Все люди живут от события к событию, которые делают их жизнь ярче и значимее. Школьники – от выходных до выходных, от каникул до каникул, от праздника до праздника. Рабочие – от начала рабочего дня до конца смены, от командировки до командировки, от зарплаты до зарплаты, от проекта до повышения. Домохозяйки – от приготовления завтрака детям до вечернего выпуска любимого сериала, от поездки с семьёй на дачу в выходные до похода в магазин за покупками, от встречи с подружкой в кафетерии до букета роз от вернувшегося с работы мужа. Эти мелочи заполняют человеческую жизнь, делая её совершенно понятной, простой, такой, как у всех. В этом случае любое отступление от нормы будет казаться праздником или трагедией. Увольнение, покупка квартиры, измена, выигранный приз, отмена любимого шоу по телевизору, сорванная поездка за рубеж… Или, когда ты просыпаешься наутро после бала, открываешь глаза и видишь перед собой на вешалке невероятно красивое платье и понимаешь, что в нём ты порхала вчера, а прошлое вернуть невозможно и этот момент не повторится больше никогда. Тогда становится необычайно грустно и тоскливо. И приходит осознание того, что всему когда-нибудь придёт конец. И это становится точкой, которая отмечает в сердце и памяти наиболее яркие моменты в жизни каждого. Такими точками пронизана вся судьба. У кого-то больше красных, у кого-то чёрных, но они есть у каждого, без них жизнь была бы пустой и бесцветной. И после каждого события нужно время, чтобы подготовиться к следующему. После горя нужно собраться с силами и жить дальше. После праздника – сохранить в памяти счастливые моменты и двигаться дальше. К новой точке.

Так и Осенний бал подошёл к концу. Школу привели в должный лощёный вид, и уже ничто не напоминало о прошедшем событии. Лишь хранившиеся в памяти яркие мгновения, и то у каждого – свои. И так случилось не потому что Осенний бал был не зрелищным и не запоминающимся, а потому что он был всего лишь очередным событием в жизни каждого – точкой, которая была и которая прошла… И теперь школа зажила в ожидании чего-то нового.

В отношениях Сержа и Мари вновь настал мир и покой. И видимо они так соскучились по этому времени, что старались каждую свободную минуту проводить наедине друг с другом.

Колдун снова отстранился ото всех, растворяясь в пространстве. Наталия всё реже сталкивалась с ним на трибунах спортивной площадки и всё чаще чувствовала свою вину. Она не должна была уходить с Ником и оставлять своего кавалера одного. Наверняка, этим воспользовалась Николь с подружками и как-нибудь обзывали его. И, скорее всего, Серж и Мари и не думали заступиться. Он винил её. Наталия винила себя. А возможности извиниться ей не предвиделось, так как Колдун явно её избегал. Впрочем, как и Ник. Но если чёрного мага Наталия видела хоть изредка вдалеке, то Ник исчез совсем. И лишь потому, что Максимилиан спокойно воспринял его отсутствие на уроках, девушка догадалась, что Ник исчез с позволения. И за это она тоже чувствовала свою вину. Наталия понимала разумом, что не должна была ходить с Ником на крышу и оставлять Колдуна, но сердце, не смотря на угрызения совести, твердило, что она поступила верно, и непременно сделала бы тот же выбор, если бы ей разрешили переиграть ситуацию. Но это не снимало с неё ответственности за чувства Колдуна и Ника. Она обидела первого и задела второго. Даже если Ник не впервые слышит отказ, и даже если для него это было всего лишь игрой, всегда тяжело слышать «нет», когда ты чего-то хочешь или просишь. И уж конечно, это не убавляет её чувство вины за их неприятные ощущения, а лишь прибавляет ей боли, ведь Наталия чувствовала, что испортила столь ценные для неё отношения сразу с двумя ставшими дорогими ей людьми.

Голова шла кругом. Она совершенно не понимала, что происходит вокруг. События так быстро развернулись, что казалось, она смотрит на них со стороны, не принимая в них совершенно никакого участия. Наталия начала опасаться чувства неопределённости и безысходности, поселившиеся в её сердце так же надёжно, как любовь к семье. Она могла бы думать о чём угодно, пытаться найти Колдуна, чтобы извиниться или читать книжку, но мысли её вновь и вновь возвращались к картине на крыше, нарисованной умелой рукой искусителя. Вечер, глаза, слова, руки, вопрос, ответ, молчание, глаза, пустота… И каждый раз сердце настойчиво отказывается подчиняться рассудку и предательски трепещет, как только она закрывает глаза.

Наталия гневно ударила руками по клавишам, и в классе раздался краткий оглушительный бум, как выстрел из пушки.

– Ого! – присвистнула Сэния, входя в кабинет. – Прошлая песня была приятнее.

Весело цокая высоченными шпильками, Сэния подошла к роялю и легко запрыгнула на его гладкую лакированную спинку.

– Я только приехала, – сообщила она. – Не удалось побаловать сплетников – я решила не тратить своё время и уехала на съёмки, – улыбнулась девушка, но в глазах её читалось чёткое понимание того, что сплетники и в этом случае найдут, что обсудить. – Ну, рассказывай, как прошёл твой первый бал?

– Нормально, – кивнула головой Наталия и отвернулась.

– Не совсем нормально, по всей видимости, – насторожилась Сэния, гипнотизируя девушку.

В классе повисло тяжёлое молчание. Сэния уже понимала, что может доверять Наталии и открыть ей без опасения свою душу. И она была уверена, что то же самое может сделать и Наталия. Но видя заминку девушки, Сэния растерялась, не понимая, как ей поступить. Может ли она настаивать? В праве ли она? Эти вопросы казались Сэнии риторическими. Она не хотела рисковать в поисках ответов на них, не решаясь давить на девушку. Сения решила действовать наверняка, как это обычно делала на своих передачах. Она просто нагнулась и положила свою руку поверх лежащей на клавишах ладошки Наталии, чётко осознавая, что телесный контакт тёплой руки часто лучшее лекарство от горечи и печали, чем любые слова.

– Я не понимаю… – вдруг заговорила Наталия, качая головой.

– Что не понимаешь?

– Не понимаю, что чувствую. Внутри какой-то сумбур…

– Что тебя тревожит?

– Ошибки… – Наталия опустила глаза, и некоторое время молчала, собираясь с мыслями, но, в конце концов, вновь качнула головой. – Не знаю… Мы знакомы не так давно. И другом не могу его назвать. А сердце бьётся от тоски, что сложно разуму принять. Он внёс смятение в жизнь. Просит доверять. А я боюсь, что он мне только снится, что завтра я проснусь, а жить без него уже не смогу. Но я ищу его в толпе. Хочу, чтоб вновь меня обнял, – по щеке девушки скатилась одинокая слеза, и она вновь отвернулась, но не замолчала. – Уже вряд ли смогу представить мир, где мы не вместе. Но я не знаю, что ему сказать, когда он рядом. Поэтому буду молчать…

– Из страха? – удивилась Сэния. – Но какой в этом смысл, если ты уже любишь и тебе уже больно?

– Я не могу его любить, – отрезала Наталия, убирая руку с клавиш и осторожно опуская на них крышку рояля. – Его репутация…

– Он просто ни разу не любил…

– Я не хочу стать одной из многих…

– Ты можешь стать последней…

– Я не хочу пытаться играть в заведомо проигрышном положении…

– А что ты теряешь?

– Я приобрету боль.

– А сейчас что ты чувствуешь кроме смятения?

– А разве этого мало? – хриплым голосом спросила Наталия, вставая с банкетки.

– Этого достаточно, чтобы попытаться это изменить, – ответила Сэния, спрыгивая с рояля.

– Я – трусиха. Не думаю, что когда-нибудь буду к этому готова.

– Иногда, чтобы принять решение не обязательно приходить к нему самой, – улыбнулась девушка и под руку с Наталией вышла из музыкального класса.

* * *

Ник вернулся так же внезапно, как и уехал. Он шёл по коридору, не обращая внимания ни на широкие улыбки и подмигивания девушек, ни на доброжелательные кивки ребят. Его серые глаза были холодны, губы плотно сжаты, что вовсе не было для него характерно. Обычно всегда приветливый и улыбчивый Ник сейчас казался своей собственной угрюмой тенью. Лишь спокойная уверенность говорила окружающим, что он тот, кем являлся всегда – беспрекословным лидером и сердцеедом. Однако внешний облик являлся действительно тенью, но того, что происходило у него в душе. Смятение, неуверенность, обида, злость, сомнение, жалость, недоверие, сожаление, тяжесть, гнев… Всё смешалось воедино, уступая лишь желанию вернуть время вспять, желанию обнять, желанию молчать, желанию поцеловать, желанию услышать «да», желанию держать её за руку, желанию не приводить её на крышу, желанию пойти с ней на бал, желанию забыть тот вечер… К Нику вновь вернулась мигрень, мучавшая его на протяжении двух недель отгула. Он подошёл к широкому подоконнику в конце коридора и уселся на широкую пластиковую поверхность, прислоняя голову к прохладному стеклу. Стараться избавиться от мучивших его мыслей было бесполезно, он это знал наверняка. Поэтому Ник просто постарался расслабиться и закрыл глаза. Долгожданный покой вряд ли посетил бы его в шумном коридоре, так что он спокойно отреагировал на внезапное появление Сержа.

– Паршиво выглядишь, – как всегда совершенно откровенно заявил сосед.

Нику было всё равно, как он выглядит и что думают по этому поводу окружающие, поэтому он лишь пожал плечами.

Серж присел на подоконник и принялся сканировать Ника взглядом, что вскоре последнего вывело из себя:

– Ну, что? – грубо поинтересовался он, оторвав, наконец, свой взгляд от окна и переведя его на Сержа.

– Да ничего.

– Ладно, – вздохнул Ник, закрывая глаза руками.

– И я не стану спрашивать, где ты был прошедшие две недели, что делал и тем более что сподвигло к этому.

Ник хоть и убрал руки от лица, но отвечать на вопросы не намеревался. Он хмуро уставился на Сержа затянутыми поволокой глазами и снова пожал плечами:

– Я вчера заработал ещё денег.

– Поздравляю. Если бы не спарринг, ты бы ещё недели две где-то пропадал?

– Наверное.

– Легче-то хоть стало?

Ник вымучено улыбнулся, возвращая взгляд к окну.

– Вообще-то было не сложно догадаться. Иначе ты бы не уехал.

Серж долгое время всматривался в красивый профиль Ника, стараясь найти в нём бывалую самоуверенность. Но она либо совсем покинула Ника, либо спряталась где-то глубоко внутри. И Серж, наконец-таки, отвёл взгляд со словами:

– Может, оно и к лучшему.

– Возможно, – ответил Ник, вновь прислоняя разгорячённую голову к прохладному стеклу.

Ник не мог понять, почему так сильно беспокоился Серж, и беспокоился ли он вообще. Не лезет ли он в его отношения с Наталией просто от скуки или для собирания информации для своей следующей книги. Все в школе знали, что чета Карре никогда не были филантропами. Им всегда было всё равно на всех кроме себя, и если они что и делали для других или с другими, то обязательно лишь с определённой целью и выгодой для себя. Окружающие относились к ним с осторожным уважением. А Ник хоть и тесно общался с ними, но всегда следил за своими словами и действия. Он не доверял обоим, но в большей мере Мари, которая, будучи по натуре, во-первых, женщиной, а во-вторых, стервой, сулила гораздо больше неприятностей и опасений, чем её более миролюбивый и лояльный молодой человек. Серж был умён и остроумен. Он на любой вопрос мог в мгновение ока найти ответ или обойти его так, что вопрошающий и не заметит этого. С ним было интересно общаться. Его советы были бесценны. Но сейчас Ник не хотел слышать ничего, что касалось его чувств к Наталии и сложившейся ситуации в целом. Он хотел разобраться во всём сам и понять, чего он хочет.

Сейчас проблема заключалась в его внутреннем состоянии. Раньше девушки отказывались с ним спать, и он принимал их желание, потому что знал, что ему не составит труда найти другую – ту, которая захочет и будет этому рада, как дорогому подарку. Он выбирал и ни о чём не беспокоился. Но разве мог он также легко найти замену девушке, которой предложил встречаться? Разве когда-нибудь он хотел этого? Разве у кого-то ещё есть такие же прекрасные глаза, нежные руки, милая улыбка, мягкие волосы, волнующий голос? Разве к кому-то ещё он испытывал ту тягу, желание, нежность, что к ней? На эти вопросы был один единственный ответ, который звучал в его голове её же словами: «Я не буду думать над ответом…» За те две недели, что он передумал на этот счёт, Ник понял лишь то, что в сердце творится что-то необычное. Разные противоречивые чувства боролись друг с другом за лидерство, но ничто пока не выиграло, поэтому Ник не представлял себе, как вести себя, когда встретится с ней.

А меж тем звонок на урок уже прозвенел, и коридор медленно начинал пустеть. Поэтому их было легко заметить даже слепому, а разносившиеся эхом голоса услышал бы и глухой. По лестнице как раз поднимался Максимилиан Кит. Он моментально приметил своих учеников и, хотя сам торопился на урок, всё же подошёл к молодым людям:

– Безмерно рад, что Вы выздоровели и, наконец-таки, вернулись в родные стены, – обратился преподаватель к Нику.

Серж отодвинулся от подоконника, принимая положение тела, как у заправского воеводы. Ник отлепил лоб от окна и лениво поднялся с насиженного места.

– И именно тогда, когда всё ближе и ближе приближается время экзаменационной недели. Насколько я помню, у Вас по некоторым предметам не всё в порядке…

– Я исправлю.

– А я в этом и не сомневаюсь. Но лучше начните как можно раньше. Например, – мистер Кит на секунду задумался, в конце концов, разведя руками, – сейчас. Отправляйтесь на урок.

– Как скажете, – пожал плечами Ник и, шаркая ногами, поплёлся к кабинету химии, но, заслышав за спиной злобное шипение «живо», ускорил шаг, краем глаза заметив Сержа, который нагнал его и обогнал.

В класс они вошли без стука. Слушая на ходу, как Серж объясняет учительнице, что их задержал классный руководитель и что он очень извиняется, Ник молча прошёл к своей парте. Она, конечно, уже сидела на своём месте. Её глаза, как всегда блестели, волосы плавными локонами ниспадали на плечи, губы робко растянулись в улыбке. Ник опустился на соседний стул и против своей воли посмотрел на неё. Их взгляды встретились. Он читал в них мольбу о прощении. В своих же, Ник знал наверняка, была пустота. Ему было тяжело осознавать, что Наталия хотела забыть тот вечер на крыше только, чтобы сохранить их дружеские отношения, даже не пытаясь понять, какие чувства вызывает в его сердце лишь её присутствие рядом. От единственного мимолётного взгляда на Наталию Ник терял голову, и приходило осознание того, что по-старому уже ничего быть не может, хотя бы потому, что черта была пройдена. И не важно, каким оказался результат, важно – бередившее его душу чувство. Оно саднило сердце, пульсировало в венах, разжигало пламя в груди и заставляло страдать. И оно не даст забыть, даже если он этого захочет.

Ник отвернулся от Наталии и уставился на доску… и понял, как безнадёжно скучал по ней, как сильно хочет вновь коснуться её взглядом. Но больше он ни разу не посмотрел в её сторону ни за урок, ни задень.

* * *

– Сразу было ясно, что между ними что-то происходит, – с видом знатока произнесла Мари, деловито закидывая ногу на ногу. – Они слишком много времени проводили вместе.

– Но они всегда говорили, что всего лишь друзья, – возразил Балу.

– Да брось ты! У Ника не может быть дружбы с особью женского пола.

– Это факт.

– Конечно, конечно… но вот что конкретно у них происходит…

Девушка испытующе уставилась на Сержа, который до сих пор отмалчивался. Балу также перевёл свой взгляд на него, удивлённо произнеся:

– Ты что, всё знаешь?

– Я ничего не знаю, – ровным голосом заявил Серж, продолжая ковырять вилкой в уже пустой тарелке.

– Не ври мне, Серж. У нас не должно быть тайн, ты же понимаешь.

– Я ничего от тебя не скрываю.

– Ну, перестань ломаться. Здесь же все свои, – подмигнула Мари Балу, продолжая настаивать на своём. – Рано или поздно, но мы всё равно узнаем правду, так почему бы не сейчас?

– О какой правде ты говоришь?

– О той, что чувствует Ник к Наталии…

– Откуда мне знать, – пожал плечами Серж. – Он и сам-то разобраться не может…

– О Боже! – вдруг воскликнула Мари, театрально прикладывая ладошку к сердцу.

– Что? – одновременно произнесли молодые люди.

– Неужели вы не понимаете? Ник же влюбился.

– Что?! – протянул Балу, а Серж догадываясь о том же, лишь молча отвернулся.

– Ну, конечно же! Как это я раньше не догадалась, – рассуждала Мари вслух. – С тех пор, как они начали «дружить», – последнее слово девушка пометила кавычками, показав в воздухе двух «зайчиков». – Ник сильно изменился. Перестал флиртовать с каждой новой юбкой. Большую часть времени проводит рядом с Наталией. Гуляет по вечерам, а не занимается любимым «видом спорта», – вновь последовали «зайчики», под которыми она подразумевала секс. – Устраивает романтические свидания. Не удивлюсь, если он предложил ей встречаться… Но Ник ни разу не любил, поэтому не может понять, что с ним происходит. Чувства бурлят в нём и пытаются вырваться наружу. А он пытается контролировать их, но у него ничего не получается. Забавное, наверное, зрелище, – усмехнулась Мари. – Убийца женских сердец мучается от того, что его собственное сердце рвётся на части…

– У тебя, возможно, разыгралось воображение.

– Почему возможно?

– Потому что у меня, возможно, тоже, – ответил Серж.

– Это просто невероятно, – произнес Балу, набивая рот чипсами.

Но парочка не обратила на него никакого внимания и увлечённо продолжила обсуждать интересующих их персон.

– Ник, действительно, изменился. И это не только мы заметили.

– Теперь его лучшие качества направлены не только для того, чтобы затащить в постель очередную Барби.

– Я подавился, – встрял в разговор Балу, хватаясь за горло.

Но Мари продолжила:

– Наталии он нравится – это очевидно…

– Но что-то её останавливает – это факт.

– Ребята, ударьте мне по спине, – вновь прохрипел Балу, пододвигаясь к Сержу и Мари ближе.

– Было бы интересно последить за их отношениями, а то здесь совсем нечем заняться, – задумчиво протянула Мари, вставая со стула.

– Что верно, то верно, – кивнул Серж, также поднимаясь со своего места.

– Ребята…

Прежде чем уйти, Мари подошла к Балу и кулаком ударила его в живот.

– Когда человек подавился, принято бить не по спине, а в живот, дурачина, – произнесла девушка, разворачиваясь и, плавно лавируя между столиками и стульями в столовой, направилась к выходу вслед за Сержем.

Балу откашлялся и перевёл взгляд на спины Сержа и Мари:

– Эй, куда вы? – крикнул он им вдогонку, поднимаясь из-за стола. Но когда его взгляд остановился на остатках еды, Балу вновь опустился на стул и посмотрел на ребят, дожидавшихся его у выхода.

– Столько еды осталось, – угрюмо пробурчал он себе под нос.

– Ну, ты идёшь?! – сквозь толпу долетел до его ушей гневный клич Мари.

– Эх, – печально простонал Балу, вставая со стула.

Он не отошёл от стола, пока не набил рот всеми крохами оставшейся еды.