Прямоугольники курсантских рот построены по тревоге на плацу Красносельского лагеря. Перед ними стоит майор Шорин. Он прям, подтянут, как всегда. Ладно пригнанная гимнастерка с зелеными петлицами и красивыми нарукавными шевронами туго опоясана ремнем. Зеленая фуражка надета лихо, по-кавалерийски. Тем не менее, мы видим, что командир чем-то взволнован. Не ожидая окончания рапортов, он обращается ко всем курсантам с речью, которая звучит как приказ.

— Не скрою от вас, товарищи: положение исключительно сложное. Нам доверено ответственное задание. Как и соседние части, мы должны оборонять свой участок до последнего вздоха. Противник рвется к Ленинграду. — И уже тише Николай Александрович добавляет: — Наши передовые части пока что отступают…

Взяв себя в руки, комбат снова, что называется, железным голосом продолжает:

— Командование фронта доверяет вам и надеется именно на вас, курсанты. Других резервов у командования пока нет. Ответственность на нас легла большая. Действовать будем по обстановке. Выступаем немедленно. На погрузку отводится полчаса…

Комбат поставил конкретные задачи ротам. Тем временем на плац вышла колонна автомашин. Как и другие подразделения, санчасть с помощью курсантов начала погрузку. Старший военфельдшер Найвельт то и дело кричал:

— Осторожно — медикаменты!.. Осторожно — посуда!.. Осторожно — стекло!..

Курсанты мгновенно подхватили интонацию Найвельта и с напускной серьезностью, подавая в машину груз, покрикивали:

— Осторожно — ведро!.. Осторожно — швабра!..

Они дурачились совсем по-детски. Но на душе у каждого было, конечно же, тревожно. Погрузив все имущество, курсанты схватили меня в охапку и с криком «Осторожно — главврач!» водворили в кузов. Я смеялась, но мне было не по себе.

Чувствовалось, что Абрам Давыдович тоже нервничал. На прощание он махнул мне рукой:

— Ты осторожно там, Вера!..

Несколько щемящих минут расставания, и мы отправились. Ехали быстро. К месту назначения, на Кингисеппское шоссе, прибыли на рассвете. Вдоль магистрали красовался густой лес. Деревня, в которой мы остановились, была такой мирной, спокойной! Я сразу включилась в работу по оборудованию медпункта, а когда часа три спустя вышла подышать свежим воздухом, замерла на месте от удивления.

Не было идиллии дремлющей деревни. Все вокруг двигалось, пылило, шумело. Появились какие-то незнакомые люди. Усталые, злые, небритые, в грязных шинелях. Одни с оружием, другие без оружия.

Мне, привыкшей видеть курсантскую подтянутость и аккуратность, была неприятна эта странная картина.

По дороге шли повозки, автомашины и даже пушки на прицепах. Все они держали путь, увы, не навстречу врагу, а в обратную сторону.

Я недоумевала. Как же это? Неужели так силен и страшен враг? Неужели нет силы, которая могла бы задержать и обуздать захватчиков?

Тяжелые мысли все больше угнетали меня. Но прошло несколько минут. Я вгляделась в людскую толчею и поняла, что не так уж она беспорядочна, как это казалось вначале.

Подчиняясь чьей-то воле, людская река разделилась на отдельные потоки. Эти потоки текли вправо и влево от шоссе, по направлению к лесу.

Позже мне стало известно, что из отступающих формируются два новых батальона под командованием наших курсантов. Запомнилось, как какой-то небритый дядька довольно зло кричал:

— Эй вы, курсантики!.. Небось и немца-то живого не видели… Идите, суньтесь!.. Измажьте костюмчики!..

Этими выкриками, видимо, давала о себе знать горечь отступления. Суровые, собранные курсанты, казалось, не замечали задиристых выпадов. Надо было действовать, и они терпеливо помогали бойцам разобраться по ротам и взводам.

— Прекратить галдеж!.. Раненым — прямо!.. С оружием — по проселку!.. Без оружия — к опушке!.. Слушать команды!.. Освобождать дорогу!.. Быстрей, быстрей!..

Четкие и властные команды отрезвляли, успокаивали людей. Прошло, не так уж много времени, и они, почувствовав четкую организацию и железный порядок, повеселели, приободрились.

Группа красноармейцев, стремясь поскорее добраться до леса, где был пункт сбора, обошла стороной цепи курсантского заслона и двинулась по открытому полю. Неожиданно раздались выстрелы, и несколько бойцов упали на траву.

— Кто стрелял? — закричал командир взвода Ионов. К нему подбежал курсант Наумов.

— Товарищ лейтенант, я видел вспышки выстрелов вон на той колокольне! — Он указал на церковь, стоявшую невдалеке от дороги. — Разрешите мне с Ляшенко проверить, кто там.

Ионов помедлил:

— Здесь что-то не то…

— Все так, товарищ лейтенант. Я точно видел вспышки выстрелов на церковной колокольне.

— Что-то тут неладное, Наумов. Надо проверить. Но лучше дождаться темноты. А пока установите за колокольней наблюдение. Пойдете туда, Наумов, со всем отделением.

Владимир Наумов не любил тратить время впустую. Служа на границе, он привык понимать командира с полуслова и выполнять приказы, проявляя самостоятельность и инициативу.

— Курсант Ляшенко, наблюдайте за колокольней. А я ребят пока что подготовлю.

Курсанты запасались гранатами и дополнительными пулеметными дисками.

— Ничего подозрительного заметить не удалось, — доложил Наумову Ляшенко, когда группа подготовилась к выходу.

Позже я не раз беседовала с людьми, выполнявшими это маленькое боевое задание, и потому могу со всеми подробностями рассказать о нем.

Их было одиннадцать: Владимир Наумов, Иван Ляшенко, Самуил Черный, Иван Осиян, Сергей и Архип Степановы, Владимир Лопатин, Иван Чернов, Борис Князев, Михаил Рындин и Иван Василенко. Обойдя открытое поле по опушке леса, строго соблюдая меры предосторожности, они приблизились к церкви.

— Может, мне и померещилось, — сказал Наумов. — Но будем считать, что в церкви засели враги. А поэтому надо действовать осмотрительно, себя не выдавать, под пули зря не соваться. Чернову, Князеву, Лопатину — взять под контроль вход в церковь. Двум Степановым и Рындину — контролировать окна с правой стороны. Осиян, Черный, Василенко отвечают за левую сторону. Ляшенко будет действовать со мной.

Когда ночь вступила в свои права, курсанты разглядели, что в окнах церкви временами еле заметно мерцает свет. Наумов и Черный на плечах подняли Ляшенко к проему одного из окон. Глянув внутрь помещения, Ляшенко дал знак опустить его на землю. Он начал было вполголоса рассказывать о том, что увидел в церкви. Но в это время раздался скрип, и в дверях появилась темная фигура неизвестного, вышедшего, видимо, за нуждой. Наумов и Ляшенко бросились к нему. В одно мгновение с ним было покончено. Чернов, Князев и Лопатин ворвались внутрь церкви и открыли огонь. Группа диверсантов, находившаяся внизу, была уничтожена. Наумов и Ляшенко поспешили на колокольню. Они пробежали несколько поворотов узкой темной лестницы. Люк на колокольную площадку был закрыт. Наумов нажал на него головой и секунду постоял так, переводя дыхание. Иван Ляшенко поддержал тяжелую крышку, дав возможность Владимиру просунуться в люк.

Курсанты ожидали стычки с врагом, но на колокольне было безлюдно. Два пулемета смотрели в сторону Кингисеппского шоссе. Возле простенков лежали заряженные автоматы. Диверсанты были, видимо, уверены в своей безнаказанности и на ночь взяли с собою вниз только часть оружия. Вынув затворы из пулеметов и сбросив их на землю, Наумов и Ляшенко забрали вражеские автоматы, спустились вниз и только теперь разглядели, что на каждом из уничтоженных гитлеровцев поверх мундира была напялена красноармейская гимнастерка.

Так, ликвидируя диверсионную группу, курсанты нашего батальона впервые лицом к лицу столкнулись с противником.