стирать отпечатки пальцев с оружия, которое где-то спрятано?

Маккинни прикинулся глухим и вильнул за дверь туалета. Это был его любимый способ заканчивать разговоры.

Лора уже ушла. На спинке стула была прикреплена записка:

«Мерсер выехал в 19-й участок. Просил тебя быть там».

Было почти шесть. Я закрыла офис, вышла на улицу, поймала такси и поехала на 67-ю улицу. Был час пик.

Сержант обратился ко мне через плечо охранника, пока тот изучал мое удостоверение:

– Мисс Купер, вас ждут на втором этаже. Поднимайтесь наверх.

За последние десять лет я провела в полицейском участке множество времени. Опрашивала потерпевших, допрашивала подозреваемых, распутывала дела вместе с детективами и спала на деревянной скамье в камере, когда работа затягивалась на ночь.

Я открыла дверь. В комнате был лейтенант Петерсон с детективами. Он поднял голову и приложил палец к губам. Жестом пригласил войти.

Мерсер сидел за столом и говорил по телефону. Положив трубку, протянул мне копию фоторобота. Я помнила это лицо так же хорошо, как лицо Мерсера. Потом дал мне копию официального информационного бюллетеня ООН с фотографиями с недавних приемов и конференций.

– Я поднял это днем, пока дожидался списка. Посмотри. Это делегат декабрьского совещания по торговым санкциям.

Человек на фотографии походил на фоторобот. Правда, ему можно было дать за шестьдесят. Волосы, округлое лицо, даже размер носа и контуры губ – все подходило. Кожа очень темная, как и описывали свидетельницы.

– Кто этот господин?

– Софи Масуана. Представитель Далакии в ООН…

– Просвети, Мерсер.

– Это бывшая Эфиопия. Как Эритрея. В девяностых откололась и стала независимой республикой. Северная Африка, на Красном море. Известна тем, что там добывают жемчуг.

– И что мистер Масуана? – спросила я.

– Ждет внизу с одним из сыновей.

– Впечатляет. Вот почему ваши детективы на взводе.

– Они понимают, что нечто затевается, – сказал Петерсон. – Хотя эту парочку еще не видели.

– Что мы знаем?

– Масуана безупречный джентльмен, – Мерсер открыл блокнот. – Экономические дипломы Лондонского университета и – Алекс, сдерживай улыбку! – Сорбонны. Ему шестьдесят восемь. Работает в дипломатическом корпусе почти тридцать, на нынешнюю должность назначен шесть лет назад.

– А где живет?

– В городском особняке на Восточной 74-й улице, между Первой и Второй авеню.

– Надеюсь, наш психолог-криминалист сочтет, что это место можно назвать «центр риска». Лучше и быть не могло. Что еще известно? – спросила я.

– К половине пятого Национальная миграционная служба предоставила сведения по поводу остальных членов семьи. Жена, которая живет то здесь, то дома. Пятеро детей, всем за двадцать. Трое сыновей и две дочери. Все они за последние годы неоднократно бывали в Штатах. Я договорился встретиться с агентом по делам миграции перед офисом Масуана, чтобы я не показывал удостоверение специального отдела. Пусть думают, что мы по вопросам миграции, а не серийного насильника ищем. Лучше будут отвечать.

Все, что я услышала, мне очень нравилось. Я рвалась в бой – видимо, как и детективы, которые ждали в соседней комнате.

– Отличное начало. И что он тебе сказал?

– Агент объяснил Масуана, что в аэропортах вводятся изменения в проверке безопасности для персонала ООН. Правительство совершенствует способы опознания, разрабатывает ускоренные процедуры для важных лиц и всех дипломатов – раньше это был длительный и изнурительный процесс. Если мы попросим пройти антитеррористическую процедуру остальных членов семьи, не возникнет никаких подозрений.

– Он согласился?

– Охотно. Хочет помочь старым добрым Штатам ускорить процесс, чтобы самому не томиться на контроле. Сообщил, что миссис Масуана будет здесь до апреля. Две дочери учатся в университете – одна в Принстоне, другая в Джорджтауне.

– А сыновья? – спросила я.

– Младшего зовут в честь отца. Софи Младший. Ему двадцать три. Учится в аспирантуре в Гарварде, с Рождества был дома – занимался независимым исследовательским проектом. В прошлые выходные вернулся в Кембридж. Но мистер Масуана обещал, что он будет в нашем распоряжении в случае необходимости.

– С этим нельзя затягивать, – сказала я. – Он подходит – немного молод, правда, если верить описаниям, особенно в предыдущих случаях. А двое старших?

– Средний сын, Дэвид, сейчас ждет с отцом здесь. Ему двадцать семь лет. Работает в семейном бизнесе – экспорт, там главный его дядя. «Далакийский жемчуг». На Пятой авеню, рядом с «Алмазным районом». Он тоже постоянно в разъездах.

– Остановка подземки на 51-й улице, – сказала я. – Данные проездного. Там нужно было выйти, чтобы попасть в Центр оптовой продажи драгоценностей на 47-й улице.

– Ему двадцать семь, живет дома с родителями. Он точная копия старика. Боюсь строить догадки, но подходит он как нельзя лучше, мисс Купер.

– А старший брат?

– Тоже то приезжает, то уезжает. В следующем году будет тридцать. На родине у него жена и дочери-близняшки. Мистер Масуана говорит, что Хьюго занимается частным банковским бизнесом, но в Штатах не бывает. Только приезжал ненадолго прошлым летом.

– Вы это проверяли в Национальной миграционной службе? – спросил лейтенант.

– Все совпадало. Семья Масуана проживает и зарегистрирована в Штатах – все, кроме Хьюго.

– Значит, его здесь не было во время нападений. И в компьютере это зафиксировано. Я права?

Мерсер кивнул.

– И как ты сказал мистеру Масуана, что хочешь поговорить с его сыном о преступлении?

– Когда мы закончили с общими вопросами, то вместе с агентом миграционной службы вышли на минуту из офиса. Я хотел проверить, все ли готово. Лейтенант уже собрал команду около особняка – на случай, если наш субъект окажется внутри. Я вернулся к послу и рассказал ему все как есть. Уверен, он хотел меня осадить, но оказался настоящим дипломатом: мягкий, со спокойным чувством собственного достоинства. Если сын унаследовал хоть что-то от его характера, вряд ли его можно подозревать. Масуана сказал, что направит сына в участок, как только найдет его. И сдержал слово.

– Так что будем делать? – спросила я.

– Приведи Дэвида сюда, – обратился Петерсон к Мерсеру. – Если нам повезет, он разговорится. Придумай что-нибудь. В худшем случае он выпьет стакан кофе, мы за ним ночью проследим, а утром будет готов результат ДНК.

Мерсер Уоллес собирался привести одного Дэвида, но от старшего Масуана оказалось невозможно отделаться. Он никак не хотел отставать и втиснулся в лифт третьим.

Лейтенант освободил кабинет для допроса, и Мерсер представил обоих Масуана. Они сидели напротив, перед капитанским столом, заваленным бумагами. Я объяснила, что хочу допросить Дэвида с глазу на глаз. Отец был вежлив, но настойчив.

– Мой сын под арестом? Он в чем-нибудь виновен?

– Нет, сэр.

– Мне нужно предоставить ему адвоката?

– Нет, он не арестован. Даю вам слово. Конечно, если хотите, чтобы присутствовал адвокат, мы можем подождать, пока вы с ним свяжетесь.

Масуана посмотрел на часы.

– Я думаю, стоит начать. Нам скрывать нечего.

– Тогда я попрошу вас выйти за дверь. Лейтенант Петерсон предложит вам удобное место для…

– Я останусь здесь, с моим сыном, мадам Купер.

Он оборвал меня. Но мне пока не хотелось ссориться.

– Так не выйдет, господин посол. Вы можете присесть в холле. В вашем присутствии я не буду с ним говорить. Я побуду снаружи, а вы решайте, что для вас лучше.

Нельзя опрашивать взрослого подозреваемого в присутствии родителей. Возможно, Дэвид был даже готов снять с себя груз преступлений – но в присутствии знаменитого отца не решился бы ни в чем признаться. Стоило допрашиваемому остаться один на один со следователем – обстановка тут же менялась.

Я вышла из кабинета, протянула Петерсону денег и попросила заказать сэндвич для Дэвида и кофе для всех нас. Детективы даже не подумали подойти ко мне – подбодрить или дать совет. Как будто не могли покинуть площадку для гольфа, поскольку их удар был на очереди. Мы с Мерсером отошли, чтобы обсудить положение.

Минут через десять из-за матовой стеклянной двери появился мистер Масуана.

– Я принимаю ваши правила, мадам Купер. Но я бы хотел попросить вас прервать процедуру, если Дэвид об этом попросит.

– Конечно.

Мы с Мерсером вернулись в комнату. Пока мы объясняли цель допроса, прибыл полицейский в форме с пакетом продуктов из местного магазина.

Я положила сэндвич и поставила кофе перед Масуана. Если он выпьет кофе и поставит стакан на стол, по бесхозное можно будет немедленно направить на экспертизу для анализа ДНК. Это можно было бы сделать еще до вечера, не дожидаясь обыска или возможности произвести изъятие или признания.

Я открыла крышку на своем стакане и отхлебнула.

– Вы любите кофе, Дэвид?

Он отодвинул сэндвич и кофе.

– Спасибо, я не буду. Я не голоден.

Мерсер начал задавать общие вопросы о родословной. Молодой человек нервничал, избегал смотреть в глаза. Руки на коленях был сжаты. Голос временами дрожал. Правда, подобная ситуация любого бы испугала.

Рассказывая о том, какое он получил образование, Дэвид не упомянул об учебе в Англии.

– Когда вы учились в Гарварде? – спросила я, надеясь услышать в ответе слово «class», созвучное с «ass». He мелькнет ли легкий акцент, который Анника услышала в этом слове?

Дэвид произнес не только это слово, но и слово «pass». В его речи не было даже намека на британское произношение.

Мерсер стал расспрашивать Дэвида о датах. Он ориентировался в них плохо. Но когда мы стали говорить о давних событиях, никаких претензий к нему мы предъявить не могли: закон предусматривает, что Человек не может дать подробный отчет в том, что он делал четыре-пять лет назад. Пока Мерсер ворошил этот груз, я думала над ответами Дэвида. Иногда он казался совершенно искренним; иногда, когда выражение его лица вдруг совпадало с тем, которое было зафиксировано на фотороботе, я была готова отправить его в камеру, запереть дверь и выбросить ключ. ДНК была единственно бесспорным критерием, что наука могла устранить наши сомнения в двадцать четыре часа.

Через сорок пять минут вопросов и ответов «не помню» Петерсон постучал в дверь и улыбнулся мне, предлагая сигареты, свою зажигалку и пепельницу.

– Забыл, год назад капитан отказался от своих законных принадлежностей по требованию мэра. Для вас мы смягчим правила.

Он помнил окурок, найденный на крыльце, недалеко от места происшествия. Преступник курил. Слюна Дэвида на сигарете тоже могла бы стать материалом для анализа ДНК.

Мы с Мерсером взяли по сигарете, подавая пример. Но Дэвид Масуана сморщил нос, когда мы прикуривали.

– Спасибо, я не курю.

Может, так оно и было. А может, достаточно умен, чтобы понять, что мы хотим заполучить улики.

Время шло. Теперь Мерсер был настроен играть по-грубому. Неточности в недавних датах – они могли свидетельствовать о том, что Дэвид совершил январские преступления, – были для нас неприемлемы. Мерсер настаивал на четкости и точности. Люди поколения Дэвида хранят всю информацию – она есть в карманных компьютерах, на отрывных календарях.

В конце концов он предложил Дэвиду добровольно сдать образец ДНК. Для этого нужно было всего лишь провести ватной палочкой у него во рту. Молодой человек залился слезами и, естественно, отказался. Сказал, что ему нужно поговорить с отцом.

Мерсер достал из папки фоторобот насильника и сунул его под нос Дэвиду. Он был основным подозреваемым. Тот машинально отпрянул и тяжело задышал.

– Он похож… похож на меня… но кто давал показания? Белые женщины? У меня много признаков… чтобы перепутать…

Темно-коричневая кожа Мерсера была почти такого же цвета, как у Дэвида. Он подался к нему и проговорил:

– Только не надо болтать, что все мы выглядим одинаково, хорошо? Этот фоторобот точнее, чем твоя фотография на водительских правах.

Снова постучали. Петерсон приоткрыл дверь и знаком подозвал меня. Я была раздражена этим вторжением: казалось, Мерсер вот-вот расколет преступника.

– Извини, Алекс, я решил, что тебя нужно позвать к телефону. Дарен Уаксон, начальник протокола.

Я подняла трубку и резко проговорила:

– Да, мистер Уаксон?

– Мисс Купер, хотелось бы узнать, как долго вы будете держать посла с сыном в участке. Уже седьмой час. Если вы намерены что-то предпринять в их отношении, я бы хотел узнать об этом как можно скорее.

Я не торопилась с ответом. Кто-то из полицейских мог проболтаться, что видел их внизу.

– Кто сказал вам, что мистер Масуана здесь?

– Он позвонил мне, чтобы поблагодарить. Соответственно, рассказал, что у вас там происходит.

– Поблагодарить вас? За что? За то, что вы рассказали ему, что окружной прокурор запросил сведения из миграционной службы? И рассказали, что интересует следствие?

– Мисс Купер, я информирую все представительства. Таков порядок. Протокол требует…

– Когда это было? В котором часу вы сказали об этом мистеру Масуана?

– Сегодня днем, незадолго до того, как передал детективу Уоллесу список с адресами.

Мерсер считал, что благодаря агенту миграционной службы обвел Масуана вокруг пальца. Но тот все это время знал, что мы проверяли, не являются ли его сыновья серийными насильниками.

– Ни в коем случае нельзя было ему об этом говорить!

– Мисс Купер, – гневно проговорил Уаксон. – Мне не нужен международный скандал из-за каких-то пяти истеричек.

Майк Чэпмен назвал бы его долбанным идиотом и пригрозил арестом за то, что он чинит препятствия следствию.

– Истерички?! Вы что, женоненавистник?! Понимаю, вас потревожили. Но если только окажется, что вы дали возможность преступнику ускользнуть от нас и уехать из страны, я приведу вам парочку потерпевших – прямо в офис! И вы, глядя им в глаза, растолкуете им, как работает ваш принцип дипломатической неприкосновенности.

Бросив трубку, я велела Петерсону продолжить допрос. Надо было испросить разрешения у хитреца Масуана взять пробу у Дэвида, чтобы исключить того из числа подозреваемых.

– Надо за ним присматривать, – продолжала я. – Скорее всего, он свяжется со старшим по сотовому. Пусть думает, что мы выехали на место нового изнасилования. Задержи их здесь как можно дольше.

Открыв дверь кабинета, я позвала Мерсера.

– Нам с тобой надо в аэропорт. Скажи послу что угодно, но только не это. Скажи, что нас вызвали по другому делу. Нам нужно успеть на рейс.