В начале октября 1941 года Военный совет 8-й армии издал приказ, в котором говорилось: «Батальон ВПУ НКВД вывести из боев, курсантов направить в штаб армии для производства выпуска. Весь личный состав батальона представить к награждению орденами и медалями».

Мы стояли в то время в густом лесу.

Помню, как командиры и политруки рот, сидя на пеньках, в срочном порядке писали характеристики на курсантов. Все они выдержали с честью экзамен боем. Каждый внес свой личный вклад в общее дело. А сказать об этом надлежало скупо и коротко. Боевая характеристика одновременно была и аттестацией на присвоение воинского звания.

Днем 3 октября командир и комиссар провели последнее общее собрание батальона. На собрании были подведены итоги тяжелых боев. Добрым словом помянули выступающие своих друзей по оружию, павших в сражении за город Ленина, за приближение радостного дня Победы над врагом.

Затем была прочитана телеграмма, полученная из Ленинграда.

«Сердечно приветствуем и поздравляем, — говорилось в телеграмме, — героических защитников города Ленина — курсантов, командиров, политработников — с блестящими сокрушительными ударами, нанесенными подлым германским фашистам!

Своей самоотверженностью и беззаветностью в борьбе вы доказали, что являетесь достойным пополнением рядов политработников, могущих высоко держать и с честью защищать славное знамя партии Ленина.

Гордясь вашим мужеством и непоколебимостью, бесстрашием и стойкостью, желаем вам, посланцам партии в Красной Армии, дальнейших успехов в боях против наглых гитлеровских мерзавцев.

Вперед, к новым победам! Вперед, за Родину!

Командование фронта».

— Спасибо за службу, товарищи курсанты! — говорил на собрании комиссар батальона Образцов. — Сегодня мы расстаемся с вами. Завтра вы уже сами будете командовать подразделениями. Воспитывайте своих будущих подчиненных в духе высокой преданности партии и Родине. Растите из своих бойцов таких же храбрецов и героев, какими являетесь сами. Не ради красного словца сказал я это. Своими подвигами в боях вы заслужили право называться героями…

Комиссар был взволнован. Он помолчал, окинул повлажневшим взглядом курсантский строй.

— Храните славные традиции нашего шоринского батальона. Будьте верны им. До свидания. Помните: мы всегда гордились и гордимся вами. Еще раз говорю вам спасибо и кланяюсь низко…

Он трижды низко поклонился.

Со всех сторон зазвучали взволнованные голоса:

— Вам спасибо!..

— Будем помнить вас!..

— Никогда не забудем училища!..

— Не забудем первых боев!..

Комбат, комиссар, все командиры и политработники (а их к тому времени было у нас немного) без слов, по-мужски крепко обнялись и расцеловались с каждым курсантом. Прощание щемило душу. Доведется ли снова встретиться? Все понимали, что предстоят еще долгие и опасные бои, что путь к Победе потребует новых жертв.

Ребята пожимали мне руки, дружески меня обнимали. Они говорили что-то ласковое, нежное. После суровых боев, ожесточавших сердца, я впервые видела их такими. И конечно же, я расчувствовалась до слез.

— Помни, сестричка!.. Не забывай, сестричка! — говорили мне командиры и курсанты. А я только всхлипывала и ничего не в силах была сказать. И я думала, глядя на них сквозь слезы: «Сколько же у меня братьев!..»

Самой большой мечтой, о которой все говорили в тот день, было — встретиться после войны!..

В штаб армии, где оформлялось присвоение воинских званий и где наши товарищи должны были получить направления на фронт, ушли семьдесят два курсанта. Семьдесят два человека — это было все, что осталось от четырех полнокровных рот батальона. Многие курсанты лежали в госпиталях. Среди уцелевших не было ни одного человека, который не был бы мечен пулей или осколком.

Шел еще только октябрь 1941 года. Позднее мы нет-нет да и получали отрывочные, случайные сообщения о наших боевых друзьях. Все они отважно дрались на различных фронтах.

Между тем училище было эвакуировано в Саратов, а затем расформировано.