На фронт выступили два батальона курсантов-пограничников. Судьба этих подразделений сложилась по-разному. Наш 1-й батальон, как я уже говорила, был направлен за сороковой километр Кингисеппского шоссе, 2-й — к станции Елизаветино, под Гатчину.

Оба батальона выполнили поставленные перед ними задачи. Оба героически бились с врагом. 2-й батальон шесть суток насмерть сражался против фашистов и почти весь погиб в неравных боях. 1-й участвовал в жестоких схватках с противником, рвавшимся к Ленинграду, на протяжении пятидесяти дней.

В этой главе я попытаюсь хотя бы кратко рассказать о славных боевых делах курсантов и командиров 2-го батальона. Рассказать на основании писем, полученных мною от оставшихся в живых людей этого батальона, на основании архивных документов и бесед с участниками боев.

Многое рассказал мне полковник запаса Николай Афанасьевич Юхимец, живущий ныне в Саратове. На второй день войны получил он звание лейтенанта и был назначен командиром учебного курсантского взвода. Юхимец хорошо понимал, какая большая ответственность легла на его плечи. Он считал, что было бы неплохо приобрести опыт командования подразделением в войсках. Но приказ есть приказ. Начались боевые будни. Юхимец, ведя занятия с курсантами, сам набирался опыта. Командир роты старший лейтенант Д. М. Останий помогал взводному, советовал ему, как лучше решить ту или иную учебную задачу.

Однажды и Останий, и Юхимец были вызваны к командиру батальона капитану А. А. Золотареву. Когда весь командный состав подразделения был в сборе, капитан встал из-за стола и без каких бы то ни было предисловий сказал:

— Батальону приказано убыть на выполнение боевой задачи по обороне города Ленина.

Далее следовали лаконичные и четкие пункты боевого приказа. Роте Д. М. Остания предстояло первой вступить в бой.

Батальон без промедления выступил к назначенному рубежу. Сначала все было, как на учениях: рекогносцировка местности, выбор ориентиров, принятие решений. Курсанты быстро отрыли и оборудовали окопы. Командиры отделений доложили взводным о готовности к бою.

Наступили сумерки. Моросил холодный дождь. Боевое охранение четко несло службу. Весь личный состав провел ночь не смыкая глаз. Ранним утром послышались пока еще далекие автоматные выстрелы. Враг приближался.

— По правде говоря, — рассказывал мне Юхимец, — я, как и все мои курсанты, был очень взволнован в то утро. Нам предстояла взаимная проверка в бою. В какой-то момент в небе заревели моторы вражеских бомбардировщиков. Неподалеку от нас прогрохотали взрывы авиабомб. Видимо, хорошо замаскированы были наши окопы, — фашистские летчики сбросили свой смертоносный груз мимо цели. Но вслед за бомбами стали рваться снаряды и мины. Затрещали, уже вблизи, вражеские автоматы. Ребята наши держались молодцами. По фашистским автоматчикам никто не сделал ни одного выстрела, пока не прозвучала команда открыть огонь. Выдержка и хладнокровие необстрелянных курсантов радовали. Но вот связной Моисеенков негромко сказал мне: «Товарищ лейтенант, сигнал…» Вдохнув двойную порцию воздуха, я скомандовал: «По фашистским автоматчикам, огонь!..» Грянул дружный винтовочный залп. Заговорили станковые пулеметы. Стреляли курсанты метко и уже вскоре заставили врага залечь.

Все радовались первому успеху. Парторг взвода курсант Николай Тихонович Козловский, приподнявшись над окопом, закричал: «Так держать, молодцы!..» Его голос потонул в гуле нового огневого вражеского налета. Потом раздался чей-то крик: «Смотрите, смотрите!.. Перед седьмой ротой фашистский танк горит!..» Все мы увидели этот танк и пламя над ним. Наши залпы загремели с новой силой. Выскочившие на поляну перед взводом автоматчики противника один за другим выбывали из строя.

Через некоторое время накал боя несколько ослабел. И тут мы впервые услышали чужие голоса: «Рус окружен!.. Сопротивление бессмысленно!.. Рус, сдавайся!..» Курсанты только смеялись. Гитлеровцы, видимо, тянули время в ожидании подкреплений. Мы поспешно улучшали позиции, проверяли оружие, запасались патронами и гранатами. Посланные в тыл курсанты Сулейманов, Абдулдаев и Мартыненко вернулись с термосами горячей пищи. Курсанты с удовольствием ели вкусный суп и макароны по-флотски.

Во второй половине дня на позиции батальона снова обрушился шквал вражеского артиллерийско-минометного огня. Снова затрещали немецкие автоматы. Должно быть, фашисты подтянули резервы. Их уже не останавливал наш ружейно-пулеметный огонь. Автоматчики упрямо атаковали участки соседних взводов. Командир роты приказал поддержать соседей огнем. Между тем они предприняли штыковую контратаку. На поле боя загремело «ура». Курсанты дружно обрушились на противника. Оставляя раненых и убитых, вражеские автоматчики побежали. Курсанты нашего взвода вели по ним меткий огонь. Усилили огонь и гитлеровцы. Выдвинувшийся дальше всех в минуты контратаки взвод лейтенанта Костакова не успел возвратиться в свои окопы и, неся потери, был вынужден залечь. Чтобы стрелять через головы прижатых к земле курсантов, надо было перетащить наши пулеметы на новую огневую позицию. Фашисты заметили наше передвижение. Несколько минных взрывов преградили нам путь. Застрочили вражеские автоматчики, проникшие на правый фланг взвода. Я был ранен в ногу осколком, но все же добрался до цели. Курсанты устанавливали пулемет, а связной Сергей Моисеенков под прикрытием пулеметного щита стащил сапог с моей онемевшей ноги и стал накладывать повязку на рану. Я тем временем взялся за рукоятки пулемета. По моему сигналу заговорили все три наших «максима». Через головы курсантов, находившихся метрах в ста — ста пятидесяти впереди, повели мы яростный огонь по врагу. Стрельба со стороны противника на время притихла. Взвод лейтенанта Костакова воспользовался этим и вернулся на свои позиции.

Запомнился мне такой эпизод. Мой ближайший помощник, отличный курсант Даниил Федорович Приходько, огорченный гибелью нескольких наших ребят, вдруг привстал с земли и, сжимая винтовку, крикнул курсантам: «Отомстим гадам за боевых друзей!..» Фашисты обрушили на Даниила Приходько ливень огня. Курсант Сергей Моисеенков подхватил падающего товарища. На исходе дня мы хоронили Приходько и других погибших. Невыразимо горько было предавать земле тех, с кем плечом к плечу стояли в строю, с кем только что громили врага…

Воспоминания Николая Юхимца достоверно воспроизводят обстановку, сложившуюся в первые часы боев, которые вел 2-й курсантский батальон под Гатчиной. Самому Николаю Афанасьевичу вскоре пришлось отправиться в госпиталь. За мужество и боевое умение, проявленные на поле боя, Юхимец был награжден орденом Красной Звезды. Мы еще тогда знали имя этого отважного человека, хотя сообщения о 2-м батальоне доходили до нас скудные. Хорошо помню рассказы о беспримерной стойкости наших товарищей. Помню, как жадно впитывали мы каждое слово, каждую весточку о них.

Тяжелыми, изнурительными были бои под Гатчиной. Курсанты-пограничники, как и другие воины, сражавшиеся на этом направлении, не щадя своих жизней отстаивали каждую пядь родной земли.

Распознать уязвимые места противника курсантам помогала хорошо организованная разведка. Помощник начальника штаба батальона по разведке капитан Владимир Михайлович Ступеньков обладал удивительной способностью на основе, казалось бы, не связанных между собою данных разгадывать замыслы врага. Командиры подразделений 2-го батальона знали, какими силами располагает противник на том или ином участке. Большое значение придавали они окапыванию и маскировке. На каждом рубеже за считанные минуты появлялись окопы. Привычку и умение зарываться в землю привил курсантам начальник инженерной службы училища капитан Афанасий Георгиевич Теренин. Человек этот получил боевую закалку, сражаясь с фашистами в Испании.

В сборнике документов «Пограничные войска в годы Великой Отечественной войны» (Москва, «Наука», 1968) говорится: «В ночь на 18 августа 1941 г. нашей разведкой было установлено наступление противника двумя мотомехбатальонами дивизии «СС» и одним разведывательным танковым батальоном, движение которых было отмечено по дорогам Волосово — ст. Елизаветино и озеро — ст. Елизаветино. В 5—00 18 августа 1941 г. противник прорвал передний край обороны батальона, и завязался ожесточенный бой до 23–00 18 августа 1941 г. В результате этого боя было подбито и сожжено два танка противника…»

Речь идет о боях на участке, который удерживали курсанты 2-го батальона. Четыре курсантские роты противостояли здесь двум батальонам СС и танковому батальону. Пограничники получили приказ на оборону рубежа северо-восточнее деревни Борницы лично от председателя Ленинградского областного Совета депутатов трудящихся дивизионного комиссара Соловьева. Приказ этот был предельно лаконичным: «Во что бы то ни стало задержать врага под Гатчиной хотя бы на сутки».

Курсанты обороняли свой рубеж более трех суток. Было отбито много атак, сожжено несколько вражеских танков, уничтожено много солдат и офицеров противника. Ряды курсантов также заметно поредели. «К 7—00 20 августа 1941 г., — говорится в том же сборнике документов, — батальон с боем отошел на третий рубеж и занял оборону. Произведенной разведкой было установлено: в дер. Большие Борницы противник сосредоточил один батальон мотомехпехоты и выставил 10 замаскированных танков в кустах против нашей линии обороны. Остальные силы противника — 50 танков и мотомехпехота — стали обходить наш левый фланг».

Участники этого боя вспоминают о нем, как об одном из наиболее сложных и напряженных.

Вот сквозь медленно рассеивающийся туман стали видны колонны немецких мотоциклистов и танки, ползущие к линии обороны. С командного пункта батальона, приткнувшегося в разрезе гравийного карьера, в роты поступила команда:

— Мотоциклистов пропустить. Огонь сосредоточить на десанте автоматчиков. Танки жечь.

Лихо, уверенно пронеслись десятка два мотоциклов с колясками, огибая левый фланг батальона. Роты, оборонявшие основной рубеж, дали им «зеленую улицу». Между тем в зарослях за поворотом дороги, огибающей бугор, над карьером расположилась засада пограничников. Как только мотоциклисты выскочили из-за поворота, грянули залпы. Курсанты стреляли по колесам машин, уничтожали спешившихся гитлеровцев. За несколько минут отряд мотоциклистов был полностью уничтожен. Курсанты Барышев, Алдобаев, Алферов, Астахов, Грицанфи, Попов, Абдулаев, Деркач, Запорожец, Китайгородский, Ковтун, Марченко, Макадзюба, Панфилов, Смирнов, Соколов, Трофимов, Швыммер, Шумилов, Верещагин, Глухов и Коган отлично выполнили поставленную перед ними задачу.

Тем временем надвигалась главная опасность. Приближались немецкие танки. В ротах шла напряженная подготовка к новому бою. Курсант Абдунаби Абдукаимов обратился к командиру взвода лейтенанту Новожилову с просьбой разрешить ему и еще нескольким пограничникам расположиться… на деревьях.

— Вражеские танкисты обычно ведут наблюдение только за наземными позициями. Им и в голову не придет, что на этот раз угроза таится сверху, — говорил Абдукаимов.

Командир одобрил инициативу подчиненных. Абдукаимов и его боевые товарищи Щербаков, Зиневич, Мараковский, Синявский, Эдельман, Киселев, Безбородов, Бобровский и Комяков запаслись противотанковыми гранатами и бутылками с горючей смесью. Рядом с позициями взвода тянулось железнодорожное полотно. Курсанты проползли по нему вперед. Первым поднялся на дерево Николай Киселев. Он колобком подкатился к ветвистой ели и через мгновение был уже в ее ветвях, слился с зеленью хвои. По-кошачьи стремительно и осторожно забрались на деревья остальные курсанты. А минут через пять немецкие танки устремились на позиции батальона. С деревьев на вражеские боевые машины стали падать гранаты и бутылки с горючей смесью. Два танка загорелись, некоторые другие остановились, стали вести огонь с места. Горохом посыпались с них автоматчики-десантники. Бой разгорался. Вот уже зачадил третий немецкий танк, за ним вспыхнул четвертый.

Некоторые из вражеских машин достигли позиции батальона. Из только что проутюженного ими окопа в танк полетела связка гранат, брошенная Борисом Средняковым. Машина с перебитой гусеницей закрутилась на месте, а затем вспыхнула костром. Пламя заплясало и на соседнем танке. Фашистские автоматчики строчили наугад, а по ним вели прицельный огонь из винтовок на редкость меткие стрелки — курсант Василий Осадчий, Николай Голубев, Семен Сопига, Николай Дронов, Матвей Гаранин, Алексей Бас, Иван Новиков, Александр Платонов, Валентин Достовалов, Андрей Найда и другие.

Когда загорелся седьмой танк, раздалось дружное «ура!». Курсанты поднялись из укрытий. Автоматчики противника были обращены в бегство. Семен Коваленко вскочил на подбитую вражескую машину, стал колотить прикладом по пулеметным стволам. Больше того, он умудрился открыть люк и вытащить из него за шиворот фашиста.

Вот что было сказано об этом бое в докладной записке начальника Политуправления войск НКВД СССР, опубликованной в сборнике документов «Пограничные войска в годы Великой Отечественной войны»: «…многие курсанты и командиры проявили высокое мужество и геройство. Капитан Теренин (начальник инженерной службы училища) во время прохождения колонны фашистских танков, выскочив из окопа с командой подразделению «Вперед, на уничтожение фашистских гадов», повел курсантов на разгром танков. Под руководством капитана Теренина курсанты метали связки гранат, бросали бутылки с горючим на фашистские танки. Танки один за одним выводились из строя. Всего в этом бою было уничтожено семь танков и их экипажи. Кроме капитана Теренина в этом бою отличились курсанты Сиденков и Дудник, которые, не страшась смерти, метали гранаты и бутылки с горючим, в результате чего из семи подбитых танков три танка подбили Сиденков и Дудник…»

Да, действительно, бой был жаркий и необычный. В минуты атаки с винтовками наперевес гнались курсанты за фашистскими автоматчиками. Удивительно, что гитлеровские вояки от страха забыли в тот раз о своем автоматическом оружии. Если кто из них и стрелял, то стрелял наобум.

Борис Средняков, Степан Семенец и Александр Чернышев бросились к легковой машине, оказавшейся почему-то на поле боя. Из машины поспешно выбирался грузный фашист с пистолетом в одной руке и портфелем в другой. Удар приклада — и гитлеровец упал, выронив пистолет и портфель. Еще мгновение — и туша вражеского офицера сброшена в придорожную канаву. Средняков и Семенец тащат его в тыл. Другие курсанты прикрывают их огнем. Оглушенный гитлеровец упирается, дико визжит. Автоматчики противника пытаются отбить пленного, но безуспешно. Постепенно стрельба затихает. На КП идет допрос фашиста. Он оказывается важной птицей. В его портфеле найдены ценные штабные документы…

Командир батальона докладывал начальнику училища в конце того дня: «С 17–00 по 19–30 батальон отбивал сильный натиск противника огнем и короткими контрударами. В 19–30 батальон в полном составе перешел в контратаку, и противник, неся большие потери, был рассеян и обращен в бегство. В результате этого боя было взорвано и сожжено шесть средних танков противника, убито семь офицеров, один генерал, взято у убитых и найдено на поле боя 12 офицерских портфелей, сумок с картами, два пулемета, много автоматов, винтовки, пистолеты, гранаты, патроны и прочее…»

Фашисты, накопив силы, снова пошли в атаку. К полудню им удалось окружить курсантский батальон. Характерный эпизод. Вражеские танки, шедшие по дороге, остановились перед трупами погибших в бою немецких солдат и офицеров. Затем некоторые машины двинулись в обход, а два экипажа направили свои танки прямо по трупам.

Вооружившись гранатами, к вражеским машинам поползли Иван Довганюк и Николай Джевадов, а следом за ними Виктор Савченко, Николай Шмаров, Гавриил Быков, Иван Левченко, Николай Дейнекин, Иван Пугачев, Андрей Найда и Николай Лебедев. Собираясь метнуть гранату, Николай Джевадов привстал было и снова упал.

— Давай, Иван, бей их, гадов!.. Я сейчас за тобой…

Джевадов еще раз поднялся, шатаясь, сделал несколько шагов вперед и, залитый кровью, тяжело рухнул на землю. Осколком снаряда ему оторвало руку…

Батальон понес большие потери, и все же атака была отбита. На перепаханном гусеницами танков, рябом от воронок поле боя трудно было найти ровную площадку, чтобы похоронить погибших. Многих из них невозможно было опознать.

Курсанты под руководством военных фельдшеров Зелениной и Стахановой выносили с поля боя раненых. Тяжело пришлось в тот день врачу Михаилу Петровичу Иванову. Нуждавшихся в его помощи было много, очень много…

Порою курсанты оказывали медицинскую помощь друг другу. Рану Михаила Самарина осмотрел его товарищ Абдунаби Абдукаимов.

— Осколочное в ногу… Железные и стеклянные осколки… У тебя, дорогой, бутылка с горючей смесью была в кармане?.. Ну, тогда все понятно… Потерпи, дружок… Сейчас достанем и железо и стекло из твоих ран…

Абдукаимов долго хлопотал возле Самарина и наконец с радостью показал ему кусочки металла и стекла, извлеченные из ран.

— Теперь будешь ходить, дорогой… Бегать будешь…

Самарин и на самом деле снова занял свое место в строю. Вскоре он уже вместе со всеми участвовал в рукопашной схватке. В ходе этой схватки был момент, когда один из гитлеровцев бросился с ножом на политрука роты Лихваря. Штык Самарина тотчас пригвоздил фашиста к земле. В следующей схватке Михаил был ранен в руку, но и после этого он наотрез отказался эвакуироваться. Врач возмутился. Самарин — тоже:

— Ребята с более серьезными ранениями не уходят. А чем я хуже их?..

После четвертого ранения санитары вынесли Михаила Самарина из-под огня. Жизнь еле теплилась в нем.

Рядом с Самариным сражался в этом бою курсант Василий Кочкин. В училище он прибыл из Сахалинского ордена Ленина и Знака Почетного Чекиста пограничного отряда. Как и Михаил, Василий был тяжело ранен и контужен. На его долю выпали тяжкие испытания. В бессознательном состоянии попал он в плен к гитлеровцам. Забегая вперед, скажу, что пытки не сломили Кочкина. Он не прекратил борьбы с врагом. За попытки побега фашисты бросили его в Освенцим, а затем в Бухенвальд. Василий установил связь с подпольной антифашистской организацией лагеря, принял самое активное участие в восстании заключенных и освобождении лагеря от фашистов. Позже он стал политруком роты советских войск. Документы лагерного подполья послужили свидетельством удивительной духовной стойкости этого человека. Он был награжден орденом Отечественной войны II степени и боевыми медалями. В 1968 году французское национальное общество участников Сопротивления и патриотов прислало бывшему узнику Бухенвальда Василию Георгиевичу Кочкину приветствие и памятный брелок. На брелоке выгравированы слова Луи Арагона: «Пусть это всегда напоминает о том, как человек, который должен пасть, своим мужеством и самоотверженностью сохранил имя человека».

Не посрамили в боях звание советского человека друзья Василия Кочкина.

Хочу назвать здесь имена особо отличившихся в тех боях. Вот они: старший лейтенант Пименов, лейтенант Жариков, политруки Овчинников и Логинов, курсанты Иван Романов, Федор Исаев, Владимир Акимов, Василий Старостин, Павел Кадошников, Василий Гетманский, Савелий Белоус, Петр Ветюгов, Андрей Гуреев, Абрам Копыленко, Иван Стародумов, Михаил Алешенков, Матвей Быковский, Гавриил Бабарицкий, Василий Жарков, Баграт Григорян, Андрей Леонов, Михаил Маркин, Яков Леонов, Михаил Янкин, Василий Сизов, Петр Изосимов, Иван Сержантов, Николай Самойлов, Михаил Новожилов, Павел Усенко, Георгий Смирнов, Степан Попиков, Николай Тяжкороб, Леонид Головин, Михаил Бондаренко, Азрет Жанцев, Василий Паневин, Александр Пизов.

Спустя много лет мне удалось разыскать участников боев под Гатчиной Бориса Перского, Кирилла Карелина, Михаила Говырина, Василия Запорожца, Евгения Кезикова, Ивана Ганзина, Виктора Чаплыгина, Григория Григорьянца, Юрия Подгорного, Василия Лабетика, Николая Кулебакина, Евгения Овчара, Дмитрия Юхименко, Алексея Баса, Алексея Безбородова, Ивана Дедюру, Николая Барышева, Михаила Алешенкова, Василия Рипчанского, Ивана Новикова. Все они в послевоенное время приобрели мирные профессии и трудятся так же доблестно, как защищали Родину на фронтах Великой Отечественной. Об этом убедительно свидетельствуют ордена и медали, полученные многими из них за успехи в труде. Председатель колхоза Евгений Лукьянович Овчар стал Героем Социалистического Труда.

Ветераны боев под Гатчиной свято хранят память о своих павших товарищах. Навсегда запомнилось мне, как тепло и задушевно говорил на одной из наших послевоенных встреч Василий Лабетик о старшем политруке Петре Александровиче Васильеве, лейтенанте Александре Петровиче Пизове, лейтенанте Василии Карповиче Пяткове, политруке Георгии Георгиевиче Смирнове, ружейном мастере Иване Алексеевиче Прилучном, командире взвода связи лейтенанте Петре Порфирьевиче Волошко, начальнике штаба батальона старшем лейтенанте Зоте Алексеевиче Самохвалове, помощнике начальника штаба по снабжению Струценко, младшем лейтенанте Иване Ивановиче Великанове.

Под Гатчиной героически павшим курсантам-пограничникам поставлен памятник. С волнением слушала я на митинге по случаю открытия этого памятника выступления бывших курсантов училища.

Один из них, Иван Довганюк, приехавший на встречу с боевыми друзьями из Алма-Аты, рассказал потрясающую историю о своем «воскрешении из мертвых». Дважды получали родители Ивана извещение о его смерти. Им были присланы даже вещи сына. А он, перенеся тяжелое ранение, живым вернулся в отчий дом. С большой теплотой говорил Довганюк о своих отважных фронтовых товарищах Снитникове, Садовском, Виноградове, Шовте, Чистякове и Уланове. Рассказал он также, как курсанты Перский, Шишкин, Валявский, Большаков, Крот, Дьяченко и он, Довганюк, устраивали засады, захватывали «языков» и штабные документы противника.

Уже в конце митинга к трибуне подошла миловидная русская женщина. В руках у нее был снимок.

— Я коренная жительница этой деревни, — сказала она. — Своими глазами видела я героев, которым только что открыли памятник. Через несколько дней после того как фронт отодвинулся к Ленинграду, согнали нас фашисты сюда и приказали хоронить погибших. Мы уже знали, что это были пограничники. Много их полегло тут. Подняла я, помнится, валявшуюся на земле полевую сумку и вынула из нее этот снимок. Остальные документы выхватили у меня фашисты. А фото я храню уже двадцать девять лет. Взгляните на него. Может быть, узнаете кого из ваших товарищей…

Множество рук потянулось к карточке. Протянул к ней руку и приехавший из Полоцка бывший курсант Василий Дмитриевич Поддубный. Каково же было его изумление, когда на снимке узнал он себя. На какие-то мгновения Поддубный прямо-таки лишился дара речи. Он нежно обнял эту женщину, Анну Ивановну Михайлову. Посыпались вопросы. Отвечая на них, Василий рассказал, что незадолго до начала войны он сфотографировался. Хотел послать снимок родным и носил его в полевой сумке. А в бою курсант Поддубный был тяжело ранен под Борницами…

Смущенно улыбаясь, стояли рядом бывалый воин и простая русская женщина. И эта их встреча казалась мне символичной. Народ свято хранит память о своих защитниках.