Признание или смерть — таков был предоставленный Розенбергам американскими властями выбор. Вынеся Юлиусу и Этели смертный приговор, американская Фемида, по сути дела, расписалась в своей несостоятельности.
И все же надежда, что справедливость в конце концов восторжествует, не оставляла Розенбергов даже в камере смертников. За два с лишним года защита использовала все мыслимые пути, чтобы добиться отмены несправедливого приговора. В федеральный суд Нью-Йорка, в Верховный суд США было направлено 26 апелляций. Но, казалось, вся американская судебная система состояла в заговоре против Розенбергов.
Судьи высших инстанций, рассматривавших апелляции по делу, не смогли подняться выше маккартистской истерии и политики, и одно за другим отвергали ходатайства защиты. Так, члены федерального окружного апелляционного суда 25 февраля 1952 г. утвердившие вынесенный Розенбергам приговор, в принципе согласились с доводами защиты относительно допущенных в ходе судебного разбирательства грубых нарушений процессуальных норм. Однако они не сочли эти нарушения «достаточным основанием» для пересмотра дела.
13 октября 1952 г. окончился первый раунд юридической борьбы за жизнь Розенбергов: восемью голосами против одного Верховный суд США отказался от рассмотрения дела под стандартным предлогом — «отсутствие процедурных оснований». Несколько дней спустя судья Кауфман назначил казнь на вторую неделю января 1953 г. Третий осужденный — Мортон Собелл был переведен для отбывания 30-летнего срока тюремного заключения в федеральную тюрьму строгого режима на острове Алькатрас в Калифорнии.
У подсудимых оставалась единственная надежда на то, что волна общественного протеста остановит руку палачей. Но в обстановке разгула маккартизма маховик общественного мнения раскручивался медленно. Одна из целей дела Розенбергов — подавление либеральной оппозиции — была достигнута. И тем не менее некоторые американские либералы нашли в себе мужество поднять голос в защиту Розенбергов.
Виднейшие физики Гарольд Юри и Альберт Эйнштейн обратились к президенту с просьбой отменить смертный приговор. «Прочитав показания по делу Розенбергов, — писал Гарольд Юри в газету «Нью-Йорк Таймс», — я не могу побороть моих сомнений относительно приговора». Для знаменитого физика показания Розенбергов казались куда более достоверными, чем показания Гринглассов.
В других странах трагическая судьба молодой американской пары взволновала миллионы людей. На Белый Дом обрушился поток писем и телеграмм из многих стран мира. «Помилуйте Розенбергов!», «Спасите Розенбергов от маккартизма!», «Дело Розенбергов несправедливо!», «Не дайте им умереть, пока остаются сомнения!» — гласили транспаранты участников многочисленных массовых манифестаций в Париже и Лондоне, Риме и Женеве, Брюсселе и Амстердаме, Мехико и Рио-де-Жанейро, плакаты пикетчиков у зданий посольств и консульств США во многих странах мира.
Но президент и власти США остались глухи ко всем призывам остановить руку палачей. Розенбергам был предоставлен единственный инквизиторский выбор: признание или смерть. «Ни один из подсудимых не пошел по пути Дэвида Грингласса и Гарри Голда, — мотивировал свой отказ на очередную апелляцию защиты Розенбергов судья Кауфман. — Они не проронили ни слова».
Не оправдалась и последняя надежда Юлиуса и Этели на обращение к «разуму и совести» президента: покидая 20 апреля 1953 г. Белый Дом, Гарри Трумэн оставил прошение Розенбергов о помиловании без ответа.
11 февраля оно было отклонено вступившим в должность президента — Дуайтом Эйзенхауэром. Новый президент остался равнодушным к аргументам и просьбам тысяч защитников Розенбергов во многих странах мира, среди которых были видные общественные и политические деятели, ученые и писатели… С просьбой о помиловании к президенту США обратился даже Папа Римский Пий XII и десять кардиналов.
«Преступление, в котором признаны виновными Розенберги, — …это злостное предательство целой нации, которое вполне могло повлечь смерть многих и многих тысяч невинных граждан», — Эйзенхауэр почти дословно процитировал формулировку Кауфмана.
Много лет спустя, описывая этот период в своих мемуарах, Эйзенхауэр не скроет, что основной целью правосудия было добиться признания Розенбергов.
Но судя по письмам Этели и Юлиуса тех дней, даже угроза близкой смерти не сломила узников тюрьмы Синг-Синг. «Никто не сможет отнять нас друг у друга — даже разлука и угроза смерти… Врагам… не сломить нас, и каков бы ни был окончательный исход дела, они еще увидят нашу победу», — писал Юлиус, когда до назначенной на 9 марта казни оставалось 12 дней.
Тогда в борьбу за жизнь Розенбергов по собственной инициативе включился маститый адвокат Джон Финерти, некогда бывший одним из защитников Сакко и Ванцетти. Вместе с защитником Розенбергов Эммануэлем Блоком он обратился в окружной апелляционный суд с ходатайством о приостановлении исполнения приговора, представив неопровержимые доказательства допущенных в ходе суда нарушений процессуальных норм и прав обвиняемых.
На этот раз члены апелляционного суда не смогли не согласиться с доводами защиты: невзирая на протест министерства юстиции, они приняли решение об отсрочке смертной казни. Защите Розенбергов была снова предоставлена возможность изложить свои аргументы Верховному суду США.
«В настоящий момент я пребывая как бы в полусне, — писал Юлиус в один из дней, прошедших в ожидании решения Верховного суда. Все представляется таким нереальным и размытым. Кажется, будто мы не здесь, а где-то далеко, и оттуда наблюдаем происходящее, не имея сил сделать что-либо…».
25 мая был получен очередной отказ: семью голосами против двух Верховный суд отклонил ходатайство Розенбергов о пересмотре дела. Это означало, что отсрочка исполнения приговора аннулирована. Официальная дата казни была назначена на 23 часа 18 июня 1953 г.
Через десятилетия дошли до нас последние письма Розенбергов — свидетельства их несгибаемого мужества и воли.
«Что можно написать любимой, когда через 18 дней, в четырнадцатую годовщину свадьбы, нас ожидает смерть… Перед лицом приближающегося самого страшного часа наших испытаний мы должны собрать все силы, чтобы… сохранить спокойствие и здравый смысл».
Несмотря на все неудачи, до последней минуты защитники не прекращали борьбу за жизнь Розенбергов. Когда до назначенного дня казни оставалось 12 дней, Эммануэль Блок представил судье Кауфману новые доказательства того, что главный свидетель обвинения Дэвид Грингласс лгал. Но Кауфман не собирался вникать в суть новых аргументов защиты Розенбергов.
«Вина подсудимых была установлена, и «новые свидетельства» ни в коей мере не снижают убедительности материалов обвинения», — так обосновал судья Кауфман отказ удовлетворить новое ходатайство защиты. 11 июня окружной апелляционный суд подтвердил решение судьи Кауфмана. Оставалась последняя шаткая надежда на еще одно обращение в Верховный суд.
12 июня защитники обратились в Верховный суд с ходатайством об отсрочке казни, обосновав ее необходимостью предоставить защите время для подачи в Верховный суд ходатайства о пересмотре дела по вновь открывшимся обстоятельствам.
Ходатайство защиты рассматривалось на последнем перед летним перерывом заседанием суда — в субботу, 13 июня. В Понедельник, 15 июня, Верховный суд официально объявил о своем решении: ходатайство защиты отклонено ничтожным большинством — пятью голосами против четырех. В работе суда объявили перерыв до октября.
В те дни во многих странах мира проходили протесты против смертного приговора Розенбергам. Американские же посольства в Риме и Париже, как сообщали в Вашингтон, буквально находились в осаде демонстрантов.
Некоторые видные американцы добивались личной встречи с президентом, чтобы изложить свои доводы о необходимости недопущения исполнения вынесенного Розенбергами приговора. В частности, этого добивался Нобелевский лауреат, ученый-атомщик Гарольд Юри. Но ни президент, ни генеральный прокурор его не приняли.
Эйзенхауэр принял лишь четырех священнослужителей трех протестантских пасторов и одного раввина, — представлявших 23 тысячи священнослужителей, ранее направивших президенту прошение о помиловании осужденных. Не затрагивая темы виновности Розенбергов, они лишь просили президента о «символическом жесте милосердия» — сохранении жизни осужденной чете.
Позднее один из этих священнослужителей, Бернард Лумер, рассказал, как Эйзенхауэр связал разведывательную деятельность Розенбергов с потерями США в ходе войны в Корее и утверждал, будто они «делали это за деньги».
До назначенного дня казни оставалось еще три дня и еще одна, пусть слабая, зацепка: право приостановить исполнение приговора, которым наделен каждый из членов Верховного суда.
Из зала заседаний защитники Розенбергов направились прямо в кабинет члена Верховного суда Уильяма Дугласа. Внимательно выслушав их аргументы, судья Дуглас предложил защитникам прийти на следующее утро.
В тот момент в борьбу за жизнь Розенбергов включились два видных американских юриста — Файк Фармер и Дэниэл Маршалл, на свой страх и риск предпринявшие попытку добиться отмены приговора. Их аргументация вкратце сводилась к следующему.
Розенберги были осуждены на основании закона о шпионаже 1917 г. Однако этот закон был частично изменен после принятия закона об атомной энергии в 1946 г. В соответствии с последним, приговор к высшей мере наказания мог быть вынесен только на основании специального решения присяжных. А поскольку в деле Розенбергов такого решения не было, приговор подлежал отмене.
Обдумав выдвинутые как старыми, так и новыми защитниками Розенбергов аргументы, 17 июня судья Дуглас объявил о своем решении отсрочить исполнение приговора. По его мнению, «Розенбергам должна быть предоставлена возможность поднять этот вопрос в суде». Решение судьи Дугласа означало, что защита Розенбергов получит три с лишним месяца для подготовки новой апелляции. Замысел властей оказался под угрозой, и в ход были пущены чрезвычайные меры.
В тот же день генеральный прокурор США Герберт Браунелл потребовал от председателя Верховного суда Фреда Винсона срочного созыва чрезвычайного заседания Верховного суда для аннулирования решения судьи Дугласа. Через час судья Винсон объявил о чрезвычайном заседании суда, которое должно было состояться на следующий день, в полдень.
В третий раз за всю историю США члены Верховного суда во время летнего отпуска были отозваны в Вашингтон. В полдень 18 июня проведшие бессонную ночь в самолетах, поездах и автомобилях судьи восседали в своих креслах. На ступенях у входа и вокруг здания Верховного суда в тревожном молчании собралась многотысячная толпа.
Три часа, сменяя друг друга, излагали аргументы защиты Блок, Фармер и Маршалл, Финерти и прибывший специально из Чикаго профессор права Малькольм Шарп. Несколько часов понадобилось судьям, чтобы прийти к решению.
В середине дня члены Верховного суда удалились в совещательную комнату. В 18.29 был объявлен перерыв до 12 часов следующего дня. Розенбергам была дарована еще одна ночь.
В это время Юлиус писал своему другу и защитнику Эмануэлю Блоку: «Наши дети — наше счастье, наша гордость и самое большое достояние. Люби их всем сердцем и защити их, чтобы они выросли нормальными здоровыми людьми…
…Я не люблю говорить «прощай», потому что верю, что добрые дела живут вечно, но одно я хочу сказать: никогда так не любил жизнь, потому что понял, каким прекрасным может быть будущее. Так как я считаю, что мы в какой-то степени внесли свой вклад в этом направлении, плодами которого воспользуются мои дети и миллионы других…»
Судя по этому письму, несмотря на почти трехгодичное нахождение в тюрьме, на мучительное ожидание решений по многочисленным апелляция, Розенберги держались поразительно стойко, сохраняя присущее и самообладание и ясность мысли.
Перерыв в работе суда до полудня следующего дня вызвал настоящую панику в Белом Доме, о чем свидетельствует спешно созванное президентом чрезвычайное заседание кабинета. Ведь если бы Верховный суд счел правомерным применение закона об атомной энергии, обвинение было бы дискредитировано и пришлось бы все начинать заново.
В ходе заседании генеральный прокурор Браунелл употребил все свое красноречие, чтобы убедить Эйзенхауэра в безосновательности отсрочки казни. Он уверил президента в том, что обвинение «располагает информацией, подтверждающей вину Розенбергов, но она не могла быть использована в суде». Расчет Браунелла был точен: президент Эйзенхауэр не дал себе труда даже проверить наличие подобной информации.
В полдень 19 июня было объявлено решение Верховного суда: шестью голосами против трех отсрочка казни была аннулирована. Однако в этом решении указывалось, что оно «не должно быть истолковано как согласие с целесообразностью применения в данном деле смертного приговора».
Решение Верховного суда выглядело весьма проблематично с точки зрения принятой в США правовой процедуры: поднятый адвокатами Фармером и Маршаллом правовой вопрос передавался на усмотрение судов низшей инстанции и только впоследствии, на стадии апелляции, мог быть рассмотрен самом Верховным судом.
Но вторичное, да еще под новым углом зрения рассмотрение дела Розенбергов не укладывалось в замысел властей. Поэтому в нарушение установленной процедуры Верховный суд с ходу рассмотрел выдвинутые защитой аргументы и счел их «несущественными».
Сами члены Верховного суда испытывали сомнения в принятом ими решении. Это подтверждается и опубликованным всего три дня спустя после казни особым мнением судьи Феликса Франкфуртера, осудившего поспешность, с которой было вынесено это решение. Выразив уверенность в том, что «аргументы Фармера-Маршалла имели юридические основания», он признал, что у суда «не было времени, чтобы соблюсти предписываемую в таких случаях процедуру».
После чрезвычайного заседания Верховного суда у Розенбергов оставалась лишь весьма слабая надежда на помилование президента.
К 19 июня на имя президента Эйзенхауэра поступило свыше 200 000 писем и телеграмм с просьбой «предотвратить непоправимое». Нельзя сказать, что президент не испытывал сомнений — об этом свидетельствуют его мемуары. 15 июня он написал сыну, воевавшему в Корее: «Противоестественно не вмешаться в дело, где женщине уготована смертная казнь». Однако Эйзенхауэр не сомневался в том, что «в данном случае… женщина явно была лидером всей шпионской сети».
Почему Эйзенхауэр был так глубоко убежден в том, что Этель — «злой гений», вдохновлявший мужа не преступление?
Только много лет спустя стали доступны рассекреченные материалы ФБР, относящиеся к делу Розенбергов.
Среди тысяч ставших достояние гласности страниц — ни одного упоминания о «шпионской деятельности» Этели. Даже в списке вопросов, приготовленных ФБР в середине июня 1953 г. на случай, если Юлиус Розенберг согласится заговорить, лишь один вопрос касался Этели: «Знала ли Ваша жена о Вашей деятельности?».
Теперь также известно, что даже директор ФБР Эдгар Гувер и его заместители были против высшей меры наказания для Этели Розенберг. Когда судья Кауфман обсуждал с Вашингтоном вопрос о мере наказания Розенбергам, ФБР направило в правительство меморандум, в котором оно выражало свою позицию против вынесения Этели смертного приговора, а рекомендовало 30-летний срок тюремного заключения.
Однако президент с этими материалами ознакомлен не был. Генеральный прокурор Браунелл сделал все возможное, чтобы оградить президента от сострадания к молодой женщине, матери двоих детей. По его указанию Министерство юстиции сочинило и направило президенту меморандум, в котором Этель отводилась роль вдохновительницы «преступления».
А те роковые минуты Эйзенхауэр не проявил лучших качеств своего характера — самостоятельности, справедливости, милосердия.
Через час после решения Верховного суда канцелярия Белого Дома объявила, что президент Эйзенхауэр отклонил просьбу осужденных о помиловании.
Истекали последние часы перед казнью, назначенной на 8 часов вечера. На всех улицах, ведущих к тюрьме Синг-Синг, были установлены заграждения, выставлены вооруженные патрули. Проводка электрического стула была проверена, и исполнявший по совместительству обязанности палача электрик был на своем месте.
Этели и Юлиусу дали возможность в последний раз побыть друг с другом в камере, где на самом видном месте был установлен телефон прямой связи с министерством юстиции на случай, если они все-таки решат заговорить.
Розенбергам было разъяснено, что если они захотят признаться во всем и назовут своих сообщников, им стоит лишь поднять трубку этого телефона. Такое признание явится основанием для смягчения их наказания. Но даже родительские чувства не заставили Юлиуса и Этель воспользоваться предоставленным им шансом к спасению. Последние их письма дают представление о том, что испытывали в эти часы осужденные.
«Всегда помните, что мы невинны, — писала Этель сыновьям за два часа до казни, — и не могли пойти против своей совести». В конце письмо Этель просила Эммануила Блока передать детям ее медальон с десятью заповедями, цепочку и обручальное кольцо как знак их «неумирающей любви».
За несколько минут до смерти она написала последнее короткое письмо Эммануилу Блоку:
«Дорогой мой человек!»
Я оставляю свое сердце всем, кому я дорога. Я не одинока и умираю с честью и достоинством, знаю, что мы с мужем будем оправданы историей. Позаботьтесь, чтобы наши имена всегда были светлы и незапятнанны ложью».
В то время, как Юлиус и Этель прощались друг с другом, их защитники в Нью-Йорке и в Вашингтоне отчаянно пытались использовать остававшиеся у них юридические аргументы, чтобы добиться отсрочки казни или президентского помилования.
Белый Дом остался глух к призыву адвоката Э. Блока обратить внимание на то, что в решении Верховного суда об аннулировании отсрочки исполнения казни одновременно указывалось, что оно «не должно быть истолковано как согласие с целесообразностью применения в данном случае смертного приговора». Эйзенхауэр оказался глух и к переданному адвокатом последнему прошению Этели о помиловании, которое, как было объявлено Белым Домом в 19.32, «ничего не добавило к мнению президента по этому делу».
В 19.45 в Нью-Йорке судья Кауман отклонил ходатайство защитника Маршалла.
Только много лет спустя я узнал обстоятельства последних минут жизни моего друга и его жены. Ровно в 20. 00 в сопровождении охраны Юлиус Розенберг вошел в камеру, где находился электрический стул. Он молчал, выглядел сосредоточенным, серьезным, как будто ему предстояло совершить важное ответственное дело. Сам сел на смертный аппарат. Палач быстро подсоединил к его телу нужные контакты. Не проронив ни слова, не издав ни звука, Юлиус расстался с жизнью. В 20.06 он был мертв.
Через несколько минут в камеру смерти ввели Этель. На ее лице не было ни страха, ни тревоги. Взгляд ее был спокойным, осмысленным, доброжелательным, перед тем, как сесть на страшный стул, она протянула руку к сопровождавшей ее надзирательнице, притянула ее к себе и поцеловала в щеку. Это был как бы прощальный поцелуй, который она посылала своим детям, родным, друзьям и жизни на нашей грешной земле. В 20.16 Этель была мертва.
Газета «Нью-Йорк таймс» писала, что Розенберги приняли свою смерть с самообладанием и хладнокровием, которое удивило всех присутствовавших.