В середине сентября 1941 года курсантский батальон стал испытывать недостаток продовольствия.
Наш оборотистый в своем деле повар Павел Федорович Волков, почти из ничего готовивший вкусные обеды, как-то поник, а однажды неожиданно для всех осмелился обратиться непосредственно к Шорину за советом и помощью. Увидя спешащего куда-то комбата, Волков решительно шагнул ему навстречу и скороговоркой доложил:
— Товарищ майор, продукты кончились, а подвоза нет и нет. На обед заложил в котел все, что имел. Совсем не представляю, чем дальше буду кормить курсантов…
Волков растерянно и как-то очень по-граждански развел руками.
Наш строгий командир на этот раз не придал значения тому, что повар нарушил субординацию. Положение складывалось трудное — весь транспорт был занят перевозкой боеприпасов.
— Опередил ты меня немного, Павел Федорович, — задумчиво, мягко сказал Шорин. — Я уже который день думаю, как быть с питанием. Пока ничего другого не придумал, кроме как… Не позаимствовать ли нам продуктов у фрицев? Как думаешь — сумеем мы провести такую «реквизицию»? Или у прокурора надо на это санкцию запросить?
Повар осторожно улыбнулся шутке комбата. А тот уже снова был серьезен.
Молча дошли они до опушки леса, где был наблюдательный пункт.
— Смотри, — Шорин протянул Волкову бинокль. — Там, за деревней, справа, видишь большой сарай?
— Вижу, товарищ майор.
— Так вот, наши курсанты Нартов и Бабенко достоверно установили, что в этом сарае у противника оборудован продовольственный склад. Гитлеровцы только сегодня утром разгрузили там две машины с ящиками и мешками. Причем бросали их на землю, не особенно осторожничая. Сразу понятно было, что не боеприпасы привезли…
— Что же там может быть?
— Ну, что… Как обычно — консервы, крупы, масло, сахар…
Волков вздохнул и поправил свой поварской фартук.
— Да… Надо бы…
— Вот-вот, и я так думаю, — продолжал майор. — Больше того, начальнику штаба уже отдан приказ. Формируется специальная группа…
Волков посмотрел на комбата удивленно и вместе с тем обиженно. «Как же так? — вопрошал его взгляд. — Как можно в таком деле обойти его, Волкова? Ну да, конечно, он — вольнонаемный. Но случай-то особенный. Тут совсем другое дело…»
— Товарищ майор!.. Разрешите и мне…
— Что разрешить?.,
— Ну, туда, к сараю, с курсантами… Как-никак, ведь я прежде всего за питание в ответе…
Шорин усмехнулся.
— Ну что ж, идите к Петракову и доложите, что я не возражаю. Пусть включит вас в группу. Желаю удачи…
Боясь, как бы командир не передумал, Волков прямо в фартуке стремглав побежал к начальнику штаба.
Через некоторое время повар уже лежал в кустарнике неподалеку от немецких окопов и вместе с курсантами изучал подступы к продскладу. В полном сборе была вся группа. Входили в нее Федор Бурцев, Василий Нартов, Дмитрий Бабенко, Георгий Волков, Иван Гурбик, Филипп Тутуркин, Павел Короткий, Григорий Губанов и он, Павел Федорович Волков, самый старший по возрасту. Возглавлял группу Александр Страдымов.
Конечно, пройти к складу под покровом ночной темноты можно было. Курсанты знали все потайные лесные тропинки, ведущие в тыл противника. К тому же у гитлеровцев на этом участке все еще не было непрерывных траншей. Но дело, порученное группе, требовало большой смелости и осторожности. Оно было сложным и рискованным. Похоже было на то, что фашисты заботятся об охране главным образом входа в сарай. Глухая сторона его, обращенная к лесу, просматривалась, видимо, только из укрытий. И все же от опушки леса туда подобраться было трудновато. Чтобы сделать это, предстояло не одну сотню метров пересечь на виду у противника.
На основе тщательных наблюдений был составлен предварительный план вылазки. Уточнить его предстояло непосредственно в деле. План был дерзким. Но его брались осуществить видавшие виды, опытные разведчики. Причем они решили воспользоваться конной повозкой — на себе много продуктов не унесешь. Да, но как быть с конем? Его не заставишь ползти по-пластунски. Сам собою напрашивался выход: в темноте подогнать повозку лесом по возможности ближе к дороге, за которой группа могла передвигаться только ползком. Чтобы лошадь не заржала, кто-то предложил надеть ей на морду мешок.
Капитаны Петраков и Левин одобрили план действий группы. Не только участники вылазки, но все мы с нетерпением ждали ночи, опасаясь, как бы что-либо непредвиденное не сорвало намеченного дела. Надо прямо сказать, что нетерпение это объяснялось отчасти тем, что молодым, здоровым ребятам надоело грызть сухари, запас которых к тому же подходил к концу.
Особенно волновался повар Павел Федорович Волков. Несмотря на солидный, по сравнению с курсантами, возраст, он с какой-то детской наивностью рассуждал вслух, видимо, подбадривая себя:
— Хочешь не хочешь, а к фрицам надо наведаться… Не оставлять же курсантов без еды… К тому же продукты на складе не чужие, а наши… Ясно, что фашисты награбили их в оккупированных деревнях… На святое дело идем… А, ребята?..
В глазах Павла Федоровича было беспокойство. Но была в них и решимость. И он, наверное, долго еще разговаривал бы так, но старший группы Александр Страдымов остановил его:
— Товарищ Волков, а почему у вас сапоги не обернуты чем-нибудь мягким? Вы что, не уяснили моего приказа?..
— Ах, мать честная!.. Сейчас… Мигом все сделаю, товарищ командир!..
Повар засуетился, сел на землю и начал переобуваться.
В назначенный час группа Страдымова отправилась в путь. Стояла темная ночь. Во мгле потрескивали одиночные выстрелы. Над немецкими позициями лениво взлетали редкие ракеты. То ли над Ораниенбаумом, то ли над Кронштадтом небо обшаривали тусклые лучи прожекторов. Передний край как бы погрузился в дрему. Но и наши, и вражеские наблюдатели были настороже. И стоило только у нас на позициях блеснуть неосторожному огоньку фонаря или папироски, как вскоре там разрывалась вражеская мина. Когда же снова наступала тишина, она была тягостной и фальшивой.
Курсанты батальона напряженно вслушивались и всматривались в ночную темень, стараясь не упустить сигналы тех, кто ушел на задание. Но группа Страдымова канула в ночь. Более часа изредка слышалось в темноте характерное глухое погромыхивание телеги на ухабах. Осмотрительность и выдержка ребят благополучно вывели их к цели. Курсант Короткий замаскировал лошадь с повозкой в придорожном леске. Группа под самым носом у противника пробралась непосредственно к складу. Но самое главное было впереди: предстояло точно уяснить систему охраны склада, чтобы действовать наверняка.
Страдымов скупыми жестами отдавал команды. Курсанты каким-то особым чутьем улавливали их и четко выполняли. Все шло гладко. Через несколько минут в окопах у склада уже не было ни одного вражеского солдата. Оставался часовой со стороны входа в сарай. Должно быть, этот гитлеровец заступил на пост недавно и смены не ждал. Иначе он не стал бы тайком покуривать и укрываться от ветра за углом сарая. Впрочем, автомат он держал наготове и, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, настороженно вслушивался в ночь. Вслушивался, но, похоже, ничего подозрительного пока не замечал.
Улучив подходящий момент, Страдымов подал знак, и с подветренной стороны до часового донеслось потрескивание сухой ветки. Солдат насторожился. Треск стал сильнее. Выждав несколько секунд, гитлеровец решил, видимо, проверить, в чем дело. Но стоило ему шагнуть в ту сторону, откуда доносилось потрескивание, как он тут же, взмахнув руками, повалился на землю, уронив автомат. Курсанты Георгий Волков, Василий Нартов и Дмитрий Бабенко привычно забили в рот часового кляп. Потом они связали ему руки.
Между тем возле входа в сарай уже орудовали Иван Гурбик и Филипп Тутуркин. Войти в помещение им никак не удавалось. Дверь была прижата мощным железным засовом, и на нем висел огромный амбарный замок. Надо было спешить. В то же время малейший шум мог испортить дело.
И тут курсантов выручила смекалка повара Волкова. Не говоря ни слова, он направился к боковой стене сарая и деловито, по-хозяйски, как будто ему все здесь было давно известно, потрогал ладонями стенку. Ухватившись руками за одну из досок, Павел Федорович с силой потянул ее на себя. Доска сравнительно легко сдвинулась с места, чуть скрипнув.
— Обычная конструкция, — удовлетворенно пробормотал Волков.
Через несколько минут в боковой стене сарая был проделан широкий лаз. Первым в него по праву вошел повар. Он быстро нащупал во тьме мешки с мукой, крупами, сахаром, ящики с маслом и консервами. Курсанты немного растерялись. Они были поражены обилием съестного. Каждому хотелось унести как можно больше. Но Страдымов, сохраняя выдержку и повинуясь не эмоциям, а командирскому расчету, вполголоса распорядился:
— Бурцев берет муку, Гурбик — сахар, Волков — масло. Все остальные — по мешку круп. Нартову и Бабенко обеспечить доставку пленного… Быстро!.. Я отхожу последним…
Курсанты без суеты вынесли из сарая указанные им Волковым мешки и ящики с продуктами. Тащить их было нелегко. А Нартову и Бабенко выпало еще вести пленного. Вот когда пригодилась ребятам спортивная закалка! Многопудовые мешки и громоздкие ящики были им по плечу, хотя и гнули каждого к земле.
Страдымов считал, что уходит последним. И вдруг он замер, как бы готовясь к прыжку, — от склада отделился еще один человеческий силуэт. Мгновение — и неизвестный был опрокинут на землю. Худо бы ему пришлось, если бы он не подал голоса:
— Товарищ командир… Да это же я…
— Кто «я»?..
— Ну, Волков…
— Какого черта отстали?.. Приказ уходить слышали?..
— Да я, это… вернулся. Вот еще масла ящик прихватил… Виноват, товарищ командир…
— Бегом за всеми!.. Смотрите у меня!..
Страдымов чертыхнулся.
Группа уходила все дальше от склада. Курсанты взмокли от натуги. Они тяжело дышали, но никто и не подумал остановиться и передохнуть. Пленный гитлеровец не сопротивлялся. С кляпом во рту и связанными руками он покорно шел к опушке леса. Она была уже неподалеку — в нескольких десятках метров. Курсанты спешили, чтобы скорее свалить груз в повозку, стоявшую наготове. Но внезапно над их головами раздался глухой хлопок, и в небе завис фонарь ракеты. На опушке взорвалась немецкая мина, затем вторая, третья…
— Ребята, осколок в ногу… Черт бы его побрал!.. Фрица не отпустите… А я доползу до повозки…
Это был голос Василия Нартова. Курсанты пошли рядом с ним.
— Мы тебе, Вася, поможем…
— Потерпи малость…
— Немец-то наугад палит. Видишь — уже другой квадрат обстреливает…
— Дотяни, мы уже близко…
— Мешок бы твой не потерять…
— А знаете что, ребята? На фрица Васин мешок положим!..
— Верно!.. Верзила он, видать, ничего… До повозки донесет…
Курсанты нашли оставшийся на поле мешок с крупой, взвалили его на плечи гитлеровца. Заботливо поправили. Тот вытаращил глаза и замычал, но вскоре понял, чего от него хотят.
— Ничего, ничего, фриц. Тебе легче, чем нам. Тебя хоть оружие не тяготит, — съязвил кто-то из курсантов. — Да и пожрал ты, наверное, плотно каши с маслом. А нам ее еще варить надо. Ферштейн?..
Тем временем на переднем крае завязалась артиллерийская перестрелка. В направлении вражеской батареи ударила наша пушка. Под шумок курсанты с облегчением свалили мешок и ящики в повозку и повалились от усталости на землю.
Поверх мешков на повозку, словно куль, был уложен пленный, которому хозяйственный Бабенко на всякий случай стреножил ноги. Но тут возникло новое осложнение: раненый Василий Нартов наотрез отказался разместиться рядом с фашистом.
— Да вы что, братцы? — взмолился он. — Нет, никак не могу!..
— Ну, тогда садись, Вася, за повозочного, — сказал Короткий, снимая с лошадиной морды мешок. — Можешь даже за вожжи не держаться, наш Сивка-бурка сам повозку к месту назначения привезет… Но, коняга, пошли!..
Подталкивая повозку, группа Страдымова вскоре прибыла к командному пункту.
— Товарищ майор! — докладывал старший группы комбату. — Ваше задание выполнено. Захвачен пленный. На обратном пути ранен курсант Нартов. Других происшествий не было…
Страдымов ни словом не обмолвился об инциденте с Павлом Федоровичем. Что говорить! Для общей пользы человек старался, прихватив еще один ящик масла.
А дня через два повар Волков снова вдруг оказался, что называется, в центре всеобщего внимания. Началось с того, что комбат, проходя мимо походной кухни, остановился и некоторое время наблюдал за манипуляциями повара. Кормилец наш воистину священнодействовал. Из котлов валил белый пар, распространяя немыслимо аппетитный аромат тушенки. Повесив черпак на край котла, повар по всем правилам доложил:
— Через двадцать минут обед будет готов, товарищ майор!..
Комбат кивнул, постоял еще немного и пошел по своим делам. Павел Федорович обеспокоенно посмотрел ему вслед, а потом стал бережно помешивать наваристую кашу. Когда же обед был готов и Волков раздал его, Шорин неожиданно вызвал повара к себе:
— Павел Федорович, сам-то когда-нибудь ешь?..
Тот на секунду застыл. Ну точно, сейчас командир выдаст ему, только вот за что — непонятно.
— Да я, понимаете ли, — замялся он и зачем-то стал снимать фартук и застегивать свой старенький штатский пиджачок. Потом он невольно сделал шаг в сторону командира, бросил фартук на траву и вытянул руки по швам, напряженно вглядываясь в непроницаемое лицо комбата. При всем при том Волков старался незаметно прикрыть ладонью правой руки клок, свисавший чуть ниже кармана его брюк. Шорин поиграл желваками на точеных скулах и позвал помощника командира батальона по снабжению Тихона Макаровича Цемрюка. Тот явился, словно из-под земли. Он всегда обладал удивительным умением в нужный момент оказываться там, где был командир.
— Товарищ Цемрюк, почему служащий Красной Армии Волков одет не по форме?
Снабженец замялся:
— Так ведь он же…
— Знаю, что вольнонаемный, — оборвал Цемрюка Шорин.
— Ну, а вольнонаемному не положена форма…
— Не положена, говоришь? — язвительно продолжал комбат. — А курсанты как думают — положена Волкову форма или нет? Заслужил он право носить зеленую фуражку и все, что к ней полагается, или не заслужил?
Курсанты, стоявшие поблизости, дружно отозвались:
— Заслужил, конечно!..
— Имеет право!..
— Давно пора выдать!..
Шорин выслушал эти краткие реплики и повернул голову к Цемрюку.
— Вот видишь! А ты говоришь — «не положено»…
Тот пошел на попятную:
— Так нет же лишней…
— Найдешь… И чтобы через… — Шорин взглянул на часы. — Чтобы через два часа тридцать пять минут служащий Красной Армии Волков был одет по всей пограничной форме. Сам проверю. Ясно?..
Комбат прищурился, и снова на его скулах проступили желваки. Это был верный признак гнева.
Вечером, увидя Павла Федоровича, мы все ахнули — так ладно сидела на нем новенькая, будто только что сшитая и, как мне показалось, тщательно отутюженная форма.
До сих пор для меня остается загадкой, где в то время и в тех условиях можно было найти утюг. И почему Шорин приказал разыскать форму для Волкова «через два часа тридцать пять минут», а не через два или, допустим, через три часа? Встречаясь с нашим суровым комбатом после войны, я не раз думала спросить его об этом, да так и не решилась.