А то, о чем я расскажу теперь, произошло через тридцать лет после войны.

Началось с того, что я стала разыскивать родственников Сергея Трясцына. Мне хотелось рассказать им все, что я знала о нем, и раздобыть, если это окажется возможным, его довоенное фото для истории училища.

Долго не могла я найти никого из близких Сергея. Не было ни одной ниточки, за которую можно было бы ухватиться. Потом в одном из архивов я обнаружила запись о месте его рождения. Обнаружила и, конечно же, сразу написала туда. Причем на конверте пометила: «Помогите найти родственников погибшего». Обычно это ускоряло дело. Письмо ходило по рукам, и на него отвечали быстро. Но на этот раз я послала по адресу, который получила в архиве, четыре бандероли с вырезками из фронтовых газет и не получила на них никакого ответа. Тогда я написала военкому. Так и так, мол, товарищ начальник, из вашей местности в 1939 году был призван в армию учитель Трясцын Сергей Васильевич. Он защищал Ленинград и геройски погиб. Помогите мне найти среди архивных документов его фото. А я вам пришлю материалы, рассказывающие о героизме вашего земляка. Потом я послала письмо школьникам — «красным следопытам». Просьба та же: «Дорогие ребятишки, помогите — разыщите фотографию вашего земляка-героя Сергея Васильевича Трясцына».

Прошло две недели. И вот я нахожу в почтовом ящике ответное письмо из военкомата. Поспешно вскрываю его, читаю и не верю своим глазам: «Товарищ Фелисова, вы ищете бывшего пограничника Трясцына Сергея Васильевича, который по всем архивным данным числится погибшим. Сообщаем, что он жив. Директор школы, депутат местного Совета…» А еще через день приходит весточка от «красных следопытов»: «Вера Михайловна, это такой человек!.. Это лучший человек в округе…»

Я была потрясена. Такое событие! Такая радость! Да, но почему никто не ответил на мои четыре бандероли? Впрочем, несколько позже выяснилось, что они, эти бандероли, что называется, поставили в тупик девушку — секретаря сельсовета. Она положила их к себе в стол… до выяснения. В ее сознании никак не укладывалось, что почтенный человек, директор школы, депутат сельсовета может числиться в списке погибших. Ей даже об этом говорить с ним казалось неудобным. И все же она в конце концов пришла к нему.

— Сергей Васильевич, я в очень неудобное положение попала… Вот задержала четыре заказных бандероли… Разыскивается ваш тезка и однофамилец, Трясцын Сергей Васильевич. Может, он каким-нибудь дальним родственником вам приходится?

— Ну-ка, ну-ка, дайте взглянуть…

Сергей Васильевич начал читать мои письма и вырезки из газет и, как мне потом рассказывали, на некоторое время чуть ли не потерял дар речи. Потом он пришел в себя и сказал два слова:

— Это я…

Он знал меня как санинструктора Цареву. А письма были написаны членом бюро военно-исторической секции совета ветеранов Фелисовой. И Сергей Васильевич ответил мне как члену бюро военно-исторической секции.

«Товарищ Фелисова, — писал он. — Вы разыскиваете бывшего курсанта Трясцына, который участвовал в разгроме фашистского штаба в деревне Волгово и который остался на явную гибель, прикрывая отход ста пятидесяти своих товарищей. Да, я тот самый курсант. Но вы не знаете, товарищ Фелисова, что было дальше…»

Три ученические тетради исписал Сергей Васильевич, рассказывая обо всем, что произошло с ним в бою и после боя в деревне Волгово.

А произошло вот что.

Когда кончились все патроны, Сергей Трясцын и Иван Чернышов не в силах были ни идти, ни ползти. Чернышов захлебывался кровью — автоматные пули в нескольких местах пробили его грудь. У Трясцына были ранены голова, грудь, рука и обе ноги. Выпустив по фашистам последний патрон, он сказал Ивану: «Что будем делать?» Тот взглянул на гранату, и Сергей его понял. Между тем фашисты, сочтя двух смельчаков безоружными, встали в рост и двинулись к ним. «Не знаю, из каких сил, — писал мне Трясцын, — рванул я рукоятку гранаты и бросил ее под ноги фашистам. Раздался взрыв, и все померкло… Когда же я очнулся, было такое ощущение, что на мне стоит танк. А лежал я на чем-то мягком… Не знаю, каким чудом я выбрался из ямы… Оказывается, я лежал в могиле среди трупов…»

Уйти Сергей Трясцын был не в силах. Фашисты его заметили. Офицер вынул пистолет, чтобы пристрелить раненого, но почему-то раздумал. Трясцына приволокли в Волгово. Тот же самый офицер перед строем своих солдат, указывая на истекавшего кровью русского, что-то долго втолковывал им. Должно быть, он призывал их сражаться так же отважно, дерзко и самоотверженно. Трясцыну офицер сказал по-русски:

— Мы ценим достойных солдат… Мы сохраняем тебе жизнь…

Раненого бросили в сарай, где было несколько пленных. Один из них, врач, обратился к тому же гитлеровскому офицеру.

— Вы обещали сохранить герою жизнь, — сказал врач. — А он умирает. Ему нужна срочная операция.

— Пожалуйста, оперируйте, но наркоза мы вам не дадим, — ответил с усмешкой гитлеровец.

Сергей Васильевич вспоминает, что по лицу врача текли слезы, когда он лезвием прокаленного на огне ножа резал живое тело, извлекая из него осколки.

Трясцын долго пробыл в фашистском плену. Встав на ноги, он установил связь с подпольной организацией и бежал. Его поймали, избили до неузнаваемости, бросили в холодный карцер. И все же он снова выжил. Выжил и не прекратил борьбы. Новый побег, подготовленный подпольщиками, оказался удачным. Сергей забрался в вагонетку канатной дороги, зарылся в отходы и, миновав охрану, свалился в отвал мусора и опилок.

Возвратясь на Родину, он снова пошел воевать, стал командиром взвода. А ныне Сергей Васильевич — директор школы в деревне Земплягаш Куединского района Пермской области.

«Вера Михайловна, у нас в батальоне была ваша тезка, санитарка Вера Царева, — писал мне Трясцын в своем первом письме. — Она видела, в каком состоянии мы находились… Она хотела нас перевязать…»

Прочтя эти строки, я расплакалась.

Теперь-то мне очень хорошо понятно, почему раненый Трясцын прогнал меня прочь от пулемета, почему он не дал себя перевязать. Ему надо было стрелять. Он не мог ни на минуту оставить пулемет. Маленькая заминка — и фашисты пошли бы по пятам нашей роты. Трясцын сознавал, что и Чернышову не уйти. Но он, как и его напарник, готов был пожертвовать жизнью, только бы спасти боевых товарищей.

Нам удалось организовать первую встречу ветеранов войны, бывших курсантов-пограничников и их родственников в Ленинграде. На эту встречу приехал и Сергей Васильевич Трясцын. Много добрых, прочувствованных слов было произнесено в дни этой встречи. Однажды поднялся на трибуну и Сергей Васильевич. Но он был так взволнован, что не смог ничего сказать. За него говорили фронтовые друзья…