Всё ещё задыхаясь, я сидел и рассматривал собравшуюся компанию.

Фрау Вернер стояла, прислонясь спиной к открытому окну. Её взгляд скользил по комнате, задерживался то здесь, то там, останавливался на Викторе, и при этом лицо её выражало любопытство. Дядя Вилли смотрел с удивлением на электрические устройства и всё время покачивал головой.

Гансик таращил глаза попеременно то на Виктора, то на меня, и его рот так широко раскрылся, что туда без особых усилий можно было бы вложить довольно крупную картофелину. Альфред разглядывал Виктора и меня глазами третейского судьи: кому из нас больше досталось? Фриц также внимательно смотрел на меня и на Виктора, но, очевидно, пытался сообразить, почему мы так разодрались.

Лицо Аннамари печально. В глазах — сочувствие. Я рад этому, хотя настроение у меня было прескверное.

Никто не произносил ни слова.

Все ждали, чтобы начал я, как главное действующее лицо.

Постепенно моё дыхание восстановилось, и я как раз обдумывал, с чего начать, как вдруг все вздрогнули — зазвонил один из телефонов.

Оцепенение Виктора исчезло: он повернул голову и открыл рот, будто хотел что-то сказать.

Я встал, прихрамывая пошёл к столу и взял телефонную трубку.

— Не эту — аппарат справа, — сказал Виктор хрипло.

Я поднял трубку и поднёс её к уху Виктора. Он прислушался.

— Да, дядя?.. Мне очень жаль, что мы тебя потревожили, у меня здесь несколько друзей. — Его голос почти нормален и нежен. — Да, мы были чересчур шумны и бесновались сверх меры. Я приду к тебе попозже, когда мои друзья уйдут.

Виктор кивнул мне коротко. Во время разговора с дядей его лицо немного просветлело, но теперь выражение его опять стало мрачным и презрительным. Две слезы выскользнули из ресниц.

— Друзья! — горько повторил он и бросил на меня короткий, полный ненависти взгляд. — Хороши друзья!

Теперь я уже не смог удержаться. Я проковылял к инструментальному ящику, взял кусачки и перекусил все провода, которыми был связан Виктор.

— Да, — сказал я, — друзья! Ты можешь выговорить это спокойно, без яда и желчи: настоящие друзья.

Он остался недвижим, хотя проволочные оковы упали на пол.

К нему подошла Аннамари.

— Да, Виктор, — сказала она, — Пауль действительно твой друг. Если бы ты знал, сколько он вытерпел уже из-за тебя! Вчера он даже поссорился с нами. Но теперь он хочет, чтобы и мы стали твоими друзьями. И работник связи и женщина из Народной полиции пришли к тебе как твои друзья…

Виктор повернул голову и подозрительно посмотрел на Аннамари из-под полуоткрытых век.

— У тебя есть какая-то тайна с Паулем?

Виктор пристально посмотрел на меня.

— Он нам так и не выдал эту тайну, — тихо сказала Аннамари.

— Так ли это? — быстро спросил Виктор, прямо сверля меня чёрными глазами.

— Да… Это останется нашей тайной. До тех пор, пока ты сам не захочешь открыть её, — сказал я.

Фрау Вернер поставила перед Виктором стул.

— Садись! Нам хотелось бы поговорить с тобой.

Виктор медленно поднялся с пола и сел. Дядя Вилли пристроился на краю стола, Гансик и Альфред расположились по-турецки на полу — каждый устроился поудобнее.

«Теперь, — подумал я, — вот теперь выяснится, предал ли я Виктора или нет».

— Да, — начала фрау Вернер, — если бы ты был старше, то на твоих руках красовались бы сейчас наручники и ты сидел бы за решёткой. Понимаешь ли ты это, Виктор?

Он робко кивнул.

— Виктор, — тихо сказал я, — можешь ли ты дать нам честное слово, что никогда больше не… — Я был не в состоянии произнести проклятое слово «красть» и сделал рукой хватательное движение.

Виктор посмотрел на меня:

— Да, — ответил он также тихо, — я даю честное слово, что никогда этого больше не сделаю.

— Он этого больше не сделает, — сказал я обрадованно фрау Вернер. — Вы можете быть в этом абсолютно уверены!

Дядя Вилли вмешался в разговор:

— Послушайте, я полагаю, что Пауль действовал здесь не совсем правильно, не так ли?

— Я не мог… — заикнулся я и покраснел, устыдившись своей трусости.

— Давайте оставим Виктора и Пауля вдвоём. Пусть они договорятся до конца, — предложил дядя Вилли. — Сегодня, я думаю, наш общий разговор не сможет состояться. А завтра мы встретимся в два часа на телефонной станции.

— Завтра сообща и решим, как можно помочь Виктору, — кивнула фрау Вернер.

— Да, и он должен нам показать, как он это проделывал, сорванец! — закончил дядя Вилли.

Когда все ушли, мы с Виктором взялись за уборку поля битвы и постепенно стали обсуждать сложившееся положение.

Эпизод за эпизодом рассказывал я Виктору, как мы разыскивали его. Особенное удовольствие ему доставила история с Хоппи.

— От меня твой Хоппи также получит сардельку! — воскликнул Виктор. — Но за то, что он не нашёл меня!

— Знаешь что, — предложил я. — Идём ко мне ночевать, тогда мы сможем ещё долго болтать… Мама будет рада видеть тебя…

Виктор уже повеселел.

— Но мой дядя? — сказал он. — Я ещё никогда не уходил на ночь из дому.

— А ты попроси у него разрешения.

— Разрешить-то он разрешит, я всегда могу делать всё, что хочу, — объяснил Виктор не без некоторого самодовольства.

Действительно, Виктор пошёл ко мне.

Мать постелила ему на диване. Прежде чем лечь спать, мы наблюдали за полнолунием. Виктор назвал мне имена больших лунных кратеров.

— На луне мы должны быть одеты в непроницаемые, герметические панцири, — сказал он. — И разговаривать друг с другом сможем лишь по радио.

— Ну, а животные?

— И животные должны быть в панцирях.

— А существуют ли такие панцири для животных? — спросил я.

— Нет, нам придётся сконструировать. Вообще у нас ещё очень много дела, пока мы не приготовимся к полёту.

Луна заглянула в окошко, а мы всё ещё шептались и шептались без конца. Наконец веки наши начали склеиваться, и мы провалились в сон, не успев пожелать друг другу спокойной ночи.