1. Состав резидентуры

В 1941 г. в резидентуре насчитывалось 13 человек, включая трех технических сотрудников. В годы войны возможности заменять разведчиков регулярно, как в мирное время, не было, и они работали бессменно по 4–5 лет. Так случилось, что в Нью-Йорке часто менялись резиденты. Они были самыми активными разведчиками, об их деятельности становилось известно противнику, и им приходилось покидать страну. В те годы резидент обычно считался не только начальником, но и ведущим разведчиком. Он проводил особо важные вербовки и имел на связи наиболее ценных агентов. Полагалось, что только активно работающий резидент мог правильно руководить подчиненными ему людьми, быть для них авторитетом в оперативных вопросах. Действительно, личный пример руководителя резидентуры психологически сильнее воздействовал на молодых разведчиков, чем слова, и побуждал их энергично включаться в разведывательную работу.

До конца апреля 1941 г. резидентуру в Нью-Йорке возглавлял Гайк Бадалович Овакимян, в прошлом научный сотрудник, доктор химических наук. Он прекрасно знал Соединенные Штаты и хорошо владел английским языком. По прикрытию Овакимян являлся инженером-консультантом АМТОРГа. Он сумел завербовать нескольких агентов для научно-технической разведки, которые успешно действовали долгие годы и после его отъезда из США. В апреле 1941-го он был арестован сотрудниками ФБР на месте встречи с одним из его агентов, который, как выяснилось впоследствии, оказался провокатором, на жаргоне разведчиков, «подставой».

Овакимяна выпустили под залог 50 тысяч долларов, и над ним должен был состояться суд. Но после нападения фашистской Германии на СССР по указанию президента Рузвельта провалившегося резидента судить не стали, и в начале июля он вернулся в СССР.

Затем резидентом назначили опытного разведчика Василия Михайловича Зарубина, на которого Центр возложил ответственность за организацию разведывательной работы не только в Нью-Йорке, но и в Вашингтоне. Позднее я узнал, что перед отъездом в США Зарубина вместе с начальником разведки Павлом Михайловичем Фитиным принимал Сталин. По его мнению, главные усилия резидентура в США должна была направить на то, чтобы помочь выиграть войну. Сталин поставил конкретные задачи:

— следить, чтобы Черчилль и американцы не заключили с Гитлером сепаратный мир и все вместе не пошли бы против Советского Союза;

— добывать сведения о военных планах Гитлера в войне против СССР, которыми располагают союзники;

— выяснять секретные цели и планы союзников в этой войне;

— пытаться узнать, когда западные союзники собираются в действительности открыть второй фронт в Европе;

— добывать информацию о новейшей секретной военной технике, создаваемой в США, Англии и Канаде.

Сталин также отметил, что советское правительство заинтересовано в получении секретной информации и по многим другим вопросам. Главное — приблизить разгром фашистской Германии и сорвать тайные планы союзников относительно послевоенного устройства мира.

Когда Василий Михайлович прибыл в Нью-Йорк, ему исполнилось 47 лет. Среднего роста, полнеющий блондин с редкими волосами, которые он зачесывал назад, всегда носил очки в белой металлической оправе. Обладал недюжинной физической силой, прекрасно играл в теннис. Большой жизнелюб, в компании — заводила, любил петь, хорошо играл на разных музыкальных инструментах. Его серые глаза всегда были немного воспалены от постоянной многочасовой работы и чтения огромного количества материалов. Умел слушать собеседника. Обладал чувством юмора, любил хорошую шутку. С подчиненными держался демократично. Требовал, чтобы его сотрудники были инициативными, смелыми, даже отчаянными. «Смелость города берет», — часто поучал он молодых разведчиков. Он не любил иметь дело с серенькими, боязливыми людьми, которые весь свой ум направляют на то, чтобы доказать, что условия-де не позволяли выполнить трудное задание.

Несмотря на постоянную загруженность, Зарубин находил время беседовать с начинающими «охотниками за секретами», особенно с теми, которые только что включались в оперативную работу. Он очень ценил в них самостоятельность, инициативу и творческий подход к делу. Беседуя или читая отчеты о проведенных мероприятиях, радовался и одобрял, когда молодой сотрудник в силу изменившейся обстановки или появления новых, ранее неучтенных обстоятельств, инициативно и умело сам вносил коррективы в ранее намеченные планы, и наоборот, выговаривал тем, кто в своих действиях слепо придерживался утвержденных проектов, несмотря на то, что сложившаяся ситуация требовала внесения изменений.

Сильной стороной резидента мы считали его огромный опыт оперативной работы, в том числе в нелегальных условиях, и его блестящий профессионализм. Он имел много связей среди иностранцев, успешно вербовал агентов. Лично работал с самой важной агентурой. Беседы, указания, товарищеская критика Зарубина, а самое главное — его практическая деятельность помогали развить у молодых сотрудников самостоятельное оперативное мышление, воспитывали сознательное отношение к работе, желание отдать все силы. и знания для успешного выполнения поставленных задач.

Проявляя огромную активность, Зарубин, видимо, не всегда уделял достаточного внимания зашифровке своих действий. Его деятельность стала известна ФБР, и в конце 1943 г. его объявили «персоной нон грата». Он вынужден был выехать в СССР.

По оценке Центра, под непосредственным руководством генерал-майора Зарубина нью-йоркская резидентура проникла в правительственные учреждения и на военно-промышленные объекты США. Это позволило разведке получить ценную документальную информацию, касавшуюся новейших видов оружия, военно-политических планов, в том числе послевоенного переустройства мира. За заслуги перед Родиной Зарубин был награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды и знаком «Почетный сотрудник государственной безопасности», многими медалями. Умер он в 1972 г.

Центр долго не мог прислать на место Зарубина равноценную фигуру. Обязанности резидента исполняли сотрудники, которые не обладали большим оперативным опытом, умением ладить с людьми. А это было так нужно, ибо условия для советской разведки в Соединенных Штатах ухудшались с каждым месяцем.

Около года резидентом оставался Степан Апресян. В органы разведки он пришел в 1932 году. В Нью-Йорк Апресян приехал в возрасте 35 лет. Сотрудники резидентуры уважали его за эрудицию и добрый, покладистый характер. Его старший брат, нарком внутренних дел одной из среднеазиатских республик, в 1938 году был арестован и расстрелян. Степан тоже угодил под арест. Через год брата посмертно реабилитировали.

Апресяна тут же освободили и вновь направили в разведку. Он был талантливым лингвистом. Иностранные языки изучал неимоверно быстро, за три-четыре месяца, и знал их множество, включая такие трудные, как финский, турецкий, арабский. Оперативные документы составлял великолепно: с точки зрения логики, стиля и грамматики они считались безукоризненными.

На связи у Апресяна находился агент, встречи с которым для него стали мучением. Расстрел брата, месяцы, проведенные в тюрьме, видимо, не прошли для Степана бесследно. Он стал болезненно нерешительным, за несколько дней до встречи с агентом начинал нервничать. Это состояние отражалось на всем его облике и действиях. Степан весь уходил в себя, невнимательно слушал собеседника. В ходе проверки перед встречей беспокойно осматривался кругом, быстро, почти бегом, семимильными шагами передвигался по улицам.

В 1945 г. Степан Апресян был отозван в Москву. В центральном аппарате он проработал до пенсионного возраста и вышел в отставку. Затем поступил на работу редактором в Издательство литературы на иностранных языках, где его очень ценили. Когда в Праге начал выходить журнал «Проблемы мира и социализма», Апресяна пригласили туда. Много лет он жил в Чехословакии, считался незаменимым сотрудником, так как отлично редактировал издания на многих иностранных языках.

В резидентуре я чаще всего сталкивался по работе с Р. Л. Квасниковым, А. А. Яцковым, К. А. Чугуновым, С. М. Семеновым, М. А. Шаляпиным. Этих очень разных людей объединяло одно — все они были беззаветно преданы разведке и нашей Родине.

Для меня было весьма поучительно наблюдать, как они строили свой рабочий день. Их отличали организованность, трудолюбие, умение использовать каждую минуту для дела. Я часто обращался к ним за помощью, старался перенять все положительное. В целом они сыграли большую роль в моем формировании как разведчика, поэтому хочу кратко рассказать о них.

В начале 1943 г. в резидентуру прибыл заместитель резидента по научно-технической разведке Леонид Романович Квасников. Он родился в 1905 году в семье железнодорожника. Работал строителем, помощником машиниста и машинистом. Окончил институт, по специальности инженер-механик. Три года учился в аспирантуре. В 1938 году его взяли на работу в Иностранный отдел НКВД. Он стал одним из основателей научно-технического направления внешней разведки. Находясь в резидентуре до конца 1945 г., проявил себя способным руководителем. Много времени уделял работе с подчиненными, глубоко и детально разрабатывал оперативные мероприятия, что во многом способствовало успеху разведчиков. Квасников считался умелым конспиратором. Особенно большое значение он придавал организации надежной скрытой связи с агентурой. Он приучил сотрудников беседовать с ним в резидентуре шепотом, не называть фамилии, псевдонимы и другие данные на лиц, о которых шла речь, а писать все это только на бумаге и требовал, чтобы так делали его собеседники. Под руководством Квасникова резидентура сумела добывать важные разведывательные материалы по использованию энергии атома в военных целях, по авиации и реактивной технике, по радарам, компьютерам и другой электронной аппаратуре.

В центральном аппарате Л.Р. Квасников в течение 15 лет являлся начальником научно-технической разведки. За успешную работу он был награжден шестью орденами Советского Союза. Ему было присвоено звание Почетного сотрудника Службы внешней разведки.

Умер Леонид Романович 15 октября 1993 г.

В июне 1996 г. Л.Р. Квасникову посмертно было присвоено звание Героя Российской Федерации.

Тридцатилетний Семен Маркович Семенов прибыл в США в 1938 году. Около двух лет проучился в Массачусетском технологическом институте, после чего его направили на работу инженером в АМТОРГ в Нью-Йорке. За время учебы в институте хорошо изучил английский язык и американскую действительность. Маленького роста, с утиным носом и большими глазами, которые при разговоре с собеседником медленно вращались, как параболические антенны, он быстро сходился с людьми. Вид у него был солидный, и он вполне походил на средней руки американского бизнесмена. Семенов легко устанавливал контакты с американцами и иностранцами, умело разрабатывал и вербовал их. Он поддерживал хорошие деловые отношения с агентами и искусно руководил ими, хотя на связи у него были весьма трудные и неуживчивые «секретные помощники».

В 1943 г. я помогал Семенову в работе с агентурой: принимал от него документальные материалы, которые он поучал от агентов, доставлял их в резидентуру, фотографировал, а затем возвращал их ему, когда явка завершалась. Отснятые пленки я проявлял, внимательно прочитывал их, составлял аннотацию, которую Семенов потом включал в отчет о встрече с агентом для отправки в Центр. На следующий день он обычно приходил в генконсульство, где я передавал ему пленку с материалами, а он в свою очередь рассказывал мне в общих чертах, как прошла очередная встреча. Это было весьма полезное партнерство. Семенов остался доволен моей помощью, которая освобождала его от лишней траты времени, а главное, избавляла от частого посещения генконсульства и повышала продуктивность работы. Я же был благодарен ему за то, что он щедро делился со мной своим опытом.

Запомнились мне его рассказы о работе с агентом по кличке «Хват». Опытный химик, он трудился на одном из заводов компании Дюпон, передавал нам материалы по нейлону и новейшим видам пороха. Был до мозга костей аполитичным человеком. Свое кредо он неоднократно формулировал так: «Для меня одинаковы демократы, республиканцы, фашисты, коммунисты. Я встречаюсь с Вами потому, что мне нужны деньги, чтобы построить дом, дать образование дочери, хорошо ее одеть и удачно выдать замуж».

«Хват» приходил на встречу и, показывая пакет с материалами обычно заявлял:

— Давай тысячу долларов, тогда получишь.

В ответ Семенов спокойным тоном отвечал, что он не может платить такие большие деньги, не показав сначала «кота в мешке» специалистам и не получив их заключения: представляют ли документы для нас интерес или нет. Торг обычно занимал минут двадцать-тридцать. В итоге договаривались, что Семенов немедленно выдает аванс в две сотни долларов, а через четыре часа возвратит материалы с дополнительной суммой в зависимости от ценности сведений. «Хват» сердито ворчал, но соглашался с предложением, ибо не хотел возвращаться домой с пустыми руками. В то время, как я обрабатывал материалы, Семен Маркович за ужином в ресторане проводил с агентом беседу. Когда «Хвату» возвращали документы, то дополнительно в конверте вручались двести или триста долларов. Получив в общей сложности в два раза меньше, чем он первоначально заламывал, агент приходил в ярость:

— Вы обманщики, жулики, бандиты, прохвосты. Я прекращаю с вами все отношения!

И быстро удалялся. Разведчик, догоняя агента, на ходу старался успокоить его и повторял ему условия очередной встречи через месяц, но агент, казалось, никак не реагировал на это.

Семенов рассказывал, что после встреч с «Хватом» он приходил домой вконец измотанным и в течение многих часов не мог успокоиться, так как не знал, придет агент на очередную встречу или нет. Но тот приходил, и все начиналось сначала.

На мое замечание, что, может быть, следовало платить «Хвату» столько денег, сколько он просил, чтобы улучшить отношения с ним и избежать нервотрепки, Семенов ответил:

— Во-первых, «Хват» — рвач, и, во-вторых, — это самое главное, — Квасников и я считаем, что если мы будем выплачивать агенту большие гонорары, то он быстро построит дом, накопит денег и прекратит сотрудничать с нами…

Центр такую позицию в работе с «Хватом» одобрял.

В конце 1943 г. Семенов обнаружил за собой усиленное наружное наблюдение. Он перестал выходить на встречи с агентурой. Однако слежка не прекращалась. По указанию Центра Семенов был отозван в Москву после пятилетней активной деятельности в США. Впоследствии его командировали во Францию, где он успешно вел разведывательную работу.

В 1953 г. Семенов был уволен из разведки без пенсии. Причиной его увольнения послужили следующие обстоятельства. В это время в МГБ проводили чистку, прежде всего от лиц еврейской национальности, а он был евреем. К тому же, когда же стало известно, что агент Гарри Голд, который долгое время находился на связи у Семенова и которого он рекомендовал в качестве связника к нашему очень ценному агенту, оказался предателем.

Более десяти лет Семенов работал переводчиком. в издательстве «Прогресс». Вскоре после прихода к руководству КГБ СССР Ю. В. Адропова Семенову назначили персональную пенсию. Семенов умер в 1986 г.

Активным сотрудником нью-йоркской резидентуры был мой однокашник по разведывательной школе Анатолий Антонович Яцков. В семнадцатилетнем возрасте он приехал в Москву, работал чернорабочим на стройке, затем слесарем, жил в бараке. В 1937 г. окончил Московский полиграфический институт.

В США Яцков приехал, зная лишь французский язык, но благодаря способностям и упорстве очень быстро, за какой-нибудь год, выучил английский. Каждый день он вел прием посетителей. Так же, как и я, был определен на научно-техническое направление резидентуры. Кроме того, он выполнял ряд заданий резидента по другим линиям. К разведывательной работе относился серьезно, все аспекты предстоящих встреч с агентами всесторонне продумывал. Ум у него был острый, мысли оригинальные. Яцков завербовал агента «Девина», который работал с нами около 20 лет, передав нам много ценных материалов.

Анатолий вел работу с важными агентами, которые передавали ценнейшую информацию по созданию в США первых атомных бомб. Работа велась через связников, с которыми Яцков встречался в городе. Некоторая часть копий документов передавалась в тайнописи, и Яцкову приходилось долго возиться с реактивами, а затем разгадывать проявившийся английский текст, в котором нередко трудно было прочитать не только отдельные буквы, но и целые слова. Во второй половине 1946 г. Яцков несколько месяцев исполнял обязанности резидента. Прямо из Нью-Йорка он был переведен в парижскую резидентуру. В послевоенный период Яцков занимал руководящие должности в разведки, выезжал в командировки на оперативную работу в страны Западной Европы. Затем возглавлял один из факультетов в Краснознаменном институте КГБ СССР имени Ю. В. Андропова. На всех участках работы Яцков успешно справлялся с поставленными перед ним задачами, проявил себя опытным руководителем, чутким воспитателем, принципиальным и скромным человеком.

За успешную работу в разведке Яцков награжден четырьмя орденами СССР. Скончался Анатолий Яцков 26 марта 1993 г.

В 1996 г. Яцкову посмертно было присвоено звание Героя Российской Федерации.

По политической линии активно действовали два молодых сотрудника нашей нью-йоркской точки, Константин Алексеевич Чугунов и Михаил Александрович Шаляпин.

Чугунов — небольшого роста, со вздернутым носом. Глаза глубокие, темно-голубые. Не по годам серьезный, собранный, осторожный, аккуратный. Во время выступлений или бесед мысли излагал неторопливо, логично, убедительно. Говорил всегда по делу. Он прекрасно владел английским языком, хорошо знал оперативную обстановку, проблемы внутренней и внешней политики США, расстановку политических сил. Возвратившись со встречи, немедленно садился за изучение полученных материалов, подготовку телеграмм, написание отчета и оперативных писем. Все его материалы были обстоятельными по содержанию, аккуратными по форме. Резидент подписывал их почти без исправлений.

Шаляпину в 1941 г. исполнилось 26 лет. Выше среднего роста, худощавый, подтянутый; глаза голубые, взгляд серьезный. Настроение у него резко менялось от гневно-сердитого к радостно-веселому. По своему характеру Шаляпин — полная противоположность Чугунову: не мог контролировать и скрывать свои чувства, был импульсивным, резким, нетерпеливым, курил беспрестанно. Очень любил рискованные операции. Пунктуально выполнял указания резидента. Хотя по своему интеллектуальному развитию он уступал Чугунову, но благодаря рвению, неукротимой жажде добиться результатов работал быстро и успешно. Обладал способностью моментально схватывать суть проблемы и решительными, порою, казалось, неоправданно рискованными действиями добивался успеха. Шаляпину легко давались иностранных языки. Поэтому впоследствии его командировывали в разные страны. Везде он работал продуктивно, вербовал ценную агентуру. С годами, однако, он пристрастился к вину, что больше всего противопоказано разведчику. Увлечение спиртным послужило причиной преждевременного увольнения его в отставку.

В резидентуре я несколько раз встречал ладно сложенного, красивого молодого блондина. Позднее я узнал, что это наш разведчик Виктор Александрович Лягин, работавший инженером в АМТОРГе. Он запомнился мне тем, что порой подолгу молча сидел в углу комнаты и напряженно о чем-то думал. Товарищи говорили, что Лягин крайне болезненно переживал наши неудачи на фронте. Вскоре, неожиданно для нас, он незаметно исчез — уехал в Москву. А через пару лет из газет мы узнали, что Лягин успешно руководил нелегальной разведывательно-диверсионной резидентурой в тылу немецкий войск. Пятого ноября 1944 г. ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Своими сослуживцами по нью-йоркской резидентуре трудных военных лет я с полным правом могу только гордиться…

 

2. Включение в разведывательную деятельность

Как я уже отмечал, до начала Великой Отечественной войны американская контрразведка весьма активно действовала против советских учреждений и их сотрудников, используя все имеющиеся в ее распоряжении средства: наружное наблюдение, агентуру и оперативную технику. Сотрудники резидентуры часто видели, что за ними с утра до вечера велась слежка. В их служебные и домашние телефонные аппараты вмонтировались устройства, которые позволяли ФБР подслушивать не только разговоры по телефону, но и вообще все, что говорилось в комнате, фиксировать любые, даже незначительные шумы.

В декабре 1941 г., когда США вступили в войну против Японии, а затем против Германии и Италии, ФБР все силы бросило на борьбу с разветвленной шпионской сетью разведок этих государств. В разных городах США располагались более 50 консульств Германии, Японии, Италии; кроме того, сотни представительств фирм этих стран, а также многомиллионная армия эмигрантов. ФБР в течение нескольких месяцев интернировало многих японцев, проживавших в США, арестовало сотни агентов вражеских разведок. В силу этих причин американская разведка в тот период мало работала против советских представителей. Однако сотрудники нашей резидентуры заметили, что ФБР возобновило свою активность против них после разгрома фашистских войск под Сталинградом. На близлежащих к советским представительствам улицах постоянно находились автомашины с сотрудниками службы наружного наблюдения. Наши работники выявляли «наружку» во время поездок на городском транспорте, а также при передвижении по городу пешком — у разведчиков личных автомобилей тогда не было: в резидентуре имелась лишь одна машина, которой пользовались резидент и его заместитель.

Заместитель резидента по научно-технической разведке Квасников уделял постоянное внимание изучению работы бригад наружного наблюдения ФБР за нами. Каждая его беседа со мною всегда начиналась словами:

— Ну, как дела, Саша? Ходит ли за тобой «наружка»?

И, если я кивал головой, мол, замечаю ее, он просил подробно рассказать, когда, где, при каких обстоятельствах я оказывался под наружным наблюдением и рекомендовал вести себя в таких случаях спокойно, естественно, не давая понять противнику, что заметил его. Одновременно Квасников советовал под благовидными предлогами днем и вечером два-три раза выйти в город, проехать на автобусе, метро, походить по магазинам, зайти в кино либо по делам генконсульства в американские учреждения. Это, по его мнению, помогало выявить слежку и изучить ее методы.

В бригадах наружного наблюдения в 1943 году работало много молодых, неопытных сотрудников, которых наши разведчики легко обнаруживали с помощью нехитрых приемов. Филеры, очевидно, набирались из числа молодых мужчин в небольших городах и после двух-трех-месячной подготовки начинали работу против нас. Сразу было видно, что они провинциалы: стиль одежды, виновато-вороватый взгляд и неуклюжие манеры. Когда они обнаруживали, что мы заметили их, терялись и не знали, что им делать. Отворачивались и смотрели в сторону или быстро заходили в первый попавшийся дом.

Был случай, когда я, переходя тихую улицу, стал приближаться к «наружнику», которые шел по противоположной стороне. Тот, увидев меня, попытался нырнуть в первую же дверь, но она оказалась на замке. Он сконфуженно бросил взгляд на меня и побежал в обратную сторону. Если я заходил в магазин, кафетерий, ресторан, то один из сотрудников бригады также появлялся там и, пытаясь замаскировать свои намерения, наблюдал за мной. Когда я садился в автобус, кто-либо из филеров тоже в него заходил вслед за мной, а остальные сопровождали нас в машине, которая следовала в непосредственной близости сзади или сбоку от автобуса, так, чтобы ее не было видно.

Часто я обнаруживал наружное наблюдение, спускаясь в метро или уже стоя на платформе. Опасаясь, что я сяду в поезд и они потеряют след, филеры почти бегом спускались по лестнице. На платформе я обычно старался занять такое место, где бы им было трудно обнаружить меня: за колонной, у стенки, среди толпы, ожидавшей поезд.

Иногда случалось, что на тихой станции метро находились только я и бригада наружного наблюдения. В таких случаях я обычно начинал думать о чем-то приятном, улыбался или, расхаживая вдоль платформы с беспечным видом, напевал мотив модной американской песенки, показывая таким образом, что я не обращая никакого внимания на слежку.

Скромный стажер генконсульства СССР в Нью-Йорке А. Феклисов (под псевдонимом Фомин) в действительности был разведчиком и во время войны руководил группой важных агентов

Разведчик А. Яцков (под псевдонимом Яковлев) также работал в генконсульстве и успешно вел разведывательную деятельность по добыванию совершенно секретных материалов о создании американской атомной бомбы

Л. Квасников был руководителем научно-технического направления советской резидентуры в Нью-Йорке, после войны возглавлял научно-техническую разведку КГБ СССР

Клаус Фукс, задержанный британскими властями 2 февраля 1950 года

Мортон Собелл, задержанный 23 августа 1950 года в аэропорту г. Ньюарка по обвинению в шпионаже

Мортон Собелл, приговоренный к тридцати годам тюремного заключения

Гарри Голд

Элизабет Бентли

Дэвид Грингласс

Руфь Грингласс

Арест Юлиуса Розенберга агентами ФБР 17 июля 1950 года

Париж. Большие портреты Розенбергов возвышаются над грандиозным митингом, на котором требуют смягчения приговора

Юлиус и Этель Розенберги сразу после ареста

Этель Розенберг на кухне своей квартиры в день ареста мужа

Майкл и Роберт Розенберги в сопровождении защитника Э. Блека покидают тюрьму Синг-Синг после свидания с родителями

В «наружники» брали только мужчин. Одевались они скромно, обычно в темные, неброских тонов костюмы и пальто. Летом часто носили рубашки навыпуск, без галстуков. Помню случай, когда за мной следила бригада в составе четырех сотрудников. Один из них полдня ходил в солдатской форме. Я видел его в метро на эскалаторе, затем он зашел вместе со мной в представительство английской пароходной компании «Кунард уайт стар лайн», где я заказывал билеты для советских граждан, следовавших в Лондон. Третий раз увидел этого «солдата», когда обедал в кафетерии.

В марте 1944 г. я женился на советской студентке Зинаиде Осиповой, приехавшей в составе делегации из десяти девушек в Колумбийском университете совершенствовать английский язык, изучать американскую систему делопроизводства и английскую стенографию. В связи с расширением ленд-лиза в Министерство внешней торговли СССР поступал большой объем документации на английском языке. Все девушки хорошо владели английским языком. До зачисления их в штаты МВТ они закончили Московский институт иностранных языков. Через год, когда они закончили обучение в Колумбийке, 3. Осипову оставили работать в Нью-Йорке секретарем президента АМТОРГа.

После женитьбы мы поселились на 89-й стрит на западной стороне. Постепенно я обучил Зину, каким образом можно выявлять наружное наблюдение, и она стала оказывать мне помощь в этом деле. Месяца через полтора мы заметили, что за мной постоянно наблюдает женщина лет пятидесяти, проживающая в доме напротив. Мы часто видели, как она стояла на углу улицы или сидела на скамейке возле парка. Да и в других местах она оказывалась всякий раз, когда мы утром выходили из дома или возвращались домой. Случайность?

Нет, быть не может! Чтобы удостовериться, что эта женщина следит за мной, я с утра договаривался с женой, чтобы она в определенное время осторожно понаблюдала, когда появится эта дама на улице и что станет делать, когда я войду в наш дом. В условленный день и час я позвонил жене на работу и сказал, что приду модой около семи вечера. Сделал это умышленно, чтобы контрразведка зафиксировала звонок и, проверив, могла убедиться в правоте моих слов. Далее мы действовали по готовому сценарию. Около семи вечера я вышел из генконсульства. Моя жена, заблаговременно подошедшая, издали наблюдала, как эта женщина вышла из соседнего дома, села на лавочку в парке и все время смотрела в ту сторону, откуда я должен был появиться. Зафиксировав мое возвращение, она минут через пять зашла в будку телефона-автомата, позвонила кому-то, а затем направилась в свою квартиру. Такую проверку мы устраивали трижды. Незнакомка действовала стандартно. У меня не осталось никакого сомнения в том, что она выполняет задание ФБР.

Начиная с весны 1943 г., когда ФБР активизировало слежку за советскими представителями, по инициативе резидентуры началось совершенствование методов выявления наружного наблюдения за нами и внедрения боле конспиративных приемов во всех звеньях разведывательной работы. Шла постоянная борьба между американской контрразведкой и советской разведкой. В ответ на каждое новшество ФБР сотрудники резидентуры, чтобы избежать провала, были обязаны своевременно принимать контрмеры.

* * *

В апреле 1941 г. я приступил к работе над установлением двусторонней радиосвязи с Центром. Вначале по заранее согласованному плану осваивал прием радиопередач на внутрикомнатную, а затем на внешнюю антенну, но слышимость была неважной. На нашем четырехэтажном доме, окруженном небоскребами, имелась небольшая антенна. Я решил поставить более высокую. Для этой цели отыскал в штате Нью-Джерси склад, где продавались спортивные бамбуковые шесты. Купил четыре штуки. Сам сделал соединительные муфты, оттяжки и с помощью товарищей установил хорошую горизонтальную антенну, подвешенную на высоте шести метров от крыши, слышимость стала прекрасной как в дневное, так и в ночное время. И Москва принимала меня устойчиво. Из Центра стали приходить шифрованные телеграммы. А когда началась война, резидент поручил мне ежедневно слушать последние известия из Москвы и докладывать — ему вкратце содержание передач. По расписанию я выходил на связь два раза в сутки — ночью и днем.

Первоначально предполагалось, что радиостанция резидентуры будет использоваться как резервная. К ней мы будем прибегать только в том случае, если международные коммерческие телеграфные линии откажутся передавать в Москву шифровки. Когда же была налажена устойчивая радиосвязь, ее стали использовать практически ежедневно в целях экономии валюты и для передачи срочных телеграмм. Так продолжалось более полутора лет. Летом 1943 г. местная газета «Джорнэл америкэн» сообщила, что американская контрразведка обнаружила работу радиопередатчика в советском консульстве в Нью-Йорке. В связи с этим по указанию Центра двусторонняя радиосвязь с Москвой была прекращена. Каких-либо действий госдепартамент по сему поводу не предпринял. Наверняка посольство США в Москве тоже имело радиостанцию.

Резидент проверял мою пригодность к работе с важной агентурой почти два года, постепенно поручая мне все более сложные задания. Я много времени уделял работе по прикрытию, налаживанию и поддержанию радиосвязи с Москвой, приобретал полезные знакомства среди американцев и других иностранцев, принимал в городе на конспиративных квартирах агентурные материалы от Семенова, по указанию резидента помогал переводить документы, полученные другими сотрудниками, которые нужно было срочно направить в Центр телеграммой, проводил явки с источниками, привлеченными к сотрудничеству другими оперативными работниками.

И хотя американская контрразведка непрерывно вела работу против советских граждан, в целом для советской разведки во время Второй мировой войны обстановка в США была благоприятной. Среди тех американцев, которые имели доступ к важным военным, политическим, научно-техническим секретам, находилось немало таких, кто по идейным, а порою по моральным соображениям не одобряли политику правящих кругов США и Англии. Они возмущались тем, что советский народ три года в одиночестве вел кровавую битву против общего врага человечества — германского и итальянского фашизма и их союзников. Прогрессивные и честные люди особенно негодовали, когда становились известны факты о том, что США и Англия готовили акции, направленные против Советского Союза и его интересов. Такие американцы по своей инициативе устанавливали контакты с представителями Москвы и сообщали им сведения об антисоветских планах властей.

Однажды в генконсульство в Нью-Йорке пришел бывший полковник царской армии, постоянно проживавший в США. Волнуясь, рассказал, что его сын, служивший в Управлении стратегических служб (УСС), с возмущением поведал ему, что по указанию начальства сотрудники УСС в срочном порядке проводят беседы с русскими и украинскими эмигрантами и собирают информацию о портах на Дальнем Востоке, в северных и южных регионах Советского Союза об имевшихся у них там родственниках и знакомых. Сын полковника также сказал, что американцы готовятся к возможной высадке войск в России, якобы на тот случай, если сопротивление Красной Армии будет сломлено и Восточный фронт развалится. Доживающий на чужбине свой век русский патриот дрожащим, прерывающимся голосом заключил: — Такого вероломства со стороны американцев я не ожидал. Это же готовится удар ножом в спину России. Остерегайтесь американцев!

Я поблагодарил за сообщенные мне важные сведения. В ходе последующей беседы выяснилось, что его сын также очень доброжелательно относится к Советскому Союзу, который в одиночку ведет тяжелейшие сражения с нашим общим врагом. Когда из рассказов я. понял, что сын бывшего полковника работает в Нью-Йорке и может быть источником важной секретной информации, я высказал мысль, что было бы интересно поговорить с ним. Ответ услышал сразу: «Приходите ко мне домой, сын будет очень рад побеседовать с Вами».

Через неделю я вместе с товарищем, сотрудником политического направления разведки, посетили дом «патриота», встретились с его сыном и провели с ним обстоятельную задушевную беседу. В дальнейшем мой коллега стал встречаться с сыном «патриота», получившим псевдоним «Генри», во время ужинов в ресторанах. Скоро «Генри» стал передавать нам важные сведения об объектах УСС в Вашингтоне, Нью-Йорке, о структуре управления, кадрах и разведывательной деятельности.

До войны Соединенные Штаты имели разветвленные связи с финансовыми, экономическими, научно-техническими, политическими, культурными и другими учреждениями Германии, Италии и других стран Европы. Кроме того, в США находились десятки миллионов выходцев из европейских стран. Особенно много было немцев и итальянцев. Так, накануне войны в Нью-Йорке насчитывалось свыше миллиона итальянцев. Используя благоприятные возможности, УСС приобрело в высших правительственных кругах Германии агентов, явившихся ценными источниками информации. От них разведка Вашингтона получала важные сведения, в том числе о планах на Восточном фронте. Увы, их Москве Вашингтон не передавал. Поэтому советской секретной службе пришлось тайно добывать их в УСС.

В военные годы много эмигрантов из стран Европы нашло убежище в Соединенных Штатах. Среди них были видные государственные и политические деятели, дипломаты, писатели, журналисты. С некоторыми представителями этих в основном антифашистки настроенных беженцев мои товарищи по резидентуре и я поддерживали регулярную связь и получали важную информацию о тайных планах США и Англии. От них и от Генри мы имели данные о том, что в Канаде и США проходили подготовку выходцы из стран Восточной Европы, которых разведки США и Англии намерены нелегально направлять в Польшу, Болгарию, Венгрию, Румынию, Чехословакию, Югославию, Австрию. Там они должны были организовать прозападное подполье, вести разведку и сообщать о результатах своей деятельности в Лондон, используя нелегальные малогабаритные рации.

В конце войны, когда ясно обозначился скорый разгром фашистской Германии, им ставилась задача поднять восстание и захватить власть до прихода туда частей Красной Армии. Операции по заброске спецгрупп в страны Восточной Европы Управление стратегических служб проводило совместно с английской разведывательной службой «Secret Intelligence Service» (или МИ-6), представительство которой находилось в Рокфеллеровской центре в Нью-Йорке. Действовало она под прикрытием консульского учреждения, называвшегося «British Passport Control Office».

В конце 1942 г. резидент поручил мне как радиоспециалисту провести явки с двумя нашими агентами-радистами. Оба они были американскими гражданами. Один — польского происхождения, другой — выходец из Сербии. Запомнились две беседы с поляком, а вернее, с белорусом «Андреем». Семнадцатилетним парнем «Андрей» в 1935 году вместе с родителями в поисках работы приехал в США. Работал учеником, а затем электриком в частной мастерской по ремонту электроприборов и радиоприемников. Когда в конце 1943 г. США вступили в войну, он был призван в армию, а затем зачислен на курсы УСС по подготовке радистов для нелегальной заброски в Польшу. Там курсантов обучали прыжкам с парашютом, приему и передаче радиограмм. Им читали лекции по истории Польши с националистических, антирусских и антисоветских позиций. Преподаватели объясняли, что польское эмигрантское правительство в Лондоне добивается, чтобы в результате этой войны с помощью Англии и США была создана «Великая Польша — от моря до моря». «Андрей» передал мне карту такой «Великой Польши», в которую включались не только Западная Белоруссия и Западная Украина, но и большая часть Южной Украины, в том числе вся Одесская область. «Андрей» и его товарищ по учебе возмущались этими коварными планами польских националистических руководителей. Одно время в знак протеста они даже собирались подать рапорты командованию с просьбой отчислить их с курсов. Перед отъездом «Андрея» мы выработали расписание сеансов его радиосвязи с Москвой, а также назначили явку в Варшаве. Я тепло расстался с ним. Через неделю он на пароходе отбыл в Англию. После отъезда «Андрея» я часто вспоминал о нем, но судьба его осталась мне неизвестной. Уцелел ли он в военное лихолетье?

Работал я и с другим радистом — сербом «Кумом», который, сообщил надежный адрес в Югославии, где мы всегда могли бы выяснить его местонахождение. «Куму» я также передал полученное из Москвы расписание сеансов радиосвязи с ним.

За время моей командировки я руководил работой десяти агентов — источников важной секретной информации, а также встречался с тремя вспомогательными агентами.

Я лично привлек к сотрудничеству двух агентов — «Жемчуга» и «Антилопу». Привлечение иностранца к сотрудничеству является весьма сложной разведывательной операцией, в проведении которой принимают участие минимум пять-шесть сотрудников резидентуры и центрального аппарата. В резидентуре, помимо разведчика, ведущего разработку вербуемого, участвует и резидент. В Центре — оперработник, ведущий дело на кандидата на вербовку, начальник соответствующего отдела, его заместитель. В заключение разрешение на проведение вербовочной беседы дает начальник разведки или его заместитель. Вся эта команда, прежде чем приступить к вербовке, должна установить:

а) кандидат на вербовку располагает разведывательными возможностями, то есть имеет доступ к нужной секретной информации;

б) имеется или создается идейно-политическая, материальная или какая либо другая реальная основа для его успешной вербовки;

в) по своим личным качествам кандидат — здравомыслящий, серьезный, мужественный человек, умеющий соблюдать конспирацию в работе;

г) самое главное — намеченный объект вербовки не является «подставой» службы контршпионажа противника, специально внедряемой в нашу агентурную сеть.

Таковы общие, но безусловные положения.